Тайна Мирового правительства раскрыта!

     «Одна меленькая девочка по имени Настя…» - напечатал известный всем дедушка Юра на клавиатуре, но тут из кухни донёсся голос бабушки:
     - Юра, срочно беги в гараж за картошкой. У нас всего три картофелины, разве это борщ?
     Обычно дедушка Юра любит ходить в гараж. Во-первых, потому, что там у него всякие железячки, включая самую большую - машину. А во-вторых, у него там ещё и прекрасные соседи. Один из них, Икарыч, как правило, всегда на месте.
     Вообще-то Икарыча в миру звали Владимиром Никаноровичем. А Икарычем прозвали за то, что когда-то в молодости он сделал ракетный аппарат и хотел взлететь на нём с крыши гаража куда-нибудь повыше, например, в космос. Взлететь-то взлетел, но потом аппарат против воли ракетчика раздумал лететь в космос и решил свернуть к земле, где очень удачно приземлился на дикую яблоню, растущую рядом с гаражом.
     От этого полёта у изобретателя осталось несколько полезных приобретений: удачно сросшееся ребро, теперь предупреждающее про дождь; лёгкое заикание при волнении и неудержимая склонность рассуждать о политике. Да, и ещё кличка Икарыч, которая ему сразу понравилась. Были и потери: исчезла склонность изобретать летающие штуки, пропал полный интерес к собственному автомобилю, а попутно и к семейной жизни.
     Если дедушка Юра специализировался на железячках, то Икарыч считается в гаражах специалистом по яблочному вину. По осени Икарыч набирает яблок, несколько мешков, трудолюбиво их измельчает самодельной специальной мельницей, затем под прессом выдавливает из полученной массы сок, а дальше начинается священнодействие, рецепт которого Икарыч никому не выдаёт. Вино его отдаёт летними грозами, запахом луговой травы и спелыми урожаями. А закусывать его следует только яблоками. И Икарыч не допускает в гараж людей с бутербродами из нарезанной колбасы, сала и другими яствами, позаимствованными с обеденного семейного стола. Нет, только яблоками, которые не переводятся у Икарыча всю зиму.
     Когда первая бутылка уже почти заканчивалась, и все положенные хвалебные слова вину и Икарычу были произнесены, пора было переходить к теме «О женщинах». Дедушка Юра сказал:
     - Договорился с почтальоншей, она перехватила одно любопытное письмо и передала его мне. Одна знакомая мне девочка, член нашей семьи, написала письмо дедушке Морозу:

   «Дорогой дедушка Мороз!
   Подари мне, пожалуйста, на Новый Год клетку для хомячка размерами: длина 322 миллиметра, ширина 254 миллиметра, высота 181 миллиметра и переноску размером 321*362*470 мм.
   Ой, чуть не забыла: я тебя очень люблю!»

     Вот я хочу тебя, Икарыч, спросить, где берут эти клетки и переноски…
     - С-стоп, Афанасьич! – перебил дедушку Юру Икарыч, - не говори больше ничего, особенно, как зовут эту бедную девочку.
     - Почему это, бедную? – обиделся дедушка Юра, - она моя…
     - Я с-сказал: «Стоп!» Молчи. Больше ничего не говори. С-слушай, что я тебе скажу.
     Дедушка Юра немного обиделся, что его остановили таким бесцеремонным образом. Ну не обиделся, а смутился. И не потому, что с ним так не бережно - в гаражах редко услышишь что-либо учтивое. А потому что он больше любил поговорить, чем слушать. Впрочем, в гаражах большинство таких.
     — Вот ты п-пишешь книги, - начал Икарыч.
     - Я только одну написал.
     - Н-напишешь ещё… Знаю я вас, писателей - хрен остановишь. К-как зовут девочку, вернее, на какую букву?
