Раздел 1, 2. Война в Славянске

Мрачные предсказания.
В один из ясных мартовских дней 1941 года, придя на базар женщина решила узнать у Земфиры перспективы учёбы. Цыганка издали увидала подходящую Зинаиду и приглашающе повела рукой. Но вдруг цыганка что-то увидела на небе. Улыбка на лице погасла. Земфира испуганно закрыла голову руками и начала метаться между прилавками, пытаясь спрятаться под них.
– Летят, летят! – закричала она. – Тучи воронов! Воют, грохочут! Спасайтесь!
– Почему ты стоишь? – цыганка попыталась из-под прилавка затащить к себе ближайшую женщину. То была Галина, которая жила на их же улице, только в дальнем доме возле луга.  Галина вырывалась.
– Они на твой дом летят. Ещё можно успеть! – кричала ей цыганка, – Потом будет Поздно! Беги... Не одну тебя убьют...
Окружающие взволнованно шумели. Земфира отпустила женщину, вылезла из-под прилавка. Стала пристально вглядываться в лица окружающих. Толпа в страхе отступила. Кто-то побежал за фельдшером, кто-то за милицией.
Зинаида подошла к Земфире и успокаивающе обняла её.
– Ах, это ты! – глаза Земфиры смотрели куда-то далёко-далеко сквозь соседку, сквозь реальность. И слова,  вроде относились к Зинаиде, но были страшные и непонятные, – Ты вечная страдалица! Не за себя страдаешь... это грехи прабабки! ... Война! Война...
– Какая война! Успокойся, нет никакой войны, мы на базаре... – пыталась Зинаида успокоить.
Земфира удивлённо посмотрела на нее, потом показала вокруг себя.
– Как нет? Ты не видишь? Чёрные вороны. Туча! Гремят, грохочут крыльями... Твой дом расклюют,  мой растопчут ... Меня там нет. Почему?... - взгляд Земфиры потеряно метался. Но вот обняла Зинаиду – Она тебя пощадит!
Цыганка остановилась, посмотрела на небо и произнесла совсем уж непонятное – Береги мужа. Его погубит доброта...
Сквозь толпу пробрался милиционер. Он разогнал всех и увёл Земфиру в свой кабинет. Вскоре подъехал воронок. Цыганку усадили в машину и увезли.
Зинаида заторопилась домой. Весь переулок гудел  беспокойством. Приехал воронок НКВД увез мужа и детей Земфиры. 
Когда вечером Зинаида рассказала мужу о пророчестве цыганки, тот рассердился.
– Это чистая провокация! – возмутился он. – Как ты не понимаешь: Правильно, что арестовали. У нас подписан с Германией договор о ненападении, о взаимопомощи. Пусть европейские капиталисты боятся! На Сталина Гитлер никогда не пойдёт! Гитлер уже влез в войну. Побоится на два фронта воевать!
Захар Федотович жарко говорил о неприступности советских границ, о мощи Красной армии.
– После присоединения  польских территорий, граница ещё дальше от нас. Больше тысячи километров. Если враг нападёт, то война пойдёт на вражеской территории...
Александр Иосифович внимательно слушал деверя, смотрел своими грустными еврейскими глазами и молчал.
Ровно через три месяца началась война.
Война
Уверения о войне на вражеской территории оказались перечёркнуты  действительностью. Фронт проглатывал каждый день сотни километров и  быстро приближался к Славянску.
Через станцию Славянск на фронт шли составы с солдатами. А оттуда, с Запада, уже стали появляться переполненные поезда с ранеными. Торопились составы с оборудованием оборонных заводов Сталино, Харькова, Горловки, Макеевки.
В Славянске не было больших оборонных предприятий, не было шахт, которые надо было взорвать. Тем не менее, к отправке на восток готовили всё, что поможет наладить производство в тылу – материалы, рельсы,  продовольствие. Своим ходом отправляли в глубокий тыл коров, коз, овец...
Собачёвка находилась как раз между горой и железной дорогой. Авиация фашистов каждодневно атаковала станцию. Самолеты налетали из-за горы. Каждый раз когда над домами с ужасным рёвом проносилась очередная армада бомбардировщиков, Зинаида Львовна вспоминала Земфиру. Та была права – действительно – "Воронов тучи! Воют, грохочут!"
Самолёты начинали сбрасывать бомбы на подлёте к станции, как раз над Собачёвкой. И опять исполнилось первое пророчество – Галина вместе со всей семьёй погибла. Бомба на её дом упала ночью. Вторым домом, который разбомбили в их переулке был дом самой Земфиры. Там никого не убили. Земфиру, мужа и детей арестовали в день её пророчеств. Это тоже предвидела цыганка.

Женщины не видели своих мужей сутками.
Захар Федотович Диденко почти не появлялся дома. Он был на военном положении, занимался снабжением фронта продовольствием.
Александр Иосифович готовил оборудование керамического комбината к демонтажу. Муфельные печи надо было взорвать. Конструктор чертил схемы, куда закладывать взрывчатку, с помощью рабочих разбирал оборудование, удалял электропроводку, рушил стены и перегородки. Он делал всё надёжно. Немцы за два года оккупации так и не смогли запустить производство.
Кроватка маленькой Иды стояла у окна, выходящего на улицу. Постель Льва была в другой комнате под вторым окном той же внешней стены. У противоположной, выходящей на двор стены, находилась постель  родителей. Маленькая Ида была спокойным, послушным ребёнком. Её приучили спать отдельно в своей кроватке. В девять часов  вечера она укладывалась в кровать, обнимала любимую куклу и моментально засыпала. В один из вечеров маленькая Ида вдруг раскапризничалась. Она ни в какую не хотела ложиться в свою кроватку спать. Мать пыталась её уговорить, но ничего не помогало. Ида плакала и просилась в постель к маме.  Отец был на работе, и Зинаида Львовна согласилась. Девочка мгновенно перестала плакать и перебежала в мамину кровать. Она даже забыла свою любимую куклу. Прижавшись к маме, дочь свернулась калачиком и мгновенно уснула. Лев спал на улице под орехом.
Под утро начался налет. Одна из бомб упала прямо под окнами их дома. Вся внешняя стена обрушилась, полностью накрыв обе детские кровати.
Мать разбирала обломки и нашла на кровати дочери её любимую куклу. Кукла была вся разрезана осколками бомбы. Зинаида благодарила дочь за капризы, Господа за спасение девочки. Так исполнилось ещё одно предсказание цыганки – дом разбомбили, но они остались живы.
Лев укорял Бога:
– Почему Господь, ты не намекнул лечь на свою кровать? Почему не прекратил мои мучения!

