Как я был военным. Часть 4-я. На грани войны

                из сборника "А мы служили"  –  продолжение
      Теперь о самом главном от службы, что запало в память и что чем дальше, тем сильнее тянет на одно из основных событий в жизни, которое тогда не представлялось столь важным и значимым.
      22 сентября 1982 я встал в строй в/ч 39088Р, а 10 ноября умер генсек Л.И. Брежнев. Что-то и тогда ёкнулось, как там – дальше?
Но не сильно. А ведь Советскому Союзу жить оставалось чуть больше 9 лет.
      К власти ненадолго пришёл Ю.В. Андропов, долгое время возглавлявший КГБ и крайне осторожно относившийся к возможности «дружить» с Западом, особенно с приходом к власти в США Рейгана. И ещё с мая 1981 года по инициативе Андропова Политбюро санкционировало тщательный сбор информации о возможных планах США и НАТО совершить внезапное ядерное нападение на СССР.
Это была самая крупномасштабная послевоенная разведывательная операция, продолжавшаяся по 1984 год под кодовым названием РАЯН (ракетно-ядерное нападение). Все наши резиденты за рубежом получили детальные инструкции по сбору такой информации.   
      Так вот через год от начала моей армейской службы случились «Десять дней ноября 1983-го», которые хотя и не потрясли мир, но, возможно, стали пока ещё самыми опасными в современной истории человечества. Наберите, например, в поисковике  «Ракетный кризис 1983 года», и вы узнаете подробности из разных источников. Об этих событиях сильно не распространяются, они менее «романтичны», чем Карибский кризис, но были гораздо страшнее по своим возможным последствиям из-за того переполнения ядерных арсеналов, которое стало пугающе очевидным для всех сторон. Не слишком черпая из других источников, я в большей мере самостоятельно изложу, как это отразилось лично на мне и моей службе.
      Но внешнеполитическая ПРЕДЫСТОРИЯ таких событий всё же необходима.
      На тот момент СССР косвенно с НАТО уже воевал – в Афганистане, с 1979 года. Наши потери за 1982 год составили – 1948 человек, включая сопутствующие, но чисто боевых не мало – 1623 военнослужащих. Начались крупномасштабные операции в Кандагаре.
После ввода нашего «ограниченного контингента» США не ратифицировали договор «ОСВ-2», а в декабре 1979 г. приняли решение разместить в Западной Европе новейшие ракеты «Першинг-2» и «Томагавк», если не удастся склонить СССР к выгодному для себя соглашению.
      В случае начала войны в Европе эти ракеты могли бы за считанные минуты уничтожить наши крупнейшие города. Время их подлёта до объектов поражения в европейской части СССР составляло 4–6 минут.
       США и НАТО действовали как бы в ответ на размещение с 1976 г. советских  ракет среднего радиуса действия в Европе, которые не подпадали под договоренности об Ограничении стратегических вооружений (ОСВ). В результате этого, по мнению Запада, на время нарушилось равновесие ядерных сил в Европе, хотя у натовцев уже имелись американские ракеты «Першинг-1», только Запад посчитал их уже морально устаревшими в сравнении с нашими. Это и есть изнанка «гонки вооружений» - постоянная работа на опережение. Это то, что во многом подорвало экономику СССР, а теперь зачем-то этим успешно занялась новая Россия. Избыток денег или врагов у государства «победившего капитализма»? Вернёмся, однако, в историю.
       Так вот 2-го ноября 1983 года НАТО начало десятидневные учения Able Archer 83, в ходе которых планировалось отработать совместные действия на случай ядерной войны с имитацией запуска межконтинентальных ракет по территории СССР. Основная угроза при этом состояла в том, что впервые объявлялась готовность DEFCON 1.
       Даже во время Карибского кризиса 1962 года США ограничились готовностью DEFCON 2, — «красная готовность». DEFCON 1 — или «белая готовность», это когда «Ядерная война неминуема». США и НАТО не собирались начинать войну, поскольку DEFCON 1 требует реальной ядерной атаки противника, но пытались полностью её имитировать. Конфликтность резко возросла из-за того, что во время учений 1983 года наши вероятные противники впервые использовали новые уникальные коды связи и режим полного радиомолчания.