     - На букву «Н»…
     - П-превосходно. Когда будешь писать об этом, то так и п-пиши: «…Жила была девочка, которую звали на букву Н… Однажды она написала письмо…»
     - Что за конспирация, Икарыч? У девочки есть приличное имя. Её зовут…
     - Не хочу знать! – рявкнул Икарыч, дедушка Юра даже вздрогнул. Впрочем, вздрогнул он, возможно, потому что зазвонил его мобильник. Дедушка отозвался:
     - Да, дорогая… Да, уже в гараже. Перебираю картошку, много гнилой… – Икарыч одобрительно кивнул головой. – Полчаса-час, не раньше… Ты же говорила, что три картофелины есть! Вари, дорогая, эти три, у тебя вкусно получается, я всё съем… Чао!
     Когда дедушка положил трубку, Икарыч сказал:
     – А телефон лучше в-выключи совсем. Нас могут слушать.
     - Наблюдать? Кто?
     - М-мировое правительство! Только тс-с… Никому.
     - Икарыч! На тему Мирового правительства у нас с тобой обычно идёт третья бутылка, а сейчас только вторая, о международном положении. Рано ты сегодня начинаешь. Или ты намекаешь, что пора заканчивать?
     - Р-разъясняю для недалёких литераторов, Афанасьич. Извини, но д-дело очень серьёзное: впервые в литературе (я имею в виду то твоё письмо) - да ещё в таком от-ткровенном жанре, в эпистолярном - мы видим женщину, которая точно, до миллиметров, знает, чего она хочет. А это, Афанасьич, м-мировая тайна. Только т-тихо! П-понял? Повторяю: они все… - Икарыч многозначительно показал наверх пальцем, а потом поводил им по округе, - …Все! Всегда точно, до миллиметра знают, чего от нас хотят, понял? Девочка их выдала с головой, поэтому ей грозит б-беда.
     - Какая беда, Икарыч, она маленькая, что она могла выдать?
     - О-о, Афанасьич, из этого п-письма выходят далеко ведущие выводы. Налей-ка. Это не письмо, Аф-фанасьич, это прямая дорога к Мировому правительству.
     - Да при чём тут Мировое правительство?
     - Хорошо, давай сначала. Т-ты согласен с тем, что земным шаром управляет тайное Мировое правительство?
     - Конечно. Все это знают. Это давний мировой заговор. Парочка семей с древними фамилиями объединились и всем рулят. Все войны, эпидемии, даже засухи – всё это устраивают они - Мировое правительство. Назначают президентов, милуют их, а то и казнят.
     - А ты можешь назвать их, например, поимённо?
     - Президентов? Сейчас допьём вторую и назову всех.
     - П-при чём тут президенты? Ч-членов мирового правительства. Тайных заговорщиков.
     - Ну ты сказал! Это самая главная мировая тайна. Этого никто не может.
     - А я могу, - скромно сказал Икарыч.
     - Ты? Ты тоже в мировом заговоре? – изумился дедушка Юра.
     - Нет, я просто их разоблачил, - просто пояснил Икарыч и разлил по стаканам остатки второй бутылки, приглашая, так сказать, к третьей.
     Понимая, что сейчас он узнает тайну мирового значения, дедушка Юра отставил стакан, встал с дивана и закрыл ворота икарычева гаража на внутреннюю щеколду. 
     Закусив хрустящими яблочками, друзья вернулись к страшной тайне.
     - Икарыч, если ты их всех разоблачил, то… То это же смертельно опасно! А вдруг, на тебя уже открыта охота! Может, обратимся к программе защиты свидетеля? Сменишь внешность. Фамилию, имя, а то и пол… Да можно просто скрыться, пожить, например, тут, в гараже. Я бы тебе пиво приносил для разнообразия.
     - Не надо пиво, - твёрдо отмёл Икарыч помощь товарища. – Я готов нести свой крест до конца. У меня вина до весны.
     - Икарыч, я с тобой! - заявил дедушка Юра, и вовсе не потому, что услышал про вино до весны, а просто по дружбе. Но тут он вспомнил семью, маленькую девочку на букву «Н», и голос его дрогнул на слове «…я с тобой». Автору придётся переписать эту фразу с другими знаками препинания:
     - Икарыч! Я с тобой… - заявил дедушка Юра и, чтобы скрыть волнение, вторую половину фразы закусил яблочком.
     - П-принимается! – отсалютовал стаканом Икарыч.
Друзья выпили, скрепив будущие трудности по несению мировой тайны. А то, что трудности будут, дедушка Юра не сомневался. Он знал, как трудно носить тайны и не проговариваться.