Зинаида Львовна с детьми перешли в большой дом Ольги Львовны в маленькую комнатку, позади гостиной.

В посёлке жители прятались в подвалы. Глубокие подвалы в Собачёвке не копали. Очень близко были грунтовые воды. В те редкие дни когда мужчины оказывались дома, они расширили погреб. Туда занесли матрацы и одеяла. В этом убежище вряд ли можно было спастись от больших бомб, но от осколков и пуль была защита.
Теперь, Ида и Света, услышав гул немецких самолётов, сразу бежали в подвал. Лев наотрез отказывался. Мальчик ночевал под ореховым деревом. Он надеялся дождаться своей бомбы.

Захара Федотовича окончательно отправили из города на восток области, обеспечивать прифронтовое снабжение. Население города эвакуировалось.
Фронт стремительно приближался. Наступил день, когда отремонтировали последний паровоз. Прицепили к нему оставшиеся пассажирские вагоны и теплушки. Все понимали, что больше никаких поездов из Славянска не уйдёт.
С помощью Александра Иосифовича Зинаиде Львовне с маленькой Идой удалось привезти Льва в коляске на станцию. Последний поезд окружала огромная толпа отчаявшихся людей. Окна, двери, крыши вагонов брались штурмом.  Мать с трехлетней девочкой на руках и инвалидом в коляске не смогли туда попасть, остались на станции.
На следующий день через город быстрым маршем прошли солдаты 230 стрелковой дивизии. Было приказано отступить.

Оккупация
28 октября 1941 года немцы вошли в город без боя.
Чуткий нервный сон жителей был прерван истерическим лаем собак, шумом машин, мотоциклов и винтовочной стрельбой. Александр Иосифович вместе с женщинами вышли на крыльцо. Немцы на мотоциклах подъезжали к каждому двору. Продвигались они медленно. Деловито расстреливали собак, выгоняли жителей на лицу.
– Девочки не должны видеть, как убивают собак, – заволновалась Зинаида.
– Если немцы увидят Льва, то могут его убить, – сказал инженер.
– Что же делать? – в ужасе прошептала мать мальчика.
– Скажем, что он болен. Я читал, что немцы ужасно боятся инфекций.
Взрослые успели одеться и со страхом ждали. Рекс, умнейшая дворовая немецкая овчарка заливалась лаем. Не открывая калитку один из солдат  хладнокровно застрелил через забор Рекса. Немцы оставались на улице, а во двор зашел вороватого вида украинец в сером мешковатом пиджаке поверх вышиваной рубашки, скомканных штанах и сапогах в гармошку.
– Ну шо зенки выкатили? Приказ собраться у магазина.
– У нас дети спят! – сказала Зинаида.
– Всех приказано брать, – Незнакомец вышел. Один солдат остался ждать жильцов, а остальные двинулись дальше.

Через дорогу от паровозного депо стоял единственный на весь поселок продовольственный магазин. У крыльца в кольце автоматчиков важно скучал немецкий офицер.
Воспользовавшись тем, что никто так и не зашёл в дом, Льва оставили, строго приказав не выползать наружу. Спящую Иду мать  несла на руках. Свету за руку вёл Александр Иосифович. У магазина уже собрались жители первых трёх улиц. Ждать остальных пришлось минут двадцать. Пока все стояли разглядывали листовки на стене магазина.
На одной были изображены смеющиеся красноармейцы и текст: "Дружным смехом ответили они на вопрос: – не хотите ли вы снова вернуться в сталинский рай".
На другой листовке был призыв к гражданским: "Своей работой поможем победить большевиков. Победа над большевиками – освобождение народов СССР".
Тут же висела свежая газета "Донецкий вестник".  Из неё женщины узнали, что город Сталино по просьбе жителей неделю назад переименован в Юзовку.
Александр Иосифович в это время вчитывался в слова Приказа, висящего на самом видном месте. Приказ был подписан комендантом города Юзовка капитаном Целлом.
 – Все жители городов и рабочих поселков, начиная с 10-летнего возраста, обязаны регистрировать­ся на бирже труда и носить нарукавную повязку с оп­ределенным номером. За нарушение этого требования полагается расстрел.
– Коммунисты и комсомольцы должны зарегистрироваться, иначе – расстрел.
– За хранение оружия – расстрел.
– За помощь партизанам и беглым военнопленным – расстрел.
– За нарушение комендантского часа – расстрел.
– Каждый житель должен сообщать о пребывании посторонних гражданах и советских воинах, иначе – расстрел...
До конца листа было ещё строчек двадцать расстрельных распоряжений. Их Александр не успел дочитать, так как прозвучала команда подойти к крыльцу. Жителей окружили полукругом солдаты с автоматами.
 
