Пазлы. Глава 12

глава 12

- Мусорская! - авторитетно заметил Ашот, прожевывая очередной пельмень. - Она ко мне подбирается, я знаю. Мой дядя всё мутит, хочет, чтобы я сидел, вот и подсылает людей.
Антон оглядел Таджика с выражением явного диагноза на лице. Отвернулся в досадой.
- Красивая... - мечтательно сказал он, - красивым не место в тюрьме.
- В тюрьме никому не место, - сказал Андрей, макая в сметану сочный пельмень, но осекся. Кому-то всё-таки место. - Сама делала пельмени, как в детстве, кушаешь, а он взрывается соком во рту.
- Да, вкусно. Такого сейчас не купишь. Молока бы ещё, парного.
Андрей с Антоном рассмеялись. Латыш уже колдовал с чашками, заваривая любимый чифирь.
- Шоколадки очень кстати к чифиру.
- Ещё бы. Есть хоть что-нибудь, что было бы сейчас некстати, - Андрей окинул взглядом пустые полки с пустыми банками. Богиня!
- Вот она тебя и скупила оптом по бросовой цене, - улыбнулся Антон, - мало того, что выбирать не из кого, да ещё и кормит.
- А зачем я ей?
- Сам в шоке.
- Мусорская! - снова веско заметил Ашот, - я ей нужен. Через тебя проще...
- Параноик ты таджик.
- Говори что хочешь, а я знаю. Всё знаю. Всё вижу. Они все мусорские. Но не с тем играют. Я в жизни ни перед кого не умалялся.
Андрей с Антоном снова переглянулись, что не ускользнуло от подозрительного взгляда таджика.
День сурка, но с маленьким чудом, преисполнившим благодушием всех поедателей пельменей, включая таджика.
Андрей развернул сигареты и отложил пару пачек. Немного этим, немного тем - все курить хотят.
- Если бы работу не потерял, да в тюрьме не сидел, да телевизор сюда с интернетом, решил бы что жизнь удалась, - шутил Антон, вытирая последним пельменем остатки сметаны.
- Ты пиши ей чаще, будем в шоколаде. Водяры бы ещё притащила... а это что - халва! Живём, парняги! - обрадовался Латыш.
Чифирнули-закурили. Из окна донесся запах хлеба, который пекли в "Крестах", но наевшихся досыта узников он уже не пленил.
- Аллха нас любит, - говорил Ашот, - я молюсь пять раз в день и Он заботится обо мне. И о вас заодно. Не балагодарите.
- Ты же говорил, что это подстава мусоров?
- Мусора-шмусара - все пэшки в Его руке. Астаф Рэло!  Дафшау Шайтан!
- Что это значит? - интересовался Антон.
- Изыди сатана, - ответил Андрей за Ашота.
Таджик запел, помогая голосу руками и ногами.
- Шайтонец, тебе молиться не пора? - занервничал Латыш.
- Ещё сорок минут - "шайтонец", сытый довольно танцевал. Гоп-гоп ашваринам...
- Давно так не ел, - Антон потянулся.
- А я никогда, - сказал Андрей и заслужил пристальный взгляд Антона.
- Ты влюбился?
- Не знаю, - соврал Андрей.
- Осторожно, модерн! Это внатуре может быть подставой. Не верь здесь никому - это тюряга.
Андрею не хотелось думать в эту сторону, но он уже подумал.
- Я вообще никому не верю, - вставил свою мысль таджик. Точно тебе говорю - мусора это мутят. Мэдовая ловушка. Ветер не дунет - трава не пошелохнется.
Что она нашла в нём? - думал Андрей. А чтио он в ней нашел? Просто они нашлись. Просто всколыхнулась вселенная. Где он её видел? Где она его видела? Нигде и никогда. Однако ж узнали
друг друга и друг другу снятся. И если всё это - ложь, то этому миру незачем существовать, тогда всё - ложь. Надо подстричься...

***

- Мне в последнее время снятся удивительные и яркие сны. Они реальны настолько, что там прям можно всё потрогать. Иногда я даже знаю, что это сон - вот как сейчас, - Андрей устроился поудобнее на Наташиных коленях.
- Я читала твои письма. Мне кажется, что ты всё ещё любишь свою Марго.
- Нет.
- Нет, любишь. И не прячь это от меня, я всё увижу и я не против любви. Любовь - это прекрасно во всех своих формах.
- Я не хочу её любить. Единственное, что мне хочется - это сказать ей по телевизору или передать по радио, что она мне больше не нужна.
