Хирургия. Часть четырнадцатая

               

- Ой, спасибо Петровичу, деликатный он человек, оставил нас наедине! – сказал Василий и, усадив Галину напротив себя, уставился на неё. Он рассматривал её, как икону: молча, внимательно, благоговейно, как будто видел впервые.
- Да не смотри ты на меня так, не смущай, раньше нужно было смотреть. Молодость закатилась, к пятидесятилетию приближаемся, а ты… то суетишься, то замираешь…
- Я тебе, Галинушка, словами Петровича скажу: «В любви, все возрасты проворны!». И это - факт! – сказал Василий, и победоносно поглядев на Галину, добавил: - Мы будем вместе!
- Эх, Василёк, много помех у нашей проворности. Ты, несвободен, потому и я под общественным мнением. Мы и так себе позволили больше, чем полагается. В прошлый раз я проявила слабость, - оставила тебя у себя дома, сегодня, пожалела тебя – проведала.  Больше повода нет, нужно остановиться. Что люди-то скажут?... Не могу я разбивать чужую семью.
- Что ты, Галька, зачем наговариваешь на себя? Ты не разбиваешь чужую семью, моя семья развалилась без твоего участия.  Да и какая это семья? Ни любви, ни детей, да ещё неверность супруги. Я её больше видеть не хочу. Как выйду из больницы – подам на развод.
- Да чего же ты так горячишься?  Всякие недоразумения в жизни случаются… Нужно искать с женой взаимопонимание.
- Это не тот случай. Помнишь, после техникума я работал главным энергетиком и на моём участке произошёл несчастный случай, с пьяным разгильдяем? Он сделал аварию и сам погиб… Мне тогда дали год лишения свободы, потому, что нужно было кого-то наказать.  Она меня в тяжёлое время не поддержала. Тут же нашла себе друга, а когда меня упрятали, - ни разу не приехала на свидание… После возвращения, решил, что никогда не пойду на руководящую работу, буду работать на любом рабочем месте, что и делаю. Она меня загрызла за это. Ей начальника подавай, вот и начала крутить своей шаландой. Курортные романы у неё появились, да и сейчас, кто-то на машине к ней прикатил.  Мне рассказали, что Рекс, этого мужика невзлюбил, в туалет не давал пройти, так  она мою родную собаку со двора прогнала! А вдруг, Рекс пропадёт? Я ей этого не прощу! 
- Василёк, я слышала, что у неё там происходит, но не хотела тебе говорить. Раз уж тебе об этом известно, то могу тебя успокоить, - собака живёт у меня.
- Правда?
- Правда, Василий, правда.
 Рекс летал по всему селу, тебя искал. Подходил и к моему дому. Понюхал калитку, зашёл во двор. Я с крыльца спросила:
- Бедненькая собачка, сиротинушка, Василия, ищешь?
Он замер, слушает.
-  Не волнуйся, приедет твой хозяин, приедет, - говорю ему.
Он смотрит на меня, хвостом виляет, а в глазах такая тоска. Я вынесла кепку, которую ты забыл у меня, он понюхал и начал скулить. Лизнул мне руку, сел напротив и смотрит в  глаза.
- Придёт твой Вася, придёт. Оставайся и жди, здесь тебя никто не обидит, - говорю ему.
Покормила его, постелила коврик на веранде, поставила водички. Так он и остался. Со двора никуда не уходит, чужих людей облаивает.   В общем, несёт сторожевую службу. При упоминании твоего имени, поскуливает и машет хвостом. И мне с ним стало веселее…
- Спасибо, тебе, Галинушка. Для меня собака, как человек, я Рекса никогда не брошу! – сказал Василий,  и поцеловал её руку.
- Вася, да что же ты меня так балуешь. Мне никто руки не целовал. Как Коля ушёл, у меня не было ни одного мужчины. Так бездарно жизнь прокатилась. Хорошо, что Наденька у меня есть, единственная радость в жизни. Хорошая она. Хорошая. Умная, добрая, аккуратная, скромная. Дай Бог ей женского счастья.
- Она знает, что я её отец?
- Знает, но обстоятельный разговор о тебе состоялся только на днях. Я рассказала о наших отношениях всё, как было и что предвидится. Она выразила своё мнение коротко: «Почему бы нет?». Я оценила её мудрость и серьёзность восприятия наших контактов.
- Ты меня успокоила, Галинушка. У нас нет проблем, мешающих полному сближению. Я в прежний дом не вернусь. Если согласна, после больницы я перебираюсь к тебе. С разводом проблем не будет. Детей у нас нет, имущественных претензий, не намерен ей предъявлять. Моя жизнь, любовь, заботы и весь я принадлежу тебе и нашей дочери Надежде. Примешь меня, такого?
- Приму, Василёк, приму. Не в наших интересах «мумлиться» в сомнениях. Возраст нас уже поджимает…
- «Ох, повернём мгновения вспять, где баба ягодка опять!»,  – весело сказал Василий, и добавил:
- Это слова Петрова! – у него на все случаи жизни, их хватит.
- Весело у вас здесь. Молодцы, не ноете ещё и личную жизнь устраиваете -  с улыбкой сказала Галина, и добавила:
- Вася! Я тебе хочу сказать о том, что для меня и Надежды, является важным.  Я еврейка!  Надя, тоже еврейка. Твоя национальность не имеет значения. У нас национальность считается по матери.  Если, ты принимаешь нас, то должен уважать и нашу принадлежность к своему народу.
- Галинушка! Никаких проблем в этом не вижу! Ты думаешь, я Хрюкин? Эта поганая фамилия мне досталась от родителей, которые меня усыновили, а потом бросили. Я до них был Мейерсон! Вас с Надькой, это устраивает?
- Устраивает, Василёк.  Я рада. Получается всё, как в сказке, даже не верится.

Громкий разговор в коридоре указывал, на оживление публики  каким-то событием местного значения. Дверь распахнулась. На пороге показалась каталка и сопровождающие лица: две санитарки и Надежда, контролирующая доставку больного.
- Мама! Мы тебя побеспокоим. Подожди, несколько минут в коридоре, мы  разместим, послеоперационного больного.
- Василий Иванович! Я тоже выйду, а вы помогите санитаркам разобраться с одеждой.
Вскоре каталку убрали. В палату вошла Надя, посмотрела на Феликса, улыбнулась и спросила:
-Как вы себя чувствуете?
- Нормально.
- Вот и всё Ривкин, поздравляю! Вас  успешно прооперировали.  Будем ждать полного выздоровления.
- Феликс улыбнулся и сказал:
- Спасибо, Надежда.
- Вы пока не вставайте. Если  понадобится помощь, нажмёте кнопку вызова дежурной сестры. Ну, всё, отдыхайте и, негромко сказала Василию Ивановичу:
- Маме нельзя здесь находиться, в любую минуту может войти врач. У меня будут неприятности.
- Понял, Надька, понял. Я проведу её до дверей и всё… Буду ждать следующей встречи.


Продолжение будет!