11. Реки Забвения

Реки Забвения.

В Городе жить мне было негде, денег не было совсем, и взяться им было не откуда. Я восстановился в универе. Выгрыз у председателя профкома Карины койко-место в общаге и обустроился. Мне повезло. Сосед по комнате оказался второкурсник из богатеньких. В комнате был видик и огромный запас кассет. И я нашел там все фильмы, начало которых помнил. И наконец, досмотрел их. Потом пересмотрел все комедии.  И кажется, снова научился прятать оскал под улыбкой.

Одновременно нашел кое - кого из старых знакомых адептов Джа, и наладил бесперебойное снабжение анашой. Быстренько подсадил пацаненка и двух его зажиточных приятелей ботанов на анашу и просто снимал сливки с этого потока товарообмена родительских денег на кайсацский сорняк. А вскоре все трое уже сами вовсю торговали. Но траву по- прежнему он получали от меня. А я уже не курил. Во всяком случае, не каждый день.

Первое время я честно ходил на пары. Ну, надо же было хоть куда - то ходить.  В 97 жители Города уже пообвыклись с войной, идущей, где-то далеко. Где-то по телевизору. Все уже знали, что к людям, вернувшимся из армии, следует относиться осторожно. С войны не возвращаются герои. Все герои остаются там. С войны возвращаются свихнувшиеся от хронического ужаса хищные крысы. Мгновенно готовые взорваться, начиненные страхом жесткие твари. Они уже не были интересны. И все научились уже держаться от них подальше. Меня это вполне устраивало. Разговаривать с кем - то мне совершенно не хотелось.

На лекциях я никак не мог сосредоточиться на словах преподавателей. Что - то случилось со мной и любые слова перестали иметь смысл. Слова я понимал, каждое в отдельности, но вот понять, что и зачем бубнит преподаватель, я не мог. Эта речь только мешала слушать окружающий мир. Вот болтовню всех окружающих, в основном девушек, я слушал с вниманием и любопытством. В моем Городе время течет пульсирующими толчками. Тут никогда не бывает важных новостей, но всегда столько интересного. И обо всем, что случалось я узнавал из их болтовни. Я слушал их в коридорах, в столовой, на ближних улочках.

Впрочем, смысла больше не было совершенно не в чем. Не только мир утратил интерес ко мне, но и я утратил всяческий интерес к миру. Ни материальных, ни моральных претензий. Расстались добрыми друзьями. По взаимному согласию. Так же, по - хорошему распрощался я с альма, мать её, матерью. Мне невыносимо странным и глупым казалось мерить шагами бесконечные серые одинаковые коридоры, переходя с одной бессмысленной лекции на другую. Тут уже некому было меня учить.
Тем не менее, сила привычки и распорядок дня, первый семестр третьего курса я закончил. Сам этому был удивлен крайне. Мне даже выставили оценки. Вот тут моей заслуги не было. Это моя Первая Любовь Карина щедро осыпала меня прощальными дарами в зачетную книжку. Эта стерва умела давить и подкупать преподавателей. Она бы меня и на Красный Диплом натянула, если бы захотела.

Однако, в следующем семестре у моего курса должен был вести Самый Четкий Препод. Вернее, то, что от него осталось. Вокруг было столько разговоров, что 4 года назад он был звездой университета. Но потом произошла трагическая история и он сильно изменился. Я помнил его 4 года назад. И очень не хотел его видеть. Еще меньше я хотел, чтобы он вспомнил меня в те же годы. Хотя я сильно изменился. Меня уже нельзя было узнать.

Свободного времени у меня было много. Особенно ночами. Моя сутулая темная тенью обшаривала длинные продуваемые осенью улицы. Моя тень заглядывала в самые угрюмые и опасные закоулки тревожно спящего Города. Чего она искала я и сам не понимал. Но был готов к любой встрече. И каждый раз её маршруты пролегали чуть ближе и ближе к той сталинской многоэтажке, код от подъезда в которой я все еще отлично помнил. Однажды даже пролетел торопливой ночной птицей прямо вдоль этого дома. Во двор входить не решился. И кто знает, куда бы меня это завело.
 
