Всем бойцам, командирам и политработникам Рабоче-Крестьянской Красной Армии и мирным гражданам, проживавшим в Придонье и пострадавшим от фашизма, посвящается эта книга…
Я далеко не восторгаюсь тем, что вижу вокруг
себя, но клянусь честью, что ни за что на свете
я не хотел бы переменить Отечества, или иметь
другую историю, кроме истории наших предков,
такой, какой нам Бог её дал.
А.С.Пушкин
Время не имеет власти над величием всего, что мы пережили в войну, а народ, переживший однажды большие испытания, будет и впредь черпать силы в этой победе.
Г.К. Жуков
Идущие вослед должны знать правду о войне, очень жестокую, но необходимую, чтобы, позна-вая, сострадая, негодуя, извлекать из прошлого уроки.
В.П. Астафьев
Нет, мы победили не дураков и тупиц. То была трудная и достойная победа над самой сильной армией, вооружённой до зубов современным оружием, армией, покорившей почти всю Европу. Её генералы были умелыми и опытными, а часто и талантливыми военачальниками, её офицеры – знатоками своего дела, её солдаты отличались, как
правило, смелостью, стойкостью, исполнительностью. Эта армия была отравлена ядом гитлеризма и, слепо идя за фюрером, подчинялась воле своих руководителей с чуткостью хорошо отрегулированного механизма. И все бесспорные великолепные
качества характера немцев – их организованность,методичность, точность и дисциплинированность,превратившись в послушное орудие человеконенавистнической идеологии фашизма, делали эту армию особенно страшной и опасной. Только пра-вильно оценивая её силу, можно было добиваться победы над ней.
С.С. Смирнов
Лиски. На огненной черте
Книга первая
Пришла беда в Придонье
Вместо введения
Время неумолимо движется вперёд, всё дальше отдаляя от нас грозную годину Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Но надо признаться, что мы ещё очень мало знаем об этой войне. Особенно о том времени, когда огненное колесо войны докатилось до батюшки Дона и затормозило, забуксовало, не в силах пересечь русскую реку. И стала река Дон той огненной чертой, фронтовой полосой, где мужественно и стойко более полугода сражались наши бойцы и командиры с отборными частями гитлеровского рейха. Словно уставший, израненный врагами, теряющий свою силу, русский богатырь припал к живительным водам родного Дона. И, о чудо! Утолив свою жажду прохладной, живительной влагой, встрепенулся богатырь, почувствовал, как силы начали возвращаться к нему. А затем огромным усилием народа нашего колесо это огненное было повёрнуто вспять и отправлено туда, откуда оно и выкатилось…
195 дней оккупации Лискинского района Воронежской области (считая с 6 июля 1942 года по 16 января 1943 года). Много это или мало? Ответить однозначно на этот вопрос не получится: всё зависит от того, с какой точки зрения будет смотреть человек, отвечающий на этот вопрос. Тому, кто попал под «колесо войны» (бойцы и командиры соединений и частей, оборонявших Придонье; мирное население, попавшее под «пяту нового порядка»), это время показалось годами. А, если смотреть с позиций историка, это время – крохотная частичка в ленте событий человеческой жизни. Много всего произошло за этот промежуток времени! Автор в рамках своей работы попыталась восстановить события этого времени по месяцам, дням, а некоторые – и по минутам. Судить о том, что из этого получилось, будут читатели.
Всю историю Лискинского района в годы Великой Отечественной войны можно разделить на три периода:
1) с 22 июня 1941 года до первых чисел июля 1942 года – в это время район ещё был тыловым, а затем прифронтовым (необходимо отметить, что прифронтовым он был очень короткий срок);
2) с первых чисел июля 1942 года по 16 января 1943 года – в это время по территории Лискинского района (правый берег реки Дон был оккупирован) проходила линия фронта, и велись активные боевые действия;
3) с конца января 1943 года по 9 мая 1945 года – в это время в районе велось восстановление народного хозяйства.
В данной работе, в основном, речь пойдёт о втором периоде – с начала июля 1942 года по конец января 1943 года. Это были трагические для Отечества полгода войны: неудачные боевые операции на фронте, в результате чего Красная Армия вы-нужденно отступала; летнее наступление фашистских войск, которое было остановлено невероятными усилиями бойцов и командиров Красной Армии; полная оккупация 29 районов Воронежской области и частичная оккупация пяти районов, в том числе и Лискинского. Но именно в эти месяцы с наибольшей полнотой проявились величайшие качества россиян – любовь к Родине, сплочённость, героизм, самопожертвование.
Так случилось, что все основные боевые действия 6-й армии, а с конца ноября 1942 года – 40-й армии Воронежского фронта проходили на лискинской земле или вблизи её. Обо всех этих событиях и будет рассказано в работе.
В 1942 году 1-й Сторожевской сельсовет входил в состав Давыдовского района (Давыдовский район был упразднён на основании решения Воронежского облисполкома от 14 июля 1962 года «Об образовании Борисоглебского района, отнесения города Лиски к категории городов областного подчинения и упразднении Давыдовского района». Вся территория Давыдовского района передавалась в состав Лискинского района). Теперь у всякого любопытного читателя отпадёт вопрос, почему в работе речь пойдёт про 1-е Сторожевое .
Но говоря о боях за 1-е Сторожевое, Селявное и Титчиху, как можно умолчать о боях за село Урыв, когда это был один плацдарм ! А как же, рассказывая об обороне города Свобода, не рассказать о боях в коротоякской Петропавловке и самом Коротояке?! Обороняя Коротояк и Петропавловку, бойцы и командиры Красной Армии защищали железнодорожную станцию Лиски и город Свобода.
События лета 1942 года так крепко переплелись, что невозможно, рассказывая об одних, умолчать о других…
А что мы знаем об этом времени? Десятилетиями после окончания Великой Отечественной войны и фильмы, и книги, и газеты, в основном, рассказывали о ге-роических поступках наших бойцов и командиров в победные периоды: битва под Москвой, Сталинградская и Курская битвы, освобождение стран Европы, битва за Берлин. В лучшем случае, мы знали, что 1941-й и 1942-й годы были тяжёлыми периодами войны, но о том, что в это время наша армия терпела сокрушительные поражения, неся огромные потери, замалчивалось.
Начиная писать свою книгу о войне на лискинской земле, автор дала себе слово, что будет писать правду, красивую и не очень, страшную и стыдную, такую, которую удастся узнать из сохранившихся в архивах документов. Война в памяти потомков должна быть именно такой, какой она и была. В поддержку своей позиции автор посчитала необходимым привести слова Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова, который в одной из бесед с известным историком В.А. Анфиловым заметил: «Надо смотреть правде в глаза и, не стесняясь, признать, что в начале войны противник был значительно сильнее и опытнее нас, лучше подготовлен, выучен, вооружён, оснащён. Мы же учились в ходе войны, выучились и стали бить немцев. Вы стесняетесь писать о неустойчивости и бегстве наших войск, заменяя это «вынужденным отходом». Это не так. Войска были и неустойчивыми, бежали, впадали в панику. Были дивизии, которые дрались храбро и стойко, а рядом соседи бежали после первого же натиска противника. Обо всём этом надо писать. Современный читатель, в том числе молодой, не должен думать, что всё зависит только от начальника. Нет, победа зависит ото всех, от каждого человека, от его личной стойкости в бою…».
Ни одно поколение уже выросло, не зная военных тягот и лишений. Давно уже нет матерей, которые провожали сынов на бой, да и самих бойцов Великой войны почти не осталось, но живы внуки правнуки, подрастают праправнуки. И память о тех, кто защитил нашу землю в лихую годину, живёт и должна жить в наших сердцах: мы продолжаем их жизнь на Земле. И нам необходимо сделать всё, чтобы память о боях на лискинской земле осталась и после нас. Люди, защитившие эту землю, достойны того.
И ещё… Книга эта родилась благодаря двум замечательным людям – бывшему директору Лискинского историко-краеведческого музея Александру Владимировичу Аникееву и корреспонденту газет «Коммуна» и «Вперёд» Николаю Алексеевичу Кардашову. Александр Владимирович поручил автору, в то время научному сотруднику Лискинского историко-краеведческого музея, написать книгу о Лисках в годы войны. Собирая документы и материалы для книги, автор столкнулась с тем, что целая дивизия полегла в районе Коротояка. Причём, не просто «полегла», а в течение месяца ежедневно, ведя ожесточённые, кровопролитные, изнурительные бои с превосходящими силами противника, перемалывала живую силу и технику фашистов. 174-я стрелковая дивизия разбила две – 75-ю и 336-ю – немецкие и две – 4-ю и 12-ю – венгерские пехотные дивизии, 685-й и 686-й отдельные пехотные полки немцев, 2-й эскадрон кавалерии и 337-й отдельный пехотный полк венгров, ряд приданных им частей и подразделений. Убито 64 штабных и обер-офицеров, в том числе один командир полка, 345 унтер-офицеров, около 18 тысяч солдат. Уничтожено 143 танка, 132 пушки и миномёта, 324 пулемёта, 183 грузовых автомашины, 112 повозок, много других видов оружия, боеприпасов и снаряжения. По показаниям пленных гитлеровских офицеров, немецкое командование 6-7 августа 1942 года перебросило на Коротояк с участка Воронежа 156 танков и два артиллерийских полка, а 10-14 августа было переброшено со Сталинградского направления более 120 танков. Кто знает, может быть, этих-то танков и пушек как раз и не хватило врагу для того, чтобы полностью захватить летом и осенью 1942 года города Воронеж и Сталинград!
Автору очень хотелось рассказать о боях за Коротояк, как всё это было, день за днём; показать, сколько мужества и самоотверженности проявили бойцы и командиры 174-й стрелковой дивизии и приданных ей частей. Тогда-то Николай Алексеевич и предложил написать статью для журнала «Подъём», но уже через месяц стало ясно, что материал «тянет» не на статью, а на несколько отдельных книг. Так родилась книга «Лиски. На огненной черте».
Пользуясь случаем, автор выражает искренние слова благодарности Александру Владимировичу Аникееву, Николаю Алексеевичу Кардашову и всем тем, кто поделился собранной информацией: Владимиру Васильевичу Шелухину, который не только делился обнаруженными старыми военными фотографиями, газетными статьями, но и обеспечивал «колёсами» поездки к людям, которые были свидетелями военного лихолетья; бывшему главному хранителю Лискинского историко-краеведческого музея Марии Васильевне Медведевой; главному хранителю музейных предметов Лискинского историко-краеведческого музея Анастасии Вадимовне Жердевой за подбор фотографий для книги; Татьяне Анатольевне Синяковой, директору Лискинской центральной районной библиотеки за помощь в сборе материала; Наталье Ивановне Трифоновой, директору МОУ «Покровская неполная средняя школа», поделившейся материалами школьного музея; заведующей библиотекой концертно-досугового центра посёлка Давыдовка Веронике Тимофеевне Вороновой за предоставленную рукопись Евдокии Ивановны Кондратьевой; корреспонденту Миллеровской районной газеты «Наш край» Наталье Курман за присланные воспоминания Ефросиньи Ивановны Краснянской; воронежскому краеведу Валентину Алексеевичу Котюху за информацию о воронежских курсантах; учащимся МОУ «Залуженская средняя общеобразовательная школа» Сергею Буранову, Алине Тятая, Андрею Семченко вместе с руководителем школьного музея Л.И. Квачевой за собранный материал на тему «Залужное в годы войны»; лискинскому краеведу, поисковику Владимиру Александровичу Мартынову за предоставленную информацию, карты и фотографии. И огромную благодарность автор выражает нынешнему директору Лискинского историко-краеведческого музея Ирине Алексеевне Беляковой за помощь в издании книги. Спасибо вам, друзья!
В течение шести лет автор по крупицам собирала материал в архивах, библиотеках, школах, в интернете, при личных встречах и беседах. Весь собранный материал ею было решено разбить на несколько книг. В первой будет рассказано о том, как война подкатила к Дону, о судьбе лискинского речного порта и о диверсантах в Придонье. О боях в районах Урыва и Селявного, Залужного и Лисок, об обороне города Свобода, о боях за Петропавловку, о захвате и обороне тет-де-понов в районах Коротояка, Щучье-Переезжее и 1-е Сторожевое-Селявное-Титчиха-Урыв будет рассказано во второй книге. В ней же пойдёт рассказ и о железных людях лискинского узла Юго-Восточной железной дороги. Отдельная книга будет полностью посвящена «новому порядку», который пытались установить фашисты на лискинской земле, и о злодеяниях фашистов в Придонье. Возможно, в ходе работы появятся какие-то изменения.
В первой части данной книги автор поставила перед собой задачу – рассказать о том, как же так случилось, что фашисты вышли к Дону, почему и кто в этом виноват. Чтобы не тратить годы на сбор материала и не «изобретать велосипед», автор воспользовалась уже готовым аналитическим обзором Ильи Борисовича Мощанского из книги «Крупнейшие танковые сражения Второй мировой войны». После прочтения этого материала читателю станет проще разобраться в событиях местного масштаба.
На территории Лискинского района живёт и здравствует много легенд и мифов о военном времени. Некоторые из них имеют право на жизнь, так как подтверждаются, прямо или косвенно, документами военной поры, но есть такие, что не только не подтверждаются документами, но и опровергаются происходившими событиями. И о тех, и о других будет рассказано в главах с общим названием «Легенды земли лискинской».
В книге помещено много воспоминаний простых людей – бойцов и командиров, сугубо гражданских лиц, тех, кто был во время войны детьми и своими глазами видел многие ужасы войны, – но как же иначе: сухие факты не передают всей картины боевых действий – нужны чувства и мысли людские. Каково это было шестилетнему мальчонке попасть под бомбёжку? Каким образом вчерашние мальчишки становились обстрелянными солдатами? Люди, пережившие эту страшную и кровавую войну, оставили нам свои воспоминания. Это просто преступно не дать им возможности быть прочитанными. Именно эти записи и дают нам почувствовать, как это было, что им пришлось пережить и вынести, а главное – понять, что же такое война.
Один из участников боёв на лискинской земле – бывший в то время майором, Константин Георгиевич Будрин, словно предвосхищая наши вопросы и отвечая на них, писал: «Память о Воронежской земле – особого свойства. Это ощущение предела человеческих возможностей, когда со смертью уже не играешь в прятки: «найдёт или не найдёт», – а идёшь на смерть, зная, что только её ценой можно спасти Жизнь. И не случайно, плацдарм на западном берегу Дона у села Селявное в кромешном аду лета 1942 года стал неодолимой преградой для врага, откуда в январе 1943 года наши войска перешли в победоносное наступление.
Вот они мои бессмертные свидетели событий на воронежской земле лета 1942 года: Россошь, Репьёвка, Коротояк, Урыв – Покровка, Болдыревка, Ново-Успенка, Селявное, Титчиха…
Великая Отечественная война длилась без малого четыре года. Последние из них в летописи войны названы победными. Однако 1941 год и лето 1942 года не принято называть победными. Вспомним оставленную врагу на растерзание родную землю, миллионы советских людей, временно попавших под ярмо оккупантов, и эпитет «победный» действительно покажется неуместным.
Так что же, первый год войны был годом поражений?
По логике фашистских генералов – да! По логике истории – нет! Победным был и первый год войны, хотя он и принёс нам неисчислимые бедствия и страдания. Он был годом победы человеческого разума, характера советских людей, их стойкости и решительности, их духовных качеств, благородных идеалов, коммунистического мировоззрения, великой и чистой нравственной силы. Без этого мы не смогли бы устоять и обескровить сильного врага.
В первый год войны был развеян миф о непобедимости фашистских полчищ, потерпели крах стратегические расчёты врага на «тотальную», «молниеносную» войну, похоронен его агрессивный план «блицкрига». Следовательно, Победа 45-го была добыта величайшей стойкостью, отвагой, героизмом людей 41-го и грозного лета 42-го. Наши бои на воронежской земле также были вкладом в Победу. И в боях на Дону – за Урыв, Селявное геройски сражались такие же самоотверженные люди, как и в победные годы. И на Дону солдаты становились героями и геройски погибали.
Кровью многих наших воинов обагрена воронежская земля. Здесь навечно остались павшие в кровопролитных боях с врагом: командир роты автоматчиков лейтенант Михаил Фесенко, политрук роты Петр Иванов, командиры взводов молодые лейтенанты Владимир Левченко, Фёдор Петров и Николай Цицилин, инструктор политотдела бригады батальонный комиссар Семен Генадинник, отважные танкисты Иван Кистерный и Григорий Грудинкин – все они и многие другие были бесстрашными гвардейцами, но волею ратной судьбы не пронесли свои горячие сердца до желанной Победы.
Лето 1942 года – лето огромных потрясений, ожесточённых боёв с врагом на воронежской земле…».
И словно вторит ему ветеран 174-й стрелковой дивизии, бывший летом 1942 года командиром расчёта 82-мм миномёта миномётной роты 2-го батальона 628-го стрелкового полка, Василий Петрович Кузнецов: «…в моей жизни не было сколько-нибудь выдающихся событий, в том числе и в военной фронтовой жизни: я не закрыл амбразуру вражеского дота, не выкрал план фронтовой операции из секретного сейфа немецкого командования, или хотя бы план организации боя дивизии, полка противника, не взял ценного «языка», на показаниях которого осуществлён прорыв полосы обороны, уничтожено соединение или войсковая часть врага, освобождён город или крупное село. Я просто исполнял свой долг солдата, как выполняли его миллионы других солдат, чьи имена не попали на страницы наградных листов, победных реляций, но которые положили свои кирпичи в общее, дорогое и величественное здание Победы.
Пребывание моё на фронте было не продолжительное – охватило лето 1942 года. Армия в тот период не наступала, вела упорные, кровопролитные, изнурительные оборонительные бои, а на юге перед превосходящими силами противника даже отступала. Трудное было время! Но победа над врагом, в конечном итоге, ковалась не только в наступательных сражениях 1943-1945 годов, но и в тяжёлых оборонительных боях 1941-1942 годов…».
В книге много архивных документов, по сути, она вся состоит из них. Но это-то в ней и ценно! Реальные документы не позволяют вольно трактовать события.
Вставляя в книгу большое количество выдержек из наградных материалов на бойцов и командиров Воронежского фронта, автор ставила перед собой задачу – на-звать как можно больше имён реальных защитников лискинской земли. Пусть эта книга будет для них всех памятником – обелиском!
ВЕЧНАЯ ТЕБЕ СЛАВА И ПАМЯТЬ, СОВЕТСКИЙ СОЛДАТ!
Часть 1. Накануне.
Глава I. Всё для фронта, всё для победы!
Фашистская Германия, вероломно нарушив пакт о ненападении, 22 июня 1941 года внезапно напала на нашу Родину. Началась Великая Отечественная война Советского Союза.
Использовав все преимущества внезапного нападения и овладев с первого же дня войны стратегической инициативой, немецко-фашистские войска крупными сила-ми, объединёнными в мощные ударные группировки, начали вторжение в глубь тер-ритории СССР одновременно на северо-западном (ленинградском), западном (московском) и юго-западном (киевском) стратегических направлениях.
В относительно короткий срок, преодолевая местами упорное сопротивление советских войск, вражеским войскам удалось захватить Советскую Прибалтику, Белоруссию, Западную Украину и Молдавию. Красная Армия вынуждена была отступать на всём Западном стратегическом фронте.
Против Советского Союза в наступление были брошены не только вооружённые силы Германии, полностью отмобилизованные и имевшие двухлетний боевой опыт, но и вооружённые силы её союзников-сателлитов – Италии, Финляндии, Румынии и Венгрии, где у власти тогда находились реакционные профашистские правительства.
С первого дня войны вся Воронежская область была объ¬явлена на военном по-ложении. Перед всеми районными партийными организациями области встала задача оказания всемерной помощи фронту, проведения мобилизации людей в армию и пере¬стройки всей работы на военный лад.
В первые часы и дни войны прошли партийные активы, собрания коммунистов, комсомольцев, членов профсоюза, на которых были определены их место, роль и задачи по ока¬занию помощи фронту. На проведённых митингах люди, осуждая вероломное нападение фашистов, клялись ещё теснее сплотиться вокруг Коммунистической партии Советского Союза, самоотверженно трудиться во имя разгрома ненавистного врага.
Под руководством областной партийной организации к сентябрю 1941 года в Воронежской области в основном была завершена перестройка всей работы на воен-ный лад. Всё было подчинено лозунгу: «Всё для фронта, всё для победы!».
Мобилизация людей в армию прошла организованно. На начало марта 1942 года из Лискинского района призвано в ряды Красной Армии 7.821 человек, из них: начальствующего состава – 341 человек, младшего начальствующего состава – 906 человек и рядового состава – 6.574 человека. Хозяйственными организациями Лискинского района поставлено для Красной Армии лошадей – 1.174, в том числе: верховых – 151, артиллерийских – 177 и обозных – 846; легковых и грузовых автомобилей – 82; гусеничных тракторов – 11; парных и одноконных повозок – 367.
О давыдовцах удалось узнать только, что за время войны около 3 тысяч давыдовцев ушли защищать Родину, 385 из них не вернулись домой с полей сражений.
О размахе народного ополчения свидетельствует такой факт: только за декаду с 3 по 13 июля 1941 года по Лискинскому району было проведено 413 военных занятий, которыми охвачено около 22 тысяч человек, всего же отрядами народного ополчения было охвачено 3.300 человек. Что же касается всеобуча, то этой формой боевой подготовки было охвачено 1.646 человек, из них допризывников 1924-1925 годов рождения 1.014 человек, из которых окончило обучение по 110-часовой программе 929 человек.
Кроме того, через оборонные кружки и группы подготовлены резервы для Красной Армии по следующим специальностям: стрелков – 587, истребителей вражеских танков – 358, станковых пулемётчиков – 68, ручных пулемётчиков – 88, лыжников – 890, миномётчиков – 50, медицинских сестёр – 100, а также мотоциклисты, телефонисты, телеграфисты, радисты и т.п. Немало проделано по организации противовоздушной и противохимической обороны. Для организации и практического руководства этим делом было подготовлено: командного состава – 395 человек, инструкторов ПВХО [противовоздушной и химической обороны] – 159. В районе была создана 141 группа самозащиты. Обучением по 15-часовой программе ПВХО было охвачено 96% взрослого населения и по 28-часовой – 60%. В целях защиты населения от налётов вражеской авиации в районе организовано и взято на учёт: щелей – 230, бомбоубежищ – 16, примитивных газоубежищ – 22 и погребов 1.211.
В Давыдовском районе организовано было 11 учебных пунктов с охватом до-призывного и призывного возраста – 822 человека. Кроме этого организовано 72 кружка (ПВХО, стрелковый, РОКК [Российское общество Красного Креста] , кру-жок по изучению гранат и другие) с охватом 2.845 чел. Из подготовленных прошли госиспытания по стрелковому и строевому (разборка и сборка винтовки, сапёрное, химическое и танковое дело) – 1.745 человек, из которых сдали на «хорошо» – 505, на «отлично» – 275. Подготовлены истребители вражеских танков – 178 человек, по ПВХО – 1.827 человек, обучено хождению на лыжах до 500 человек, подготовлено для массового обучения населения инструкторов ПВХО и ГСО [Готов к санитарной обороне]167 человек, медсестёр – 38, кроме этого организован при райотделе НКВД [Народного комиссариата внутренних дел] истребительный батальон, которым охвачено 75 человек из числа партийного и комсомольского актива. Организовано вновь 30 первичных организаций Осоавиахима [Общества содействия обороне, авиационному и химическому строительству] с охватом новых членов 316 человек. Подготовлено: лыжников I ступени ГТО [Готов к труду и обороне] – 518 человек (план – 200), гранатомётчиков – 56 (план – 50), медсестёр из комсомольского актива – 73, сандружинниц – 73. Организованы медико-санитарные курсы.
В помощь органам НКВД по борьбе с дезертирством согласно решению бюро Давыдовского райкома ВКП (б) от 21 февраля 1942 года организованы группы содействия при каждом сельсовете, в райцентре и совхозе «Вторая пятилетка», всего 14 групп в составе 140 человек. Организовано 44 группы охраны общественного порядка (при каждом колхозе) в количестве 352 человек, выставлено постов – 24. С июня 1941 года по март 1942 года проведены в 19 населённых пунктах сплошные проверки документов военнообязанного возраста и один общий переучёт всех военнообязанных. За всё время задержано дезертиров из РККА – 188, из которых направлены военному прокурору – 152, привлечено к суду за укрывательство дезертиров – 6 человек. Имелось 2 случая уклонения от призыва.
Свою любовь, преданность и заботу о доблестной Красной Армии трудящиеся Лискинского и Давыдовского районов проявили своим активным участием в создании мощного фонда обороны СССР, в сборе тёплых вещей для советских воинов. В фонд обороны от трудящихся Лискинского района поступило денег в сумме 1.370.000 рублей и облигациями разных займов на сумму 515.375 рублей, от реализации билетов денежно-вещевой лотереи поступило 1.623.600 рублей. Кроме того, на приобретение подарков поступило 128.734 рубля. Собрано и направлено тёплых вещей около 20.000 предметов 40 наименований, в том числе валенок – 1.454 пары, полушубков – 230, варежек-перчаток – 4.470, шерсти – 6.661 кг, овчин – 2.998, шапок-ушанок – 624, тёплых брюк и фуфаек – 547.
От взрослых не отставали и дети. Они активно участвовали во всех посильных им общественно-полезных работах. Например, учащиеся Средне-Икорецкой неполной средней школы к 24-й годовщине РККА [Рабоче-Крестьянской Красной Армии] вышили для фронтовиков кисеты, носовые платочки, полотенца и другие вещи личного обихода, дети в своих подарках направили много почтовой бумаги, конвертов, карандашей. Характерен такой факт. Учащаяся третьего класса Средне-Икорецкой начальной школы Галя Сологуб копила деньги, чтобы купить новые книги и ёлочные украшения, но услышав, что взрослые готовят советским воинам новогодние подарки, она открыла свою копилку, где набралось уже 15 рублей, приобрела на них подарок и, послав на фронт, в своём письме написала: «Нет на земле счастливей детей, как у нас в СССР. Это счастье дал нам т. Сталин. Это счастье отстаивают теперь наши доблестные красные воины. Весь наш народ поднялся на борьбу с врагом, значит, и мы, дети, должны помогать старшим, делать всё, что в наших силах, чтобы отстоять своё счастье».
Было бы интересно узнать дальнейшую судьбу этой девочки. У автора просто не хватило на это времени. Возможно, односельчане Галины Сологуб смогут её вспомнить, а может (бывают же в жизни чудеса!), женщина эта ещё жива, и сама сможет рассказать о тех страшных военных годах.
В Давыдовском районе было собрано в качестве подарков тёплых вещей и дру-гих видов сырья, как например, шерсти, около 4 тыс. килограммов, овчин и другого кожевенного сырья около трёх тысяч штук. Переработано из полученного сырья и отправлено на склады НКВД валенок – 1.000 с лишним пар, полушубков и меховых жилетов 500 с лишним штук, переработано и отправлено 3.800 пар чулок и носков, варежек 2.000 с лишним пар и много других вещей. Кроме этого организовано и собрано в порядке новогодних подарков до двух с половиной тысяч килограмм, которые были направлены непосредственно на фронт для бойцов, командиров и политсостава Красной Армии. За это время собрано и сдано 58 т металла, который отправлен по назначению. Рабочие и служащие станции Давыдовка провели 8 субботников и воскресников, передав на дело обороны, на строительство танковой колонны 4,5 тыс. руб.
Лискинцы практическими делами помогали фронту. Перед железнодорожным, водным транспортом и промышленными предприятиями района стояла задача обеспечения бесперебойного обслуживания продвижения воинских эшелонов, боеприпасов, снаряжения для Красной Армии и флота, изыскания возможностей для максимального увеличения выпуска промышленной продукции, а также освоения и выпуска спецпродукции и непосредственно оборонной продукции. В основном с этими задачами они справились. Железнодорожники Лискинского узла и водники Доно-Кубанского речного пароходства значительно улучшили свою работу, немало работников служб и отделов самоотверженно трудились, за что лучшие из них удостоены высокой оценки – на-граждены орденами и медалями шесть человек – Мантуров, Панов, Зеленщикова, Аникин, Волошин, Агеев – и ещё 16 человек отмечены значками наркомата. Железнодорожники Лискинского узла освоили производство оборонной продукции и выпустили её на начало марта 1942 года на сумму 969.749 руб.
Лискинские вагонники оборудовали подвижной состав для бронепоездов. Они за два месяца отремонтировали 25 бронепоездов и бронедрезин для Юго-Западного фронта. Не остались в стороне и паровозники, которые оборудовали три бронепоезда и 90 зенитно-пулемётных вагонов. В депо уже к февралю 1942 года было закончено формирование и оборудование двух бронепоездов. С той поры лискинские паровозники приобрели «смежную военную профессию» – строить бронепоезда.
Вот так вспоминал те далёкие времена краевед Дмитрий Дегтярёв: «Осень 1941 года. В ремонтных цехах паровозного депо Лиски царит небывалое напряжение. В одном из помещений буквально на глазах преображается «овечка» – незабвенный паровоз-трудяга. Его одевают в броню, делая неуязвимым. Вот так рождался броненосец «Лискинец». Что и говорить, это был серьёзный военный заказ, и каждый, кто участвовал в его выполнении, старался до предела. Особенно отличился молодой токарь, коммунист Иван Захарович Ревенко. Он сам придумал и изготовил приспособление, при помощи которого надёжно центровал паковку. Как высококвалифицированный инженер и отличный организатор проявил себя в этой важной работе начальник депо Анатолий Павлович Мантуров. Сформировать локомотивную бригаду бронепоезда тоже не составило труда. Добровольцы нашлись сразу же. Старшим машинистом вызвался идти Степан Фёдорович Лабин , машинистами – Василий Иванович Башкатов и Григорий Алексеевич Фёдоров . Одним из помощников стал шестнадцатилетний Иван Вырвикишко ».
На основании постановления Воронежского обкома партии на предприятиях Лискинского района с конца декабря 1941 года начали изготавливать вооружение кооперированным способом. План – 200 миномётов и 50 автоматов в месяц. Начальник паровозного депо Анатолий Павлович Мантуров в двухдневный срок организовал цеха по изготовлению деталей и сборке миномётов и автоматов, укомплектовал бригады из квалифицированных слесарей, выделил из числа инженеров руководителей цехов и бригад. Общее руководство изготовлением вооружения было поручено члену бюро райкома ВКП (б) Александру Карповичу Лысенко. Детали для миномётов изготовлялись по следующей развёрстке:
1. Вагонное депо – трубка амортизатора, трубка с хомутом, вертлюг, палец, ре-гулирующее кольцо, рамка, сборка в узел;
2. База УГР № 147 – винт подъёмного механизма, гайка подъёмного механизма;
3. Судоремонтные мастерские – заготовка со сборкой плиты;
4. Электростанция – стяжная гайка, винт соединительный левый, винт соедини-тельный правый, гайка соединительного винта левого, гайка соединительного винта правого;
5. Мясокомбинат – винт ходовой, муфта ходового винта, гайка ходового винта;
6. Водоснабжение – трубка горизонтальная;
7. Дистанция пути – ударник, стержень амортизатора, ручка горизонтального механизма;
8. Паровозное депо – ствол, гайка казённика, кольцо казённика, казённик, сто-порный винт пальца, стопорный винт ударника, общая сборка с регулировкой.
Каждая деталь изготовлялась в количестве 8 штук в день.
К сожалению, ни одно предприятие Давыдовского района не освоило выпуск военной продукции.
Юго-Восточная железная дорога, в которую входили Лискинский и Давыдов-ский железнодорожные узлы, до начала военных действий в угрожающую зону не входила и никакой подготовки по противовоздушной обороне не проводила. С начала военных действий, не смотря на ряд телеграфных и письменных запросов со стороны ВМС [военно-мобилизационной службы] Управления Юго-Восточной железной дороги [сокращённо – ЮВЖД], от ЦВМУ [Центрального военно-мобилизационного управления] НКПС [Народного комиссариата путей сообщения] никаких директивных указаний по вопросам боевого формирования и развёртывания средств по ПВО не поступило, и, больше того, по телефону начальник отделения ПВО ЦВМУ НКПС неизменно говорил: «Ваша дорога тыловая, никаких мероприятий проводить не следует и т.д.». Однако руководство и ВМС ЮВЖД с первых же дней военных действий приступили к организации и проведению мероприятий по ПВО и в результате проделано следующее.
К 25 июня 1941 года полностью выключено наружное освещение, произведена светомаскировка 123 станционных зданий, произведена светомаскировочная и маскировочная наружная побелка всех технических и производственных зданий. А к 20 июля 1941 года по дороге на 100% закончены светомаскировочные действия световых сигналов в следующем количестве:
а) семафоры – 505 шт.,
б) светофоры – 427 шт.,
в) дисков предупредительных постоянных – 256 шт.,
г) светомаскировочных фонарей около 3,5 тысяч шт.
…Всего по дороге вырыто 401 щель-укрытие на 11.891 человек. Основные трудности при строительстве щелей-укрытий заключались в отсутствии лесоматериала и директивных указаний о затратах материалов и средств, в результате по собственному почину вырыты открытые щели, позже их закрыли с целью маскировки, затем появилась необходимость укрепить стены и перекрытие и только много позже было предъявлено требование утепления щелей-укрытий... Приспособлено около 83 подвальных помещений под убежища вместимостью на 2.450 человек.
Приспособлено 16 помещений под отделенческие и узловые командные пункты [сокращённо – КП], но все они, кроме дублирующей связи, в других отношениях не отвечают требованиям, предъявляемым к КП.
Кроме того, имеются зенитно-пулемётные установки по ПВО железнодорожных мостов и узловых станций, но командиры взводов зенитно-пулемётных установок не знают, кому они подчинены. В результате к ним предъявляются самые разнообразные требования, в смысле дислокации и со стороны командования фронтами, и со стороны начальников гарнизонов города, и со стороны бригадных районов ПВО, а также со стороны ВМС и начальника передвижения войск. Но имеющиеся взвода до сего времени полностью не обеспечены всем положенным (патроны, оружие, автомашины и т.д.) в соответствии со штатным расписанием.
Дорога считалась тыловой, в апреле 1942 года никто и не ожидал, что совсем скоро она станет прифронтовой. Так стремительно менялась боевая обстановка на театре военных действий.
«Железнодорожники Лискинского узла отлично работают, среди них особо следует указать таких товарищей из паровозного депо, как Андрей Васильевич Коровин, слесарь-стахановец военного времени, из месяца в месяц повышающий производительность труда, двухсотник, в феврале 1942 года выполнил норму на 262%; электросварщик Роман Семёнович Аникеев, не считаясь со временем, он выполняет все самые ответственные работы по оборудованию бронепоездов, двухсотник, январское производственное задание выполнил на 625%; слесарь Фёдор Фёдорович Марченко выполнил также, не считаясь со временем, все задания, работает на башне бронеплощадки, февральское производственное задание выполнил на 830%; токарь Григорий Фёдорович Макаров с начала войны переключился на выполнение ответственных деталей специальных и оборонных заказов, лунинец , работает его станок без ремонта, инструменты в отличном состоянии, февральское производственное задание выполнил на 354%; слесарь Георгий Илларионович Сазанов, стахановец, двухсотник, выполнял самые ответственные задания по оборудованию бронепоездов, за февраль выполнил производственное задание на 467%, немало его рационализаторских и изобретатель-ских предложений дали значительную экономию средств; машинист Иван Сергеевич Гостенков работает на паровозе серии «ФД» в течение всей истекшей зимы не имел ни одного брака, работал на низкосортных углях, перевыполняя нормы технической скорости; машинист Илья Захарович Гавриленко за время войны не имел ни одного случая брака, водит поезда неуклонно по графику, ремонт производит своими силами.
Лучшие бригадиры кондукторских бригад Н.М. Ломакин, А.Я. Мешков, Б.Г. Мусатов перевыполняют производственные задания на 112-132%, подвергаясь неоднократно обстрелам с вражеских самолётов при вождении поездов, не оставили своих постов, водят поезда по спецпутёвкам.
Станция Лиски. За самоотверженный труд и проявленное мужество награждены значками наркомата комсомолец С.В. Панков, коммунисты – Ф.Н. Максин и М.Г. Семакин, диспетчер-коммунист Г.М. Петренко – инициатор формирования фронтовых маршрутов.
Вагонные участки. Электросварщики Е.Т. Деревянкин, А.А.Щербаков, токарь В.П.Макаров, изготовляя детали для бронеплощадок и переделки бронепоездов, не считаясь со временем, работали, не выходя с производства по 2-3 смены и выполняя задания на 300-500%.
Дистанция пути. Старший путевой обходчик Василий Степанович Батищев за время Отечественной войны вырастил 19 лунинцев, обнаружил 96 остродефектных рельса, организатор кооперированных бригад путевых обходчиков; слесарь Сергей Ионович Лямзин, изготовляя инструменты для специальных и бронерованных поездов выполнял норму на 250-300% систематически, работая по 2-3 часа ежедневно сверх восьми часов.
Судо-ремонтные мастерские. Токарь Евгений Михайлович Симонов работает на двух станках и выполняет производственную норму на 350-360%.
Пристань Лиски. Слесарь В.И. Шурупов, моторист механизации А. Россошанский при трудных условиях работы выполняют производственные задания на 150 – 180%».
За время войны выросло число стахановцев и ударников, родились новые стахановы военного времени, созданы колонны паровозов имени Государственного Комитета Обороны СССР, воинские подразделения, которые работают на трудовом фронте так, как славные советские воины на боевых фронтах. Лискинские водники к 24-й годовщине Красной Армии полностью закончили весь судоремонт и завершили подготовку к навигации 1942 года.
Деятельность наиболее крупных лискинских промышленных предприятий можно охарактеризовать такими показателями: мясокомбинатом производственная программа 1941 года по выпуску валовой продукции выполнена на 129%, по выпуску жиров – на 91%. Производительность труда к плановому заданию составила 60%, себестоимость продукции по основным видам ниже плана. План выпуска продукции ширпотреба значительно не довыполнен, выпущено к плану холодца – 24,8%, котлет – 88%, мыла – 65%. Вскоре после начала войны совершенно прекращён выпуск технического ширпотреба.
Укрупнённым пунктом «Заготзерно» план заготовок и закупки зерна выполнен на 82%, переработки – на 91,6%, по сушке зерна задание перевыполнено на 300% (что объясняется поступлением большого количества эвакуированного зерна). За истёкший год условный убыток составил 759 тыс. руб. Недостаток оборотных средств выразился в сумме 222 тыс. руб.
Почти все предприятия наркомата местной промышленности, а также кустарно-промысловая и инвалидная кооперации в известной мере освоили и выпустили про-дукцию спецзаказов для Красной Армии. Однако план выпуска продукции ширпотреба, утверждённый на 1941 год, выполнен лишь на 42%.
В Давыдовском районе создано 8 предприятий местного значения, которые дают продукцию, необходимую для удовлетворения нужд населения. Промкомбинат, предприятия промкомбината обслуживают своей продукцией не только нужды местного населения, но и нужды фронта. Они за время войны план выполнили полностью.
…Железнодорожники станции Давыдовка добились следующих показателей: по плану погрузки 1940 года надо погрузить 2.100 вагонов, фактически погружено было 3.103 вагона, то есть на 147,5% предусмотренного плана. Выгружено за этот период было 1.897 вагонов. С 1 января 1940 года по 22 июня 1941 года было дано под погрузку 544 вагона, фактически было погружено 804, выгружено за это время 806 вагонов.
С первого же дня Великой Отечественной войны давыдовские железнодорожники ещё энергичнее взялись за работу, отдавая все свои силы на помощь фронту. Как никогда быстро происходила погрузка, выгрузка и обработка составов на станции, только за последние месяцы войны на станции Давыдовка произвели погрузку 1.703 вагонов. Обработка скоростных поездов производится скоростными методами, сокращаются простои скоростных поездов. Если на обработку скоростных поездов допускается I час, то железнодорожные рабочие эту работу сокращают на 18-20 минут. При железнодорожной станции имеется восстановительная бригада в составе 21 человека, которая по первому зову является для выполнения того или иного задания. На 25 марта 1942 года на железнодорожной станции Давыдовка не было ни одного случая опоздания или прогула, тогда как на это время в 1941 году было зарегистрировано два случая.
Железнодорожники проявили мужество и самоотверженность в ликвидации последствий налёта вражеской авиации. Особенно отличились в этом трое рабочих отделения 5-го околотка, а также Носов – дежурный по станции Давыдовка, В.К. Курьянов. Эти товарищи быстро восстановили путь и не допустили задержку и аварию поездов.
В дни войны выросла часть стахановцев транспорта, которые, овладевая мето-дами кривоносовцев и лунинцев, добиваются хороших успехов в работе и увлекают своим примеров товарищей по работе. Всего на станции 110 рабочих и служащих, из них 42 стахановца. Среди товарищей своей работой выделяется дежурный по станции Носов, который работает на транспорте 20 лет и не допускает брака и аварий в работе, по приказу наркома был премирован в 1941 году денежной премией, в феврале 1942 года ему была вынесена благодарность. Приказом наркома были премированы стахановцы-железнодорожники Г.С. Строганов, Н.В. Волков, А.А. Боков и другие.
Подбор и воспитание руководящих кадров в условиях войны приобретает ис-ключительное значение. В связи с начавшейся войной значительная часть руководя-щих работников Лискинского района ушла в Красную Армию, и потребовалось заменить их новыми. С начала войны райком ВКП (б) послал на руководящую работу свыше 300 человек, в том числе: на партийную работу – 43, хозяйственную – 121, колхозную – 123 и советскую – 53. Подавляющее большинство из них справляется со своими обязанностями. Как на промышленных предприятиях и в учреждениях, так и в колхозах и МТС требуется провести большую работу по подготовке и переподготовке кадров. Для двух МТС района требуются такие специалисты, как бригадиры, помощники, трактористы, учётчики, заправщики – всего 338 человек, имеется старых кадров 209 человек, из них женщин – 89, подготавливаются на курсах 29. Комбайнёров требуется 45 человек, имеется старых – 20, обучается на курсах 13, остальные будут укомплектованы.
Во всех сельских школах учащиеся старших классов проходят по 122-часовой программе обучение сельскохозяйственным работам. Занимаются 492 человека, из них тракторному делу – 63, остальные на конно-ручных работах. Недостаточное привлечение к обучению учащихся объясняется неполным охватом всеобучем учащихся.
На железнодорожном транспорте подготовка кадров массовых профессий из числа женщин ведётся крайне недостаточно. По плану необходимо подготовить токарей, помощников машинистов, слесарей, телеграфистов, весовщиков, стрелочников и других профессий 981 человека, охвачено же учёбой 389. Особенно плохо идёт эта работа на станции Лиски и в паровозном депо, что следует объяснить безответственным отношением к этому делу со стороны руководящих работников хозяйств и первичных парторганизаций.
Председатели колхозов, ушедшие в армию, заменены женщинами – лучшими колхозницами. Во всех колхозах района насчитывается бригадиров 189 человек, из них женщин 47, звеньевых 812, все женщины. В 1942 году через краткосрочные курсы председателей колхозов, бригадиров, звеньевых и других должны были пропустить 497 человек, прошли же эти курсы 202 человека, из них 157 женщин.
В Давыдовском районе из 159 человек руководящих работников на 25 марта 1942 года имеется 150. За период Отечественной войны с кадрами произошли следующие изменения: ушло в Красную Армию 65 человек, переведено на другую работу 14, снято с работы, как не справившиеся с работой – 4, такие как председатель колхоза «18 партсъезд» Пичкуров, совершавший злоупотребления, за что и был осужден на 2 года. Председатель колхоза им. Будённого Телков, который используя обстановку военного времени, наживался за счёт колхозной и общественной собственности. Истомин – бывший директор торгплодовощкомбината снят, как не справившийся с работой и другие.
Обеспеченность района специалистами сельского хозяйства
наименование специальности 1940 год 1941 год 1942 год ушло в РККА
требо-ва-
лось име-лось требует-ся имеет-ся требует-ся имеет-ся
агрономов 18 14 18 15 18 9 5
вет. врачей 2 2 2 2 2 1 1
зоотехников 11 11 11 11 10 6 5
землеустроите-лей 2 1 2 1 2 1 -
Обеспеченность и подготовка механизаторских кадров по состоянию на 25 марта 1942 года
наименование организаций требуется имеется не дос-таёт план обуч. обучается в т.ч. женщ. оканч. занятия
Давыдовская МТС
ст. механиков 1 1 - - - - -
механиков 5 3 2 3 - - -
комбайнёров 28 12 16 21 - - -
трактористов 104 61 43 159 120 40 20/III
помощников комбайнёров 28 8 20 - - - -
бригадиров тракторных от-рядов 13 13 - - - - -
40 чел. трактористов изучение теории закончили, проходят практику, участвуют в ремонте.
Тресоруковская МТС
ст. механиков 1 1 - - - - -
механиков 4 3 1 - - - -
комбайнёров 18 8 10 16 - - -
трактористов 104 40 64 129 78 34 20/III
помощников комбайнё-ров 18 - 18 - - - -
бригадиров тракторных отрядов 12 12 - - - - -
По совхозу
ст. механиков 2 2 - - - - -
комбайнёров 8 4 - - -
трактористов 72 68 30 3 1/IV
помощников комбайнё-ров 8 - - - - -
бригадиров тракторных отрядов 2 1 - - - -
Итого по району
ст. механиков 4 4 - - - - -
механиков 9 5 4 3 - - -
комбайнёров 54 24 30 37 - - -
трактористов 280 169 111 293 228 87
помощников комбайнё-ров 54 8 46 - - - -
бригадиров тракторных отрядов 24 23 1 - - - -
Кроме того, обучаются в средней школе учащиеся 9-10 классов: трактористов 101 человек и комбайнёров 42 человека. В 13 неполных средних школах и двух средних школах 415 учащихся 7 и 8 классов изучают методы конно-ручной работы.
Ушедших на фронт мужчин заменили женщины, большинство из которых в короткое время освоили новые профессии. Например, в Лискинском районе в шестом отряде Пуховской МТС Е.Д. Чекмезова, сев на трактор, через два-три дня стала выполнять дневные задания на 205-225%; в двенадцатом отряде Тарасьева за первые два дня работы на У-2 стала выполнять дневные задания на 220-230%. Домохозяйки города пошли на предприятия и учреждения, чтобы заменить ушедших на фронт мужчин. Они сами проявили огромное желание лично сражаться в рядах доблестной Красной Армии, сотни их пошли учиться в кружки ГСО, ПВХО, медсестёр, сандружинниц, а часть сразу же подали заявления о посылке их на фронт. Среди них Т.А. Морокова, М.И.Волошина, Богданова и другие.
Неоценимую помощь оказали домохозяйки и интеллигенция города и села в прополке и уборке урожая. Больше 20.000 женщин города в разные сроки работали на колхозных полях. Активными организаторами этого патриотического дела были агитаторы-домохозяйки Чеботарева, Недбаева, Григорьева, Белопольская. Директор неполной средней школы 2-го Никольского сельсовета Коровников организовал педагогов и учащийся коллектив 6-7-х классов своей школы на активную помощь местным колхозам, сам работал на сенокосе косарём, перевыполняя нормы выработки и увлекая за собой на самоотверженный труд колхозников.
6 апреля 1942 года бюро райкома партии Давыдовского района приняло решение о мобилизации девушек-комсомолок для службы в частях ПВО Красной Армии. Решено – мобилизацию проводить из числа девушек-комсомолок в возрасте 19-25 лет, физически здоровых, выносливых, морально устойчивых, годных служить в частях Красной Армии, при этом было решено, что 40% отобранных девушек должны иметь полное среднее образование, остальные не ниже 5-7 классов.
С первых дней войны стали поступать санитарные поезда с ранеными с фронта. В населённых пунктах Давыдовка и Свобода были организованы военные госпитали. Так в Давыдовке находились госпитали:
87 КПГ [корпусной подвижной госпиталь] с 13 октября по 28 декабря 1941 года,
2340 ИГ [инфекционный госпиталь] с 30 октября по 20 ноября 1941 года,
2644 ЭГ [эвакуационный госпиталь] с сентября по 31 октября 1941 года,
1080 ЭГ с 10 марта по 1 июля 1942 года,
474 ППГ [полевой подвижной госпиталь] с 31 августа 1942 года,
2418 ХППГ [хирургический полевой подвижной госпиталь] с 1 января по 15 января 1943 года,
2401 ППГс 1 января по 15 января 1943 года,
78 УГПЭП с ЭП [управление головного полевого эвакуационного пункта с эвакоприёмником] с 2 января по 21 февраля 1943 года,
2416 ХППГ с 15 января 1943 года,
65 ППГ с 17 января 1943 года,
638 ППГ с 11 по 14 февраля 1943 года,
3 ГОЛАГ [госпиталь-лагерь для легкораненых] с 15 февраля по 30 июня 1943 года,
4 ГОЛАГ с 15 апреля по 30 июня 1943 года,
3390 ЭГ с 15 апреля по 1 октября 1943 года,
2623 ГЛР [госпиталь для легкораненых] с 20 мая 1943,
5158 ХППГ с 15 июня 1943 года,
3036 ЭГ с 1 июля по 4 августа 1943 года.
В селе Дракино в 1943 году находились госпитали: 1348 ЭГ с февраля 1943 года и 2252 ХППГ с 1по 31 января 1943 года.
В городе Свобода находились госпитали:
2636 ЭГ на 1 августа 1941 года (так в документе – Т.Б.),
2635 ЭГ с 28 октября 1941 года по 1 июля 1942 года,
2326 ППГ с 1 ноября 1941 года по 1 февраля 1942 года,
2084 ППГ с 22 ноября по 9 декабря 1941 года,
60 ППГ с 30 декабря 1941 года по 1 января 1942 года,
489 ППГ на 1 января 1942 года (так в документе – Т.Б.),
2633 ЭГ на 1 февраля 1942 года (так в документе – Т.Б.),
485 ППГ с 30 апреля по 20 мая 1942 года,
4288 ИГ с 15 июня по 1 июля 1942 года,
269 ЭГ с 10 января по 4 апреля 1943 года,
4390 ППГ на 15 февраля 1943 года (так в документе – Т.Б.),
1036 ЭГ с 20 февраля по 5 апреля 1943 года,
1060 ЭГ с 15 марта по 31 марта 1943 года,
5162 ХППГ на 26 апреля 1943 года (так в документе – Т.Б.),
5164 ХППГ на 26 апреля 1943 года (так в документе – Т.Б.),
5289 ГЛР на 2 июня 1943 года (так в документе – Т.Б.),
4188 ТППГ [терапевтический полевой подвижной госпиталь] с 15 августа 1943 года по 16 января 1944 года.
В первом полугодии 1942 года ЭГ № 2636 находился в Доме отдыха «Дивногорье», а ЭГ № 3226 – в Доме отдыха имени Цюрупы.
Большая работа в Лискинском районе проводилась по организации шефства над госпиталями. Выделены бригады из девушек, устроены дежурства в палатах. Из комсомольцев создана бригада в количестве 25 человек, которые обслуживают проходящие санитарные поезда. Около 800 домохозяек принимают непосредственное участие в оказании практической помощи госпиталям – дежурства, стирка, починка белья и другое. Систематически собираются и доставляются подарки раненым бойцам.
В Давыдовке также было установлено шефство над эвакогоспиталем № 1080. Ему были предоставлены помещения средней школы, два здания начальной школы и клуб ОСОВИАХИМа. Среди населения провели сбор твёрдого и мягкого инвентаря, столово-кухонной посуды, мобилизовали квалифицированных специалистов и необходимый транспорт.
Широко развилось в Лискинском районе новое патриотическое движение – донорство. Врачи железнодорожной поликлиники Яценко, Ткаченко, Иванова и Боброва первыми изъявили желание дать свою кровь раненым бойцам и обязались организовать группу доноров, которых к марту 1942 года в районе стало 80 человек.
Немало сделано по оказанию помощи гражданам Орловской области, освобождённым от ига немецких варваров. На 20 марта 1942 года от трудящихся Лискинского района поступило: зерна – 442 ц, муки – 142 кг, картофеля – 125 ц, мяса – 10 ц, крупнорогатого скота – 12 голов, овец – 35 голов, птицы – 109 шт., рубашек – 185, платков головных – 120, платьев, кофт, юбок – 146, овчин – 213, шерсти – 375 кг, ходов с упряжью – 6, денег в сумме 12.341 руб. Всего 3256 предметов 70 наименований. Железнодорожники узла оказали производственную и материальную помощь железнодорожникам Северо-Донецкой железной дороги – собрано 4555 предметов 121 наименования (ломы, кирки, молотки, отремонтированные телефонные аппараты), предметы домашнего обихода (чулки, носки, валенки, фуфайки, посуда и т.п.), собрано 890 руб лей.
О том, как жилось в это время, рассказала Ефросинья Ивановна Краснянская (в девичестве Горобцова): «В 1941 году я закончила 1 класс. Мама, я и сестра Аня жили в Лисках на улице Батарейной возле одноколейки на нефтебазу. Отца нашего «взяли» (так тогда говорили, да ещё и шёпотом) в 1937 году осенью. Нам помогали наши соседи Золотарёвы, у них была дочь Клара, мы с ней вместе в школу ходили. Отец их работал в конторе на железной дороге. Тётя Маша шила на дому. Вот она за нами и присматривала. На нашей улице многие мужчины получили бронь. Они работали на железной дороге. Лиски – узловая станция, поэтому было два депо: и паровозное, и вагонное. Жизнь наша не изменилась, как-то было незаметно, что началась война. На улице с жителями проводили занятия – знакомили с противогазом, с сигналами тревоги и отбоя, тревоги химической, о действиях по тревоге. Мы, детвора, вертелись здесь же. Ввели дежурство жителей на улице. В ночное время наша мама и тётя Маша дежурили в паре. Пропуск требовали с тех, кто шёл домой с работы или на работу. Но такая благостная обстановка продолжалась недолго.
В один из воскресных дней октября (мама была дома, стирала) мужчины и женщины собрались во дворе. Время тревожное, все стараются быть вместе. Возле взрослых и дети. Вбегает сестра Аня и кричит: «Ага, вы не видели! Самолёт на элеватор кувшины покидал!». Мама – в дверь, я за ней. Над элеватором поднимаются клубы дыма, взрывы. Это первая бомбёжка. После этого, на следующий же день, над городом с утра до ночи летали два самолёта по кругу навстречу друг другу. Наблюдали за воздухом, то есть следили за немецкими самолётами. С тех пор начали объявлять тревоги. Наши мужчины с улицы вырыли окоп, в нём лавочки поставили, двери навесили, накрыли. По тревоге набивалось в него много людей. А зимой, когда тревоги участились днём и ночью, по городу был издан приказ – людям, не занятым трудом на производстве, было приказано покинуть город во избежание лишних жертв.
Сразу же после первой бомбёжки между нашей улицей и одноколейкой была размещена зенитная батарея. Вырыли блиндаж, установили орудия, ящики со снарядами. До зениток от нашего барака каких-то 80-100 метров. У нас в это время на квартире жил с семьёй дядя Серёжа, машинист. Его семья – тётя Паша и ребёнок грудной. Объявили тревогу. Дядя Серёжа дома, он обязан дежурить на улице, тушить зажигательные бомбы. Я не боюсь, ведь дядя Серёжа дома, поэтому в окоп не побежали. Сидим в доме с тётей Пашей. Как ударили зенитки залпом! Грохот, огонь всё осиял, стёкла в окнах посыпались. Все мы, конечно, в крик. Дядя Серёжа прибежал, покидал нас в погреб и убежал. Стёкла в окна вставлять пытались – бесполезно. Заколотили, чем придётся, да ставни закрыли и всё. Во второй класс мы с Кларой пошли вовремя. Ходили во вторую смену. А в ноябре в нашей школе разместился госпиталь. И занятия прекратились. А тут и приказ по городу, и все бабушки-дедушки, детки покинули город. Клару забрал дедушка в деревню. Дядя Петя – на фронте, тётя Маша одна осталась. Была серьёзно больна. Умерла. Похорон как таковых не было. Бабушка Ивановна, соседка, всё сделала. Почему её звали бабушкой, не знаю. Она ж была молодая. Когда отвезли на кладбище – не знаю. Бомбёжки частые. Только был отбой, уже другие летят, и снова тревога. Остались мы в бараке одни. Вскоре и бабушки Ивановны в доме не стало. Она ведь работала в депо. Они, рабочие, там и жили. Поставили им кровати, столовую организовали. А дом – на замке. Тётю Пашу дядя Серёжа отправил в деревню. Спали пока дома. И ночные бомбёжки были, мы были дома. Но спали все одетые и обутые по-зимнему под кроватью. Так было реко-мендовано: «Рухнет у вас потолок, а вы под кроватью живы. Вас спасут».
А когда все вокруг отбыли, мы остались одни. Дядя Серёжа бывал дома редко и недолго. Поездки ведь длительные, не мирное время. То путь разбомбят, то в состав попадут. Я оставаться дома с Аней боюсь, в окопе никого нет. И стала мама брать нас с собой на элеватор на работу. Вечером придём домой. Одни. Холодно. Пока мама растопит печку, что-то сготовит. А самолёты бомбят, и зенитки стреляют залпами. Но они уже свои, рядом тут. Что-то съели и под кровать. И всё это одетые и обутые. Но страшно одним. И мы пошли ночевать в погреб к бабушке Ивановны. Погреб на улице в конце двора, на нём шалаш из камыша. В погребе живёт бабушка – маленькая сухонькая старушка. Это мама сотрудницы Ивановны. Их домик в городе разбомбили. Дочь бабушки работает с Ивановной в депо, там спят, едят. Сюда наведываются, если отпустят на час-другой. В погребе в углу стоит опрокинутая вверх дном кадушка, на ней в уголочке иконка Николая Чудотворца. Примус, на примусе сковородка. Мы спим, конечно, на полу. Там у нас полушубок отца, небольшая подушка и одеяло. Утром выбираемся из погреба – и на работу, вечером с работы – в погреб. Пекарню разбомбили, хлебовозку тоже. Магазины поразбиты. Ещё бы… Сыпят бомбы днём и ночью.
Уже летом мама как-то решила что-то в духовке испечь. С работы пошла домой, а мы сразу в погреб. Бабушка крестится, твердит одну и ту же мольбу: «Николай Угодничек, великий помощничек, спаси нас грешных!». Пришла мама, только успела стать на лестницу, и упала бомба. Наша бомба. Упала у нас в изголовье. Утром увидели – шалаша над погребом нет и следов его нет. От акации остался пенёк. Бомба упала близко, но погреб выстоял, он ведь был маленький и не глубокий. В нём мы обитали с зимы до весны…».
Наступил 1942 год. Тяжелейший год в истории Великой Отечественной войны. Успешно начавшаяся в январе Крымская операция в результате просчётов командования закончилась в мае разгромом наших трёх армий. В силу этих же причин и в мае же под Харьковом была окружена и уничтожена почти вся наша группировка войск. Потерпели неудачу и операции на Ленинградском и Волховском фронтах. В результате одной из них – Любанской – 2-я Ударная армия вклинилась в расположение противника, да так и застряла там, в лесах и болотах. В условиях весенней распутицы она почти полностью погибла, а её командующий генерал-лейтенант Власов сдался в плен. Летом в большой излучине Дона ряд советских дивизий оказался в окружении, тысячи солдат попали в плен. Стратегическую инициативу вновь захватил противник. Советские войска с тяжёлыми боями отступили к Волге и на Кавказ.
На оккупированной территории оказалось более 80 миллионов человек. Страна лишилась крупнейших промышленных и сельскохозяйственных областей, производивших свыше 70 процентов чугуна, 58 – стали, 63 – угля, 42 – электроэнергии, располагавших 47 процентами всех посевных площадей. Одна треть всех потерь за всю войну приходится на 1942 год. Положение было катастрофическим…
Глава II. На вольном, на синем, на тихом Дону походная песня звучала…
Война осталась трагической страницей в истории нашей страны. Невозможно, рассказывая о войне, обойти тему прощания и проводов на войну. Это был тяжкий момент для миллионов семей: женщины провожали сыновей, мужей, братьев, отцов, понимая, что, возможно, никогда их больше не увидят. Жизнь под родным кровом для них заканчивалась, впереди была неизвестность и опасность воинской жизни, в которой следовало обрести воинскую славу, доказать свою смелость и показать мужество в бою, а может и отдать свою жизнь, выполняя священный долг перед Родиной, народом, своими родными и близкими.
По-разному провожали на войну. Кто-то прощался с уходившим на фронт в стенах родного дома. Так, как запомнилось Раисе Васильевне Финочкиной: «Я помню, как прощалась со своим отцом. Он был у нас сильный, стройный, красивый. Нас было четыре девочки: Тоня 1929 года рождения, Рая 1930 года, Маруся 1932 года и Лиза 1936 года. Отец нас по очереди поднимал на руки выше головы, прижимал крепко к груди и долго целовал. Ему некогда было побриться, и я запомнила его колючие усы и подбородок. Так мы и простились с отцом, который прошёл всю войну и погиб в 1945 году».
Окончившая после семилетки с отличием Бобровскую школу медицинских сес-тёр, Мария Григорьевна Вахтова (Синицына), прошедшая санинструктором 2-го дивизиона 53-го гвардейского артиллерийского полка 25-й гвардейской стрелковой дивизии бои на Сторожевском плацдарме, вспоминала после войны: «В военкомат мы шли как на праздник, надев самые нарядные платья и туфли на высоком каблуке. Радость от исполненного желания – мы идём воевать – переполняла наши пылкие юные сердца, и ни я, ни одна из моих подруг не задумывались над тем, что нас ожидает на фронте.
Когда весёлой пёстрой стайкой прибыли на место сбора, вся улица была за-пружена народом. Разноголосый плотный шум висел над площадью перед зданием военкомата. Начищенной медью гремел оркестр, голосисто заливались гармошки, истошно надрывались балалайки… Люди плясали под музыку, хриплыми голосами выкрикивая задиристые частушки. Можно было подумать, что народ собрался здесь на общее праздничное торжество. Однако царившее вокруг бодрое настроение не могло заглушить скорбного женского плача. То плакали жёны, расставаясь с мужьями, которым пришёл черёд идти биться с проклятым врагом. Не надеясь снова встретиться с любимыми, они сокрушались о своей бабьей доле, в безвыходной печали уже заранее представляя себя солдатскими вдовами. Оттого им не хватало в такой момент ни сил, ни выдержки, и они слезами старались облегчить грядущие тяжкие испытания. Возле каждого уходившего на фронт суетились близкие родственники. Они наказывали воевать как надо, не забывать родных, писать письма и, прощаясь, в который уж раз целовали будущего фронтовика.
Мне было горько. Меня никто не провожал. Мама моя умерла в первые дни войны, получив «похоронку» на брата. Ещё два брата, Семён и Иван, и папа воевали на фронте. Я не плакала, глядя на кучки чужих людей, но ком в горле мешал дышать и говорить.
Вот мужчин построили, и они под бравурный марш духового оркестра пошли на станцию Бобров грузиться в эшелон. За ними хлынула большая толпа женщин, детей, стариков. Теперь настал наш черёд. Подана команда, и ровные шеренги развернулись перед военкоматом. Торжественно, по-праздничному выглядел строй девушек в ярких разноцветных платьях и туфельках. Сразу вокруг всё смолкло, наступила величавая тишина. На душе стало спокойно. Каждая из нас на всю жизнь запомнила этот неповторимый миг.
Затем перед нами выступили военком, директор медшколы, представитель райкома комсомола и кто-то из родственников. Они говорили о тяжких для Родины днях, неминуемом разгроме врагов, желали возвращения с победой. Подошла минута прощания. И снова тонкоголосо разлился по улице неутешный плач матерей. Каждая называла свою дочь самыми сладкими, красивыми словами: и «канареечка ты моя», и «яблочко», и «розочка», и «вишенка», и «цветочек аленький».
– Да как же мы без вас домой пойдём? – причитали они.
– Да не успели мы на вас налюбоваться. Проклятый Гитлер лишает нас послед-
ней радости в жизни, – вторили им другие…
Наконец мы сели в машины. Вокруг бортов сразу встали стеной родственники.
Матери протягивали своим девочкам руки, чтобы ещё раз, хоть на мгновение, ощутить близость родной кровиночки. Я стояла у самой кабины и, молча, наблюдала душераздирающую сцену прощания. По сигналу военкома колонна тихо тронулась с места.
Оркестр заиграл марш «Прощание славянки», и его бередящие душу звуки по-плыли над городом. Ускоряя ход, автомобили покатились по улице, стараясь не отстать. Бежали все: и взрослые, и дети. Что-то кричали нам, прощально махали платками. Переключив скорость, машины пошли быстрее, оставляя позади себя клубы пыли и постепенно редеющую, отдаляющуюся толпу. Наконец и звуки оркестра перестали слышаться, потонув в шуме моторов…».
В деревнях, сёлах и станицах провожали на войну своих мужчин всем миром. Вся деревня выходила попрощаться с земляками, пожелать, чтобы «со скорою Победой» возвратились все домой, а кому не суждено вернуться – «смерти мгновенной» или «раны небольшой».
В фондах Лискинского историко-краеведческого музея нашлась фотография, подписанная лаконично и просто: «7 октября 1941 года. Проводы на войну. Село Селявное-2». Этот единственный снимок, провожающей на фронт, лискинской деревни.
Казалось бы, традиционный групповой снимок, снятый неизвестным фотографом. Люди позируют перед камерой, собравшись в группу. Как всегда, дети впереди всех. Исподлобья глядящие, ожидая вылета обещанной «птички».
А дальше – небольшая группа мужчин, и женщины, женщины. В белых платочках, словно в церковь собравшиеся... И лишь мужчина и женщина в первом ряду, в центре, выбиваются из общей картины. Эти двое словно продолжают какой-то неоконченный разговор. Она держит в руках его кепку (видимо, сняла с него, чтобы лучше был виден на фотографии). Каким-то своим женским чутьём поняв, что прощается навсегда, что нет надежды на новую встречу, сильным волевым усилием сдерживает она подступающие слезы. Он же прижал её к себе и смотрит, не отрываясь на её лицо.
Он тоже понимает всю трагичность происходящего, но иного пути для него нет. Он должен выполнить свой долг перед Родиной и людьми, нет смысла горевать перед неизбежным, и он стойко принимает выпавшую ему долю.
Рука сзади стоящей женщины легла ему на плечо. Мол, повернись, смотри на фотографа. А справа группа из шести мужчин. В лицах их нет ни страха, ни растерянности. Только спокойствие и решительность. Они все больше не отцы и не мужья, они воины, которые должны отрешиться от мирной жизни, чтобы выполнить свой долг. Теперь они – одни из многих, смело смотрящих в лицо смерти.
Живые лица смотрят на нас сквозь время. Никого из них уже нет в живых. Впрочем, возможно, кто-то из тогдашних детей ещё жив…
Глава II. На вольном, на синем, на тихом Дону походная песня звучала…
Война осталась трагической страницей в истории нашей страны. Невозможно, рассказывая о войне, обойти тему прощания и проводов на войну. Это был тяжкий момент для миллионов семей: женщины провожали сыновей, мужей, братьев, отцов, понимая, что, возможно, никогда их больше не увидят. Жизнь под родным кровом для них заканчивалась, впереди была неизвестность и опасность воинской жизни, в которой следовало обрести воинскую славу, доказать свою смелость и показать мужество в бою, а может и отдать свою жизнь, выполняя священный долг перед Родиной, народом, своими родными и близкими.
По-разному провожали на войну. Кто-то прощался с уходившим на фронт в стенах родного дома. Так, как запомнилось Раисе Васильевне Финочкиной: «Я помню, как прощалась со своим отцом. Он был у нас сильный, стройный, красивый. Нас было четыре девочки: Тоня 1929 года рождения, Рая 1930 года, Маруся 1932 года и Лиза 1936 года. Отец нас по очереди поднимал на руки выше головы, прижимал крепко к груди и долго целовал. Ему некогда было побриться, и я запомнила его колючие усы и подбородок. Так мы и простились с отцом, который прошёл всю войну и погиб в 1945 году».
Окончившая после семилетки с отличием Бобровскую школу медицинских сестёр, Мария Григорьевна Вахтова (Синицына), прошедшая санинструктором 2-го дивизиона 53-го гвардейского артиллерийского полка 25-й гвардейской стрелковой дивизии бои на Сторожевском плацдарме, вспоминала после войны: «В военкомат мы шли как на праздник, надев самые нарядные платья и туфли на высоком каблуке. Радость от исполненного желания – мы идём воевать – переполняла наши пылкие юные сердца, и ни я, ни одна из моих подруг не задумывались над тем, что нас ожидает на фронте.
Когда весёлой пёстрой стайкой прибыли на место сбора, вся улица была за-пружена народом. Разноголосый плотный шум висел над площадью перед зданием военкомата. Начищенной медью гремел оркестр, голосисто заливались гармошки, истошно надрывались балалайки… Люди плясали под музыку, хриплыми голосами выкрикивая задиристые частушки. Можно было подумать, что народ собрался здесь на общее праздничное торжество. Однако царившее вокруг бодрое настроение не могло заглушить скорбного женского плача. То плакали жёны, расставаясь с мужьями, которым пришёл черёд идти биться с проклятым врагом. Не надеясь снова встретиться с любимыми, они сокрушались о своей бабьей доле, в безвыходной печали уже заранее представляя себя солдатскими вдовами. Оттого им не хватало в такой момент ни сил, ни выдержки, и они слезами старались облегчить грядущие тяжкие испытания. Возле каждого уходившего на фронт суетились близкие родственники. Они наказывали воевать как надо, не забывать родных, писать письма и, прощаясь, в который уж раз целовали будущего фронтовика.
Мне было горько. Меня никто не провожал. Мама моя умерла в первые дни войны, получив «похоронку» на брата. Ещё два брата, Семён и Иван, и папа воевали на фронте. Я не плакала, глядя на кучки чужих людей, но ком в горле мешал дышать и говорить.
Вот мужчин построили, и они под бравурный марш духового оркестра пошли на станцию Бобров грузиться в эшелон. За ними хлынула большая толпа женщин, детей, стариков. Теперь настал наш черёд. Подана команда, и ровные шеренги развернулись перед военкоматом. Торжественно, по-праздничному выглядел строй девушек в ярких разноцветных платьях и туфельках. Сразу вокруг всё смолкло, наступила величавая тишина. На душе стало спокойно. Каждая из нас на всю жизнь запомнила этот неповторимый миг.
Затем перед нами выступили военком, директор медшколы, представитель райкома комсомола и кто-то из родственников. Они говорили о тяжких для Родины днях, неминуемом разгроме врагов, желали возвращения с победой. Подошла минута прощания. И снова тонкоголосо разлился по улице неутешный плач матерей. Каждая называла свою дочь самыми сладкими, красивыми словами: и «канареечка ты моя», и «яблочко», и «розочка», и «вишенка», и «цветочек аленький».
– Да как же мы без вас домой пойдём? – причитали они.
– Да не успели мы на вас налюбоваться. Проклятый Гитлер лишает нас послед-
ней радости в жизни, – вторили им другие…
Наконец мы сели в машины. Вокруг бортов сразу встали стеной родственники.
Матери протягивали своим девочкам руки, чтобы ещё раз, хоть на мгновение, ощутить близость родной кровиночки. Я стояла у самой кабины и, молча, наблюдала душераздирающую сцену прощания. По сигналу военкома колонна тихо тронулась с места.
Оркестр заиграл марш «Прощание славянки», и его бередящие душу звуки по-плыли над городом. Ускоряя ход, автомобили покатились по улице, стараясь не отстать. Бежали все: и взрослые, и дети. Что-то кричали нам, прощально махали платками. Переключив скорость, машины пошли быстрее, оставляя позади себя клубы пыли и постепенно редеющую, отдаляющуюся толпу. Наконец и звуки оркестра перестали слышаться, потонув в шуме моторов…».
В деревнях, сёлах и станицах провожали на войну своих мужчин всем миром. Вся деревня выходила попрощаться с земляками, пожелать, чтобы «со скорою Победой» возвратились все домой, а кому не суждено вернуться – «смерти мгновенной» или «раны небольшой».
В фондах Лискинского историко-краеведческого музея нашлась фотография, подписанная лаконично и просто: «7 октября 1941 года. Проводы на войну. Село Селявное-2». Этот единственный снимок, провожающей на фронт, лискинской деревни.
Казалось бы, традиционный групповой снимок, снятый неизвестным фотографом. Люди позируют перед камерой, собравшись в группу. Как всегда, дети впереди всех. Исподлобья глядящие, ожидая вылета обещанной «птички».
А дальше – небольшая группа мужчин, и женщины, женщины. В белых платочках, словно в церковь собравшиеся... И лишь мужчина и женщина в первом ряду, в центре, выбиваются из общей картины. Эти двое словно продолжают какой-то неоконченный разговор. Она держит в руках его кепку (видимо, сняла с него, чтобы лучше был виден на фотографии). Каким-то своим женским чутьём поняв, что прощается навсегда, что нет надежды на новую встречу, сильным волевым усилием сдерживает она подступающие слезы. Он же прижал её к себе и смотрит, не отрываясь на её лицо.
Он тоже понимает всю трагичность происходящего, но иного пути для него нет. Он должен выполнить свой долг перед Родиной и людьми, нет смысла горевать перед неизбежным, и он стойко принимает выпавшую ему долю.
Рука сзади стоящей женщины легла ему на плечо. Мол, повернись, смотри на фотографа. А справа группа из шести мужчин. В лицах их нет ни страха, ни растерянности. Только спокойствие и решительность. Они все больше не отцы и не мужья, они воины, которые должны отрешиться от мирной жизни, чтобы выполнить свой долг. Теперь они – одни из многих, смело смотрящих в лицо смерти.
Живые лица смотрят на нас сквозь время. Никого из них уже нет в живых. Впрочем, возможно, кто-то из тогдашних детей ещё жив…
Фотография сделана 7 октября 1941 года. Враг рвётся к Москве, Орлу, Харькову. В связи с приближением фронта колхозы эвакуировали в сентябре частично своё хозяйство. Уже прошла пора «шапкозакидательства». Люди поняли, что враг коварен и силён. Война идёт кровавая и страшная…
Казалось бы, простой снимок, но, сколько в нём жизненной силы, выразитель-ности! Не воин в сверкающих доспехах, не суперсолдат одолели фашизм, а такие вот простые, неказистые мужики с загрубелыми руками. Время выбрало их. И встали они на неизбежном рубеже: позади – жизнь, впереди – вечность...
А неизвестный фотограф остановил время. Сотни лет пройдут, тысячи гроз от-гремят, но эта, на несколько секунд затихшая, донская деревенька, так и будет смот-реть на потомков глазами этих людей. Людей, которые просто и буднично, без напу-скной бравады, шагнули в Историю и в Вечность...
Глава III. Планы противоборствующих сторон на лето
1942 года
К весне 1942 года войска Брянского фронта оборонялись в 350-км полосе от Белева до н/п [населённого пункта] Долгое. Фронт прикрывал направление на Тулу и Москву. В то время в составе Брянского фронта было три армии – 61-я, 3-я и 13-я: всего восемнадцать стрелковых дивизий и три отдельные танковые бригады. Оборона во всех армиях была построена в один эшелон со средней тактической плотностью около 15 км на дивизию. В резерве командармов имелось по одной танковой бригаде, а в 3-й армии – ещё и стрелковая дивизия. У командующего фронтом в резерве находились 7-й и 8-й кавалерийские корпуса (каждый трёх дивизионного состава) и одна стрелковая дивизия. Соседняя слева 40-я армия Юго-Западного фронта занимала оборону на фронте Долгое, Марьино.
Перед войсками Брянского фронта тогда действовала довольно сильная группировка противника – до двадцати дивизий (в том числе три-четыре танковых и, видимо, столько же моторизованных), входивших в состав 2-й танковой и 2-й полевой армий вермахта [вооружённых сил нацистской Германии]. Однако особой активности немцы не проявляли, так как именно в этот период в германской Ставке определялись планы на проведение летней кампании 1942 года.
С начала войны и до конца апреля 1942 года общие потери СССР составили 6.839,4 тыс. человек, из них 4.090,9 тыс. человек безвозвратные. Германские войска и сами понесли потери, которые к концу февраля 1942 года на Восточном фронте составили 1.005,6 тыс. человек, или 31 % от всей численности вооружённых сил. Их [потери] Германии всё труднее и труднее становилось восполнять. Так, с 1 ноября 1941 года по 1 апреля 1942 года армия резерва сумела отправить на советско-германский фронт всего 450 тыс. человек пополнения, но это было меньше убыли на 336 тыс. человек.
Из сводки вермахта за 30 марта 1942 года видно, какую цену немцы заплатили, пытаясь ликвидировать последствия зимнего кризиса: из 162 боевых дивизий совет-ско-германского фронта только 8 можно было считать пригодными для ведения ак-тивных действий; в соединениях группы армий «Юг» осталось около половины, а в группах армии «Центр» и «Север» – около 35 % от первоначальной численности пехоты. Общие потери танков к 20 марта 1942 года составили 3.319 единиц, а штурмовых орудий – 173. За это время в качестве пополнения поступило 732 и 17 единиц соответственно.
Германское командование пришло к выводу, что до лета повысить боеспособность всех соединений не удастся, поэтому готовилось к наступлению только на од-ном стратегическом направлении – юго-западном с последующим выходом на Кавказ. Для предстоящего наступления на южном крыле советско-германского фронта оно решило восстановить боеспособность лишь 65 дивизий, причём в первую очередь «обновить» 12 танковых и 10 моторизованных соединений, а также соединения и части РГК [Резерва Главного Командования], предназначенные для действий на южном фланге советско-германского фронта.
На специальном совещании в «Волчьем логове» 28 марта 1942 года генерал-полковник Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных войск [сокращённо – ОКХ], отвечавшего за проведение военных операций на советско-германском фронте, изложил план действий германских вооружённых сил на 1942 год, направленный на окончательный разгром Красной Армии.
Присутствующий на совещании немецкий генерал Варлимонт впоследствии вспоминал: «Гитлер, невзирая на постигшие немцев неудачи, вновь возвратился к своей основной идее, которой он придерживался ещё в декабре 1940 года, при утверждении плана «Барбаросса» (в 1941 году он был вынужден от неё отказаться – примеч. Мощанского И.Б.). Теперь он снова хотел сосредоточить основные усилия на крайних флангах широко растянутого фронта. Разница состояла лишь в том, что большие потери, которые понесла сухопутная армия, и которые ей не удалось целиком восполнить, вынуждали Гитлера ставить перед собой последовательно одну цель за другой, начиная с южного участка, с Кавказа. Москва как цель наступления… пока совершенно отпадала».
Гитлер через три часа обсуждения утвердил проект документа, который впо-следствии по этапам действий германской армии пытались реализовать в двух опера-циях: «Блау» и «Клаузевиц». Первоначально весь план должен был называться «Зиг-фрид», но фюрер не хотел более использовать имена героев германского эпоса в качестве названий для своих военных операций, поскольку это обязывало его ко многому, а наименование «Барбаросса» после грандиозного провала зимней кампании выглядело теперь уже не таким удачным. 5 апреля 1942 года доработанный документ был оформлен в виде директивы ОКВ № 41 на проведение летней операции на Востоке.
Общий замысел кампании на лето 1942 года состоял в том, чтобы, «сохраняя положение на центральном участке, на севере взять Ленинград и установить связь с финнами, а на южном участке фронта осуществить прорыв на Кавказ».
В первой части директивы говорилось об оперативных целях, предусматривав-шихся на три месяца до начала собственно летнего наступления. Директивой определялось, что по завершении стабилизации всего нынешнего Восточного фронта до начала главной наступательной операции, прежде всего, надлежит очистить от противника Керченский полуостров в Крыму и овладеть Севастополем; далее, отрезать контрударом прорвавшиеся ещё в январе под Изюмом советские войска и уничтожить их. Затем, собственно, и начиналось главное «летнее» наступление 1942 года, которое должно было проходить в два этапа.
Первый этап. Две армейские группировки образуют мощные «клещи». Войска северной части «клещей» наносят удар из района Курск – Харьков вдоль Дона в его среднем течении в направлении на юго-восток, в то время как войска южной части «клещей» из района Таганрога форсированным маршем выдвигаются прямо на восток. Обе армейские группировки соединяются западнее Сталинграда, смыкают «клещи» вокруг советских главных сил между Донцом и Доном и уничтожают их.
Второй этап – рывок на Кавказ, высокогорную местность протяжённостью 1.100 км, расположенную между Чёрным и Каспийским морями, и овладение кавказ-скими нефтеносными районами.
Город Сталинград, согласно плану операции «Блау», не представлял собой оперативной цели. Вопрос о том, овладеть ли Сталинградом или «подвергнуть его воздействию нашего [немецкого] тяжёлого оружия» с тем, чтобы он утратил своё значение как центр военной промышленности и транспортный узел, был оставлен открытым.
К 11 апреля генеральный штаб на основе директивы № 41 разработал планы ряда последовательных операций на южном крыле Восточного фронта. Это было обусловлено тем, что войска, предназначенные для решения конкретных задач, прибывали постепенно. Так, первую операцию – «Блау» – должна была проводить на воронежском направлении армейская группа «Вейхс» . Входившим в неё 2-й полевой и 4-й танковым армиям и 2-й венгерской армии предстояло нанести удар из района северо-восточнее Курска на Воронеж, а 6-й армии – из района Волчанска на Острогожск. Вторую операцию – «Клаузевиц» – планировалось осуществить силами той же группы и 1-й танковой армии. По замыслу германского командования, 2-я полевая и 4-я танковая армии группы «Вейхс» должны были по достижении Воронежа повернуть на юг и нанести удар на Кантемировку. Одновременно навстречу ей, из района Славянской, должна была наступать 1-я танковая армия с целью окружения войск Юго-Западного фронта. После этого предполагалось разделить группу армий «Юг» на самостоятельные группы армий, которые должны были развивать наступление в направлении Сталинграда и на Северный Кавказ. Начало операции первоначально планировалось на середину июня.
Ещё в апреле 1942 года в соответствии с основными положениями плана Верховное германское командование подготовило изменение структуры управления войсками, находившимися на советско-германском фронте. Так, группа армий «Юг» после начала наступления (это произошло только 7 июля 1942 года) «делилась» на группу армий «Б» под командованием генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока (4-я танковая армия, 2-я и 6-я полевые немецкие и 2-я венгерская армии) и группу армий «А» под командованием генерал-фельдмаршала В. Листа (1-я танковая, 17-я и 11-я полевые немецкие и 8-я итальянская армии). Из группы армий «Юг» в группу армий «Б» передавалась армейская группа «Вейхс» (под командованием генерала М. Вейхса), которая включала в себя три армии из четырёх – 4-ю танковую, 2-ю полевую немецкие и 2-ю венгерскую армии.
Несмотря на всестороннюю проработку операций директивы № 41, их реализация для немцев была очень рискованна. Характерно, что разведывательный отдел Генерального штаба сухопутных сил вермахта в докладной записке от 28 июня 1942 года пришёл к выводу, что «оперативная цель летней кампании хотя и будет в основном достигнута, но не приведёт… к полному уничтожению противника перед группой армий «Юг»; «группы армий «Центр» и «Юг» не в состоянии проводить операции крупного размаха»; «в течение лета 1942 года в Советском Союзе не наступит политического и экономического поворота, который имел бы решающее значение для победы». Далее следовало заключение: немецкие войска не смогут ослабить Красную Армию до такой степени, чтобы наступил её «военный крах».
Основной составляющей первой фазы операции «Блау» являлось взятие Воронежа, так как этот город, раскинувшийся по берегам двух рек, являлся важным военно-промышленным и экономическим центром. Он был также ключом к Дону с его многочисленными переправами, а также к реке Воронеж. Город представлял собой, кроме того, ещё и узел транспортных коммуникаций Центральной России, где имелись шоссейная и железная дороги, а также водный путь, идущие в направлении с севера на юг – от Москвы к Азовскому, Чёрному и Каспийскому морям. В германской директиве № 41 Воронежу отводилась роль точки для поворота на юг, а также опорного пункта фронтового прикрытия.
По немецкому плану, удар из района Щигров на Воронеж должен был наноситься силами армейской группы «Вейхс», имевшей 10,5 пехотных, 4 танковых, 3 моторизованных немецких и 10 венгерских дивизий. 9 пехотных дивизий, выдвинутых в полосу сосредоточения 2-й полевой армии, были переброшены на советско-германский фронт из Франции и Германии. Одна танковая и моторизованная дивизия, а также управление 4-й танковой армии, танкового и двух армейских корпусов были переправлены из группы армий «Центр».
Основной удар в направлении на Воронеж наносила 4-я танковая армия. После выхода к реке Дон в районе Воронежа она должна была наступать совместно с 6-й полевой армией на Кантемировку, а затем на юго-восток и, соединившись с 1-й танковой армией, окружить силы Юго-Западного и Южного фронтов.
Если с германскими планами по действиям против основных сил Брянского фронта было всё более или менее ясно, то у нашего фронтового командования весной 1942 года вообще не было никакого плана. По воспоминаниям генерала М.И. Казакова, в тот период являвшегося начальником штаба Брянского фронта, до апреля 1942 года командование и штаб Брянского фронта вообще не получали никакой ориентировки от Генерального штаба о предстоящей летней кампании. Предположения строились самые разные, а особенно беседы на эту тему оживились с приездом в начале апреля нового командующего войсками фронта – генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова. Мысленно руководство фронта возвращалось к опыту осенней кампании 1941 года, когда операционное направление Орёл, Тула, Москва было одним из главных направлений наступления германских войск. Исходя из этого, руководство Брянского фронта (командующий – генерал-лейтенант Ф.И. Голиков; начальник штаба генерал-майор М.И. Казаков; члены Военного совета корпусной комиссар И.В. Сусайков, бригадный комиссар С.И. Шабалин) полагало, что и в летней кампании 1942 года это направление может стать одним из основных. О перспективе возможных наступательных действий всех наших армий руководство фронта стало думать только тогда, когда на усиление войск фронта начали прибывать новые стрелковые и танковые соединения: четыре танковых корпуса (1-й, 3-й, 4-й и 16-й), семь стрелковых дивизий, одиннадцать стрелковых бригад, четыре отдельные танковые бригады и значительное количество отдельных артиллерийских полков.
А между тем, планы на летнюю кампанию у командования Красной Армии имелись, просто до руководства Брянского фронта их не доводили. Изучая «Основные положения плана Генерального Штаба Красной Армии на летнюю кампанию 1942 года», а также «Замысел наступательных операций…» на это же время, автор [Мощанский И.Б.] убеждается, что лишь на одном участке фронта, к северу от Ладожского и Онежского озёр до Мурманска (и то на ближайшую половину лета!) была предусмотрена прочная и активная оборона.
Остальным же фронтам (самостоятельно и во взаимодействии), на основании требования И. В. Сталина об изгнании захватчиков с оккупированной территории уже к концу 1942 года, были поставлены наступательные задачи. Так, в первой половине мая предстояло ликвидировать демянскую группировку, провести Орловскую и Харьковскую операции; одновременно Ставкой Верховного Главнокомандования [сокращённо Ставка, Ставка ВГК] предусматривался разгром ржевско-вяземско-гжатской группировки врага войсками Калининского, Западного и частью сил Северо-Западного фронтов. После овладения районами Вязьмы, Орла и Харькова планировались две одновременные операции: одна с целью разгрома любанско-чудской группировки и деблокады Ленинграда, а другая – на переднем левом фланге с целью освобождения Донбасса. «Не ждать удара противника, – говорилось в пояснительной записке, – а самим нанести мощный встречный или даже упреждающий удар, может быть, даже отказавшись от некоторых задач, истребив основные свежие резервы противника, перейти в решительное наступление на всём фронте.
При этом главные усилия, очевидно, будут направлены на участок Двинск – Минск и со стороны Днепропетровска на Киев – Жмеринка, чтобы создать предпосылки для захвата и последующего разгрома всей центральной группировки против-ника». На карте была обозначена и стратегическая цель к концу 1942 года – выход на западную границу СССР. И только после этого – переход к обороне.
Таким образом, на лето 1942 года планировалось наступление почти на всём советско-германском фронте, подобно тому, что пыталась осуществить Красная Армия в январе-апреле 1942 года. Авантюрность этого плана не могла не привести к катастрофическим последствиям. Во многом она была обусловлена переоценкой зимних успехов советских войск и в немалой степени недооценкой врага. В принципе злую шутку со Сталиным сыграла не столько его недостаточная осведомлённость об истинных боевых возможностях Красной Армии, сколько уверенность в том, что вермахт исчерпал свои наступательные возможности.
Главной ударной силой будущих наступлений Красной Армии должны были стать танковые корпуса. Такие соединения, в спешном порядке создаваемые по лич-ному указанию И. В. Сталина, начали формировать весной 1942 года.
Всего в апреле-июне 1942 года в системе резерва Ставки Верховного Главнокомандования было сформировано 14 танковых корпусов, а на фронтах – 11 танковых корпусов. В боевых действиях при проведении Воронежско-Ворошиловградской операции (с 28 июня по 24 июля 1942 года) принимали участие 13 танковых корпусов, из них три – в составе 5-й танковой армии. Это составляло практически больше половины танковых корпусов, имевшихся у Красной Армии на советско-германском фронте в середине лета 1942 года.
Первые танковые армии (3-я и 5-я) были сформированы в период апреля-июня 1942 года на базе общевойсковых армий. Состав танковых армий был определён приказом НКО от 29 мая 1942 года: три танковых корпуса и одна резервная танковая бригада. Для постоянного взаимодействия с танковыми корпусами в состав танковых армий включалось несколько стрелковых дивизий.
Эта новая структура из-за функциональных просчётов штатного расписания оказалась ещё более неповоротливой, чем отдельные танковые корпуса, и 5-я ТА [танковая армия] после нескольких дней неудачных боёв на Брянском фронте была очень быстро расформирована.
Но Ставка всё-таки верила в положительную перспективу танковых объединений. Несмотря на то, что 3-я танковая армия, находившаяся на Западном фронте, особо выдающихся результатов при проведении Козельской наступательной операции (22 августа – 10 сентября 1942 года) не показала, её «неразгром» сочли успехом, а ряд соединений 3-й ТА даже получил гвардейское звание. В августе возродили и 5-ю танковую армию. Вера в подобные объединения оправдалась – 5-я ТА неплохо проявила себя в боях под Сталинградом, а затем, уже с новым штатом, до самого конца войны танковые армии стали «ударным кулаком» наших войск в наступательных операциях.
Оценив возможности бронетанковых соединений (а впоследствии и объединений) Брянского фронта, вернёмся к середине апреля 1942 года. Силы фронта из-за полученных резервов значительно возросли. Только танков в составе Брянского фронта насчитывалось более 1.500 единиц.
В связи с увеличением количества войск ещё 20 апреля по инициативе командующего фронтом была создана новая, 48-я армия. Несколько раньше, 4 апреля, в состав Брянского фронта вошла 40-я армия, переданная из Юго-Западного фронта. Она обороняла полосу шириной 110-115 км, имея в своём составе пять стрелковых дивизий без средств усиления. С получением этой армии Брянский фронт должен был прикрывать новое важное направление – Курск, Воронеж, расходившееся с орловско-тульским почти под прямым углом. В случае наступления противника на обоих этих направлениях фронт мог оказаться в очень тяжёлых условиях.
Поэтому командование Брянского фронта внесло в Ставку предложение создать на воронежском направлении новое фронтовое управление, подчинив ему фланговые армии Брянского и Юго-Западного фронтов (40-ю и 21-ю) и две находившиеся на этом направлении резервные армии Ставки (3-ю и 6-ю). Однако Ставка ВГК расценила предложение командования Брянского фронта как посягательство на её резервы и отклонила его.
Теперь рассмотрим, как Ставка и фронтовое командование оценивали склады-вавшуюся в полосе Брянского фронта и соседних фронтовых объединений обстановку. Необходимо отметить, что деятельность командования и штаба Брянского фронта весной и в начале лета строилась исключительно на частных указаниях Ставки, без широкого ориентирования руководства Брянского фронта во всех сложностях оперативно-стратегической обстановки в целом.
20 апреля 1942 года Брянский фронт получил директиву Ставки ВГК о подготовке частной наступательной операции на курско-льговском направлении. Конечная её цель командованию Брянского фронта не сообщалась. Директивой предусматривалось нанесение двух самостоятельных ударов на изолированных друг от друга направлениях: один 48-й армией в составе четырёх стрелковых дивизий, восьми отдельных и двух танковых бригад в общем направлении на Введенское; другой, более сильный, в полосе 40-й армии силами шести стрелковых дивизий, трёх отдельных стрелковых бригад, двух танковых бригад и 4-го танкового корпуса. Направление этого удара шло южнее Курска, а объектом действия 4-го танкового корпуса назначался город Льгов.
Данная директива Ставки предусматривала активные действия меньшей части войск фронта. Большая же их часть должна была выполнять пассивные задачи – удерживать занимаемые позиции. Такое решение Ставки командование Брянского фронта тогда объясняло тем, что она [Ставка] ожидала активных действий противника на орловско-тульском направлении и стремилась сохранить главные силы Брянского фронта для противодействия этому наступлению.
23 апреля командующий фронтом выехал в Москву для доклада плана наступления, разработанного в соответствии с директивой Ставки. По возвращении генерал Ф. И. Голиков передал в штаб фронта полученное указание: подготовить и провести наступательную операцию более широкого масштаба, уже на орловском направлении. Брянский фронт получил задачу нанести концентрические удары силами 61-й и 48-й армии в обход Орла с северо-запада и юго-запада. Им должны были частью своих сил оказать содействие 3-я и 13-я армии. Готовность войск фронта к наступлению была определена Ставкой к 10-12 мая, то есть одновременно с наступлением войск Юго-Западного фронта в районе Харькова.
Планирование операции в штабе Брянского фронта было закончено к 5 мая. Но начать её в указанный срок командование фронта не могло, так как ещё не были подвезены необходимые припасы и горючее. Генерал-лейтенант Голиков попросил Ставку перенести начало наступления на 16 мая. Дав на это согласие, Ставка, однако, не изменила срока наступления Юго-Западного фронта, которое началось 12 мая.
Таким образом, противнику пришлось отражать удар только одного фронта на относительно узком участке, что обеспечивало ему возможность маневра силами и средствами.
Однако у решения по отмене наступления Брянского фронта была ещё одна причина. Надо признать, что перед летним наступлением на юге германскому командованию крупно повезло: в его руках оказался советский генерал А.Г. Самохин, до войны наш военный атташе в Югославии, а в роковой для него час – командующий 48-й армии Брянского фронта. Только недавно побывавший на приёме у Сталина, он летел на фронт. На его беду, пилот, который остался без штурмана и плохо знал навигационную обстановку, посадил самолёт не в Ельце, а на аэродроме противника в Мценске! Немцам не пришлось силой выуживать у советского генерала нужные им сведения: при нём оказалась полевая сумка с секретными директивами, которые давали полную картину предстоящего наступления войск под командованием маршала Тимошенко с барвенковского выступа.
Несмотря на географическое «соседство», о ходе сражения в районе Харькова в штабе Брянского фронта знали очень мало. По непонятным соображениям Генеральный штаб Красной Армии не информировал ни командующего, ни штаб фронта об обстановке на Юго-Западном фронте. Сведения же, поступавшие из штаба ЮЗФ, были весьма отрывочные. Но 16 мая командование Брянского фронта получило из Генштаба предупреждение, что предстоит изменение фронтового плана наступления. 17 мая на Брянский фронт прибыл представитель Ставки генерал-лейтенант П.И. Бодин. Он сообщил, что в результате сильных контрударов противника обстановка для войск Юго-Западного фронта чрезвычайно осложнилась. Для содействия войскам ЮЗФ Брянскому фронту по указанию Ставки надлежит провести частную наступательную операцию войсками 40-й армии, поддержав её всей операцией фронта.
