Раздел 2, 3. Прослушивание в Новосибирске

Прослушивание в Новосибирске
Как только в Горьком узнали о том, что любимая выпускница консерватории З. Диденко едет в Сибирь, началось бурное обсуждение этого известия.  Практически каждый, кто встречал девушку, делал грустное лицо, высказывал сожаление, сочувствие.  Одно дело поехать в Киев, где тепло в любую пору. Другое дело – Сибирь. Само слово "Сибирь" –  уже синоним наказания, страдания, холода, неустроенности.
В том же ключе думал и Эдик.
– Ну декабристки ехали в Сибирь, мучились, проявляли героизм. А тебе зачем туда ехать?

В библиотеке девушка старалась прочесть всё, что писали о Новосибирском театре. Евгений Григорьевич был прав. В начале 60-х годов XX века авторитет Новосибирской оперы в музыкально-театральной культуре страны был очень высоким. Столичная пресса, газеты, журналы писали об этом театре в восторженных тонах. В каждой статье говорилось об уникальном здании, которое опередило развитие театральной мировой архитектуры. В архитектуре девушка не сильно разбиралась и не могла понять, почему здание так сильно хвалят. Но то, что писалось о спектаклях этого театра было совершенно созвучно мыслям Зины. Несмотря на то, что в СССР тогда наметился поворот  к «режиссерскому» театру, Новосибирский оперный не изменял своим академическим принципам, не стремился к экспериментам в ущерб музыкальной, исполнительской культуре. В театре подобрался удивительно сильный состав артистов. Хор, оркестр, и оперная труппа развивались и совершенствовались. По свидетельству прессы этот театр «был на подъеме, мог решать задачи любой сложности».

К марту в Горьком установились морозы. Шел снег. Если в южном Горьком так холодно, то чего же ждать от Сибири? Чуть ли не вся консерватория бросилась одевать девушку в далекую пугающую Сибирь. Зинаиду укутали в тёплую мохнатую шубу, в зимнюю шапку и пуховый платок. Для неё нашли валенки.
В таком виде Зинаида Диденко 4 марта 1965 года вышла на трап Ту104 в Новосибирском аэропорту Толмачёво. Её ослепило яркое солнце. Снега не было и в помине. Везде журчали ручейки, увеличивая итак большие лужи. Сибирь встречала её почти летним теплом.
Вопреки страшилкам и мифам оказалось, что в Сибири не всегда холодно, что здесь бывает теплее, чем в европейской части России.
Хорошо, что девушку встречали. В валенках по лужам не пройдешь. Привезли в гостиницу, нашли соответствующую обувь, более легкую одежду.
Через три часа надо было прийти в театр. Зина распелась. Администратор театра Алла Александровна Бирюкова повела девушку в театр. Он оказался совсем рядом. Увидев красивое здание театра, Зина поняла, почему во всех статьях так хвалили архитектуру строения. Такого масштабного здания ей ещё не приходилось встречать. Она никогда не видела таких огромных и в то же время красивых в своей строгости зданий.

Фото. 12. Новосибирский государственный академический театр оперы и балета.

Над театром парил серебристый купол. Администратор увидев интерес девушки, тут же сказала:
– Купол нашего театра имеет диаметр 60 метров и опиратся только на окружность своего основания.  Такого в мире больше нет.
Очевидно Алле Александровне часто приходилось это рассказывать. Про это Зина тоже читала. Но одно дело  читать, другое – увидеть собственными глазами. Этот купол был не грубым и тяжеловесным. Он был изящным и лёгким!
– Изображение театра стало символом Новосибирска, – продолжала  между тем Алла Александровна.
Вместе с Аллой Александровной зашли в театр.
– На сцене сейчас началась оркестровая репетиция оперы Н.А. Римского-Корсакова «Снегурочка». А мы с Вами пройдём в кабинете директора.

