М с горбачев-перестройка

И. С.  Собченко






Михаил  Горбачев:
Перестройка

(кинороман)



г. Москва
2018 год

2

Михаил Горбачев был первым и последним президентом СССР перед тем, как СССР распался. Отношение к нему неоднозначное – одни люди считают, что его неправильная политика привела к распаду страны, другие думают, что именно он открыл путь для развития новой России. Несмотря на противоположность мнений, интерес к нему не угасает. Свое мнение читатель может сделать после прочтения настоящего исторического киноромана.






















3

Предисловие

I

В декабре 1991-го года Б. Ельцин, Л. Кравчук и С. Шушкевич, собравшись в Беловежской Пуще, объявили о роспуске СССР и создании Содружества Независимых Государств. Межгосударственное соглашение, известное, как “беловежское”, гласило: “Мы, руководители республик Беларусь, РСФСР, Украина, отмечая, что переговоры о подготовке нового Союзного договора зашли в тупик, объективный процесс выхода республик из состава Союза ССР и образование независимых государств стал реальным фактом, заявляем об образовании Содружества Независимых Государств, о чем сторонами 8-го декабря 1991-го года подписано Соглашение”.
В заявлении говорилось, что Содружество остается открытым для других государств, желающих к нему присоединиться. 10-го декабря Соглашение о создании Независимых Государств было ратифицировано Верховными Советами Украины и Беларуси. 12-го декабря подавляющим большинством (против проголосовало шесть человек). Соглашение ратифицировал Верховный Совет РСФСР. При этом в Верховном Совете РСФСР поддержали “Беловежское Соглашение” не только сторонники Ельцина, но и депутаты-коммунисты.
11-го декабря Ельцин предупредил Горбачева о том, что аппарат президента РФ и сам Президент России будут работать в Кремле, и поэтому Горбачев должен оставить Кремль. Это был ультиматум.
Горбачев воспринял решение Ельцина о переезде в Кремль очень болезненно. Кое-кто из его окружения советовал Горбачеву уходить из Кремля, но не слагать с себя звание Президента СССР. Бывают ведь правительства в изгнании, а также короли и президенты. Может существовать и Президент СССР, пусть и без реальных полномочий. Но Горбачев не хотел принимать такие советы.
21-го декабря на встрече в Алма-Ате (одиннадцать бывших советских республик, а теперь независимых государств) объявили о создании Содружества с совещательно-координационными функциями и без каких-либо законных исполнительных и судебных полномочий.
В решении провозглашалось:
“С образованием Содружества Независимых Государств Союз Советских Социалистических республик прекращает свое существование”.
В Алма-Ате было подписано и специальное решение о судьбе Горбачева, Лидеры республик, образовавших СНГ, уведомляли Горбачева о прекращении существования института президентства СССР и выражали благодарность Горбачеву за “положительный вклад”. Горбачеву устанавливалась пожизненная ежемесячная пенсия, пожизненное медицинское обслуживание для него и его членов семьи. Для охраны выделялось подразделение в 20 человек, за ним закреплялись две персональные машины. Решение о предоставлении Горбачеву услуг было возложено на Правительство РФ.

4


* * *
Передача власти произошла на редкость спокойно, даже как-то буднично. Первый и последний Президент СССР показал Ельцину из “особой папки”, в том числе копии секретных протоколов Молотова-Риббентропа о разделе Европы и материалы о расстреле в Хатыни.
Договорились, что сразу после обеда Горбачев вызовет телевизионщиков и запишет свое обращение к нации.
Обедали втроем: Президент России, Горбачев и Александр Яковлев. Горбачеву очень хотелось, чтобы за столом был кто-то из своих.
Ельцин пытался шутить, но быстро замолчал. Настроение у всех было скверное.  Так и обедали – в тишине.
Заявление Горбачева об отставке снимал Первый канал, Ельцин, правда, хотел, чтобы уход Президента СССР снимала бы команда Попцова, но Горбачев настоял на своем.
Текст указа Президента СССР о собственной отставке лежал перед Михаилом Сергеевичем на столе. Пока телевизионщики ставили зонтики, рассеивающие свет, и проверяли звук, Яковлев подошел к Горбачеву и произнес:
- Михаил Сергеевич, сделаем так, наверное. Вы скажете все, что хотите сказать, и тут же, в кадре, на глазах всей страны и телезрителей подпишите указ об отставке.
- Брось, - махнул рукой Горбачев. – Чего церемониться? Сейчас подпишу и все!
- Как сейчас? - не понял Яковлев.
- Смотри!
Горбачев взял авторучку и спокойно поставил под указом свою подпись.
Наступила тишина.
- Все, - сказал Горбачев. – Президента СССР у вас больше нет.
- Ручку подарите, Михаил Сергеевич, - попросил оператор телевидения. – Для истории. Сохраним в музее телевидения.
- А, держи.
Потом Горбачев быстро, без единого дубля, зачитал свое заявление:
 “Ввиду сложившейся ситуации с образованием СНГ, я прекращаю свою деятельность на посту Президента СССР. Принимаю это решение по принципиальным соображениям.
Я твердо выступаю за самостоятельность, независимость народов, за суверенитет республик.
События пошли по другому пути.
Убежден, что решение подобного масштаба должно было приниматься на основе народного волеизъявления.
Я покидаю свой пост с тревогой! Но с надеждой, с верой в вашу мудрость и силу духа. Мы - наследники великой цивилизации, и сейчас от всех и от каждого зависит, чтобы она возродилась к новой современной и достаточной жизни!”
Телевизионщики аплодировали.

5

Горбачев и Яковлев тут же вернулись в кабинет Президента СССР, теперь уже
бывший его кабинет, и Горбачев не выдержал: скинул пиджак и повалился на диван.
- Вот так, Саша. Вот так, - обратился он к Яковлеву. По его лицу потекли слезы.


* * *

Горбачеву предстояло передать Ельцину ядерные шифры. Он прошел в комнату, где его ожидали министр обороны Е. Шапошников и два полковника, которые везде и постоянно сопровождали главу государства, отвечая за “ядерный чемоданчик”. В специально отведенном помещении, без участия телевидения, было осуществлено переподчинение Ельцину офицеров, знающих ядерные шифры.
Поздно вечером 25-го декабря М.С. Горбачев и его немногочисленные соратники навсегда покинули Кремль, резиденцию, кабинет и примыкающую к нему Ореховую гостиную.


* * *

Так, накануне 69-ой годовщины образования СССР, была подведена черта под его бытием, созданного невероятным усилием и морями крови. Государственное образование исчезло без единого выстрела и без применения какой-нибудь грубой силы, при полном спокойствии всех народов СССР.
Получивший еще в 1990-ом году Нобелевскую премию мира, Горбачев ушел с поста Президента исчезнувшего СССР с высоко поднятой головой. Желая того, или помимо его желаний, он освободил Россию от семидесятилетней и человеконенавистнической власти. 25-го января 1991-го года М.С. Горбачев осознавал это с полной ясностью. Вечером он направился в сторону дачи, спокойно мечтал, чем займется дальше, вероятно, написанием мемуаров. Лично сам изложит свою автобиографию, как он, деревенский парень, достиг вершин власти такой великой страны, и почему, будучи ее руководителем, не смог не допустить ее развала.












6


Глава   первая

В 1955-ом году в Ставрополь командировали бригаду сотрудников Центрального управления комитета госбезопасности с заданием проверить работу краевого управления. Руководил бригадой полковник Эдуард Болеславович Нордман из 2-го главного управления, бывший белорусский партизан.
В Ставрополе Нордману предстояло заодно исполнить деликатное поручение заместителя председателя КГБ по кадрам Александра Ивановича Перепелицына, который прежде руководил белорусскими чекистами. Генерал-лейтенант Перепелицын попросил Нордмана присмотреть среди местных партийных работников человека, которого можно было бы сделать начальником Ставропольского областного управления госбезопасности. Перечислил критерии: молодой, не больше тридцати пяти, с высшим образованием, с опытом партийной работы.
У Нордмана в Ставрополе нашлись партизанские друзья. Секретарь крайкома по кадрам Николай Михайлович Лижин, который без колебаний посоветовал Нордману:
- Лучшей кандидатуры, чем Горбачев, ты не найдешь.
В то время Михаил Сергеевич только что был избран первым секретарем Ставропольского горкома партии. Нордман встретился с Горбачевым, и они вместе составили на Горбачева “объективку”.
Михаил Сергеевич Горбачев родился 2-го марта 1931-го года в селе Привольное Медведенского района Ставропольского края в крестьянской семье. Отец - Сергей Андреевич Горбачев (1909-1976) русский. Мать – Мария Пантелеевна Горбачева (девичья фамилия Гопкало) (1911-1995), украинка.
Дед по матери, Пантелей Ефимович Гопкало (1894-1953), происходил из крестьян Черниговской губернии, был старшим из пяти детей, в 13 лет переселился в Ставрополье. Ветеран Первой мировой войны, землю получил при советской власти, в 1920-ые годы участвовал в создании товарищества по обработке земли, в 1928-ом году вступил в ВКП (б) и стал председателем колхоза “Хлебороб”. В Привольном в 1930-ые годы был председателем колхоза “Красный Октябрь” в соседнем селе, в 20 километрах от Привольного. Пока Михаил не пошел в школу, жил у дедушки и бабушки. В 1937-ом году дед был арестован по обвинению в троцкизме.
В начале арестовали председателя исполкома района: его обвинили в том, что он якобы являлся руководителем “подпольной правотроцкистской контрреволюционной организации” Долго его пытали, добивались назвать участников организации, а он, не выдержав пыток, назвал 58 фамилий – весь руководящий состав района, в том числе деда Горбачева, заведовавшего в то время районным земельным отделом.
Вот протокол допроса Гопкало П.Е.:
- Вы арестованы, как участник контрреволюционной правотроцкистской  организации. Признаете себя виновным в предъявлении вам обвинений?
- Не признаю себя виновным в этом. Никогда не состоял в контрреволюционной организации.

