Цвет любви. Глава XIX

      Глава XIX. ПЕРЕЛЁТ, ПОЧИНКА


      После жаркого прощания с таким же жарким негостеприимным островом Ясон и Рики облились водой и мигом обсохли под уже привычно палящим солнцем. Монгрел помог блонди погрузиться в вертолёт, забрался сам, намереваясь никогда не ступать больше на этот раскалённый песок и клятвенно заверяя себя в том, что ноги его не будет ни на одном пляже в течение ближайших десяти лет, и озадаченно притих, рассматривая многочисленные ряды непонятных кнопок.

      — Ясь, ты думаешь, я в этом разберусь?

      — С компом легче. — Ясон раскрыл ноутбук и развернул инструкции. — Ага, кондиционер тут включается автоматически, реагируя на температуру.

      — А инструкции на каком?

      — На английском.

      — А ты за сколько новый язык можешь изучить?

      — Часа за два и столько же дней на изъяснение без акцента.

      — Здорово!

      — Вот, нашёл. Теперь внимание…


      Когда машина поднялась в воздух, Рики умолк и сосредоточился на полёте. Ясон изредка вставлял замечания, отслеживал коридор и изящно стирал в наземных компьютерах диспетчерских пунктов и в бортовых на спутниках слежения упоминания о небольшом летательном аппарате.


      Контакт высокоразвитой цивилизации с низкоразвитой кончается гибелью последней — это Ясон знал. Но высокоразвитая была представлена едва ли не половиной индивидуума и несмышлёным довеском к нему, без всяких атрибутов этого самого высокого развития. Ясон мог полагаться только на свой мозг и руки Рики — и, естественно, избегал любого рода контактов, потому что в данном отдельно взятом случае в силу численности, инвалидности и отсутствия экипировки расклад мог быть совершенно иным. Приходилось учитывать необходимость промежуточных посадок на дозаправку и прогноз погоды, пересечение десятка границ, наём жилья — и при всём этом надо было попадаться на глаза как можно реже, если Ясон не хотел провести остаток жизни запертым в глухой комнате рабом при каком-нибудь жирном капиталисте или крупном концерне, разлучённым с Рики, которого упекут в грязный бордель. Конечно, можно было ковылять на культях по кабакам и зарабатывать изменением цвета и длины волос, но такую бесславную участь блонди принимать не собирался: лучше смерть от руки фанатика-изувера или орды, заточенной и вооружённой из-за океана на убийства и преступления. Насчёт того, как он будет разбираться со своими ногами, вернее, с тем, что от них осталось, и с членом Рики, вернее, с его отсутствием, Ясон смотрел ещё мрачнее. Если бы рядом был Рауль, все проблемы испарились бы, но Рауль был далеко и сложить с себя бремя ответственности ещё долго не удастся — возможно, никогда. Это при том, что они выживут. Хорошо, что они попали в ХХI век по летоисчислению этого дрянного шара: что бы они делали в XVII, XII, III столетьях, что в них вообще можно было сделать?! И Ясон хмурил прекрасное чело: когда он в своём кабинете решал судьбы планет — родной и нескольких прочих, — ему было легче.


      Немного освоившийся Рики стал искоса поглядывать на своего блонди. Раньше, если Ясон был занят, монгрел просто ждал, когда правитель закончит свои нудные дела в политике и экономике и наконец перейдёт к главному, — теперь же это главное могли обеспечить лишь ум и возможности любимого. Как он прекрасен, когда работает, как вдохновенно лицо, как величественен облик! И всё это — ради нашей любви! Только мой, навеки твой и наша любовь — для обоих! Рики упивался чувством, гордостью за любимого, его присутствием рядом и осознанием того, что никто их не разлучит. А проблемы Ясон устранит.

      — Рики, не разгуливай в будущем: до него ещё надо долететь.

      И сотворить его, а это в тысячу раз труднее…

      — Не буду, я просто тобой любовался. Что у тебя сейчас в голове?

