Рецензия, опубликованная в журнале НЕВА 3 2020 на

Людмила Максимова. С любовью, мама: Проза. СПб.: Радуга, 2020. – 272 с.
Истории Людмилы Максимовой вполне житейские: судьбы наших современников, их радости и невзгоды, любовь, дружба, занимательные случаи. Действие может происходить в деревне, в городках Молдавии, в российских мегаполисах. Во всех этих обыденных, казалось бы, текстах есть удивительная особенность – обширное временное пространство. Яркими деталями, штрихами, картинками автор умеет воссоздавать время, смешивать в единое целое настоящее и прошедшее, советское прошедшее. Вот забавные истории о добряке и балагуре Ваське, что рос неулыбчивым дичком, не желающим разговаривать. Малыша отправили к бабушке в деревню на Псковщине. А в это время «цинковые гробы шли из Афганистана на Псковщину десятками. Да и не всем свезло в последний раз взглянуть на сыночков и схоронить их в родной земле». Отец Васьки вернулся. «Приехал он в звании капитана с почерневшим лицом и седыми волосами. В свои-то неполные тридцать лет. Накрыли во дворе для всех желающих, как водится, стол... Выпили за помин погибших, потом за здравие живущих. Сидим, молчим. Только слышно жужжание мух. И вдруг – страшный удар в днище стола. Аж посуда запрыгала, рюмки наземь повалились. И в полной тишине – голос, мужицкий, никому не знакомый». Это засевший под столом Васька ударился головой, в миллиметре от которой торчал ржавый гвоздь, о доску и заговорил, «выражаясь культурно с обильным использованием ненормативной лексики. Так в деревне все говорили. Ругательством это не считалось». Рассказ, где немало вписанных в бытовой исторический контекст историй о том, как ангел-хранитель в последний момент уводил Ваську от гибели, заканчивается колоритной финальной сценой. В Тунисе туриста Ваську преследует африканец, и русские друзья «решили Василия в одиночестве не оставлять и для верности вооружиться». Ларчик открылся просто. Когда-то в Иркутске Васька помог двум студентам Московского университета дружбы народов, отставшим (зимой) от экскурсии. Африканец помнил русское дружелюбие. И на посиделках с русской «Путинкой» и тунисской водкой «Буха» «до самой ночи над плоскими крышами Хаммамета разносилось не слишком стройное, но могучее разноголосье: „По ди-иким стеиям Забайка-а-лья, где зо-о-лото ро-о-т в горах…“» («Васька»). Еще гуще намешаны бытовые временные пласты в рассказе о любовном треугольнике («Соседи»). Тут и дочь бывшей владелицы квартиры графини Игнатовой, осевшая в бывшей гостиной. Классовой ненависти к вселившимся не высказывала, зато сумела припрятать спасенные от экспроприации ценные вещи. Последнее очень пригодилось ее сыну в перестройку. Он объявил себя поэтом, издал на свои деньги два сборника (из экономии – мизерными тиражами). Отсутствие читателей его не смущало. Правда, его стихи (образчик – «Люблю тебя, поэт мой Брюсов, / Люблю твой строгий, стройный вид») почему-то приводили в бешенство его соседку, внучку когда-то известного в России профессора русской литературы. Еще один пример соединения времен рассказ «Нежадва». Нежадва, от слова «нежадный», – название деревни, где до перестройки двери на замки не запирали, сытно жили, детей в техникумы да институты отправляли, и многие возвращались. Местный патриарх дед Матвей наставлял потомков: «Не воруй! От воровства государства гибнут». А его правнук тащил все и до перестройки, и после. А «в перестройку нежадовские мужики, до того щепки без спросу не бравшие, тоже тащить начали. Стыдясь и таясь. Поначалу. К новой жизни приспосабливаясь». Контрастные картинки – времена и нравы, и снова неожиданный финал: известный любитель чужого Витька для могилы деда выписал официально за свои деньги арматуру, хотя в сараюшку было натаскано все, что надо. И даже использование казенного сварочного аппарата для своих собственных нужд пожелал оплатить. «Через неделю стоял он у могилы деда Матвея: „Ну вот тебе, дед, оградка. Ни болта не украл. – Постоял еще, подумал и добавил: – Глядишь, и не погибнет оно. Государство-то“». В рассказах Л. Максимовой есть и юмор, и скрытая ирония, и лиризм, и сочувствие к своим героям, и даже рецепты выживания для тех, чья судьба в новое время не задалась. В Петербург на встречу однокурсников приезжает Лиза, пережившая немало драм. Когда-то в молодости высокомерная гордячка, она найдет поддержку у бывших однокурсников. Так же как и героиня рассказа «Надоба» Рита, придавленная нищетой и стесненная болью невозвратимых потерь, приехав в молдавский городок на встречу выпускников русской средней школы, найдет помощь и поддержку. Впрочем, далеко не все ее захотят оказывать. И снова время: превращения, которые произошли с бывшими одноклассниками, однокурсниками, разбросанными по всему свету (Израиль, Европа, США постсоветские республики). Бывший борец за свободу, барышня, которая вместе с сыновьями-подростками выкрикивала: «Русские, чемодан – вокзал – Россия», уезжает ухаживать за старушкой в итальянскую деревню, а ее дети рады черной работе на стройках Москвы и Санкт-Петербурга. Секретарь комсомольской организации, фанатично преданная идеалам коммунизма, стала богомольной старушкой. Украинка, поляк и молдаванка слушают проповеди католического священника, посещают православные службы, а по праздникам, крепко выпив молдавского вина и закусив украинским борщом с русскими расстегаями, яростно дискутируют. Ритм времен присутствует и в повести «С любовью, мама». Молдавский городок, идиллическое украинское село Катериновка, находящееся по непонятной причине на молдавской территории, Ленинград. И мир сначала маленькой, некрасивой девочки, потом красивой девушки, потом молодой женщины, совершившей немало ошибок на своем пути. Л. Максимова не судит времена, не дает им оценок, но бережно их реставрирует, они – естественная среда обитания ее героев.