На крыльцо поднялся немецкий офицер. Туда же забрался тот украинец, что приходил к ним во двор.
– Так это же Грицько - прошептали сзади Зинаиды. Женщина вспомнила, что часто его видела на базаре. Это был житель соседней Былбасовки. Он промышлял на базаре мелким воровством. Зинаида даже была один раз свидетельницей, как его забирали в милицию. Последний год Грицько куда-то исчез. Все были уверены, что его посадили.
Тем временем офицер на крыльце что-то лающе прочитал. Затем передал лист с текстом  Грицьку.
Тот унижено поклонился офицеру и сообщил:
– Герр офицер, от имени нашего великого фюрера Адольфа Гитлера поздравил вас с освобождением из советской оккупации.
– Я ваш староста. Вы должны обращаться ко мне в мою контору в Былбасовке. Звать меня "пан Григорий"! – пан оглядел  присутствующих и продолжил, уже читать по листку.
– Мы будем давать питание, а вы выполнять обязательные работы. В Великом рейхе, кто не работает, тот не ест... Вас могут пригласить в Германию и вы увидите настоящую жизнь.
– Вы должны сейчас зарегистрироваться. Назвать имена коммунистов, комсомольцев и евреев... –
У Зинаиды и Ольга замерли сердца. У одной муж был коммунистом, у другой – евреем. А они сами – комсомолки, как впрочем, и все девушки и парни посёлка.
"Пан Григорий" тем временем сообщил:
 – Сегодня же! Всем жителям спилить все деревья и большие кусты в своих дворах, убрать все заборы. Срубить деревья на улицах и пустырях!
– Все большие дома следует освободить для солдат великой армии...
Возражать под дулами автоматов никто не решился.
Переписывать население посёлка Грицько поручил продавщице магазина – Катерине. Она была умной женщиной. Поймав испуганный взгляд Зинаиды, та ответным взглядом успокоила её. Женщина знала всех жителей, но требовала от подходящих называть фамилии.  Если кто-то по привычке называл имя, женщина писала инициалы. Грицько стоял рядом и подозрительно заглядывал в список. Он грозно смотрел на подходивших жителей, прислушивался к ответам. К счастью "Пан" не знал никого из Собачевки.
Офицеру надоело ждать и Грицько побежал к машине провожать немца. Тогда список был быстро дописан. Ни одного коммуниста, комсомольца и еврея не было названо.
Под присмотром автоматчиков жители пилили деревья, сносили заборы. К наступлению сумерек работа была выполнена. Поселок выглядел, как пустырь. Было видно всех соседей.
Немцы остались довольны. Они боялись партизан. За четыре месяца войны партизаны стали страшнее регулярной армии.

Вечером  двое известных пьяниц посёлка Микола и Иван решили обмыть горе. Долго заливали печаль самогонкой и под утро вышли погулять. О комендантском часе они слышали, но не осознали. Патруль застрелил пьяниц.
Утром опять приказали собрать жителей. 
Офицер с крыльца пролаял какую-то фразу.
– Так будет с каждым, кто будет пить водку! – перевёл Грицько. – Мужчины должны засыпать бомбовые воронки и ремонтировать  железнодорожные пути.
– Женщинам должны убрать дворы и дома, и готовиться к появлению квартирантов.

С общественных работ Александр Иосифович пришёл уставшим и очень испуганным. Под наблюдением конвойных они целый день засыпали воронки. Днём пронеслась страшная весть.
– В городе, после регистрации, коммунистов и евреев задержали, – шёпотом рассказывал мужчина. – Коммунистов отправили в лагерь военнопленных под Горловкой. А евреев вывели во двор школы и расстреляли. Расстреляли более 1000 человек.

Александр Иосифович не хотел пугать женщин, но Льву сказал.
– Меня тоже расстреляют. Скорее, нас с тобой обоих расстреляют, –   Вчера при переписи никто не выдал! Молодцы! Но выдадут завтра или послезавтра! Надо готовиться.
Тринадцатилетний подросток сам был уже давно готов, но решил поддержать любимого дядю :
– Ты молись Господу! Я ему каждый день молюсь. Я проверил. Уговариваю, чтобы он меня убил. А он не соглашается.
Он не позволил ни одной бомбе меня убить. Помолись! Пусть тебя охраняет!
Александр как и все советские люди был атеистом, но понял, что надеяться остаётся  только на Бога. Вместе с мальчиком они помолились.

Офицер и его рота, зачищавшие город после взятия, выполнили свою миссию и были посланы расстреливать собак в следующем городе.
 В Собачёвку определили на постой кухонную роту.
В кухонной роте было несколько своих переводчиков. Так что Грицько больше не был нужен. Он оставался в своей комендатуре в Былбасовке.
В посёлке был введён комендантский час. После девяти вечера ходить по посёлку не разрешалось. Впрочем, с наступлением темноты и так ходить было невозможно. Электричества не было.  Посёлок оказывался в полной темноте уже с восьми часов вечера.
Зинаида и Ольга оделись в тёмные неброские одежды. В сундуке бабушки Матрёны нашлись старые вещи. Волосы не расчесывали и повязали голову темными платками. Из-за этого женщины сразу постарели и выглядели, как старухи.
Для женской части населения были доступны – уборка, стирка и кормление оккупационных частей. Девушки могли устроиться официантками в  кафе, рестораны, солдатские столовые. С продуктами было трудно. Работающим немцы  выдавали продовольственные талоны.  Повезло тем, кто устроился прибирать при столовых. Там разрешали забирать картофельные очистки. Население делало из них картофельные оладьи или варило.
Среди общего фона серого и будничного, стали появляться девушки в ярких платьях, в ярких блузках, которые заигрывали с молодыми немцами. Так можно было заработать на пропитание. Некоторые мечтали поехать в Германию и жить сытно в Европе.
 