        А за восемь месяцев до начала учений президент США Рейган, как известно, окрестил СССР «Империей зла».
        Бывший актёр Голливуда, Рональд Рейган, на посту президента США вызвал головную боль у советского руководства. Если в 1970-е в период «разрядки» Никсон, Форд и Картер последовательно шли на диалог с Советским Союзом, и были подписаны значимые для разрядки соглашения, то Рейган наотрез отказался от переговоров с Москвой. Более того, он повёл повсеместное наступление на СССР, используя наши слабости и политические просчёты (война в Афганистане, военное положение в Польше, сбитый якобы пассажирский южнокорейский «Боинг» над Сахалином и т.д.).
       Для руководства СССР учения НАТО могли выглядеть как маскировка реального нападения, как скрытый «DEFCON 1» — то есть ядерная война. И реакция последовала адекватная именно этому: ракетные войска стратегического назначения были переведены в готовность №1, только не симулированную, а настоящую, и части ВВС начали перебазирование ближе к театру возможных боевых действий в ГДР и ПНР.
        С точки зрения нашей обороны новые «Першинги» были опасны тем, что оставляли слишком мало времени для ответного удара, и единственным эффективным средством противодействия для СССР становился превентивный ракетно-ядерный удар. Таким образом, воспринимая Able Archer 83 как маскировку реального нападения, Андропов, возможно, собирался санкционировать именно такой превентивный удар?
        Так думали аналитики разведки США, ведь на их глазах случились военные поражения Запада в Индокитае. Советы контролировали уже треть Африканского континента, а затем вторглись в Афганистан. США и НАТО  воспринимали нашу страну как мощного, серьёзного и успешного военного противника, и из этого видения превентивный удар со стороны СССР был для них логичен.
        Для нашей же разведки Able Archer 83 трудно было отличить от подготовки к началу настоящей войны, видимый размах подготовки к ним превосходил все прежние учения.
        Версий того, кто и как спас мир в этой ситуации от термоядерной катастрофы существует несколько. О них написаны серьёзные исследования.
        Считалось, что в случае обмена ядерными ударами погибнут до 100 млн. советских граждан и до 80 млн. американцев, так в США в 1983 году оценили последствия ядерной войны.
        Но в Москве считали, что единственный шанс уцелеть — быстро оккупировать при помощи танковых ударов Западную Европу.
В случае ядерной войны СССР с непригодных для жизни своих территорий передвинул бы войска ближе к Ла-Маншу и Атлантике, на территории союзников США, которые атаковать они не посмеют. Собственно так оно и планировалось и не только тогда. Лично я о таком планировании военных действий узнал позже – во время обучения в военной Академии имени Фрунзе на должность офицера разведки штаба армии (являясь офицером запаса). Но эта уже другая интересная тема. Хотя ещё со времён моего детства и «службы» в ГСВГ такая доктрина танковых прорывов к Ла-Маншу была всем абсолютно ясна. Её прообразы, наверное, зарождались ещё и в 1945 году?
        Но я перехожу к Заполярью-1983. Знали ли мы о начале грозных учений Запада? Конечно, знали. Готовились ли к чему-то необычному? Готовились. Сами эти дни начались с заступления дивизиона на боевое дежурство в условиях сильнейшего морально-политического давления. Замполиты всех уровней на всех мероприятиях говорили примерно одно и то же: «Обстановка сейчас значительно более грозная и опасная, чем в 1941 году!». В это не слишком и верилось, но этот лозунг в разных интонациях и вариациях звучал постоянно, начиная с осени. Его повторяли и командиры. Ощущали ли мы реальность угрозы ядерной войны? И да, и нет. Скорее больше даже НЕТ, чем да. Почему? Ну, про русское авось писать не требуется, но ведь и поколение наше выросло с ЭТИМ: что ядерная война вот-вот грянет.
Однако как-то обходилось же, и всем, кажется,  стало понятно – победить в такой войне невозможно. Можно только всем вместе погибнуть и погубить жизнь на Земле. Так зачем и начинать?
