Би-жутерия свободы 137

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 137
 
Сначала его душили добродетели, потом астма. В отчаянии он захватил воздух ртом, за что получил кличку «Захватчик». Сходясь в своё время с энергигиеничной Зосей Невозникайте, провидец и эквилибрист опоэтизированной жижи слов Опа-нас Непонашему предупредил простодушную, что понять его стандартным женским умом невозможно, но необходимо чувствовать и положил её натруженную руку предположительно на сердце. Где оно у мужчины, Невозникайте сама смутно догадывалась, хотя и встретила поначалу в штыки Непонашенские навыки, приобретённые им на распродаже нравов. Это полностью оправдывалось мигренью – единственным, что она получила от отца по наследству.
Как ни странно, Зосе понравился неполный вперёд и откровенный в арьергардных намерениях Опа-нас за непередаваемое по наследству упорство в стирании граней стаканов карандашной резинкой. А проявление его стремления к долгожительству, когда он с головой окунался в туристические поездки между столбов её ног, вызывало у неё снисходительную улыбку и любопытство, сдабриваемое элементами уважения к неукротимому стремлению изобретательно фантазировать, не меняя простыней и поз.
Зося не подозревала, для Опа-наса существует один лишь Союз Нерушимых – между воблой и пивом. Но он прикипел к ней, привлечённый протяжными криками своей протеже. В отдалённой прыщавой молодости Опа проявлял нездоровый аппетит ко всему новому с непреодолимым желанием. С годами ему пришлось подавить в себе это – наводнение авангардных веяний в полнолуние захлестнуло планету и назревала мостификация всей страны.
Бдительно-ворчливые соседи обвиняли невыдержанных нарушителей спокойствия во всевозможных икарийских играх, сопровождавшихся шумными разминочными любовными упражнениями – немолодые изощрялись в них с особым остервенением, выделяясь на фоне 65-дюймового экрана пришпиленного к шведской стенке. Впоследствии Опа-нас Непонашему и его слезливая пассия были реабилитированы в гражданском суде, когда выяснилось, что парочка до смешного проста в употреблении.
Опа-нас не скрывал от Зоси, что намеревался завязать любовную интрижку с попугаем Коко, но тот не поддавался уговорам и посулам. Это повлияло на его образ жизни и творческое мышление как некоего Викентия Шварк, громогласно заявлявшего о себе, и дававшего понять окружающим, что способный на промысел вымысла рассчитывает на удачу за углом. В целях опровержения повсеместно бытующего мультипликационного заблуждения  «Долголетие заложено в крокодиловых Генах», он попробовал снарядить экспедицию в высокогорный район Кавказа к долгожителям, находящимся с ружьями на изготовке к встрече с праотцами.
Опа-наса соблазняла, в частности, идея накопления разряженного воздуха для подводного дыхания с реальной перспективой использования хлорированной воды, скапливающейся в загрязнённой городской атмосфере в целях оздоровления пожилого населения, просыпавшегося со словами: «Передай плазменный привет утру, я ещё сплю».
В тот период ни с кем из привлекательных к его мужественной груди он не общался. Возможно поэтому дебильные и гениальные идеи, не пугаясь отвратительных сцен ревности, посещали шарлатана Викентия Шварка под платанами и в аудиенциях по возвращении его с оздоровительных курсов повышения квалификации для неизбежно беременных. Курсы крышевали сноровистые качки с Череповецкого завода, функционировавшие в районном абортарии «Поплавок» для работниц министерств Рыбного Хозяйства, Морского флота и Речного транспорта. К тому же оборотливый Викентий всецело поддерживал и всячески одобрял отечественное судоходство, почитывая Трансатлантических Вайнеров.
Одно время Шварк не против был сменить допинг чашечки крепкой сигареты, вошедшего в моду модного кофейного цвета, на визуальный попинг дефилирующих красоток в подстерегавшей его ночи. Но просочившаяся полезная для печени информация о мирном сосуществовании в организме 75 триллионов клеток повергла его в затяжное парашутистское раздумье, от которого смешно его родственникам не становилось (они давно умерли).
Викентий, вечно ощущавший за собой погоню, быстро подсчитал в незадачливом уме количество материала, пошедшего на прутья клеток, и резко увеличил потребление яблочного железа. Неподъёмный груз привел его к неплатёжному энергетическому дисболвансу в щитовидной железе и категорическому отказу от экспедиции по грузинской части Кавказского хребта, где его обещали искушать каскадами заманчивых предложений.
Насмешливые выходцы с темпераментного Закавказья срочно вызвали недоумение, пронюхав о его непродуманном решении.