Мужчины тоже искали работу. Все воронки на территории станции заделали, все взорванные и покорёженные рельсы заменили. В депо появились паровозы, пригнанные немцами со всех стран Европы. Здесь требоваись слесари, механики, кочегары, плотники. Ремонтировать эти паровозы было труднее, но рабочие постепенно научились. Везде в депо поставили вооружённых солдат для контроля. Туда Александр Иосифович побоялся идти. Он устроился чернорабочим на участок угольной загрузки паровозов. Александр Иванович нашёл старую рабочую спецовку, замасленную фуражку. В этом виде он ходил на работу.
Специалистов немцы отправляли в Германию.
Вдоль железной дороги поставили постоянную охрану, на мотоциклах курсировали патрули. Никого их местных жителей через пути не пропускали. Город оказался отрезанным от Собачёвки. Это во многом было спасением
Окраинный посёлок Собачёвка был отрезан дорогой от городской комендатуры. Это спасло многих. Гестаповцы нашли бы у Александра Иосифовича еврейские корни и отправили в Дахау. Льва расстреляли бы  в первый же день вместе с собаками. Нацисты не терпели инвалидов.
И это, несмотря на то, что зашли в город и стояли на постое обычные фронтовые части. Здесь служили обычные немцы. Они не были нацистами и не зверствовали. Их гнали на фронт насильно. В Славянск  ни разу не заходили эсэсовцы.
В центральной части городеа порядки были жёстче. Была гестаповская комендатура,  на улицах шли постоянные проверки и облавы.  В Славянске в начале оккупации проживало 80 тысяч населения. На момент освобождения в городе ставалось всего 10 тысяч жителей.
Там, где стояли большие добротные дома, везде поселились немцы.
Для жилья шеф-повара и установки главной кухни выбрали двор Диденко. Это случилось потому, что там был колодец.
Четверо солдат во главе с дородным шеф-поваром Гансом пришли во двор. Ганс осмотрел колодец и остался доволен.
Потом он прошёл по всем комнатам большого дома. Хозяев - женщин,  Александра Иосифовича и трёх детей на это время выгнали из дома. Дом шеф-повару тоже понравился. Затем Ганс походил вокруг разрушенного саманного дома, поцокал языком и проявил неслыханную милость – разрешил всем жить в задней комнатке большого дома.
Походная кухня на больших колёсах, с двумя котлами разместилась совсем рядом с колодцем. Здесь готовили еду на всех солдат, стороживших железнодорожную станцию и на солдат городской комендатуры. В доме вместе с главным поваром жило ещё и трое его важных помощников. В соседних дворах разместились лошади, телеги, склады продовольствия. В кухонной роте был целый табун ездовых лошадей – более 20. В окружающих домах разместились солдаты кухонного взвода – ездовые, кучера, истопники, посудомойщики, снабженцы, охрана и так далее.

Наступила ранняя и очень холодная осень, а за ней и зима. В ноябре начались морозы. А в декабре установилась небывалая для этих мест температура. Мороз держался от минус 30   до минус 40 градусов.
Обычно в Донбассе зимой дома отапливались углем. Угля здесь всегда было достаточно. К приходу немцев почти все шахты были или взорваны или затоплены. Шахтёры ушли на фронт. Одну или две шахты не успели взорвать. Но уголь  из них  уходил в Германию.
Возможно, где-то и сохранились старые угольные запасы, но ездить жителям немцы не разрешали.
Пригодились сваленные на огороды спиленные деревья. Ими начали топить домашние печки. Как-то девочки вышли вечером из дома и увидели. что небо переливается синими, малиновыми, зелеными волнами. Девочки залюбовались. Мама испугано смотрела на небо и позвала тётю Олю.
– Вроде где-то бомбёжка, – сказала она, – но взрывов не слышно.
Немцы тоже удивлённо показывали на небо пальцами.
 
Александр Иосифович шепотом объяснил.
–  Это северное сияние. Очень редкое явления для наших широт. Низкие температуры, очевидно привели к его появлению.
Очень повезло семье Диденко, что именно у них остановилась кухня. Женщины благодарила Господа за это. Кухня позволила им с детьми выжить. Для кухни немцы регулярно привозили уголь и дрова. В большом доме регулярно топили. Но на ночь немцы открывали все окна и всё тепло выдувало. Немцы спали под пуховыми матрасами. У женщин  таких пуховиков не было. Комнатка грелась от их тепла – шесть человек в маленькой комнатке.

Женщины одевались во все темное, а детей старались наряжать красиво. Свете, к началу войны шёл пятый год, Иде – третий. Солдаты кухонного взвода любовались маленькими девочками. Они была для них как напоминание о Доме, о своих, оставленных в Германии детях.
Особенно восхищала немцев маленькая Ида. Она действительно была, как идеал немецкого счастья с рождественской открытки -  очаровательная, рыженькая с голубыми большими глазами. Кляйн Ида! – восторгались немцы. Маленькая Ида не понимала разницы между немцем  и русским. Для неё все были добрыми дядями-солдатами. Она всем улыбалась, быстренько научилась щебетать по-немецки, пела очень красиво и чисто немецкие песни.
Ида очень любила, когда важный гросс-повар Ганс под губную гармошку Людвига закатывал мечтательно глаза и начинал петь: «Ах майн либен Августин!». Остальные солдаты с восторгом подхватывали и маленькая Ида тоже закатывала глаза и своим высоким голоском начинала чуть ли не вести мелодию. Она получала удовольствие от таких минут. После долгих двух лет оккупации девочке уже казалось, что кроме «Милого Августина» на свете и нет песен.
"Кляйн-Ида" с каждым днём осваивала всё больше немецких слов. Она даже со Светой начала разговаривать по немецки. Девочка становилась не просто любимицей, а божеством для кашеваров, возчиков, растопщиков печей, мойщиков кастрюль. Все солдаты старались приласкать и угостить ее чем-нибудь вкусненьким. Зинаида Львовна до войны была хорошей хозяйкой. Она прекрасно готовила. Конечно, во время войны ей было не до вкусностей. Она для детей готовила простенькую еду из того, что удавалось достать, выкопать на огороде.
Толстый Ганс особым поварским чутьем сразу понял, что "Гросс Ида" умеет многое. Он через маленькую Иду иногда расспрашивал женщину об украинских  рецептах. Иногда, когда предстоял ответственный обед или ужин для начальства, толстый Ганс тайком просил Гросс-Иду помочь с составлением меню. Может и выжили обе  семьи благодаря маленькой Иде и скрытым талантам Гросс-Иды.

