Не только чужой, но и опасен

1606 год. Монлегюн

        Дорога Шемон де Монплезир до Каркассона лежит через Коломбье и Пезан вдоль поросшей ольхой реки. Вверх от Монтолье река называется по-баскски Альтц (то есть "Ольховая"), ниже по-французски - Ружан. На границе расположился замок Альтзо. От Монтолье до Каркассона день пути. С севера, со стороны нижнего города, въезд в цитадель замка Транквелей прикрывают  барбикан и мост с подъемной секцией.

        Сенешалк Каркассона и Безье пригласил вигье (судью) Гарди в свою летнюю резиденцию, расположенную на втором уровне барбикана. Третий был занят под личные апартаменты, а первый, полуподвальный, отдан под охрану и хозяйственные помещения. То, что сенешаль прибыл из Безье, насторожило судью. Здесь в Каркассоне рассматривались в первой инстанции только важные уголовные дела, по которым привлекались представители знати. Приезд, равно как и приглашение, свидетельствовало о серьезном основании.

        С этим «битеруа» следовало быть очень осторожным, тем более что коренной житель Безье был из рода могущественных баронов де Леви де Мирпуа, а это прямые потомки Людовика I Савойского и Анны де Лузиньян. Он молод, почти вдвое младше его, судьи Гарди. Супруга Маргарита из семьи виконта де Ломань гасконского дома д’Арманьяка. Барон де Леви прибыл в Каркассон без семьи  и вежливые расспросы о  детях были неуместны. Тем более, что у судьи детей не было, а у четы де Леви три сына: старшему Александру исполнилось одиннадцать, а младшей Луизе – шесть.

        Мэтр Антуан Гийом де Леви был чем-то сильно озабочен:

        -У меня есть сведения, что в монастыре Монтольё находился некий голландский офицер. Его зовут Стефан д’Орнизон, но вам он известен под именем Жак Естебан Саббас де ла Гарди. Он из вашей семьи, Антуан. Я велел организовать за ним негласное наблюдение, но ничего предосудительного пока не отмечено. Ваше мнение, что привело его туда, для чего он приехал, с какой целью?

        -Жак Естебан сын Этьена де ла Гарди, он брат Жана де ла Гарди де Пуззольс, отца моей супруги Маргарет.

        Антуан Оливье, взявший фамилию Гарди после женитьбы на Маргарет-Гиацинт, действительно близко знал Жака Естебана, но знал его как подростка. Более пятнадцати лет назад тот покинул Лангедок. С тех пор о нем не было никаких сведений.

        -Мой человек сообщает, этот голландец очень близок к настоятелю монастыря. Они проводят много времени вместе. И этой встрече больше рад нынешний настоятель Жак Гарди. Он уже ветхий старик и есть все основания думать,  что горбун рассчитывает сделать прибывшего своим преемником. Все знают, что Монтольё семейная обитель Гарди.

        Как подданный другого государства Стефан обязан был явиться к сенешалку, и заявить о цели прибытия. Нарушение этого правила могло неприятно закончиться для него. Плохо, если у правителя провинции возникнут подозрения или, тем более, основания обвинить пришельца в нарушении закона. С чужеземцем могли поступить сурово – у сенешаля всегда был под рукой lettre de cachet (приказ) о внесудебном аресте. В этом письме с королевской печатью оставлялось свободное место, где можно было указать имя и фамилию любого человека.

        Да, да, - с волнением отозвался собеседник, - я знаю. Именно такие разговоры велись, когда д’Орнизон был еще мальчишкой. Старый монах Гийом очень сокрушался, что его воспитанник предпочел военную службу служению Господу. Но такая уж это семья! Ранее то же произошло и с Понтусом де ла Гарди - младшим братом Этьена.

