Бедные люди

                «Многоэтажку закрыли на карантин в городе ...
                На дверь приварили щеколду»
                Новости

Шёл второй месяц чрезвычайного положения в городе N, где вовсю разгулялся вирус. Не то, чтобы совсем разгулялся – но заболевших было уже много, и именно чтобы болезнь не накрыла страну лавиной, в городах был введен карантин. Люди сидели по домам, выходя на улицу только за продуктами, или в аптеку, и то не далее километра от жилища, плюс по мелочам возле дома – вынести мусор, или погулять с собакой. На всех праздношатающихся, кто не мог подтвердить направление своего передвижения, полиция составляла административный протокол, и выписывала приличный денежный штраф.

Жители многоэтажки в городе N, в общем-то, к карантину уже привыкли, благо рядом был придомовой магазин, и мусорные контейнеры – что ещё нужно человеку, который, с точки зрения биологии, всего лишь ферма по переработке продуктов в отходы, а вирус, который и есть биология, разумней всего побежать именно биологией. Зимой, конечно, многие мечтали о том, что, как только сойдёт снег, они выйдут на улицу, будут сидеть на скамейке, и петь песни – тихо, чтобы не нарушать законов. Но весна наступила уже при карантине, и теперь по утрам в окна нижних этажей пели только разными голосами птицы, а в окна верхних по вечерам пели дурными криками, мечась тенями в воздухе, летучие мыши с чердака.

Карантин требовал дисциплины, и люди, поддерживая его, изо всех сил старались быть дисциплинированными. Бабушки, каждое утро до того поддерживающие скандинавской ходьбой с палками отказывающие к старости ноги – забыли про ходьбу, и легли на свои кровати, погружаясь тихими мыслями в глубины старости. Дети забыли про то, как ходить в школу – впрочем, многие из них этого и хотели. Неудобство им доставляло только то, что играть во дворе было тоже нельзя, но это ведь важно – выработать с детства у человека иммунитет к одиночеству. Люди, привыкая к новому порядку жизни, и открывали много, и забывали многое. Открывали – книги, понимая, что, считая себя начитанными, много лет совершенно не брали их в руки. Фильмы, на просмотр которых раньше никогда не хватало времени. Детей, которые раньше вроде бы и были, но общение с ними было лишь бытовым – открывали для себя с удивлением и ужасом. Домашних котов и кошек, которым раньше доставалась лишь еда, пинки, и окрики. Забывали, прилагая для этого все усилия, тоже многое – родственников, невест, друзей, и престарелых родителей, живущих на другом конце города. Даже собаки, заботливые друзья человека, желая, чтобы хозяин избежал неприятных разговоров с полицией, кажется, учились гадить на балконах.

Никто не знал, когда закончится карантин, да и никто уже этим не интересовался – когда закончится, тогда объявят. Всё равно старая жизнь уже оставлена, а к новой уже привыкли – человек привыкает ко всему. Просто, когда объявят – нужно будет заставить себя в это поверить.

И вдруг, посреди ночи, возникнув в спокойных снах жителей многоэтажки, нарастая до безумия, и пробуждая, заставив вскочить с кроватей – вой многочисленных сирен, отблески мечущихся огней по стёклам окон – красных, синих, белых, топот множества ног во дворе. Не зря мистики говорили, что появление вируса не случайно, что он – преддверие скорого конца света. В доме сегодня обнаружен больной. Люди, как горох, высыпали на улицу, наспех накинув на себя одежду – навстречу им из-за плотно сомкнутого ряда машин скорой помощи смотрели из темноты, не мигая, точки стволов, и зоркие глаза врачей. Голосили сирены, сливаясь в единый вой, что-то грохотало беспрерывно, как в цеху огромного завода, усиливаясь, когда сверху, то из-за крыши дома, то навстречу по диагонали, низко пролетала чёрная тень винтов вертолёта. Перекрывая ад плотного шума, откуда-то с неба, усиленный репродуктором, вещал монотонный голос, то теряясь, то появляясь снова:

«… именем конституции, законов, и предписания о карантине…»
«… исполняя приказ об охране здоровья народа…»
«… во избежание собраний, митингов, и процессий…»
«… за нарушение всех распоряжений местных властей…»
«… последует административное и уголовное наказание…»

Из-за машин скорой помощи, в проёмы, по одному потоком выходили щиты во весь рост с медицинским крестом – они выстроились перед машинами в линию, сомкнулись, и медленно пошли на жильцов дома.

