Осколки жизни

Осколки жизни

Пролог
Меня зовут Адрианна. Я не знала горечи и страданий. Я купалась в нескончаемом потоке счастья, пока омут моего блаженства не отравила капля яда.

1.
О, какой восторг!! Какое чудо – жизнь!
Как мало человеку нужно для счастья. Ветер, приносящий с собой головокружительный дух свободы. Зеленая трава, ласкающая ступни подобно пушистому ковру. Слепящий глаза солнечный свет. 
Как человеку, должно быть, мучительно жить, если он лишен всего этого. О, может ли такое быть? Неужто есть на свете несчастные, что лишены радости созерцать красоту природы?
Я возвратилась в замок переполненная самых смелых грез и надежд. Я была так счастлива! Я каждой частичкой своего естества ощущала, что должно произойти нечто совершенно грандиозное, то, что изменит все мое бытие.

Каждый мой день проходил в радостях. Я гуляла по лесу, купалась в озере, наслаждалась пением птиц. По возвращении в замок я углублялась в свои любимые книги, меня захватывал круговорот умопомрачительных событий, описанных автором. Я радовалась, что ужасы, которые порой происходили в жизни героев, были лишь плодом бурного воображения писателя. Что может омрачить наше существование, когда нас касается свет солнца?
Когда приходило вдохновение, я писала картины. О, какое удовольствие я получала от своего ремесла! Возможно ли описать? Чувство, когда своей рукой ты творишь нечто доселе не существовавшее, воистину неописуемо!
Отец часто устраивал балы в нашем замке. Туда стекались знатные господа и дамы со всего королевства. Как они были учтивы и прекрасны! Сколько благородства в мужчинах, сколько грации и изящества в женщинах, гостивших у нас! Я была очень рада, когда могла встретиться с ними, одарить их улыбкой. Что может быть прекраснее того, чтобы дарить кому-либо радость и тепло?
В день моего совершеннолетия родители устроили настоящий пир. Торжество, невиданное с давних пор. Гости были веселы. Вся атмосфера была пронизана беззаботностью и счастьем. Больше всего в таких праздниках меня радовала вовсе не роскошь, не яства и напитки, от которых ломились столы. Я была счастлива, потому что видела вокруг себя жизнь. Видела радость, видела свет. Видела улыбки наших друзей. Счастливой меня делало осознание того, что мы живем, и жизнь наша прекрасна.
Я вышла из замка подышать свежим воздухом. Немного подумав, я прошла через ворота и хотела прогуляться до леса, но тут увидела старца, сидящего на земле. Голова его была опущена, тонкие морщинистые руки лежали на коленях. Пряди длинных седых волос хаотично ложились на плечи.
Первое, что я ощутила – изумление.
- Почтенный господин, могу я Вам чем-либо помочь? – мягко поинтересовалась я у старца.
Он поднял голову, и мой взгляд встретился со сталью усталых глаз.
- Можешь ли… ты мне помочь? – медленно повторил он.
- Как Вас зовут? – Я присела рядом с ним на землю.
- Мое имя – одно из тысячи других имен, оно ничего тебе не скажет, дитя. – Старец задумчиво поднял глаза на небо.
- Почему Вы сидите здесь? – не выдержала я долгого молчания.
- Мне некуда идти, - был простой короткий ответ.
- А где же Ваш дом? – удивилась я.
- Его нет и никогда не было.
- Разве такое бывает?
- В этом мире еще и не такое бывает, - снисходительно ответил старик.
Я на мгновение задумалась, затем воскликнула:
- Но как же так? Я не понимаю. Где же Вы живете?
- Мой единственный дом – улица. Отчего ты так изумляешься, дитя? – Старец взглянул на меня. – Разве не знаешь ты, что в мире бывают и худшие вещи, нежели отсутствие дома?
- Расскажите мне, - тихо попросила я, отчего-то ощутив в сердце неведомую прежде тревогу.
- Кто ты, дитя?
- Я принцесса Адрианна.
- Вот оно что… - протянул старец. – Значит, правду о тебе народ говорил.
- О чем Вы?
- В народе говорят, что король свою дочь ограждает от всех бед, что она ни о чем, кроме радости, не ведает.
- Это правда. Из замка я ухожу только в лес и в замки наших друзей, когда они устраивают торжества.
- Друзей? – хмыкнул старец. Его печаль на миг сменилась горькой насмешкой. – Ты веришь, что у короля могут быть друзья, девочка?
- Что Вы говорите? – испуганно воскликнула я. – Отца все любят.
- Короля может любить лишь простой народ. А большинство знатных господ может его лишь бояться и ненавидеть. Они льстиво улыбаются ему в лицо, расстилаются перед ним в поклонах, а за спиной его строят козни и злословят на него. Король щедро награждает этих людей незаслуженными титулами и землями, в то время, как простой народ, зарабатывающий себе на жизнь честным трудом, мучается от голода, не зная, как прокормить свою семью.
- Я слышу от Вас страшные слова, господин, - прошептала я, боясь поверить сказанному старцем.
- Правда всегда страшна. Редко она бывает красивой.
- Ваша жизнь трудна?