7

- Вы говорите неправду. Следствие располагает точными данными о том, что вы являетесь участником контрреволюционной правотроцкистской организации. Дайте правдивые показания по вопросу.
- Повторяю, что я не был участником контрреволюционной организации.
- Вы говорите ложь. Вас уличают ряд обвиняемых, проходящих по этому делу, в проводимой вами контрреволюционной деятельности. Следствие настаивает дать правдивые показания.
- Категорически отрицаю. Никакой контрреволюционной организации не было.
Обвинительное заключение, в котором вменялось в вину Гопкало П.Е.:
а) срывал уборку урожая колосковых, в результате чего создал условия для осыпания зерновых; причастен к уничтожению колхозного скотопоголовья, для чего искусственно сокращал кормовую базу путем распашки сенокосных угодий, в результате колхозный скот довел до истощения;
б) тормозил развитие стахановского движения в колхозе, практикуя гонения против стахановцев.
На основании изложенного, обвиняется в антисоветской деятельности, являясь врагом ВКП (б) и Советской власти, и, будучи связан с участниками ликвидированной антисоветской правотроцкистской организации, по заданию последней проводил вредительскую подрывную работу в колхозе “Красный Октябрь”, направленную на подрыв экономической мощи колхоза...”
Находясь под следствием, дед провел в тюрьме 14 месяцев, вынес пытки и издевательства. От расстрела Пантелея Ефимовича спасли изменения “линии партии”, которые были приняты на февральском пленуме  1938-го года, посвященного  “борьбе с перегибами”. Пантелей Ефимович был оправдан, и в декабре 1939-го года снова стал председателем колхоза. Позже заведовал районным земельным отделом.
Михаил хорошо помнил, как зимним вечером вернулся дед домой, как сели за струганный крестьянский стол самые близкие родственники, и Пантелей Ефимович рассказал все, что с ним делали.
Добиваясь признания, следователь слепил его яркой лампой, жестоко избивал, ломал руки, зажимая их дверью. Когда эти “стандартные” пытки не давали результатов, придумали новую: напяливали на подследственного сырой тулуп и сажали на горячую плиту. Пантелей Ефимович выдержал и это, и многое другое.
Те, кто сидел вместе с ним в тюрьме, рассказывали, что после допросов деда отхаживали всей камерой.
Уже после отставки и крушения СССР Михаил Сергеевич заявил, что рассказы деда послужили одним из факторов, приведших его к неприятию советского режима.
Судьба второго деда (по отцу) – Андрея Моисеевича Горбачева, была поистине драматичной. Но в то же время и типичной для крестьянства. Отделившись от отца, дед повел свое хозяйство. В семье было шестеро детей. Но беда – только двое сыновей, а остальные дочери. Землю сельская община выдавала на мужчину. Семья была большая,  а надел небольшой. Надо было с имеющегося надела получить больше, и вся семья, от мала до велика, денно и нощно трудилась в хозяйстве.
Дед характером был крут и в работе беспощаден – даже к членам семьи. Но не

8

всегда работа приносила результаты, на которые надеялись – засуха за засухой. Семья постепенно из бедняков дотянулась до середняков. Подходило время замужества трех дочерей, значит, нужно, приданное готовить. Нужны деньги, а в крестьянском хозяйстве источник их получения один – продажа выращенного зерна и скота. Выручал еще сад. Дед любил заниматься садоводством и со временем вырастил огромный сад – что только в нем ни росло. Он знал толк в прививках, и на одной яблоне вдруг выросли яблоки трех сортов. Сад приносил много пользы и был источником радости для семьи.
В 1929-ом году старший сын Сергей, отец М. Горбачева, женился на дочери соседа – Гопкало. Сначала молодые жили в доме деда Андрея, но скоро отделились. Пришлось делить землю. Коллективизацию дед Андрей не принял и в колхоз не вступил – остался единоличником.
В 1933-ем году на Ставрополье разразился голод. Голод был страшный. В Привольном вымерла, по меньшей мере, треть, если не половина села. Умирали целыми семьями. Трое детей у деда Андрея умерли от голода. А его самого весной 1934-го года арестовали за невыполнение плана посева – крестьянам-единоличникам устанавливалась властями  норма. Семян не было и план выполнять оказалось деду нечем. Как “саботажника” его  отправили на принудительные работы на лесоповал в Иркутскую область.
Дед Андрей в лагере работал добросовестно, и через два года, в 1935-ом году, его освободили досрочно. Вернулся в Привольное с двумя грамотами ударника труда. Он сразу вступил в колхоз. Поскольку работать он умел, то скоро стал руководить колхозной свинофермой, и она постоянно занимала в районе первые места. Опять дед стал получать почетные грамоты.
Перед самой войной жизнь как-то стала налаживаться, входить в колею. В магазинах появился ситец, керосин. Колхоз начал выдавать зерно на трудодни.
В свободное от работы время, по воскресеньям, семьями выезжали отдыхать в лесополосы. Мужчины пели протяжные русские и украинские песни, пили водку, иногда дрались.
В один из таких выходных дней, 22-го июня 1941-го года, утром пришла страшная весть - началась война. Все жители Привольного собрались у сельского Совета, где был установлен радиорепродуктор, и, затаив дыхание, слушали выступление Молотова.


* * *

Во время войны, когда Михаилу было 10 лет, отец ушел на фронт. Правда, отцу, как и другим механизаторам, дали временную отсрочку – шла уборка хлеба, но в августе призвали и его. Вечером повестка, ночью сборы. Утром сложил вещи на повозку и отправился за 20 километров в райцентр. Вместе с отцом шли и другие члены семьи, от которых всю дорогу слышались нескончаемые напутствия. В райцентре распрощались. Там последний раз отец купил Михаилу мороженое и балалайку на память.
К осени кончилась мобилизация, и остались в селе только женщины, дети, старики да кое-кто из больных мужчин. И уже не повестки, а первые похоронки стали приходить в
9

Привольное. Опять по вечерам со страхом ждали конского топота. Остановится посыльный у чьей-то хаты – тишина, а через минуту – страшный, нечеловеческий, невыносимый вой. Ясно, рассыльный привез похоронку.
Зима военной поры была ранней и суровой. Первый снег повалил 8-го октября. И какой это был снегопад! Мощным слоем метель накрыла село. Часть хат вместе с постройками, скотом, птицей – оказалась под сугробами. Тем, кто очутился в домах, из которых невозможно было выбраться, соседи делали проходы, тоннели, откапывали их.
Снег пролежал до весны. Трудно было ухаживать за скотом. Совсем плохо – с кормлением колхозных животных: сено осталось на полях, а дороги замело. Что-то надо было делать. С большим трудом пробили все же дорогу, начали возить сено. Все это делали молодые женщины, и среди них мать Горбачева.
Но в один из метельных дней она и несколько других женщин из поездки не вернулись. Прошли сутки, двое, трое, а их нет. Лишь на четвертый день сообщили, что женщин арестовали, и держат в районной тюрьме. Оказалось, они сбились с пути и нагрузили сани сеном со стогов, принадлежавших государственным организациям. Охрана их и забрала. Эта история едва не обернулась драматическим финалом. За “расхищение соцсобственности” суд в ту пору был скорый и строгий. Спасло одно – все “расхитители” были женами фронтовиков, у всех дети, да и брали они корма не для себя, а для колхозного скота.
Изнурительный труд в колхозе и домашнем хозяйстве, недостаток во всем: полураздетые и полуголодные дети, страх за мужей - трудно перечесть все тяготы, свалившиеся на женщин. Но они находили в себе силы каждый день снова и снова  идти на работу, стойко нести свой тяжелый крест.
С уходом отца на фронт многое по дому пришлось делать и Мише. А с весны
1942-го года прибавилось забот по огороду, с которого кормилась семья. Его мать засветло вставала, начинала копать или полоть, затем передавала начатое ему, а сама шла на колхозное поле.
С конца лета 1942-го года от Ростова через Привольное покатилась волна отступления. Брели люди – кто с рюкзаками или мешками, кто с детской коляской или ручной тачкой. Меняли вещи на еду. Гнали коров, табуны лошадей, овечьи отары.
Собрав свои пожитки, ушли неизвестно куда его бабушка Василиса и дед Пантелей. На сельской нефтебазе открыли цистерны, и все горючее спустили в мелководную речушку Егорлык. Жгли неубранные хлебные поля.
27-о июля 1942-го года советские войска оставили Ростов. Отступали беспорядочно. Шли хмурые, усталые солдаты. На лицах – печаль горечи и вины. Бомбовые взрывы, орудийный грохот, стрельба слышались все ближе, как бы обтекая с двух сторон Привольное. Вместе с соседями выкопали на спуске к реке траншею, откуда Миша впервые увидел залп “катюши”. По небу со страшным свистом летели огненные стрелы...
И вдруг – тишина. Два дня тишины. Ни советских, ни немецких войск. А на третий день со стороны Ростова в село ворвались немецкие мотоциклисты. Оказалось, это 
немецкая разведка. А вскоре вступила в село и немецкая пехота. За три дня немцы заполонили Привольное. С этого семья времени 5 с лишним месяцев провела в оккупации.

10

21-22-го января 1943-го года эти районы были освобождены советскими войсками ударом из-под Орджоникидзе. После освобождения пришло извещение, что отец “погиб”. А через несколько дней от отца дошло письмо, высланное, что он жив, похоронку прислали по ошибке.
Отец Горбачева был награжден двумя орденами Красной Звезды и медалью “За отвагу”.
Много о том, где воевал отец Горбачева, Михаил знал по его рассказам. После мобилизации отец попал в Краснодар, где при пехотном училище была сформирована отдельная бригада под командованием подполковника  Колесникова. Первое боевое крещение бригада получила уже в ноябре-декабре 1941-го года в боях под Ростовом в составе 56-ой армии Закавказского фронта. Потери бригады были огромны: убито 440, ранено120, пропало без вести 651 человек. Отец его остался жив. Затем до марта 1942-го года держали оборону на реке Миасс. И опять большие потери. Бригаду отправили в Мичуринск для переформирования в 161-ую стрелковую дивизию, после чего на Воронежский фронт в 60-ую армию.
Отец рассказывал, как под непрерывными бомбежками и ураганным арт-огнем переправлялись они через Днепр на рыбачьих подгонках, “подручных средствах”, самодельных плотах и паромах. Отец командовал отделением саперов, обеспечивающих переправу минометов на одном из таких паромов. Среди разрывов бомб и снарядов плыли они на огонек, мерцавший на правом берегу. И хотя это было ночью, казалось ему, что вода в Днепре от крови стала багровой.
Когда война окончилась, Михаилу Горбачеву было 14 лет. Его поколение – поколение детей войны. Война опалила их, наложила свой отпечаток на их характеры и на все их мировосприятие.