Безумие звуков смолкло, наступила сказочная ночная тишина. Медленно, шаг за шагом, уплотнялся строй щитов, вдавливая массу жильцов, как зубную пасту обратно в тюбик, внутрь подъезда.

Пять минут – и со скрипом закрылась железная дверь, которую остался держать плечом, упираясь с усилием ногами в землю, лейтенант скорой помощи. Дверь вздрагивала от толчков, угрожая распахнуться, в её тонком, возникающем проёме просовывались и исчезали множество ладоней и пальцев. «Быстрее!», – глухим от усилий голосом прокричал он двоим сварщикам, бегом волочившим откуда-то издалека аппарат, – «Больше не удержу!». Те дотащили, запыхавшись, и встали перед подъездом, поставив аппарат, и не зная, что делать – железная дверь вздрагивала и билась, как живая. Подошёл второй офицер медицины, встал прямо перед ней, достал дубинку, – «Да что ж вы за люди!», – и молотил дубинкой по пальцам, вращая её над головой, как молот, пока не исчезла последняя ладонь, и дверь не успокоилась, плотно примкнув к раме. За работу взялись сварщики, и через несколько минут на двери красовалась красивая железная щеколда со свежими сварными швами, которую лейтенант медицины торжественно и со скрипом накрепко задвинул.

Так единственный подъезд многоэтажного дома в городе N был закрыт на карантин в связи с ранее выявленным в нём больным вирусом, и во избежание последующего распространения опасной инфекции.

Прошло много лет.

В глубине недавно построенного медицинского учреждения города N, называемого в народе просто «учреждение», куда если и пускают посторонних, то только в общественную приёмную, а вызывают только повесткой, или привозят на скорой, сидел за столом в кабинете полковник медицины, и всматривался в документ, будто бы не веря.

– Так, подожди, – спросил он стоящего перед ним, младшего по званию, врача, – Давай сначала.

– Перебирали архивы начала двадцатых, – раз в сотый начал тот, – Приказ о закрытии дома на карантин есть. Приказа об открытии не подкреплено.

– Может, потерялся?, – спросил полковник, и сам понял, что спросил ерунду. Не может документ вот так взять, и потеряться из старого архива.

Вскоре на адрес многоэтажки выехала бригада скорой помощи, в составе лейтенант-психолога, фельдшер-водителя, и двух медбратьев, вооружённых согласно уставу. Бригада вышла, и встала перед железной дверью. Лейтенант ощупал и осмотрел задвижку, убедившись, что она закрыта, и приказал остальным подождать в машине. Посмотрел вверх, в окна – кажется, затемнены, ничего не видать. После отодвинул с усилием заржавевшую от многолетних дождей щеколду, приоткрыл дверь, и осторожно зашёл внутрь.

Подъезд был равномерно освещён спокойным светом, источник которого лейтенант не увидел, вверх уходила, как и во всех подъездах, лестница с перилами, и стены – но всё было изготовлено из однородного, похожего с виду на пластик, материала с металлическим серым блеском. На первой площадке стояли двое в серых же блестящих комбинезонах в обтяжку, волосы их были бриты под машинку. Оба синхронно и плавно подняли правые руки, обратив их ладонями к растерявшемуся от неожиданности лейтенанту.

– Приветствуем гостя извне!, – торжественно, выделяя каждое слово, проговорил один.

– Несколько минут назад мы заметили странную активность за дверью, – дополнил второй.

Вдруг сверху, с лестницы, покатился детский смех – множество детей лет шести, веселясь, стайкой пробежало вниз, и скрылось в левой квартире первого этажа. Лейтенант видел их сквозь перила.

