Вину мы верита-с

    Пока мы сидим в карантине -  бутылки из бессменного, как им казалось, карантина выходят. Они возвращаются к свету. Их протирают. Не спеша.  Вокруг дома ходит чувак или чувиха-вирус. «Свидетели короны» стучатся, им не открывают. Они через дверь, вкрадчиво, зовут нас постичь высоты чистого разума. А мы уж тут, по-своему, решаем.  Книги о здоровой пище, где вы?  Рекомендации о вреде вредного, где вы?  Зато, вот они, пельмени в морозилке и, бля буду, куски,  жестоко - репрессированного, сала. Тут важно, чтоб пельмени то из пачечки, не ручной работы, ударить так ударить. Что? Кто? Куда? Никуда. На месте стоим, с якоря снимаемся. Спортсмены, бегущие. Вам по кой? Не надо Вам в тудой.  Вспомните лучше, как по пищеводу, смазанному маслицем сливоШным, водочка, бывшая ещё, вот секунду назад, ледяной, тихохонько так.  А за ней спешит аккуратный пельмешек, незвестно-какой «Мама Мери» сделанный, небольшой такой, в один укус.  Помидорчики, тоже из баночки (по-взрослому) расставлены, исходя из требований правительства, на расстояние не опасное.  Чтобы, значит, один от другого не подхватил, бацил этих антипомидорных. Мы ж по правилам. Мы ж блюдём.  А день-то пышет. Мы за днём, распрекрасным некстати, с балкона так, краем глаза, и к столу, значит.   Час пополудни, уж.  Это вам не о хумусе писать. Это борьба Гога с Магогом.  Хотя кто тут борется?  Но сомнение, конечно, оно имеет место быть.  Кто ж без страха и упрёка?  Что сапиенсу – сапиенсово, то hомо – hомово.  Ну, чтобы всем. И баек застольных.
      Когда я прибыл к новому месту службы, под Москву, то волновался, конечно, здорово, дорогу перепутал, а чемоданы стопудовые, Казахстаном наполненные. Запыхавшись, солдатик комендантского взвода спешно.  Оплошал, товарищ старший лейтенант. Ну и понёс чемоданы.  Я за ним. Представился, по уставу, начальству, полковнику (Паршиков Александр Иваныч, я, у нас тут коллектив сплоченный, помни) с физиономией рыжего,  но мрачного  клоуна  и на участок свой сразу, отпуск не использовав.  Как раз полдень. Навстречу мне капитан встаёт. Под два метра. Коротко так, утвердительно: «Хлямов. Выпьем».  «Так  полдень же». «То-то полдень, а мы это, сам понимаешь, ещё вообще и никак.  Не парься. Мы тут всё (это у  них наверное пароль тут какой) вместе. Припитые. За офицеров». «Кто ж за офицеров-то не пьёт?  Как положено». «Откуда?». Не дожидаясь ответа: «Майора жду». У него совсем пропало сил говорить развернуто. «Третьего ждем?» «Нет, мне майора дадут».  Думаю, кто даст. Мы ж в лесу.  Выпили. Майора ждем.
    Хлямова звали Валера. В бывшем гандболист. Высокий, рукастый.  Пил, скажу Вам, замечательно.  На объекте  держать его в таком состоянии  ну никак невозможно,  без него дела шли лучше, и я придумал такую уловку. Понедельник, начало недели, Валера вваливается в вечном, в любую погоду, бушлате-афганке.  Я наряды заполняю, а на  столе, одиноко так, чекушка водки.  Столичная.  Валера через силу бросает какие-то распоряжения и исчезает. Ну и чекушка с ним.  Последующие дни походят на сообщения с фронта. Валера прошелся по соседнему Захарово.  Подрался с на свинарнике. Угнал самосвал с песком. Что-то горело, куда-то ехало, кто-то падал. Кого- то затапливало. Ко мне по вечерам стучалась его жена. «Где, Валера?»,- говорит.  «Про Захарово слышали, жив значит». «К пятнице вернётся, как думаешь?» «Думаю к четвергу, нам же надо отчет сдавать. Материальный. Конец месяца. Значит, к четвергу ждать». «Ну, так я пошла». Уходит. Четверг. Где-то шум, Валера в вагончик вваливается. «Ну что?» «Да, все отлично».  «Где документы?»  И отчет сходу садится писать. Пара часов и работа, рассчитанная на неделю, готова. В этом он мастер.  Можно и передохнуть, чокаемся. «Валера, мы же обьект серьезный строим?» «Какие вопросы, конечно». «На 3000 офицеров?» «На 2500». «Согласен. Там уже половина в экспулатации, да?  Офицеров (подсказываю), якорь им в жопу, морских, чешуи им на спину, в окнах видел?». «А в чём вопрос, видел-видел, но мы ж по плану движемся?»  «По плану, по плану. Я вот не в претензии, младший по званию и прочее, но идти в трусах, одних замечу, через всю площадку. А? Осень на дворе, Валера.  Где ты форму оставил?»  Он себя осмотрел. «Да я ж в натуре, не одет-с. То-то думаю, холодно мне».  Отчёт готов, добавляем. Форму тот же солдатик комендатский из огромной лужи достал, сушим.  Майора ждём.