     Когда-то в молодости дедушка Юра работал на большом заводе. Однажды его вызвали в отдел кадров. Он думал, что ему готовят повышение за рационализаторское предложение, сэкономившее заводу сто миллионов рублей. Но в отделе кадров сидели незнакомые люди, два человека в серых костюмах. Они предложили ему пройти курсы шпионов, чтобы работать в Америке. Дедушка Юра тогда честно признался, что курсы можно не проходить, он уже и так знает какой-то иностранный язык и как раз, кажется, американских индейцев. Но знает и разговаривает на нём только во сне, чем будит по ночам жену. Жена говорит, что уже тоже всё понимает. И даже как рядовая американская индианка научилась разводить огонь из бересты и щепок, но только по ночам, пока он говорит ей инструкцию на незнакомом языке. Он согласен в Америку, но забрасывать его надо вместе с женой, чтобы переводчик был всегда под рукой… Люди в серых костюмах, узнав о разговорах во сне, быстро свернули беседу и, не скрывая своего разочарования, отпустили дедушку Юру на рабочее место писать следующее рацпредложение.

     - Я готов, Икарыч. Называй имена. А можно, я буду записывать на диктофон?
     - Пиши. Хоть на что, - разрешил Икарыч. – Имя первое! Людка, жена моя. Записал?
     - М-м-м... Диктофон пишет...
     - Далее Лизавета Альберкьевна, тёща моя, дорогая мам-ма. Далее Зиночка, дочка моя – пресс-секретарь у них. Языкастая, как тебе Мария Захарова… Да и Верочка, пожалуй… Нет, ещё трёх лет нету, не пиши.
     - Как, все твои рулят миром? Это нечестно, Икарыч. А мои как же?
     - Т-теперь своих пиши: С-светочка, жена твоя, дочка Алёна, в-внуч…
     - …Зятя Андрея забыл…
     - Афанасьич! Ты что, так ничего до сих пор не понял? Зять Андрей твой уже наверняка тоже зомбирован. Как ты. Как я. Мы, мужики, уже все зомби! На всей планете! Они давно уже всем рулят, только придуриваются. И этот твой пример с мышеловкой…
     - С клеткой для хомячка…
     - …С клеткой… Мы все уже давно у них в клетке! «Сбегай в магазин…», «Вынеси мусор…» — это тебе, Афанасьич, о чём-то говорит? Мы все у них под каблуком… М-м-м… Под колпаком! «Сходи за картошкой!» - типичный пример зомбирования. Кстати, не забудь им принести для конспирации.
     - Пардон, но это же наш долг – исполнять волю женщины…
     - Эх, Афанасьич, боюсь, тебе будет трудно среди нас, настоящих мужчин, - сказал Икарыч, с сожалением оглядывая фигуру дедушки Юры. – Уже третью допиваем, а ты никак не раз… раз… раззомбируешься.
     Последнее слово Икарычу далось особенно трудно. Но, тряхнув мужественной головой, он собрался и всё-таки выговорил его. Чтобы дальнейшие слова получались получше, он разлил по стаканам остаток третьей бутылки. Дедушка Юра молчал, потрясённый таким поворотом дела.
     - А ведь мы, м-мужчины, когда-то считались главной частью человечества! Вот я, Афанасьич, чувствую, что в прежней жизни был в-вождём. Ну, в доисторические времена, помнишь?
     - Помню, - машинально откликнулся дедушка Юра, занятый своими мыслями.
     - Ты тоже был вождём, - вспомнил Икарыч. – Твоё племя рядом стояло. На мамонта вместе ходили. Какие времена были! Ногу от мамонта приволочёшь в пещеру  – тебе почёт и любовь от всех жён – брюнеток там, блондинок… А сейчас - все они одной масти, женской! А мы у них зомби. Мужиков нет. И давно нетути!
     - А как же… Взять гусаров… А «драгуны с конскими хвостами»?
     - Зомби! Все как один! Пили из туфелек. Кстати, подвинь свой поближе, я тебе налью.
     - А средневековье? Костры на площадях, пытки в инквизиции…
Икарыч снисходительно заулыбался.