      — Характеристики полёта и его глушение на компьютерах.

      — А, шапка-невидимка. Что, террианцы страшны и кровожадны, как федералы?

      — Ещё хуже.

      — Блин! А квартиру снял?

      — Ищу, ищу, не болтай.

      Ясон лишь изредка взглядывал на простирающееся за стеклом воздушное пространство, практически полностью сосредоточившись на компьютере. Чем дальше на север, тем многочисленнее и совершеннее системы отслеживания, тем больше проблем с их блокировкой.

      Улажены ближайшие, можно переключиться на предложения о найме недвижимости в Регмании, вот этот особняк на окраине небольшого населённого пункта подойдёт. Раны болят, руки опускаются, а сколькое ещё предстоит! Пожалуй, здесь не проще, чем на проклятом пустынном острове. Хорошо хоть, что беженцев полно: в крайнем случае можно будет присоединиться к их орде.

      Дозаправки и микроскопическая скорость Ясона бесили. Засветиться в государственном аэропорту без документов и лицензии значило быть по меньшей мере задержанными «до выяснения» — это с намерениями блонди никак не согласовывалось; заправляться в неофициальных, частных, полупиратских терминалах тоже было рискованно — можно было мигом расстаться и с деньгами, и с вертолётом, террианская сволочь хитра и жестока, особенно в этом регионе, ещё Хазалу фору даст. Выслушав эти соображения, Рики вспомнил повадки обитателей Цереры и предложил лететь вдоль автотрасс и взять на абордаж первый же встреченный бензовоз: «А что, мы же заплатим — и всё законно». Ясон отверг этот способ как чересчур радикальный. В итоге сошлись на выстукивании на компе запросов на экстренные поставки аэротоплива со встречей по месту следования и двойной оплатой, сложенным с банальным заливом керосина на автозаправках. Перед деловыми свиданиями Ясон цеплял на нос очки, повязывал голову платком и прикрывал изуродованные конечности, набирал на ноутбуке требуемое на нескольких языках и высылал Рики на переговоры. Они заливались, платили вдвойне, растворялись в воздухе, и через несколько часов превеликих трудов Ясон наконец-то скомандовал последнее снижение; беглецы поневоле приземлились на аккуратно расчерченный кружок, асфальтированная дорожка от него к дому делила надвое идеально подстриженный газон.

      — С прибытием! Тащи своё обрубленное сокровище, только сначала коляску прими.

      «Битый битого везёт…» Ничего не скажешь, по теме вспомнились сказки рыжего. И по месту создания. Рауль, Катце, Амои… Господи, сидеть здесь, знать как и не мочь прищучить обнаглевших федералов! И опять выставлять напоказ своему мальчику эту жалкую уродливую беспомощность, просить, ждать, зависеть… От того, кто во всём виноват. А кто заварил всё это пять лет назад на мидасском проспекте? Да, он украл, но ведь и я среагировал неадекватно. Потом он зацепил — и пошло-поехало. Чёрт ногу сломит. Чем дальше в лес, тем больше дров. Ладно, оставим. И хорошо, что Рики ни судьбы родины, ни воспоминания не обременяют: вон, вылез, озирается, таращит чёрные глазёнки. Мой Рики, малыш… Я принял, вступил в игру и опрометчиво понадеялся на то, что против нас плести злодеяния будут только за моей спиной, но оказалось, что и за твоей, и даже более результативно, гм… членовредительно. Заговаривай себе зубы, бывший Первый, — всё равно не убежишь от стыда, когда твой любовник, которого ты всё время таскал на руках, сам тебя повезёт. А, может быть, так и надо, а, может быть, это в равновесие… Пять лет бояться коррекции — и быть шандарахнутым не по мозгам, а снизу, причём не ей, причём не мне одному. Ну, хорошо, я остерегался — и избежал, и уберёг, но неужели Рики так трудно было просто изолироваться? — он не мог сидеть взаперти, и я не хотел. Огородиться? — он и не шёл на контакт, они полезли сами, и один из них заманил туда, куда я необдуманно попёрся без охраны. Хотел быть честен — перед собой, перед Рики, перед преступником. Сам виноват: не ходи, Квинтилий Вар, в Тевтобургский лес, а то сменит на твоей страной введённом посту биотехнолог экономиста…

      — Ясь, а здесь прохладно! Супер!