* * *

Учебу в школе Михаил Сергеевич возобновил в 1944-ом году, после двухлетнего перерыва. Никакого особого желания учиться он не испытывал. Да к тому же, честно говоря, и идти-то в школу было не в чем. Отец с фронта прислал письмо матери: продай все, одень, обуй, книжки купи и пусть Михаил обязательно учиться. Настаивал на учебе дед Пантелей – надо учиться. Пошел в школу перед самыми ноябрьскими праздниками, когда уже первая четверть кончалась.
Пришел он, сидит, слушает, ничего не понимает – все забыл. Не досидел до конца занятий, ушел домой, бросил единственную имевшуюся у него книжку и твердо сказал матери, что больше в школу не пойдет. Мать заплакала, собрала какие-то вещички и ушла. Вернулась вечером без вещей, но с целой стопкой книг. Михаил стал их пересматривать, читать. Вероятно, в эту ночь в нем произошли перемены, утром он встал и пошел в школу. Год закончил с похвальной грамотой, да и все последующие годы заканчивал с отличием.
Школа в селе была восьмилеткой. 9-ый и 10-ый класс Михаилу пришлось кончать  в районной средней школе. Это примерно в 20 километрах. Жил он на квартире в

11

райцентре, как и другие ребята-односельчане, раз в неделю ездил, или ходил в село за продуктами.


* * *

Михаил Сергеевич совмещал учебу в школе с периодической работой в МТС и в колхозе. С 15 лет работал помощником комбайнера МТС
Сказать, что работа на комбайне была труднее – значит, не сказать ничего. Это был тяжкий труд: по 20 часов в сутки до полного изнеможения. На сон лишь 3-4 часа. Ну, а если погода сухая и хлеб молотится, то тут уже лови момент – работали без перерыва, на ходу подменяли друг друга у штурвала. Воды попить было некогда. Жарища – настоящий ад, пыль, несмолкаемый грохот железа. Со стороны посмотреть на комбайнеров – одни глаза и зубы. Все остальное – сплошная корка запекшейся пыли, смешанной с мазутом.
Таким был труд крестьян. Но достаток в дом он не приносил. Вся надежда была на приусадебный участок. Выращивали на нем все, и можно было бы кое-как свести концы с концами. Но каждый крестьянский двор облагался всяческими налогами и поставками государству. Не имело значения, держишь ты скот или нет. Все равно отдай 120 литров молока, сдай масло, сдай мясо. Налогами облагались фруктовые деревья, и, хотя урожай они давали не каждый год, налоги ты должен был платить ежегодно. И крестьяне... вырубали сады.
Бежать – не убежишь, не давали крестьянам паспорта. А без паспорта – до первого милиционера. Да и не возьмут никуда на работу в городе. Один шанс: завербоваться через “оргнабор” на какую-нибудь “великую стройку”. Чем же это отличалось от крепостничества? Даже спустя годы, выступая с докладом об аграрной политике, Горбачев с трудом удерживался от самых разных оценок и формулировок, потому что знал, что это такое – крестьянская жизнь.
Даже в поле во время уборки работникам привозили скудную еду. Зато уже, если за сутки 30 гектаров обмолотишь, тут тебе, по установленным правилам, полагалась “посылка”. Специально для тебя что-то готовили – вареники с маслом, мясо варилось или, еще лучше, давали банку меда и обязательно две поллитровки водки. Хотя водка Михаила не интересовала, был такой обед вкуснее всего на свете. Не “посылка”, а дар Божий... Праздник!
Ну, а насчет водки, то другие работники бригады однажды сыграли с ним злую шутку. Это было в 1946-ом году. Закончилась уборка, и механизаторы решили “обмыть” окончание первой после войны страды – хоть и неудачный был год, а как-никак дело сделано. Купили ящик водки, где-то достали спирт. Собрались в полевом вагончике, сидят, выпивают, закусывают, всякие байки рассказывают.
Надо сказать, мужики в бригаде все крепкие были, молодые, но бывалые -  в большинстве своем фронтовики. Отцу в то время было 37 лет. Михаил младший – 15 лет, сидел, ел да слушал их разговоры.
Тут бригадир стал приставать к Михаилу: “Ты что же так сидишь? Уборка
закончена. Пей, давай! Пора уже настоящим мужиком быть”. Михаил посмотрел на отца –
12

он молчит, посмеивается. Поднесли Михаилу кружку... Он думал водка, оказался спирт. А
для его питья существовала особая технология: надо было на выдохе выпить, а потом сразу же, не переводя дыхание, запить холодной водой. А он так.
Что с ним было?! Механизаторы покатились от смеха, и больше всех смеялся отец. Урок действительно пошел на пользу – никакого удовольствия от водки или спирта он потом не получал. Тут же, в отместку, сговорились подшутить над бригадиром, устроившим Михаилу это испытание. Налили ему в кружку спирта, а вместо воды для запивки подсунули вторую кружку, но не с водой, а со спиртом. Бригадир выдохнул, хватил первую кружку, потом вторую... Все опять от хохота покатились. А он – только крякнул. Крепкий мужик. Вообще, все они хорошими товарищами были, можно сказать, друзьями. В трудной жизни помогали друг другу. И работать умели, как надо.
Трудно, очень трудно давался хлеб в те годы. 1946-ой год был неурожайный. Случилась засуха. Во многих городах уже разразился голод. На Ставрополье хлынули сталинградцы – голод гнал людей – предлагали в обмен на хлеб все, что имели. Менять-то нечего было, сами ставропольцы еле-еле концы с концами  сводили.
1947-ой год для страны стал более удачным. Сразу после окончания войны народу было обещано, что через год карточную систему снабжения продовольствием и промтоварами отменят. Засуха 1946-го года вынудила отложить это мероприятие на год. И вот декабрь 1947-го год – карточки, наконец, отменили. Событие действительно праздничное, но по этому поводу особой радости не было. Для Ставрополья и этот год оказался неурожайным. Кое-как перезимовали. Вся надежда на урожай 1948-го года. И действительно этот год был урожайным. И тогда с 1947-го года действовал Указ Президиума Верховного Совета СССР: намолотил на комбайне 10 тысяч центнеров зерна – получай звание Героя Социалистического Труда, 8 тысяч – орден Ленина. Михаил с отцом намолотили 8 тысяч 888 центнеров. Отец получил орден Ленина, а Михаил орден Трудового Красного Знамени. Было ему 17 лет и это самый дорогой для него орден. Сообщение о награде пришло осенью. Михаил был очень рад.
В 1947-ом году, 7-го сентября, у Михаила появился брат, которого назвали Александром.
В 10-ом классе в 19 лет Михаил стал кандидатом в члены КПСС


* * *

В 1950-ом году окончил школу с серебряной медалью.
Михаилу исполнилось 19 лет, возраст призывной, и надо было решать – что делать? Отец высказал свое мнение:
- После школы – смотри сам. Хочешь – будем работать вместе. Хочешь – учись дальше, чем смогу – помогу. Но дело это серьезное, и решать – только тебе.
Михаил решил однозначно продолжать учиться. Его одноклассники подавали заявление в вузы Ставрополья, Краснодара, Ростова. Он же решил, что должен поступать
не иначе, как в самый главный университет – Московский государственный университет им. Ломоносова на юридический факультет.
13

Что такое юриспруденция и право, он еще себе представлял довольно туманно. Но положение судьи или прокурора ему импонировало. Направил документы в приемную
комиссию юрфака, стал ждать. Проходят дни, никакой реакции. Посылают телеграмму с оплаченным ответом, и приходит уведомление: “Зачислен с предоставлением общежития”, то есть, принят по высшему разряду, даже без собеседования. Видимо, повлияло все: и “рабоче-крестьянское происхождение”, и трудовой стаж, и то, что он уже был кандидатом в члены партии, и, конечно, высокая правительственная награда.
Итак, он – студент Московского университета. Первые недели и месяцы чувствовал себя не очень уютно. Нужно сопоставить: село Привольное и... Москва. Слишком велика разница и слишком большая ломка. Все для него было впервые: Красная площадь, Кремль, Большой театр – первая опера, первый балет, Третьяковка, музей изобразительных искусств имени Пушкина, первая прогулка на катере по Москве-реке, экскурсия по Подмосковью, первая Октябрьская демонстрация... И каждый раз ни с чем несравнимое чувство узнавания нового.
С самого начала учеба в университете захватывала Михаила. Она поглощала все время, учился он жадно, азартно. Друзья-москвичи подтрунивали: многое, что для него было новым, им было известно со школьной скамьи. Ведь он-то оканчивал сельскую школу.
5-го марта 1953-го года в аудитории № 16, где обычно читались общекурсовые лекции, вошел преподаватель и трагическим голосом, сквозь слезы сообщил о последовавшей на 74-ом году безвозвратной кончине Сталина. Среди студентов были люди из числа тех, чьи родственники пострадали от репрессий, кто тогда уже – в той или иной мере осознал тоталитарную сущность режима. Однако основная масса студенчества глубоко и искренне переживала эту смерть, воспринимая ее, как трагедию для страны. Примерно такие чувства охватили и Горбачева.
В те дни, казалось, не было задачи более важной, чем проститься со Сталиным. Группа сокурсников, и среди них Горбачев, пошли на проводы. Медленно, с трудом, продвигались целый день, часами стоя на одном месте. Успешно перешли переулками Трубную площадь, где произошла страшная давка, стоившая жизни многим участникам скорбного похода. Квартал за кварталом двигались целую ночь. Наконец, дошли до гроба. “Что будет с нами?” – таков, разумеется, был главный вопрос, который в мартовские дни 1953-го года вставал перед всеми, независимо от отношения к Сталину. Вопрос был неизбежен, ибо усопший олицетворял собою всю систему.
Вскоре появились симптомы перемен. Было прекращено “дело врачей”. Летом, находясь в Ставрополье, Михаил узнал об аресте Берии. Обозначилась оттепель в среде культуры. Все это, конечно, не могло отозваться в университетской среде.
Годы учебы в университете были для Михаила не только необычайно интересными, но и достаточно напряженными. Аудиторные и самостоятельные занятия чуть ли не ежедневно занимали минимум 12-14 часов. Приходилось восполнять пробелы сельской школы. Скромное приземистое здание, кажется, бывшая солдатская казарма на
Стромынке, рядом со студенческим общежитием располагался студенческий клуб. В
клубе работали многочисленные кружки, начиная с домоводства и кончая кружком бальных танцев. Время от времени в стенах клуба устраивались танцевальные вечера.

