Дневник моей революции. 28

     Я очнулась. Все болит, но не так сильно. Мычу.
     - Она пришла в себя, - слышу женский крик. Голос мне знаком, но кто это, не узнаю.
     Все болит. Пытаюсь пошевелиться. Отозвались только пальцы на правой руке. Больно.
     Шум вокруг меня.
     - Да коли ты быстрее, она испытывает сильную боль, - тот же женский голос.
     Почему я ничего не вижу? Хочу сказать, а во рту трубка. Боль отступает.
Я опять очнулась. Опять боль. Разные голоса зовут кого-то и мне делают укол, после которого я засыпаю. Сколько раз я так выныривала, и меня топили обратно в бессознательность. Может это и хорошо. Хоть не чувствую боль. Каждый раз я приходила в себя легче, но боль не отступала.
     Вот опять очнулась. Боль есть, но ее можно терпеть. Сквозь закрытые веки я вижу солнечный свет. Это хорошо. Пытаюсь открыть глаза. Больно. Слишком ярко, но и больно.
     - Она пришла в себя! Зовите доктора! – женский голос взволнован.
     - Доктор на обходе, но ему сообщат, - второй голос принадлежит мужчине.
     Я хочу попросить, чтобы затенили комнату, но мое лицо заковано в маску.
     Люди разговаривают между собой. Нет, по телефону, и оба сразу. В комнату, нет, в палату зашел еще кто-то.  Легкие шаги. Наверно, медсестра. Затеняет комнату. Приближается, и я ощущаю ее пальцы на своих глазах. Она аккуратно открывает мне один глаз и что-то капает в него, потом второй.
     - Я закапала Вам глаза, - тихо сказала медсестра,- через минуту Вы сможете смотреть.
     Мою кровать поднимают до полусидячего положения. Я открываю глаза. Медсестра улыбается.
     - Здравствуйте, Анна. Я Ваша сиделка. Я положу Вам в руку пульт. Как только Вам что-то понадобится, сожмите грушу пульта, я прибегу. Зовите по любому поводу, не бойтесь ошибиться, даже если кисть сведет судорога – я не буду ругаться. Все хорошо. Я с Вами. Мы все за Вас очень переживаем. Ваше тело и лицо сейчас в медицинской пене. Переломы срастаются хорошо, шрамы заживают, Вы выздоравливаете. В палате Ваши друзья и охрана. Я оставлю Вас поговорить. Если они Вас утомят, просто сожмите пульт.
     Сиделка всунула мне в руку грушу и слегка нажала моими пальцами на нее. Датчик, похожий на крупные часы, пискнул у нее на руке.
     - Вот видите как легко, - улыбнулась медсестра, - теперь сами.
     Я послушно сжала пальцы. Датчик пискнул. Сиделка кивнула и, уходя, попросила посетителей меня сильно не беспокоить.
     В комнате находилась Королева Марго и неизвестный мне мужчина. Марго подхватила стул, и переместилась вплотную к моей кровати. Наклонилась над моим ухом и стала шептать, чтобы стоящий у входа мужчина ее не слышал.
     - Я час назад сменила Ника. Он не отходил от тебя по несколько дней. Он и еще один мужчина, они что-то задумали. Вон тот мужик в костюме, это охранник от того мужчины. Еще приходили люди. Охранник их не пустил. И Сергея Кирилловича выгнал, и Бориса Немова тоже. Ник тоже запретил Бориса пускать. Борис фотографии твоего избиения продал. Но кто-то подал на него в суд и их запретили публиковать. Тебя залили в пену для перевозки. Тот мужчина … он забирает тебя. Врач разрешил. Сказал, что там клиника лучше, что тебя вылечат там полностью. В этой больнице нет того, что есть там. Они даже органы там выращивают, у них есть лицензия.
     Я слушаю трескотню Марго, и вспоминаю избиение. Должно быть разбито лицо, вот почему я в маске. Пробую пошевелить телом. Правая рука случайно жмет грушу. Черт. Забегает сиделка.
     - Увести их из палаты? Если «да» - нажмите на пульт, - медсестра заглядывает мне в глаза. – Давайте я принесу планшет, Вам все равно надо тренироваться писать. Сегодня Вас хотят перевезти в другую клинику, будет нужна Ваша подпись.
Я разжимаю руку над пультом, показывая ей, что не хочу остаться одна со своей болью. Та улыбается и уходит. Марго опять наклоняется ближе ко мне.
     - Девочка моя, если бы я знала, что с тобой будет, то отправила бы тебя горничной на тихую лыжную базу. Хотя, Ник сказал, что ты в игре, и это бы тебя не спасло. Я в шоке от Бориса! Ты представляешь, из некоторых фотокамер не вытащили память, и эти снимки достались ему. Он все продал. Он даже журналистов пустил в студию, после того, как там поработала полиция. Полиция говорит, что это, возможно, религиозные фанатики, есть у них такое движение, которое за патриархальные устои, за женское повиновение, и прочую чепуху времен угнетения женщин. Ник говорит, что эти фанатики появляются только тогда, когда выгодно с кем-то расправиться.  А при нашем уровне слежки за всеми – это нереально! Наше государство даже знает - сколько ты соли положила в свой завтрак, сколько воды выпила, и в каком состоянии твой организм в целом. С ума сойти – за ними шпионят наши унитазы…
     Трещетка, у меня начинает болеть голова. Черт! Я опять нажала на грушу! Через минуту, прибежавшая на зов датчика медсестра, взглянув на монитор, делает мне укол. Проваливаюсь в сон.