         Однако армия не может полагаться только на авось, это плохо кончается. И кое-что началось. Ещё ранней осенью прошли учения по смене боевой позиции и развёртыванию дивизиона на новом месте. Для меня это учение оказалось мучением и большим испытанием, которое я, увы, «на отлично» не сдал. Перебазировать мне предстояло всего только одну пусковую установку. Весит она в походном положении более 12 тонн, для разворота с тягачом требуется более 8 метров, но чтобы поехать куда-то, её надо сначала  перевести в походное положение и поставить на ходовые части. Никаких подъёмных кранов при этом не предусмотрено. Всё делается с помощью лебёдок и домкратов самой установки. На месте новой дислокации всё нужно проделать в обратном порядке, кроме того выполнить горизонтирование и ориентирование, пробросить кабели электропитания и управления. Эта была интересная задача, но совершенно не освоенная мною, пришлось сесть за наставления по боевой работе и кое-что законспектировать.
         Ни комбата, ни второго взводного на тот момент не было! Подсказать что-то никто не мог, и я ошибся при свёртывании на так называемом «сломе стрелы». Заклинило «палец» между газоотражателем и стрелой качающейся части. Правда, мне удалось найти решение, как его всё-таки извлечь. Но из-за этого в норматив развёртывания на новом месте я с бойцами не уложился. Меня пожурили, но не сильно. Обошлось. Зато «школа» была пройдена серьёзнейшая. Это произошло ещё до того как началось нагнетание политической обстановки.
А потом прозвучал первый звоночек.
         Поставили на дежурство все шесть пусковых установок. До этого одна из пусковых постоянно служила для тренировок расчётов стартовой батареи на предмет заряжания и разряжания учебной ракетой. Да и другие пусковые, как правило, не ставились «под напругу» при объявлении готовности, мало ли чего «замкнёт». А теперь пусковые установки почти постоянно стояли на готовности с подачей напряжений.
         Второе, мы начали обучаться стыковать боевые части - БЧ. Это достаточно ответственная процедура – снабдить ракету боевой частью. Но весь фокус, что весь боекомплект наших ракет на позициях всех дивизионов полка и так был с БЧ. Значит, готовились осуществлять пополнение боекомплектов. Все БЧ хранились в техническом дивизионе, там и происходила вся процедура дооснащения ракет. Тогда меня поразила техническая продуманность всех операций, наличие специального такелажа, тележек, инструмента под любой винт.
         Техдивизион занимался, конечно, не только этим. Он решал своим составом и более ответственные операции, например, по дозаправке ракет жидким топливом и окислителем, которые чрезвычайно опасны во всех смыслах для человека, когда вся работа  выполняется, по сути, «в скафандрах». Но это всё же – у них, а мне тогда аукнулась та самая приставка к должности командира взвода в качестве начальника хранилища.
           Хранилище это предназначалось для комплекта из трёх ракет со специальной боевой частью. Эти ракеты стояли на своих полуприцепах в отдельном отапливаемом помещении с автоматически регулируемым микроклиматом, и я регулярно, согласно наставлениям и предписаниям, водил туда своих бойцов, чтобы провести регламентные работы. В основном это сводилось к чисто «косметическим операциям»: протирка спиртом, смазка, проверка показаний приборов климат-контроля. Мне никто не объяснял, снабжены ли ракеты спец-БЧ или нет, но по смыслу и так было понятно, что нет. Вообще следует сказать, что само хранилище располагалось на территории того же технического дивизиона и охранялось постоянно его караулом, но он не имел доступа внутрь, а мы туда – внутрь, проникали только по спецпропускам. Почему всё же хранилище считалось нашим? Ну, скорее всего, потому что техническому дивизиону по его предназначению не нужны готовые изделия как таковые, это уже матчасть стреляющих дивизионов. Поэтому и наш кочегар в холодное время следил за отоплением этого сооружения, но он по штату числился не стартовиком, а относился к хозвзводу. Так что моя звучная приставка к должности «начальник хранилища» на деле мало что значила, да и хорошо. С одним только кочегаром вечно хлопот и забот не оберёшься. Он же дежурил в одиночку, а это для солдата настоящее искушение, обязательно как-нибудь наколобродит.