- Могу ли я жаловаться, дитя? – Старец вновь устремил на меня взгляд, полный безмолвной тоски. – У меня нет дома, я живу впроголодь, но есть люди, которые испили из чаши страдания больше меня. Есть люди, которые потеряли близких. У меня нет никого. Наверное, лучше быть одиноким, чем жить с осознанием того, что потерял любимых.
- Но как же… Одиночество – что может быть страшнее?
- Дитя, ты многого не знаешь… Не стоит тебе мучить себя подобными вопросами. Тот мир, в котором ты живешь, является миражом. Желаешь продолжать счастливую жизнь, не пытайся узнать, что из себя представляет реальность.
- Как такое возможно? – едва сдержала я вскрик. – Вы рассказали мне ужасные вещи, они не дадут покоя моей душе! Отныне я не смогу вести прежнюю беззаботную жизнь.
- Ты не в состоянии изменить мир, дитя, - старец печально покачал головой и взглянул на меня с жалостью. – Живя в неведении, ты была счастлива. Если станешь сокрушаться над тем, чего не в силах изменить, будешь глубоко несчастна.
- Я жила в неведении… - повторила я с тихим ужасом. – Как могла я всего этого не знать? Как могла поверить иллюзии? Вы правы, я была счастлива, но что это за счастье? Существовать изо дня на день, предаваясь нескончаемым радостям и наслаждениям?! В то время, как множество людей страдает! О, горе!
Я вскочила на ноги и побежала в замок. Запершись в своей комнате, я рухнула на кровать и залилась нескончаемым потоком горячих слез. Они обжигали мне лицо. Впервые в своей жизни я почувствовала боль. Настоящую боль! Прежде я не знала, что это такое.
Бедняки… Голодные, нищие… Страдают…
«А я живу в роскоши, которую ничем не заслужила», - была последняя мысль, посетившая мою затуманенную голову, прежде чем я провалилась в беспокойный сон.

Как только на рассвете первые лучи света проникли в комнату, я вскочила с кровати и выбежала из своей комнаты. Слуга, увидев меня в помятой одежде и с растрепанными волосами, изумленно поднял брови и спросил, не больна ли я. Я лишь отмахнулась от него и попросила принести из кухни побольше свежего хлеба и чашу виноградного сока. Да, я была больна. Но не объяснить словами, что это за болезнь.
Когда я вышла за ворота, увидела старца на том же месте, что и вчера ночью.
- Вы должны поесть. – Я поставила на землю еду и присела рядом.
Старец поднял на меня серые глаза. Должно быть, в молодости они были у него пронзительные. Сейчас же глаза потускнели. Словно сама жизнь выкрала их краски.
- Благодарю тебя, дитя. Ты добра ко мне.
- Добра? Много ли я сделала, господин? Я не сделала в своей жизни ничего, что было бы моим – моим трудом, моим достоянием. Все, что принадлежит мне – это лишь моя жизнь.
Старец загадочно улыбнулся.
- Ты ошибаешься, дитя. В этом мире нет ничего, что принадлежало бы нам. Мы не владеем даже собственной жизнью.
- Не понимаю… - тихо сказала я.
- Дитя, ступай домой. Мне нужно остаться одному. Пришел час. Тебе не нужно быть здесь.
- О чем Вы? – испугалась я.
- Ступай, - мягко, но твердо повторил он.
Я слегка удивилась, с какой силой прозвучал голос столь пожилого человека. Подумав, что возражать будет неучтиво, я поднялась, но пошла не в замок, а в лес.
Лишь оказавшись среди могучих деревьев, окруженная шепотом листвы, я почувствовала некое подобие облегчения. Вот место, где я ощущала себя свободной – теперь уже лишь частично.
Я долго бродила по знакомым тропинкам. Вглядывалась в ковер цветов – какие они красивые, вот уж они-то точно счастливы! Вслушиваясь в чарующее безмолвие леса, я пыталась услышать голос природы. Он умиротворял, успокаивал, но не давал ответов.
Какая мука – не знать истину! Знать, что есть страдание, и быть беспомощной. Как с этим бороться? Самое главное – с чем бороться? Откуда тот ужас, присутствующий в мире, о котором мне поведал старец?
Ощутив усталость, я отправилась в замок. Возле ворот я застыла в немом ужасе. Этот миг оказался тем самым ядом, который отравил мою жизнь, и от которого не отыскалось противоядия.
Старец был мертв. Глаза его были открыты и устремлены на небо. В них был покой. Но он был мертв!
Остаток дня я пролежала в своей кровати. У меня был жар.
Так началась моя агония.
Я сумела подняться на ноги на следующий день. Но я чувствовала себя настолько измотанной, что выходить за пределы замка была не в силах. Лишь через два-три дня я поправилась.
Когда я спросила про мертвого старца, никто не смог ответить, где его похоронили. Всем было все равно. Безымянный бездомный старик не был никому нужен в этом мире.

2.
О, каким кошмаром обернулось мое существование! Я не могла есть, не могла спокойно спать. Днем я бесцельно бродила по лесу или замку, ночами меня мучили страшные сновидения. И казалось, этому не будет конца. Нигде я не могла обрести покой.