Фронт ушёл далеко, далеко. В конце января староста Грицько, собрал жителей и сообщил, что Москва и Ленинград уже "освобождены доблестными солдатами Рейха". Но уже через неделю в феврале 1942 года за горой Карачун загремели взрывы. Полицай Грицько еле успел сбежать из своей комендатуры, а в Былбасовку ворвался батальон советских моряков. Правда развить наступление не удалось и моряки скоро отступили.
Грицько после этого убрался из Собачёвки в городскую комендатуру. Жители этому были рады. Из Былбасовки он мог в любой момент неожиданно появиться в Собачёвке. Из города патрули даже его через пути не пропускали.
Через год, к новому 1943 года в небе стали появляться советские самолёты. Летели они с Востока. Чаще они пролетали дальше к каким-то неизвестным целям. Но станцию и железную дорогу тоже не оставляли без внимания.
В начале  февраля 1943 года немцы стали проявлять беспокойство. На ночь в походной кухне не распрягали лошадей. Утром 16 февраля, без всяких прощаний все немцы исчезли. 17 февраля 1943 года Славянск был освобождён частями Красной армии.
Александр Иосифович был счастлив.
– А ведь помог твой Бог! – обнимал он Льва, – И соседи молодцы, не выдали, даже подлец "пан" Грицько ничего не узнал!
Мужчина решил не испытывать больше судьбу. Ему достаточно было каждодневного страха. 19 февраля он попрощался с родными пошел в военкомат, который набирал солдат.
Советские войска вынуждены были покинуть город уже через две недели.  Инженер Дриго ушёл с Красной армией.
Во двор вернулся всё тот же отряд кашеваров. Немцы не могли не заметить, что  мужчина исчез, но никуда не доложили об этом. Правда им было не до того. Немцы заметно нервничали. Прошли слухи, что кухонную роту заберут из тыла, каким всё ещё был Славянск и отправят на передовую. Кухонные солдаты этого очень боялись. Шеф-повар Ганс посерел и похудел. 
Девочке Ганс нравился, он был добрый, постоянно угощал чем-то вкусненьким. Зина любила с Гансом разговаривать, переводила его команды маме.
Как то  во дворе никого не было. Очевидно Ганс сам отослал всех. Убедившись, что во дворе никого нет, шеф-повар поманил к себе Зинаиду Львовну и пошёл за большой дом: «Klein Ida ;bersetzt zu Mutter. Ich bitte Gross Ida, aufmerksam zuzuh;ren und keine Fragen zu stellen. Wir haben wenig Zeit…»
Ида  переводила: «Дядя Ганс просит сказать тебе очень важный и секретный разговор. У него нет времени".
Оглядываясь Ганс вытащил из внутреннего кармана завернутый в тряпочку документ и быстро сунул в руки Зинаиды Львовны: «Wir werden bald an die Front verlegt werden. Ich m;chte es nicht riskieren und dich bitten, es zu verstecken…
Девочка переводила одновременно со словами.
– Дядя Ганс говорит, что их скоро переведут на фронт. Он не хочет рисковать и просит тебя спрятать это. Дядя Ганс говорит, что он коммунист. Он боится, что если его убьют или ранят, то этот билет попадёт в руки гестапо и тогда его жену, его старого футер и мутер, его дочь Элизу арестуют и расстреляют. Он просит не выдавать его, спрятать эти документы.
Мать закивала понимающе Гансу и спрятала пакет:
– Идочка! Никому не рассказывай - обратилась она в дочке, - Ты поняла?

Ранение
Через несколько дней кухонная рота действительно исчезла из посёлка. Наступил сентябрь 1943 года. Взрывы грохотали круглосуточно. Утром 8 сентября установилась необычная тишина. Немцы уже ушли. Дети услышали необычную тишину и выскочили из подвала. Улицы Собачёвки были пусты.
Света и Ида обрадовались, начали радостно бегать и скакать на улице возле дома.

В это время наступающие советские части готовились к наступлению со сторону горы Карачун. Пока не был отдан приказ о наступлении. С горы город был виден как на ладони. Артиллеристы и миномётчики внимательно оглядывали высматривали пространство под горой, не осталось ли где засады?
Вдруг, в одном из дворов наводчики заметили какое-то шевеление. На всякий случай туда бросили несколько мин. Мины полетели в детей.
Перед маленькой Идой внезапно выросло чудовищное облако взрыва. Оглушающий грохот превращался в абсолютную тишину Ида не успела закрыть глаза и в наступившей тишине видела, как медленно, беззвучно падала Света. Затем что-то с силой дёрнуло девочку за правую руку. Она подняла руку и увидела вместо ладони кровавое месиво.
Теперь вместе с болью возвратился слух. Она слыхала рыдания и проклятия брата. Лев кричал в голос: «Господи! Почему ты на меня не посылаешь мины? Мне не надо жить. Я не хочу жить, а ты убиваешь детей невинных, тех кому надо жить!»
Десятилетнюю Свету убило на месте. Иде осколок мины разорвал ладонь правой руки.
И вновь провидение берегло девочку. В город начали входить солдаты Красной Армии. Первыми в освобожденные города заходили части КГБ и части Смерша. Было очень важно выявить оставленных шпионов и предателей, выяснить, кто сотрудничал с немцами, найти возможные засады,
Судьба распорядилась, чтобы брат отца Иван Федотович Диденко первым появился во дворе. Он был в то время полковником КГБ. Иван Федотович застал рыдающих над дочерьми женщин. Ольга Львовна  оплакивала мертвую Светочку. А Зинаида Львовна держала на руках стонущую Иду с разорванной минным осколком рукой.
Иван Фёдорович усадил раненную в свой виллис и помчался в полевой госпиталь. Единственным раненым солдатом в тот день оказалась пятилетняя девочка. Все врачи были опытны в боевых ранениях, но здесь не решались. При такой ране они не видели иного выхода, как отрезать руку.
– Нельзя девочке без руки! Не разрешай товарищ полковник! – решительно запротестовал деншик. – Дозволь нашим солдатским рецептом полечить!
С полковником Иваном Диденко этот денщик был рядом с первого дня войны. Он был уже достаточно пожилой.  И начальство и окружающие солдаты звали его уважительно Александр Иванович. С полковником вместе они прошли отступления, оборону, наступления. Советы старого солдата не раз выручали полковника Диденко. Подарил надежду верный денщик и сейчас.
Старый солдат достал из рюкзака какой-то тёмный камешек. В народе этот минерал называют «Чертов палец». Научное название его – белеменит,  окаменевшая раковина морского моллюска.  Кстати, именно в Славянске на терриконах Карачуна их находят в огромном количестве. Солдат растёр половинку волшебного минерала. Вместе с полковником они аккуратно промыли руку девочки и втёрли белый порошок в рану.
Удивительно, но это простое, солдатское средство и спасло кисть девочки от ампутации.
Конечно, до конца жизни ранение давало о себе знать.
Возвращение отца.
Через две недели домой вернулся отец. Захар Федотович уже знал от брата о трагедии и торопился домой. Рука у Иды перестала кровоточить.  Врачи удивлялись чудодейственному средству и уже не говорили об ампутации. Отец убаюкивал дочку на руках, слушал её тихие жалобы. Когда дочка уснула он сбегал на террикон и набрал несколько десятков белеменитов. Теперь он можно было менять повязки каждый день и втирать новые порции порошка..
Отец сразу включился в работу. На нём оставались задачи обеспечения продовольствием наступающих частей Красной армии. Кроме этого, надо было восстановить разрушенное за время оккупации сельское хозяйство, наладить производство продовольствия.
Возобновились каждодневные читки художественной литературы. Почти все книжные фонды богатой городской библиотеки сохранились. Сотрудники, опасаясь бомбардировок, ещё в начале войны перенесли книги в подвал. Здание библиотеки разбомбили. А книжные фонды пролежали всю оккупацию в подвале нетронутыми. Это было чудо. После освобождения книги перенесли в троицкую церковь. Захар Федотович каждый день заходил туда и всегда приходил домой с книгами.

