Что я видел? Странные бульки

Что  я  видел?

Что-то  все  чаще  я  стал  ловить  себя  на  том,  что  во  снах  всегда    куда-то  спешу: бегу,  лечу,  продираюсь, блуждаю  по  лабиринту  пустых  комнат,  коридоров,  переходов  и  лестниц…
И  почти  всегда  опаздываю! Или  успеваю  в  последний  момент.
И  что  я  все  чаще  бываю  в  роли  не  то  врача-ассистента   кафедры,  преподающего  студентам  в  клинике  и  кочующего  с  ними  по  коридорам  в  поисках  свободного  помещения  для  проведения  занятия;  не  то  врача-учителя  школы  или  училища, занимающегося  в  абсолютно  не  приспособленных  для  этого  классах,  где  даже  лежака  нет,  чтобы  уложить  «больного»  или «пострадавшего»,  т. к.  на  учительском  столе  он  не  умещается.
А  иногда  эти  две  разновидности  сливаются,  точнее,  плавно  переходят  одна  в  другую,  что  не  мешает  мне,  однако, всегда  опаздывать  к  началу  занятий.  Странно  даже!
Наяву,  насколько  я  помню,  на  них  я  не  опаздывал,  а  вот  на  работу  (даже  в  самые  спокойные,  не  экстремальные времена,  когда  я  лишь  иногда  показывался  на  ней)  хотя  и  приходил  вовремя  (за  редким  исключением), но  зато   уходил   с  нее  всегда  раньше  времени. Пока  дети  были  маленькие, — чтобы  помочь  по  дому  или  погулять  с  ними. Или  бежал  на   подработку… и   успевал!
А  вот  сейчас — все  спешу  и  опаздываю.
Сегодня,  когда  я  подбежал  к  центральному  входу  института,  оказалось,  что  он  закрыт: устанавливают  какие-то  турникеты.
Раньше  был  просто  сторож,  а  сейчас  появилась  «охрана»,  естественно,  с  начальником. Он,  как  видно,  имел  опыт  работы  на  каком-то  спец. объекте  и, как  говорили,  собирается  ввести  систему  пропусков  с  регистрацией  прихода-ухода  и  проверять  всех  чуть  ли  не  строже,  чем  на  таможне.
В  общем,  начал  он  со  строительства  турникета.
Теперь,  чтобы  войти  в  здание  незамеченным,  мне  придется  воспользоваться  временным  подъемником,  пристроенном  сбоку  лабораторного  здания,   для  подъема  цемента  и  пр.  строительного  материала  на  этажи. Он,  конечно,  совсем  не  приспособлен  для  поднятия  людей  (более  того,  на  нем  даже  запрещено  это  делать!),  но  и  я  не  лыком  шит — имею  «своих»   людей,  так  что,  трясясь  и  скрипя,  это  жуткое  сооружение  доставляет-таки  меня  на  какой-то  этаж,  откуда  пробираюсь  в  свой  отдел.
Студенты  уже  стоят  кучкой  в  холле.  Юноши  посматривают  на  молоденьких  медсестер,  а  девушки — на  молодых  врачей  мужеского  пола  Правда,  холостых  у  нас  раз-два  и  обчелся  и  на  них  есть  свои претендентки.  Тут  конкуренция  жесткая!
Я  прикинул,  что  лучше  всего — увести  группу  в  библиотеку.
Там  практически  не  бывает  никого,  кроме  библиотекарши  и  одного  из  старших  научных  сотрудников,  который,  кажется,  приходит  на  работу  только  для  того,  чтобы  перечитать  всю  свежую  прессу,  а  ее — русской  и  грузинской — хватает.
Был  он  в  курсе  и  новейших  медицинских  статей,  так  как  просматривал   поступающие  журналы,  хотя  больных  в  палате  он  видел,  кажется,  только  во  время  обходов  начальства,  на  которых    должен  был  присутствовать  по  своему  статусу.
Тогда-то,  и  во  время  врачебных  конференций,  на  которых  разбирали  те  или  интересные  клинические  случаи,  Сосо  щеголял блестящей  памятью.