Кабинет был большой. В центре стоял черный рояль. Кроме директора Семёна Владимировича Зельманова в кабинете был главный дирижёр театра Михаил Александрович Бухбиндер. Это был полноватый небольшого роста мужчина, с развевающейся гривой волос и умными глазами. У рояля сидел концертмейстер Арнольд Шпизман.
– Михаил Адександрович торопится на оркестровую репетицию, поэтому начнём сразу петь.
– Что бы Вы могли нам спеть? –  спросил дирижёр.
Зинаида назвала произведения и отдала ноты концертмейстеру.
– Прекрасно, – одобрительно пропел Михаил Александрович, – Спойте Дездемону и «Гандзю». 
Зина спела. Михаил Александрович удовлетворённо кивнул.
– Достаточно! В перерыве репетиции прошу Вас на сцену. Послушаем это под оркестр. Дирижёр и концертмейстер пошли на репетицию.
Семён Владимирович Зельманов начал рассказывать о театре:
– Это самое большое театральное здание на всём Евроазиатском континенте. Как Вы знаете, театр открылся в дни Победы. Генеральная репетиция оперы М.И. Глинки «Иван Сусанин», состоялась 9 мая 1945 года. Сам спектакль открытия нового здания театра прошёл 12 мая 1945 года... А в 1962 году нам, единственному театру на огромной территории Сибири присвоили звание академического. Идёмте, я Вам покажу наше прекрасное здание.
Из кабинета директора они вышли  в кольцевое фойе театра. На стенах висели портреты артистов оперы и балета, которые работали и работают в театре.
– Вот знаменитый бас Алексей Филиппович Кривченя, – подвёл директор девушку к одному из портретов. – В первом спектакле 12 мая 1945 года он пел партию Сусанина. Теперь он работает в Большом театре СССР.
Драматический баритон Михаил Григорьевич Киселев. – показал Зельманов на следующий портрет. – Тоже начинал здесь, а теперь работает в Большом театре СССР.
Но не все покидают Сибирь. Вот народная артистка СССР Лидия Владимировна Мясникова. Её несколько раз приглашали в Большой театр, но она осталась верна Сибири.
Зине удалось достать несколько пластинок с записями этой невероятно талантливой певицы.
– Вот певцы, которые работали в первое десятилетие театра. – директор шёл дальше и с явной гордостью говорил о своих певцах. – В.П. Арканов, О.С.  Ярославская, Н.А. Дезидериева, Н.М. Куртенер, Е.А. Надыбина, М.С. Карпинчик, В.И. Сорочинский, А.В. Слащёв, П.М. Демчинский... 
Фойе тянулось далеко, как беговая дорожка стадиона. Другого конца не было видно за поворотом. В центре налево находилась как бы веранда и переход в какой-то другой зал. Оттуда доносилась симфоническая музыка.
– Это наш второй, малый концертный зал, – пояснил директор.  Городская филармония не имеет своего концертного зала. Мы приютили филармонию. В этом зале теперь постоянно проходят репетиции и концерты большого симфонического оркестра Новосибирской филармонии. Руководит оркестром его создатель – дирижёр Арнольд Михайлович Кац. Это замечательный музыкант.
Пока они смотрели на зал филармонии, позади них распахнулись двери основного зрительного зала. В репетиции "Снегурочки" наступил перерыв. Директор вместе с Зинаидой зашёл в зал.
Перед девушкой возникло беспредельное пространство красивейшего, выглядевшего как древнегреческий амфитеатр, зала. За 5 лет учебы Зинаида часто была в Горьковском оперном театре. Зал того театра сразу ей показался очень большим. Потом она приехала на прослушивание в Киев и увидела, что зрительный зал Киевского оперного театра намного больше и богаче Горьковского.
Однако амфитеатр новосибирского театра был таким огромным, что мог поместить внутри себя весь Киевский театр полностью. А Горьковский театр, с его небольшой сценой теперь казался ей сельским клубом.
– Это же какой нужно голос иметь, чтобы быть услышанной здесь? –  с испугом думала девушка.
Со сцены, по узким боковым лестницам, спускались в зал солисты и артисты хора, в красивых театральных костюмах. А из концертного зала потянулись артисты симфонического оркестра филармонии.
"Все хотят послушать Вас!"  – указал на эти встречные потоки Семён Владимирович.
Увидев нарастающий испуг девушки зачастил:
–  Не пугайтесь. У нас традиционно, все сотрудники театра приходят слушать новых артистов. Оперу Н.А. Римского-Корсакова «Снегурочка» ставит знакомая Вам режиссёр Татьяна Михайловна Смирнова. Я передаю Вас режиссёру, чтобы Вы вместе прошли на сцену.
– С приездом Зинуля! Я так рада тебя видеть! – От режиссёрского столика в центре зала к ней торопилась Татьяна Михайловна Смирнова.
Женщина обняла девушку и повела на сцену. Разговаривая, они дошли до середины сцены.

