Настоящее 231019

07:25   Качели, такие качели. Графомания 18+ и матерщина

Бляааать! Кур-рвва ммать! - ругается Константин, я улыбаюсь во весь рот, мы стоим с ним на платформе Загорянка, опоздали на электричку. Я совершенно счастлива.
Мир оживший и великолепный. В воздухе мелкий дождь.
Гладит крылом неповторимое время, минуты сияют, вздрагивают секунды слов.

Отправляется пешком, он может ходить очень быстро, я так быстро бегу, как он идёт. Я вспоминаю его влажные от дождя кудрявые волосы, нос, капюшон красной ветровки, хитрые глаза.

Вспоминаю утро, как он заставляет меня есть бутерброд.
Как ищет трусы, "в стопочке на полке", я ему говорю. Потом ищет термокофту, довольная, "на вешалке, за спиной у тебя", я ему говорю. Ловлю его возмущенное выражение лица, и развожу руками. Он задвигает целый пассаж о мужчинах, которые спрашивают: "Где мои трусы? Где мои носки?" И о том, что самому всё надо делать (попросил меня сложить вещи, пока мыл посуду).
Да, смеюсь я, так вы становитесь совсем беспомощные, в нашей власти, даже трусы не знаете ваши где!
Тут же он хватает меня, тащит вниз на колени, заваливает на кровать, стаскивает джинсы и всё остальное! Я тащусь от того, что в его руках, как он дёргает резко и быстро расстёгивает ремень, как крепко держит! Ай! Шлёпает по голой заднице!
Ну воот! Пытаюсь я уворачиваться, но он снова шлёпает и тискает везде, я заведённая, задница горит! Аяй!
Все почти женщины так делают, а получаю только я! Рот до ушей, пожар в крови!
Я смеюсь, тоже раздеваю и целую его. Это снова власть моя над ним, его вкус у меня во рту, запах, слушать как он дышит. Совсем нет времени. Сожалею, что нельзя завалиться в кровать с ним и не спешить никуда.
Неудивительно что мы опаздываем!

Потому что ещё и длинным хлыстом он потом меня учит слегка, опрокинув на кушетку, задираю его, командую, что делать! Я воплю и смеюсь, мне не больно почти, чувствую себя отлично, прекрасное утро сегодня с ним, я его люблю!

Вспоминаю, какое счастье засыпать, тесно прижавшись, в его хватке, просыпаться, целовать его плечи, гладить по спине, вдыхать запах его волос.

Вспоминаю как мы едем, целует меня легонько, я боюсь нажать ему на залеченый зуб и у него не чувствует рот, наркоз не отошёл.
Целую, прикусываю его за ухо, глажу волосы кудрявые. Хлебушек мой, шепчу ему.
От его волос пахнет сдобой, пирогами с капустой, долго сидел в пекарне, писал злобный текст про Сходню, его послушать, так это просто ад на земле, по бокам шоссе, где тащатся в пробке, на небе самолёты, ржд обнесена заборами и станция вся в решётках, идёшь вдоль забора как в концлагере, на помойке крысы, дома понатыканы без всякой системы, из магазинов вопит голосовая реклама, кучкуются жуткого вида таксисты и таджики. Короче, здесь только и остаётся покончить с собой или бухать без перерыва, что в общем-то, то же самое. Обидно за мою Сходню, жила, и не знала ничего такого! А теперь вижу, что он прав. А у меня здесь дети. Да и самой мне некуда деться отсюда, а ещё я всё принимаю на свой счёт, как будто я могла что-то сделать и не допустить такого!

За окном Химки и Москва проносятся в огнях, гладь канала, высотки на левом берегу напоминают ему Нью-Йорк.
Вагон почти пустой, кроме нас в нем ещё один человек.
Подъезжаем к вокзалу. Запах хлеба выветрился и теперь от него пахнет по-осеннему, дымом и опавшими листьями.
Идём с ним, взявшись за руки.
Пешком идём до Бабушкинской по широкому проспекту.
Заходим в аптеку Живика. Я предлагаю антипод: название "Умрика" для винного магазина рядом. К. говорит, что это лучше подойдёт для бюро ритуальных услуг. Покупаем антибиотик и он глотает его без воды, ну почему не купить воды, я сержусь, хочу его отшлёпать, чтобы не болел, он смеётся, что это наоборот он со мной проделает. Я согласна, пусть шлёпает он меня, только пусть не болеет.