В состоянии близком к плачевному, Викентий, с лицом из рожезаменителя, изрытым оспинами, знакомится на шагающем эскалаторе в метро с явно продвинутой из пешек в королевы Эсмеральдой Кликуш (не путать со «Вдовой Клико»). Это произошло, когда по вагонному радио после «Библиотеки времени» кондукторша в анонсе ловко преподнесла сообщение: «Следующая остановка «Советы Кирпича» далее, сами понимаете... в езде».
Результаты  сказаться тут же – ноги липко спутались и:
а) Эсмеральда Кликуш завязывает с ним разговор со скоростью семь морских узлов в час без поклажи и такелажа;
б) окинув Викентия прожорливым взглядом, ставит его в известность, что в торговле сосисками и гамбургерами из рогов без добавочных копыт чаще всего сбываются предсказания;
в)  посвящает Викентия Шварка в тайное  намерение вложить вырученные из щекотливой ситуации деньги в выгодную покупку пол-остова затонувшего корабля где-то посередине высохшего Аральского моря и огорошивает его деловым предложением открыть кафе на бензозаправке «Заправка в штаны» с вкладом «Капитала» Карла Маркса в Карловых Сварах на равных паях.
– Ужасна участь отзывчивой, как эхо, королевы, скатившейся до положения пешки, – поделилась она и по-менеджерски вставила, – меняю одолевающую меня хроническую усталость на ваше стрессовое недомогание и две ситуации на одну интуицию.
Викентий не встречал ещё такого проницательного  ума у женщин и подумал, что букет акаций Уолл-Стрита поднялся в цене. Потрясённый, он занедужил на утоптанной беговой дорожке эскалатора и замолчал, будто «тяжёлой» воды  в рот набрал, не задавая себе вопрос, кипячёная ли она. В голову лезли необоснованные древние метамфоры с метамфоризмами. Викентий осознавал, что и Луна начиналась с небольшой лунки в Земле, так что «товарищ», гуляющий направо и налево и говорящий вместо шарфа кашне, сильно отличается от семьянина, осваивающего жену. На таких посланках не женятся, решил он, уж слишком  хороша.
Второй раз на собственной шкуре Викентий вкусил частичную свободу от всего наносного. О правомочии первого вспоминать не хотелось. Начальник отдела нервного реагирования объявил ему: «Вы свободны! В нашем конструкторском бюро бесстыдному трансвеститу появляться и пересекать открытые пространства в неглиже больше не придётся».
Это привело Шварка, изъяснявшегося на языке изъятом из обращения на радио и телевидении, к скоропалительному выводу – соц. и кап. структуры по сути опухоли, скрадываемые временем.
– Прирождённый самец стремится преуспеть во всех, будь-то на работе, в быту, независимо от места прописки, – прервала его размышления подбоченившаяся Эсмеральда, считывая  мысли с мониторов его затуманенных мистификацией глаз.
– Ваша красота ослепляет меня! – Он никак не мог определить кто она по проникновенной интонации, чувствуя себя Чингизханом, которому платят дань уважения и не больше.
– Тогда давайте, запишем вас к офтальмологу, он принимает в кафе любителей конного спорта «Конь Юктивит».
– Вы часто ходите в театр теней? – смущённо спросил Викентий, переводя разговор обратно на запасной путь и не зная, о чём ещё кроме врачей можно разговаривать на эскалаторе. Всегда, когда Шварк видел перед собой красивую женщину, он превращался в пораженца, чуть-чуть не дотягивая до победителя.
– Каждый раз, возвращаясь с работы домой в семью к полуночи, – расплылась в улыбке Эсмеральда, легко соскакивая с движущегося полотна эскалатора на мраморную твердь и улавливая в его голосе нотки лести, смешанной с наигранным пренебрежением.
– Выходит вы замужем, а я-то думал... – инфантильно протянул Викентий,  по-женски расставив ноги со свисающими авоськой и портфелем, нежно прильнувшим к его правой брючине.
– Брак – это принесение себя в жертву с доставкой на дом мужчине с правом ношения личного оружия. Другое дело стреляет ли оно, и если да, то как часто, – её кислая мина, вызывавшая у многих щелочную реакцию явилась защитной улыбкой, в процессе закладывания в тесто беседы нервных дрожжей. – После написания сценария «Затворничество – как профессия» на мужа-режиссёра напала несусветная блажь, и он быстро смотался в гей-Париж. В данную минуту, он пытаясь оправдать перед продюсером оживлённого кино свои проворачиваемые мультяшные делишки, прогуливается с французской фифой в тени эйфелевского жирафа и показушно проявляет интерес к её иссохшему от диет телу еле скрываемому скудной одежонкой. Удивляться нечему, в жизни каждого наступает такой монумент. Слухи, что он заставляет эту шлюшку вплетать в косу киноленту являлись поводом поработать над повторным просмотром и продолжением её в кабачке «Кабачок». А на что ещё способен угнетённый мужской мозг за чашечкой кофе, сопоставивший непреложные факты своей несостоятельности, пока ему не прикажут: «Хватит фелонить и сачковать!» Разве что возглавить популярное движение «Коньяка по пищеводу»?