        Вернёмся, однако, к БЧ. Обращению с реальными спец-БЧ периодически нас обучали. И мне, как командиру взвода с таким дополнительным вооружением и функциональными обязанностями выпало на долю ещё одно специфическое дело – демонстрировать офицерам и даже командирам(!) других подразделений как правильно обращаться с этими устройствами. Самый принципиальный вопрос – это необходимость вести обогрев спец-БЧ при пониженных температурах, чтобы обеспечить их боевое применение. Для этого в хозяйстве нашей стартовой батареи имелся специальный блок обогрева. Другим подразделениям он и не полагался, потому что специзделий у них не было в принципе. Но сам боевой устав предполагал манёвр между подразделениями в случае необходимости всем, чем придётся: ракетами, транспортом, бойцами и тем более офицерским составом, как самым расходным материалом. Поэтому обучали всех, а вдруг понадобится? Но специзделия хранились строго в одном месте. Да их много и не требовалось. Ясно, что это были средства крайнего применения, именно на случай массированного авианападения противника для поражения групповых целей. Но использование авиации в случае ядерной войны теоретически ожидалось только на втором, а то и на третьем этапе действий противника. Сначала идут в бой ракеты с разделяющимися боеголовками, потом подавление остатков средств ПВО крылатыми ракетами и истребительной авиацией, в основном с дистанции пуска самонаводящихся ракет. И лишь потом, если будет чем, кем и кого добивать, пошли бы массированные бомбовые атаки. Тогда бы и спец-БЧ применять было бы логично без особого вреда для уже  изничтоженной окружающей обстановки, вопрос только – кто бы и что бы уцелело к тому времени?
        Запомнился ещё один весьма важный и тонкий аспект работы со специзделиями, а именно – получение кода на боевое применение специального вооружения и его ввод в БЧ. Ведь просто так ничего «атомного» не взорвёшь. Система отстроена строго, начиная от всем известного чемоданчика, с  которым следует кто-то из охраны первых лиц ядерных государств. Только оттуда может поступить разрешение на применение, но это ещё не сигнал к подрыву. А чтобы привести в действие конкретное устройство надо его сначала разблокировать.
       В БЧ наших ракет такой код разблокирования подавался через специальный прибор-«программатор», который стыковался с ракетой кабелем. Размером и внешним видом он напоминал промышленный кнопочный пост управления, разве что кнопок больше – от нуля до девяти по числу цифр, комбинацией которых набиралась определённая, достаточно длинная последовательность – шифр. А вот этот самый шифр получался довольно мудрёным путём. Мне запомнилась эта процедура.
       Сначала по спецсвязи начальнику штаба доставили необычный «пакет», который хранился в сейфе. Позже и отдельно начальник штаба получил код «вскрытия пакета». Так я называю это всё условно, по памяти, а не строго по процедуре, которая содержала бы  наверняка совсем другие термины. В том спецпакете хранилась стопка запечатанных, сброшюрованных, заламинированных разноцветных бланков-талонов по типу билетов СПОРТЛОТО, только они были с пронумерованными уголками. «Код вскрытия» определял, во-первых, время вскрытия, во-вторых, указание номера на уголке, какой из талонов в стопке является действующим. Указанный талон за этот самый уголок цеплялся специально приложенным нехитрым захватом – этакой «двузубой вилкой», и «выворачивался» наверх стопки, которая постоянно оставалась запечатанной(!?) при этом. Верхняя же часть упаковки имела хаотично расположенные квадратные прорези-окошечки и вот через них открывалась требуемая для декодирования последовательность цифр. Примерно так. Способ древний, как если бы взять с книжной полки какой-то том, открыть на указанной странице и накрыть криптографической рамкой-ключом.
       Я всего один раз при сём присутствовал, но смысл уяснил, что этот код имел много степеней защиты, и он, самое главное – не передавался непосредственно ни по каким каналам связи! Он сам по себе нигде не был записан. Я не сомневаюсь, что сейчас это ещё более всё заморочено и имеет больше степеней защиты, но гораздо проще по процедуре для экономии времени. Во всяком случае, система работает у всех противных сторон до сих пор без сбоев, и никакой сумасшедший ничего не подорвал. Разумеется, тот код на разблокирование, который мы получили и вводили с начальником штаба тогда, был всего лишь учебной комбинацией, и нам это заранее сообщили, но если бы пришлось повторить, то мы бы справились уже быстрее. А так пришлось нам немного «поломать голову», что да как, чтобы не напутать. Однако повторять эту процедуру уже не пришлось.
