Симплекс лингва. Часть 3. Шон Лю Ян

Я твёрдо знал, что планшет был всё время отключён от Сети. В день по несколько раз автоматически открывал поиск или заглядывал в чаты, и каждый раз тыкался в  сообщение «нет связи». Так просто от этой привычки отучиться не получалось. Вот почему я стопроцентно был уверен, что моё устройство не в онлайне. И вдруг оно включилось и, ввергнув меня в шок, засветилось, завибрировало и зазвонило от входящего звонка.

В этот момент я завершал самостоятельное занятие, поэтому планшет был у меня в руках. Приходилось прибегать к словарям всё время. Новые слова сыпались на меня по ходу обучения. Вардан поделился программой, которая по особой методике помогала запоминать новые слова. Я даже не представлял, как богат английский язык, да даже в симплексе был заложен обширный словарный запас. Тот мир знаний, который открылся мне за эти недели путешествия, был настолько увлекателен, что я не замечал неудобств пребывания среди людей в замкнутом пространстве. А ведь недавно это показалось бы мне невыносимым.

Если бы мне сказали, что я буду сидеть на дне трюма, спать на тюках, дышать сырым и затхлым запахом, тесниться среди малознакомых и даже незнакомых мне людей, а главное – быть запертым в помещении без каких-либо окон и дверей, даже их искусственной имитации, я бы не поверил. Моим окошком в мир стал планшет, в котором хранилось столько информации обо всём на свете!

Так вот, я занимался, когда вдруг моё персональное устройство активировалось. В аппарате звучал знакомый голос, который я, от неожиданности, не сразу определил.

– Клавиши, это Гитара. Вы в опасности! Ваше судно запеленговано китайской корпорацией. Они уже направили сторожевые корабли в вашу сторону.

– Гитара, как тебе удалось... – я не успел задать вопрос, сам осёкся. Код «свой-чужой» идентифицировал собеседника как номера два из моей пятёрки, тем не менее,  вероятность того, что шифры нашего звена были раскрыты, велика. Поэтому я замолчал. Удалённая активация мобильных устройств – это под силу только спецслужбам.

– Клавиши! Барабаны! – закричал Гитара, тут я заметил, что через плечо заглядывает Отомо, он стоял позади меня с вытаращенными глазами, – ребята, покиньте этот борт. Спасайтесь! Китайцы не будут церемониться. Дана команда задержать ваше судно и даже уничтожить в случае малейшего сопротивления.

Гитара покинул эфир. Наши с Отомо устройства вновь погасли. Если бы я был один, решил бы, что я заснул или мне почудилось от того, что мозги перегрузились от всей этой учёбы. Но наш Ударник замер около меня так же остолбенело.

– Мэлмэл, у нас информация, что этот корабль обнаружен китайской корпорацией, и они выслали перехватчиков, – я подбежал к командиру нашего отряда.

– Я же просил выключить все устройства, особенно личные носимые! – сдерживая возмущение, он сделал нам замечание.

– Они выключены... были, но наш человек их включил и...

– Это агент! Это ловушка!

– Мэл, нам надо спасаться.

В это время к нам подскочил Вардан.

– Кто с вами связался? Тот, которого вы называете Гитарой?

– Да.

– Ему точно доверять нельзя. Он как человек не существует. Мы сумели выследить четверых из твоей пятёрки и многое про вас выяснить. А вот того, кого вы называете Гитарой, нет в реальности. Есть паспорт-токен, соответствующий реальной записи о рождении. Есть история мальчика-вундеркинда, которая обрывается в четырнадцатилетнем возрасте. Мы нашли запись о госпитализации, сделанную полицейским после разбора аварии. А вот в самом лечебном учреждении не осталось никаких записей о приеме.

– Вардан, ты хочешь сказать, что я столько лет вылетал на боевые задания с роботом?

– Возможно. Либо киборгом. Либо каким-нибудь другим андроидом. По тому адресу, где он числится, имеется квартира, из которой больше года никто не выходил. Туда регулярно  заказывается доставка лекарств и продуктов. Очень специфичных медикаментов. Да и еда странная – детское питание, пюре и каши... – Вардан не договорил.

– Тревога! – раздалось в громкоговорители. Заревели сирены. Все вскочили на ноги.

