Стерва

    
   Многие состояния души имеют свои логичные определения.
   Стервозность не из их числа. Это проявление слишком неоднозначно, даже двойственно. Подобная двойственность знакома входящему в класс учителю, которому возвышенные гуманистические принципы так же близки, как приемы дрессуры, и так же далеки, как идеи эпохи Просвещения, возносящие эго встречающих его чад в центр мироздания!
   Двойственность — самое сложное, с чем приходится примерять сознание.
   
   Покинувшей высокий начальственный кабинет женщине это было известно лучше многих. Легкой походкой миновала она приемную. Свое сознание Марине приходилось примерять не только с этим!
   — Сука! — сдавленным рокотом извергался избыток чувств за оставленной за спиной дверью. Эмоции хозяина кабинета резко контрастировали с образом ответственного работника. Впорхнувшая вслед за посетительницей секретарша остановилась перед руководителем как вкопанная, опешив, потеребила пальцами принесенные листы и предпочла ретироваться обратно. Ей еще не доводилось видеть начальника в таком состоянии. Тот и сам уже не помнил, что еще может так раздражать, как собственная жена!
   — Сволочь, змея!... Точно змея! — продолжал бушевать он наедине с собой. — Ну, за что мне такое?! В чем я так нагрешил?! — взмолился наконец  мужчина, воздев руки к потолку.
   
   — Это кто у Сивкова был? Я тут с распечатками бегала, прихожу, а он там сам не свой… — затараторила молодая секретарша в ухо сидящей рядом даме.
   — Это его жена приходила! — фыркнула в ответ соседка. — Знаешь ведь, Цой погиб! Совещание собирали, они там, в Ленинграде, к похоронам готовятся… Тоже мне семейка! Муж в Москве, жена в Ленинграде…
   — А жена-то здесь при чем?! — удивилась секретарша. — Говорили же, она в Питере литературу в старших классах преподает?!
   — Ну, понимаешь…, училка училкой, но, во-первых, она жена Сивкова…, и в Питере, в комитете по законности и правопорядку…, а организацию похорон Ленсовет спихнул на ее комитет, так что и Цоя ей хоронить!
   — М-да… не повезло бабе, — сочувственно протянула секретарша.
   — …Этой?! Эта кого хочешь похоронит!
   
   — Меня ни для кого нет! — раздался в трансляторе знакомый голос начальника. Сивков откинулся в кресле, разминая отходящие от дрожи руки. — …Да! Нервишки ни к черту! И как ей это удается?! Нет, давно с этим надо кончать! Бывают же и нормальные жены… — рассуждал он, доставая бутылку.
   
   — А не боишься?! — всплыла в памяти сквозь коньячный янтарь наполненного бокала дерзкая усмешка Марины. — Я же змея… Сможешь жить со змеей?! …Я кусаюсь! — так когда-то ответила юная кокетка на предложение мажора.  Но Сивков ни черта не боялся. Он вообще не видел особой разницы в представительницах прекрасного пола. По его теории, с тем же успехом он мог встать у метро и делать предложение руки и сердца каждой встречной, до первой согласившейся… лишь бы угодить отцу, имевшему на него свои планы.
   …Но угодить отцу с «первой встречной» было нереально. Его и отправили в «ленинградскую ссылку» потому, что отцу не нравилось московское окружение отпрыска. Возвращение на предначертанный путь Сивкова-младшего пролегало лишь через подтверждение собственной серьезности и состоятельности, и вступить на него он мог только под руку с достойной женой из приличной семьи…
   И Марина для этого вполне подходила! Профессорская дочь, филолог, из семьи потомственных искусствоведов… Это должно было удовлетворить папашу. А сын в качестве бонуса получал еще и миниатюрную очаровашку с чудной фигуркой и милой мордочкой, чего тут было думать?!!!
   Марина приняла предложенную ей сделку. Только привычного Сивковым почтения к фамилии сталинского героя, легендарного координатора «рельсовой войны» от этой семейки ждать не стоило.
   — Надо же было за кого-то выходить?! — без обиняков пожимала плечами Марина на укоры мужа «зачем она вообще согласилась на этот брак?!!!». Того раздражала не в меру активная общественная деятельность, развернутая супругой в Ленсовете.
   — Нет, я многое могу понять, хочешь жить на помойке, черт с тобой, живи! Ползай по бомжатням, возись со своими сирыми да убогими… Я уже ко всему привык. Но объясни, что у тебя с этой поэтессой Татьяной Еж?! Почему каждая собака с ехидной рожей лезет ко мне выяснять, правда ли, что моя жена - лесбиянка?!!!
   — Мне еще и сыну героя СМЕРШа объяснять, что «так надо»?! — издевалась супруга. — У папы спроси, что такое оперативная работа?! Пойми, что профиль моей работы - это поэты, художники и прочие неформалы… А посмотри на меня… — Марина вытянулась, выпятив полуобнаженную грудь, соблазнительно приглаживая обтягивающее стройное тело облачение. — Неужели не ясно, где приходится бывать, с какими людьми общаться… и не то чтобы не совсем нормальными, а иногда просто чокнутыми!
   …Там быть лесбиянкой безопасней!
   
