Фронтовое письмо

И просторно и радостно
На душе у бойца
От такого хорошего,
От её письмеца.
                Михаил Исаковский               

Шел снег – медленно, не торопясь прикоснуться к земле. Образовавшуюся на краю окопа насыпь замаскировало белым покрывалом. Полк готовился к обороне, ожидалось крупное наступление немцев. Когда случалась передышка, солдаты спешили отправить весточку своим родным и близким. Писали письма, послания с фронта, скупые обмолвки о предстоящих боях, а – главное – успокаивали родных, что живы, вселяя в них надежду и уверенность в победе. 
  « Голубушка моя, здравствуй!». «Добрый день, родичи, сообщаю вам, что я жив и здоров, чувствую себя хорошо и бодро…». «Шлю горячий привет с фронта своей дорогой жене и милым детям.  Пусть  хранит вас моя  любовь». « Здравствуй, любящая супруга, шлю душевный привет и целую тебя, привет деткам и целую вас, мои крошки… Пиши, что у вас. Дорогая, может, останусь жив, тогда все доскажу. Береги детей. Живы будем – увидимся. До свидания, мои дорогие родные. Целую вас крепко. Жду ответ, моя любимая. Целую тебя. Ваш супруг». Письмо складывалось особым способом в треугольник, и эти фронтовые послания, на которых стоял обратный адрес: полевая почта, номер и фамилия, забирал и уносил полковой почтальон.
       Рядовой стрелкового полка Александр Вяткин своим близким писал нечасто. Больше всего о родных и земляках он любил рассказывать своим сослуживцам. Во взводе, в котором он служил, секретов между бойцами  не было, и каждый, получивший письмо, мог его прочесть товарищу запросто. Но больше всего солдатам нравилось слушать, когда читал Вяткин. Прочтёт, бывало, Сашка в редкой весточке от родных о ком-нибудь из своих односельчан и тут же опишет товарищам,  какой это человек и чем таким знаменит в селе, сколько тому лет, какой он с виду, как ходит, разговаривает, что в нём примечательного. Из Сашкиных описаний этого человека живой портрет получался. Он после каждого прочитанного слова ещё много  говорил от себя, мечтательно глядя куда-то вдаль, с вдохновением сочинителя.    
Рассказывал Вяткин о земляках всегда интересно  и обязательно с какой-нибудь историей, приключившейся с ними. По всему было видно, любил он село своё и его людей. Письма же  никогда  не показывал, аккуратно складывал и прятал в нагрудный карман. Тёплые весточки из дома солдаты всегда ждали с нетерпением, сами же, надо заметить, порой скупились на ласковые слова, обращенные к родным, матерям, жёнам и сёстрам, которые своими нежными письмами всегда поддерживали их в трудную минуту. Бойцы же нередко даже идущие из глубины сердца чувства стеснялись высказывать откровенными словами, несмотря на то, что знали – могут завтра погибнуть в бою.
Пехотинец Вяткин Александр Степанович, любивший рассказывать интересные истории о своих односельчанах, погиб больше месяца назад. И сейчас однополчане вспоминали  его всякий раз, как почтальон доставлял им почту. Они помнили, как  Сашка, в такие минуты с весёлой грустью своё житьё-бытьё в деревне расписывал. Всегда по-доброму, неторопливо, словно подбирая точные слова, и всё у него как-то складно получалось. У сослуживцев от таких его повествований на лицах непременно улыбка появлялась. Да и сам Сашка словно удивлялся тому, о чём рассказывал. Вот, мол, ты смотри, было же такое!
        – Привезли к ним как-то в деревню, – рассказывал Сашка, – группу детдомовских парней и девчат, якобы для помощи в уборке урожая или других каких посильных для этих детей дел. Так все у нас в колхозе правильно поняли эту святую неправду: подкормить надо было, насколько это возможно, этих изголодавшихся городских детдомовских ребят.
       Разобрали их всех по домам и кормили, как своих, всё то время, пока они будто бы помогали колхозникам в работе. Запомнилась всем из той группы одна девочка с большими  глазами, которая сама слабая была, а всё норовила лишний кусок одному светленькому мальчику подсунуть.
