Genius, часть I

Субъективный лонгрид в двух частях, который я не успел опубликовать ко дню рождения величайшего, для меня, мастера за всю историю шахмат. Выкладываю первую часть.


***


1981-й год. Излёт брежневского застоя. Мой дедушка-военный, экс-чемпион полка по шахматам, восторженно приветствует победу Анатолия Карпова над Виктором Корчным. В Мерано, в отличие от Багио тремя годами ранее, серьёзной борьбы не случилось: Виктор Львович необратимо надломлен финалом того матча, пускай и прошёл повторно горнило претендентского отбора.

Корчного дед явно не любил не за диссидентство – он сам являлся любителем Булгакова и ненавистником Сталина. Мне и сейчас сложно сформулировать, за что. «Скверный характер», изрекал дедушка. «Да и заговоры ему повсюду чудятся!». В общем, в разведку с ним – не пойдёшь, как я понял из этих характеристик.

Корчного, великого изгоя Системы, величайшего из всех претендентов, так и не ставшего чемпионом мира, я прочувствовал и понял значительно позже. А в том возрасте мне, сопливому школьнику, только научившемуся играть в шахматы на уровне не выше третьего разряда, подсознательно-безошибочно не нравился Карпов. Довлатов в те годы в газете «Новый Американец» написал так:

«Мне говорили, что у Корчного плохой характер. Что он бывает агрессивным, резким и даже грубым. Что он недопустимо выругал Карпова. Публично назвал его гадёнышем.

На месте Корчного я бы поступил совсем иначе. Я бы схватил шахматную доску и треснул Карпова по голове. Хотя я знаю, что это неспортивно. И даже наказуемо в уголовном порядке. Но я бы поступил именно так.

Я бы ударил Карпова по голове за то, что он молод. За то, что он прекрасный шахматист. За то, что у него всё хорошо. За то, что его окружают десятки советников и гувернеров.

Вот почему я болею за Корчного. Не потому, что он живёт на Западе. Не потому, что играет лучше. И разумеется, не потому, что он — еврей.

Я болею за Корчного потому, что он в разлуке с женой и сыном. Потому, что ему за сорок. (Или даже, кажется, за пятьдесят.) И ещё потому, что он не решился стукнуть Карпова шахматной доской. Полагаю, он этого желал не менее, чем я. А я желаю этого — безмерно...

Конечно, я плохой болельщик. Не разбираюсь в спорте и застенчиво предпочитаю Достоевского — баскетболисту Алачачяну.

Но за Корчного я болею тяжело и сильно.

Только чудо может спасти Корчного от поражения. И я, неверующий, циничный журналист, молю о чуде...»


Чуда не случилось. Корчной проиграл Карпову, причём дважды. Да и никакого Довлатова и его газеты я тогда, разумеется, не знал, и знать не мог. Не знал (ещё) и о существовании Каспарова, юного вундеркинда, который в три года играл на уровне первого разряда, а в 5-6 лет начал обыгрывать взрослых.

Но Карпов мне не нравился категорически. От построения речи до манеры игры. Случалось, его безупречное рацио попадало под вдохновение соотечественников Артура Юсупова и Александра Белявского, голландца Яна Тиммана или немца Роберта Хюбнера – шахматистов блестящих, но нестабильных. Тогда, тайком от дедушки, я торжествовал, просматривая те партии. Впрочем, гегемонии Карпова эти локальные неудачи никак не угрожали.


***


Гарри Каспаров с первого заочного знакомства мне не понравился ещё более, чем Карпов. Слишком самоуверенно-ершистый взгляд. Чуточку авантюрная манера игры, пускай и с изумительным комбинационным даром. Но шахматная Каисса обламывала и не таких. Блистательный Давид Яновский, в свой лучший день способный сыграть вничью с самим господом Богом, так и не стал чемпионом мира. Титул – со времён эпохи доктора Ласкера – выигрывает лишь тот, кто способен синтезировать рацио, творчество, спортивный и научный подход к Игре. Юный, пускай и безмерно талантливый Гарри, маститым специалистам советской шахматной школы таковым не виделся, и на то были серьёзные основания.

Первый матч за титул с Карповым эти прогнозы подтверждал полностью. Претендент нервничал и делал, подчас, кошмарные ходы. Затмение продолжалось до счёта 0:5. Карпову требовалась одна-единственная победа, чтобы оставаться на троне ещё минимум три года. Он упустил её в 27-й партии с несвойственной ему неаккуратностью. После серии ничьих – занервничал. А потом проиграл Каспарову трижды кряду и с каждой новой дуэлью этого безлимитного матча всё более напоминал некогда самоуверенного боксёра в нокдауне.

Матч был прерван по причине «взаимного истощения». Каспаров, уже одержавший моральную победу после безнадёжных 0:5, протестовал, но предсказуемо-безрезультатно. ФИДЕ изменила правила: теперь поединок за шахматную корону состоит из 24-х партий, а не длится до шести побед. При ничейном счёте чемпион сохраняет свой титул, что логично.

Год спустя Гарри выиграл дуэль 13:11, представ совсем иным. В решающей 24-й партии, в острейшей Сицилианской защите чёрными отбил атаку Карпова, перейдя в сокрушительное контрнаступление. Со времён короткого царствования Михаила Таля и Роберта Фишера, мир не знал столь одарённого чемпиона.

Красота никого и ни от чего ещё не спасала. Это хрупкое понятие само нуждается в защите от внешнего мира. И чудо, когда она торжествует в земных рамках.

В том памятном матче умной защитой уникального дара Каспарова стали заветы доктора Ласкера. При всём том, что на подготовку оставалось не более трёх месяцев, Каспаров и его штаб сотворили главное. Карпов вынужден был играть чуждые его стилю дебюты. Ощущать извечное неудобство и балансировать, дабы не попасть под каток блистательных атак Каспарова в самой сложной части шахматной партии – миттельшпиле. Первую пробоину он получил уже в ходе второй дуэли. И затем лишь обречённо догонял, будучи ведомым.

Именно тогда, весной 1985-го, я осознал: Мир узнал нового гения.


(окончание следует)


На фото: Анатолий Карпов играет сеанс одновременной игры в Ленинграде (1975 год).   Среди его соперников – юный Гарри Каспаров.