Или написать ей, что мне всё-равно, что происходит в её жизни. Конечно, перед этим я внимательно изучу её фотографии и посты в Фейсбуке.
Наша связь казалась нерушимой, но п-ф-ф-ф... - Андрей дунул в Наташины пальцы, - где это всё? Выброшено на помойку прошлого. Прошлое - это
только память и она гаснет. Но ты реальна и даже неважно, что это сон. Сон реален. Я реален сейчас. Всё реально, потому что всё, что у меня есть - это чувство. И я его чувствую.
- Ты ушел от темы и забросал меня размышлениями. Умник.
- От неё невозможно уйти...
- Но у тебя получилось. Ты обижен, это понятно. Но так ты сужаешь свой мир и свою любовь. Обида её заслоняет и даже меня ты не сможешь любить полно, потому что сам себя не любишь.
И наказываешь ты только сам себя.
- И что мне нужно сделать?
- Прости её. Отпусти по-настоящему, с теплом и благодарностью за те чувства, за время и силы, что она тебе дарила. И возвращайся ко мне.
Возвращайся целостным.
Андрей простил, отпустил и вернулся. Сейчас это было легко. И на душе было легко.
- Молодец. Делай так всегда, каждую секунду жизни, до тех пор, пока не останется ничего не отпущенного и непрощенного, ничего, что бы тяготило твой дух. Будь легким, а когда станет тяжело -
прости, отпусти и возвращайся...

***

Андрей проснулся с ощущением невесомости. Ему снилось что-то прекрасное. Наташа. Осталось сладкое послевкусие, похожее на поцелуй возлюбленной. Казалось, Андрей вынырнул из настоящего мира в нереальный, чтобы их соединить.
Жизнь Андрею представлялась непрерывной борьбой. С кем? За что? За состояние. За чувство, которое то ускользает, то накатывает. А все перипетии судьбы - словно препятствия для бега к невидимой внутренней цели. Препоны, забирающие чувтсво,
отвлекающие от него, крадущие на себя внимание сотней хитроумных уловок. Андрей, словно в джунглях пробирается со световым мачете. Но устаёт, не хватает силы в этой погоне за невидимым ангелом, тень которого мелькает тут и там, но ускользает, теряясь в сплетениях быта,
разношерстных мыслей, эмоциях, переживаниях ума и сердца.
Вот уже видишь в отблесках солнца на клубящихся облаках образы зверей, людей, чудовищ, игры теней пугают или восхищают красотой. Но стоит лучу света пробиться сквозь толщу и понимаешь, что чудищь нет - лишь игра твоего же воображения. А ты - лишь то, на что смотришь.
Ведь свет этот исходит из тебя и облака, этот свет заслоняющие - тоже ты. А вся эта суета - лишь погоня за солнечным зайчиком, что приснился на рассвете.
Андрей сел за стол, чтобы успеть записать мысли. Он разукрашивал будни своим воображением.
Происходили обычные будни застенок. Разговоры, шутки-прибаутки, состязания друг с другом то в учтивости, то в непреклонной бараньей тупости, то в игре в шашки или шахматы - смотря что требовал момент, чтобы развеять скуку от пребывания зеков наедине с самими собой.
За год Андреем было прочитано больше книг, чем за последние лет пятнадцать - недосуг было читать, всё дела-дела... Исписаны и разрисованы были десятки тетрадей, а сердце всё стучало дальше. Ненасытное, голодное, оно вырывало крупицы жизни из всего, что
позволяли скудные застенки затвора. И не насыщалось. Сердцу всегда мало, оно жаждет чего-то, что этот мир предложить не в силах, хотя до поры и кажется, что вот ещё чуть-чуть добывить к уже приобретенному и будет заветный комплект, и можно, наконец, расслабиться и насладиться добычей.
Но вот ты получаешь очередное желаемое, а сердце всё стучит и стучит дальше и жаждеть чего-то ещё. Лиши его этой погони, оно останется стучать бесцельно, останется наедине со своим голодом и начнёт ныть как ребёнок, добавляя своему владельцу седых волос.
Словно есть где-то пазл, чтобы заткнуть эту боль, но он не здесь и не сейчас, не в этом уме, не на этой планете, не в этой жизни... И чередой проходят лишь настроения, настроения...
Андрей пытался вести дневник настроений, но не успевал за ними. Настроения сменялись как пейзажи за окном Транссиба. Тот же маятник, от экзальтации до отчаяния с несколькими промежуточными переходами из одного в другое.