Говорила, его к ним в детдом недавно определили с улицы, что он совсем плохой, его ветром качает.
  Солдаты слушали Сашку, и у них складывалось впечатление, что в селе, где он живет, сплошь необычные, гостеприимные и хлебосольные люди.
Сам же Вяткин при этом не то, чтобы был каким-то особенным. Обычный с виду человек, даже напротив, можно сказать невзрачный: русые волосы, конопатый, невысокого роста, худой.  Казалось бы, уже взрослый человек, полных девятнадцать лет, а выглядел, как мальчишка. Как его убили? В него попасть-то было трудно.

Полк, в котором воевал рядовой Вяткин, всё ещё стоял на прежних позициях и готовился к отражению предстоящего немецкого наступления. Солдаты были заняты укреплением обороны, рыли окопы, дополнительные  ходы сообщений и как-то в суете дел забыли об убитом наводчике пулемётного расчёта Сашке.
Но вот в полк пришло письмо. На самодельном конверте из тетрадных листов в клеточку после номера полевой почты было написано: «Вяткину Александру Степановичу». Не дошла, знать, ещё до его родных похоронка. Старшина Иван Булыга, сидя в окопе на ящике из-под снарядов, держал в руке письмо погибшему Вяткину, не зная, что с ним делать. Конечно, старшина мог сказать ротному писарю, написать в углу конверта: «Вернуть, за смертью адресата». Но это бы значило раньше, чем придёт родным заблудившаяся где-то похоронка, разрушить незримый мост между теми, кто ушёл воевать, и теми, кто остался их ждать. Булыга, размышляя над тем, как поступить с посланием тому, кто в списках живых уже не значился, грустно поглядывал на бойцов. Сослуживцы смотрели на старшину, и каждый думал о своём. Кто-то вспоминал весёлые Сашкины рассказы  об односельчанах, кто-то гнал от себя мысли о том, что, может так статься, и ему придёт письмо, а его уже не будет. Кто-то упрекал себя с укоризной, что давно не писал  матери, другие думали о том, что скоро в бой.
Высокий, крепкий, обычно говоривший мало, сержант  Виктор Семёнов, друживший с Сашкой и воевавший с ним в одном пулемётном расчете, видя, что старшина в замешательстве, не знает, как поступить в этой ситуации, предложил:
– Давай прочитаем письмо, старшина. Вдруг его мать похоронку получила, а сыну по-прежнему пишет. Такое бывает сплошь и рядом, не хотят наши матери верить в то, что нас убивают. Да и сам Сашка любил нам рассказывать, о чём  ему пишут. Думаю, знай он, что мы прочитаем это письмо, не стал бы возражать.
Булыга неуверенно продолжал крутить в своих огромных руках, потемневших от земляных работ, маленький треугольник. Окружившие старшину однополчане выжидательно посматривали на него, гадая, какое Иван примет решение. Почувствовав их нетерпение, Булыга развернул самодельный конверт и, окинув взглядом собравшихся, прочитал: «Здравствуй, Саша! Пишет тебе  Настя…»
– Подруга, должно быть? – предположил Булыга, оглядываясь вокруг. Он пробежал взглядом несколько первых строк и неуверенно добавил:
–Не наше это дело, может, не читать дальше?
        Вяткин никогда не рассказывал о Насте. Он всегда говорил  только о своей деревне, о родне, о соседях, односельчанах, но никогда о Насте.
       – Что уж там! – и бойцы потребовали, чтобы он читал письмо до конца. Настя писала:
        «Обездолили тебя, Сашка, ещё раз. Разбомбили немцы наш детский дом. Помню, как привёл тебя к нам милиционер – чумазого беспризорника. Я уже год как жила в этом детдоме, сколько нам тогда было, лет восемь – девять? Ты ещё сразу ко мне подошел, сел рядом и давай про какую-то деревню рассказывать, будто там всегда хлеб, картошка и молоко есть. Я тебе не поверила, сама из деревни, знаю, что там…  А вот ты, Сашка, городской, я метрики твои нашла в Никольской церкви. Помнишь, ты говорил, что бабушка твоя, пока жива была, всё эту церковь поминала. Ходила я туда, с батюшкой разговаривала, он мне выписку из метрической книги  сделал. Родился ты, Сашка, в двадцать третьем году, а не в двадцать втором, как ты соврал. Отец твой – Вяткин Степан Евграфович, мать – Фомина Валентина Петровна. Они умерли, когда тебе четыре года было. Отчего умерли, батюшка не указал. Жил ты у бабушки, пока и она не умерла. Как ты выжил?» В конце письма Настя дописала: «А рассказы твои про деревню мне всегда нравились. Вот вернёшься и расскажешь ещё. Ты ведь вернёшься?»