      — Мы порядочно удалились от экватора, но это тоже лето.

      — Аа… Давай.

      — Осторожней, перехвати в последний момент, а то швы разойдутся. — Сильные руки блонди выгружали средство передвижения, которым, по-видимому, в ближайшее время предстояло пользоваться чаще всего прочего.

      — Не боись, принимаю.

      Вынесли. Теперь за транспортом пора и пассажиру. Выгружаюсь. Не нервничай, «Ясь», ты напрасно психовал: Рики и не думает тебя жалеть и, подхватывая, лишь теснее прижимается к телу, увеличивая площадь соприкосновения, на губах такая знакомая, такая простодушная улыбка, расцветающая тогда, когда всё разворачивается к его удовольствию. Спросить, не противно ли ему? Нет, промолчу, не буду акцентировать. А всё-таки интересно, как бы среагировал: обругал бы, ругнулся или снежничал? Так что не фырчи, бывший Первый, твоё любопытство тебя и сгубило, ты вечно ищешь приключений на свою задницу… и нашёл на костыли.

      Сажусь. Везут. Доставка, как на Амои, прям к двери личным шофёром. По пути кидаю беглый взгляд на снятое жилище. Милый домик, два этажа, две сотни квадратов на первом и столько же на втором. Окрашен в спокойный уютный светлый беж, которого видно не так уж и много: по периметру посажены тополя, и, судя по их высоте, им не один десяток лет. Тёмно-красная черепица на скатовой крыше, торчат трубы. Открытый огонь? Мило, но не по сезону. Мелькает дикая мысль: а вдруг придётся зажечь камины, а вдруг это на всю оставшуюся жизнь? Нет, я не хочу, я не смогу. О, боже!.. Юпитер, пронеси! Мама, я тебя люблю! Но ты меня не слышишь. А ведь Рики это устроило бы… Трясу головой. Наваждение проходит, ужас отступает. Взгляд фиксируется на пластиковой карточке в замке. Всё как и договаривались. Пожрать за столом, вымыться в ванне, продрыхнуться в постели. Пока рано. Надо сползти со своего трона, чтобы Рики вкатил его в дом. Готово. Карабкаюсь вслед и снова водружаюсь на своём постыдном атрибуте. Хорошо, что внутри комнаты одноуровневые, без всяких порогов между.

      — Малыш, перетащи лекарства, еду и воду.

      Инспектирую помещение для омовений, вижу полотенца, мыло, шампунь, пасту и щётки с губками. Нормально. Выезжаю, въезжаю в спальню. Постель застелена. Догадались террианцы. Услышала ёлочка, зажглась. Рики втаскивает последние пакеты и бутылки и то, что осталось после путешествия в смысле калорий, загружает в холодильник. Шумно выдыхает и валится за кухонный стол напротив меня. Какое блаженство не думать ни о чём в течение ближайших двенадцати часов! Наконец-то нормально ужинаем. Восемь тысяч километров за тридцать два часа, пятнадцать дозаправок, ну и хрень это средневековье! Перебираемся в ванную, плещемся в тёплой воде: горячая ещё опасна. Рики отчаянно зевает, расчёсывая мою гриву, — мир перевернулся, но и я алчно кошусь на постель вовсе не из-за секса. Почти двое суток на ногах, то есть, тьфу, на заднице. Мы проснёмся не через двадцать минут, и в первый раз простыни будут чистыми. Какая мерзость!



