6 глава. Алиса в норе

Алиса в норе.
Белый Кролик, который увел меня в Волшебную Страну, чтобы научить ходить по воде, был на редкость неприятным типом. Пил водку из горла. Орал матерные песни. Безостановочно курил. Безумно хохотал над собственными тупыми шуточками. Постоянно крутил ручки радио и менял кассеты в магнитоле. В общем, тот еще персонаж. Ну, так какова сказка, таковы и Кролики.

Границы между кайсаками и нами не было. Ну, в том привычном понимании границы, как ряды проволоки, собачий лай, угрюмые лица в мокрых фуражках, всего этого не было. И не могло еще быть. А вот пограничье уже было. От студенческого лагеря до воображаемой границы было километров 20. И пограничье начиналось уже на окраинах деревни.

Пограничье — это особая форма социальной жизни. Она сама собой, как Птоломеевские мыши, зарождается в закоулках загнивающих империй. Возникает оно из - за острых не разрешаемых противоречий между социальной политикой государства и не желанием его подданных воплощать их в жизнь. Поданные уже ничего не хотят от государства, а оно все еще время от времени испытывает пароксизмы любви и норовит придушить объятиями. И не важно, что формально никакой границы тогда не существовало. Формально империя еще доживал свои последние дни. Но, все уже прекрасно понимали, что все это пустые формальности. Все уже понимали, что просто надо подождать, и завещание вступит в силу. Так что никакого государства тут уже и не было. А пограничье было.
 
Уже не одну сотню лет тут в дреме расположилось пограничье между Джунгарским Царством и Кайсацкой Ордой. Тут, вольготно и не пересекаясь Наш Мир перетекал в Великую Поднебесную. И, рано или поздно, именно в этих степях должны были сойтись они в последнем бою. После которого не останется ничего для потомков, кроме радиоактивных артефактов и неясных легенд. И все, кому судьбой было начертано родиться в этих ничьих землях ждал неизбежного Рогнарека. А пока выживал, всеми доступными способами.

Угоняли скот с противоположной стороны границы. Вырубали чужой лес. Даже сено иногда воровали. Так жили мирные селяне. А ведь полным-полно было на этой благословенной анархией земле и не столь мирных и добродетельных охотников за удачей. Золотоискатели, браконьеры, похитители рабов, контрабандисты. Да и откровенных разбойников хватало. Все они мотались ночами по этим дорогам. По обе стороны новой границы мирный сон тружеников села был чуток и беспокоен. Собаками и ружьями встречали деревни закаты. А незнакомых путников встречали тяжелые взгляды. То еще было путешествие. Каждый из нас понял, что - то свое. Не знаю, что понял Вадим, а я решил, что он все же прав. Жизнь полна разочарований.
И все-таки это было очень романтичное путешествие. Видимо, когда ветер странствий дует в лицо молодости, то выдувает плохие мысли. Я был счастлив. Мне нравилось вести машину в неведомое, в неизбежное. Без карты, компаса, да и без дороги. Мне и в мыслях не было отказаться от путешествия. Кто из нас в неполные 17 лет откажется от зова дальних странствий и приключений? Только тот, кто не был молод никогда. Новый Бог, по имени Джа, еще любил меня, да и магическое действие сумки, набитой деньгами работало. И я знал, что сейчас тот самый период в моей жизни, когда все ожидания сбываются.

Дорогу мы знали плохо, великий контрабандистский путь остался далеко в стороне. Да мы и не подозревали о его существовании. В результате слишком далеко забрались в чужую страну. Километров на 50 южнее, чем большинство покупателей анаши. Еще и сделали пару крюков. К тому времени, когда мы выбрались в достаточно крупный населенный пункт, уже вечерело. А в тех местах люди не ходят во тьме без крайней нужды. Во тьме там ходят совсем другие существа.

Городок был маленький. ЖД вокзал, пожарная станция, памятник Ленину. Стандартный райцентр эпохи начала конца Империи, той эпохи, которые многие приняли за её рассвет. Не самое лучшее место, для нелегальных операций с наличными. Да и с незнакомцами тут не любят разговаривать ни о чем, кроме погоды. Поэтому нам пришлось долго искать анашу. Только третий прохожий, к кому мы обратились прямо на улице этого, так навсегда и оставшегося безымянным, засыпающего городка, признался нам, что понимает, о чем мы спрашиваем. Прохожий прыгнул к нам в машину и долго показывал кривым пальцем повороты между бесконечными заборами заросшими пустырником, крапивой и лопухами.
 
До сих пор не понимаю, почему нас просто не зарезали. Или хотя бы не кинули. В заброшенной халупе на окраине поселка самостроек, встретили нас четыре татуированных лба.  Два из которых внушали серьезные опасения. Но все прошло буднично. Мы торопливо дегустировали товар, так же торопливо взвесили и рассчитались. И остались в живых. Нас, конечно, здорово обсчитали и обвесили, да и товар втюхали не лучший, но в целом все закончилось благополучно. Чудны дела твои, Джа. Но это только еще раз показывает, что есть у каждого в жизни один короткий период счастья, когда сбываются все ожидания. Мы обменяли сумку денег на 4 огромных мешка из-под сахара плотно набитых травой.

