Варяжские гости

Третьего августа 975 года над миром всходит косматая гостья из небесных сфер. Необычное видение пугает простонародье и смущает образованные умы в разных концах света. В Константинополе молодой придворный диакон по имени Лев (до 950 — ок. 1000) смотрит на небо со смешанными чувствами. Двумя десятилетиями позже, работая над десятой книгой своей «Истории», он вспомнит: «…В начале месяца августа появилась хвостатая звезда — нечто божественное, небывалое и превышающее человеческое разумение. Ничего похожего не видели в наш век, и никогда прежде не случалось, чтобы подобное явление длилось столько дней подряд. Появившись на северо-востоке, комета поднималась в форме гигантского кипариса на огромную высоту, затем постепенно уменьшалась в размерах и склонялась к югу, пылая белым огнём и распространяя ослепительные, яркие лучи. Люди смотрели на неё, преисполнившись страха и ужаса. Появившись, как я сказал, в начале августа, комета была видна целых восемьдесят дней, восходя в середине ночи и светясь до самого утра».

Придворные астрологи спешат истолковать появление кометы в благоприятном для царствующего василевса Иоанна Цимисхия духе, обещая ему «победу над врагами и долгие дни жизни». Но, как скорбно заметит Лев Диакон, дальнейший ход событий показал, что комета появилась не на добро, предвещая «пагубные мятежи, вторжения иноплеменников и гражданские войны, бегство [населения из] городов и областей, голод и мор, страшные землетрясения и почти полную гибель ромейской державы…».

10 января 976 года Иоанн Цимисхий умирает. В столице поговаривают, что не обошлось без яда. И в самом деле, он покидает этот мир удивительно вовремя, уступив трон двум юным порфирородным сыновьям Романа II Лакапина (ум. в 963) — василевсам Василию II и Константину VIII, которые как раз вступили в возраст мужества (18 и 16 лет соответственно).

Константин, «безвольный прожигатель жизни», по характеристике Михаила Пселла (1018 — ок. 1097), добровольно отдаёт бразды правления в руки старшего брата, чтобы предаться развлечениям. Василий II поначалу тоже пьёт полными глотками из чаши наслаждений, однако очень скоро ему приходится оставить кутежи и любовные интрижки.

В восточных провинциях империи зреет мятеж. При вступлении на престол Василий II, по совету приближённых лиц, наложил опалу на могущественного доместика схол Востока (командующего восточными армиями) Варду Склира. Этот заслуженный полководец и любимец солдат, не так давно отразивший нашествие князя Святослава на Балканы, внезапно смещён с должности и назначен дукою (губернатором) отдалённой Месопотамской фемы. Претерпеть такую обиду от погрязшего в разврате юнца Склир не в силах. Летом 976 года он провозглашает себя василевсом и начинает приготовления к походу на Константинополь.

Отныне и до конца дней Василий II не будет знать ни одного спокойного дня. Царствование его пройдёт в беспрестанных тревогах, войнах против внешних врагов и ожесточённой борьбе с дерзкими покушениями знатных вельмож на его державные права.

Солдаты правительственных войск толпами переходят на сторону Склира. В течение 977 года под его властью оказываются почти все провинции Малой Азии. Императорский двор пребывает в растерянности. «Узнав, что все тяжеловооружённые воины стеклись к Склиру, — пишет Михаил Пселл, — император и его приближённые решили… что погибли».

Больше всего на свете Василий II нуждается в верных войсках. Отчаянное положение вынуждает его отправить посольство в далёкий Киев, где княжит сын Святослава Ярополк, с просьбой прислать «воев». Прибыв в столицу «внешней Росии», ромеи напоминают молодому русскому князю клятву его отца: «И никогда не буду посягать на вашу страну, ни собирать войска (для войны с ней) и не наведу другого народа на вашу страну и земли, подвластные грекам... А если кто-либо другой посягнёт на вашу страну, то я буду ему противником и буду биться с ним» (договор Святослава, 971 год). Чтобы легче пробудить в Ярополке тягу к военным подвигам, послы Василия раскладывают перед ним богатые подарки и сулят щедрое вознаграждение за помощь.