     Зима подоспела. В бушлате вроде и своевременно. И штаны ватные. Зима лютая, не забалуешь.  Мне как раз выпало кабель тянуть к объекту.  Если работы земляные в Красной Армии так тут уж не попишешь, в зиму всегда, значит. Так, чтобы Павку Корчагина отматерить за его книгу, с толку сбившую.  Тяну, значит, две нитки.  Траншеи роем, кострами землю отогреваем.  Эскаваторы с трудом её цепляют. Прихожу затемно.  А дома жена молодая, встречает. «Валера заходил». И так растерянно на меня смотрит. «И что?»  «Полы помыл, вот».  «Полы?» «Ага, их». «Ну рассказывай».  «Так это, звонок в дверь. На пороге - Валера.  Стыдно мне, говорит. Стас вот,  по самое не хочу, в снегу там, а я видите-с  бухаю-с, так Вы уж разрешите-с, уважаемая, я Вам полов, что ли, намою. И в бушлате двухметровый ( рост не меняется, остаётся ) меня подвинул и в ванную,  ведро схватил,  драит полы-то».  Нам тогда квартиры давали так, чтобы не на улице лишь жить. Однокомнатные, 18 метров квадратных. Так Валера своими габаритами, наверное, всю квартиру занял. «И что?» «Ну помыл». И смотрит так вопросительно. «Налила?» «А как, не надо что ли?» «Нет, все правильно». А Валера после этого  решил снова заглянуть и снова с полами. А тут я как раз дома.  На улице мороз, под сорок. Солдатов в казармах оставили.  Валера на пороге.  Бухой-с. «Зайду?» «По кой, да с каких?» «Ну  так это». «Не-а, сегодня у нас, сам понимаешь». «Ну, мне ж надо».  Ну тут я как-то немного занервничал и Валере в лоб, от всей души. Валера со ступенек-то и сверзился. На следующий день я в вагончик, Валера уже там сидит.  Грустный, трезвый, чертежи изучает. «Здравия желаю». Буркнул что-то в ответ. «Валера, а че  у тебя с лицом, всё в ссадинах?» «Дома упал, картину вешал». «Ну если картину, так да».
     Летом Валера, уже с майорской звездой, немного поостепенился, с объекта не срывается, на месте закладывает.  Хоть одет по форме и то.  Лето  выдалось душное, подмосковные леса, как в тумане стояли, ещё в болотистом месте обьект возводили. Дышать нечем.  А тут ящик пива надыбался. В те месяцы участки объединили, квинтетом офицеским фигачим. И, неожиданно так, образовался ящик пива. Мы его в вагончик, в сторонку, где попрохладнее, вечера ждём,  по пиву значит. Пот льёт со всех, солдаты  осоловевшие, а план никто не отменял,  но не зря   рубимся, ждём вечера, оттянемся.  Роты ушли. «Малиновки заслыша голосок». ***сок. Бля.  Солнце село давно.   Входим. Тишина. Валера, ранее куда то пропавший, значит, восседает. Вернее, спит мордой в стол. Потом делает усилие, приподымается и сам себе: «Сука я, падла я, пацаны придут, бля, а я, бля».  Мы стоим, тишина Валерой только нарушаема. «Как это так вышло. Я ж все пиво то вылакал. Как?  Убить мало. Вот сейчас ребята придут и что  им сказать». А ребята то только сейчас заметили, что ящик хоть и полон, но бутылки пустые. «Цусима». Это Блинов, молодой, начитанный еще, лейтенант, знаниями истории козыряет. На звук его голоса Валера нас наконец-то увидал. Ужас в глазах. Мы ж ему,  в его угаре, явно как черти с преисподней. У  него на руке  часы, командирские, массивные, он с ними никогда и ни при каких обстоятельствах.  Он раз их с руки (гандбол не пропьешь), да в нас метнул. Здорово, кстати. Никто и дёрнутся не успел. И они Юрке Шетько в башку, значит. Юра - майор древний.  Перехаживал в звании.  Такой хиппи.  Всегда пружину с фуражки вытаскивал и она обвисала по краям.  Он типа протестный такой весь из себя. Совсем тщедущный, пивший по-особому, грам по пятьдесят, но каждые полчаса. К концу дня его уже транспортировать приходилось. Ну, значит, в него то часы и влетели. Аккурат в лоб. Ну Юрка-то  в отказ сразу.  Как стоял так и рухнул. Валера с такого, как стёклышко стал, да к Юрке. «Брат, брат».  Мы его нахлобучить даже не успели. Юрку, чай,  спасать. Через минут двадцать Юрка задышал, фуражку ищет.  Мы вердикт: «Вали, Валера, в натуре, в Захарово. Самогон с тебя».  Валера унёсся. Солдатик нам, пока мы ждали, литр вина черноплодной рябины нарисовал. Юрка уже на полу сидит.  До десяти самостоятельно считает. Десять-десять-десять. И сам, не поверите, сам. Ну, а тут и самогон подоспел.  А уж ночь вокруг, такая полная ночь. Мы по городку спящему идём, песни поём. Разные песни. Тут Валеру его жена и перехватила.  Он нам махнул обреченно. А мы Юрку тащим. Он умудрился ногу сломать.  Где-то видно неправильно пили. Ну да ладно. Все ж с одной улицы.  У нас с собой ещё есть, Юрка держится гоголем, на молодого Блинова спине висит. На то Блинова и держим. «С наше послужи, салага».