      Спали сладко и на совесть, Рики спокойно, уютно, мирно и безмятежно сопел под мышкой Ясона, обвитый кольцом идеально вылепленной руки.

      Блонди проснулся первым и по привычке захотел закинуть ногу на любимое тело. Стоп. День ворвался в спальню не только беззаботным щебетом пернатых за окном, но и настырной необходимостью приведения и себя, и парня в полный порядок, а для этого снова надо было изворачиваться, комбинировать, идти на переговоры, соглашаться на компромиссы, раздавать взятки и угрозы, в крайних случаях опускаться до шантажа. «Выходить в люди. — Великолепный рисунок губ кривится в презрительной усмешке. — Я, совсем недавно Первый на Амои, один из самых могущественных, гордых и прекрасных в прилично развитой Галактике, должен буду опускаться до интриг и соглашений с этим дремучим жадным сбродом!» Легализация, запрос на гражданство, обналичивание денег, кредитных карт, обустройство, язык, работа — сколько же здесь ещё предстоит коптиться, а до этого главное, Главное немедленно! Каждая минута беспомощности и ограниченности играет против них. Они чужаки, пришлые, на птичьих правах: если проиграют, будут уничтожены; если выиграют, наживут врагов. А там, в необозримой по времени и пространству дали, его родина и неопытный в политике Рауль. Юпитер, конечно, его поднатаскает, но сверяться едва ли не ежеминутно, по крайней мере ежедневно, с пособиями и инструкциями, перепоручить лаборатории чужим рукам, отложить любимое ради насущного!..

      И здесь, им двоим придётся делать то же самое. ДНК, ращение десятка тканей, размножение, питательная среда, хирургия, 3D-принтирование, робот да Винчи… Да, Рауль, как остро ощущается, что ты стоял за моей спиной и был необходим, как ты помогал, заступался, покрывал, спас, наконец, рискуя и жизнью, и карьерой, стоя перед ого как вероятной опалой, — тем больнее, что сейчас тебя нет рядом. Что имеем, не храним, потерявши — плачем… Какой клин выхвачен из сердца твоим отсутствием, как я виноват перед тобой! Предать, предать дважды, спокойно взирать, общаясь, будто ничего и не произошло, отдать на растерзание скалящим в язвительных насмешках зубы, обрекая нести свой крест, возложенный на плечи любимой рукой! И после всего этого, после восьми лет — ещё одно чудовищное злодеяние: убежать, скрыться, погнаться за своей любовью, бросив всё, что к ней, как казалось, не относилось! То-то и оно, что «казалось»: теперь Ясон был уверен, что именно Рауль обелял его перед Юпитер (а обелять надо было: ревность, властность и вздорность мамаши всем известны), спасая любовников от праведного гнева, отставки, коррекции, утилизации, банального уничтожения. Чего стоили, во сколько потраченных нервов, ума, усилий, измышлений, построений обошлись разворот в логике (?!) женщины и действенное воззвание к пощаде согрешивших! И это при всём том, как Первый со Вторым обошёлся! Он вовек с Раулем не рассчитается, искупить такую свою вину, ответить на такое благородство!.. Да и встретятся ли они, если мамочка взъерепенится, откажет и, оскорбившись, замолчит? Оснований-то хватает… И разве только Рауль? Катце, тоже оставленный, преданный и тоже не заикавшийся об измене, не возвращавшийся к ней после первых и единственных откровений, бедняга Кел, без работы и в слезах, изгнанник Деррел… Просто жить не хочется! Четверти от него уже не существует, может, и с оставшимися тремя четвертями так же расправиться? Рики просыпается и, ещё не разлепив глаз, тоже по привычке, подтягивается на любимую грудь. Ресницы дрогнули, уголки губ опустились: ну да, теперь он вспомнил, но не против односторонней разрядки. Вы все меня забодаете своей жертвенностью!