        Известие из уст правителя провинции о прибытии родственника насторожило судью. Он вспомнил, что Жак Естебан имеет право на половину имущества, оставленного Этьеном и это пробудило подозрение. Но что обеспокоило почтенного мэтра? Уж точно не имущественные споры семейства Гарди!

        -Вчера он покинул монастырь. Простился с горбуном и отправился в Каркассон.

        Второй раз мэтр удивил судью своей осведомленностью и тем, что уничижительно назвал настоятеля обители Жака Гарди горбуном. В этом было что-то насмешливое и угрожающее.

        -И где же он?

        -А у вас дома, монсеньор судья, - усмехнулся мэтр Гийом и испытующе посмотрел на Антуана, - Вам следует чаще бывать дома. И когда вы с ним увидитесь, постарайтесь узнать его планы.

        Тон сенешаля не предполагал обсуждения. Это было безусловное и жесткое требование. Судья Гарди знал, кому он обязан своим местом и своим положением в Каркассоне.

        А мэтру не нужно было разъяснять вигье, что именно он должен был узнать у гостя. Не только собор Сен-Понс-де-Cимьез в аббатстве Сен-Понс-де-Томьер, но все аббатство находится в плачевном состоянии. Монастырские здания, общежитие монахов и иные монастырские постройки пришли в ветхое состояние. Многое было разрушено гугенотами еще в 1657 году. Общежитие было настолько непригодно для проживания, что монахи принуждены, вопреки правилам, бродить по городу в поисках угла. Об этом судья Гарди знал от кузена Беранже Дюфор де Сент-Жори - родственника по жене, проживающего в своем поместье Упиа.

        Похожее происходило и в Каркассоне, и Нарбонне, и других местах. Только обители Жака Гарди удалось сохранить должный порядок. И только Монпелье, имевшее прямую поддержку от Парижа, единственное набирающее в провинции силу аббатство, было способно поспорить с Монтольё. Появление в наследной обители Гарди молодого и деятельного аббата могло не только поменять расстановку сил, но и лишить провинцию королевской поддержки. А всем известно, что мэтр назначен на пост правителя провинции эдиктом короля в прошлом году. Королевская власть не может идти на уступки! Это означало только одно – Стефан стал опасен для правителя провинции, настолько опасен, что пришло время избавиться от него.



        На месте шале Этьена стоял отстроенный в колониальном стиле дом с уютным патио. Муж Маргареты большую часть недели безвыездно проводил на службе в Каркассоне, а с сестрой Стефан чувствовал непринужденно. На столе в бокалах искрилось красивого соломенного цвета домашнее вино Chablis.  Аромат его был наполнен тонами спелых фруктов и поджаренного хлеба. В беседке под разросшимся кипарисом Стефан рассказал нынешней владелице поместья Орнезон о себе и все, что он знал о Понтусе.

        От Маргарет он узнал, что после смерти Этьена, наследная доля поместий сначала перешла к его внуку Анна, поскольку сын Этьена - Жан де ла Гарди де Пуззольс - скончался еще задолго до смерти своего отца. Но и Анна не оставил надежд на продолжение рода и покинул сей мир, не оставив наследников. Поскольку Понс пропал где-то на севере, то ли в Дании, то ли в Британии, а в наследственном праве доминировал майорат, управление имениями перешло в руки Маргарет-Гиацинт. Ее муж Антуан Оливье, способный малый, взял фамилию Гарди и стал хозяином. Завещания Этьен не оставил. И он, Жак Естебан – младший сын Этьена - не должен иметь иллюзии на счет наследства.

        В этом деле неясно только одно. Бездетная пара Маргарет и Антуана Гарди находилась уже в том почтенном возрасте, когда не приходилось надеяться на появления наследника. Уже для всех было понятно, что на этой чете пресечется французская ветвь рода Делагарди. В отличие от шведской, набирающей силу, очень могущественной и вскоре весьма многочисленной, и русской, которая затеряется в Сибири и Прикамье. И для чего было им беспокоиться об имуществе?