     — Брось, Аф-фанасьич… Это была историческая эпоха войн ведьм друг с другом. Одни не поладили с другими.
     - Не скажи, Икарыч, не скажи. Инквизиция – это монахи. Клещами и дыбами орудовали кто? Поджигал костры кто?
     - Ты сам, дружище, ответил на свой вопрос. Монахи - они же в рясах! А что у них там, под рясами? А? Не знал? А я тебе скажу: нежные девичьи сердца, вот!
     Дедушка долго и тупо смотрит на автора новейшей теории мирового заговора. Для осмысления величайшей тайны ему даже приходится утроить глоток из стакана.
     - А вы, литераторы, всё знаете, всё описываете… Но все вы сказочники… Ска-зоч-ни-ки, Афанасьич, не отпирайся… Вы пишете: ах, бедная Красная Шапочка; ах, Русалочка; ах, бедная Анна!…
     - Что ещё за Анна?
     - Известно, какая - К-каренина. Ладно, про неё они сами догадались. Им пришлось её убрать. П-под поезд бросили.
     - Икарыч, что молоть-то? Она сама бросилась!
     - Я тебе г-глаза, Афанасьич, открыл, а ты никак свою чешую зомбическую не сбросишь. Роман «Анна Каренина» кто написал?
     - Ну, Толстой. Лев Николаевич.
     - Правильно. А переписывал кто? Жена его, Софья Андреевна! И так одиннадцать раз.
     - Ну так что из этого?
     - Она и переписала. Прямо на рельсы.
     - Да ну? А Толстой на что? Как он-то согласился?
     - Узнал об этом из газет. Да поздно было, газеты уже и по городу расклеили. П-плакал даже. Слеза по бороде катилась, а в рот не попала. Налей-ка, Афанасьич, тебе ближе, – они чокнулись. - Пишет, пишет такой писатель книжку, другие читают… С восторгом! Третьи вносят в школьные программы… И вот уже миллионы наших братьев по разуму, наших бравых ребятушек всю жизнь пребывают в заблуждении: «…А, не обращай внимания, это женщина…», «…Ну так что с неё взять - женщина…», «- Оставьте меня! Я застрелю себя и её!.." Тут, главное - не перепутать: сначала себя, потом её - ха-ха-ха!..
     Икарыч громко смеётся своей шутке, да и дедушка вежливо улыбается
     - Что ты там начинал, Афанасьич, про хомячков?
     - Про клетку. Для хомячка.
     - …Про клетку. Да, про клетку. Это простодушное дитё случайно… Я утверждаю, что случайно!.. выдала весь бабский лагерь. А именно: они всегда знают точно, точнёхонько, что хотят! Что хотят сегодня, что хотели вчера, и что тебе захочется завтра! В итоге что мы на сегодня имеем? А имеем то, что теперь жизнь этой девочки на букву «Н» в опасности!
     - Почему же это, если она девочка-то? Она же в их лагере.
     - Она теперь будет считаться предательницей! Сноуден в юбке.
     - Она в джинсиках. А если я дам ей другое имя?
     - Т-так и знал: обязательно опишешь весь наш разговор, не удержишься. Эх вы, литераторы... От себя прошу, пощади ребёнка! Напиши, как это обычно делают: «…В уездном городе N…» и там дальше: «…одна девочка по имени Н…»
     - Думаешь, не найдут?
     - Н-не знаю. Есть надежда, что пока будут искать – переругаются. Перессорятся и забудут, что ищут. Неоднократно наблюдал.
     - Я, наверно, тоже что-то такое видел. Наша соседка по площадке с моей Светочкой рассорились из-за двух морковок. Говорит, что Светочка не отдала ей с прошлого года. Я, конечно, заступился, сказал, мол, сам приносил аккурат 31 декабря 20** года. Не верит. Год уже не разговаривают.
     - А ты приносил?
     - Нет, конечно. Я за своих заступался.