Я пыталась уйти во временное забвение, очутившись в лесу – посреди моих лесных друзей, посреди зелени и озорного ветерка. Но я не могла!!! Шепот травы более не успокаивал меня, птицы не могли усладить мой слух своим пением. Солнечный свет не в силах был разогнать мрак, окутавший каждый уголок моей души. Казалось, даже воздух был насквозь пропитан отчаянием, что жгло мое сердце больнее раскаленного железа.

Возвратившись в замок из очередной прогулки в лесу, я решительно заявила отцу:
- Мне нужна карета, я еду в город.
- Адрианна, но зачем тебе в город? – безмерно изумился он.
- Я никогда там не была, за исключением тех случаев, когда ездила на балы. Я желаю увидеть свет.
- Но в городе нет ничего интересного. Здесь есть все, что ты любишь: гуляй по замку, ходи в лес, купайся в озере. Город не то место, которое понравится тебе, Адрианна.
- Отец, я поеду в город. – Я заглянула ему в глаза.
Он все понял. Понял, что на этот раз я буду настаивать до конца.
- Хорошо. Я прикажу приготовить карету. – Сколько в этот момент было беспомощности в его голосе. Мне стало жаль отца. Но отступить значило бы отказаться от шанса узнать больше.
- Благодарю, отец.
К тому моменту, как подали карету, я уже вышла из замка.
Мы ехали около полутора часа. Мой уютный привычный мир остался позади. Я вступила в зону неизвестности.
Я выглядывала из окошка кареты и не без интереса рассматривала все, мимо чего мы проезжали. Улицы кишели людьми – улыбающиеся и хмурые, элегантные и грязные, красивые и страшные – какие они были разные! Мы проехали мимо рынка, откуда доносились крики и грязная ругань. Я с отвращением откинулась на свое сиденье и задернула завесу, закрывавшую окно.
Я думала над тем, не попросить ли кучера повернуть обратно, но тут услышала пение. Какой чудный голос!
- Остановите здесь! – крикнула я.
Выбравшись из кареты, я велела кучеру ждать меня возле кареты и проигнорировав его слабые возражения, быстро зашагала в сторону, откуда доносилось пение.
Я увидела толпу людей, собравшихся вокруг какого-то юноши. Разглядеть владельца волшебного голоса в тесной толпе не представлялось возможным. Однако я решила дождаться конца песни. Я должна была увидеть  певца.
Мои веки опустились, и я всецело погрузилась в глубину, так чарующе манящую в себя. Она дарила и радость, и печаль одновременно. Сколько мощи в голосе и сколько в ней нежности! Как пронзительно тоскливо звучит этот невероятно чудесный голос! Но почему песня так печальна? Откуда в этих словах столько муки, которая прикасается и заставляет вздрагивать струны даже самых огрубевших душ?
Последние слова застыли в воздухе в дикой муке, и голос певца оборвался. Я распахнула глаза. Толпа аплодировала. Прошло несколько бесконечно долгих минут, прежде чем люди начали расходиться. И наконец я увидела его.
Фигура высока, но очень худощава. Одежда изодрана. Волосы длинные. Если их помыть, наверняка будут на солнце блестеть золотом. Лицо с острыми скулами выглядит усталым. Молодой мужчина, даже юноша, но какие глаза – полные безбрежной тоски и отчаяния!
Только сейчас я поняла, что он смотрит на меня. А я – прямо в его глаза. Я окунулась в их синеву – словно в бездонный океан боли.
Я не могла выносить этого слишком долго. Мне показалось, я начинаю задыхаться. Опустив голову, я тяжело вдохнула воздух. Стало чуть легче.
Какой ужас! Никогда до этого я не сталкивалась с такой сильной реальной болью. Будто она была ощутима, осязаема. Будто она растворилась в воздухе и отравой входила в самое сердце.
- Добрый день, принцесса. – Его голос звучал еще прекраснее, чем когда он пел.
Теперь я слышала радость, а не печаль.
В совершенной растерянности я подняла на него глаза. Нет – я ошиблась. В синих очах все так же плескалось страдание.
- Принцесса? – Единственное, что я сумела выговорить.
- Ты очень мила. Как принцессы из сказок, - улыбнулся он. Только губами.
- Но я…
- Что?
- Ничего. – Я решила, что ему незачем знать, кто я.
- Ты внимательно смотрела на меня, а затем опустила глаза. Почему?
- Я оказалась не способна прорваться через ту боль, которую прочитала в твоих глазах, - сказала я правду.
Улыбку словно стерли с его лица. Черты юноши исказились. Он как будто согнулся под тяжестью, которая на него внезапно обрушилась.
- Как тебя зовут?
- Адрианна.
- Я – Гордей. Ты не желаешь пройтись со мной?
- Простите, но мне пора.
О, какое странное чувство посетило меня в этот момент. Такое… тревожное, опасное… доселе неведомое.
Я, ощутив безотчетный страх, развернулась и побежала к карете. Как только я устроилась в ней, мы тронулись с места. Спустя минуту я не выдержала и выглянула в окно. Улица была пуста, будто недавно бушевавшая там жизнь покинула ее.