Я давно и тотально раскаялся в своем преступлении. Все оправдания были мной рассмотрены и отвергнуты. Раскаяние мое не удовлетворило ни меня, ни высшую инстанцию. Квитанцию о прощении и отпущении греха я так и не получил. Как не получил и покоя.

Спокойно мне становилось только в раздевалке спортзала. Абонемент мне так же подарила Карина. Я часами колотил грушу, изнурял себя скакалкой и висел на турнике. И все это только для того, чтобы выйдя из душа, упасть на лавочку возле шкафчика в тупом одеревенении тела и мыслей. И вот это был короткий период полного покоя.

Тогда в раздевалках спортзалов пахло совсем иначе. Застарелым потом, блевотиной, кровью, усталостью и кипучим адреналином. А еще в раздевалках курили. И усталые пальцы мелкой дрожью чертили в воздухе дымные знаки сигаретой. Да и народ туда тогда ходил другой. Сейчас туда ходят в надежде прожить подольше. Избежать тромбоза и инфаркта, чтобы позировать для девчонок. Тогда туда ходили те, кому мало пистолета или куска арматуры в качестве оружия. Туда ходили те, для кого насилие было основным инструментом достижения цели. Они тягали железо или колотили груши до темных пятен в глазах. До рвотных позывов, до боли в печени. И каждый был прост и понятен. И ясно было, для чего терзает трицепсы или бесконечно повторяет двушечки и троечки. Брезентовые пояса были пропитаны потом. Перчатки измазаны кровью. Каждый был ходячим оружием, с взведенным курком. Каждый был на Войне. И каждый был прозрачен, как сосуд, наполненный собственной судьбой. От некоторых из этих парней остался только черный камень на могиле. А кое от кого не осталось и этого. Просто канули в дальние омуты Леты. Но мне было просто и хорошо с этими парнями. И мне спокойно дышалось в спортзале. И сигарета, дрожащая в пальцах, приносила мне глубокий покой каждой затяжкой ……………………………………………

Интро.

Не убий.

Самая лаконичная и не дающая возможности для вольного толкований заповедь номер шесть звучит просто. Не убий. И точка. Сдохни, подставь другую щеку, молись, плачь, но не убий. Иначе не будет тебе ни рая, ни благодати, и в следующей жизни быть тебе жабой. Не убий, даже если нет сил не убить. Какая простая заповедь. Но, какая же она сложная.  Не убий никого, кроме тех, кто жертвует на иных богов – говорят попы. Не убий никого, кроме тех, кто одет в другую форму – говорят замполиты. И их толкование заповеди куда ближе нам, грешным.

Как можно не быть убийцей, если общество, в котором ты живешь построено убийцами и для убийц? Если к этому тебя готовят все прочитанные тобой детские книги и просмотренные фильмы? Как не быть убийцей, если все следы в истории оставлены кровавыми подошвами героев? Как иначе творить историю и преобразовывать мир, кроме как стреляя налево и направо в каждого, кто смеет думать иначе. Да и кто в нашем обществе не убийца?

Ведь, чтобы уничтожать другого человека наше общество придумывает все новые и новые инструменты. И все лучше платит тем, кто умеет их применять. Разве не убийцы те, кто требуют смертной казни для педофила в социальных сетях? Да, они хотят убить убийцу, но ведь хотят убить. Разве не убийцы успешные менеджеры, одним росчерком пера переводящие производство из одной страны в другую? Или те, кто в уютных лабораториях придумывают новые компьютерные программы для старых добрых самонаводящихся торпед невиновны? Хватит притворятся. Нас семь миллиардов, и мы больше ни за чем не нужны друг другу. И планеты не хватит на всех. И либо ты смиренный раб, либо убийца. Но заповедь!!! Заповедь не терпит других толкований. Рай не для тех, кто не смирёне. Да и черт с ним, с этим Раем.

Продолжение http://proza.ru/2020/04/13/773