Ярополк обещает выполнить просьбу василевса. Но выясняется, что помощь нужна ему самому.

Русская земля поделена между тремя Святославичами. В соседней с Киевом Древлянской земле правит младший брат Ярополка Олег. В 977 году нелепый случай — спор из-за границ охотничьих угодий — заставляет их вступить в братоубийственную распрю. Олег проигрывает битву под стенами своего стольного града Овруча и гибнет во время бегства, свалившись вместе с конём в городской ров. Ярополк присоединяет Древлянскую волость к своему уделу.

Известие о смерти Олега громовым раскатом гремит в далёком Новгороде, где правит третий Святославич — Владимир. Рождённый от «рабыни» (предание называет его матерью Ольгину «милостницу» Малушу),[1] он старше своих сводных братьев годами,[2] однако стоит ниже их на лествице родового старшинства. На новгородском столе он очутился по воле своего отца.

   [1] Рабами в древней Руси называли всех тех, кто «работал», то есть служил. Например, русских наёмников, служивших в византийском войске, договор Игоря 944 года называет «Русь работающе у Грек». То есть, по древнерусской терминологии, эти воины были «рабами» императора. Однако они сохраняли личную свободу. Малуша была лично зависимой «рабыней» (милостники — низший слой лично зависимых, служилых людей в древней Руси), то есть, по более поздней терминологии, холопкой.
   [2] Святослав был многоженец; из его жён по летописям известна только венгерская княжна.

В первой половине Х века Словенская земля становится второй, северной, сценой древнерусской истории. Наплыв переселенцев из Славянского Поморья в Приильменье значительно повышает плотность местного населения и полностью меняет его этнографическую структуру («Новгородцы же те люди от варяжского рода, а прежде были словене»). У истока Волхова образуются три «конца» — территориально-соседские общины, возглавляемые влиятельными знатными родами. Один из этих концов населяют выходцы из Славянского Поморья, другой принадлежит финно-угорской родовой знати, в третьем обитают старейшины местных ильменских словен. Около 955 года концентрация людских и политических ресурсов на северном берегу Ильменя завершается возникновением здесь политического центра Словенской земли — Новгорода. Его первая мощёная улица пролегла вдоль дворов знатных людей («бояр») по территории всех трёх поселений.

Но дальнейшей кристаллизации государственных структур препятствует разобщённость новгородской родовой знати. Вражда и соперничество мешают выдвижению из её среды первенствующего княжеского рода, который мог бы сосредоточить в своих руках общеземские функции управления. Решение этой проблемы будет найдено посредством призвания стороннего князя.

Со второй трети Х века государственный престиж Русской земли неуклонно растёт благодаря международным договорам с Ромейской империей и удачным походам против соседних государств и народов. В борьбе за господство над Северным Причерноморьем у русских князей остаётся последний соперник — одряхлевшая Хазария. Василевсы ромеев по традиции всё ещё ставят хазарского кагана выше русского князя в международной табели о рангах. Византийский дипломатический этикет требует скреплять послания, адресованные главе Хазарии, печатью стоимостью в три золотых солида, тогда как «архонты Росии» получают от василевсов грамоты с печатью весом в два золотых солида. И однажды в Киеве решают исправить эту историческую и политическую нелепость.

В 969 году русы направляют свои мечи в самое сердце Хазарского каганата. Спустившись на ладьях вниз по Волге, русская рать дотла разоряет цветущие хазарские города — Семендер и Итиль, заставляя местное население искать спасения на затерянных в камышах островках в дельте Волги. Оправиться от этого удара Хазария уже не сможет.