40-я армия не была готова к немедленному переходу к наступлению. Назначив его на 20 мая, генерал-лейтенант Ф.Н. Голиков выехал в 40-ю армию для руководства подготовкой войск к операции. Через несколько дней намеченное наступление 40-й армии Ставка отменила, поскольку оно уже не могло повлиять на положение войск Юго-Западного фронта в районе Харькова. 24 мая войскам Брянского и Юго-Западного фронтов было приказано прочно удерживать занимаемые рубежи обороны.
В конце мая и в начале июня германские войска продолжали активные наступательные действия в районе Харькова. В ходе разгрома окружённых группировок Юго-Западного и Южного фронтов Красная Армия понесла тяжёлые потери. По существу, это была настоящая катастрофа. Согласно советским источникам, Юго-Западный и Южный фронты потеряли 277.190 человек, из них 170.958 безвозвратно и 106.232 ранеными. Погибли там и наши известные военачальники: Ф.Я. Костенко, Л.В. Бобкин, A.M. Городнянский, К.П. Подлас. Некоторые из них предпочли покончить с собой, чтобы не оказаться в «руках противника». По немецким данным, только в плен было взято 239 тыс. человек. Боеспособность вышеперечисленных фронтовых объединений была утрачена. Это отрицательно сказалось на исходе оборонительной операции Брянского фронта, начавшейся в последних числах июня.
Войска Брянского фронта, пять общевойсковых армий которого находились в непосредственном соприкосновении с противником, в течение июня продолжали со-вершенствовать свою оборону. 61-я,3-я, 48-я и 13-я армии имели по две оборонительные полосы и сильные вторые эшелоны. Более слабой оказалась оборона в полосе 40-й армии, где не были ещё так развиты инженерные сооружения, а тактическая плотность войск была меньшей, чем в других армиях. Тогда по распоряжению командующего фронтом усилили первый эшелон 40-й армии, и создавалась вторая полоса обороны по рубежу – река Кшень, Быково, занятая 6-й стрелковой дивизией, а также 111-й и 119-й стрелковыми бригадами, переданными в состав армии. Между первой и второй полосами армий расположились 14-я и 170-я танковые бригады, предназначенные для контратак. Район вокруг н/п Касторное, превращённый в противотанковый район, заняла 284-я стрелковая дивизия, находившаяся во фронтовом резерве. Вблизи Касторного сосредоточились 115-я и 116-я отдельные танковые бригады фронтового резерва.
При разработке оборонительных планов командование Брянского фронта исходило из возможного наступления противника на двух основных направлениях: первое – Орёл, Мценск, Тула и второе – Щигры, Касторное, Воронеж. Применительно к этому и размещались фронтовые резервы. Для отражения наступления на первом направлении предусматривались контрудары: с востока из района Ефремова на Чернь силами 5-й танковой армии, с начала июня находившейся в резерве Ставки, и 8-го кавалерийского корпуса, а с севера – из полосы 61-й армии – силами 7-го кавкорпуса и двух танковых бригад; при наступлении на втором – предполагалось нанести контрудары также с двух направлений: с севера – силами 1-го и 16-го танковых корпусов, а с юга – 4-м танковым корпусом.
Командование и штаб Брянского фронта считали, что сделали всё возможное для создания устойчивой обороны, но с точки зрения сегодняшнего дня она имела достаточно много недостатков. Главный из них заключался в том, что, располагая сильными фронтовыми резервами и в целом правильно наметив направления для их использования, руководство Брянского фронта не создало чёткой системы управления ими [фронтовыми резервами] уже в ходе операции. Кроме того, предусмотрев использование резервов по отдельным направлениям, командование Брянского фронта не подготовило их массированного удара на каждом из этих направлений с тем, чтобы иметь возможность ответить на наступление противника не серией частных контрударов, а переходом в решительное контрнаступление во фланг и тыл основной ударной группировки врага, прорывающейся через полосу нашей обороны. Тем более что к середине июня 1942 года Брянский фронт располагал самыми обширными фронтовыми резервами на советско-германском фронте.
В июне 1942 года в резерве Брянского фронта (61-я, 3-я, 48-я, 13-я, 40-я обще-войсковые армии, 5-я танковая и 2-я воздушные армии) имелось два кавалерийских корпуса (7-й и 8-й [сокращённо – кк]), четыре стрелковые дивизии, шесть танковых корпусов (1-й, 16-й, 3-й, 4-й тк; а также 2-й и 11-й танковые корпуса 5-й танковой ар-мии, находившейся в полосе фронта с 6 июня 1942 года), четыре отдельные танковые бригады (14-я, 170-я, 115-я, 116-я [сокращённо – тбр]), насчитывавшие около 1.640 танков. Всего же танковых бригад в составе Брянского фронта было 12, но восемь из них были переданы на усиление общевойсковых армий. Совокупная мощь бронетанковых соединений являлась, по тому времени, гигантской силой, способной обеспечить реализацию любых фронтовых задач.
Между тем обстановка в полосе действий Брянского фронта стала обостряться. Уже в первой половине июня наша воздушная разведка стала отмечать сосредоточение вражеских войск в районе Колпны, Щигры, Курска. Точно силы противника не были определены, но становилось уже ясно, что идёт сосредоточение новой оперативной группировки немцев. Внимание командования фронта, естественно, было приковано к этому направлению.
Новые данные о противнике в указанном районе штаб фронта немедленно док-ладывал в Генеральный штаб Красной Армии. Но, несмотря на это, разведуправление Генштаба нацеливало внимание руководства Брянского фронта на совсем другое направление. 18 июня представитель разведуправления по телефону «ВЧ» сообщил генерал-лейтенанту Ф. И. Голикову о том, что немецкое командование сосредоточивает крупную группировку войск (не менее четырёх танковых и до десяти пехотных дивизий) в районе Юхнова, против Западного фронта и северного крыла Брянского фронта. После такой информации командующему фронтом пришлось выехать на правый фланг, чтобы проверить готовность войск к отражению возможного наступления врага на тульском направлении.
В «правофланговой» 61-й армии Брянского фронта в конце июня 1942 года на-ходилась достаточно крупная танковая группировка в составе: 3-го танкового корпуса (28 KB, 58 Т-34, 68 Т-60, 24 Т-70 – всего 178 танков; 59 пушек, 52 миномёта, 72 противотанковых ружья; личного состава 5.645 человек в 103-й, 50-й, 51-й тбр и 3-й мотострелковой бригаде (сокращённо – мсбр), 68-й (11 KB, 5 Т-34, 14 Т-60) и 192-й (М3 средних – 14, М3 лёгких – 30) отдельных танковых бригад, а также 20-го отдельного танкового батальона (2 KB и 9 Т-60). По другой статистике, всего в составе 61-й армии имелось 293 танка (45 KB, 66 Т-34, 14 М3 средних, 30 М3 лёгких, 26 Т-70, 106 Т-60 и 6 БТ-7), из них исправными были 265 машин (42 KB, 62 Т-34, 14 М3 средних, 30 М3 лёгких, 24 Т-70 и 93 Т-60), а 28 находились в ремонте. В тылу 61-й армии, кроме бронетанковых соединений, располагался хорошо укомплектованный и абсолютно «свежий» 7-й кавалерийский корпус.
Ставка на этом участке фронта опасалась наступления 2-й танковой армии из группы армий «Центр» (её основу составляли 4-я, 17-я и 18-я танковые дивизии вер-махта) и требовала держать здесь существенные резервы. Поэтому 61-ю армию «прикрывали» 3-й танковый и 7-й кавалерийский корпуса, а «в тылах» 3-й армии Брянского фронта вообще располагалась 5-я танковая армия (которая с 6 июня перешла в подчинение генерал-лейтенанта Голикова), имевшая к началу июля 641 танк.
Располагая собственными разведданными, которые не подтверждали информацию из разведуправления Генштаба Красной Армии, командование Брянского фронта вынуждено было выработать некий универсальный план «полуобороны – полунаступления», причём – и на правом и на левом флангах своего фронтового объединения. Например, для 61-й армии, в случае проведения операции по освобождению Орла, 3-й тк, а затем и кавалерия – должны были войти в прорыв вражеских позиций, взять Волхов, а затем удерживать его до подхода стрелковых частей. В случае обороны против соединений наступающей 2-й танковой армии – контратаками вражеских позиций поддерживать устойчивость обороны всё тех же стрелковых соединений и частей.
Что же вышло на практике? После начала наступления армейской группы «Вейхс» в полосе обороны 13-й и 40-й армий Брянского фронта и 21-й армии Юго-Западного фронта быстро выяснилось, что 61-й армии на тот момент «угрожает» вовсе не 2-я танковая армия вермахта, а 296-я и 112-я пехотные дивизии противника, которые поддерживают немногочисленные боевые машины из 10-й танковой дивизии (это бронетанковое соединение не предполагалось использовать в летнем наступлении германской армии, поэтому реорганизации и массовому доукомплектованию оно не подвергалось – примеч. Мощанского И.Б.). Нечто подобное вышло на участках обороны 3-й армии. И вместо того, чтобы сразу вступить в бой, 3-й танковый корпус так и остался в бездействии, а 5-я танковая армия была вынуждена готовиться и проводить сложную передислокацию по железной дороге с последующим маршем на юго-восток, по существу опоздав к месту решающего сражения.
Так просчёты Ставки и лично И.В. Сталина предопределили логику событий в сражении на воронежском направлении.
Между тем в полосе обороны Юго-Западного фронта произошло событие, которое могло «пролить свет» на многие детали операции «Блау». Следует заметить, что это германское наступление по личному указанию Гитлера было чрезвычайно засекречено. Даже командиры корпусов до самого начала наступления не должны были знать ни приказов корпусу, ни самой директивы № 41 и определяемых ей планов. Им довели только задачи собственных соединений во время первой фазы операции «Блау», а они в свою очередь должны были устно довести общие положения до командиров дивизий, командующего артиллерией корпуса и некоторых штабных служб.
Но командир 40-го танкового корпуса генерал танковых войск Штумме нарушил этот приказ. 19 июня он продиктовал один документ объёмом в половину машинописной страницы, начинавшийся словами: «Только для господ командиров дивизий! И только относительно первой фазы операции «Блау». Сверхсекретный листок начальник оперативного отдела штаба 40-го тк подполковник Гессе приказал доставить в штабы дивизий через особо надёжных офицеров связи.
В 14.00 19 июня начальник оперативного отдела штаба 23-й танковой дивизии майор генштаба Райхель на лёгком связном самолёте «Физелер Шторх» вместе с пи-лотом обер-лейтенантом Дехантом вылетел в расположение штаба 17-го армейского корпуса с целью произвести оттуда ещё раз рекогносцировку маршрутов выдвижения дивизии, обозначенных в упомянутом машинописном листе (на имя командира дивизии). Кроме этого листа при нём были карты с нанесённой боевой обстановкой, расположением дивизий корпуса и с указанными целями наступления согласно первой фазе операции «Блау».
Последний раз этот самолёт между 15.00 и 16.00 видел передовой артиллерий-ский наблюдатель 336-й пехотной дивизии вермахта. «Физелер Шторх» кружил в очень низкой облачности, а когда на этом участке фронта началась сильная летняя гроза, сел вблизи расположения советских войск, где самолёт атаковала разведгруппа Красной Армии. Примерно так излагают ситуацию немецкие источники. По советским данным, германский самолёт, пролетая над «нейтральной полосой» между позициями немецких и советских войск, был обстрелян бойцами из 76-й стрелковой дивизии 21-й армии Юго-Западного фронта. Получив пробоину в бензобаке, откуда стало вытекать горючее, «Физелер Шторх» был вынужден сесть для ремонта, где его и «достали» советские разведчики.
В этом бою Райхель и Дехант оказали сопротивление и, к сожалению, были убиты (если бы удалось «разговорить» живого Райхеля, который в общих чертах знал всё о «большом замысле», вплоть до Сталинграда и Кавказа, возможно, реакция Ставки на эти события была бы другой), а захваченные документы нашими разведчиками были переданы в вышестоящие инстанции.
Немцы были просто в панике. Они выкопали (наши бойцы похоронили германских офицеров прямо у самолёта) трупы и провели их опознание, чтобы убедиться, что Райхель не был захвачен советскими войсками (ординарец опознал своего майора). Генерал танковых войск Штумме, его начштаба подполковник Франц, командир 23-й танковой дивизии генерал фон Бойнебург-Ленгсфельд за трое суток до начала наступления были сняты со своих должностей, кроме того, все они предстали перед особым присутствием имперского военного суда, а двое были приговорены к наказанию: соответственно 5 лет и 2 года содержания в крепости под стражей. Командир 23-й тд [танковой дивизии] был оправдан. Но уже через четыре недели «фюрер» отменил приговор суда, принимая во внимание их заслуги и выдающуюся храбрость. Штумме был откомандирован в качестве заместителя Роммеля в Африканский корпус, Франц последовал за ним, вступив в должность начальника штаба этого корпуса.
Ну а что же советское командование? 19 июня штаб Юго-Западного фронта пе-редал руководству Брянского фронта «содержание оперативной директивы» командира 40-го немецкого танкового корпуса, захваченной на сбитом в полосе Юго-Западно-го фронта самолёте противника. Из этого документа следовало, что 40-й танковый корпус в составе 3-й и 23-й танковых дивизий, 29-й моторизованной дивизии [сокращённо – мд] и двух пехотных дивизий [сокращённо – пд] (100-й легкопехотной (с 28 июня – егерской) и 376-й), находясь в составе 6-й немецкой полевой армии, участвует в операции «Блау». Он должен был наступать из района Волчанска на Новый Оскол. Ближайшей задачей 40-го тк являлось соединение у Старого Оскола с частями 4-й танковой армии, наносившими удар из района Курска для окружения советских войск в районе Горшечное и Старый Оскол. После выполнения этой задачи корпус частью сил должен был наступать на Воронеж, а главными силами продвигаться на Острогожск. Стало очевидным, что противник готовит крупную наступательную операцию на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов. Но какой-либо действенной реакции на назревающие события так и не последовало. И причинами этому стали интриги во взаимоотношениях командующих фронтов и личное мнение И. В. Сталина о возможности проведения немецкой наступательной операции на этом участке советско-германского фронта.
Наряду со Ставкой руководство Брянским, Юго-Западным и Южным фронтами осуществлял главком и штаб межфронтового объединения – Юго-Западного направления, которое с декабря 1941 года возглавлял Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, бывший народный комиссар обороны Советского Союза. Уже в мае 1942 года, после разгрома Юго-Западного фронта под Харьковом, Тимошенко (одновременно на тот момент являвшийся командующим Юго-Западного фронта) начал стремительно терять доверие Сталина. Это хорошо понимал командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант Голиков, который, получив информацию о содержании немецких трофейных документов Райхеля (Тимошенко считал их подлинными – примеч. Мощанского И.Б.), принялся не укреплять оборону и производить необходимые перемещения войск, а стал апеллировать к Сталину, упрекая Семёна Константиновича Тимошенко в бездействии.
Результатом этих споров стало появление директивы Ставки ВГК от 21 июня 1942 года, по которой было упразднено Юго-Западное направление, а войска Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов вошли в непосредственное подчинение Ставки Верховного Главнокомандования.
После получения германских трофейных документов, найденных у майора Рай-хеля, наши разведорганы «зашевелились». 19-21 июня авиаразведка Брянского фронта снова подтвердила сосредоточение крупных сил немцев в районах Курска и Щигров. 22 июня в докладе Ставке по «ВЧ» генерал-лейтенант Ф.И. Голиков указывал на наличие в этих районах 6-7 танковых и моторизованных дивизий врага и отмечал продолжающиеся туда железнодорожные перевозки с запада. Закончив доклад об обстановке, комфронта пожаловался на то, что командующий Юго-Западным фронтом Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко не принимает мер к усилению правого фланга 21-й армии, и просил назначить «единого хозяина» Воронежского района. Однако его просьба не была удовлетворена.
24 июня наша авиаразведка обнаружила открытое передвижение вражеских войск к Курску и Щиграм из района Орла. Таким образом, имелись все основания для вывода о том, что здесь готовится крупное наступление врага. Было принято решение нанести по немецким силам бомбоштурмовой удар. Он был проведён 26 июня, но особых результатов, как оказалось впоследствии, не принёс.
Главная беда была в том, что без разрешения Ставки (а на самом деле – самого И.В. Сталина) командующие не могли самостоятельно перемещать крупные фронтовые резервы. Однако Верховный считал, что добытые документы «вскрывают лишь один участок оперативного плана противника. Можно полагать, что аналогичные планы имеются и по другим фронтам. Мы думаем, что немцы постараются что-нибудь выкинуть в день годовщины войны и к этой дате приурочивают свои операции».
Сталин, несмотря на мнение очень авторитетных военачальников, втайне, видимо, опасался нового наступления немцев на Москву и отдавал приоритет тем сообщениям разведорганов (а сообщения порой поступали взаимоисключающие – примеч. Мощанского И.Б.), которые склонялись считать главной угрозой летом 1942 года группу армий «Центр». Тем более что немцы тоже не сидели, сложа руки.
С целью скрыть направление главного удара в летней кампании и создать лож-ное впечатление о подготовке крупного наступления на московском направлении, по распоряжению командования вермахта штаб группы армий «Центр» разработал де-зинформационную операцию под кодовым названием «Кремль». Цель её была сфор-мирована в приказе о наступлении на Москву, подписанном 29 мая командующим группой армий «Центр» генерал-фельдмаршалом Клюге и начальником штаба генералом Велером: «Разгромить вражеские войска, находящиеся в районе западнее и южнее столицы противника, прочно овладеть территорией вокруг Москвы, окружив город, и тем самым лишить противника возможности оперативного использования этого района». Бросается в глаза, что совершенно секретный приказ был составлен в 22 экземплярах, в то время как приказы по другим операциям составлялись в 10, максимум в 16 экземплярах. Часть этих документов специально подбрасывалась советскому командованию, используя для этого самые различные приёмы: «заблудившийся самолёт», убитых немецких офицеров и др.
Для большей убедительности дезинформации в плане этой операции перечислялось много мероприятий, имитирующих подготовку наступления в полосе группы армий «Центр». Проводилась аэрофотосъёмка московских оборонительных позиций, окраин города, районов Владимира, Иванова, Тамбова, Горького, Рыбинска и др. Осуществлялась радиодезинформация, усилилась переброска агентов через линию фронта на западном направлении. Были разосланы планы столицы и крупных городов в полосе наступления и с 10 июля разосланы во все штабы, вплоть до полков. Проводились полные перегруппировки и переброски войск, штабов, командных пунктов и др. По времени эти мероприятия тесно увязывались с подготовкой и осуществлением операции на южном крыле советско-германского фронта.
Псевдоданные о подготовке немецкого наступления в полосе обороны Западного фронта легли на «благодатную почву». К тому же Верховный считал, что по сравнению с вермахтом годичной давности немецкие вооружённые силы значительно ослабли. Мысли И.В. Сталина о планах германских вооружённых сил были «реализованы» в сообщении Совинформбюро от 23 июня 1942 года. В нём говорилось следующее: «К весенне-летней кампании немецкое командование подготовило, конечно, свою армию, влило в армию некоторое количество людских и материальных резервов. Но для этого гитлеровским заправилам пришлось взять под метёлку все остатки людей, способных держать в руках оружие, в том числе ограниченно годных, имеющих крупные физические недостатки. В течение зимы гитлеровское командование неоднократно обещало немецкому населению весной начать решающее наступление против Красной Армии. Весна прошла, но никакого решающего наступления немецкой армии не состоялось… Конечно, на фронте такой протяжённости… гитлеровское командование ещё в состоянии на отдельных участках сосредоточить значительные силы войск… и добиваться известных успехов. Так, например, случилось на Керченском перешейке. Но успехи, подобные тем, что случились на Керченском перешейке, ни в какой мере не решают судьбу войны… Немецкая армия 1942 года это не та армия, которая была в начале войны. Отборные немецкие войска в своей массе перебиты. Кадровый офицерский состав частью истреблён Красной Армией, частью разложился в результате грабежей и насилия над гражданским населением оккупированных районов. Младший командный состав, как правило, перебит и теперь набирается в массовом порядке из необученных солдат. Ныне немецкая армия не в состоянии совершать наступательных операций в масштабах, подобно прошлогодним».
По мысли Верховного Главнокомандующего получалось, что летом 1942 года ослабленная германская армия предпримет одно глобальное наступление – и эта опе-рация будет проведена на западном направлении. Действия немцев на других участках советско-германского фронта – не более чем локальные акции, которые можно нейтрализовать собственными контрударами. Вот почему 26 июня командующий Брянским фронтом был вызван в Ставку. Возвратившись на следующий день, он сообщил руководящим работникам управления фронта о том, что Сталин не верит в правдоподобность операции «Блау» и высказал большое неудовлетворение работой наших разведчиков. Сказав, что «нельзя давать противнику бить наши войска по частям, нужно самим наносить удары по войскам противника», он дал указание руководству Брянского фронта подготовить к 5 июля совместно с войсками Западного фронта операцию по овладению Орлом.
61-я армия (с 29 июня она передавалась из Брянского фронта в Западный) должна была нанести удар в обход Орла с севера и запада. Брянскому фронту ставилась задача нанести главный удар 48-й армией; ей должны были содействовать 3-я и 13-я армии, нанося в своих полосах вспомогательные удары. Читателю становится ясно, что с началом разработки подобной операции перебросить 5-ю танковую армию и 3-й танковый корпус (последний с 29 июня переходил в подчинение Западного фронта – примеч. Мощанского И.Б.) становилось решительно невозможно. Время для передислокации войск было упущено.
Получив указания Сталина, штаб Брянского фронта немедленно приступил к разработке плана операции по овладению Орлом. К 2-3 часам утра 28 июня были сделаны первоначальные наметки этого плана. Днём штаб фронта предполагал работать над его детализацией. Но в этот день началось наступление немцев на воронежском направлении.
Обстановка на Брянском фронте к началу мая 1942 года и направления ударов в операциях, намечавшихся в июне.
Глава V. Оборонительная операция войск Брянского фронта.
28 июня 1942 года противник развернул наступление в полосе Брянского фронта на участке от Сетенева до Рождественского. Ранним утром в 02.15 он провёл сильную разведку боем, которая была отбита, а уже в 10 часов – артиллерийскую и авиационную подготовку и начал наступление главными силами.
Наиболее мощному удару подверглись соединения, находившиеся на стыке 13-й и 40-й армий – 15-я стрелковая дивизия [сокращённо – сд] 13-й армии, 121-я и 160-я стрелковые дивизии 40-й армии, против которых, как выяснилось позднее, наступали три танковые (11-я, 9-я, 24-я тд), две пехотные (387-я, 385-я пд), одна егерская, или легко пехотная, дивизия (6-я егд), а также элитная моторизованная дивизия вермахта «Великая Германия». Уже в первой половине дня командованию Брянского фронта стало ясно, что оно имеет дело с крупным наступлением врага.
Организационно силы наступавшего противника относились к армейской группе «Вейхс», входившей в состав группы армий «Юг» генерал-фельдмаршала фон Бока.
Армейская группа «Вейхс» под командованием генерал-полковника фон Вейхса структурно состояла из 2-й полевой и 4-й танковой немецких армий и 2-й венгерской армии. Представляя из себя, так называемую, первую ударную группу (вторая ударная группа – это 6-я полевая армия генерала танковых войск Паулюса – примеч. Мощанского И.Б.), она должна была наступать с запада на восток на воронежском направлении. При этом на 2-ю полевую армию возлагалась задача прорыва советской обороны и обеспечение с севера стремительного броска 4-й танковой армии к Дону. В районе Воронежа предусматривалось захватить плацдарм на левом берегу этой реки. 3-й армейский венгерский корпус из состава 2-й венгерской армии, двигаясь на правом фланге 4-й танковой армии, должен был создать внутренний фронт окружения советских войск западнее реки Оскол.
К моменту перехода в наступление армейская группа «Вейхс» включала в себя шесть армейских корпусов. Основные силы группы «Вейхс» в составе 12 пехотных, трёх моторизованных и четырёх танковых дивизий были сосредоточены в районе севернее и северо-восточнее н/п Щигры. Левофланговый 55-й армейский корпус вер-махта в составе трёх пехотных дивизий, 1-й мотобригады СС и 243-го дивизиона штурмовых орудий обеспечивал северный фланг ударной 4-й танковой армии генерал-полковника Гота, наступая на Ливны в полосе нашей 13-й армии.
Главный удар наносила 4-я танковая армия на стыке 13-й и 40-й советских ар-мий Брянского фронта. Непосредственный прорыв обороны осуществлял 13-й армейский корпус вермахта, состоявший из трёх пехотных дивизий и оперативно подчинённый Готу. Поддержку прорыва танками и его дальнейшее развитие осуществляли 24-й и 48-й танковые корпуса. Первый из них включал 9-ю и 11-ю танковые, а также 3-ю моторизованную дивизию. Второй – 24-ю танковую дивизию, а также 16-ю моторизованную дивизию и моторизованную дивизию «Великая Германия». 24-й танковой дивизии (прежде 1-й восточно-прусской и единственной кавалерийской дивизии вермахта, прошлой зимой реорганизованной и переименованной затем в танковую), которую поддерживал дивизион штурмовых орудий «Великая Германия», была поставлена задача – взять Воронеж.
Правый фланг армейской группы «Вейхс» прикрывал 3-й венгерский армейский корпус (6-я, 7-я, 9-я пд, однако в боях участвовали только две дивизии – примеч. Мощанского И.Б.) из 2-й венгерской армии генерал-полковника Яни. Предполагалось, что главные силы 2-й армии венгров, усиленные 7-м армейским корпусом вермахта, после прорыва советской обороны южнее Щигров, должны будут развивать наступление на юго-восток и овладеть районом Старого Оскола, а в последующем выдвинуться на реку Дон южнее Воронежа до н/п Лиски.
В интересах армейской группы «Вейхс» действовала 10-я зенитно-артиллерийская дивизия люфтваффе. Всего в 4-й танковой армии вермахта вместе с приданными соединениями насчитывалось около 250 тыс. человек, 799 орудий полевой артиллерии, 378 противотанковых пушек, 252 миномёта, а также 828 зенитных орудий всех калибров. Главная сила группы составляла 733 танка и около 70 штурмовых орудий. В ближайшем резерве находились ещё две немецкие и пять венгерских дивизий, а также 1-я венгерская танковая дивизия, для укомплектования которой немцы передали своё устаревшее танковое вооружение. Таким образом, германское командование армейской группы «Вейхс» дополнительно могло ввести в сражение ещё 8 дивизий, одна из которых была танковой.
Против 13-й армии генерал-майора Н.П. Пухова и 40-й армии генерал-лейтенанта артиллерии М.А. Парсегова из состава Брянского фронта (тринадцать с половиной стрелковых дивизий на фронте в 180 км) армейская группа «Вейхс» выставила двадцать одну с половиной дивизию, из них четырнадцать с половиной пехотных, четыре танковых и три моторизованных.
Ещё более значительным было превосходство на направлении главного удара. Сложившаяся обстановка требовала от командования Брянского фронта и 40-й армии создания оборонительной группировки и возведения оборонительных сооружений. Однако стрелковые дивизии первого эшелона 40-й армии располагались почти равномерно. Второй эшелон армии (одна стрелковая дивизия и две стрелковые бригады) находились в 40-60 км от переднего края. Части генерал-лейтенанта М.А. Парсегова не подготовили оборонительных рубежей ни в тактической, ни в оперативной глубине, артиллерийские противотанковые резервы и противотанковые резервы не создавались вовсе. Герой советско-финской войны командующий 40-й армией М.А. Парсегов был человеком увлекающимся, у него порой не хватало терпения на детальный анализ обстановки и кропотливую деятельность по созданию прочной обороны. Начальник штаба Брянского фронта генерал М. И. Казаков впоследствии вспоминал разговор командарма 40-й армии с командующим Брянским фронтом.
– Как оцениваете свою оборону? – спросил Ф.И. Голиков.
– Мышь не проскочит, – уверенно ответил командарм.
Имея сведения о том, что в полосе обороны Брянского фронта располагаются многочисленные советские бронетанковые соединения, германское командование (в соответствии с указанием Гитлера от 28 сентября 1941 года) максимально насытило свои войска модернизированной техникой, способной на равных бороться с нашими Т-34 и КВ.
Также увеличился штатный количественный состав германских бронетанковых соединений. По директиве Генерального штаба вермахта от 18 февраля 1942 года в танковых дивизиях танковые полки впервые перешли с двух на трёх батальонную организацию. В каждом батальоне имелось по две роты лёгких танков и одной роте средних танков. Эти танковые полки были укомплектованы полностью. Оставался лишь некомплект в частях, на вооружении которых находились устаревшие танки Pz.Kpfw.II, производство которых немецкой промышленностью было прекращено в июле 1942 года. Одна из рот мотоциклетного батальона, две усиленные роты при одном из мотопехотных батальонов и одна сапёрная рота получили на вооружение полугусеничные бронетранспортёры. Мотопехотная бригада была усилена одной батареей подвижных ЗСУ (20-мм зенитные орудия), а дивизионная артиллерия была усилена зенитным дивизионом РГК, состоящим из двух батарей 88-мм и одной батареи 20-мм зенитных пушек. Разведывательные батальоны были расформированы. Теперь для ведения разведки мотоциклетному батальону была придана рота разведывательных танков. Средства же тяжёлой артиллерии смогли быть пополнены лишь до 75 % штатной нормы.
В некоторых артиллерийских истребительных противотанковых дивизионах две роты были оснащены 76,2-мм советскими трофейными артсистемами, установленными на самоходных гусеничных лафетах германского производства. Элитная моторизованная дивизия вермахта «Великая Германия» имела по сравнению с другими немецкими моторизованными дивизиями лучшее вооружение. Её моторизованный полк получил тяжёлое оружие в большем количестве; танковый батальон состоял из трёх рот средних танков. Кроме того, эта дивизия дополнительно получила дивизион штурмовых орудий «Великая Германия» трёхбатарейного состава.
Хоть как-то на время задержать такую массу танков и самоходных орудий (817 – по подсчётам автора – Мощанского И.Б.) врага, введённых в бой на относительно небольшом участке обороны Брянского фронта, могла наша артиллерия. Но из-за стратегических ошибок Ставки и тактических просчётов командармов плотность противотанковой артиллерии в полосах 15-й стрелковой дивизии 3-й армии, 121-й и 160-й стрелковых дивизий 40-й армии, оборонявшихся на стыке этих армий и испытавших самый мощный удар противника, не превышала 3-4 орудий на 1 км фронта. Артиллерийских противотанковых резервов в дивизиях не было. Артиллерия, стоявшая на закрытых позициях в расположении дивизий всего первого эшелона обеих армий, имела недостаточную для подобной ситуации плотность – от 4 до 7 орудий и миномётов на 1 км фронта.
В обеих армиях имелись артиллерийские противотанковые резервы: один полк в 13-й армии и два полка в 40-й армии. Однако этих средств было явно недостаточно, чтобы преградить дорогу вражеским танкам, рвущимся вперёд.
Зенитное артиллерийское прикрытие войск было слабым, так как штатные ар-тиллерийские батареи стрелковых дивизий почти не имели орудий и зенитных пуле-мётов, а большинство зенитных частей усиления использовались для прикрытия тыловых объектов. Наша авиация качественно и количественно значительно уступала противнику и также не могла обеспечить надёжного прикрытия своих войск.
Наступлению ударной группировки армейской группы «Вейхс» предшествовала 40-минутная артиллерийская и авиационная подготовка. Самолёты противника группами в 25-30 машин непрерывно бомбардировали боевые порядки нашей пехоты и огневые позиции артиллерии в полосе 15-й, 121-й и 160-й стрелковых дивизий. Артиллерийским огнём и ударами авиации врагу удалось в значительной степени подавить оборону наших войск, в том числе и артиллерию. На огневые позиции отдельных батарей налетало одновременно до 20 и даже до 60 самолётов, действующих с малых высот. Из-за больших потерь в личном составе и вооружении боевая деятельность наших батарей почти прекратилась.
Германские войска атаковали и на других участках Брянского фронта. В 03.00 28 июня силы противника провели разведку боем на участке между 160-й и 212-й стрелковыми дивизиями, а уже к 07.00, после массированной атаки, оборона в этом секторе была прорвана.
Командующий 40-й армией имел в своем резерве вышеупомянутые 14-ю (располагалась в районе Средний Расховец, Ленинский) и 170-ю (располагалась в лесу восточнее Кузькино, Пузачи) танковые бригады – всего 83 танка (2 БТ-5,16 БТ-7,43 MK III «Валентайн II», 2 MK II «Матильда II», 20 Т-60). В 09.45 оба этих соединения выдвинулись к месту прорыва, где сутки сражались «в одиночестве» (ведя бой из засад), только на второй день сражения, установив связь с частями 212-й сд и 4-м гвардейским артполком. Больше танковых резервов у командующего 40-й армией не было, а, как известно, в 10.00 началось основное наступление германских войск.
К исходу 28 июня немецкие соединения продвинулись на 10-12 км. Участок главного удара противника определялся ясно, но его силы, группировка и замыслы ещё не были раскрыты, поскольку не имелось ни пленных, ни документов. Наша воздушная разведка оказалась полностью вытесненной из района боевых действий и не дала никаких данных о передвижениях немцев, как к линии фронта, так и в их ближайших тылах. По результатам развернувшегося сражения командование Брянского фронта считало, что в первом оперативном эшелоне в этот день наступало не менее 8-10 дивизий, из них 2-3 танковые. Что могло быть во вторых эшелонах и в резерве для нашего командования, оставалось неясным.
Исходя из складывающейся обстановки, руководство фронта вечером 28 июня стало принимать меры по противодействию немецкому наступлению. Войска получили указания об удержании оборонительных полос. 40-ю армию усилили 115-й (8 KB, 20 Т-34, 20 Т-60 на 18.30 28 июня 1942 года) и 116-й (8 KB, 18 Т-34, 20 Т-60 на 17.00 28 июня 1942 года) отдельными танковыми бригадами из резерва фронта. На рубеж реки Кшень (на стык 13-й и 40-й армий) из фронтового резерва выдвигался 16-й танковый корпус, а к западу от реки (на левый фланг 13-й армии) – 1-й танковый корпус.
В этот день большое беспокойство за положение на воронежском направлении проявила и Ставка Верховного Главнокомандования. По её распоряжению (вечер 28 июня) фронт усиливался танковыми соединениями: из состава Юго-Западного фронта передавались 4-й и 24-й танковые корпуса (4-й танковый корпус до начала операции «Блау» находился в составе Брянского фронта, 28 июля был передан в состав Юго-Западного фронта, а на следующий день, после уяснения обстановки, вновь вернулся в состав Брянского фронта – примеч. Мощанского И.Б.), выдвигающиеся в район Старого Оскола; из резерва Главного командования в распоряжение командования Брянского фронта поступал 17-й танковый корпус, двигавшийся от Воронежа к н/п Касторное.
Таким образом, с учётом находившейся в полосе фронта 5-й танковой армии (2-й и 11-й танковые корпуса) Брянский фронт располагал для противодействия наступлению противника семью танковыми корпусами (1-й, 16-й, 17-й, 4-й, 24-й, 2-й, 11-й), не считая отдельных танковых бригад. Одновременно в состав фронта включались дополнительно четыре полка истребительной и три полка штурмовой авиации. Но, к сожалению, немедленно использовать эти самолёты командование Брянского фронта не могло, так как авиация на аэродромы базирования прибыла, а топливо для неё не выделили.
Привлечение столь многочисленных бронетанковых сил Красной Армии могло не только быстро остановить немецкое продвижение, но и восстановить положение. По существу на 28 июня в пяти отдельных танковых корпусах (без 5-й танковой армии) и четырёх резервных отдельных танковых бригадах (14-я, 170-я, 115-я, 116-я тбр) было 970 танков, из них Т-60 – 340. А ведь ещё существовали армейские соединения и части! Силы сторон были примерно равны. Однако и командование фронта, и командующие армиями не сумели грамотно использовать прибывающие резервы, так как весьма смутно представляли себе текущую обстановку. Командные пункты управления находились в 70-100 км от войск, поэтому в большинстве случаев прибывающим соединениям и частям задачи ставились по карте или по телефону, в лучшем случае через офицеров связи.
Так, командующий 40-й армией М.А. Парсегов со своим штабом находился в районе Быково, в глубоком тылу своих войск. Не он, не его заместители ни разу не побывали в стрелковых дивизиях, ведущих тяжёлые бои. Лично командарм 40-й ар-мии поставил боевую задачу только одному соединению – 115-й тбр, да и то в связи с критическими обстоятельствами, угрожающими ему лично. Управление 116-й тбр осуществлялось только по радиосвязи.
Несмотря на то, что ситуация на фронте ухудшалась с каждым часом, командование Брянского фронта пребывало в состоянии какой-то странной эйфории. Руководство Брянского фронта считало, что, определив направление главного удара противника, теперь «задавит» его мощным «танковым кулаком». Однако было нанесено несколько ударов, да и то – «растопыренными пальцами».
Утром 29 июня шёл сильный ливень, который сковал действия германских соединений. Их операции на флангах вклинения (у н/п Ливны – на севере, у н/п Тим – на юге) не получили опасного развития. Однако в центре дела шли более чем скверно. Во второй половине дня противник опять возобновил своё наступление и после артиллерийской и авиационной подготовки сломил сопротивление 15-й, 121-й и 160-й стрелковых дивизий. Продвинувшись на 30-35 км, к вечеру немецкая ударная группировка на стыке 13-й и 40-й армий вышла ко второй оборонительной полосе, проходившей по реке Кшень. Возникла угроза прорыва Брянского фронта на воронежском направлении.
У реки Кшень, в районе Волово, наступающие немецкие войска столкнулись с частями 16-го танкового корпуса. Этот корпус совместно с соединениями второго эшелона 40-й армии – 111-й, 119-й отдельными стрелковыми бригадами (сокращённо - осбр) и 6-й стрелковой дивизией был развёрнут на восточном берегу Кшени. Завязались упорные бои.
Фактически каждое из наших соединений сражалось на этом участке обороны по принципу «каждый сам за себя». Какого-либо системного взаимодействия между стрелковыми дивизиями и 16-м танковым корпусом не было.
16-й тк оборонял участок Вислый Колодезь, Аннинское протяженностью 22-24 км. Собственно на передовой линии, вытянувшись по всему фронту по восточному берегу реки Кшень, находилась только 15-я мотострелковая бригада, имея во втором эшелоне только по одной стрелковой роте. Танковые бригады находились в тылу: 107-я тбр – в районе Воловчик, Волово; 164-я тбр – в районе Большое; 109-я тбр – в районе Липовчик, Куганы.
Когда вечером 28 июня немцы подошли к реке Кшень, они решили преодолеть её с ходу. Это удалось только частично. После того как артиллеристы и расчёты противотанковых ружей из 15-й мсбр вывели из строя около 40 танков противника, германское командование на этом участке наступление прекратило. Однако н/п Новый Посёлок отбить у немцев не удалось, он сохранялся противником как плацдарм для дальнейшего наступления на восток.
К рассвету 29 июня 107-я и 164-я танковые бригады выдвинулись во второй эшелон обороны и расположились за позициями 15-й мсбр. Одновременно для ликвидации разрыва между левым флангом стрелкового полка из 143-й стрелковой дивизии и правым флангом 15-й мотострелковой бригады на рубеж Гордеевка (иск.), Вислый Колодезь был выдвинут мотострелковопулемётный батальон [сокращённо – мспб] 107-й тбр с ротой мспб 164-й тбр.
15-я мотострелковая бригада, удерживая свои позиции, продолжала успешно отражать атаки танков и мотопехоты противника, нанося ему большие потери, как в живой силе, так и в технике. К исходу дня 15-я мсбр имела потери: убитыми и ранеными до 50 % личного состава, 3 противотанковых орудия вместе с прислугой, 2 76,2-мм пушки, 5 автомашин и 2 бронеавтомобиля.
164-я танковая бригада боевых действий не вела, но в течение дня её позиции неоднократно подвергались бомбардировкам авиации противника, которая, в конце концов, вывела из строя одну боевую машину и ранила несколько человек, находив-шихся под этим танком.
107-я танковая бригада во взаимодействии с 15-й мсбр вела бой с танками и пе-хотой противника, переправившимися на левый берег Кшени в районе Нового Посёлка. В результате было подбито 18 танков противника, из которых 5 сгорело. Но 6 KB, которые пытались отбить Новый Посёлок и ворвались в этот населённый пункт, были расстреляны противотанковой артиллерией противника. Каждой из сторон удалось сохранить положение «статус-кво». Но немцы уже прорвались на другом участке.
Вечером 29 июня большая группа немецких танков, прорвав оборону 6-й сд, подошла к Быково, где располагался командный пункт 40-й армии. Появление германских войск вызвало здесь панику и неразбериху. Штаб и командование 40-й армии, поспешно «отскочив» в район н/п Касторное, потеряли связь с большинством своих дивизий, а для прямой связи с дивизиями у штаба фронта в то время не имелось средств.
Бегство штаба 40-й армии с командного пункта в Быково удалось удачно провести только потому, что в этом районе находилась 115-я тбр. В 18.30 29 июня в расположение соединения, которое в этот момент было сосредоточено в Голопузовке, лично прибыл генерал-лейтенант артиллерии Парсегов и отдал следующий приказ: «Бригаде контратаковать колонну танков и мотопехоту противника, остановить её и прикрыть отход штаба 40-й армии на новый командный пункт, в дальнейшем воспретить прорыву танков [противника] на Горшечное». Весь вечер шёл тяжёлый бой. Наши танкисты в основном действовали из засад, ведя сражение с достаточно большой танковой группой противника, насчитывавшей до 60 машин. Потеряв 23 своих танка, с наступлением темноты немцы прекратили атаку, а 115-я танковая бригада продолжала удерживать свои позиции в районе Голопузовки.
В это же время в 116-й танковой бригаде, сосредоточившейся в районе Матвеевки, искали способы получить хоть какие-то указания из штаба 40-й армии. Дело было в том, что комбриг-116 во время сеанса радиосвязи со штабом армии вечером 29 июля был убит «вследствие налёта немецкой авиации». Мощная радиостанция также была уничтожена, а новое расположение штаба 40-й армии в бригаде не знали. После того как удалось выяснить, что в районе Быково 115-я танковая бригада ведёт тяжелейший бой с большой группой германских танков, исполняющий обязанности комбрига 116-й тбр принял самостоятельное решение – идти на помощь 115-й танковой бригаде и вместе с ней вести дальнейшие оборонительные действия. В ночь с 29 на 30 июля 116-я тбр двинулась на соединение с соседями.
Как уже говорилось, расширить прорыв в северо-восточном направлении на Ливны и в юго-восточном направлении на Тим немцам не удалось. Особое упорство в этот день проявили войска 13-й армии в районе юго-восточнее н/п Ливны. Удержали занимаемые позиции и части 40-й армии, оборонявшиеся в центре, хотя им пришлось «загнуть» свой правый фланг в район Тима.
Но, несмотря на отчаянные усилия наших бойцов, в течение двух дней наступления германские войска имели значительные успехи. Они прорвали оборону Красной Армии на стыке 13-й и 40-й армий на фронте до 40 километров и продвинулись в глубину до 35-40 километров. Войска Брянского фронта не смогли в эти дни нанести контрудар, так как выдвигаемые резервы не успели сосредоточиться.
29 июня в бой на Брянском фронте впервые с начала операции «Блау» были введены наши бронепоезда.
Ещё в мае 1942 года в распоряжение 40-й армии Брянского фронта прибыл 38-й отдельный дивизион бронепоездов [сокращённо – одбп] в составе двух бронепоездов: № 1 «Челябинский железнодорожник» и № 2 «Южно-уральский железнодорожник». Дивизион дислоцировался в районе станции Мармыжи.
В течение полутора месяцев бронепоезда систематически использовались для артобстрелов по немецким позициям (в ходе которых выявилась ненормальная работа противооткатных приспособлений, установленных на бронепоездах 75-мм французских пушек образца 1897 года – примеч. Мощанского И.Б.).
29 июня в ходе прорыва немецкими войсками советской обороны н/п Мармыжи стал ареной активного противоборства сторон. Бронепоезда дивизиона подвергались интенсивным бомбёжкам группами до 20 самолётов с интервалами 5-10 минут. Несмотря на интенсивный огонь из пулемётов ДТ, ДШК и польских «Браунингов», 25-мм автоматов и даже 75-мм башенных орудий, был повреждён «Челябинский железнодорожник» – бомба попала между третьей бронеплощадкой и бронепаровозом, в результате чего последний вышел из строя. Примерно в 17.00 неподвижный бронепоезд атаковали прорвавшиеся к Мармыжам немецкие танки, от огня последних загорелись 1-я и 2-я бронеплощадки, на которых стали рваться снаряды, после чего команда покинула состав.
«Южно-уральский железнодорожник» в начале боя находился на станции Рос-ховец, где в течение всего дня отражал атаки немецкой авиации, сбив при этом 6 са-молётов, часть из которых упала у станции. При этом один германский лётчик был взят в плен и передан представителям 40-й армии. К 14.00 бронепоезд подошёл к станции Мармыжи, но прорваться через неё не смог – пути были разбиты немецкой авиацией. Попытка восстановить железнодорожное полотно успеха не имела, во время очередного авианалёта его снова разрушили, а примерно в 17.00 немцы начали обстрел «Южно-уральского железнодорожника» из танков и миномётов. Необходимо сказать, что к началу боя бронепоезд имел только два 75-мм орудия – два других из-за неисправностей сняли и сдали в ремонт. Во время боя с авиацией противника вышли из строя две оставшиеся пушки, а бомбами повредило 25-мм автомат, пулемёты ДШК, 7 ДТ и 5 «Браунингов», которые использовались для противовоздушной обороны. Понимая, что бронепоезд не может вести бой, а пути отхода отрезаны, командир дивизиона майор В. Коржевский приказал взорвать бронепоезд. Но сделано это не было и к вечеру 29 июня «Южно-уральский железнодорожник» был захвачен немцами. Потери дивизиона составили 15 человек убитыми, 19 ранеными и 35 пропавшими без вести, была полностью уничтожена база дивизиона, сожжённая самолётами на станции Мармыжи.
Для разгрома прорвавшегося врага командование Брянского фронта готовилось нанести два удара. С севера, из района н/п Ливны, готовить удар должны были 1-й и 16-й танковые корпуса, а навстречу им, из района н/п Горшечное – 4-й, 17-й и 24-й танковые корпуса. Считалось, что такими силами Брянский фронт вполне сможет разгромить прорвавшуюся немецкую группировку и восстановить положение.
Три танковых корпуса, наступавших из района Горшечного, были объединены в оперативную группу под командованием генерал-лейтенанта танковых войск Я.Н. Федоренко – начальника Главного автобронетанкового управления Красной Армии, специально прибывающего на фронт для оказания помощи в организации действий танковых соединений.
Ставка не была в восторге от действий командования фронта. В ночь на 30 июня генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова вызвал к прямому проводу Сталин. «Нас беспокоят две вещи, – сказал он. – Во-первых, слабая обеспеченность вашего фронта на реке Кшень и в районе северо-восточнее Тим. Мы считаемся с этой опасностью потому, что противник может при случае ударить по тылам 40-й армии и окружить наши части. Во-вторых, нас беспокоит слабая обеспеченность вашего фронта южнее города Ливны. Здесь противник может при случае ударить на север и пойти по тылам 13-й армии. В этом районе у вас будет действовать Катуков [1-й танковый корпус], но во втором эшелоне у Катукова нет сколько-нибудь серьёзных сил. Считаете ли вы обе опасности реальными и как вы думаете рассчитываться с ними?».
Командующий Брянским фронтом доложил, что он считает более вероятным удар по тылам 40-й армии, так как войска 13-й армии успешно отразили все атаки пе-хотных дивизий противника. К тому же в глубине обороны 13-й и 48-й армий имеются значительные резервы. Командующий фронтом также сообщил, что 4-й и 24-й танковые корпуса крайне медленно продвигаются к Старому Осколу и прочной связи с ними фронт пока не имеет. Двигающиеся к линии фронта из Воронежа части 17-го танкового корпуса израсходовали горючее, а штаб корпуса не организовал его доставку. Считая, что на своевременный ввод в бой этих трёх корпусов рассчитывать нельзя, командующий фронтом просил разрешения отвести войска левого крыла 40-й армии на вторую оборонительную полосу.
Однако Верховный Главнокомандующий не согласился с этим и дал следующие указания:
«1. Простой и неподготовленный отвод частей армии Парсегова на рубеж Быстрик, Архангельское будет опасен, так как рубеж этот не подготовлен и отвод превратится в бегство.
2. Самое плохое и непозволительное в вашей работе состоит в отсутствии связи с армией Парсегова и танковыми корпусами Мишулина и Баданова [4-й и 24-й танковые корпуса]. Пока вы будете пренебрегать радиосвязью, у вас не будет никакой связи и весь ваш фронт будет представлять неорганизованный сброд. Почему вы не связались с этими танковыми корпусами через Федоренко? Есть ли у вас связь с Федоренко?
3. Хорошо бы из района Оскол один танковый корпус направить для удара на Горшечное. Всё против танков, занявших Быково. Сюда же направить корпус Павел-кина [16-й танковый корпус] рядом с Фекленко или во втором эшелоне.
4. Парсегов жалуется на авиацию, а что делала наша авиация…».
Следовательно, по указанию Ставки усилия наших четырёх (пока без 17-го, со-вершающего марш – примеч. Мощанского И.Б.) танковых корпусов направлялись не на фланги прорывавшегося противника, а против острия его клина в район, где, по имеющимся у советского руководства данным, сосредоточилось около 300 танков. По мнению командования Брянского фронта, обстановка требовала более глубоких ударов, а именно: западнее линии Касторное, Старый Оскол во фланг вражеской группировке. К участию в этих ударах следовало привлечь и часть сил общевойсковых армий. Но командование фронта не решилось предложить Ставке свой план действий и по радио поставило задачи танковым корпусам согласно указаниям Сталина, возложив контроль за их действиями на ВПУ [вспомогательный пункт управления] фронта, находившийся в Касторном. Этот слабый по составу пункт управления не мог осуществить контроля за действиями трёх танковых корпусов, но иного выхода в тот момент у командования и штаба фронта, размещавшихся в Ельце, не было.
30 июня на ВПУ фронта в Касторное прибыл командующий бронетанковыми войсками Красной Армии генерал-лейтенант танковых войск Я.Н. Федоренко. В этот же день в штаб фронта на его имя поступила следующая директива: «1. т. Федоренко немедленно вылететь в район расположения корпуса Мишулина [4-й тк] и незамедлительно двинуть Мишулина для занятия Горшечное. 2. Если у Мишулина мотострелковая бригада ещё не готова, пусть выступит с теми частями корпуса, которые готовы, а остальные подтянутся потом. 3. Если танковые бригады Фекленко готовы к бою, можно было бы и следовало бы двинуть на Горшечное хотя бы одну танковую бригаду Фекленко…» Из этой директивы можно было понять, что на генерала Федоренко возлагались не оценка и обобщение опыта действий большой массы танков, как сначала полагало командование Брянского фронта, когда он приехал, а руководство действиями нескольких танковых корпусов (причём в жёстких рамках указанной директивы – примеч. Мощанского И.Б.), хотя для этого у него не было ни штаба, ни средств связи.
Указания по использованию танковых корпусов Ставка продолжала направлять и в адрес командования фронта. Вслед за директивой, адресованной генерал-лейтенанту Федоренко, командующий генерал-лейтенант Голиков получил распоряжение, в котором, в частности, говорилось: «…запомните хорошенько, у вас теперь на фронте около 1.000 танков, а у противника нет и 500 танков. Это первое. Второе – на фронте действия трёх танковых дивизий (группировка противника в районе Горшечное тогда определялась в три танковых дивизии; на самом деле там была всего одна танковая дивизия и две моторизованные дивизии противника – примеч. Мощанского И.Б.) у вас собралось более 500 танков, а у противника 300-400 танков самое большее. Всё теперь зависит от вашего умения использовать эти силы и управлять ими по-человечески…»
30 июня обстановка в полосе 40-й армии ещё более осложнилась. Противник продолжал продвижение в направлении Касторное и Горшечное, преодолевая сопротивление наших войск. Его 9-я танковая дивизия пыталась с ходу овладеть узлом обороны – Касторное. Таким образом, ВПУ Брянского фронта был бы потерян. Однако здесь вражеские танки натолкнулись на хорошо организованную оборону 284-й стрелковой дивизии, прибывшей из резерва фронта.
Это соединение, усиленное 19-м гвардейским полком, оборонялось в полосе шириной 18 км. В составе артиллерии дивизии имелось 42 противотанковых орудия, 51 орудие калибром 76,2 мм и 152 мм и 84 миномёта. Силами противотанковых средств и 20 76,2-мм пушек дивизионной артиллерии в боевых порядках соединения было создано 12 противотанковых опорных пунктов, каждый в составе 2–4 орудий и до взвода противотанковых ружей. 334-й оптд [отдельный противотанковый дивизион] находился в артиллерийском противотанковом резерве. Опережая хронологию событий, рассмотрим весь период обороны н/п Касторное.
С утра 1 июля танки и мотопехота противника при поддержке массированных ударов авиации начали ожесточённые атаки на Касторное. В течение дня противотанкисты отбили четыре танковых атаки врага.
На отдельных участках противнику удалось потеснить нашу пехоту, но контратакой второго эшелона дивизии и огнём артиллерии положение было восстановлено. В этом бою прославились своим героизмом бойцы и командиры 1-го и 2-го дивизионов 820-го артиллерийского полка, которые расстреливали прорвавшиеся к огневым позициям вражеские танки огнём прямой наводкой.
Для усиления обороны Касторного из резерва фронта были переброшены 3-я и 4-я бригады 2-й истребительной дивизии, имевшие 45-мм орудий – 22, 76,2-мм артсистем – 32, 82-мм и 120-мм миномётов – 24, и 1244-й противотанковый полк, располагавший двадцатью 45-мм орудиями. Истребительные бригады развернулись на флангах 284-й стрелковой дивизии, а 1244-й птап [противотанковый артиллерийский полк] оставался в резерве командира соединения, заняв огневые позиции на северо-восточной окраине Касторного.
2 июля вражеские войска продолжили атаки, стремясь охватить фланги 284-й дивизии. Особенно ожесточённый бой разгорелся на левом фланге.
К 3 июля германское командование подтянуло к району Касторное значительное количество тяжёлой артиллерии. Однако и это не принесло врагу успеха. Только в связи с обходом Касторного с севера и с юга 9-й и 11-й танковыми дивизиями противника наше командование в ночь на 5 июля решило отвести 284-ю стрелковую дивизию из района города. Это соединение вместе со своей артиллерией с боем пробилось на север, где соединилось с 8-м кавалерийским корпусом.
За время героической обороны Касторного наши части уничтожили несколько десятков танков, 50 автомашин, четыре миномётные батареи, до полка пехоты противника и сбили три самолёта. Однако в подобных сложных условиях руководить войсками с пункта управления Брянского фронта в Касторном было, увы, невозможно.
Наряду с успешной обороной Касторное удавалось сдерживать противника и на других участках обороны Брянского фронта. В полосе 13-й армии 30 июня частями 148-й и 143-й стрелковых дивизий при поддержке единственной в 13-й армии 129-й отдельной танковой бригады в районе Ливны были отражены все атаки противника. Но положение в полосе действий 40-й армии продолжало ухудшаться.
30 июня должно было стать своеобразным «моментом истины» для руководства Брянского фронта, так как в тот момент готовились к переходу в наступление все пять танковых корпусов, входивших во фронтовое объединение.
«Северные» – 1-й и 16-й танковые корпуса (взаимодействующие в тот период между собой только в умах командования Брянского фронта – примеч. Мощанского И.Б.) готовили два самостоятельных разнонаправленных контрудара: 1-й тк – из рай-она Ливны на юг вдоль железной дороги Ливны, Мармыжи; 16-й тк – из района Волово на юг вдоль восточного берега реки Кшень.
Оперативная группа генерал-лейтенанта танковых войск Я.Н. Федоренко, состоящая из 4-го, 24-го и 17-го танковых корпусов, наносила два разнонаправленных удара: 24-й и 4-й тк – из района Старого Оскола на север; 17-й тк (с поступившими в его подчинение 115-й, 116-й тбр) – из района Касторного в южном направлении.
В 04.00 30 июля 1942 года, пройдя ночной 35-км марш из Ливны, начал наступление 1-й танковый корпус под командованием генерал-майора М.Е. Катукова. Это соединение имело следующую задачу – с рубежа Муравский Шлях, отм. 213,3 атаковать противника вдоль железной дороги в общем направлении на юг, уничтожить врага в районе Красный, Вышне-Долгое, Гремячка, Кузьмодемьянское, Марьино, Кривцов Плот и к исходу дня закрепиться на рубеже – Пятина, Вышне-Долгое, Гремячка, Александровское.
1-я гвардейская танковая бригада в течение всего дня вела бои на подступах к н/п Муравский Шлях. Против бригады противник бросил до двух полков пехоты и до 50 танков. Контрудары врага поддерживались 40-50 самолётами, которые беспрерывно бомбили боевые порядки бригады, задерживая продвижение танков. За танками 1-й гв. тбр во 2-м эшелоне наступала 1-я мотострелковая бригада.
49-я танковая бригада столкнулась с силами противника в районе Опытное Поле. К 18.40 49-й танковый батальон, «ломая сопротивление врага», овладел этим населённым пунктом. За боевыми машинами 49-го танкового батальона двигались мотострелки и противотанковая батарея. К 22.00 части бригады вышли на рубеж: отм. 221,7; отм. 213,3 фронтом на юг, рассчитывая с утра 1 июля продолжить выполнение задачи.
89-я танковая бригада, оснащенная тяжёлыми танками KB, находилась в резерве командира корпуса в районе Бутуровки.
Несмотря на то, что 1-му танковому корпусу удалось продвинуться на 5 км к югу, задачи дня для этого танкового соединения выполнены не были. Зато удалось захватить пленных и узнать, что против 1-го тк действуют 45-я и 95-я пехотные дивизии, 9-я танковая и 3-я моторизованные дивизии вермахта.
Части 16-го танкового корпуса (вступившего в бой ещё 28 июня) генерал-майора М.И. Павелкина 30 июня вынуждены были обороняться на левом берегу реки Кшень, хотя 16-й тк тоже имел задачу на наступление – атаковать и уничтожить противника в районе Нового Посёлка, где немецким войскам удалось создать плацдарм, переправившись через реку с правого берега.
В течение всей ночи с 29 на 30 июня рота германской мотопехоты при поддержке танков пыталась вклиниться в оборону 2-го батальона 15-й мотострелковой бригады. 5-я рота батальона не выдержала натиска и отошла к н/п Воловчик. Остальные части 16-го тк продолжали удерживать свои позиции, отбиваясь от немцев с помощью миномётов и артиллерии.
С 13.00 до 19.30 авиация противника, имея абсолютное превосходство в воздухе, беспрерывно бомбила боевые порядки 15-й мсбр. В перерыве между бомбёжками до полка немецкой пехоты при поддержке танков атаковали позиции 1-го батальона бригады, но враг с большими потерями (подбито до 30 танков, рассеяно два батальона пехоты) был отброшен. Тогда германское командование, подтянув артиллерию, вновь атаковало позиции 2-го батальона и, несмотря на помощь роты танков из 107-й тбр, прорвало нашу оборону.
В это время все танковые бригады корпуса (107-я тбр совместно с ротой танков из 109-й тбр, а также 164-я тбр) пытались ликвидировать плацдарм противника у Нового Посёлка (там было сосредоточено до 80-100 германских боевых машин, которые с западного берега прикрывала артиллерия), но потерпели неудачу. В результате боя, по советским данным, противник потерял 15 танков. Наши потери – 4 танка, 2 автомашины, рация ВВС и 8 человек ранено.
Таким образом, никакого мощного, а тем более согласованного удара 1-й и 16-й танковые корпуса 30 июня не нанесли. Все действия «северных» свелись к локальным операциям за улучшение позиций.
Ситуация на левом фланге 40-й армии, где во второй половине дня 30 июня началось встречное танковое сражение между соединениями 48-го танкового корпуса вермахта и танковыми корпусами из оперативной группы Федоренко (4-й, 17-й, 24-й тк), также оставляла желать лучшего.
4-й танковый корпус генерал-майора В.А. Мишулина, перейдя в наступление из района Старого Оскола, двигался в район Горшечного. Первой в бой в районе н/п Просторный (в 17.00), встретив передовую группу из 30 немецких танков, вступила 102-я танковая бригада. В боестолкновении 8 германских танков было подбито (5 сгорело). Наши потери составили 3 сгоревших танка Т-70. Продвижение противника на Горшечное было остановлено.
Тем временем противник накапливал силы, которые концентрировались в районе Ключ, Быково. 102-я танковая бригада, закрепившись на оборонительном рубеже Берёзовка, МТС, юго-западная окраина Горшечного, провела разведку и из засады уничтожила 7 танков противника, потеряв один танк Т-70. Во время этих боёв все соединения и штаб корпуса (последний находился в 3-5 км от своих бригад) подвергались непрерывным налётам больших групп вражеской авиации – до 50 самолётов одновременно при 18 налётах за день. Силы люфтваффе непрерывно бомбили и расстреливали наши позиции. Советской авиации в течение 30 июня над боевыми порядками 4-го тк видно не было (только 1 июля над полем боя появились 4 наших истребителя, которым удалось сбить 3 немецких бомбардировщика).
17-й танковый корпус генерал-майора Н.В. Фекленко (сформированный в Сталинграде в июне 1942 года) прибыл к месту сражения из Воронежа без тылов. Дело в том, что танки 17-го тк решили отправить в район Касторное железной дорогой, а мотопехота и колёсный транспорт двинулись в район сосредоточения своим ходом.
66-я танковая бригада к 24.00 28 июня погрузила свои танки на станции Воро-неж-2 и к утру 29 июня 1942 года сосредоточилась в районе Хохловские Дворики, Бунино. 67-я и 174-я тбр, следовавшие за 66-й тбр в железнодорожных эшелонах, ввиду загрузки путей горящими составами на перегоне Касторное – Нижнедевицк, вынуждены были выгрузиться на станции Нижнедевицк и продвигаться в направлении Погожевка, Ореховка. К утру 30 июня танковые бригады были сосредоточены в районе, указанном командующим Брянским фронтом.
30 июня в боях участвовали только два соединения 17-го танкового корпуса: 31-я мотострелковая и 67-я танковая бригады. 31-я мсбр была атакована частями моторизованной дивизии «Великая Германия». Во время этого боя мотострелкам удалось уничтожить 17 вражеских танков. 67-я танковая бригада, перебрасываемая на помощь 31-й мсбр и двигавшаяся без разведки, неожиданно столкнулась с немецкими танками. В результате часового боя 67-я тбр потеряла 20 Т-34 подбитыми и сгоревшими. После этого боя наши войска отошли на рубеж, проходивший рядом с Горшечное.
В этот же день генерал-лейтенант Федоренко распорядился подчинить командиру 17-го тк остатки 115-й и 116-й отдельных танковых бригад (на 08.00 1 июля в 116-й тбр оставалось 2 Т-34, 8 Т-60, 2 орудия ПТО и 160 человек мотопехоты – примеч. Мощанского И.Б.), которые должны были отойти в район Красной Долины, занять там оборону и не допустить продвижения противника на Касторное. Но выполнить приказ, переданный по радио, оказалось не так-то просто. К 24.00 измученные боями остатки обеих бригад подошли к «северному» берегу реки Вучек, что протекала западнее Красной Долины. Тяжёлые и средние танки не могли использовать местные мосты, не могли пересечь и злополучную реку вброд – требовалась оборудованная переправа. Чтобы выйти к Касторной и к Красной Долине, можно было воспользоваться переправой через реку Олым, но её уже захватили немцы. Два дня личный состав обеих бригад самостоятельно строил мост, и только к 03.00 2 июля наши войска переправились на южный берег.
30 июня в районе Касторное продолжали драться остатки 14-й и 170-й танковых бригад, которые уничтожали наступавшего врага «методом танковых засад в обороне на выгодных рубежах и методом коротких контратак по наступающим танкам противника». С кем вели бои наши танкисты, они толком не знали, немецкие войска внезапно появлялись и исчезали. К тому же позиции бригад постоянно бомбила германская авиация.
24-й танковый корпус генерал-майора В.И. Баданова вообще не успел принять участие в боях 30 июня, потому что до начала операции «Блау» он находился в составе Юго-Западного фронта и только директивой Ставки ВГК 28 июня был передан в распоряжение командующего Брянским фронтом.
Корпусу было приказано немедленно выступить по маршруту через Волоконовку в район Старого Оскола (протяжённость маршрута 17 км), куда прибыть не позднее утра 29 июня 1942 года.
Ночной марш совершался разными маршрутами. Тяжёлые танки KB и тихоходные трактора везли по железной дороге. Средние Т-34 и лёгкие Т-60, а также автомашины двигались своим ходом. Но из-за различных трудностей 24-й тк прибыл для занятия района обороны только к исходу 30 июня 1942 года.
Развёртывание корпуса на позициях проводилось согласно директиве генерал-лейтенанта Федоренко, полученной в 16.00 30 июня. В ней, в частности, говорилось:
«1. Ответственность за оборону и удержание города Старый Оскол возлагается на командира 24-го тк.
2. Корпусу подчиняется: 39-й дивизион бронепоездов, находящийся на станции Старый Оскол.
3. Корпусу быть в полной боевой готовности для нанесения удара противнику: а) Шляховая – Воросиновка, Ястребовка – Тим; б) Лукьяновка – Тим.
4. Мотострелковым частям, усиленным пто [противотанковыми орудиями], занять оборону и прочно удерживать свои позиции.
5. Справа действует 4-й тк в направлении Нижняя Кладовая, Зикетово, Воровка, Богатырёвка».
Из представленных документов видно, что 30 июня 24-й танковый корпус вообще не собирался наносить каких-либо ударов.
В общем, как и на «севере», массированной атаки наших танковых войск из оперативной группы Федоренко в районе Горшечное не получилось. Вместо трёх корпусов и двух отдельных бригад там дрались только отдельные соединения из 4-го и 17-го танковых корпусов.
В 2 часа 1 июля начальник Генштаба генерал-полковник A.M. Василевский вызвал к прямому проводу командующего фронтом: «…по проверенным данным, – сказал он, – в районе Ясенки, Кулевка (15 км северо-восточнее Горшечное) два часа тому назад были только отходящие части Фекленко [17-й тк], никакого противника не было. По-видимому, Фекленко просто ушёл со своим корпусом с поля боя, чем поставил Мишулина [4-й тк], продолжающего драться, в тяжёлое положение.
…Вам лично, т. Голиков, приказано передать следующее: Ставка недовольна также и тем, что у вас некоторые из танковых корпусов перестали быть танковыми и перешли на методы боевых действий пехоты – примеры: Катуков [1-й тк] вместо быстрого уничтожения пехоты противника в течение суток занимается окружением двух полков, и вы, по-видимому, это поощряете; второй пример с корпусом Павелкина [16-й тк] – отход 11-й осбр заставляет кричать командира танкового корпуса об обнажении его фланга. А где же танки? Разве так должны действовать танковые соединения? Вам необходимо взять покрепче их в свои руки, ставить им конкретные задачи, присущие танковым корпусам, и категорически требовать их выполнения…».
В ходе переговоров генерал Голиков доложил, что генерал Федоренко не внёс никакого улучшения в управление танковыми корпусами, действовавшими в районе Касторного, ибо он не в состоянии осуществлять такое руководство один, без штаба, а его присутствие приносит ряд неудобств и осложнений в управлении войсками фронта.
Василевский на это ответил, что генерал Федоренко прислан для помощи ко-мандованию фронтом, и рекомендовал Голикову подчинить его себе и продолжать использовать для управления танковыми корпусами. В заключение переговоров Василевский от имени Ставки разрешил отвод войск левого крыла 40-й армии на рубеж Ястребовка, Панки, о чём командование Брянского фронта просило Ставку накануне, в ночь на 30 июня. Разрешение на отвод было дано в 2 часа 50 минут 1 июля. Соединения же Юго-Западного фронта начали отход вечером 30 июня и использовали ночь для отрыва от противника.
30 июня положение на воронежском направлении ещё более осложнилось: в этот день противник организовал наступление против 21-й армии генерал-лейтенанта В.Н. Гордова Юго-Западного фронта.
Активные действия 6-я полевая армия и 40-й танковый корпус вермахта начали в 4 часа утра, нанося основной удар в стык 21-й и 28-й армий, между реками Нежеголь и Волчья. Главный удар немцы нанесли по правому флангу 76-й стрелковой дивизии вдоль северного берега реки Волчьей. Создав здесь почти трёхкратное превосходство в силах, части 6-й армии генерала Паулюса уже к 14 часам прорвали неглубокую и слабо подготовленную оборону советских войск. Преодолев оборону 21-й армии в районе Волчанска, танковые и моторизованные дивизии противника начали быстро распространяться на Волоконовку и Новый Оскол для соединения с войсками 4-й танковой армии, наступавшими в районе Горшечное. Создавалась угроза окружения для частей левого крыла 40-й армии.
В этих условиях разрешение Ставки на отвод левого крыла 40-й армии на второй оборонительный рубеж являлось запоздалым. Командование фронта потеряло целые сутки, в течение которых обстановка для наших войск значительно ухудшилась: танковые части противника, которые вели успешные бои в районе Горшечного с бригадами нашего 4-го танкового корпуса, находились намного ближе к Старому Осколу, чем левофланговые соединения 40-й армии, а группа противника, наступавшая в полосе 21-й армии, уже подходила к Новому Осколу. Войска 21-й армии поспешно отходили на восток. В такой очень сложной обстановке речь могла идти не о том, чтобы отвести левое крыло 40-й армии на рубеж Ястребовка, Панки (что целесообразно было делать накануне), а о том, чтобы не допустить окружения наших войск в районе Старого Оскола и прикрыть направление на Воронеж, обнажавшееся в связи с выявленной частичной боеспособностью 17-го танкового корпуса.
В ночь на 1 июля командующий и штаб Брянского фронта приняли ещё ряд мер к организованному отводу левофланговых соединений 40-й армии. Распоряжения дивизиям штабу фронта пришлось отдавать непосредственно, минуя штаб 40-й армии. Офицеры штаба фронта ночью и в ранние утренние часы, используя самолёты У-2, разыскивали штабы дивизий и вручали им распоряжения на отход. Копии некоторых распоряжений были вручены заместителю командующего 40-й армии генералу Ф.Ф. Жмаченко, который находился в районе войск левого крыла. Но июльская ночь короткая, и за несколько часов тёмного времени наши части не успели оторваться от противника.
В течение 1 июля ни Ставка, ни командование фронта не предприняли каких-либо крупных мер по отражению наступления основной вражеской группировки; войскам 13-й и 40-й армий были подтверждены прежние задачи, а командирам 4-го, 24-го, 16-го и 17-го танковых корпусов, кроме этого, было передано требование Ставки о более решительных действиях по разгрому противника.
В полосе 13-й армии попытки противника (здесь главной ударной силой немецкой группировки был 24-й танковый корпус вермахта, состоящий из 9-й, 11-й танковых и 3-й моторизованной дивизий) продвинуться на север пока успешно отражались. Причём введённые здесь в бой наши 1-й и 16-й танковые корпуса имели задачи общевойсковых соединений и поэтому, опасаясь за свои фланги и тылы, не предпринимали здесь крупных наступательных операций, несмотря на то, что тут у врага не было действительно крупных танковых сил.
1 июля 1942 года соединения и части 1-го тк, согласно боевому приказу штаба корпуса от 1 июля 1942 года, медленно теснили войска противника.
49-я тбр, разгромив в районе отм. 213,3 до полка пехоты из 88-й пехотной дивизии немцев, продолжала наступать на Студёный. Продвижение бригады задерживалось сильным прицельным артогнём врага, корректируемым с аэростата.
1-я мсбр вела бой с германскими войсками в районе Бараново. Противник наступал тремя пехотными батальонами при поддержке 20-25 танков, скорее всего, из 11-й танковой дивизии вермахта. Бригада далее продвинуться не смогла и заняла оборону по восточному берегу реки Мокричек на фронте Редькино, отм. 216,7.
89-я тбр мотострелковым батальоном и ротой лёгких танков вела огневой бой с противником на рубеже – овраг севернее Редькино, отм. 213,2; остальной состав бригады находился в резерве командира корпуса в районе Бутуровки.
1-я гв. тбр мотострелковым батальоном овладела Покровским и продолжала наступать на Муравский Шлях. Остальной состав бригады продолжал вести бои в районе отм. 195,5; 216,7.
307-й отдельный гвардейский дивизион РС произвёл три залпа по скоплению живой силы противника, нанеся немецким войскам существенные потери.
Таким образом, 1-й тк, имея непрерывную связь с соседями: 129-й отдельной танковой бригадой – справа и 143-й стрелковой дивизией – слева, осторожно, по су-ществу проводя разведку боем, продвигался на запад и юго-запад. Комкор Катуков руководил боевыми действиями не с КП, а «по старинке» – из боевых порядков частей, выезжая непосредственно в район сражения.
Главные события этого дня развернулись в полосе действий 16-го танкового корпуса – 1 июля немецкие войска атаковали сразу несколько бригад из 16-го тк. Разгорелось ожесточённое танковое сражение.
В 11.00 до 40 германских танков и пехота прорвали позиции 1-го батальона 15-й мотострелковой бригады и вклинились между 1-м и 3-м батальонами. Началось стихийное отступление частей 15-й мсбр, а 3-й батальон вообще попал в окружение и выходил из него отдельными группами.
Тогда же до 100 немецких танков (видимо, из 11-й тд) с пехотой, форсировав реку Кшень из района Кузьмодемьянское, Степановка, стали распространяться вглубь обороны 16-го тк на восток и юг. В это же время 107-я тбр с батальоном 109-й тбр вели позиционные бои с пехотой противника в районе Нового Посёлка. С изменением обстановки части бригад, отбиваясь от превосходящего противника, стали отступать к западной окраине Волово. Итогом этого «кровавого марша» стала потеря 14 KB (правда, 7 из них удалось впоследствии эвакуировать – примеч. Мощанского И.Б.), прикрывавших отступление нашей группировки.
В 20.00 1 июля 1942 года 107-я танковая бригада, оставшись без прикрытия пехоты, но имея приказ об удержании Волово, самовольно отошла в Спасское, а с утра 2 июля 1942 года, опять же без приказа, переправилась в Борки.
310-й танковый батальон 109-й тбр с 07.00 1 июля 1942 года должен был заниматься собственной задачей – атаковать противника в направлении северных скатов отм. 217,1 и Нового Посёлка, уничтожая подходящие к этому населённому пункту танки и артиллерию. Немцы огнём из танковых и артиллерийских засад во время первой же атаки бригады уничтожили 5 наших боевых машин, а 109-я тбр, не добившись какого-либо успеха, отошла на юго-западную окраину н/п Воловчик, где и заняла оборону.
В 10.30 батальон немецких танков пытался наступать на Воловчик, но напоролся на засады 109-й тбр и атаки прекратил. Однако и в 310-м батальоне после этого боестолкновения осталось только три боеспособных танка, которые присоединились к 107-й танковой бригаде и батальону 15-й мотострелковой бригады, отступавшим на Волово.
Автор подробно приводит описание боевых операций различных соединений и частей 16-го тк, чтобы показать, что к гибкому управлению в резко изменившихся условиях обстановки командование корпуса было совершенно не готово.
На 1 июля все соединения, входившие в 16-й тк, имели свои тактические задачи, рассчитанные на определённые действия противника. Когда же немцы, «вопреки мнению нашего командования», нанесли свой контрудар, оборона корпуса в считанные часы развалилась на отдельные очаги сопротивления, а управление было полностью нарушено. Причём германское командование так умело организовало свои удары, что бригады корпуса не могли помочь друг другу.
164-я танковая бригада в первой половине дня 1 июля также вела бой с сотней прорвавшихся немецких танков в районе Кшенского, а затем отошла на северную ок-раину Большого, имея один батальон в Васильевке. Туда на помощь 164-й тбр двигались 106-я стрелковая бригада и 540-й легко-артиллерийский полк. Оценив группировку наших войск, германское командование не стало штурмовать Васильевку. Немцы просто обошли этот населённый пункт, ринувшись в тыл советских войск.
Бывшему командиру 109-й танковой бригады 16-го танкового корпуса, впоследствии генерал-полковнику танковых войск B.C. Архипову бои на реке Кшень запомнились «…особенно крепко из-за многочисленных неиспользованных нами возможностей… Вместо того, чтобы сбить противника с плацдарма ударом танкового кулака, мы пытались столкнуть его пальцем. В первый день бросили против двадцати немецких танков и двух батальонов автоматчиков, овладевших Новым Посёлком, примерно столько же стрелков, но вдвое меньше танков. На второй день – 20 наших танков против 40-50 фашистских и так далее. Противник, наращивая свои силы, опережал нас, и если первый день боя за плацдарм мы имели общее превосходство в танках, но не использовали его в атаках, то к четвёртому дню это превосходство перешло к противнику. Вот что значит применение танков с оглядкой, с дроблением танковых бригад и батальонов для закрытия брешей».
2 июля 1942 года основные бои в полосе ответственности 16-го танкового кор-пуса развернулись в районе Васильевки. Двигавшиеся колоннами 80 немецких танков были встречены огнём с места боевыми машинами 164-й танковой бригады и взводом 109-й танковой бригады. Это сражение было нами проиграно. 360-й танковый батальон бросил позиции и самовольно вышел из боя, беспорядочно отступая в направлении Набережной, где германская артиллерия его полностью и уничтожила.
Против основных сил 109-й тбр в районе Волово и Большое немцы также наносили удары танковыми группами, которые стремились прорваться на Васильевку и Липовчик. Пехоты почти не было, танки противоборствующих сторон вели дуэли между собой. К вечеру 2 июля, потеряв большую часть штатной бронетанковой техники и уничтожив около 20 германских танков, остатки 109-й тбр продолжали удерживать свои позиции.
Рядом от наседавшего врага продолжали отбиваться наиболее стойкие части 164-й тбр. За 2 июля танкисты 164-й тбр, по советским данным, потеряли 10 танков Т-34 и 2 лёгких Т-60, 2 противотанковые пушки и 4 автомашины. Немецкие потери (опять же по нашим данным) составили 31 танк, 2 противотанковые пушки, 6 автомашин и один самолёт.
Для ведения позиционной обороны 16-й танковый корпус отчаянно нуждался в пехоте. Но 106-я стрелковая бригада, переданная в оперативное подчинение 16-му тк, опоздала к месту решающих боёв на 5 часов. За это время противник расположился на рубеже Казанка, Стучаново, Волово, окопался и встретил 106-ю сбр ружейным и миномётным огнём. Под ударами 385-й пехотной дивизии вермахта два правофланговых батальона бригады бежали с поля боя и отошли за реку Олым (впоследствии они были возвращены на рубеж Вторая Александровка (иск.), Фёдоровка). Третий батальон 106-й сбр «загнул свой правый фланг и встал фронтом на север» южнее Спасское, Богдановка, но вскоре после атаки 30 танков и двух батальонов пехоты противника стал отступать на Липовчик.
Фактически к исходу 2 июля 16-й танковый корпус, потеряв инициативу, про-должал оказывать немцам лишь очаговое сопротивление.
Для уничтожения противника, прорвавшегося через реку Кшень (на 1 июля силы врага оценивались советским командованием как 385-я пд с артиллерией и незначительным количеством танков – примеч. Мощанского И.Б.), руководство Брянского фронта также решило привлечь 1-й танковый корпус.
На 2 июля 1-й тк (без 1-й мсбр, которая по приказу штаба фронта перешла в подчинение командующего 13-й армией – примеч. Мощанского И.Б.) получил следующую задачу: «…передав боевой участок частям 109-й сбр на рубеже Бараново, Баранчик, к 8.00 2 июля 1942 года сосредоточиться в районе Воровка, Вобрани, Юрское, Гатищевские Высоты с целью уничтожения противника, прорвавшегося через реку Кшень». Задачи 1-го тк определялись с расчётом поддержать активные наступательные действия 16-го тк.
С рассветом 2 июля 1-й тк начал марш к месту прорыва немецких войск, а уже в 06.00 89-я танковая бригада, сосредоточившись в районе Огрызково, с ходу вступила во встречный бой с переправившимися через реку Кшень частями 385-й пехотной дивизии вермахта. В течение всего дня шла жаркая битва в районе Калиновки, а к вечеру немецкие войска были отброшены на западный берег. К исходу дня 89-я тбр вышла на рубеж Гордеевка, Елизаветинка, Ломигоры. В результате боя, по советским источникам, было уничтожено 9 танков, 52 пушки, 23 автомашины и до 500 солдат и офицеров противника.
49-я танковая бригада 2 июля должна была находиться в резерве командира корпуса в районе н/п Юрские Дворы. Но арьергард бригады из 6 танков и взвода автоматчиков с утра и до 19 часов был вынужден вести бой с перешедшим в наступление из района Муравский Шлях на Баранчик противником. Атака немцев была успешно отражена, противник потерял 6 танков, 4 орудия и до 200 солдат и офицеров.
1-я гвардейская танковая бригада также отбивалась от немцев в районе Мишино, отм. 219,3. За день боя 1-й гв. тбр было уничтожено до батальона пехоты противника, 2 тяжёлых орудия с тягачами, 2 противотанковых орудия, 2 миномёта, один броневик.
Реактивные миномёты 307-го огмд [отдельного гвардейского миномётного дивизиона] составляли огневой резерв командира корпуса, находились в районе Хитрово и в боях в этот день не участвовали.
Таким образом, для 1-го танкового корпуса день 2 июля прошёл в локальных столкновениях с наступающими германскими частями. Соединение генерала Катукова, с ходу вступив в бой, безусловно, показало себя в боях гораздо лучше несчастного 16-го танкового корпуса. Но инициатива была у немцев, а наши танковые бригады действовали разнонаправлено, выдвигаясь в предполагаемые районы продвижения противника. Поставленная 1-му тк задача выполнена не была.
Существенной проблемой, затрудняющей маневр и боевые действия наших войск, стало господство на театре военных действий германской авиации. 1-й и 16-й танковые корпуса прикрывал 3-й истребительный авиакорпус генерал-майора Е.Я. Савицкого. Но существенной поддержки с воздуха не было. Изредка над полем боя появлялось 2-3 наших истребителя, но это было несравнимо с десятками герман-ских самолётов различного назначения, «обслуживающих» любые тактические ситуации, которые моделировали стратеги вермахта. По воспоминаниям командира 1-го тк М.Е. Катукова: «Были моменты, когда по ходу событий мы могли перейти в контратаку, нанести ответный удар гитлеровцам, потеснить их, но тут же появлялся над нашими боевыми порядками зловещий рой фашистских самолётов. Немцы бомбили нас так жестоко, что о каком-либо продвижении вперёд, и думать не приходилось. Щели, окопы – одно спасение и защита.
Острое положение на нашем участке, судя по всему, волновало не только штаб фронта, но и Ставку Верховного Главнокомандования. Из штаба фронта чуть ли не каждые пятнадцать минут спрашивали: «Доложите обстановку… Держитесь во что бы то ни стало… Не пропустите противника!..».
Это говорило о том, что оборонительным рубежам в междуречье (пространство между реками Кшень и Олым – примеч. Мощанского И.Б.) придавалось особое значение. К тому же в первый день, едва мы обосновались на междуреченских рубежах, звонок из Ставки:
– Как дела? Где проходит ваш передний край?
Коротко докладываю обстановку, называю местные предметы, обозначенные на карте, поясняю:
– Рубежи удерживаем, а для контрудара сил не хватает. Немцы несут большие потери, но их атаки не ослабевают… Атакуют с земли и с воздуха…
Взываю в надежде, пожалуй, и беспочвенной, но всё-таки взываю – может, войдут в наше положение и выручат:
– Бомбёжки страшные, голову от земли не оторвёшь. Было бы здорово, если бы на наш участок сегодня же подбросили истребителей.
Из Ставки переспрашивают:
– Говорите, бомбёжки? Сколько самолётовылетов предпринял противник на наши позиции?
Отвечаю. Жду, что услышу: «Подкинем вам самолёты». Но об истребителях в Москве молчат».
В тот период находившемуся в гуще сражения командиру 1-го танкового корпуса было совершенно невдомёк, что участок ответственности 13-й армии на 2 июля был чуть ли не самым благополучным среди наших объединений, атакованных вермахтом согласно плану операции «Блау».
В полосе 40-й армии обстановка продолжала осложняться. 2 июля крупные силы пехоты и танков, заняв Горшечное и Старый Оскол, перехватили пути отхода войск левого крыла этого объединения. Как уже упоминалось ранее, противотанковый район у Касторное продолжала удерживать 284-я стрелковая дивизия с приданными ей частями усиления. Восточнее Горшечного и Старого Оскола сражались потерявшие между собой связь части 4-го, 17-го и 24-го танковых корпусов, которые в мыслях нашего командования составляли оперативную группу генерал-лейтенанта Я.Н.Федоренко, созданную для разгрома 48-го танкового корпуса вермахта (ударный «кулак» которого составляли 24-я тд, 16-я мд и мд «Великая Германия» – примеч. Мощанского И.Б.).
4-й танковый корпус 1 июля вместо блестящего флангового удара продолжал вести начатый накануне изнурительный бой с ударной группировкой врага. Достаточно сказать, что против 102-й и 45-й танковых бригад противник двинул до 250 танков и бронетранспортёров. Когда немецкая техника оказалась в зоне прямой видимости, две наших танковых бригады предприняли совместную «лобовую контратаку». Но немецкая группировка от боестолкновения «увернулась» – отошла назад, а затем, обрушив на наши позиции ураганный огонь из пушек и миномётов, совершила фланговый обход бригад 4-го тк юго-западнее Горшечного. В конце концов, германскому командованию умелым маневрированием своих войск удалось разделить 45-ю и 102-ю танковые бригады, против каждой из которых действовало не менее 100 вражеских танков, бронетранспортёров и бронемашин.
45-я тбр, имевшая на вооружении тяжёлые танки KB, подбив до 32 бронеединиц противника, под давлением врага была вынуждена отойти в южном направлении.
102-я тбр, получившая приказ командования «удерживать Горшечное во чтобы то ни стало», продолжала вести неравный бой, взаимодействуя с 67-й и 147-й танковыми бригадами и остатками 31-й мотобригады 17-го танкового корпуса.
4-я мотострелковая бригада 4-го тк после изнурительного марша (перебрасывалась на театр военных действий двумя эшелонами и частично пешим порядком – примеч. Мощанского И.Б.) 1 июля только вступила в сражение, пытаясь овладеть юго-западной окраиной населённого пункта Быково. В 04.00 454-й мотострелковый батальон бригады после успешного боя занял Немчиновку и организовал оборону населённого пункта, ожидая подхода основных сил бригады. Когда прибыла вся 4-я мсбр, наступать ей уже не пришлось, так как немецкая ударная группировка сама стала атаковать наши позиции.
Весь день 1 июля мотострелки держали оборону, подбив 11 танков и 3 броне-транспортёра противника.
2 июля в 4-й мотострелковой бригаде стали кончаться боеприпасы. Волею судьбы и командования Брянского фронта к бригаде были ближе не соединения и части 4-го тк, а 24-й танковый корпус. Его командир в помощи 4-й мсбр боеприпасами отказал. Тогда комбриг-4 вечером 2 июля приказал всем частям бригады отходить на Бекетово. Но организованного отступления не получилось. Преследуемая германскими танками и мотопехотой, 4-я мсбр мелкими группами отходила на восток.
К вечеру 2 июля кончилось и сражение 102-й танковой бригады за Горшечное. К 22.00 2 июля 1942 года после трёхдневных непрекращающихся боёв, «когда основная сила бригады погибла, боеприпасы кончились, 102-я тбр начала организованный вывод из боя, и остатки её (540 человек вместе с оставшимися в строю ранеными) пошли на соединение с 45-й тбр в район Терехово».
Фактически к 3 июля, как целостное бронетанковое соединение, наш 4-й тк по-терял боеспособность. Оставшиеся силы корпуса, отступая к Дону, с 3 по 6 июля вели только эпизодические оборонительные бои и никаких задач на активные действия не получали.
Слева от 4-го танкового корпуса боевые действия вёл 24-й танковый корпус. На 1 июля он имел в своём составе следующее количество боеспособных танков: 4-я гв. тбр – 22 KB и 28 Т-60, 54-я тбр – 19 Т-34 и 19 Т-60, 130-я тбр – 17 Т-34 и 19 М3 лёгких, ещё называемых британцами «Стюарт».
Согласно боевому распоряжению штаба корпуса от 30 июня 1942 года, соединения и части 24-го тк к утру 1 июля сосредоточились в районе Каплино, Ястребовка, Ивановка, Лукьяновка с задачей – не допустить продвижения противника в юго-восточном направлении и удержать Старый Оскол. О каких-либо фланговых ударах по 48-му тк вермахта наши командиры уже и думать забыли. Боеприпасами соединения и части корпуса были вполне обеспечены – на 1 июля 4-я гв. тбр имела 2 б/к, 54-я тбр – 1,5 б/к, 130-я тбр – 2 б/к, 24-я мсбр – 1,5 б/к, 50-й мтцб [мотоциклетный батальон] – 1,5 б/к.
1 и 2 июля 24-му танковому корпусу крупно повезло, так как противник начал наступление в полосе обороны 4-го танкового корпуса, стремясь по стыку 4-го и 24-го тк прорваться на Старый Оскол.
До полудня 2 июля танковые бригады 24-го танкового корпуса с помощью боевого охранения пытались определить намерения германского командования на этом участке фронта. 24-я мсбр вообще находилась в резерве комкора [командира корпуса]. Потери сторон были минимальны: немцы лишились одного танка, а у нас вообще все были живы и здоровы.
В 12.00 2 июля 1942 года на основании боевого приказа «опергруппы тов. Федоренко» танковые бригады корпуса заняли указанный район обороны, вели сдерживающие бои с превосходящими силами 48-го танкового корпуса немцев. Из-за плохой связи между соседями части 54-й танковой бригады были окружены, но к вечеру сумели вырваться из кольца. При этом было потеряно шесть Т-60, один Т-34 и уничтожено 8 немецких танков.
По сравнению с 4-м танковым корпусом, 102-я танковая и 4-я мотострелковая бригады которого 2 июля буквально «истекали кровью», соединения 24-го тк вели «вялое сражение» со сковывающей германской группировкой, заботясь больше о своих флангах и неспешно отступая под «напором» эпизодических групп вражеских танков.
Почему руководство 24-го тк не помогло боеприпасами соседям, вообще трудно объяснить. Ведь главной заботой командования 24-го танкового корпуса на 2 июля стал поиск горючего к танкам типа М3 «Стюарт» американского производства.
В результате два «соседних» танковых корпуса, решая общую оперативно-тактическую задачу по приказу единого командования, полностью проиграли очередное танковое сражение. И этому есть несколько причин. Во-первых, директивная, упрощенная постановка задачи «опергруппой тов. Федоренко», по существу, не имевшей штабных органов. Без детально разработанного плана танковые корпуса вели бои как стрелковые соединения, вводя свои бригады разновременно и «убивая» материальную часть в малополезных боестолкновениях. Во-вторых, не было должным образом организовано взаимодействие корпусов, которые предпочитали погибать по принципу «каждый сам за себя», не допуская взаимопомощи и создания оперативных боевых смешанных групп. В-третьих, германская авиация, несмотря на все усилия Ставки и командования фронта, на этом театре военных действий в июле 1942 года полностью доминировала в воздухе, постоянно нарушая маневренные действия наших бронетанковых соединений.
Все вышеперечисленные недостатки, а также «дополнительный список» своих специфических проблем имелся у сводной танковой группы, состоящей из 17-го тан-кового корпуса, 115-й и 116-й танковых бригад (вернее, их остатков – примеч. Мощанского И.Б.), которым была поставлена общая задача: «… не допустить противника в город Воронеж».
Выдвигаясь к указанному рубежу обороны, руководство корпуса с удивлением обнаружило, что на протяжении всей 35-км зоны ответственности 17-й тк не имеет перед собой никаких стрелковых частей. Рубеж реки Олым никем не оборонялся, и только остатки полков из 160-й и 6-й стрелковых дивизий неорганизованными группами отходили за реку Девица. 31-я мсбр была атакована передовыми частями немецких войск. В результате боя мотострелки совместно с подошедшей 102-й танковой бригадой 4-го танкового корпуса подбили и уничтожили 17 вражеских танков. 67-я танковая бригада, перебрасываемая на помощь 31-й мотострелковой и двигавшаяся без разведки, неожиданно столкнулась с немецкими танками. В результате часового боя 67-я тбр потеряла 20 боевых машин подбитыми и сгоревшими и отошла.
С утра 1 июля перешла к активным действиям 174-я танковая бригада, но, не поддержанная 66-й танковой бригадой, как это предусматривалось планом, вынуждена была в одиночестве вести бои с превосходящими силами противника. В результате этого, а также четырёх крупных авианалётов на боевые порядки 174-й тбр, она потеряла 23 танка Т-34 и вынуждена была отойти. После отхода 174-й танковой бригады немцы, подтянув силы, атаковали деревню Кулевка, где располагалась 66-я тбр. В результате многочасового боя части бригады покинули Кулевку, а сам 17-й танковый корпус был разделён на две части: правую (66-я тбр, остатки 115-й и 116-й танковых бригад) и левую (остатки 31-й мотобригады, 67-я, 147-я танковые бригады и 102-я танковая бригада 4-го тк). Левая группа связи с командованием 17-го тк не имела и находилась в районе Горшечного.
2 июля основная драма развернулась в районе н/п Горшечное. К вечеру «левая группа корпуса: 67-я, 174-я тбр, остатки 31-й мсбр и 102-й тбр из 4-го тк – после упорных боёв с превосходившими силами противника была разбита в районе Горшечное и выходила из боя в район Нижне-Гнилое, отбиваясь до последнего танка и расходуя остатки боеприпасов».
Правая группа корпуса (66-я, 115-я, 116-я тбр: 10 KB, 11 Т-34, 17 Т-60 на 3 июля 1942 года), активно действуя в направлении Кулевки, обеспечивала стык с 284-й сд в Олымской Балке, продолжая оказывать отчаянное сопротивление элитной моторизованной дивизии вермахта «Великая Германия».
Несмотря на изобилующий героическими эпизодами отчёт 17-го танкового корпуса, Ставка ВГК и командование Брянского фронта оценивало действия этого бронетанкового соединения совсем по-иному. По их версии, вместо того, чтобы наступать на Горшечное западнее железной дороги, по кратчайшему направлению, и тем самым создать угрозу правому флангу ударной группировки врага с севера, командир корпуса направил части вверенного ему соединения на 10-12 км восточнее Горшечного. Видимо, в реальности 1 июля 17-й тк «искал» свой рубеж обороны, блуждая где-то в районе н/п Горшечное. В результате всех этих маневров вместо удара во фланг 48-му танковому корпусу вермахта соединения и части 17-го танкового корпуса Красной Армии, уклонившись от боя, медленно продвигались на юго-восток. Как уже говорилось, из-за того что у корпуса в период выполнения боевой задачи отсутствовали тылы, части 17-го тк постоянно испытывали перебои с горючим. И так продолжалось до тех пор, пока 2 июля «блуждающий» 17-й тк не обнаружили немцы…
В результате войскам Брянского фронта не удалось локализовать прорыв и остановить продвижение немецких войск на оборонительном рубеже по реке Кшень. Противник своими подвижными соединениями к исходу 2 июля вышел на линию железной дороги Касторное – Старый Оскол, глубоко охватив с севера левофланговые дивизии 40-й армии, продолжавшей вести бой в главной полосе обороны.