14

Михаил бывал там довольно редко – предпочитал книги.
Но его друзья по курсу заглядывали туда частенько, а потом бурно обсуждали достоинства своих партнерш.
В один из вечеров Михаил сидел над какой-то книгой, когда в комнату заглянул Володя Литерман и Юра Топилин.
- Миша, говорят, там такая девчонка! Новенькая! Пошли!
- Ладно, - ответил он, - идите, догоню.
Ребята ушли, Михаил попробовал продолжить занятия, но любопытство пересилило. И он пошел в клуб. Пошел, не зная того сам, навстречу своей судьбе.
Уже от дверей зала увидел длинного, но как всегда по-военному подтянутого Топилина, танцевавшего с незнакомой девушкой. Музыка смолкла. Михаил подошел к ним, и они познакомились.
Раиса Титаренко училась на философском факультете, который помещался в том же здании, что и юридический, жила в общежитии на той же Стромынке.
С этой встречи для Михаила начались мучительные и счастливые дни.
Михаилу казалось, что при первой встрече он не вызвал у Раи никаких эмоций. Она отнеслась к нему спокойно и равнодушно. Вторая их встреча была в комнате общежития, где они жили. Соседи Горбачева пригласили девушек, которые жили в одной комнате с Раей к себе на чай. Среди девушек была и Рая.
Михаил хотел еще встретиться с Раей, завязать с ней разговор. Но шли недели, месяц, другой. Лишь в декабре 1951-го года такой случай, наконец, представился. Как-то вечером, закончив занятия, он отправился в клуб. Там проходила очередная встреча с деятелями культуры, зал был заполнен до отказа. Объявили перерыв, и, выискивая знакомых, Михаил пошел по проходу к сцене. Продвигаясь вперед, скорее почувствовал, прежде чем увидел, что на него кто-то смотрит. Михаил поздоровался с Раисой, сказал, что ищет свободное место.
- Я как раз ухожу, - ответила она, поднимаясь, - мне здесь не очень интересно.
Ему показалось, что с ней происходит что-то неладное, и он предложил пойти вместе. Она не возражала, и они вдвоем вышли из клуба. Побродили по общежитию, разговорились о том, о сем. По студенческим меркам было еще рановато – около десяти часов, и Михаил пригласил ее погулять по городу. Раиса согласилась, через несколько минут они встретились и направились по Стромынке в сторону клуба имени Русанова.
Гуляли долго, говорили о многом, но более всего о предстоящих экзаменах и студенческих делах. На следующий день встретились снова и скоро все свободное время они проводили вместе. Все остальное в жизни Михаила как бы отошло на второй план.
Все чаще Михаил стал посещать комнату общежития, где жила Рая, познакомился и с ее подругами и их друзьями – Мерабом Мамардашвили и Юрием Левадой (первый позднее стал известным философом, второй – столь же известный социолог). Собеседники они были интересные, но Михаил интуитивно чувствовал, что Рае, как и ему, гораздо больше нравилось быть вдвоем. Поэтому предпочтение отдавали не “посиделкам”, а
прогулкам по улицам.
Но в один из зимних дней произошло неожиданное. Как обычно, они встретились после занятий в дворике МГУ на Маховой. Решили на Стромынку идти пешком. Но всю

15

дорогу Рая больше молчала, нехотя отвечала на вопросы Михаила. Михаил чувствовал что-то неладное и спросил прямо, что с ней. И услышал: “Нам не надо встречаться. Мне все это время было хорошо. Я снова вернулась к жизни. Тяжело пережила разрыв с человеком, в которого верила. Благодаря тебе. Но я не выдержу еще раз подобное. Лучше всего прервать наши отношения сейчас, пока не поздно...”
Они долго шли молча. Уже подходя к Стромынке, Михаил сказал Рае, что просьбу ее выполнить не может, для него это было бы просто катастрофой. Это и стало его признанием в чувствах к ней.
Вошли в общежитие, проводил Раю до комнаты, и, расставаясь, Михаил сказал,  что будет ждать ее на том же месте, в дворике у здания МГУ, через два дня.
- Нам не надо встречаться, - опять решительно сказала Рая.
- Я буду ждать.
И через два дня они встретились.
Они снова все свободное время проводили вдвоем. Бродили по московским бульварам, делились сокровенными мыслями, с удивлением и радостью находили друг в друге все то, что их сближало.
В июне 1952-го года, в одну из белых ночей, они проговорили в садике общежития на Стромынке до утра. В ту июньскую ночь, может быть, до конца поняли: они не могут и не должны расставаться. Жизнь показала: друг в друге они не ошиблись.
Через год решили пожениться. Но вставали обычные в таких случаях вопросы: где будут жить, что скажут родителям о “студенческом браке”, а главное, на какие средства будут существовать? На две мизерные стипендии, на помощь (скорее символическую) из дома?
В 1952-ом году Михаил Горбачев был принят в КПСС.
На отдельную комнату в общежитии на Стромынке рассчитывать не приходилось. Но молодость есть молодость. После окончания третьего курса Михаил поехал в родные края, сообщил родителям о своем решении, отработал весь сезон механизатором на машинотракторной станции. Трудился больше чем усердно. Отец посмеивался: “Новый стимул появился”.
Перед отъездом в Москву продали с отцом десять центнеров зерна, и вместе  с денежной оплатой получилась почти тысяча рублей – сумма по тем временам значительная, раньше он такие деньги в руках не держал. Так что материальная база под их “семейные” планы была подведена.
В Москву приехал раньше на несколько дней, чтобы встретить Раю, ездившую на каникулы к родителям. Во время одной из первых совместных прогулок  они проходили мимо Соколовского ЗАГСа.
Михаил предложил:
- Давай зайдем!
Зашли, выяснили, какие документы необходимы для оформления брака. А 25-го сентября 1953-го года они вновь переступили порог этого почтенного учреждения, где и получили за № РВ 047489 свидетельство о том, что гражданин Горбачев Михаил
Сергеевич, 1931-го года рождения, и гражданка Титаренко Раиса Максимовна, 1932-го
года рождения,  вступили в законный брак, что соответствующими подписями и печатью

16

удостоверялось. Получилось несколько прозаично, но быстро.
Свадьбу сыграли немного позже – 7-го ноября, в день революционной годовщины. К этому сроку на деньги, заработанные летом, в ателье на Кировской из итальянского крепа Райчонке сшили красивое платье. Выглядела она в нем просто потрясающе. Михаилу пошили первый в его жизни костюм из дорогого материала, который назывался “ударник”. Так что к торжеству они были готовы. Вот только на белые туфли невесте денег уже не хватило. Пришлось брать взаймы у подруги.
Праздновали свадьбу в диетической столовой на той же Стромынке. Собрались их друзья-сокурсники. Стол был студенческий – преобладал неизменный винегрет. Пили шампанское и “Столичную”. Тост следовал за тостом. Один из друзей умудрился посадить на свой роскошный “заграничный” костюм здоровенное масляное пятно. Было шумно и весело. Много танцевали. Получилась настоящая студенческая свадьба.
После свадьбы начался несколько “странный” период их семейной жизни. Почти целый день вместе, а поздно вечером каждый уходил в свою стромынскую густонаселенную “нору”.
Отдельные комнаты получили они лишь осенью, когда переехали в общежитие на Ленинских горах, где разместили студентов естественных факультетов и старшекурсников-гуманитариев.
Получить отдельную “семейную” комнату не удалось. Наоборот. Беспокоясь о  нравственности, ректорат реализовал уникальный вариант размещения студентов. Все общежитие поделить на две части: мужскую и женскую. Раю поселили в “зоне Г”, а Михаила в “зоне В”. Вход в ту “другую зону” ограничивался строгой системой пропусков. С трудом удалось добиться разрешения на ежедневное посещение.  Причем каждый раз Михаил носил с собой  паспорт с отметкой о регистрации брака. Но и это никак не помогало: ровно в 11 часов вечера у Раисы в комнате раздавался пронзительный телефонный звонок дежурной по этажу: “у вас посторонний”.
Но пришел декабрь 1953-го года, собралась первая после смерти Сталина университетская комсомольская конференция, и делегаты-студенты устроили членам ректората нещадный разнос за ханжество. По ходу конференции выпускались сатирические плакаты по фактам жизни университета. И вот на одном из них (длиною в
4-5 метров) нога ректора, а под его ботинками свидетельство о браке.
Выступление комсомола было резким и решительным. Все было пересмотрено и изменено. Студенты стали жить по факультетам. Восстановилось нормальное общежитие. Жизнь вошла в естественное русло. Теперь уже и у Горбачевых случались и семейные завтраки, и ужины, а то и обеды. К ним заглядывали приятели. В общем, они были счастливы, и Миша уже начинал себя чувствовать настоящим семьянином.


* * *

Летом 1954-го года Михаил и Раиса поехали на Ставрополь. Михаилу казалось, что
родители его выбор примут с восторгом. Но у родителей (как он понял потом, став отцом),
существуют всегда свои представления о “выборе”. Отец отнесся к Раисе с любовью,
17

кстати, как и бабушка Василиса, мать – настороженно, ревниво. И от этого первого знакомства она осталось такой навсегда. Иными словами, “сентиментального путешествия” явно не получилось.
На последнем курсе Михаил проходил практику в Москворецком районном суде и Киевском райисполкоме Москвы. Проходя практику в райисполкоме, Михаил собрал часть материалов для написания дипломной работы. Дипломную работу Михаил подготовил в срок. Защита прошла успешно. Оценка – “отлично”.
Пять лет учебы прошли. Для выпускников наступали самые беспокойные дни -  распределение на работу.
У Раисы Максимовны все это время было позади. Окончив университет на год раньше, она поступила в аспирантуру, сдала кандидатские экзамены, работала над диссертацией, будущее сулило ей научную карьеру в столице.
Михаилу тоже сделали предложение – пойти в аспирантуру по кафедре колхозного права, но принять он его не мог по принципиальным соображениям. С так называемым “колхозным правом” его отношения были выяснены до конца. Он считал эту дисциплину абсолютно ненаучной.
Впрочем, как секретарь комсомольской организации, Михаил входил в комиссию по распределению, и был направлен в Ставрополь в краевую прокуратуру. По распределению работал 10 дней – с 5-го по 15-ое августа 1955-го года. По собственной инициативе был приглашен на освобожденную комсомольскую работу, стал заместителем заведующего отделом агитации и пропаганды Ставропольского крайкома ВЛКСМ, с
1956-го года – первым секретарем Ставропольского горкома комсомола.