Русская земля в зените славы. На следующее лето Святослав принимает у себя в княжьем тереме новгородских послов. «В се же время, — сообщает летопись, — придоша (к Святославу) люди новгородские, просяще князя собе». Согласно древним представлениям, тот, кто получал отпрыска знатного рода на воспитание, как бы приобщался к «удаче» и «счастью» этого рода.[3]

 [3] Гуревич А. Я. Избранные труды. Т. 1. М.; СПб., 1999. С. 238.

Святослав даёт новгородцам в князья своего внебрачного сына Владимира, «робичича» (сына рабыни), который всё равно не может рассчитывать на получение хорошего удела в Русской земле, в обход прав своих братьев, рождённых в «законных» браках.

Несовершеннолетний Владимир (в то время ему должно быть лет тринадцать-пятнадцать) уезжает на берега Ильменя под опекой своего «уя» (дяди по матери) Добрыни. Гибель отца ничего не меняет в его положении: он продолжает княжить в Новгороде, который год за годом укрепляет своё значение крупнейшего центра торговли со странами Северной Европы.

Но братоубийственная междоусобица в Русской земле побуждает Владимира действовать. Он опасается за свою жизнь, так как в смерти Олега видит намерение Ярополка избавиться от всех соперников на пути к единовластию. У Новгорода недостаточно сил, чтобы противостоять военной мощи киевского князя. Владимир принимает решение набрать дружину «за морем». Потомки «вендских» родов новгородской знати подсказывают ему место, где это лучше всего сделать: земля вагров. Эти бесстрашные воины и опытные мореходы способны меньше чем за месяц перебросить большую рать на другой конец Балтийского моря. Самого Владимира с Вагрией связывают родственные узы. Его дедом по материнской линии был некий Малко Любечанин — выходец из вагрийского Любеча.

Новгородцы обязуются взять на себя все расходы по содержанию заморской дружины.

Владимир отплывает «за море». В скором времени в воды Ильменя входит большая флотилия — десятки вместительных ладей. За вёслами сидит не менее трёх тысяч воинов, препоясанных «франкскими» мечами, которые на их языке называются «варанги» (однокоренное со славянским «варить» — оберегать, защищать).[5] Каждому из наёмников обещана годовая плата — одна гривна (51 грамм серебра), рулевым на судах — вдвое больше.[6]

   [5] Граф И. О. Потоцкий зафиксировал бытование слова «варанг» (warang) в значении «меч» у славянского племени древан (занимавших земли к югу от Гамбурга) ещё в конце XVIII века (см.: Путешествие по некоторым областям Нижней Саксонии в поисках славянских и вендских древностей, предпринятое в 1794 г. графом Яном Потоцким. Гамбург, 1795). См. также: Гедеонов С. А. Варяги и Русь. С. 167—169.
   [6] Стоимость наёмника на службе у русского князя приведена в «Пряди об Эймунде».

978 год открывается походом Владимира на Полоцк. Тамошний князь Рогволод в споре Святославичей склонился на сторону Ярополка. Пока Владимир отсутствовал «за морем», он, пользуясь беспомощностью Новгорода, захватил пограничные волости. Теперь наступает пора расплаты.

Заморская дружина Владимира штурмом берёт Полоцк. Рогволод и вся его семья убиты. Пощада оказана только юной княжне Рогнеде, которая открывает счёт жёнам знаменитого гарема Владимира.

Воеводы Ярополка между тем поджидают новгородскую рать в верховьях Днепра. Однако они не горят желанием сражаться за своего князя. Когда Владимир присылает им богатые подарки, они переходят на его сторону.

Судьба Ярополка решена. Вызванный Владимиром для переговоров, он погибает, едва переступив порог его шатра — двое стоящих у входа заморских дружинников пронзают его своими мечами-варангами.