– Не обращайте внимания, – улыбнулся первый, – у детей скоро урок. Математика. Матрицы высших порядков.

– Если хотите, вы можете поприсутствовать на уроке, – дополнил второй, – Вы первый гость извне за всю нашу новейшую историю.

– Мы можем показать вам также нашу оранжерею, зимний сад, – затараторил первый, – но для этого нам придётся пройти на чердак, биоэнергетический реактор, пищевое производство, галерею искусств, мастерские…

– Кто у вас главный по дому?, – прервал его лейтенант.

– Главный?, – оба жильцов повернулись друг к другу в недоумении, руки их до сих пор были подняты в приветствии.

– Какой, простите?, – переспросил второй.

– Старший, – пояснил лейтенант другим словом.

– Зачем?, – удивился первый, – Старшие из нас ничем не смогут вам помочь, и ничего не смогут показать. Они проводят почти всё время, сидя в зимнем саду – сами ведь понимаете, что такое старость.

Второй повернулся к первому, и снизил голос, обращаясь именно к нему.

– Может, гость хочет, чтобы мы отвели его к кому-нибудь из мудрецов? Например, в пятьдесят восьмую. Или в двадцать пятую.

– В пятьдесят восьмую нельзя, – тихо ответил первый, – Там идёт дискуссия о древнегреческой трагедии. Пойдём в двадцать пятую.

– Уважаемый гость!, – обратился второй к лейтенанту, – Мы отведём вас в двадцать пятую квартиру, к одному из наших мудрецов, – и добавил, – только он не старший, ему всего-то шестьдесят с небольшим.

Дверь квартиры открылась на стук. Внутри стоял гражданин в домашних тапках и синем халате из того же неопределённого материала, что и у двух встретивших.

– Подождите здесь пару минут, – сказал первый лейтенанту, и оба жильца зашли внутрь. Лейтенант же, оставшись снаружи, осмотрел углы потолка лестничной площадки – странно, камер нет – и стал ощупывать стены, пытаясь определить природу неизвестного серого материала.

Вскоре дверь квартиры открылась.

– Пройдёмте внутрь, – пригласил уже тот, кого называли «мудрецом», двое же встречавших скрылись в лифте.

– Пожалуйста, в кабинет, – приглашающим жестом гражданин вёл лейтенанта по коридору, и привёл в дальнюю комнату с письменным столом, и книжными стеллажами, – здесь я работаю.

– На удалёнке?, – понимающе спросил лейтенант, налаживая контакт.

– Нет, просто работаю. Пишу, – и гражданин подал ему стул.

Лейтенант сел, и достал бумаги.

– Согласно приказа от 2020 года, ваш дом  был закрыт на карантин по причине выявления в нём больного, и с целью нераспространения вируса, задвиганием стальной щеколды согласно установленному регламенту, – начал он, и передал документы, – вот копия приказа.

Тот, кого называли мудрецом, взял бумагу, и погрузился в чтение. Тем временем рука его опустилась под стол, и извлекла из ящика сигарету, кажется, самодельную, которую мудрец медленно вставил в рот, и закурил. Комнату наполнил мерзкий запах табака, который, хотя и уходил полностью куда-то под потолком, но вонял всё равно.

– Нельзя, – мягко сообщил ему лейтенант.

– Что нельзя?

– Курить нельзя.

– Простите, у вас аллергия?

– Нет, курение вредит вашему здоровью, и наказывается штрафом или арестом.

– Но я нахожусь у себя в квартире.

– Видите ли, – объяснил лейтенант, – пока вы были на карантине, государство стало намного заботливей в отношении своих граждан, и теперь заботится об их здоровье даже в их квартирах. Поэтому нельзя, вообще. За это полагается административное наказание вплоть до ареста. Но на первый раз, – повеселел лейтенант, стараясь вызвать доверие, – я обязан ограничиться только устным предупреждением. Видите ли, наше административное производство тоже стало намного гуманней и добрее к гражданам.

– Хорошо, предупреждайте.

– Предупреждаю вас, табакокурение вредит вашему здоровью, а также вашему карману в виде штрафа. Но прежде всего здоровью – вашему, и окружающих.