Расщепляя беспредметный нуклеус разговора о том, что интубация Нью-Порка с Нью-Джерси через тоннели, задерживается,  Эсмеральда метнулась к спасительным дверям навстречу улице, заваленной чёрными пластиковыми мешками с мусором – или уборочный сезон ещё не наступил, или мусорщики объявили стачку.
– Куда вы? – в голосе Викентия Шварка необъявленной болтовнёй прозвучало сожаление присосавшегося клопа к поднимающемуся с кровати телу. Расставаться, не заполучив  данных, было оскорбительно. Внутри  всё протестовало и скорбело.
– Кто-то пошёл по миру рука об руку, а кто-то в одиночке «камерного театра». Представьте себе, Боженька смотрит на меня. Недавно я прочла в его глазах, что он предпочитает повальную неграмотность чтению литературы, доступную идиотам. Но не от этого моё здоровье пошатнулось – на эскалаторе укачивает. Полечу-ка я в магаз за импортными гвоздями, – просвистела Эсмер.
– Не улетайте, моя птичка, я куплю драгоценное кольцо, – в его голосе звучали нотки отчаяния и понимания того, что не все ведьмы «вылетают в трубу». Викентий попал в микрорайон разрушенной дамбы невосприятия, и ему не удастся «прозондировать» её. Он ощутил себя половоприкованным сундуком.
– Кольца, – это унизительно по пальцу за раз, поэтому я не ношу драгоценности на верхних конечностях, так что вам не придётся сбрасывать в весе. Лучше пригласите меня в дешёвый мотелёк «Спутник проездом», может быть там на меня нахлынут воспоминания молодости, где в душевой не оказывалось кусочка мыла, но его превосходно заменяли естественные лубриканты и благоухающие масла для втираний, вызванных греховной близостью. Это сейчас я выгляжу как чёрная королева перед рокировкой. Заблуждаясь, вы переусердствовали; внутри меня проживает всё та же мелкая торговка творожными сосисками и гамбургерами по таллеру за штуку, которая делит претенденов на любителей пива и морсиан. До свидания, незнакомец, встретимся завтра там же в тот же час и возможно отправимся в питейное заведение «Натощак».
Она скрылась в продолговатом «Спас-и-и-бо», застрявшем на  и в ограниченном пространстве вертушки головокружительных стеклянных дверей, залапанной тысячами безразличных рук.
– Цирковая круговерть откалейдоскопила. Перестаёшь многому удивляться. Погружаешься и всасываешься в себя, как в романе Плаксёнова «Клавесины из мороки». Кто-то уходит в подполье, а кто-то в результате реакции преципитации выпадает из жизни в осадок,  – резюмировал Шварк. Он присел на ступеньку и всердцах шваркнул портфелем. Чары вместе с мечтами, запелёнутыми в надежду, рассеялись дымотканной завесой.
– Чего-то я не догоняю, чем это Викентий повлиял на твою судьбу? Он мог бы заночевать у своей эскалаторной знакомой, – дёрнулась Зося, когда Опа-нас закончил задушу-щипательный рассказ, опустив главное, как он благодаря недержанию мочи не одного сыщика направил по ложному следу.
      – Глупышка, до встречи с тобой друзья называли Викентием, а он знал одного известного в округе типа, который зарыдал, услышав в новостях, что корабль безжалостно бросил якорь в бухте «Клетчатой надежды, заключённой в объятия», за то что тот пытался ему доказать, что плавающая валюта – это белуга.
      Зося, не потакавшая случайным знакомым, почесала в пучке редиски на затылке, понимая, что в её положении лучше ни о чём не думать. Она сняла со стены, его шестиструнную подругу.
      – Догадываюсь кому ты посвятил несусветную  песенку «Невмоготу не много ту...», воспевающую многогранный барак в стиле барокко «Плаксимиле» и халупу в форме... – без запинки оттараторила Зося, перебирая провисшие струны гавайской гитары под сладкий дым кубинского отечества, где заслуженный киприот труда тот, кто не в силах выдохнуть сигарные отходы с углекислым газом.  – А теперь разреши мне напомнить тебе отощавшую в мельчайших подробностях балладу правового кодекса союзного пенсионера «Как закалялась тянущая лямку бурлачная старь».
В эквилибристике душевного равновесия Зося убрала завиток волос со лба. Размечтавшись о Швейцарии – изумительной стране, где поезда никогда не опаздывают на свидания с платформами, она запела кувшинным голосом грамофонных раструбов 20-х годов.

Я буду пажом и поэтом на скотном дворе.
Согласен, три таллера в час – не огромные деньги.
Ваш муж не узнает о том, что у вас в голове,
Как в жизнь воплощаю свиней сексуальные бредни.

Сонеты для утки с козой, что опять на сносях...
Поимкой в поэмке свиной опорос вызываю.
Я под мандолину гусей собираю в косяк
И песнями с сеном перину быку набиваю.

А ночью брыкаюсь с хозяйкой в копытах-ногах
В нахрапах любовных, звериных и дерзновенных.
Она не дозволит забыть мне, что паж и батрак,
И жду я прибавку-возлюбленную вожделенно.

Мой принцип животен и прост – нагишом к нагишу,
Он так помогает творить и коптиться под солнцем.
Хозяину «Оду к Фелице» взахлёб напишу,
К приезду его, когда он из Парижа вернётся.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #138)