Прошла неделя с тех пор, как я побывала в городе. Эти семь дней показались мне сущей пыткой. Я очень мало ела. На улицу я почти перестала выходить. По ночам меня мучил один и тот же сон: я слышала преисполненный печали голос Гордея, видела его полные муки глаза и просыпалась. Подушка моя была мокрой от слез, сердце билось в сумасшедшем ритме, тело обливал холодный пот.
Я должна была оборвать эту пытку или хотя бы попытаться сделать ее более терпимой. Единственный способ, который я нашла для этого – встретиться с певцом и поговорить с ним. Идея казалась мне нелепой, я представления не имела, что мне даст разговор с уличным музыкантом, однако другого выхода я не видела. К тому же, я надеялась, что Гордей сможет дать ответы на мучившие меня вопросы.
Только приняв решение, я велела приготовить мне карету. Родители, особенно мама, кажется, обрадовались. Ведь я уже целую неделю лежала в своей комнате – они думали, что я дурно себя чувствую.
Когда карета остановилась, я велела кучеру оставаться на месте, а сама отправилась на поиски Гордея. Его голос я узнала тут же. Толпа, взявшая его в кольцо, была еще гуще, чем в прошлый раз.
Когда песня закончилась и толпа разошлась, он увидел меня. И сразу подошел.
- Здравствуй, принцесса! Я знал, что ты придешь.
- Откуда? – чувствуя себя глупой, спросила я.
- В прошлый раз мы не закончили разговор. Мне очень хотелось вновь увидеть тебя и поговорить. Каждый день я приходил сюда и ждал. И вот ты пришла. – Его лицо осветила улыбка – искренняя, открытая, но с примесью грусти. – Пройдемся?
- Да.
Мы медленно зашагали по улице.
- Где Вы живете? – спросила я, не зная, как по-другому начать разговор.
- Разве это важно? – мягко спросил Гордей, улыбаясь. – Весь мир – мой дом, и в то же время все вокруг чужое.
- Странно… - пробормотала я. – Я ничего не понимаю. Вы, кажется, таинственный человек…
- Самый обыкновенный, - весело возразил он. – И, кстати, перестань называть меня на «вы». Я ненамного старше тебя.
- Я из уважения. Ведь это правило хорошего тона, - сказала я, удивляясь, отчего некоторым людям приходится объяснять столь простые вещи.
Гордей рассмеялся. В глазах парня заиграли озорные огоньки.
- Какая ты забавная! – сказал он, дружелюбно глядя на меня. – Но мы ведь с тобой простые люди, верно? Нам незачем думать обо всех этих аристократических замашках.
- Хм… - неопределенно выдавила я. – Ты часто поешь на улице?
- Музыка – единственное ремесло, которым я владею, - был ответ. – Этим я зарабатываю себе на жизнь. И нахожу утешение.
- Утешение?
- Да. Жизнь порой такая… тоскливая. В музыке я забываюсь, окунаюсь в океан сладких грез и надежд… В музыке я способен разглядеть нечто прекрасное, возвышенное и неизменно светлое. Всего этого так не хватает в окружающем нас мире… - Свет в глазах Гордея потускнел, в них отразилось все его сожаление, вся глубина его душевных переживаний.
- Почему для тебя жизнь тоскливая?
- Всех причин не счесть. Я вижу вокруг себя жестокость, одиночество, предательство, грязь, разврат… Как это омерзительно! И нет предела людской порочности!
- Тебя делает несчастным зло, царящее вокруг тебя? И человеческая боль? – спросила я, внимательно всматриваясь в синие глаза, в которых – я верила – можно прочесть ответ.
- И это тоже.
- Что еще?
- Моя собственная боль, - тихо ответил он, не глядя на меня.
- Какое у тебя горе, Гордей?
- Поговорим об этом в другой раз, принцесса. – Он поднял на меня взгляд, в котором уже не было муки. Она была скрыта маской беззаботности. – Расскажешь о себе?
- Что же тебя интересует?
- Все! Ты любишь небо?
- Небо? – изумленно приподняла я брови. Какой необычный юноша…
- Да. Что может быть прекраснее мгновений, когда любуешься небесами? – восторженно воскликнул Гордей, и во взгляде его появилось неподдельное счастье. Но лишь на несколько мгновений. - Ночами, лежа на земле, я гляжу на небо. Звезды и луна будто освещают путь затерявшимся во тьме. Небо такое чудесное – бесконечное, далекое, манящее…
- Ты прав. Я тоже люблю смотреть на небо. Люблю считать звезды. Когда я была маленькой, я вознамерилась пересчитать все звезды на небе. – Я улыбнулась этому забавному воспоминанию.
- И что – получилось? – Так же улыбнулся Гордей.
- Нет, - коротко рассмеялась я. – Я люблю природу: лес, траву, ветер, птиц… Я чувствую себя такой свободной, когда гуляю где-нибудь на природе. Тогда в моей душе воцаряются гармония и покой. Впрочем…
- Что?
- Так было раньше… - грустно ответила я. – А сейчас…
- Что же изменилось?