      Карантин закрутили по самое, мама- не-горюй, от дома на 30 метров ни-ни.  И вообще. Так уж и на балкон нет желания.   Есть чего сварить, неполезного. И более неполезного пожарить. Ну и выпить. А тут уж извините-подвиньтесь. Альбом достал, там, в нём все мы, те ещё, из того времени,  счастья настоящего, неразбавленного, что тот спирт.  Коробку с «командирскими», теми знаменитыми, сохранённными, открыл. Папа со мной, на фото настольном, правда.  Он бы сейчас смеялся. Так я и ему пишу.  Ну так вот.
     В общем, к дому подходим.  Решили на посошок. А тут над нами сгустилась тьма, ещё более густая чем та, через которую мы нашли, таки, путь домой.   Присмотрелись, а это наш командир, полковник рыжий, Александр Иванович в пижаме да шлёпанцах. Огромный, в ночи то. Бровями поводит. Иваныч схавал Капустин Яр.  Такое дубление там проходили  люди, где все человеское становилось чуждым. Ядерный полигон Капустина Яра не отпускал никогда.  «Что за ***ня, товарищи офицеры? Ночь на дворе, а Вы не дома?». И так спокойно: «Смирно». Мы во фрунт. А он еще спокойнее: «По одиночке, по домам, аршшш». Мы  в россыпь. А у меня в голове мысль, что Игореха Блинов  с Юркой в разных концах живут.  Я уж около подьезда своего обернулся и вижу, как Шетько чешет один. Бежит, прямо, на одной ноге, но молодец, гусар. Уверенно так.  В общем, Юра - кадровый, приказ для него - это приказ. Так он на сломанной. Юрка после этого  гипс месяца два  носил.  В производственном отделе  мучался, там то по пятьдесят не прокатит. Все на виду.  Больше мы Валере пиво не доверяли. Нет. Тем более ему  майора то ждать не нужно. Он  и так уже майор.
     Но ночь  так просто не закончилась. Только я подушки коснулся, такие мультики пошли – стук в дверь, опять этот солдатик, как чёрт из табакерки, комендантский. «Тревога, товарищ капитан. Срочно всем в управление». «Чемоданчик тревожный брать?» «Не могу знать».  В кабинете начальника, того же Александр Иваныча сидели все. Нас тогда в управлении, вместе с конторскими,  человек 20 было. Сидим, значит. «Кто напал? Откуда тревога?  Зачем тревога?» Башка кругом. Вино с водкой - это вам почище ядерного Чернобыля. Минут десят прошло, входит товарищ полковник.  В кителе, в папахе, а на дворе то лето, замечу. Но китель надел, а пижаму не успел снять. Штаны в крупную полоску, знатные. Наверное в самом деле случилось чего.  Мы встали. «Садитесь. Ну?» Мы молчим. «Ну и что?»  Молчим. «Докатились. Офицеров теряем.  Где Шетько? Не знаете? В госпитале Шетько.  Ну?» Молчим. «Ну и что?» Молчим. «Думаете вот так вот по городку идти, значит, песни петь, значит, парами меня винными обдавать и не поплатиться за это? Товарищи офицеры, я ж Вас уже спросил и ещё спрошу. Денисов?» «Так я ж спал».  «Так ты в эту ночь спал, а до этого? Ишь отговорку нашёл, спал он. Ну так что,  Денисов?» «Прошу прощения». «Денисов, бля, ну вот не люблю я Вас, двугодичников. Прошу (передразнивает) прощения. Ну кто ж так отвечает, ёлуп. Виноват, товарищ  полковник. Разрешите налить, товарищ полковник.  Вот как отвечают, когда тревога, понимаешь. У тебя на душе не тревожно, Денисов? В Сибирь захотел?» «Никак нет». «Ну вот. Понимаешь. Ну, товарищи офицеры,  мы - коллектив сплоченный». И резко так бутылку спирта извлекает.  «Сичас Ванечка (солдатик тот появляющийся каждый раз) огурцов доставит. Малосольных.  А за спирт не волнуйтесь. Чего-чего, а спирта у нас хватит». 
     Утро встретили вместе. Роты бодро выдвигались на работу. Полковник нас так, по-отечески, осмотрел. Вид, к слову сказать, не ахти. «На объект Вас на грузовике доставлю». Язык заплетается, но стоит твердо, орёл.  У части один такой фургон для развозу имелся. На нём ещё «Люди» написано было.  «Люди».
    Если Вы пельмешки не любите варёные, так их прожарить вдобавок можно, лучок добавить. Ну это так, для общего, так сказать, развития.

26.03.2020 ( карантинного )