Иде не хватало сестрички. Свету похоронили во дворе, за орехом. Ида постояно плакала над могилой сестрички. Девочка жаловалась Свете, что очень болит раненая рука. Как-то днём мама начала читала вслух для Льва. Вскоре она обнаружила, что доченька сидит рядом и внимательно слушает. Она перестала стонать и плакать.
Раньше ежеднеыне читки устраивались для сына. Теперь читали для дочери. Иде исполнилось пять лет. До войны во время традиционных читок малютка сладко засыпала. Теперь было совсем иное. Заново открывался перед девочкой огромный мир литературы. Само звучание русского языка завораживало. За время войны она как-то отвыкла от звучания русской речи.
Как только мать начинала читать, маленькая Ида устраивалась на коленях брата и устремляла любопытные глазёнки на маму.  Теперь Лев формировал список необходимой для чтения литературы. Он заказывал отцу те книги, которые должна была, по его мнению, читать Ида. У брата была феноменальная память и он запоминал книги буквально полностью. Когда мать уставала и пропускала какой-то абзац, Лев дочитывал его по памяти.
Вечером мать готовила ужин, а чтения продолжались с отцом. Тогда Зина перебиралась к отцу. Кисть руки пятилетней Иды благодаря чудодейственному лекарству Александра Ивановича, быстро шла на поправку. Ладонь всё ещё была опухшая, пальцы не двигались, но боль не была такой острой. Совсем уходила боль, когда девочка устраивалась калачиком на коленях у отца. Тогда ей казалось, что рука выздоровела.
Читали всё подряд. Это была русская классика - все романы Достоевского, Толстого, произведения Гоголя, Горького, Салтыкова-Щедрина, Бунина, Шолохова и Островского, Фадеева. Стихи Маяковского, Есенина, Ахматовой, Цветаевой, Некрасова, Пушкина. Лермонтова. Взахлёб читали и зарубежные романы – Бальзак, Стендаль, Фейхтвангер, Байрон, Гёте, Гюго и прочее. Вся европейская литература.
С приездом отца для девочки наступили самые счастливые годы жизни. Зине всё было необычайно интересно. Она быстро училась читать и в шесть лет уже могла читать настолько бегло, что иногда сменяла мать в ежедневных чтениях. Ещё девочка открыла для себя музыку. Во время войны ни мама, ни тетя Оля, ни дядя не пел. Да и соседи молчали. Из музыки она слышала лишь губную гармошку худого ездового Людвига и пение под эту гармошку гросс-повара Ганса: «Ах майн либен Августин!». После долгих двух лет оккупации девочке уже казалось, что кроме «Милого Августина» на свете и нет песен. С приездом папы появилось радио на стене большой гостиной тёти Оли. Радио было похоже на большую кухонную тарелку. Во время войны эта тарелка была спрятана в дальний сарай на огороде.
Зина полюбила радио и подбегала к нему каждую свободную минуту. Из чёрной тарелки звучали удивительно ласковые протяжные русские и украинские песни. Часто оттуда раздавался голос Лидии Руслановой. Ида начинала подпевать тому, что слышала. К её пению подключались и мама и тётя Оля.
Тётя Оля скучала по мужу, переживала. Несколько раз приходили письма от Александра Иосифовича с фронта. Эти письма были праздником не только для тётя Оли, но и для всех домашних. Ида поняла, что дядя Саша стал командиром большой пушки.   

Летом отец отремонтировал старый саманный дом и семья Диденко вернулась жить в него. Там тоже повесили волшебную тарелку радио. Днём радио звучало постоянно. По вечерам все домашние собирались во дворе, читали вслух для Льва книги и обязательно пели все вместе. Маленькая Ида наслаждалась, прямо купалась в волнах замечательного трио самых близких ей людей.
Высокому голосу мамы вторил голос тёти Оли. Обрамлял их, давал основу, низкий бархатистый тембр папы. Тогда девочка не знала ещё, что такой голос называется баритон. Но на всю жизнь пронесла любовь к баритональному бархатному тембру голоса. Девочка удивительно чисто повторяла даже самые сложные песни, звучащие из радио и в полный голос распевала их во дворе. Мама вновь и вновь вспоминала слова цыганки: «девочка будет театральной».