   Стремительно теряющая авторитет власть искала альтернативные способы контакта с населением. Одним из таких «продуктов перестройки» стал организованный в структурах Ленсовета комитет по охране законности гласности и правопорядка, призванный в том числе обеспечить связь и контроль городских властей над бурно развивающимися «неформальными движениями». Жену Сивкова эта новая работа увлекала куда больше, чем убогая гламурная стезя советской номенклатурщицы.
   — Нашла себя! — изливал душу несчастный муж пред случайным собутыльником. — …Нет, ты скажи! У всех есть жены… все разные…, кто-то тортики печет, кто-то крестиком вышивает или цветочки выращивает! Но ты когда-нибудь слышал, чтоб бомжи и наркоманы были чьим-то хобби?!!!
   …А ведь она ему предана не только всей душой, но и телом!!! — орал Сивков, вломив кулаком по столу.
   Открытие, что все люди разные, как и неведомое прежде чувство ревности, было не единственным, чем обогатила Марина внутренний мир бывшего мажора. Со своей стороны она считала, что сделала все возможное для создания нормальной семьи, она родила ему дочь, как могла пыталась обустроить быт и достаточно долго жила надеждой, что не все безнадежно…
   Но, видимо, природа создала их из слишком разных тканей Вселенной.
   Однако о разводе не могло быть и речи. Это похоронило бы карьеру Сивкова-младшего!
   Папа принял поумневшего «блудного сына», и тому предстояло вступить на предначертанную карьерную лестницу с поста в управлении фельдъегерской службы. С мечтами о будущей стезе дипломата Сивков уехал в Москву, один. Жить со змеей оказалось ему не по силам.
   Марина горевала не сильно. В ее жизни муж занимал уже не так много места. Только Богу известно, как ей удавалось совмещать роль матери, преподавание литературы в школе и свою нестандартную деятельность в Ленсовете. Впрочем, Марина никогда не занималась тем, что ей не нравится. В конце концов, жена Сивкова могла себе это позволить.
   А если тот и надеялся позабыть о своей семейной жизни как о страшном сне, то явно недооценил свою профессорскую семейку!
   Сначала родители Марины отбыли в США на постоянное место жительства, а затем туда же отправилась и его подросшая дочь!
   …Мечты о дипломатической карьере растаяли, как предрассветный сон. Сивкову-старшему не без труда удалось пристроить отпрыска руководителем одного из смежных отделов управления МВД...
   И теперь, в этом самом кабинете, тот перебирал в памяти свою поруганную жизнь, созерцая опустевшую бутылку столь же пустым взглядом, после чего вновь потянулся к кнопке селектора: — Маша, узнай, улетела ли в Ленинград Сивкова Марина Анатольевна? — Отчего-то ему было важно убедиться, что ее больше нет в городе.
   
   Петляющее по дворам такси доставило Марину домой уже глубокой ночью.
   — Привет! — устало улыбалась она в узком пространстве коридорчика.
   — Привет, Ежик! Привет, Талмуд!
   — Ну как Москва?! Стоит?
   — А куда она денется?
   — Как съездила?
   — Да никак…
   В пятикомнатной профессорской хрущевке Марину встречали вечно взлохмаченная Татьяна, за что и называлась Еж, да дремавший в кресле кучерявый юнец в буржуйской жилетке с часовой цепочкой на пузе.
   — Благоверного видела, — делилась с порога Марина, стягивая сапоги, — заскочила напомнить, что он отец!
   — Ну и как он это пережил? — заинтересованно промычала Татьяна.
   — …Ничего, переживет! …Ну что я могу поделать?! Ну не хочет его дочь жить в Америке! Ну не нравятся ей их картонные дома и поролоновые улицы…
   …Я, что ли, этому рада?! Я, что ли, не хочу, чтоб они там спокойно жили, растили внука в нормальной стране… сколько мы во все это вбухали!
   …А куда им теперь возвращаться?! Где жить?! Здесь?!!! — Марина обвела рукой свою пятикомнатную профессорскую квартирку, доверху забитую наследием нескольких поколений искусствоведов. — Здесь негде! …Он отец, он пусть и думает!
   