Булыга закончил читать и задумчиво начал складывать листок опять в треугольник, будто его никто и не читал. Солдаты, какое-то время  молчали, потом стали смотреть на сержанта Семёнова, дружка своего наводчика из пулемётного расчёта Вяткина Александра, словно спрашивая его, не из одной ли они деревни?
    – Да не говорил мне Сашка никогда, что он  сирота и вырос в детдоме, – оправдываясь перед товарищами, заговорил, было, сержант, но его голос  утонул в грохоте разорвавшегося снаряда.
  Начался обстрел, мины падали и рвались в нескольких шагах от окопа.  Взрываясь, они образовывали грязные круги на земле. Осколки, разлетаясь,  ударялись в бруствер и стенку траншеи. Под вой разрывающихся снарядов пехотинцы рассыпались по окопу, который накрыло сразу несколько мин.  На краю села в небе повисло коричневое облако, запахло гарью, что-то кислое оседало во рту. В паузах между взрывами была слышна начавшаяся беспорядочная стрельба. Противник пошёл в наступление. Скоро впереди на пустынном поле показались немецкие танки, они были хорошо видны на фоне выпавшего за ночь снега. Танки ползли, оставляя за собой взрытые гусеницами чёрные полосы земли.
 Пулемётный расчёт сержанта Семёнова и его наводчика рядового Клашпая  Бектаева, заменившего погибшего Вяткина, своим огнём уложили бегущих за танками фрицев на перемешанную со снегом землю. Бой длился почти весь день с короткими перерывами. К вечеру всё стихло, танки остались дымиться на перепаханном взрывами поле.
     Отстояли село, похоже, враг выдыхаться стал. Не было уже у немцев той былой наглости и веры в свою непобедимость, которая обманчиво вселилась в них после лёгких завоеваний европейских государств, когда перед фашистской Германией, столицы стран Европы покорялись за считанные месяцы, а то и дни.
Вторгшаяся в сентябре 1939 года в Польшу, развязав тем самым мировую войну, Германия рассчитывала на быстрые победы, что на первом этапе и случилось, окончательно затуманив головы немецким генералам. Польша сопротивлялась три недели. Австрия капитулировала, не оказав сопротивления. В апреле – июне 1940 года германские войска оккупировали Данию и Норвегию, 10 мая 1940 года вторглись в Бельгию, Нидерланды и Люксембург. Страны Бенилюкс капитулировали через несколько дней. Франция, объявив Германии войну, сопротивлялась два месяца. В апреле 1941 года захватив территории Греции и Югославии, фашисты уже с примкнувшей к Германии Италией в июне 1940 года, получалось, оккупировали все страны Западной и Центральной Европы. Спесь немецких генералов улетучилась лишь тогда, когда они напали на Советский Союз. Обычный дом в Сталинграде, «дом Павлова»,  как позже его назовут по фамилии одного из защитников, будет обороняться дольше, в предстоящих боях за Сталинград, чем иные западноевропейские страны. Ине будет взят! Один дом!
          Первые дни после нападения показали, что фашистская Германия, вторгшаяся на территорию России, обрекла себя на бесславное  поражение. Свидетельства этому можно было почувствовать по первым кровопролитным боям жесточайшего сопротивления на всех участках фронта. Пограничники и вооруженные отряды рабочих и служащих Перемышльского укреплённого района, первыми принявшие на себя огонь и атаки врага, сдерживая натиск значительно превосходящего по своим силам противника, не только долгое время мужественно защищались, но и переходили в контратаки. Достойный отпор дали врагу и защитники Брестской крепости. Для немцев оборона Брестской твердыни оказалась чем-то совершенно неожиданным. Бронетанковые войска Гудериана  и полевая армия противника вынуждены были обойти город и крепость, не взяв её. С первых дней войны, с первых сражений на границе, с осадой Брестской крепости врагом, бойцы Красной Армии доказывали, что нападение на Советский Союз – это для немцев не бравая военная прогулка по Европе. Для фашистской Германии нападение на Россию обернётся национальной катастрофой, разгромом и капитуляцией. Оказывая всё большее сопротивление наступающему противнику, наши войска всё же сделали главное: вражеская ударная группировка, рвавшаяся к Москве, была остановлена на подступах к ней и обессилена.