      — Не надо, Рики, я так не хочу, пока ты… — Мгновенная борьба с самим собой и искушением. — Вставай, у нас работы по горло.

      Работы действительно было очень много, и Ясон в который раз мысленно возблагодарил Рауля за то, что после любовного разрыва он не пошёл на прекращение дружеского общения, а ведь это было так естественно! С глаз долой — из сердца вон — и освободился бы от печали. В самые тяжёлые для себя дни биотехнолог дневал и ночевал в лабораториях, стремясь не столько претворить в жизнь гениальные идеи, сколько заглушить боль потери. Генетика, биохимия, генная инженерия, клонирование, медицина, фармацевтика и прочее сопутствующее на Амои были развиты очень сильно; великолепное оборудование позволяло фантазии цвести буйным цветом; всё это, накладываясь на солидную базу, увеличиваясь талантами, трудоспособностью и огромным количеством времени, отданного любимому делу и не поделённого с любимым человеком, при отличном оснащении и щедром финансировании дало такие результаты, что вся Галактика только зачарованно млела, глядя на выходившее в лабораториях из-под рук Второго консула; её состоятельные индивидуумы, не жалея нажитого, толклись на аукционах, выставлявших Раулевы творения. В медобслуживании дело обстояло таким же образом: очереди на сложнейшие операции не сокращались, несмотря на спешно возводимые новые больничные корпуса, в операционных колдовали умнейшие врачи. Фармацевтика была под стать творимому в лабораториях и выполняемому скальпелем.

      Во всё это Рауль регулярно посвящал Ясона: раскрывал на заседаниях, комментировал в отчётах, рассказывал за бокалом вина на всевозможных суаре, выдавая временами звенящий или глохнущий голос за восторг первооткрывателя. Ясон слушал внимательно и запоминал всё дословно: и совестно было, и интересно, и полезно, и уж гораздо приятнее слушать об открытиях, достижениях и результатах, чем зевать, рассеянно наблюдая за петскими вывертами.

      Как и любой блонди, и в школе, и на высших курсах Ясон изучал биологию и генетику; сокращённый ввиду непрофильности при заточке на экономику, управление, администрирование и международные отношения курс, соотнесённый к ХХХ земному столетию, соответствовал среднему арифметическому между академическим и нобелевским уровнями; не требовалось оживлять и припоминать что-то в уме, восстанавливать забытое, ибо память каждого элитника была совершенной, но полное отсутствие практики, допотопность оборудования и технологий, да ещё их перевод в абсолютно не приспособленное для задуманного помещение — как всё это сделать? Тут не то что у блонди — у самой Юпитер руки опустятся. Правда, говорят, что, если не умеющего плавать человека бросить в воду, он поплывёт: резервы включаются, когда ставка — жизнь, и творят чудеса. Ну что же, Ясон станет волшебником: разве у него не мифологическое имя?

      Ясон наскоро позавтракал, отправил Рики за продовольствием с отпечатанным на мобильнике перечнем, наказал никуда не сворачивать и нигде не задерживаться и подключился к интернету напрямую, выуживая из сети экзабайт за экзабайтом и встраивая их в собственные планы. Анализ ДНК он сделает так; питательные среды расположит здесь; их подвод к выращиваемому проведёт там; оборудование разместит тут, а закажет его по такому-то, такому-то и такому-то адресам. Кроме микроскопов, колбочек, растворов и 3D-принтеров, потребуется ещё и система да Винчи, но в мире их всего три тысячи — частный заказ, скорее всего, не будет удовлетворён. Ладно, он как бы учтиво попросит у уже обзаведшихся названное именем одного из двоих гениев, родившихся за всю историю на этой несносной планете (и гея, между прочим, — да-да, а Тесла, вообще-то главный, но хроникально — второй, вовсе не считал нужным тратить время на секс — прямо как блонди, из чего даю всем дельный совет: брать пример с лучших и равняться на величайших!). До чего же всех тянет на итальянское! Кинозвёзд, певцов, моделей, недвижимости, мебели, одежды, обуви мало — так и имена с фамилиями начинают лепить, да к тому же, вовсе не на prodotto in Italia. Вот бы мамочке рассказать — удивилась бы старая*!