Та же скука, та же радость и ничего постоянного.
С такими раздумьями Андрей пытался медитировать пока, наконеч не устал думать всякую хрень и остался, наконеч в промежутке между двумя мыслями. Но ненадолго - маятник был неудержим в стремлении качаться из крайности в крайность.
За час Андрей успел дважды побывать в обеих полярностях самого себя и снова-таки занырнул в промежуток между двумя Андреями... Покой. Пускай он длится всего минуты, пускай, даже если сам покой - это всего лишь
ещё одна позиция в череде состояний на качелях ума. Всё-равно Андрей будет раскачивать эти качели всё сильнее и сильнее пока не провернётся полный круг и не исчезнет само понятие вперёд или назад, а останется лишь полное непрерывного
восторга вращение, от которого дух захватывает. Независимо от текущей позиции полёта. Из круга нет выхода. С качелей не спрыгнуть. Можно лишь научиться наслаждаться полётом и проносящимся мимо миром, в котором горе и счастье соединяются в едином моменте парения.
- Ты о чем задумался? Потерялся? - поинтрересовался Саня и провел рукой перед открытыми стекляшками Андреевых глаз, очарованно уставившимися в потолок.
Слова резанули. Нужен был отклик. Чудный узор мироустройства рассыпался на множество фракталов. Надвинулись стены и сжали мысль до размеров Андрея. Точка внимания сфокусировалась на "Крестах", мимолетно ужаснулась, но не потеряла улыбки самосознания.
"Невозможно потерять себя... какой мерой измерить это бытие..." думал Андрей, но вслух сказал дишь:
- Доброе утро.
- Какое оно накфик доброе. Ещё один галимый день, - ныл Антон, - и курить опять нечего.
Андрей вспомнил, что курить действительно нечего и опять расстроился. Подаренный Наташей блок закончился вчера. Не покурить после каши - это всё-равно, что овсянка без сахара.
Саня повертел в руке пустую банку.
- Сахара тоже нет...
Чёрт, - подумал Андрей и овсянка потеряла привлекательность. Чему ещё радоваться? День случился, а стремиться не к чему с самого утра. Андрей вспомнил какую-то цитату
и решил попробовать настроиться на радость отрешения от радостей и удовлетворенность тем, чего нет, но у него не получилось. Или цитата была не та или вспомнил он её неправильно.
Или просто не хватало силы аскезы и предательская нехватка чего-то обернулась раздражением на Ашота. А Ашот ничего плохого не делал - он просто по-****ски слишком быстро и нервно ходил,
громко мылся, фыркая водой как последний придурок и вообще существовал как-то нелепо, не вовремя и неадекватно, мешая Андрею чувствовать радость и любить всех.
"Молится лишь от страха и скуки" - внутренне негодовал Андрей, заботясь о духовном созревании таджика... А ещё Марго его снова бросила и опять как в первый раз! Она делает это каждое утро.
А Наташа... да она его просто жалеет, выпрашивающего крохи любви, такого жалкого попрошайку с этим гневом, с этими мечтами о сигарете с сахаром, его можно только жалеть, а как узнает поближе -
бросит как никчемную бесполезность. Которая тратит драгоценную жизнь на то, что зеленеет от возмущения, что этот грёбаный таджик опять полез в свой дурацкий баул и шелестит, шелестит пакетами своими сраными!
Сейчас достанет какую-то нахрен ему не нужную херню лишь бы испортить всем доброе утро!
Андрей вспомнил про сигарету вусего минуту назад, но уже успел возжелать ей так, словно лошадь внутри него взбесилась от желания быть убитой каплей никотина.
Сердце стучало - его нельзя было не услышать. Стучало прямо в голову, заполняло кровью все сосуды и хотело вылиться через уши, но отчаянно мешали барабанные перепонки.
Качели. Вот они. Доли секунды хватило, чтобы их заметить. Истерика плавно перерастала в фарс и теперь больше улыбала, чем бесила.
"Мешают медитировать - так хоть бы делали это красиво... Господин вселенский император, не хотите ли утреннего кофе с сигаретой... А вот вам ключ от камеры, много денег и идите куда хотите, мы вас подвезём...
Но нет же - шелестят пакетами и мелькают туда-сюда, туда-сюда... Марго меня бросила... Все эгоистты, думают только о себе. Об Андрее никто не думает.
