Маяковский в революции

«Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня не было. Моя революция. Пошёл в Смольный. Работал. Всё, что приходилось».
Со всех сторон на молодую республику надвигались враги. На Петроград шли белые генералы. На западе начинали шевелиться белополяки. В Сибири хозяйничали интервенты.
Разве мог Маяковский в такое время оставаться в стороне, быть равнодушным, - Конечно нет! Страна защищала революцию, и он тоже хотел её защищать всеми своими силами и умением.
«Мой штык – перо и кисть, рассуждал он. – Значит, я должен пером и кистью служить революции.
Населению нужно было объяснить: за что дерутся большевики? Как обстоят дела на фронте? Как лучше побороть врага?
Для этого нужны были воззвания, плакаты, лозунги.
Маяковский включается в повседневную, трудную, крайне нужную работу в Российском телеграфном агентстве. Маяковский спит по 3-4 часа в сутки, подложив под голову полено, приходится писать в нетопленном помещении с пулемётной быстротой.
Однажды Маяковскому встретился знакомый поэт.
-Плакаты рисуете? Малярным делом занимаетесь? – насмешливо сказал он Маяковскому. – Такой замечательный поэт, а тратите себя на ерунду.
Маяковский вспыхнул:
-Я и ассенизатором буду, если потребуется. Довольно словесной водичкой жернова вертеть! Надо выволочь республику из грязи. – И не подавая руки встретившемуся, он зашагал прочь.
Как ненавидели его все эти поэтические белоручки! Ненавидели за то, что он с первого же дня Октябрьской революции начал работать с Советской властью и сразу сумел стать нужным революции. Они хором начали кричать, что Маяковский занимается чёрной работой, что поэту не подобает писать частушки и агитационные стихи.

Умер Ленин. Ещё раньше, когда о Ленине знали только понаслышке, когда тайком читали его книги, Маяковский уже преклонялся перед ним.
В начале революции на Невском какая-то женщина в толпе громко кричала, что Ленин продался капиталистам. Тогда Маяковский схватил женщину за руку и крикнул:
-Эта гражданка украла у меня кошелёк! Женщина отбивалась:
-Пустите меня, как вы смеете, вы лжёте!
-Это такая же ложь, как и та, что вы распускаете, - сказал ей Маяковский, -
Вы не имеете права говорить так, если ничем не можете доказать свои слова.
И женщина ушла, пылая от стыда.
Через 8 месяцев Маяковский закончил поэму «Владимир Ильич Ленин»
Впервые он читал «Ленина» на собрании московских большевиков. Волновался: «Люди, слушающие поэму, близко знали живого Ильича. Они почувствую фальшь»

Захлебнулся колокольчика ненужный щёлк
Превозмог себя и встал Калинин
Слёзы не сжуёшь с усов и щёк.
Выдали. Блестят у бороды на клине.
Мысли смешались, голову мнут.
Кровь в виски, клокочет в вене:
-Вчера, в шесть часов пятьдесят минут
Скончался товарищ Ленин!

Всюду, где бывал Маяковский – в Пензе и Витебске, в Луганске и в Ялте… залы были набиты, как трамвай в праздники. Он делает доклад, если можно назвать докладом этот разговор со слушателями. Он едко подтрунивает над поэтами, которые продолжают воспевать луну и любовь, когда у страны ещё так много внешних и внутренних врагов и неотложных дел.

В испытании битв и бед
С вами, что ли, мы полезем?
В наше время тот – поэт,
Тот писатель, кто полезен.

Эй, вы, в третьем ряду, перестаньте читать газету! - говорит он вдруг. – Здесь слушают меня, а не читают. Вам неинтересно? Вот вам трёшка за билет – и можете уходить.
-Маяковский! – кричит со своего места длинноволосый субъект. – Вы что, думаете, что мы все идиоты?
-Почему все? – басит Маяковский. – Так я вижу перед собой только одного.
Обиженные начинают шуметь.
-Тише, товарищи! – говорит Маяковский.- Всё равно вам меня не переорать! Раз я начал говорить, значит, докончу.
Голос его легко перекрывает шум.
Потом Маяковский читает стихи.
Уже с первых слов зал замирает и настораживается. Голос чтеца мощный, мягкий и бархатистый, заполняет все уголки. Уже никто не смеётся и не острит. Зал побеждён и очарован.
На сцену сыплются записки. И опять Маяковский неистощимо находчив и остроумен.
Он читает записки вслух и сразу отвечает – так он делает обычно на своих выступлениях.
-Маяковский ваши стихи скоро умрут. Вас забудут.
-А вы зайдите через тысячу лет. Там поговорим.
-Мы с товарищем читали ваши стихи и ничего не поняли
-Значит, надо иметь умных товарищей.
Слушатели хохочут до слёз. Самые серьёзные люди не могут удержаться от смеха.
И опять читает Маяковский стихи, и опять стоит такая тишина, что слышно, как поскрипывает кресло под грузным дядей из второго ряда.