* * *

Подходили перемены и в личной жизни Горбачевых. 5-го января 1957-го года Раисе Максимовне исполнилось 25 лет, а 6-го января родилась дочь Ирина. Жизнь их теперь значительно осложнилась. Квартировались они в Ставрополье на Казанской улице. Магазины, рынок – далеко, в центре города. За водой приходилось бегать к водозаборной  колонке, туалет во дворе, уголь и дрова там же.
По случаю рождения ребенка Раисе был предоставлен отпуск 55 дня, а дальше нужно работать, на одну зарплату жить было невозможно. На время нашли няню. Никакого детского питания не было и в помине. Чтобы кормить ребенка, Раиса бегала домой в течение дня. Семья Горбачевых бедствовала по-настоящему. Только когда дочери исполнилось два года, ее стали носить в ясли.
Насмотревшись на Горбачевскую маету, коллеги стали хлопотать о квартире. И они получили две комнаты в так называемом “административном” доме, в котором два верхних этажа были построены под жилье, а нижний – для расположения всякого рода учреждений.
Но городу недоставало жилья, и первый этаж тоже был использован для проживания людей. После заселения он превратился в огромную девятикомнатную

18

коммунальную квартиру. С общей кухней и туалетом. Горбачевы прожили там три года и только потом получили двухкомнатную отдельную квартиру.


* * *

Весной 1958-го года Горбачева избрали делегатом на XIII съезд ВЛКСМ.
25-го апреля 1958-го года на расширенном пленуме Ставропольского крайкома комсомола бывшего второго секретаря В. Мироненко избрали первым, а Горбачева вторым секретарем. А когда в марте 1961-го года Мироненко перешел на партийную работу и возглавил Изобильненский райком КПСС, Горбачев стал первым секретарем крайкома ВЛКСМ и пробыл на этом посту до апреля 1962-го года. С марта 1962-го года Горбачев парторг Ставропольского крайкома КПСС. Именно в это время с Горбачевым встречался по поручению руководства Нордман и составили вместе курсовку на перевод Горбачева в Москву в управление КГБ.


* * *
Вернувшись в Москву, Нордман представил курсовку на перспективного партийного работника генералу Перепилицыну. Заместителю председателя комитета кандидат понравился.
- То, что надо, молодой, прошел по партийной лестнице.
Перепелицын пошел к председателю КГБ Семичастному. Но Владимир Ефимович с порога отверг предложение:
- Горбачев? Не подойдет, его даже не предлагайте.
Почему тогдашний председатель КГБ отверг предложенную кандидатуру, теперь уже не узнать. Владимир Ефимович ушел из жизни.


* * *

В 1960-ом году первым секретарем крайкома КПСС стал Федор Давыдович Кулаков. Кулаков был родом из крестьян Курской области, жизнь деревни знал хорошо.
Пришел Кулаков на эту должность, когда ему было 42 года. От предшественников его отличали не только молодость, но и завидная решимость,
открытость характера, человеческое обаяние.
С приходом Кулакова краевая партийная машина заработала с большими оборотами. Это сказывалось на всем, прежде всего, на работе кадров. Многое
изменилось и в жизни Горбачева. После избрания его первым секретарем крайкома комсомола и кандидатом в члены бюро крайкома партии Горбачев стал все больше заниматься партийной работой: поездки в районы, участие в подготовке решений, в

19

обсуждениях на пленумах и активах разнообразных вопросов. Особенно много времени уходило на заседания бюро крайкома. Кулаков давал все новые и новые поручения, как бы присматривался к Горбачеву, изучал, на что тот способен.
В январе 1962-го года на отчетно-выборной конференции Горбачева повторно избрали первым секретарем крайкома ВЛКСМ, а всего через несколько недель 
Ф.Д. Кулаков вызвал к себе Горбачева, и предложил перейти с комсомольской на партийную работу, возглавить новый институт – парторгов крайкома КПСС в территориальных производственных колхозах – совхозных управлениях. И в марте
1962-го года Горбачев стал парторгом крайкома по Ставропольскому управлению, объединившему три пригородных сельских района: Шпаковский, Груновский и Кочубеевский. Отбору на должность парторгов придавалось настолько важное значение, что Горбачева, как и других, в этой связи с назначением на эту должность приглашали на беседу в ЦК КПСС.
Новое дело захватило Горбачева полностью. Целыми днями, часто прихватывая и ночи, он колесил по хозяйствам и трудился над созданием новых структур управления, веря в то, что ставка на профессионалов обязательно даст свои плоды. Оставаясь кандидатом в члены бюро крайкома, Горбачев часто встречался с Кулаковым, и он, как прежде, давал Горбачеву различного рода задания, приглашал в поездки по краю.
В конце ноября по решению Пленума ЦК началось “великое” разделение партийных организаций по производственному принципу. Кулаков пригласил Горбачева к себе, и как гром среди ясного неба – предложил перейти на работу в аппарат формировавшегося сельского крайкома заведующим отделом партийных органов. С 1-го января 1963-го года Горбачев приступил к новым обязанностям. Круг вопросов, которыми занимались работники отдела, был достаточно широк: от организаторской работы в парторганизациях края, “курирование” советов, профсоюзов, комсомола до компетенции отделов кадров.
Работа Горбачева в отделе партийных органов сблизила его с Кулаковым. По установленному порядку заведующего этим отделом курировал непосредственно первый секретарь крайкома. Встречались они чуть не ежедневно, и между ними были деловые взаимоотношения.


* * *

Кулаков готовил Горбачева, конечно, не на смену себе, но получилось так, что Михаил Сергеевич последовательно занимал кресла, которые освобождал ему Федор Давыдович – сначала в Ставрополе, затем в Москве. Кулакова забрали в Москву и
поставили заведовать сельскохозяйственным отделом, избрали секретарем ЦК КПСС, ввели в Политбюро. Федор Давыдович следил за судьбой своего выдвиженца.




20


* * *
Кулаков принимал самое непосредственное участие в “подготовительном процессе” смещения Хрущева. Он входил в группу секретарей, которых вызвали в Москву накануне октябрьского Пленума для выполнения особой задачи. Они должны были предъявить свой счет Хрущеву в случае, если у членов Президиума ЦК не хватит аргументов, убеждающих добровольно уйти в отставку. И эту готовность Кулакова Брежнев оценил. Сразу после октябрьского Пленума Федора Давыдовича утвердили заведующим сельскохозяйственным отделом ЦК, а через 11 месяцев, в сентябре 1965-го года, избрали секретарем ЦК КПСС.
Леонид Николаевич Ефремов был известным в партии и стране человеком. За его плечами был многолетний опыт второго секретаря и председателя облисполкома в Куйбышеве, первого секретаря обкома в Курске и Горьком. В 1962-ом году он стал первым заместителем председателя бюро ЦК КПСС по РСФСР. Возглавлял бюро сам Хрущев, но вся текущая работа лежала на замах – Ефремове и Кириленко, которые находились как бы в равном положении и как кандидаты входили в состав Президиума ЦК КПСС.
Участие в подготовке октябрьского “дворцового переворота” Ефремов не принимал. События его застали в командировке.
В Улан-Удэ о Пленуме заранее не известили, а когда узнали и бросились в аэропорт, Ефремову сказали, что самолет не в порядке, вылет откладывается. Нет сомнения, что это была запланированная задержка.
Дело в том, что за Ефремовым прочно закрепилась репутация рьяного сторонника Хрущева. Вернувшись в Москву, он присоединился к критике Хрущева, но, как и Микоян, высказался за то, чтобы оставить Никиту Сергеевича на прежнем посту.
Наверное, именно из этого и исходили в Президиуме ЦК после снятия Хрущева, когда решили направить Ефремова в Ставрополь, оставив его кандидатом в члены Президиума ЦК. В ноябре 1964-го года Пленум ЦК КПСС по докладу Подгорного постановил вновь объединить промышленные и сельские области и краевые партийные организации. И с 8-го декабря Ефремов возглавил оргбюро, которому предстояло решить эту задачу на Ставрополье.
Теперь же когда надо было вновь создавать единый аппарат обоих крайкомов, Горбачев, как заведующий отделом партийных организаций сельского крайкома, оказался в его эпицентре.
Ефремов вызвал Горбачева с предложением по составу бюро и аппарата объединенного крайкома. Посмотрел, что он ему принес, и не найдя фамилии Горбачева, удивился:
- А сам-то где собираешься работать?
Горбачев ответил, что его желание – вернуться в район или город.
- Ладно, посмотрим, - сказал Ефремов и предложил со всеми материалами выехать в Москву.
Едва Горбачев приехал в Москву, зашел в орготдел ЦК, ему говорят:

21

- Ефремов просил позвонить ему до всяких бесед и обсуждений.
Горбачев набрал номер.
- Ты еще нигде не был? – сразу же спросил Ефремов. – Очень хорошо. Я тебя прошу иметь в виду: мы тут договорились, что ты пойдешь на секретаря Ставропольского горкома партии.
- Это вполне совпадает с моими намерениями, - ответил Горбачев.
После этого разговора Горбачев приступил к согласованию новых назначений. Но поздно вечером вновь раздался звонок от Ефремова:
- Михаил Сергеевич, слушай, мы тут поговорили, и я решил, что все-таки будем с тобой работать вместе.
- Конечно, - не понял Горбачев, - будем работать вместе.
- Да нет же, - перебил Ефремов, - я имею в виду, что ты будешь заведующим орготделом в крайкоме.
- Почему?
- Ты понимаешь, тут такое идет, задержались со всех сторон.
- Леонид Николаевич, - сказал Горбачев, - не надо этого делать. Я прошу вас – не меняйте позицию.
- Все, - оборвал Ефремов. – Вопрос закрытый, я уже со всеми договорился.
22-го декабря 1964-го года состоялась краевая партийная конференция. Ефремов был избран первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС. Бывший первый секретарь промышленного крайкома Босенко стал вторым секретарем. Горбачева избрали членом бюро и утвердили в должности заведующего отделом партийных организаций.


* * *

Тяжело, очень тяжело переживал Ефремов свое перемещение в провинцию. Отчасти поэтому и в дела края он входил довольно трудно. У него, видимо, еще сохранилась иллюзия, что Брежнев вот-вот призовет его обратно в Москву. Поэтому на первых порах события в Москве интересовали его куда больше, чем ставропольские проблемы. Он часто погружался в тягостные думы и не замечал окружение.
Однажды Горбачев вошел в кабинет Ефремова. Тот сидел целиком погруженный в думы.
- Леонид Николаевич, что с вами? – негромко спросил Горбачев.
Как бы очнувшись, продолжая думать о своем, он стал говорить:
- Как же так? Ты понимаешь, ведь я все-таки выступил в поддержку Кириленко, защищал его, а он ни слова не произнес в мою поддержку.
- О чем вы, Леонид Николаевич? – не понял Горбачев.
Он, как бы окончательно придя в себя, усмехнулся и махнул рукой.
- Да так... Это я вдруг вспомнил о заседаниях Президиума в октябре 1964-го года... Вот ведь как, Михаил, в жизни происходит.
Ефремов ждал XXIII съезда и очень волновался. Ему все еще казалось, что он

22

сможет сохранить свое положение кандидата в члены Президиума ЦК. Каждый раз, когда Брежнев выезжал отдыхать к морю, он стремился попасть туда же. Они встречались, иногда даже семьями, и в глубине души у Ефремова теплилась надежда, что удачное выступление на съезде поможет ему вернуться в Москву. В том, что слово ему предоставят, он не сомневался ни на минуту.
Но чуда не произошло. Слова Ефремову на съезде так и не предоставили. Как секретарь крайкома он остался в составе ЦК, о большем промышлять уже не приходилось.