Он   был  известен  еще  и  тем,  что, казалось,  был  знаком  чуть  ли  не  со  всеми  (не  только  в  Тбилиси)!  Знал  кто  кем  кому  приходится,  из  какого  села  какого  района  Грузии  происхождением.  Он  (судя  по  его  рассказам),  был  завсегдатаем   театров,  свадеб,  панихид,  поминок, — а   это  те  места,  где  можно  встретить  сразу  много  разного  народа, — и,  любитель  немного,  но  вкусно  поесть  и  попить,  помнил  с  кем,  когда,  где  познакомился  и  сидел  за  одним  столом...
В  общем, Сосо  был  своего  рода  уникальной  личностью,  очень  дружелюбным,  веселым,  эрудированным,  ходячим  справочником, поэтому  ему  никто  не  докучал  замечаниями  по работе.
Вот  и  на  этот  раз,  сидя  у  окна  и  просматривая  очередной  новый  медицинский  журнал,  он  иногда  подсказывал  студенткам,  делая  весьма  дельные  уточнения,  чем  очаровал  большинство  из  них.
Занятие  окончилось.  Студенты  ушли. 
Я  пошел  к  полкам  и  увидел, что  нахожусь  не  в  институтской  библиотеке,  а  в  заставленном  книжными  стеллажами  коридоре  старого  помещения  детской  библиотеки  им. А. Гайдара  в  Туапсе,  где   ищу  книгу,  которую   читал в  детстве.  Ищу — и  не  могу  найти.
Несмотря  на   то,  что  читал  «Почемучку»  (как  мы называли  эту  книгу)  еще  в  пятилетнем  возрасте,  я  хорошо  помню  это  раннее  издание  книги  в  желтом  переплете,  на  которой  под  фамилией  автора  «Борис  Житков»   дугообразно  шло  название — «Что  я  видел». 
Я  помню  рисунки  на  полях  страниц,  я  помню,  как  учился  рисовать  по  ним. Для  меня,  маленького,  книга  была  большая,  мне  ее  трудно  было  удержать  в  руках,  поэтому  я  подкладывал  под  нее   подушечку  для  упора  и  читал  так.
Вообще-то,  мы  с  бабушкой  любили  читать  перед  сном,  лежа  в  постели. (Эта  привычка  так  и  закрепилась  у  меня  на  всю  жизнь).
Я  искал  потом  это  издание  у  букинистов,  но  так  и  не  нашел.
Когда-то,  опять  попав  в  Туапсе,  я  обнаружил  ее  в  детской  библиотеке  и  попросил   у  незнакомой  мне  библиотекарши  уступить  ее  мне,  обещав  уплатить  любой  штраф,  или  приобрести  для  них  какие-то  другие  книги,  но  она  сказала,  что  это — единственный   экземпляр  и  отказала  мне.  Тогда,  чтобы  книгу  никто  не  «увел»,  я  перепрятал  ее  на  другую полку,  надеясь,  что,  воспользовавшись  своими  связями-знакомствами,  я  этот  вопрос  быстро  разрешу.
Но,  очевидно,  закрутился   с  другими  важными  делами.
А  сейчас,  пользуясь  тем,  что  меня  уже  все  хорошо  знали  в  городе,  в  том  числе  и  сотрудники  библиотеки,  я  искал  ее — и  не  мог  найти!  По  спискам  книга   еще  числилась,  хотя  с  тех  пор  прошло  лет  двадцать,  а  ни  в  наличии,  ни  среди  выданных  на  руки  ее  не  было!
Видя  мое  огорчение,  директор  библиотеки  (впервые  в  жизни  в  его  лице  я  встретил  мужчину-библиотекаря!)  сказал,  что,  кажется,  у  его  племянника  она  есть  и  он  ее  выпросит  для  меня. 
Я   уговорил  его  не  откладывать  дело  в  долгий  ящик, а  так  как   рабочий  день  уже  кончался,  мы  пошли  к  племяннику  вместе.
Почему-то  мы  шли  по  тбилисской  улице   Камо…  шли  мимо  красивого  здания  еще   дореволюционной  постройки,  где  когда-то  располагалось  нахимовское   училище.