Фото 12. Зрительный зал.

По размерам эта сцена казалась не меньше, того аэродрома, куда она только что прилетела. Зинаида посмотрела в зрительный зал и её объял настоящий ужас. За рампой чернела пропасть оркестровой ямы, а за ней, далеко-далеко чуть виднелся барьер бельэтажной ложи. Но это был ещё далеко не конец зала. Последние ряды третьего яруса вообще скрывались где-то в вышине. А копии древнегреческих статуй казались светлыми пятнами плавающими в облаках.
 – Как можно в таком театре петь? – испуганно шевелились мысли в голове. – Каким надо обладать голосом, чтобы наполнить это огромнейшее пространства звуком?"
Татьяна Михайловна почувствовала настроение девушки. Она обняла её и зашептала на ухо:
– Успокойся Зинуля! Ничего страшного! Самое главное,  ни в коем случае не пытайся форсировать. Не бойся, пой своим голосом, как на уроке и всё будет хорошо! – Татьяна Михайловна отодвинула девушку на пару метров от рампы и пошла в зрительный зал.

 

               
Фото. 14.  Т.М. Смирнова


За дирижёрским пультом появился Михаил Александрович Бухбиндер. Он стал за пульт, и добрыми, улыбчивыми глазами, вопросительно посмотрел на юную певицу.
Затем дирижёр постучал по пульту дирижерской палочкой:
– Ну что, деточка, давай послушаем, как звучит твоя Дездемона в зале.
Зина понимала, что первое произведение всё равно будет хуже спето из-за волнения. В качестве успокоения она вспомнила слова Евгения Григорьевича, что у неё голос подходит для итальянских арий. Свободный «верх» позволяет быть уверенной. Девушка попыталась вспомнить, как в консерватории Евгений Григорьевич сам садился за рояль и удивительно музыкально аккомпанировал...
.