- Природа больше не дает успокоения. – Я задумалась: как же объяснить, что меня мучает? Как облечь в слова мои непередаваемую боль и тоску?
- Адрианна? – выжидающе взглянул на меня Гордей, впервые назвавший меня по имени.
- Я столкнулась со смертью, - сказала я, с содроганием вспомнив мертвого старца. – И с болью – твоей.
Лицо Гордея выражало безграничное изумление. Оно требовало пояснения.
- Прежде я не сталкивалась ни с чем, что омрачало бы мои дни, - призналась я, обжигаемая раскаянием. Теперь моя былая жизнь казалась мне полной эгоизма и бессмысленности. – А сейчас… я узнала, что такое боль, что такое печаль и отчаяние. Это мучает меня, разъедает душу каждый день, отравляет мою жизнь. Я словно бьюсь в агонии, но избавления от этого не видно.
Воцарилось долго молчание. В воздухе вибрировали вопросы. И тревога.
- Ты откровенно поведала мне о своих переживаниях. Я должен ответить тем же. – Гордей тяжело вздохнул и поднял глаза на небо. Затем взглянул на меня. – Моя мать забеременела от нищего уличного музыканта. Она не помнила даже его имени. Она никогда не любила меня. Я был безмерно счастлив, когда ушел из дома. Но какое разочарование ждало меня, когда я вырвался на волю. Да и какая это была воля… Лишь более изощренное и мучительное рабство. Жалкий человеческий род! Я жаждал красоты, возвышенности, глубины, благородства – а видел лишь ложь, спесь, измены и распутство. Лесть скрывала презрение и злобу, сладкие речи были маской проклятий. Я накопил денег для путешествий. Побывал во многих городах королевства. И везде одно и то же! Мне казалось, я нашел желаемое счастье – и вновь разочарование. Мне казалось, меня полюбили – в итоге меня предавали. Я так долго искал истину и понял – весь мир полон зла. Почти каждое человеческое сердце отравлено пороком. Устами своими люди извергают яд, что скопили в своих сердцах.
Я молчала. По сравнению с тем, что чувствовала я, страдания Гордея казались еще глубже. Он знал больше меня – и его знание отравляло его жизнь.
- Ты все это рассказал мне – почему? – наконец спросила я. – Ты не знаешь меня. Что, если я окажусь ничем не лучше тех, в ком ты разочаровался?
- Нет. – Он улыбнулся. – Я не раз ошибался в людях, но не в этот раз. Я научился распознавать фальшь. В тебе ее нет.
Я смущенно опустила глаза.
- Итак, принцесса, наши с тобой пути волею судьбы, или, быть может, волею Кого-то разумного и мудрого, оказались в точке пересечения. Как думаешь, что из этого следует? Быть может, мы, две несчастные души, должны помочь друг другу обрести долгожданный покой?
- Не понимаю, как… Прости, Гордей, но мне пора идти, - спохватилась я, вспомнив, что обещала родителям не задерживаться.
- Так скоро? – с печалью отозвался он. – Но мы еще увидимся?
- Пожалуй, - сказала я. – До свидания!
Развернувшись, я быстро зашагала по направлению к карете. Обернувшись, я обнаружила, что Гордей следом не пошел. Я не хотела, чтобы он видел меня садящейся в карету. Он называл меня принцессой, но пускай не знает, что ею на самом деле я и являюсь. Так приятно осознавать, что тебе улыбаются не как дочери короля, а просто как человеку.

С Гордеем вновь я встретилась через пару дней. Все это время разговор с ним не шел у меня из головы.
Чтобы у родителей не возникли подозрения, я сказала, что иду гулять в лес. Вначале я шла пешком, затем подсела в проезжающую мимо карету. Хорошо, люди не знали, как выглядит дочь короля. Сердце мое трепетало в радостном ожидании, но одно обстоятельство омрачало мою душу: я научилась лгать. 
«Почти каждое человеческое сердце отравлено пороком»…
Гордей был прав. Иначе отчего человек так легко и беспечно склоняется ко злу?
- Я хочу тебе кое-что показать. Пошли! – Гордей, поспешно поздоровавшись, потянул меня к ожидавшей нас карете.
Мы уселись, и карета тронулась с места.
- Куда ты меня везешь? Ты потратился для того, чтобы нанять карету? – Мне было стыдно.
Гордей зарабатывал себе на жизнь своим талантом, в то время, как я жила в незаслуженной роскоши.
- Я скопил достаточно, чтобы нанять карету. Об этом не думай, - беспечно отмахнулся он. – И вообще, что есть деньги? Прах. Они не стоят того, чтобы о них переживать.
Я ничего не ответила. Чем больше я общалась с Гордеем, тем более восхищалась им.
Когда карета остановилась, Гордей помог мне выбраться из нее и повел вперед. Через некоторое время мы остановились на краю обрыва. Я взглянула вниз и в страхе отпрянула назад. Высота была невообразимая! Упадешь – обратишься в кровавое месиво.
- Испугалась? – спросил Гордей с улыбкой.
- Здесь жутковато, - поежилась я. – Какой, должно быть, ужас упасть с такой высоты.
