Платеро и я. Фейерверки

   В сентябре, праздничными ночами, мы поднимались на холм, что за нашим садовым домиком, чтобы почувствовать деревню в выходной день, где такой душистый покой, что источают благовония водоёмов. Пиоса, старый сторож виноградника, пьяный на почве былого, лицо играет с луной, час за часом, завитком на виске.

   Уже позже запустили фейерверки. Сначала были глухие маленькие хлопки; позже ракеты без шлейфа, что раскрылись на вдохе, словно звёздный глаз, что мог бы увидеть, на мгновение, красное, фиолетовое, голубое поле; и остальные, что обронили свое сияние, что обнажённая дева, которая согнет спину, словно кровавая ива, что накрапывает цветами света. Ох, какие жгучие павлины, сколь тяжела невесомость светлых роз, что за огненные фазаны в садах звёзд!

  Платеро содрогался каждый раз, когда раздавался хлопок, синий, фиолетовый, красный, во внезапно освещенном пространстве, и в колеблющемся свете, что увеличивал и сжимал тень над его головой, я видел его большие чёрные глаза, что испуганно на меня смотрели.

   Когда, словно финал, среди далёких голосов деревни на звёздное небо поднимался венец замка с окрашенным ореолом, владелец увесистой пушки, что заставляла закрывать глаза, а женщинам - закрывать уши, Платеро, безумно взревев, словно бесноватая душа, удирал виноградником под сень спокойных сосен.