Фото. 15. М.А. Бухбиндер

В это время в зрительном зале ещё рассаживались по местам. Обычно на такие прослушивания собирается меньше зрителей. Но сейчас была  практически вся труппа. Все солисты, хор. Прибежали со своих репетиций даже некоторые артисты балета. Во главе со своим дирижёром Арнольжом Кацем пришли из концертного зала музыканты филармонического оркестра. Такое скопление народа случилось потому, что прослушивание происходило во время оркестровой репетиции близкой премьеры, и перерывом в репетиции филармонического оркестра.
Состав солистов оперы был хорошо укомплектован. В театре была собрана большая группа молодых и уже опытных артисток, обладавших крепким сопрано А.Лебедева, М.Михайловская, Г.Чижова, Е.Изотова-Пирель, Н. Челышева. Все они сидели сегодня в зале. Сектакли были обеспечены несколькми составами исполнителей. Больше увеличивать труппу не было смысла. Театр регулярно прослушивал молодых исполнителей, но приглашал в труппу очень и очень избирательно.  Поэтому от нынешнего прослушивания артисты не ожидали ничего особенного. Тем более, что приехала студентка провинциальной консерватории.
 Артисты, собравшиеся в зале  хорошо знали сложности и недостатки акустики этого зала. Объём зала был таков, что воздух заполняющий его, как подсчитали акустики, весил более 33 тонн. Собравшиеся солисты по себе знали, как трудно раскачать эту огромную массу, чтобы голос услышали зрители. 
Огромная кубатура зрительного зала провоцировала на форсаж. Это было ещё хуже. Такое форсирование  часто  приводило к потере голоса уже к концу первого акта. История театра  знала много примеров, когда гастролёры, даже с мировым именем, испуганные масштабами сибирского коллизея, не допевали даже первого акта и их приходилось заменять.
Музыканты филармонии расселись в партере поближе к сцене. Но опытные солисты сели в последнем ряду партера, на, так называемом, веере. Они знали, что фактически на всё пространство партера распространяется акустическая яма. Там голос, несущийся со сцены урезался вдвое. Возможно поэтому в середине центрального прохода зала на репетициях ставили столик режиссёра. Если ему было там слышно певца, значит он слышен везде.
Собравшиеся обменивались впечатлениями друг с другом, предвкушали  неизбежные ошибки, промахи неопытной дебютантки.
На сцену режиссёр вывела стройную девушку с копной ярко рыжих волос. Видно было как она испугалась зала. 
На веере понимающе переглянулись. Им всё это было знакомо. Любой певец, впервые ступивший на эту сцену, пугался открывшегося вида.
Оркестр заиграл вступление, а певица явно не услышала оркестр.
– Ничего нового, – шептались солисты,
Они даже начали спорить.
– Бедная девочка. Как она будет петь?
– Да ну! Сейчас остановится, расплачется и уйдёт со сцены.
– Нет. Попытается спеть.
Между тем девчушка храбро начала речитатив и даже умудрилась не разойтись с оркестром. В голосе её ничего кроме страха они не услышали.
– Ни тембра, ни мощи звука, – удовлетворённо сказала соседу худосочная сопрано.
– Що ты цепляешься к дивчине, – сосед был бас.
– А ты смотришь на смазливую мордочку и доволен.
После замечания соседки бас обнаружил, что эта девушка с украинской фамилией ещё и симпатичная. Он стал внимательнее слушать, как та старательно произносит каждое слово речитатива. Это было похвально.  Огромные размеры зала создавали большие трудности для донесения текста. А эта девчушка, несмотря на волнение и явный испуг от огромности зала, каждое слово доносила всё чётче и понятней.
– Ты бы поучилась у неё дикции, а то со сцены у тебя ни одного слова не понять, – не преминул он куснуть соседку.
В общем, в зрительном зале, была обычная театральная обстановка.

Перенесёмся на сцену. Там, действительно, студентка очень нервничала.
Дирижёр взмахнул руками и... оркестра она не услышала. Раздавался лишь какой-то, едва слышный, шелест. Девушка испугано смотрела на дирижёра.
Михаил Александрович был невозмутим. Он очень чётко показал вступление и даже успел, красиво артикулируя полными губами, подсказать первые слова.


Фото 16. З.З. Диденко. 1965 г.


Зина повиновалась руке дирижёра и запела... Тут обнаружила, что исчез не только оркестр. Она раскрывала рот, а звука голоса не слышала. Зина запаниковала.  Голос улетал куда-то и не возвращался обратно. На любой нормальной сцене звук возвращается, пусть и с небольшим запозданием.  Здесь же звук вообще не возвращался. Но дирижёр не останавливал оркестр, продолжал очень доброжелательно давать ей вступления. Зина автоматически шла за дирижёром.