- Ужас? – Гордей изогнул левую бровь. – Паришь, словно птица, всем телом ощущаешь свободу – это изумительно. Только вот длится все это всего несколько мгновений.
- Ты говоришь страшные вещи, - вновь поежилась я.
- Прости. Порой мои мысли пугают меня самого. Знаешь, а я ведь раньше не раз думал об этом: всего один шаг – и все закончится.
- Неужели… это немыслимо… - прошептала я, ошарашенная его признанием. – И ты бы прыгнул?
- Я ведь стою перед тобой… - мрачно улыбнулся он. – Вначале у меня просто не хватало духу. А затем я понял, что бегство – не решение. Борьба – вот единственно возможный путь. Смерти бояться не надо. Жизнь гораздо сложнее и мучительнее. Но и желать себе смерти тоже нельзя. Каждый должен до конца пройти свой путь. Иначе зачем вообще жить? Должен же быть какой-то смысл.
- Ты его нашел? – спросила я, затаив дыхание. Отчего-то казалось – это очень важный момент.
- До встречи с тобой я искал. А теперь думаю, что я нашел то, что искал. Вернее, кого. Тебя. – Синие глаза, кажется, заглянули в самую глубину моей души. – Прожив двадцать лет, только сейчас я понял, в чем смысл – в любви. Я хотел сказать тебе эти слова еще в прошлый раз, но боялся. А теперь понял, что бессмысленно страшиться. Каков бы ни был твой ответ, чувства мои остаются неизменны. Я люблю тебя, Адрианна. С первого мгновения нашей встречи.
Я, будто пораженная молнией, отшатнулась назад. Я хотела потерять сознание, хотела быть унесенной в страну забвения, но я стояла здесь и слышала эти слова. Я узнала, что меня любят. Узнала, что я по-настоящему нужна кому-то. Узнала, что для кого-то любовь ко мне – счастье и смысл. И я поняла страшную вещь – я тоже люблю Гордея, но мне этого недостаточно! Любовь к нему не даст покоя моей душе. Любовь к нему не избавит меня от муки, преследующей меня с того дня, как я впервые столкнулась со смертью. Я получила любовь, которую не заслужила. Мне было даровано счастье, которого не было у тысячи других. Я могла жить в блаженстве, в то время как другие корчились от страданий и молили об избавлении. Нет, какое горе! Я не могла этого вынести! Не могла смириться с тем, что есть зло и боль. Я не могла быть счастлива, зная, что другие горят в огне страданий!
- Адрианна! – Гордей сделал шаг ко мне.
- Нет! – крикнула я, падая на колени. – Нет!!!
- Что с тобой, Адрианна? – Он бросился рядом со мной на землю.
- О, горе, горе мне… - простонала я, задыхаясь от боли. – Гордей, отчего ты обрек на муки нас обоих? Ты сказал, что любишь меня, но я не достойна твоей любви! Ты не будешь счастлив со мной, Гордей!
- Сама любовь к тебе для меня – счастье, Адрианна, - возразил он, с болью взирая на мои страдания.
- Прежде я купалась в роскоши – и чувствовала себя счастливой. Я думала, не может быть в мире страданий, пока светит солнце. Когда же я увидела мертвого старца… о, горе… - простонала я вновь, заливаясь слезами. – Тогда моя жизнь превратилась в ад. Отныне я буду гореть страданием. Я не знаю, что со мной происходит, я не знаю, как мне с этим жить. Но я знаю другое – тебя рядом со мной быть не должно, Гордей! Я не желаю, чтобы ты тоже страдал. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты жил! Но рядом со мной нет жизни… Гордей, ты должен оставить меня…
- Нет! Нет, нет, нет… - прошептал Гордей, утирая слезы с моего лица. – Адрианна, мы справимся! Я не оставлю тебя. Я не смогу жить, зная, что ты страдаешь. Мы будем бороться, мы найдем способ помочь тебе, любовь моя!
Я не сумела ничего ответить. Слезы горя затопили меня, я окунулась в бездонный океан отчаяния. Воды его сомкнулись надо мной, и я провалилась во тьму.

Лучи солнца проникали в мой беспокойный сон сквозь закрытые веки. Я распахнула глаза и с удивлением обнаружила, что нахожусь в своей комнате.
- Слава Небесам! – Мама кинулась ко мне и заключила в объятия.
- Как я тут очутилась? – спросила я слабым голосом.
- Благородный юноша принес тебя на руках. Он сказал, что ты потеряла сознание. И что ты сама все объяснишь, когда придешь в себя. Адрианна, скажи, что происходит? Ты же сказала, что идешь гулять в лес.
- Прошу, матушка, не терзай меня вопросами, - взмолилась я.
- Ох, прости, милая, ты ведь еще, должно быть, чувствуешь себя истощенной. Ты должна поесть и отдохнуть.
- Это все потом. Ты только скажи, где тот юноша?
- Он ждет тебя в саду. Позвать его?
- Нет, - поспешно возразила я. – Я сама пойду в сад. Подышу свежим воздухом.