Сверху открыли люки трюма и крикнули, чтобы мы покинули судно. Когда я выбрался на палубу вслед за Отомо, над нами парили беспилотники. Я не успел ничего сообразить, как кто-то сунул мне резиновый комок. "Натягивай, быстро!" Я схватил нечто холодное и мокрое. В компьютерных играх в таких случаях надо изучать всё вокруг, что и как делают другие, не стоять в ступоре. Поэтому я огляделся. Это противогаз! Никогда не держал в руках настоящий. Суетливо, но без промедления раскрыл его, посмотрел, как другие надевают на голову, и повторил за ними. Вмиг стало душно и я начал было задыхаться. Рядом оказался Мэлмэл. Он нажал что-то на моём противогазе, и я облегчённо вздохнул. Точно так же он помог Отомо. И указал нам на надувавшуюся лодку. В неё запрыгнула Сурати, следом – её бойцы. Едва мы с Отомо залезли в неё, как заработала лебёдка и за минуту, словно в скоростном лифте, мы опустились на воду. С повисших в воздухе дронов выбрасывался с шипением дым, он разносился над палубой и окутывал всех желтоватой пеленой. Я знал, что это парализирующее средство, мы сами использовали такое в операциях против повстанцев.

Загудел мотор, лодка стала стремительно удаляться от судна. Только что оно возвышалось над нами как огромная стена, а теперь уже становилось размером с игрушку на горизонте. И в этот мгновение мы увидели приближающийся к нему патрульный корабль в сопровождении надводных гидродронов.

– Это – эсминец, значит, скоро тут будут ещё корабли, где-то рядом эскадра. Едва ли нам спрятаться на открытой воде, – сделал вывод один из двух матросов, которые управляли нашей лодкой. Он говорил на симплексе, но использовал морские термины на английском.

Три другие шлюпки, подпрыгивая на волнах, веером разбегались в стороны. На какой-то из них чукотский отряд Мэлмэла. Мы же оказались с калашами. И Варданом. Он сидел рядом с Сурати и, наклонившись, чтобы не перекрикивать шум волн и двигателя, переговаривался с ней.

Мне снова стало страшно. Я вспомнил фразу из детской книги, которую папа читал мне давным давно. «Бросили их в море, и утлая лодочка их прыгала по волнам как ореховая скорлупка, то взлетая на гребни волн, то проваливаясь между ними». Меня пугала наша беспомощность. Чтобы заглушить внутреннюю панику, я вставил в уши наушники и врубил самый тяжёлый нордический рок, который смог вспомнить в этот момент. Истерично-визгливый голос солистки как нельзя лучше отражал моё внутреннее состояние. Если бы гитарист в коде порвал струну, я бы тоже сорвался в безмолвный крик.

Не прошло и получаса как нас нагнал беспилотный самолёт. Мы ожидали атаки. Потопить надувную лодку ему не составляло трудности. Калаши подняли к плечам импульсаторы, хотя мы все понимали, что не то чтобы сбить, но даже нанести урон летающему аппарату с современным электромагнитным щитом не сможем. Будто огромное металлическое насекомое он приблизился к нам, облетел по кругу шлюпку и, поблёскивая многочисленными глазами-линзами, осмотрелся. Затем последовал за нами на расстоянии.

Мы продолжали убегать, хотя это было бессмысленно. Преследователь мог в любой момент открыть огонь. Но он ждал и ничего не предпринимал. Вероятно, к нам направлялся сторожевой отряд, чтобы взять живыми. Несмотря на ключевое право каждого человека на жизнь и повсеместный запрет на смертную казнь, практически все нынешние власти придерживались правила "с вооружёнными нарушители переговоров не вести". Считалось, что только так удалось побороть терроризм.

У меня вновь включился коммуникатор. Я услышал голос Гитары.

– Клавиши, хорошо, что вы живы. Я успел. Одну из шлюпок уже потопили.

– Откуда ты знаешь? У тебя обзорный дрон где-то тут? – я привстал, пытаясь сохранить равновесие в лодке, которую кидало при движении по волнам. Словно встав на ноги, я сумею разглядеть больше.

– Я перехватил управление этой штукой, которая прилетела вас уничтожить. Помаши мне рукой, – в ту же секунду беспилотник покачал крыльями. Я поднял руку и махнул железке. Она в ответ повторила приветственный манёвр. Ребята в лодке, догадываясь, что что-то происходит между мной и самолётиком, опустили оружие.

– Клавишник, боюсь, что их центральный компьютер поймёт, что этот разведчик ведёт себя странно и пришлёт проверочный, поэтому нам надо спешить. Я сейчас выпущу ракету и сымитирую взрыв на видеозаписи, чтобы отчитаться, что потопил шлюпку. Дальше верну управление их серверу. Пока их искусственный интеллект разберёт по записи, было попадание или нет, вы выиграете время. А вам надо держаться северо-западного курса. Если непогода не помешает, то через несколько часов достигнете берега. Возможно, я найду способ вам помочь раньше.

