Сын. Ольга Ланская

Было то время утра, когда еще спал весь город с его платанами и бамбуковой рощей, выросшей по собственному капризу в глубокой низине, разделившей нас с Галкой Митягиной, или просто Митькой, как звали её все в нашей редакции, и уговорившей меня не ждать, когда муж мой вернется с Северного своего полигона, где, как редкая достопримечательность, сохранялся со времен первопроходцев маленький деревянный домик, в котором давно никто не жил, а потому за зиму, темнея под вспышками безудержно взрывающим небеса над ним, плясал, кружил яркими юбками танцующих небесных цыганок солнечный ветер, он, этот давно не принадлежавший людям домик, задумчиво молчаливо обрастал гигантскими бело-голубыми кристаллами  инея, волшебство которых словами передать невозможно…

Во всяком случае, сейчас, у компьютера, обмываемого чистыми потоками "Радио-Эрмитаж-90-и-1-MF" в центре великой ночи Великого Города, это кажется невозможным.

Я поддалась уговорам поехать к Митьке на неделю раньше.
И вот, ранее утро, мой Малыш проснулся от первых лучей южного солнца – он всегда и везде просыпался первым, светясь готовностью к приключениям, обязательно счастливым открытиям свернувшегося у его ног в клубок нового дня, и, улыбаясь, сказал:
– А не сбегать ли нам к морю, пока там никого нет?
– Почему нет? – засмеялась я.

И мы тихонько прокрались босиком по прохладным деревянным половицам временного нашего пристанища, стараясь никого не потревожить, проскользнули под шатром винограда, усыпанного созревающими  гроздьями, поднялись по ступенькам, и шагнули в солнечное ослепительное утро.

Мы мчались по тропинке, ведущей к морю, не сразу заметив, что бежим по лепесткам роз, осыпавшихся с кустов, обрамлявших улочку с обеих сторон.
– Ма! Смотри, что у нас под ногами! – крикнул Малыш, показав на тропинку, сплошь покрытую невероятным ковром из лепестков, и мы побежали дальше, вниз, к морю, открывшемуся внезапно за поворотом всей своей темной мощью, поднимавшейся к горизонту и уходящей за него.

Было так рано, что спали даже уборщики пляжей, и нетронутым лежал вдоль всего берега влажный зеленый валик из водорослей, оставленный для  нас отливом.
Я наклонилась, загребла обеими руками часть этого зеленого дара, прижала к лицу, вдыхая острый йодистый его аромат.

А Малыш уже стоял на краю пирса, и лучи южного солнца высветили его хрупкую стремительную фигурку, не успев еще добраться до пляжа с ламинариями и мидиями, запутавшимися в них, как темный крупный жемчуг из рассыпавшегося ожерелья прекрасной дочери Морского Царя, которую еще древние литы назвали Юрате.

И вся наша жизнь – счастливая и горькая – была впереди.

Но мы не думали об этом.

Мы просто жили и, не говоря о  главном ни слова, просто ждали. Ждали, когда закончится северный эксперимент, и нас снова будет трое.

Санкт-Петербург
апрель, 2020