В сопровождении служанки (на тот случай, если я почувствую слабость и мне понадобится помощь) я вышла в сад. Гордей, на лице которого отразилась вся его мука, обхватив голову руками, сидел на скамейке. Услышав мои шаги, он вскочил с места.
Я попросила служанку не идти за мной и подошла к несчастному юноше.
- Моя принцесса! – воскликнул он, в глазах которого читались и счастье, и боль одновременно.
- Значит, ты знал? – спросила я, слабо улыбаясь.
- С самого начала. Я проследил за тобой и услышал, как кучер твоей кареты обратился к тебе, как к дочери короля.
- А я так радовалась, когда наивно полагала, что ты принимаешь меня за девушку из более простой семьи.
- Адрианна, для меня не имеет значения, из какой ты семьи. Впрочем, будь ты простая крестьянка, пожалуй, я был бы более счастлив, ведь для нас тогда не было бы преград. Какой король выдаст свою дочь за нищего уличного музыканта? – Гордей опустился на скамью и закрыл лицо руками.
Но этот жест не помог ему скрыть боль. Она, не помещаясь в его сердце, выливалась наружу, просачивалась в самый воздух и ядом проникала в мое сердце.
- Гордей, - я присела рядом с ним, - если бы мы могли быть вместе, я отреклась бы от того, что я есть, я предпочла бы зваться женой уличного музыканта, нежели дочерью короля. Не это является преградой между нами.
- Ты не любишь меня? – спросил Гордей, поднимая взгляд на меня.
- Люблю. Но мой внутренний ад не позволит жить нам в счастье. Я обречена на муки, ибо осознание того, что есть в мире зло, не дает мне покоя. Но я не хочу обрекать на страдания и тебя.
- Как можешь ты такое говорить? Адрианна, любовь заключается в том, что люди разделяют не только радость, но и боль. Позволь мне взять часть твоей боли, позволь быть рядом, когда ты страдаешь. Умоляю! Умоляю только об одном – позволь мне быть рядом и проливать слезы вместе с тобой!
- Нет! – ответила я резче, чем хотела. – Гордей, - взмолилась я, - умоляю, оставь меня! Я твердо знаю, что не принесу тебе ничего, кроме несчастья. Я не желаю этого! Не желаю делить свою боль с тобой! Она – моя, я должна выстрадать ее в одиночестве! Умоляю, оставь меня!
 - Но если я приду, когда пройдут годы? Ты примешь меня? – Он взглянул на меня со смесью дерзкой надежды и черного отчаяния в глазах.
- Годы не исцелят мою душу, они не сотрут мою боль. Ты должен уйти, Гордей… - повторила я, понимая, что еще несколько мгновений – и я попрошу его остаться и тем самым подведу своего любимого к черте погибели.
- Хорошо. Я уйду, если на то твоя воля, Адрианна. Но я не перестану ждать… моя принцесса… - Он взял мою руку, прижался к ней губами и, резко поднявшись, ушел прочь.
Я прижала руку к щеке. Клеймо его любви, которое он поставил на мою руку своим поцелуем, смешалось со слезами, которыми я оплакивала свою приговоренную к мукам жизнь и страдания своего любимого Гордея.

Я смотрела на изборожденное морщинами лицо старца.
- Вы поведали мне о том, что в мире есть зло и боль, - сказала я. – Но так и не сказали – откуда все это?
- Зло исходит из сердец людей, - печально заявил он. – Но не всегда мир был таким, как сейчас. В далеком прошлом люди жили в прекрасной стране, где не было ни тьмы, ни печали. Но люди позволили своим сердцам открыться злу – и в мир вошло страдание. Люди не могут уничтожить зло, не могут покончить со страданием, но они могут нести свет в этом мир. Творить добро и тем самым облегчать страдания других. Говорят, в нашем королевстве в глубине леса, что находится недалеко от замка короля, есть огромная пещера. По легенде, некий злодей, изучавший темные искусства, вобрал в хрустальную чашу небольшую часть людских страданий и поместил в пещере.
- Что, если опустошить эту чашу? – спросила я.
- Опустошив чашу, можно на некоторое время облегчить бремя людей, но не избавить их от него вовсе. Дитя, - старец печально вздохнул и пристально взглянул на меня, - ты всего лишь человек. Ты все равно не сможешь преобразить мир. Ты сможешь принести в него частичку света своей души, но не даровать избавление. Придет время – мир преобразится. Но не нашими силами. Поэтому не терзай себя столь жестоко.
- Благодарю Вас, почтенный господин. – Я поклонилась старцу. И проснулась.

Я стояла в лесу – возле входа в пещеру. Я не знала точно, та ли это пещера, о которой говорил мне во сне старец, но чувствовала, что та.
Глубоко вдохнув, я направилась вглубь. Я шла очень долго. И пока шла, думала.
Я знала, что старец прав – я не в силах изменить мир. Но тот же старец сказал, что мы можем подарить миру хотя бы частичку света. Я должна была попытаться найти выход и сделать хоть что-нибудь. Иначе я сойду с ума.