* * *

26-го сентября 1966-го года пленум Ставропольского горкома КПСС единогласно избрал Горбачева первым секретарем. По номенклатурной шкале (а соответственно, и по зарплате) эта должность была ниже поста заворга крайкома. Но Горбачева привлекала большая самостоятельность в работе. Встретили его в горкоме хорошо. Многие помнили его еще по работе в комсомоле, да и в последующие годы связи с городским активом он не терял: знал большинство руководителей, работников науки и культуры, партийного аппарата.
Забот навалилось великое множество.
Когда Горбачев стал секретарем горкома, городской Совет утвердил генеральный план развития Ставрополя на 25 лет, предусматривающий реконструкцию центра и освоение новых свободных территорий, особенно на его западе, между двумя лесными массивами. Шаг за шагом реализация этого плана продвигалась вперед. Значительно возросли масштабы строительства.
Шли перемены и в семье Горбачева. Ирине исполнилось 10 лет, ей подарили фотоальбом – история ее жизни в фотографиях. В 1967-ом году Раиса Максимовна защитила диссертацию по социологии, ей была присвоена ученая степень кандидата философских наук. Она с увлечением занималась лекционной, педагогической работой, проводила социологические обследования в районах края. В том же году Горбачев окончил экономический факультет сельхозинститута. Успешную защиту диссертации и его завершение учебы отпраздновали с друзьями.
Жизнь Горбачевых была чрезвычайно наполненной и, как казалось, имеющей большой смысл и значение. Жили дружно, помогая во всем друг другу. Их доходы выросли, стали жить лучше материально. Появилась возможность обустроить двухкомнатную квартиру, полученную в 1960-ом году. Купили телевизор “Электрон”, до того обходились радиолой.
Но забот не стало меньше. Как раз в это время в его отношениях с Ефремовым как бы появилась трещина, стали возникать недоразумения по различным, иногда никчемным поводам. В частности, причиной недоразумений стали Горбачевские контакты – по телефону – с Кулаковым. К подобным контактам Ефремов относился очень ревниво. Он
по-прежнему надеялся на возвращение в Москву, зондировал почву и опасался утечки любой информации, которая могла бы помешать его планам.

23

Когда Кулаков ехал на отдых через Минеральные Воды, Горбачев напоминал Ефремову: надо встретить Федора Давидовича.
- Иногда это совпадало с важными мероприятиями в Ставрополье, - вспоминал Ефремов, - и я не мог поехать. Тогда я поручал Горбачеву встретиться с Кулаковым. Он делал это с удовольствием.


* * *

Горбачев ожидал, вот-вот недовольство выплеснется наружу. Так оно и произошло вскоре. В один из дней Ефремов пригласил несколько членов бюро крайкома для обсуждения ситуации в Невинномысской городской парторганизации. Тамошний первый секретарь бесконечными пьянками возбудил недовольство коммунистов, жителей города. Предстояла городская партийная конференция, и Ефремов хотел предварительно посоветоваться. Поскольку мнение Ефремова еще не определилось, все приглашенные высказались осторожно, не фиксируя своей позиции. Горбачев, наоборот, высказался за обновление на предстоящей конференции руководства горкома, ибо другое решение будет компрометировать крайком партии в глазах людей. И вдруг Ефремова как прорвало – наговорил кучу обидных и несправедливых слов, хотя по существу высказанных Горбачевым суждений ничего не сказал. Это был срыв. Ну, а подхалимам только сигнал нужен – они тут же, как по команде, пошли на Горбачева в атаку. Горбачев прервал очередного оратора и обратился к Ефремову:
- Леонид Николаевич, если вам не интересны, и более того, бесполезны мои суждения и оценки, то прошу больше меня сюда не приглашать. Обсуждайте в “своем кругу” У вас тут я вижу, сложилось прочное единство и “полное” совпадение взглядов.
Ефремов не ожидал такого поворота. Разговор оборвался, создалась неловкая ситуация. С трудом закончили встречу и разошлись. С тех пор отчуждение в отношениях Ефремова и Горбачева нарастало.
Проявилась негативная сторона отношений Ефремова и Горбачева при рассмотрении в 1968-ом году Горбачева на должность второго секретаря крайкома. Ефремов был против назначения на эту должность Горбачева, но для утверждения на эту должность требовалось согласие ЦК КПСС. Но Капитонов при поддержке Кулакова занял твердую позицию и другого, кроме Горбачева, на эту должность утверждать не хотел. Ефремову пришлось уступить. 5-го августа 1968-го года пленум Ставропольского крайкома КПСС избрал вторым секретарем краевого комитета партии товарища Горбачева Михаила Сергеевича.
Сразу после избрания Горбачева на новую должность он должен был идти в отпуск. Однако Ефремов все поменял, задержал Горбачева с отпуском, а сам уехал в отпуск в Кисловодск. Когда он вернулся, то через две-три недели взаимной адаптации у них, как и прежде, сложились нормальные отношения.



24


* * *

Весной 1970-го года Ефремова вызвали в Москву и предупредили:
- Предполагается твоя встреча с Леонидом Ильичом.
На следующий день Ефремов был у Брежнева. Генеральный секретарь сказал ему:
- Ты живешь в Ставрополье один. Семья, как я понимаю, из-за болезни жены в Москве, а ты там. У некоторых складывается впечатление, что ты сидишь на чемоданах. Так жить нельзя. Мы подумали и решили перевести тебя в Москву.
Л.Н. Ефремов был при Хрущеве кандидатом в члены Президиума ЦК по РФСР. В Ставрополь его сослали как близкого Хрущеву человека. Но держать его на партийной работе Брежнев не хотел. Предложил место в госкомитете по науке и технике. Спросил:
- А кого выдвинем первым секретарем крайкома вместо тебя?
Ефремов сказал, что не ожидал такого поворота дела, специально на эту тему не думал, ни с кем не советовался. Но всех первых секретарей присылали из Москвы. Почему бы не выдвинуть человека из краевой парторганизации?
Брежнев одобрительно кивнул:
- В принципе твои соображения правильны. К нам приходят письма из Ставрополья, что много посылаем руководителей сверху. Но кого конкретно рекомендовать на пост первого секретаря, если не посылать работника из ЦК? Какие у тебя соображения?
Ефремов сказал, что есть две очевидные кандидатуры – председатель краевого исполкома Н.В. Босенко, и второй секретарь крайкома М.С. Горбачев.
- Как ты охарактеризуешь каждого в отдельности? – спросил Брежнев.
К отбору первых секретарей обкомов и крайкомов Леонид Ильич относился исключительно серьезно.
- Босенко постарше, - ответил Ефремов, - участник войны, он был первым секретарем промышленного крайкома в Ставрополье, когда существовало разделение партийных организаций на промышленные и сельские. Так что он готовый первый секретарь. Горбачев – молодой работник, окончил Московский университет, активный человек. Два года работает вторым секретарем.
Ефремов добавил, что Горбачева, по его сведениям, выдвигал на партийную работу Федор Давидович Кулаков.
- Можно узнать его мнение и о Горбачеве, и о Босенко. Наверное, скажет свое слово и Юрий Владимирович Андропов. Он родился на станции Начутская Ставропольского края. Он хорошо знает своего земляка Горбачева и может дать ему свою оценку.


* * *
Проверить кандидатуру Горбачева Брежнев поручил одному их своих доверенных
людей – первому заместителю КГБ С.К. Цвигуну.
25

К этому времени начальником Ставропольского краевого управления госбезопасности был назначен уже упоминавшийся Эдуард Нордман.
Произошло это так.
Весной 1968-го года он с группой офицеров прибыл в командировку в Грозный. В середине июля по аппарату ВЧ связи позвонил начальник управления кадров КГБ 
В.М. Чебриков и уточнил:
- Один в кабинете?
Нордман попросил всех выйти.
- Прощу завтра быть в Москве, - распорядился Чебриков. – Вылетай первым рейсом.
- А что случилось? – встревожился Нордман.
- Вчера было заседание коллегии, посоветовались и решили, что поедешь работать в Ставрополь начальником краевого управления.
- Виктор Михайлович, - взмолился Нордман, - я ведь только три года как из Белоруссии приехал. Семья толком не акклиматизировалась в Москве, дети учатся. Дайте хоть с женой посоветоваться.
- Мы не жену посылаем работать, а тебя. Советуйся. Но завтра ты в Москве.
Уже 1-го июня Нордман был на новом месте службы.


* * *

И вот теперь начальнику Ставропольского управления КГБ Нордману позвонил первый заместитель председателя КГБ Цвигун, доверенный человек Брежнева:
- Приезжай на пару дней в Москву.
- Так я же совсем недавно был, Семен Кузьмич. У меня и вопросов никаких нет.
- Ну, я же не каждый день приглашаю. Приезжай.
Когда Нордман вошел в кабинет первого зама, Семен Кузьмич доверительно сказал: в крае предстоят перемены. Понадобится новый первый секретарь. Кого будем назначать? Нордман тоже назвал двоих – Босенко и Горбачева. Выбор сделал в пользу Михаила Сергеевича.
- Он моложе Босенко на 30 лет. Юрист, перспективный.
Цвигун возразил:
- Он ведь первым секретарем крайкома ВЛКСМ работал в одно время с Шелепиным и Семичастным. Одна ведь банда шелепинская, комсомольская.
Бывший глава комсомола А.Н. Шелепин, “Железный Шурик”, когда-то считался союзником Брежнева и всех его соратников вычищал из партийно-государственного аппарата.
Нордман сразу возразил:
- Семен Кузьмич, не входит Горбачев в эту команду.
- Откуда ты это знаешь, ведь недавно там работаешь?
И тогда Нордман поведал историю о том, как предлагал Горбачев взять в кадры

26

КГБ и как Семичастный с ходу отверг его кандидатуру. Словом, Михаил Сергеевич к
“Железному Шурику” никакого отношения не имеет и связей с бывшими комсомольскими лидерами не поддерживает.
Цвигун доложил Брежневу, что Горбачев чист. Для Михаила Сергеевича это была последняя и решающая проверка.
Ефремова снова вызвал Брежнев и сказал, что, посоветовавшись, решили рекомендовать первым секретарем Ставропольского крайкома партии Горбачева. Ефремов повторил, что Михаил Сергеевич – молодой человек, опыта мало, особенно в промышленности.