Ещё хуже было положение в зоне ответственности Юго-Западного фронта.
К вечеру 2 июля 1942 года оборона на стыке 21-й и 28-й армии правого крыла Юго-Западного фронта была прорвана на глубину до 80 км. Развивая успех в северо-восточном направлении, враг частями и соединениями четырёх армейских и мотори-зованного корпуса к исходу 2 июля вышел к реке Оскол и захватил плацдармы на её правом берегу. К этому времени, как уже упоминалось, армейская группа «Вейхс» достигла рубежа Касторное, Старый Оскол. В результате успеха противника в «котле» могли оказаться 40-я армия Брянского и 21-я армия Юго-Западного фронтов. Кроме того, вражеским войскам открывался путь на Воронеж, гарнизон которого составляли несколько частей войск НКВД СССР, 3-я дивизия сил ПВО страны и тыловые подразделения.
Правда, перед городом западнее Дона по линии Долгое – Репьёвка имелся под-готовленный оборонительный рубеж. Но для прочного его занятия у командования Брянского фронта поблизости не имелось необходимых сил. Находившиеся же на этом рубеже подразделения 53-го и 75-го укреплённых районов [сокращённо – ур, укрепрайон] не могли самостоятельно его оборонять.
Упреждая новую катастрофу, Ставка ВГК отдала 2 июля распоряжение о вы-движении на рубеж Усмань, Воронеж и далее по реке Дон до н/п Лиски 3-й и 6-й ре-зервных армий (всего для усиления обоих фронтов привлекались три общевойсковые армии: 3-я, 6-я, 63-я – примеч. Мощанского И.Б.), имевшие 22 «свежие» стрелковые дивизии и одну стрелковую бригаду. Обе армии (3-я и 6-я) включались в состав Брянского фронта. Из-за того что н/п Касторное со вспомогательным пунктом управления практически находился в осаде (там от врага отбивались 284-я сд, остатки 14-й и 170-й тбр, а также артиллерийские части), а городок Елец, где располагался штаб и командование Брянского фронта, мог в любой момент оказаться в тылу наступающих германских сил, для оптимизации управления войсками Ставка приказала генерал-лейтенанту Ф.И. Голикову вместе с оперативной группой штаба фронта лично выехать в Воронеж для руководства боевыми действиями войск в данном районе. Туда же для оказания практической помощи направлялся недавно назначенный (26 июня 1942 года – примеч. Мощанского И.Б.) начальником Генерального штаба Красной Армии генерал-полковник A.M. Василевский. Также было решено, что на основном командном пункте фронта Голикова сменит новый заместитель командующего Брянским фронтом – генерал-лейтенант Н.Е. Чибисов.
Подобное решение Ставки фактически с большим запозданием реализовало предложение командования Брянского фронта, с которым оно обращалось ещё в апреле, – создать самостоятельный Воронежский фронт. Если бы это положение было тогда реализовано, в начале июля обстановка на воронежском направлении могла быть совершенно иной. Теперь же спешно выдвигавшиеся к Воронежу резервные армии не имели возможности опередить противника не только в занятии подготовленных позиций западнее Дона, но даже и рубежа по верхнему его течению.
С отъездом командующего в район Воронежа управление войсками, по существу, раздвоилось. Прибыв в Воронеж, генерал Голиков, прежде всего, принял меры к ускорению выдвижения на рубеж Дона 60-й и 6-й резервных армий (переименованных в 60-ю и 6-ю армии соответственно), направив первую севернее, а вторую южнее Воронежа. Головная 232-я дивизия 60-й (6-й – Т.Б.) армии получила задачу – занять рубеж по реке Дон севернее н/п Семилуки, чтобы прикрыть Воронеж с северо-запада. На оборонительные позиции западнее и южнее Воронежа отходили правофланговые дивизии (121-я, 160-я и 6-я стрелковые дивизии) 40-й армии и части 17-го, 4-го и 24-го танковых корпусов. Кроме того, в район Ельца перебрасывалась только что сформированная 5-я танковая армия генерал-майора А.И. Лизюкова, а севернее и южнее Воронежа разворачивались 25-й и 18-й танковые корпуса.
25-й танковый корпус генерал-майора танковых войск П.П. Павлова за счёт до-вольно длительного срока формирования (с 19 марта 1942 года) удалось довольно неплохо укомплектовать личным составом и материальной частью. Однако на театр военных действий – район северо-восточнее Воронежа – 25-й тк прибыл только 12 июля 1942 года (и сразу вступил в бои за город, которые непрерывно вёл до 28 июля 1942 года – примеч. Мощанского И.Б.).
18-й танковый корпус генерал-майора И.Д. Черняховского до начала боевых действий имел 181 танк. Казалось бы, такое огромное количество боевой техники, но на самом деле корпус был абсолютно не подготовлен к боевым действиям.
Танковые бригады при формировании не получили необходимого зенитного вооружения и радиооборудования, а несколько выданных в пути следования к Воро-нежу радиостанций так и не были доведены до рабочего состояния.
Мотострелковая бригада 18-го тк была вообще небоеспособна: в 18-й мсбр не хватало 628 человек младшего комсостава, матчасть и личный состав бригады прибывали в Воронеж раздельно, совершенно отсутствовали шофера и боеприпасы. Все соединения корпуса не имели средств эвакуации. Управление корпуса личным составом было укомплектовано плохо, «представляя из себя группу командиров, а не орган управления и контроля». Начальник связи, помощник начальника оперативного отдела к моменту выдвижения на театр военных действий не прибыли. Материально управление корпуса обеспечено не было.
По плану формирования 18-го тк все соединения и части корпуса должны были выгрузиться и сосредоточиться в районе Воронежа уже 1 июля, но из-за постоянных бомбёжек продвижение эшелонов к городу задерживалось. Первые соединения корпуса стали прибывать в Воронеж только 2 июля, а уже на следующий день им предстояло принять участие в боевых действиях.
Таким образом, командование Брянского фронта получило в дополнение к имевшимся силам ещё 23 стрелковые дивизии, одну стрелковую, 5 мотострелковых и 16 танковых бригад (более 1.000 танков). В район Воронежа была передислоцирована и истребительная авиационная армия РГК генерала Е.М. Белецкого, которая должна была надёжно прикрыть войска, обороняющие город, с воздуха. По расчётам Ставки, с такими силами генерал Ф.И. Голиков должен был остановить врага на подступах к Воронежу.
К 3 июля в войсках Брянского фронта царило полуофициально оформленное двоевластие. Комфронта генерал-лейтенант Ф.И. Голиков, находясь в Воронеже, непосредственно руководил новыми 60-й и 6-й армиями, а также правофланговыми стрелковыми дивизиями [121-й, 160-й и 6-й] 40-й армии и через начальника Главного автобронетанкового управления Красной Армии генерал-лейтенанта Я.Н. Федоренко (он же являлся командующим бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии – примеч. Мощанского И.Б.) – потрёпанными 17-м, 4-м и 24-м танковыми корпусами. Целью его деятельности являлась организация обороны подступов к Воронежу и недопущение германских войск к переправам через Дон.
Однако вверенные Голикову силы 3 июля не смогли оказать противнику действенного сопротивления. Стрелковые дивизии 40-й армии, понёсшие в предшествую-щих боях тяжёлые потери, были сбиты с оборонительного рубежа и отошли к северо-западу от Воронежа. Части 4-го танкового корпуса, потерпев неудачу в боях с превосходящими силами противника в районе Горшечного, отступали на восток, не участвуя в боестолкновениях до 7 июля 1942 года. Состояние 17-го танкового корпуса также было ужасным: в результате боёв 3 июля «левая группа» корпуса перестала существовать, а «правая группа», имея в своём составе 38 танков, под давлением противника оставила Нижнедевицк и отошла на восточный берег реки Жабиха, стремясь на широком фронте задержать дальнейшее продвижение на восток. Связь с командованием из опергруппы Федоренко, а также с руководством 40-й армии в этот период у 17-го тк отсутствовала.
4 июля германским войскам в районе Верхне-Турово (там находилась одна из переправ через Дон – примеч. Мощанского И.Б.) удалось отрезать 17-й тк «от своих частей и города Воронеж». В боях по выходу из очередного «котла» была потеряна почти вся материальная часть, а немногие оставшиеся танки не имели горючего и боеприпасов. Командир корпуса принял решение на выход из боя.
Выделив отряд из 10 Т-34 и 2 Т-60 для поддержки обороняющейся в районе Гвоздевки 121-й сд, 5 июля остатки 17-го тк переправились через Дон и к 18.00 сосредоточились в районе н/п Бор. За весь недолгий период своей боевой деятельности, согласно отчётам, танкисты 17-го танкового корпуса уничтожили 205 танков противника (в чём автор очень сомневается – примеч. Мощанского И.Б.), 72 орудия, 17 миномётов, 5 пулемётов, 72 автомашины, 3 транспортёра; было убито и ранено около 5 тыс. солдат и офицеров. Потери 17-го тк составили 132 танка: 23 KB, 62 Т-34, 49 Т-60, 23 орудия, 22 миномёта, 14 пулемётов; убитыми около 400 человек, ранеными 827 человек и пропавшими без вести 837 человек.
24-й танковый корпус к 3 июля сохранил почти всю свою матчасть и должен был отражать германские атаки на группировку наших войск, отходивших к Дону. Правда, делал он это не очень умело. К тому же танковые бригады в ходе боёв были отрезаны от своих тылов и испытывали большие трудности с обеспечением ремонт-ными и эвакуационными средствами, а также горючим. Поэтому большое количество танков было подорвано своими экипажами, не имевшими возможности заправлять и чинить вышедшие из строя машины. Например, только за 3 июля 4-я гвардейская танковая бригада подорвала 4 вышедших из строя KB, а 54-я танковая бригада 5-6 июля уничтожила 3 Т-34 (2 из-за отсутствия горючего и один застрявший в болоте из-за невозможности его эвакуировать).
А между тем это соединение должно было выполнять поставленные командованием боевые задачи. Тем более что к утру 3 июля противник захватил Болотово и стремился продвинуться на юго-восток. Части 40-й и 21-й армий отходили на рубеж реки Оскол.
Боевым распоряжением от 3 июля 1942 года войска «группы тов. Федоренко» получили задачу: удерживая переправу, высоты и переправы на северном берегу реки Угля, обеспечить отход войскам 40-й армии, находящимся западнее Старого Оскола. Из трёх корпусов группы хоть какую-то боеспособность сохранял ещё 24-й тк, поэтому он и должен был выполнять поставленную задачу.
24-й танковый корпус занял для обороны участок фронта от Терехово до устья реки Убля. Но части противника, прорвавшиеся группами в северном направлении, к исходу 3 июля вышли на рубеж: Комчанский, Берцовая, Вислая, Старое Меловое. С юга части противника в ночь с 3 на 4 июля овладели Старым Осколом, форсировали реку Убля и под прикрытием авиации теснили наши войска в восточном направлении.
Соединения и части 24-го тк начали отход по маршруту Знаменка, Шаталовка на вос-точный берег рек Боровая и Потудань. К исходу 3 июля части корпуса, совершив 35-км марш и сосредоточившись на восточном берегу рек Боровая и Потудань в Знаменке, приводили себя в порядок. В это время из оперативной группы пришёл новый приказ – двигаться на соединение с 17-м тк в район Курбатово. Но уже в 08.00 4 июля пришло другое указание – к 13.00 срочно перейти в наступление в направлении Петровки, так как передовые части немецких войск вышли на рубеж Кончанское, Вислое и быстро продвигались вперёд.
Из-за тяжёлого положения с горючим исходное положение для контрудара (рубеж Скупая, Потудань, Калиново) части 24-го тк заняли с опозданием на два с половиной часа. Правда, к тому моменту нашей разведкой было установлено, что противник уже опередил действия корпуса и его танковые части вышли на рубеж – Боровая, Потудань, Рассечная, Остренка. Командование корпуса решило атаковать противника на марше.
Части 54-й тбр, выдвинувшись на правый фланг 4-й гв. тбр в район Песочной, совместно с мотострелковой бригадой контратаковали колонну танков противника, двигавшуюся на Боровую. Немцы не приняли боя и стали обходить 54-ю тбр и 4-ю гв. тбр с запада, по-видимому, имея задачу соединиться со своей второй танковой колонной, двигавшейся на Остренку. Противник чётко реализовывал свой замысел, рассчитывая выйти к реке Дон севернее Коротояка и южнее Острогожска, чтобы отрезать нашим частям отход на восточный берег Дона.
Пока наши войска откатывались к рубежу Дона, Гитлер и его генералы вели споры о тактических способах реализации планов операции «Блау». 3 июля «фюрер» во время своего молниеносного визита в ставку генерал-фельдмаршала фон Бока в Полтаве рекомендовал командованию группы «Юг», вопреки планам, намеченным директивой № 41, остановить наступление на Воронеж, ограничившись лишь выходом к Дону. Он полагал, что советские войска в сложившейся ситуации будут вести сковывающие оборонительные бои, поэтому вряд ли стоит опасаться их наступления. Ко всему прочему Гитлер считал, что основные силы Брянского и Юго-Западного фронтов уже уничтожены, а те, что ещё остались, непременно окажутся в очередном котле.
Главный смысл, по его глубокому убеждению, теперь состоял не в сосредоточении усилий у Воронежа, а в достижении Дона южнее его, а также в прикрытии левого фланга танкового удара пехотными соединениями. «Воронеж – это не главная цель. Гораздо важнее уничтожение крупного авиационного завода и железнодорожного узла в этом районе», – подчеркнул Гитлер при посещении штаба группы армий «Юг» в Полтаве. Он решил не наступать через Дон на восток, а повернуть подвижные соединения (в первую очередь 4-ю танковую армию Гота) как можно быстрее на юго-восток, чтобы обеспечить успех второго этапа операции по крупномасштабному окружению Юго-Западного и Южного фронтов.
Как и в сентябре 1941 года под Киевом, Гитлер выбрал уничтожение макси-мально большой группировки Красной Армии, а не овладение выгодным географическим рубежом. Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал фон Бок теоретически был согласен с доводами фюрера, но под влиянием настойчивых уговоров своего подчинённого – командующего одноименной армейской группой генерала Вейхса – никак не мог отказаться и от мысли быстро, а главное, легко, занять Воронеж и удерживать его до тех пор, пока не будет проведено запланированное разрушение города.
Однако по оперативным соображениям пожелание Гитлера встретило серьёзное противодействие даже ещё на более низком управленческом уровне. Дело заключалось в том, что захват плацдарма в районе Воронежа был совершенно необходим для создания благоприятствующих продвижению германских войск условий. До тех пор пока в руках советского командования находилась рокада Москва – Елец – Свобода (Лиски), существовала угроза удара крупных сил Красной Армии в тыл, наступавших на юг, немецких войск. Особенно в условиях, когда, двигавшиеся пешим порядком, дивизии германских союзников уже отстали от всех графиков. Кроме того, было психологически трудно отказаться от перспективы окружения советских войск на рубеже Дона и похода на Москву с юга.
В этой обстановке генерал Гот, игнорируя мнение фюрера, принимает самостоятельное решение – форсировать Дон и овладеть Воронежем. Действуя таким образом, Гот исходил из сложившейся у него и у его подчинённых мнения о том, что сопротивление войск Брянского и Юго-Западного фронтов вот-вот должно иссякнуть. Поскольку 48-й корпус его танковой армии продвигался, практически не встречая сопротивления, в тот момент он полагал, что победа вместе с Воронежем со дня на день должна была «упасть в его руки». Как уже говорилось, солидарны с Готом в этом сложном вопросе были и его непосредственные начальники – Вейхс и фон Бок. Но к этому времени германские тылы были уже не в состоянии обеспечить непрерывное снабжение горючим всех подвижных соединений группы армий «Юг». Поэтому было принято решение оставить без горючего 23-ю тд из 40-го танкового корпуса вермахта, которая должна была из района Старого Оскола двинуться на соединение со своим корпусом, чтобы усилить его удар. Дефицитное топливо в первую очередь шло в дивизии и части 4-й танковой армии.
Германское командование так «манил» Воронеж, что оно не стало доводить до логического завершения операцию по окружению левого крыла 40-й армии Брянского фронта. Дело в том, что в ночь на 3 июля в районе Старый Оскол, Горшечное соединились передовые части 4-й танковой армии и 40-го танкового корпуса 6-й полевой армии вермахта. В результате этого маневра от основных сил были отрезаны правофланговые дивизии 21-й армии и части 13-го танкового корпуса Юго-Западного фронта и левофланговые соединения 40-й (212-я, 45-я, 62-я сд; 141-я осбр) армии Брянского фронта. Но так как «добыча» по германским меркам в то время была слишком ничтожна (по немецким оценкам, в Старооскольском котле находилось около 40 тыс. человек – примеч. Мощанского И.Б.), сплошного фронта окружения немцы создавать не стали. Поэтому группа войск 40-й армии, ведомая замкомандарма-40 генерал-лейтенантом Ф.Ф. Жмаченко и членом Военного Совета армии бригадным комиссаром И.С. Грушецким, вскоре пробилась из окружения. Штаб командующего 40-й армией к этому времени находился под Воронежем (генерал-лейтенант М.А. Парсегов в ночь со 2 на 3 июля, наряду с командующими 21-й и 28-й армий Юго-Западного фронта, был снят со своего поста и заменён генерал-лейтенантом М.М. Поповым – примеч. Мощанского И.Б.) и никакой связи с «окруженцами» не имел. Приказы на отход правофланговым соединениям 40-й армии, которые не попали в «капкан», сообщались по радио или доставлялись на самолётах У-2 офицерами связи.
Немецкие войска, словно стая гончих, приближались к Дону в районе Воронежа. Уже утром 3 июля разведывательные подразделения 48-го корпуса вермахта вышли на широком фронте к Дону выше устья реки Воронеж. Из всех советских войск на этом рубеже располагалась только 232-я сд. Все три полка этого соединения имели задачу удерживать районы переправ через реку, создав там предмостные укрепления. Правофланговый 712-й полк этой дивизии и часть сил 75-го полевого укрепрайона находились на правом фланге соединения у Хвощеватки в районе Новожитинного, значительно севернее того участка, где немцы пытались форсировать Дон, и участия в боях не принимали. Именно через эти переправы впоследствии отошли за Дон дивизии 40-й армии.
Центральную группу мостов в районе Семилук прикрывал 605-й стрелковый полк [сокращённо – сп] при поддержке орудий из 425-го артполка 232-й сд. Южнее, у устья реки Воронеж, оборону занимал 498-й стрелковый полк, который в свою очередь был усилен истребительно-противотанковым дивизионом соединения. Стык между полками в районе Петино прикрывал сводный батальон учебного центра Юго-Западного фронта. Другой батальон центра и два эскадрона 11-го запасного кавалерийского полка располагались южнее устья реки Воронеж. Они прикрывали рубеж Дона с направления Гремячего. В резерве комдива-232 И.И. Улитина имелся учебный батальон соединения, вооружённый только личным оружием младших командиров – револьверами.
Появление немецких войск у Воронежа днём 3 июля явилось полной неожиданностью для советского командования. И Ставка, и командующий Брянским фронтом ожидали, что к городу должны были в самое ближайшее время подойти соединения 40-й армии. На это же рассчитывал и новый командарм-40 генерал-лейтенант М.М. Попов. Поэтому оборона мостов через Дон имела своей целью удержать переправы. Задача недопущения немцев на левый берег Дона, была с точки зрения советского командования, менее актуальной. Поэтому на западном берегу части 232-й сд создали предмостные укрепления, в которых находилось до трети сил соединения. Основная группировка наших войск располагалась на восточном берегу.
В тылу этих позиций, помимо прибывающего эшелонами и сосредотачивающегося 18-го тк, находился и гарнизон города Воронежа. Он состоял из семи батальонов из состава четырёх полков НКВД, батальона народного ополчения, подразделений двух зенитно-артиллерийских и одного зенитно-пулемётного полков ПВО. Кроме того, имелся ещё бронепоезд «Чапаев», но он действовал на левом берегу реки Воронеж.
На 3 июля все вышеперечисленные части, даже 232-я сд, не подчинялись командующему Брянским фронтом. Более того, полки НКВД, за исключением 125-го полка по охране железнодорожных сооружений, имели приказ покинуть город и прибыть в распоряжение своих непосредственных начальников. В этих условиях максимум того, что могли сделать командиры 41-го, 125-го, 233-го, 287-го полков НКВД – это занять оборонительные рубежи непосредственно в Воронеже, но даже в ходе борьбы за город они не раз получали приказ сняться с занимаемых позиций и убыть к своим соединениям. Войска уходили, а затем, после вмешательства командования фронта или представителя Ставки, их позиции приходилось занимать вновь, нередко уже с боем. Командование 3-й дивизии ПВО выделило для огневой поддержки этих шести батальонов девять батарей зенитных орудий и один зенитно-пулемётный батальон, полностью оголив противовоздушную оборону всех пригородных аэродромов, Чернавского и ВОГРЭСовского мостов, городских железнодорожных вокзалов.
Но удар передовых отрядов 48-го танкового корпуса вермахта днём 3 июля приняли на себя только части и подразделения 232-й дивизии общей силой до двух батальонов. Благодаря их стойкости немцам не удалось с ходу смять советские войска на правом берегу Дона. Недавно сформированные, несколько раз за последние месяцы менявшие место дислокации и потому проведшие большую часть времени не в занятиях боевой подготовкой, а в вагонах, получившие боевое оружие только два дня назад, стрелковые роты в предмостных укреплениях оказывали противнику упорное сопротивление. Только после ввода германским командованием основных сил разведывательных и мотоциклетных батальонов, а затем и вышедших к Дону подвижных соединений вермахта, советская пехота, не уничтожая переправы, отошла на левый берег Дона.
Обороняющиеся ожидали подхода соединений 40-й армии, поэтому мосты не разрушались. Немецкие силы у переправы пока не могли прорваться за Дон, так как меткий огонь артиллеристов 425-го артполка 232-й дивизии рассеивал атакующих. Подавить советские батареи противник тоже не мог. Его артиллерия отстала на марше и лишь к вечеру стала занимать огневые позиции.
Получив огневую поддержку и подтянув имеющиеся десантные средства, гер-манские войска в сумерках сумели вцепиться в восточный берег Дона, нащупав слабое место на левом фланге 498-го сп в районе Малышево. Как указано в отчёте 18-го танкового корпуса: «Подразделения 498 сп 232 сд, оборонявшие восточный берег реки Дон на этом участке (Петино – Малышево – примеч. Мощанского И.Б.), под незначительным воздействием авиации противника отошли, открыв свободный доступ к городу Воронеж с юго-запада».
К исходу ночи на 4 июля Ставка, наконец, осознала всю драматичность ситуации под Воронежем. С 08.00 все находившиеся в районе этого города войска были подчинены командующему Брянским фронтом. Для борьбы с немецкими танками из Ельца в Воронеж двигалась 16-я иптабр [истребительно-противотанковая артиллерийская бригада]. Однако прибытие бригады ожидалось только через несколько дней. Также со 2 по 4 июля в районе Воронежа разгружался 18-й танковый корпус, но ввести его в сражение можно было только с разрешения Ставки.
За ночь командир 232-й сд стал принимать меры, чтобы ликвидировать плац-дарм противника в районе Малышево. На помощь действующим здесь войскам он перебросил две из пяти батарей 425-го ап, а также двинул сюда свой последний резерв – учебный батальон. Немцы тоже не теряли времени даром, решительно наращивая свои силы на плацдарме. И хотя возможности переправы были невелики, но на «пятачке» вскоре появились вражеские танки и лёгкие орудия. Полевая германская артиллерия готовилась с утра полностью подавить советскую, обеспечивая расширение имеющегося плацдарма и форсирования Дона севернее, у Семилук, силами моторизованной дивизии вермахта «Великая Германия».
А бои в районе Воронежа продолжались с прежним ожесточением. Попытка контратаки 498-го сп не удалась – германские войска сами перешли в наступление. Атаки и контрудары противоборствующих сторон следовали одни за другими. В кровавом «круговороте» сражения были выбиты все командиры батальонов 498-го сп, выбыл из строя командир полка, а затем и сменивший его офицер. Затем под гусеницами танков погибли на позициях орудия и расчёты противотанкового дивизиона и батарей артполка. Полк, который ещё сутки назад отступил под незначительным воздействием противника, теперь держал оборону против нескольких дивизий врага. Остатки 498-го сп были оттеснены на 5-7 км, но «мёртвой хваткой» они держали Шиловский лес на окраине Воронежа.
Уже днём войска противника попытались форсировать Дон ниже устья реки Воронеж, но батальон учебного центра и кавалеристы не допустили врага на свой берег, рассеяв огнём передовой немецкий батальон.
Ставка категорически запрещала вводить в бой 18-й тк до тех пор, пока обстановка не прояснится полностью. Поэтому в середине дня 4 июля в бой за Шиловский лес был брошен последний резерв – учебный батальон 232-й сд. Это подразделение состояло из 600 обстрелянных солдат, в основном после ранений, которых готовили для занятия должностей младших командиров. Вооружённые только револьверами и гранатами, они почти все погибли в бою, немного задержав врага. Но в этот момент поступило разрешение на ввод в бой 18-го танкового корпуса.
Указания на использование соединений 18-го тк при защите Воронежа противоречили сразу нескольким приказам наркома обороны по использованию бронетанковых войск. Но за подписью заместителя командующего Брянским фронтом генерал-майора Яркина 3-4 июля появилось три приказания. В приказании № 1 штаба Брянского фронта требовали 180-ю тбр «вывести в Придачу и закопать фронтом на юг». Так началась «эпопея» этого соединения, которое с 4 по 8 июля, получив в общей сложности 11 взаимоисключающих приказаний (помимо тех, что отдавал штаб 18-го тк), «моталось» по Воронежской области, совершив 300-км марш без единого выстрела.
В приказании № 2 требовалось «выбросить» на юго-западную окраину Воронежа один батальон средних танков Т-34. Вскоре, когда стала понятна вся серьёзность положения, появилось приказание № 3 – «атаковать на Малышево, выбить и уничтожить автоматчиков противника». Реализовывать этот план отправили 110-ю и 181-ю танковые бригады. Однако противник атаковал сам. А танковые бригады (110-я и 181-я тбр), не имея пехоты, артиллерийской поддержки и прикрытия с воздуха, самостоятельно вели упорные бои, отбивая по 5-8 раз в сутки наступления танковых отрядов противника, поддержанных артиллерией и авиацией.
Таким образом, вместо получения общей задачи 18-й танковый корпус вводился в бой частями, а соединения корпуса были растянуты по фронту на 78 км, располагаясь в зонах ответственности 60, 40-й и 6-й армий.
Севернее Воронежа, в районе Семилук также продолжались тяжёлые бои. Там рвалась переправиться через Дон моторизованная дивизия «Великая Германия». Несколько раз понтоны и резиновые лодки подходили к восточному берегу. Но каждый раз меткий огонь орудий 425-го артполка отгонял их обратно, а немногих высадившихся немцев уничтожали стрелки 605-го сп. Лишь к вечеру 4 июля, когда артиллерия 232-й сд из-за нехватки снарядов и потери орудий снизила свою эффективность, германским войскам удалось закрепиться на левом берегу, потеснив подразделения 605-го сп. Частично разрушив оба моста через Дон, советские солдаты отошли на новый рубеж обороны.
На следующий день, 5 июля, всё утро 605-й сп безуспешно атаковал позиции противника, но без поддержки артиллерии сделать ничего не смог. А во второй половине дня мотопехота и танки немцев сами перешли в наступление. Германская полевая артиллерия с правого берега Дона сметала своим огнём боевые порядки наспех окопавшейся советской пехоты. Враг постепенно расширял плацдарм, а 605-й стрелковый полк, не имея сил для удержания всё увеличивающегося фронта, стал отходить вдоль Дона на север. Немцы с ходу ворвались в село Подгорное и устремились к западной окраине Воронежа. Но в бою, разгоревшемся на исходе дня у противотанкового рва, проходившего вдоль Песчаного Лога, два батальона 233-го полка НКВД остановили германские войска, а подоспевший на помощь обороняющимся 694-й артполк из состава 16-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригады своим огнём рассеял атаковавшие немецкие танки. К ночи на этом направлении германские войска отошли к селу Подгорное.
Южнее обстановка складывалась значительно хуже. Утром, в районе 8 часов, немецкая авиация разбомбила штаб 232-й сд на окраине Воронежа. Погиб начальник штаба, был контужен командир дивизии, а самой худшей вестью стало то, что был уничтожен узел связи. Фактически с этого момента 232-я сд перестала существовать как единый воинский организм. Её полки в последующие дни вели бои практически самостоятельно.
Но обескровленные подразделения 498-го сп и двух учебных батальонов удерживали Шиловский лес, отражая атаки основных сил 48-го танкового корпуса вермахта в течение всего длинного дня 5 июля. Лишь вечером врагу удалось выйти к окраинам города с юга. Оборонявшийся в районе Чижовки 287-й полк НКВД при поддержке зенитчиков отбросил наступающих. Но противник и не думал останавливаться. Перегруппировавшись, он атаковал севернее. Удар принял на себя 41-й пограничный полк НКВД. Противотанковых средств у него не имелось, да и личный состав был в бою впервые. Но этим чекистам не пришлось долго участвовать в сражении. Прямо во время боя поступил очередной приказ – всем частям НКВД покинуть город и присоединиться к своим соединениям. Оставшись без пехоты, артиллерия 16-й иптабр тоже начала отходить на восточный берег Дона. Через несколько часов стрелков и орудия волевым решением опять вернули на западный берег и, поднявшись в контратаку, они даже отбили свои позиции.
Решив использовать этот успех, командующий Брянским фронтом приказал 110-й танковой бригаде 18-го танкового корпуса атаковать немцев и сбросить их в Дон. Около 21.00 бригада ударила по врагу. Поначалу ей удалось смять германские подразделения и прорваться к Шиловскому лесу, соединившись с остатками 498-го сп. Но в последовавшем за этим успехом тяжёлом ночном бою командование бригады потеряло управление своими подразделениями. Отрезанный от танков, был уничтожен в Шиловском лесу мотострелковый батальон соединения. Танки Т-34 и Т-60, которыми была оснащена 110-я тбр, израсходовав боекомплект, частью вышли из боя и отошли в город, частью были уничтожены немецкой противотанковой артиллерией. 110-я танковая бригада понесла тяжёлые потери, но и противнику был нанесён существенный урон: за 5 июля танкисты соединения сожгли и уничтожили 36 танков врага и 22 противотанковые пушки с расчётами. Оба полка НКВД не смогли поддержать 110-ю тбр в бою, так как срочно совершали передислокацию на новые позиции: 41-й погранполк НКВД пришлось оперативно перебросить на левый берег реки Воронеж, а 287-й полк вдвое удлинил свой фронт, заняв и участок соседа.
Произошло это из-за следующих обстоятельств. Продвижение германских войск вдоль реки Воронеж к городу привело к тому, что в их руках оказался протяжённый участок правого берега этой реки, а на противоположном берегу советских войск практически не было.
У немецкого командования быстро родилось решение – переправить на левый берег части 16-й моторизованной дивизии, захватить станцию Масловка и перерезать железную дорогу на Свободу (Лиски). Вечером в районе Масловки была обезврежена германская разведгруппа, несколько немцев попало в плен, благодаря чему о немецком плане стало известно советскому командованию.
К месту предполагаемой высадки ускоренным маршем выдвигался 796-й стрел-ковый полк из 141-й стрелковой дивизии 6-й резервной армии. Подтягивались 392-й тб из 180-й танковой бригады, а также батареи 16-й иптабр. Именно артиллеристы, развернув с марша свои пушки, рассеяли огнём немецкий десант на реке, уничтожив большую часть переправочных средств противника. Несмотря на это, отдельным понтонам с личным составом и техникой врага удалось пристать к берегу. За ночь они сконцентрировались в районе населённых пунктов Таврово и Придача. Здесь имелись две пехотные и танковая роты, до двух батарей артиллерии. Но оказать им помощь через реку германское командование в тот момент не могло.
Около 6 часов утра 6 июля немецкую группировку обнаружила разведка 392-го танкового батальона. Именно угроза продвижения противника к ВОГРЭСовскому мосту по левому берегу и вынудила командование Брянского фронта на треть сократить силы защитников города. Во избежание обострения ситуации на этом участке фронта пограничный полк спешно занимал круговую оборону на левом берегу Воронежа, у моста ВОГРЭС.
Бои на ближних подступах к Воронежу породили у Ставки неуверенность в способности командующего Брянским фронтом отстоять город. Поэтому «надзирать» за действиями генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова и его штабной группы в Воронеже, штабами 40-й армии и Воронежского боевого участка был направлен представитель Ставки ВГК командующий войсками ПВО территории страны генерал-лейтенант М.С. Громадин. Он же во время боёв за Воронеж лично руководил частями Воронежско-Борисоглебского района ПВО, выполнявшими задачи по борьбе с воздушным и наземным противником.
Понимая, что его судьба «висит на волоске», Ф.И. Голиков решил реабилитироваться перед вышестоящим командованием, разгромив дивизию «Великая Германия» и сбросив это соединение в Дон. Для реализации столь смелого замысла были сконцентрированы основные силы 18-го тк: 181-я танковая бригада и 18-я мотострелковая бригада. На рассвете стремительным ударом они выбили немецкие войска из Подгорного. Однако за селом наше наступление было остановлено заградительным огнём германской артиллерии из-за Дона. К середине дня сюда подтянулись основные силы 48-го танкового корпуса вермахта. Обе бригады 18-го тк и 605-й сп к вечеру вынуждены были перейти к обороне на достигнутых рубежах.
На южной окраине Воронежа 287-й полк НКВД с утра 6 июля отбивал атаки германских войск. Немцам никак не удавалось прорваться в город. Лишь к вечеру, около 17.00, вражеской танковой роте с десантом на бронетранспортёрах удалось пробиться в Чижовку и далее в центр города. И хотя, в конце концов, прорыв был ликвидирован подразделениями 110-й тбр, контратаковавшей врага от вокзала, результаты борьбы были печальными. Из-за этого прорыва и боя по его ликвидации были повреждены и вышли из строя оба воронежских моста – ВОГРЭС и Чернавский.
Несмотря на то, что сражения в районе Воронежа шли уже третьи сутки, германское командование также не добилось поставленных задач. Очередная попытка ворваться в город с запада вечером 6 июля натолкнулась на ожесточённое сопротивление 233-го полка войск НКВД при поддержке орудий 16-й иптабр. Немцам становилось ясно, что «в лоб» этот рубеж им не взять. Тем более что германские подразделения на левом берегу реки Воронеж в районе 18.00 были атакованы советскими танками из 180-й тбр при поддержке двух взводов пехоты и одной батареи артиллерии.
Лишь с напряжением всех сил немцам удалось отбить эту атаку. 6 июля все германские соединения в районе Воронежа были втянуты в бой, а по немецкому плану, отвод 48-го танкового корпуса с плацдарма должен был начаться ещё сутки назад. Тогда для высшего командования удалось отговориться тем, что не подошли ещё пехотные дивизии, которые должны были сменить танкистов. Однако к исходу 6 июля 1942 года уже поступил категорический приказ: «ввиду усиления советского сопротивления» сменить 48-й танковый корпус 3-й моторизованной дивизией из 24-го танкового корпуса, хотя было вполне очевидно, что она самостоятельно, хоть и через несколько дней, город не возьмёт. К тому же Гитлер требовал повернуть 4-ю танковую армию на юг, где всё ещё, хоть и с трудом, но продвигался 40-й танковый корпус.
Под давлением всей совокупности обстоятельств германское командование ре-шило предпринять решительный штурм Воронежа. Используя то, что северная группа советских войск «выдохлась», было решено сосредоточить свои основные силы против обнаруженного слабого места советской обороны в Чижовке. Осуществление прорыва возлагалось на 24-ю тд. Следующей её целью был захват центра города.
С утра 7 июля немцы планировали разгромить северную группу наших войск, во второй половине дня – захватить Отрожку и соединиться с десантом в Придаче. Тем более что в ночь на 8 июля должен был начаться плановый отвод 48-го корпуса на юг. Его меняли три пехотные дивизии, которые должны были удерживать плацдарм.
Тем временем на советской стороне была затеяна очередная реорганизация управления. Из Воронежа выводился командный пункт Брянского фронта, а все вой-ска в городе переводились в подчинение 40-й армии (КП [командный пункт] которой должен был немедленно разместиться в городе – примеч. Мощанского И.Б.). Пока наши командиры принимали меры к исполнению полученной директивы, германское командование приступило к осуществлению своего плана.
В 22.00 6 июля 24-я тд всей своей мощью обрушилась на позиции 287-го полка НКВД. Позже в сражение ввели 16-ю моторизованную дивизию. В неравном ночном бою 287-й сп был рассечён и обойдён, а затем немцы вышли к Чернавскому мосту и после короткого боя выбили подразделения 125-го сп НКВД с территории вокзала «Воронеж-2». В сложившейся обстановке все подразделения 287-го полка с большим трудом пробились к ВОГРЭСовской переправе и около нуля часов 7 июля отошли на левый берег реки Воронеж. Той же ночью остатки 498-го сп и 110-й тбр вплавь через реку Воронеж перебрались на левый берег. Несмотря на то, что западные окраины, районы железнодорожных мостов и вокзала «Воронеж-1» оставались в руках советских войск, основная часть жилых кварталов города была захвачена немцами.
Советское командование ясно отдавало себе отчёт в том, что вот-вот будет пройдена «точка невозврата». Было понятно, что если не принять срочных мер, то завтра три батальона войск НКВД, ещё остающиеся в городе, будут уничтожены. Не смогут задержать врага и потрёпанные части, находившиеся севернее города. В этом случае немецким войскам удастся форсировать Воронеж до подхода основных сил 3-й резервной (с 7 июля – 60-й) армии. Поэтому было решено сейчас же, ночью, бросить 41-й и 287-й полки НКВД в атаку на центральные кварталы со стороны Петровского острова и Чернавского моста соответственно. Оборона левого (восточного) берега и ликвидация германского плацдарма на нём возлагалась на только что подошедшую с переправ у Новожитинного частей 6-й сд – первой из вышедших из окружения соединений 40-й армии.
Атака удалась лишь частично. К середине дня чекисты отбили у врага центральные районы города, соединившись с подразделениями 125-го и 233-го полков НКВД.
Несмотря на изменение обстановки, германское командование не оставило сво-его плана разгромить советские войска севернее Воронежа. Днём основные силы 48-го тк обрушились на Подгорное. Советские войска не сумели удержать село и начали откатываться на север. Отбросив их на Задонское шоссе, ударная группировка немцев повернула на город, стремясь ворваться в него с запада. Однако противотанковый рубеж, защищаемый 233-м сп НКВД и 16-й иптабр, не был преодолён противником. Понеся здесь тяжёлые потери, враг откатился к Подгорному, а в 19.00 после атаки советских войск, покинул и этот населённый пункт.
Удача «улыбнулась» немцам в другом месте.
7 июля 3-я моторизованная дивизия вермахта, пользуясь беспечностью 605-го сп, захватила переправу через Дон в районе Подклетное и к исходу дня овладела всей северной частью Воронежа: жилыми кварталами, железнодорожными станциями «Воронеж-1» и «Воронеж-2», отрезав, таким образом, 110-ю и 181-ю танковые бригады, так как мосты через реку Воронеж взорвали по распоряжению начальника гарнизона. В результате боёв за удержание города 110-я и 181-я тбр потеряли всю свою матчасть, а личный состав соединений был выведен на доформирование в Большую Приваловку.
К вечеру 7 июля штаб 40-й армии наконец-то сумел взять в свои руки руководство обороной города. По личному указанию генерал-лейтенанта М.С. Громадина 7 июля из подразделений зенитной артиллерии были сформированы специальные зенитно-артиллерийские группы, способные бороться как с воздушными целями, так и поддерживать наземные войска. 8 и 9 июля германское командование ещё несколько раз пыталось очистить Воронеж от советских войск, но до конца это ему сделать так и не удалось. В ночь на 10 июля основные силы 48-го танкового корпуса вермахта двинулись на юг. На этом участке фронта на длительный период (до конца января 1943 года) развернулось позиционное противостояние.
Другой составляющей двоевластной структуры Брянского фронта стала автономная группа войск на северном фланге фронтового объединения, которую немцы иногда называли «сухопутным фронтом на Дону». Там также имелся мощный танковый «кулак» наших войск, состоящий из двух отдельных танковых корпусов (1-го и 16-го) и трёх танковых корпусов в составе 5-й танковой армии.
Именно с активизацией действий всех вышеперечисленных бронетанковых объединения и соединений командование Брянского фронта связывало свои основные надежды на стабилизацию положения на всём театре военных действий. Из полосы ответственности 13-й полевой и 5-й танковой армий по противнику планировалось нанести сразу несколько контрударов. Руководить проводимыми операциями с основного командного пункта в Ельце должен был недавно прибывший заместитель командующего Брянским фронтом генерал-лейтенант Н.Е. Чибисов.
В первую очередь на правом фланге 13-й армии пытались создать новый «ударный кулак» – оперативную группу Катукова в составе 1-го и 16-го танковых корпусов. Эта «импровизированная усечённая танковая армия» получила задачу прорваться в междуречье Кшени и Олыма, и затем продвигаться на юг. Расчёт строился на том, что вспомогательный пункт управлении в Касторном успешно оборонялся 284-й сд и взаимодействующими с ней соединениями: частями 2-й истребительной дивизии, 111-й и 119-й отдельными стрелковыми бригадами, 14-й и 170-й отдельными танковыми бригадами. Об этот узел обороны, словно об утёс, разбивались германские атаки.
В случае удачного наступления танковой группы Катукова, а затем и 5-й танковой армии и продвижения их на юго-запад можно было значительно сократить протяжённость Брянского фронта. После выхода наших наступающих войск в район Касторного указанный узел обороны должен был стать центральной конструкцией устойчивости боевых порядков Красной Армии на этом участке театра военных действий, прикрывая танковую группу и 5-ю танковую армию от фланговых обходов бронетанковых сил врага. Но реализация такой цели могла быть успешной только тогда, когда оба контрудара танковых объединений Брянского фронта завершатся успехом.
Пока же планируемой танковой группе катастрофически не хватало пехоты (из 1-го тк ранее даже изъяли мотострелковую бригаду – примеч. Мощанского И.Б.), которая могла закрепить достигнутый танками успех. Поэтому на помощь Катукову спешно двигались новые резервы: 1-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора И.Н. Руссиянова и 135-я стрелковая бригада. Также для поддержки наступающих танкистов к линии фронта подтягивался 8-й кавалерийский корпус.
Но все вышеперечисленные соединения могли быть введены в бой лишь через несколько дней, а до этого 1-й и 16-й танковые корпуса, а также 15-я стрелковая дивизия, должны были обходиться только собственными силами. Однако ситуация на фронте обороны 13-й армии была настолько запутанной и сложной, что даже скоординировать действия увязших в позиционных боях корпусов было большой проблемой. Поэтому танковая группа Катукова в составе 1-го и 16-го тк, а также 15-й стрелковой дивизии была официально создана (распоряжением штаба Брянского фронта– примеч. Мощанского И.Б.) лишь 8 июля 1942 года, и тогда же составлявшие её соединения приступили к «осмысленным» совместным действиям.
До этого момента каждый из корпусов создаваемой танковой группы вёл «лич-ный бой» с немецкими войсками.
3 июля общая обстановка в полосе действий 1-го тк и 15-й сд была следующая. Противник, находясь на рубеже Мишино, южная окраина Алексеевки, прикрывая свой левый фланг артиллерией и танковыми засадами, главными силами развивал удар с рубежа Захаровка, Фёдоровка в северном и северо-восточном направлении.
1-й тк (без 1-й мсбр) вместе с 15-й сд имели следующие задачи. Основными силами стрелковых частей удерживать рубеж Красный, Огрызково, Гордеевка – Елизаветинка; отм. 219,3; выс. 224, 4; Большая Ивановка. Главными силами танковых бригад нанести удар в двух направлениях: а) Мишино, Тураново, Замарайка; б) Большая Ивановка, Захаровка, Алексеевка (Ново-Панино), Волово; имея задачей «окружить и уничтожить прорвавшуюся группировку противника в районе Мишино, Замарайка, Волово, Хитрово».
В этот день нашим войскам сопутствовал успех.
89-я танковая бригада, оставив одну танковую роту для усиления 676-го сп 15-й сд в районе Гордеевка – Елизаветинка, главными силами при поддержке 321-го сп 15-й сд наносила удар в направлении Мишино, Турчаново, имея дальнейшую задачу овладеть н/п Замарайка. К 17.30 бригада стремительным ударом разгромила противника в Мишино, буквально разметав до полка германской пехоты и два дивизиона 385-го артполка. За день боевых действий 89-й тбр было уничтожено: орудий разных калибров – 63, орудий ПТО – 14, танк – 1, повозок с боеприпасами – 8, станковых пулемётов – 7, ручных пулемётов – 24, миномётов – 10 и около 2 тысяч солдат и офицеров.
1-я гвардейская танковая бригада вместе с 253-м танковым батальоном и мспб 49-й танковой бригады вела наступление в следующих направлениях: а) одним танковым батальоном на Алексеевку (Старо-Панино), Волово; б) двумя танковыми батальонами и мспб с исходного положения – лощина западней Большой Ивановки, наносила удар на Захаровку (Хитрое, Алексеевка), Волово. Эта группировка имела задачу – во взаимодействии с 89-й тбр и частями 15-й сд уничтожить противника в районе Алексеевка, Захаровка. Но вражеским войскам на этом участке фронта, несмотря на большие потери, удалось удержать свои позиции. За день боя 1-я тбр уничтожила: 3 орудия ПТО, автомашин с боеприпасами – 7, миномётов – 3, станковых пулемётов – 16, один танк и до 600 солдат и офицеров противника.
Большая часть 49-й тбр находилась в резерве в районе Юрские Дворы, недалеко располагался и 307-й огмд, который из-за нехватки боеприпасов дал по позициям противника всего один залп, за день боевых действий уничтожив 15 автомашин, 25 подвод с боеприпасами и до 200 германских солдат.
Пока наши танковые бригады громили врага в районе Мишино, Алексеевки и Захаровки, вечером 3 июля германские силы из 88-й пд вермахта с приданной артил-лерией и танками, форсировав реку Кшень, исхитрились взять Огрызково, которое было предписано оборонять всеми возможными силами и средствами.
Весь день 4 июля прошёл «под знаком великой битвы» за Огрызково. На этот раз в бой была двинута 49-я танковая бригада. В 04.00 части бригады перешли в на-ступление, затем атакующие были усилены 89-й тбр и остатками 15-й сд. К 20.30 по-сле многочасового боя Огрызково, Вобрани, Новая Жизнь были взяты штурмом. Противник опять был отброшен за реку Кшень. В 24.00 49-я тбр была выведена из боя, передав участок обороны 676-му сп 15-й сд.
В этот день также отличился 307-й дивизион РС, накрывший одним залпом из 4-х установок немецкую переправу в Калиновке.
5 июля, перегруппировавшись, 88-я пд немцев опять стала теснить бригады 1-го тк. Пехоты из 15-й сд для создания много эшелонированной позиционной обороны не хватало, поэтому штабом корпуса на наиболее опасных направлениях были расставлены несколько танковых засад – по 2–3 «тридцатьчетвёрки» в каждой. Таким образом, за день было подбито 12 германских танков.
Опять особо удачно действовал 307-й огмд под командованием капитана С.В. Гаврюкова. «Катюши» расположили в н/п Гатище. С рубежа обороны 15-й сд были подготовлены данные для открытия огня по участкам Ясная Поляна, Гордеевка – Елизаветинка, Мишино. Как только немцы начинали накапливаться в одном из районов для подготовки к атаке, их «накрывал» залп реактивных миномётов. Таким образом, за день боя было уничтожено около 1.100 германских солдат.
Но немцы, к вечеру 5 июля овладев Большой Ивановкой, постепенно теснили наши войска. 1-й танковый корпус (без 1-й мсбр), отступая вместе с остатками 15-й сд, в ночь с 5 на 6 июля имел задачу закрепиться на рубеже (искл.) Нижняя Кирилловка, выс. 189,5, выс. 201,0, Калабино, южная окраина Хитрово, Гдино, Секирино, уничтожать противника и не давать ему продвигаться в северном направлении.
6 июля германские войска перегруппировывали силы, поэтому на фронте царило относительное затишье. Только над штабом корпуса днём долго кружил вражеский разведчик «Хенкель-126», который нервировал руководство и нашу зенитную артиллерию. Самолёт был сбит, лётчики погибли.
7 июля немцы снова овладели инициативой. Несмотря на то что из-за активного сопротивления 1-го тк и 15-й сд их наступление на север затормозилось, германское командование вновь благодаря оперативному маневру сосредоточило танки и пехоту в районе Большая Ивановка, Захаровка, Александровка и перешло к активным действиям теперь в восточном направлении, против только что развёрнутого 8-го кавалерийского корпуса.
В преддверии организации танковой группы (видимо, устные указания об этом тогда были получены – примеч. Мощанского И.Б.), пытаясь предотвратить прорыв фронта, командование 1-го и 16-го тк уже старалось координировать свои действия.
1-й тк (без 1-й мсбр) вместе с 15-й сд и 16-м тк имели задачу – прочно удержи-вать рубеж отм. 189,5, Калабино, Дробышево, Секирино. Поскольку пехоты было мало, обороняться решили довольно парадоксальным способом – путём нанесения контрударов.
16-й танковый корпус в свою очередь начинал наступление с рубежа Шишкино, Красный в направлении Большая Ивановка, Александровка, и во взаимодействии с 8-м кавкорпусом должен был овладеть Александровкой.
Атака началась 7 июля в 03.00. К 04.00 неорганизованные группы пехоты и танков (именно такие слова характеризуют действия 16-го тк в отчёте 1-го тк – примеч. Мощанского И.Б.) достигли Большой Ивановки, но, встреченные сильным огнём противника, откатились назад.
Согласно опять же отчёту 1-го танкового корпуса, 16-й танковый корпус задачи не выполнил: «В Большую Ивановку врывалась одна пехота без танков, или наоборот – танки без пехоты. Отсутствовало всякое управление своими частями. Все атаки легко отбивались огнём противника, и части корпуса, не имея связи между собой, откатывались в исходное положение, чем открыли фланги наших соединений (1-й гв. тбр)».
В это время танковые бригады 1-го тк были скованы позиционными боями, в отсутствии достаточного количества пехоты представлявшими собой «странную смесь» из контратак, сменяющихся обстрелами противника из танковых засад.
49-я тбр 7 июля 1942 года в тесном взаимодействии с 676-м сп 15-й сд удерживала рубеж – Нижняя Кирилловка (иск.), Калабино, дорога в 2 км юго-восточнее Юрских Дворов. Активными огневыми действиями и короткими ударами в направлениях отм. 219,3, Мишино бригада обеспечивала правый фланг 89-й тбр. Около 18.00 до батальона пехоты противника атаковало наши войска из района Калиновки в направлении н/п Новая Жизнь. Под огнём танковых засад противник залёг, а затем, контратакованный двумя танковыми взводами, был с большими потерями отброшен в исходное положение.
89-я тбр 7 июля вместе с 321-м сп 15-й сд обороняли рубеж – большак в 2 км юго-восточнее Юрских Дворов, южная окраина Хитрово, берег ручья Юрской, Юдино. В 10.45 взвод лёгких танков Т-60 из 203-го батальона контратаковал противника, выдвинувшегося с высоты 211,2 на Юдино. Бой с немецкой пехотой продолжался два часа. Тут-то наши лёгкие танки Т-60, вооружённые 20-мм скорострельной пушкой ШВАК, и показали свои лучшие качества, шквальным огнём «срезая» цепи германских солдат. Бежавшие немцы оставили на поле до роты убитых пехотинцев.
1-я гв. тбр в этот день стремительными контрударами отбивала атаки противника с высоты 212,2, нанося ему крупные потери. Откатившиеся в исходное положение войска врага утратили батарею на конной тяге, 4 автомашины и около 200 солдат и офицеров. Наша бригада потерь не имела.
307-й огмд в течение дня в операциях не участвовал, находясь в резерве командира корпуса.
Боевые действия 16-го тк до объединения корпусов в единую танковую группу описаны очень скупо, правда, в отчёте не забыли «лягнуть» уровень боевой подготовки 1-го тк.
С 3 на 4 июля, по оперативным данным штаба 16-го танкового корпуса, противник сосредотачивал свои войска в районе Захаровка, Богданово, Спасское.
4 июля 16-й тк получил задачу совместно с 1-м тк овладеть Захаровкой, но, «в силу отставания 1-го тк и понесённых потерь 16-м тк, атака не удалась».
В течение 4 и 5 июля части корпуса вели бой на западном берегу реки Олым. 109-я тбр 5 июля 1942 года под ударами вражеских танков от Самарино начала отход на восточный берег реки Олым, куда ранее также отошли 107-я и 164-я тбр, 15-я мсбр, 106-я сбр и 540-й лап.
Ожесточённые танковые бои в междуречье рек Кшень и Олым, как видно из архивных документов, продолжались вплоть до 7 июля, однако ни действия танковых корпусов 3-6 июля, ни совместное наступление 7 июля не привело к разгрому германской ударной группировки, так как организация боевых действий командованием соединений оставляла желать лучшего.
Особенно «разобранным» к моменту создания танковой группы был 16-й тк, который уже к 4 июля имел в своём составе не более 50 танков (а к 8 июля их оставалось не более 40).
Соединение генерала М.И. Павелкина, предназначенное для ведения маневренной войны, управлялось из Ельца только посредством «аппарата Морзе», так как мощных радиостанций 16-й тк не имел. Из-за особенностей штатного расписания войсковая разведка не справлялась со своими обязанностями – часто в бригадах корпуса вообще не знали, что за противник воюет перед ними, какова его численность и намерения.
В 1-м танковом корпусе героя битвы под Москвой генерала М.Е. Катукова дела обстояли не столь мрачно – там и радиосвязь была, и соединения (за исключением 1-й мсбр, переданной по приказу свыше в 13-ю армию) сохраняли некоторую боеспособность. Но 1-й танковый, вынужденный выполнять функции нескольких пехотных дивизий в позиционной обороне, лишённый способности широкого манёвра, постепенно утрачивал людей и материальную часть. Поэтому решение о создании танковой группы являлось актом объединения ещё уцелевших войск под руководством наиболее способного военачальника, чтобы опять попытаться нанести по врагу мощный фланговый контрудар.
Теперь автору хотелось бы остановиться на организации контрудара 5-й танковой армии. После провала 3 июля на воронежском направлении командование Брянского фронта могло думать только о том, чтобы не допустить противника на левый берег Дона. Но в центре и на своём северном крыле фронт ещё располагал крупными резервами, которые можно было использовать для нанесения сильного контрудара по войскам противника, прорывающимся к Воронежу.
Как уже говорилось, ещё в начале июня из резерва Ставки фронту была передана 5-я танковая армия, которую впоследствии дополнительно усилили вновь прибывшим 7-м танковым корпусом. Удар танковой армии предполагалось скоординировать с наступательными действиями 1-го и 16-го танковых корпусов, нуждавшихся, по мнению Ставки, лишь в твёрдом управлении (на самом деле причины неудачных действий 1-го и 16-го тк были несколько иные, вообще удивительно, что, выполняя совершенно не соответствующие их функциям поставленные Ставкой задачи, они сохранили боеспособность – примеч. Мощанского И.Б.).
Кроме того, сильная ударная группа из общевойсковых соединений могла быть создана из не затронутых боями сил 3-й и 48-й армий. Таким образом, имелась реальная возможность собрать сильную фронтовую ударную группу (пять танковых корпусов, 7-8 стрелковых дивизий), способных при правильном управлении, как думалось тогда, изменить весь ход операции в нашу пользу. Этому в принципе способствовала и оперативная обстановка.
Бронетанковые и моторизованные дивизии противника при выходе к Дону растянулись на широком фронте северо-западнее и южнее Воронежа. Они уже понесли серьёзные потери и были связаны боями с частями 40-й армии, отходившими к Воронежу, и 284-й стрелковой дивизии с частями усиления, оборонявшимися в районе Касторное. Развернувшиеся фронтом на север против войск нашей 13-й армии части 55-го и 13-го армейских корпусов врага успеха не имели. У противника практически не было оперативных резервов. В этих условиях сильный массированный удар в направлении Елец, Старый Оскол первоначально под прикрытием противотанкового узла в Касторном, который на тот момент ещё удерживался нами, мог бы резко изменить обстановку.
Но кто должен был организовать этот удар? Командующий фронтом уже находился в районе Воронежа, и всё его внимание было привлечено к обороне этого направления. Тем более, уезжая, генерал-лейтенант Ф.И. Голиков по «организации сосредоточения и организованного ввода в сражение» 5-й танковой армии указаний никому не давал. Штаб фронта и только что прибывший заместитель командующего Брянским фронтом генерал-лейтенант Н.Е. Чибисов, временно заменявший на основном КП комфронта, не могли предпринять контрудара без детального одобрения этой операции Голиковым. Видя «полный паралич власти» на Брянском фронте, инициативу по организации контрудара 5-й танковой армии взял на себя Генеральный штаб.
В ночь на 4 июля командующий 5-й танковой армией генерал-майор А.И. Лизюков получил директиву Ставки о подготовке и проведении контрудара. В ней говорилось: «Ударом в общем направлении Землянск, Хохол (35 км юго-западнее Воронежа) перехватить коммуникации танковой группировки противника, прорвавшейся к реке Дон на Воронеж; действиями по тылам этой группы сорвать её переправу через реку Дон. С выходом в район Землянск, Хохол помочь отходу левого крыла 40-й армии через район Горшечное, Старый Оскол на Воронеж…».
Утром 4 июля на КП Брянского фронта прибыл начальник Генерального штаба генерал-полковник A.M. Василевский и сразу выехал в штаб 5-й танковой армии. Здесь он в присутствии начальника штаба фронта генерала М.И. Казакова уточнил ей задачу, которая, на взгляд начальника штаба Брянского фронта, была очень осторожной. В 5-й танковой армии имелось около 650 танков, тогда как у противника севернее Касторного было не более 300 танков, которые уже в течение недели вели ожесточённые бои.
В таких условиях 5-й танковой армии можно было поставить более решительную задачу, а для содействия её удару привлечь возможно большее количество сил северного фаса Брянского фронта. Но даже поставленная 5-й танковой армии ограни-ченная задача, если бы она была выполнена, могла существенно повлиять на обста-новку под Воронежем. При нашем численном превосходстве в танках основные тан-ковые силы противника могли быть разбиты и войска левого крыла фронта получили бы возможность закрепиться на оборонительном рубеже западнее Дона. Операцию было приказано начать не позднее 15-16 часов 5 июля, не ожидая полного сосредоточения всех сил армии.
Но попытка комбинированных действий объединённых сил северного фланга Брянского фронта разваливалась на глазах у нашего командования.
1-й и 16-й танковые корпуса 4 июля не могли наладить элементарного взаимо-действия. Пользуясь этим, германские войска стали опять штурмовать Касторное: 11-я танковая и 377-я пехотная дивизии вермахта обошли Касторное с севера, а 9-я танковая – с юга.
Как уже говорилось, из-за угрозы полного окружения в ночь на 5 июля 284-я стрелковая дивизия в полном порядке, со средствами усиления, прикрываемая остав-шимися танками из 14-й и 170-й танковых бригад, отошла и сосредоточилась в районе Тербуны.
Таким образом, наступление 5-й танковой армии 5 июля не могло рассчитывать на какие-либо активные вспомогательные действия на других участках северного фланга Брянского фронта.
После прорыва немецкими войсками нашей обороны на стыке 40-й и 21-й армий боевым распоряжением штаба Брянского фронта от 3 июля 1942 года 5-я танковая армия стала перебрасываться в район Ельца. Сосредоточение частей и соединений шло по смешанной системе – пехота, гусеничные машины и грузы перевозились по железной дороге, остальная техника выдвигалась походным порядком. Однако малая пропускная способность железной дороги Ефремов – Елец и одновременная перевозка в район Ефремова частей 3-й танковой армии привели к тому, что сосредоточение 5-й танковой армии сильно растянулось по времени. Например, части 340-й стрелковой дивизии заканчивали выгрузку лишь 6 июля.
Директивой Ставки ВГК, полученной в 2 часа ночи 5 июля, в состав армии был включен перебрасываемый из Калинина 7-й танковый корпус (3-я гвардейская, 62-я, 87-я танковые и 7-я мотострелковая бригады) полковника П.А. Ротмистрова. В подчинение командарму 5-й танковой армии 7-й танковый корпус переходил с 23.00 5 июля 1942 года (в некоторых архивных документах указана дата 4 июля – примеч. Мощанского И.Б.).
Усиление армии являлось положительным моментом, но отрицательной составляющей, влияющей на ситуацию, стало требование Ставки начинать операцию, не дожидаясь сосредоточения всех соединений и частей 5-й танковой армии, «вводя 2-й и 11-й танковые корпуса в бой побригадно». Прикрытие бронетанковых соединений должна была осуществлять авиационная группа генерал-майора Ворожейкина.
Свой боевой приказ № 1 командарм Лизюков отдал ещё в 14.00 5 июля 1942 года. Согласно этому документу, 7-му тк ставилась задача, указанная директивой Ставки, и уточнялось, чтобы 3-ю гв. тбр до смены её частями 53-й тбр 11-го тк «иметь на рубеже Вислая Поляна, Новосельское для обеспечения действий армий справа. Начало действий – немедленно».
11-й тк (без 12-й мсбр) должен был ударом в направлении Вислая Поляна, Казинка, Нижняя Ведуга, Нижнее Турово во взаимодействии с 7-м тк овладеть Казинкой, Долгим, Зацепиным, а в дальнейшем – Верхним и Нижним Турово.
2-й тк (без 2-й мсбр) – наступать за 7-м тк в направлении Перекоповки, Землян-ска, Хохла, расположив 148-ю тбр в районе Нережа, Калабино, с задачей обеспечения переправ у Задонска. Начало боевых действий планировалось с подхода к рубежу – река Кобылья Снова.
340-й сд приказывалось к исходу 5 июля занять оборону на рубеже Виктория (Рублевка), отм. 110,6, (севернее Ольшаный Колодезь, Ксизово (Кейзово), имея один полк во втором эшелоне на северном берегу реки Дон в районе Верхне-Казачье.
Генерал-майор А.И. Лизюков в точности реализовал практически невыполнимые указания Ставки, за что затем и поплатился. Впоследствии в своих воспоминаниях генерал М.И. Казаков, летом 1942 года бывший начальником штаба Брянского фронта, напрямую винил в провале очередного наступления советских войск себя (что достаточно редко случается – примеч. Мощанского И.Б.) и командующего 5-й танковой армией: «Подготовленное в спешке наступление не имевшей боевого опыта 5-й танковой армии успеха не имело. Командующий армией слабо организовал взаимодействие между артиллерией, штурмовой авиацией и танками, а штаб фронта ему в этом не помог. При постановке задач корпусам генерал Лизюков ограничился повторением на карте той задачи, которую получил сам. Вслед за этим командиры корпусов также по карте поставили задачи командирам бригад. Вместо того чтобы организовать одновременно массовую атаку танков силами хотя бы четырёх-пяти бригад на фронте 12-15 км, командиры корпусов вводили их в бой из колонн по методу ввода в готовый прорыв с выделением передовых батальонов, примерно по два батальона от корпуса.
В итоге наступление танковых корпусов свелось, по существу, к боевым действиям только этих передовых батальонов, а остальные их силы стояли на месте и несли потери от огня немецкой авиации. Но даже эти весьма слабые удары вынудили противника повернуть на север обе танковые дивизии 24-го танкового корпуса: 11-ю в направлении на Тербуны, а 9-ю через Землянск на Озерки».
Вроде бы всё понятно – «вырисовывается» целостная картина ситуации, а также указаны причины и виновники неудачи: немного провинился штаб Брянского фронта – «не доглядели», не проконтролировали должным образом Лизюкова; ну а основная вина – это «целый ворох» просчётов самого командарма. Однако, когда изучаешь документы 5-й танковой армии, начинаешь подозревать Казакова в использовании популярного тезиса о том, что «самокритика – это лучшая защита от чужой критики».
В отчёте «О боевых действиях 5-й танковой армии с 6 по 18 июля 1942 года» наряду с задачами объединения (то есть 5-й танковой армии) чётко указаны сроки начала операции – «не позднее 15-16 часов 5 июля, не ожидая окончательного сосредоточения всех сил армии. Уже сосредоточенный 7-й тк – передислоцировать к первой половине дня 5 июля в район Каменка, Большая Поляна, Вислая Поляна, Тербуны 2-е, Перекоповка и, усилив его 157-й и 161-й тбр, 2-й и 12-й мсбр, уничтожить противника в этом районе и занять Землянск. Прибывающие танковые бригады 2-го и 11-го тк вводить в бой побригадно восточнее 7-го тк». Цитата из документа позволяет взглянуть на известные события «под несколько другим углом зрения».
Почему 5-й танковой армии вдруг внезапно придали 7-й танковый корпус, который перебрасывали на театр военных действий железнодорожным транспортом из Калинина? Да потому, что он был полностью погружен на платформы ещё несколько дней назад, в составе десятка эшелонов прибыл на театр военных действий и мог развернуться в районе назначения хоть и к вечеру, но 5 июля, чтобы 6 июля начать реальные боевые действия. Но и это ещё не вся правда.
Собственно 5-я танковая армия в составе штаба, двух танковых корпусов, со-единений и частей усиления только двигалась к местам сосредоточения, поэтому даже её передовые бригады не могли начать операцию ранее 6 июля. А в Ставку ещё ранее доложили, что наступление 5-й танковой армии планируют начать 5 июля. Его формально и начали – в 23.00 5 июля 1942 года. Но реально, кроме манёвров, никаких действий не произошло, а немецкие войска не были скованы боями с 5-й танковой армией и реализовывали свои собственные намерения как хотели.
7-му танковому корпусу, как было описано выше, поставили задачу начать операцию по разгрому землянской группировки противника, а с подходом остальных соединений и частей 5-й танковой армии «вводить их в бой». Штаб армии был развёрнут в районе н/п Слепуха.
Командир 7-го тк отдал приказ на нанесение контрудара только в 01.30 ночи 6 июля с задачей начать атаку в 06.00, то есть через четыре с половиной часа. Главный удар наносился в направлении Землянска, с дальнейшим развитием наступления на Хохол. Приданные 157-ю и 161-ю тбр «найти» не удалось, но 2-ю и 12-ю мотострел-ковые бригады изыскали.
Эшелоны 11-го тк стали прибывать на станцию Долгоруково только к вечеру 5 июля 1942 года, а 20-й танковый корпус в это время ещё начинал погрузку на станции Ефремов. 340-я сд только одним полком к вечеру 6 июля заняла оборону южнее Задонска.
11-й тк вышел в район Ивановка, Вислая Поляна лишь к 02.00 7 июля, при этом весь предыдущий день его движущиеся колонны бомбила немецкая авиация.
2-й тк вышел в назначенный район лишь к 10.00 7 июля, а его 148-я танковая бригада начала разгрузку на станции Долгоруково только в 11.00 этого же дня.
Таким образом, утром 6 июля нанести контрудар смог только усиленный 19-й танковой бригадой, 2-й и 12-й мотострелковыми бригадами 7-й танковый корпус (правда, около половины собственных бригад которого находились во втором эшелоне и резерве). В ходе атаки соединения и части корпуса встретились с пехотой 11-го мп и танками (33-го тп) наступающей 9-й танковой дивизии вермахта, с которыми вели бой в течение всего дня.
В результате сражения 6 июля 1942 года 7-й танковый корпус с приданными частями вышел на рубеж реки Кобылья Снова, отражая атаку танков противника в направлении Озерков, Каменка. А к исходу дня наши войска на участке Перекоповка, Каменка овладели правым берегом реки Кобылья Снова, но дальше продвинуться не смогли.
Противник, понеся значительные потери на рубеже реки Кобылья Снова, закрепился на рубеже – лес 0,5 км восточнее Ивановки, южнее н/п Скаты, высоты 218, 89, Перекоповка. Танки немецких войск действовали до 30 – на участке западнее Хрущево и до 150 – в районах Перекоповка, Каменка. Всего перед фронтом 7-го тк и приданных ему частей действовало до 200 танков и полка мотопехоты противника (находящихся в основном в районе Перекоповка, Каменка).
7-й танковый корпус вместо намеченной даты 5 июля начал действовать на су-тки позже. Отсутствие энергичных действий, разведки и манёвра привели к тому, что, столкнувшись с противником, которого наши войска превосходили численно, и, имея более совершенные конструкции танков (200 германских танков против 246 наших; один немецкий мотополк против трёх наших мотобригад и четырёх мотобатальонов), 7-й тк 6 июля только немного потеснил врага.
Наша разведка, а затем и основные силы пытались захватить переправы через реку Кобылья Снова в населённых пунктах, но впоследствии оказалось, что через водную преграду есть несколько вполне пригодных для форсирования бродов, пользуясь которыми можно было легко обойти германские позиции с востока.
Таким образом, ночью с 6 на 7 июля 1942 года командарм Лизюков, не добив-шись немедленных успехов, которых ждали от него руководство Брянского фронта и Ставка, должен был продолжать наступление. Значительная часть войск армии ещё находилась в процессе сосредоточения.
Несколько забегая вперёд, хочу отметить, что 66-й гвардейский миномётный полк прибыл только утром 7 июля, 2-й танковый корпус вышел в назначенный район лишь к 10.00 7 июля, а его 148-я танковая бригада начала разгрузку на станции Долгоруково по достижении 11 часов утра.
Вести активные боевые действия 7 июля могли – «блуждающий» в поисках переправ «усечённый» 7-й танковый корпус с соединениями и частями усиления и 11-й танковый корпус. Последнему, несмотря на то, что 6 июля германская авиация непрерывно бомбила его части во время марша, к двум часам ночи 7 июля удалось сосредоточиться в районе Вислая Поляна, Ивановка, Приклоновка (танки и пехота расположились на опушках лесного массива вблизи этих населённых пунктов – примеч. Мощанского И.Б.). Реально имея в распоряжении два танковых корпуса, командующий 5-й танковой армией своим приказом от 7 июля 1942 года в 03.30 поставил ближайшей задачей армии – уничтожение противостоящего противника в районе Ломовка, Перекоповка, Озерки (северные). Для этого 11-му тк было определено направление – Новосильское, Хрущево (западное), Спасское, Высочнино. 7-й тк должен был действовать из района Перекоповка, Каменка, также наступая на Высочнино. 2-й тк, подходивший ночью к району сосредоточения по мере выгрузки, был оставлен в резерве в районе Карташевка, Заречье, Ломовец, имея 148-ю тбр на рубеже Нережа, Калабино. 340-я стрелковая дивизия продолжала выполнять задачу согласно приказу № 1/оп.
Войска армии продолжали действовать очень вяло. Командование 11-го тк приказ из армии получило только в 06.40 7 июля. 53-я танковая бригада атаковала противника, и к 15.00 танкисты овладели Хрущево (западное). 59-я бригада в сражении поучаствовать не успела, так как нашла брод и переправилась через реку Кобылья Снова только к 17.00. 160-я танковая бригада переправилась через речку ещё позже.
Таким образом, из всего 11-го тк бой 7 июля вела только 59-я танковая бригада.
7-й танковый корпус в середине дня вновь переправился через речки Кобылья Снова и Каменка, а к ночи опять оказался на её левом берегу.
2-й танковый корпус, оставаясь в резерве, как уже говорилось, к 10.00 закончил своё сосредоточение, но в этот день боевых действий не вёл.
Наступательные действия 5-й танковой армии 7 июля, как и днём ранее, особо успешными назвать нельзя. По оценкам командования Брянского фронта, «провальные» результаты имели следующие причины: нерешительность действий командиров бригад, отсутствие организации разведки и манёвра. Кроме того, 11-й тк вопреки директиве Ставки вводился не восточнее 7-го тк, где скорее можно было бы продвинуться вперёд, а западнее, против уже организованной обороны противника. «Вместо того чтобы согласно директиве Ставки, быстро наращивать силы левее 7-го тк, ожидали, пока весь 11-й тк сосредоточится, а введённый в бой 11-й тк начал действовать только во второй половине дня, да и то, по существу, одной бригадой. 2-й тк в этот день в бою ни одной бригадой не участвовал. Кроме того, даже те небольшие успехи, которых удалось достигнуть, переправившись на южный берег реки Кобылья Снова, закреплены не были. С наступлением темноты бригады отходят для заправки и приведения себя в порядок на северный берег».
Попытки наступления командованием 5-й танковой армии продолжались до 8 июля. Они привлекли на себя ещё некоторые вражеские части, но разгрома его основных сил западнее Воронежа не получилось.
Обличая неудачные действия командования 5-й танковой армии, руководство Брянского фронта одновременно указывало на то, что боевую задачу Лизюкову определял непосредственно Генеральный штаб, поэтому прямой вины Брянского фронта в провале наступления вроде бы нет.
Однако через 22 года бывший начальник штаба Брянского фронта генерал М.И. Казаков скажет следующую фразу: «Но если бы даже штаб Брянского фронта был привлечён к руководству контрударом, от этого ход событий вряд ли бы улучшился, так как штаб фронта к этому ещё не был подготовлен». Что же стояло за этими словами?
Конечно, все вышеперечисленные ранее недостатки при ведении боёв 5-й танковой армии имели место. Но главной причиной неуспеха объединения Лизюкова в его наступательных действиях 5-7 июля, по мнению автора, следует считать стратегические и тактические просчёты командования Брянского фронта, которое не только не смогло эффективно противостоять наступающей немецкой группировке, но и, боясь ответственности, искажало информацию о реальной обстановке на вверенном ему театре военных действий, вводя в свою очередь в заблуждение Ставку, которая уже в свою очередь посылала на фронт нереальные директивы, невозможные для выполнения командованием Брянского фронта и подчинённых ему объединений, что заставляло руководство Брянского фронта формировать новые искажения реальной информации.
Таким образом, ложь разрасталась «как снежный ком», где новые порции вранья наслаивались друг на друга. Подобные «византийские» отношения в связке «начальник – подчинённый» очень характерны для этнопсихологии нашей страны и, честно говоря, российскому государству много пользы не приносят. Выходов из подобной патовой ситуации всего несколько: реорганизация фронтового объединения и включение в его состав новых людей (а значит, и новых «глаз» – примеч. Мощанского И.Б.); назначение нового командующего фронтовым объединением, который не отягощён предыдущими неудачами, а значит, может давать более объективную информацию об обстановке на вверенном ему фронте; отправка на передовую высокопоставленных наблюдателей-контролёров, имеющих возможность самостоятельно влиять на ситуацию.
Все эти «лечебные меры» по отношению к руководству Брянского фронта начали применяться уже через неделю после начала германского наступления. Как уже неоднократно упоминалось ранее, утром (по воспоминаниям М.И. Казакова, начальник Генштаба прибыл на командный пункт в районе Ельца 4 июля 1942 года – примеч. Мощанского И.Б.) на КП Брянского фронта в район Ельца прибыл начальник Генерального штаба Красной Армии генерал-полковник A.M. Василевский (в тот момент на КП находились начальник штаба фронта генерал М.И. Казаков и заместитель командующего фронта генерал Н.Е. Чибисов, комфронта генерал Ф.И. Голиков уже выехал в Воронеж для организации обороны города – примеч. Мощанского И.Б.), который в разговоре с Казаковым «доверительно» сообщил ему, что в ближайшие дни на воронежском направлении будет создаваться новое фронтовое объединение в составе 60-й, 40-й и 6-й армий. Командующим Воронежским фронтом будет назначен генерал-лейтенант Ф.И. Голиков, а руководство Брянским фронтом будет поручено новому военачальнику.
К вечеру 7 июля все решения были приняты. Согласно директивы Ставки, огромный Брянский фронт с двумя самостоятельными центрами управления разделили на два фронтовых объединения: собственно Брянский фронт в составе 3-й, 48-й, 13-й общевойсковых, 5-й танковой армии, 1-го, 16-го отдельных танковых, 8-го кавалерийского корпусов и авиации фронта (в конце июля переформирована в 15-ю воздушную армию), и Воронежский фронт – 60-я, 40-я, 6-я общевойсковые армии, 4-й, 17-й, 18-й, 24-й отдельные танковые корпуса и 2-я воздушная армия. Не мудрствуя лукаво, возглавить новый Брянский фронт было пока поручено заместителю командующего предыдущим фронтовым объединением – генерал-лейтенанту Н.Е. Чибисову.
Брянскому фронту нового формирования была поставлена задача: «Прочно удерживать силами 3-й, 48-й и 13-й армий занимаемый фронт, силами 5-й танковой армии, усиленной 7-м танковым корпусом и одной стрелковой дивизией за счёт 60-й армии, активными действиями на юг, по западному берегу реки Дон в направлении на Хохол, перехватить пути подвоза и тыла танковой группы противника, прорвавшейся на Дон у Воронежа».
Ближайшей задачей войск Воронежского фронта, которыми теперь командовал генерал-лейтенант Ф.И. Голиков, было перейти в наступление и «во что бы то ни стало очистить восточный берег реки Дон от противника и прочно закрепиться для обороны на этом берегу в пределах всей полосы фронта».
В тот же день командующим Брянским, Воронежским, Юго-Западным и Юж-ным фронтами было приказано провести рекогносцировку местности и приступить к строительству оборонительных рубежей в тылу своих войск.
Для оказания помощи в организации обороны в район Воронежа были направлены представители Ставки: начальник Главного автобронетанкового управления Красной Армии генерал-лейтенант Я.Н. Федоренко (находился на Брянском фронте прежнего формирования с 28 июня 1942 года), заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин и член Военного совета ВВС РККА армейский комиссар 2-го ранга П.С. Степанов.
Таким образом, период двоевластия в сражении под Воронежем закончился.
День 7 июля стал судьбоносной датой, определившей весь ход кампании 1942 года, а может быть, и всей войны. Старая «общегерманская» болезнь – недооценка сил и возможностей противника – опять дала о себе знать. Гитлеру казалось, что, как и несколько дней назад, он может вновь «поправить» директиву № 41 и поставить перед германскими войсками ещё более масштабные задачи.
7 июля1942 года полоса наступления группы армий «Юг» была разделена. В этот день генерал-фельдмаршал фон Бок записал в своём дневнике: «Поступил приказ на принятие генерал-фельдмаршалом Листом командования над 11-й, 17-й полевыми и 1-й танковой армиями. Тем самым сражение расчленяется на две части».
Подобное разделение группы армий «Юг» было предусмотрено германскими планами. Однако из-за неожиданных успехов немецких войск в боях с Брянским фронтом (наступление, как известно, здесь началось 28 июня) ситуация позволила быстрее начать операцию против Юго-Западного и Южного фронтов (наступление на этом участке началось 30 июня), войскам которых вермахту тоже удалось довольно оперативно нанести несколько локальных поражений.
В целом в ходе наступления с 28 июня по 7 июля германским силам удалось прорвать оборону Красной Армии на 300-километровом фронте. Продвинувшись на 150-170 километров, немцы вышли к Дону в районе Воронежа и глубоко охватили войска Юго-Западного фронта с севера.
Таким образом, а в этом мнении были едины и фюрер и управленческие штабы вермахта, через 10 суток после начала операции большая часть задач операции «Блау» была реализована. Правда, ряд кварталов Воронежа ещё оборонялись советскими войсками, но 7 июля германское радио сообщило своему населению о взятии города, что практически и было правдой.
Содержание германских сводок свидетельствовало о том, что Гитлер считал взятие Воронежа делом нескольких дней и не видел более опасности от советских танковых группировок на левом фланге группы армий «Юг». Считая невозможным нанесение Красной Армией каких-либо контрударов, он уже без всякой боязни решил примерно за неделю до намеченного срока (с 9 июля) начать третью наступательную операцию, позднее оформившуюся в военно-исторической литературе под наименованием «Клаузевиц».
Однако в сравнении с директивой № 41 от 5 апреля 1942 года и разработанными на основе этой директивы боевыми документами новые планы Гитлера отличались не только по временным, но и по сущностным параметрам. Фюрер считал, что прорыв на Сталинград в новой операции легко осуществим, поэтому имеется дополнительная возможность начать широкомасштабное окружение советских войск на нижнем Дону с центром в Ростове.
В связи с этим Гитлер своим указанием прервал марш 4-й танковой армии вдоль Дона в направлении на Сталинград, остановил её перед большой излучиной Дона и повернул её прямо на юг, кардинально изменив смысл и содержание большого плана.
Точно так же как ранней осенью 1941 года, он остановил продвижение герман-ских группировок к Москве и бросил танки Гудериана для окружения войск Юго-Западного фронта, так и теперь фюрер хотел неожиданно разгромить советские войска в районе Ростова в ходе импровизированной операции. Реализуемая им идея должна была стать самой большой операцией на окружение во всей войне.
В новых условиях 6-я полевая армия Паулюса вынуждена была продолжать роковой путь к Сталинграду уже без своих «стенобитных таранов» – соединений и частей 40-го танкового корпуса, которые вместе с другими привлекаемыми силами должны были участвовать в операции под Ростовом.
Изначальная идея, заложенная в планах, составленных в соответствии с директивой № 41, заключалась в сосредоточении сил в каждом случае ради конкретной задачи, делая уничтожение войск противника основной целью, как итогом в цепи рационально выверенных во времени шагов – овладения отдельными пунктами.
Но Гитлер не только изменил «расписание» своего большого летнего наступления. Он изменил всё построение немецких сил южного фланга советско-германского фронта и их цели.
Рискованное изменение расстановки сил делало очевидным то обстоятельство, что Гитлер уже поверил в возможность достижения обеих крупных оперативных целей в летней кампании 1942 года, изначально предполагавшихся к реализации поочерёдно одна за другой, всё же одновременно и даже при условии разделения своих сил. Своим главным союзником фюрер теперь считал время. Тут же из ОКВ последовала новая руководящая директива с требованием «быстрее вперёд». В ней, в частности, говорилось, что каждый день, на который поставленную цель (третьего наступательного этапа операции – примеч. Мощанского И.Б.) удастся достигнуть раньше, будет иметь исключительное значение для решения дальнейших оперативных задач года.
В изменившихся условиях командование сухопутных сил вермахта приняло решение начать проведение операции «Клаузевиц» в рамках изменённого Гитлером плана: 4-я танковая и 6-я полевая армии должны были ударить из района Острогожска, а 1-я танковая армия – из района Артёмовска в общем направлении на Кантемировку с целью глубокого двустороннего охвата войск Юго-Западного фронта.
Теперь судьба противостояния решалась на юге, хотя упорные бои в Воронеже заставили ОКХ направить в район города 29-й армейский корпус 6-й армии, а это в свою очередь хоть и не намного, но ослабило удар против войск Юго-Западного фронта.
Наученная горьким опытом Крыма, и особенно Харькова, Ставка ВГК уже 6 июля приняла решение на отвод войск Юго-Западного и правого крыла Южного фронтов на восток. Одновременно она приступила к сосредоточению свежих сил и подготовке обороны на подступах к Сталинграду и Кавказу.
К дополнительно формировавшейся в районе Сталинграда 7-й резервной армии перебрасывалась 1-я резервная армия. Командующий Северо-Кавказским фронтом получил распоряжение о развёртывании 51-й армии на левом берегу Дона, от Верхне-Курмоярской до Азова, и подготовке этого района к обороне.
В ночь на 7 июля, в то время как войска 28-й, 38-й и 9-й армий Юго-Западного, а также 37-й армии Южного фронтов начали отходить на восток, противник перешёл в наступление силами 4-й танковой и 6-й полевой армий вдоль правого берега Дона на Кантемировку. За два дня он вынудил советские войска отойти на левый берег реки. Перед Юго-Западным фронтом возникла реальная угроза окружения. В этих условиях Ставка ВГК вынуждена была дать указания о дальнейшем отступлении войск Юго-Западного и Южного фронтов.
Сразу же после первого неудачного контрудара 5-й танковой армии Брянского фронта Ставка ВГК потребовала от его командования создать две оборонительные полосы, а для их занятия приказала использовать два укреплённых района, три истребительно-противотанковые бригады, а также отходившие войска 21-й и 28-й армий и перебрасываемые из глубины части 22-го танкового и 3-го гвардейского кавалерийского корпусов.
К сожалению, выделенные войска не смогли своевременно выйти в назначенные районы; сильно ослабленные в боях 21-я армия под натиском врага отошла за Дон, а 28-я армия – на Валуйки.
Одновременно Ставка, как уже говорилось ранее, приказала войскам Воронежского фронта перейти в наступление и очистить от противника междуречье Дона и Воронежа, обеспечив за собой переправы через Дон. В тот же день командующим Брянским, Юго-Западным и Южным фронтами было приказано провести рекогносцировку местности, а затем приступить к строительству и восстановлению оборонительных рубежей в тылу своих войск. На командующего Южным фронтом дополнительно возлагалась ответственность за строительство Сталинградского оборонительного рубежа по линии Суровикино – Нижнее-Чирская.
Однако вернёмся к немецким планам. Юридически реорганизация группы армий «Юг» произошла только 9 июля после начала новой фазы германского наступления. Группой армий «Б» в составе 2-й и 6-й немецких полевых армий, а также 2-й венгерской армии первоначально продолжал командовать генерал-фельдмаршал фон Бок. Группой армий «А» в составе развертываемой на театре военных действий 11-й полевой армии, 17-й полевой и 1-й танковой армий – генерал-фельдмаршал Лист. Главной стратегической целью группы армий «Б» по-прежнему являлся Сталинград, а группа армий «А» должна была двигаться на захват Кавказа. В высших штабных и армейских эшелонах она (группа армий «А») неофициально так и называлась – «Кавказский фронт». Ближайшей текущей задачей двух групп армий являлось окружение и уничтожение противостоящих им советских войск в районе западнее Миллерово. Для этого с севера, из района Воронежа, 4-й танковой армии предстояло нанести удар в направлении Миллерово, а с юга, из района Славянска и Артёмовска, навстречу ей наступала 1-я танковая армия.
В этот период на Сталинградском направлении, вдоль среднего течения Дона, продолжала свое наступление только армия генерала Паулюса. Поскольку Гитлер те-перь лично руководил операцией на юге (группами армий «А» и «Б» через штаб группы армий «А»), он решил перенести свою ставку из «Вольфшанце», которая находилась в Восточной Пруссии, ближе к Волге и Кавказу, – в Винницу. Здесь в 15 км от города, в небольшом лесу была оборудована новая ставка, получившая название «Вервольф» («Оборотень»).
Фюрер считал, что большая часть советских армий разгромлена, а Красная Армия полностью утратила инициативу, которая уже не может быть возвращена без помощи союзников по антигитлеровской коалиции. 9 июля 1942 года Гитлер издал совершенно секретный приказ (ОКВ, штаб оперативного руководства вермахтом, исх. № 551213/42 – примеч. Мощанского И.Б.), который начинался следующими словами:
«Быстрые и громадные успехи на Востоке могут поставить Англию перед альтер-нативой – или немедленно предпринять крупную десантную операцию для открытия второго фронта, или потерять Советскую Россию как политический и военный фактор. Поэтому с большой вероятностью следует считаться с тем, что вскоре состоится высадка противника в зоне командования Запада».
Этим приказом предписывалось убытие моторизованной дивизии СС «Лейб-штандарт СС Адольф Гитлер» из состава перешедшей в наступление 1-й танковой армии и моторизованной дивизии СС «Рейх» из группы армий «Центр» на Запад. Далее, командованию Армии резерва предписывалось немедленно укомплектовать три пехотные дивизии и перебросить их на Запад, что возможно было сделать лишь в ущерб посылке пополнений на Восток. Новые пехотные дивизии, сформированные в июле 1942 года, также должны были быть оставлены на Западе. Туда же с советско-германского фронта перебрасывались две авиагруппы бомбардировочной авиации.
Прогнозы германского командования пока продолжали сбываться. В ходе дальнейших боевых действий две армии Юго-Западного фронта продолжали вести тяжёлые бои юго-западнее Кантемировки, причём без всякой связи со штабом фронта, а две другие отдельными группами отходили за Дон. Штабам этих объединений так и не удалось наладить управление подчинёнными им войсками.
Так как штаб Юго-Западного фронта находился в отрыве от войск в районе Калача (юго-восточнее Воронежа), все его четыре армии были подчинены Южному фронту. Между тем на юге враг продолжал развивать успех. Танковый и армейский корпуса 6-й армии Паулюса форсировали реку Чёрная Калитва и к исходу 11 июля вышли в район Боковской, а передовые соединения 4-й танковой армии Гота достигли Россоши.
Ставка ВГК решила в период с 9 по 11 июля отвести войска Южного фронта на левый берег в его нижнем течении, оставив Донбасс и часть Ростовской области, а армии Юго-Западного фронта перебросить за Дон, передав их в состав Южного фронта.
Управления и части Юго-Западного фронта, отходившие на восток, направлялись в район Сталинграда для развёртывания в большой излучине Дона нового, Ста-линградского фронта (создан 12 июля 1942 года – примеч. Мощанского И.Б.) во главе с маршалом С.К. Тимошенко (член Военного совета – Н.С. Хрущев, начальник штаба – генерал-лейтенант П.И. Бодин), которого вскоре сменил тоже, впрочем, несчастливый генерал-лейтенант В.Н. Гордов. А бывший нарком обороны после неоднократных провалов окончательно впал у Верховного в немилость.
Новообразованные Воронежский и Брянский фронты должны были реализовывать поставленные Ставкой задачи. Но сдвигов к лучшему наблюдалось мало, хотя ситуацию «спасали всем миром».
В первой декаде июля на Брянском фронте находился начальник Генерального штаба Красной Армии генерал-полковник A.M. Василевский (до 5 июля – примеч. Мощанского И.Б.), а в районе Воронежа – представители Ставки: командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии генерал-лейтенант Я.Н. Федоренко, заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин, член Военного совета ВВС армейский комиссар 2-го ранга П.С. Степанов, командующий войсками ПВО территории страны – заместитель нар-кома обороны СССР по ПВО генерал-лейтенант М.С. Громадин.
Впоследствии К. К. Рокоссовский, прибывший в тот момент на Брянский фронт, вспоминал, что его «уже тогда удивило то,… что в самый ответственный момент на фронте начальник Генштаба и начальник оперативного управления Генштаба – «мозг армии» – заняты были организацией фронтового контрудара, подменяя командующего фронтом. Повторялись ошибки лета 1941 года, когда Г.К. Жуков делал то же самое на Юго-Западном фронте». Подобные действия приводят ещё к одному логическому выводу – Ставка и лично И.В. Сталин новоназначенным командующим фронтами совершенно не доверяли. Да и было за что.
8 и 9 июля в полосе действий Воронежского фронта продолжались кровопролитные бои за город, хотя большая часть Воронежа была уже под контролем немецких войск. К этому времени в распоряжении командующего фронтом генерала Ф.И. Голикова имелись три армии: 60-я, 40-я и 6-я генералов А.Л. Антонюка, М.М. Попова и Ф.М. Харитонова, а также пять танковых корпусов – потрёпанные 4-й,17-й,18-й, 24-й и абсолютно свежий 25-й. Кроме того, для реализации наступательных задач Воронежского фронта ему передавалось два отдельных танковых батальона (475-й и 476-й), а также 12 отдельных танковых рот KB – всего около 160 тяжёлых танков. Последние подразделения должны были войти в подчинение военных советов армий и в качестве усиления передаваться стрелковым дивизиям. Всего подобная группировка насчитывала около 270 тыс. человек, приблизительно 600 танков – в итоге 23 расчётные дивизии (или эквивалент 15 германских дивизий).
Однако к 10 июля реально на фронте в районе города Воронежа находилось только семь сильно потрёпанных стрелковых дивизий общей численностью немногим более 18 тыс. человек. Здесь же действовали соединения 18-го тк, сюда подходил и, вышедший из окружения, 17-й тк.
Таким образом, наличные силы Красной Армии в районе Воронежского плац-дарма немцев составляли, даже с учётом остатков гарнизона города, не более чем эк-вивалент одной германской дивизии.
Южнее Воронежа по Дону действовали сильно потрёпанные в боях 4-й и 24-й танковые корпуса и арьергарды, спешно отходившей на юг, в полосу своего фронта, 21-й советской армии. Что касается 11 стрелковых дивизий двух бывших резервных армий, то они ещё не успели выйти к рубежу Дона, тем более что выдвигались эти соединения по частям. В первом эшелоне находилось только шесть стрелковых дивизий: три выдвигались в составе 60-й армии к Воронежу, три соединения 6-й армии выходили к Дону южнее, причём фронт развёртывания последних составлял почти 200 км.
Таким образом, к 10 июля противник продолжал сохранять превосходство во всей полосе Воронежского фронта. К Дону, южнее Воронежа, выдвигалась 2-я венгерская армия. Для её усиления из резерва подошла 75-я пехотная дивизия вермахта.
Однако наиболее силён был враг на Воронежском плацдарме. Захвативший большую часть города 48-й танковый корпус вермахта приступил к смене, но все три его дивизии всё ещё находились недалеко от Воронежа, за рекой Дон. Для замены соединений корпуса сюда прибывали две пехотные дивизии из 2-й полевой армии, а эту перегруппировку немцев прикрывали части 3-й моторизованной дивизии 24-го танкового корпуса вермахта. Противник старался поддерживать численность группировки на Воронежском плацдарме в пределах трёх дивизий.
Севернее города, на правом берегу Дона, действовали основные силы 2-й полевой армии и 24-го танкового корпуса вермахта. Всего по совокупности – до десяти германских дивизий. Им противостояли войска правого крыла Брянского фронта: 5-я танковая и 13-я армии генералов А.И. Лизюкова и Н.П. Пухова, а также два танковых корпуса (1-й и 16-й), две стрелковые дивизии и 8-й кавкорпус, подчинённые непосредственно фронту, – всего около 15 расчётных дивизий. На этом участке противостояния было примерное равенство сил: германское превосходство в полевой артиллерии до известной степени уравнивалось советским перевесом в танках.
Подобные подробности при анализе сил противостоящих группировок в районе Воронежа автор приводит не случайно. Вышеописанная ситуация стала результатом проигранного танкового сражения, развернувшегося с 28 июня по 7 июля 1942 года в полосе ответственности Брянского фронта. Красная Армия имела здесь гораздо больше танков, чем вермахт. Затем в маневренных боях, развернувшихся под Воронежем, из-за неправильного тактического использования растеряла материальную часть и численное преимущество, но так и не добилась перехода инициативы в «свои руки». Зато в отличие от Юго-Западного и Южного фронтов территориальные потери (за исключением утраты самого города – примеч. Мощанского И.Б.) были не такими уж и катастрофичными. Фронт удалось удержать, более того, танковое сражение не закончилось, а перешло в новую фазу – непрерывно наносили контрудары по противнику 5-я танковая армия и отдельные танковые корпуса Брянского фронта, в соответствии с указаниями Ставки готовились наступать усиливаемые резервами бронетанковые соединения Воронежского фронта.
Русский национальный характер имеет склонность к аналитическому мышлению, поэтому вопрос, кто виноват в поражении наших войск во время танкового сражения на Брянском фронте, не может остаться без ответа.
Причин, конечно, несколько. Это и стратегические просчёты Ставки на ведение всей летней кампании 1942 года, и неправильное определение главного удара противника, слабость нашей авиации и недостаточный тактико-специальный уровень подготовки личного состава.