– Будь как будет! –  уговаривала себя девушка, – начинается сцена просто, как речитативный рассказ. Надо лишь внимательно смотреть на дирижера и выполнять его команды.
Крестинский заставлял студентку так надёжно выучивать произведения, что она могла спеть их в любое время суток и в любом состоянии. Незаметно для себя она дошла до основной части, а потом и до любимого рефрена "О Ива, Ива, Ива!"  Обычно здесь, из-за трудности взять верхние ноты, певицы начинают переходить чуть ли не на крик. Е.Г. Крестинский уговаривал ни в коем случае не делать этого: "Ведь Дездемона жалуется Эмилии, она фактически плачет, стонет. Она не кричит на весь мир!"
Зина пела это место почти на пьяно, так, как она пела под аккомпанемент Е.Г. Крестинского. Дирижёр удивлённо взглянул на певицу и как-то даже преобразился за пультом.
До этого момента в зале был обычный шум. Когда же прозвучали слова "О... Ива! Ива! Ива!" в зале наступила удивлённая внимательная тишина.
Певица спокойно взяла достаточно высокие ноты, без малейшего напряжения, почти на пьяно. Красивый серебристый звук с какой-то слезинкой, казалось заполнил всё пространство зала и не хотел замирать повиснув где-то под куполом.
Бас в последнем ряду от радости даже перешёл на украинский язык.
– Ну шо? Не тильки добре  обличча, а и добре спивае! – толкнул бас соседку, – и Михайло Александрович як рад!
Действительно, даже из последнего ряда было заметно, как дирижёр преобразился. Когда Михаилу Александровичу что-то нравилось, он будто молодел и делал чудеса с оркестром. Михаил Александрович Бухбиндер был уникальный музыкант и потрясающий дирижер. Он чувствовал певца на сцене. Он любил певцов и любил, когда они делали музыку на сцене, а не просто извлекали звуки. Это юная певица ему явно понравилась и он стал наслаждаться её музыкальностью. Он нигде не обрывал певицу, давал ей петь так, как она считает нужным.
Зине на сцене показалось, что в оркестровой яме появлялся совсем иной оркестр. Она даже стала слышать его. Ей показалось, что она у себя в классе и стала восторгаться музыкальностью дирижера, так хорошо чувствовавшим жалобы Дездемоны.

В зале никто не переговаривался. Молитва подошла к концу и высоко вверху огромного зала, где-то под хрустальной люстрой зазвучала прощальная нота. Казалось бы это тишайшее "пианиссимо" не может быть слышно в этом огромном, ужасном по акустике, зале. Но оно было слышно везде, даже громче, чем иное "форте".
Опытные слушатели в зале отметили, что при этом студентка ни разу не воспользовалась "форте", ни разу не подкрикнула. Она всё пропела на "меццо-воче" и "пьяно".
– Браво! – заполнил зал голос баса из последнего ряда. Он не мог удержаться и радостно хлопал. Соседка, хоть и не выржала радости, но тоже похлопала. Обычно на прослушиваниях не хлопали, но здесь артисты не смогли удержаться от аплодисментов.

Затем Михаил Александрович попросил спеть арию Леоноры из первого действия оперы Д.Верди "Трубадур". Зина успокоилась, поняла, что голос всё же доходит до зала, начала улавливать какие-то звуки оркестра. Арию Леоноры пела уже более уверенно. Голос свободно заполнял всё пространство огромного зала.
Эта ария была оценена залом ещё более бурными овациями. Из зала к дирижеру подошёл главный режиссёр театра Эмиль Евгеньевич Пасынков. Он что-то прошептал. Дирижёр согласно кивнул:
– А что деточка, ты нам споешь из русской музыки?
Зина выбрала ариозо Лизы "Пиковой дамы" ("Откуда эти слезы"). После этого пела арию Наташи из "Русалки". За Наташей последовала украинская народная песня "Гандзя".
Нот "Гандзи" в оркестре не было. На сцену выкатили фортепьяно. За него сел аккомпанировать Арнольд Шпизман. Под аккомпанемент фортепьяно Диденко спела ещё и арию Лиу из оперы Дж. Пуччини "Принцесса Турандот"

Зал все произведения встречал овациями. Казалось, что это не прослушивание, а концерт, где зрители требуют повторения.  М.П. Бухбиндер вновь стал за пульт. Прозвучала ария Елизаветы из "Дон Карлоса" Д.Верди.
– А ты стильки арий змогла бы? – спросил бас у соседки. Он думал, что всё что можно уже спето.

Но дирижёр думал иначе.
– Деточка, ты сможешь нас порадовать Аидой? Спой-ка нильскую арию!

В зале испуганно замерли.
– Як це? Де ж вона силы знайде? – прошептал бас.