        Порадовала Стефана только Барби. В доме Оже изменений не было, если не считать смерти хозяина. На стене Стефан увидел миниатюру, а на ней узнал себя, сестру и ее родителей - Оже и Барби. На прощание Барби вынула картину из рамы, свернула в рулон и, поместив в кожаный тубус, отдала Стефану.

        Теперь, когда основная миссия Стефана подошла к концу, он, вопреки советам настоятеля Жака отправился в деревню.


        Деревня Монлегюн, примыкающая к кварталу ля Ситэ ля Прад Бастида в нижнем Каркассоне, состояла из бессистемно разбросанных по холмистой равнине крестьянских дворов. Все они были похожи друг на друга – одноэтажные строения, окруженные легкой изгородью, заросшей кустарником. На заднем дворе хозяйственные постройки служили для хранения инструментов и инвентаря, в них же коровник или овчарня. А еще далее шпалеры виноградников.
В центре деревни, в высокой ее части, для мужской части населения зазывно отворены двери местного кабачка – таверны.

        Таверна - место романтическое, привлекающее взгляды мечтателей о морских путешествиях и загадочных, таинственных и необитаемых островах, далеких и неведомых обывателю странах. В таверне можно встретить тех счастливчиков, что нашли спрятанные флибустьерами клады! Да, таковы были таверны в средиземноморских портовых городах. Но Монлегюн, не портовый город, в нем проживали обычные сухопутные жители – крестьяне, торговцы, бюргеры и мелкопоместные дворяне. Но и они не лишены были мечтательных фантазий. Так думают современные читатели. В 17 веке все было обыденнее.

        В местном питейном заведении собирались любители Бахуса, а это было все мужское население деревеньки. Среди них и отчим Стефана проводил свое время после окончания трудового дня и в редкие праздники. Выходных у сервов не было. 

        Но не мечты о странствиях, и не желание услышать необыкновенные истории путешественников влекли его сюда. Здесь собирались такие же, как он крестьяне, находившиеся в рабской зависимости у своего сеньора. И говорили, обсуждали они свои обыденные повседневные рабские проблемы. У раба, как у муравья, не может быть высоких идеалов. Узок мир муравья.

        Гийом, напившись, чувствовал потребность поделиться с кем-нибудь своим ничтожным бытием, своей несчастливой семейной жизнью. Его угнетало, что приемный сын, этот пащенок, живет, не зная забот, а он принужден из дня в день работать на жаре и на холоде и не видеть просвета. Кто должен помогать ему в его тяжком труде? Стефан был недоступен для его гнева и всю накопившуюся злость он вымещал на несчастной женщине. Если бы Стефан в свое время не был под покровительством сеньора, и не окажись он в монастыре, его судьба также прокатилась бы по такой же наезженной колее.

        Французский моралист того времени Лабрюйер дает следующую картину жизни французского крестьянина: «Вы встречаете в деревнях крестьян и работников, подобных диким зверям, черных, мертвенно-бледных, ...склонившихся над землей, которую они вскапывают и перекапывают с непобедимым упорством... Они живут на черном хлебе, воде и овощах...».

        В редкие дни, по праздникам, маленького Стефана, тогда еще Жака Естебана Саббаса, настоятель Монтольё отпускал домой, к семье. Здесь его встречала мать, не видящей отдыха и любви. Ее изможденный вид не пугал мальчика. Для него все женщины были старыми и неприглядными. Но мальчик видел резкий контраст - ведь он помнил ее красивой и веселой певуньей. Кто мог лучше исполнить зажигательную el flamenco?

        Именно это привлекло молодого Гийома, когда встретив эту цыганку по ту сторону Пиренеев (до 1659 года Лангедок-Руссийон был испанской провинцией - последний дипломатический триумф кардинала Мазарини), он пришел к господину и вымолил у него разрешение на брак. Сеньор, стареющий, но еще цепляющийся за удовольствия жизни кабальеро, захотел увидеть молодую и согласился при условии, что жених (!) оплатит выкуп. Ведь Бибиана тоже не принадлежала себе самой.