Наконец я добралась до конца тоннеля. Он расширился и привёл меня в такое тёмное помещение, что мне почудилось, будто я ослепла. Простояв немного и дав глазам привыкнуть к темноте, я наощупь направилась вглубь помещения. У задней стены стоял высокий стол. Я едва различила его очертания в темноте. На столе что-то стояло. Я протянула руку и прикоснулась к мягкой бархатистой ткани. Что же под ней? Ощущая, как сердце изнывает от страха, я сорвала ткань с предмета. И тут же на пару мгновений зажмурилась от ударившего в глаза сияния. Сияние это исходило от прекрасной хрустальной чаши. Она была небольшая, изящная, с красивым узором, окаймлявшим ее по всей окружности. В чаше была густая жидкость, по цвету напоминавшая кровь. Я содрогнулась от сей жуткой мысли. Пытаясь отогнать от себя безумие страха, я осторожно взяла ее в руки. На вид красивая, но обычная чаша – только не с обыкновенной водой, а с ядовитым отваром, составленным из человеческих скорбей.
«Опустошив чашу, можно на некоторое время облегчить бремя людей, но не избавить их от него вовсе.»
Я медленно поднесла чашу к губам и отпила. Да, это был яд. Я почувствовала это сразу, как только жидкость коснулась моих губ. Я начала делать глоток за глотком. Было тяжело. Я чувствовала, что яд уже начал отравлять меня и сжирать изнутри. Но я не имела права остановиться. Если это тот самый способ, который позволит мне подарить миру частичку света – да будет так. Если моя жизнь – единственное, что я могу отдать миру – я ее отдам.
«Мы не владеем даже собственной жизнью.»
Последняя капля смочила мое горло, и чаша выпала из моих рук. Осколки хрусталя разлетелись по холодному полу.
Я без сил опустилась на колени.
Родители будут горевать, подумала я. И Гордей. Они все будут страдать оттого, что потеряли меня. Но я не могла жалеть о содеянном. Я так хотела привнести в мир хоть какое-то добро. Моя жизнь оказалась единственной жертвой, которую я могла отдать.
Я ощущала, как яд, сотканный из мучений мира, разъедает меня изнутри. Огонь внутри раздирал меня на части. Да, это оказалось слишком тяжело. Слишком тяжело, чтобы принять на себя такие муки и остаться в живых.
Я легла на пол и закрыла глаза.
Надо оставаться спокойной, подумала я. Я должна принять смерть достойно.
«Смерти бояться не надо.»
Не такая уж она и страшная, подумала я. Там, за гранью ее, должно быть, покой и свет.
«Но и желать себе смерти тоже нельзя. Каждый должен до конца пройти свой путь.»
Нет, я не желала себе смерти. Я просто жаждала поделиться частичкой света с миром.
Вот почему Гордей должен был уйти. Это – мой путь. Тот конец, что уготован мне, не есть конец пути Гордея. У него своя дорога.
Гордей оказался прав, говоря, что смысл – в любви. Пока жива любовь – мир держится. Я верю, что в итоге Любовь и преобразит этот мир. И исцелит его кровоточащие раны.
Мой час пришел. Я знала, что сейчас умру, но перестала страшиться этого.
Я знала, что мой поступок многого не принес миру, но это та самая частичка света, которой я могла поделиться. Пусть она не станет путеводной звездой для многих, но, возможно, она будет крошечной искоркой огня для некоторых, которые станут более счастливыми, узнав, что в мире есть любовь.
Тук-тук-тук… Это мое сердце. Отстукивает последние удары.
Спасибо, Гордей, подумала я. Ты научил меня любить. Ты был для меня частичкой света. Я попросила тебя уйти не потому, что не захотела быть с тобой, а потому, что не желала тебе своей участи. Не желала твоей смерти. Ты должен жить. Чтобы хоть что-то сделать для людей, я должна умереть, а ты должен для этого жить! Я люблю тебя, именно поэтому я попросила тебя покинуть меня. Чтобы ты не видел моей боли и моей смерти. Жертва отдается ради любви.
Тук-тук…
Почему же люди впустили в свои сердца тьму? Ведь, если верить старцу, прежде они были другими – добрыми, светлыми. И они были счастливы.
Ответ совсем близко, подумала я. Свобода. Я могла жить, но выбрала смерть. Так же и в остальном. Люди могли выбрать добро, но не сделали этого. Вот откуда зло. Но и в этом проявляется любовь. Какая любовь без свободы?
Тук…
Осталось совсем немного.
Как хочется, чтобы люди изменились. Ведь они могут выбирать свет!
«Почти каждое человеческое сердце отравлено пороком»…
Но я верю – порок будет побежден. Хотя и не нами.
Ну а пока…
…тук-тук…
…надо бороться.
…тук…


Эпилог
Темная пещера. Девушка на полу. В белом платье, словно окруженная ореолом чистоты. Мертвая, но жизнь из глаз еще не ушла. Они смотрят вверх – с надеждой, с покоем, с облегчением.
Рядом с ней – осколки хрустальной чаши. Осколки ее жизни.

Восторженная толпа взяла в кольцо уличного певца. Это молодой юноша, но отмеченный печатью непреодолимой скорби.
В небеса возносился невыразимо печальный голос юного певца, у которого была собственная чаша страданий.