На сцене же Зина думала иначе. Это для неё прозвучало, как подарок. Она начала получать удовольствие от этого прослушивания. Девушка повторила про себя  слова педагога: "От правильного пения не устаёшь!"
Она запела.  Редко кто из мировых звёзд выполняет требования, зафиксированные в нотах, поет весь предшествующий ход к ноте и саму ноту «до» на одном дыхании. Молодая певица это сделала, Она перешла с «си бемоль» к «до» на глубочайшем «pianissimo». Тихим серебристым ручейком где-то под куполом зала звучала красивейшая чистая нота, заставляя замереть оркестр и слушателей. Когда же любое, по самым оптимистичным подсчетам, дыхание должно было бы иссякнуть, звук вдруг вырос, набрал мощь и заполнил зал звенящим «fortissimo».
Это был успех.

После нильской арии просушивание закончилось и Зинаида перешла в зрительный зал. где стала слушать репетицию оперы. Она поплакала над смертью Снегурочки, а потом вернулась в кабинет директора.

По окончании оркестровой репетиции в кабинете директора собралось всё руководство театра. Был и главный режиссёр театра Эмиль Евгеньевич Пасынков и главный дирижёр симфонического оркестра филармонии  Арнольд Кац.
При столь укомплектованной труппе необходим строгий отбор. Поэтому и заставляли З.Диденко спеть практически сольный концерт – восемь труднейших разноплановых партий.
Певица показала прекрасные способности, и руководство хотело иметь в труппе такую певицу. Но возникла неожиданная проблема. В оркестре театра не было вакантных мест для мужа певицы. Все с надеждой посмотрели на Арнольда Михайловича.
– Чтобы такая певица смогла приехать сюда, я возьму её мужа регулятором в свой оркестр!
Теперь стало понятно, почему в кабинете оказался руководитель филармонического симфонического оркестра.

Когда все разошлись директор театра выписал направление, которое певица должна была отнести в Министерство культуры. Принесли бумагу и для Эдика. На прощанье Семён Владимирович сказал:
– В Вашей группе голосов есть много опытных солисток. Вы должны понимать, что на главные партии рассчитывать пока не приходится.  Первое время Вы будет учить небольшие партии. А дальше посмотрим.

Встреча с Раисой Котовой.
Чтобы попасть в Горький, надо было долететь самолётом до Москвы. Оттуда, уже поездом можно ехать в Горький.
В Москве в Министерстве культуры Зина встретила выпускницу Московской консерватории Раису Васильевну Котову. Её тоже пригласили в труппу Новосибирского театра. Она училась у прославленной певицы Е. Катульской. Девушки тут же подружились. Зинаида рассказала о театре, об увиденной оркестровой репетиции «Снегурочки».  Оказалось что и та и другая знают партии "Снегурочки". З.Диденко  пела роль Купавы в студенческом спектакле консерватории. Раиса знала всю партию Леля. Обе хотели быть готовыми войти в новый спектакль. В министерстве подписывали направления несколько дней. Зина с Раисой успели за это время повторить ключевые дуэты оперы.
Наконец Зина приехала из Москвы в Горький. Там стоял такой же мороз, как и в день её отъезда. Девушка рассказывала о теплой Сибири, но ей никто не верил.
Эдик был в растерянности. Он не хотел ехать так далеко. Кроме того, ему было обидно, что жене обещали только маленькие партии. Зачем же ехать в такой театр? С другой стороны, ему было лестно приглашение в один из лучших симфонических оркестров страны.
Евгений Григорьевич успокоил Зину по поводу маленьких партий:
– В этот театр стремятся попасть многие артисты России и отбор в его труппу необычайно строгий. То, что тебя выбрали  большая победа!
В театре нет маленьких партий. Настоящий артист должен уметь спеть даже несколько слов так, чтобы и весь спектакль от этого засверкал! А вообще, ты Зиночка знаешь, как певец уязвим. Малейшая простуда и театр из-за этого вынужден срочно искать другого исполнителя, или заменять спектакль. В театре надо быть готовым в любой день выйти и спеть любую партию из популярного мирового репертуара!
Ты молодец, что повторила Купаву. Мы ещё и в классе её проверим.  А пока все силы бросим на Аиду.
Выпускной экзамен.
До выпускных экзаменов оставалось совсем мало времени. Опять пошла нпряжённая работа в классе. Помимо Аиды педагог заставлял студентку разучивать огромное количество других оперных партий. Е.Г. Крестинский считал, что студент должен закончить консерваторию, зная ключевые арии всех партий своего голоса из популярного мирового репертуара. Не все студенты могли выучить так много партий. Зинаида, благодаря своему трудолюбию, со всем справлялась.