        Молодая испанка оказалась на редкость яркой и живой (Бибиана - испанская форма римского имени Вивиана, что означает "живая"). И она не была la gitana, но так прозывали выходцев с северо-востока Испании. В Испании того времени отдать крепостную  означало только одно – продать. А если нет денег, то сложившееся с древности (от римлян) право было таково, что сеньор мог, и даже обязан был его использовать. Старик был неплохим человеком по понятиям того времени и тех мест. Но, так было  исстари в южной части Франции. Молодой человек обязан был иметь средства, а потом думать о семье. А дети сеньора выросли, жена умерла, правда, готовилась новая свадьба, но молодая так и не успеет осчастливить 60-ти летнего мужа.
 
        Отчим хмуро встречал и провожал неродного сына. В его глазах мутно просвечивала злоба и зависть. Пьяный и злой, он вымещал всю свою неудовлетворенность на женщине, бил, силой одолевал, затем истерзанную, изгонял из дома. Убежищем ей служил коровник. Она не молчала, сопротивлялась в меру сил, кричала испанские ругательства. И однажды, когда Стефан уже покинул пределы Франции, не выдержав, всадила в бок Гийома навахон – нож с серповидным лезвием, который использовался крестьянами для обрезки виноградника. Муж выжил, а Бибиану отправили в крепость, заточили в башню замка Транквелей. По законам того времени ей грозила жестокая казнь.

        Ничего не изменилось за минувшие годы. Как и прежде жители деревни проводили свое свободное время в кабачке. Здесь же Стефан обнаружил отчима. Все также прислуживали, разносили бутыли с дешевым самодельным вином и незатейливые закуски подростки местных жителей. Возможно, останься Стефан в деревне, он, прислуживая посетителям, смахивая со столов крошки и вытирая пролитое вино, наблюдая жизнь своего отчима, и сам спустя какое-то время также бы жил среди своих односельчан.
 
        Оставаясь неузнанным, Стефан какое-то время сидел в углу, прислушиваясь к разговорам, и осторожно расспрашивал соседей о жизни в деревушке. Так он узнал о судьбе матери и сводных братьев. С Гийомом общаться не хотелось. Больше ничто не держало его здесь.

        Переночевать остался здесь же, хозяин пивнушки разрешил ему занять место в сарае, вместе с конем. Утром, когда солнце уже было высоко и все жители работали на виноградниках, он собрался в обратный путь. В последний раз проехал по городу, Пройдя по старому мосту из Бастиды в Сите, он решил побывать в  базилике Святого Назария. Он не раз посещал мессы со своим дядей Оже и монахом Жаком. Слева от храма стоял замок Транквелей, а далее к крепостной стене примыкала башня Инквизиции, в подземной темнице которой закончила свой земной путь его мать  - хитана Бибиана.

        В Нарбонских воротах его задержала стража и препроводила к вигье Антуану де ла Гарди.

        На заседании суда, где не было никого кроме судьи Гарди и писца, ордалия не подразумевалась. Хотя само судебное дело было возбуждено (после короткого расследования) на основании обвинения королевского прокурора, а также доноса и жалобы, содержание которых осталось неизвестным для обвиняемого. Полноценным доказательством вины считалось признание и протоколы суда. Если бы суду не хватило доказательств, в казематах башни имелись эффектные способы добиться признания в преступлении.

        Последующие два года Стефан проведет в той самой башне Инквизиции, затем в окситанском департаменте Од на рудных полях Салсиня и в Армориканских касситеритовых россыпях Аббареса и Монбеллё. В их пластовых залежах, добывая золото, серебро, оловянную и медную руды, он в полной мере оценит инквизиционную систему французского правосудия.