        Дальше началось просто «большое сидение», как стояние на Угре при Иване третьем. Суток трое дежурные смены не покидали своих кабин, постоянно находясь в предбоевом состоянии, вплоть до противогазов и прочих ОЗК. Обстановка была неопределённая, напряжённая, но без перехлёста. Нам же там, на границе, приходилось частенько находиться в готовности номер один. Привыкли.
        Жизнь вокруг продолжалась в обычном трудовом ритме. Гражданское население вообще не информировалось. Единственная ещё примета тех дней – это частые удары при переходе самолётами-перехватчиками сверхзвукового барьера. Такое на Севере случалось периодически и раньше, но в эти дни – особенно часто. У нас сейчас это редко кем наблюдаемое явление, когда небосвод над тобой словно раскалывается, и даже слегка подпрыгивает почва под ногами. Раскат чем-то похож на грозовой при близком ударе молнии, но он с одной стороны – короче, не так «раскатист», а с другой стороны – удар от него гораздо «потряснее». А никакого самолёта и близко не видно, да и не слышно, где-то вне поля твоего зрения, а такой эффект! Лётчики тоже были на взводе, вернее – на взлёте, в готовности №1. Ну а наш ядерный флот? Тем ребятам, вообще, не позавидуешь. Мы-то хоть периодически бывали дома, с семьями. Тем более, что у меня, наконец-то, появился новый комбат, да и командир первого взвода вступил в должность. А вот подводники и моряки в тот период месяцами не сходили на берег. Так нам, во всяком случае, докладывали знающие товарищи.
         Вы скажете, ничего интересного, никакой драмы и конфликта нет. Есть ДРАМА! С того момента обе стороны, как бы испугавшись, пошли навстречу друг другу. Только мы двинулись по-русски – открыто и бесшабашно, с пониманием, что жить в таком противостоянии дальше невозможно, а американцы «перезагрузились» с чётким планом воздействия на нас иными (неядерными) средствами: то, что не получилось силой уничтожить – уничтожим изнутри. И в эти хитроумные планы, в их сети, капканы и волчьи ямы попался косноязычный говорун-Горбачёв. Он не долго, но упорно раскачивал страну и ещё «старое» Политбюро на смену курса, на перестройку, и раскачал до такой степени, что государство развалилось. А на обломках империи воцарились уже такие фигуры, как абсолютно беспринципный "правдолюбец" Ельцин, который самолично «впервые в тысячелетней истории России» торжественно и пафосно отрапортовал конгрессу США (менее чем через девять лет после указанных событий): что «ваше задание, господа американцы, – выполнено!».
         Но ведь драма и конфликт кроется ещё в другом: мы собственными руками развалили целую систему стран социализма, где нам выпало быть первыми. Эту ношу мы не вынесли, надорвались. Холодную войну проиграли. Возродить что-то подобное социализму при нынешнем Воцарении олигархии без потрясений уже невозможно. Но то, что «светлое капиталистическое будущее» не может устроить большинство, всё очевиднее с каждым днём, как и то, что «постиндустриальное» общество будет обогащать и лелеять только избранных мира сего.
         
          P.S.
    После публикации буквально сразу мне поступили замечания на избыток технических терминов и прочих чисто армейских дел, да ещё на многими забытые или неизвестные вовсе политические коллизии давно минувших дней.
    Честно говоря, переизбыток по части техники и политики – есть. Но ведь весь этот текст совсем о другом задуман. О том, что можно иметь даже самую технически оснащённую и подготовленную армию, а проиграть войну, потому что войны зачастую проигрывают политики, потому что "рыба гниёт с головы", и что враги, оказывается, существуют – и не только внешние.
    И ещё о том, что если даже государство с более менее чётко выстроенной  идеологией и блоком союзников рухнуло, то безыдейному и не определившемуся с союзниками – вовсе тяжело.