   — Я сегодня в Сайгоне сказал, что у Шкрабы дочь с внуком возвращаются… Ты бы видела их рожи!!! — подал голос с кресла Талмуд. — «…А что, у Шкрабы есть внук?!!!»
   — Бабушке уже за сорок, мальчик! — зашипела на него Марина. — А ты, если еще раз про внука где-то ляпнешь…  я тебя лично в этом кресле и придушу!!!
   Татьяна лишь усмехнулась: - да! Внешность у нее от Бога! Но и одевалась та провокационно.
   — …Вы же в школе работаете?! — попытались там как-то образумить Марину. — Марина Анатольевна! Вы хотя бы лифчик наденте, даже дети видят, что у вас там ничего нет… — Она обиделась и явилась в учительскую в лифчике. — Ну что? Так лучше?! — Было явно не лучше. И от нее отстали.
   — …Ты в этом и к нему ходила?
   — И на совещание, и к нему, — доложила Марина, поправляя роскошный серебряный пояс  в виде змеи, пересекающей собственный хвост. — С Сивковым иначе нельзя… Я же змея!
   …А ты, жертва обстоятельств, — вновь обратилась она к Талмуду, — о чем в Сайгоне говорил? Что у нас нового?
   — Похороны! — обиженно буркнул тот. — Пипла хайрастого море!
   — И что?! — нахмурилась Марина.
   — …Ни Мамы Лены, ни Черчеля не видел, ну пулю, конечно, бросил, передадут, что их Шкраба ищет…
   — …А Бамбука?
   — Бамбука видел, куда он денется?! Там все в силе, даже лучше! Бамбук тебе обещал двадцать человек держать на трех точках, говорит, соберет не менее двухсот! — Глаза Марины округлились.
    — …Да там такая история вышла… Кооператоры подогнали фуру с пивом… понимаешь, бесплатно! Подарок городу, в память Цоя! А распространять будут через общество ветеранов Афганистана!
   — Они там что, охренели что ли?! — забормотала Марина, медленно опускаясь на диван.
   — Да все будет нормально! Что, афганцы на своих точках порядок не наведут?! Зато, какая армия будет!
   — Бамбук с афганцами должны Загородный держать и все кварталы до Марата! А не пиво бесплатно раздавать!!! Нет! Ну надо же что-то делать?! — вскочила Марина, заметавшись по комнате. — Нет! Я его убью!
   — А что ты хочешь, — развел руками Талмуд, — Цой умер!
   — Это, часом, не к нам? — прервала их бурную беседу Татьяна Еж. За окном в спящие дворы, заглушив мигалки, одна за другой ныряли черные машины. — Точно к нам!
   
   Вскоре на пороге возник грузный немолодой мужчина. — Оперативный дежурный полковник Пиваков, — козырнул он, — обеспечиваю контакт с городской администрацией. Сообщили, что вы уже прибыли из командировки… Чрезвычайная ситуация, Марина Анатольевна! Если позволите, суть изложу в машине. Времени очень мало…
   — Я еще даже не переоделась… — возмутилась та.
   — …Вы уж извините, Марина Анатольевна! Мы все вторые сутки на ногах, сами знаете, какая обстановка! Мобилизуем все, готовимся поднимать курсантов… но вы же знаете эту публику?! Для них любое оцепление - как красная тряпка! А у нас даже на метро усиления нет! Что они там, в Москве, говорят? О чем думают?!
   — Говорят, в Питер уже прибыло до тысячи фанатов, завтра обещают не более пяти. А думают… Да о себе они думают! Думают, если ограничить движение на Питер, рванет в Москве, а срочно перебросить подразделения в Ленинград значит ослабить контроль на московском транзите… Так что усилений не будет…
   — …А у меня лишь единичные посты на вокзалах, — забормотал пожилой грузный полковник, утирая платком взмокший лоб. — Не представляю, что завтра будет!
   — Будем с вами держать город! — ободряюще улыбнулась ему хрупкая собеседница.
   