– Предупредили?, – спросил тот, кого называли мудрецом, продолжая дымить мерзкой сигаретой, – ведь для первого раза достаточно? Теперь я могу курить? И напомните мне, пожалуйста, когда мы встретимся во второй раз, и я, забыв, соберусь закурить, что мне грозит штраф или арест.

Лейтенант медицины удивился такой наглости, но решил не показывать вида, мысленно списав на некоторое одичание жильцов за время карантина, и промолчав ради установки с ними продуктивного диалога, и исключения возможных недовольств. После разберутся, и узнают законы. Тот же, кого называли мудрецом, дочитал, затушил сигарету, и вернул приказ.

– И что же из этого следует?, – спросил он.

– Министерство готово принести жильцам вашего дома свои извинения за долгое заточение в карантине, – сказал лейтенант, и профессионально покраснел, как учили на курсах.

– Хорошо, – согласился мудрец, – если готовы, то приносите, – то ли не понял, то ли шутит.

– Кажется, вы не поняли, – поправил лейтенант, – Пока вы были на карантине, государство стало намного бережнее к гражданам, и теперь всегда извиняется за свои ошибки, совершённые, либо возможные. Для этого выделены специальные пять минут утром по всем интернет-каналам. Вас включат в сетку на будущий месяц, и принесут извинения в стандартной формулировке.

– Также, – продолжал лейтенант, – Государство готово оказать вашему жильцам вашего дома любую помощь – медицинскую, психологическую, и даже продуктами и одеждой. Ведь вы же не откажетесь от продуктов?

– Вроде бы у всех всё есть, – задумчиво ответил мудрец, – Но кто же отказывается от продуктов. Поспрашивайте в квартирах, лишним, я думаю, никому не будет. Я тоже подумаю, чего бы хотел – всё-таки наше подсобное хозяйство сильно ограничено площадью и возможностями. После соберём списки, передадим вам – и привозите.

– Кажется, вы опять не понимаете, – сказал лейтенант, – за время, пока вы были на карантине, наше государство стало намного более рациональней помогать людям, так, чтобы иметь возможность порадовать всех. Продукты, как вы знаете, стоят дорого. Например, апельсины. Ваши жильцы заказывают грузовик апельсинов. Государство за большие, но всё-таки меньшие, чем стоят апельсины, деньги нанимает специалистов-пиарщиков, те работают тремя командами. Первая печатает и расклеивает объявление, – «В подъезд завезли апельсины в достаточном всем количестве, теперь их хватает на всех!». Вторая команда приходит с пакетиком апельсинов, стучится в несколько выбранных психологами квартир, дарит в каждой по апельсину, и снимает позитивное вирусное видео про счастливую, поедающую апельсин семью. Но, конечно, найдутся и те, кто станет говорить, – «Нет никаких апельсинов!», – и вот тут подключается третья команда, которая будет смеяться, и отвечать, показывая снятое второй командой видео, – «Вот идиоты! Посмотрите, апельсинов полно! Видимо, вы совсем придурки, что не можете их найти!». А те немногие, кто всё равно не поверит в существование апельсинов – так это распространители фейков, ими займутся силовики, у нас сейчас с фейками жёстко.

– Да это же враньё!, – возмутился мудрец, – Какая же это помощь?

– А что это, как не помощь?, – обиделся лейтенант, – Разве государство берёт деньги хотя бы с одного вашего жильца? Нет! Оно всё делает за свой счёт! Оплачивает само и пиарщиков, и даже силовиков, если нужно! А дарёному коню, знаете ли, в зубы не смотрят!

– Жильцы счастливы, – спокойно продолжал он, – апельсинов в доме хоть завались, выше крыши, и все об этом знают. А что такое счастье, как не то, что мы о нём знаем.

– А что такое «фейки»?, – спросил мудрец, подавившись.