Но главная причина поражений именно в этой операции связана, по мнению автора (Мощанского И.Б. – Т.Б.), со слабой компетентностью командования Брянского и Юго-Западного фронтов, а также командующих некоторых армий, не сумевших грамотно действовать в быстро меняющихся условиях боевой обстановки.
Проблемы «субъективного фактора» при управлении фронтовыми объединениями после фиаско под Воронежем осознали и в Ставке. Поэтому генералов Голикова и Чибисова, как «творцов» недавнего поражения (тем более, что за неделю руководства новыми фронтами каких-либо существенных сдвигов в обстановке в лучшую сторону так и не произошло – примеч. Мощанского И.Б.), решили заменить на молодых генералов, хорошо зарекомендовавших себя в сражениях Великой Отечественной войны.
Вопрос о назначении командующих был предрешён 11 июля на совещании в Ставке. Представитель Генштаба A.M. Василевский и Н.Ф. Ватутин называли возможных кандидатов, а Верховный лично давал им характеристики. На должность командующего Брянским фронтом кандидатуру подобрали быстро: генерал-лейтенант К.К. Рокоссовский был достойным военачальником, он хорошо зарекомендовал себя как командующий армиями. Сложнее оказалось с кандидатурой на должность командующего Воронежским фронтом. Назвали несколько военачальников, но Сталин отводил их. Вдруг встает Николай Фёдорович Ватутин и говорит:
– Товарищ Сталин! Назначьте меня командующим Воронежским фронтом.
– Вас? – И Сталин удивлённо поднял брови. Василевский поддержал Ватутина, хотя последний был высококомпетентным штабным работником (с 15 мая по 11 июля 1942 года генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин проходил службу в должности заместителя начальника Генштаба – примеч. Мощанского И.Б.).
Верховный немного помолчал, посмотрел на генерала Василевского и ответил:
– Ладно. Если товарищ Василевский согласен с вами, я не возражаю.
Так Красная Армия получила двух талантливых и способных командующих фронтами (замена командующих произошла 14 июля (по другим данным, К.К. Рокоссовский стал комфронта 13 июля, а Н.Ф. Ватутин – 14 июля 1942 года – примеч. Мощанского И.Б.), которые, в общем, и не подвели Родину в последующих сражениях Великой Отечественной (членом Военного совета Брянского фронта был назначен полковой комиссар С.И. Шалин, начальником штаба – генерал-майор М.С. Малинин; членом Военного совета Воронежского фронта был назначен корпусной комиссар И.З. Сусайков, начальником штаба – генерал-майор М.И. Казаков).
Одновременно с отбором фронтового командования шла замена нерадивых командармов. Новые руководители, назначенные в результате оценки эффективности именно их полководческой деятельности, своей компетентностью сильно укрепляли боеспособность вооружённых сил страны.
У немцев же шёл обратный процесс. Какая-либо локальная неудача, имевшая, возможно, и объективные причины, приводила порой к отставке военачальника. Иногда причиной отставки было недостаточно чёткое выполнение указаний фюрера.
Именно так и произошло с генерал-фельдмаршалом фон Боком. 13 июля штаб группы армий «Б» докладывал в ОКХ, что перед 4-й танковой армией и левым флан-гом группы армий «А» неприятель прорвался на восток и юго-восток и снова большой группировкой двинулся к югу. Генерал-фельдмаршал фон Бок потребовал направить 4-ю танковую армию через Морозовскую (Морозовск) к Дону для более глубокого охвата советских войск, а сам послал следующее донесение Гальдеру: «Я думаю, что уничтожение значительных сил больше не может быть достигнуто в одной операции, когда в центре – крупные силы, а на флангах – слабые». Это донесение стало предметом бурного обсуждения на совещании 13 июля в германской Ставке.
Гитлер, взбешённый критикой его действий и угрозой провала операции, прежде всего фон Боку поставил в вину задержку вывода подвижных войск 4-й танковой армии из Воронежа. Неожиданно для всех он отстранил генерал-фельдмаршала Бока от командования. Уже вечером фон Бок получил телеграфное уведомление от Кейтеля немедленно вылететь в Берлин.
Позднее, 18 сентября, Гитлер в беседе с Кейтелем так оценивал действия фельдмаршала: «Он теряет из-за этого [Воронежа] 4-5 дней. И это в то время, когда дорог каждый день для того, чтобы окружить и уничтожить русских; он продолжает сидеть там, наверху, с четырьмя лучшими дивизиями, в первую очередь с 24-й танковой дивизией и моторизованной дивизией «Великая Германия», цепляясь за Воронеж. Я ещё сказал – не нажимайте, если встретите где-либо сопротивление, идите южнее к Дону. Решающее – продвинуться как можно быстрее на юг, чтобы мы могли действительно захватить противника в клещи. Так нет, этот человек делает совершенно обратное. Затем пришла эта беда – несколько дней плохой погоды, в результате чего русские неожиданно выиграли 8-9 дней, в течение которых они смогли выбраться из котла…». Новым командующим группы «Б» с 15 июля стал генерал-полковник Вейхс.
Красная Армия начала летнюю кампанию с поражения, но разгромом результат недельного сражения назвать никак нельзя. Отступая, советские войска заставляли противника распылять силы. Вольно или невольно германское командование направляло свои армии именно туда, куда отходили наши соединения. Переоценив собственные успехи в мае и июне, а также недооценив возможности противной стороны, командование вермахта под нажимом фюрера начало изменять свои первоначальные планы. Так, 4-я танковая армия была переброшена со сталинградского направления на кавказское, а 11-я полевая армия перенацелена с кавказского на ленинградское направление. Всё это было на руку советскому руководству. А самое основное – Гитлер заставил вермахт наступать по двум расходящимся направлениям, при этом главный удар постепенно перемещался с Кавказа в сторону Сталинграда. Для такого наступления у немцев было явно ограниченное количество сил и средств. Несмотря на успех весной и летом, они прямиком устремились к своей собственной катастрофе.
Глава IV. Подготовка обороны донского рубежа.
В предыдущей главе было рассказано о том, как случилось и почему, армия фашистской Германии пришла к берегам Дона. Мы в подробностях рассмотрели картину танкового сражения на Брянском фронте, а теперь от общего перейдём к частному – к обороне рубежа, расположенного южнее города Воронежа, который летом 1942 года занимала 6-я армия Воронежского фронта, и который проходил по территории современного Лискинского района Воронежской области. Начнём с истоков.
28 мая 1942 года Ставка Верховного Главного Командования принимает реше-ние: «К 10 июня 1942 года сформировать 6-ю резервную армию. Дислокация управления 6-й резервной армии – город Новохопёрск. В состав 6-й резервной армии включить: 206-ю сд – Балашов (на месте); 309-ю сд – из Пензы в Россошь; 219-ю сд – из Кирсанова в Бутурлиновку; 174-ю сд – из Старобельска в Борисоглебск; 141-ю сд – из Алатыря в Поворино; 232-ю сд – из Арзамаса в Лиски».
По причинам, изложенным выше, 7 июня 1942 года Ставка ВГК отдала распоряжение командующему 6-й резервной армией «по прибытии дивизий в районы со-средоточения занять выгодные тактические рубежи по восточному берегу реки Дон на фронте Воронеж – Новая Калитва с задачей прочно прикрыть район Воронежа и железную дорогу Лиски – Поворино… Одновременно армия должна быть готова уничтожить любой воздушный десант противника в случае приземления последнего в районах сосредоточения...».
Тогда же, в июне 1942 года, штабом 6-й резервной армии был подготовлен план обороны на рубеже по восточному берегу реки Дон на фронте Новое Животинное – Воронеж – Новая Калитва, согласно которого ширина фронта армии составила 224 км, разграничительные линии находились: справа – с 3-й резервной армией – Инжавино, Рамень, Касторное; слева – с 5-й резервной армией – (иск.) Новониколаевская, (иск.) Новая Калитва, (иск.) Ровеньки.
Боевой порядок войск армии должен был строиться в два эшелона.
Первый эшелон – четыре дивизии (232-я, 141-я, 309-я и 219-я сд).
Дивизии первого эшелона займут оборону:
232-я сд на фронте (45 км) Новое Животинное, устье реки Воронеж с передним краем по восточному берегу реки Дон и с предмостным оборонительным районом по западному берегу реки Дон на участке Губарево, Семилуки, Подпольный. Задача дивизии – не допустить форсирования противником реки Дон, особо прочно прикрыть район Воронежа. Второй эшелон дивизии (один стрелковый батальон и учбат) – в районе западной окраины Воронежа. Тыловой оборонительный рубеж дивизии по реке Воронеж. Разграничительная линия слева: Борщево, Панино, Парусное 2-е, Таврово, река Воронеж, Синие Липяги;
141-я сд на фронте (64 км) (иск.) устье реки Воронеж, Подлесный (северо-западнее Свободы 8 км) с передним краем по восточному берегу реки Дон и предмостным оборонительным районом на западному берегу реки Дон на участке Коротояк, Успенское. Особо прочно надлежало укрепить рубеж высот 156,2, 140,4, 155,4, прочно прикрыть направления Борщево, Архангельское на реку Дон; Урыв, Коротояк. Второй эше¬лон дивизии: один стрелковый батальон – в районе Дракино и учбат в районе Солонцов (10 км юго-восточнее Колодезная), х. Шевченко. Тыловой оборонительный рубеж – по линии железной дороги Воронеж – Лиски. Дивизия должна была обеспечить стык с 232-й сд. Разграничительная линия слева: Старая Чигла, Ильич, Подлесный, река Тихая Сосна;
309-я сд на фронте (40 км) Ст. Покровское , Николаевка (юго-восточнее Сво-боды 20 км) с передним краем по восточному берегу реки Дон и оборонительным районом на западном берегу реки Дон на участке высота 158,1 (западнее Щучьего 2 км), Переездная . Не допустить переправы противника через реку Дон, особо прочно прикрыть направление железной дороги Лиски – Бобров. Второй эшелон дивизии в районе колхоза имени Крупской . Обеспечить стык с 141-й сд. Тыловой оборонительный рубеж дивизии – х. Высокий, разъезд Битюг, Нижний Икорец.
Разграничительная линия слева: (иск.) Терехово (северо-восточнее Бутурлиновки 20 км), Новый Буравль, Николаевка, Каменка;
219-я сд на фронте (95 км) (иск.) Николаевка (юго-восточнее Свободы 20 км), Новая Калитва с передним краем по восточному берегу реки Дон. Задача – не допустить форсирования противником реки Дон, особо прочно прикрыть на¬правления на участках: Колыбелька, Рождественское, Колодежное, Перебой, Белогорье, Кирпичи, Семейки, Нижний Карабут, Старая Калитва, Новая Калитва. Тыловой рубеж дивизии – Пчелиновка, Мечетка, Прогореловка, Петровка, Верхняя Гнилуша.
Во втором эшелоне армии две стрелковые дивизии (99-я и 174-я сд).
На первом промежуточном армейском рубеже – 99-я сд в районе Рождественская Хава, Рогачёвка в готовности для нанесения контрударов в направлениях: Рогачёвка, Воронеж; Рогачёвка, Каменка, Верховское; Рогачёвка, Лиски. Подготавливает оборонительный рубеж по реке Усмань, Рыкань, Рогачёвка, Масальское.
На основном тыловом армейском рубеже – 174-я сд в районе Дугинка, Бобров в готовности для нанесения контрударов в направлениях: Бобров, Олень, Колодезь (южнее Воронежа 30 км); Бобров, Лиски; Бобров, Павловск. Подготавливает оборонительный рубеж по реке Битюг, на участке Старая Чигла, Пчелиновка.
Тыловые оборонительные рубежи армии: первый промежуточный – река Ус-мань, Рыкань, Рогачёвка, Масальское, Икорец, Пчелиновка; второй промежуточный – Верхняя Луговатка, Архангельское (Скрепицина), 1-й Михайловский (Суходеловка), Катуховские Выселки (Катуховский), река Икорец до Юдановки, река Березовка, высота 139,4, Бобров, Мечетка; основной армейский тыловой рубеж по реке Битюг до Старой Чиглы, река Чигла, Озерки, Бутурлиновка, Петровский, Семёновка, Журавка (Русская Журавка).
Отсечные позиции необходимо создать на рубежах: Задонский, Нижнее Боево, Рябчево, Красный; по реке Усмань от Рамони до Рыкани, северо-западная окраина Рогачёвки, Ольховатка, Усманские Выселки, река Икорец; река Дон у Кирпичей, река Осередь, Елизаветовка, Преображенка, Верхняя Гнилуша, Нижняя Гнилуша; Пчелиновка, Весёлый, Корайчевка, лес юго-западнее Козловки; по реке Битюг от Пчелиновки до устья реки Битюг.
Противотанковые районы в узлах дорог предстоит создать в пунктах: Воронеж, Рогачёвка, Московское, Средний Икорец, Бобров, Лиски, Лосево, Петровка, Семёновка.
При наличии армейских сапёрных и инженерных частей будут созданы подвижные заградительные противотанковые отряды на вероятных направлениях танковых атак противника: Воронеж, Рогачёвка; Александровка, Рогачёвка; Архангельское, Ильич; Лиски, Ильич; Александровка Донская, Семёновка; Казинка, Семёновка.
По рекам Дон и Битюг будут создаваться противотанковые и противопехотные препятствия в виде подводных надолб, фугасов с минированием восточных берегов рек Дон и Битюг, трудно поддающихся обстрелу благодаря обрывистости берегов.
В случае прорыва противником Юго-Западного фронта и выхода к рубежу реки Дон дивизии первого эшелона с переднего края обороны прикрывают отход и переправу войск ЮЗФ, не допуская форсирования противником реки Дон. Частными контратаками вторых эшелонов полков и дивизий уничтожают передовые отряды противника в местах переправ. В случае переправы про¬тивника на восточный берег реки Дон все резервы противотанковых средств выбрасываются в места переправ для уничтожения танков противника.
При наступлении противника явно превосходящими крупными танковыми и пехотными силами дивизии первого эшелона, нанося поражение противнику, используя заграждения, отсечные позиции и под прикрытием своих вторых эшелонов отводятся на первый промежуточный армейский тыловой рубеж (отвод ночью) и в последующем, по обстановке, под прикрытием сильных арьергардов отводятся на второй промежуточный и на основной оборонительный рубежи.
Вторые эшелоны (резерв армии – 99-я и 174-я сд), по обстановке, наносят контрудары из глубины для уничтожения прорвавшегося противника или же, при явном превосходстве противника, прочно удерживают первый и второй армейские тыловые рубежи, нанося поражение противнику и прикрывая отход дивизий первого эшелона обороны.
Так всё чётко и слаженно выглядело в разработанном плане обороны. Однако обстановка на театре военных действий Брянского фронта с конца июня 1942 года ежедневно менялась, причём, не в нашу пользу, поэтому директивой Ставки ВГК от 2 июля 1942 года план обороны тыловой полосы на рубеже реки Дон был утверждён со следующим изменением: на основной рубеж дополнительно вывести 206-ю сд на участок Бабка, Новая Калитва; 219-ю сд оставить на участке Николаевка, Бабка. Ставка приказала:
а) 219-ю сд походом к утру 3 июля, 141-ю и 206-ю сд по железной дороге к 7 июля перебросить в назначенные для них полосы обороны и немедленно приступить к оборони¬тельным работам;
99-ю и 174-ю сд до окончания укомплектования оставить в прежних пунктах дислокации;
б) разграничительную линию с 3-й резервной армией с 3 июля установить: (иск.) Инжавино, (иск.) Добринка, Дон-Негачевский, (иск.) Урицкое;
в) ответственность за обеспечение стыка между 3-й и 6-й резервными армиями возложить на командующего 3-й резервной армией; за стык между 6-й и 5-й резерв-ными армиями – на командующего 6-й резервной армией;
г) срочно разработать систему мероприятий по уничтожению любого авиадесанта противника в полосе армии на глубину до линии железной дороги Тамбов – Балашов включительно. В контакте с местными партийными и советскими органами, органами НКВД, военкоматами, командирами и начальниками воинских частей, учреждений и заведений, дислоцируемых на территории в полосе армии, предусмотреть использование в этом деле всех сил и средств, которыми рас¬полагают эти органы, части и учреждения. Особое внимание при этом обратить на разработку вопросов наблюдения и связи.
Надо отметить, что у Ставки ВГК были основания опасаться появления авиадесанта противника в полосе армии, т.к. ещё 12 июня 1942 года штаб 6-й резервной армии докладывал: «По данным Новохопёрского отделения НКВД противник с ноября 1941 года производит заброску диверсантов на Пензенскую и Юго-Восточную железные дороги с задачей разрушения железнодорожных мостов через реки Дон, Икорец, Савала, Хопёр и дезорганизации работы на указанных дорогах. В ноябре 1941 года в районе городов Пенза, Балашов, Новохопёрск была выброшена диверсионная группа в составе 25 человек, из коих 4 человека оказались немцы, остальные – русские, завербованные немецкой разведкой из числа сдавшихся в плен. Все диверсанты были одеты в форму Красной Армии и имели знаки различий командиров Красной Армии, часть из них имели даже правительственные награды. В марте 1942 года в районе Балашов, Новохопёрск были задержаны одиночки – русские, также из числа бывших военнослужащих и завербованных немецкой разведкой; задача одиночек – диверсии в нашем тылу. В мае 1942 года был выброшен небольшой авиадесант в районе Острогожска. По показаниям пленных, противник готовит в районе Острогожска выброску крупных авиадесантов. В конце мая в районе Бобров выброшен авиадесант в составе около 40 человек. Сведения о его ликвидации не поступали.
По данным Воронежско-Борисоглебского округа ПВО и штаба 57-го батальона ПВО, начиная с 7 мая 1942 года, деятельность авиации противника в полосе Воронеж, Валуйки и Поворино, Богучар значительно возросла. В марте и апреле авиация противника производила только разведывательные полёты одиночными самолётами, где основные усилия были направлены на наблюдения за железной дорогой – перевозками по Юго-Восточной (Таловая, Лиски, Подгорное, Россошь) и частично Пензенской (Новохопёрск, Таловая) железным дорогам, а также за левым берегом реки Дон на участке Свобода, Павловск, Богучар. В мае и июне число находящихся отдельно в воздухе самолётов-разведчиков противника возросло с 5 до 8. Основные усилия авиации противника были направлены на освещение Пензенской железной дороги. Почти ежедневно над Таловой, Новохопёрском, Поворино, Борисоглебском в течение суток появляются самолёты противника не менее трёх. Время полётов самолётов чаще с 6 до 12, с 17 до 19 и реже с 20 до 24 часов. Высота полёта 2.000 – 7.500 м. Как правило, промежутки между основными населёнными пунктами самолёты противника пролетают на высоте до 3.000 м, над пунктами повышают потолок до 5.000 м. Бомбар-дировочная авиация противника, в основном, действует по железнодорожным узлам: Лиски (в мае бомбил три раза), Валуйки, Купянск, Россошь и частично город Воронеж (два раза). Днём противник производит налёты группами в составе 2-6 самолётов, эшелонируя в глубину с интервалами в 5-10 минут. Ночью бомбардировку производят одиночные самолёты. Для выхода на цель ночью используются пожары, возникающие после дневных налётов авиации противника. Объекты, которые прикрыты огнём зенитной артиллерии, авиация противника в большинстве не атакует».
1 июля 1942 года новый доклад, который добавил ещё беспокойства: «В период с 12 по 30 июня в полосе Воронеж, Касторное и Поворино, Россошь значительно возросла разведывательная деятельность авиации противника и бомбардировка железнодорожных узлов Лиски, Воронеж. За последнее время участились случаи полётов самолётов противника над районами расположения наших частей. Так, 19, 22, 23, 26 и 27 июня 1942 года в разное время суток над районом Средний Икорец появлялись самолёты противника. Высота полётов обычно не превышала 500 – 1.000 м. В районах Прияр, Средний Икорец, Воронеж в ночное время отмечено несколько случаев выброски самолётом сигнальных ракет, в ответ с земли была сигнализация ракетами, огнями и вспышками. Над районом Бутурлиновка авиация противника появлялась 22, 23 и 25 июня, где также наблюдалась выброска сигнальных ракет. Бомбардировочная авиация противника с 24 июня ежедневно производила ночные налёты на станцию Лиски, город Свобода и с 26 июня на город Воронеж. Объектами бомбардировки являлись железнодорожный мост через реку Дон, железнодорожные станции, военные эшелоны, вагонные парки и предприятия. Тактика действий авиации противника, в основном, остаётся прежней, т.е. налёты производятся группами самолётов, в ночное время одиночными самолётами, эшелонированными в глубину с интервалами в 15-30 минут. Бомбардировка населённых пунктов производится бомбами меньшего калибра, с больших высот и с большим количеством зажигательных бомб.
Основные усилия авиации противника были направлены на железнодорожные перевозки на участках: Воронеж, Касторная, Ст. Оскол; Воронеж, Лиски, Острогожск, Валуйки; Лиски, Средний Икорец, Таловая; Лиски, Россошь, а также на разведку районов возможного расположения воинских частей. По данным Новохопёрского районного отделения НКВД, немецкое командование готовит выброску крупного авиадесанта, предположительно, в районе Новохопёрск и далее к западу».
О том, как действовали диверсанты противника на участке 6-й армии, речь пой-дёт ниже. А пока рассмотрим, как план обороны 6-й армии претворялся в жизнь.
232-я стрелковая дивизия. По распоряжению Генерального Штаба Красной Армии 232-я сд была передислоцирована из Арзамаса в Воронеж, куда последний эшелон дивизии прибыл 9 июня 1942 года. 10 июня 1942 года в Воронеж прибыл командующий 6-й резервной армии с оперативной группой и объявил, что с сего числа дивизия входит в состав 6-й резервной армии. С этого времени дивизия приступила к плановым занятиям согласно плану боевой подготовки 6-й резервной армии. С 20 по 24 июня дивизии был произведён инспекторский смотр генерал-майором Козловым и его штабом по всем видам боевой и политической подготовки. В результате проверки дивизия получила хорошую оценку.
25 июня дивизия получила приказ о производстве рекогносцировки и подготовке оборонительного рубежа без частей усиления на участке Рамонь – Таврово протяжением по переднему краю в 64 км и предмостных позиций 14 км. Передний край главной полосы сопротивления по восточному берегу реки Дон и предмостные позиции на рубеже западной окраины Хвощеватки, Русской Гвоздевки, Губарево, Терновое, Ендовище, Семилуки, Старое Село, Петино, Юневка. Справа по реке Дон оборонительный рубеж должна была готовить 159-я сд с левым флангом у Буровлянки. Слева по реке Дон оборонительный рубеж должна была готовить 141-я сд с правым флангом у устья реки Воронеж. Обеспечение стыков приказом было возложено с соседом справа на 232-ю сд, с соседом слева на 141-ю сд.
После производства рекогносцировки командир 232-й сд нарезал следующие боевые участки частям дивизии:
712-й сп с 3-й батареей 425-го ап должен был оборонять участок Рамонь, колхоз им. Мичурина, Новоподклетное, высота 158,0, имея боевое охранение: западная окраина Хвощеватка – усиленный стрелковый взвод, западная окраина Русская Гвоздевка – усиленный стрелковый взвод, имея по переднему краю два батальона и третий батальон во втором эшелоне – Моховатский лес с задачей – обеспечение стыка с соседом справа. Имея границей справа границу дивизии, границей слева – (иск.) Боровск, Новоподклетное, Губарево, Кривошеево. Участок полка по фронту составлял 24 км и предмостные позиции 4 км, общая протяжённость участка 28 км.
605-й сп с 2-й батареей 425-го ап должен был оборонять участок – южная окраина Новоподклетное, Труд, высота 164,9, имея один батальон на предмостной позиции на рубеже по восточной окраине Губарево, Ендовище, Семилуки. Имея границей справа границу 712-го сп, слева – северную окраину Гололобово, Труд, северную окраину Старое Село. Участок полка по фронту составлял 14 км и предмостные позиции – 6 км, общая протяжённость 20 км.
498-й сп с 1-й батареей 425-го ап должен был оборонять участок Старое Село, Малышево, Трушкино, имея боевое охранение на восточных скатах высоты 185,1 – усиленный стрелковый взвод и стык дорог, что южнее Юневка в 1 км – усиленный стрелковый взвод. Имея границей справа – границу 605-го сп, границей слева – границу дивизии. Участок полка по фронту составлял 26 км и предмостные позиции – 4 км, всего 30 км.
Рубеж, отведённый 232-й сд, инженерных сооружений не имел. Казалось бы, война уже идёт второй год, у руководства Красной Армии должен быть накоплен опыт боёв по обороне населённых пунктов, да и Воронеж уже подвергался в 1941 году опасности захвата немцами со стороны Ельца, а сейчас Воронеж находится под ударом войск противника, сосредоточенных на Курском и Харьковском направлениях, но оборона города, вопреки всему, не была организована. Противотанковые заграждения, сделанные ещё в 1941 году, пришли в негодность и к обороне были непригодны. Отдельные дзоты и окопы, построенные по восточному берегу реки Дон 6-й сапёрной армией, в тактическом и инженерном отношении были сделаны неграмотно и потому не могли быть использованы дивизией, о чём был составлен акт совместно с представителем 6-й сапёрной армии.
Таким образом, 232-я сд получила рубеж, совершенно не подготовленный к обороне. Оборудование рубежа обороны силами 232-й сд сталкивалось со множеством препятствий, так например, несмотря на тревожную обстановку, сложившуюся перед фронтом 40-й армии, а также усилившиеся налёты авиации противника на город, что свидетельствовало об активизации действий на данном участке фронта и необходимости в связи с этим форсирования оборонительных работ, лес для постройки дзотов лесничествами не отпускался по мотивам отсутствия так называемых формуляров. Совершенно не было колючей проволоки, а также противотанковых и противопехотных мин.
219-я стрелковая дивизия. На основании приказа штаба 6-й резервной армии в 20.00 2 июля 1942 года части 219-й сд дивизии приступили к совершению марша по маршруту: Бутурлиновка, Дмитриевка, Воронцовка, Петровка, Елизаветовка, – с задачей занять оборону по восточному берегу реки Дон в полосе справа – Николаевка, слева – Новая Калитва.
5 июля 1942 года к 2.00 части дивизии заняли оборону в полосе:
727-й сп – (иск.) Николаевка, (иск.) Грань;
375-й сп – Грань, Бабка;
710-й сп – ударная группа дивизии – сосредоточился 1-м и 2-м батальонами 710-го стрелкового полка – Липовка, 3-й батальон – Берёзово – Максимовка и подготовил оборонительный участок – Лугань, Красный Курган, Липовка, Фёдоровский.
141-я стрелковая дивизия. Части 141-й сд в течение 3 и 4 июля 1942 года грузились на ст. Поворино и ст. Самодуровка, переезжали в течение 4 и 5 июля, выгружались на ст. Давыдовка и ст. Колодезная. При переезде части дивизии подверглись бомбардировке со стороны авиации противника. 2-й стрелковый батальон 796-го сп подвергался бомбардировке на ст. Лиски, 3-й стрелковый батальон – на ст. Давыдовка. Убито 30 красноармейцев и 1 средний командир. Ранено 48 красноармейцев и 2 средних командира. Сгорело 22 лошади. 687-й сп подвергался бомбардировке на ст. Давыдовка, убито 2 красноармейца и 1 младший командир. 1-й дивизион 348-го ап подвергался бомбардировке на ст. Лиски. Потери: убито 8 красноармейцев, ранено 23 красноармейца, убито и ранено 48 лошадей.
5 июля 1942 года после выгрузки на ст. Давыдовка и ст. Колодезная прибыл в штаб дивизии представитель штаба Брянского фронта генерал-майор Березовский с устным приказанием командующего Брянского фронта (позже поступило письменное приказание), по которому дивизия должна занять оборону по восточному берегу реки Дон на участке Семилуки – Архангельское и не допускать переправу противника через реку Дон. Все войска, находящиеся на участке обороны дивизии до особого распоряжения поступают в оперативное подчинение командира 141-й сд, а также все отходящие части через реку Дон надлежало задерживать и ставить в оборону. 396-й сп, 1-й дивизион 348-го ап, разгрузившись на ст. Боево, двигались походным маршем в район обороны – высота 146,2, пос. Ленина.
206-я стрелковая дивизия.3 июля 1942 года 206-я сд дивизия выступила из Ба-лашова на фронт. 7 июля 1942 года 661-й ап 206-й сд сосредотачивается на юго-западной окраине села Трясоруково , куда к 9.00 прибыли 122-мм батареи, 1-й и 2-й дивизионы были на подходе. В воздухе господствовала авиация противника, которая бомбила село Давыдовка. Горели пакгаузы станции Давыдовка, а также станции Нижний Икорец.
174-я стрелковая дивизия. С 3 июня по 10 июля 1942 года части 174-й сд занимаются боевой подготовкой и комплектуются материальной частью и конским составом. К 10 июля 1942 года дивизия полностью укомплектована личным составом за исключением 730-го ап, где начсостав был укомплектован только на 45%; укомплектована материальной частью за исключением отдельной зенитной батареи и конским составом за исключением 730-го ап, где конского состава было только на 1 дивизион.
309-я стрелковая дивизия. 8 июня 1942 года в 9.30 последний эшелон 309-й стрелковой дивизии (957-й стрелковый полк), поступившей в распоряжение 6-й ре-зервной армии, выгрузился на станции Средний Икорец. Дивизия к тому времени со-средоточилась в лагере «Икорец» и продолжала боевую подготовку.
Согласно приказу 6-й резервной армии № 001 от 13 июня 1942 года 309-й сд надлежало оборонять участок на восточном берегу реки Дон на фронте – Старое По-кровское, Песковатка, Николаевка с задачей не допустить переправы противника на левый берег реки Дон, особенно прочно прикрывать направление – железнодорожная станция Лиски, Бобров. Иметь оборонительный район на западном берегу реки Дон на участке – высота 158,1, Переезжая; обеспечить стык с 141-й сд. Граница справа с 141-й сд – (иск.) Ст. Чигла, (иск.) Ильич, (иск.) Подлесный, река Тихая Сосна. Граница слева с 219-й сд – (иск.) Терехово, Нов. Буравль, Николаевка.
Решение командира дивизии (приказ № 1 штадива 309-й сд от 21 июня 1942 года) – особо прочно оборонять участок Свобода, Песковатка, обеспечивая его огнём противотанкового дивизиона и двух артдивизионов 957-го сп; оборонять участок Ст. Покровское, иск. Песковатка, высота 176,2, прочно обороняя город Свобода. Граница слева – Берёзовка, Песковатка, Пухово.
955-й сп с 3-им батальоном 959-го сп – Песковатка, высота 158,1, Переезжая, Николаевка, Нижний Икорец. АПП [артиллерийско-пушечное прикрытие] – 2-й дивизион 842-го ап.
959-й сп подготовить район обороны – высота 173,4, отметка 170,7, колхоз имени Крупской. Одним батальоном подготовить и оборонять тет-де-пон на рубеже – высота 186,0, южная окраина Лыски, юго-восточная окраина Залужное.
842-й ап. 2-й дивизион 842-го ап – в районе 955-го сп. 1-й и 3-й дивизионы 842-го ап – в районах 957-го и 959-го сп. ПТД без 6 орудий – резерв командира дивизии – роща южнее высоты 173,4. КП дивизии – лагерь «Икорец».
21 и 22 июня 1942 года командиры частей 309-й сд с командирами батальонов и рот проводили рекогносцировку. В 19.00 22 июня 1942 года был отдан командиром дивизии боевой приказ частям 955-го, 957-го, 959-го сп, 842-го ап и ПТД на марш с задачей к 8.00 23 июня 1942 года выйти в район сосредоточения для занятия своих участков главной оборонительной полосы дивизии. Остальные части, отдельные подразделения и управление дивизии должны были оставаться в лагере «Икорец». Части дивизии приступили к оборонительным работам со второй половины дня 23 июня 1942 года.
Стояло жаркое лето. От зноя раньше времени жел¬тела трава. Раскалённый воздух забивал дыхание. Под палящим солнцем сибиряки рыли окопы и траншеи, оборудовали огневые позиции, строили дзоты, командные и наблюдательные пункты. Конечно, нелегко было им, лю¬дям, больше привыкшим к холодному климату. Но они работали не покладая рук.
С каждым днём, с каждым часом всё яснее слыша¬лось тяжёлое дыхание войны. Район обороны дивизии постоянно подвергался воздействиям вражеской авиации. В воздухе запахло пороховой гарью.
Таким образом, из всего вышесказанного стало понятно, что согласно плану обороны 6-й резервной армии рубежа по восточному берегу реки Дон на фронте Новое Животинное, Воронеж, Новая Калитва фактически к 3 июля 1942 года свои рубежи заняли только две стрелковые дивизии – 232-я и 309-я. Соседей справа и слева у дивизий не было. То есть, дивизии оказались с обнажёнными флангами, без каких-либо средств или частей усиления.
К моменту вступления в бой 232-я дивизия не имела снарядов к 76-мм пушкам и ко всем видам миномётного вооружения. Командир отправил автотранспорт за боеприпасами в город Елец. Снаряды стали поступать в дивизию лишь к исходу 5 июля.
Подготовить оборонительные позиции 232-я и 309-я дивизии не успели, так как получили приказ командующего 6-й резервной армии, в котором указывалось, что половину дня части дивизий должны заниматься боевой подготовкой, а остальную половину дня производить оборонительные работы. В дальнейшем упор на боевую подготовку стал ещё резче, и дивизиям было приказано только 3 дня в неделю отдавать оборонительным работам, остальное же время – на производство боевой подготовки и сколачивание дивизий. При этом основной задачей ставилась не оборона, а боевая подготовка.
Обстановка для командования дивизий была неясной. Самолёты противника всё чаще и всё в большем количестве стали появляться над городами Воронеж и Свобода, производя разведку и бомбёжку. Налицо были все признаки активизации немцами боевых действий на этом участке фронта. Информации о положении на фронте штабы 232-й и 309-й дивизий не получали. Все данные добывались самостоятельно.
Когда же немцы прорвали фронт обороны 40-й армии, и последняя стала в бес-порядке откатываться на восток, командир 232-й стрелковой дивизии самостоятельно принял решение о выводе частей дивизии в оборону. И в ночь с 1-го на 2-е июля 1942 года с 3.00 части дивизии по боевой тревоге вышли на свои участки обороны и приготовились к встрече противника.
Соседей справа и слева у дивизии не оказалось. 159-я сд вместо 1 июля вышла на оборонительный рубеж только 5 июля, 141-й сд вообще не было.
По плану начальника гарнизона города Воронежа три полка войск НКВД, рас-квартированные в городе, должны были занять рубежи: один из них южную и запад-ную окраины Воронежа, второй – западную и северную окраины, третий полк – по реке Воронеж с тем, чтобы в случае прорыва немцев на участке 232-й сд прикрыть город, одновременно дав возможность частям дивизии привести себя в порядок. Однако полки НКВД к моменту подхода немецких войск к городу Воронеж выбыли неизвестно куда, а поэтому на Воронежском участке фронта осталась только 232-я сд, к тому же с обнажёнными флангами, без каких-либо средств или частей усиления, не имея боеприпасов к дивизионным и полковым пушкам и ко всем видам миномётов.
2 июля с 18.00 крупными налётами авиация противника производила бомбёжку по бывшим местам сосредоточения и расположения стрелковых полков 232-й дивизии, но последних не оказалось на том месте, т.к. они были выведены на рубеж обороны, и бомбёжка авиации противника никакого ущерба дивизии не принесла.
Штаб 232-й сд расквартирован был на западной окраине города Воронежа совместно с учебным батальоном и противотанковым дивизионом. Последние были из города выведены, а штаб дивизии к 16.00 подвергся бомбёжке авиацией противника, в результате которой был разбит корпус, ранее занимаемый учебным батальоном, а из состава штаба дивизии был убит начальник особого отдела и ранен завделопроизводством артснабжения.
Конечно же, если бы план обороны 6-й резервной армии был воплощён в жизнь полностью, вся обстановка в Воронеже и южнее сложилась бы совсем иначе. Но как в жизни получилось – вермахт, совершенно не согласуясь с нашими планами, продолжал своё наступление. Прорвав фронт 40-й армии, танковые и мотомехчасти противника форсированным маршем подходили к городу Воронежу, не встречая на пути движения крепкого сопротивления.
В течение всего дня 3 июля 1942 года через переправы Семилуки, Новое Животинное, Малышево отходили тыловые части, обозы, автомашины, раненые и отдельные группы красноармейцев, командиров. Большая часть из них проходила с Семилук через город Воронеж и с Нового Животинного на Рамонь.
Воспользовавшись большим скоплением отходящих частей 40-й армии в местах переправ через реку Дон – Новое Животинное, Старые Семилуки, Малышево – противник вёл сосредоточение своих сил для форсирования реки Дон. Противнику удалось ввести в заблуждение боевое охранение 498-го стрелкового полка. Переодев своих автоматчиков в форму советских воинов, накрыв танки чехлами с крас¬ными звёздами, смешавшись с отходившими группами наших войск, немцы скрытно подошли к Юневке и, сбив боевое ох¬ранение 498-го полка, вышли к Дону. Противник сосредоточил около 100 танков и части 57-й пд в Приволье, Латное, Девица, Дмитриевка. Авиация противника бомбила город Воронеж.
Михаил Александрович Черномордик, бывший летом 1942 года младшим лейтенантом, заместителем командира батареи 214-го дивизиона противотанковой артиллерии 232-й стрелковой дивизии, вспоминал: «Прибыли в Воронеж, город чистенький, опрятный, было такое ощущение, что дыхание войны его не коснулось. Встали на южной окраине города, заняли огневые позиции. Мимо нас двигалась огромная колонна беженцев. Поразило, что среди них было большое количество молодых парней. Мы всё удивлялись, почему они не в армии. Потом, через два дня, эта «молодежь» ударила нам в тыл. Это были переодетые немецкие парашютисты, свободно владевшие русским языком. Потрепали они нас солидно! По крайней мере, панику посеяли такую, что многие снялись с позиций и побежали... Первый бой сложился для нас удачно, мы потерь не понесли. Вслед за очередной колонной отступавших, в метрах трёхстах от нас, из леска появились два танка. На одном из них реяло красное знамя. Вдруг порыв ветра развернул знамя, и мы увидели на нём белый круг с чёрной свастикой. Все на какие-то мгновения опешили... Огонь орудий дивизиона загнал немцев обратно в лес».
Появление немецких войск у Воронежа днём 3 июля явилось полной неожиданностью для советского командования. И Ставка, и командующий Брянским фронтом ожидали, что к городу должны были в самое ближайшее время подойти соединения 40-й армии. Поэтому оборона мостов через Дон имела своей целью удержать переправы. На западном берегу части 232-й сд создали предмостные укрепления, в которых находилось до трети сил соединения. Основная группировка наших войск располагалась на восточном берегу.
В ночь с 3 на 4 июля 1942 года противник крупными силами форсировал реку Дон южнее устья реки Воронеж на участке, где должна была обороняться 141-я сд, и вышел на Семилуки, Шилово, Трушкино, чем угрожал обходом города Воронеж. Для воспрепятствования его продвижению на Таврово, Маслово, Никольское распоряжением штаба Брянского фронта был выброшен сводный батальон учебного центра Юго-Западного фронта.
Ночью с 3 на 4 июля авиационной бомбёжкой противник уничтожил переправу Малышево, чем отрезал отход частей 40-й армии. С рассвета до поздней ночи с промежутками через 30-40 минут производил ожесточённую бомбёжку переднего края обороны 2-го батальона 498-го сп 232-й сд и район расположения огневых артиллерийских и миномётных позиций. Большую часть авиационного удара получили 6-я и 5-я стрелковые роты и в меньшей мере 4-я и 8-я. Имея в каждом налёте от 50 до 70 самолётов, противник в течение дня сделал не менее 500-700 самолётовылетов. Про-тивник повёл наступление во фланг 2-го батальона 498-го сп по оврагам Трушкино и севернее Малышево. Весь удар противника приняла 6-я стрелковая рота, которая за-нимала оборону севернее Малышево. Завязался ожесточённый бой, в результате которого противник понёс огромные потери, но и потери батальона были большими. 5-я стрелковая рота, неоднократно переходившая в штыковые атаки и наносившая противнику жестокие удары, была полностью уничтожена, а от 6-й роты осталось не более 10 человек, остальные пали в бою, отражая атаки противника.
Смяв 2-й батальон 498-го сп, танки и пехота противника устремились к юго-западной окраине Воронежа, одновременно зайдя в тыл 4-й и 8-й стрелковым ротам и устремляясь дальше на север. К 16.00 противник сосредоточил по оврагам большую группу танков и до двух батальонов пехоты на южной окраине леса, что юго-западнее Воронежа, где и окружил командный пункт 498-го сп. На протяжении всего дня остатки 2-го батальона 498-го сп и защитники КП вели тяжёлый неравный бой с превосходящими силами противника. Одновременно распространяясь на север по западному берегу реки Дон, танки и пехота противника к 16.00 появились у устья реки Девица. Отдельные группы, переправившись через реку Девица, стали приближаться к полотну железной дороги у Старых Семилук и к мосту через реку Дон. 3-й стрелковый батальон 605-го сп, находясь на предмостных позициях Терновое, Ендовище, огнём противотанковых пушек и ружей ПТР нанёс противнику большие потери. Все атаки противника были отбиты. Противник, каждый раз неся большие потери, откатывался на исходные позиции.
Благодаря стойкости батальонов 232-й дивизии передовым отрядам 48-го танкового корпуса вермахта не удалось с ходу смять советские войска на правом берегу Дона. Недавно сформированные, несколько раз за последние месяцы менявшие место дислокации и потому проведшие большую часть времени не в занятиях боевой подготовкой, а в вагонах, получившие боевое оружие только два дня назад, стрелковые роты в предмостных укреплениях оказывали противнику упорное сопротивление. Только после ввода германским командованием основных сил разведывательных и мотоциклетных батальонов, а затем и вышедших к Дону подвижных соединений вермахта, советская пехота, не уничтожая переправы, отошла на левый берег Дона…
Штаб 6-й резервной армии считал, что противник наносит главные удары на направлениях – Воронеж и Лиски.
С первых месяцев войны исключительно важное стратегическое значение приобрёл Лискинский железнодорожный узел Юго-Восточной железной дороги. Он представлял собой самый короткий и самый мощный путь из южных и юго-западных районов на восток и в центр нашей Родины, через него во всех четырёх направлениях шли воинские грузы. Вероятно, именно поэтому противник так часто бомбит станцию Лиски и расположенный вокруг станции город Свобода.
9 марта 1942 года с 5.00 до 7.00 один вражеский самолёт несколькими налётами подверг бомбардировке станцию Лиски и город Свобода. В 9 местах города сброшено 26 бомб, из них три зажигательных. Разрушено 8 домов, железнодорожное полотно, одна казарма и повреждено 12 домов и одна казарма. Убито 4 человека, ранено 9 человек.
24 июня 1942 года с 22.10 авиация противника начала налёт с бомбёжкой на железнодорожный узел Лиски и город Свобода, в налёте принимали участие около 40 вражеских самолётов, в основном типа «Ю-88». Зенитной артиллерией сбито три самолёта, экипажи которых погибли. Сброшено около 600 фугасных и зажигательных авиабомб. В результате бомбёжки разрушено домов жилых 28 (не считая полуразрушенных около 70), загораний зданий было 19, сараев – 6, заборов – 2, сгорело 6 домов, 2 сарая, 1 школа, 1 поликлиника, 1 фабрика-кухня, 1 жилой барак и часть столовой водного узла. Разрушено: завод безалкогольных напитков, пересыльный пункт ЮЗФ, школа № 9, повреждён аварийно-восстановительный поезд. Основными объектами бомбометания были мосты через реку Дон – сброшено около 200 авиабомб (мосты не пострадали), депо и станция, где выбиты стёкла. В начале налёта была разрушена связь. Разрушено питание энергией водокачки. Город остался без воды. В тушении массовых пожаров активное участие принимало население и воинские части. Пострадавшие: убито – 35 военнослужащих (в том числе один подполковник), гражданских – 17, ранено всего – 81 (легкораненые не учтены).
В 20.05 26 июня 1942 года пять вражеских самолётов произвели налёт на стан-цию Лиски, сброшено 40 фугасных авиабомб весом от 50 до 250 кг. В результате разрушено 6 вагонов рабочего поезда, 4 пути, четвёртый и третий западные, барак военнослужащих, подожжён бак с керосином на нефтебазе ёмкостью 150 тонн, разрушен один дом НЖЧ, билетная касса. Пострадавшие – убито 18 человек, ранено 13 человек.
В ночь с 29 на 30 июня 1942 года с 20.30 до 1.45 вражеская авиация в 42 заходах бомбардировала железнодорожный узел – станцию Лиски. Сброшено около 1.000 авиабомб. Сгорели: вагонное депо, 1 секция паровозного депо, 7 вагонов на старой сортировке, склад продовольствия, где находилось 200 вагонов консервов, дом башмачников. Разрушены и повреждены: часть выхода из северного парка, 7 путей восточного парка, входная горловина северного парка и горка, 2 пути главного парка, связь и электроосветительная линия, новое водоёмное здание. Повреждён Мичуринский путь от 272 км до Лиски, Балашовские и Валуйские пути от 165 км до Лиски.
Движение по этим путям закрыто. Сгорели составы на северном и главном пар-ках и посёлок с двух сторон. Сведений о пострадавших нет.
С 23 июня по 5 июля 1942 года авиация противника усиленно бомбила го¬род Свобода. За период с 23 июня по 5 июля 1942 года в налёте на район Лиски участвовало 570 вражеских самолётов, из них «Х-111» 320 штук и «Ю-88» 250 штук. За этот же период на район Лиски было сброшено вражескими самолётами 7.957 бомб, из них фугасных 2.557, осколочных 2.200, зажигательных 3.200. За это время бомбёжки в районе было убито 117 человек, ранено 203 человека.
О бомбёжках станции Лиски и города Свобода вспоминает Владимир Павлович Веденеев, которому в 1942 году было всего шесть лет: «Жили мы в то время на улице Театральная. Сейчас это улица 30 лет ВЛКСМ, где расположен памятник афганцам, и стоит бтр. Мы прямо напротив жили. Самое страшное, что мне врезалось в память, было после первой бомбёжки. Мы ещё никуда не успели спрятаться. Как настала бомбёжка, мы с пацанами побежали в клуб железнодорожников. Наш забор граничил с оградой парка, в котором и был этот клуб. Здесь же в парке на месте нынешнего собора была девятая школа. Она была деревянная и находилась рядом с клубом. А в школе этой был госпиталь. Вот что случилось в тот день – этот госпиталь размолотило. А мы-то, пацаны досужие, побежали клуб смотреть. Лето, тепло. Деревья, в основном большие тополя, посечены осколками, такие рваные раны у деревьев. И что самое главное – медицинское оборудование всё разбросано: бинты, блестящие металлические банки-биксы, щипцы, зажимы, оторванные руки, ноги. Мать родная! Я до сих пор не могу прийти в себя. Такое тяжёлое впечатление произвело на меня увиденное. Побегали мы там, посмотрели. Всё небо в разрывах. Школа горит. Дышать нечем. Отец вынес меня в поле. Мы же рядом с вокзалом жили. Вот немец и гвоздил железнодорожную станцию, и нам доставалось, жителям. Затем госпиталь переместился в клуб железнодорожников.
Бомбёжки хорошо помню. Как салют, на небе разрывы зенитные. Мы во время бомбёжек бегали прятаться в подвал клуба железнодорожников. Прямо около забора, в сквере железнодорожников, стояла зенитка. И девчата, тогда они казались мне женщинами взрослыми, были зенитчицами.
Небо ночное во время бомбёжек было такое красивое: столько лучей прожекторов, всё небо в ярких разрывах. Смотришь, лучи прожекторов лазают, шарят по небу, наконец, поймают самолёт, и тогда все прожектора свои лучи туда направляют и держат его, а по нему зенитки бьют, бьют, пока не попадут. Было, конечно, когда самолёт и улетал, но бывало слышно, как девчата кричали: «Ура! Сбили!». Очевидно, зенитчицы попадали в цель. Возможно, и не именно эти, так как зениток по городу было расставлено несколько штук в разных местах.
Что интересно – когда немцы вышли к Дону, бомбёжки прекратились. Наш дом был разбит. Мать ставит два кирпича, прямо во дворе картошка росла, мать варит картошку. Отец в восстановительном поезде, воюет. Мы ночевали в кухоньке, она более- менее осталась целой. Крыши не было, её взрывной волной унесло, остался один потолок. Бомбёжки-то прекратились, а начались обстрелы с гор. Смотришь, «пук» оттуда. Ю-у-у – полетело. Потом бах где-то. И… «Ай-яй-яй», – какая-то женщина запричитала. Значит, попал, убил. Лиски-то через Дон как на ладони – всё видно. Когда уже обстрелы были, мы у себя в доме не жили, а жили у соседей. У них семья большая была, были дети маленькие. Когда начинался обстрел, помню, мать хватала меня за руку, брала какого-то малыша на руки, и мы прятались в подвал клуба железнодорожников. Ещё яркий такой эпизод. Бежим мы с матерью в подвал, перед нами – тьфу – и облако пыли. Мы оббежали, а потом выходим из подвала, смотрим – лежит, дымится чушка, такая огромная, металлическая. Не взорвался снаряд по какой-то причине. Так и лежал возле акаций на дорожке. Потом солдаты приехали и забрали его. Когда начались бомбёжки, а потом и обстрелы, населения в Лисках осталось уже мало: кто-то сам уехал, кто-то эвакуировался… Меня вместе с матерью отец забрал на свой восстановительный поезд».
О первой бомбёжке станции Лиски рассказал Александр Петрович Капустин 1922 года рождения: «Первая бомбёжка в Лисках –15 октября 1941 года. В этот прекрасный солнечный, осенний день жители города слушали передачу о том, что наши войска отступают и занимают новые рубежи. И вдруг… Над городом раздались звуки неизвестных самолётов. Несколько дней до этого над станцией летал немецкий самолёт-разведчик, его называли «рама». Немецкий самолёт стал сбрасывать бомбы на железнодорожный мост через Дон. Самолёт летел вдоль железнодорожной линии, ни одна бомба не упала на станцию. Но бомбы падали вдоль Тормозовки. Последняя бомба упала во двор дома № 7 по улице Трудовая. После первой бомбёжки станцию стали охранять наши самолёты «Чайка». Охрана продолжалась недолго: наши самолёты столкнулись в воздухе, загорелись, лётчики погибли».
Война резко изменила характер работы железных дорог. Наиглавнейшей задачей стала доставка к фронту громадного количества войск, боевой техники, боеприпасов, продовольствия. Мобилизационные перевозки приходилось осуществлять одновременно с оперативной переброской войск, с эвакуацией предприятий и населения, с доставкой всего необходимого для функционирования экономики, перестраивавшейся на военный лад. С конца мая 1942 года военная обстановка привела к необходимости проведения второго этапа эвакуации. Правда, на этот раз она проходи¬ла с более ограниченной территории и в гораздо меньших масштабах. Эвакуация охватила преимущественно Ростовскую, Воронежскую, Ор-ловскую, Сталинградскую, Ворошиловградскую области и Северный Кавказ. С первых дней июля эвакоперевозки на Юго-Восточной железной дороге приняли массовый характер. На магистрали шёл непрерывный поток эшелонов. На запад – с войсками, вооружением. На восток – с эвакуированными. Самолёты врага висели над железнодорожными путями чёрным вороньём. Когда воздушные пираты появлялись на перегонах, поезда прятали в посадках, скрывали их за дымовой завесой. Случалось, что вражеские самолёты били по паровозам из пулемётов и пушек. Уже в мае 1942 года немецкие «охотники» стали встречать поезда на перегонах с бомбёжкой и обстрелом.
Один из интервьюируемых Сергея Михеенкова вспоминал: «В дороге нас часто бомбили. Немец налетал неожиданно, кидал бомбы, обстреливал из пулемётов. Состав останавливался. Мы - в лес. Какой вагон искорёжит взрывом, мы его расцепляли, опрокидывали под откос, ремонтировали рельсы и двигались дальше - до другого налёта. Наших самолётов в небе не было. И почему-то не было у нас в эшелоне ни одной зенитной установки. Так что немцы расстреливали нас безнаказанно».
А вот так запечатлелась станция Лиски в памяти писателя-историка Юрия Идашкина, летом 1942 года бывшим одиннадцатилетним мальчиком: «Помню я и ночь под Лисками, где фашисты охотились за эшелонами со стариками, детьми и женщинами, превращая десятки вагонов в гигантский движущийся крематорий. Не знаю, действительно ли затаившие дыхание люди уловили едва слышный характерный прерывистый звук моторов фашистских бомбардировщиков или им, замершим вповалку на своих вещах между полками «дачного», как тогда говорили, вагона, он лишь послышался. Но могу свидетельствовать: было очень страшно. И тогда ехавший с нами скрипач Харьковского театра оперы и балета, если мне не изменяет память, по фамилии Бружельницкий, достал скрипку и заиграл. Играл он, видимо, минут сорок, а может быть, больше. А потом кто-то вошёл в вагон и сказал, что наш эшелон проскочил опасный участок, и тогда раздались аплодисменты, и какая-то женщина, как рассказывали – я в темноте не видел, – преподнесла скрипачу чудом сбережённую плитку шоколада».
Мальчику Юре и его соседям по эшелону повезло – они «проскочили» опасную зону на железной дороге. Лишь чувство ужаса, которое они испытали, осталось с ним навсегда. Но так везло не всем.
Бывший в 1942 году фронтовым хирургом Яков Романович Бялик вспоминал после войны: «Меня как хирурга направили из Воронежа в ЭГ № 2646, который формировался в Подгорном близ Россоши. По железной дороге беспрерывно – и днём, и ночью – шли эшелоны с беженцами... В один из этих тревожных дней нам по селектору через коменданта станции пришла телефонограмма, приказывающая срочно выделить группу медиков для оказания помощи раненым, подвергшимся бомбардировке на станции Пухово – это не доезжая Лисок. Там же сообщалось, что к нам навстречу вышла дрезина. Хирургом в госпитале я был один. Вместе с начальником госпиталя мы решили, что я возьму с собой трёх сестёр и поеду. Наскоро собрали перевязочный материал, шины, кое-что из инструментов, шприцы, медикаменты. Сёстры были молодые – только закончили Россошанское медучилище. Кое-как разместили в сумки всё, что можно было взять, остальное связали в баулы и на лошади добрались до станции. Погода была дождливая. Несколько дней подряд шёл проливной дождь. На станции ждать долго не пришлось: появилась дрезина, и мы тут же поехали в неизвестность. От машиниста я узнал, что в одну из бомбардировок на соседней станции пострадал эшелон с беженцами, и есть много раненых. Я себе не представлял, что меня ждёт, и что я должен буду со своими сёстрами делать на месте. В голове прокручивал различные варианты и ситуации, которые мне придётся решать. С кем взаимодействовать? От кого можно ожидать помощи? Не доехав немного до станции, мы вышли. То, что предстало перед моими глазами, не поддается никакому описанию. Разбомблённый эшелон, как после выяснилось, состоял из нем-цев, живших в Ростовской области. Он следовал в глубокий тыл. Бомбы легли точно вдоль состава. Немцы, конечно, не предполагали, кого бомбят. В воздухе стояли стоны и крики. Несмотря на дождь, ветром разносился пух и перья от разорванных перин и подушек. На перроне, сплошь покрытом пухом, как на снегу, лежали раненые и убитые. Многие раненые, превозмогая боль, ползли подальше от эшелона. На телефонных и телеграфных проводах, поваленных столбах висели обрывки белья, одежды, человеческих тел. Всё кругом ползало и двигалось. Пассажиры, успевшие выскочить из состава раньше, теперь бежали в деревню, которая находилась неподалеку от станции. Те же, что остались в вагонах (а их было, наверное, несколько сот), спасались, кто как мог. Часть из них переползла через штакетник и разместилась в небольшом скверике возле станции вблизи выкопанных траншей. По перрону вдоль состава, среди раненых и трупов, ходили железнодорожники. Они заглядывали в разбитые вагоны, откуда доносились крики и стоны. Я был просто парализован. Всё было гораздо хуже, чем я думал по дороге. Медсёстры в ожидании хоть каких-то распоряжений отрешённо смотрели на меня и ждали. Моя растерянность передалась и им. Но я всё не находил из создавшегося положения никакого выхода. Когда же немного собрался с мыслями, то решил пойти к коменданту. Я подумал, что сам с этими тремя девочками, 10 шинами, 40 бинтами и другими мелочами не смогу ничего существенного сделать. Единственное, что мне казалось возможным в этих условиях, так это всех ещё оставшихся в живых людей погрузить в вагоны и отправить в Лиски, где расположен ряд госпиталей. Надо было мобилизовать население ближайшего села для погрузки раненых в вагоны. Комендант, молодой лейтенант с двумя кубарями, разговаривал с Лисками. Только что восстановили связь. Увидев меня, он встал и откозырял. И тут же сообщил, что уже вызвал председателя сельсовета и партийное начальство. Они пришли всего через несколько минут и быстро органи-зовали из колхозов людей. Потом мы позвонили в Лискинскую комендатуру, и оттуда обещали выслать солдат и маневровый паровоз с несколькими товарными вагонами. На путях уже были рабочие ремонтного поезда, который восстанавливал мост через Дон в районе Лисок. Немцы часто его бомбили, чтобы отрезать пути отступления наших войск с юга. Я с медсёстрами ходил по вагонам и оказывал посильную помощь раненым. Дождь не прекращался, и мы все промокли до нитки. В вагонах стоял стон и детский крик. Трудно передать словами эту страшную картину: покалеченные дети с обожжёнными ногами и руками, эвентрированными внутренностями вперемешку с окровавленными тряпками и разбитой посудой. В этом водовороте человеческого горя и несчастия я почувствовал себя совершенно ничтожным и беспомощным. Мы переходили из вагона в вагон, перевязывали и успокаивали несчастных родителей, которые часто тоже были ранеными. Вдруг послышался нарастающий гул самолёта и хлёсткая дробь пулемётной очереди. Мы были в это время на перроне и вначале даже не поняли, что случилось. Никто из нас не ожидал и не был готов к воздушному налё-ту. Ведь по-прежнему моросил дождь, и плыли над головой серые тучи. Всё произошло в считанные секунды. Я опомнился лишь тогда, когда рядом с собой услышал чей-то громкий крик: «Ложись, воздух!». Повинуясь этому крику, я почти бессознательно плюхнулся на землю. Мгновение спустя, огляделся и увидел, что лежу в луже, а рядом со мной одна из сестёр. Её звали Марусей. Фамилию не знаю. Прошло несколько тяжёлых минут, и я уже собрался было вставать, как вновь услышал шум приближающегося на бреющем полёте самолёта, отчётливо увидел на крыльях и фюзеляже немецкие кресты; в ушах слышался отрывистый страшный треск пулемётной очереди. Я прижался к земле, руками схватился за голову, прикрывая уши. Прошли первые мучительные минуты страха, и я чуть расслабился, стал ждать новую атаку. Был ли то один самолёт, который выходил на атаку дважды, или их было несколько, я не понял. Бомбы в этот раз самолёт не сбрасывал, но я всё равно дрожал от холода, а скорее, от страха. Лишь теперь я осознал, что лежу в луже рядом с сестрой. Мне хотелось как-то подбодрить сестру, я обратился к ней. Она не ответила. Я ещё раз окликнул её, потом приподнялся и увидел, что она мертва и лежит вниз лицом. Пуля попала ей в затылок. Я дрожал, зубы у меня стучали. Самолёты больше не показывались. Я нашёл остальных своих девочек: они убежали во время налёта в сквер и спрятались под деревьями. Узнав от меня о смерти Маруси, заревели. Мы подошли к ней, взяли за воротник шинели и оттащили к штакетнику. При ней остались две сестры, а я отправился на станцию. К тому времени появился райвоенком. Они с председателем сельсовета собрали людей. С маневровым паровозом прибыло несколько товарных порожняков. Привезли сено, которым застлали вагоны. И мы начали с деревенскими мужиками грузить раненых. Помогали солдаты, которые привезли с собой носилки. Перевязывали или шинировали, может быть, лишь каждого десятого. Укладывали навалом, как можно больше. Но всё равно всех раненых уместить не удалось. Тех, которые не вместились, отправили проходящим эшелоном в Лиски. Прибывшие солдаты стаскивали убитых, очищали пути вместе с ремонтно-восстановительным поездом. Была уже глубокая ночь, непроглядная темень без единого огонька. По-прежнему моросил дождь, и на мне не было ни одной сухой нитки. Комендант станции остановил порожний товарняк, помог с солдатами погрузить Марусю. Мы с сёстрами кое-как устроились в тамбуре. Ехали, как мне показалось, очень долго. Настроение было подавленное. Я страшно переживал свою беспомощность, неорганизованность всей нашей системы и такую нелепую и трагическую смерть Маруси, совсем ещё молодой, не знавшей жизни девчонки. Но вот состав остановился на нашей станции. Там уже было известно о нашем прибытии. Несмотря на раннее утро, на станцию пришло много народа. На машине мы добрались до больницы. Все были смертельно уставшими, мокрыми и голодными, но ни я, ни сёстры после всего пережитого есть не могли. Я разделся, кое-как умылся. Мне принесли новое бельё. Все свои вещи я повесил сушить и лёг. Заснуть никак не мог, прокрутился несколько часов и встал, весь разбитый. Вот так закончилось мое первое боевое крещение».
О героической работе лискинских железнодорожников будет рассказано в следующей книге, а вышеприведённые документы истории необходимы для того, чтобы показать, что на войне страдают не только военные, но и сугубо гражданские люди – дети, старики, женщины.
Глава V. Легенды земли лискинской. О 309-й стрелковой дивизии.
Так случилось, что большое количество легенд и мифов лискинской земли собрано в книге «Лиски – город воинской доблести», выпущенной к 70-летию победы в Великой Отечественной войне.
Вот что написано в ней о 309-й стрелковой дивизии: «7 июля 1942 г. 309-я стрелковая дивизия прибыла на железнодорожную станцию Икорец и получила боевую задачу занять оборону на участке фронта по срезу левого берега Дона от города Свобода (Лиски) до деревни Николаевка включительно. В боях с июля по декабрь 1942 года в районе ж.д. ст. Лиски 309 сд уничтожила 10 155 и взяла в плен 675 солдат и офицеров противника, а также большое количество боевой техники и вооружения. При этом сама потеряла более 700 солдат и офицеров».
Очень многие в нашем городе считают 309-ю стрелковую дивизию своей, называя её «лискинской».
В какой-то степени их можно понять, потому что именно здесь, на лискинской земле, дивизия приняла свой первый бой, получила «боевое крещение», после чего более полугода ей пришлось защищать узкую полоску лискинской земли, с которой дивизия пошла в наступление, победоносно закончившееся для неё в германском Бреслау. Дивизия могла бы быть «лискинской», но таким званием её никто не наградил, да и сами бойцы и командиры себя «лискинцами» никогда не называли, потому что оборона города Свобода была для них всего лишь эпизодом фронтовой жизни. И началась фронтовая жизнь бойцов и командиров 309-й стрелковой дивизии на лискинской земле не 7 июля 1942 года, а гораздо раньше, о чём уже было рассказано выше.
О том, как и когда дивизия приняла первый бой, будет рассказано ниже. А пока немного статистики.
Потери дивизии за 1942 год
Ранено: офицеров – 263 сержантов – 734 рядовых 2874
Убиты: 129 246 923
Пропало без вести: 18 160 615
Попало в плен: 0 1 17
По другим причинам: 9 8 51
ВСЕГО: 419 1.149 4.480
Всего потери – 6.048 человек.
С 14 по 30 января 1943 года 309-й стрелковой дивизией освобождено 48 насе-лённых пунктов, уничтожено 5.489 солдат и офицеров, 243 лошади, 3.945 винтовок, 83 станковых пулемёта, 164 ручных пулемёта, 46 орудий разных калибров, 40 танков, 3 бронемашины, 110 автомашин, 12 тракторов, 35 мотоциклов. Взято в плен 4.595 солдат и офицеров, 290 лошадей, 4.020 винтовок, 88 станковых пулемётов, 237 ручных пулемётов, 79 орудий разных калибров, 9 танков, 442 автомашины, 4 специальных машины, 22 трактора, 77 мотоциклов, 118 автоматов, 33 миномёта, 34 огнемёта, 125 радиостанций, 1.050.000 винтовочных патронов, 545.000 снарядов разных калибров, 20.450 мин разных, 6.500 гранат ручных, 365 сёдел.
Потери дивизии за этот же период: убито солдат и офицеров – 606, ранено – 2.379, потери материальной части: орудий 76 мм – 3, 45 мм – 4, миномётов 50 мм – 14, 82 мм миномётов – 16, ПТР – 37, станковых пулемётов – 6, РПД – 43.
Комментарии, как говорят, излишни. А существование данного мифа оправдывается только отсутствием достоверной информации.
Глава VI. Где 53-й укрепрайон?
К исходу ночи на 4 июля 1942 года Ставка, наконец, осознала всю драматичность ситуации под Воронежем. В связи с угрозой захвата противником Воронежа и прорыва его за Дон Ставка ВГК приказала выдвинуть на левый берег Дона 3-ю резервную армию – на участок Задонск, Воронеж; 6-ю резервную армию – на участок Воронеж, Павловск; 5-ю резервную армию – на участок Павловск, Клетская. 4 июля 1942 года в 4.40 Ставка ВГК передала Директиву командующему Брянским фронтом, командующим 3-й и 6-й резервных армий о незамедлительном выдвижении «главных сил армий на реку Дон с задачей прочно оборонять рубеж реки Дон и ни в коем случае не допустить переправы противника на восточный берег реки Дон». Обе армии подчинялись командующему Брянским фронтом с тем, однако, чтобы соединения указанных армий были использованы только для обороны рубежа реки Дон.
Как уже было рассказано выше, части 6-й резервной армии слишком поздно прибыли под Воронеж и просто не успели занять свои позиции. Так кто же остановил врага по берегу реки Дон в районе города Свобода? Вот об этом и пойдёт речь впереди. Мы подробно рассмотрим к тому же, как же так получилось, что Коротояк и Петропавловка остались совершенно незащищёнными в момент подхода к ним врага.
Во время переговоров 4 июля 1942 года по прямому проводу с Верховным Главнокомандующим командование Юго-Западного фронта попросило разрешения передвинуть 3-й гвардейский кавалерийский корпус в район леса, что в 20 км северо-западнее Острогожска с тем, чтобы обеспечить стык между 21-й и 28-й армиями и, в тоже время и главным образом, стык с Брянским фронтом. Сталин не возражал: «Ле-вофланговые части 40-й армии [Брянского фронта] отходят на участок Хворостань, Коротояк. Мишулин [4-й танковый корпус] сосредоточивает силы в районе Давыдовки. Части 6-й резервной армии подошли к восточному берегу реки Дон (фактически они ещё не подошли – Т.Б.) и вступили в подчинение Голикова. Если Вы сумеете правофланговые части 21-й армии упереть в речку Потудань, а кавалерийский корпус сосредоточить северо-западнее Острогожска, то стык с Брянским фронтом будет более или менее обеспечен».
Получив одобрение Ставки, штаб Юго-Западного фронта своим боевым распоряжением приказал: с наступлением темноты 4 июля 3-му гвардейскому кавалерийскому корпусу выступить из занимаемого района и к 12.00 5 июля сосредоточиться в районе Берёзово, Торостянка, Шубное с задачей – не допустить во взаимодействии с 117-м укрепрайоном продвижения противника через реку Потудань с севера.
53-й укрепрайон к утру 5 июля с этой же задачей должен занять рубеж обороны по южному берегу реки Потудань на участке Коротояк, Крестьянский.
Командарму-38 командующий фронтом приказал: в ночь на 5 июля вывести из линии обороны 53-й ур и перебросить его на автотранспорте в район Должик, Пухово, Щербаково. В распоряжение командарма-21 также была передана 1-я иптд, которая должна была сосредоточиться в районе Берёзово, Тростянка, Шубное.
Утром 5 июля командарм-21 получил боевое распоряжение по радио, в котором указывалось, что 3-й гв. кк маршем заходит в полосу действия 21-й армии и занимает оборону по южному берегу реки Потудань.
Во второй половине дня 5 июля получена дополнительная шифрорадиограмма, в которой указывалось, что 1-я истребительная противотанковая дивизия поступает в распоряжение командарма-21 с подчинением командиру 3-го гв. кк для совместных действий на участке Коротояк, Бутырки.
Совершая марш в указанный район, 3-й гв. кк во второй половине 5 июля авангардными частями установил, что противник мотопехотой и танками овладел Алексеевкой, Острогожском. Командир 3-го гв. кк генерал-майор Плиев принял решение – использовать естественный рубеж по юго-восточному берегу реки Тихая Сосна – 5-я и 6-я кавалерийские дивизии должны были занять оборону с задачей – не допустить противника в восточном и юго-восточном направлении. Им было отдано приказание – начать форсированный марш.
Решение командира 3-го гв. кк командующий 21-й армией санкционировал, уточнил по рубежам и в границах, усилив 3-й гв. кк и остальные (53-й и 117-й уры) части гвардейскими миномётными полками.
53-й ур (как считалось) занимал рубеж: (иск.) Щучье, Залужное, Селявное, Средне-Воскресенское;
3-й гв. кк выдвигался на рубеж: (иск.) Средне-Воскресенское, Засимовка;
117-й ур после отхода занял рубеж: Засимовка, Николаевка, Шелушин – одновременно по распоряжению Юго-Западного фронта для усиления вновь выдвинутых частей должны были сосредоточиться 11-я и 15-я истребительные противотанковые бригады в районе Приговор, Татарино, Воробьёвка.
Итак, 5 июля 1942 года 53-й укрепрайон должен был занимать рубеж – Залуж-ное, Селявное, Средне-Воскресенское, но это существовало только в документах вы-шестоящих штабов: высланные на эти рубежи кавалерийские разъезды и офицеры связи 3-го гвардейского кавалерийского корпуса никого не обнаружили. На 22.00 5 июля 1942 года на восточном берегу реки Тихая Сосна, на участке Селявное, Зосимовка, никаких боевых частей не было. Через реку Тихая Сосна продолжали отход лишь отдельные группы и одиночки частей 124-й, 343-й, 76-й стрелковых дивизий, 13-го танкового корпуса и 117-го укрепрайона, в большинстве своём без оружия, остановить которых у кавалеристов не было возможности.
Утром 6 июля 1942 года во время переговоров между командующим Брянского фронта генерал-лейтенантом Ф.И. Голиковым и заместителем начальника Генерального штаба генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным Ф.И. Голиков доложил, что «батальоны 53-го укрепрайона до сих пор не найдены»…
Вот так с разницей в два дня командование двух фронтов – Юго-Западного и Брянского – определяют военную судьбу 53-го укрепрайона: штаб Юго-Западного фронта считает, что укрепрайон занял оборону по южному берегу реки Потудань на участке Коротояк – Крестьянский; штаб 21-й армии Юго-Западного фронта считал, что 53-й ур занимает рубеж: (иск.) Щучье, Залужное, Средне-Воскресенское; а штаб Брянского фронта не мог найти батальоны 53-го ур в то время, когда они должны оборонять участок – Аношкино, Давыдовка, Троицкое. Так, где же находились батальоны 53-го укрепрайона 5-6 июля 1942 года? И почему ими распоряжались штабы двух фронтов?
В официальной историографии о воронежских укрепрайонах нет никаких упо-минаний. Даже журналов боевых действий и книг учёта боевых потерь 53-го укреп-района нет в Центральном Архиве Министерства обороны Российской Федерации. Почему так произошло – можно лишь гадать, но как бы там ни было, уровцы заслуживают, чтобы их помнили: бойцы и командиры 53-го укрепрайона доблестно защищали лискинскую землю от оккупантов.
В связи с отсутствием журнала боевых действий 53-го укрепрайона, пришлось искать другие официальные источники, подтверждающие нахождение 53-го укрепрайона на территории Лискинского района 5 июля 1942 года. И они нашлись.
Во-первых, в именных списках безвозвратных потерь Воронежского фронта, в которых обнаружились командиры и бойцы частей 53-го укрепрайона:
младший политрук Виктор Петрович Фёдоров, военный комиссар батареи 53-го ур, и старший лейтенант Александр Михайлович Шиян-Затхев, заместитель командира батальона 53-го ур по артиллерии, пропали без вести 5 июля 1942 года в селе Сторожевое Давыдовского района Воронежской области;
телефонист 53-го ур Иван Моисеевич Абрамов, наводчики 53-го ур Пётр Тимофеевич Иванов и Нери Евстафьевич Сайпогаров убиты при бомбардировке села Давыдовка 5 июля 1942 года.
Из этих документов напрашивается вывод – какие-то части 53-го ур находились 5 июля 1942 года в районе села Сторожевое 1-е, а какие-то – в районе села Давыдовка. Впрочем, офицеры могли находиться в районе Сторожевого и в разведке.
Во-вторых, в наградных документах нашёлся очень интересный документ: «Командующим Брянского фронта генерал-лейтенантом Ф.И. Голиковым подполковнику Сергею Степановичу Маряхину, начальнику оперативного отдела штаба управления бронетанковых и механизированных войск фронта, было поручено следующее задание – доставить и передать приказ командиру 53-го укрепрайона, обороняющему участок Аношкино, Давыдовка, Троицкое, чтобы последний удерживал занимаемый рубеж и не дал возможности противнику переправиться через Дон. К моменту прибытия Маряхина на место 5 июля 1942 года деморализованные войска 53-го укрепрайона отступали от занимаемого рубежа в тыл, но в результате настойчивости и предъявленных жёстких требований со стороны Маряхина положение было восстановлено и противник задержан».
Трудно сейчас разобраться в том, как могло оказаться так, что 53-й укрепрайон одновременно входил в состав двух фронтов и одновременно должен был находиться в разных местах. Учитывая, что 7 июля 1942 года штаб 53-го укрепрайона отправляет командующему 6-й резервной армии боевое донесение, указывая своё место расположения – северо-восточная окраина села Давыдовка, можно сделать вывод, что именно в Давыдовке и находился штаб частей 53-го укрепрайона 5 июля 1942 года. Кроме того, в наградных материалах Воронежского фронта нашлась информация о том, что «53-й пулемётный батальон 53-го укреплённого района без приказа командования отошёл из села Петропавловское, в результате чего противник занял его».
Части 53-го укрепрайона слишком поздно прибыли под Воронеж и просто не успевали занять предназначенные им позиции. В результате им пришлось вступить в бой как обыкновенным пехотинцам, когда противник уже непосредственно вышел к реке Дон. Этому есть подтверждение – нашлись воспоминания Эли Гершевича Гехтмана, бывшего в июле 1942 года пулемётчиком 53-го укрепрайона: «Нас, призывников, посадили в вагон, отправили через Сталинград в Нижний Чир, где формировался 53-й укрепрайон. Мы стояли в обороне и ждали подхода немцев. Одна рота даже ушла вперёд, навстречу противнику. И вдруг получаем приказ – срочно сняться с позиций. Нас погрузили в эшелон, мы неслись без остановок, как на пожар. На станции Лиски нас бомбили, мы выгрузились и ускоренным маршем вышли к Дону. Нам приказали переправиться по мосту на правый берег, а там наших уже никого не было! Одни трупы...
Укрепрайон занял оборону в восьми километрах от реки. Три батальона, больше двух тысяч человек, с пулемётами, птрами, миномётами, но без артиллерии. Автоматов у «уровцев» не было. Перед позицией моего пулемёта было картофельное поле, и стояла мельница. Какое-то время было тихо, даже канонады не слышно... Но в одно страшное утро, мы увидели, как обходя нас с двух сторон, по дорогам к реке идут колонны немецких танков. Поднялась паника, было ясно, что мы попадаем в полное окружение. По нашим позициям, по лесу, где находилось большинство личного состава батальона, начался сильнейший миномётный обстрел. И бойцы побежали назад к реке... Я тоже побежал вместе со всеми к Дону, тащу пулемёт, и тут рядом в землю врезается мина, торчит хвостовое оперение, но мина не разрывается. Я на какое-то мгновение оторопел…
Потом вытащил затвор пулемёта, забросил его в кусты и кинулся догонять своих товарищей. А немецкие танки уже входят в село на берегу. Бойцы бросились в камыши, и в одном месте мы наткнулись на командира в звании капитана, который пытался организовать переправу на левый берег. Там была одна лодка, которая «курсировала» туда и обратно, перевозя бойцов, но было понятно, что пока дойдёт наша очередь переправляться, немцы уже будут и здесь... Со своим товарищем Харитоновым, с которым мы вместе призывались из одного хутора, решили уйти по камышам вправо, прошли с километр. Харитонов не умел плавать и мы стали ломать камыши, перевязывать их портянками, делать «поплавки». Кинулись в реку, плывём, и в этот момент немцы стали обстреливать реку из миномётов. Рядом разорвалась мина, подняв столб воды, Харитонов выпустил «поплавок» из рук и камнем ушёл на дно, утонул... Я еле добрался до спасительного противоположного берега, залёг в камышах, переждал обстрел, а потом поднялся в деревню, находившуюся прямо на левом берегу. Зашёл в какую-то хату и от усталости, от всего пережитого, сразу заснул. Проснулся утром, и хозяйка мне говорит: «Ночью немцы в деревню зашли». И я, босой и раздетый, сразу ушёл из деревни, стал пробираться на восток. Через двенадцать километров меня остановил наш заслон, мне дали карабин, две гранаты и двадцать патронов. Никто ничего не спрашивал... Из остатков разбитых частей сформировали сводный полк и погнали назад к Дону, занимать оборону по левому берегу. Я оказал-ся в сводной роте укрепрайона под командованием старшего лейтенанта Мясникова. Впереди меня ожидали четыре месяца непрерывных боёв...».
Возможно, после прочтения воспоминаний Эли Гершевича немного приоткрылась пелена неизвестности, и стало ясно, как и при каких обстоятельствах могли пропасть без вести офицеры 53-го укрепрайона на правом берегу реки Дон, как и почему «деморализованные войска 53-го укрепрайона отступали от занимаемого рубежа в тыл».
А что же части 3-го гвардейского кавалерийского корпуса? Почему они не обороняли Коротояк? Почитаем журнал боевых действий 3-го гвардейского кавалерийского корпуса, ибо именно там найдём ответ на этот и ещё много других вопросов: «В 20.15 4 июля 1942 года личным приказом начальника штаба Юго-Западного фронта 3-му гв. кавалерийскому корпусу была поставлена задача: «с наступлением темноты 4 июля выступать из занимаемого района и к 12.00 5 июля выйти в район Берёзово, Тростянка, Шубное с задачей подкрепить части 117-го укрепрайона своими действиями за их правым флангом, не допустив проникновения противника через реку Потудань с севера на юг».
При выходе в указанный район корпус переходил в подчинение командира 21-й армии. 1-я истребительная дивизия вышла из подчинения командира 3 гв. кавалерийского корпуса и выходила в район Верейский, Мотайское, Тресоруково и Давыдовка.
3-му гв. кавалерийскому корпусу (без 32-й кавалерийской дивизии) предстояло совершить фланговый марш – 138 км за 14 часов.
Во время получения приказа корпус находился в обороне, ведя бой с наступаю-щим противником, и выступил только в 24.00 4 июля 1942 года.
Дивизиям поставлена задача:
5-й гв. кавалерийской дивизии следовать по маршруту: Полатово, Кулешовка, Арнаутово, Зварыкин, Камышеватое, Щербаков, Шапашников, Матрёно-Гезово, Чесночное, Верхняя Ольшевка, Балошник – и, не ввязываясь в бой, к 14.00 5 июля 1942 года сосредоточиться в районе: Терновое, Берёзово, Медвежья Поляна.
6-й гв. кавалерийской дивизии маршрут: Ливенка, Злыднево, Хлевище, Алексеевка, Городище, Репинька, Хохол-Тростянка – и, не ввязываясь в бой, к 14.00 5 июля 1942 года сосредоточиться в районе: Гончаровка, Лесное-Уколово, Стрелица, лес южнее Гончаровки.
Части корпуса из занимаемого района выступили в 24.00 4 июля 1942 года.
5-я гв. кавалерийская дивизия, выполняя приказ, к 7.00 5 июля 1942 года голов-ным 24-м гв. кавалерийским полком [сокращённо – кп] вышла в район Щербаков, пройдя 60 км. Дивизия, имея в своём составе 20-й гв. кп и часть других подразделений пешими, растянулась до Арнаутово (25 км).
6-я гв. кавалерийская дивизия, выполняя приказ, к 11.00 5 июля 1942 года головным 28-м гв. кавалерийским полком подошла к Алексеевке, где была встречена артиллерийским и миномётным огнём из района северо-западной части Алексеевки.
Штаб корпуса после привала в районе Болдырев к 10.00 5 июля 1942 года перешёл Воробьёвку, где по данным дивизий и штаба 117-го укрепрайона стало известно, что противник в 5.00 5 июля 1942 года прорвал оборону 234-го и 235-го батальонов 117-го укрепрайона, овладел Ураково, Подсереднее. К этому же времени просочившиеся группы противника овладели Стрелица, Шубное. Подразделения 117-го укрепрайона, оставив матчасть, в беспорядке отходили за реку Тихая Сосна.
В связи с этим дивизиям отдан приказ – подтянуться в обход Алексеевки и выйти к Острогожску с юго-востока. Изменение маршрута повлияло на непрерывность и прочность управления частями корпуса. Трудность управления усугубляло господство в воздухе авиации противника, которая непрерывно по 10-15 самолётов бомбардировала колонны частей корпуса, дезорганизуя маршевые порядки.
К 21.00 5 июля 1942 года части корпуса находились:
5-я гв. кавалерийская дивизия – 17-й гв. кавалерийский полк – Дальняя Полубянка, 24-й гв. кавалерийский полк – Владимирожка, 22-й гв. кавалерийский полк переходил к Русской Матрёнке, о 20-м гв. кавалерийском полку (пешем) данных не было. Штадив – Дальняя Полубянка.
6-я гв. кавалерийская дивизия – Воробьёвка, Пирогов, Матрёно-Гезово.
Части дивизий в течение дня 9 раз подвергались бомбардировке авиацией противника, что явилось основной причиной снижения скорости марша, заставляя дивизии расчленяться на мелкие подразделения.
Штаб корпуса с 16.00 5 июля перешёл в Дальнюю Полубянку.
В 22.00 5 июля 1942 года получен боевой приказ 21-й армии, которым корпусу с 1-й истребительной дивизией ставилась задача: «занять и прочно оборонять рубеж – (иск.) Средне-Воскресенское, Гнилое, Зосимовка – не допустить переправы противника на восточный берег реки Тихая Сосна». Справа рубеж Залужное, Селявное, Средне-Воскресенское должен был оборонять 53-й укрепрайон. Слева – рубеж (иск.) Зосимовка, Николаевка, Тетмина – 117-й укрепрайон.
К этому времени вновь вошедшая в подчинение корпусу 1-я истребительная дивизия не прибыла и, как стало известно далее, продолжала оставаться в районе сосредоточения – севернее города Свобода.
Относительно 53-го и 117-го укрепрайонов – то они существовали только номинально и высланные на их рубежи разъезды и офицеры связи никого не обнаружили. Штаб 117-го укрепрайона 5 июля 1942 года в 13.00, узнав об отходе 234-го и 235-го батальонов, снялся из района Воробьёвка и выехал в восточном направлении.
Таким образом, на 22.00 5 июля 1942 года на восточном берегу реки Тихая Сосна, на участке Селявное, Зосимовка никаких частей не было. Через реку Тихая Сосна продолжали отход лишь отдельные группы и одиночки частей 124-й, 343-й, 76-й стрелковых дивизий, 13-го танкового корпуса и 117-го укрепрайона, в большинстве без оружия, остановить которых не было возможности. К этому времени данными командирской разведки установлено, что противник овладел Острогожском, Гнилое, Алексеевкой, выйдя на юго-восточный берег реки Тихая Сосна.
В 24.00 5 июля 1942 года дивизиям на основе приказа штаба 21-й армии поставлены задачи:
6-й гв. кавалерийской дивизии – занять и прочно удерживать рубеж Средне-Воскресенское, Большое Стояново;
5-й гв. кавалерийской дивизии – рубеж Гнилое, Зосимовка, по восточному берегу реки Тихая Сосна.
Не останавливаясь, части корпуса продолжали выход в свои районы.
Для недопущения выдвижения противника из Острогожска в район Ближнее Стояново направлен бывший по близости 17-й гв. кавалерийский полк.
5-й гв. кавалерийский полк: в 3.00 6 июля 1942 года по данным разведки Петренково занято до роты пехоты с одним танком. К этому времени подходивший к Петренково 17-й гв. кавалерийский полк двумя эскадронами остановил противника, который был отброшен на Ближнее Стояново.
В 5.30 до роты пехоты с 18 танками атаковали 17-й гв. кавалерийский полк в районе Петренково. Атаке предшествовал налёт 4-х «МЕ-109». Полк артиллерии 17-го гв. кавалерийского полка отстал. В результате атаки танков противника полностью уничтожены 3-й и 4-й эскадроны 17-го гв. кавалерийского полка. Оставшийся 2-й эскадрон отошёл на высоту 176,0, где закрепился. 1-й эскадрон был использован в разведке. Уничтожено 3 танка противника.
24-й гв. кавалерийский полк к 3.00 выходил на рубеж Гнилое, Имотино. Несмотря на сильный огонь противника из Гнилое, полк приступил к занятию обороны.
22-й гв. кавалерийский полк к этому времени занял оборону на рубеже (иск.) Нижняя Ольшевка. Русская Матрёнка и Мухо-Удеровка были заняты противником.
В виду выдвижения противника из Алексеевки, командиру 5-й гв. кавалерийской дивизии было приказано загнуть левый фланг дивизии, выйдя на рубеж: Доброволец, Дальняя Полубоярка, Свободный Труд, Пирогово.
6-я гв. кавалерийская дивизия. 28-й гв. кавалерийский полк к 4.30 6 июля подходил к Кринице, где был встречен огнём пехоты и танков противника, занимавшего Криницу. Полк перешёл к обороне по высоте 1 км южнее Криницы, прикрыв дорогу на Коробец.
23-й гв. кавалерийский полк в 6.00 6 июля при выходе из Литвиновки контратакован танками и мотопехотой противника, выдвигавшейся из Острогожска. Полк перешёл к обороне на рубеже западной окраины Литвиново.
18-й гв. кавалерийский полк при подходе к Похолок был обстрелян артиллерийским и миномётным огнём из района высоты 201, перешёл к обороне на участке – (иск.) южная окраина Похолок, высота 176,0.
25-й гв. кавалерийский полк к 6.00 6 июля подходил к Петренково, где к этому времени отходил 17-й гв. кавалерийский полк. Полк отошёл в район Прокопец. Штадив – Ближняя Полубянка.
В 9.00 штаб корпуса перешёл на окраину Мал. Сварново.
Таким образом, противник упредил в захвате восточного берега реки Тихая Сосна. Произошло встречное столкновение частей конницы, в результате которого части корпуса вынуждены были перейти к обороне не на выгодном в противотанковом отношении рубеже.
К 8.00 6 июля 1942 года данными разведки и боем установлено выдвижение из Острогожска крупных колонн танков и мотопехоты противника в направлениях Литвиновки, Прокопец, из района Алексеевки – на Матрёно-Гезево.
6-я гв. кавалерийская дивизия с 6.00 до 9.00 вела бои на указанном выше рубеже с подходящей мотопехотой и танками противника.
В 9.15 колонны до 50 танков и до 200 автомашин противника начали выдвигаться из Острогожска по двум направлениям: Литвиновка, Малое Евдаково; высота 108,3, Каменка. Правая колонна противника в районе совхоз (южнее Литвиновки) была остановлена огнём 5-го кавалерийского артиллерийского дивизиона, и, потеряв до 10 машин, повернула на Коробец, часть танков оставалась в лощине севернее высоты 198,8.
23-й гв. кавалерийский полк, отрезанный от дивизии пехотой и танками про-тивника, начал пробиваться на Мийново, где перешёл к обороне.
18-й гв. кавалерийский полк своим огнём обеспечивал выход 23-го гв. кавалерий-ского полка, продолжая оборонять свой участок. К 11.00 6 июля перед фронтом 18-го гв. кавалерийского полка на рубеже: (иск.) Должик, Петренково развернулось до 40-50 танков и до батальона пехоты противника.
В 10.00 25-й гв. кавалерийский полк из Прокопец выдвинут в район Дудчино с целью прикрыть дороги, идущие на Каменку.
С 10.30 до 11.00, предшествуя атаке танков, авиация противника дважды бомбила 5-й кавалерийский артиллерийский дивизион на огневой позиции в районе восточнее Ближняя Полубянка. В результате выведено из строя 2 орудия и ранено до 40 человек.
В 11.00 6 июля от Гнилое на Прокопец выдвигалась колонна до 100 танков и 250 мотомашин противника.
Командир 6-й гв. кавалерийской дивизии решил отойти на новый оборонительный рубеж – Атамановка, Пушкино, Хвощеватый.
В 13.00 5-й кавалерийский артиллерийский дивизион при отходе был атакован из Дудчино на Ближнюю Полубянку 50 танками противника.
В результате подбито 2 танка противника, но в то же время потери – 4 орудия и 60 человек убитыми и ранеными.
В 14.30 до 20 танков противника выдвигались из Тихоревки на Пушкино, где оборонялся 23-й гв. кавалерийский полк. Огнём полковой батареи атака отбита. Противник потерял 10 танков. В это время наблюдалось выдвижение танков и пехоты противника с Ближней Полубянки на Гойкалово и скопление пехоты и танков противника в районе Таторино.
Командир 6-й гв. кавалерийской дивизии, узнав об отходе 5-й гв. кавалерийской дивизии на рубеж ст. Сагуны, Скорынин, Медведовик – решил отвезти части в направлении Карпенково, Гончаровка, Башлаев в район Белореченский, Приярский, Доньковский, Ново-Андреевка и перейти к обороне по реке Сухая Россошь южнее 5-й гв. кавалерийской дивизии.
5-я гв. кавалерийская дивизия – в 9.30 части дивизии, загибая левый фланг, начали отходить на рубеж: Доброволец, Дальняя Полубянка, Свободный Труд, Пирогово.
24-й гв. кавалерийский полк при отходе на новый рубеж был атакован 40 танками противника, выдвигавшимися из Гнилое. Полк, не имея связи с соседом справа, начал отходить в юго-восточном направлении, прикрывая отход средствами ПТО и пропуская через свои боевые порядки подразделения 20-го, 28-го гв. кавалерийских полков. После чего начал отход к реке Дон, а в 20.00 7 июля 1942 года начал переправу на восточный берег реки Дон в районе Старой Калитвы. 8 июля сосредоточился в районе Потаповка.
22-й гв. кавалерийский полк приказ об отходе на новые оборонительные рубежи получил с большим опозданием (в 16.00 6 июля) и, когда приступил к выполнению, увидел, что Владимировка, Ивановка заняты противником. Командир полка решил отходить через Воробьёво, Пирогово, где сосредоточился в 20.00. В 21.00 6 июля, присоединив к себе истребительный отряд дивизии и артиллерийский парк на конной тяге, полк выступил по маршруту: Воробьёво, Пирогово, Надеждино, Кривая Поляна – и к 5.00 7 июля сосредоточился в Ближней Полубянке. Убедившись, что частей дивизии нет, и что кругом заметно движение автомашин и танков противника, командир полка решил вывести полк в район леса, что северо-западнее 2 км Ольхового Лога, где пробыл до 22.00 7 июля. В 22.00 7 июля 1942 года полк выступил в направлении Сагуны, Колодежное, где сосредоточился к 11.00 8 июля, начал переправу на восточный берег реки Дон. К утру 9 июля полк вышел в район Потаповка.
Командиром 5-й гв. кавалерийской дивизии к 15.00 6 июля 1942 года отдан частям приказ – задержаться и занять оборону на рубеже: ст. Сагуны, Скорынин, Медведевка. Но, благодаря утере управления, части приказ не получили и отходили самостоятельно за реку Дон.
Штаб корпуса к 9.00 6 июля перешёл на запасной командный пункт Малое Ездаково. Связь с дивизиями осуществлялась: радио – с одной 6-й гв. кавалерийской дивизией, офицерами связи и офицерами командования.
В 10.00 6 июля 1942 года колонны до 50 танков и свыше 200 автомашин противника подходили головой к Лапино (севернее Малое Ездаково).
Огнём 2-го дивизиона 51-го гв. миномётного полка из района Каменки противник был остановлен. Уничтожено 3 танка и 10 автомашин с пехотой. В 10.30 до батальона пехоты с танками противника развернулось севернее Лапино и повело наступление на Малое Ездаково. В то же время 6 «Ю-88» противника бомбили район Малого Ездакова и дорогу от Каменки на Ездаково. Штаб корпуса перешёл в лес севернее Каменки.
В 11.00 6 июля 1942 года командир 3-го гв. кавалерийского корпуса с комиссаром были вызваны командиром 21-й армии, который, оценивая обстановку, уверял, что противник основные свои усилия направляет на северо-восток от Острогожска, но не юго-восток, и что перед корпусом действуют только мелкие группы автоматчиков. В районе Каменка 3-му гв. кавалерийскому корпусу была подчинена рота танков в количестве четырёх Т-34, семи Т-60, которой поставлена задача – не допустить дальнейшего продвижения колонны танков и автомашин от Малого Ездаково до Каменки. Эту роту танков командиру 3-го гв. кавалерийского корпуса пришлось три раза возвращать в район Каменки. После каждого раза, постреляв немного, она старалась скрыться. На танки были посажены оперативные работники штаба корпуса, которые заставляли их оказывать противнику упорное сопротивление.
В 11.30 получены данные, что дивизии ведут напряжённые бои с танками и мотопехотой противника, и что некоторые части начали отходить.
В 12.00 6 июля 1942 года командир 3-го гв. кавалерийского корпуса с опергруппой штаба на радиостанции выехал к дивизиям, чтобы лично убедиться в сложившейся обстановке.
В районе севернее Карпенково командир 3-го гв. кавалерийского корпуса оста-новил отходящие 18-й, 23-й, 25-й и часть 28-го гв. кавалерийских полков 6-й гв. кавалерийской дивизии, которые заняли рубеж (иск.) Бабяковка, Карпенково. Вместе с остановленными полками командир 3-го гв. кавалерийского корпуса задержал 12 пушек, полк артиллерии которых поставил на огневые позиции, изготовив их для отражения атак танков противника.
Части 5-й гв. кавалерийской дивизии (исключая 22-й гв. кавалерийский полк) уже отходили на Кодинцево, вслед за ними послан начальник штаба 5-й гв. кавалерийской дивизии для развёртывания их на рубеже реки Сухая Россошь.
Стало известно, что штабы 5-й и 6-й гв. кавалерийских дивизий потеряли управление частями, которые отходили самостоятельно в восточном и юго-восточном направлении за реку Дон.
Остановленные части 6-й гв. кавалерийской дивизии в районе Карпенково до исхода 6 июля вели бой с колонной около 30 танков и 150 автомашин противника, пытавшихся прорваться на юг. Огнём артиллерии подбито три танка противника. Потеряна одна пушка (раздавлена танком). Противник был задержан, в дальнейшем начал обходить Карпенково с юго-запада, угрожая тылу частей 6-й гв. кавалерийской дивизии. С наступлением темноты части отошли в район Кодинцево. Заслон, высланный разведкой, установил, что в 20.00 6 июля противник занял Берёзовую и большой колонной танков и мотопехоты проследовал далее на Перевальный, Подгорново. В это же время колонна танков и мотопехоты противника продолжала движение от Карпенково на юг.