Встречаемся с Котом Б.
Смотрю как они здороваются.
Сидим в кафе, разговариваем.
Я прячу рецепт. Кот говорит о том, что мне станет лучше.
Потом Константин начинает задавать вопросы.

Я смотрю на них, и моя фантазия искажает реальность.
Восторженный драматург сидит тихо-тихонечко, чтобы не спугнуть. Чудится мне что-то демоническое в обоих.
Кудрявый рыжеватый Константин с выдающимся носом, расфокусированным пронзительным взглядом, скрытая чертовщина, борода, тонкие цепкие пальцы. Забрасывает вопросы как паучью сеть.
Вальяжный спокойный Кот с лёгким намёком на улыбку, легко от сети уходит, говорит о большой и малой психиатрии, он закрытый, и мне кажется, он нас видит, что там у нас внутри накручено, и знает о нас то, что мы сами о себе не знаем. И ничего из него не вытащишь, малая психиатрия, так-то.
Я сижу, смотрю на них, как Алиса, угодившая в Зазеркалье, и удивляюсь, и радуюсь, как меня так угораздило, я и не мечтала в таком интересном оказаться!

Всю дорогу до Лосинки Константин говорит о том, что Кот закрытый и чтобы я не доверяла ему, а слушала его, Константина, уговариваю его что не буду с Котом сближаться, что люблю его и чтобы не переживал. А сама довольна, ну вот что я с собой сделаю, довольна, да!

На платформе кружит меня, кружит, все летит, я с трудом держусь на ногах, кружится голова, всё плывет и только его лицо перед глазами. Не так уж долго кружил, почему я как пьяная, что со мной... Рельсы блестят внизу.

Вспоминаю, как варю пельмени и накрываю стол. Быстро он меня определил на кухню, но мне радостно, что я здесь уже освоилась, на его территории, и могу что-то для него сделать.

Голь на выдумки хитра, улыбаюсь ему. Голь, он смеётся, вспоминаем чего мы только с ним не вытворяли, особенно он любит вспоминать как в ванной закрывались.

И вот снова на пол утащил меня вдруг и как собаки с ним мы. Целую его пальцы легонько прикусываю, вскрикиваю зажатым ртом, мычу в его ладонь, рот мне закрывал. Такая дичь в этом, нравится мне, как он принуждает меня, то, что мы на полу и он делает со мной всё, что хочет. Как всегда с ним невероятно, течение несёт, подчиняюсь его воле, на его волне.
Как же с ним хорошо!

Голые стоим друг против друга, дай я на тебя посмотрю, любуется мной. Спрашиваю его: любишь смотреть? Да, конечно, отвечает, наглый. И мне стыдно и заводит думать, что он смотрит на меня во время этого, и что он видит.

Представляешь, вдруг вспоминаю, смеюсь, шла утром, прямо на поляне, недалеко от отдела, кошки ебутся! На самом виду! Это знак был, он говорит и обнимает меня, смеемся вдвоем.

Иду вдоль вагонов. Люди в электричке сидят, смотрят в экраны смартфонов или погружены в свои мысли.
Я думаю о своем восприятии мира, о том, что вчера говорила К., когда мы с ним вот также по платформе шли. О том, что я идеалист, что у меня сознание определяет бытие. Если светлое настроение, то мир и люди радостны и светлы, я не вижу огрехов и зла.
Если уныние, чернуха, то не важно где я, пусть даже там же, где вчера радовалась, всё вокруг опущено в этот тоскливый сумрак и страх нарастает.
Константин же отталкивается от реальности, он материалист, наверное, в большей степени.

Как мне уже привыкнуть, что он другой, не присваивать его, не жить им, как персонажем, в его голове, как в своей голове? Не быть несчастной от того, что он разрушает мои сценарии и рушится мой мир.
Пытаюсь собрать. А он разрушает снова. Он не хочет причинить мне вред. Не хочет, чтобы у меня всё разваливалось. Он просто хочет остаться собой, таким, каким я люблю его. Жить свою жизнь, а не мой воображариум.

Может быть, последние дни такие яркие чувства, эмоции в первозданном чистом виде, ничем не искаженные, мои, перед приемом АД. Последний текст пишу, созидаю последний замок из песка, который сметёт волна. Волна моего Константина.