Как же мы летели домой!!! Как птицы по небу. Мы орали от счастья песни. Музыка на полную орала Зе кьюоу, или хрен знает, как звали этих раскрашенных британских психов. А еще мы безостановочно курили анашу. Папиросы давно кончились, и Вадим приспособился забивать "пионерки" на ходу. От этого по салону летало облако мелкой травы.  Мы неслись. Перепрыгивали ручьи и царапали днищем камни, валили бампером кустарник и разбрызгивали редкие лесные лужи с кристальной водой над илистым дном. Какое - то время летели по руслу ручья, отбрасывая длинные высокие волны бампером. Казалось, что мы уже научились и одной ногой уже практически ходим по воде. Обратно мы прилетели часа за четыре. И всю дорогу мы хохотали.
Когда мы вернулись, было раннее утро. Студенческий лагерь на краю притихшей деревни делал вид, что спит. А в баньке на отшибе горел теплый огонек. И мы вернулись в баню. За тем же столом, в тех же простынях сидели совсем другие люди. Но и они были нашими отличными друзьями. Вернее, друзьями Вадима. Я шел довеском.
Парни пили только водку. Они спортсмены и не признают наркотиков. До определенного момента. Поэтому мы тоже пили водку. Говорили о политике, о том, что Россия великая держава и скоро даст всем просраться, и о хоккее. Пришли к однозначному выводу что "Трактор" стал полное гавно теперь. Беседа наша текла медленной величавой рекой. Мы в одном порыве поднимали тосты за Родину. Мы легко проникали в коварные планы лютого врага, и каждого, кто пьет с нами, считали, как минимум братом. В бане было смрадно от перегара и запаха предательства. Поскольку каждый ясно знал, что врет от отчаяния. И что мы никакие не братья друг другу уже. И даже не соотечественники.

За стенами бани во тьме ждал нас призрак нового времени. Пока мы пили за Родину, она сменила владельцев и флаги. И, если некая высшая сила все же пишет в своих анналах скрижалях или что там у него в ходу, наши судьбы, то в тот вечер все уже понимали, все наши жизненные пути перечеркнуты и наскоро, медицинским подчерком, с исправлениями и кляксами написаны вновь. Всем нам выписаны новые путевые листы в Новое Время. Новое Время. И страшен был его прекрасный лик.

А потом кто - то кинул пригоршню петард в стаю бабуинов. Фигурально выражаясь. В любой компании найдется такая сволочь, раздуватель, поджигатель, керосинщик, провокатор и интриган, который скажет – «А давайте позовем баб»!  И снова все срывается с насиженных мест и привычной колеи и начинается. И началось. И закончилось ровно так же. Опять был рассвет.  Не помню, рассвет, которого по счету дня.
Мое тело остывало на мостках над ручьем. Это был самый длинный сентябрь за всю историю СССР. А мой истерзанный бессонницей, алкоголем и травой дух, покинув бренное истощенное тело, резвился в немыслимых высях. И ощущение грядущего, ощущение длящегося периода счастья все еще не оставляло меня.

В октябре я прибыл на учебу весь в сполохах славы и реве фанфар. Меня знали все, как Стаханова, или Челюскина. Я был чуточку знаменитей Гагарина. И я знал всех. Все знаменитости университета, признанные поэты, гитаристы, и просто все красавцы, и умники, будущие революционеры и властители мысли, все было моими хорошими приятелями. Ладонь моя саднила от рукопожатий, а щеки от улыбок. Мы были заговорщиками, масонам, декабристами. обширный близкий круг прошедших крещение, причастие и реинкарнацию в бане над ручьем. И вот это ощущение причастности к тайному, но великому, ощущение себя одним их этих прекрасных людей и было самым светлым и теплым пятном в моей жизни. Очень светлым, теплым и коротким.

Они все поголовно были популярны и талантливы, и я тоже автоматически стал популярным, хотя вовсе ничего не представлял из себя. Ни писать, ни рисовать, ни красиво говорит, ни даже играть на гитаре я не умел. Я даже не прочел всех умных книг. В отличие от всех их мне нечего было сказать окружающему миру. И не чего было ему дать. Впрочем, не совсем так. У меня был мешок анаши, и он открывал многие двери. Впрочем, за теми дверями трудно встретить кого - то хорошего.
За сентябрь того последнего для СССР года я прошел через грех, преступление, разврат, алкоголь, наркотики. И выбрался из всего этого живой и здоровый. Не умер, не простудился, и даже гонорея меня миновала. И от полноты впечатлений впал в смертный грех тщеславия. Тщеславие. Я тогда еще не понимал, что за грех тщеславия предусмотрено в небесном уложении о наказаниях только одна кара Господня. Осознание тщетности славы. И тщетности всего остального. Но оно пришло позже. А в тот октябрь я был счастлив в сладкой истоме греха. Сладостное послевкусие наполняло ядом мою бурлящую кровь……………………………………………………………………………………..

Продолжение http://proza.ru/2020/04/13/636