Принято решение в ночь на 7 июля 1942 года прорваться через расположение противника и к утру 7 июля выйти на рубеж реки Сухая Россошь, где соединившись с другими частями 5-й гв. кавалерийской дивизии, перейти на реке Сухая Россошь к обороне, обеспечив отход – переправу за реку Дон вооружения и материальных ценностей.
Хорошо организованными ночными действиями части прорвались через расположение противника в районе Мало-Перевальный и к утру 7 июля заняли оборону по реке Сухая Россошь на рубеже Сухая Россошь, Башлаево. В этом районе частей 5-й гв. кавалерийской дивизии не было. Получены данные, что противник блокировал переправы – Колодежное, Верхний Карабут, Богородичное. Выслана разведка для проверки.
К исходу 7 июля части 6-й гв. кавалерийской дивизии вышли в район Сагуны, где и заняли круговую оборону. Был выслан офицер связи в штаб 21-й армии с подробным докладом об обстановке и действиях корпуса. Занятие противником переправ Колодежное, Верхний Карабут разведкой не подтвердилось. На этих переправах установлено большое скопление разных частей, обозов и эвакуированного населения.
К утру 8 июля 1942 года штаб корпуса с частями 6-й гв. кавалерийской дивизии вышел в район переправы Колодежное, где организовал переправу скопившихся частей и транспорта на восточный берег реки Дон под прикрытием 23-го и 25-го гв. кавалерийских полков. Переправочных средств у Колодежное не было. В течение ночи на 8 июля НИСом штаба корпуса был сделан паром грузоподъёмностью 32 тонны, которым за 8 и 9 июля 1942 года переправлено 18-й, 23-й, 25-й гв. кавалерийские полки 6-й гв. кавалерийской дивизии, 22-й гв. кавалерийский полк, части 297-й, 343-й, 76-й стрелковых дивизий, 1-й запасной кавалерийский полк, Евдаковская МТС в количестве 48 тракторов, 96 повозок, 600 голов крупного рогатого скота, 180 голов свиней, 4 гурта овец (800 голов) и около 10.000 человек гражданского населения с повозками, лошадями и имуществом.
По окончании переправы паром и лодка были сданы сапёрному батальону 219-й стрелковой дивизии. Переправившиеся в различных местах части корпуса сосредоточились 8 июля 1942 года в районах: Пески, Черкасское, Петровка, Потаповка. К утру 9 июля заняли оборону по восточному берегу реки Дон на рубеже Павловск, (иск.) Новая Калитва».
Таким образом, становится ясно, почему 3-й гвардейский кавалерийский корпус не смог принять участие в обороне Коротояка, а вынужден был с боями отступать, пока не вышел на рубеж Павловск, Новая Калитва.
Из вышеизложенных документов читатель сам смог убедиться в том, какая не-разбериха творилась в первые дни июля 1942 года на театре военных действий южнее Воронежа. Части двух фронтов, Брянского и Юго-Западного, вынуждены были отходить, ведя арьергардные бои, на восток на ограниченной территории. Штабы фронтов, да и не только фронтов, но и армий, дивизий, бригад потеряли связь со своими частями и подразделениями; приказы штабов, даже и доставленные до адресатов, не выполнялись. Доходило до того, что командиру корпуса приходилось самому лично останавливать и заставлять свои отступающие части защищать рубежи обороны; задерживать и заставлять воевать артиллеристов; не прятаться, а бить врага – танкистов. Такая вот была обстановка.
И ещё небольшой мазок к общей картине. В журнале боевых действий 3-го гв. кавалерийского корпуса было вскользь упомянуто, что 5 июля 1942 года «вновь во-шедшая в подчинение корпусу 1-я истребительная дивизия не прибыла и, как стало известно далее, продолжала оставаться в районе сосредоточения – севернее города Свобода». Как такое могло случиться?
Читаем официальные документы 1-й истребительной дивизии: «В 18.00 2 июля было получено распоряжение – 1-й истребительной ди¬визии сосредоточиться к 3.00 3 июля в районе Полaтoво, Ливен¬ка, где войти в подчинение 3-го гв. кавалерий-ского корпуса.
Получив боевой приказ командира 3-го гв. кавалерийского корпуса, к исходу 3 июля диви¬зия развернулась и заняла противотанковый район:
1-я истребительная бригада – Новолузино, Подлес;
5-я истребительная бригада – Нов. Изрог, Хмелевец;
2-я истребительная бригада – резерв командира дивизии Аношкин, Юрков.
3 июля, вследствие отхода частей 21-й армии с рубежа Василь-Полье, Ново-Рождественка и наметившегося удара противника мотомехчастями по северному берегу реки Тихая Сосна в направлении Шеншиновка и далее на северо-восток, распоряжением командира 3-го гв. кавалерийского корпуса 1-я истребительная бригада выброшена в Успенское с за¬дачей прикрыть южный берег реки Тихая Сосна фронтом на север и северо-восток.
К 13.00 наблюдением 1-й истребительной бригады установлено сосредоточение до 200 танков противника в 2-3 километрах севернее Красного Городи¬ща и движение большой колонны танков из Волоконовки на юго-восток. В районе севернее Новосёловки скопление и движение на юго-восток пехоты противника с автомашинами. Артиллерийским и миномётным огнём 1-й истребительной бригады была обстреляна ко¬лонна и скопление противника, после чего продвижение противника на юго-восток прекратилось, и вся его группировка повернула на северо-восток.
Ввиду угрозы переправы противника через реку Тихая Сосна в районе Ново-Хуторное, распоряжением командира дивизии в Ново-Хутор¬ное выброшен заслон от 2-й истребительной бригады в составе двух 76-мм батарей, взвода птр, взвода автоматчиков и ротой отдельного инженерно-минного батальона с задачей не допустить прорыва противника на юго-восток.
К 20.00 противник занял Ново-Хуторное.
4 июля в 22.30 получено боевое распоряжение штаба Юго-Западного фронта о со¬средоточении 1-й истребительной дивизии в районе Давыдовка – Копанище – Свобода с задачей прикрыть рубеж Верейское – Можайское – Трясоруково.
С наступлением темноты части дивизии начали выступление из своих районов по маршруту: Полатово, Никитовка, Алексеевка, Гезево, Воробьёвка, Каменка, Евдаково, Верхние Марки, Свобода, Давы¬довка в следующем порядке: 2-я истребительная бригада, 1-я истре¬бительная бригада и 5-я истребительная бригада. Марш проходил под воздействием бомбардировочной авиации про-тивника.
Противник в это время двигался вдоль реки Тихая Сосна в направлении Острогожска, пытаясь параллельным преследованием отрезать пути отхода группировки 21-й армии, выходившей за реку Дон.
В штаб 5-й бригады во время прохождения ею села Верхние Марки прибыл командую¬щий 21-й армии и устно передал распоряжение штаба Юго-Западного фронта о подчинении дивизии 21-й армии. 5-я бригада, выполняя распоряжение командующего, изменила маршрут и пошла на Белогорье, Павловск в составе 21-й армии.
1-я истребительная дивизия совершила марш протяжением 200 км за 24 часа, показав высокую мобильность и маневренность, вышла из-под параллельного преследования противником в полном порядке и в готовности к отражению танковых атак противника при попытке его форсировать реку Дон.
По прибытию в район сосредоточения 1-я истребительная дивизия (без 5-й истребительной бригады) распоряжением начальника Генерального Штаба Красной Армии оставлена в районе города Свобода в составе 6-й резервной армии.
5 июля 1942 года дивизия вышла из района Полатово в район Давыдовки. Ввиду нависшей угрозы переправ противника в районе города Свобода командир дивизии генерал-майор Фирсов вывел 1-ю и 2-ю истребительные бригады в город Свобода с задачей – не допустить переправ пехоты и танков противника на северный берег реки Дон». Таким образом, в лагере защитников города Свобода прибыло участников. Тех же, кто должен был защищать Коротояк, становилось всё меньше и меньше.
А что 53-й укрепрайон? О нём ещё будет речь дальше.
Часть II. Война подкатывает к Дону.
Глава I. Пятое июля 1942 года – страшный день.
Обстановка на правом берегу реки Дон с каждым часом всё более и более ухуд-шается, всё больше населённых пунктов оказываются захваченными врагом.
По сообщению старшего офицера Генштаба при штабе Брянского фронта под-полковника Борисенко Н.Н., бывшего с 28 июня по 2 июля 1942 года в войсках 40-й армии, обстоятельства первых дней (28 и 29 июня) боя были следующие.
Авиация противника полностью господствовала на поле боя и после артподготовки в первый день наступления (28 июня) обрушилась на артиллерийские позиции 40-й армии (160-й стрелковой дивизии и др.). Некоторые орудия не успели сделать ни одного выстрела, как были уничтожены или выведены из строя авиацией противника. По вспышкам орудий противник определял месторасположение батарей и подавлял их. Авиация противника сковала действия артиллерии 40-й армии в первый день боя. Большая часть артиллерии была выведена из строя. На поле боя основное огневое сопротивление оказывали наступающему противнику только пулемётные роты (160-й, 121-й стрелковых дивизий и др.). Танки в этот период действовали в районе огневых позиций артиллерии. После артиллерийской и авиационной подготовки противник двинул пехоту и танки, которые, как только с поля боя уходила авиация, останавли-вались.
Борисенко Н.Н. отмечает, что он ни 28, ни 29 июня не видел на поле боя, где он был, нашей авиации, которая бы прикрывала действия наших войск или противодействовала бы противнику, поэтому, делает он в своём докладе в Генштаб вывод, «самолёты противника действовали на низких высотах, бомбя наши боевые порядки и тылы дивизий. После бомбёжки эти самолёты вели пулемётный огонь по живой силе, автомашинам и другим целям… Всего одновременно волнами по 30-50 самолётов действовало до 200 самолётов противника».
После обработки боевого порядка авиация переключилась на огневое воздействие на командные пункты вплоть до КП штарма, подводя за собой танки с десантом или мотопехотой.
Наиболее рельефный пример чёткого взаимодействия между авиацией и танками противника можно привести при налёте авиации на командный пункт штаба 40-й армии 29 июня 1942 года в селе Быково.
В 14.00 появилось над Быково до 12 бомбардировщиков Ю-88, которые несколькими налётами пробомбили КП штарма, особенно район узла связи. Не дав опомниться, появляются 12 штурмовых самолётов, которые на бреющем полёте, начиная с восточной окраины Быково, пулемётно-артиллерийским огнём прочесали всё село и, подойдя к западной окраине села, неожиданно подвели танки, которые в упор начали расстреливать расположение командного пункта. Вся обработка проходила в течение 40-50 минут. При этом полёт штурмовой авиации происходил в виде спирали.
Приведённый пример говорит о чётком взаимодействии танков и авиации не только на время прорыва переднего края оборонительной полосы, но и на весь бой в глубине обороны.
Перед началом наступления противник провёл тщательную разведку всей на-шей обороны. Из показаний пленных видно, что он особенно был заинтересован в определении расположения командных пунктов. Разведку используя, как воздушную, так и агентурную. И на основании разведданных основной удар направил на расположения командных пунктов, чтобы нарушить систему управления.
Командарм-40 менял свой КП в период завязки боя. Находясь на новом КП и узнав о начале наступления, командарм-40 – генерал Парсегов вернул штаб на старое место в деревню Ефросимовка, где штаб был подвергнут ожесточённой бомбардировке и понёс потери убитыми и ранеными. Три рации штаба армии, находящиеся в пути, были уничтожены. Проволочная связь со всеми дивизиями с 19.00 28 июня, даже с 45-й, 62-й и 212-й стрелковыми дивизиями, которые боя не вели, была нарушена. Связь с 45-й, 62-й и 212-й дивизиями была восстановлена лишь к 7.00 29 июня, а радиосвязь – к 1.00 29 июня.
Весьма вероятно, что противник знал местонахождение КП штаба 40-й армии и в первый же день совершил на него налёт – лишил штаб средств управления. Одной и той же участи подверглись оба КП штарма-40.
Таким образом, штарм-40 почти в течение суток не управлял дивизиями, и дивизии не знали о судьбе своего штаба армии.
Узел связи штарм-40 вопреки приказу был оборудован не в земле, что и вело к нарушению его работы (связистки разбегались при бомбёжке).
Суммируя действия авиации с 28 июня по 6 июля, Борисенко отмечает, что «с момента начала наступления (28 июня) до момента развёртывания боёв за Воронеж (5-6 июля) авиация противника превосходила нашу авиацию и на некоторых участках бомбила безнаказанно». Город Воронеж 5 июля выдержал 500 налётов самолётов противника.
Заместитель командующего 2-й Воздушной армией генерал Полынин 5 июля 1942 года сообщил: «Не хватает истребителей!». Видимо, их действительно не хватало.
К 5 июля 1942 года правое крыло 40-й армии в основном отошло на реку Дон.
Брянский фронт своим левым крылом [13-я и 40-я армии] продолжал тяжёлые бои с наступающими превосходящими силами противника. К 5 июля в основном 13-й армии удалось остановить рвущегося вперёд противника. Последующими контрударами противнику были нанесены большие потери и к 10 июля обе стороны фактически перешли к обороне. Угрожающее положение создалось на воронежском направлении.
Сталин приказал командующему Брянским фронтом генерал-лейтенанту Голикову лично выехать на левый фланг фронта, организовать командный пункт в городе Воронеже и оттуда руководить …войсками. Опергруппа штаба Брянского фронта, возглавляемая Голиковым, членом Военного Совета фронта корпусным комиссаром Сусайковым и начальником штаба опергруппы полковником Сидельниковым, выехала в Воронеж.
К исходу 3 июля немецкие части вышли к переправам через Дон (Семилуки, Малышево). Части 75-го укрепрайона, оставив после боя укрепления воронежского обвода, отошли. 40-я армия отходила к Дону. К этому времени, как целой организованной войсковой силы, 40-й армии не было. Управление было потеряно. На рубеже реки Дон (восточный берег) в обороне фактически находилась одна 232-я стрелковая дивизия. Появилась реальная угроза городу Воронежу.
5 июля группа автоматчиков-немцев, переправившись через реку Дон, проникла в рощу «Длинная», что южнее Воронежа, и оттуда вела огонь по нашим частям и отдельным группам командиров. Недалеко от этой рощи был ранен в руку генерал-майор Дмитриев, начальник управления артиллерией Брянского фронта.
Командующий фронтом генерал-лейтенант Голиков, член Военного Совета корпусный комиссар Сусайков, все генералы, прибывшие с ним (Дмитриев, Яркин, Петров, Березовский), а также начальник политуправления фронта дивизионный комиссар Пигунов, выехали к переправам и на наиболее ответственные участки 40-й армии, где шли жестокие бои.
В эти тяжёлые дни штабы очень плохо представляли себе боевую обстановку на театре военных действий. И генералы ехали в войска, чтобы, разобравшись на месте, оказывать посильную помощь в руководстве, а если требовала обстановка, то и брать командование на себя.
Авиация противника группами по 5, 10 и 20 самолётов, совершая до 300-500 самолётоналётов, бомбила город Воронеж с утра до исхода дня. Город во многих местах горел, разрушения были велики. Жители почти все покинули город. В этих условиях шла спешная эвакуация госимущества и ценностей. Самолёты противника десятками бомбили железнодорожные пути на северо-восток (Воронеж – Грязи) и юг (Воронеж – Лиски), разрушали пути, связь, били по эшелонам с ранеными и беженцами, имуществом.
На левом крыле 40-й армии создалась чрезвычайно напряжённая обстановка. Сосед слева 21-я армия ещё 2 июля без управления отходила на восточный берег реки Оскол, а её правое крыло – 8-я мотострелковая дивизия, 297-я стрелковая дивизия и другие части под фланговыми ударами противника, переправившегося на восточный берег реки Оскол, откатились в район Старый Оскол. Создавалась угроза окружения левого крыла 40-й армии и правого крыла 21-й армии в силу того, что противник с севера и юга вдоль восточного берега реки Оскол стремился отрезать пути отхода.
На этом основании заместитель командующего 40-й армии генерал-майор Жмаченко и член Военного Совета армии бригадный комиссар Грушицкий, возглавлявшие группировку левого крыла армии, на имя командующего Брянским фронтом генерал-лейтенанта Голикова 2 июля самолётом послали мотивированное решение, в котором, исходя из обстановки, просили: централизовать в одних руках управление всей группой войск, включая и танковые корпуса, и утвердить решение с этой группой войск ударом через Ястребовку, Ефросиновку, п. Советский, Кшень разгромить тылы противника и в районе Касторное примкнуть к Брянскому фронту. Не получив утверждения, зам. командарма и член Военного Совета, настойчиво просили командующего танковой группой – зам. Наркома обороны генерал-лейтенанта Федоренко и настаивали перед ним, как представителем Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии, об объединении руководства и оставлении 4-го и 24-го танковых корпусов в районе Старый Оскол до подхода соединений левого крыла армии, которые, сохранив управление, совершали марш в район Старого Оскола. И после их сосредоточения всей группой войск ударить по тылам противника в северном направлении согласно выше изложенного решения. Генерал-лейтенант Федоренко категорически отказался и принял решение – танковыми корпусами самостоятельно пробиваться в направлении Касторное. Отвод танковых корпусов дал возможность противнику сомкнуть кольцо на восточном берегу реки Оскол и оседлать все переправы. В силу этих причин обстановка на левом крыле армии создалась исключительно напряжённой. Ведя тяжёлые бои в полном окружении, левому крылу армии приходилось пробиваться отдельными отрядами и группами через реку Оскол на рубеже Старый Оскол, Сорокино. Особенно ожесточённые бои с большими потерями с обеих сторон завязались южнее лесов Старого Оскола. В этом районе противник ввёл в бой до четырёх дивизий с танками и авиацией. Войска левого крыла армии продолжали отбивать многочисленные атаки противника.
К 5 июля 1942 года правое крыло 40-й армии в основном отошло на реку Дон. Противник, развивая свой успех, перехватил переправы в Старые Семилуки и ворвался в город Воронеж, предварительно бросив авиадесант силою до стрелкового полка. Над городом Воронежем нависла непосредственная угроза вторжения противника. Срочно требовались силы для преграждения пути немцам на город.
Однако дивизии резервных армий ещё не достигли назначенных рубежей. Авиация противника парализовала железнодорожный транспорт по линии Отрожка – Лиски, и двигаться им пришлось пешим порядком. Дивизионная артиллерия отставала. Не хва¬тало автомашин, лошадей. Командование фронтов, армий пыталось принимать экстренные меры.
4 июля 1942 года был снят с должности командующего 40-й армией генерал-лейтенант артиллерии, Герой Советского Союза Парсегов, и назначен на эту должность генерал-лейтенант Попов (командующий 61-й армией), который стал энергично собирать остатки 40-й армии и организовывать более стойкое сопротивление частями армии врагу.
5 июля части 24-го танкового корпуса заняли оборону на рубеже: Урыво-Покровское, Болдыревка, Богуславка, Свистовка, Малиново, Уколово, Русская Тростянка, Хохол-Тростянка с задачей – не пропустить противника в восточном на-правлении, обеспечивая плановый отход советских войск через Дон через переправы в Острогожске и Коротояке.
Где-то в районе 14.00 перед позициями 130-й танковой бригады появилось до 100 немецких танков. Пока бригада пыталась остановить германскую армаду, в 17.30 от Федоренко пришёл новый приказ, согласно которому 24-й корпус выводился из боя и должен был двигаться к переправам в Острогожске и Коротояке для передислокации на левый берег Дона.
Но выполнить приказ удалось лишь частично. Дело в том, что пока части корпуса ожидали своей очереди на переправу, один из мостов в районе Коротояка утром 6 июля около 6.00 был разрушен артогнём вновь прорвавшихся немцев.
Не имея возможности переправиться на левый берег, 24-й танковый корпус днём 6 июля занял оборону на правом берегу Дона, рассчитывая на восстановление переправы.
Штаб Юго-Западного фронта не имел достоверных сведений о местоположении своих армий. Те сведения, что указывались в оперсводках, не соответствовали действительности. Например, в оперативной сводке Юго-Западного фронта от 5 июля 1942 года указано: «293-я стрелковая дивизия вела бой в районе Круглое, Камышенка. Противник, перейдя в наступление, овладел Сетище, Красное. 76-я стрелковая дивизия отошла на рубеж Ураково, (иск.) Подсереднее». Ниже из рассказа Тамары Арсентьевны Бирюковой (Дунаевской) станет ясно, что 93-й стрелковый полк 76-й стрелковой дивизии в это время переправлялся через реку Дон в районе Коротояка. Что касается 293-й дивизии, то имеется документ 817-го артиллерийского полка этой дивизии, в котором указано: «5 июля полк сосредоточился для переправы через реку Дон в Хворостани, Урыво-Покровском, Коротояке». Чтобы не было сомнений, что переправу совершал только артиллерийский полк этой дивизии, читаем дальше: «В момент переправы 5 и 6 июля разведка штабной батареи умело переправила своё хозяйство и дала большую помощь в переправе полковой батарее 1036-го стрелкового полка [293-я стрелковой дивизии]… Во время форсирования реки Дон в районе Коротояк полк занимал оборону по западной окраине с. Покровское. Полк обеспечил переправу танкам, автомашинам, машинам РС, артиллерии других частей, и только последней начала форсировать реку Дон артиллерия полка».
Такие расхождения в боевых документах можно объяснить тем, что обстановка быстро менялась, штабы переезжали с места на место, управлять войсками было невероятно трудно. Линейная связь между многими пунктами была нарушена, радиостанций войска почти не имели: их по старинке обеспечивали, главным образом, телефонами. Из-за отсутствия стабильной линии фронта отсутствовала и полевая телефонная связь. Связисты просто не успевали её протянуть. Потому связь штаба фронта со своими армиями осуществлялась только через офицеров связи, а пока офицер получит задание, найдёт штаб необходимой ему армии, пока вернётся, пройдёт время, а обстановка менялась стремительно.
А.С. Бурдейный в своей книге писал об этом времени: «В эти тяжёлые дни штабы очень плохо представляли себе боевую обстановку. Оперативные сводки и разведданные поступали с большим опозданием, если поступали вообще. Приказы и распоряжения сыпались в таком изобилии, что войска были просто не в состоянии не только выполнить, но и приступить к их организации».
Генеральный Штаб Красной Армии в оперативной сводке № 187 на 08.00 6 июля 1942 года сообщал: «В течение 5 июля войска левого крыла Брянского и правого крыла Юго-Западного фронтов продолжали вести оборонительные бои с наступающим
противником, сдерживая развитие прорыва его танковых и моторизованных частей в направлениях Воронеж и Острогожск…».
Красная Армия отступала... Отход войск происходил в исключительно тяжёлых условиях. Войска на марше и на переправах были беспрерывно под воздействием авиации противника, которая, имея безраздельное господство в воздухе, бомбёжкой и штурмовыми действиями разгоняла колонны отступающих, а также непрерывно бомбила переправы. Танковые части противника, имея маневренность, далеко оставили позади главные силы 21-й и 40-й армий, и вышли на их тылы и коммуникации, при этом захватив ряд важных переправ через реки Оскол и Дон. В ходе отступления дивизии 40-й армии Брянского фронта и 21-й армии Юго-Западного фронта понесли большие людские потери и вынуждены бросить огромное количество техники и тяжёлого вооружения.
Многие ветераны после войны, рассказывая о пережитом летом 1942 года, о гнетуще-тяжком отступлении нашей армии, ссылались на роман Михаила Александровича Шолохова «Они сражались за Родину» – мол, в нём точно и ёмко нашло отражение всего увиденного и пережитого ими. Автор нашла уместным процитировать классика:
«На синем, ослепительно синем небе – полыхающее огнём июльское солнце да редкие, раскиданные ветром, неправдоподобной белизны облака. На дороге – широкие следы танковых гусениц, чётко отпечатанные в серой пыли и перечёркнутые следами автомашин. А по сторонам – словно вымершая от зноя степь: устало полёгшие травы, тускло, безжизненно блистающие солончаки, голубое и трепетное марево над дальними курганами, и такое безмолвие вокруг, что издалека слышен посвист суслика и долго дрожит в горячем воздухе сухой шорох красных крылышек перелетающего кузнечика.
Николай шёл в первых рядах. На гребне высоты он оглянулся и одним взглядом охватил всех уцелевших после боя за хутор Сухой Ильмень. Сто семнадцать бойцов и командиров – остатки жестоко потрёпанного в последних боях полка – шли сомкнутой колонной, устало переставляя ноги, глотая клубившуюся над дорогой горькую степную пыль. Так же, слегка прихрамывая, шагал по обочине дороги контуженый командир второго батальона капитан Сумсков, принявший на себя после смерти майора командование полком, так же покачивалось на широком плече сержанта Любченко древко завёрнутого в полинявший чехол полкового знамени, только перед отступлением добытого и привезённого в полк откуда-то из недр второго эшелона, и всё так же, не отставая, шли в рядах легко раненные бойцы в грязных от пыли повязках.
Было что-то величественное и трогательное в медленном движении разбитого полка, в мерной поступи людей, измученных боями, жарой, бессонными ночами и долгими переходами, но готовых снова, в любую минуту, развернуться и снова принять бой.
Николай бегло оглядел знакомые, осунувшиеся и почерневшие лица. Сколько потерял полк за эти проклятые пять дней! Почувствовав, как дрогнули его растрескавшиеся от жары губы, Николай поспешно отвернулся. Внезапно подступившее короткое рыдание спазмой сдавило его горло, и он наклонил голову и надвинул на глаза раскалённую каску, чтобы товарищи не увидели его слёз… «Развинтился я, совсем раскис… А всё это жара и усталость делают», – думал он, с трудом передвигая натруженные, будто свинцом налитые ноги, изо всех сил стараясь не укорачивать шага.
Теперь он шёл, не оглядываясь, тупо смотрел себе под ноги, но перед глазами его опять, как в навязчивом сне, вставали разрозненные и удивительно ярко запечатлевшиеся в памяти картины недавнего боя, положившего начало этому большому отступлению. Опять он видел и стремительно ползущую по склону горы, грохочущую лавину немецких танков, и окутанных пылью перебегающих автоматчиков, и чёрные всплески разрывов, и рассеянных по полю, по нескошенной пшенице, в беспорядке отходящих бойцов соседнего батальона… А потом – бой с мотопехотой противника, выход из полуокружения, губительный огонь с флангов, срезанные осколками подсолнухи, пулемёт, зарывшийся рубчатым носом в неглубокую воронку, и убитый пулемётчик, откинутый взрывом, лежащий навзничь и весь усеянный золотистыми лепестками подсолнуха, причудливо и страшно окроплёнными кровью…
Четыре раза немецкие бомбардировщики обрабатывали передний край на участке полка в тот день. Четыре танковые атаки противника были отбиты. «Хорошо дрались, а не устояли…» – с горечью подумал Николай, вспоминая.
На минуту он закрыл глаза и снова увидел цветущие подсолнухи, между строгими рядами их стелющуюся по рыхлой земле повитель, убитого пулемётчика… Он стал несвязно думать о том, что подсолнух не пропололи, наверное, потому, что в колхозе не хватило рабочих рук; что во многих колхозах вот так же стоит сейчас ни разу не прополотый с весны, заросший сорняками подсолнух; и что пулемётчик был, как видно, настоящий парень – иначе почему же солдатская смерть смилостивилась, не изуродовала его, и он лежал, картинно раскинув руки, весь целенький и, словно звёздным флагом, покрытый золотыми лепестками подсолнуха? А потом Николай подумал, что всё это – чепуха, что много пришлось ему видеть настоящих парней, изорванных в клочья осколками снарядов, жестоко и мерзко обезображенных, и что с пулемётчиком это просто дело случая: тряхнуло взрывной волной – и посыпался вокруг, мягко слетел на убитого парня молодой подсолнуховый цвет, коснулся его лица, как последняя земная ласка. Может быть, это было красиво, но на войне внешняя красота выглядит кощунственно, оттого так надолго и запомнился ему этот пулемётчик в белесой, выгоревшей гимнастёрке, раскидавший по горячей земле сильные руки и незряче уставившийся прямо на солнце голубыми потускневшими глазами…
Усилием воли Николай отогнал ненужные воспоминания. Он решил, что лучше всего, пожалуй, ни о чём сейчас не думать, ничего не вспоминать, а вот так идти с закрытыми глазами, ловя слухом тяжкий ритм шага, стараясь по возможности забывать про тупую боль в спине и отёкших ногах.
Ему захотелось пить. Он знал, что воды нет ни глотка, но всё же потянулся рукой, поболтал пустую фляжку и с трудом проглотил набежавшую в рот густую и клейкую слюну.
На склоне высоты ветер вылизал дорогу, начисто смёл и унёс пыль. Неожиданно гулко зазвучали на оголённой почве до этого почти неслышные, тонувшие в пыли шаги. Николай открыл глаза. Внизу уже виднелся хутор – с полсотни белых казачьих хат, окружённых садами, – и широкий плёс запруженной степной речки. Отсюда, с высоты, ярко белевшие домики казались беспорядочно рассыпанной по траве речной галькой.
Молча шагавшие, бойцы оживились. Послышались голоса:
– Должен бы привал тут быть.
– Ну, а как же иначе, отмахали с утра километров тридцать.
Сзади Николая кто-то звучно почмокал губами, сказал скрипучим голосом:
– Родниковой, ледяной водицы по полведра бы на брата…
Миновав неподвижно распростёршую крылья ветряную мельницу, вошли в ху-тор. Рыжие, пятнистые телята лениво щипали выгоревшую траву возле плетней, где-то надсадно кудахтала курица, за палисадниками сонно склоняли головки ярко-красные мальвы, чуть приметно шевелилась белая занавеска в распахнутом окне. И таким покоем и миром пахнуло вдруг на Николая, что он широко открыл глаза и затаил вздох, словно боясь, что эта знакомая и когда-то давным-давно виденная картинка мирной жизни вдруг исчезнет, растворится, как мираж, в знойном воздухе.
На площади, густо заросшей лебедой, снова умолк, оборвался мерный топот пехоты. Слышно было только, как шаркают по голенищам поникшие, тяжёлые метёлки травы, покрывая зелёной пыльцою сапоги, да к удушливому запаху пыли примешался тонкий и грустный аромат доцветающей лебеды.
Война докатилась и до этого затерянного в беспредельной донской степи ху-торка…».
Почему ветеранам именно эти шолоховские строки были близки? Скорее всего, потому что писатель сумел уловить и передать те чувства и мысли, которые беспокоили солдата в июле 1942 года, когда пришлось ему отступать, оставляя врагу родную землю, чувствуя себя без вины виноватым перед остающимися на этой земле женщинами, детишками и стариками, перед собственной совестью. И ещё – довелось ему во отчую столкнуться с ужасными картинами войны и почти тут же видеть уголки нетронутой мирной жизни. Именно это запало в душу, и именно это сумел уловить великий писатель и показать в своей книге.
Красная Армия отступала… По-разному довелось отступать нашим солдатам. Не имея связи, потеряв командиров, шли небольшими группами. А бывало, и просто бежали… Миномётчик Иван Иванович Олимпиев после войны, вспоминая лето 1942 года, рассказал: «Я был командиром миномётного расчёта. Миномёт калибра 82 миллиметра. Под моим управлением 15 человек. Целое войско! Миномёт таскали на себе: и плиту, и треногу, и ствол, и боекомплект. Каждая мина - больше трёх килограммов! А плита и вовсе 36 килограммов! Не шутка. Связи у нас тогда не было. Это потом всё появилось.
А было вот что... Вечером легли на отдых. А в третьем часу утра - летом ночи короткие - подняли нас по тревоге. Вскочили - и к миномётам. А немец уже вплотную подошёл. Вначале была неразбериха. Пришлось вначале растеряться немного. А потом бились. Бились, как могли. К вечеру у меня в расчёте осталось только трое бойцов. А в минроте - всего два ствола. Из офицеров - командир роты и ещё один командир взвода. В миномётной роте полного состава около шестидесяти человек и четыре ствола. А тут нас осталось человек десять. Побежали. Пришлось и побежать. Бежали мы лихо. Бежим. А навстречу какой-то генерал на легковой машине. Выскочил из машины, трясёт пистолетом, кричит: «Так-то вашу!.. Куда?! Назад!». И тут в его машину - прямое попадание снаряда. Шофёра убило, машина искорёжена. Генерал уже пожилой, грузный такой, с животом. А нам – по двадцать лет. И веришь - нет, он так бежал, что мы за ним едва угнались... Где-то потом остановились. Генерал нам в глаза не смотрит. Весь пистолет в глине. А мы миномёты не побросали. Всю матчасть вынесли. Так что и генералы бегали». Было и такое…
Война подкатывала к Дону… Вместе с отходящими частями 21-й и 40-й армий приближалась к Коротояку и его переправе. Участница боёв за Коротояк, как она сама себя называла, Тамара Арсентьевна Бирюкова (Дунаевская), гвардии младший лейтенант медицинской службы, вспоминала: «В июле сорок второго года советские части, ведя тяжёлые оборонительные бои, медленно откатывались на восток. Отступал и наш 93-й стрелковый полк 76-й стрелковой дивизии 40-й, а потом 21-й армии.
Большей частью шли мы полями, превратившимися в огненный заслон. Горел хлеб на корню, запах гари выедал глаза. Клубы чёрного дыма заволакивали небо, и всё живое устремлялось к прохладе донской волны.
В июле полк остановился в нескольких километрах от села Коротояк, разместился на придонских кручах. Командование, выставив отряды прикрытия, решило дать возможность основным силам полка начать переправу.
Перед переправой через Дон выдалась короткая передышка. Усталые бойцы разлеглись вповалку прямо на земле. Мне же, санинструктору роты, было не до отдыха. Оставшиеся легкораненые нуждались в перевязке, а некоторых нужно было спешно эвакуировать в медсанбат.
Командир роты Семёнов стоял, прислонившись к обугленному дереву. Из задумчивости его вывел голос неожиданно появившегося адъютанта комполка:
– Товарищ лейтенант, вас вызывает командир.
Ротный, оглядев красивого, щеголевато одетого молоденького младшего лейтенанта, коротко бросил:
– Сейчас буду, – куском ветоши почистил сапоги, поправил гимнастёрку и на-правился к штабным палаткам.
В палатке, кроме командира, находились комбат Грязнов и комиссар. Расположившись на патронных ящиках, они изучали лежащую на земле карту.
– Садитесь, лейтенант, – пригласил Сушков, вскинув на Семёнова серые утомлённые глаза. Семёнов присел на свободный ящик. Закончив какие-то расчёты, Сушков снова взглянул на ротного и глухо проговорил:
– Слушайте, лейтенант. Серьёзную задачу поручаем вашей роте, – тупым концом карандаша он обвёл на карте участок местности, – вот здесь вы должны как можно дольше задержать противника. Примите на себя его удар, надо боем сковать продвижение немцев. Это обеспечит переправу наших основных частей, – после небольшой паузы добавил, – сигнал вашего отхода – две белые ракеты и позывной «Ураган» по радио. Сколько у вас осталось людей?
– Тридцать девять человек, – озабоченно ответил Семёнов.
– Не густо, – вздохнул комполка, но пообещал, – оружием и людьми поможем...
Возвращаясь в роту, Семёнов обдумывал полученную задачу: «Значит, на этот раз прикрывать отход будем мы и должны любой ценой задержать врага». Не хотелось сразу говорить об этом ребятам: они знали, что обычно из отряда заслона мало кто остаётся в живых.
Вскоре подошло обещанное пополнение – двадцать два солдата и сержант, во главе со щеголеватым младшим лейтенантом. В полку все его запросто звали Серёжей.
С пополнением в роту прибыло и оружие: автоматы, большой запас патронов, шесть ручных пулемётов да ещё четыре противотанковых ружья. Каждому бойцу выдали гранаты и бутылки с горючей смесью.
Построив роту, Семёнов осмотрел подгонку снаряжения у бойцов и убедился, что всё в порядке. Он хотел было уже пойти доложить командиру полка о готовности к выступлению, но тут...
– Бог ты мой! – проговорил он, увидев в строю меня, навьюченную двумя сани-тарными сумками, вещевым мешком, до отказа заполненным бинтами, со скаткой и автоматом через плечо и всем прочим солдатским снаряжением.
Заметив критический взгляд ротного, я доложила, что закреплена за ротой и считаю необходимым идти на задание вместе со всеми.
– Без меня, без медицинской помощи вам всё равно не обойтись, – сказала я.
В этот день не только наша рота выступила для прикрытия. Таких отрядов, вероятно, было несколько, ведь дивизию могли обойти с флангов. Но мы об этом не знали. У нас была своя задача. Рота должна закрепиться у Терновой балки – так называлось место на карте. На нашем направлении она являлась наиболее удобной позицией.
Семёнов то и дело поглядывал на новых бойцов из пополнения. В основном это были крепкие парни. От Серёжи узнал – все уже обстрелянные фронтовики, многие воюют с первых дней, есть отличившиеся, награждённые. В общем, народ надёжный, на них можно положиться.
Терновая балка протянулась вдоль леска. Обойдя её, мы обнаружили ещё несколько неглубоких овражков. В них разместили пулемётные гнёзда. Балку пересекала широкая грунтовая дорога.
Семёнов осмотрел позиции, и рота сразу же начала их оборудовать.
Вместе с выделенными в помощь бойцами мы соорудили в небольшом овражке что-то вроде блиндажа. Внутри устроили жердевые настилы для раненых, положили на них ветки и накрыли плащ-палаткой. Я быстро навела чистоту, тут же, в нише разложила запас медикаментов.
Пока рота занималась укреплением своих позиций, Семёнов непрерывно наблюдал в бинокль за дорогой. Вскоре на ней появились немецкие танки. Издалека они казались маленькими, почти игрушечными. Рядом с танками шла пехота.
Командир роты ещё раз оглядел позиции. Бойцов сейчас трудно было узнать. Бесшабашные весельчаки, какими они были несколько часов назад, теперь стали серьёзны и строги.
А колонна немцев всё ближе и ближе. Уже можно было разглядеть на танках чёрные с белой обводкой кресты, нестройно колышущиеся ряды пехотинцев. Гул моторов вливал в душу тревогу.
Напряжение возросло до предела. Следовало сказать бойцам что-то дружеское, ободряющее, но Семёнов смог только выкрикнуть:
– Без команды не стрелять! – и, казалось, сам поразился своему хриплому, резкому и злому голосу.
Подпустив танки на четыреста-пятьсот метров, ротный приказал открыть огонь, и сразу же раздались резкие хлопки противотанковых ружей, застрочили пулемёты и автоматы.
Прошло всего несколько минут, и задымился головной танк. Свалились скошенные пулемётными очередями несколько пехотинцев врага. На какие-то секунды среди немцев возникло замешательство. Из горящей машины выскочили танкисты в чёрной форме и тут же были сражены автоматными очередями.
Замешательство продолжалось недолго, танки остановились, пехота залегла, укрываясь за каждым бугром. Затем танки перестроились в линию перед боевыми порядками пехоты. Торопливо развернулись позади атакующих пушки и миномёты. Над окопами нашей роты стали рваться снаряды и мины, усилился пулемётный обстрел.
Танки вновь поползли вперёд. С противным шорохом и жужжанием пули ворошили бруствер траншей. Земля вздрагивала от взрывов, комья её сыпались на головы бойцов.
Тщательно прицеливаясь и нажимая на спуск противотанкового ружья, вёл огонь старшина Башкатов.
– Дудки! Не пропущу! – выкрикивал он, подбадривая себя. – Я ещё запасец припрятанных консервов не съел.
В роте его звали жадиной: он всё приберегал да придерживал до «особого случая».
Вблизи вдруг разорвалось несколько снарядов. Хлопки противотанкового ружья Башкатова смолкли, послышался стон. Он обхватил руками голову и повалился на дно траншеи. Из раны текла кровь.
Подобравшись к нему, я перевязала его и волоком на плащ-палатке потащила в наш наспех оборудованный «лазарет». Длинная узкая траншея казалась нескончаемой. Башкатов, стиснув зубы, уткнулся в брезент.
– Пить, – облизывая запёкшиеся губы, стонал он.
– Сейчас, сейчас. Скоро мы доберёмся. Потерпи, – приговаривала я, – вот уже недалеко осталось, ещё один поворот. Траншея кончается, а там кусты, за ними «лазарет», более спокойно, и воды целая фляга, – задыхаясь, успокаивала я раненого.
И тут заметила, у поворота траншеи кто-то копошится и посапывает. Подошла ближе – Рязанцев!
– Быть не может! – удивилась его появлению впереди нас.
– Может, может, – услышала в ответ.
Этот солдат, весельчак и балагур был ранен в руку и обе ноги. Я наложила ему шины и сказала, чтобы подождал моего возвращения, а он с перевязкой шинами сам, оказывается, стал передвигаться к «лазарету». Вижу, что невмоготу уже солдату двигаться, но он со своим неуёмным характером не поддается боли, да ещё и улыбаться пытается.
В землянке-«лазарете» Башкатов был пятым, а Рязанцев шестым. Гляжу на них: «Господи, все тяжелораненые».
– Ну, терпите, ребята, – попросила я. И выбежала транспорт искать для отправки раненых.
В густых зарослях тёрна увидела замаскированную повозку, а рядом – седого, но крепкого старика Павленко, заросшего густой щетиной. Вместе с ним мы тронули повозку к «лазарету». А когда подъехали к нему, на том месте увидели глубокую воронку.
– Где же? Где же они? – вырвалось у меня со стоном. Ещё до конца не осознав случившегося, с истошным криком, я спрыгнула в воронку. Лихорадочно руками стала раскапывать землю, швыряла комки, изломанные корни. Всё надеялась, может, кто-то жив ещё, может, засыпало, может, найду...
Павленко увидел, что я почти бессознательно держу в руке обрывок плащ-палатки, понял бесполезность моих раскопок и властно крикнул: «Вылась!».
Обессилевшая, я опустилась на дно ямы. В голове какой-то хаос, от слёз всё вокруг затуманено. Но голос ездового привёл меня в чувство.
– Что ты как малое дитя ревёшь? И что ты там ищешь? Цепляйся за вожжи. Крепче держись.
Павленко вытащил меня из воронки, подхватил за обе руки и ласково, по-отечески сказал: «Успокойся. Ничем теперь не поможешь».
Плохо помня себя, бежала по траншее к КП роты. Спотыкаясь на каждом шагу, добралась до Семёнова. Когда он увидел меня, догадался: стряслась беда. Сдавленно крикнул: «Что?». И по моему лицу, по губам, еле слышно выдавившим лишь одно слово «лазарет», всё понял.
А бой продолжался. По всей полосе наших траншей дружно строчили автоматы. Били противотанковые ружья, тарахтели пулемёты.
Загорелись ещё два танка, затем в стороне закрутился и остановился с порванными гусеницами ещё один.
На левом фланге налилась копоть, и поднялись клубы чёрного дыма. Через десяток минут ещё от одного немецкого танка потянулся дымящийся хвост. Наступавшая за ними пехота, понеся большие потери, залегла, некоторые фрицы стали отползать в поисках хоть какого-нибудь укрытия.
Сержант Коля Горелов словно прирос к пулемёту. Посылая одну за другой короткие очереди, он ловил на мушку прячущихся в траве и за кочками немцев, приговаривал: «Я вам покажу Коротояк... Я вам покажу Москву. Получайте, гады!».
Но вдруг захлебнулись и его голос, и его пулемёт. Горелов свалился ничком, за-жимая рукой горло. Я подползла, склонилась над ним и поняла, что моя помощь уже не нужна – сержант был мёртв. Мечась от одного раненого к другому, как-то непроизвольно, боковым зрением я видела и запоминала всё происходящее.
Немцы, видимо, поняли, что лобовой атакой им нас не одолеть, и бросили на левый фланг, где командовал Серёжа, почти батальон пехоты и два танка.
Им удался обходной манёвр, но тут они наткнулись на замаскированные пулемётные гнёзда. Пулемётчиков поддержал дружный автоматный огонь из быстро занятых запасных окопов. Гранатами и бутылками с «горючкой» был подожжён близко подошедший танк. Другой дал задний ход и скрылся за бугром. Пехота врага тоже отошла к лощине, укрываясь за танком.
Бой то затихал, то вновь разгорался, но лейтенант Семёнов не терял счёт времени, часто поглядывал на часы. Воспользовавшись небольшим затишьем, ротный связался по рации со штабом. Ему сообщили, что переправа шла полным ходом. Командир полка просил продержаться ещё с полчаса – и тогда заслону можно отходить.
Пригибаясь в окопах и ходах сообщения, Семёнов обошёл свои позиции, подсчитал потери. Двадцать раненых, хотя и с трудом, но могли передвигаться, их отправили в тыл. Пошли они, опираясь на палки, помогая друг другу, прихватив винтовки с последними патронами - на всякий случай.
В это время из-за тучки вынырнула «рама» – немецкий самолёт-корректиров щик.
– Сейчас прилетят, гады, – раздражённо проговорил командир роты и побежал на свой КП. И точно. Минут через десять появились пикирующие бомбардировщики. С воем и свистом полетели бомбы. Земля вздыбилась, визжали осколки, сея вокруг смерть и разрушение.
Бойцы залегли на дно траншей, стараясь глубже втиснуться в землю. А взрывы всё ухали и ухали, осыпая их комьями глины и падающими на излёте кусками металла...
Едва кончилась бомбёжка, немцы вновь атаковали роту, стремясь, во что бы то ни стало, прорваться через балку. Снова появились вражеские самолёты, опять началась бомбёжка.
Когда рукопашные схватки завязались по всей траншее, немецкие транспортёры и танки пересекли балку. И тут я увидела две белые ракеты. И тут же, на моих глазах, командир роты схватился за грудь и упал на дно траншеи. Я пробралась к Семёнову. Около него уже склонился молодой боец из пополнения Ваня Звягинцев. Рана оказалась сквозной, пуля прошла через грудь навылет, но, судя по спокойному кровотечению, главных артерий не задела. Приложив подушечки из индивидуальных пакетов на входное и выходное отверстия, я туго закрепила бинт.
Осторожно осмотревшись, мы поняли, что, укрывшись в отростке траншеи, остались немцами незамеченными. Да им, видимо, уже было не до позиций задержавшего их заслона. Они и так долго топтались перед балкой, и теперь танки и пехота устремились к Дону.
Этот день, 6 июля 1942 года, так обильно оплаченный жизнями бойцов нашей роты, близился к концу. Багровое, будто пропитанное кровью, небо стало темнеть.
Мы рискнули дождаться сумерек в траншее. Благо, передовые части врага особого интереса к нашей бывшей позиции не проявили. Когда движение в балке прекратилось, Ваня выдернул из обшивки траншеи две жерди и приспособил на них плащ-палатку. Положив на носилки Семёнова, мы добрались до леска, уставшие, обессилевшие, опустились на глинистую землю. И тут только я почувствовала боль в ноге. Сняла сапог. Портянка от засохшей крови слиплась с чулком. Из осколочного разреза сочилась кровь.
Пока накладывала повязку, послышался лёгкий стон. Я торопливо закрепила концы бинта и наклонилась к командиру роты. Он открыл глаза, взглянул вокруг и тихо спросил: «Где мы? Что со мной?».
Стараясь говорить спокойно и внятно, я рассказала о прорыве немцев через балку и предупредила: «Вставать нельзя. Вы контужены, и пуля прошла сквозь грудь, резко двигаться нельзя, старайтесь не говорить».
– А люди? Кто ещё уцелел? – всё-таки спросил он.
– Здесь в лесу нас только трое. Кто по сигналу отхода сумел уйти в лес, не знаю. Немцы сразу бросились по дороге через балку, торопились к Дону.
Иван Звягинцев сидел поблизости и курил, пряча огонь самокрутки в согнутой ладони.
– Что будем делать, командир? Мы продержались, наверное, больше пяти часов. А кто остался жив из роты, сказать трудно, полегло, конечно, много.
– Значит, мы сейчас в окружении? – заключил лейтенант.
– Наверное, так, – как с чем-то обычным, без страха согласился Ваня.
Семёнов, морща лоб от сильной боли, покачал головой и решил: «Нужно пробираться лесом вверх по течению Дона, а там искать наши войска».
– К нашим, только через Дон, – сказал Звягинцев.
Приближался рассвет. Нога разболелась сильнее, однако, хотя с трудом я могла идти. А как быть с Семёновым? Ложиться на носилки он не хотел. Стал потихоньку передвигаться с нашей помощью.
Мы медленно брели, с опаской пересекая просеки, преодолевая валежник. Уже перед рассветом, ушедший на разведку Ваня быстро вернулся и, широко, улыбаясь, доложил:
– Рядом Дон. Плоскодонку отыскал в камышах, и вёсла есть. Недалеко, с полкилометра от нас.
Семёнов попросил достать карту:
– Надо уточнить, где мы, – чуть приподнявшись, здоровой рукой показал обведённый на карте красной чертой рубеж, – вот она, Терновая балка, балка смерти и гибели нашей роты.
– Проклятое место! – зарыдала я.
– Нет, Тамара, это место не проклятое, оно станет местом Славы. Нашей солдатской Славы.
Мы разместились в плоскодонке, окинули взглядом оставленный берег Дона, и Звягинцев веслом оттолкнул от него лодку...».
Интересные, мастерски написанные воспоминания. Они восполняют пробел, оставленный официальными документами: в них в подробностях рассказывается, как советские воины, зная, что им, скорее всего, придётся погибнуть, уничтожали врага. Но автор не может согласиться с Тамарой Арсентьевной в том, что бой в Терновой балке происходил именно 6 июля 1942 года, потому что рано утром 6 июля 1942 года немцы заняли Коротояк (об этом будет рассказано ниже), и 93-й стрелковый полк 76-й стрелковой дивизии не мог бы переправиться в Коротояке. Скорее всего, события, рассказанные Тамарой Арсентьевной, имели место 4-5 июля 1942 года.
А что же происходило 5 июля 1942 года в самом Коротояке и его окрестностях?
Много лет спустя после войны, вспоминая 5 июля 1942 года, майор Константин Георгиевич Будрин, в то время командир мотострелкового батальона 24-й мотострелковой бригады 24-го танкового корпуса, написал, что командир бригады сообщил ему, что немецкие танки уже в Острогожске, и приказал его батальону не позже 17.00 выйти в район Коротояка и не допустить захвата немцами переправ через Дон. «За какой-то час батальону предстояло совершить 40-километровый марш в условиях полного господства в воздухе вражеской ави¬ации. Поэтому мы шли к Дону на возможно предельной скорости. Обстановка напряжённая. Вражеские части захватили плацдарм на левом берегу Дона в районе Воронежа.
Передовые части 6-й немецкой армии, овладев переправами через Дон в районе Острогожска, развили наступление на город Каменка. Отходя к Дону, мы видели огромные колонны вражеских тан¬ков, пехоты и артиллерии, совершавших параллельное преследование. Головы их колонн далеко ушли на восток. Гитлеров¬цы, очевидно, были уверены в том, что уничтожив переправы через Дон и лишив возможности подвоза из тыла запасов, легко разгромят нас, обессиленных, ещё на западном берегу…
Всюду дымное пламя пожарищ – горели многие сёла и созревающие посевы. Огромные толпы беженцев, бросая родные места, торопливо уходили на восток. Дороги были забиты тачками, повозками и телегами, гружёнными домашним скарбом – чемоданами, мешками, узлами, на которых сидели дети и старики. В колонне беженцев было много раненых. С болью в сердце мы слышали стоны и крики испуганных людей, проклятья в адрес фашистов.
Чем ближе к Дону, тем было труднее. Большие стаи «юнкерсов» внезапно налетали на нашу колонну. От сброшенных ими бомб содрогалась земля, стоял сплошной грохот разрывов, взлетали вверх комья земли и обломки разбитых машин. Гарь и дым сопровождали нас до самого Дона. Доносились до нас глухие раскаты бомбёжки на востоке. Фашистские стервятники бомбили Урыв, Коротояк, Лиски и другие города на Дону.
Когда батальон вышел в район Коротояка, в воздухе над нами всё время висели «юнкерсы» и «хейнкели», сбрасывая бомбы. «Мессеры» проносились плотным клином, поливая огнём из пушек и пулемётов. Избежать потерь не удалось.
Всю дорогу и подступы к Коротояку запрудили машины, по¬возки, орудия на конной и механизированной тяге. Забиты ули¬цы и дворы города. В грохоте разрывов авиабомб, зареве и дыму пожарищ всё перемешалось: горят тягачи и, скрежеща гусеница¬ми, напролом тянут к мосту 122-мм гаубицы, непрерывно гудят грузовики – все стремятся любым путём прорваться к переправе.
В Коротояке уже действовали немецкие автоматчики, переодетые в красноармейскую форму одежды. Им удалось про¬никнуть в город со стороны Острогожска. Об этом доложил мне старший лейтенант Брагин. Бойцы его роты успели про¬чесать и выловили трёх гитлеровцев.
Не допустить захвата противником переправ через Дон – такова была задача батальона. Выполняя её, я приказал роте Брагина занять оборону по южной окраине города, перекрыв дороги, идущие из Острогожска и Успенского. Рота лейтенанта Петра Фомичёва и противотанковая батарея Бабченко перешли к обороне западной окраины города, оседлав дороги из Солдатского и Тернового. Заняли удобные позиции миномётчики и зенитная батарея. Роту автоматчиков лейтенанта Михаила Фесенко я вывел в резерв и расположил ближе к переправе.
Гитлеровцы непрерывно бомбили мост и прилегающие к нему берега с обеих сторон Дона. Глухие взрывы взметали на¬стил моста и фонтаны воды возле него. Во многих местах настил моста разметало взрывами, один пролёт был совершенно разбит, только сваи обломками торчали из воды. У переправы и на подступах к ней образовалась пробка – сплошное месиво машин и повозок.
На мой КП прибыл полковник Копылов с комбатом-один Бибиковым, и нам с кручи хорошо просматривалась вся картина на переправе.
– Товарищ Будрин, наведите порядок на переправе, – приказал мне командир бригады. – Направьте туда комендантом толкового командира. Выделите ему автоматчиков.
– Есть, товарищ гвардии полковник! В районе переправы находятся зампотех Моченят, начбой Карасёв и парторг бата¬льона Юдин!
– Вот и назначь комендантом переправы Николая Юдина, – посоветовал мне Бибиков. – Лучшего коменданта в данной обстановке не найти. Ему помогут гвардейский рост и внушительная комплекция.
– Да. Пожалуй, так будет вернее, – согласился я.
Действительно, в той сложной обстановке навести порядок на переправе можно было только силою автоматчиков и волей такого огромного и сильного человека, каким был секретарь партбюро батальона, способного проявить в нужный момент суровость, решительность и беспощадность.
Однако с назначением Юдина комендантом переправы нас опередил командир корпуса. А дело было так.
Ещё на марше, переправившись на южный берег реки Потудань в районе села Прилепы, роту Брагина и все машины роты обеспечения с боеприпасами, продовольствием, кухни, санитарные и другие во главе со старшим политруком Юдиным я направил в обход шоссе – на Терновое и по балке на южную окраину Коротояка. Юдин, приведший колонну машин в город, успел побывать на переправе и, убедившись в том, что мост разрушен, вернулся к своим машинам.
Недалеко от церковной ограды он встретил подъехав¬ших на «эмке» генерала Баданова и комиссара корпуса полкового комиссара Бахтина. Об этой встрече так нам рассказал парторг.
Генерал-лейтенант Баданов В.М. – Что вы здесь делаете? – поздоровавшись, спрашивает меня Бахтин.
– Привёл колонну машин к переправе, – отвечаю, – чтобы их сохранить, переправить за Дон и не связывать ими батальон.
– Что же не переправляете машины? – спрашивает генерал.
– Только что вернулся с переправы, – говорю. – Её уже нет, разбомбили «юнкерсы». Я видел всё это лично.
... Генерал мне приказывает:
– Говорите, что моста нет? Так вот – назначаю вас комендантом переправы.
– Какой переправы? – говорю я командиру корпуса. – Я же доложил, она разбита.
Генерал … подошёл ко мне.
– Вот, товарищ комендант, вы и восстановите её. –
Как, Иван Захарович, вы согласны с моим решением? – обратился генерал к Бахтину.
– Правильно. Он сможет, – ответил полковой комиссар.
– Я же не сапёр, не понимаю в инженерном деле ничего, – попытался я отказаться от весьма ответственного задания.
Генерал Баданов подошёл ко мне вплотную и на высоких тонах, как он часто говорил, когда был расстроен чем-либо, категорически сказал:
– Никаких разговоров! От моего имени подчиняйте себе всех, кого нужно, но переправа через Дон чтобы была. И наведи¬те там порядок. Не теряйте времени.
Так наш парторг и стал комендантом переправы через Дон в районе Коротояка. Надо сказать, старший политрук Юдин проявил хорошие организаторские способности, силу воли и решительность, чтобы восстановить разрушенный мост в той критической обстановке.
Для наведения порядка на переправе я передал Юдину автоматчиков. Он сумел подчинить себе сотни людей, в том числе и сапёров, пехотинцев, артиллеристов, шоферов. Сняв со своих машин шанцевый инструмент, они двинулись на мост. В самые сжатые сроки мост и подходы к нему были расчищены от убитых лошадей, разбитых повозок, машин и орудий. Во главе с сапёрным командиром группа солдат разобрала несколько ближайших построек и доставила на мост бревна и доски. Местные жители то ли из магазина, то ли с базы притащили скобы, гвозди, молотки и работа на мосту закипела. Люди работали самоотверженно, не обращая внимания на «юнкерсов», круживших над переправой. Работали без отдыха и перекуров. Часам к семи вечера мост был восстановлен и непрерывным потоком по нему на восточный берег пошли грузовые машины. Пробка на переправе была ликвидирована.
О дальнейших событиях на переправе Юдин рассказал так:
– Подходит ко мне полковник-артиллерист и говорит: «Я от генерала Баданова. Он приказал остановить переправу транспорта и в первую очередь пропустить артиллерию». Отвечаю: «Боюсь за мост, он скрипит под тяжестью даже полуторок, а тракторов с орудиями не выдержит». Продолжаю пропуск автомашин. Отбиваю «атаки» артиллеристов, пытающихся на тракторах со 122-мм гаубицами проскочить к мосту.
Генерал Баданов вновь прислал своего представителя с запиской: «Пропускайте артиллерию». Делать нечего. Пошла на мост артиллерия на конной тяге. Следом, расталкивая всех, нахально ворвался трактор с тяжёлым орудием. Артиллерийский командир, размахивая руками, кричит: «Посторонись! Дорогу!» Я волнуюсь и про себя говорю: «Выдержит мост или нет?» Тем временем трактор, дойдя до ранее разрушенного пролёта, сорвал крепления и, опрокинувшись с обочины мо¬ста, булькнул в пучину Дона, потянув за собой и пушку-гаубицу. «Ну, брат, убедился?» – спрашиваю представителя командира корпуса. А он: «Видел. Это по неопытности тракториста. Мост должен выдержать». Мы быстро провели ремонт разрушенного участка – машины вновь пошли по мосту. Однако генерал Баданов своего приказа не отменил. Я вынужден был пустить на мост второй трактор. Всё повторилось. Трактор вновь разрушил пролёт и свалился в Дон вместе с пушкой.
На переправу прибыл полковник 40-й армии. По его приказу все орудия на механической тяге были выведены для обороны подступов к Коротояку.
Вновь укрепили пролёт и по нему пошли машины. Незадолго до наступления сумерек из-за южной окраины города внезапно появились вражеские самолёты. Они с остервенением набросились на мост и на подходы к нему, совершенно разрушив несколько пролётов. Переправа машин по мосту в районе Коротояка стала невозможной...
День 5 июля 1942 года незабываем. Гвардейцы нашего батальона выполнили свой долг – не допустили захвата врагом переправы через Дон в Коротояке.
В середине ночи на мой КП прибыл старший лейтенант с боевым распоряжением командира бригады. Полковник Ко¬пылов приказал мне сдать оборонный район стрелковому полку и вывести батальон в Урыв».
В рассказ Константина Георгиевича закралось несколько неточностей. Во-первых, организовал и руководил переправой через реку Дон в районе Коротояка, переправил более 200 автомашин, несмотря на беспрерывный огонь противника, батальонный комиссар, комиссар штаба 24-й мотострелковой бригады Виталий Митрофанович Шилов. Это подтверждается наградными документами, согласно которых батальонный комиссар Шилов Виталий Митрофанович, комиссар штаба 24-й мотострелковой бригады, организовал и руководил переправой через реку Дон в районе Коротояка (прошло более 200 автомашин). Во-вторых, майор Будрин то ли забыл, то ли не захотел говорить о том, что Коротояк был просто оставлен без какой-либо защиты и обороны, и на самом деле никакому стрелковому полку майор Будрин свой район обороны в Коротояке не сдавал. Это также подтверждено документами: «с наступлением темноты бригада, оставив оборону, подтянулась к переправе через реку Дон. В виду неисправности переправы переправа началась утром 6 июля 1942 года под огнём артиллерии и миномётов противника. В течение дня бригада подтягивалась и сосредотачивалась в саду в районе Дракино».
А в основном рассказ Константина Георгиевича подтверждается документами частей 24-го танкового корпуса: «К утру 5 июля 1942 года колёсные машины 54-й танковой бригады сосредоточились Коротояк – Острогожск. Танки на основании боевого приказа заняли оборону на рубеже Урыво-Покровское, Болдыревка, высота северо-западнее Прилепы. На переправе в Коротояке было сосредоточено большое количество колёсных машин, артиллерии. Переправа непрерывно подвергалась сильной бомбёжке авиацией противника. Машины, находящиеся в районе Коротояка, также подвергались бомбёжке.
В 17.00 противник занял южную окраину Острогожска и теснил наши части к реке Дон. Район переправы в Коротояке совершенно не прикрывался с воздуха нашей авиацией, поэтому противник безнаказанно бомбил переправу и уничтожал живую силу и материальную часть. В 15.00 переправа была разрушена от бомбёжки авиацией противника. В течение ночи переправа восстанавливалась и только к 3.00 6 июля 1942 года была готова. Переправа машин проходила не организованно – с нескольких сторон машины продвигались к переправе, что замедляло движение. В 5.00 был открыт противником сильный артиллерийско-миномётный огонь по переправе в Коротояке с направления Острогожска. Машины стали гореть, боеприпасы, находящиеся на машинах, взрывались. Мост также начал гореть. Дальнейшее продвижение машин было немыслимо. Личный состав перебрался на восточную сторону реки Дон, а оставшиеся машины, которые не горели, были подожжены. Машины, которые были переправлены, и личный состав сосредотачивались в Давыдовке».
В документах 226-й стрелковой дивизии 21-й армии Юго-Западного фронта о событиях, происходивших в районе переправы у Коротояка, записано: «875-й гаубично-артиллерийский полк и два батальона 987-го стрелкового полка 226-й стрелковой дивизии к исходу дня 5 июля сосредоточились в районе переправы через реку Дон в Коротояке. Авиация противника в течение дня 5 июля бомбит мост через Дон в Коротояке, не давая возможности переправиться частям и тылам на восточный берег реки Дон.
В районе Коротояка скопилось очень большое количество автотранспорта, обозов, артиллерии частей 21-й и 40-й армий.
2-й батальон 987-го полка с 875-м артполком и частью сил других частей 226-й дивизии, находясь на северо-западной окраине Коротояка, заняли оборону с задачей прикрыть переправу.
На переправе общего руководства старших начальников не было, в результате чего царили полнейший беспорядок и угроза оставления противнику материальной части и автотранспорта на западном берегу реки Дон.
Тылы дивизии и тылы полков к исходу дня 5 июля переправились на восточный берег реки Дон и сосредоточились в Петропавловке. Руководство по восстановлению разбитого авиацией противника моста взяли на себя заместитель командира 875-го артполка майор Ревин и комиссар полка старший батальонный комиссар Карпов.
В 16.05 5 июля получена выписка из боевого приказа штаба 21-й армии от 5 июля 1942 года «226-ю дивизию вывести за реку Дон в район Липовка, Лосево, Павловск, Ершовка, Нижний Кисляй на доукомплектование и подготовку обороны по восточному берегу реки Дон».
В ночь с 5 на 6 июля мост был восстановлен, но отсутствие порядка и невоз-можность его восстановить своими силами привело к тому, что к утру 6 июля 875-й артполк переправил всего лишь 8 орудий с упряжками. После чего мост был разрушен трактором с прицепом 150-мм орудия 5-го гв. артполка.
С 5.00 6 июля противник, подтянув силы, повел наступление на Коротояк. В это
время мост был разрушен. Сдержать противника силами дивизии было нельзя. Ос-тавшаяся материальная часть, автотранспорт и обозы частей дивизии были уничтожены на западном берегу реки Дон в Коротояке. Пехота переправилась через Дон на подручных средствах и вплавь.
Штадив с 24.00 5 июля на восточном берегу реки Дон в Троицкое. Остаткам частей и тылам дивизии отдано приказание сосредоточиться в Среднем Икорце.
К исходу дня 6 июля штадив и остатки частей дивизии с тылами сосредоточились в Среднем Икорце».
Тщательная разведка реки Дон на участке Коротояк – Урыво-Покровское с целью отыскания переправ и бродов положительных результатов не дала. Не имея возможности переправиться на левый берег, 24-й танковый корпус днём 6 июля занял оборону на правом берегу Дона, рассчитывая на восстановление переправы. 4-я гв. танковая бригада находилась северо-западнее окраины Урыв-Покровки, 54-я танковая бригада – в Болдыревке, 130-я танковая бригада – в Девице, 24-я мотострелковая бригада – западнее Давыдовки, 24-й отдельный танковый полк – на восточной окраине Тресоруково. Штаб корпуса находился в Троицком.
А как же надеялись переправиться на левый берег Дона танкисты? Как пере-правлялись другие части?
Начальник инженерной службы 4-й гвардейской танковой бригады гвардии майор Василий Григорьевич Качура 6-9 июля 1942 года на переправе в районе Урыво-Покровское, наведя должный порядок, при отходе частей через реку Дон силами сапёрного взвода бригады организовал переправу частей и в течение трёх суток руководил ею, переправив 700 автомашин, 30 лёгких танков, 25 тракторов с прицепами, 15 орудий различного калибра, чем спас значительную часть боевой материальной части от уничтожения. Во время артобстрела и авиабомбёжки на переправе личным примером воодушевлял как переправляющих, так и переправляемых людей, не допуская случаев растерянности.
Из воспоминаний участника боёв с фашистами в селе Урыв Ф.Я. Корнеева: «Пехота называет переправу «хребтом жизни и смерти». Для сапёров и понтонёров, наводящих переправы, это постоянное испытание на мужество и смелость, решительность и находчивость. Здесь, на реке, судьбы тысяч и тысяч воинов зависят от героизма и боевой выучки понтонёров, от организаторских способностей их командиров. Ведь чем быстрее и неожиданней появлялись наши десанты на берегу или умело уходили за водную преграду от наседавшего врага, тем меньше проливалось солдатской крови. Алексей Петрович Тихонов – комбат нашего 23-го Вислянского орденов Александра Невского и Красной Звезды отдельного понтонно-мостового батальона – был одним из тех людей, которые презирают смерть. В подтверждение приведу записи из своего фронтового дневника: «6 июля 1942 года, село Урыв Воронежской области. Прошедшие сутки были сутками ужаса, мне некогда было написать и строчки, да они и так запомнятся на всю жизнь. 48 часов непрерывной работы под кромешным огнём врага. Но к вечеру всё же, перекрыв намного существующие нормы, мост через Дон был дан, и войска по приказу уходят и уходят на восток. Остались мы одни. Говорят, должны подойти наши танки... «Мы оседлали Дон широкий», – шутит мой друг Костя Иванов. А сегодня утром, у моста показались танки с паучьими свастиками, и наш мост взлетел в воздух. Не удалось фашистам с ходу проскочить на наш берег». Подрывниками лично руководил комбат Тихонов. И дальше в дневнике записано: «Запомнят эту донскую водичку, если останутся в живых, комсорг Зайпуллин, помкомвзвода Султанбаев и Чубаров, старшина Юденков, мой друг комвзвода Михаил Трифонов и все мы, недавно прибывшие на фронт дальневосточники, которые двое суток работали в донской воде и от немецких пуль и бомб ныряли в воду...». Это было в июле 1942 года. Тогда на весь Воронежский фронт был один наш понтонно-мостовой батальон, бедно тогда мы жили».
5 июля 817-й артиллерийский полк 293-й стрелковой дивизии сосредоточился для переправы через реку Дон в Хворостани, Урыво-Покровском, Коротояке.
Переправа через реку Дон была крайне затруднительна: недостаточно переправочных средств, притом примитивных, очень большое скопление различного транспорта и т.д. Всё же полк переправил полностью материальную часть и личный состав.
Особо отличились в организации переправы комиссар 3-й батареи мл. политрук Матвеенко, старшина, ст. сержант Орлов и красноармеец Кулибаев. Эти храбрецы, несмотря на бомбардировку с воздуха, приспособив лодку, переправили всё батарейное хозяйство. 5-я и 6-я батареи делали плоты, на которых также переправили полностью батарею. Особо отличился старшина 5-й батареи Николенко, который под пулемётным обстрелом и бомбардировкой с воздуха без единой потери переправил обоз батареи. Во время переправы полк подобрал 85 лошадей и боевое оружие, брошенное другими частями. На марше хорошо работала разведка, которая вела разведку противника и разведку пути, что обеспечивало бесперебойно и без потерь движение полка.
Из документов 602-го пушечно-артиллерийского полка: «3 июля 1942 года полк при отходе к переправе через реку Оскол в районе Лукьяновки трижды принимал боевой порядок для отражения нападения танков противника на колонну. В результате коротких боевых действий огнём 3-ей и 4-ой батарей атаки танков были отбиты. В этих боях у переправы от прямых попаданий снарядов противника полк потерял материальную часть и весь личный состав 4-ой батареи. Все попытки полка прорвать боем танковые заслоны с десантами автоматчиков через реку Ступень и Оскол в районе Чуфичево оказались безуспешными из-за ограниченного числа снарядов и больших потерь материальной части, особенно тракторов, и личного состава от огня танков, артиллерии и бомбардировки с воздуха. Оставшаяся в наличии материальная часть в количестве 5 пушек и тракторов без боеприпасов и горючего были взорваны. Автоколонне полка в количестве 46 машин удалось прорваться через вражеское кольцо и сосредоточиться на западном берегу реки Дон в районе Девица, где со-средоточились отходящие части 40-й и 21-й армий.
Все имеющиеся переправы в районах Урыв-Покровское, Девица, Коротояк были разрушены авиацией противника. Все попытки восстановить эти переправы сапёрными частями не удались из-за постоянных массированных налётов и бомбардировки авиацией противника. Чтобы сохранить оставшуюся технику и личный состав и вывести их на восточный берег реки Дон было предложено немедленно приступить к постройке парома своими силами в районе Урыв-Покровского, и для постройки паромов использовались герметически закупоренные железные бочки. В результате напряжённой работы всего коллектива бойцов и командиров, паром был построен, и в течение 3-х суток днём и ночью переправляли автомашины, технику и личный состав. Переправившись через реку Дон, полк проследовал через ст. Давыдовка и двинулся в направлении д. Нижне-Байгора, где по приказу Военного Совета [Воронежского фронта] с 12 июля 1942 года приступил к новому формированию».
Корпусный инженер 3-го гв. кавалерийского корпуса гвардии майор Золотарёв докладывал своему командованию: «Переправа войсковых частей через реку Дон в районе Колодезное организована не была. Мною по личной инициативе силами бойцов, отставших от войсковых частей, были собраны все имеющиеся у местного населения переправочные средства, и построен паром грузоподъёмностью 32 тонны, дающий возможность одновременно переправлять 12 повозок или 50 лошадей. На построенном пароме и лодках в течение 7-9 июля 1942 года были переправлены части 3-го гв. корпуса, 297-й, 343-й, 76-й стрелковых дивизий, 1-й запасной кавалерийский полк, Евдаковская МТС в количестве 48 тракторов, 96 повозок, 600 голов рогатого скота, 180 свиней, 4 гуртов овец (800 голов) и около 10000 человек гражданского населения с повозками, лошадьми и скотом. 9 июля по окончанию переправы частей и гражданского населения мною, батальонным комиссаром Быстровым и старшим лейтенантом Перерва с тремя коноводами были собраны брошенные войсковыми частями 158 лошадей, 8 волов и переправлены на восточный берег реки Дон. По окончанию переправы паром и лодки были сданы командиру сапёрного батальона 219-й стрелковой дивизии».
В тяжёлых условиях отходил из района Старый Оскол за реку Дон в район Давыдовки 309-й отдельный гвардейский миномётный дивизион , входивший в состав 4-го танкового корпуса. Перед переправой через Дон в боевых установках на танках Т-60 кончился бензин. Достать бензина 1-го сорта было негде, но и ждать его также было нельзя: противник всё время держал дивизион под миномётным огнём и бомбёжками с воздуха. Танки были заправлены бензином 2-го сорта. Моторы работали с перебоями, с перегревами. От выхлопа в карбюратор мотор танка Т-60 [боевая установка «Катюша»], который вёл гвардии старшина, механик-водитель 1-й батареи Николай Митрофанович Заболоцкий, загорелся. Жизни водителя грозила опасность, но презирая её, Заболоцкий тушил пламя, не покидая машины. Не бросил он танка и тогда, когда на нём загорелась одежда и волосы. Рискуя жизнью, Заболоцкий спас свою машину, получив ожоги рук и головы.
Из-за отсутствия у командира взвода боепитания 309-го отдельного гвардейского миномётного дивизиона командной выдержки и настойчивости, неумения его организовать подчинённых, взвод отходил из района Старый Оскол в район Давыдовки не организованно. Колонна разорвалась и сбилась с маршрута. В результате этого транспортные машины с секретными снарядами отводились и переправлялись через Дон самостоятельно шоферами. Шофёр Фёдор Андреевич Додонов самостоятельно вывел и переправил через Дон две машины, чем сохранил для боевых установок два дивизионных залпа. По пути следования машины неоднократно подвергались бомбардировкам и миномётному обстрелу. Переправу через Дон двух машин Додонов сумел осуществить в исключительно трудных условиях. Второй шофёр, ехавший с Додоновым, дважды в трудные моменты предлагал взорвать машины со снарядами и спасаться самим, но Додонов проявил достаточно воли и находчивости, возглавил ехавших с ним людей и добился того, что требовал от него долг воина Красной Армии, в чистоте сохранил честь гвардейца. Снаряды, сохранённые Додоновым, позже нанесли серьёзный урон немецким оккупантам.
Начальник заставы 92-го пограничного полка Михаил Григорьевич Паджев после войны в своей книге писал: «Наконец, оказались на окраине села Сторожевого, примостившегося на крутом берегу Дона.
Подойдя к селу, увидели такую картину. В садах, у домов, на улицах, прямо на берегу сидели, ходили, стояли женщины, старики, дети. Тут же располагались красноармейцы, в большинстве раненые. Рядом паслись коровы, лошади, овцы. Всё это осело у Дона с намерением перебраться на другой берег. В распоряжении переправлявшихся было с десяток лодок. У них толпилось несколько сот людей гражданских и военных. Мешая друг другу, они пытались сесть в лодки. Однако переправиться через реку никому не удавалось. Переполненные людьми лодки переворачивались, так и не отойдя от берега. Слышался шум, крики, плач детей. Появились вражеские самолёты. Они пронеслись над переправой на бреющем полёте и из пулемёта обстреляли собравшихся. Это усилило панику. Самолёты появились вновь. Люди заметались, ища спасения от пуль.
Видя это, секретарь Истобнинского райкома, начальник милиции и я приняли решение развернуть нашу группу в цепь, оттеснить толпу от берега и установить жёсткий порядок переправы. Решили в первую очередь отправить за Дон женщин с детьми, затем раненых, потом остальных. Последними переправятся бойцы и командиры. Осуществить наше намерение, однако, было не так-то просто. Но постепенно страсти улеглись. Каждый стал терпеливо ждать своей очереди.
Оказавшись неожиданно «комендантом» переправы, я приказал собрать к причалу все лодки, на которых могло разместиться сразу не более шестидесяти человек, и, разбив местных рыбаков на бригады гребцов, назначил младшего политрука Гончарова старшим над ними. На каждую лодку посадил ещё по бойцу в помощь ему. Через коридор, образованный пограничниками, сержанты Пугачёв и Векшин провели первую группу женщин и детей. Начались рейсы на восточный берег Дона.
Группу за группой отправляли мы стариков, женщин, детей и раненых бойцов. Потом остальных в порядке очередности. Так было перевезено около семисот человек. Когда люди оказались на том берегу, и наступило относительное затишье, мы вместе с погонщиками скота из эвакуированных совхозов и колхозов с большим трудом загнали в воду несколько сот лошадей и коров, и те поплыли на восточный берег. Трудности возникли с переправой овец. Овцы никак не хотели «садиться» в лодки. Первый «овечий рейс» был не совсем удачным. Часть животных на середине реки выпрыгнула из лодок и затонула. Однако когда на другом берегу овец скопилось значительное количество, они охотно подходили к лодкам, и переправа пошла быстрее. Так перевезли четыреста или пятьсот овец.
За ночь в селе снова скопилось немало граждан, бойцов и командиров. А на рассвете в районе хутора Матюшкин возникла ружейно-пулемётная стрельба, в которую постепенно вклинилась артиллерийская. Несколько снарядов разорвалось в селе и в Дону. Прибежал связной от Джамолдинова, который оставался в Матюшкине с группой бойцов для прикрытия.
– В хутор ворвались немецкие танки с десантом автоматчиков, – доложил боец. – После перестрелки мы отошли за овраг и окопались. Легко ранен пограничник Бондарь, а лейтенанту три пули прошили гимнастёрку, но только спину обожгли. Он просил узнать, как быть дальше?
– Передайте Джамолдинову, чтобы продолжал наблюдение за хутором. При изменении обстановки немедленно доложить мне. По сигналу белой и красной ракет прибыть сюда, к переправе.
Пока шёл этот разговор, к переправе подъехали десятка два конников. Многие из них сидели на своих скакунах прямо без сёдел. На плечах каждого была плащ-палатка, на груди – автомат. Всадники сразу направились к переправе. Сержанты Пугачёв и Векшин с помощью других пограничников попытались остановить конников. Но те упрямо напирали на них. Тогда со старшиной Городнянским и остальными пограничниками заставы я поспешил на помощь. Дело едва не дошло до стычки. К счастью, в это время на дороге показалась легковая автомашина. Из неё вышли двое в тёмно-синих шоферских комбинезонах и генеральских фуражках. Мы находились внизу, у переправы, а люди, поверх одежды которых были надеты комбинезоны, стояли наверху у обрыва. Такое расположение делало их рослыми и широкоплечими. Один из прибывших властным голосом скомандовал:
– Коменданта переправы ко мне!
Это охладило пыл конников.
Я доложил о том, что произошло. Подошёл и старший группы кавалеристов. Под плащ-палаткой у него не было видно знаков различия.
– Я член Военного Совета Мехлис , – произнёс человек в шофёрском комбине-зоне.
До войны Мехлис был начальником Главного политического управления Красной Армии. Какими сейчас он располагал полномочиями, я не знал, но увидел, как побледнело лицо старшего группы конников. Он назвал свою фамилию. В памяти осталось, что он – полковник, командир одного из корпусов 40-й армии.
– Где ваши войска? Почему вы оказались здесь? – сурово спросил Мехлис.
– В Синих Липягах наш штаб неожиданно был атакован немецкими танками, – взволнованным голосом произнёс полковник, – связь с войсками и штабом армии прервалась, мы вынуждены были отойти.
И он умолк.
– Заместителю немедленно принять командование корпусом, установить связь с войсками, – приказал Мехлис, – а вас от командования корпусом отстраняю.
Конники быстро покинули переправу и от села Сторожевого поспешно удалились по берегу на север. Машина Мехлиса тронулась к югу на Коротояк.
Ещё двое суток перевозили мы в лодках раненых и беженцев на восточный бе-рег. Немецкие автоматчики дважды пытались ворваться в хутор Матюшкин, но пограничники под командованием лейтенанта Джамолдинова встречали их дружным огнём. Немцы бежали под защиту своих танков.
В одну из пауз я передал Джамолдинову, чтобы он оставил занимаемый рубеж и присоединился к нам. Застава переправилась через Дон. Мы оказались в селе Анашкине [Аношкино], куда в скором времени прибыл усиленный стрелковый батальон одной из частей 6-й армии. Из-за незнания обстановки командир батальона разрешил людям разойтись по домам, а артиллерийскую батарею, миномёты, станковые пулемёты оставил прямо на улице. Техника стояла в том порядке, как подразделения следовали на марше.
С младшим политруком Гончаровым я разыскал командира батальона, пред-ставился.
– Начальник заставы 92-го погранполка.
– А что, на Дону теперь граница? – иронически произнёс комбат.
– Всё движется, и граница тоже передвигается, – сказал я спокойно, – а вот беспечность – она в любом месте не оправданна. Ваши люди думают, что и войны уж больше нет. Побросали технику, сами разошлись по хатам, надеются, что впереди река. А она не так уж широка. Смотрите, чтобы немецкие пулемётчики вас не пощипали.
– Вы что, шутите? – спросил комбат. – Какие пулемётчики?
– На рассвете мы переправились сюда из Сторожевого, – пояснил я. – Наших войск на той стороне нет. В хуторе Матюшкине немцы. Есть ли наши войска правее или левее Сторожевого, не знаю.
Командир батальона правильно воспринял нашу информацию и немедленно приказал командирам подразделений приступить к оборудованию оборонительного района.
Мы вернулись к пограничникам заставы. Вечером комбат отыскал нас.
– Старший лейтенант, помоги. Организуй охранение по берегу реки, тогда я не буду снимать людей с оборонительных работ.
– Хорошо, это можно. Давайте установим пароль для опознания своих.
Потом определили участки, где необходимо было расположить боевое охранение.
Ночью я и Джамолдинов снова зашли в дом, где разместился штаб батальона. Комбат решил выслать разведку на тот берег и как раз проводил инструктаж разведчиков. Увидев нас, попросил:
– Старший лейтенант, ваши люди только что прибыли оттуда, они, наверное, хорошо знают местность на той стороне, выделите сопровождающего.
Я посмотрел на Гарифа Джамолдинова. Он понял мой взгляд.
– Что ж, это можно.
Вместе с разведчиками мы пошли к берегу. Шесть красноармейцев, лейтенант из батальона и Джамолдинов сели в лодку и отчалили. Минут через тридцать западный берег озарился светом трассирующих пуль и ракет. Раздались автоматные очереди. Разведка наткнулась на немцев. Лодка с Джамолдиновым и бойцами вернулась.
На рассвете застава переместилась из Анашкина на отдых в глубокий извили-стый овраг, поросший густым кустарником. Предосторожность оказалась не лишней. С утра появилось десятка два вражеских самолётов. Развернувшись над рекой, они стали пикировать на село. С воем и визгом падали бомбы. Полетели вверх обломки дотов. Столбы песка и воды, поднятые взрывами, поднимались над берегом и рекой. Стенки нашего оврага трясло, словно в лихорадке. Затем бомбёжка переместилась к станции Давыдовка. Там загорелся элеватор и цистерны с горючим.
Подождав, пока улетят последние самолёты, мы с Гончаровым пошли на КП командира батальона в надежде через его штаб установить связь со своим командованием. Однако комбат сам связи ни с кем не имел. Он ещё раз поблагодарил нас за предостережение, заметил, что потери от бомбёжки невелики.
Вернувшись в овраг, мы собрались на «военный совет». Джамолдинов, политруки Гончаров, Мальцев и я обсудили создавшееся положение. Вот уже более двадцати дней мы не имели связи со штабом батальона и штабом полка. Место их пребывания тоже неизвестно. Продукты у нас на исходе, брать у населения неудобно. Решили переместиться в райцентр Давыдовку, что находился километрах в пяти. Возможно, там удастся через местные органы установить связь со своим командованием или узнать, где оно находится.
Когда вошли в Давыдовку, увидели на железнодорожной станции чёрные, развороченные и ещё дымившиеся цистерны. В разбитом элеваторе что-то горело. Повсюду тлели вороха пшеницы. Город словно вымер. Мы прошли по безлюдным улицам через центр к окраине и поднялись в гору. Чуть правее дороги был большой сад и несколько кирпичных зданий. Бросалось в глаза длинное двухэтажное белое здание, глухой стеной выходившее в сад. Здесь под раскидистыми грушами и расположилась застава».
Отступающие части 160-й стрелковой дивизии полковника М. П. Серёгина из 40-й армии вышли из окружения в районе Коротояка. Но в тот момент возле него шли бои. Командир 160-й дивизии принял решение отвести части к сёлам Девица, Голдаевка, Урыв. Под огнём противника остатки дивизии переправились на левый берег.
Глава II. Легенды земли лискинской. Кто взорвал мосты?
Обстановка на правом берегу реки Дон с каждым часом всё более и более ухудшается, всё больше населённых пунктов оказываются захваченными врагом.
5 июля 1942 года штабом 6-й резервной армии отдаётся боевое распоряжение командиру 309-й стрелковой дивизии: «Передовые части противника 4 июля вышли на западный берег реки Дон в пунктах: Семилуки, Малышево, пытаясь переправиться на восточный берег реки Дон. Части 232-й стрелковой дивизии ведут бой, отражая попытки противника форсировать реку Дон. Командующий 6-й резервной армией приказал:
Выполняя задачу согласно боевому приказу армии № 001/оп,
а) немедленно занять и прочно удерживать предмостный оборонительный район на правом берегу реки Дон в районе Лиски, не допуская переправы противника на восточный берег реки Дон в полосе обороны дивизии;
б) обратить особое внимание на обеспечение своего правого фланга, выделив усиленный передовой отряд в Коротояк до подхода частей 141-й стрелковой дивизии;
в) подготовить к взрыву мосты у Коротояка и у Лиски…».
Учитывая, что прямой связи с 309-й дивизией у штаба 6-й резервной армии не было, это распоряжение, скорее всего, было отправлено посыльным офицером. Остаётся неизвестным, что произошло, но данное боевое распоряжение до командира 309-й не доходит, что подтверждается отсутствием записи в журнале боевых действий 309-й стрелковой дивизии и отсутствием каких бы то ни было действий частей и подразделений 309-й в направлении района Коротояка. Да и взрывами мостов в Лисках занималась совсем не 309-я стрелковая дивизия. Кто же тогда взорвал мосты?
Много легенд в разное время появилось о лискинских железнодорожных мостах, но в рамках настоящей книги интересны лишь те, что связаны со взрывом мостов во время Великой Отечественной войны. Впрочем, некоторые считали, что мосты вообще не были разрушены. И среди этой группы были не просто случайные люди, но и крупные военные начальники. Так, в своих воспоминаниях генерал армии Михаил Ильич Казаков написал: «Противнику не удалось даже разрушить железную дорогу Лиски – Россошь – Кантемировка – Миллерово. Целым остался и железнодорожный мост в Лисках через реку Дон». Казалось бы, кому как не начальнику штаба фронта (!) знать о состоянии железнодорожного моста, который имеет большое стратегическое значение для его войск, но… Простим Михаилу Ильичу эту его ошибку: воспоминания-то писались в шестидесятых годах, а после лихолетья 1942 года на воронежской земле были ещё два с лишним года тяжёлых, изнурительных, кровопролитных боёв. Просто не всё хорошо хранила память, а лишний раз проверить себя, обратившись к архивным на тот момент документам, может быть, не было времени, возможности или чего-то ещё. Да и в конце июня 1942 года отдавал приказ на взрыв лискинских мостов совсем другой человек – начальник штаба Юго-Западного фронта (Воронежский фронт был образован только 7 июля 1942 года ). Итак, кто-то считал, что железнодорожный мост в Лисках через реку Дон остался целым после шестимесячного противостояния по разным берегам реки двух враждующих армий – фашистской и советской.
А кто-то считал, что из-за известного русского разгильдяйства железнодорожный мост в Лисках не был заранее взорван, и его пришлось взрывать уже тогда, когда правый берег Дона был оккупирован немцами. Потому и сапёры-взрывники навечно остались в Лисках. Автору удалось найти газетную статью, после которой, возможно, и распространилась эта легенда.
Статья, в которой рассказывалось о солдатской могиле на территории элеватора, написана лискинским краеведом, учителем истории Дмитрием Георгиевичем Дегтярёвым: «Найден бывший командир подразделения, где воевали погибшие и похороненные в районе элеватора солдаты. …В.И. Мазай в годы войны был начальником технической разведки железнодорожного батальона. Он возложил на могилу букет живых цветов и рассказал о подвиге героев. В июле 1942 года фронт вплотную подошёл к Лискам. С высокого правого берега Дона врагу город и железнодорожный узел видны были как на ладони. Установленные на прямую наводку орудия и миномёты били беспрерывно. А положение складывалось всё тревожнее и тревожнее. Гитлеровцы, во что бы то ни стало, стремились прорваться через реку, завладеть мостами. И вот в начале июля командование железнодорожной бригады направляет в Лиски 12 минёров во главе с В.И. Мазаем. Перед ними ставится серьёзная боевая задача – в кратчайший срок заминировать железнодорожные мосты через Дон. Прибывшие минёры разместились в одном из складов элеватора. Днём, под прикрытием зенитчиков, они скрытно изучали подходы к мостам, составляли схемы закладки зарядов. С наступлением же темноты приступали к минированию. Но работать было очень тяжело. Немцы то и дело пускали ракеты, стреляли трассирующими пулями. Визг осколков, отскакивающих от мостовых балок, сопровождал действия отважных минёров. Они хорошо знали, что за ними уже начали охоту вражеские снайперы. Поэтому приходилось делать всё только лёжа, не поднимая головы. …Выполнение задания уже подходило к концу. Оставалось сделать совсем немного. Появились первые признаки раннего рассвета. Бойцы торопились. И внезапно в предутренней тишине прозвучали два выстрела. Первая пуля сразила наповал уже закончившего минирование ефрейтора П.Б. Карпова. А вторым был тяжело ранен в шею ефрейтор Б.П. Наумов. Товарищи сделали всё, чтобы вынести минёров из зоны обстрела снайперов. Но по дороге к месту расквартирования Наумов умер. Старший группы В.И. Мазай по рации доложил начальнику разведки бригады, что задание выполнено и что при этом погибли двое. Тут же приняли решение похоронить боевых друзей у элеватора… Пётр Борисович Карпов, Борис Петрович Наумов».
Надо добавить, что, похороненных на территории элеватора, бойцов в 2007 году торжественно перезахоронили на Мелбугре у обелиска. На отдельной могиле имеется плита с надписью: «Здесь захоронены бойцы, павшие смертью храбрых в 1942 году, Карпов П.И. Наумов Б.И.».
Так это те самые минёры, что мост взорвали под носом у немцев? Что-то мешало автору положительно ответить на этот вопрос. Но ответ был найден очень скоро. Согласно информации 19-й отдельной железнодорожной бригады от 29 сентября 1942 года «Карпов Борис Иванович, красноармеец, путеец, убит 14 сентября 1942 года, похоронен – Воронежская область, станция Лиски, элеватор, СЖД [северный железнодорожный] парк; Науменко Иван Васильевич, красноармеец, путеец, убит 13 сентября 1942 года от разрыва артиллерийского снаряда при обстреле противника, похоронен – Воронежская область, станция Лиски, элеватор, СЖД парк».
Фамилии погибших в документе и статье созвучны. За сорок лет командир мог и подзабыть имена-отчества своих погибших бойцов, но могила на территории элеватора только одна. Следовательно, речь идёт об одних и тех же людях. И, как следует из документа, погибли оба воина в сентябре 1942 года во время артиллерийского обстрела противником. Таким образом, погибшие путейцы не имели никакого отношения к взрыву моста. Но почему же ветеран, приезжавший в восьмидесятых годах, сказал неправду? На этот вопрос уже никто не ответит. Но спасибо ему хотя бы за то, что могила бойцов перестала быть безымянной.
А вот вопросы остались. Вопросы, вопросы… К прежним, на которые ещё не получены ответы, добавляются новые. Что же делали воины-путейцы в сентябре 1942 года в Лисках? Причём, отдельный восстановительный железнодорожный батальон. Но… всё по порядку. Автор обещает позже вернуться к этому вопросу. А пока необходимо выяснить, кто и когда взорвал лискинские мосты.
В журнале боевых действий 14-го мостового железнодорожного батальона 19-й железнодорожной бригады за 6-7 июля 1942 года имеется запись: «Противник, неся тяжёлые потери, продолжает рваться к Дону, к придонским городам Свобода, Бобров, Воронеж. Заняты Россошь, Острогожск. Батальон получил приказ – выслать минно-подрывной взвод для подрывания железнодорожных мостов через реку Дон у станции Лиски Юго-Восточной железной дороги и заграждения участка Лиски – Придача. 6 июля в 16.00 минно-подрывной взвод выехал в Лиски, но к моменту прибытия его мосты уже были взорваны подрывниками другой части. 7 июля минно-подрывной взвод под командованием лейтенанта Шевчука начал заградительные работы на железнодорожном узле Лиски». Итак, приказ на взрыв мостов получили одни, а взорвали другие. Как же так? Неужели невозможно установить точно, кто взорвал железнодорожные мосты в городе Свобода?
И лишь из книги генерал-полковника технических войск Павла Алексеевича Кабанова удалось, наконец-то, узнать, как это было: «В конце июня к нам в управление приехал из Москвы генерал Н.А. Просвиров. В день его приезда меня вызвал к себе бригадный комиссар А. И. Кириченко. На приём к Алексею Илларионовичу пошли вместе с Просвировым... В это время меня очень тревожила судьба лискинских мостов через Дон. Их два – на Лихую и на Валуйки. Мосты большие, двухпутные. Разрушать их было до слёз жалко, но и оставлять целыми нельзя. Гитлеровцы получили бы «зелёную улицу» на восток. Я доложил А.И. Кириченко, что мною дано распоряжение командиру 19-й бригады заминировать мосты. Но кто даст распоряжение на их взрыв?
Выслушав меня, Алексей Илларионович снял телефонную трубку и попросил начальника штаба фронта. После короткого разговора с генералом Баграмяном он сказал мне:
– Лискинские мосты должны быть разрушены! Но только тогда, когда немцы появятся на правом берегу Дона.
Итак, приказ на разрушение получен, момент взрыва должны определить сами в зависимости от боевой обстановки. Надо действовать. Вызвал к себе командира 52-го восстановительно-путейского батальона 27-й бригады майора Н.С. Крутеня и приказал ему немедленно направить в Лиски подрывников с взрывчаткой для разрушения мостов. Подрывники должны прибыть в распоряжение командира 55-й эксплуатационной роты капитана М.Т. Ванчурова.
Руководить взрывом прибыл В.В. Полотев. Команда подрывников 55-й роты подвесила заряды, смонтировала проводку взрывной электросети. Капитан М.Т. Ванчуров занял место на своём наблюдательном пункте в 200-300 метрах от мостов. Минёры ждут сигнала. И вот на противоположной стороне реки появились немецкие мотоциклисты. Ясно – разведка. Сейчас появятся танки. Полотев дал сигнал на взрыв. Земля вздрогнула от страшного взрыва. Фермы моста рухнули в воду.
…Линия фронта в районе Лисок стабилизировалась. В эти дни в Лиски прибыл корпусной комиссар Л.З. Мехлис. Мы знали крутой нрав этого человека. Он не терпел ни малейших возражений. Поэтому каждый старался быть от него подальше.
Осматривая позиции, Мехлис увидел взорванные лискинские мосты, возмутился. Вызвал полковника Ткачёва и мрачно спросил:
– Для чего вы разрушили мосты, если немцы остановились на правом берегу Дона?
Ткачёв спокойно ответил:
– Потому немцы и остановились на правом берегу, что у них перед носом мы взорвали мосты.
Мехлис ничего не сказал, взмахом руки отпустил Ткачёва и больше никому этого вопроса не задавал».