     Вот и здесь, на Сталинградском фронте, упёрлись, всё, за спиной была река Волга.
    Прошло несколько дней после той танковой атаки. Как-то, в период очередного затишья, личный состав взвода, в котором до своей гибели служил Александр Вяткин, снова собрался у блиндажа.  Солдаты занимались своими делами, немногословный сержант Семёнов, словно разговаривая сам с собой, произнёс задумчиво:
– Голодное, сиротское детство, детдом…  Может быть,  выдуманная деревня, хлеб, молоко, картошка, родные – это  была его мечта?
Сидевшие рядом пехотинцы не сразу поняли, о ком это сержант. Все отвлеклись от дел, подняли головы и почему-то посмотрели на старшину Ивана Булыгу.
    –  На письмах Вяткину должен быть обратный адрес? Адрес Насти? – обратился сержант с надеждой к Булыге. – Написать бы ей надо, рассказать, как погиб Сашка и где похоронен. Она ничего не знает, куда похоронку отправили, уж не в его ли деревню?
    – Есть обратный адрес. Среди оставшихся у Вяткина  документов политрук только три письма и нашёл, все от Анастасии Берестовой. Никаких писем из деревни от родственников не было. Придумывал всё Сашка, –  сказал старшина.
    Писать Анастасии Берестовой ответ приступили, сразу же, не откладывая. В письме труднее всего дались строчки, в которых нужно было сообщить, что Вяткин Александр Степанович погиб. На этом месте солдаты притихли, с трудом отыскивая нужные слова, а уж как погиб и где похоронен, подсказывали живее.
Вяткин погиб  на бегу, в атаке.  Юность ещё не ведает страха перед смертью, её храбрость безотчётна. По-иному к жизни начинают относиться уже с годами, обретая опыт. Вяткин был бесстрашный воин, на выстрелы не кланялся, долго бежал прямо. Надо бы перебежками, волнами. Первая линия нападающих залегла, встаёт вторая, когда вторая падает, поднимаются и бегут первая и третья. Враг не понимает, откуда атакующий возникнет, паникует.
 Главное – ворваться в первый вражеский окоп, и немец побежит, боится немец русского рукопашного боя. Сашка принял пули от автоматной очереди в грудь, немного не успев добежать до неприятеля. Но, приняв эти пули уже у окопа врага, он спас жизнь двоим или даже троим бегущим за ним. Геройски погиб Сашка Вяткин. Похоронили его вместе с другими, в берёзовой роще на краю деревни, подобной той, что Сашка так любил упоминать в своих рассказах.
     Писали Насте, ничего от неё не скрывая, сообщили и об убитых во время последней танковой атаки и похороненных рядом с Вяткиным.
В конце письма  указали Анастасии Берестовой название села, защищая которое погиб Александр Вяткин. Возможно, Настя, та самая девушка с большими глазами, когда-нибудь захочет навестить его могилу и в тишине вспомнить его рассказ о деревне.
     О письме Анастасии Берестовой доложили командиру взвода старшему лейтенанту Веловскому, который первым и подписал его, а затем и все остальные, и не только из взвода Вяткина.
Война, смерть, разлука с родными, их тёплые и ласковые письма из дома меняли людей на фронте. Многие из солдат признавались и каялись, что нередко до войны были грубы со своими матерями и жёнами, а сейчас в душе укоряли себя за это.
    Немец в этот день бойцов не беспокоил, только изредка, должно быть больше от страха, выбрасывал одну-две мины в сторону позиций полка, не прицельно, потому как мины, не долетая, ухали где-то вдалеке.
         
                Февраль 2020 г.