Последнее дело капитана Князевой

В тот жаркий июльский полдень 2520-го года ресторан «Кровавая свадьба» на киевском Подоле был почти пуст. Лишь за самым удобным столиком в углу у окна сидели очень высокая и красивая женщина лет тридцати и почти такая же рослая, но далеко не столь симпатичная девушка лет на десять младше на вид. То были сестры Князевы – дочери известного в Городе бизнесмена, коренного киевлянина в Бог весть каком поколении Андрея Адамовича Князева. Старшая из них, Мария, в свое время окончила с золотой медалью Киевскую гуманитарную гимназию имени Лины Костенко, а после – с красным дипломом юридический факультет Киевского же университета имени Тараса Шевченко. Последние шесть лет (а сейчас Марии было именно ровно тридцать) она служила следователем в киевской полиции и год назад уже доросла до должности следователя по особо важным делам следственного управления городского главка. Марья Андреевна действительно была удачливой толковой следачкой, но ее головокружительные амурные похождения были известны в определенных кругах столицы куда больше, нежели успехи на полицейской службе.

Младшая сестричка, София, не так давно отпраздновала двадцатилетие (внешность не всегда бывает обманчива). Софья окончила с серебряной медалью ту же самую гимназию, что и Мария, и сейчас была студенткой исторического факультета Киевского педагогического университета имени Драгоманова. Благодаря огромным отцовским деньгам и собственной неотразимости развеселые сестренки имели возможность регулярно отдаваться красивейшим парням Киева, чем и пользовались напропалую. В свое время отец девушек, прозванный за огромный рост и необычное отчество Вандамычем, пинками и матюками гнал обеих наследниц в институт международных отношений при уже упомянутом университете Шевченко, благо языками обе владели. Но и первенка Маришка, и даже любимица крошка Соня по очереди взбрыкнули: Мари выбрала юрфак все того же шевченковского университета, а Софи твердо решила вернуться в родную гимназию в качестве учительницы истории.

Кроме всего этого, Княжна Мэри, как называли Машу, еще со студенческих годов в свободное от службы и мужчин время писала и даже публиковала детективные рассказы. Крошка Соня же еще со старших классов была подающей надежды талантливой поэтессой. В данный момент сестры пили кофе и праздновали тем самым первую публикацию младшей в Журнальном зале. Старшая сестра тоже несколько лет назад увлеклась стихотворчеством и сейчас выслушивала от Сони устные оценки своих трудов в этой сфере.

- Нет, ну Маша, это же нарочно не выдумаешь – развела руками София и процитировала по Машиному блокноту:

И вышел в тот же час из Врат
Златых дружинников отряд!

Какой такой «изврат» вышел?! И почему дружинники вдруг златые? Ни в какие ворота, прости уж за каламбур…..

- Да, действительно неудачная строка  - согласилась Маша.

- А вот еще неудачнее:

Мне говорил пятьсот веков назад
Хорошенький смазливый юный смертный….

Ведь на голову не налазит: четыре прилагательных в одной строке, из них два – синонимы.

- Не четыре, а три – Вяло защищалась Мэри – Смертный это существительное: вот Она – богиня, а Он – лишь смертный. Да и где синонимы?

- Хорошенький и смазливый!

- И снова нет: хорошенький значит просто красивый, а смазливый – уже определенный тип красоты…..

- А что, мог быть хорошенький и брутальный?

- Вообще-то да, не звучит…..

- Отож. Вообще у тебя единственное удачное лишь это:

Я недостойна быть рабой
Твоих рабов, Отец,
Хотя задумана Тобой
Как младший сотворец.

Только я не поняла: это о Боге или о нашем папе?

- Собирательный образ.

- Ну, может быть. Кто-то из великих сказал, что даже средний поэт может написать одно хорошее стихотворение. У тебя, Мари, пока одно хорошее четверостишие. Детективы тебе даются гораздо лучше.

- Чем богаты. Помнишь, я просила тебя о помощи по работе? Расследую сейчас убийство, замаскированное под суицид. На месте преступления обнаружена предсмертная записка потерпевшего. Записка в стихах. Дело так было: в пятнадцатом году мой потерпевший, Князевич Добрыня Ратиборович, проходил как подозреваемый по делу киевских порнографов-педофилов. Слышала, быть может? – дело громкое было.

- Да, слыхала краем уха. Добрыня Ратиборович?

- Из неоязычников. Краем уха! Вся страна об этом только и говорила! Ведь чего придумали, мрази: насиловали детей и снимали это на видео для продажи! – Мэри замолчала, перевела дух и продолжила уже гораздо спокойнее – Самой младшей потерпевшей было двенадцать. Следствие по тому делу вели старшие офицеры Интерпола: капитан Бастарди и майор Байстрюченко. Обе насмерть разбились в автомобильной аварии при до конца не выясненных обстоятельствах. Жаль Паолку с Полинкой – хорошие девчонки были!

- Конечно жалко, сочувствую. А капитан это разве старшие офицеры? Извини, Маш…

- Французкая полиция, у них система званий другая.

- Жандармерия что ли?

- Ажаны. Ты слушай дальше. Причастность Добрыни к порнографам-педофилам доказать так и не удалось, остальных уродов всех поймали и посадили еще в том же пятнадцатом. А год назад Добрыне стали поступать анонимные угрозы как насильнику-педофилу. Кто угрожал – неизвестно. Возможно – конкурирующие бандиты, Добрыня был бандюга очень крутой, мог бы стать и вором в законе, но после такого беспредела – ты понимаешь….. А возможно – кто-то из наших же, полицейских, решивших совершить правосудие не по закону, а по совести, по понятиям. Так или иначе, обеспечение безопасности гражданина Князевича было поручено старшему оперуполномоченному управления собственной безопасности, Олежке Яну. Первого марта сего года он обнаружил труп Добрыни на квартире, где тот скрывался от этих вот недоброжелателей. Повешен. Крайне маловероятно, что сам повесился. Копия записки вот, почитай.


Крошка Соня легко прочла некрасивый, но вполне разборчивый почерк:

Мои молитвы не услышит Бог:
Его долготерпенью есть пределы.
Но я и не прошу иной итог
Явить за мною сделанное дело.

Уж если горьких грешников прощать –
Быстрее Сатану простит Всевышний
И снимет с него страшную печать,
Лишь я не заслужил подобной милости.

От высшего суда я не уйду,
Людской же суд пока меня минует.
Естественно, что мне гореть в аду –
Господь, на грех мой глядя, негодует.

Я осуждаю к смерти сам себя,
Но мой удел – не пуля, а петля.

- Да поэзия конечно не шекспировская и даже не пушкинская – Пожала плечами капитан полиции Князева.

- Зато английский сонет – тяжело вздохнула студентка педагогического.

- Почему английский, ведь на русском написано?

- Долго объяснять. А может он все-таки сам повесился – запоздалое раскаяние и все такое?

- Не тот характер.

- А кто такой Олег Ян?

- Старший лейтенант, старший опер из управления Терещука. Редкостный недотепа, уму непостижимо как он вообще в полицейскую академию поступил. Зато в постели очень хорош –чудеса творит! Могу познакомить – для родной сестры ничего не жалко! От сердца отрываю (и от всего остального тоже)!

- Погоди, Маш….. Я, кажется, знаю, кто убил твоего Добрыню….. – Соня очень растерянно и слегка испуганно взглянула на старшую.