Бесспорно, теперь можно точно указать дату взрыва лискинских мостов – 6 июля 1942 года. Именно в этот день были оккупированы территории Залуженского и Лисянского сельсоветов, и немецкие мотоциклисты появились на правом берегу Дона.
Итак, лискинские мосты взорвали минёры 19-й отдельной железнодорожной бригады 6 июля 1942 года. Автором было обещано дать ответ на вопрос – что делали воины-путейцы 31-го отдельного восстановительного железнодорожного батальона этой бригады в сентябре 1942 года в Лисках. Ответ нашёлся в архивных документах. Как оказалось, воины-железнодорожники 19-й бригады не уходили из Лисок, а всё время, вплоть до января 1943 года, выполняли здесь различные работы. Часть из них можно перечислить.
Ещё 3 июля 1942 года Ставкой было приказано эвакуировать из покидаемых районов всё железнодорожное имущество и составы, сельхозмашины и ценное фабрично-заводское оборудование. 19-я бригада в июле 1942 года демонтировала и отправляла в тыл снятые вторые железнодорожные пути линий Валуйки – Лиски, Придача – Лиски, Лиски – Таловая, Таловая – Новохопёрск. Выполняя ответственные задания правительства по эвакуации вторых путей и ценного фабрично-заводского оборудования, В.Е. Кельх мобилизовал весь личный состав 19-й бригады на выполнение этих заданий, добившись перевыполнения норм отдельными подразделениями в два и три раза.
8 июля 1942 года капитан Клеткин прибыл на станцию Лиски, оставленную к тому времени гражданскими работниками. На Лискинском узле и на участке Лиски – Придача было брошено 2.900 вагонов ценного имущества и подвижного состава. Клеткин взял на себя руководство эксплуатацией и обеспечил вывозку подвижного состава и грузов, что составило около 4.800 вагонов. Вся эта работа протекала в условиях налётов вражеской авиации и систематических обстрелов противником артиллерийским, миномётным и пулемётным огнём станции Лиски. 16 июля 1942 года, находясь на станции Лиски во время сильного артиллерийского обстрела северного парка, на путях которого гражданской паровозной бригадой был брошен поезд, Клеткин сел на паровоз и лично вывел его на соседнюю станцию.
15 августа 1942 года диспетчерская группа штаба 19-й железнодорожной бригады, руководившая вывозкой пристанционных складов, многочисленных и ценных бесхозных грузов на станции Лиски, получила боевое задание – вывезти, во что бы то ни стало, все вагоны с грузами, находящиеся на пристани реки Дон. Задача усложнялась тем, что в тот момент противоположный берег реки уже находился в руках противника, который хорошо просматривал и простреливал, вплоть до огня из автоматов, весь район пристани. Руководство этой операцией было возложено на младшего воентехника С.И. Дмитриева , добровольно предложившего поручить ему руководство вывозкой. Тщательно взвесив всё и разработав план действий, умело расставив силы и средства, Дмитриев блестяще справился с боевой задачей. 1-му взводу 131-го отдельного мостового железнодорожного батальона была поручена эвакуация вагонов с пристани реки Дон у станции Лиски. Несмотря на принятые тщательные меры маскировки, противник всё же заметил движение на пристани и открыл огонь. Личным примером стойкости и мужества Дмитриев не позволил врагу сорвать работы. В течение целого ряда дней Дмитриев руководил работами по вывозке вагонов с грузом в полном смысле из-под самого носа врага. Ни губительный огонь противника, ни трудности работы по эвакуации грузов с пристани, усложнявшиеся необходимостью частого восстановления станционных путей, повреждавшихся падавшими снарядами, не смогли помешать советским людям выполнить, возложенную на них, боевую задачу. 131-й батальон вывез 125 вагонов из-под огня противника и спас ценные грузы, проявив при этом хладнокровие, мужество и отвагу.
14-й отдельный мостовой железнодорожный батальон под руководством В.А. Масютина, в сложной боевой обстановке восстановил икорецкий мост, разрушенный при неоднократных налётах авиации противника.
В условиях непрерывных налётов вражеской авиации, пренебрегая опасностью, майор И.А. Рыбаков лично руководил работой по вывозу железнодорожного подвижного состава и ценных грузов с железнодорожного участка, оставляемого нашими частями при отходе. На станции Лиски под пулемётным и миномётным обстрелом противника Рыбаков умелой организацией работы станции обеспечил вывоз в тыл большого количества подвижного состава, зерна и других ценных грузов. При эксплуатации бригадой головного железнодорожного участка Бобров – Лиски – Придача с 1 октября 1942 года по 15 января 1943 года Рыбаков умелой организацией работы обеспечил бесперебойную работу – движения поездов, чем способствовал своевременному подвозу частей Красной Армии и снабжение их боевой техникой и боеприпасами.
Но чем же конкретно занимались воины – путейцы 31-го отдельного восстановительного железнодорожного батальона 19-й бригады, находившиеся в Лисках?
Батальон, которым командовал, награждённый орденом Красной Звезды, майор Васильев, заслужено считался лучшим в бригаде. Он всё время находился в Лисках, выполняя боевую задачу по охране и обороне моста через реку Дон. С этой задачей батальон справился с честью. Коварный враг не раз пытался подорвать береговые устои моста, открывая яростный огонь. Особенно ожесточённый артиллерийский, ружейный и пулемётный обстрел противник вёл во время наступления Красной Армии в районе Воронежа (июль – август 1942 года). Бойцы, руководимые Васильевым, всеми средствами обрушивались на врага и не дали ему взорвать устои моста. Васильев, находясь среди бойцов, лично руководил заградительным огнём личного состава. Кроме того, батальон под артиллерийскими и миномётными обстрелами занимался восстановительными работами при разрушении авиацией противника железнодорожного пути на участке Лиски – Воронеж.
Теперь становится понятно, чем занимались воины-путейцы на территории элеватора – грузили и вывозили зерно, восстанавливали после бомбёжек вражеской авиации и артиллерийско-миномётных обстрелов противника участки железнодорожных путей.
Глава III. Почему никто не оборонял Коротояк и Петропавловку.
Согласно разведсводке штаба 8-й воздушной армии на 20.00 4 июля 1942 года авиация противника группами в 18-20 самолётов типа «Ю-88» и «ХЕ-111» бомбардировала переправы Коротояка, Острогожска. В том же районе в различное время был отмечен пролёт трёх групп по 10-12 бомбардировщиков… По неполным данным в течение дня отмечено до 500 самолётопролётов, преимущественно в направлении Гремячье, Острогожск, из них до 50% самолётов типа «Ю-88», «ХЕ-111» и «МЕ-110»… Основные усилия авиации противника были направлены на разрушение переправ через реки Дон и Тихая Сосна и содействие наступлению своих мотомехчастей в направлении города Воронежа.
4 июля 1942 года по боевому приказу заместителя наркома Обороны генерал-лейтенанта Федоренко создан Коротоякско-Острогожский оборонительный плацдарм. Остатки 45-й, 47-й танковых бригад, 4-й мотострелковой бригады, 309-го гв. миномётного дивизиона, ПТО и ПВО 4-го танкового корпуса подчинены командиру 24-го танкового корпуса генерал-майору Баданову.
5 июля части 24-го танкового корпуса заняли оборону на рубеже: Урыво-Покровское, Болдыревка, Богуславка, Свистовка, Малиново, Уколово, Русская Тростянка, Хохол-Тростянка с задачей – не пропустить противника в восточном направлении, обеспечивая плановый отход советских войск за реку Дон через переправы в Острогожске и Коротояке.
Где-то в районе 14.00 перед позициями 130-й танковой бригады появилось до 100 немецких танков. Пока бригада пыталась остановить германскую армаду, в 17.30 от Федоренко пришёл новый приказ, согласно которому 24-й корпус выводился из боя и должен был двигаться к переправам в Острогожске и Коротояке для передислокации на левый берег Дона.
Но выполнить приказ удалось лишь частично. Дело в том, что пока части корпуса ожидали своей очереди на переправу, один из мостов в районе Коротояка утром 6 июля около 6.00 был разрушен артогнём вновь прорвавшихся немцев.
Не имея возможности переправиться на левый берег, 24-й танковый корпус днём 6 июля занял оборону на правом берегу Дона, рассчитывая на восстановление переправы. 4-я гв. танковая бригада находилась северо-западнее окраины Урыв-Покровки, 54-я танковая бригада – в Болдыревке, 130-я танковая бригада – в Девице, 24-я мотострелковая бригада – западнее Давыдовки, 24-й отряд технической поддержки – на восточной окраине Тресоруково. Штаб корпуса находился в Троицком. К тому времени горючее и продовольствие в 24-ом корпусе было на исходе, но танки ещё имелись. На 7 июля 1942 года в 24-ом танковом корпусе числился исправным 81 танк: 12 KB, 26 Т-34, 17 «Стюартов» и 26 Т-60. Распределение по бригадам было следующее: 4-я гв. танковая бригада – 12 КВ и 16 Т-60, 54-я танковая бригада – 14 Т-34 и 10 Т-60, 130-я танковая бригада – 12 Т-34 и 17 «Стюартов». Штабы и подразделения обеспечения 24-го танкового корпуса сосредотачиваются (иск) в районе: Подлесное, Солонцы, Николо-Варваринский.
4 июля 1942 года заместитель командующего войсками Юго-Западного фронта по тылу зачислил 3-й гвардейский кавалерийский корпус в составе 5-й, 6-й и 32-й гвардейских кавалерийских дивизий и 1-ю истребительную дивизию, действующие в составе 28-й армии, на все виды довольствия при 28-й армии. Прибывшие в состав Юго-Западного фронта, укрепрайоны зачислены: 53-й – при 21-й армии, 117-й – при 28-й армии, 118-й – при 57-й армии.
В целях усиления правого фланга 21-й армии командующий Юго-Западным фронтом приказал: в ночь на 5 июля и к 12.00 5 июля 1942 года 3-му гв. кавалерийскому корпусу сосредоточиться в районе Берёзово, Торостянка, Шубное с задачей – не допустить во взаимодействии с 117-м укрепрайоном продвижения противника через реку Потудань с севера. С выходом в этот район корпус переходит в распоряжение командующего 21-й армией. 53-й укрепрайон к утру 5 июля с этой же задачей должен занять рубеж обороны по южному берегу реки Потудань на участке Коротояк, Крестьянский. В распоряжение командарма-21 также была передана 1-я истребительная дивизия, которая должна была сосредоточиться в районе Берёзово, Тростянка, Шубное.
По решению командарма-21 с целью обеспечения переправ Коротояк, Острогожск и эвакуации армейских и фронтовых складов, находящихся на западном берегу рек Тихая Сосна, Дон, подошедшие части 343-й стрелковой дивизии и остатки 227-й, 297-й стрелковых дивизий, вышедшие из ремонта четыре машины Т-34 10-й танковой бригады при поддержке 57-го, 70-го, 78-го гвардейских миномётных полков были выброшены для контрудара в направлении Сетище, Афанасьевка. В результате боёв и действий гвардейских миномётных полков было уничтожено до 20 танков, двух батальонов пехоты противника, потеряв при этом три машины 10-й танковой бригады.
В 18.00 4 июля на участке Посередное противник группой танков в количестве 30 машин и до роты пехоты, при поддержке авиации, бомбардировавшей передний край, сломил оборону малоустойчивых 235-го и 236-го отдельных пулемётно-артиллерийских батальонов укрепрайона и 124-й стрелковой дивизии, выйдя танками на рубеж Иловское – Алексеевка.
13-й танковый корпус, не занявший оборону рубежа согласно решению командарма, и отходящие на южный берег реки Потудань 4-й и 24-й танковые корпуса, оголили правый фланг 21-й армии, тем самым дали возможность частям 4-го танкового корпуса противника овладеть переправами на реках Усть-Журавлянка, Репьёвка.
По донесениям командиров разведотделений, высланных на правый фланг для связи с соседом (40-й армией) и увязки правофланговых частей, было известно, что части 4-го танкового корпуса противника начали переправу главными силами (предположительно 9-й танковой дивизией, 22-м танковым корпусом, 29-й моторизованной дивизией и моторизованной дивизией неустановленной нумерации) на южный берег реки Потудань.
Артиллерийский заслон, прикрывавший южный берег реки Потудань, не оказал должного сопротивления мотомехчастям противника, и противник, воздействуя авиацией и танками, смяв артоборону на южном берегу, начал наступление в южном направлении.
По предварительным донесениям при обороне южного берега реки Потудань было подбито 8 танков и уничтожено до 15 автомашин с пехотой, потеряв при этом 5 орудий и 3 автомашины.
Части дивизий, отбивая атаки с фронта, с трудом сдерживая натиск, к исходу дня были подвержены дополнительному удару мехгруппы 4-го танкового корпуса противника с севера. Одновременно противник начал интенсивное продвижение в Верхне-Ольшевско-Острогожском направлении, преследуя отходящие части армии в восточном направлении.
Части, обороняющие укрепрайон в центре, начали отход в восточном направлении, оказывая слабое сопротивление на отдельных рубежах.
Части 226-й стрелковой дивизии 21-й армии, частично рассеянные авиацией противника, вели ожесточённые бои. Особенно отличился 875-й гаубичный артиллерийский полк, орудия которого, находясь в боевых порядках пехоты, прямой наводкой из открытых огневых позиций отбивали яростные атаки танков и пехоты противника. Понеся большие потери к 10.00 4 июля, остатки частей с боем отошли на рубеж Новый Путь, Ново-Солдатка. Боеприпасы истощались; артвыстрелов не было.
875-й гаубично-артиллерийский полк, сохраняя материальную часть, вынужден отходить на Красное, Уколово-Лесное.
Противник при активной поддержке авиации обошёл с флангов и атаковал обороняющиеся остатки частей на рубеже Новый Путь, Ново-Солдатка. Части понесли большие потери; рассеялись. Связь с ними прервалась.
Командованием и штабом 226-й дивизии приняты меры по установлению связи с частями и задержки их на рубеже укрепрайона - отметка 127,1; Круглое; Заломное. Выслан весь начкомсостав штаба, комендантская рота, взвод оперотдела, которые задерживали всех отходящих в укрепрайоне. Несмотря на ряд принятых мер собрать и остановить остатки частей дивизии на рубеже укрепрайона не удалось.
В 18.00 4 июля получен приказ, где 226-й стрелкой дивизии приказывалось собрать личный состав и материальную часть частей дивизии к 5.00 5 июля и сосредоточиться в Горках. Этим же приказом дивизии подчинён 232-й отдельный артиллерийский пулемётный батальон, который занимает укрепрайон на участке (участок не указан – Т.Б.).
Командно-начальствующий состав штаба дивизии и представители частей разосланы для сбора и направления частей в район сосредоточения.
875-й гаубично-артиллерийский полк в 19.00 4 июля, двигаясь на переправу в Острогожск, перешёл Уколово-Лесное, откуда был возвращён и к 6.00 5 июля сосредоточился в Богуславке. Остальных частей, за исключением отдельной разведроты и отдельного батальона связи, собрать и сосредоточить в Горках не удалось. Тылы дивизии находились в Коротояке, штадив с 23.00 4 июля – Комсомолец.
В 10.00 5 июля командир 226-й дивизии доносит командующему 21-й Армии: «В 15.00 4 июля 1942 года получен боевой приказ о занятии обороны «укрепрайона» дивизией совместно с 232-м отдельным артиллерийско-пулемётным батальоном. Части дивизии с утра 4 июля атакованы пехотой и танками противника в районе Становое, Рассошки, Стар. Редкодуб. Авиация противника с 7.00 4 июля беспрерывно бомбила и штурмовала боевые порядки частей. Части с боем отошли на рубеж Новый Путь, Ново-Солдатка. При повторной атаке пехотой, танками и авиацией противника к 14.00 4 июля остатки частей дивизии были разбиты и рассеяны, связь с ними прекратилась и, несмотря на ряд принятых мер, к утру 5 июля собрать их не удалось. По имеющимся данным 233-й отдельный артиллерийский пулемётный батальон ночью 4 июля оставил занимаемый укрепрайон, отходит в направлении Красное. Я со штабом нахожусь в Комсомолец».
С 9.00 5 июля до 50 танков противника вышли на бугор с запада и открыли огонь по Комсомольцу. Штаб 226-й дивизии был вынужден выехать в район переправ Коротояк, Девица для сбора частей.
В боевом приказе от 5 июля войскам 21-й армии ставилась задача – «перейти к обороне по восточному берегу реки Тихая Сосна на участке – Селезное, Гнилое, Николаевка, Теплинка с задачей – не допустить противника переправиться на восточный берег реки. 53-й укрепрайон должен был прочно оборонять рубеж – Залужное, Селявное, Дивногорье, Средне-Воскресенское, обеспечивая правый фланг.
3-й кавалерийский корпус – (иск.) Средне-Воскресенское, Гнилое, Засимовка.
117-й укрепрайон с 15-й и 11-й стрелковыми бригадами и 57-м гвардейским миномётным полком – (иск.) Засимовка, Николаевка, Шелминка.
В резерв входил 22-й танковый корпус, который по прибытию должен был сосредоточиться Малое Евдаково, Дубчино, Гайкалово, Голопузовка. 13-я истребительная бригада должна была сосредоточиться в районе Дегтярный, Свиридовка, Карпенково (как противотанковый резерв).
297-я, 301-я, 226-я, 227-я, 76-я, 124-я, 343-я стрелковые дивизии, 8-я мотострелковая дивизия, 1-я мотострелковая бригада, 10-я танковая бригада – выйти на реку Дон в район Липовка, Лосево, Павловск, Ершовка, Нижний Кисляй на доукомплектование и подготовку обороны по восточным берегам рек Дон, Битюг.
Командиру 293-й стрелковой дивизии была поставлена задача собрать разрозненные части и готовить оборону на восточном берегу реки Дон на участке – Хворостань, Петропавловское, Копанище».
Утром 5 июля командарм-21 получил по радио шифром распоряжение, в котором указывалось, что 3-й гв. кавалерийский корпус маршем выходит в полосу действия армии и занимает оборону по южному берегу реки Потудань.
Во второй половине дня получена дополнительная шифрорадиограмма, в которой указывалось, что 1-я истребительная противотанковая дивизия поступает в распоряжение командующего 21-й армией с подчинением командиру 3-го гв. кавалерийского корпуса для совместных действий на участке Коротояк, Бутырки.
Совершая марш, 3-й гв. кавалерийский корпус во второй половине дня авангардными частями установил, что противник мотопехотой и танками овладел Алексеевкой, Острогожском. На основании этого командир 3-го гв. корпуса генерал-майор Плиев принял решение – использовать естественный рубеж на юго-восточном берегу реки Тихая Сосна, 5-й и 6-й кавалерийскими дивизиями решил занять оборону с задачей – не допустить противника в восточном и юго-восточном направлениях. Решение командира 3-го гв. корпуса командарм-21 санкционировал, уточнил рубежи в границах и усилил 3-й гв. кавалерийский корпус 53-м и 117-м укрепрайонами, частями гвардейских миномётных полков.
53-й укрепрайон занимал рубеж (иск.) Щучье, Залужное, Средне-Воскресенское (так считал штаб 21-й армии – Т.Б.).
Все части армии, прошедшие 200-км путь в подвижной обороне под воздействием авиации и отражения массовых танковых атак, боевой ценности не представляли, и по решению командарма, разрозненные остатки частей армии, группы, обозы, тылы и автотранспорт отводились для сбора, приведения себя в порядок и боевую готовность.
3-й гв. кавалерийский корпус, совершая марш по нескольким дорогам, своевременно не сосредоточился и не занял оборону на рубеже согласно решению командира 3-го гв. корпуса.
1-я истребительная дивизия к указанному времени сосредоточилась только одной 5-й истребительной бригадой, но и то неполного состава, 1-я и 2-я бригады находились южнее города Свобода, в районе действия 53-го укрепрайона, и отдельного распоряжения командарма не выполнили.
11-я и 15-я истребительно-противотанковые бригады, которые были предназначены для совместных действий с частями 117-го укрепрайона и приданным от 21-й армии гвардейскими миномётными полками, также не сосредоточились в своём районе за исключением 57-го гвардейского миномётного полка.
5 июля 1942 года в 15.00 начальник штаба 21-й армии генерал-майор Данилов отдаёт боевое распоряжение командиру 293-й стрелковой дивизии: «…производить сбор людей, отходящих группами и одиночных за реку Дон, сводить их в подразделения, назначать на месте командиров и ставить немедленно боевые задачи. Сформированные части включать в состав 293-й дивизии, штабу дивизии организационно оформить их. Задачи дивизии: занять и готовить оборону по восточному берегу реки Дон на участке Хворостань, Петропавловское, Копанище. КП – Степной».
В 15.20 этого же дня сам командующий 21-й армии генерал-майор Гордов отдаёт боевое распоряжение заместителю командующего войсками 21-й армии генерал-майору Шумилову, командиру 24-го танкового корпуса генерал-майору Баданову, командиру 293-й стрелковой дивизии генерал-майору Лагутину: «1. Общее руководство обороной по восточному берегу реки Дон на участке Мостище, Ясеневка возлагаю на заместителя командующего войсками 21-й армии генерал-майора Шумилова. Для обороны тет-де-пона использовать подразделения 24-го танкового корпуса и, отходящие на Коротояк, части. 2. Навести мост и отходящим транспортом эвакуировать имущество со складов и переправить транспорт и матчасть артиллерии и танков. Ответственный за наведение переправы – заместитель командующего по инженерной службе полковник Борзиловский. 3. Все отходящие части, подразделения и отдельных военнослужащих передавать в распоряжение командира 293-й стрелковой дивизии в район х. Степной для обороны рубежа Хворостань, Петропавловское».
В 20.15 5 июля 1942 года командующий 21-й армии генерал-майор Гордов приказывает командиру 13-й мотострелковой дивизии НКВД «выдвинуться и занять оборону: Каменка, Хворостань, Петропавловское, Давыдовка с передним краем по восточному берегу реки Дон. Штаб – Дракино. Готовность обороны – 5.00 6 июля».
4 июля в 22.30 получено боевое распоряжение штаба Юго-Западного фронта о со¬средоточении 1-й истребительной дивизии в районе Давыдовка-Копанище-Свобода с задачей прикрыть рубеж Верейское-Можайское-Трясоруково. 5 июля 1942 года 1-я истребительная дивизия вышла из района Полатово в район Давыдовки. Ввиду нависшей угрозы переправ противника в районе города Свобода командир дивизии генерал-майор Фирсов вывел 1-ю и 2-ю истребительные бригады в город Свобода с задачей – не допустить переправ пехоты и танков противника на северный берег реки Дон.
Боевым распоряжением штаба 1-й истребительной дивизии, отданным 5 июля 1942 года в 23.30, бригадам было приказано: «Выставить на ночь и день 6 июля усиленное сторожевое охранение места расположения бригады. С утра 6 июля произвести рекогносцировку восточного берега реки Дон распоряжением командиров бригад: а) 1-й истребительной бригаде на рубеже – Аленки, лес северо-западнее Сторожевое 1-е; б) 5-й истребительной бригаде на рубеже – Аношкино, Бодеево; в) 2-й истребительной бригаде на рубеже – (иск.) Бодеевка, Петропавловка. Установить связь с частями, действующими на фронте: 1-й истребительной бригаде – со 141-й стрелковой дивизией, штадив – Боево; 5-й истребительной бригаде – с 4-й отдельной мотострелковой бригадой в районе Верх. Марьино; 2-й истребительной бригаде – с 4-м танковым корпусом, штакор – Дракино и частями, действующими южнее».
По данным из оперативной сводки Юго-Западного фронта 5-го июля 53-й укрепрайон перебрасывался автотранспортом в район Коротояка, Медвежьей Поляны.
Из сказанного ранее сложилось впечатление, что 53-й укрепрайон «сбежал» со своего рубежа, освободив дорогу немцам. Но оказывается, накануне немецкого «пришествия» в Петропавловке было много боевых частей. Читатель и сам мог убедиться, что согласно боевым документам в районе Коротояка и Петропавловки 5-6 июля 1942 года, помимо 53-го укрепрайона, должно было находиться большое количество частей и подразделений Красной Армии. Причём, часть этих боевых сил должна была занимать оборону конкретно в селе Петропавловка (293-я стрелковая дивизия, 13-я мотострелковая дивизия НКВД), им в помощь должны были привлекаться подразделения 24-го танкового корпуса и, отходящие на Коротояк, части. С 14 часов 4 июля 1942 года вспомогательный пункт управления 21-й армии находился в лесу севернее села Петропавловское. И 5 июля 1942 года ВПУ 21-й армии находился в Петропавловском до исхода дня.
Ещё 6 июля, правда, без указания времени и места нахождения, штабом 21-й армии даётся боевое распоряжение командиру 289-го стрелкового полка НКВД: «До выхода дивизии в район сосредоточения занять и оборонять участок по восточному берегу реки Дон – Каменка, Хворостань, Петропавловское. Штаб полка – Дракино. Немедленно поставить в известность командира дивизии о полученной задаче – о сосредоточении всей дивизии в районе Каменка, Петропавловское, в п. Давыдовка и о занятии обороны по восточному берегу реки Дон на рубеже – Каменка, Петропавловское, Копанище. Штадив – Дракино. Разгранлиния справа – Запрудское, (иск.) Колодезный, Яблочное. Слева – Николо-Варварский, Свобода, Коротояк, Богославка. Справа – части 40-й армии. Слева – 53-й укрепрайон».
Как мы уже знаем, 53-й укрепрайон находился где-то совсем близко от вспомогательного пункта управления 21-й армии. Штаб укрепрайона был в Давыдовке, а батальоны – в районе Аношкино и Петропавловки. Теперь знаем, что и 293-я стрелковая дивизия в этот момент (5-6 июля 1942 года) была совсем рядом с ВПУ. Так что же помешало офицерам связи вручить боевой приказ командирам этих частей? Или не так. Нам неизвестно, вручены ли боевые приказы. Вполне вероятно, что они были вручены. Тогда что помешало командирам выполнить приказ? Почему никто утром 6 июля 1942 года не оборонял Коротояк и Петропавловку? Вопрос остаётся без ответа…
Вызывает удивление запись в документах 4-й гвардейской танковой бригады: «К 20.00 5 июля согласно приказу командира 24-го танкового корпуса мотострелковый пулемётный батальон 4-й гвардейской танковой бригады занял оборону на юго-западной окраине села Троицкое с задачей – удержать продвижение отдельных групп противника по дороге из Петропавловского в Давыдовку». Чем было вызвано боевое распоряжение командира 24-го танкового корпуса? Противника на тот момент в Петропавловке ещё не было. Ещё и вспомогательный пункт управления 21-й армии в 20.15 5 июля отдаёт свои боевые приказы и распоряжения, находясь в лесу севернее Петропавловки.
По документам 226-й стрелковой дивизии «с 5.00 6 июля противник, подтянув силы, повёл наступление на Коротояк. В это время мост был разрушен. Сдержать противника силами дивизии было нельзя. Оставшаяся материальная часть, автотранспорт и обозы частей дивизии были уничтожены на западном берегу реки Дон в Коротояке. Пехота переправилась через Дон на подручных средствах и вплавь».
Надо заметить, что тылы 226-й дивизии и тылы её полков к исходу дня 5 июля переправились на восточный берег реки Дон и сосредоточились в Петропавловке. Ещё в 16.05 5 июля штабом 226-й была получена выписка из боевого приказа штаба 21-й армии от 13.30 5 июля, согласно которой 226-ю дивизию приказано вывести за реку Дон в район Липовка, Лосево, Павловск, Ершовка, Нижний Кисляй на доукомплектование и подготовку обороны по восточному берегу реки Дон. Штаб дивизии с 24.00 5 июля находился на восточном берегу реки Дон в Троицком, а с 2.00 6 июля – в Среднем Икорце. Остаткам частей и тылам дивизии отдано приказание – сосредоточиться в Среднем Икорце. К исходу дня 6 июля штадив и остатки частей дивизии с тылами сосредоточились в Среднем Икорце.
На 7 июля 1942 года 226-я стрелковая дивизия имела состав:
«985-й стрелковый полк – командования нет, в полку тылы и незначительное количество активных бойцов (130 человек). Временным командиром полка назначен старший политрук Артеменко, военкомом – батальонный комиссар Лемешко.
987-й стрелковый полк – во главе с командиром полка майором Ляховым. Тылы и до 500 человек активных бойцов.
989-й стрелковый полк – с командованием полка, обозами, активными бойцами имеет 150 человек.
Спецподразделения дивизии сильно потрёпаны и имеют от 10 до 40% личного состава и материальной части.
В течение дня дивизия собирает своих людей, которые беспрерывно прибывают, организовано мелкими группами и в одиночку. Действия командования штадива направляются на сбор бойцов, организацию питания, сколачивания подразделений. Некоторая часть бойцов при переправе через Дон оставила оружие, так что в дивизии много людей даже невооружённых винтовками. Связи со Штармом нет.
В 22.00 отдано боевое распоряжение частям дивизии на марш и сосредоточение в Липовке. В 24.00 7 июля 1942 года дивизия выступила в Липовку».
Так как же понять прозорливое распоряжение командира 24-го танкового корпуса? Скорее всего, это были превентивные меры.
Казалось бы, в районе Коротояка и Петропавловки было огромное скопление отступающих войск Красной Армии, были и танки, и артиллерия, и стрелковые части, но, как выяснилось, фактически оборонять эти населённые пункты было некому.
Сейчас уже не выяснить причину неисполнения боевого распоряжения командующего 21-й армией генерал-майора Гордова, согласно которого общее руководство обороной по восточному берегу реки Дон на участке Мостище, Ясеневка возлагалось на заместителя командующего войсками 21-й армии генерал-майора Шумилова. Почему Шумилов не организовал оборону? Не успел? Слишком стремительно и неожиданно противник вышел к Дону? Или же причина в другом – не с кем и нечем было организовывать оборону?
Ещё 4 июля 1942 года штаб Юго-Западного фронта в оперативной сводке указывал: «21-я армия в последних боях понесла большие потери. В дивизиях насчитывается по 300-400 штыков». Все части армии, прошедшие 200-км путь в подвижной обороне под воздействием авиации и отражения массовых танковых атак, боевой ценности не представляли, и по решению командующего 21-й армией, разрозненные остатки частей армии, группы, обозы, тылы и автотранспорт отводились для сбора, приведения себя в порядок и боевую готовность.
9 июля 1942 года прозвучало заявление члена Военного Совета Юго-Западного фронта дивизионного комиссара [Гурова К.А.] о том, что 21-й армии, как организационной единицы, нет, а есть отдельные группы, остатки разных частей. А поэтому фактически участок Бабка, Новая Калитва (участок обороны, закреплённый за 21-й армией на 9 июля) никем не прикрывается.
На 9 июля 21-я армия в своём составе насчитывала: всего людей – 16.104, винтовок – 6.188, пулемётов станковых и ручных – 155, ППД, ППШ – 885, миномётов – 143, полевых орудий – 100, ПТО – 23, ПТР – 122, зенитных орудий – 27, из них 1/3 приходилась на долю 3-го гвардейского кавалерийского корпуса.
Для сравнения на 1 июля 1942 года 21-я армия имела: всего людей – 93.070, всего лошадей – 12.809, всего винтовок – 45.413, пулемётов: станковых – 274, ручных – 994, ППД, ППШ – 6.924, миномётов – 1.438, полевых орудий – 320, ПТО – 119, ПТР – 1.452, автомашин – 2.471, танков – 215, зенитных орудий – 45.
Учитывая, что части 21-й армии ни 5 июля 1942 года, ни позже боевых действий не вели, смело можно считать цифры боевого состава 21-й армии, данные выше, боевым составом 21-й армии на 5 июля 1942 года. Вполне вероятно, это и есть объективная причина, почему Коротояк и Петропавловку никто не оборонял.
Глава IV. Легенды земли лискинской. О воронежских курсантах.
О том, что первыми встретили фашистов на левом берегу реки Дон в районе лискинских сёл Аношкино, Троицкое и коротоякской Петропавловки воронежские курсанты, знают немногие. Воронежский краевед Валентин Алексеевич Котюх поделился с автором информацией о том, что 2-й батальон воронежских курсантов до 10 июля 1942 года оборонял левый берег реки Дон от села Троицкое до села Петропавловка.
С его слов, отобрав оружие у отступающих частей Красной Армии, курсанты отбили атаки первых переправившихся немецких частей. Сами курсанты прибыли на бронепоезде. Как рассказал Валентин Алексеевич, он не смог выяснить, до какой станции курсанты доехали на бронепоезде. Но это и не столь важно. Командиром батальона был Гненный. Воронежский краевед дал ссылку, по которой можно было установить некоторые факты.
Так, подполковник Алексей Никитович Гненный был командиром 2-го батальона 2-го полка Учебного центра, 5 июля 1942 года во время бомбёжки был ранен у села Петропавловка, но скончался и похоронен на станции Таловая.
В этом же списке нашлось ещё несколько интересных фактов: слушатель 2-го батальона 2-го полка младший лейтенант Николай Тимофеевич Зуев, убитый во время бомбёжки 6 июля 1942 года в селе Ст. Хворостань, похоронен там же. Убит он на территории Лискинского района, так как село Старая Хворостань находится в 9 км от посёлка Давыдовка. Капитан Александр Иванович Чистяков, старший руководитель огневой подготовки, и лейтенант Фёдор Ильич Королёв, адъютант начальника Учебного центра, убиты 8 июля 1942 года во время бомбёжки и похоронены на ст. Таловая.
Факты ранения и гибели преподавателей и слушателя Учебного центра Юго-Западного фронта подтверждают нахождение слушателей (курсантов) этого центра на лискинской земле, а какой-то их части и в селе Петропавловка накануне вторжения противника на левый берег реки Дон. Два последних факта говорят о том, что преподаватели и командование Учебного центра также находились на театре военных действий.
Позже автору удалось установить, что Учебный центр по подготовке начальствующего состава Юго-Западного фронта в составе трёх батальонов проводил переподготовку командного состава, начиная от командиров взводов и кончая командирами полков.
Сам факт того, что слушатели (курсанты) Учебного центра были брошены в качестве стрелкового подразделения навстречу противнику, свидетельствует о накале борьбы и сложившейся критической ситуации на данном участке фронта: только в действительно катастрофической обстановке командование фронтом могло отказаться от завершения подготовки слушателей в качестве офицеров и бросить их в бой в качестве обычной пехоты. И этому находится подтверждение.
Выше уже было рассказано о том, что ситуация сложилась действительно катастрофическая. Дивизии 6-й резервной армии ещё не успели подойти к определённым для них рубежам, за исключением 232-й стрелковой дивизии, которая уже вела бой на подступах к Воронежу, и 309-й стрелковой дивизии, которая заняла боевые порядки, готовясь оборонять город Свободу и станцию Лиски. Остальные дивизии находились в движении. Командующий фронтом не имел под рукой резервов, чтобы прикрыть дыры в обороне.
Красная Армия, возможно, и располагала достаточными силами, чтобы остановить наступающего противника, но силы эти были ещё в пути либо только развёртывались на линии фронта. Время – вот что было главным фактором в тот момент. Чтобы укрепить фронт обороны, создать ударные группировки и отбросить противника. Для этого надо было подтянуть из глубины страны много новых дивизий.
А пока что войска Брянского фронта преграждали путь противнику, растянувшись тонкой цепочкой, не имея резервов и вторых эшелонов. Дивизии ещё не успели закрепиться, не успели обеспечить стыки с соседями. Сколько ещё оставалось совершенно не прикрытых войсками рубежей! Надо помнить, что Красная Армия отступала. Обстановка менялась стремительно. Части Красной Армии вынуждены были оставлять без боя те участки, которые им было приказано занять и удерживать. Многие отступающие части, потеряв управление, шли без вооружения, которое из-за отсутствия боеприпасов и горючего уничтожили на поле боя или просто бросили, без командиров, морально подавленные. Управлять в этой ситуации войсками было невероятно трудно.
Потому и брошены в бой слушатели Учебного центра по подготовке начальствующего состава Юго-Западного фронта, чтобы прикрыть образовавшуюся брешь.
Отыскались документы, с помощью которых можно точно сказать, когда, кто и куда «подбросил» курсантов.
4 июля 1942 года на основании устного приказа начальника автобронетанковыми войсками Брянского фронта 34-му отдельному дивизиону бронепоездов было приказано – высадить десант (два батальона Воронежского Учебного центра) в районе ст. Боево и занять оборону на левом берегу реки Дон. Дивизион должен охранять железнодорожный участок ст. Придача – Аношкино. Один бронепоезд ведёт охрану железнодорожного пути на участке Аношкино – Масловка, второй – на участке Придача – Масловка.
Утром 6 июля 1942 года во время переговоров между командующим Брянским фронтом генерал-лейтенантом Ф.И. Голиковым и заместителем начальника Генерального штаба генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным, когда Ф.И. Голиков доложил, что «батальоны 53-го ур до сих пор не найдены», он, кроме того, сообщил: «На участке Каменла-Верховское (имеется в виду село Каменно-Верховское в Каширском районе Воронежской области – Т.Б.), Духовское – стоят выброшенные нами два учебных батальона командного состава. Напротив переправы у Гремячье оставлен батальон комсостава учебного центра. На участок Лиски – Воронеж поставлено три бронепоезда (здесь закралась ошибка: дивизион состоял из двух бронепоездов – Т.Б.)… Производится сбор и приведение в порядок вышедших за Дон наших частей».
Причём, распорядившийся судьбой курсантов генерал-лейтенант Голиков был в это время командующим Брянским фронтом. Нет никакой загадки в том, почему командующий Брянским фронтом распоряжается курсантами Учебного центра Юго-Западного фронта, так как с 8.00 4 июля 1942 года весь гарнизон города Воронежа подчинён командующему Брянским фронтом. А Учебный центр Юго-Западного фронта находился в Воронеже. Прикрывать курсантов должны были два бронепоезда, которые курсировали между Лисками и Воронежем.
Учитывая всё выше сказанное, логично допустить, что добирались курсанты на бронепоездах до ст. Боево, а возможно и до Аношкино, т.к. занять оборону требовалось срочно, а промедление в те дни было равносильно добровольной сдаче рубежа врагу.
Непонятно было в начале, почему Валентин Алексеевич Котюх называет курсантов «воронежскими», так как сведения о комбате Гненном размещены в «Именном списке безвозвратных потерь начальствующего состава Учебного центра Юго-Западного фронта за время с 3 по 15 июля 1942 года», а этот список приложен к сопроводительному письму отдела кадров Сталинградского фронта в составе ещё двух именных списков безвозвратных потерь курсов младших лейтенантов Сталинградского фронта. Но постепенно всё встало на свои места: курсы-то находились в городе Воронеже. И первоначально это был Учебный центр Юго-Западного фронта. 12 июля 1942 года Юго-Западный фронт был ликвидирован и образован Сталинградский фронт. Управление Юго-Западного фронта обращается в управление Сталинградского фронта. Потому и именные списки безвозвратных потерь Учебного центра Юго-Западного фронта направляет уже отдел кадров Сталинградского фронта.
Вероятно, та часть двух батальонов курсантов Учебного центра, что занимала оборону на территории Лискинского района (рубеж обороны 6-й армии Воронежского фронта), столь мала, что в боевых документах не упоминается. Но мы всё равно будем их помнить, потому что они, не жалея своей жизни, защищали нашу лискинскую землю.
Глава V. Лискинский речной порт в горниле войны
Навигацию 1941 года лискинские речники встретили организованно, успешно выполнили апрельский и майский план, подвели итоги соревнования с железнодорожниками.
В воскресенье, 22 июня, в тихое солнечное утро, сво¬бодные от работы речники и железнодорожники станции Лиски с семьями, духовным оркестром выехали на пассажирском пароходе «Пионер» вниз по реке к щучанскому лесу, чтобы культурно провести день отдыха. Прекрасный летний день был омрачён тяжёлым, потрясающим известием.
Вскоре после высадки отдыхающих в лесу с пристани подошёл катер с посыльным: «Война! По радио с обраще¬нием к народу выступал Молотов ». В подавленном настроении, с чувством гнева и возмущения все возвращаются домой.
Объявлена мобилизация. Лучшие люди, передовики производства флота и берега отправляются на призывные пункты, уходят на фронт на защиту Родины. Среди них начальник пристани И.И. Иванов, секретарь парткома В.И. Игнатущенко, секретарь комитета комсомола Урывский, помощник начальника пристани Н.И. Аникеев, главный инженер мастерских И.М. Рязанцев, диспетчеры Г.П. Савельев, Голубцов, управдомами И.П. Калашников, работники бухгалтерии А.А. Германенко, К.Т. Титов, Н. Кочуков, механизаторы С.А. Тихонов, А.И. Ирхин, Матюхин, Юрин, бригадиры грузчиков И.П. Иванкин, Т.Н. Машин, И.И. Никитин, работники плавсостава Моргачев, Колтанов, Иванов, Хонин, Н.С. Панин, В.Д. Зернюков, Безрученко, Кравченко и многие, многие другие. Несколько позднее по партийному призыву на фронт уходят коммунисты К.И. Белов, А.А. Скляров, А.Н. Белоусов, И.С. Александрин, И.Ф. Агеев, П.Г. Иванов, В.Я. Лиходедов, Лихушин.
25 июня 1941 года Наркомат речного флота принимает ре¬шение об использовании части флота для воинских перевозок. Подготовка флота для этих перевозок представляла собой сложную задачу. Палубы большей части барж были недостаточно прочны для размещения грузов с сосредоточенным весом – орудий, танков, автомашин, тракторов. Баржи приходилось срочно переоборудовать, подкреплять. И речники в кратчайшие сроки справились с этой задачей.
Война решительно изменила условия работы флота. Серьёзные осложнения вызвала необходимость строгой светомаскировки речных путей, судов, пристаней. Видимость знаков навигационного ограждения и судовых огней ухудшилась, а в некоторых местах их вообще перестали зажигать (районы мостов, гидротехнических сооружений, важных объектов). Звуковая сигнализация была запрещена. Это потребовало от экипажей судов особой чёткости и внимательности в работе, так как судоходство не прекращалось независимо от времени суток.
Одним из наиболее острых вопросов, вставших перед страной с первых дней войны, было положение с кадрами. Мобилизация миллионов людей на фронт и потери в рабо¬чей силе, в виду временной оккупации противником территории на западе страны, могли привести к серьёзным сбоям в той или иной отрасли народного хозяйства, транспорта.
Партией и правительством были приняты в этом отношении решительные меры.
На речном флоте главным было не допустить простоев судов. С этой целью СНК СССР 7 июля 1941 года разрешил Наркомречфлоту перевести с 3-сменной на 2-сменную вахту команды всех судов, работников пути и использовать на флоте труд женщин (в должностях, где ранее из-за тяжёлой физической нагрузки это было запрещено).
Тысячи советских патриоток, заменив ушедших на фронт мужей, братьев и отцов, овладели специальностями кочегара, матроса, масленщика, слесаря, рулевого. Рядом с ними трудились их дети, подростки, пенсионеры.
Двухсменная вахта, приход на суда женщин, учеников ремесленных училищ, подростков (юнг) и пенсионеров позволили обеспечить более или менее устойчивую работу флота.
Хуже было положение на погрузработах.
Так, в целом по речному флоту России число работников снизилось с 203,6 тысяч в апреле 1941 года до 156,8 тысяч в октябре, причём количество людей, занятых на погрузработах, уменьшилось в три раза. Идентичным положение было и на Верхнем Дону. Чтобы как-то справиться с погрузработами, приходилось привлекать на их выполнение работников других организаций речного флота, экипажи судов, членов семей речников, мобилизовать рабочих и служащих городских предприятий и организаций.
Несмотря на значительное обновление кадров, работа речного флота на Верхнем Дону продолжалась с небывалым напряжением. Люди трудились с одним стремлением – всё для фронта, всё для победы.
Непрерывным потоком с придонских пунктов подвозилось зерно и перегружалось в вагоны. Подвозился зерновой фураж, сено для воинских частей, строительные материалы и детали для строительства укрепрайонов, переправ.
Частые налёты вражеской авиации не приостанавливали грузовых работ. Лишь на короткие периоды времени прерывалась подача электроэнергии с пристанской электростанции, да в момент бомбёжек женщины-грузчицы укрывались в трюмах барж.
Усиливающиеся налёты авиации не создавали паники, не вызывали в сердцах речников чувства страха. Не было случаев невыхода на дежурство рабочих. А такие отважные женщины как Н. Межевикина, Р. Перегудова, Н. Шуткина регулярно и умело обезвреживали зажигательные бомбы.
В первые дни войны на пристани создаётся отряд народного ополчения. Рабочие и служащие по окончании рабочего дня проходят боевую подготовку, изучают уставы, оружие. Отряд участвует в общегородских тактических учениях, несёт как общую, так и противовоздушную охрану пристанских объектов. Нельзя не сказать об активных участниках народного ополчения: старшем диспетчере Е.Ф. Ершове, начальнике механизации П.Ф. Безклубове, механике электростанции М.Д. Фомине, диспетчере Е.Е. Агафонове, мастере древцеха Ф.Л. Мартынове, механизаторе Н.Н. Берёзкине. При массированных налётах вражеской авиации ими было ликвидировано много загораний, как непосредственно на пристани, так и на прилегающих к ней улицах: Комсомольской, Зелёной Горе, Красной.
При налётах на Лискинский железнодорожный узел вражеские лётчики не упускали случая поохотиться за речными судами. Но судоводители искусно маскировали флот, что давало возможность избегать потерь во флоте.
Наряду с выполнением заданий по перевозкам, речники выполняли отдельные заказы и задания фронта. Так, судоремонтные мастерские и мастерские механизации пристани изготовляли металлические детали миномётов, которые затем передавались в паровозное депо, где изготовлялись основные детали, и производилась окончательная сборка.
Древцехом мастерских и стройгруппой пристани была изготовлена большая партия ящиков для противотанковых мин. В течение зимы 1941-1942 годов по специальному заказу и проекту инженерного управления фронта в судоремонтных мастерских были изготовлены деревянные, окованные металлическими пластинами, понтоны и к ним сборные детали на проезжую часть. Эти понтоны затем использовались мостопонтонными батальонами на наплавных мостах через Донец и в среднем течении Дона в 1942 году.
Осенью 1941 года военные действия приблизились к бассейну Дона. К концу октября 1941 года бассейн Дона стал прифронтовым. Потребовалось срочно организовать переправы че¬рез реку большого потока воинских частей, эвакуируемого населения, оборудования, техники. Предстояло переправить более 300 тысяч голов скота.
По распоряжению Военного Совета Южного Фронта от 26 октября 1941 года с помощью речных судов на Верх¬нем Дону было создано 6 переправ, а всего на Дону от Коротояка, на севере, до Ростова, на юге, до полного ледостава действовали 18 переправ. Флот работал до полного ледостава.
Распоряжение о наведении переправ из сухогрузных барж, обслуживаемых пароходами, верхнедонцы восприняли как боевое задание и выполнили его в максимально сжатые сроки, за пять дней.
Центральный архив министерства обороны Российской Федерации сохранил для нас имена тех, кто руководил и создавал переправы у города Свобода (Лиски). Вот они.
Старший диспетчер Верхнего Дона Доно-Кубанского пароходства Иван Фёдорович Агеев в целях своевременного выполнения задания Военного Совета Юго-Западного фронта по созданию переправ через реку Дон мобилизовал свой аппарат и работников пристаней. В распоряжение уполномоченных фронта им был предоставлен весь флот и плавсредства Верхнего Дона. Под его руководством флот работал, досрочно выполняя все перевозки рабочей силы и материалов, необходимых для строительства. В распоряжение уполномоченных были предоставлены все имеющиеся средства связи, что значительно облегчало руководство строительством. Лично Иван Фёдорович принимал меры к скорейшему получению недостающих плавсредств с Нижнего Дона. Агеев безотлучной работой, постоянной заботой и принятием своевременных мер по обеспечению строительства значительно содействовал успешному выполнению задания Военного Совета.
Руководил работами по созданию переправ через реку Дон старший уполномоченный Военного Совета Юго-Западного фронта полковник Александр Иванович Голдович. Это он взрывал мосты под Киевом 20 сентября 1941 года и последним ушёл оттуда. Из окружения вышел одним из первых в район Гадяч. При получении срочной задачи по постройке мостов на реке Дон был отправлен на самолёте для руководства работами на второй день после челюстной операции (воспаление надкостницы). Задачу выполнил в срок, умело проявив инициативу и волевые качества командира.
Руководил строительством мостов через реку Дон в районе Лиски Василий Фёдорович Танана, начальник 3-го отделения автодорожного отдела Управления тыла Юго-Западного фронта, военный инженер. Возглавляя отделение по руководству мосто- и дорожно-строительными частями, он проявил много энергии и инициативы для обеспечения строительства дорог и особенно мостов и переправ через реки, начиная от реки Днестр и кончая реками Дон, Хопёр. Мосты в районе Лиски были построены к 7 ноября 1941 года, ранее установленного срока и высококачественно. Этим было нормализовано движение в районе Лиски, обеспечено ускоренное продвижение войск, транспортов и эвакуируемых ценностей.
Старший политрук военный комиссар 13-го Годора НКВД СССР Дмитрий Михайлович Асеев, работающий на постройке моста через реку Дон у города Свобода, мобилизовал политработников, партийный и весь личный состав части на досрочное выполнение работ. Развёрнутая им партийно-политическая работа среди личного состава обеспечила выполнение работ раньше установленного Военным Советом фронта срока.
Военный инженер 2-го ранга 12-го Головного отдела шоссейно-грунтовых дорог НКВД СССР Фёдор Васильевич Вершеда, руководя технической частью по постройке моста через реку Дон у города Свобода, сумел в трудных условиях при отсутствии достаточного количества людей и материалов организовать работу так, что строительство моста было окончено раньше установленного Военным Советом Юго-Западного фронта срока. Личным примером, не считаясь со временем, с отдыхом, Фёдор Васильевич мобилизовал технический персонал и бойцов на успешное окончание работ.
Капитан парохода «Воронеж» Доно-Кубанского пароходства Иван Матвеевич Волошенко участвовал в строительстве моста через реку Дон у ст. Казанская. Плохое состояние дорог не давало возможности подвезти лес к мосту. Волошенко получил задание – подвезти лес по реке. Несмотря на тёмные ночи, отсутствие маяков, дожди, неполный состав команды, сумел организовать весь коллектив парохода на выполнение поставленной задачи. Круглые сутки пароход работал по доставке леса и всегда без смены на капитанском мостике – Волошенко. Строительство моста тормозила доставка барж. Капитан парохода «Сталинград» отказался вести баржи ночью, Волошенко получил приказ – доставить баржи к утру. Задание было выполнено раньше срока: Волошенко перекрыл обычные нормы скорости движения парохода днём и ночью. Привезённые баржи необходимо было расставить в линии моста. Волошенко всю ночь работал под сильным дождём, но выполнил и эту задачу.
Военный инженер 3-го ранга, помощник командира батальона по технической части 25-го отдельного дорожно-строительного батальона Леонид Зиновьевич Фильштейн работал на строительстве моста через реку Дон у города Свобода. Своей энергичной работой при мобилизации всего личного состава части, увлекая личным примером бойцов и командиров, обеспечил перевыполнение порученного батальону задания.
Красноармеец Тимофей Николаевич Куприн, рядовой 94-го отдельного мостостроительного батальона, своим личным примером, выполняя ежедневные задания командования не менее чем на 200%, способствовал мобилизации всего личного состава части на досрочное выполнение строительства переправы через реку Дон у города Свобода.
За выполнение задания по на¬ведению переправ и образцовое их обеспечение лискинцы – старший диспетчер пристани И.Ф. Агеев и капитан парохода «Воронеж» И.М. Волошенко – были награждены медалями «За боевые заслуги».
В первой декаде ноября 1941 года наступило резкое похолодание. Флот, не занятый на переправах, рассредоточивался по заранее определённым отстойным пунктам. На реке началось льдообразование. Но 13 ноября со станции на пристань было подано 10 железнодорожных платформ со строительным лесом. Задание отдела военных сообщений фронта было категорично – доставить лес по реке к переправе в Коротояке в независимости от погодных условий.
С платформ лес перегружается на палубу баржи №101 и под буксиром грузопассажирского парохода «Роза Люк¬сембург» в 17 часов отправляется в Коротояк.
По реке идёт «сало». Мороз. Срываются один за другим снежные заряды. Нет никакой судоходной обстановки. Но и в этих тяжелейших условиях команда парохода во главе с капитаном В.А. Демидовым и механиком П.Е. Дегтярёвым выполняет задание фронта.
Всего три километра не дошёл пароход до самой переправы и оказался затёртым льдами. С рассветом лес с барж был выгружен на берег и тягачами перемещён к переправе. Пароход же и баржа остались зимовать на плёсе.
Сложна и трудна была зимовка состава в необорудованном месте. Продукты и уголь подвозились подводами, много сил было затрачено на ремонтные работы, обеспечение безопасной стоянки. Помимо этого, в начале зимовки команда парохода оказала большую помощь находившемуся рядом полевому аэродрому, обеспечив его паром из котла парохода. Команда с достоинством перенесла все тяготы зимовки, весной с ледоходом возвратилась на пристань и сразу же включилась в работу на перевозках.
В течение зимы 1941-42 года большая часть флота была занята на переправах, и только незадолго до начала па¬водка и ледохода командование фронта приняло решение о выводе судов с переправ в места безопасного отстоя. Вывод судов производился по майнам, для которых было вручную пешнями выколото несколько десятков тысяч квадратных метров льда. Выколотый лёд частично по майнам заводился за баржи, а частично утапливался баграми под кромку общего массива льда.
Только по Лискам для вывода 6 барж от места, где сейчас находится переправа, до затона пристани было выколото 22.500 квадратных метров льда. На ледокольных работах были заняты и экипажи судов, и береговые работники. Это был тяжелейший физический труд, но люди не считались ни с усталостью, ни со временем.
Самым тяжёлым сложился отстой флота по пристани Казанская. Там зимовало 19 барж и пароход «Воронеж». Суда были установлены в кильватер вдоль берега и закреплены стальными тросами за врытые в землю «мертвяки». С каждого судна были положены и якоря. Но в связи с тем, что ниже стоянки судов была организована, путём наморозки на льду жердей и хвороста толщиной до I метра, воинская переправа, то при паводковом подъёме воды разрушиться такое сооружение сразу не смогло. Образовался большой затор льда. Лёд стал затирать закреплённые у берега суда. Не выдержав, лопались стальные тросы, обрывались цепи якорей. И только в самый последний момент, когда суда уже находились под явной угрозой уничтожения, командованием было принято решение о взрыве ледовой переправы.
После взрыва скопившийся лёд устремился на чистую воду и напор его на суда ослаб. Флот был полностью сохранён. Следует отметить самоотверженный труд караванного капитана И.М. Волошенко и механика З.А. Строкова, руководивших отстоем флота по пристани Казанской.
В остальных отстойных пунктах, а их было пять, весенний паводок был пропущен без осложнений.
В связи с ухудшением военной обстановки фронт и тыл предъявляли всё более высокие требования к транспорту. Однако возможности железных дорог вследствие сокращения сети и потерь подвижного состава значительно снизились.
Газета «Правда» 7 марта 1942 года указывала: «Речной транспорт должен будет основательно помочь железным дорогам. Всё, что может быть перевезено водой, должно быть снято с железнодорожного транспорта и передано на водный транспорт».
Своевременная подготовка к навигации стала важной народнохозяйственной задачей, и в тех условиях полностью оправдал себя впервые широко применённый метод проведения ремонта флота силами судовых команд.
Главной задачей прифронтовых пароходств, каким являлось и Доно-Кубанское, было непосредственное удовлетворение нужд фронта.
В феврале 1942 года для координации работы всех видов транспорта в целях разгрома врага при Государственном Комитете Обороны был создан Транспортный Комитет. Председателем его стал И.В. Сталин, заместителем председателя – А.А. Андреев. В комитет входили также А.И. Микоян, А.В. Хрулев, З.А. Шашков и другие.
С открытием навигации 1942 года был задействован весь флот. Часть его обеспечивала перевозки хлеба и отдельные воинские перевозки. Но основная часть флота по-прежнему устойчиво обеспечивала воинские переправы через Дон.
В мае неожиданные обстоятельства внесли свои определённые коррективы в работу Лискинского речного флота. В ночь на 12 мая до редкости сильным ливневым дождём, продолжавшимся подряд несколько часов, разрушило подъездные пути к нефтебазе и к пристани, уничтожило мосты на этих путях.
На восстановление подъездных путей требовалось привлечение большого числа людей и организация подвоза грунта балластными поездами для засыпки промоин, что в условиях частых массированных налётов вражеской авиации было трудноосуществимо.
Пристань оказалась отрезанной от железной дороги и перевалочные операции прекратились. Зерно с части барж было выгружено в склад.
В связи с отходом войск Юго-Западного и Южного фронтов в июне и июле 1942 года на Дону эвакуационные перевозки совершались в направлениях с Нижнего Дона на Калач и с Верхнего Дона на Лиски, частично на Калач, и далее по железной дороге.
На Дону летом 1942 года было организовано свыше 50 переправ. На них работало 125 транспортных судов, в том числе 80 несамоходных барж.
3 июля 1942 года у первого секретаря Лискинского райкома партии Т.Н. Готовцева созывается экстренное совещание руководителей предприятий и секретарей партийных организаций. На этом совещании заместитель председателя Воронежского Облисполкома Т. Нечепуренко объявляет решение Обкома, Облисполкома, Военного Совета фронта об эвакуации населения, производственных предприятий, предприятий транспорта и всех организаций города. Устанавливается срок эвакуации – три дня.
В соответствии с полученными указаниями демонтируется станочное оборудование мастерских, оборудование узла связи, двигатели электростанции, норийное оборудование и грузится на баржи, туда же загружаются архивы и документация лискинской пристани и мастерских. 4 июля на грузопассажирском пароходе «Роза Люксембург» отправляются в Калач-Донской семьи речников.
К вечеру 5 июля в сторону Павловска отправляются баржи с демонтированным оборудованием и весь флот. В Лисках остаётся теплоход «Чекист», замаскированный ниже паромной переправы, и на нём оперативная группа в составе начальника пристани П.Е. Бондаренко, старшего диспетчера движения Г.И. Чуб, старшего диспетчера погрузработ Е.Ф. Ершова, начальника механизации П.Ф. Безклубова, механика электростанции М.Д. Фомина, а также прокурора участка, зам. начальника передвижения войск Доно-Кубанского бассейна и командира отряда ВОХР. Капитаном теплохода «Чекист» был Д.А. Чёрный, механиком – В.В. Буевич.
На следующий день, 6 июля, в 15 часов по железнодорожному мосту и понтонной переправе на левый берег реки переправляются последние воинские части Красной Армии, занимая подготовленную по берегу реки оборону.
К оперативной группе на теплоходе «Чекист» присоединяется механик теплохода «Решающий» И.К. Головащенко. Он прибыл из Коротояка, где под непрерывными бомбёжками и артиллерийским обстрелом его теплоход с помощью баржи «Туапсе» обеспечивал до последней возможности перевозки войск через Дон. Только после того, как прямым попаданием авиабомб баржа «Туапсе» была затоплена и повреждён корпус теплохода «Решающий», команда теплохода отвела теплоход в Ивановское колено и затопила его у левого берега.
Автором исследованы документы боевых частей и подразделений, просмотрена большая часть воспоминаний и мемуаров бойцов и командиров, в первых числах июля 1942 года переправлявшихся через реку Дон в районе Коротояка, но нигде не встретился факт работы на переправе через Дон в районе Коротояка теплохода с баржей.
В 16 часов 6 июля подрываются железнодорожный мост и понтонная переправа (вместе с баржей «Цимла») [имеется в виду мост и переправа в городе Свобода – Т.Б.]. Командир воинской части, занявшей оборону в районе пристани, предлагает оперативной группе покинуть пристань. На пристани поджигаются зерновой склад, обе нории.
В гнетущем, подавленном настроении уходила вниз по Дону оперативная группа. Сзади полыхала нефтебаза, горели элеватор и склады продрезерва. На Мельничном бугре вспыхивали разрывы вражеских мин. Прорвавшиеся к дамбе железнодорожного моста фашистские танкетки начали интенсивный пулемётный обстрел города. Чёрной тучей над железнодорожным узлом висели вражеские самолёты, хотя на станции уже нет ни одного паровоза, ни вагонов.
Со слезами на глазах смотрели речники, как гибло то, что создавалось таким напряжённым трудом. Но они знали, что это временно, они верили, что ещё вернутся.
По пути «Чекист» останавливается у склада взрывчатых веществ технического участка пути, расположенного на горной стороне ниже хутора Никольский. На теплоход переходят часовые ВОХР. Склад, в котором находилось пять тонн аммонала, минируется. Потрясающий взрыв – и склад уничтожен.
На подходе к пристани Духовое обнаруживается у берега баржа «Саратов», грузоподъёмностью 1.600 тонн. Вследствие плохой управляемости состава, здесь её оставил пароход «Сталинград». Теплоход «Чекист» берёт баржу на буксир. В это время налетает фашистский самолёт, сбрасывает на теплоход бомбы. Искусно маневрируя, Д.А. Чёрный уводит судно от прямого попадания. Всё обходится благополучно.
Вскоре после проследования состава через Дон в районе села Нижний Икорец переправляется до батальона фашистских вояк. Это был единственный случай, когда немцам удалось форсировать Дон в этом месте. Но недолго пришлось «завоевателям» топтать левобережную Лискинскую землю. Вскоре 357-й стрелковый полк разгромил этот батальон, и лишь немногим гитлеровцам удалось унести свои ноги обратно за Дон.
Автором предпринята попытка найти официальные документы, чтобы подтвердить факт, изложенный в книге Игоря Алексеевича Афанасьева, но (увы!) в документах Центрального архива Министерства обороны РФ удалось найти про 357-й стрелковый полк только такие сведения: «входил в состав 342-й стрелковой дивизии (II), период действия – 09.08.1945 – 03.09.1945». Таким образом, 357-й стрелковый полк участвовал в войне с Японией.
Кроме того, как уже было рассказано в главе IV части I данной книги, село Нижний Икорец входило в район обороны 955-го стрелкового полка 309-й стрелковой дивизии. Исходя из записей в журнале боевых действий 4 июля 1942 года «авиация противника бомбила район обороны 3-го батальона 955-го стрелкового полка». За 5 июля 1942 года имеется запись: «Произведя разведку районов Щучье, Нижний Икорец, Лыски, [авиация противника] бомбила район обороны 1-го батальона 959-го стрелкового полка: Залужное, высота 160,7». 6 июля 1942 года по 309-й стрелковой дивизии был отдан боевой приказ № 3 на разведку. В оперативной сводке штаба артиллерии 6-й армии за 9 июля 1942 года сообщалось: «2-й дивизион 842-го лёгкого артиллерийского полка 309-й стрелковой дивизии находился на огневых позициях в районе – лощина 2 км западнее Нижнего Икорца. Артогнём рассеяна и частично уничтожена группа пехоты у развилки дорог».
Никаких других сообщений о действиях противника в районе Нижний Икорец автору найти не удалось. Скорее всего, это ещё один миф лискинской земли.
Поздно ночью «Чекист» подходит к пристани Колыбелка. На правом берегу речники замечают скопление разрозненных воинских групп и полевой госпиталь, не могущих переправиться через Дон. Несколько рейсов сделал теплоход, пока не перевёз всех людей, затем продолжил путь и вскоре, на подходе к Белогорью, догнал весь флот, ушедший ранее из Лисок. Флот стоял в ожидании пропуска через Белогорьевскую переправу, по которой беспрерывным потоком шли воинские подразделения, боевая техника, и по этой причине пропуск флота не осуществлялся.
Для безопасности стоянки суда были рассредоточены на Бабинском плёсе у левобережного лесного массива и замаскированы. В этот же день, 7 июля, с начальником 4-го военно-дорожного управления был решён вопрос о пропуске всего флота через переправу, но вскоре после достижения договорённости о пропуске судов, на Белогорьевскую переправу совершается массированный налёт вражеской авиации. Прямым попаданием бомб были разбиты и затоплены на судовом ходу находящиеся в разводной части переправы баржи «Аксай», «Лиски», «№ 156».
Флот, сосредоточенный на Бабинском плёсе, оказался отрезанным от нижнего участка реки. К вечеру же у сёл Верхний Карабут, Белогорье, Басовка, расположенных по правому берегу Дона, появились передовые немецкие части и начали миномётный обстрел переправы и дороги, идущей от Александровки Донской к городу Павловск.
С наступлением сумерек капитан П.И. Миронов и помощник капитана И.Ф. Тимков на пароходе «Чапаев» попытались подойти к переправе с целью разведать возможность прохода флота около затопленных барж, но, несмотря на принятые меры предосторожности, тщательную маскировку парохода, он был обнаружен немцами, обстрелян и вынужден был вернуться обратно.
Флот оказался между двух линий обороны, немецкой – по правому берегу и нашей – по левому, что создавало угрозу захвата судов врагом и использование их как переправочных средств. Это обстоятельство поставило перед необходимостью принятия решения о затоплении флота. Капитанам, механикам пароходов было дано указание о подготовке судов к затоплению, о демонтаже наиболее важных деталей машин (в частности, парораспределения), консервации их и захоронении в лесу, в скрытных местах. Там же закапываются архивы и документация пристани Лиски и судоремонтных мастерских.
Но для принятия окончательного решения о затоплении флота требовалось согласование с командованием 21-й армии, обороняющейся в данном районе. Штаб армии дислоцировался в 25 километрах от Дона, в Шиповском лесу. Только к 5 часам утра 8 июля представители речников добрались к штабу и доложили командующему армией генерал-майору М.С. Шумилову о создавшемся положении. Командующий сразу же принял решение и отдал приказ начальнику инженерного управления армии полковнику Фурса к 10 часам 8 июля затопить весь флот, сконцентрированный у села Бабка и в Павловском затоне, а оставленные у села Прияр баржи «Закат» и «Астрахань» взорвать. Непосредственное исполнение приказа о затоплении было поручено командиру понтонно-мостового батальона старшему лейтенанту Скоробогатько.
С тяжёлой болью была принята речниками необходимость затопления судов, но каждый понимал, что в создавшейся обстановке это было единственно возможным решением.
Приказ командования 21-й армии был выполнен полностью и в установленный срок.
Автор вынуждена ещё раз напомнить, что данная глава написана на материале книги Игоря Алексеевича Афанасьева. Неизвестно, какими материалами пользовался Игорь Алексеевич, но документа – боевого приказа, боевого распоряжения, боевого донесения, оперативной сводки или записи в журнале боевых действий 21-й армии, подтверждающего факт отдачи приказа о затоплении флота речного порта Лиски, – в ЦАМО не обнаружено.
К тому же, командующим 21-й армией до 9.00 18 июля 1942 года был генерал-майор Василий Николаевич Гордов. Согласно боевому распоряжению ВПУ штарма 21 от 5 июля 1942 года общее руководство обороной по восточному берегу реки Дон на участке Мостище – Ясеневка было возложено на заместителя командующего войсками 21-й армии генерал-майора Михаила Степановича Шумилова. Но, как рассказано выше, по неизвестной причине Михаил Степанович данное боевое распоряжение не выполнил.
Вспомогательный пункт управления штаба 21-й армии 7 июля 1942 года находился в селе Бабка. Боевые распоряжения от имени командующего армией подписывал начальник штаба 21-й армии генерал-майор Данилов А.И. Так боевым распоряжением от 7 июля 1942 года, отданным командирам 124-й стрелковой дивизии и 1-й истребительной дивизии, в связи с тем, что противник силою до пехотной дивизии с танками в 18.00 7 июля занял Белогорье, командарм приказал прочно укрепить восточный берег реки Дон на участке Александровка Донская – Павловск и особое внимание уделить берегу в районе Белогорска. Под личную ответственность командиров дивизий не допустить переправы противника на восточный берег реки Дон. Собрать немедленно все необходимые силы и средства и подчинить себе все части, находящиеся на восточном берегу реки Дон, объединиться с командиром 124-й стрелковой дивизии. Ниже подписей начальника штаба, военкома, начальника оперотдела имеется приписка за подписью заместителя командующего 21-й армией, начальника инженерной службы полковника Юрия Вячеславовича Бордзиловского: «В случае недостаточности разрушения переправочных средств довершить их разрушение». Эта приписка может относиться и к мостам, и к речному флоту, и к чему-то ещё.
Просмотрен автором и документ «Боевой путь 540-го армейского инженерного батальона 21-й армии с 1 августа 1941 года по 5 ноября 1942 года». Каких-либо упоминаний о затоплении речного пассажирского и грузового флота на реке Дон в этом документе нет.
8 июля 1942 года в 9 часов пароходы, баржи и флот технического участка от мест швартовки были отведены на глубокие места. В машинных отделениях были открыты кингстоны, в днищах пробиты отверстия. Устремившаяся через них вода быстро затопляла трюмы. Под давлением воды воздух с силой вытеснялся наружу, что создавало внутри корпусов пароходов сильный шум, умноженный треском ломающихся переборок, оборудования кают.
Суда медленно уходили под воду и вскоре на поверхности возвышались лишь трубы пароходов, рулевые рубки да мачты, создавая тягостную картину кладбища судов.
С болью в сердцах уничтожали речники то, что в предвоенные пятилетки создавалось на благо народа, но вместе с болью и горечью в их сердцах была непоколебимая вера в то, что они ещё вернутся и самоотверженным трудом воз¬родят флот, всё речное хозяйство, и воды Тихого Дона бу¬дут опять служить своей Родине, своему народу.
Одновременно с затоплением флота на Бабинском плёсе, в Павловском затоне были затоплены все находившиеся там суда и взорваны наливная баржа «Закат» и сухогрузная «Астрахань» в районе Прияра.
В Павловских судоремонтных мастерских под руководством директора А.В. Иванова 7-8 июля было демонтировано всё оборудование и за невозможностью вывоза его вглубь страны детали станков, двигатели электростанций, инструмент были зарыты в землю в определённых потайных местах.
После затопления флота командам судов и береговым работникам Лисок и Павловска были выданы эвакуационные направления в порты волжских пароходств. Большинство из них добрались до Сталинграда, Саратова, Ульяновска, а оттуда, по распоряжению Наркомречфлота, были направлены на работу на Каму, реки Западной Сибири и Средней Азии.
Некоторые товарищи и среди них П.Ф. Безклубов, Н.М. Полячко, Е.Ф. Голотин, С.Ф. Трубецкой и другие отказались от эвакуации. Павловским райвоенкоматом они были призваны в армию и ушли на фронт защищать Родину.
Чрезвычайно тяжёлое положение создалось в первой половине июля 1942 года в Придонье, в результате широкого наступления немецко-фашистских войск на фронте от Воронежа, на севере, до Ростова-на-Дону, на юге. Тяжёлое положение потребовало увеличения количества переправ через Дон, улучшения работы действующих переправ, увеличение их пропускной способности.
Задействованный на переправах ниже Павловска флот трудился с огромным напряжением. Зенитная оборона у большинства переправ отсутствовала, в результате систематических бомбардировок флот нёс всё более ощутимые потери. Поддерживать переправы в рабочем состоянии было невероятно трудно. Уполномоченный Народного Комиссариата Речного флота на Дону В.А. Савельев докладывал 15 июля 1942 года Военному Совету Юго-Западного фронта: «За последние дни на переправах по реке Дон у пристаней Галиевка, Казанская, Вешенская разрушено при бомбардировке переправ самолётами 19 барж, уничтожен один газоход и подбит пароход».
Но благодаря созданию резерва судов переправы работали почти без перебоев, хотя гибли суда, гибли люди.
Так, 8 июля у села Нижний Карабут при налёте авиации была разбита и затоплена баржа «Самара», работавшая как паром на переправе войск.
9 июля при массированном налёте вражеской авиации была разбита переправа на пристани Казанская. На судовом ходу было затоплено шесть барж. Взрывом авиабомбы был повреждён левый подкрылок парохода «Воронеж», работавшего на переправе. На пароходе был убит старший рулевой И.А. Пугачёв.
Капитан парохода И.М. Волошенко и механик З.А. Строков на одном правом колесе повели пароход на пристань Калач. В пути, в районе пристани Потёмкинская, на пароходе был убит первый помощник капитана И.Л. Горбачёв.
10 июля массированным налётом фашистов была разбита переправа пристани Вешенская. На судовом ходу были затоплены 4 баржи, составлявшие разводную часть моста.
Переправа у пристани Галиевка действовала до 12 июля. В этот день у переправы завязался бой с передовыми вражескими частями. Находившиеся в разводной части 4 баржи были взорваны и затоплены.
Пароход «Роза Люксембург», ушедший 4 июля из Лисок с эвакуированными семьями речников и успевший прорваться через Белогорьевскую переправу, на подходе к пристани Базки (неподалеку от станицы Вешенской) был подвергнут пулемётному обстрелу с фашистского самолёта, было ранено несколько человек (в том числе и дочь электромонтёра пристани Сенчищева), а у, эвакуируемого на этом же пароходе, хирурга больницы водников Сальникова случился приступ аппендицита. Пришлось делать вынужденную остановку, но оказалось, что Базковская больница разгромлена воздушным налётом врага и не функционирует, и тогда хирург, с помощью ассистирующих ему членов экипажа парохода, сделал сам себе операцию по удалению аппендикса. Удивительный пример мужества и высокого профессионализма!
Несмотря на жесточайшую опасность, оставшаяся в строю, незначительная часть флота Верхнего Дона продолжала обеспечивать переправы и воинские перевозки на Среднем Дону.
Пароход «Магнитогорск» (капитан А.И. Скуратов, ме¬ханик И.С. Волошенко) использовался на воинских пере¬возках на участке Калач – Серафимович, а с 20 июля был поставлен на переправу у пристани Сиротинская.
Пароход «Ударник» (капитан Ф.К. Бойченко, механик А.С. Дубовой), работавший до последней возможности на переправе пристани Галиевка, был переброшен к пристани Трёхостровская и опять включился в воинские перевозки.
Пароход «Роза Люксембург» (капитан В.А. Демидов, механик П.С. Дегтярёв) по прибытию в Калач с эвакуированными семьями речников интенсивно включился в работу на переправах в районе Калача.
Часть верхнедонских барж и земснаряды «Донская-1» и «Донская-5» были рассредоточены в Качалинском стародонье и добросовестно замаскированы. Из грунтоотводов же «Донской-1», в районе пристани Трёхостровская, через Дон была сооружена пешая наплавная переправа, в течение трёх недель подвергавшаяся почти беспрерывным бомбёжкам, но так и оставшаяся неуязвимой.
Вот что говорится о том времени в монографии ЦНИИЭ ВТа «Речной транспорт за 50 лет Советской власти»: «Наиболее упорные и длительные бои с рвавшимся на восток противником шли в большой излучине Дона, между Серафимовичем и х. Суворовским. Находящиеся здесь около 60 транспортных судов были использованы для перевозки наших войск. Их действиями руководили командиры понтонно-мостовых батальонов, ответственные за переправы. Снабжением и ремонтом флота, подачей судов на переправы ведали уполномоченные пароходства М.И. Ким и П.Е. Бондаренко. Работали переправы ночью – это в какой-то мере помогало уберечь флот от затопления в результате бомбардировок. Но когда противник в ряде мест вышел на правый берег Дона и начал обстрел переправ из орудий и миномётов, суда стали гибнуть одно за другим. Пренебрегая смертельной опасностью, умело и отважно действовали на переправах экипажи пароходов «Роза Люксембург» (капитан В.А. Демидов), «Донбасс» (капитан Н.И. Журавлев) и другие.
Суда работали в излучине Дона до отхода наших войск после упорнейших боёв на левый берег реки».
15 июля 1942 года фашисты вышли к Дону в районе Мигулинской, 17 июля – Усть-Хопёрской, 21 июля – Клетской.
21 июля на пристани Серафимович демонтируется трансляционная установка селекторной связи, соединяющая Управление пароходства с Верхним Доном и отправляется на Волгу, в город Камышин.
А напор вражеских войск не ослабевал. В связи с осложнившейся обстановкой на совещании у Наркома речного флота З.А. Шашкова в городе Сталинграде 11 августа было принято решение, согласованное с командованием фронта о минировании судов, работающих как на переправах, так и находящихся в отстое в Качалинском стародонье. В течение 12-13 августа это решение было выполнено. Минирование судов производилось сапёрами 4-й танковой армии.
С переходом вражеских войск реки Дон у хутора Окатов 15 августа, выше Вертячьего был подорван и затоплен на 8-метровой глубине пароход «Днепрогэс». 16 августа в Качалинской протоке затоплены пароходы «Ударник», «Донбасс», «1 Мая», землечерпалки и баржи на глубине 6-8 метров. В этот же день в районе Сиротинской был взорван пароход «Магнитогорск» и баржи «Россия» и «Полтава».
Команды этих судов были эвакуированы на Волгу и продолжали самоотверженно трудиться сначала в Волжских, а затем в Сибирских пароходствах.
Ещё громыхали по всей кровоточащей линии фронта от Чёрного до Баренцева моря тяжкие оборонительные бои, а страна уже думала о будущем, думала о восстановлении разрушенного народного хозяйства и транспорта.
Восстановление речного транспорта рассматривалось Государственным комитетом обороны в качестве одной из первоочередных задач по возрождению экономики освобождённых районов.
В августе 1942 года в Наркомате речного флота создаётся Центральное Военно-Восстановительное Управление, которое возглавил начальник Южного Центрального Управления речного флота Владимир Александрович Савельев.
Сразу же после изгнания фашистских захватчиков с Донской земли в Ростове образовывается Доно-Кубанское Военно-Восстановительное Управление (ДКВВУ) – начальник Я.А. Эльгарт, главный инженер Б.А. Ростковский, а в качестве его линейного подразделения на Верхнем Дону с дислокацией в городе Павловске создаётся 4-й военно-восстановительный отряд (4-й ВВО).
В задачу 4-го ВВО, объединившего в своём составе эксплуатационников и связистов, путейцев и ремонтников, входил быстрейший подъём и восстановление флота, восстановление путевого хозяйства, промышленных предприятий, связи и налаживание, организация эксплуатации речного хозяйства.
Первым начальником 4-го военно-восстановительного отряда стал К.Е. Нездыменко, грамотный, инициативный руководитель, бывший до оккупации Днепропетровского бассейна начальником порта Днепропетровска, депутатом Верховного Совета Украинской ССР. Особенно проявил себя волевым и отважным речником Г.Е. Нездыменко во время наступления фашистов на Днепр. Для эвакуации войск и населения через Днепр под его личным руководством было наведено через реку два наплавных моста и организована работа на переправе 20 буксирных и пассажирских судов. До самого последнего момента работал Днепровский флот и Г.Е. Нездыменко на перевозках. Теперь же, когда его родные места были оккупированы немецкими захватчиками, он и многие его коллеги – днепровцы – помогали восстанавливать и налаживать Донское хозяйство.
Одной из самых неотложных задач отряда стало выявление мест нахождения судов, их обследование и установление технического состояния с целью принятия мер по обеспечению пропуска приближающегося весеннего ледохода и разработки первоочередных восстановительных работ. С этой целью штабом 4-го Военно-Восстановительного отряда была создана комиссия, которая в очень сжатые сроки, энергично и тщательно обследовала участок реки Дон от Коротояка до Еланской и составила ведомость фактической дислокации флота и его ориентировочное техническое состояние на 10 марта 1943 года.
В удручающе трагичном положении находился флот Верхнего Дона к весне 1943 года.
Вот краткая выписка из упомянутой дислокации:
«Коротояк. Пассажирский теплоход «Решающий». Затоплен полностью от разрыва авиабомбы. Сухогрузная металлическая баржа «Туапсе» (650 тонн), затоплена полностью. Плашкоут №17 не обнаружен. По имеющимся данным – разрушен полностью.
Лиски. Сухогрузные деревянные баржи №105 (345 тонн), №106 (345 тонн) и №133 (100 тонн) сгорели полностью. Исключались из списков флота. Сухогрузная деревянная баржа №104 (345 тонн), находящаяся на берегу Лискинских судоремонтных мастерских, полностью разрушена минами. Восстановлению не подлежит. Металлическая баржа «Цимла» (425 тонн) затоплена на Нижне-Лискинском перекате. Взрывом разрушены нос и левый борт. Намечена к подъёму и восстановлению в 1-ю очередь.
Нижне-Щучанский перекат. Сухогрузная металлическая баржа «Керчь» (345 тонн). Находится на плаву. Имеются пулевые и осколочные пробоины. Деревянная баржа № 99 (850 тонн) и деревянная баржа № 100 (850 тонн). Затоплены. Корпуса видны из воды на 0,4 метра. Имеются разрушения от попадания авиабомб.
Осиновский перекат. Деревянная баржа №108 (345 тонн). Взорвана носовая часть. Затонула.
Пристань Колыбелка. Мотокатер № 3 и брандвахта № 202. Состояние неизвестно.
Прияр. Сухогрузные металлические баржи «Медведица» (1400 тонн) и «Астрахань» (750 тонн). Взорваны средняя и кормовые части. Затоплены. Наливная баржа «Закат» (1250 тонн). Взорвана кормовая часть. Баржа горела, деформирована. Носовая часть из воды видна. Судолавка – состояние неизвестно.
Село Бабка. Сухогрузная металлическая баржа «Ростов» (1600 тонн). Затоплена с грузом Лискинского узла связи и оборудованием. Буксирный пароход «Сталинград» (350 л.с.). Затоплен на ровный киль. Видна крыша рулевой рубки. Землечерпалка «Донская-9». Затоплена ниже парохода «Сталинград». Лежит на левом борту. Корпус не имеет повреждения. Буксирный пароход «Чапаев» (270 л.с.). Затоплен с креном на правый борт ниже «Донской-9». Видна дымовая труба и крыша рубки. Буксирный пароход «Перекат» (150 л.с.). Затоплен ниже парохода «Чапаев». Видна крыша рубки. Брандвахта № 9 и двухдечный дебаркадер № 72. Затоплены. Видны крыши надстроек. Пассажирский теплоход «Чекист» (100 л.с.). Затоплен в районе парохода «Перекат». На поверхности ничего не видно. Карчекран № 22. Из воды виден верх кают и стрела. Сухогрузная металлическая баржа № 162 (275 тонн) на плаву. Каюта разобрана на 50% и снята пайольная слань. Металлическая баржа «Саратов» (1600 тонн). Полузатоплена с грузом проса. Металлические баржи № 156 (450 тонн) и «Зея» (650 тонн). Затоплены полностью. Паузок № 63 (120 тонн). Затоплен с пищепродуктами. Паузок «Ялта» (180 тонн). Затоплен полностью с оборудованием узла связи. Мотокатера № 1 и «Бакенщик». Затоплены в районе паузка № 63. Пассажирский пароход «Революция» (90 л.с.). Из воды видны леера на тентовой палубе. Пассажирский пароход «Пионер». Затоплен рядом с пароходом «Революция». Брандвахты № № 201, 203, 301 и взрывсклад № 1 – затоплены. Местоположение не обнаружено. Деревянная баржа № 128 (80 тонн) затоплена по палубу.
Село Александровка Донская. Буксирный винтовой газоход № 20 (50л.с.). Взорван, затоплен. На берегу находятся мотокатер армейского образца и трофейный катер с пулевыми и осколочными повреждениями. Намечено восстановление и оформление передачи их ДКВВУ.
Белогорье. Деревяная баржа № 101 (850 тонн). Сгорела. Осталась часть днища. Исключалась из списков флота. Сухогрузные металлические баржи «Лиски» (425 тонн), «Аксай» (425 тонн) и наливная баржа «Китаянка» (345 тонн) разбиты авиабомбами. Затоплены в разводной части переправы. Состояние неизвестно. Ниже Белогорьевского заготзерно на плаву наливная баржа «Камчатка» (1250 тонн). В корпусе пулевые пробоины. Состояние удовлетворительное.
Павловск. В Павловском затоне затоплены: наливная баржа СБ-4 (250 тонн), дебаркадер № 35, пассажирские ка¬тера «Седовец» и «Электросварщик», мотокатер № 4, взрывсклад № 4, карчекран № 12. В районе заготзерно за¬топлены мотокатера № 2 и № 21 и брандвахта № 12. Над¬стройка брандвахты разобрана.
Нижний Карабут. Наливная баржа «Самара» (1250 тонн). Разрушена в результате прямого попадания трёх авиабомб. Намечено восстановление во 2-ю очередь.
Старая Калитва. Колёсный буксирный газоход № 205. Затоплен в результате попадания артиллерийского снаряда в моторное отделение. Надстройка разрушена.
Комаровский перекат. Затоплены винтовой буксирный газоход, брандвахта № 4 и земснаряд «Донская-4».
Галиевка. Металлическая баржа «Полтава» (1250 тонн). Затоплена. Верх пострадал от пожара. Затоплены деревянные плашкоуты 072, 077, 011,017, 048, деревянные баржи № 117 (500 тонн), №114 (500 тонн), №127 (100 тонн). Надстройки барж разобраны.
Казанская. Сухогрузная деревянная баржа № 2 (1200 тонн). Затоплена. Видна корма. Наливная баржа «Свет» (450 тонн). Затоплена полностью в результате прямого попадания авиабомбы при переправе техники через реку. Наливная баржа «Сила» (450 тонн). Затоплена в районе нефтебазы. Корма видна. Плашкоуты №№ 08, 018 затоплены полностью. Место затопления деревянной баржи № 102 (500 тонн), УТ-9 (200 тонн) и плашкоутов №№ 020, 022 не обнаружено.
Стоговский перекат. Затоплен буксирный газоход в результате разрыва авиабомбы.
Мигулинская. Наливная баржа БН-119 (200 тонн). Разрушена авиабомбой. Часть палубы выброшена на берег.
На участке от Гормиловского переката до Вешенской затоплено несколько судов технического участка.
Станица Вешенская. На плаву находятся шесть деревянных плашкоутов, соединены по три единицы настилами в одно целое. Заминированы.
На Среднем Дону взорваны и затоплены пароходы «Днепрогэс», «Ударник», «Донбасс», «1 Мая», «Роза Люк¬сембург», землечерпалки и ряд верхнедонских барж».
В не менее удручающем и трагичном положении была пристань Лиски. В течение шести месяцев она находилась в непосредственной зоне боевых действий, являясь передним краем обороны наших войск. Все возможные проходы на территорию пристани и ближайшие окрестности были за¬минированы. Производственные, бытовые и служебные помещения пристани и ремонтных мастерских были разрушены миномётным и артиллерийским огнём. Некоторая часть лесоматериалов, кирпича, металла от разрушенных объектов была использована воинскими подразделениями на оборонительные сооружения.
В западной части затона, на хлебном участке, был пустырь, лишь торчали обгорелые пни от сгоревших зерноперегружателей, угольной эстакады да валялись кучки обгоревшего металла от оборудования.
С улицы Коллективной и вдоль железнодорожной насыпи, затем через всю территорию пристани, по льду затона и реки, на правый берег проходила фронтовая дорога на запад, по которой густым потоком двигались войска, техника. В обратном направлении проходили колонны военнопленных немцев, венгров, румын. По бокам дороги – предостерегающие надписи: «Минировано». Напротив лесопилки – землянки, жильё зенитчиков, орудийные расчёты которых разместились вокруг пристани.
Находящаяся в черте города больница водников (ул. Ленина) стояла в полуразрушенном состоянии. С началом Великой Отечественной войны в здании больницы разместился военный госпиталь, а в июне 1942 года из-за повреждений здания больницы в результате боевых действий её деятельность была прекращена.
Вот как описывали очевидцы состояние больницы в январе 1943 года после того как Красная Армия отогнала фашистов от Дона: «Левое крыло больницы, где размещались кухня, продуктовая кладовая, зубной кабинет, выгорело от попадания в него вражеской зажигательной бомбы. Центральный вход разворочен взрывом снаряда, разграблены оконные рамы, дверные проёмы, полы, разоборудовано паровое отопление...».
В здании столовой пристани (в будущем – клуб речников) взрывом снаряда разрушена кухня, подсобное помещение. В зале сорваны полы на строительство оборонительных сооружений.
Пекарня полуразвалена, но сохранились печи и паровой котёл.
Здание дома водников по улице Ленина уцелело, но окна, двери побиты, разломаны, обвалена штукатурка стен, потолков, повреждено центральное паровое отопление.
Помещение по улице Пионерской и конюшня полностью уничтожены.
Так выглядела пристань Лиски в январе 1943 года, сразу после изгнания фашистских вояк. В аналогичном разрушенном состоянии находились Павловские судоремонтные мастерские, путейское хозяйство, связь.
Необходимо было немедленно взять под охрану уцелевшее имущество и флот, приступить к укомплектованию восстановительного отряда, развернуть работы по подъёму флота и восстановлению берегового хозяйства. И в мирных, обычных условиях это было бы очень непростой задачей. Сейчас же продолжалась ожесточённая, бескомпромиссная схватка с врагом, и наиболее подготовленные, работоспособные кадры речников находились на фронте. Не было материалов, инструмента, простейшей техники. Был только огромный энтузиазм и страстное желание, как можно быстрее восстановить разрушенное.
Буквально с первых дней, как только наши войска погнали фашистов на запад, из сёл Залужное, Никольское, Урыв стали подходить рабочие пристани, оказавшиеся на временно оккупированной врагом территории. Среди них диспетчер погрузработ Е.Е. Агафонов, механик механизации И.К. Кочуков, бригадир древцеха Ф.Л. Мартынов, столяр В.Г. Миронов и многие другие. Из этих людей были созданы строительная и подсобная бригады, которые занимались сбором и заготовкой строительного материала, ин¬вентаря, инструмента.
Коллективно были обсуждены и намечены объекты, подлежащие восстановлению в первую очередь. К ним бы¬ли отнесены: хлебопекарня, рабочая столовая, общежитие, кузница. Был составлен план работ, расставлены люди. Все трудились с громадным напряжением, не считаясь ни с ка¬кими затратами сил и времени.
В течение пяти дней здание хлебопекарни было приведено в состояние пригодное для работы, отремонтированы печи, топливная система, инвентарь. На шестой день пекарня выдала полторы тонны печёного хлеба, в последующие дни выпечка была доведена до трёх тонн в сутки. Хлеб стал поступать не только к столу речников, но и по всему городу, т.к. городская и железнодорожная пекарни были разрушены.
Следом за пекарней вступила в строй рабочая столовая. Речники стали получать горячую пищу, которую добросовестно, с материнской заботой готовила рабочая пристани М.К. Ощенко, ставшая впоследствии поваром больницы водников.
В начале февраля 1943 года в город и сёла Песковатка, Нижний Икорец возвращаются эвакуированные в восточные районы страны жители и, в их числе, много речников. С этого времени на пристани организовываются мастерские, начальником которых назначается Н.Н. Берёзкин, строительная группа (мастер В.Г. Миронов), отдел погрузочно-разгрузочных работ (руководитель – диспетчер Е.Е. Агафонов). Перед ними всеми ставится задача очистить территорию пристани и мастерских от завалов, вы¬званных разрушениями, восстановления зданий, производственного оборудования, изготовления инвентаря, ин¬струмента, изыскания такелажа и разворота подготовительных работ к судоподъёму.
Интенсивные работы по восстановлению мастерских и организации судоподъёма разворачиваются и в Павловске.
В местах затопления флота создаются караванные службы.
Работники плавсостава и береговые работники выполняют большой объём ледокольных работ по обеспечению безопасного пропуска весеннего ледохода и сохранности затопленных судов, их выступающих на поверхность надстроек, рубок, труб, мачт. Работы эти были выполнены своевременно и в необходимом объёме, что исключило разрушение судов льдом.
В это же время был проведён многодневный и добросовестный поиск, в предполагаемом месте захоронения, архи¬вов и документации пристани.
Жестокие жернова войны за истёкшие полгода перемололи и разбросали в неизвестных направлениях людей, принимавших участие в захоронении архивов и поиски не дали никаких результатов. Архивов и документации пристани и мастерских за период до 1942 года больше не существовало.
Интенсивно проводились и подготовительные работы к судоподъёму. Как работники берега, так и плавсостав отряда не имели практического опыта по подъёму затонувших судов. Не было по этому вопросу и технической литературы, которая в какой-то мере могла бы помочь в судоподъёмных работах. Поэтому вопросы судоподъёма стали предметом обсуждения в коллективе отряда на партийных собраниях, производственных совещаниях, в цехах и группах.
Активное участие в обсуждении принимали старые кадровики: А.В. Иванов, И.В. Иванов, М.Д. Воронин, И.Т. Колесников, И.Н. Бакелов, Я.И. Харцызов и другие, которые делились воспоминаниями о случаях из своей практики снятия судов с мели и спасения судов при авариях. В итоге такого коллективного обсуждения стали намечаться методы организации судоподъёма, которые и были положены в основу работы судоподъёмных групп.
Не дожидаясь освобождения реки ото льда, работники отряда широко разворачивают работы по судоподъёму.
В Павловском затоне судоподъёмная бригада под руководством капитана М.Д. Воронина осуществила подъём теплохода «Седовец».
Характерным был подъём этого судна. Над теплоходом была вырублена майна. По краям майны на лёд были уложены и вморожены в лёд бревна с установленными на них ручными лебёдками. Длинным багром в воде был открыт люк носового кубрика теплохода, через который под палубу теплохода был заправлен стальной прут, к которому были закреплены стропы, идущие с барабанов лебёдок. Набором строп на лебёдки был приподнят от грунта нос теплохода, что позволило заправить троса под днище в средней части теплохода и полностью оторвать теплоход от грунта. Водолазов в отряде в то время ещё не было, и заводка тросов производилась с помощью багров, что требовало много времени и создавало массу неудобств в работе.
После заправки всех тросов под корпус судна, с предельной осторожностью (из-за недостаточной прочности льда толщиной в 65 см) стали набирать стропа на барабаны лебёдок, медленно поднимая судно. С появлением палубы над уровнем воды была организована откачка воды из корпуса вёдрами и центробежным насосом. Теплоход стал принимать плавучесть, а это позволило обнаружить и заделать пробоины, через которые поступала вода и успешно завершить подъём теплохода.
Поднятие первого из затопленных судов – теплохода «Седовец» – воодушевило тружеников отряда, вселило в речников уверенность в их силах, в способностях решать более сложные и ответственные проблемы.
Вслед за подъёмом «Седовца» были организованы работы по подъёму теплохода «Электросварщик», мотокатера № 4, карчекрана № 12.
Эти суда были подняты ещё до весеннего паводка. На них сразу же приступили к восстановительным работам, проведённым организованно, чётко и в сжатые сроки. Это позволило выполнить задание командования Воронежского фронта и после прохода ледохода передать теплоход «Седовец» и баржу «Керчь», укомплектованные экипажами, на паромную переправу в районе Лисок.
После прохождения ледохода судоподъёмные работы развернулись во всех местах затопления флота. Значительное место в этих работах занимала баржа «Камчатка».
Ещё в апреле 1942 года эта нефтеналивная баржа, грузоподъёмностью 1250 тонн, была передана 4-му военно-дорожному управлению и использовалась в резерве, как дублирующий паром для Белогорьевской переправы. В связи с этим она была поставлена под гору у Белогорьевского заготзерна и замаскирована. При отходе наших войск в июле 1942 года баржа затоплена не была. Не удалось взорвать её и в панике отходящим фашистам. Баржа сохранилась и после вскрытия реки была заведена в Павловский затон. В сложившейся обстановке было принято решение использовать её как судоподъёмное средство. В течение апреля 1943 года её переоборудовали, подкрепили корпус, по всей площади правого борта на палубе были укреплены крамбулы и установлены подъёмные лебёдки, баржа была оснащена откачивающими средствами. С её помощью были подняты многие верхнедонские суда. Баржа притоплялась закачкой воды в трюм. С неё под затопленное судно заводили оригинальные, сконструированные речниками-умельцами, бандажи, а затем откачкой воды из трюма баржи и работой судоподъёмных лебёдок затопленное судно отрывалось от грунта и переводилось на более мелкое место.