     - С ведьмами лучше не врать. Отдай пять. А то получишь приключений на свою морковку от соседки. П-посмотри на историю нашего мира! Там и сям – семилетняя война, тридцатилетняя, столетняя… Воюют, воюют, сколько народу перебьют, а потом садятся за стол переговоров и не могут вспомнить, с чего завязались-то. С-смотрят друг на друга, как дураки, то и дело опять за рукояти мечей, пыл горит… А с чего началось – ну как отрезало, и не у кого спросить! Спросили б лучше у своих соседок по площадке!
     Дедушка некоторое время раздумывает над новейшей истории мира, зародившейся на его глазах прямо здесь, у них в гаражах. Приходит к выводу, что в этом что-то есть. Его размышления кажутся долгими автору исторической теории Икарычу, который не выдерживает и снова наливает.
     - Но, Икарыч, не ты первый. Уже кто-то сказал: шерше ля фам .
     - Д-догадались-таки?
     - Давно. Ещё в древнем Риме.
     - Ч-чёрт, поздновато я родился, можно было ещё тогда пресечь, - Икарыч огорчённо отхлебнул. – Ты Афанасьич, не так всё понимаешь. Это же они сами и сказали. Издеваются. Ищите, мол, женщину, всё равно хрен найдёте. Обнаглели до предела.
     Неожиданное толкование затёртого выражение показывало, что Икарыч не утратил своей изобретательской хватки. Дедушка записал это толкование на свой диктофон в расчёте вставить куда-нибудь в своём рассказе.
     Они ещё немножечко потолковали на эту тему, пока дело не дошло до «на посошок». Напоследок Икарыч ещё раз напутствовал дедушку Юру.
     - Аф-фанасьич, ты всё-таки поосторожнее. Не буди лихо, пока тихо. А девочке ещё жить. Не пиши, как зовут. «Н.» и всё. И город пусть будет N, и как тебя зовут тоже - «Икс». «Мистер Х» - и всё! А я - «мистер Игрек». Т-такая вот у нас мировая алгебра.
     Они запирают свои гаражи и сердечно прощаются.

     - А где картошка? – в один голос спрашивают дедушку Юру его женщины, когда он, задумчивый, появляется дома.
     Дедушка оглядывает себя, свои пустые руки и даже хлопает себя по карманам.
     - Забыл? – озабоченно спрашивает бабушка Света. В последнее время бабушку заботит забывчивость дедушки, и она беспокоится, что он забудет, на ком женат, заблудится и застрянет у какой-нибудь другой, незнакомой бабушки.
     - Вся погнила? – предполагает дочка Алёна.
     - Вся погнила она в прошлый раз, - говорит бабушка. – А сегодня он говорил, что там оставалась парочка картофелин, он переберёт и принесёт, что осталось.
     - Нет, не так, - заступается за дедушку внучка Настя. И так как её возраст переживает сейчас стадию ожидания жутких приключений, далее Настя продолжает зловещим голосом: - За Юрой погнались дикие ёжики! Он убегал и швырял в них картошкой, но ничего не помогало. Ёжики ловили картошку на свои иголки и никак не останавливались. Спасибо, тут оказался подъезд, но Юра никак не мог набрать код своими дрожащими руками...
     — Вот именно – дрожащими, - сердито соглашается бабушка с такой версией.
     - Нет, правда, Юра? Скажи, что было так, – предлагает внучка Настя. Она подмигивает дедушке правым глазом, что означает «Я с тобой!». Если подмигнуть левым, то это будет «Нам надо поговорить». Когда ругают Настю, ей подмигивает дедушка, и им обоим становится всегда легче.
     - Ёжики – они такие, - соглашается Алёна. – Спасибо, что остался живой…
     - Живой. Только еле тёпленький, - соглашается бабушка.
     - Меня остановило ГИБДД, а я без прав. Пришлось расплатиться картошкой, - неумело врёт дедушка Юра.
     - Какие права, тут до гаража пятьдесят шагов. Ты же пешком ходил! – удивляется дочка Алёна.
     — Вот твои права, так и лежат на тумбочке. И ключи от машины с ними. Какое ГИБДД? – поддерживает дочку бабушка.
     - Ну и что, что права не со мной, - продолжает выкручиваться дедушка. - Ты же знаешь, какое у нас строгое государство? Мы все у них в базе данных. И я, и ты. И даже наша Настя. Они знают даже, где у тебя лежит заначка на день рождения.