Связь оборвалась. Я крикнул всем, чтобы не боялись. Пару секунд спустя раздался короткий свист и вода позади нашей лодки вздыбилась и вспенилась. Когда мы отряхнулись от брызг, увидели только, как атаковавший нас аппарат взмыл в небо и унёсся восвояси.

– Это опять был Гитара? – спросил меня Вардан. Я кивнул, – Кто же он такой? Может быть, это не человек, а некая организация или виртуальная команда?! Зачем им нужно было столько времени быть в твоей пятёрке простым пилотом? Зачем они следят за тобой? Как им удалось проникнуть в центры управления летальными аппаратами китайской корпорации?

– Какая разница, важно, что он нас спас, – опускаясь на банку, выдохнул я.

– Спас или заманил? – недоверчиво проговорил Вардан, – Ладно, нас не потопили. Это хорошо. Будем решать проблемы по мере поступления. Следующее испытание – добраться до суши. Солнце скоро будет заходить, а энергии нам до берега не хватит.

– А почему ты мне решил довериться? – пусть и не в подходящий момент, но я решил наконец спросить.

– Видимо, ты хочешь спросить, как мы в своё время решили, что ты и Отомо можете стать нашими союзниками?

– Да, пусть этот вопрос звучит так. Как вы решили, что я подхожу вам?

– Когда наши сетевые разведчики обнаружили ваше звено в Сети и раскодировали вашу переписку, я сразу понял, что как минимум ты не можешь быть злым и жестоким.

– Почему?

– Потому что ты назвал своё звено рок-группой, а старый добрый рок может нравиться только хорошим людям. Человек, который любит рок-музыку в наши времена, не может быть равнодушным к проблемам. Рок – это музыка протеста. Была когда-то. Коммерциализация рока размыла было этот бунтарский дух, но не сумела подавить...

– Тяжелый метал может нравиться только хорошим людям? – удивлённо повторил я.

Мне в этот момент захотелось рассказать Вардану о том, что мой дед был ярым фанатом рока. Это он заразил меня этой музыкой. Под громкие гитарные и ударные мы мчались на его байке по заброшенным асфальтовым дорогам. Если дома приходилось либо тихо, либо в наушниках слушать, чтобы не пугать соседей, то на просёлочных дорогах мы с дедом врубали на полную. Зато дома можно было включать проигрыватель виниловых пластинок. Сейчас я понимаю, что они были раритетом для деда. А уж для меня какой они были диковинкой, как и его компакт-диски и маленькие штучки, которые считались миниатюрными носителями информации в его годы! По нынешним временам та «компактность» и «миниатюрность» выглядела забавной.

Вардан даже не заметил, что я ушёл в свои воспоминания. Он что-то говорил, а потом заключил:

– Да, «тяжёлый», «жёсткий»... это всего лишь панцирь, который скрывает ранимое сердце, – и только потом посмотрел на меня в ожидании следующего моего вопроса. Я попытался было найти доводы в пользу того, что рок может быть грубым, агрессивным, но перед глазами стоял дед, в джинсах с подтяжками поверх майки, на которой красовались какие-нибудь бородатые и подлатые «Юрай Хип» или «Айрон Мейден». Вардан, не дождавшись меня, сам продолжил, – кстати, мой отряд назывался «Джаз-банда». Мы слушали бибоп и хард-боп на взлёте и перед боем, а после выполнения задания могли запустить что-то мелодичное, например, блюз.

– Ты был пилотом?

– Да, истребителем, говорят, неплохим. И, в отличие от тебя, я играл в настоящей джазовой группе, правда, было это в школьные годы. На моей родине хорошо прижился джаз, мой дед возглавлял джазовый коллектив...

Вардан рассказывал и рассказывал, но мне было всё сложнее и сложнее его слушать. У меня вдруг обнаружилась морская болезнь, о которой раньше я только слышал. В трюме большого судна я за собой этого не замечал. А эти часы в шлюпке стали самыми мучительными в моей жизни. Мало того, что меня укачивало и тошнило, так меня страшило пространство вокруг. Бескрайнее и безграничное. Недосягаемо высокое небо над нами. Бездонная, казалось, глубина под нами. И даль, где небо и океан сливались тонкой линией. После того, как я оказался вне своей квартиры, то и дело оказывался в таких пугающих необъятностью просторах. Когда ты летишь выше облаков, но при этом находишься в дистанционной кабине, всё-таки не ощущаешь первобытного ужаса перед величием природы. Техника даёт нам уверенность в том, что мы всевластны. Оказавшись же вживую посреди вселенной, понимаешь, что человек – это крохотное существо, а не хозяин мироздания.