Одной из первых таким способом судоподъёмная группа № 1 (командир И.З. Голобь) подняла наливную баржу «СБ-4».
С весны 1943 года в 4-м ВВО уже действует семь судоподъёмных групп, а в мае, в соревновании с 5-м военно-восстановительным отрядом (дислоцированным в Калаче), 4-м военно-восстановительным отрядом было поднято семь судоединиц, восстановлены 12 судов и цеха Павловских СРМ.
В приказе по 4-у ВВО от 3 июня 1943 года говорилось, что при абсолютном отсутствии специальных судоподъёмных средств по инициативе командира Александровко-Донского каравана П.И. Миронова коллектив рабочих судоподъёмной группы № 3 (командир И.Ф. Тимков) поднял и восстановил мотокатер № 1 и брандвахту № 301. Эти суда введены в работу досрочно. Моторная группа (командир А.Ф. Солопов) при большом недостатке запчастей восстановила и досрочно ввела в работу теплоход «Электросварщик», мотокатер № 5, водоотливную станцию. Всем участникам восстановления объявлена благодарность.
Судоподъём сам по себе является сложной, трудоёмкой, физически напряжённой работой, а в то военное время он осложнялся целым рядом факторов, требующих дополнительных усилий, времени.
Во-первых, целый ряд барж был затоплен с зернохлебом, оборудованием, другими грузами. Требовалось предварительно выгружать раскисшее, пропавшее зерно, освобождать трюмы от других грузов.
Во-вторых, в отряде поначалу не было никакой техники, оборудования, снаряжения. Единственным транспортным средством был трофейный итальянский мул, но и тот, не выдержав выпавшей на его долю напряжённой работы, вскоре околел. Затем работниками отряда в районах бывших воинских переправ были подняты со дна реки несколько повреждённых автомашин, произведён их ремонт и с помощью командования военно-дорожного управления Воронежского фронта они были документально оформлены на баланс отряда и использовались на подвозе рабочих, топлива, продуктов к местам работ.
Командование фронта оказывало отряду помощь и выделением материалов, металла, некоторого имущества. Но основное пополнение имущества и материалов шло за счёт трофеев, брошенных немцами при отступлении. Рабочие отряда, проявляя большую инициативу в поисках трофеев, обшаривали балки, лесные массивы, овраги за десятки километров от Дона. Таким образом, было изыскано до двух тысяч метров стальных тросов, до пятисот метров электрокабеля, электрооборудование, несколько мотков колючей проволоки, инструмент, различные строительные материалы, имущество...
В течение 1943 года работа по изысканию трофеев проводилась систематически, хотя и была сопряжена с минной опасностью. Было несколько случаев подрыва рабочих отряда на минах при поисках трофеев.
Но не только при выполнении этих работ речников подстерегали мины. При восстановлении связи подрывались связисты, гибли рабочие тральных партий, бакенщики...
Слишком часто в книге приказов по 4-му военно-восстановительному отряду в то время встречаются такие приказы: «... исключить из списков личного состава отряда бакенщика Н. Бабкинского переката Дмитрия Трофимовича Гребенникова с 23 августа 1943 года, ввиду гибели от взрыва мины при исполнении служебных обязанностей», «... исключить из списков отряда бакенщика Н. Гороховского переката Ивана Денисовича Торшина с 8 ноября 1943 года ввиду смерти после тяжёлого ранения миной при выполнении служебного задания».
Гибли люди, хотя самой острой проблемой в отряде была нехватка рабочих рук, нехватка квалифицированных, работоспособных специалистов.
Основным рабочим костяком в отряде были женщины, неутомимые труженицы, великие советские патриотки. Они трудились судоподъёмщиками и плотниками, малярами и конопатчиками, сварщиками и слесарями, а позднее, когда началась эксплуатация восстановленного флота, работали матросами и шкиперами, кочегарами, масленщиками, рулевыми, помощниками капитанов. Тяжёлый неженский труд.
Рядом с ними, наравне с ними, трудились подростки, дети.
Вот характерный приказ по 4-му военно-восстановительному отряду от 15 ноября 1943 года: «В связи с прибытием пополнения исключить из списков личного состава отряда рабочую подсобной бригады Марию Ивановну Ревину, 1929 года рождения ввиду несовершеннолетия (14 лет)».
Много было в отряде и рабочих пожилого, даже преклонного возраста. Большой процент личного состава отряда составляли речники, эвакуированные с Днепровского бассейна. Пока их родные места топтала фашистская нечисть, они самоотверженно помогали восстанавливать Донской флот.
Непродолжительное время трудились в отряде и военные моряки –легководолазы во главе с капитаном Красовицким. Выполняя самые сложные и ответственные работы, они, вместе с тем, подготовили из работников отряда несколько водолазов и поделились снаряжением, но как только начались бои за Днепр, они были переброшены в район боевых действий.
Пополнялся отряд и за счёт жителей сельских районов, имеющих по разным причинам отсрочки от призыва в Красную Армию. В приречные сельские Советы откомандировывались руководящие работники отряда и проводили большую работу по вербовке рабочей силы в отряд.
Прибывали для работы в отряде и осужденные военными трибуналами с отсрочкой исполнения приговоров до окончания боевых действий.
Большую роль в укомплектовании отряда кадрами сыграло указание Председателя Государственного комитета Обороны И.В. Сталина от 28 августа 1942 года об отзыве из действующей армии на восстановительные работы высококвалифицированных специалистов.
Самыми разными способами узнавались адреса воинских частей, где сражались речники, и их командованию направлялись отношения об откомандировании в распоряжение отряда для прохождения дальнейшей воинской службы в отряде того или иного специалиста. Таким путём на Верхний Дон возвратились начальник пристани Лиски И.И. Иванов, плёсовый механик П.А. Волошенко, начальник плёса К.И. Белов, капитаны А.Е. Смолдырев, С.И. Матвиенко, начальник пристани Павловск П.Г. Иванов и другие специалисты. После выздоровления в госпиталях, с группами инвалидности по ранениям, возвращаются на Дон помощник начальника пристани Н.И. Аникеев, начальник товарной конторы Н.М. Поляничко, диспетчер Г.М. Ижевский, шкипер Н.С. Панин и другие речники.
С пополнением отряда этими специалистами восстановительные работы, как по флоту, так и по промышленным объектам, развернулись более интенсивно и целенаправленно.
Наряду с укомплектованием штатов руководство отряда энергично занималось подготовкой специалистов на местах, повышением их квалификации.
В Павловске, при штабе отряда, были созданы двухмесячные курсы с отрывом от производства по подготовке кочегаров, рулевых, шкиперов и уже в августе 1943 года состоялся первый досрочный выпуск курсантов – отличников учёбы и поведения.
Для подготовки кадров непосредственно речному флоту в Павловске воссоздаётся ремесленное училище № 7.
Начиная с декабря 1943 года и в последующие годы в Ростовский речной техникум откомандировываются судоводители и судомеханики для обучения на курсах стажистов. Первыми на такие курсы были направлены И.Ф. Тимков, С.И. Матвиенко, Г.Г. Каруна, Я.Н. Василенко.
Для более чёткой работы транспорта и дальнейшего увеличения перевозок необходимо было повысить организованность и дисциплину его работников.
Президиум Верхнего Совета СССР 15 апреля 1943 года объявил на военном положении железные дороги, а 9 мая – речной и морской транспорт.
19 мая Совет Народных Комиссаров СССР утвердил «Устав о дисциплине рабочих и служащих речного флота СССР».
Все речники считались мобилизованными и закреплёнными на период войны для работы на транспорте, они стали отвечать за упущения по службе наравне с военнослужащими Военно-Морского флота.
Введение военного положения привело к повышению роли командиров производства, укреплению единоначалия на речном транспорте.
31 мая 1943 года ЦК ВКП (б) принял решение о ликвидации политотделов на речном флоте, как и на других видах транспорта. Это диктовалось в первую очередь стремлением усилить руководство работой транспорта со стороны территориальных партийных комитетов, которые, полагаясь на политотделы, не всегда уделяли нужное внимание транспорту.
Суровое было время, суровые требовались и меры по обеспечению чёткой работы транспорта, необходимой дисциплины его работников. Работали без отпусков, выходных, с применением обязательных сверхурочных работ. Жёстко пресекались любые нарушения трудовой и производственной дисциплины.
Вот несколько дисциплинарных приказов того времени: «Приказ № 36-л от 5 июля 1943 года. Курсантка 2-месячных курсов рулевых-шкиперов с отрывом от производства З.В. Черникова в течение 3 дней (30 мая, 1 и 2 июня) не посещала занятий. При проверке установлено, что непосещение было без уважительных причин. 2 июня ей была написана повестка о явке на занятия, но 3 июня Черникова на занятия вновь не явилась. На основании изложенного приказываю материал на Черникову З.В. направить военному прокурору А. Донского участка для привлечения к ответственности, как дезертира».
В приказе № 187 по пристани Лиски от 1 апреля 1944 года плотник Г.С. Незнаков за невыход на работу в течение одного дня также привлекался к ответственности как дезертир и материал на него передавался военному прокурору.
В приказе № 224 от 31 мая 1944 года по пристани Лиски грузчица П.И. Жидкова за самовольную неявку в ночную смену с 26 на 27 мая подверглась аресту на трое суток с исполнением служебных обязанностей.
После введения военного положения в работе речного транспорта стало больше порядка и чёткости, повысилась дисциплина, усилилось чувство ответственности за порученное дело.
Укреплялись и руководящие кадры речного хозяйства.
В июне 1943 года начальник пристани Лиски Нехлюдов освобождается от работы за ряд серьёзных недоработок и промахов. Начальником пристани Лиски назначается П.Е. Бондаренко с сохранением за ним обязанностей командира отделения по эксплуатации 4-го ВВО.
Учитывая неотложную потребность в восстановлении Лискинских судоремонтных мастерских и квалифицированном руководстве по восстановлению флота на Приярском и Коротоякском участках, помощник командира 1-го отделения ВВО Е.Н. Иванов назначается главным инженером Лискинских СРМ.
Техник обстановки В.И. Лаптев избирается председателем узлового комитета профсоюза.
С 1 июля 1943 года происходит реконструкция управленческого аппарата 4-го ВВО. Отряд стал функционировать в следующем виде:
Руководство отряда: командир – Г.Е. Нездыменко.
Помощник командира отряда, главный инженер – П.С. Смирнов.
Помощник командира по политчасти – Г.И. Быстров.
Штаб отряда: начальник – В.Г. Сальников.
1-е отделение (финансово-учётное) – главный бухгалтер В.А. Прокопенко.
2-е отделение (кадры и спецучёт) – начальник И.И. Иванов.
3-е отделение (материально-техническое снабжение) – начальник В.В. Благов.
4-е отделение (общий отдел) – начальник О.И. Попова.
5-е отделение (перевозки) – начальник П.Е. Бондаренко (он же начальник пристани Лиски).
6-е отделение (восстановление связи) – начальник М.И. Дуганов.
7-е отделение (восстановление зданий и сооружений) – начальник П.П. Топоров.
8-е отделение (восстановление пути) – начальник Д.В. Цук.
В сентябре 1943 года, в связи с выбытием Г.Е. Нездыменко в Днепровский бассейн, командиром 4-го ВВО становится Вениамин Григорьевич Сальников, работавший до этого начальником штаба 4-го ВВО, а начальником штаба назначается Илларион Иванович Иванов.
Большую практическую помощь в совершенствовании руководства и организации восстановительных работ командованию и всему личному составу отряда оказал прибывший на Верхний Дон начальник Центрального Военно-восстановительного управления Наркомата Владимир Александрович Савельев, а также неоднократно приезжавший в отряд начальник Доно-Кубанского военно-восстановительного управления Яков Абрамович Эльгарт.
Делился с верхнедонцами своим богатейшим опытом судоподъёмных работ и основатель ЭПРОНа страны контр-адмирал Фотий Иванович Крылов. Фотий Иванович остался весьма доволен организацией и ходом судоподъёмных работ у сёл Бабка и А. Донская и восстановительными работами в судоремонтных мастерских.
В результате напряжённейшего труда значительная часть флота, затопленная в этом районе, была поднята и уже в августе 1943 года по А. Донскому каравану в результате сокращения объёмов работ началось сокращение численности работающих, которых перебрасывали на судоподъёмные работы на другие участки.
Поднятый флот сразу же проходил восстановительный ремонт и включался в обеспечение перевозок.
Восстанавливалось и береговое хозяйство.
Строительная группа пристани Лиски на восстановлении норийного зерноперегружателя, рационально используя строительные материалы, сэкономила до 30% планового количества лесоматериала. Большинство рабочих на постройке нории нормы выполняли на 200% и более. Плановый срок окончания строительных работ по нории был намечен на 31 декабря, но уже к 1 сентября коллектив досрочно сдал её в эксплуатацию.
Образцы высокой производительности труда на восстановлении нории показали прораб В.Г. Миронов, десятник Е.Е. Агафонов, плотники Г.К. Кургузов, К.В. Иванкина, М.А Машина, Е.П. Тарасова, Ф.Ф. Блинова, А.Г. Дегтярёва, Е.М. Обухова, механизаторы Н.Н. Берёзкин, И.К. Кочуков и другие.
В декабре в 4-м ВВО были подведены итоги работы за 1943 год. Силами отряда было восстановлено и пущено в эксплуатацию 71 единица флота, в состояние, пригодное для работы, приведены большинство производственных и служебных объектов.
Навигационный план перевозок был выполнен на 123%.
Донской флот начинал снова работать на нужды страны. Но это было только начало. До полного восстановления речного хозяйства было ещё далеко.
Глава VI. Пришла беда в Придонье.
6 июля 1942 года враг вышел к Дону в районе Коротояка. Теперь можно утверждать, что и слобода Коротояк, и село Петропавловка частей регулярной Красной Армии для своей защиты 6 июля 1942 года не имели. В селе Петропавловка, правда, находились курсанты Учебного центра по подготовке начальствующего состава Юго-Западного фронта, но количество их было слишком мало, так как ими [двумя учебными батальонами] была прикрыта брешь от Каменно-Верховского до Духового, поэтому и говорить о какой-то серьёзной обороне села Петропавловка не приходится.
О том, как немцы вошли в Коротояк, нет ни документов, ни воспоминаний, но зато имеется статья немецкого обер-лейтенанта Гюнтера Хайзинга из роты военных корреспондентов при Генеральном штабе сухопутных войск. Встретив в книге британского историка Роберта Кершоу «1941 год глазами немцев. Берёзовые кресты вместо Железных» имя Гюнтера Хейзинга (разница в написании фамилии «Хайзинг» и «Хейзинг» произошла, видимо, по вине переводчиков – Т.Б.) – военного корреспондента 4-й танковой группы вермахта, автор удостоверилась в существовании этого человека, поэтому частичную перепечатку его военного репортажа и поместила в книге: «Лесистая местность, перед которой противник ещё вчера пытался остановить дальнейшее продвижение моторизованной дивизии, была уже сегодня успешно преодолена. Почти параллельно с правым притоком Дона, Тихой Сосной, тянутся в сторону моста через Дон под городом Коротояком два длинных облака пыли. Одно облако поднимают отступающие части Советов, а другое – передовой отряд мотопехотной дивизии, состоящий из батальона стрелков-мотоциклистов и танков…
В то время как немецкие части преследуют советские войска сзади, – а отступление их уже давно превратилось в бегство, – немецкие боевые самолёты опережают отступающие колонны противника и, нанося бомбовые удары из облаков, разрушают, кроме многого другого, также и мост через Дон под Коротояком. Противник, таким образом, попал в ещё более безвыходное положение, так как он теперь подошёл к реке со своим многочисленным тяжёлым вооружением и не может переправиться через неё. Теперь он попал между двух огней и не знает более, против какого из них ему следует развернуться. Неустанное преследование, в высшей степени эффективно поддерживаемое непрерывными бомбовыми ударами, не даёт противнику практически никакой передышки и возможности заново сконцентрировать свои силы. Советские солдаты оказались полностью сбиты с толку. Особенно наглядно это проявилось при вступлении немецких частей в Острогожск, куда передовой отряд мотопехотной дивизии ворвался внезапно и совершенно неожиданно для противника.
…Моторизованный отряд врывается в ряды застигнутого врасплох противника, однако … [он] отклоняется от маршрута отступления основных сил русских и обходит, разворачиваясь направо, основные силы противника, движущиеся маршем. Таким образом, немецкому отряду удаётся быстрее, чем противнику, войти в город Острогожск и перекрыть отступающим частям противника пути отступления к Дону.
Во главе со стрелками-мотоциклистами в город [Острогожск] вошёл передовой отряд моторизованной дивизии [23-й танковой]. Противник был в полном замешательстве, когда столь неожиданно его колонны были обогнаны немецкими автомашинами на главной улице города. Всё произошло настолько быстро и неожиданно, что никому из солдат противника даже не пришла в голову мысль поднять оружие…
Цель мотострелков – мост через Тихую Сосну. Его надо получить любой ценой в сохранном виде, и это намерение удаётся осуществить. Наши войска прибыли настолько внезапно, что не дали противнику возможности взорвать или сжечь длинный деревянный мост, состоящий из шести различных частей. Роты мотострелков сразу же переезжают на южный берег реки и на той стороне образуют плацдарм. Таким образом, был завершён успех этого дня…
Сразу после обеда этого же дня (а кстати, было воскресенье) в населённый пункт также прибыл и сам штаб дивизии. Сюда стали подтягиваться пехотные полки, так как город теперь надо было охранять во всех направлениях. Отряд, атакуя, продвинулся вперёд настолько, что оказался среди противника, так как в результате обхода его главных сил немецкие войска получили у себя в тылу ещё одну мощную группировку неприятеля. Но у противника уже давно нет единого командования. Он более не способен к какому-то бы ни было единому ведению боевых действий. Каждый думает только лишь о своём спасении, а оставляемые при отступлении отряды прикрытия прекратили сражаться, и бойцы просто перебегают на нашу сторону. Пленные радуются и машут руками, приветствуя своих победителей в форме пепельно-серого цвета. По-видимому, они рады, что их ужасная дорога в ад ради Сталина наконец-то завершилась.
Вскоре после полуночи в Острогожск прибывает ударный отряд, состоящий из пехотного батальона и одной, приданной ему, тяжёлой истребительно-противотанковой роты с пехотными и противотанковыми орудиями. Этот отряд получил задание преодолеть последние километры до Дона, дерзким броском овладеть городом Коротояком и занять там мостовую переправу.
… Троекратное «Зиг хайль!» (Да здравствует победа!), которое отдаётся непривычным и странным эхом по пустынным одиноким улицам, заполненным пылью и запахом гари.
Несмотря на напряжение последних дней, на недостаток сна и отдыха, настроение солдат просто превосходное. Каждый готов продолжать преследование противника до последней возможности. Сознание собственной силы и чувство победы, радость от представившейся возможности лично участвовать в судьбоносных боевых действиях воодушевляет всех. Боевые крики от этого звучат словно торжественное обещание. Они – выражение радостью исполняемого долга, но в них также слышится восторг от приключения для настоящих мужчин.
На востоке поднимается первая заря. Постепенно бледнеет серп уменьшающегося на небе месяца. Новый день опять обещает быть хорошим. Погода, как видно, и дальше останется благосклонной к германскому наступлению. Растянувшись длинной колонной, машины в два ряда, избегая большой главной дороги, движутся окольными путями в восточном направлении к Коротояку и к Дону. Словно стая гончих псов они движутся за командиром отряда высокорослым пехотным капитаном…
…Волнение охватило каждого. При этом глаза солдат всматриваются в пространство впереди, а уши прислушиваются к каждому шороху. На пути отряда возникает глубокий овраг. Стрелки слезают с машин, проходят пешком через балку и продолжают движение цепью. Автомашины едут вслед, совершая большой объезд. Где-то застрочил пулемёт, но на него никто не обращает внимания, так как все преисполнены единым порывом – вперёд, к Дону. Тёмные силуэты немецких пехотинцев, которые идут широким полем в полном снаряжении с оружием в руках на восток, навстречу восходящему солнцу, производят теперь воистину символическое впечатление. Это зрелище, которое заставляет сильнее биться сердце каждого солдата. Впереди движутся стройные фигуры офицеров, которые то и дело останавливаются на каждом возвышении и осматривают местность через бинокли.
И тут снова появляются автомобили, едущие вдоль оврага по краю высоты. Пехотинцы снова рассаживаются по машинам. Теперь «дикая охота» будет продолжена уже в моторизованном варианте. Вскоре автомобили внезапно въезжают в самую гущу противника. У дороги длинными рядами стоят его автомашины и повозки на конной тяге, орудия и танки. Но не слышно ни одного выстрела! Советские войска проиграли гонку. С поднятыми руками, поодиночке и крупными группами они движутся назад мимо машин пехотинцев. Наконец их становится так много, что их грузят на их же собственные автомашины и отсылают назад. Нет времени долго с ними задерживаться. Слово «вперёд!» звучит как девиз, и преследование продолжается без передышки. Нельзя дать возможности застигнутому врасплох противнику снова где-нибудь закрепиться.
Так отряд всё ближе и ближе продвигается к цели – к городу Коротояку. Вот уже машины едут среди первых домов этого города, в котором с чудовищными взрывами взлетает на воздух огромных размеров склад боеприпасов, подожжённый после бомбёжки. Густой дым от пожаров смешивается с белым утренним туманом, поднимающимся из низин у Дона. Пехотинцы снова спешиваются, а их автомашины заезжают в укрытия у домов. Растянувшись широкой цепью и повзводно буксируя своё тяжёлое вооружение, роты пехотинцев проходят по городу мимо садов и домов. Передаваемые приказы перекрываются треском от сгорающих патронов и взрывами гранат на складе боеприпасов. Время от времени на воздух взлетает целый ящик, разлетаясь осколками по, не поддающимся расчёту, траекториям. В воздухе с воем и визгом повсюду летают осколки. Но на это также никто не обращает внимания. Пехотинцы пересекают насыпь и затем в 4 часа 30 минут утра первыми оказываются на берегу Дона.
Перед немецкими солдатами простирается широкая река, отсвечивающая в утренних лучах солнца фиолетовым и голубым мерцанием. Открывается ошеломляющий вид бесконечно великолепной местности. Повсюду у берегов плотными колоннами стоят сотни съехавшихся вместе грузовиков и орудий противника. Среди них пасётся несчётное количество бесхозных лошадей. Изо всех дыр вылезают полностью обескураженные советские солдаты с перекошенными от страха лицами. Немецкие солдаты показывают им откинутым большим пальцем через плечо новое направление их марша – на запад. Они (русские) берут свои котелки и котомки и молча, повинуясь судьбе, бредут назад. Это зрелище живо напоминает Дюнкерк.
Пехотинцы тут же затягивают в укрытие за домами на берегу тяжёлое вооружение, и его уже вскоре приходится использовать, так как на том берегу то здесь, то там всё ещё обнаруживаются группы противника. Их необходимо прогнать, так как все солдаты сразу хотят идти дальше: преодолеть реку, по возможности без помех, воспользоваться благоприятной ситуацией, чтобы организовать плацдарм на том берегу. Солдаты поспешно принимаются мастерить плоты из плетёных заборов, из брёвен, бочек и дверей, так как на берегу не удаётся найти лодок, а машины с надувными лодками застряли позади. Когда на противоположном берегу обнаруживают несколько плотов, некоторые из пехотинцев раздеваются, сбегают вниз к реке, кидаются в воду и плывут к тому берегу. В 5 часов 30 минут утра на восточный берег высаживается первый немецкий солдат – совершенно голый пехотинец.
Тем временем передовые разведотряды подошли вплотную к мосту, ведущему через Дон. Мост получил несколько попаданий от немецких бомб и повреждён в средней части. В воде находятся автомашины, орудия, повозки, остатки брёвен… И здесь первые пехотинцы также принимаются пробираться через весь этот хаос на восточный берег. Но прежде чем подобраться к повреждённому месту, им приходиться протискиваться среди лошадей (их около сотни), которые плотно стоят друг к другу, седло к седлу, на пока ещё целой части моста. Это фантастическое зрелище.
Уже через час пехотинцы смогли передать по рации в дивизию, что и здесь, под Коротояком, на восточном берегу Дона был образован плацдарм. Солдат за солдатом пехотинцы перебираются через мост на восточный берег, чтобы расширить плацдарм до следующей высоты. Разгром противника столь окончателен, что и здесь, за широкой рекой, он не в состоянии оказался организовать какой бы то ни было фронт обороны. Вслед за пехотинцами сапёры тут же принимаются строить новый мост. Сначала они скидывают лошадей с моста в воду, и вскоре всё начинает кишеть плавающими лошадьми. Может быть уже сегодня под Коротояком будет построен новый мост. Затем гонка с преследованием разгромленного противника может быть продолжена и по ту сторону Дона…».
Описание в данной статье военных действий соответствует историческим фактам и подтверждается архивными документами и фотографиями. Но в победном угаре Гюнтер Хайзинг явно сгущает краски, а пассажи о восторженной встрече немцев нашими солдатами в Острогожске и вовсе вызывает большое недоверие к автору. Пояснить, как было на самом деле – выдал ли немецкий корреспондент желаемое за действительное или же он откровенно солгал немецким читателям – сегодня уже некому. Уверенность и оптимизм обер-лейтенанта вполне понятны – репортаж писался для публикации в тыловой Германии, как приложение к сводкам, чтобы показать, как воюют доблестные арийские воины. Как благодушно и с какой доброжелательностью описывает корреспондент вхождение немецких войск в Коротояк! Как прекрасны солдаты вермахта! В репортаже они выглядят спокойными, уверенными в себе и в своей победе, опытными бойцами. Автор статьи восхищается ими и заставляет это делать читателя.
Убийцами, садистами и извергами выглядят эти же воины в материалах Воронежской областной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецких захватчиков и их сообщников: «Немецкие захватчики без всяких поводов бомбили 4 и 5 июля 1942 года город Коротояк, который не имел никаких средств противовоздушной обороны и являлся открытым городом. Однако он был подвергнут налётам немецкой авиации по 17-50 самолётов в каждой группе и подвергался бомбёжке до тех пор, пока не был разрушен почти до основания. Сотни жителей погибли от немецких воздушных бомбардировок.
Заняв город Коротояк 6 июля 1942 года, немецкие войска занялись грабежом и истреблением оставшегося в нём в живых населения, которое ютилось по подвалам, щелям, балкам и огородам. Многих жителей немцы расстреляли на месте, объявив обездоленных и ограбленных людей партизанами. Так были убиты Наталья Понова 90 лет, которая была изнасилована немецкими солдатами, а затем убита. Была убита на своём огороде Прасковья Фёдоровна Александрова 60 лет, убита эвакуированная старушка 60-70 лет (фамилия не установлена), по национальности еврейка. Немцы её раскачали и бросили на железные крючья, где тело старушки было изодрано на мелкие клочья. Изнасилована и избита гражданка Екатерина Т. Её восьмилетний сын заступился за мать и был избит до полусмерти: ему разбили нос, разорвали губы и исцарапали всё лицо, шею и нанесли несколько ран ножом.
7 июля 1942 года в подвал дома № 3 по проспекту Революции в городе Коротояке, принадлежащем Анисье Александровне Шушпановой группа немецких солдат бросила гранату и бутылку с зажигательной смесью. В огне сгорели Анна Смолянникова 70 лет вместе с четырёхлетней внучкой, бывшей у неё на руках, Людмилой Бочарниковой и 4 неизвестными ранеными красноармейцами.
В доме № 2 по проспекту Революции немцы сожгли четырёх раненых красноармейцев, предварительно облив их керосином. На огороде Долгалёвой Е.Г. немцы расстреляли двух раненых красноармейцев, а третьего повесили на дереве. Трупы убирать не разрешали до освобождения города Коротояка Красной Армией.
8 июля 1942 года в доме при больнице в квартире акушерки Синициной был замучен неизвестный красноармеец, у него отрезана верхняя часть носа, разорваны щёки, разбита тупым холодным оружием голова, изрезана вся шея. Немцы его замучили и, накрыв белой простынёй, оставили в квартире.
15 июля 1942 года в подвал дома 11 по Октябрьской улице, где укрывалось несколько семей, ворвалась группа пьяных немцев в количестве 7 человек, схватили Анну Д., изнасиловали её, а её отца, сестру, пытавшуюся вступиться, избили до потери сознания.
В колхозе имени Фрунзе пьяные немцы пытались изнасиловать Любовь Яковенко, за неё заступились отец и мать, которых избили немецкие солдаты. На шум прибежали соседи и помешали насильникам совершить своё гнусное дело. Разозлённые неудачей немцы ушли в соседний двор, схватили девочку лет 12-14, эвакуированную с Украины (фамилия не установлена), изнасиловали её, окровавленную и измученную, бросили плачущей матери. Девочка умерла.
Без всяких причин немцы расстреляли Ивана Алтухова, инвалида Отечественной войны, Манаенко, старика 63 лет, и его внука Манаенко А. 15 лет.
Во дворе пожарной команды немцы замучили двух красноармейцев (одного младшего лейтенанта, как удалось различить по знакам различия, и одного рядового бойца). У них отрезаны носы, порезаны лица, головы и шеи проткнуты финскими ножами, просверлены дыры во лбах и вставлены рога. В том же дворе была расстреляна группа бойцов и командиров в составе 16 человек.
6 июля 1942 года в слободе Дмитриевке (пригород Коротояка) остановилась 169-я хозяйственная команда под начальством лейтенанта, немца Билли Герца. Солдаты этой команды под руководством Герца занялись повальным грабежом населения. Гражданин Иван Пошивалов оказал сопротивление грабителям. Четыре немецких солдата по распоряжению Герца схватили Пошивалова, накинули ему на шею петлю и повесили на перекладине сарая, а сами продолжали грабёж. Воспользовавшись отсутствием в сарае грабителей, колхозник Иван Борисович Ряузов перерезал верёвку, на которой висел Пошивалов, и спас ему жизнь.
12 июля 1942 года за отказ отдать собственные вещи солдаты Герца избили Евдокию Башкатову, Ирину Маркушеву и других.
Группа солдат из команды Герца изнасиловала девушек Нину Н., Лидию К. и других. Нину Н. изнасиловали в присутствии двух маленьких детей, взятых ею из числа раненых, находившихся на излечении в Коротоякской больнице. Второй раз она была изнасилована при следующих обстоятельствах: пришли за ней мадьярский офицер и солдат и заставили её лезть в погреб посмотреть, нет ли там взрывчатых веществ. Когда она залезла в погреб, насильники закрыли дверь и совершили своё гнусное дело.
Немцы проводили безжалостное отселение жителей города, превратив Коротоякский Покровский собор в дом предварительного заключения, в котором от невыносимых условий и издевательств умерло несколько человек женщин, стариков и раненых красноармейцев.
Козорезова Д.А. рассказывает: «В первые же часы немцы стали собирать всех жителей города Коротояка из подвалов домов, щелей и огородов. Всех собранных граждан собрали в собор. Допрашивали, где коммунисты и активисты района. Когда держали нас в соборе, в том числе и меня, в порядке запугивания немцы стали обещать взорвать собор вместе с находившимися там гражданами, потом обещали всех нас расстрелять. Применяли и другие методы запугивания. Оставшихся в живых, немцы выгнали в свой тыл, а, чтобы скрыть следы своих злодеяний, взорвали Коротоякский собор. Из Коротояка немцы выгнали всё население, а тех, кто не уходил, расстреливали на месте, так немцы расстреляли Труфанову М.Ф., Алексеевскую, Бородкиных, жену и мужа, ветфельдшера Михайлова и других. В моём доме на моих глазах немцы расстреляли неизвестного красноармейца, который зашёл ко мне раненый и попросил чего-либо поесть».
Германские захватчики и их сообщники, не считаясь с возрастом и здоровьем, хватали мужчин на улицах и под усиленным конвоем отправляли на передовую линию для подноски боеприпасов. Об этом рассказал 65-летний учитель Нехаев Ф.Я. так: «Нас схватили на улице и погнали. Один из идущих в нашей колоне, фамилию его я не знаю, ослабел и упал, солдат пристрелил его на месте. Немецкие окопы находились за селом Петропавловкой и нас заставили под обстрелом подносить патроны немецким солдатам в окопы. Когда патроны были отнесены и розданы, нас заставили нести обратно раненых солдат в село Петропавловка в помещение колхозного клуба. Было жарко и многие из нас просили пить, немецкие солдаты не обращали на это никакого внимания. Оставив нас около клуба, конвоиры вместе с ранеными ушли в помещение. Воспользовавшись этим случаем, я убежал и, переплыв Дон (так как через переправу не пропускали никого), вернулся к своей семье. О судьбе остальных бывших со мной ничего не знаю».
Оставшиеся в живых жители города Коротояка немцами были собраны в Коротоякский собор, построены в колону и отправлены под конвоем по дороге на Острогожск. Отстающие больные и ослабевшие люди пристреливались на месте, так была расстреляна 72-летняя старуха Мария Филипповна Пилипенко и другие.
Жительница города Коротояка Анна Петровна Бородкина рассказывает: «Как только немцы вступили в Коротояк, то сейчас же стали собирать жителей для отправки в свой тыл. Сгонялись все без исключения – старики, женщины, дети, не подчиняющихся расстреливали. Так же поступали с больными и стариками, не могущими передвигаться. Мой муж, Павел Иванович Бородкин, был болен и с наполовину оторванной ногой. Он совершенно не мог передвигаться, а поэтому не мог выполнить приказаний немецких властей об уходе из города. Меня немцы выгнали, а мужа расстреляли на месте, в нашем дворе. Вместе с ним во дворе нашего дома расстреляно ещё было много людей, примерно 15-20 человек. Среди них я узнала только своего мужа по белью и его ноге. Остальных я опознать не могла, так как все трупы были сильно изуродованы, и документов никаких не было. Мой муж был убит 11 июля 1942 года, а похоронила я его только 23 апреля 1943 года после освобождения нас Красной Армией. Немцы хоронить никого не давали».
Огнева Н. рассказывает: «Когда все собрались по приказу немецкого командования, чтобы выйти в дорогу, мы снесли четырёх немощных старух в одну хату, заготовили им харчей, воды и топлива, распрощались и ушли. Среди старух были Екатерина Васильевна Кислякова 73 лет, Козлова П.Д. 80 лет, слепая, Конькова П.М. 85 лет и безродная старуха слепая 65-70 лет. Группа пьяных немецких солдат изнасиловала всех этих старух. Изнасилование проводилось группами. Когда я пришла подать старухам воды и пищи, то они измученные, со слезами на глазах рассказали мне, как над ними издевались немецкие солдаты, как издевались над каждой из них, проводя групповое изнасилование. После этих глумлений все старухи умерли».
Далее в этом же акте читаем: «Село Петропавловка немцы заняли утром 6 июля 1942 года. Немецкие солдаты ходили со двора на двор и грабили имущество жителей, взламывали сундуки, вскрывали ямы, забирали всё, что им нравилось. Захватчики подвергли жителей Петропавловки истязаниям, расстрелам и издевательствам.
6 июля 1942 года без всяких поводов и причин немцы убили 8 человек, среди них Мария Зежнина, Александра Кислякова и другие.
9 июля 1942 года три немецких солдата заставили Тихона Фёдоровича Роньшина 58 лет принести воду для них. Роньшин взял ведро и пошёл к колодцу, но по преклонности возраста не мог двигаться так быстро, как хотелось немцам, один из солдат выстрелом из пистолета убил Роньшина.
10 июля 1942 года группа гитлеровцев расстреляла колхозника колхоза имени Сталина Петра Ивановича Роньшина 59 лет, подошедшего брать воду к колодцу, из которого немцы поили лошадей.
12 июля 1942 года немцы всячески издевались и били колхозника Антона Васильевича Масалыкина 45 лет. От побоев Масалыкин умер.
За отказ от работы в пользу немцев была беспощадно избита колхозница Прасковья Ивановна Колесникова 21 года. От побоев Колесникова умерла.
13 июля 1942 года немецкие бандиты расстреляли раненую колхозницу колхоза имени Сталина Анисью Захаровну Роньшину 67 лет, потому что она не могла идти вместе с населением села Петропавловка, которое угоняли из села. Также были расстреляны по тем же причинам Григорий Иванович Агибалов 75 лет, инвалиды Фёдор Свиридович Сертаков 35 лет (без ноги) и Николай Николаевич Попов 49 лет.
Немецкие солдаты изнасиловали и потом расстреляли колхозницу колхоза имени Сталина Нату Приходько 17 лет.
В начале июля немцы арестовали группу колхозников колхоза имени Сталина: Якова Васильевича Тупикина 52 лет, Ивана Васильевича Рыжкова 57 лет, Ивана Константиновича Курыльченко 37 лет, Прасковью Митрофановну Коврову 55 лет, Алексея Матвеевича Ветрова 43 лет, Павла Никоноровича Коврова 54 лет, Филиппа Никоноровича Пошивалова 55 лет. Арестованных увели из села Петропавловки в лес, судьба этих людей неизвестна».
В продолжение начатого автор решила рассказать о том, как войска фашистской Германии занимали и другие донские сёла и хутора. Это будут отрывки из литературы, изданной в годы войны, архивные документы и детские воспоминания людей, переживших войну. Хотелось бы их глазами увидеть, как беда пришла в Придонье.
Ефросинья Ивановна Краснянская (в девичестве Горобцова) 1932 года рождения вспоминает о том, как пришли враги в село Лиски: «Прошла весна, наступил июль. Бомбят всё чаще. Уже не объявляют ни тревогу, ни отбой. Гудит всё день и ночь. Начальство элеватора (технорук) приказало маме – больше не приводить нас [детей] на работу. «Куда хочешь, но отведи детей и на работу ходи сама». Назавтра мы отправились пешком в село Лиски, за Дон. Одеты-обуты по-зимнему, по узелку у нас. Через Дон перешли по гужевому мосту. Прибыли к той хозяйке, где родители жили в 1932-1934 годах. На следующий день мама отправилась на рабочем поезде в город. Ей очень надо было: у неё паспорт на обмене. Сегодня получать. Получила паспорт и на элеватор, на работу. Отпустили домой: «Какая работа! Он же, гад, голову не даёт поднять». Пришла мама домой, заметалась – что взять, что всего нужнее. А тут подскакал на лошади солдат, стучит кнутовищем по ставне и кричит: «В доме кто есть?! Быстро уходите! Немец у города!». Мама оцепенела: дети у немцев! Выскочила, и бежать к мосту. Прибежала. А у моста солдаты-сапёры.
– Куда! Там немец!
А мама кричит:
– Там мои дети!
– Документы есть?
А у неё только паспорт в руках.
– Беги! Сейчас взорвём.
Пробежала мама по мосту. Взорвали. Остановилась, огляделась. Над железнодорожным мостом самолёты роем кружатся. Наши должны взорвать мост, а немцы их отгоняют, им мост очень нужен. Наконец, мост взорвали. И наступила тишина.
Пришла наша мама. Мы рады. Взрывов не слышно. За сколько месяцев тишина. Время к вечеру. Тревожно. Мы дети, но в наших душах тревога. Закрыли ворота и калитку. Какой-то гул. Мы смотрим в щели. По дороге едет мотоцикл с коляской. Три немца с автоматами. Недалеко проехали и вернулись. Тревога усилилась. Что будет? На ночь к нам, к моей крёстной матери, сошлись все соседи. Дети одеты-обуты, легли на пол все, взрослые сидят. Шепчутся. Всё. В город мы уже никогда не вернёмся. Вестовой сообщил, что немец у города. Это ж он не один скачет по городу. Военные заняты делом. Одни сапёры минируют гужевой мост, другие управляются с железнодорожным мостом, зенитчики стреляют, всё и все работают. Все заняты своим делом. Никакой паники.
Ночью началась перестрелка, и все мы из дома перебрались в подвал. Теперь уже сидим все. Рассвет. Дети просят воды. Наша мама пошла за водой. Вернулась без воды. Испугалась: в огороде лежит немец. Взошло солнце. Сидим. Боимся выходить. Приходят немцы. Распахнули дверь.
– Матка! Млеко!
Пошли с крёстной, подоили корову, напились молока. Ушли. Вышли и мы из подвала. А тут уже во двор въезжает кухня, сзади на верёвке тянут свиную тушу. Немцы разместились в доме. Мы – в подвале…».
О том, как оккупанты пришли в село 1-е Сторожевое, описала Евдокия Ивановна Кондратьева, уроженка этого села, после войны много лет проработавшая учительницей в селе Дракино: «Послышался нарастающий рёв моторов. С запада, из-за пригорка, показались машины. Они шли развёрнутым строем, не признавая дорог, прямо по посевам.
– Чьи машины? Наши? Почему идут так странно? – не¬доумевали мы.
А они приближались, подминая высокие стебли под¬солнечника, ярко распустившего свои соцветия. Вот передние уже на выгоне, у села, поворачивают в центр. В окнах и приоткрытых дверях мелькают испуганные лица. Кто-то возбуждённо кричит:
– Немцы! Это не наши! Немцы!
Бабушка тревожно вздыхает:
– Где же наши-то? Видно и отступать уж некому...
Машины шли и шли... За ними появились мотоциклисты в серо-зелёных мундирах и чёрных касках.
В центре села первые немцы, озираясь по сторонам, останавливают испуганную женщину, идущую с водой от колодца, приказывают ей пить из ведра, потом уж пьют сами... Несколько машин устремились к массивному зданию школы, повернули на кладбище и вниз под гору, к переправе. А невдалеке за сараями, в садах залегли разрозненные цепи наших солдат. Один из военных посыла¬ет женщину посмотреть, куда направились немцы. Она боится.
– Вам можно. Вac они не тронут, – убеждает её солдат. И женщина идёт в разведку...
В Отроге, на крайней восточной улице села, из-за сарая вышли два наших молодых бойца, подходят к женщинам, спрашивают, есть ли в селе немцы.
– А мы не знаем. Кто это вон идёт? – показывает од¬на в поле.
Все смотрят туда: далеко, не торопясь, цепью шли солдаты в касках и стреляли в село. Слышны были летящие пули: вз, вз, вз...
Боец выразительно свистнул и сказал:
– Это немцы.
Вce стали расходиться. Из-за конюшни показались громады танков. Немцы наводили стволы орудий на село...
На выгоне, неподалеку от нашего двора останови¬лась бронемашина. Открылся люк, вылезла серо-зелёная фи¬гура со свастикой на рукаве. Оглядевшись, немец полез под машину: видимо, что-то не ладилось. Через некоторое время вышли ещё двое. Эти расположились обедать.
Оккупанты останавливались в селе, чистили мунди¬ры, переодевались...
По просторному крыльцу здания правления колхоза имени Коминтерна важно прохаживался упитанный немецкий офицер, увешанный крестами, находившийся при нём долговязый переводчик говорит женщине:
– Ваше село счастливое: без выстрела заняли. А ведь многие сёла с землёй сравняли...
Но спешил с выводами переводчик…
Вдруг с оглушительным рёвом, низко-низко, на бреющем полёте, прижимая всё живое к земле, пронёсся самолёт с чёрной паучьей свастикой. Вcex обдало вихревым ветром. Дети кинулись по домам. С выгона, в ужасе вытаращив глазёнки, петляя по дороге, бежит девочка в светлом платье. Я узнаю сестрёнку. За ней, не спеша, настигая, гонится немецкий мотоциклист. Выбиваясь из сил, девочка упала в вишнёвую поросль. Рыжий верзила осадил перед ней мотоцикл и раскатисто загоготал: он забавлялся. Сестрёнка зашлась в крике. Бросилась к ней бабушка, только и смогла вымолвить:
– Эх, анчихристы!..
... Сo стороны, уже занятой фашистами, пробился наш советский танк с окровавленными гусеницами… Ахнул выстрел дальнобойного орудия. С визгом пронёсся первый снаряд и разорвался в селе. Звучное эхо прокатилось по горам. Начался обстрел. С тяжёлым топотом, фырканьем и ржаньем мчался по садам и огородам красивый породистый жеребец нашего колхоза Витамин. Из рваной раны на его бедре сильной струёй била кровь. Раненое животное неистово металось по селу, ломая на пути изгороди садов.
По центральной улице пронеслась русская машина с нашими солдатами. Её появление было так неожиданно, что враги не сразу открыли огонь. Обстреляли с запозданием, и машина благополучно скрылась в лесу.
К вечеру немцы двинулись дальше, на Титчиху. А через некоторое время ребятишки принесли весть, которая распространилась с быстротой молнии: на выгоне наши танкисты. Грозно лязгая гусеницами, шёл по-над селом краснозвёздный танк, на его башне сидели трое обветренных, запылённых бойцов. Такие близкие, родные лица. Пожилая женщина кинулась к ним:
– Ребята, как же вы? Ведь тут немцы!
Один улыбнулся виновато:
– Ничего... Мы ещё повоюем, мамаша...
На следующий день в село лавиной хлынули вражеские войска. ...Подходили со скрипом и гамом непонятных речей многочисленные обозы. Галдёж, брань, крики… Застучали топоры, затрещали автоматы. Слышались визги подстреленных собак. Оккупанты вырубали ближайшие к ним сады, огнём прочёсывали местность. То и дело среди их криков выделялось: «Партизан... партизан...». Здорово успели напугать их партизаны.
Иноземцы располагались у нас по-хозяйски. Войска забили все улицы. Основная их масса скопилась в Киселёвском логу и в центре села, на берегу Дона они готовились к сооружению переправы. Толпы мародёров рыскали по переулкам: «Яйки, масло, млеко...». Вероятно, с этим девизом они прошли всю Европу. Под наведённым дулом автомата хозяйка отдавала свои запасы продовольствия. Им казалось мало, они искали сами. Попутно забирали все приглянувшиеся вещи. Вооружённые пиками, они исследовали дворы, сараи, подполье. Искали продовольствие, искали партизан. Один из мародёров, забравшись к нам в чулан, долго присматривался и выбирал разное барахло. Среди прочих вещей взял бабушкины лапти лыковые. В селе уже давно никто не носил такие, и бабушка хранила их в память о старине. Она рассказывала соседям:
– Нехристь мои лапти взял, носить, что ли, собирается их...
На рассвете, когда в низинах ещё стоял густой туман, в селе вдруг огрызнулся и зарокотал пулемёт. За ним другой, третий... Это дали о себе знать русские танкисты, укрывшиеся в садах, на границе улиц Киселёвки и Полечки. Как раз там, совсем поблизости, в неглубоком овраге было большое скопление вражеской пехоты, обозов. Танки повели прицельный огонь по неприятельским войскам. На сонных фашистов обрушился шквал огня. Они в панике бежали, кто куда. И многие нашли здесь свой конец. Слышались отчаянные вопли, яростная брань, стоны, крики... Не скоро опомнились враги и открыли ответную стрельбу.
Женщины наблюдали, как отчаянно дрался с оккупантами молодой танкист. Он строчил и строчил из пулемёта, посылая свинцовые гостинцы и вдобавок крепкие слова:
– Ах, гады, так вас и разэдак! Вы мать мою повесили... А теперь сюда пришли... да я вас ещё сотни три покрошу здесь, пока сил моих хватит...
И жарко было парню в этой схватке. Он давно уже снял гимнастёрку и был в исподней окровавленной рубашке. С напряжённого лица стекали струйки пота и крови. Русые волосы мокры. И гневом полыхали его синие глаза. Он зашёл в избу, жадно выпил кружку воды...
– Сынок, может, молока попьёшь? – предложила хозяйка.
– Некогда, мать, – отмахнулся он и снова бросился к пулемёту. – Вы не высовывайтесь: они стреляют.
Потом прогрохотали и скрылись танки, выигравшие бой, ушли не то в лес, не то в Селявное. Но долго ещё киселёвцы и жители Полечки не решались выглянуть на улицу. Киселёвский овраг был завален трупами врагов. Так отступали под напором неприятельских сил, дрались и гибли неизвестные герои…».
А вот что рассказала Вера Киселёва, заведующая почтовым отделением одного из сёл Коротоякского района: «Оккупанты подошли к нашему селу неожиданно. Мы с мужем решили уходить. Запрягли лошадей, погрузили вещи, двинулись. А пули уже кругом свистят. И тут у нас лошадь убило. Бросили мы всё и побежали к околице, а с горки навстречу – вражеские танки. Так и пришлось вернуться назад.
Ворвались фашисты в село, по хатам шныряют, всё, что на глаза попадётся, хватают. Вошли и к нам:
– Где партизан? – А сами к сундуку. Сверху у меня ожерелье лежало. В карман его!
Прошло два часа – выгоняют всех из хат на улицу. Смотрим, ведут кого-то. Подошли поближе – женщина. Пригляделась я: да ведь это же учительница наша, Толмачёва! Лицо всё в крови, платье разодрано в клочья, еле ноги передвигает: били её, видно, сильно. Идёт она, гордо голову несёт. Увидела у соседнего дома девчат знакомых и крикнула во весь голос:
– Прощайте, девчата, расстреливать меня ведут!..
Тут её прикладами начали бить... Упала она, поднялась, а за ней по земле след кровавый тянется. Увели её и расстреляли...
Той ночи не забыть никогда, до утра глаз сомкнуть я не смогла. Настало утро. А на сердце тяжесть такая, точно камень лежит. Днём согнали всех нас на площадь, даже ребятишек заставили с собой взять. Смотрим – виселица высокая стоит, за ночь построили. Офицер что-то приказал, солдаты забегали, из хаты вывели болдыревского председателя сельсовета Дмитрия Тарасовича Кислякова... Влез он на подводу, оглядел всех, поклонился низко и через силу сказал:
– Товарищи колхозники, умираю я за власть Советскую. Умираю, а вам наказываю: будьте честны, врагу не поддавайтесь.
Люди плакали...
Когда повесили Дмитрия Тарасовича, стал офицер говорить, и всё, что он сказал, повторил за ним переводчик:
– Все вы партизаны, всех вас виселица ждёт, с каждым будем расправляться беспощадно.
Хотели мы по домам разойтись – не пустили, два часа заставили смотреть, как качается повешенный.
Так началась наша страшная жизнь. За всё – порки, пытки да наказания. Перед каждым домом заставили виселицу сделать – как кто провинится, чтобы далеко не вести. Приказали вывесить на стене списки, кто проживает, а если в доме найдут лишнего человека, жди расстрела. Выдали каждому из нас кусочек материи, написали на них номера и приказали пришить к рукаву. Так я стала номером 32».
Рассказ этот напечатала газета Воронежского фронта «За честь Родины» от 29 января 1943 года.
В фондах Воронежской областной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецких захватчиков и их сообщников хранится собственноручно написанный Дарьей Ивановной Чернухиной документ: «Во время отступления наших частей я отправилась за ребёнком в село Урыв, где и была захвачена немцами. Это было 6-7 июля 1942 года… Как только немцы вошли в село Урыв, они сейчас же начали сгонять всё население на площадь. Гнали людей, не предупреждая, кого, где захватили, пригоняли детей без матерей или наоборот. На площади сидели под конвоем двое суток, нам не давали ни есть, ни пить. А немцы хозяйничали. Они забирали всё барахло, разжигали костры, жгли постройки, резали скот. Жилых домов из 750 было сожжено 749. Меня выгнали из погреба на третий день вступления немцев, гнали часов в 10 вечера. Я видела, как пылали хаты, ревел скот. Всё небо было покрыто заревом, и в воздухе пахло гарью и смрадом.
После площади всё население согнали в церковь и заперли. Окна были закрыты. Пить не давали. Люди задыхались от жары. Сидело здесь более 3000 человек, собранные с хуторов и посёлков села Урыв. Из церкви было вынесено замертво несколько десятков трупов умерших от жажды и голода. …На четвёртый день нас всех выгнали из церкви на площадь. Всех мужчин отделили, поставили на колени перед крестами могил и заставили молиться богу, а человекам десяти дали лопаты и заставили рыть ямы. Я с ребёнком сидела на площади. Видела, как зверски был ранен в плечо Матвей Николаевич Портных, после чего его бросили в яму живым, а на него сверху бросили убитую лошадь и заставили его тестя Михаила Карповича Цыблиева засыпать эту яму.
Второму зятю Борису Семёновичу Цыблиеву и двум раненым бойцам (с Украины), которые проживали в селе Урыв, предложили самим ложиться в яму, а Михаилу Карповичу Цыблиеву приказали под страхом расстрела закапывать их живыми.
Была ранена учительница Акимова и стала просить «предайте смерти», но мадьяр выхватил кинжал и проколол её, и ещё живую, истекающую кровью, схватили за волосы и потащили через всю площадь к яме, где находился её муж, брошенный живым в яму, Антон Васильевич Акимов...
Несколько семей были расстреляны все до единого, из них:
1. Устинья Ивановна Землякова с тремя детьми,
2. Прасковья Владимировна Колодезная с двумя детьми,
3. Евдокия Арт. Колодезная с двумя детьми,
4. Павел Буриков, его жена и пятеро детей,
5. Анастасия Яскова с двумя детьми и ряд других.
В то же самое время, когда велась жестокая расправа над безоружными людьми, мадьяры и финны занимались грабежом, рыскали по сумкам, мешкам, избам. Снимали с граждан все хорошие вещи, забирали документы. Здесь с нами находились двое раненых красноармейцев. Мадьяры помощи им никакой не оказывали. Когда мы пытались оказать им помощь, нас отгоняли плётками.
В это время начался дождь. Мадьяры, не желая мокнуть, загнали нас опять в церковь. Когда прошёл дождь, нас опять выгнали на площадь. Стали нас разбивать на две партии – мужчин отдельно, женщин тоже. Мужчин погнали в лагеря в Семидесятское, а у нас стали отбирать детей, оставляя только лишь грудных. Началось кошмарное зрелище. Дети кричали, матери тоже. Мадьяры вырывают детей из рук, сопротивляющихся матерей избивают. Прикладами, плётками бьют детей. Детей под угрозой смерти отделили от матерей, построили их в ряд по четыре человека, а впереди их 7 человек мужчин с лопатами. По-видимому, готовились детей расстрелять и зарыть, но в это время появились наши самолёты. Среди мадьяров поднялась паника, и они с криками «гайда» погнали детей впереди нас по направлению села Солдатское. Дети по пути конвоирования, а также инвалиды, стали отставать. Детей матери стали подбирать на руки, инвалидов мадьяры пристреливали по дороге. Из них знаю Анастасию Фёдоровну Ковалёву 28 лет, которая была больна, идти не могла, мадьярами была пристреляна. Также были приколоты штыками старушки 75 лет Марфа Щербашина, Ефросинья Пышноградова 60 лет и десятки других, фамилии которых я не знаю.
Гнали нас под конвоем без отдыха, соблюдался строй шеренгами. Если кто отставал или выделялся из шеренги, его избивали плётками. Я лично потянулась за стеблем молодого подсолнуха, чтобы утолить жажду ребёнка, мадьяр подскочил и стеганул плёткой.
Люди были усталые, измученные, при подходе к селу Солдатское народ бросился к речке, чтобы утолить свою жажду. Здесь началось избиение плётками и штыками. Попить воды не дали, а погнали в другую сторону от Солдатского (окружным путём ещё километров семь-восемь), чтобы усилить мучения и издевательства удлинением пути и отсутствием воды. Начался дождь. Мы были рады, так как имели возможность утолить жажду. Народ прильнул к лужам. В село Солдатское нас пригнали ночью голодных и прозябших. В селе Солдатском нас заперли в церкви, не давая ни воды, ни пищи. Сюда же пригнали жителей сёл Девица, Селявное, в общем, было нас около 6000 человек.
Утром 11 июля 1942 года начались допросы, при этом допрашивании избивали. Одна женщина, которую объявили женой председателя сельсовета, была расстреляна. Фамилии её не знаю. Здесь мы находились примерно 10 суток. Пищи нам не давали. Питались украдкой за счёт местного населения. После этого примерно 21 июля 1942 года мадьярский комендант в чине капитана, фамилию не знаю, издал приказ о том, чтобы жителей села Солдатского вместе с нами выгнали в тыл немецкой армии.
Гнали нас через сёла Платава, Роговка и др. В этих сёлах разыгрывались комедии дружеской встречи с нами. Немецкие и мадьярские солдаты и офицеры выстраивали нас на площадях, ездили между нами на велосипедах и мотоциклах, брали детей на руки, давали им хлеб, сахар, спички и производили фото и киносъёмку, после чего снова начинался голод, издевательства и побои.
Такие истории с нами повторялись до Донецкого сельсовета Скорнянского района Курской области, где нас остановили на зимовку, чтобы весной отправить в Германию. ...На месте зимовки пищи нам не выдавали, кормились за счёт подачек местного населения…».
Документы подтверждают, что по-разному входил враг в село, как и жители встречали его по-разному: «7 июля 1942 года в 10 часов утра совершенно неожиданно вероломно ворвались в наше село Коломыцево кровавые фашисты... Некоторое население было этому очень радо, как например, женщины и девушки с 1-й бригады: они несли немцам навстречу молоко, масло, яйца. Немцы, видя хорошую встречу, начали фотографировать население, которое несло подарки. Разрушив советский строй, немцы стали устанавливать свой строй. Провели учёт и регистрацию населения. Фашистский офицер созвал на селе мужчин, из них выбрал старосту Ивана Ильича Фисенко и его помощника Павла Тихоновича Жидкова, которые выполняли все распоряжения коменданта. …Культурные учреждения немцы уничтожили. Выбросили все учебники, тетради, художественные книги за окно школы. Портреты тов. Сталина, Молотова, Кагановича разорвали штыками винтовок. Школьное имущество – столы, парты, стулья – порубили.
Немцы, не считаясь с детьми, женщинами, грабили всё, что попадалось им на глаза. Нахальным образом забирали кур, гусей, коров, свиней и др. Женщины не могли против ничего сказать, ибо знали – если огрызнёшься, то за это получишь больно. Не только съестное грабили, но и одежду…
Почти все девушки села Коломыцево гуляли с врагами. Были такие случаи. Комендант по ночам вызывал старосту села, староста назначал патруля, и патруль с винтовкой должен был идти к той девушке, к которой посылают. Девушка одевается и идёт ублажать офицера. Такие факты наблюдались часто. Офицеры и рядовые немцы привлекали девушек на свою сторону, чтобы они выходили замуж, и потом с ними поедут в Германию…».
«Линия фронта разделила Воронежскую область на две части. Как прожорливая, ненасытная саранча, уничтожающая всё на своём пути, армия фашистских захватчиков – немцев, венгров, итальянцев – заполонила правобережье Дона.
Как только немцы захватили западные районы Воронежской области, они объявили приказ о немедленном выселении всех советских жителей из придонских сёл.
Гитлеровцы это делали для того, чтобы отдалить от мест решающих сражений явно враждебную для себя силу.
Никаких определённых мест для переселения не устанавливалось. Людей просто выгоняли из родных деревень в поле и овраги, и они жили там, в ямах и землянках.
Выселение проводилось в течение 1-2 часов по получении приказа, так что население не успевало взять с собой самых необходимых вещей. Но и то, что им удавалось взять, немцы отбирали по дороге».
«Для того чтобы заставить население быстрее покинуть родные очаги, фашистские звери подгоняли их стрельбой из автоматов и пулемётов.
В хуторе Никольском Лискинского района немецко-фашистские мерзавцы устроили кровавую расправу над колхозницами Дарьей Агаповной Долотовой 70 лет, Анной Долотовой 45 лет и Аграфеной Даниловной Дубровиной 80 лет за то, что они отказались покинуть свои хаты. Этих колхозниц избили, а затем расстреляли, и трупы их бросили в горевшую избу».
«В Острогожском, Лискинском и других районах были вывешены «воззвания» венгерского военного командования, в которых говорилось: «Смертной казни будут подвергнуты те, кто будет ходить из одной деревни в другую, кто будет замечен на улице между 21 и 4 часами (приказ издан летом)… При невыполнении этого приказа хотя бы одним, все жители окрестных деревень будут выселены и заключены в Курский лагерь».
Эту угрозу оккупанты приводили в исполнение с неумолимой жестокостью.
Ворвавшись в село Лиски Лискинского района фашистские мерзавцы сразу установили свой «порядок». В селе начался повальный грабёж. Двуногие звери рыскали из дома в дом, требуя молока, масла, кур, яиц. Те из жителей, которые не понимали языка «высшей расы», – а такими были почти все – подвергались страшным избиениям. Не насытившись награбленным, гитлеровцы вскоре отобрали у всех жителей более 400 коров. Доить этих коров оккупанты водили колхозниц под конвоем. Всё молоко сдавалось немецкому коменданту.
Через несколько дней бандиты приказали гражданам села взять с собой продуктов питания на три дня и немедленно покинуть село.
– Нельзя себе представить этой страшной картины выселения, не видев её собственными глазами, – рассказывает Лукерья Григорьевна Прочанова. – Шёл сильный дождь. Палачи прикладами выгоняли из домов женщин и стариков, выбрасывали детей. Душераздирающий крик детей, стоны стариков и больных надрывали сердце. Но разве это могло подействовать на фашистских извергов? Ведь не люди они, и даже не звери – хуже зверей. Толпу выселяемых бандиты подгоняли нагайками. Били всех – старых и малых. Старик Василий Петрович Деревянкин не мог быстро идти, он еле передвигал ноги. Мадьяры избили его так, что он умер.
На этом кровавые злодеяния захватчиков не кончились. Выселенным запретили возвращаться в родное село. А как не пойти домой, если дети умирают от голода? И люди, обречённые на голодную смерть, шли в родное село, к своим домам, чтобы взять хоть ведро картошки и что-нибудь из одежды для себя и детей.
В начале августа в село пришли 44 женщины с детьми и два старика. Всех их бандиты схватили и бросили в тёмный каземат – дом с забитыми окнами. Без всякого суда и следствия мадьяры погнали «арестантов» к вырытой в логу яме. По дороге их зверски избивали прикладами, кололи штыками, а затем, изуродовав, полуживых столкнули в яму и закопали. Крики о помощи и стоны истязуемых, искалеченных людей были слышны далеко от места казни. Здесь была растерзана Акулина Васильевна Синельникова, у которой осталось трое детей, из них самой младшей девочке – полтора года. Из семьи Марии Ивановны Лоленко убиты её дочь, невестка и внучка. Сиротами остались 12 малых детей. Напрасно ждали дети своих родителей. Никто из них из родного села не вернулся.
В каждом районе, побывавшем под пятой немецких оккупантов, найдётся немало примеров того, с какой жестокостью расправлялись захватчики с советскими людьми за малейшее нарушение бандитских распоряжений. Бесконечно длинен список преступлений кровавых немецких бандитов и их прихвостней».
«В огромной яме, наполненной трупами десятков замученных и расстрелянных советских граждан в Ковалёвском сельсовете Лискинского района обнаружен труп неизвестной молодой женщины с дочерью 5-6 лет. На теле матери и ребёнка видны следы зверских издевательств. У девочки вывернуты руки, а череп раздроблен каким-то твёрдым предметом.
Чувства матери всегда были священными в сознании людей. Образ любящей матери, воспоминание о её ласке и заботе каждый человек бережно и любовно сохраняет на всю свою жизнь. Материнство никогда, даже в самые мрачные периоды истории человечества, не подвергалось ни гонению, ни поруганию.
Кровавый германский фашизм нанёс удар и по материнству. С первых же дней войны немцы залили нашу землю кровью мирных жителей. Эти подлые убийцы в форме солдат и офицеров германской армии, вооружённые новейшей военной техникой, обратили оружие против беззащитных людей – женщин и детей. Проливая невинную кровь советских малышей и женщин-матерей, фашисты хотят уничтожить будущее великого русского народа, истребить самый источник жизни на нашей земле. Они кощунствовали и нагло глумились над русской матерью и ребёнком».
Скорбные факты об ужасах и подлых убийствах захватчиков можно ещё перечислять и перечислять, но о злодеяниях и зверствах фашистов на территории Лискинского района и близлежащих сёл будет рассказано в другой книге.
Глава VIII. Легенды земли лискинской. Кто оборонял Залужное?
Война, как ни одно другое событие, породила огромное количество легенд и былей. И чем дальше мы уходим от войны, тем больше появляется публикаций, которые, по уверению авторов, пытаются пролить свет на «белые пятна» истории. Часто так оно и есть. Но бывают случаи, когда материал, размещённый даже в центральной прессе, в результате оказывается всего лишь мифом, красивым и интересным, но... основанным на непроверенных фактах.
Так случилось и с заметкой, помещённой в общероссийской газете «Правда», подписанной «Григорий Ощенко». Сама заметка небольшая, поэтому автор решила привести её почти целиком: «В 1942 году немцы уже приближались к Залужному. Стоит село на высоком холме у реки Дон. А внизу над рекой возвышаются два огромных железнодорожных моста. За рекой – районный центр Лиски. Именно к этому месту и рвались немцы, отсюда шли железнодорожные ветки на Ростов и Харьков. И вот на пути гитлеровцев встали младшие школьники. Их организовал в боевой отряд наш преподаватель математики Гавриил Петрович Панцырев. В Гражданскую войну он был командиром отряда Красной Армии и на этот раз применил командирские и военные знания. Сутки ребята не пускали немцев к Дону. Но весь отряд школьников, стоявший в обороне у села Залужное, погиб. Погиб и командир – наш замечательный педагог Гавриил Петрович Панцырев».
Почти полностью эта заметка помещена в книге Вальтера Кислякова «Лискинское лихолетье». Наш земляк, доктор исторических наук, профессор, юрист-международник, Вальтер Сергеевич, не проверив, изложенные Григорием Ощенко, факты, написал в своей книге: «Только спустя более 60-ти лет… я узнал, что в Залужном группа моих сверстников вместе с красноармейцами защищала от гитлеровцев подступы к Дону».
Удивляет одно – как же так случилось, что такой героический поступок педагога и ребят остался без внимания местных краеведов? Ни у Игоря Алексеевича Афанасьева, ни у Дмитрия Георгиевича Дегтярёва, ни у Михаила Васильевича Зюбина ничего об этом факте нет. Но так не должно было быть, потому что факт-то сам по себе очень интересный – он так и просится на страницы передовиц местных газет. Именно на таких примерах и нужно воспитывать молодёжь. Но… О героическом поступке залуженских школьников до 2010 года никто не писал.
Эти же вопросы задавал в своей статье «Кто Вы, Гавриил Панцырев?» Геннадий Лукшин. Статья была напечатана в 2010 году в местной газете под рубрикой «Неизвестные известные». Автор посетовал, что «к сожалению, не удаётся пока выяснить подробности жизни Г. Панцырева». Он призвал тех, кому что-то известно о Г. Панцыреве, о том, где похоронены залуженские мальчишки, принявшие бой, откликнуться и рассказать, как это было. Но откликов не последовало. Как оказалось, никто и не слышал о таком эпизоде войны на лискинской земле.
Пришлось автору проводить собственное расследование. Где искать ниточки героического лихолетья? Кто может точно сказать, имел ли место такой эпизод во время войны? Погиб ли учитель с учениками, защищая от врага свою землю?
На запрос в Управление ФСБ по Воронежской области получен ответ: «сведениями о боевом отряде школьников во главе с Гавриилом Петровичем Панцыревым УФСБ России по Воронежской области не располагает». Военный комиссариат Воронежской области по городу Лиски и Лискинскому району сообщил, что на основании алфавитной книги призванных по мобилизации в период Великой Отечественной войны 1941-1945 годов Гаврил Петрович Панцырев в числе призванных не значится.
Говорят, что отрицательный результат – это тоже результат. Но что он дал? Факт боя, который дали учитель и ученики, неизвестен ФСБ; документов о мобилизации Панцырева нет в военкомате. О чём это может говорить? Панцырев не был призван в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, возможно, из-за возраста, ранения или болезни. Это противоречит легенде? Нет, наоборот, укладывается в легенду: Панцырев не был мобилизован, но душа командира-участника Гражданской войны требовала действий – уничтожения врага, пришедшего к родному дому. Как же тут не взяться за оружие! А если ещё и ребята рядом, боевые, смелые, первоначальную военную подготовку прошедшие!.. Но как же всё узнать наверняка?!
Казалось, что ничего уже невозможно установить о тех далёких годах. Но… Учащиеся МОУ «Залуженская средняя общеобразовательная школа» Сергей Буранов, Алина Тятая, Андрей Семченко вместе с руководителем школьного музея Л.И. Квачевой собрали материалы на тему «Залужное в годы войны». Благодаря этим материалам появилась ниточка для дальнейшего поиска: ребята собрали воспоминания жителей своего села о военном времени.
Так, Мария Артамоновна Блинова 1922 года рождения рассказала, что хорошо помнит учителя Гаврила Петровича Панцырева, т.к. до войны жила рядом со школой. Гаврила Петрович был хорошим учителем математики, высокий, подтянутый мужчина, плотного телосложения, с армейской выправкой. Все в селе знали, что в Гражданскую войну он был офицером Красной Армии. Жил он с семьёй при школе. Когда в 1941 году началась война, сам Гаврила Петрович, как и другие учителя-мужчины, ушёл на фронт, а семья его уехала в эвакуацию, куда – неизвестно.
Ольга Гавриловна Клинюшина 1928 года рождения сообщила, что училась с сыном Панцырева Гаврилы Петровича в третьем и четвёртом классах. Панцыревы приехали в село в 1939 году вместе с семьёй Землянских. Еремей Землянский стал директором Залуженской школы, а Панцырев – завучем. Когда они проходили по коридору школы, то все ребята становились в строй смирно, на вытяжку. Ученики уважали учителей за их кавалерийское прошлое, за знания по предмету. Когда началась война, то всех учителей-мужчин призвали на фронт. Панцырев и Землянский тоже ушли на фронт.
Анна Федотовна Гурова 1924 года рождения так же хорошо помнит учителя математики Панцырева. У него была всегда присказка, когда дети играли в футбол, – «бей его сапогом и пятой». Так вот, она вспоминает, что встретила его на рынке города Лиски в июле 1941 года. Он шёл ей навстречу с рюкзаком. Тогда он ей сказал: «Ну, вот, Аннушка, иду на войну, бить врага сапогом и пятой». После войны она также видела его на рынке в Лисках. Он был очень болен от множества ранений и работал учителем в 17-й школе.
Согласно воспоминаниям жителей села, Панцырев Гаврил (а не Гавриил) Петрович ушёл на фронт в 1941 году. Этот факт подтверждается приказом по Залуженской школе о выдаче окончательного расчёта в связи с уходом в РККА товарища Панцырева Г.П.
И в 17-й школе станции Лиски след учителя математики Панцырева отыскался – в документах архивного фонда средней школы № 17 станции Лиски Юго-Восточной железной дороги нашёлся приказ № 142 от 31 декабря 1947 года: «учителя математики Панцырева Гаврила Петровича считать выбывшим ввиду его смерти с 11 декабря 1947 года». При этом приказа о приёме на работу в 1945-1946 годах нет, как нет в документах архивного фонда Отдела учебных заведений ЮВЖД личного дела Панцырева Г.П.
Факт смерти Панцырева подтверждает и актовая запись о смерти за № 362 от 11 декабря 1947 года по бюро ЗАГС Лискинского района Воронежской области: «гражданин Панцырев Гаврил Петрович, исполнилось 50 лет, время смерти – 11 декабря 1947 года, причина смерти – туберкулёз лёгких».
Теперь можно сказать, что главное прояснилось – Панцырев Гаврил Петрович умер не в июле 1942 года, а в декабре 1947, и на фронт он ушёл в июне-июле 1941 года, то есть он не мог в июле 1942 года погибнуть в Залужном.
И ещё… Из смысла заметки Григория Ощенко в «Правде» выходит, что село Залужное защищали только учитель с учениками. Так ли это? Могло ли быть такое? Обратимся к архивным военным документам.
Согласно плану обороны 6-й резервной армии рубеж, в который входит село Залужное, должна была оборонять 309-я стрелковая дивизия.
18 июня 1942 года 309-я стрелковая дивизия получила приказ штаба 6-й резервной армии оборонять полосу по восточному берегу реки Дон (Ст. Покровское, Песковатка, Николаевка), с задачей не допустить переправы противника на левый берег реки Дон. Особенно прочно предлагалось прикрывать направление – железнодорожная станция Лиски, Бобров.
959-му стрелковому полку надлежало одним батальоном подготовить и оборонять тед-де-пон на рубеже: высота 186,0, южная окраина Лиски, юго-восточная окраина Залужное.
Утром 23 июня 1942 года части дивизии форсированным маршем вышли для занятия своих участков обороны и со второй половины дня приступили к оборонительным работам… 959-й полк одним батальоном готовился обороняться на рубеже высоты 186,0, Лиски, Залужное, что находится на западном берегу Дона.
4 июля части дивизии полковника А. Н. Афанасьева были приведены в полную боевую готовность. Велась усиленная разведка в направлениях Коротояк, Давыдовка (957-й стрелковый полк), Острогожск (959-й стрелковый полк), Крутец (955-й стрелковый полк), что предупредило внезапность появления противника.
Первым в полосе обороны дивизии вступил в огневой бой с немцами первый батальон 959-го стрелкового пол¬ка (комбат – лейтенант Б.И. Щербаков, комиссар – стар¬ший политрук П.И. Лебедев). В журнале боевых действий 309-й стрелковой дивизии описание трёхдневных боёв с 7 по 9 июля 1942 года названо «Бой за тет-де-пон».
Батальон с приданными подразделениями автоматчиков и бронебойщиков держал оборону на рубеже высоты 186,0, сёл Лиски и Залужное. С левого берега Дона его поддерживала одна артиллерийская батарея 842-го артполка.
В 7.00 7 июля на северо-западной окраине села Лиски перед фрон¬том сибиряков появились мелкие группы противника. В 11.30 показались три немецких танка и начали обстреливать командный пункт батальона. Артил¬лерийский огонь с левого берега Дона заставил их рети¬роваться. Больше в этот день противник не полез. Жаркие бои начались в последующие дни.
С утра 8 июля противник начал вести разведку переднего края обороны батальона Щербакова. В 17.00 командиру учебного батальона было отдано приказание командира 959-го полка, санкционированное командиром дивизии, о выделении двух взводов автоматчиков, которые должны прибыть в распоряжение командира 1-го батальона к 19.00 8 июля 1942 года. Дополнительное выделение двух взводов автоматчиков диктовалось необходимостью обеспечения большого разрыва между 1-й и 2-й стрелковыми ротами, который никем не занимался. Это была лощина, покрытая высокой сочной травой, которая тянулась между сёлами Лиски и Залужное.
В 19.00 до роты пехоты противника с группой автоматчиков при поддержке двух миномётных батарей перешли в наступление в направлении высоты 186,0. Пехота противника, не встречая сильного огневого сопротивления, быстро начала продвигаться к переднему краю обороны 1-го стрелкового батальона. Но на дистанции 400 метров от переднего края обороны, встретив неожиданное сильное огневое сопротивление всех видов оружия, пехота противника, неся большие потери в живой силе, стала постепенно откатываться на исходное положение.
Защищая в этот день село Залужное, политрук 1-й стрелковой роты Александр Дмитриевич Плиев расстрелял экипаж штабной немецкой машины. Захвачены штабные документы, два пистолета-автомата, радиостанция, фотоаппарат и много другого имущества. Повторных атак со стороны противника не было до утра 9 июля 1942 года.
В час ночи 9 июля 1942 года вместо двух взводов автоматчиков прибыл только один взвод, которому была поставлена задача – обеспечить стык 1-й и 2-й стрелковых рот, не допуская просачивания групп противника по лощине в глубину обороны батальона.
В три часа ночи 9 июля 1942 года противник силою до двух батальонов пехоты и до роты автоматчиков при поддержке 4 миномётных батарей среднего и крупного калибра и одной артбатареи перешёл в наступление.
До двух рот пехоты противника наступали с южной окраины села Лиски в направлении высоты 186,0 в стык 1-й и 2-й стрелковых рот; до полутора рот пехоты и до двух взводов автоматчиков противника наступало в направлении села Лиски и железнодорожного моста. На участке 2-й роты наступало до двух рот пехоты противника в направлении села Залужное. На участке 3-й роты противник не предпринимал наступательных действий, ограничиваясь ведением миномётного огня.
С трёх до десяти часов утра 1-й батальон упорно сдерживал наступательный натиск превосходящих сил противника ружейно-пулемётным огнём и контратаками
вторых эшелонов 1-й и 2-й рот. Огневой миномётной и артиллерийской поддержки батальон не получал из-за отсутствия мин к миномётам и отсутствия передового артиллерийского наблюдательного пункта на правом берегу реки Дон во время оборонительного боя.
К десяти часам утра немецкие автоматчики (до пятидесяти человек) прорвались по лощине в стыке между пер¬вой и второй ротами, зашли в тыл батальону, перерезав телефонную связь с 1-й ротой. Первая рота потеряла связь с остальными подразделениями и понесла значительные потери от флангового огня противника. Командира роты лейтенанта А. А. Приходько ранило. Его заменил политрук А.Д. Плиев. В рукопашном бою политрука окружили десятка пол¬тора гитлеровцев и закричали:
– Рус, сдавайс!
Делая вид, что поднимает руки, Плиев внезапно вы¬хватил из-за пояса гранату и бросил её во врагов. Несколько гитлеровцев упало, остальные бросились бежать. Их догоняли меткие пули политрука.
Неожиданное появление автоматчиков противника в тылу батальона вызвало у командира батальона и его штаба растерянность. Командир батальона ничего не предпринимал для уничтожения автоматчиков и для возобновления связи с 1-й стрелковой ротой. Хотя у комбата имелось несколько бойцов-автоматчиков, он просит разрешение на перемещение КП, на что получает разрешение от командира полка на перенос командного пункта в район переправы. Оставляя роты без всякого управления, командир батальона отдаёт непонятные, нетвёрдые, половинчатые распоряжения ротам: «Я меняю КП, смотрите». Командный пункт перенёс не к переправе у правого берега реки Дон, как ему было приказано, а на левый берег Дона, оставив батальон без всякого управления.
1-я стрелковая рота, получив такое половинчатое указание от командира батальона, не имея связи с батальоном и неся большие потери от флангового огня противника, начала отходить к железнодорожному мосту, открывая совершенно правый фланг 2-й роты.
2-я рота, отбив атаку противника огнём и контратакой второго эшелона в направлении юго-западной окраины села Залужное, продолжала упорно оборонять свой рубеж, нанося большие потери противнику. Противник, встретив упорное сопротивление в районе юго-западной окраины Залужное, начал производить перегруппировку для повторных атак левого фланга 2-й роты.
Командир 2-й роты В.Н. Варфоломеев, разгадав замысел противника, принял реальные меры для активного противодействия повторной атаке противника. Левый фланг он усилил стрелковым взводом и огневыми средствами за счёт правого фланга.
В 10.30 вторая атака противника была встречена сильным ружейно-пулемётным огнём с южной окраины Залужное, но противник, неся большие потери, продвигался вперёд и правым флангом подходил к юго-восточной окраине села Залужное. Варфоломеев контратаковал его одним взводом из лощины. Неожиданная контра¬така заставила гитлеровцев отойти. Командир 2-й роты Варфоломеев, отбив вторую атаку противника, решил связаться с третьей ротой и атаковать ещё раз противника совместно с 3-й ротой, но в это время 3-я рота, не имея связи с командиром батальона и получив половинчатое распоряжение «Я меняю КП, смотрите», стала отходить к переправе, не имея перед собой никакого противника.
Положение 2-й роты оказалось тяжёлым. Во-первых, на правом фланге противник подходил к железнодорожному мосту, выходя 2-й роте в тыл. На левом фланге противнику предоставлялся свободный простор действий с отходом 3-й роты. Во-вторых, рота в результате продолжительных и наступательных боёв с противником, понеся большие потери, потеряла значительную боеспособность. Командир роты, видя создавшееся положение, решает вывести роту из боя, так как дальнейшее сопротивление на этом рубеже может привести к полному окружению роты противником, и в 11.00 отдаёт приказ роте на отход к переправе.
В результате боёв было уничтожено свыше 600 гитлеровцев. Потери батальона: убито – 16, ранено – 169, без вести пропало – 141. Итого – 326 человек.
Таким образом, архивные документы 309-й стрелковой дивизии подтверждают ведение трёхдневных боёв в июле 1942 года в районе села Залужное силами одного первого батальона 959-го стрелкового полка. Ни о каких гражданских лицах, принимавших участие в этих боях, в документах не упоминается.
Учитывая приведённые выше документы, можно сделать вывод – изложенный в газете «Правда», факт об оказании вооружённого сопротивления вторжению фашистов в село Залужное группой школьников во главе с учителем Панцыревым Г.П. не нашёл своего подтверждения. Теперь точно известно, что не было отряда школьников во главе с учителем, преградившего фашистам дорогу к родному селу. Оказалось, что это всего лишь красивая легенда. Но был замечательный человек Гаврил Петрович Панцырев, прекрасный учитель и доблестный защитник Великой Родины.
Часть 3. Немецкие диверсанты в Придонье.
Глава I. Немного истории.
В войне против СССР Германия делала ставку не только на свои вооружённые силы. Видное место отводилось и разведывательным службам. Служба разведки и контрразведки германских вооружённых сил была известна под общим названием die Abwehr [(Abwehr – оборона, отражение) орган военной разведки и контрразведки; в 1919-1944 годах входил в состав Верховного командования Вермахта].
1-й отдел абвера занимался сбором информации за границей о военно-экономическом потенциале возможного противника. 2-й отдел руководил организацией диверсионной деятельности за границей и в тылу войск противника. Также к задачам второго отдела относилось совершение террористических актов, создание «пятой колонны» , дезинформация руководства и населения противника. В ведении 3-его отдела находились вопросы контрразведки.
Основными постулатами этой организации были сформулированные наци № 2 Рудольфом Гессом три заповеди: «Каждый может быть шпионом», «Каждый должен быть шпионом», «Нет такой тайны, которую нельзя было бы узнать».
Ещё задолго до нападения Германии на Советский Союз, 10 ноября 1938 года, было образовано 12-е управление Генерального штаба германских вооружённых сил, просуществовавшее вплоть до 1945 года. Оно носило название «Fremde Heere Ost» («Иностранные армии Востока») и отвечало за ведение военной разведки на Восточном фронте (т. е. на территории Советского Союза). 12-е управление вело разведку по самым различным направлениям, получая информацию из многих источников (агентура, радиоперехват и дешифрование сообщений, допросы военнопленных и перебежчиков, воздушная разведка, наблюдение с переднего края и так далее). Немецко-фашистская спецслужба сочетала в себе элементы разведывательного, контрразведывательного и пропагандистского органа. В третьем аспекте своей деятельности она активно сотрудничала с министерством пропаганды III Рейха.
С началом нападения на СССР против нашей страны действовало свыше 130 разведывательных, диверсионных и контрразведывательных команд и групп абвера и СД, а также 60 школ, в которых велась подготовка агентов, диверсантов и террористов.
С 22 июня по 26 сентября 1941 года боевые потери Вермахта достигли 534 тысяч убитыми и ранеными, что составило 15% общей численности германских войск Восточного фронта, а в группе армий «Центр» – 18-20%. К концу года потери увеличились до 800 тысяч. Тогда начали действовать так называемые «хиви» [Hilfwilligen – добровольные помощники], появившиеся ещё летом. Никакого разрешения для их набора в действующую армию ни ОКВ, ни ОКХ не давало. Набирались «хиви» из лагерей военнопленных в оперативной полосе фронта, на оккупированных территориях, из, оставшихся в тылу и разошедшихся по деревням, окруженцев. Немцы использовали добровольцев в качестве шоферов, ремонтников, конюхов, сапёров и охранников. Они выполняли любую работу, позволяющую заменить солдат Вермахта.
Первым активно и организованно стал использовать советских граждан Абвер. Уже в июле 1941 года при штабе группы армий «Север» развернулся 1-й русский учебно-разведывательный батальон под командованием майора Регенау (легендированное имя Б.А. Смысловского), бывшего начальника штаба Восточного отдела РОВС , занимавшего в 1920 году должность начальника разведывательного отделения штаба 3-й русской армии. В течение 1941-1942 годов этот батальон развернулся в 12 учебно-разведывательных батальонов, укомплектованных на 85% бойцами и командирами РККА, а на 15% – участниками Белого движения. В 1942 году на их основе был сформирован 1001-й гренадёрский полк Абвера для организации разведческо-повстанческих операций за линией фронта.
«Начиная войну против Советского Союза, главари гитлеровской Германии делали ставку не только на танки, самолёты и пушки. Они надеялись подорвать наше государство и изнутри, дезорганизовать советский тыл, лишить фронт самого необходимого. В дезорганизации тыла Красной Армии особая роль отводилась разведывательным и контрразведывательным органам. Накануне войны деятельность разведки врага была направлена на сбор разнообразных данных о военных возможностях Советского Союза, на создание «пятой колонны», обеспечение внезапного нападения на СССР.
В ходе войны разведывательно-подрывная деятельность на нашей территории и в тылу действующих армий приобрела ещё больший размах. Агентам врага удалось добыть для немецкого командования кое-какие сведения о советских войсках на фронте, их ближайшем тыле и осуществить ряд диверсионных акций. Так в первые недели августа 1941 года на Кировской и Октябрьской железных дорогах было совершено несколько диверсий.
В основном в прифронтовой полосе действовала военная разведка гитлеровцев – абвер. Абвером была создана на советско-германском фронте довольно широкая сеть разведывательных органов. К ним относились главный штаб «Валли» с подчинёнными ему многочисленными разведывательными, диверсионно-террористическими и контрразведывательными абверкомандами. Специальный штаб – «зондерштаб «Россия» для координации деятельности различных ведомств по экономическому шпионажу и проведению карательных мероприятий. Разведывательно-диверсионные школы, специальные лагеря, в которых подбиралась и вербовалась агентура. Особую роль выполняли войсковые части абвера – дивизия «Бранденбург-800», полк «Курфюрст», батальоны «Бергман» и «Нахтигаль», солдаты которых были переодеты в форму советских военнослужащих, сотрудников органов государственной безопасности и милиции. Отрядам и группам этих частей ставилась задача проникать в ближайшие тылы действующей Советской Армии, захватывать переправы и важные военные объекты, взрывать коммуникации, сеять панику.
В 1971 году в журнале «Москва» был опубликован дневник С. Владимирова, одного из тех, кто пошёл в услужение к фашистам. В своих записках бывший следователь гестапо рассказал и о деятельности «зондерштаба «Россия», с отдельными сотрудниками которого ему пришлось близко столкнуться. После войны С. Владимиров, попросивший редакцию не называть его настоящей фамилии, скрылся в Южной Америке. Всё это время он хранил записные книжки, которые вёл, работая в гестапо. Теперь он решил предать их гласности. Редакция предпослала «Запискам» свой комментарий, в котором говорится, почему появилась эта публикация: «Но главное не в личности С. Владимирова и не в том, что его побудило на склоне лет нарушить обет молчания, а в содержании «Записок». Они проливают свет на одну из самых грязных страниц в истории НТС...»
Около пятисот человек служили целям «зондерштаба «Россия». Они занимались разведкой и карательной деятельностью на оккупированной территории Советского Союза. Это был подсобный аппарат немецкой военной машины, опасный своей озлобленностью и чрезмерным усердием. Во главе «зондерштаба» стоял полковник Регенау-Смысловский, бывший начальник контрразведки врангелевской армии. Начальниками отделов были полковник Шаповалов, член руководства так называемой организации «Народно-трудовой союз» [НТС] Вюрглер, бывший царский поручик Бондаревский.
Один из них – Вюрглер, рассказывая автору дневника о своей жизни, говорил, что в июньские дни 1941 года главное управление имперской безопасности Германии провело переговоры с НТС об участии в войне против Советского Союза. «С той поры каждый из нас и вся организация идём в ногу с гестапо».
Войдя в состав «зондерштаба «Россия», эта организация и все остальные, что служили фашистам, как говорится, действовали, не жалея живота своего. Начальник полиции безопасности СД Белоруссии оберштурмбанфюрер Штраух писал в Берлин: «В обнаружении и ликвидации партизанской группировки, действовавшей западнее автострады Минск – Слуцк, принимали непосредственное участие работники резидентур «зондерштаба-Р». Результаты проведённой операции: убито 415 человек, взято заложников – 617, сожжено деревень – 57, выселено 215 семей. Обезврежено коммунистов, партизан и сочувствующих им – 1050 человек, из них 175 расстреляно на месте, остальные находятся под стражей…»
Это лишь отрывочные сведения о деятельности одной из разведывательно-карательных организаций, созданных фашистами на советско-германском фронте.
«Бранденбург-800» было специальным диверсионным подразделением, сформированным в 1940 году в Бранденбурге. В нём было несколько рот, предназначавшихся для разных стран, с которыми гитлеровская Германия намеревалась вступить в войну. Но особое место отводилось роте, которой предстояло действовать на территории Советского Союза. Через некоторое время батальон «Бранденбург-800» был преобразован в полк, а затем стал дивизией. На советскую территорию вступил полк особого назначения, который непосредственно подчинялся начальнику одного из управлений гитлеровской разведки. К числу задач, стоявших перед этим формированием, – показал Международному военному трибуналу в Нюрнберге один из агентов гитлеровской тайной службы Э. Штольц, относились захват важных объектов, в основном военных, и их удержание до подхода передовых частей немецких войск. В ходе подготовки нападения Германии на Россию командование полка «Бранденбург» также занималось предметами обмундирования и оружием Красной Армии и формировало отдельные подразделения из немцев, владеющих русским языком».
Военная немецкая разведка организовала небольшие штурмовые подразделения, комплектуя их из состава, так называемого, учебного полка «Бранденбург». Такие подразделения в рус¬ском обмундировании должны были действовать далеко впереди наступающих немецких войск, стараясь захватить мосты, туннели и военные склады…С началом боевых действий, гитлеровцы стали забрасывать в совет¬ский тыл диверсионно-разведывательные группы, дивер-сантов-одиночек, лазутчиков, шпионов, провокаторов. Их маскировали в форму бойцов и командиров Красной Армии, сотрудников НКВД и НКГБ, железнодорожников, связистов. Диверсантов вооружали взрывчаткой, автоматическим ору¬жием, телефонными подслушивающими устройствами, снаб-жали фальшивыми документами, крупными суммами совет¬ских денег. Направлявшимся в глубокий тыл готовили правдоподобные легенды. Диверсионно-разведывательные группы придавались также и регулярным частям первого эшелона вторжения. Одновременно перед диверсантами стояла задача – взрывать железнодорожные и шоссейные мосты, туннели, водо¬качки, электростанции, оборонные предприятия, физически уничтожать партийных и советских работников, сотрудников НКВД, командиров Красной Армии, сеять панику среди населения.
Подорвать советский тыл изнутри, внести дезорганизацию во все звенья народного хозяйства, ослабить моральный дух и боевую стойкость советских войск и тем самым способствовать успешному осуществлению своей конечной цели – порабощению советского парода. На это были направлены все усилия гитлеровских разведывательно-диверсионных служб. С первых дней войны размах и напряжение вооруженной борьбы на «невидимом фронте» достигли наивысшего накала. По своим масштабам и формам эта борьба не имела себе равных в истории.
Акции таких групп были типовыми: убийства генералов и старших офицеров; искусственное устраивание заторов и пробок на дорогах, особенно у мостов; неправильное регулирование движения транспорта; распространение ложных слухов (типа нарочито истерических воплей «Танки, танки сзади!!!») в расчёте на возникновение паники; порча линий и узлов связи; выявление штабов и наведение на них бомбардировочной авиации, при возможности – и самостоятельное уничтожение штабов. Эти диверсионные подразделения изначально предназначались работать «под своих».
«После сокрушительного разгрома немецко-фашистских войск под Москвой и провала плана «молниеносной» войны против Советского Союза гитлеровское руководство не отказалось от своих целей в этой войне. Оно всё ещё надеялось одержать победу, поправить дела на советско-германском фронте. Для этого на восточный фронт подтягивались резервы, проводилась перегруппировка войск, усилилась деятельность фашистской разведки. Затяжная война, не входившая поначалу в планы гитлеровского руководства, вызвала перестройку и в работе разведывательных органов. Теперь предполагалось вести активную подрывную работу не только в прифронтовых районах, но и в глубоком тылу нашей страны.
В феврале 1942 года для этих целей был создан специальный разведывательный орган «Цеппелин -VI», для которого директивой от 15 февраля 1942 года Гиммлер определил направление работы: произвести политико-моральную «расшифровку» СССР; сломить единство народов СССР путём пропаганды; ослабить экономические силы Советского Союза путём вредительства, саботажа, террора и других средств.
Усилила гитлеровская разведка свою подрывную деятельность и в прифронтовых районах. С помощью диверсий она пыталась во что бы то ни стало ослабить работу тыловых органов наших дивизий и армий, нарушить нормальную жизнь военных предприятий, работавших в непосредственной близости к фронту, навредить любыми путями, не гнушаясь ничем.
В 1967 году в одном из номеров «Недели» рассказывалось, как немцы выбросили большую группу детей на парашютах в тыл Красной Армии по линии фронта от Калинина до Харькова. Дети были одеты в старую одежду, в торбах у них лежали продукты и мины, замаскированные под куски каменного угля. Они должны были подбрасывать их в тендеры паровозов или склады угля на станциях. Однако вместо этого дети приходили с парашютами и взрывчаткой к командирам воинских частей, в милицию, органы государственной безопасности. В основном это были бывшие детдомовцы, которые ещё в диверсионной школе договорились не вредить Красной Армии и сразу же после выброски сдаться своим. Вскоре советская контрразведка ликвидировала школу в Касселе. Все дети были переправлены в советский тыл.
О размахе, с каким гитлеровская разведка готовила свои кадры в этот период, могут свидетельствовать такие цифры. В 1942 году в специальных школах и на курсах одновременно готовилось до полутора тысяч человек. Эти школы и курсы за год выпускали около десяти тысяч шпионов и диверсантов».
Всего за годы войны через Варшавскую, Бальгинскую, Брайтенфуртскую, Нойкуренскую и прочие разведывательные школы Абвера прошло не менее 20 тысяч советских граждан, обученных для разведывательной деятельности в тылу Красной Армии и СССР.
Понятно, что вся эта огромная армия агентов и диверсантов рано или поздно приводилась в действие на тайном фронте войны. Однако осуществить свои коварные планы гитлеровской разведке не удалось не только в начальный период войны, но и в 1942, 1943 и последующих годах. Оценивая деятельность немецко-фашистской разведки в годы Великой Отечественной войны, один из её руководителей констатировал: «Надо заметить... что мы не выполнили поставленной перед нами задачи. Это зависело не от плохой агентурной работы немцев, а от хорошо поставленной работы русских, от хорошей бдительности не только военнослужащих, но и гражданского населения».
Абверкоманды действовали при штабах армейских группировок вермахта – «Норд» («Север»), «Митте» («Центр») и «Зюд» («Юг»). В 1941 году насчитывалось 10 абверкоманд и 45 подчинённых им абвергрупп, включавших в свой состав свыше 5 тыс. кадровых разведчиков.
С началом войны расширяется и аппарат Главного управления имперской безопасности. При армейских группировках «Север», «Центр» и «Юг» создаются четыре крупные оперативные группы полиции безопасности и СД, насчитывавшие около 3 тыс. сотрудников гестапо и политической разведки, и свыше 20 подчинённых им особых и оперативных команд, состоявшие из более 4 тыс. сотрудников.
Разведывательные команды и группы получили нумерацию от 101-й и выше, диверсионные – от 201-й и выше, контрразведывательные – от 301-й и выше, экономической разведки – от 150-й и выше. Каждой разведывательной абверкоманде подчинялись три-шесть абвергрупп.
Каждое подразделение нацистских спецслужб формировалось из определённой категории населения. Так, например, в абвергруппе 111 в основном находились представители русской белой эмиграции, вставшие на путь активного сотрудничества с нацистами ещё в 30-е годы. Абвергруппы 211 и 212 были сформированы из числа советских военнопленных.