     - Быть не может! – восклицает бабушка и дёргается к серванту, где у неё в кофейнике действительно лежат кое-какие накопления, о которых знает вся семья. Но останавливается. – Врёшь, небось.
     - Ну, положим, про заначку я преувеличил, но про состав семьи государство знает. Чтобы удобнее было нами управлять.
     - Опять вы про политику, - разочарованно протянула Настя.
     - Ясно. С Икарычем наклюкался, - догадывается бабушка. Раньше она часто сопровождала дедушку в гараж и прекрасно знает тамошние нравы. – Небось, и про женщин сплетничали?
     - И совсем нет, только про Мировое правительство, - быстро отвечает дедушка, но поспешно прикусывает себе язык, сообразив, что это тоже про женщин.
     - А что это такое? – хором спрашивают все три женщины скучными голосами, и интерес в их вопросе такой явный, и такой фальшивый, что дедушке становится понятным всё.
     «Выдали себя с головой!» - убеждается дедушка в правоте слов Икарыча. До лекции Икарыча он конечно же ничего не заметил бы. Но сейчас ему становится всё ясно, и на всякий случай, чтобы не тревожить лихо, он не отвечает.
     Освободившись от гаражной одежды, дедушка Юра переодевается в домашний халат и тапочки и проходит на кухню, где его кормят жидким, но вкусным борщом.   Все члены Мирового правительства, принадлежащие к его семье, некоторое время ещё продолжают подтрунивать над его забывчивостью. Но дедушка отвечает вяло: ему вдруг остро хочется печатать.
     Отказавшись от компота, он добирается наконец до компьютера. На экране высвечивается его последняя заготовка: «…Одна девочка по имени Настя…».
     Дедушка вспоминает напутствие Икарыча и решительно стирает фразу. Затем, торопливо оглядываясь по сторонам, как будто чего-то остерегаясь, он некоторое время тюкает по клавишам. При этом у него вид человека, заметающего следы - шпиона, сжигающего компрометирующие документы в камине. Напечатав несколько слов, он бессильно роняет голову на клавиатуру и засыпает.
     Завидев спящего дедушку, бабушка слегка расталкивает его, затем, полуспящего, осторожно поддерживая, провожает к дивану. Пока дедушка что-то бурчит во сне, она бережно снимает с него тапочки. Мягкий диван окутывает дедушку своей негой, и он засыпает с блаженной улыбкой на лице.
     Дедушке снится, что он вождь, возвращается после трудной охоты в свою пещеру. В руках у него сумка из шкуры козла, полная картошки, под мышкой полноги мамонта. Из пещеры навстречу ему выбегают внучка Настя, дочь Алёна и бабушка Света, одетые в элегантные шкуры. На внучке даже что-то разрисованное...
     «Какое у меня всё-таки чудесное Мировое правительство! - думает во сне дедушка. – Как мне с ними повезло, когда они выбрали меня вождём! А Икарыч всё-таки старый дурачок. Сам распустил своё племя, а теперь злобствует. Надо посоветовать ему изобрести ежовые рукавицы. Ёжиков в лесу много…».
     Бабушка смотрит на спящего дедушку Юру, и ей представляется, будто она знает, что ему сейчас снится – настолько хорошо она изучила своего мужа. Тут она вспоминает, что компьютер остался включённым. Найдя его в спящем режиме, она трогает мышку. Экран вспыхивает, и бабушка читает на нём странное начало нового рассказа дедушки Юры:
     «Не одна не девочка не по имени Н. не послала письмо не дедушке не Морозу…»
     Она улыбается и убирает из фразы лишние «не». Результат читатель может увидеть в начале рассказа, и автор советует даже перечесть этот поучительный рассказ заново.
     Но бабушка на этом не останавливается. Она укрывает дедушку пледом, и тому снится, как Красная Шапочка стреляет в волка и валит его наповал… Русалочка вылечивает свои ножки… Успевает вскочить с рельсов и уклониться от поезда Анна Каренина… Мировое правительство, разоблачённое в этом рассказе, в его сне продолжает перекраивать жизнь на земле и, несомненно, в лучшую сторону. Пора, пожалуй, выходить ему из тени в явь.