Маяковский организует выставку-показ своей двадцатилетней борьбы за новую позицию новой действительности. Он ищет новых союзников и соратников и вступает в Российскую ассоциацию пролетарских писателей. Но его руководители, заражённые навыками сектанства и догматизма, не могли создать для поэта атмосферу товарищеской чуткости и доброжелательства, не смогли уничтожить образовавшийся вакуум одиночества, усугублённой болезнью и осложнениями в личной жизни. (У Маяковского признали жабу горла, а лишиться голоса – было для него лишением жизни). И случилось так, что выстрел 14 апреля оборвал творческие замыслы поэта.
Многие, поверхностно знакомые со стихами Маяковского, отпугнутые от них непривычной «лесенкой» построения, обострённой, иногда гиперболической образностью, преобладанием ораторской, трибунной интонации, отворачивались от него, как от чересчур «громкого» поэта. С ростом общей культуры читателя и культуры чтения стихов, всё больше и больше число людей стало понимать такую особенность стиха Маяковского, как органическое сочетание в них трубного баса поэта-трибуна с глубоко интимной доверительностью «тихих» интонаций лирика.
Критик Сурков в своей статье написал:
-Маяковский раскрылся мне с того времени, когда я, преодолев предубеждения многих моих современников, научился читать его стихи, заглянул сквозь необычное и непривычное в глубину души этого величайшего из поэтов нашего революционного времени и сумел отделить плевелы футуристических пережитков от золотых зёрен души неповторимого революционного новатора.

Отрывок из поэмы «Хорошо»

Вставайте!
Вставайте!
Вставайте!
Работники
и батраки.
Зажмите,
косарь и кователь,
винтовку
в железо руки!
Вверх —
флаг!
Рвань —
встань!
Враг —
ляг!
День —
дрянь.
За хлебом!
За миром!
За волей!
Бери
у буржуев
завод!
Бери
у помещика поле!
Братайся,
дерущийся взвод!
Сгинь —
стар.
В пух,
в прах.
Бей —
бар!
Трах!
тах!
Довольно,
довольно,
довольно
покорность
нести
на горбах.
Дрожи,
капиталова дворня!
Тряситесь,
короны,
на лбах!
Жир
ёжь
страх
плах!
Трах!
тах!
Тах!
тах!
Эта песня,
перепетая по-своему,
доходила
до глухих крестьян —
и вставали села,
содрогая воем,
по дороге
топоры крестя.
Но-
жи-
чком
на
месте чик
лю-
то-
го
по-
мещика.
Гос-
по-
дин
по-
мещик,
со-
би-
райте
вещи!
До-
шло
до поры,
вы-
хо-
ди,
босы,
вос-
три
топоры,
подымай косы.
Чем
хуже
моя Нина?!
Ба-
рыни сами.
Тащь
в хату
пианино,
граммофон с часами!
Под-
хо-
ди-
те, орлы!
Будя —
пограбили.
Встречай в колы,
провожай
в грабли!
Дело
Стеньки
с Пугачевым,
разгорайся жарче-ка!
Все
поместья
богачевы
разметем пожарчиком.
Под-
пусть
петуха!
Подымай вилы!
Эх,
не
потухай, —
пет-
тух милый!
Черт
ему
теперь
родня!
Головы —
кочаном.
Пулеметов трескотня
сыпется с тачанок.
«Эх, яблочко,
цвета ясного.
Бей
справа
белаво,
слева краснова».
Этот вихрь,
от мысли до курка,
и построек,
и пожаров дым
прибирала
партия
к рукам,
направляла,
строила в ряды.

04.2020