------------------------------
      * Scusate, и блонди иногда не догоняют.
------------------------------

      Так вот, он вежливо попросит робота в аренду за очень приличную сумму всего на одну ночь. Нет, на двое суток: в первые он будет тренироваться. Вот где парочка петов не помешала бы! Может, какого-нибудь бомжа или беженца умыкнуть? Власти только рады бы были, но — лишь в душе. Ещё как вариант потренироваться на относительно целой ноге, но, опять-таки, жаль своего добра. Чёрт с ним, потренируемся на макетах. Вот эти пойдут, весьма точное воспроизведение белковых тел без признаков пока единственного доступного познанию способа существования. Снова он отвлёкся, зато практику получит. Значит, если согласятся, — предоплата, транспорт, погрузка, переезд, разгрузка, монтаж, двое суток не ваше дело чего, а потом приходите и забирайте. Ну, а если упрётесь, мы сначала тонко намекнём на ваши махинации с отчётностью, налогами и донорскими органами. Не докатите — обнулим счета: против лома нет приёма — сразу соображалка заработает. А всё ж оборудование и технологии у вас ***вые!

      Рики возвращается. Теперь он всегда возвращается. Мой малыш. Нагружен пакетами — значит, миссия выполнена.

      — Без эксцессов?

      — Всё в норме, даже разобрался кое в чём.

      — Иди сюда, расскажешь в чём именно.

      — И только?

      На губах играет лукавая улыбка. Подкатываю и усаживаю на относительно целую ногу. Наши руки и тела мгновенно переплетаются, и реляция выходит довольно сбивчивой, но смысл понятен: он удивлён ассортиментом магазинов, странными машинами на улицах и обилием зелёных насаждений.

      — Да, ни аэробайков, ни флаеров я тебе не обещаю. Кроме того, о них в ближайшее время некогда будет думать. — Как трудно руководить, когда твою шею гладят, целуют и довольно сопят в неё, надёжно удерживая в своих руках плечи! — Когда сюда придут с заказами, которые я сделал, ты откроешь дверь, будешь снимать на мобильный, что они притащили, а я в соседней комнате буду принимать сигнал и определять, всё ли доставлено.

      — А почему ты так боишься светиться?

      — Рики, я обездвижен и слаб, а это чужая планета. Увидев меня, они могут догадаться, что заказы сделаны не для домашних забав любителей биохимии, а для практического применения. Заинтересуются, сболтнут, сообщат — мало ли до кого дойдёт молва… Пока мы без документов, мы никто и никаких прав у нас нет. Поэтому надо меньше попадаться на глаза кому-либо, тем более мне, потому что слабость всегда провоцирует на… не очень хорошие поступки, надо меньше разговаривать, чтобы беседа не дошла до вопросов, кто мы, откуда, что делаем, как обеспечены. Твой образ — иностранец, не знающий ни слова. Глуповатая улыбка, непонимание и извинительное пожатие плечами в ответ на любую фразу: извините, не просекаю, щедрые чаевые — и до свидания! Это для других. Для себя. Будешь учить язык, смотреть телевизор, копаться в сети и читать книги, чтобы лучше узнать, где мы оказались и каковы нормы поведения в социуме.

      — Ясь, а мы здесь надолго?

      — Хотел бы я знать… Технологиями перехода здесь и не пахнет, в космосе они даже до ближайшей планеты не добрались.

      — А твой гений?

      — Рики, если бы мы оказались в каменном веке, я не смог бы создать телефон, аэробайк и компьютер, хоть и прекрасно знал бы, как всё это делается. Нет соответствующего уровня развития промышленности, нет материалов, нет технологий — нас может спасти только пришествие извне.