Мои мысли прервал возглас одного из матросов: "Слева по борту!" Все разом повернули головы. Поначалу я ничего не видел. Потом стал различать беловатую точку. Мы тревожно переглянулись.

– Может, на этот раз морские оленеводы? – усмехнулся Отомо.

Один из матросов достал из своего рюкзака бинокль и направил в сторону белого пятнышка.

– Это подводная лодка, идёт на перископной глубине, – сообщил он нам.

Нам ничего не оставалось, как ждать приближения субмарины. Я надеялся на то, что Гитара сдержал своё обещание, и эту помощь он направил к нам.

Так и оказалось. Но в начале мы испугались, когда откинулся люк сверху рубки, и оттуда показались двое с раскосыми глазами. «Китайские пограничники!» – обречённо выдохнул тот матрос, что смотрел в бинокль. «Вьетнамцы», – поправил его со знанием дела Отомо.

Когда мы переходили со шлюпки на борт подлодки через шлюз, капитан спросил у нас, не страдает ли кто клаустрофобией. Я тогда сказал, что у меня оказалась боязнь огромных пространств. Он рассмеялся, решив, что я пошутил. Вардан не мог не выдать мне порцию новых слов в тему: «это либо апейрофобия, то есть навязчивый страх перед бесконечностью, либо агорафобия вкупе с кенофобией – дискомфорт от открытых и пустых пространств типа безлюдных больших площадей. Запомни на будущее!».

Я не стал в тот момент даже пытаться запоминать, потому что мне стало хорошо внутри даже самых маленьких отсеков, заполненных трубами, перилами, приборами, рычагами, выступами люков, шпангоутами и стрингерами корпуса судна. Я как мальчишка ринулся изучать строение новой для меня большой технической игрушки. Несмотря на то, что подводная лодка была старой конструкции, с гребным валом и силовой установкой на аккумуляторах, тем не менее она была компьютеризирована и окружена несколькими беспилотными батипланами и глайдерами. Они были аналогами дронов, которые сопровождали самолёты. Улыбчивый капитан по имени Чан Нгок Тхюи («был бы Мэлмэл с нами, он бы переименовал Вас в Капитана Немо», – сказал ему Вардан, но тогда никто из нас не понял этой фразы, возможно, даже не обратил внимания) терпеливо и благожелательно отвечал на мои вопросы во время экскурсии по своего кораблю. К моему удивлению, он состоял на службе в правительственной армии, но она не очень-то подчинялась международным структурам.

Когда уставшие и полные впечатлений мы расположились в выделенной нам на четверых тесной каюте, я был уверен, что мы сразу же уснём, стоит только лечь. Однако не спалось. Ворочались и ребята.

– А они точно не сдадут нас? – спросил Отомо.

– Нет, вьетнамцы пережили такое, что они не доверяют никому, – ответил Вардан, – и живут по своим законам.

– Их тоже мало осталось? – спросил я.

– О нет, вьетнамцев как раз немало сейчас. Их уже больше ста десяти миллионов, поэтому их язык включен во вторую очередь глобализации и замены симплексом. Восемьдесят лет тому назад их было по численности в четыре или даже пять раз меньше.


– Так что же такое они пережили, что сейчас не доверяют даже мировому правительству?

– Я понимаю, вам спать хочется, но тут кратко не расскажешь.

– Теперь уже не уснём, пока не узнаем.

– Не скажу, что история у них сильно отличается от других народов, которые оказывались между империями, наверное, типичная судьба, – вводные слова Вардан сказал медленно, видимо, обдумывая, как бы приступить к сути, но, как только определился, речь полилась: – Вьеты, это их основной народ, постоянно воевали за независимость против огромного Китая, изредка и ненадолго добиваясь своей государственности. Был период власти монголов. Но всё резко изменилось с приходом европейцев. Французы колонизировали Вьетнам как часть своего Индокитая. Потом...

– Вардан, попробуй всё-таки как-то ужать историю, – не выдержал я.

– Короче, во второй половине двадцатого века американцы устроили во Вьетнаме невиданную бойню, уничтожая всё ковровыми бомбёжками, сжигая леса с деревнями напалмом и распыляя над облаками ядовитые химикаты, чтобы кислотными дождями травить листву деревьев.

– Зачем губить леса?