Киев без боя открывает ворота победителю. Заморская дружина Владимира сразу пытается установить в городе свои порядки. Пришельцы из вендского Поморья смотрят на Киев, как на свою законную добычу: «Это — наш город, мы его захватили, — передаёт летопись их слова, — хотим получить с киевлян откуп, по две гривны с человека». Кроме того, они требуют почтить своих богов христианской кровью, как это в обычае у них на родине (Гельмольд сообщает о поморских славянах, что те «приносят богам своим жертвы волами, и овцами, а многие и людьми-христианами, кровь которых, как уверяют они, доставляет особенное наслаждение их богам»). Жертвами пришельцев становятся отец и сын, принявшие крещение в Константинополе, — первые христианские мученики на Руси, получившие в позднейшей церковной традиции имена Фёдор и Иоанн.[7]

   [7] Древнерусским памятникам XI—XIII веков эти имена неизвестны. Так, «Слово на святую Четыредесятницу» (вторая половина XI века) называет погибших просто «мучениками Христовыми».

В Киеве растёт возмущение, и Владимир спешит потушить недовольство горожан. Чтобы прекратить бесчинства наёмников, он решает прежде всего разделить эту буйную толпу. По его распоряжению тысяча «гридей»[8] возвращается в Новгород, где их ждёт ежегодное содержание; часть дружины Владимир оставляет при себе,[9] а тех, кто не готов удовольствоваться оговорённой платой, отсылает в Константинополь, суля им большой прибыток на службе у василевсов.

   [8] Гриди — «старейшая», боевая часть дружины, собственно воины, в отличие от «младшей» дружины — отроков, несовершеннолетних служек князя.
   [9] Немецкий хронист Титмар Мерзебургский назовёт их «стремительными данами». Со второй половины X века славяне-вагры постепенно уступали свои земли датчанам. В 1018 году, когда Титмар писал свою «Хронику», Вагрия уже принадлежала датскому королю Кнуду I Великому. Это и послужило причиной причисления наёмников князя Владимира к «данам» — по государственно-юридической, а не этнической принадлежности.

Ко времени прибытия наёмников из Вагрии в ромейскую столицу, грозовая туча над головой Василия II уже рассеялась. Восстание Склира подавлено без иноземной помощи, сам мятежник прячется у багдадского халифа. Победитель Склира, знатный вельможа Варда Фока, назначен доместиком схол Востока и удостоен триумфального въезда в Константинополь.

Тем не менее Василий II не видит причин лишать себя нескольких сотен верных мечей. Поморская дружина зачислена в императорскую гвардию, ей доверено несение службы во дворце.

Новые телохранители приносят присягу, клянясь, по своему обычаю, на мече-«варанге». Звучное варварское слово не останется незамеченным. Вскоре оно покинет пределы дворца, и жители Константинополя нарекут им весь отряд наёмников из Славянского Поморья. В конце XI века византийский хронист Иоанн Скилица в своём «Обозрении историй» заметит, что варанги «назывались так на простонародном языке». Слово это не имело этнической окраски и означало просто «меченосцы», «телохранители, принесшие клятву верности на мече».

О дальнейшей эволюции термина «варяг» читайте в моей новой книге «Сотворение мифа». Если вы планируете её приобрести, то прошу не откладывать это дело в долгий ящик. Сбор заказов продлится до конца апреля.

В настоящее время «Сотворение мифа» — это единственная книга, которая в популярном стиле и доступным языком знакомит читателя с проблемами становления русской историографии, рисует портреты первых российских учёных-историков и разворачивает полную картину зарождения норманнизма — прежде всего в Швеции (как сознательной политической фальсификации с целью «захвата русского прошлого») — и его последующего укоренения на русской почве.

Книга содержит очерк древней русской истории, написанный с позиций современного исторического знания.

Приобретя книгу «Сотворение мифа», вы станете обладателем уникального издания и внесёте свою лепту в дело исторического просвещения!

Заказать книгу или помочь её изданию
https://planeta.ru/campaigns/134432