   — Едем-то куда?! — вернулась к сути Марина, когда кортеж уже понес ее под вой сирен в обратном направлении только что проделанного пути.
   — Мне доложили, что вы занимаетесь различными неформальными объединениями, что у вас там есть свои контакты, связи…
   — Кое-что есть, — насторожилась Марина.
   — Идет информация о движении колоны рокеров. Мы пытались что-то предпринять… но они проходят как песок сквозь пальцы, сейчас по Таллиннскому шоссе движение затруднено на десятки километров. Представляете их бесконтрольный вход в город?! Да еще и в нынешней ситуации?!
   - …То есть вы предлагаете мне остановить колонну?!!!
   — Поймите меня правильно, Марина Анатольевна! — замялся полковник. — Наша задача - предотвратить коллапс: сложность в том, что все это нарастает стихийно, как лавина, без какой-то организации… А необходимы коридоры, сопровождение… Но для этого нужен хоть какой-то контакт, представление о целях, направлениях…
   Вас рекомендуют как лучшего специалиста, я на вас очень надеюсь… или менее чем через час под угрозой будет даже аэропорт!
   Вскоре они сами могли наблюдать, как обходят посты авангардные отряды мотоциклистов, не реагируя на машущих руками гаишников.
   - Ну, пошли?! — обменявшись без слов понятными взглядами, пассажиры кортежа двинулись им навстречу. Перегородивший дорогу кортеж заинтересовал подъезжающих. — Ого! Полковники нас еще не тормозили! — Чем дальше из лесу, тем толще погоны! — Ни хрена себе, а какие секретарши с полковниками ходят?! — Отдай девочку, не жмись!
— Да я сама к тебе приду, только шарманки приглушите! — заорала Марина, и, как ни странно, ее послушали. Та, подала знак людям в форме оставаться на месте и медленно двинулась навстречу толпе:   - Спасибо! Я рада, что могу приветствовать вас у ворот города-героя Ленинграда, от имени Ленсовета и городской администрации поздравляю вас с прибытием в наш город… — Марина вела себя как обычный педагог в незнакомом классе. Сейчас было не важно, что говорить, так она могла какое-то время удерживать внимание, но говорить с толпой бессмысленно — нужно найти лидера.
   — Ты-то кто такая?! — Кабан, хватай девочку да поехали! Надоело стоять! — Зашумели на мотоциклах.
   Марина просветлела — она знала, с кем разговаривать!
   — …Я представляю городской комитет по защите законности гласности и правопорядка, — продолжила она, двигаясь уже уверенней и более целенаправленно. — А вы куда путь держите?! — уперлась Марина в мотоцикл здоровяка в стянутой ремнями кожаной куртке. Тот заметно смутился от неожиданности под прямым напором ее черных глаз.
   — …Куда?! На Невский! Пройдем колонной по Невскому! Цой жив!!! — заорал здоровяк, вызвав волну ответного клича.
   — Не выйдет!
   - А кто нам помешает? Ты, что ли?
   — Я вам не враг, но Невский перекрыт! Там Московский вокзал, куча фанатов! И ты со своей толпой парнокопытных сейчас пропрешься светофоры сшибать?! Или договоримся, и вам дорогу расчистят?! Вон у меня целый полковник! Пользуйтесь! — сменила форму общения Марина.
   Перед офицерами кортежа разворачивалось сюрреалистическое зрелище. Им было не слышно голосов, но со стороны это выглядело так, будто хрупкая девушка на высоких шпильках как факир-заклинатель гипнотизирует целую толпу распоясавшихся мужиков: они видели, как она подчиняет их волю, как меняются их позы, эмоции. Люди в форме и сами будто загипнотизированные не могли оторвать от нее восхищенного взгляда.
   С точки зрения Марины, - она просто выполняла свою работу.
   