– Чтобы лишить противника укрытия. После этого вьетнамцы не верят в мировые ценности и не забывают про своё партизанское прошлое.

Утром я открыл энциклопедию, которую загрузил на моё устройство Вардан, и принялся изучать материалы про вьетнамцев. Я хотел удивить Вардана, например, выяснив что-то про их алфавит и письменность. Но удалось найти только сведения о том, что раньше они использовали разновидности китайских иероглифов, а потом  европейские миссионеры положили звуки вьетнамской речи на буквы латиницы.

За завтраком я признался Вардану, что мне не удалось найти что-то удивительное для него.

– Да, согласен, Джордж, что куокнгы, как они называют свой алфавит, в общем-то не оригинален. Я в своё время изучал языки и письменность этого региона. Меня больше заинтересовал пахау. Это полуслоговое письмо, изобретённое в 1959 году, то есть совсем недавно.

– Я не встречал это слово, даже в твоей полной версии энциклопедии, – расстроился я, – все статьи о вьетнамском прочёл.

– Это не вьетнамский, это язык хмонгов, их ещё называют мяо. Они живут во Вьетнаме, Китае, Лаосе, Таиланде, Мьянме.

– А что особенного у них?

– Во-первых, их письмо придумал неграмотный крестьянин, во что слабо верится, но источники уверяют, что так оно и есть. Во-вторых, сама идея у него неординарная, огласовка пишется перед знаком, обозначающим согласный звук. Мы привыкли, что гласная чаще следует за согласной. Увы, внешняя борьба за независимость и внутренние распри привели к тому, что после десяти с небольшим лет работы по распространению грамотности Шон Лю Ян, или его ещё называли Шон-лы Я, был застрелен генералом-соотечественником, и дело его жизни осталось незавершённым. Хотя его азбука используется до сих пор параллельно с официальной, а многие помнят его как «источника писания» или «отца писания».

Вардан продолжил говорить, понизив голос до шёпота:

– Несмотря на то, что вьетнамцы страдали от больших империй, они (впрочем, как и многие другие народы в таком же положении), – Вардан развёл руками, мол, надо принимать как должное, – при этом сами вели захватнические войны и даже пытались ассимилировать кхмеров, тайцев и мяо. Не всегда и не всё в этом мире однозначно чёрно-белое.

– Вардан, а напомни, что за имя ты назвал, когда сказал, что Мэлмэл назвал бы капитана подлодки как-то...

– Капитаном Немо?

– Да, наверное, – не очень уверенно подтвердил я.

– Если ты не знаешь капитана Немо, тогда приказываю. На сегодня и завтра никаких словарей и занятий. Читай Жюля Верна. Лет двести тому назад, когда он публиковал свои книги, его считали автором невероятных приключенческих романов. Лет сто тому назад его всё ещё называли научным фантастом, хотя уже тогда многое из описанного в его книгах свершилось.

– Хорошо, почитаю.

– Капитан Немо, – словно забыв обо мне, продолжал Вардан, – один из самых любимых героев моего детства. Он потерял всё: семью, дом, землю, родину, веру. Империя отобрала всё у его гордого и непокорного народа. С горсткой верных ему людей он построил подводный корабль и навсегда покинул сушу, чтобы обрести свободу в глубине морей. Он был уверен, что только туда не простирается власть.

– Вардан, я сказал, что прочту книгу. Не надо пересказывать...

– Так он стал Капитаном Никто, – ребята тихонько посмеивались, видя, что мои реплики остались незамеченными Учителем. Тот продолжал мыслить вслух, – Да уж, Жюль Верн был пророком не только в части футуристической техники, но и провидцем нынешнего засилия имперской власти, и подпольного (ха, подводного, скорее) протестного движения. Увы, в наши дни и на дне океана не спрятаться от угнетателей. Немо был не только инженером, он был страстным ценителем искусства. На борту его «Наутилуса» была коллекция картин и даже скульптур, он музицировал на фисгармонии, обладал потрясающей библиотекей и в совершенстве владел несколькими языками. Мальчишкой я мечтал походить на него...

Той ночью я не спал. Взахлёб проглотил «Двадцать тысяч лье под водой». И представлял Капитана Немо таким, как Вардан, только с бородой и постарше, я даже слышал голос Вардана, когда  читал слова Немо: «Море не подвластно деспотам. На его поверхности они ещё могут воевать и убивать друг друга, но на глубине десяти футов их власть кончается… Ах, профессор, живите в глубине морей! Только здесь человек воистину свободен! Только здесь его никто не может угнетать!».

июль-август 2018, март-апрель 2020