Не разглядел мир моей любви и я имею полное моральное право его ненавидеть - хохотал Андрей, тролля сам себя, злясь и веселясь одновременно. Иногда ему, словно серферу сознания, удавалось поймать гребень волны и
кататься на острие эмоций. В такие моменты он не мешал своей внутренней дури свободно изливаться.
Может быть, это всё ещё сон? Андрею очень захотелось, чтобы это был сон. А он такой лежит на диване и в него уткнулась всё ещё влюблённая в него Марго.
Андрей ущипнул Ашота. Почему-то не пришло в голову, что щипать надо было себя, но Ашот дернулся, а Андрей понял, что Марго обнимет кто-то другой.
- Ты чего?
- Ничего. Тебя не должно здесь быть, таджик.
- Да. Знаю. Мусора подставили, - Ашот смотрел на Андрея с благодарным пониманием за то, что ему сочувствуют. Знал бы он насколько на самом деле одинок, провалился бы в бездну тренсцендентного ужаса до конца времён.
- Идём на прогулку? - спросил Антон.
- Идём. Сегодня гуляем в юнтоловском парке, - сказал Андрей, - потом катаемся на речном трамвайчике.
- А ты писал заявление на речной трамвайчик?
- Нам положено. Раз в тысячу лет. В эту эпоху я ещё ни разу не ездил.
- Я тоже...
- А потом с женским корпусом идём в кино, - поддержал Саня.
- Нет, в баню! - настаивал Латыш.
- Нет, сначала в кино, а потом в баню. Что сегодня за фильм показывают? - интересовался Антон.
- Расписание украл Путин. Мусорская подстава... - сетовал Латыш.
- Это не Путин, это Госдеп, - предположил Андрей, - Нас прячут, чтобы мы инопланетянам на жизнь не жаловались.
- Вы шутите? - поинтересовался таджик.
- Конечно нет! - Андрей вошел во вкус. - Путин и рад бы помешать Америке испортить нам жизнь, но беда в том, что из наших деревьев они печатают нам деньги за нашу нефть. Потом оцифровывают, дорисовывают в
фотошопе нули и шлют нам в качестве бонуса по электронной почте.
- Беда...
- Беда. Но зато у нас есть великая идея создать национеальный принтер и, подумать страшно, Национальный фотошоп. Но мозги утекают и курильщики строят каверзы.
- Ужас. И что делать?
- Это же очевидно! - Андрей веселился от души, - тюремные сроки у нас уже как в Европе, а через триста лет как у них будут и тюрьмы. За это время, чтобы спасти экономику, сделают цену каждой сигаретной пачке равной цене самолёта,
чтобы дети курильщиков, как носителей дурного генофонда, умерли с голоду, а сами курильщики сгинули бы от геморроя, сердечных приступов, импотенции, бесплодия и малярии.
Тогда по телевизору с гордостью продемонстрируют последнего человека...
- Кому продемонстрируют?
- Ментам. Они останутся, чтоюы охранять последнего человека. Спецназу ФСБ ещё, они будут охранять ментов от последнего человека. Спецназу ГРУ, конечно же - кому-то же надо будет охранять президента от спецназа ФСБ.
- Рай!
- Вот заживём. - мечтал Антон, - а тюрьмы будут такими, что последнему гражданину и выходить не захочется.
- Идиллия.
- Гармония.
- Мечта!
Все смеялись, даже таджик. Стоит на кого-нибудь поругаться и утро делается добрее. Теперь можно съесть овсянку с солью, взять книжку и читать про падение Римской империи. И ждать, когда скрипнет "кормушка" и волшебные глаза богини
призовут Андрея в мир иной.
День прошел без происшествий, если не считать гибель нескольких цезарей. Вечером от доброжелателей зашла пачка сигарет изеку курили по целой, по-буржуйски смакуя.
Вспомнился рассказ Экзюпери. Будучи летчиком-испытателем, он потерпел крушение в жаркой пустыне. У них с напарником небыло ни еды, ни воды. Но они ещё не успели
проголодаться и почувствовать жажду. Ещё не начали бредить, смотреть миражи и изнемогать. Это всё ещё предстояло, а сейчас у них был один единственный апельсин.
Сочный, сладкий. Никогда, ни до, ни после, они не ели ничего вкуснее. Экзюпери лежал на обломках самолёта и каждая долька была совершенством.
Андрей закашлял - заглотнул излишек дыма. Уже6 с половины сигареты начало приходить осознание, что это не апельсин, а какая-то гадость. Но докурил.