– О-о-о, – радостно начал объяснять лейтенант, – Фейки – это недостоверная информация. Пока вы были на карантине, наше государство установило одним из основных принципов честность и достоверность любой доводимой до граждан информации. Выдумывание же и распространение фейков грозит серьёзным уголовным наказанием. Проверкой же информации занимаются специальные люди – фактчекеры, которые работают постоянно, и уже составили базу из огромного количества фейков, вместе с простыми, понятными, и доступными каждому их опровержениями.

– Например, вот сегодняшняя работа фактчекеров, – лейтенант покопался в бумагах, выудил несколько из них, и лицо его приняло торжественное выражение.

Взяв первый лист аккуратно, как Пушкин первую страницу рукописи «Евгения Онегина», лейтенант задумался. Он вопрощающе поднял брови вверх, и искривил рот.

– «А правда ли», – протянул он противным, плаксивым, полным любопытства голосом, – «Что в городе N во время вируса закрыли на карантин многоэтажку, заварив её подъезд на щеколду, да так про неё и забыли?»

И тут же встал гордо, прямо, сдвинув брови, и сделав серьёзное, но доброжелательное лицо, как и подобает государственному служащему.

– Это фейк, – ответил лейтенант сам себе, – Недостоверная информация. Данные о карантине хранятся в электронных системах, поэтому их невозможно забыть. Карантин был снят сегодня, жителям дома предложена вся необходимая помощь.

Лейтенанта распирало от гордости. Тот же, кого называли мудрецом, тем временем медленно вставал из-за стола.

– Вон!, – заорал мудрец страшным голосом, ударив кулаком по столешнице, – Закрывай обратно!, – но тут же успокоился, – Провожу я сам, другие слишком молоды, повзрослели на карантине, и ничего из того, что вы говорили, не поймут. И не заставляйте нас применять силу – у нас в доме есть лазерные бластеры, и ионная пушка.

В медицинском учреждении города N, которое называлось в народе просто «учреждение», и даже в общественную приёмную которого люди старались не заходить, сутки, не прекращаясь ни на минуту, кипела работа. Новый неизвестный вирус, воздействующий на сознание, заразил целый дом, находящийся под карантином, поразив всех жильцов неизвестной психической болезнью. План составлялся тщательно – никто не знал, что такое ионная пушка, и насколько она опасна. Ночью из ворот выезжали, одна за одной, машины скорой помощи, и не было им конца. Подъезжая к многоквартирному дому, машины останавливались, пристраиваясь вплотную друг к другу, медики выходили из них, и занимали позиции за машинами, держа штурмовым оружием на прицеле железную дверь подъезда. Лейтенанта медицины, как офицера, знающего о произошедшем больше других, и видевшего вживую, назначили руководить операцией – стоя неподалёку, у головной машины, он отдал медбрату-автоматчику приказ открыть подъезд.

– Дверь закрыта на щеколду, – отрапортовал медбрат, вернувшись.

– Ну так открой задвижку!, – возмутился лейтенант тупостью подчинённого.

– Она изнутри закрыта, – пояснил медбрат, – больные сами приварили щеколду, и закрылись изнутри. Бедные люди.

Штурм был коротким. Никаких лазерных бластеров и ионных пушек у больных, конечно же, не было – просто бред, вызванный неизвестным, поражающим психику, вирусом. Всех их, полным составом дома, погрузили в машины скорой помощи, и развезли по психиатрическим больницам страны.

Комиссия осмотрела дом, удивилась использованным в ремонте материалам, теплицам и садам на чердаке, и, согласно всем признакам, признала жильё элитным. Медицинское учреждение, являясь, как-никак, пятой, после журналистов-фактчекеров, властью в стране, забрало дом под нужды своих работников. Точнее, «забрало» – это фейк, просто так сложились звёзды, да и кто, как не медики, профессионально рискуя, должны жить в доме, в котором недавно бушевал неизвестный психический вирус. Лейтенанту досталась двадцать пятая квартира, та самая, в которой когда-то проживал больной, называвший себя мудрецом. Расположившись, офицер медицины наконец-то поднялся на лифте на чердак, в оранжерею, и впервые увидел, как посреди зимы, радуясь искусственному солнцу, под пение райских птиц расцветают цветы и вишни.