Младшая сестра.
В мае 1945 года у Иды появилась младшая сестра, которую назвали Надежда. Для качественного питания маленькой Нади купили корову Маню. С продуктами первые послевоенные годы было трудно. В то время почти все соседи по переулку имели коров и коз. Свиней прокормить было труднее, поэтому их и не заводили. А коровы и козы находили корм в изобилии на огромном лугу, что тянулся до самого склона горы Карачун.

Школа.
В сентябре того же года девочка пошла в школу. Рано утром жители переулка выгоняли своих коров. Мать открывала ворота и выгоняла Маньку на улицу. Та вместе с остальными коровами и козами шла на луг. Ида провожала Маньку, привязывала её к колышку. Потом девочка прибегала домой, одевала нарядное платье и шла в школу. После школы она приводила Маньку на дневную дойку. Первоклассница быстро научилась сама доить корову. После того, как девочка возвращала корову на луг, она делала уроки. Вечером, когда начинало смеркаться она вновь шла за коровой.
Когда Ида пошла в школу, Зинаиде Львовне стало намного труднее справляться со всеми домашними заботами. Поэтому Ида, сделав уроки, заменяла маму у колыбели Наденьки. Девочка с удовольствием пела маленькой сестре русские и украинские народные песни, а то и оперные арии, которые разучила с пластинок. В семь лет девочка уже умела много чего делать по дому. Она во всём помогала матери. Всякая работа по хозяйству, по огороду спорилась у девочки.
Занятия в школе Иде очень нравились. С азбукой и чтением вообще не было никаких проблем – к первому классу она очень громко и грамотно могла читать любой роман. А вот писать она ещё не могла, кисть правой руки болела. Только к концу первого класса, пальцы смогли удержать ручку.
Осенью 1945 года произошло ещё одно радостное событие – вернулся с фронта муж тёти Оли Александр Иосифович Дриго. Он прошел с боями всю Европу. На груди позвякивали красивые медали. Но самой большой наградой для всех близких было то, что он вернулся домой здоровый и живой, что его миновали ранения. Были неизбежные для артиллеристов контузии, но небольшие. Дядя Саша научился играть на аккордеоне, который хранил в снарядном ящике пушки и во время затишья устраивал небольшие концерты для солдат. Музыка помогала воевать, поднимала настроение между боями..
Ида ходила везде хвостом за дядей Сашей, любовалась его красивой офицерской формой, просила разрешения потрогать медали. Она видела, как дядя Саша из сарая достал бабушкину икону, и присел у могилки Светы. Девочка обняла дядю. Они вместе поплакали. Затем Александр Иосифович пошёл в большой дом и повесил икону в маленькой комнатке, где они все вместе жили всю войну. Дядя Саша перекрестился и сказал девочке непонятные слова: "Атеисты на войне не выживают!"
В качестве боевого трофея из Германии Александр Иосифович привёз не только аккордеон, но и патефон. Ида радовалась аккордеону, но сердцем сразу завладел патефон. К нему было более десятка немецких пластинок с оперными ариями. Ида часами слушала патефон и впитывала льющиеся чудесные звуки. Патефон стал волшебным учителем музыки для маленькой Иды.
В конце 1945 года тетя Оля с мужем взяли из детдома девочку. Девочка была на год старше Иды и звали её тоже Зина. К путанице одинаковых имен уже привыкли. В детском доме было много потерявшихся детей. Война разлучила миллионы семей. Зина была из таких. Она помнила свою мать, но не знала жива ли та. Если жива, то где?  Девочки быстро подружились и вместе нянчились с маленькой Надей, вместе распевали колыбельные и песни, подслушанные из тарелки радио или из патефона.
Жизнь быстро налаживалась. Александр Иосифович после фронта вернулся на комбинат керамических изделий. За свои изобретения он получал довольно прилично. На очередную премию дядя Саша купил рояль.
Дни неслись счастливо. Утром школа. После школы Ида с Зиной  нянчились с маленькой Надеждой. В ежедневных чтениях Ида тоже практически заменила маму. Когда приходил с работы папа, Ида начинала читать очередной роман для брата. Отец внимательно слушал. Его глаза становились ласковыми. Он крякал от удовольствия, видя успехи дочери. Мама в это время готовила ужин и тоже слушала. У девочки оказалась великолепная память. Родители с удивлением  обнаружили, что та, как и её брат запоминала прочитанное практически дословно.
После ужина во двор выходили дядя Саша с гитарой или аккордеоном. Начинались песни. Дядя Саша не знал нот, но умел играть на любом инструменте. Народным песням он прекрасно аккомпанировал на гитаре. Зинаида с шести лет  знала все песни, которые звучали из тарелки радио. Затем выучила и все арии на пластинках. Для появившихся в вечерних концертах племянницы оперных арий дядя Саша и купил рояль. Теперь в вечерних концертах в исполнении девочки под аккомпанимент рояля звучали не только народные песни, а и оперные арии. Она пела всё, что понравилось, пела  и басовые, баритональные, сопрановые оперные арии. Пела громко и довольно чисто.