      — Ты надеешься на Катце?

      — И Рауля: только они знают, что мы здесь, но удастся ли им второй пиратский заход в хозяйство Гидеона — это вопрос. И как нам выбираться обратно — это вообще… — Мои пальцы рассеянно скользят по нежной коже щеки около уха. — Ты скучаешь по Амои?

      — Не успел ещё соскучиться. Но если Юпитер на тебя… на нас рассердилась, тогда не будет ничего: ни прилёта, ни возможности вернуться.

      — Хотя бы по времени синхронизироваться. Вблизи от Амои, инкогнито на не очень удалённых колониях или периферии Федерации. Я не знаю, но эта дрянная планета вызывает у меня только отвращение. А твои впечатления?

      — Тоже не радужные, но, если нас никто не спрашивает, никто не спасает, никто не ждёт и даже не знает, живы мы или нет, у нас просто нет выбора.

      — Вот это меня и бесит. Ладно, довольно беспочвенной лирики, слезами горю не поможешь. К делу!



      Работа закипела сразу же после доставки первой партии оборудования. Страсть Ясона восстановить своё и Рикино естество, возобновить прежние отношения и вывести их на новый уровень и перестать быть уязвимыми с какой бы то ни было стороны была маниакальна. При беглом взгляде на то, что наделали на земле двуногие, было ясно, что цивилизация задыхается и в ближайшем будущем упрётся в тупик, выстроенный собственным сволочизмом. После всего того, что было натворено, при том, что продолжало твориться, никакой симпатии, никакого сочувствия нельзя было испытывать к богомерзкой живности с отвлечённым мышлением. Индивидуумы были уродливы донельзя, но с тупым упорством плодились и плодились, порождая с каждым новым поколением ещё более отмороженных индивидуумов и ещё острее встававшие проблемы. Правда, в навозной куче встречались и жемчужины, иногда в горе навороченного хлама мелькало нечто достойное восхищения, но эти перлы и вкрапления были так редки, а, главное, так второстепенны теперь, что обратить на них своё внимание можно было лишь тогда, когда разгуливание по осваиваемой территории станет абсолютно безопасным времяпрепровождением, и пока Ясон, в редкие минуты отдыха от лихорадочной деятельности пробегавший новостные обзоры, фыркал, презрительно кривил губы и возвращался к хлопотам, приближавшим его к обретению утраченного и установлению естественного превосходства над гадким сбродом путём легализации и долженствующих последовать за ней взлёта мыслей, рождения идей и их результатов. Рики тоже был привлечён к делу: анестезиолог, медбрат, дублёр — во всём этом блонди испытывал потребность, и монгрел стал слушать лекции по анатомии и врачебной технике, накрепко запоминая наиважнейшее. Мысль Ясона летела впереди, приближая к ста процентам КПД лаборатории на дому, и таким образом экономила время: ничего не надо было переделывать, передвигать, пересчитывать, переустраивать. В минуты решалось то, на что даже у блонди в нормальном режиме уходили часы и дни; Рики, понимая важность момента, коротко вздохнул, сетуя на краткость объятий и скудость поцелуев, и начал готовиться к экзаменам.

      Уже на следующий день половину первого этажа нельзя было узнать. В гостиной, кабинете и кухне уют и комфорт сменили стерильность и рациональность. Кресла и столы были сдвинуты, на идеально чистых полках и стеллажах в продуманной последовательности разместилось необходимое оборудование, поступившее в распоряжение разъезжающего по помещениям платиноволосого командора, недобрым словом поминающего пещерные технологии и с тоской мечтающего о владениях лучшего в Галактике биотехнолога, ио Первого консула, Советника по науке и просто зеленоглазого златокудрого красавца Рауля Ама. Когда Ясон вычел из систем, работавших на Амои, то, что стояло перед его глазами, и определил разность, то стал ворчать меньше, так как дело пошло быстрее. То же самое блонди применил и к Рики: зная себя и улучшенное в себе, он высчитывал комбинации матушки-природы в монгреле. Необходимые расчёты проводил в уме, инструкции находил в компьютерах производителей и усваивал мгновенно. Первобытность устройств усложняла путь к результату, но одновременно и упрощала практику. К концу второго дня бывший Первый всея Амои оглядел свершённое и удовлетворённо хмыкнул. «Используй то, что под рукою, и не ищи себе другое», — где-то когда-то эти слова звучали в эфире.