   
      Выполнив возложенную на нее миссию, она направилась обратно в сопровождении здоровенного детины в стянутой ремнями кожаной куртке.
   — …Нормальные мужики, — шепнула она в ответ на вопросительные взгляды, и во всеуслышание: — У нас связь есть? Можем связаться с отделением в районе Загородного или с Витебским вокзалом? На Загородном магазин общества ветеранов Афганистана, в отделении знают. К нему уже подогнали или утром подгонят фуру с пивом, нужно эту фуру изъять.
   — …Как - изъять?!
   — …Просто, под мою ответственность. Или пусть сами перегонят на Октябрьскую набережную, там какой-то яхт-клуб или стоянка катеров… Кабан скажет куда, — указала Марина на своего провожатого.
   — …А если там не согласятся?!
   — Пусть обращаются в комитет защиты законности и правопорядка! Я им там лично башку отверну. Скажите: - Шкраба сказала!!!
   — Кто будет получателем?!
   — Кощей, — отозвался Кабан. - Это он клич кинул, к нему и едем.
   — Он чего… бессмертный, что ли?!
   — …Да нас из Минска только двенадцать вышло! А из Нарвы уже хрен сосчитаешь… А под Славянкой с Рогатым встретились, их менты с трассы согнали, так там вообще туча, но это все не наши! — извинился Кабан.
   — «Кощей» - не пойдет, — высунулся из машины офицер связи.
   - Накладную на кого выписывать?! Фамилия, имя, отчество, паспортные данные…
   — Тебя как зовут? — обратилась к Кабану Марина.
   — Спиридонов Владимир Викторович.
   — Паспорт есть? Ну и принимай фуру пива! Иди, оформляйся!
   
   Отправив Кабана оформлять фуру, она рухнула на сиденье рядом с полковником:
   — В общем, сейчас будем выводить народ в обход города на Октябрьскую набережную, и пусть хоть упьются! Вы набережную перекрыть сможете? Чтоб ни одна пьяная сволочь сегодня в город не сунулась!
   — Есть, — взял под козырек полковник.
   — Кабан! Ты бы гонцов отправил! Народ не знает, где пиво будут бесплатно давать! — закричала Марина сквозь поднявшийся грохот новой волны обходящих по обочинам образовавшуюся пробку мотоциклистов.
   — Зачем? Это Рогатый! Сама ему скажешь, вон он, подъезжает на красном «Урале».
   Мотоциклом управлял долговязый тощий мужик в комиссарской кожанке в стиле тридцатых.
   — Что за затор? — по-деловому оглядевшись, начал он выяснять ситуацию.
   Усилием воли Марина заставила себя подняться и направилась вновь наводить мосты.  Их недолгий разговор прервал внезапный рев сирен, машины кортежа тронулись с места и начали выруливать сквозь образовавшийся за время ее переговорного процесса затор.
   — Марина Анатольевна! Началось! — тревожно сообщил полковник. — Вы уж дальше тут сами, домой вас доставят!
   — Что случилось?!
   — Фанаты атакуют милицейские посты!
   — Расчищайте дорогу! Я за вами! — прокричала Марина вслед спешащему офицеру и решительно обернулась: — На борт возьмешь, Рогатый?
   Тот критично оценил ее шпильки, платье, перехваченное поясом в виде серебряной змеи: - Ты хоть куртку возьми…
   — Кабан!!! Ты хотел по Невскому пройти?! — орала Марина, в комиссарской кожанке седлая красный «Урал». — Вперед! Успеешь пиво получить! Цой жив!!! — потонуло в реве моторов двинувшейся на город моторизированной массы.
   
   Утро 19 августа 1990 года оглушило Ленинград грохотом и ревом моторов, лавиной прокатившимся по городским улицам вслед за воем милицейских сирен. Подобно горному потоку, вышел он на мятежную площадь, рассекая и заполняя пространство меж отдельными группами людей.
   Ликующие фанаты увидели молодую женщину в чекистской кожанке, за полами которой блестел серебром пояс в форме скрещенной змеи. Видели, как ступившая на занятую ей площадь Марина с приветственным кличем: -«Цой жив!!!» — ринулась в толпу фанатов, сопровождаемая группой байкеров…
   
   Средства массовой информации, освещавшие похороны Виктора Цоя, подчеркивали спокойную, доброжелательную обстановку, в которой прошли траурные мероприятия. Пресса обсуждала историю жизненного пути и внезапной гибели певца и поэта…
   Точная статистика вместе с тревожной информацией о положении в городе не публиковалась, она легла на страницы других, недоступных широкой публике документов. Благополучное разрешение кризиса 19 августа 1990 года даже повлекло решение о награждении высшего руководства МВД, обеспечившего четкую внутри - и межведомственную координацию в сложнейших условиях современного мегаполиса.
   Газета «Красная звезда» по этому поводу писала: «…Отрадно в списке награжденных встретить звучную фамилию героя Великой Отечественной войны, организатора партизанского движения Сивкова, подобно боевому знамени унаследованную его сыном… достойным представителем нового поколения часовых, самоотверженно и непоколебимо вставших на страже нашей советской Родины».
   
               

                Вад. Пан. 2020 г.