В условиях наступления вермахта абвер активно выполнял разведывательные, террористические и пропагандистские задачи. В тыл советских войск засылались специальные группы, которые совершали диверсии, помогали немецкой авиации и занимались дезориентацией мирного населения и бойцов Красной Армии. В каждой группе армий имелись команды, а в каждой армии – отряды абвера, в составе которых работали группы по разложению войск противника. В их функции входили подготовка и распространение листовок, а также обратный отпуск военнопленных. Попавших в плен красноармейцев, предназначенных для обратной засылки с пропагандистскими заданиями, тщательно подбирали офицеры абвера совместно с администрацией лагерей военнопленных. Как правило, это были перебежчики, недовольные советской властью. Их сразу же помещали в специальные учебные центры с хорошими условиями пребывания, где в течение нескольких недель проводились занятия, в первую очередь на политические темы. Примерно половина засылаемых за линию фронта потом обычно возвращалась к немцам. Часть из них, особенно в период наступления вермахта в 1941-1942 годах, приводила с собой других бойцов Красной Армии.
Для вербовки агентов немцы использовали, в первую очередь, следующий контингент:
1. Антисоветски настроенных лиц из местного населения, бывших репрессированных советской властью.
2. Дезертиров из Красной Армии.
3. Подростков.
4. Финнов, немцев, эстонцев, украинцев, проживающих на данной территории.
Вербуемый нацистскими спецслужбами подвергался «политической обработке». Ему доказывалась непобедимость немецкой армии и неизбежное падение советской власти. Методы вербовки были весьма разнообразны: от угроз, пыток, подкупа продуктами до игры на национальных чувствах, внушения мысли о том, что, только сотрудничая с немецкими спецслужбами, человек действительно сможет помочь своей родине. В случае колебаний вербуемому угрожали, что его отправят в концентрационный лагерь, и он понесёт там тяжёлое наказание.
Немецкие спецслужбы действовали против Советского Союза агрессивно и с размахом. Разведка, контрразведка и пропаганда – таковы были основные направления их деятельности. Практиковались все методы борьбы с противником: от дезинформации до террористических актов. Наиболее широко удалось развернуть свою работу на оккупированных территориях. В школах, находившихся в ведении абвера, готовились агенты на все случаи жизни. В основном их вербовали из местных жителей и военнопленных. При этом ставка делалась на лиц, так или иначе пострадавших от советской власти. Именно они, по замыслу немцев, должны были выполнять самые тяжёлые и опасные задания, направленные на подрыв военной мощи СССР, разложения его граждан.
Активную разведывательную работу против СССР немецко-фашистские разведывательные органы вели до последних дней Великой Отечественной войны, советским спецслужбам противостоял опытный, сильный и коварный враг. Часть западных областей России находилась под вражеской оккупацией с лета 1941 по лето 1944 года. Нацистской агентуре удалось пустить здесь глубокие корни. Ликвидировать её пришлось уже послевоенному поколению советских чекистов.
Глава II. Немецкие диверсанты в действии.
В начале войны гитлеровская разведка, надеясь на блицкриг, не вела серьёзной агентурной работы, не уделяла должного внимания подготовке агентов. Конечно, заброски агентов через линию фронта были. Но это были агенты без должной разносторонней подготовки, порой лишь наспех проинструктированные. Агенты противника подбирались в основном из оказавшихся в плену военнослужащих и из местного населения. Перед ними, как правило, ставились задачи – сеять панику в наших войсках, навязывать бойцам пораженческие настроения, указывать цели самолётам противника путём пуска ракет, собирать различные военные сведения. Снабжались эти агенты примитивной легендой, без каких бы то ни было документов прикрытия. Но всё это было только в начальном периоде войны, когда концентрированные танковые колонны немцев, а за ними и войска быстро продвигались вперёд по нашей территории. Впоследствии же, когда немецкая военная машина стала пробуксовывать и давать сбои, дело подготовки агентов изменилось коренным образом.
На оккупированной немцами территории были созданы несколько десятков разведывательных школ с определёнными профилями подготовки. Там будущих агентов тщательно обучали и инструктировали, иногда в течение нескольких месяцев, а то и более года. Только в 1943 году было подготовлено свыше 5000 шпионов и диверсантов. В школы подбирались лица из числа изменников Родины, немецких пособников, а также некоторых категорий военнопленных.
Правда, что касается военнопленных, то большинство солдат и офицеров Красной Армии, оказавшихся в немецком плену, соглашались работать на противника с одной целью – вырваться из гитлеровских лагерей и перейти к своим, чтобы продолжить борьбу с захватчиками.
Шефы немецких спецслужб хорошо понимали это и весьма скептически оценивали эффективность своих резидентур из числа советских военнопленных. Так, бывший начальник отдела «абвер-1» генерал-лейтенант Ганс Пиккенброк после войны признавал: «Россия – самая тяжёлая страна для внедрения вражеской разведки... После вторжения германских войск на территорию СССР мы приступили к подбору агентов из числа военнопленных. Но трудно было распознать, имели ли они действительно желание работать в качестве агентов или намеревались таким путём вернуться в ряды Красной Армии... Многие агенты после переброски в тыл советских войск никаких донесений нам не присылали».
Перед выброской в наш тыл агентов тщательно и разносторонне инструктировали, снабжали подготовленными документами прикрытия, обеспечивали большим количеством советских денег. Начиная с 1943 года, активная переброска через линию фронта производилась в заранее подготовленные места с помощью самолётов.
Легенды прикрытия не отличались особым разнообразием (мы отстали от своей части, возвращаемся с задания или из госпиталя после ранения и т.п.), но во фронтовых условиях были достаточно трудно проверяемы.
Многих агентов немцы оставляли на территории, которая должна была быть освобождена от оккупации, с таким расчётом, чтобы наши полевые военкоматы мобилизовали их, и они попали бы в части действующей армии.
Несмотря на то, что Воронежская область в начале 1943 года была полностью освобождена от войск противника, но и в 1943 и в 1944 годах немецкое командование продолжало забрасывать своих диверсантов на территорию области.
В сентябре 1943 года органами «Смерш», НКВД и НКГБ было арестовано 28 агентов-диверсантов германской военной разведки в возрасте от 14 до 16 лет, переброшенных на сторону частей Красной Армии на самолётах. 10 диверсантов были сброшены в район Гжатска, Ржева, Сычёвки, ещё 10 – десантированы на территории Воронежской и Курской областей, остальные 8 – в районе Москвы и Тулы. Как показали арестованные, они имели задание совершать диверсионные акты на линиях железных дорог, идущих, к фронту, путём вывода из строя паровозов. Для этого они были снабжены взрывчатым веществом специального состава, внешне похожим на куски каменного угля. Эту взрывчатку они должны были подбрасывать в угольные штабеля, расположенные у железнодорожных станций.
22 февраля 1944 года на территории Воробьёвского района Воронежской области задержан вражеский парашютист Сотников Иван Платонович, 1903 года рождения, уроженец села Семёновка Алексеевского района Харьковской области, бывший красноармеец 95-го кавалерийского полка.
В декабре 1941 года Сотников попал в плен к немцам, был завербован немецкой разведкой, окончил Варшавскую разведывательную школу и в августе 1943 года был выброшен на самолёте в наш тыл с заданием установить дислокацию и движение в сторону фронта воинских частей на линии Богучар-Кантемировка, Россошь-Уразово-Купянск-Харьков. После приземления Сотников скрывался у родственника жены в селе Никольское, имея в качестве документа фиктивную красноармейскую книжку на имя старшины Величко В.К. Задержанный передан в Отдел контрразведки «Смерш» Орловского военного округа.
Автор специально не занималась исследованиями вопроса о действиях немецких диверсантов в тылу Красной Армии на интересующем нас театре военных действий, но попавшие в поле зрения факты помещены в книгу.
Так, Фролов, начальник железнодорожного отдела НКВД по Лискинскому району, 5 апреля 1942 года, выступая на XII партийной конференции, заявил: «Нашим транспортным отделом НКВД и милицией в марте и апреле 1942 года было задержано несколько немецких шпионов».
В конце июня 1942 года начальник войск НКВД по охране тыла Юго-Западного фронта генерал-майор Рогатин направил письмо начальникам Управлений НКВД Курской, Воронежской и Харьковской областей, начальникам дорожно-транспортных отделов НКВД Юго-Восточной, Московско-Донбасской и Южной железных дорог, в котором ставил в известность о том, что в связи с начавшимся наступлением немцев на Юго-Западном фронте не исключена возможность попыток со стороны противника высадки в нашем тылу десантов и отдельных групп парашютистов; что за последнее время немцы значительно усилили переброску через линию фронта своей агентуры. Одновременно с этим в прифронтовой полосе активизировал деятельность контрреволюционный враждебный элемент. Всем местным органам НКВД в прифронтовой полосе предлагалось привести в полную боевую готовность истребительные отряды, предназначенные для борьбы с парашютными десантами.
Выброска в советские оперативные тылы множества мелких диверсионно-террористических групп летом 1942 года сомнению не подвергается. Их проявления можно, при желании, проследить по косвенным признакам. Столкновения с диверсанта¬ми в форме войск РККА и НКВД были в те дни обычным явлением.
«Противник с целью подрыва работы, дезорганизации нашего тыла, шпионажа и деморализации местного населения из района Орша к Красному перебросил два эшелона диверсантов, одетых в нашу армейскую форму, в числе которых имеются командиры всех рангов до генералов включительно. В ночь на 1 июля 1942 года с целью разведки эшелонов предполагается выброска авиадесантов численностью 20-25 человек каждый в район Поворино-Борисоглебск-Грибановка».
В первые дни июля 1942 года в районе Воронежа немецкие диверсанты, взаимодействуя со своими наступающими войсками, проникли в тыл Красной Армии. Они воспользовались тем, что вместе с отступающими частями 21-й и 40-й армий уходили и многие жители городов и сёл. Дороги были заполнены потоком беженцев, машинами и подводами, эвакуирующими раненых с фронта, неорганизованными группами, отходивших в тыл, бойцов. Переодев своих автоматчиков в форму советских воинов, накрыв танки чехлами с красными звёздами, смешавшись с отходившими группами наших войск, немцы скрытно подошли к Юневке и, сбив боевое охранение 498-го полка 232-й стрелковой дивизии, вышли к Дону.
В районе батареи 214-го дивизиона противотанковой артиллерии 232-й стрелковой дивизии, расположенной на южной окраине Воронежа, среди огромной колонны беженцев, передвигалось большое количество молодых парней. Это были переодетые немецкие парашютисты, свободно владевшие русским языком. Позже эта «молодежь» ударила в тыл 232-й дивизии, посеяв панику такую, что многие бойцы снялись с позиций и побежали...
Задача немецких диверсантов в районе Воронежа была ударить с тыла по обороняющим город частям Красной Армии. И эта задача ими была частично выполнена.
В это же время в районе Коротояка действовали немецкие диверсанты, переодетые в форму красноармейцев. Вероятнее всего, целью их был захват переправ через реку Дон. Им удалось проникнуть в город со стороны Острогожска. Бойцы 24-й мотострелковой бригады 24-го танкового корпуса 4-5 июля 1942 года прочесали улицы Коротояка и выловили трёх гитлеровцев. Остальные успели скрыться.
Колонна автомашин 160-й стрелковой дивизии чуть позже вышла к Коротояку, но узнав, что остатки 160-й дивизии ушли к Урыву, поспешила туда. Возле хутора Гостиный из леса на дорогу вывернулась колонна мотоциклистов в форме бойцов Красной Армии. Заместитель командира 160-й дивизии по технической части майор Шепелев решил узнать у них кое-какие подробности. Оказалось, что это немцы, переодетые в форму красноармейцев. Завязалась перестрелка, в ходе которой майор был убит. Его бойцы уничтожили группу диверсантов и продолжили движение к Урыву.
17 июля 1942 года разведка 24-то танкового корпуса отметила в районе хутора Калинин сосредоточение до 300 подвод противника и 300 петлюровцев, одетых в красноармейскую форму.
Видимо, вражеские десанты в эти дни сильно беспокоили вышестоящие штабы Красной Армии, потому штаб 6-й армии 17 июля 1942 года, указав место сосредоточения командиру прибывающей 100-й стрелковой дивизии, отдал боевое распоряжение: в районе сосредоточения обеспечить полную маскировку личного состава днём и ночью; организовать непосредственное охранение, систему ПВО, используя все активные и пассивные средства дивизии; иметь для борьбы с возможными воздушными десантами в каждом батальоне дежурный взвод, в дивизии иметь дежурную роту на автомашинах; дежурные подразделения иметь в полной боевой готовности.
4 августа 1942 года штабом 24-го танкового корпуса отдано боевое распоряжение: «В целях предотвращения возможного появления и действия авиадесантных частей противника в районах: Ново-Яблочное, Ильич, Вольный, Рябчинский, Левая Россошь, Михайловка, разъезд Аношкино, - командирам бригад создать подвижные истребительные группы по 60 человек, обеспечив их подвижными средствами».
В приказе войскам Воронежского фронта от 5 августа 1942 года командующий и член Военного Совета отмечают, что «противник артиллерийско-миномётным огнём обстрелял некоторые части 159-й стрелковой дивизии, и в это время один фашистский провокатор крикнул, что противник перешёл в наступление силою до 300 танков, в результате чего некоторые подразделения 491-го стрелкового полка в панике оставили занимаемые позиции.
Командир дивизии полковник Тимофеев и военком – старший батальонный комиссар Матюшин сняли второй эшелон и приказали отходить, а сами бежали в тыл. За трусость и предательское поведение полковника Тимофеева и старшего батальонного комиссара приказано арестовать и предать суду Военного Трибунала.
Военным Советом 60-й армии командир 491-го полка майор Дудко снят с занимаемой должности и предан суду Военного Трибунала. Военный Совет фронта утвердил решение Военного Совета 60-й армии».
На 11 августа 1942 года истребительные отряды, выделенные из состава 130-й танковой бригады для борьбы с вероятными авиадесантами противника, находились в точках: № 1 – высота 135,3; № 2 – западная окраина Аношкино; № 3 – высота 145,1.
21 августа 1942 года командующий Воронежского фронта издаёт приказ, в котором ставит в известность командующих 6-й, 40-й и 60-й армий: «За последнее время установлен ряд случаев отсутствия бдительности среди личного состава частей фронта. Противник использует все слабости военнослужащих наших частей для шпионской работы:
а/ 7 августа 1942 года у политрука 537-го стрелкового полка 160-й стрелковой дивизии Кишкинеева в районе Павловки из квартиры гражданки Перцовой Т. похищен приказ НКО № 227. 8 августа этот приказ был изъят у мужа Перцовой Т., оказавшегося немецким шпионом;
б/ красноармеец 169-го стрелкового полка (40-я армия) Сербо завербован немецкой разведкой и переброшен на нашу территорию с задачей сбора данных о частях Красной Армии и агитации за переход на сторону противника;
в/ 13 августа 1942 года при переходе линии фронта арестован агент германской разведки Хижняк, бывший красноармеец 575-го стрелкового полка (60-я армия), попавший в плен к противнику 11 августа в районе рощи «Фигурная»; в плену завербован немецкой разведкой и переброшен в наш тыл для шпионской деятельности.
Эти факты свидетельствуют об отсутствии надлежащей бдительности в некоторых частях фронта».
10 сентября 1942 года на основании приказа штаба 24-го танкового корпуса штабом 54-й танковой бригады даны следующие указания своим частям и подразделениям: «весь транспорт убрать от строений и врыть в землю; тщательно проводить светомаскировку и следить за тщательной светомаскировкой жилых помещений гражданского населения; движение автомашин производить только со светомаскировочными фарами; движение гражданскому населению, а также военных, разрешить только до 22 часов, позднее 22 часов задерживать и направлять дежурному по гарнизону; командирам 1-го, 2-го танковых батальонов и мотострелкового батальона выставить круглосуточный парный патруль, в обязанности которого возложить проверку пропусков, удостоверений личности, подозрительных задерживать и направлять в органы НКВД; для борьбы с авиадесантными группами противника создать две истребительные группы».
12 сентября 1942 года штабом 24-го танкового корпуса отдано приказание о выставлении круглосуточного охранения колодцев и пищеблоков и повышения бдительности в связи с тем, что противник в районе расположения корпуса выбросил диверсионные группы для отравления пищеблоков и колодцев.
13 сентября 1942 года по информации коменданта Среднего Икорца противник сбросил 15 парашютистов в 6 км от Среднего Икорца по дороге на Бобров. Сведения не подтвердились.
17 октября 1942 года штаб 24-го танкового корпуса известил свои части о действиях группы диверсантов на участках расположения частей Воронежского фронта. Частям даны указания – повысить бдительность, привести в боевую готовность истребительные команды, усилить охранение.
4 ноября 1942 года за подписями командира 219-й стрелковой дивизии полковника Котельникова, военкома дивизии полкового комиссара Ященко, начальника штаба подполковника Пыпырева командующему 6-й армии направлено сообщение: «В результате проведённого расследования в части форсирования противником 2 ноября 1942 года реки Дон в направлении Костомарово установлено:
На 2 ноября 1942 года на 10.00 было назначено делегатское партийное собрание, на которое должны были пойти некоторые командиры и бойцы-коммунисты.
Вечером 1 ноября 1942 года зам. командира батальона по политической части ст. политрук Головин приказал достать ему ракетницу, которая и была ему предоставлена, из которой Головин в течение ночи дал три цветные ракеты в сторону стыка между 1-м и 2-м взводами. Последняя ракета была дана в 6.00.
Считаю, что Головин давал сигналы врагу.
Командир 8-й стрелковой роты ст. лейтенант Шатохин прибыл на командный пункт командира батальона для следования на делегатское партсобрание, но был командиром батальона задержан, и ему было приказано (в виду сильной стрельбы из артиллерии и миномётов со стороны противника) идти обратно в роту. Но Шатохин струсил и в роту не пошёл, а остался на кухне батальона и пробыл там до 11 часов, тем самым самоустранился от руководства боем.
Зам. командира роты по строевой части лейтенант Смирнов, будучи дежурным по батальону, вместо того, чтобы выполнять добросовестно свои обязанности , спал у женщин и не принял участия в руководстве боем, а также не смог предупредить подразделения о появлении противника.
Зам. командира полка по строевой части майор Архипов, будучи послан в с. Грань по отселению местного населения и практической помощи 3-му батальону, пьянствовал с женщинами и во время боя не явился. Был вызван только по приказанию командира полка подполковника Солопова.
Командир отделения сержант Фомин (на участке его отделения подготавливалась переправа противником) не принял должных мер по предупреждению своих войск и не открыл огня по накапливающемуся противнику, когда, патрулирующий по берегу реки Дон, красноармеец ему доложил об этом скоплении.
Моим приказом:
1. За самочинные действия, связанные с предательством Родины – сигнализация противнику в районе стыка, зам. комбата по политчасти ст. политрука Головина от занимаемой должности отстранить, арестовать и передать в Особый отдел для дальнейшего следствия и предания суду Военного Трибунала.
2. Зам. командира 8-й стрелковой роты по строевой части лейтенанта Смирнова, ушедшего со своего поста к женщинам и устранения от боя, – от занимаемой должности отстранить и передать дело прокурору для привлечения к суду Военного Трибунала.
3. Командира 8-й стрелковой роты ст. лейтенанта Шатохина за трусость от занимаемой должности отстранить и направить в штрафной батальон.
4. Командира отделения сержанта Фомина, видевшего скопление противника и не принявшего мер к докладу командиру роты, не организовавшего огонь по врагу, разжаловать в рядовые и дело передать прокурору для привлечения к суду Военного Трибунала.
5. Зам. командира полка по строевой части майора Архипова, находившегося на месте боя, но не принявшего никакого участия в отражении врага, а ушедшего на квартиру, от занимаемой должности отстранить и разобрать дело в партийном порядке.
6. Командира батальона капитана Борцова за плохую организацию боя, так как связь с ротой отсутствовала в течение 4 часов, а он не принял мер к её восстановлению и не принял срочных мер по вводу в бой 9-й стрелковой роты, а ввёл её только по указанию командира полка, – арестовать на 5 суток с удержанием 50% за каждый день ареста».
Коментарии, как говорят, излишни. Имея таких командиров, и врагов не нужно.
29 ноября 1942 года штаб 6-й армии отдаёт приказание своим войскам: «Для быстрой ликвидации авиадесантов противника решающее значение имеет время, необходимое для установления места и состава авиадесанта. Поэтому донесения о высадке десанта должны быть краткими, ясными и передаваться всеми имеющимися средствами связи, в первую очередь по радио с обязательным дублированием по проводам.
Эти донесения передавать под литером «Буря», вне всякой очереди, вслед за литером «Воздух». Для передачи по радио использовать любые действующие радиосети (командования, взаимодействия, артиллерийские, ПВО и др.).
Текст донесения должен содержать: сигнал (литер), позывной станции вышестоящего штаба (радио, телеграфной или телефонной), кому адресовано донесение, состав высадившегося десанта, место высадки десанта (по кодированной карте масштаба 100.000), время высадки, позывной передающей станции (радио, телеграфной или телефонной), подпись (позывной) командира, написавшего донесение.
Образец донесения.
«Буря». Тарелка. 291.200. 18857. 10.30. Словарь. 233.
При раскодировании СУВ за 29.11.1942 это значит: «Начальнику штаба армии, авиадесант 200 человек, в районе Берёзово, 10 час. 30 мин. Наштадив 309».
Использовать сигнал «Буря» для других целей (в том числе и как позывной радио и т/т станки) запрещается. Если такой позывной окажется, срочно его заменить другим».
Надо отметить, что вражеские диверсанты действовали не только группами, но и поодиночке. И если в группах были переодетые немецкие солдаты, то диверсантами-одиночками были, в основном, русские.
После войны разведчик отделения разведки батареи 76-мм пушек 628-го стрелкового полка 174-й стрелковой дивизии, красноармеец Владимир Иванович Макаревич вспоминал о диверсантах: «Полк без особых усилий и потерь за два дня боёв очистил восточный берег Дона и прибрежный лес [в районе села Петропавловка] от переправившихся сюда с большими планами и надеждами гитлеровцев. Лес был в избытке начинён брошенным оружием и большим запасом боеприпасов. Горы ящиков - и когда только успели переправить столько. Достаток патронов, гранат, снарядов, мин по сравнению с нашим арсеналом поражал нас. Но не меньше лес изобиловал оставленными переодетыми «окруженцами». Одного из них задержал и привёл на НП наш разведчик Анатолий Торобцев. «Окруженец» протестовал, грозил жаловаться на самоуправство, учинённое над ним посыльным, что он заплутал в темени леса и совершенно случайно оказался здесь, у нашего НП: «Будь оно не ладно!».
Прикидываясь простачком, «посыльный» надеялся подкупить и ускользнуть, что, к сожалению, им кое-когда удавалось. На этот раз ничего не вышло. Затеянную комедию оборвал возмущённый Торобцев.
- Позволь, старшой! - обратился он ко мне. - Этот тип не такой овечкой был там, в лесу, как теперь прикидывается!
Отвели в СМЕРШ, оказался предателем из военнопленных, засланный с группой диверсантов. Потом эти «окруженцы» не раз нам напоминали о себе».
…В низине поймы Дона, ставшей «ничейной землёй», лежали оставленные не убранными огороды жителей, покинутого ими, большого села Петропавловка. За огородами - Дон, за ним - немцы. Всё на виду. Наши добровольные фуражиры днём и вечерами заготавливали на грядках для своей братии картофель и овощи. Немцы поначалу вели по «огородникам» (так прозвали их остряки) обстрел, но, сообразив, решили взять там дешёвого «языка», и миномётные налёты прекратились. Намереваясь провести операцию захвата, как более надёжную днём, заранее в прибрежном подступающем к огородам тальнике устроили засаду.
Свободный от дежурства на НП Толик Торобцев, как обычно по установившейся привычке, прихватив вещмешок, автомат, затянув пояс с нанизанными на него лимонками, отправился на огород.
Была у Толика маленькая слабость - чрезмерная солдатская запасливость. Он никогда не расставался с оружием и содержал его в образцовом порядке. Его пояс постоянно оттягивали лимонки, спецсумку - запасные диски, а в пустой противогазной сумке топорщились тяжёлые противотанковые гранаты. Весь он, как говорится, был на взводе.
Постоянную тревогу за эти походы усилило в тот день какое-то недоброе предчувствие. И мы не спускали с него глаз. На грядках уже бродило и ползало на четвереньках трое или четверо наших солдат. К ним присоединился и Толик. Увлекшись, ребята неосторожно приблизились к зарослям тальника. И тут мы обнаружили засаду. Немцы, используя заросли, перебежками окружали наших «огородников». В выборе решения, казалось, замерли окопы всего переднего края. Считая, что захват уже удался, вскакивает немецкий офицер. Заметив фрицев, бросился бежать один из «огородников».
Паника - плохой помощник в таком деле. Здесь можно схлопотать одно - очередь в спину. Торобцев был, как всегда, собран. Полосонул очередью по немцам, упал офицер. Это вернуло мужество бойцам, кинувшимся было бежать, и они залегли. В немцев одна за другой полетели гранаты Торобцева. Остальные тоже открыли огонь. Со всех концов передовой, размахивая оружием и крича, бежали на выручку своим товарищам бойцы. Теперь уже немцы, боясь быть захваченными, беспорядочно паля, бросились наутёк, не подобрав ковылявшего следом раненого офицера. Обгоняя друг друга, они спешили к берегу, к спасительному катеру, поджидавшему их в прибрежном лозняке.
…Беспокойство за свой тыл непомерно растянутого фронта у немцев росло, и они активизировали деятельность оставленных «окруженцев» и засланных своих переодетых диверсантов. Один из них, переодетый унтер гитлеровского вермахта, выбрал место для засады у единственного колодца в нашем ближнем тылу.
Начало лета выдалось жарким, и, горевший слюдяным блеском под палящими лучами солнца, Дон не каждому дозволял утолить жажду, а только манил, дразня своей студёной влагой. И бойцы шли к колодцу, группами и в одиночку, днём и вечером, на рассвете и ночью. Пили даже из луж расплесканную воду колодца. Одиночек поджидал засевший в буреломе искалеченной бомбежкой рощи переодетый унтер.
Впереди торопко шедший лейтенант, видимо на перевязку в санбат с забинтованной рукой, уже совсем было скрывшийся за изгибом просёлка, вдруг вернулся и тревожно замахал нам рукой. На повороте, перед пологим спуском к колодцу, за кучей деревьев и кустов подлеска стояла пароконная бричка. Пожилой боец-ездовой что-то торопливо рассказывал толпившимся вокруг и подходившим с фляжками и котелками бойцам. Лошади щипали на обочине траву. Вытягивая шеи, они рвали из рук ездового вожжи, тот быстро оглядывался, всякий раз сердито с досадой рычал - тпр-у-у!.. и продолжал, волнуясь, рассказ. Ездового, не доезжая поворота, остановила близко прогремевшая короткая автоматная очередь. Пуганный за свою бытность на фронте обходами и наскоками прорывавшимися автоматчиками он тут же спешился, выбрался на опушку и оторопел. От колодца, вернее, от убитого там бойца, крадучись шёл человек в накинутой солдатской шинели, в руках были какие-то вещи и автомат ППШ. Отойдя, осмотрелся и скрылся за корягой, вывороченной с корнем, сосны. Подоспевшему лейтенанту он так и выпалил: «Скорее, там убивает наших какой-то чужой боец!».
Нас набралось около десятка. Лейтенант, с группой, видимо, своих бойцов, взял на себя захват диверсанта. Нашей тройке с надёжным оружием, посоветовал зайти с противоположной стороны. Ездовому, не вызывая подозрения, свести с горки лошадей за поводья, не доходя колодца, остановиться и поправлять сбрую. Остальным и подходившим, страхуя ездового, выйти из леса, когда тот остановится и следовать к колодцу.
Было раннее утро, и заботливый ездовой спешил пораньше, загодя, напоить лошадок и запастись свежей, не взбаламученной водичкой, когда прогремели выстрелы. Слышал стук колёс подъезжавшей брички, потроша документы своей жертвы, и диверсант. Теперь он затаился и ждал. Взяли его умело и без крови.
… На НП миномётной роты переодетыми «окруженцами» убит в упор командир отделения разведки - наш курсант Чернощёков. Мы - отделение разведки 76-мм пушек каждую ночь высылали группу разведчиков к Дону.
В очередной раз, в предрассветной мгле, временами озаряемой тусклым светом ущербного месяца, нас четверо разведчиков прошли и остановились осмотреться в густой тени могучих верб левады. Деревья подступали к взгорку окраины опустевшего села Петропавловка, если не считать осиротевших дворовых псов и жалобно мяукающих кошек. С этими домовитыми тварями, привыкшими к ласке и обществу людей, разведчики избегали встречи. Обезумевшие от тоски, едва учуяв человека, услышав привычную русскую речь, они подавали голос со всех подворотен, чердаков и закутков. Осмелев, выходили на улицу, рассаживались у пустых дворов, увязывались за идущими, сопровождали, скуля, мяукая и тявкая на все лады, словно вымаливали защиту, внимание, ласку.
Избегая добровольных «пеленгаторов», как окрестили этих животных разведчики, мы избрали крайний переулок, и вот уже который раз благополучно возвращались из засады на берегу Дона, «прослушав» вражескую оборону. Село лежало значительно ниже нашей линии обороны, проходившей по склону опушки леса. В так называемой нейтральной полосе «пеленгаторы» могли выдать, невольно навести диверсантов, шаставших в пустом селе. Я шёл замыкающим. Проходя грядки ближнего к дому огорода, вспомнил, что у нас съеден весь лук. «Кажется, здесь за плетнём была грядка, - промелькнула мысль, - правда, поредевшая, но кое-что можно добыть. И ребят заодно подстрахую», - подумал и бесшумно перебрался через плетень. Ползая на четвереньках по грядке, стал шарить руками и набивать карманы стёганки луковицами.
В открывшуюся прогалину лёгких бегущих тучек проглянул ущербный месяц, чётче обозначился двор крайней усадьбы, дом и скрывающаяся за ним цепочка разведчиков. Я совсем уже собрался догонять товарищей, но, бросив взгляд во двор, замер: из-за противоположной стены дома показалась и скрылась голова человека. Выждав и, видимо, убедившись, что наши прошли, тень выскользнула и, припадая к стене, крадучись, на цыпочках поплыла вдоль неё. Фигура с автоматом в форме нашего бойца была хорошо видна на фоне стены, обращённой к свету. Я понял, что неизвестный не подозревает о моём присутствии и стремится бесшумно достичь глухой стены дома, за которой скрылись разведчики.
«Диверсант! - сердце обжог холод. - Значит, в спину!.. паршивый трус!».
Диверсант достиг края стены и оглянулся, то ли почувствовал чьё-то присутствие, то ли вдохновлялся для последнего шага. Вот он вскинул автомат и шагнул за угол.
- Стой!!!
Полоснула охнувшая в леваде короткая очередь. Визжа и осыпая диверсанта выбитой крошкой жжёного кирпича, разлетелись рикошетившие пули. Зацокали каблуки бегущих разведчиков. Диверсант отпрянул назад, за стену и замер. Освещённый лунным светом он всё больше и больше кого-то мне напоминал - знакомой была фигура и одежда.
- Бросай оружие!!!
Не меняя позы, диверсант молчал или приходил в себя или искал выход, а заодно, может, и меня. «Только живым!» - твердил я себе. Нужно было стрелять, бить по ногам, спутать, стреножить подлого гада.
Мой замысел понял и диверсант. Сделав ложный выпад в сторону двора, он, строча перед собой, шагнул в мою сторону, к леваде. «Вот оно что!» - поздно я оценил ход противника. И тут же отпрянув, он бросился во двор, намереваясь скрыться в лабиринте сараюшек и всяких закутков. Очередь по ногам легла низко, взбив строчкой фонтанчики пыли у самых ног диверсанта.
«Поздно! Упустил!» - отозвалась молнией мысль в клеточках мозга с такой яростной ясностью, что готов был взвыть.
Диверсант по-заячьи сиганул и очутился в тени одного из крайних закутков. Очередь теперь должна пройтись точно по его груди. Там охнуло, затрещал и повалился за закутком плетень. А, когда подскочили ребята, ударили с того берега миномёты немцев. Поднялся вой и грохот рвущихся мин. Мы бросились в леваду, к щелям, отрытым для боевого охранения. Перебегая под огнём миномётов, Хасан, ругаясь, прохрипел: «Сволочь, ракета давал». Значит, был не один.
«Но где, где я его встречал?» - не покидая, сверлила рассудок терзающая мысль. Собирая воедино схваченные детали фигуры, одежды, лица мало-помалу высветленный памятью вставал тот задержанный «окруженец» с партийным билетом. «Да, это он! И волчья оглядка с тяжёлой нижней челюстью, длинные чуть ли не до колен руки гориллы и весь какой-то присадистый, кряжистый, и эта комсоставская добротная гимнастёрка с мерцавшим знаком».
Это было в первые дни нашей переброски. Тогда его объяснения были правдоподобны. Группами и в одиночку, кто как мог, выходили остатки подразделений сороковой армии. Было только подозрительным, что «вышел» и «плутал» и странно, что вышел к нашему наблюдательному пункту с тыла. Да и вид его не носил следов тех лишений и мытарств, которым подвергались выходившие «окруженцы». Чувствуя недоверие, провокатор торопливо пояснил, что «кубари» снял и вместе с письмами и удостоверением зарыл. «Сами знаете, как поступают с нашим братом, - доверительно и вкрадчиво заключил он своё пояснение. - А партбилет, как коммунист, - и торжественно повысил голос, - сохранил до конца!». Порывшись за пазухой, извлёк и показал в тонкой целлофановой обёртке красную книжку партбилета. И поверили. Поверили не ему, а партийному билету, веру в который никто не посмел взять под сомнение.
«Окруженец» словно растворился в сумерках, окутавших лес. В памяти остались кряжистая фигура с волчьим поглядом, гимнастёрка, наверняка с чужого плеча, и привинченный к ней большой, похожий на орден, значок «Ворошиловский стрелок», и ещё чувство закравшегося сомнения.
«Второй раз обвёл, как последнего простофилю! - и горечь непростительного промаха тиранила душу. - Упустить такого матёрого гада! - кричало во мне всё до последней фибры моего существа.
- Не сходи с ума, старшой! Одно сделано - нас живыми видишь! А гада того найдём, - спокойно рассуждал Торопцев. - Дай стихнуть сабантую и наступить дню!
Сабантуй налёта стих, а наступивший день принёс новые заботы. Подготовка и высадка десанта под Коротояк на время отвлекла от поиска следов «окруженца», а короткий осмотр ничего не дал...
…Через несколько дней на правом берегу Дона в прибрежном тальнике, уходя от обстрела, случайно наткнулись на след «окруженцев», волчью яму - логово с тряпьём, остатками еды, окурков сигарет, рваных пачек от сухого пайка и пустых фляжек. Такие пачки сухого пайка раза два получали и мы в начале боёв. Всё это могло быть и местом засады полковых разведчиков, если бы не те «удобства», которыми брезгливо пренебрегали наши ребята, да окровавленные бинты и задубевшая кровью, та памятная гимнастёрка со значком «Ворошиловский стрелок», распоротая ножом от верха до конца подола, в спешке, а может, уже за ненадобностью брошена в логове.
И место больно было удачное, малоприметное и очень удобное для переправы. Пусти лодку и течение без шума и плеска вынесет к тому берегу. Вот кто окровавил гимнастёрку, не та ли последняя очередь у закутка? Или им же вызванная немецкая мина? Это так и осталось загадкой. На том пропал след «окруженцев».
В книге М. Г. Паджева «Через всю войну» приводится такой случай: «Помнится, как в начале сентября 1942 года я выслал на службу пограничников Пятунина и Машкина в сторону хутора Вольного. В это время после штурмовки вражеских позиций возвращались на свои аэродромы наши самолёты. Неожиданно у одного отказал мотор. Самолёт начал снижаться. Завидя это, Пятунин и Машкин устремились к нему. При посадке на картофельное поле самолёт перевернулся...
Машкин и Пятунин доставили лётчика в расположение заставы. Он попросил взять самолёт под охрану до прибытия транспортных средств для отбуксировки. Мы выполнили просьбу лётчика, и не зря. На следующий день под вечер ефрейтор Машкин и рядовой Заколодежный, следуя на смену часового, охранявшего самолёт, неожиданно заметили в подсолнечнике притаившегося человека.
- Стой! - крикнул Машкин.
Неизвестный бросил в бойцов гранату, а сам побежал. К счастью, граната разорвалась в стороне, и Машкина лишь слегка поцарапало мелкими осколками. Оправившись от неожиданности, пограничники помчались за тем, кто пытался от них уйти. Вот кончились посевы подсолнуха. Выскочив из них, бойцы увидели неизвестного. Ударила автоматная очередь. Человек залёг на высоте и взял под обстрел пограничников. Завязался бой. Неожиданно неизвестный вскочил и скрылся за скатом высоты.
Машкин первым вбежал на холм. Человек уходил. Видя, что живым его не взять, пограничник стоя приложил винтовку к плечу и выстрелил. Убегавший взмахнул неуклюже руками и рухнул на землю. Пограничники подбежали к нему. Единственное, что он успел сказать, - это то, что их было трое и что они сброшены на парашютах.
Застава начала поиск. Мы призвали на помощь жителей ближайших сёл, предупредив их, что парашютисты, по всей вероятности, так же, как и убитый, одеты в красноармейскую форму, при себе имеют автоматы.
За ночь и весь следующий день пограничники заставы буквально прощупали всю округу, но безуспешно. Войсковыми нарядами были перекрыты все направления. Вместе с прибывшим на помощь разведчиком лейтенантом Васильченко мы объезжали одно село за другим, беседовали с жителями. Наконец в деревне Икорец удалось получить данные: в нескольких километрах восточнее Дона, где-то между сёлами Анашкино[Аношкино] и Хоростевань [Хворостань], есть полевой стан. Там проживает женщина с мальчиком пяти-шести лет. Дня три назад ночью к ней заходили двое одетых в красноармейскую форму и, сказав, что возвращаются из госпиталя, попросились переночевать.
Стали разыскивать женщину с ребёнком. И в одном селе встретили старика, который пожаловался нам, что неделю назад его сноха поссорилась с ним и вместе с внуком уехала из дома. Приметы совпадали. Нам помогли установить точное расположение полевого стана. Взятый в колхозе проводник вывел нас в нужное место. Действительно, в доме на полевом стане находилась женщина лет двадцати пяти, а с нею пятилетний мальчик. Женщина всё подтвердила. Двое подозрительных людей, одетых в форму красноармейцев, заходили, переночевали и ушли, обещая заглянуть снова, так как скоро из госпиталя выписывается их друг, и они идут встречать его.
Три дня и три ночи не спали бойцы во главе с сержантом Моисеенко, находясь в засаде на полевом стане. Но «гости» не объявлялись. На четвёртый день рано утром сюда подъехал я с лейтенантом Васильченко и группой бойцов. Из трубы дома шёл дым. Хозяйка топила печь. Моисеенко доложил, что ничего подозрительного за время службы не замечено. Решили засаду снять.
Мы с Васильченко присели на крыльцо. Взошло солнце. На улицу выбежал мальчишка в красной рубашке со взлохмаченными волосами, тараща на нас спросонья глазёнки.
- Вот где-то так бегает и мой малыш, - с лёгкой грустью произнёс Васильченко. - Как двадцать второго июня отправил жену с детьми, так больше ничего о них не слышал.
Он поманил мальчонку к себе, посадил его на колени. Я заметил, как задрожали руки и увлажнились глаза у бывалого солдата.
А мальчик неожиданно спросил:
- Дядя, а почему те двое не идут к нам в дом?
- Какие «двое»? - удивился Васильченко.
- А те, что приходили к нам и даже маме не велели говорить, куда они уходят.
- А где они, сынок? - погладил мальчишку Васильченко.
- Вон там, - показал мальчик ручонкой в поле, - пойдёмте, дядя, покажу.
Мы взяли бойцов, и мальчик повёл нас по подсолнечнику. Впереди шёл сержант Моисеенко. У середины поля сержант поднял руку. Это означало: они здесь. К Моисеенко бесшумно подошли два бойца. «Гости» безмятежно спали на земле, укрывшись плащ-палаткой. Моисеенко осторожно взял их автоматы и скомандовал: «Поднимайсь!».
Лежавшие моментально потянулись руками туда, где только что было их оружие. Но, увидев направленные на них дула винтовок и услышав властное «лежать», подняли руки вверх. Пограничники обыскали озлобленно глядевших на нас людей и изъяли у них по мешочку патронов к автомату ППШ, красноармейские книжки и выписку полевого госпиталя, в которой говорилось, что такие-то после выздоровления следуют в свою часть. Экипировка их и того, кто оказался у самолёта, была одинакова.
Женщина опознала «пришельцев», что и было зафиксировано в протоколе. На предварительном следствии задержанные сознались, что являются гитлеровскими агентами, подготовленными в специальной школе. Им необходимо было установить расположение штабов Красной Армии и наличие боевой техники в районе станции Хреновая и после выполнения задания переправиться обратно через Дон. Там их должны ждать. Поначалу всё шло довольно гладко. Однако при возвращении, оказавшись у станции Хреновая, они потеряли в лесу своего старшего. Вот и ждали его в условленном месте. Но он не пришёл.
Так пятилетний мальчуган, сам того не ведая, помог нам найти тех, кто был сброшен гитлеровцами в наш прифронтовой тыл для выполнения специального задания фашистской разведки».
В июле 1942 года поступил в распоряжение 6-й армии 26-й отдельный дивизион бронепоездов. Одним из закованных в сталь поездов, с легендарным именем «Александр Невский», командовал лейтенант Владимир Адашик, который после войны в своих воспоминаниях писал: «Обстановка была сложная. Фашисты только что захватили правобережную часть города Воронежа, в левобережье наших войск было мало. Мы получили задание охранять ли¬нию Лиски – Отрожка, поддерживать находящиеся на этом участке в обороне части и обеспечивать стык 40-й и 6-й армий по линии Отрожка – Придача – Масловка…
Линия фронта проходила за рекой Дон и хорошо просматривалась с нашего наблюдательного пункта в самом городе Лиски, оборудованного в доме речников. Вначале орудийный огонь вели с закрытых позиций по огневым точкам противника в районе п. Откос и с. Селявное, а затем и огневыми налётами из всех орудий с от-крытых позиций по ранее засечённым целям. Неприятностей противнику доставляли немало. К передовой выезжали ежедневно. Часто бронепоезд попадал под миномётные обстрелы и бомбежки авиации.
Долго под Лисками нас не держали. Нужно было поддерживать части 25-й гвардейской дивизии, которая зацепилась на правом берегу Дона и удерживала там плацдарм в районе сёл 1-е Сторожевое и Урыв. Нас перевели на участок севернее станции Давыдовка и определили район действия – станции Аношкино, Колодезная, что напротив удерживаемого плацдарма.
Оборудовали наблюдательный пункт в селе Хворостань, выявили и уточнили огневые точки и средства противника, наладили связь с передовой и железной дорогой. На перегоне Давыдовка – Аношкино в естественной выемке параллельно главному пути соорудили тупичок, хорошо замаскировались. Это была наша исходная позиция. Отсюда мы выезжали на охрану воинских эшелонов, производили разведку боем и огневые налёты на позиции врага. Мы так хорошо его обустроили, что за весь 1942 год немцы, зная, что на этом участке действуют бронепоезда, несмотря на непрерывную авиаразведку, так и не обнаружили нашу постоянную стоянку.
Летом для камуфляжа маскировали бронепоезда ветками дубняка (листья дуба долго не сохнут), а зимой всю материальную часть белили, превращая базу под вид сугробов. Маскировали также колею до стрелок. И за весь 1942 год немцы нас так и не обнаружили.
В то время техники на Воронежском фронте не хвата¬ло, и наши бронепоезда использовали в качестве кочую¬щих артбатарей. Имея несколько наблюдательных пунктов и дежурных связистов, бронепоезд с закрытых позиций открывал огонь по окопам, дзотам, скоплениям живой силы и техники противника на правом берегу рек Воронеж и Дон. Бронепоезд долго не оставался на одном месте. Он то и дело продвигался вперёд или откатывался назад на заранее подготовленные позиции и тупики, расположенные на перегоне от Придачи до Давыдовки. Там же были созданы промежуточные склады снарядов для пополнения боекомплекта.
Быстро меняя позиции, открывая огонь по врагу там, где он никак не ожидал появления артиллерии, экипаж бронепоезда дезориентировал фашистов. Много раз участвовали в огневой поддержке во время проведения разведки боем частей стрелковой дивизии.
Выход бронепоездов для проведения огневых налётов предпринимался обычно под покровом ночи или на утренней заре. Огонь вёлся по заранее выбранным целям. Чаще всего это были замеченные скопления войск, склады, наблюдательные пункты, вражеские артиллерийские батареи. Много хлопот доставляла церковь в с. Шилово под Воронежем, где, по данным разведки, был наблюдательный пункт немцев. Обстреливали мы её по нескольку раз в сутки, не давая работать там фашистской разведке.
Линия фронта проходила по Дону, и местами путь простреливался из-за реки миномётным огнём. При выезде на огневые позиции воду мы брали на станции Масловка, а это всего в километре от немецкой обороны. Естественно, что запасались водой и углём только по ночам. Уголь предпочитали выбирать спекающийся, высококалорийный – старались выполнить приказ командира дивизиона: работать без дыма и пара.
Вспоминается такой случай. Приезжаем однажды за водой в Масловку – вдруг миномётный обстрел. Приезжаем в другой раз – опять лупят из миномётов. И только на третью или четвёртую ночь наши разведчики обнаружили фашистского лазутчика. Он прятался в пустом полуразрушенном вокзале – в нашей шинели, с нашим противогазом через плечо. Вот в противогазной-то сумке и обнаружили портативный радиопередатчик. Как только мы подъезжали к водонапорной башне, он и подавал сигналы. А башня у фашистов давно была пристреляна, так что они и вслепую могли нас достать».
Рассказывая о фактах присутствия в тылу Красной Армии немецких диверсантов, лазутчиков, шпионов, нельзя не привести интересный документ, хранящийся в центральном архиве Министерства обороны РФ в наградных материалах Воронежского фронта: «5 ноября 1942 года в 8.30 на 116-м километре перегона Токаревка – Рымарево мастером 18-й дистанции пути Петром Сергеевичем Юрченко был обнаружен подготовленный к взрыву диверсантами заряд, установленный на стыке рельсов и состоящий из трёх килограммовых шашек. Прошедшие впереди ремонтные рабочие не заметили [этих] мин. Юрченко немедленно принял меры к ограждению опасного места и задержанию на подходе воинского эшелона № 21525. Тем самым был спасён воинский эшелон».
К сожалению, случаев измены Родине и предательства, особенно в начальный период, когда мы вынуждены были отступать под натиском врага, было не так уж мало. На сторону немцев переходили не только одиночки, но и целые группы. Были даже такие случаи, когда изменники, сговорившись, убивали своего командира и переходили на сторону немцев. Немало случаев предательства было во время нахождения в боевом охранении, в период выхода наших разведгрупп в тыл противника. Но бывало и такое…
24 августа 1942 года 1-й стрелковый батальон 73-го гв. стрелкового полка 25-й гв. стрелковой дивизии в составе 65 действующих штыков с ротой 628-го стрелкового полка 174-й стрелковой дивизии, форсировав реку Потудань под сильным огнём пулемётов и миномётов, перешёл в наступление на Аверино и хутор Чернецкий, но был контратакован пьяной пехотой противника силою до батальона. Не выдержав контратаки, сильного пулемётного, миномётного огня противника, рота 628-го стрелкового полка дрогнула и начала отходить к переправе на реке Потудань. Воспользовавшись замешательством отхода левого фланга, роты 628-го стрелкового полка, противник начал обходить с целью окружения и отреза от переправы подразделения, наступающие на Аверино и хутор Чернецкий. По имеющимся данным и со слов бойцов 628-го стрелкового полка 12 красноармейцев их роты сдались в плен.
«12 красноармейцев 628-го стрелкового полка сдались в плен». Видимо, таким образом они решили покончить с тем, что творилось вокруг. Постоянные атаки и контратаки, обстрелы противника и его атаки… Или же это были люди, ненавидящие советскую власть и не желающие умирать за неё? Теперь уже не узнаешь. Даже судьбу их невозможно проследить – фамилий-то нет.
Чтобы побуждать наших людей к измене, немцы осуществляли радиопередачи на переднем крае, используя усилители большой мощности. Часто передачу вёл бежавший перед этим изменник, обращавшийся к своим бывшим товарищам по имени и фамилии. Как правило, он говорил, что немцы к пленным относятся хорошо, что дают отличное питание и шнапс, что кругом у них образцовая чистота и нередко к пленным приезжают девочки.
И ещё один факт, рассказывающий о том, что не всегда фашистам удавалось довести до конца, казалось бы, отлично спланированную акцию. Так в октябре 1942 года неизвестный герой-казах сознательно пошёл на смерть, чтобы предупредить соотечественников, сорвав планы врага. Вот как это произошло.
«Воины 121-й стрелковой дивизии под командованием генерал-майора П. М. Зыкова из района Воронежского сельскохозяйственного института непрерывно атаковали гитлеровцев, закрепившихся на территории стадиона «Динамо». Рано утром 26 октября со стороны противника громко заговорил радиорупор. Голос на ломаном русском языке обратился к бойцам дивизии с предложением переходить на сторону гитлеровцев. Произнеся несколько прерывистых фраз по-русски, говорящий перешёл на казахский язык. Нельзя без волнения читать архивный документ, в котором описан этот эпизод.
«Товарищи казахи, – слышался голос из радиорупора, – не верьте, что в германском плену хорошо. Я попал в плен в июне и с тех пор начались для меня муки и пытки. Я выступаю перед вами под угрозой оружия, со связанными руками и ногами. Немецкие офицеры хотели заставить меня говорить вам неправду. Уже три дня я ничего не ел. Товарищи казахи и узбеки, не переходите к немцам, передайте русским товарищам, чтобы они не переходили: что говорят немцы – это ложь».
В телеграмме за подписью члена Военного Совета армейского комиссара 2-го ранга Ф. Ф. Кузнецова и начальника политуправления Воронежского фронта бригадного комиссара С. С. Шатилова, направленной Военным Советам армий, говорилось: «Пленный красноармеец-казах поступил, как истинный патриот своей Родины. Несмотря на насилия, мучения и угрозы, он использовал представившуюся возможность и рассказал правду. Таким образом, получено ещё одно яркое доказательство того, что немецкие военные власти издеваются над советскими военнопленными, морят их голодом, заставляют под угрозой смерти выступать с гнусной клеветой на советский народ. Придёт время, и имя безвестного героя-казаха, мужественно сказавшего, несмотря на угрозу смерти, правду о фашистском плене, станет широко известно, и он будет прославлен». Так, говоря словами постановления ЦК КПСС «О подготовке к 50-летию образования Союза Советских Социалистических Республик», «война опрокинула надежды мирового империализма на возрождение национальных междоусобиц, на развал многонационального социалистического государства. Народы СССР в едином строю героически сражались и самоотверженно трудились во имя защиты своей социалистической Отчизны, общей победы над врагом, явили миру чудеса стойкости и мужества».
Глава III. Борьба с диверсантами. Истребительные отряды.
На усиление борьбы с вражеской агентурой, обеспечение надёжной охраны важнейших предприятий и учреждений и укрепление общественного порядка с первых дней войны большое влияние оказало принятое Советом Народных Комиссаров СССР 24 июня 1941 года постановление «Об охране предприятий и учреждений и создании истребительных батальонов», а также постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по борьбе с диверсантами и парашютистами» от 24 июня 1941 года, положившие начало созданию в стране первых добровольческих формирований – истребительных батальонов. Истребительные батальоны, а в ряде городов и истребительные полки, как и части особого назначения в годы гражданской войны, создавались партийными организациями из добровольцев – партийного, советского, комсомольского актива, физически крепких и подготовленных в военном отношении людей, но по тем или иным причинам не подлежащих призыву в действующую армию.
Истребительные батальоны и полки были первыми добровольческими формированиями, созданными в самом начале войны по инициативе партийных органов для охраны тыла страны. Они отличались от других добровольческих формирований, возникших в годы войны, например, народного ополчения тем, что с момента своей организации имели конкретную задачу – вести борьбу с вражескими парашютными десантами и диверсантами противника, тогда как народное ополчение было фактически резервом Красной Армии.
В директиве СНК СССР и ЦК РКП (б) от 29 июня 1941года и в речи И. В. Сталина по радио 3 июля 1941 года подчёркивалось, что партийные, советские, профсоюзные, комсомольские организации должны покончить с благодушием и беспечностью, мобилизовать все силы народа на оказание помощи фронту.
СНК СССР и ЦК ВКП(б) потребовали от партийных, государственных и общественных организаций обеспечить надёжную охрану заводов, электростанций, мостов, телефонной и телеграфной связи, вести беспощадную борьбу с дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникёрами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов и парашютистов.
Чрезвычайная обстановка, возникшая в связи с войной, особенно в прифронтовых областях, требовала создания истребительных батальонов в самые короткие сроки, в течение нескольких дней. Управление истребительными батальонами, их боевая подготовка, оперативное использование в борьбе с вражескими парашютными десантами и диверсантами были возложены на НКВД СССР и его местные органы.
Ещё 24 июня 1941 года в целях своевременной и успешной ликвидации диверсантов, забрасываемых противником на парашютах или другим способом, было принято постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе», которым на органы НКВД была возложена организация борьбы против парашютных диверсантов. На тот момент в 14 субъектах СССР при городских, районных и уездных отделах НКВД создавались истребительные батальоны численностью 100-200 человек из числа проверенного партийного, комсомольского и советского актива, способного владеть оружием. Начальниками этих истребительных батальонов назначались надёжные оперативные работники НКВД и милиции. Каждый истребительный батальон городского, районного и уездного отдела НКВД должен быть вооружён двумя ручными пулемётами, винтовками, револьверами и при возможности гранатами.
28 июня 1941 года на основании Постановления Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 24 июня 1941 года и приказа НКВД СССР от 25 июня 1941 года по указанию Воронежского обкома ВКП (б) при Управлении НКВД по Воронежской области были сформированы 6 истребительных батальонов в каждом районе города и зенитно-пулемётная рота.
19 июля 1941 года начальником УНКВД по Воронежской области было утверждено Временное положение о службе истребительных батальонов по борьбе с авиадесантами и диверсантами противника, где говорилось о том, что истребительные батальоны создаются НКВД и именуются истребительными батальонами по борьбе с авиадесантами и диверсантами противника. На них возлагались постоянный розыск диверсантов и парашютистов противника в районе оперативных действий батальона, своевременное обнаружение высадки десантов и появление банд противника, их преследование, окружение и уничтожение. На командный состав батальонов возлагалась агентурная разведка по выявлению диверсантов, парашютистов, шпионов, бандитов и лиц, распространявших пораженческие слухи.
Для успешного выполнения возложенных на истребительные батальоны задач в колхозах, совхозах, на отдельных промышленных предприятиях создавались группы содействия батальонам. Они были обязаны информировать истребительные батальоны обо всех случаях появления парашютных десантов и диверсантов противника в районе деятельности истребительных батальонов.
Количество истребительных батальонов на территории Воронежской области не было постоянным. В связи с тяжёлой боевой обстановкой в июле-августе 1942 года число их от 84 уменьшилось до 51, а личный состав от 10628 человек до 4320 человек, в сентябре 1942 года – 47 истребительных батальонов, 4400 человек.
Малый состав батальонов объясняется тем, что к этому времени большинство бойцов было мобилизовано в Красную Армию, а часть бойцов и командиров ушла для сопровождения эвакуированного имущества предприятий и учреждений.
В документах архивных фондов № 3 (Воронежский обком КПСС) и № 72 (Лискинский горком КПСС Воронежской области) имеются следующие сведения: на территории Лискинского района в августе 1941 года был создан истребительный батальон и утверждён его личный состав в количестве 157 человек.
Надо сразу отметить, что не все члены истребительных батальонов «грезили» славой боевых подвигов. «Проверенные» кадры иногда подводили.
Так, Еланский по решению бюро райкома ВКП (б) зачислен в истребительный батальон и должен был после эвакуации железнодорожного училища остаться в Лисках. В день отправки школьников Еланский получил задание – выехать в сельсовет для проведения работ по мобилизации людей и лошадей на строительство переправы для воинских частей через реку Дон. Вместо того, чтобы выехать в село для выполнения задания, Еланский ночью, без ведома райкома, не снявшись с партучёта, сел в эшелон и уехал в Челябинск работать заместителем начальника Лискинского железнодорожного училища по политчасти. Как дезертир и трус исключён из рядов ВКП (б).
На 1 марта 1942 года Лискинским РКМ НКВД задержано дезертиров 858 человек, уклонившихся от мобилизации более 1000 человек, отставших от воинских частей – более 800 человек. Все они привлечены к ответственности и направлены по принадлежности.
12 апреля 1942 года всем секретарям РК ВКП (б) и начальникам горрайотделов НКВД Воронежской области было направлено письмо, подписанное секретарём Воронежского Обкома ВКП (б) В. Тищенко и начальником управления НКВД Воронежской области майором госбезопасности Голубевым, о мероприятиях по укреплению истребительных батальонов и партизанских отрядов: «В передовой статье центрального органа нашей партии – газете «Правда» 9 апреля с.г. сказано: «Банда Гитлера растрезвонила на весь мир о своём «весеннем наступлении». Она хочет запугать советский народ, запугать Красную Армию… Напрасные надежды! Красная Армия повела контрнаступление против немецких войск в тяжелейших условиях зимы… Весной мы будем бить немцев ещё крепче!.. Зимой мы не только вели контрнаступление, но и готовили резервы… Весной и летом нанесём фашистам такие удары, чтобы 1942 год стал годом полного разгрома немецких оккупантов! – вот за что борются советские патриоты».
Партийные организации и органы НКВД Воронежской области должны встречать надвигающиеся события вполне подготовленными к выполнению своего долга перед Родиной. Они должны обеспечить:
а) пресечение в корне всякой подрывной деятельности на территории Воронежской области, путём быстрого выявления и изъятия немецкой агентуры, засылаемой к нам для профашистской агитации, устройства диверсий, для организации банд и совершения других подрывных действий.
В последнее время фашистская разведка стремится всемерно активизировать подрывную деятельность на территории Воронежской области, являющейся прифронтовой; в частности она начала практиковать выброску на нашу территорию своей агентуры на парашютах в ночное время. В связи с этим райкомы ВКП (б) и райотделы НКВД наряду с проведением ряда мероприятий, указанных в закрытом письме Обкома ВКП (б) и решением бюро Обкома ВКП (б) от 13 марта 1942 года, всемерно укреплять истребительные батальоны и наладить образцовое несение службы ими;
б) выполнение указания о том, чтобы органы НКВД Воронежской области приняли участие в развёртывании партизанского движения в оккупированных немцами районах Курской области и Украины, подготовив и выбросив туда значительное количество партизанских отрядов с задачей – громить базы и коммуникации врага, срывать возможное наступление немцев в направлении Воронежской области. На отбор, подготовку и заброску в тылы противника партизанских отрядов должно быть обращено самое серьёзное внимание партийных организаций и органов НКВД Воронежской области;
в) подготовку на случай занятия противником города Воронеж, тех или других районов нашей области (исходя из возможных неожиданностей войны), мы должны подготовить фашистам такую «встречу», чтобы для них были созданы в районах нашей области невыносимые условия, а все их мероприятия срывались.
В короткий срок мы должны провести целый ряд мероприятий по укреплению партизанских отрядов, предназначенных для действия на территории Воронежской области.
П р е д л а г а е м:
по истребительным батальонам
1. В самый короткий срок пополнить личный состав истребительных батальонов, включив в него 100% коммунистов, а также преданных советской власти людей из числа беспартийных товарищей. В составе истребительных батальонов разрешается иметь 10-15% женщин. В дальнейшем держать истребительные батальоны в максимальном комплекте – при выбытии из состава батальона тех или иных товарищей немедленно заменять их другими.
2. Батальоны должны состоять из 2-5 взводов. В райцентре находится командование батальона и 1-2 взвода, а в сельсоветах – отдельные подразделения. Батальон (отделения, взводы) подчиняется общему командованию. Выделить этим подразделениям необходимое количество оружия и боеприпасов.
3. В каждом населённом пункте создать группу содействия (а в крупных пунктах – 2-3 группы), состоящие при подразделениях истребительных батальонов.
В задачи группы содействия входят: выявление парашютных десантов и отдельных парашютистов, сброшенных немцами на нашу территорию; выявление подозрительных по шпионажу и диверсиям лиц, в частности, вышедших из окружения или вражеского плена и проводящих профашистскую агитацию; выявление спекулянтов и мародёров; выявление дезертиров и лиц, подозрительных по бандитизму, в особенности лиц, хранящих оружие; выявление прочих антисоветских элементов, проводящих подрывную антисоветскую работу, - и срочное сообщение этих сведений командованиям истребительных батальонов или лицам, к которым группы содействия прикреплены на связь.
В группы содействия должны вовлекаться мужчины и женщины вне зависимости от возраста, а исходя исключительно из соображений целесообразности и пригодности человека к выполнению поставленных перед группой задач.
Каждое включаемое в группу содействия лицо должно тщательно проверяться с целью недопущения в состав группы антисоветского и провокаторского элемента.
4. При обнаружении в районе своей деятельности вражеских парашютистов, бандитских групп, отдельных диверсантов или дезертиров, подразделения истребительных отрядов должны принять немедленные меры к изъятию этих лиц, одновременно донося о происшествии командованию батальона.
В том случае, когда по наличию бойцов и вооружения подразделение истребительного батальона не может справиться с заданием, командир его должен срочно известить о создавшейся обстановке командование батальона, а сам принимать меры к тому, чтобы наблюдать за врагом, разведать его намерения и направление движения, а по возможности – и наносить ему удары из засад.
5. По заданию райотделов НКВД истребительные батальоны в целом и их подразделения должны производить прочёску лесов и населённых пунктов с целью выявления бандитских групп, дезертиров, прочего контрреволюционного элемента.
6. В тех населённых пунктах, где отсутствуют воинские гарнизоны, а по условиям сложившейся обстановки требуется несение дозорной службы – эта служба возлагается на истребительные отряды. Райкомам ВКП (б) и райотделам НКВД разработать и провести в жизнь план несения дозорной и патрульной службы истребительными батальонами по каждому району не позже 25 апреля.
7. Для обеспечения быстроты сбора истребительных батальонов по тревоге, при каждом подразделении истребительного батальона создать группу связи из пионеров и комсомольцев (преимущественно школьников), разработать методы вызова (вызов нарочными пешими, вызов нарочными конными, вызов горнистом, вызов ракетой и так далее). Систему оповещения проверить на тренировочных сборах подразделений истребительных батальонов и вносить в неё необходимые совершенствования.
8. Истребительным батальонам организовать военное обучение по рассылаемой Управлением НКВД программе. Ответственность за военное обучение бойцов истребительных батальонов возложить на начальников РО НКВД, секретарей РК ВКП (б) и райвоенкомов. Для подготовки командиров подразделений истребительных батальонов не позже 25 апреля провести трёхдневные учёбные сборы командиров отделений и взводов истребительных батальонов.
9. Начальники РО НКВД и секретари РК ВКП (б) должны обеспечить истребительные батальоны надлежащим вооружением и боеприпасами. Недостающее вооружение (винтовки, пулемёты, гранаты) получить в Управлении НКВД. Обеспечить хранение оружия и боеприпасов таким образом, чтобы исключалась всякая возможность хищения».
Начальником штаба истребительных батальонов УНКВД по Воронежской области был майор Беленко.
В государственном архиве Воронежской области в деле «Указания штаба истребительных батальонов НКВД СССР» автором обнаружены, включённые в общий план 110-часовой подготовки по программе всеобуча членов истребительных батальонов, темы специальной подготовки (минимум): «Обязанности бойца истребительного батальона», «Патрулирование, облавы, ликвидации отдельных диверсантов-шпионов», «Ликвидация группы вражеских диверсантов», «Уничтожение взводом истребителей небольшого парашютного десанта противника», «Оборона истребительным батальоном населённого пункта», «Действия группы истребителей танков», «Переход линии фронта для действий в тылу противника», «Расположение партизанского отряда в тылу врага», «Действия партизан из засады», «Внезапное нападение на противника, расположенного в населённом пункте», «Выход из боя партизанского отряда в результате внезапного нападения превосходящих сил противника». Эти указания отправлены в Воронеж из Москвы 20 мая 1942 года. Смело можно утверждать, что истребители-воронежцы не успели пройти эту специальную подготовку до того, как военные действия начались на территории Воронежской области, и фронт прикатился к Дону.
В докладной записке начальника УНКВД по Воронежской области Л.П. Берии «О работе УНКВД по Воронежской области за июль 1942 года» сказано: «Наступление немцев в направлении на Воронеж началось в конце июня. 2 июля немцы подошли к границам Воронежской области и оккупировали некоторые пункты её.
На территории Воронежской области, почти на всём её протяжении с северо-запада и на юго-запад имелась построенная в периоды октябрь-ноябрь 1941 года и апрель- июнь 1942 года укреплённая зона глубиной 40-60 км; вокруг города Воронежа также были сооружены значительные укрепления. Из-за панического отступления 21-й и 40-й армий укреплённая зона не была использована для упорной обороны, для изматывания врага и нанесения ему наибольшего урона в живой силе и технике: большинство укреплений (равно как и населённых пунктов) оставлено частями Красной Армии без боя; в тех случаях, когда сопротивление врагу оказывалось, оно не было серьёзным и упорным.
Во многих случаях крупные населённые пункты захватывались противником небольшими силами, при наличии там значительных сил Красной Армии; успех врага обуславливался здесь, прежде всего, неожиданностью нападения – неожиданностью, вызванной отсутствием связи между нашими воинскими частями. Пренебрежением с их стороны делом разведки и боевого сохранения. Например, большое село Белогорье (райцентр Белогорьевского района) было захвачено внезапным налётом 10 фашистских танкеток и взвода автоматчиков; находившиеся в селе Белогорье крупные силы Красной Армии, не оказав врагу сопротивления, в панике разбежались. Также были захвачены Подгорное, Алексеевка и некоторые другие города и райцентры Воронежской области.
Обычно перед наступлением наземных сил авиация противника предпринимала массированные налёты на населённые пункты. Так, вражеская авиация массовыми налётами с применением фугасных и зажигательных бомб разрушила Алексеевку, Белогорье, Буденное, Ведугу, Землянск, Коротояк, Михайловку, Ольховатку и некоторые другие райцентры… Одновременно немцы ожесточённо бомбили железнодорожные станции и особенно – переправы через реку Дон; последние в большинстве были разрушены в первых числах июля и в дальнейшем находились под систематическим воздействием вражеской авиации…
Продвижение немецко-фашистских захватчиков по нашей области было быстрым: в период с 3 по 10 июля немцы оккупировали всё правобережье реки Дон, захватив территорию Воронежской области на фронте шириною в 250 км и в глубину от 40 км (на северо-западе области) до 170 км (на юго-западе). Из 83-х районов области 10 июля были оккупированы 30 районов (за исключением нескольких сельсоветов – все районы полностью)…
Во время панического отступления 21-й и 40-й армий со стороны недисциплинированных разложившихся бойцов и командиров этих армий имели место проявления случаев мародёрства…
Широкое распространение мародёр¬ство имело в начале июля до двадцатых чисел этого месяца. Оно имелось и в тыловых районах области; но особенно сильным оно было в прифронтовых районах: в первые же дни отступления 21-й и 40-й армий. В Усманском районе было 20 случаев мародёрства, в Р-Хавском 45, в Лосевском районе мародёры самочинно забрали почти всех лошадей и повозки и т.д.
За последнее время случаи мародёр¬ства стали редким явлением. Борьба с ними в период отступления 21-й и 40-й армий велась исключительно силами территориальных органов НКВД, т.к. штаб по охране тыла Брянского (затем Воронежского) фронта после ухода из Воронежа долгое время (около 2-х недель) не подавал признаков жизни; он начал действовать лишь в двадцатых числах июля.
Военный Совет Воронежского фронта отрицает случаи мародёрства со стороны военнослужащих, во всех непорядках в тылу Воронежского фронта обвиняет исключительно местные органы власти. Эту «точку зрения» излагал не раз в своих постановлениях. В частности, в решении Военного Совета от 27 июля сказано: «Учащаются случаи расхищения государственного и колхозного имущества. Отдельные лица, переодевшись в военную форму, являются на предприятия, колхозы и совхозы и без предъявления установленных документов, пользуясь доверчивостью и беспечностью администрации и председателей колхозов, незаконно получают товары и с/х продукты, им предоставляется ночлег». Нами установлено, что в июле из многих десятков задержанных и арестованных органами НКВД мародёров, не было ни одного переодетого в военную форму…
В период неорганизованного отхода частей 21-й и 40-й армий к пунктам переформирования, на территории неоккупированных районов Воронежской области осело некоторое число бойцов и командиров. В связи с этим нами пред-приняты меры для усиления борьбы с дезертирством как агентурным путём, так и путём облав в населённых пунктах и прочёски лесов, оврагов и полей. В те¬чение июля по неполным данным нами задержано и арестовано 2000 дезертиров и отставших от своих частей военнослужащих.
Для дальнейшего усиления борьбы с дезертирством и шпионажем, наряду с активизацией агентурно-оперативной работы, нами проводятся следующие мероприятия: усиливается патрульнодозорная служба милиции и истребительных батальонов; в населённых пунктах на каждые 5-10 дворов выделяется дежурный, на которого, в частности, возлагается выявление подозрительных лиц в своей десятидворке; устанавливается определённый режим хождения в населённых пунктах и между ними в ночное время…
Политические настроения населения неоккупированной территории Воронежской области за последний месяц характеризуются возрастанием антигерманских патриотических настроений - с одной стороны, большим ослаблением уверенности в победе Красной Армии - с другой.
В массе своей население Воронежской области было настроено патриотически, антигермански на протяжении всей Отечественной войны. В июле в связи с многочисленными бомбёжками мирных городов и сёл (в том числе и некоторых «глухих» деревень, не имеющих никакого военного значения), рассказами людей, бежавших с занятых врагом территорий, о грабежах и насилиях немцев, антигерманские настроения значительно возросли. Выражением патриотических настроений, в частности, является добросовестная работа людей на уборке [урожая].
Наряду с этим, сильно возросла боязнь дальнейшего продвижения фронта на восток, пошатнулась вера в победу Красной Армии. Люди, до сих пор про¬являвшие лояльные настроения, теперь зачастую высказывают сомнения в победоносном окончании войны. Вот несколько типичных примеров этого:
«Победить немцев нам не удастся. Немецкая армия хорошо одета, обута, накормлена и технически оснащена. У нас же наоборот... красноармейцы идут в бой без боеприпасов, мы несём громадные потери» (красноармеец Е., Липецкий р-н).
«Советский Союз со всех сторон окружён немцами, которые грозят нам на всех фронтах. Наши союзники - Англия и Америка - жулики, которые оказывают нам помощь только на бумаге. Вместо открытия второго фронта они ограничиваются декларациями» (С. - бухгалтер Липецкого Силикатного завода).
«Немец силён, мы его не победим, мы отступаем по всему фронту» (колхозник М., Давыдовский район).
Резко отрицательные настроения вызвало сплошное отселение жителей из прифронтовой полосы.
«Нигде нет порядка, бойцы ходят по дворам - просят милостыню. Вот как мы снабжаем Красную Армию. А ещё собираются эвакуировать весь район. Кто там нас кормить будет. Да я, если и сожгут хату, в землянке не сдохну, а там я погибну с голоду».
Такие настроения распространены во всей 30-километровой зоне. Добровольно эвакуировалась ничтожная часть жителей этой зоны.
Отрицательные настроения вызвала также поголовная мобилизация молодежи 14-18 лет обоего пола в школы ФЗО [фабрично-заводского образования].
Значительная часть молодёжи уклоняется от мобилизации.
В связи с нашими неудачами на фронтах возросла активность антисоветского элемента. Бывшие кулаки, родственники репрессированных врагов народа и прочий вражеский элемент восхваляют немецко-фашистских захватчиков и устанавливаемые ими порядки, распространяют провокационные слухи, пытаются вызвать противодействие проводимым органами власти мероприятиям.
В связи с активизацией вражеского элемента намного увеличилось число арестов за контрреволюционные преступления…
Наибольшее число арестов произведено за профашистскую агитацию, распространение провокационных слухов, террористические намерения в отношении коммунистов и актива, за шпионаж и намерения совершить измену Родине и оказывать немцам помощь при захвате районов».
Теперь уже истребительные батальоны были не единственными борцами с вражескими диверсантами. Они работали совместно с районными отделами НКВД, фронтовыми особыми отделами, разведотделами, а с весны 1943 года и с отделом «Смерш».
Факты разоблачения агентуры обобщались, в ориентировках доводились рекомендации по розыску и задержанию, указывались признаки подделки документов.
В частности, стало известно, что в фальшивых красноармейских книжках, которыми фашисты снабжали своих агентов, они используют скрепку из нержавеющей стали. Такая скрепка всегда была чистой, блестящей, по бокам смежных листов она не оставляла никаких следов ржавчины. В подлинных же красноармейских книжках скрепки изготавливались железными и всегда оставляли на страницах ржавые следы.
Противником был выпущен фальшивый орден Красной Звезды, где красноармеец был изображен не в сапогах, как на настоящем ордене, а в обмотках.
Знание названных и иных признаков подделки существенно помогало в розыске и задержании агентов гитлеровской разведки. В целом же для разоблачения агентуры противника применялся обширный комплекс мер.
Так, штаб Юго-Западного фронта 10 июля 1942 года издаёт приказ в целях обеспечения выявления агентуры противника, забрасываемой в наш тыл в форме и с документами военнослужащих Красной Армии, и более эффективной борьбы с дезертирами: «1. Военным Советам армий и командирам соединений обеспечить немедленно проставление на 4-й странице красноармейских книжек младшего начсостава и рядового состава второй печати части.
2. Командировочные удостоверения в течение месячного срока выдавать за двумя печатями, проставляя их – одну вверху, где указывается срок действия удостоверения, и вторую на подписях.
3. На всех действующих удостоверениях личности всего начальствующего состава проставить вторую гербовую печать части на последней странице.
На временных же удостоверениях – вверху, где указан срок действия удостоверения».
27 июля 1942 года издаётся приказ войскам Воронежского фронта: «Противник с целью засылки во фронтовой тыл своей агентуры, диверсантов, сигнальщиков и других враждебных элементов переодевает их в форму военнослужащих Красной Армии и снабжает всевозможными поддельными документами.
Для своевременного задержания и разоблачения агентуры врага и злостных дезертиров ПРИКАЗЫВАЮ:
1. На всех командировочных документах военнослужащих частей и соединений на август месяц ввести условные буквенные обозначения:
а/ на документах первой десятидневки месяца в правом верхнем углу документа проставлять заглавную букву «В»;
б/ на документах второй десятидневки в нижнем левом углу документа проставлять заглавную букву «Д»;
в/ на документах третьей десятидневки в нижнем правом углу документа проставлять заглавную букву «Ж».
2. О введении на документах условного обозначения из получателей никто не должен знать, кроме лица, которое выдаёт командировочные документы. Расшифровка этого мероприятия приведёт к нежелательным последствиям (подделкам и т.д.).
3. Сроки замены литерных букв в последующее время устанавливает начальник войск НКВД по охране тыла фронта, о чём части и соединения извещаются особым распоряжением».
27 июля 1942 года войскам Воронежского фронта поступил приказ – выставить заградпосты и во всех населённых пунктах назначить комендантов. Для борьбы с диверсантами и сигнальщиками введены условные буквы на документах, подекадно меняющиеся.
Директивой Военного Совета Воронежского фронта от 17 августа 1942 года установлены следующие тыловые районы:
60-я армия – Хлевное, Подгорное, (иск.) Отрожка, (иск.) Сомово, (иск.) Ступино, Грязное.
40-я армия – Отрожка, Таврово, (иск.) Аношкино, Московское, Новая Усмань.
6-я армия – Аношкино, Петропавловское, Слобода, Бабка, Потаповка, Верхний Икорец, (иск.) Московское.
Для фронта – Грязное, Ступино, Новая Усмань, Московское, Верхний Икорец, Бобров, Остаповка, Анна, Ганино, Грязи.
Приказано организовать охрану тыла так, чтобы никакой диверсант – шпион не проник в тыл.
4 сентября 1942 года издаётся приказ управления НКВД по Воронежской области: «По имеющимся данным в УНКВД и по показаниям нами разоблачённых агентов противника, немецкая разведка перебросила большое количество своей агентуры на территорию области.
В лесных массивах области и даже в населённых пунктах до сего времени имеются невыловленные бандитско-дезертирские элементы.
Листовки, разбрасываемые противником, часто надолго оседают среди населения, имеются случаи передачи их в РО НКВД через несколько рук, что приводит к ненужному и вредному ознакомлению населения с лживой фашистской агитацией…
…Контрольно-заградительная служба во многих районах поставлена формально без тщательной проверки документов и фильтрации лиц, появляющихся или передвигающихся в районе. По сёлам и в райцентрах встречаются лица, проживающие долгое время без прописки…
…В целях коренного улучшения оперативно-боевой деятельности истребительных батальонов УНКВД приказываю: 1/ учредить должность начальника штаба истребительного батальона районного отдела НКВД, освободив его от других обязанностей; 2/ начальниками штабов назначать опытных оперативных работников НКВД.
…Надеюсь, что истребительные отряды, призванные для борьбы с вражескими десантами и диверсантами сделают Воронежскую область непроходимой крепостью, через которую не пройдёт ни один диверсант – шпион – бандит фашизма. Помните, что Родина переживает тяжёлый момент войны, каждый лазутчик, каждый диверсант, каждый шпион и их пособники должны найти себе могилу на полях нашей области. Смерть немецким оккупантам!».
В целях повышения качества службы по борьбе с бандитизмом и шпионами в районах области и улучшения боевой готовности истребительных батальонов приказом управления НКВД СССР по Воронежской области от 1 сентября 1942 года назначены в истребительные батальоны районных отделов НКВД освобождённые начальники штаба, на которых возложена боевая подготовка истребительного батальона и организация боевой деятельности по борьбе с бандитско-дезертирами и шпионскими элементами, а также по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника. Назначены в Давыдовском районе – зам. начальника РО НКВД по милиции младший лейтенант милиции тов. Алёхин И.А.; в Лискинском районе – зам. начальника РО НКВД по милиции сержант милиции тов. Плещев С.Н.
Автору не удалось найти информации об участии бойцов истребительных отрядов Давыдовского и Лискинского районов в боевых действиях. Документов о деятельности истребительных отрядов за 1942 год в гражданских архивах нет. Но есть некоторые результаты их труда – приговоры Военного Трибунала Воронежской области.
19 июня 1942 года осужден Военным Трибуналом Воронежской области Чистых Тихон Фёдорович 1910 года рождения за то, что, «будучи в октябре 1941 года призван в РККА, попал в плен, где дважды допрашивался немецкими военными властями, в апреле 1942 года бежал из плена, перейдя линию фронта, явился домой в Лискинский район, к местным властям и в военкомат не явился, скрывался в лесу до задержания 7 мая 1942 года. У него изъята фашистская листовка, которую он хранил среди документов».
5 августа 1942 года Военным Трибуналом Воронежской области осуждена по ст. 58-10 ч. 2 УК РСФСР Серстюкова Елена Авдеевна 1901 года рождения, из крестьян, последнее время без определённых занятий, за то, что «проводила контрреволюционную агитацию, направленную против советской власти и колхозного строительства, при этом использовала религиозные предрассудки отдельных граждан, разъезжая по населённым пунктам Воронежской области – Калач, Воробьёвка, Бутурлиновка, город Свобода, слобода Таловая и другие».
В документах Военного Трибунала Воронежской области много осужденных за контрреволюционную агитацию, направленную на восхваление бытовых условий немецко-фашистской армии, за клевету в вопросе обращения немцев с военнопленными красноармейцами и лицами начальствующего состава, о положении пленных в плену у немцев, об обращении немецких оккупантов с населением временно оккупированных районов, утверждавших, что моральное состояние немецкой армии хорошее, восхвалявших технику немецкой армии.
Стародубов Иван Михайлович 1888 года рождения осужден 17 июня 1942 года Военным Трибуналом Воронежской области за то, что «на протяжении 1941-1942 годов, будучи враждебно настроен по отношению к советской власти (из зажиточных крестьян, судим по ст. 74 ч. 1 УК РСФСР в 1937 году, судимость снята), систематически проводил контрреволюционную агитацию среди членов колхоза «Красный боевик» [Лисянский сельсовет Лискинского района], высказывал желание, чтобы пришли немцы, восхвалял порядки, вводимые фашистами на временно оккупированных территориях Советского Союза».
Васечко Михаил Васильевич 1885 года рождения осужден 17 июня 1942 года Военным Трибуналом Воронежской области за то, что, «будучи враждебно настроен к советской власти, в 1941-1942 годах проводил контрреволюционную агитацию. В марте 1942 года в помещении МТФ колхоза «Красный боевик» в разговоре о бомбёжке города Свобода высказывался, что надо разогнать советско-партийные органы, пусть придёт Гитлер; после читки газет высказывал клевету на советскую печать и совинформбюро, высказывал пораженческие настроения, восхваляя мощь и технику немецкой армии».
Курицын Семён Никитович 1910 года рождения осужден 30 декабря 1942 года Военным Трибуналом Воронежской области за то, что «после ухода с работы кочегара депо станции Лиски 4 августа 1942 года выехал в село Нижний Икорец, где и скрывался от призыва на службу в Красную армию, до дня его задержания 9 сентября 1942 года».
Телегин Степан Иванович 1885 года рождения, «житель села Масловка Лискинского района 21 и 22 сентября 1942 года среди бойцов Красной Армии проводил антисоветскую агитацию, восхваляя Гитлера и немецкую армию, высказывая пораженческие настроения в пользу Германии, возводил клевету на советскую печать». Осужден 13 ноября 1942 года Военным Трибуналом Воронежской области».
Чижиков Александр Андреевич 1918 года рождения «работал в городе Воронеже и состоял на военном учёте. 7 июля 1942 года прибыл в село Дмитриевку Давыдовского района, а на военный учёт не встал с целью уклонения от мобилизации в Красную Армию, скрывался у себя в доме до задержания 13 сентября 1942 года. Кроме того, собирал и хранил у себя немецкие листовки и пропуска».
Сушков Иван Андреевич 1905 года рождения «проживал в селе Нижний Икорец. Ему по болезни была предоставлена отсрочка по мобилизации в Красную Армию до 15 июля 1942 года, но по истечении срока в РВК не явился, а стал скрываться с целью уклонения от службы, и уклонялся по день задержания 4 сентября 1942 года. На протяжении всего времени уклонения хранил у себя фашистскую листовку, которую обнаружили при задержании у него в завороте валенного сапога. Он пояснил, что хранил листовку для того, чтобы показать её при занятии местности, где он проживал, немецкими войсками». Осужден 13 ноября 1942 года Военным Трибуналом Воронежской области.
Бочаров Иван Лазаревич 1883 года рождения, «в сентябре 1942 года работая сторожем по охране объектов спецназначения, обнаружил на охраняемом объекте фашистские листовки-пропуска для перехода на сторону фашистской армии, подобрал 10 штук и хранил их у себя, не сдав их органам советской власти».
Самотаев Иван Митрофанович 1925 года рождения, житель села Масловка Лискинского района, в первых числах октября 1942 года совершил самовольный уход из группы мобилизованных в школу ФЗО и пробирался домой непосредственно к линии фронта, в районе города Боброва подобрал фашистскую листовку, которую хранил у себя более трёх недель и которая у него изъята 28 октября 1942 года. 4 января 1943 года он был осужден Военным Трибуналом Воронежской области.
Смагина Евдокия Григорьевна 1887 года рождения, жительница села Копанище Коротоякского района, имеет шестерых детей, из которых двое находятся в Красной Армии. Её дочь Прасковья 1938 года рождения, собирая в поле подсолнух, подобрала 46 немецких листовок и спрятала их в чемодан, о чём знала подсудимая, но не донесла. 9 февраля 1943 года она была Военным Трибуналом Воронежской области по статье 58-10 ч. 2 УК РСФСР оправдана, так как не было доказано, что подсудимая хранила эти листовки, осуждена по ст. 58-12 УК РСФСР.
Сушкова Наталья Кузьминична 1911 года рождения, ничего не имеющая, из крестьян – кулаков, будучи враждебно настроена к советской власти, находясь в прифронтовой полосе в селе Нижний Икорец, проводила контрреволюционную работу. 12 сентября 1942 года восхваляла фашистскую армию и строй, а также выражала пораженческие настроения по адресу Красной Армии. 21 февраля 1943 года она была осуждена Военным Трибуналом Воронежской области.
Это, конечно, не все осужденные по Давыдовскому и Лискинскому районам. Но автор и не ставила себе задачу назвать всех, главное было – показать, что работа по поимке дезертиров, хранителей немецких листовок-пропусков, клеветников и фашистских агитаторов велась.
Многие истребительные батальоны Воронежской области приняли активное участие в вылавливании отдельных солдат и офицеров противника, прятавшихся в лесах, оврагах, блиндажах.
Заместителем начальника штаба истребительных батальонов НКВД СССР подполковником Гунченко И.П. в марте 1943 года отмечено: «В Лискинском районе Воронежской области истребительного батальона на 8 февраля 1943 года не создано в виду того, что из города Лиски население было отселено и ещё не возвратилось. Но приняты меры к его созданию. Оружие и боеприпасы уже собраны. Группы содействия истребительному батальону по населённым пунктам района созданы и большей частью вооружены, имеются результаты работы, задержаны сотни пленных итальянских и венгерских солдат, скрывавшихся в блиндажах, оврагах, пытая надежду пройти через линию фронта к своим».
По неполным данным в 1943 году на территории Воронежской области органами НКВД, НКО «Смерш» и войсками задержано около 100 агентов немецкой разведки, заброшенных к нам воздушным путём и просочившихся через линию фронта.
В докладной записке заместителя Наркома Внутренних Дел СССР Меркулова от 18 марта 1943 года о выявлении и ликвидации шпионов, диверсантов, немецких пособников и банд в городах и районах, освобождённых Красной Армией от войск противника, сообщалось: «В городах и районах, освобождённых Красной Армией от войск противника, местными органами и оперативными группами НКВД на 10 марта 1943 года арестовано 30750 чел.
… Воронежская область
Арестовано 3926 человек, в том числе агентов германской разведки и подозрительных по шпионажу – 218, немецких пособников – 2861, дезертиров Красной Армии – 319, прочего антисоветского элемента – 528.
В числе арестованных 16 членов и кандидатов в члены ВКП(б) и 47 членов ВЛКСМ.
По захваченным материалам полицейского управления в г. Россоши выявлено 53 члена ВКП(б), которые в своих биографиях, представленных полиции, характеризовали себя как ущемлённых, подвергавшихся преследованиям со стороны Советской власти, и всячески отрекались от партии.
В числе этих документов обнаружено, в частности, следующее заявление в полицию бывш. члена РК ВКП (б) гор. Россоши, депутата Верховного Совета РСФСР, орденоносца – Крекотень, работавшего директором Россошинской МТС.
«На общих собраниях по колхозам не выступал, партийных поручений не нёс, агитацию против германской армии не вёл. Прошу великий германский народ дать мне свободную жизнь, я буду честно работать, ни с кем никаких связей не буду иметь, буду честно выполнять все законы германского народа».
Как выяснилось, во время допросов в гестапо Крекотень выдал всех известных ему коммунистов, оставшихся в тылу противника.
Также выяснилось, что при вступлении в партию Крекотень скрыл, что он выходец из кулацкой семьи, что его родители раскулачивались.
Несмотря на это, Крекотень был расстрелян гестапо.
В делах старосты Радченского района также обнаружено 35 аналогичных заявлений от 28 членов и 7 кандидатов в члены ВКП (б), в том числе от бывшего директора Марьевской МТС Радченского района, члена ВКП(б) Гвозденко, следующего содержания:
«Районному старосте господину Заверухе.
Я, Гвозденко, прошу Вашего разрешения допустить работать в колхозе. Я эвакуировался, но возвратился в Радченский район, желаю честно работать и выполнять все указания вышестоящего начальства. Партбилет уничтожил».
Гвозденко арестован.
Из числа видных немецко-итальянских пособников и агентов арестованы:
Баранников – бывший ответственный инструктор Воронежского Облисполкома.
По заданию немецко-итальянских оккупантов Баранников создал в Кантемировском, Радченском и Писаревском районах лжепартизанские отряды, куда обманным путём привлекал советских патриотов, коммунистов и комсомольцев, а затем выдавал их.
Видющенко – в прошлом инженер-экономист из г. Орджоникидзе, был назначен немцами начальником жилищного отдела городской управы, затем перешёл в итальянскую тайную полицию, по заданию которой вёл провокаторскую работу.
Вместе с итальянскими войсками Видющенко прибыл на территорию Воронежской области, где работал в полицейских органах. При отступлении оккупантов был оставлен ими для шпионской работы.
В Кантемировском районе задержана группа подростков (Филиппович П.И., 1931 г.р., Филиппович В.И., 1928 г.р. и Шевченко Н.М., 1930 г.р.), которая была переброшена немцами через линию фронта с заданием взорвать оставленные немцами склады с боеприпасами и собрать разведывательные данные о частях Красной Армии.
Выявлено 208 пособников немецко-итальянских оккупантов, бежавших с ними при отступлении, в том числе такие лица:
Пушкарёва, бывший секретарь Богучарского РК ВЛКСМ. С приходом оккупантов принесла им списки комсомольской организации, а затем вышла замуж за итальянского офицера.
Новошицкий, бывший пропагандист Радченского РК ВКП(б). Был назначен оккупантами счетоводом Богучарского зерносовхоза».
По документам истребительного батальона при Давыдовском райотделе НКВД по состоянию на 24 марта 1943 года в патрулировании участвовало 65 бойцов, затрачено 203 чел./час. Задержано отрядом заграждения (участвовал 21 боец) 15 подозрительных, 25 без документов, 6 дезертиров. В операциях по задержанию райотдела НКВД участвовало 25 бойцов, задержано 7 дезертиров, 4 шпиона, 24 уклониста от призыва.
О служебной и боевой деятельности истребительного батальона при Давыдовском РО НКВД за первое полугодие 1943 года читаем в докладной записке: «Район в течение 8 месяцев (так в документе – Т. Белякова) был фронтовым районом, а два сельсовета оккупированы немецкими войсками, неоккупированные сельсоветы района отселялись. Батальон по несению службы обслуживает три суточных поста: охрана совхоза «2-я Пятилетка», РО НКВД, РК ВКП (б). Проводит патрулирование в ночное время по райцентру в составе 8-19 бойцов. Проводились облавы, прочёска лесов, проверка населённых пунктов, конвоирование арестованных на пункты. За этот период задержано солдат вражеской армии – 40 человек, которые направлены в спецлагерь ст. Некрылово; пленные, бывшие в окружении, бойцы нашей армии – 135 человек; дезертиры из РККА и уклонисты от призыва в РККА – 53 человека, из них к уголовной ответственности привлечены 38 чел., остальные отправлены в части РККА. Изъято оружие у населения и дезертиров: 99 винтовок, 14 автоматов, 15 пулемётов, 10 пистолетов, 345 гранат, 750 патронов, 4 птр. При задержании всех перечисленных элементов вооружённого сопротивления не было, за исключением одного случая. Два, вооружённые автоматами, дезертира во 2-м Сторожевском сельсовете 19 июня 1943 года оказали сопротивление – отстреливались при поимке. Находились они в приспособленном под убежище и тщательно замаскированном бывшем блиндаже обороны села 2-е Сторожевое. …Вооружённые автоматами, дезертиры Титов П.Р. и Горский А.А. занимались грабежами на территории 2-го Сторожевского сельсовета. Встречали проезжающих граждан на дорогах с целью ограбления. Ими же была ограблена кладовая колхоза им. Калинина. В первых числах июля 1943 года Титов и Горский привлечены к уголовной ответственности по ст. 58-1п. «б» УК (вооружённый бандитизм). При задержании Титова и Горского проявили исключительную активность бойцы истребительного батальона и группы содействия: Борис Телков, Андрей Кузнецов, Дмитрий Васильевич Телков».
На 1 июля 1943 года в истребительном батальоне при Давыдовском РО НКВД было 68 человек, в группах содействия при всех сельсоветах – 175 человек.
В августе 1943 года членами группы содействия по Бодеевскому сельсовету Лопатиным, Лысиковым под руководством оперуполномоченного РО НКВД Логачёва (он же боец истребительного батальона) задержан дезертир – скотоконокрад Бодзянов П.П.
Истребительный батальон при Лискинском РО НКВД организован 19 августа 1943 года, состоял из 78 человек, из них 21 женщина. На 1 декабря 1943 года истребительный батальон уже состоял из 96 человек, имелось 30 групп содействия, в которых было 479 человек.
За август 1943 года бойцами истребительного батальона собрано 100 штук листовок, сброшенных с вражеского самолёта.
О состоянии истребительного батальона при Лискинском РО НКВД за 1943 год читаем в докладной записке: «Истребительный батальон полностью не укомплектован. Причина задержки в организации батальона – население города Лиски было полностью отселено вглубь страны, в конце февраля 1943 года люди стали частично возвращаться, но в связи с бомбёжками города вражескими самолётами, жители в большинстве своём выехали в соседние сёла… В сельской местности во всех населённых пунктах организованы группы самоохраны в количестве 346 человек. В каждом селе на въезде и выезде организованы суточные посты. В ночное время дополнительно высылаются патрули, вооружённые винтовками. За март 1943 года группами задержаны: бывшие военнопленные – больше 200 человек, пленные – 7 человек, дезертиры – 22 человека, из них к уголовной ответственности привлечены 13 человек».
Помимо боевых сражений с остатками немецко-фашистских оккупантов, обнаружения и поимки вражеских парашютистов и диверсантов, охраны военных объектов истребительные батальоны использовались и на других горячих участках, требующих хорошей военной подготовки. В январе 1943 года Воронежский истребительный батальон приступил к изучению способов разминирования минных полей и отдельных сюрпризов.
12 января 1944 года был издан приказ № 0044 НКВД СССР, а 22 января 1944 года приказ начальника УНКВД по Воронежской области, где говорилось, что в силу изменившейся военной обстановки штаб истребительных батальонов УНКВД и истребительные батальоны районных отделений НКВД по Воронежской области с 5 февраля 1944 года подлежат расформированию. Задачи, поставленные перед ними приказом № 006 по борьбе с бандпроявлениями, возлагаются на аппараты РО НКВД. Из актива истребительного батальона при РО НКВД создавались истребительные группы численностью 30 человек, которые обеспечивались оружием и боеприпасами. Группы содействия истребительным батальонам были перечислены в состав групп общего порядка, подчинённых участковым уполномоченным милиции.
Следует сказать, что на территории Лискинского района в 1941-1943 годах были задержаны, разоблачены и обезврежены десятки шпионов и диверсантов. Можно представить, какой ущерб они могли бы нанести нашей действующей армии, не будь вовремя разоблачены и арестованы.
Продолжение следует…
Пришла беда в придонье
© Copyright: Татьяна Белякова 3, 2020
Свидетельство о публикации №220041301465
Свидетельство о публикации №220041301465
Рецензии
Низкий поклон Вам, уважаемая Татьяна, за такой труд.
С наилучшими пожеланиями,
Вера Редькина 23.10.2023 12:14 • Заявить о нарушении
С наилучшими пожеланиями,
Вера Редькина 23.10.2023 12:14 • Заявить о нарушении