      Больше всего Ясона беспокоила нехватка времени, вернее, его полное отсутствие: то, чего недоставало, что обеспечивало нормальное функционирование его и Рики на Амои и так легко восстанавливалось на родине граничащим с волшебством профессионализмом Рауля, должно было прилагаться к высаженным в дремучее средневековье с самого начала, причём уязвимость Ясона в окружающей обстановке была гораздо опаснее неполноценности Рики, так как последняя, лишая пару понятных радостей, угрозы не представляла. Организм Ясона, сотканный из совершенных достижений, и особенно его травмы нельзя было являть никому: малейшая огласка — и спецслужбы, и медиков обуяет страстное желание провести дознание, выпотрошить блонди и разложить его высокоорганизованную структуру на молекулы. О том, как на Терре допрашивают и пытают, Ясон знал; не боясь за себя, он всё-таки не хотел умереть на чужбине без пользы для Амои, над которой в последние месяцы сгущались слишком мрачные тучи; он всё ещё надеялся, ибо шанс вернуться сохранялся и даже увеличивался в случае вторжения и победы федералов, так как маму они уничтожат первой, и над Раулем и Гидеоном не будут довлеть вето и ярость правительницы. Впрочем, и собственно существование биотехнолога и астрофизика тогда повиснет на волоске…

      Но, пока оставалась хоть одна тысячная вероятности вернуться, надо было избежать неволи здесь, а то, прибыв сюда, Рауль или Катце, или они двое возвратятся ни с чем, ибо информацию террианцы топили идеально в очень глубоких казематах; уход же от печальной участи опять-таки зависел от возможностей самого Ясона, в первую очередь, свободы передвижения и увёртливости в скользких положениях. Любя Рики, блонди нёс ответственность за него, как безусловный лидер пары по всем составляющим, но в том, что случилось с монгрелом, вины бывшего Консула не было: к этому привели бешеная ревность Гая и непредусмотрительность возлюбленного, не сумевшего пресечь притязания покинутого любовника, — и совесть Ясона была чиста, а вот в том, что он, спасая, бросил всё на произвол судьбы и погнался сломя голову, не думая о внешних угрозах планете… Десять дней он размышлял о том, как вновь соединиться с предметом страсти, и забывал, что от него зависят миллионы людей и благополучие всей Амои. У него просто, как любил говорить Рики, крышу снесло — он что, не понимал сложность момента, не мог пойти к матери и вымолить, выпросить, вытребовать, наконец, подключение к поискам похищенного и право жить с ним? Малыш в его постели — залог его патриотизма, как парадоксально ни звучит это на первое впечатление: уверенность в том, что вечером он увидит его, позволила бы сконцентрировать мозги на работе, а не отписываться по минимуму и впопыхах забрасывать в комп пометки о способах нейтрализации враждебных происков. Мать бы поняла, своенравие сына блекнет: что значат семейные недоразумения перед возможностью полного уничтожения всего мира; ревность меркнет, ибо прежде всего жизнь. Это так просто, так естественно, почему же ему не пришло в голову поступить так, честно выложить и свои потребности, и свои обязательства? Да, вот его вина: он был неразумен. Он не должен был доводить ситуацию до необратимости. И желание искупить грех горело в ночном небе путеводной звездой где-то там, рядом с Гланом…