* * *

В Ставрополь  на пленум крайкома выехали Ефремов – прощаться – и представиться в новой должности как заведующий территориальным сектором отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. Перед пленумом он, как полагалось, побеседовал с каждым членом бюро крайкома, объяснил, что его забирают в Москву. Для видимости спрашивали: кого целесообразно назначить на его место? Двое назвали фамилии Босенко, остальные Горбачева.
На пленуме в апреле 1970-го года Горбачева избрали первым секретарем Ставропольского крайкома.
Молодой хозяин крупного региона был заметным человеком.


* * *

 5-го июля 1978-го года после Пленума семья Горбачевых на загородной даче отмечала 40-летие свадьбы. Горбачевой Раисой Максимовной были приглашены на это торжество близкие друзья и коллеги по совместной работе. Было в тот вечер все, как обычно. Строго выдерживая субординацию, каждый из присутствующих произносил тост в честь хозяйки и хозяина, который, как правило, заканчивался категорическим требованием “пить до дна”. На торжестве присутствовал Кулаков: здоровье Федора Давыдовича уже не выдерживало такого образа жизни и связанных с ним нагрузок (в 1968-ом году ему удалили часть желудка). На торжестве он почувствовал себя плохо.
Кулаков умер неожиданно: остановилось сердце. Ночью рядом с ним не было никого. Факт смерти обнаружили утром.
Кулаков ушел из жизни, когда ему исполнилось 60 лет. Это была большая утрата.  Тем удивительнее было решение Брежнева и других членов Политбюро не прерывать отпуск для прощания с коллегой. Тогда Горбачев, может быть, впервые понял, как невероятно далеки друг от друга эти люди, которых судьба свела на вершине власти.
Хоронили Кулакова Ф.Д. в Москве.
Горбачев, как представитель Ставрополья, был включен в похоронную комиссию и

27

впервые поднялся на Мавзолей, чтобы произнести прощальное слово. Похороны Кулакова
состоялись 19-го июля у Кремлевской стены. Руководил церемонией член  Политбюро и
секретарь ЦК А.П. Кириенко. В отсутствии Брежнева он остался в Москве “на хозяйстве”. Другие руководители партии и государства находились в отпуске. Возвращаться на похороны им не захотелось. Брежнев ограничился тем, что велел прислать венок.
Горбачев счел своим человеческим долгом на похоронах Кулакова сказать у гроба слова прощания. На его запрос последовало согласие, но при этом секретарь ЦК Михаил Зимянин попросил подготовить заранее текст его выступления, “дабы избежать повторений и расхождений в оценках с другими, кто будет говорить на митинге”. Смысл был предельно ясен – текст своего выступления Горбачев передал через стенографистку ЦК. Горбачев поднялся на Мавзолей и, волнуясь, сказал прощальные слова человеку, к которому питал нежные чувства, выразил искреннее соболезнование его родным и близким.
Смерть Кулакова открыла Горбачеву дорогу к власти. Именно Михаила Сергеевича решили сделать секретарем ЦК по сельскому хозяйству вместо Кулакова.
Как свидетельствовал Е. Чазов, что после смерти Ф.Д. Кулакова в 1978-ом году Брежнев стал перебирать по памяти возможные кандидатуры на освободившееся место секретаря ЦК и первым назвал Горбачева.
Ему, прежде всего, нужен был человек, назначение которого не нарушало бы неустойчивое равновесие, существовавшее в “верхах”. В структуре ЦК секретарь по сельскому хозяйству – ключевая должность, поскольку он постоянно связан со всей страной с первыми секретарями республиканских ЦК, крайкомов и обкомов. А корпус первых секретарей -  вотчина и опора генсека. Значит и окончательный выбор на этот пост за Брежневым.


* * *

Михаила Сергеевича пожелал видеть Генеральный секретарь, чтобы окончательно решить: способен ли Горбачев заменить Кулакова. На поиски бросили весь могучий аппарат ЦК КПСС, но проходил час за часом, а Горбачев как в воду канул. Накануне Горбачев был приглашен на смотрины в Москву как кандидат в преемники. Но в  решающую минуту кандидат исчез. Утром ушел из гостиницы и пропал. Брежнев был недоволен, его ближайший помощник – секретарь ЦК и заведующий общим отделом 
К.У. Черненко злился. Речь уже зашла о том, чтобы ввести к Генеральному секретарю других кандидатов – первого секретаря Полтавского обкома Ф.Т. Моргуна, который гостиницу не покидал.
В папке у секретаря ЦК по кадрам И.В. Капитонова были “объективки” на других кандидатов помимо Горбачева: Ф.Т. Моргуна – первого секретаря полтавского обкома. И еще три фамилии:
И.А. Бондаренко, по профессии агроном, кандидат экономических наук, первый секретарь Ростовского обкома аж с 1966-го года, пользовался репутацией крепкого хозяйственника;
28

Г.С. Золотухин, он тоже начинал агрономом, первый секретарь Краснодарского
крайкома, а потом министр заготовок;
В.А. Карпов, заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС.
Все кандидаты были людьми известными, все – Герои Социалистического Труда. Все были пожилого возраста. А хотелось кого-нибудь помоложе, и с более широким кругозором. Горбачев подходил идеально.
Судьба Горбачева решалась в тот момент, когда сам он отправился в гости, никому не сказав, куда направляется. А в это время с ним решил встретиться  Брежнев, был организован поиск. Неизвестно, чем бы все закончилось, но знатоки жизни членов ЦК отыскали водителя машины, отвозившего Михаила Сергеевича. Выяснилось, кто живет в том доме, куда его доставили и тогда определили, где он может быть. Черненко пригласил помощника В.В. Прибыткова и гневно сказал ему:
- Если за 30 минут не найдешь Горбачева, то у нас есть и другие кандидатуры на секретаря!
Исполнительный Прибытков  все же отыскал там Горбачева. Он обратился к своему приятелю, работавшему в ту пору у Горбачева в Ставрополе. Тот и подсказал, где искать шефа – в гостях у М.В. Гамова. Гамов, еще один выходец из Ставрополя, трудился с Горбачевым в крайкоме, а в 1974-ом году его перевели в Москву, в отдел пропаганды ЦК.
Если бы Прибытков не оказался таким расторопным, то стал бы секретарем ЦК КПСС совсем другой человек. Сразу после смерти Черненко Михаил Сергеевич “отблагодарил” Прибыткова. Он убрал его из ЦК КПСС и отправил в цензуру.
На беседу к генсеку Горбачев прилетел 25-го сентября из Ставрополя в Москву. А в воскресенье часов в 12 оказался на юбилее у своего земляка и друга еще по комсомолу
Марата Гамова. Ему исполнилось 50 лет. Это, конечно, был повод для встречи друзей. На Малой Филевской улице в новом доме, в квартире на 4-ом этаже, собрались несколько
человек, в основном ставропольцы. Как таковые даты отмечаются, всем известно. По-русски – широко, с обильным угощением, дружеским разговором, с шутками и песней. А на этот раз встретились к тому же люди, давно знавшие друг друга. Трапеза началась с традиционных тостов. Поскольку это был круг друзей, то они звучали искренне и нестандартно. Настроение у всех было приподнятое, в том числе у юбиляра. Ну что такое 50 лет? Это даже еще не полдень!
За тостами пошел разговор. Говорили, в частности, о том, кто заменит скончавшегося Кулакова на посту секретаря ЦК КПСС.
Областные секретари, члены ЦК, обычно знали, как говорили тогда, “кто на подходе”. Иногда с ними  по таким вопросам советовались. На сей раз консультаций не было.
В застолье прошло несколько часов. А в конце дня выяснилось, что Горбачева тщетно целый день разыскивают сотрудники Черненко. Оказалось, с ним в этот день хотел встретиться Леонид Ильич Брежнев. Позвонили в гараж Управления делами ЦК, выяснили, что Горбачев вызывал машину, нашли шофера, который его отвозил по адресу Гамова. В середине дня позвонили на квартиру. Никто из сидевших за столом не обратил внимания на телефонный звонок. А сын Гамова на просьбу пригласить к телефону

29

Горбачева ответил – “не туда попали...”
Прошло еще два-три часа. И уже где-то около 6 часов приехал еще один ставрополец и сказал, что в гостинице всех поставили на ноги – ищут Горбачева.
Горбачев набрал номер телефона, который ему сообщил приехавший земляк. Ответили из приемной генсека: “Вас приглашает Генеральный секретарь. За такие поиски всех нас с работы повыгоняют...” “Хорошо, сейчас приеду”, - успокоил Горбачев того, кто ему звонил.
Горбачев, уходя на праздник, знал, что он понадобится завтра на Пленуме, поэтому алкоголем не увлекался, он много не пил. Его состояние было вполне нормальным. Но все-таки неловкость у него присутствовала. Когда Горбачев оказался в кабинете Черненко, он в шутливой форме сказал: “Знаете, сошлись земляки, посидели, поговорили...”, Черненко шутки не принял и без всяких предисловий сообщил: “Завтра на Пленуме Леонид Ильич собирается внести предложение об избрании тебя секретарем ЦК партии. Поэтому он и хотел встретиться с тобой сегодня”.
Горбачев высказал сомнение: достаточно ли продумано решение о его избрании. Он сказал, что знает ситуацию в сельском хозяйстве, но не уверен, что сможет сделать то, в чем сейчас нуждается деревня. Черненко выслушал и возразил сообразно: “Леонид Ильич исходит из того, что ты на его стороне, лоялен по отношению к нему. Он это ценит”.
Горбачев намеревался продолжить разговор, но Черненко прервал:
- Как Леонид Ильич пришел к этому выбору, никаких разговоров быть не может.
Горбачев попытался сказать, что дело это тяжелое, надо очень многое менять. По Ставрополю знает, как непросто делаются перемены. На это прозвучал неожиданный для него ответ:
- Да брось ты! 235 миллионов тонн хлеба собрали, а ты все тяжело-тяжело! Знаешь что, делай то, что делал Кулаков, вот что я тебе скажу.
Желания у Черненко продолжать их разговор дальше, как понял Горбачев, не было.
Да и Горбачеву следовало знать меру. Он спросил, будет ли Леонид Ильич беседовать с ним завтра до открытия Пленума.
- Не знаю. Об этом разговора не было. Он поручил мне сказать все то, что я тебе сказал. – Черненко торопился.