Игры на лугу
В воскресенье девочек почти на весь день отпускали гулять на улице. В конце улицы начинался чудесный луг.  Луг тянулся до Сухого Торца, огибающего склон горы Карачун. Это было любимое место детворы. Ребята всей Собачёвки собирались там. На дальнем лугу можно было вволю играть в сыщиков-разбойников, в прятки, в войну, в считалки и многое другое.
Ида с Зиной привязывали корову и бежали к ребятам. Младшие играли на лугу. Но Иду, которой только исполнилось восемь лет, допускали в компанию старших ребят. Подростки часто оставляли луг и шли на Террикон горы Карачун. Сзади оставалась территория паровозного депо. Затем ещё почти километр тянулись дымящиеся отвалы паровозного угольного шлака. Шли рядом с узкоколейкой, по которой от мелового карьера на товарную станцию, с интервалом в полчаса,  катились  груженные мелом вагоны. Надо было перейти ещё один мостик через речку Сухой Торец тогда упирались в огромный террикон отвалов. Его уже закончили засыпать.
Карьер по добыче мела работал в полную силу. Пустую породу начали насыпать в другом месте. Со старого террикона рельсы для вагонеток убрали.
Надо ли говорить, что пустой террикон стал заманчивой целью для мальчишек. Самые смелые старались обойти охрану и взобраться на него. Восьмилетняя Ида с завистью смотрела на ловкачей.
Вообще, вокруг Иды постоянно оказывались мальчишки чуть постарше. Они брали шефство над этой пугливой конопатой рыжухой, уважали её – всё-таки военное ранение. Та многое не могла делать из-за раненой руки. Рукой пока ничего нельзя было удержать, на неё не обопрёшься, чтобы перелезть через забор. Как только Ида в растерянности останавливалась перед забором, тут же подбегал кто-то из мальчишек и помогал ей перелезть. Перепрыгнуть через маленький ручей она тоже не могла – просто боялась.
Ида долго пыталась научиться ездить на велосипеде. В конце-концов научилась, но своеобразно. Она могла ехать только прямо.  Как только нужно было чуть-чуть повернуть, это тут же кончалось падением. Поэтому, когда Зинаида ехала на велосипеде, вокруг неё бежали мальчишки, страховали её, поддерживали. Они готовы были тащить её на закорках до террикона, тащить на гору или спускать вниз.
С самого детства в этой малышке была неуловимая харизма, какая-то притягательная сила, чертовская Искорка, заманивающая мальчишек. Иде это нравилось. Она по романам знала, что женщину украшает не сила, а слабость. Именно слабость, беззащитность самое сильное оружие настоящей женщины.
Удивительно было что девчонки – её сверстницы считали столь большое внимание мальчишек к конопатой малышке нормальным.
Такое уважение составилось не только из-за военного ранения. Спадала дневная пора. Наигравшись в войну, в прятки, в сыщиков и разбойников, ребята разводили небольшой костёр и начинались чудесные разговоры. Здесь не было никого равного Иде. Такими вечерами эта рыжая второклассница становилась главной. Она практически на память знала всю классику и пересказывала любой роман. Она читала по памяти Трёх мушкетёров, романы Бальзака, пьесы Шекспира, драмы Шиллера... 
Ида обладала практически фотографической памятью и каждый вечер рассказывала приятелям вместо страшных историй прочитанные романы. За первые четыре выходных июня были подругам пересказаны «Дама с камелиями» и «Коварство и Любовь». Сегодня пришёл черёд Ф. Стендаля. Ида стала в красивую позу, подсмотренную в любимом фильме «Большой вальс» и начала пересказывать отрывки из романа "Красное и чёрное": «Она влюблена, несчастная!.. Лицо ее то бледнело, то вспыхивало ярким румянцем. Взгляд, полный мучительной тревоги, не отрывался от глаз молодого гувернера. Г-жа де Реналь с секунды на секунду ждала, что он вот-вот перейдет к объяснениям и скажет, уходит он от них или остается. А Жюльен ничего не говорил просто потому, что он вовсе об этом не думал. Наконец после долгих мучительных колебаний г-жа де Реналь решилась и прерывающимся голосом, который явно изобличал ее чувства, спросила..."
Девчонки умилённо вздыхали, но мальчишки морщились и откровенно зевали. Заводила всех драк Вовка Спичка выразил общее мнение: «Хватит этих нудных вздохов. Давай лучше про дуэль Трёх мушкетёров.
Девчонки понимали, что мальчишек не переспоришь и соглашались слушать скучные описания драк.
Ида вышла из образа светской дамы и стала в мужественную позу исполнителя роли д’Артаньяна в соответствующем трофейном фильме:
– Александр Дюма «Три мушкетёра»!
– … Не успели зазвенеть клинки, коснувшись друг друга, как отряд гвардейцев кардинала под командой г-на де Жюссака показался из-за угла монастыря.
– Гвардейцы кардинала! – в один голос вскричали Портос и Арамис. – Шпаги в ножны, господа! Шпаги в ножны!
Но было уже поздно. Противников застали в позе, не оставлявшей сомнения в их намерениях."
Мальчишки замерли в напряжении, восторженно раскрыв рты, девчонки в скуке ерзали.
– ... мы вас арестуем!
– Их пятеро, – вполголоса заметил Атос, – а нас только трое. Мы снова потерпим поражение, или нам придется умереть на месте, ибо объявляю вам: побежденный, я не покажусь на глаза капитану.
Атос, Портос и Арамис в то же мгновение пододвинулись друг к другу, а де Жюссак поспешил выстроить своих солдат. Этой минуты было достаточно для д’Артаньяна: он решился…"

«Дети по домам! – прервал на самом интересном голос мамы Вовки.
Мать Вовки не поленилась прийти на луг. Действительно было уже совсем темно и ребята неохотно поплелись по домам.

1 сентября 1947 года Ида гордо шла в третий класс. Отцу удалось купить ей  по райкомовской брони очень красивое платье и польские туфли на небольшом каблучке. Мама платье дополнила цветной вышивкой. С огорода срезали очень красивый букет цветов. Шли все вместе – Ида гордая и счастливая в новом платье, новых туфлях и с большим букетом, тётя Оля со своей приёмной дочкой Зиной. Мама везла коляску. Надя считала себя взрослой и пыталась идти рядом со своими сестричками-школьницами. Надя быстро устала и вновь залезла в коляску. Дорога была дальняя, Школа располагалась за паровозным депо. Дядя Саша и папа работали. Но папа обещал приехать.
И действительно, папа пришёл, когда их выстроили на торжественную линейку. Папа даже выступил перед школьниками с приветственной речью от имени райкома. Ида гордо говорила подружкам, что это её папа.