Фото 17. Концерт в консерватории.

Вернулась  из Новосибирска режиссёр Татьяна Михайловна Смирнова и начались сценические репетиции "Аиды". Спектакль был давно в репертуаре Горьковского театра. Примадонны театра пели главные партии в тяжёлых до самого пола платьях, будто сошедших с древнеегипетских папирусов. Татьяна Михайловна не хотела мириться с такими костюмами. Её Аида должна выглядеть иначе. Режиссёр придумала для Диденко новый сценический наряд – совсем простенькое платье. Зелёного цвета ткань красиво облегало стройную девичью фигурку. Платье держалось только на правом плече, левое плече было открыто. Оно было длинное, почти до щиколотки и сужалось к низу. Это добавляло роста актрисе. Наряд казался очень современным.
Когда начали репетировать, то обнаружились проблемы с возможностью выполнять в этом платье некоторые движения. По роли, служанке Аиде требовалось стремительно двигаться, становиться на одно, а то и на два колена. Длинное платье не позволяло этого сделать. Тогда с левой стороны от талии в платье сделали длинный разрез. Это позволило свободно двигаться. Но, одновременно, костюм заиграл совершенно новыми красками, преобразил образ. При каждом движении актрисы обнажалась длинная стройная ножка, что смотрелось очень пикантно и по-современному (придавало образу изюминку)

Фото 18. Диденко - Аида на сцене Горьковского театра.

В мае 1965 года З.Диденко спела государственный экзамен – партию Аиды в спектакле Горьковского государственного театра оперы и балета.
Случаи, когда студентке давали возможность в качестве выпускного экзамена спеть партии в театральном спектакле, редки. Однако, они бывают в каждой консерватории. Всегда это показатель высочайшего уровня подготовки выпускника. Но, чтобы выпускной партией становилась Аида, такого не было до этого ни в одном ВУЗе страны.

Фото 19. Аида в консерватории.

Премьера прошла великолепно. Спектакль повторили ещё раз. Платье тоже внесло немаловажный вклад в успех горьковского спектакля.

Фото 20. Площадь. "Аида" Горьковский театр оперы и балета.

Дирекция Горьковского театра оперы и балета предложила выпускнице стать солисткой оперной труппы. Это было очень лестное предложение, которое очередной раз, заставило задуматься. Здесь предлагали начать сразу с такой ультра-ведущей партии, как Аида. А в далёком Новосибирске обещали только маленькие третьестепенные роли.
Эдик ликовал и настаивал, чтобы остаться в Горьком.
– Здесь ты уже ультра-ведущая солистка! – радовался он,  ослеплённый успехами жены. – Здесь мы можем всегда приехать в Киев. Можно будет тебе петь отдельные партии в любом театре, здесь их много.
– Но мы уже подписали направление!
– Подумаешь! Разрешается отказаться и переделать. Зачем тебе ехать в Сибирь? Там тебе предлагают "моржовые" партии. Там ты можешь и за десять лет не дорасти до Аиды.
– А ты где будешь работать?
– Для такого специалиста, как я, работа всегда найдётся. Здесь не Сибирь, где один оркестр и один театр на весь континент. Здесь Европа и оркестров много.
Евгений Григорьевич поздравил ученицу приглашением, но был противоположного мнения:
 – Если ты хочешь нормально работать, постепенно учиться и расти, ты должна начинать с нуля в другом театре. Надо начинать там, где тебя никто не знает. Здесь ты придешь в театр и будешь еще долго-долго Зиночкой в короткой юбке. А в другой театр, то ты приедешь молодым, но уже специалистом! Это другой карьерный рост, другое отношение. Тебе надо ехать в Новосибирский театр. Там настоящий уровень.

Фото 21. Ректор Г.С. Домбаев вручает
диплом З.Диденко.

Зинаида в очередной раз решила поступить, опираясь на жизненный опыт своего педагога.