Я  еще  застал  то  время,  когда  по  нашей, Советской, улице  маршем  проводили  колонну  солдат  из  лётной  военной  части,  расположенной  неподалеку  от  нас.  Колонну,  даже  если  солдат  вели  в  баню,  всегда  сопровождал   духовой  оркестр. Мы,  дети,  бросались  к  окнам,  или  выскакивали  со  двора  (хотя  это  категорически  запрещалось!),  чтобы  успеть  увидеть  это  зрелище. 
А  нахимовское  училище  располагалось  далеко  от  нас,  за  Плехановской,  почти  у  Куры,  поэтому  нахимовцы  в  наш  квартал  не  попадали,  и  мне  лишь  раз  удалось  увидеть  их  на  параде,  идущих  колонной,  с  флагом  училища  и  оркестром. 
Мы  прошли  мимо  этого  величественного  здания,  мимо  ворот,  ведущих  к  роддому,  где  родился  я  (потом  окажется,  что  и  моя  жена,  правда,  почти  на  год  позже;  более  того — здесь  же  родится  и  наш  первенец!),  миновали   велотрек  с  каким-то,  оказывается,  очень  редким  покрытием  дорожки  из  особой  породы  дерева. 
Я  был  всего  лишь  раз  на  нем  и  удивлялся — как  могут  велосипедисты  так  долго  застывать  на  месте  (даже  запомнил  название  этого  приёма — «сюрпляс»),  выжидая  пока  соперник  пойдет  вперед, чтобы  пристроиться  за  ним. Но  зато  как  захватывающе   было   наблюдать — сможет  ли  он  вовремя  выскочить  из-за  спины  и  «рвануть»  к  финишу! Помню,  как  все  зрители  вскакивали  с  мест  и  кричали,  подбадривая  каждый  своего  фаворита.
Мы  зашли  в  какой-то  двор,  подошли  к  дому,  который  мне  показался  знакомым,  так  как  даже  подъезд   у  него  был  разрисован  такими  же  красивыми  картинами  с  давно  облупившейся  краской,  как  в  старом-старом  доме,  где  жил  мой  знакомый  Гоги.  Правда,  тот  дом  был  в  Сололаки,  на  горе,  на  противоположном   берегу  Куры. 
Мы  стали  подниматься  по  мраморной  лестнице  и  я  увидел  такой  же  боковой  коридор  с  деревянными  ступеньками,  ведущими  к  комнатам,  где  жили  Гоги  с  девяностолетней  (тогда)  матерью. 
Они  всю  жизнь  жили  вместе.   Гоги  был  человеком   крупным,  шумным,  веселым, с  несколько  грубоватым «кахетинским»  юмором,  очень  дружелюбный  и  порядочный. 
Он долго  холостяковал,  но,  как  я  понял  по  некоторым  «проговоркам»,  однажды  сделал  попытку  жениться. Как  видно,  невестка  не  смогла  «влиться»  в  уже  спаянный  дуэт  старой аристократической  семьи,  с  их  уже  сложившимся  до  мелочей  укладом  жизни,  и  ушла,  так  что  дом  опять  держался  на  Гоги.
Меня  все  подмывало  спросить  моего  спутника — не  знаком ли  он  с  этой  семьей,  но  потом  подумал,  что мы  сейчас  совершенно  в  другой  части  города… и  прошло  уже  столько  лет,  что  вряд  ли  Гогина  мама  жива… да  и  он  не  протянул  бы  так  долго  без  нее… Жаль,  когда такие  колоритные, «породистые»  люди  уходят,  не оставляя  потомства.
Очнувшись  от  воспоминаний,  я  поискал  глазами  библиотекаря, но  его  не  было  видно. Наверное,  я  не  заметил  куда  он  прошел,  а  может,  задумавшись,  я  сам  куда-то  не  туда  завернул... и  теперь  опять  блуждаю  по  лабиринту  пустых  коридоров,  переходов  и  лестниц…
Хотя… спешить  мне  сейчас,  вроде  бы,  и  некуда…   
                14.04.2020 г.