* * *
Назначению в Москве Горбачев обязан многим, в том числе главному партийному кадровику И.В. Капитонову, который по просьбе Брежнева подбирал кандидатов на пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству, второму человеку в партии.
С И.В. Капитоновым Горбачев знаком был еще со студенческих лет. В 1964-ом году Капитонов стал секретарем ЦК КПСС. Еще в 1968-ом году Капитонов настоял на избрании Горбачева вторым секретарем Ставропольского крайкома КПСС.
В свое время Горбачева продвигал Ф.Д. Кулаков. Через Кулакова произошло сближение Горбачева с К.У. Черненко, который с 1965-го года заведовал общим отделом

30

ЦК КПСС и находился в близких отношениях с Л.И. Брежневым. Черненко и его семья предпочитали отдыхать в Кисловодске, и Горбачев их там постоянно навещал.
Одним из влиятельных покровителей М.С. Горбачева был М.А. Суслов, который в 1939-1944-ом годах возглавлял Ставропольский (тогда Орджоникидзевский) крайком партии и, по некоторым сведениям, с тех пор “поддерживал знакомства с некоторыми земляками и даже родственниками Горбачева”.


* * *
Особую роль в судьбе Горбачева сыграл Андропов, который с 1967-го года занимал пост председателя КГБ. У Андропова был свой интерес. Он понимал, что один из его главных недостатков – отрыв от партийных секретарей. В этом кругу, в отличие от Кириленко или Черненко – у него не было достаточно опоры. Андропов искал возможности привлечь на свою сторону молодых партийных секретарей, хотя не имел права в этом усердствовать. Товарищи по Политбюро обратили бы на внимание на слишком частые контакты председателя комитета с руководителями областей.
А с Горбачевым он обращался исключительно на отдыхе – тут никому ничего объяснять не приходилось. Юрий Владимирович заботился о карьере лично известного и симпатичного ему Горбачева.
Еще в 1975-ом году Горбачев спросил Андропова:
- Вы думаете о стране, или нет?
- Что за дикий вопрос? – недоуменно спросил Юрий Владимирович.
- В течение ближайших 3-5 лет большинство членов Политбюро уйдет, - пояснил свою мысль Горбачев. – Просто перемрет. – Они уже на грани...
Горбачев горячо заговорил о том, что надо выдвигать молодых работников:
- Помните, что в народе говорят: “Леса без подлеска не бывает”.
Нет оснований сомневаться в точности этого разговора, воспроизведенного Горбачевым по памяти. Но что-то вызывает сомнение. Трудно предположить, чтобы первый секретарь крайкома позволял себе так резко разговаривать с всесильным председателем КГБ. Заводить разговоры о том, что члены Политбюро стары и скоро умрут – в присутствии весьма немолодого и тяжелобольного Андропова – было даже по-человечески неприлично. Ставить вопрос о выдвижении молодых – как минимум нескромно.
Горбачев познакомился с Андроповым благодаря тому, что Андропов, страдавший болезнью почек, каждый год приезжал на Северный Кавказ лечиться. Из-за событий в
Чехословакии знаменитый курорт в Карловых Варах высшее руководство посещать не могло. На курорты Кавказских Минеральных Вод фактически приезжало все крупное начальство – лечиться и отдыхать. Как тут не проявить внимание, не организовать отдых так, чтобы у большого начальника остались наилучшие воспоминания? И грех было не воспользоваться возможностью побыть с московским начальством накоротке. Даже понятие появилось “курортный секретарь”.

31

Впервые Андропов приехал в Ставропольский край в апреле 1969-го года. Он разместился в Железноводске, в санатории 4-го главного управления “Дубовая Роща”. Там был трехкомнатный люкс, но очень уютный, для самых высокопоставленных пациентов.
Приветствовать члена Политбюро прибыл первый секретарь крайкома Ефремов, второй секретарь крайкома Горбачев и начальник  краевого управления госбезопасности Нордман. По инструкции начальник управления госбезопасности на своей территории лично отвечал за безопасность члена Политбюро, хотя Андропов приезжал с охраной. Впоследствии Андропов предпочитал более комфортный санаторий “Красные камни” в Кисловодске, где был специальный особняк для членов Политбюро.
Вообще Андропов мало ездил по стране. Так что возможности познакомиться с партийными секретарями поближе у него не было. А Михаил Сергеевич не упустил случая побывать вместе с Андроповым. Когда председатель КГБ приезжал отдыхать, Горбачев тоже брал отпуск и селился там же в “Красных камнях”. Вместе гуляли, играли в домино. Андропов обожал “забивать козла”. Сажал рядом личного врача – В.А. Архипова. Два раза в неделю в особняке показывали кино – по выбору председателя. Ездили в горы на шашлыки. Ю. Андропов позволял себе  немного сухого вина, расслаблялся, начинал петь. Однажды читал свои стихи. Он привозил с собой  магнитофонные записи А. Галича, В. Высоцкого, эмигранта Рубашкина. Фактически эти записи были запрещены, советскому народу их слушать не разрешали, но себя председатель КГБ считал достаточно стойким.
Андропов в какой-то момент хотел взять Горбачева в кадры КГБ, но тогда стоял вопрос о назначении последнего первым секретарем крайкома. И когда Горбачева назначили, Андропов заметил:
- Опоздал я, опоздал.
Выяснилось, что он еще в 1969-ом году предполагал сделать Горбачева заместителем председателя КГБ СССР по кадрам.


* * *
До конца жизни Андропов не мог забыть Горбачеву этот “подлесок” и весь этот разговор. А страна уже просто не воспринимала и психологически отвергала “совет стариков”. Безусловно, информация о настроениях в обществе доходила до “верхов”. И в открытой, и в другой “классической” форме, или в виде анонимок, анекдотов. Словом, “сигналы” доходили до Политбюро и генсека. И это их беспокоило. Так что сменщик Кулакова должен был быть еще и относительно молодым. И к выдвижению Горбачева “приложил руку” Андропов.
Тогда же произошло еще одно событие. 19-го сентября Брежнев выехал на поезде из Москвы в Баку для участия в торжествах, посвященных вручению столицы Азербайджана ордена Ленина. Сопровождал его Черненко. Каждый раз, когда по пути следования  поезд останавливался в каком-нибудь городе, встречать выходило местное начальство. В Донецке Леонид Ильич встретился с первым секретарем обкома Б. Качурой,

32
в Ростове – с Бондаренко, на станции “Кавказская” Краснодарского края – С. Медуновым.
Поздно вечером того дня спецпоезд прибыл на станцию “Минеральные Воды”. Встречали – Андропов, Горбачев и председатель Ставропольского крайисполкома   
И.Т. Таранов.
На станции  состав плавно остановился, из вагона вышел Брежнев, а чуть позже, в спортивном костюме, Черненко. Таранов, поздоровавшись с генсеком, примкнул к остальным, и с Брежневым, Андроповым, Черненко и Горбачевым стал прогуливаться по пустому перрону...
Горбачев с Андроповым ехали встречать Брежнева из Кисловодска вместе в одном ЗИЛе. Разговаривали, все было как обычно. Как бы между прочим, Юрий Владимирович сказал:
- Вот что, тут хозяин ты, ты и давай, бери разговор в свои руки...
Но разговор не клеился. После приветствий и ничего не значащих слов о здоровье воцарилось молчание. Генсек, как показалось Горбачеву, отключился, не замечая идущих рядом. Пауза становилась тягостной.
До этой встречи Горбачев не раз встречался с Брежневым, бывал у него на приемах в связи с решением проблем края. Брежнев каждый раз проявлял неподдельный интерес и оказывал поддержку. Поэтому Горбачев не удивился, когда после затянувшейся паузы он вдруг спросил:
- Ну, как дела, Михаил Сергеевич, в вашей овечьей империи?
Ставрополье давало 27% тонкорунной шерсти в Российской Федерации.
Ранним летом, помимо коров, в степях паслись тысячи отар – 10 миллионов овец. Картина впечатляющая. Действительно – “овечья империя”. Горбачев кратко рассказал о делах в крае. В том году был богатейший урожай – пять с лишним миллионов тонн – по    2 тонны на каждого жителя Ставрополя.
Последовал второй вопрос:
- Как канал? Очень уж долго строите... Он что, самый длинный в мире?
Горбачев постарался пояснить, в чем тут загвоздка. И снова молчание. Юрий Владимирович выжидающе посматривал на Горбачева, а Черненко был абсолютно нем – этакое шагающее и молчаливо записывающее устройство.
- А как у вас с отпуском, Леонид Ильич? Не получается? – спросил Горбачев, стараясь хоть как-то поддержать беседу. Брежнев покачал головой.
- Да надо бы, надо бы...
К разговору подключился Андропов, они обменялись репликами по поводу программы пребывания Брежнева в Баку. И опять наступило молчание. По всему было видно, что генсек не очень расположен вести беседу. Время стоянки поезда закончилось. Уже стоя в тамбуре и держась за поручни, он вдруг спросил Юрия Владимировича:
- Как речь?
- Хорошо, хорошо, Леонид Ильич, - быстро ответил Андропов.
В автомобиле Горбачев поинтересовался, о каком выступлении спрашивал генсек речь. Оказалось другое. Андропов пояснил: Леонид Ильич все больше чувствовал затруднения с речью. Возможно, этим во многом и объяснялась его неразговорчивость, хотя по натуре он человек общительный.

33

В общем, встреча Горбачеву показалась странной. А Юрий Владимирович, по всему видно, был доволен


* * *

Были и вторые смотрины. После встречи в Минеральных Водах неожиданно наведался в Ставропольский край Кириленко. Он отдыхал в Сочи и в Ставрополь
прилетал на вертолете. В течение суток Горбачев ездил с ним по краю, побывали в Зеленчукской обсерватории АН СССР, в сельских районах. Горбачев рассказывал ему о проблемах края. Горбачева поразила  манера Кириленко обращаться с окружающими его людьми, кстати и некстати цепляться за каждую мелочь... Увидев с дороги машинный двор, он начал раздраженно отчитывать:
- Это сколько же там машин неиспользованных? Навалом лишней техники... Или на металлолом сдавать будете? Заелись вы тут...
Он отвечал в Политбюро за машиностроение и считал, что у села непомерные требования. Его высокомерно назидательный тон бил по нервам, а косноязычие приводило к тому, что разговор с ним превращался в сплошную муку, никак нельзя было понять, что он хочет сказать. Вообще, весь диалог от начала до конца был крайне напряженным. Горбачев внутренне чувствовал недоброжелательность к Кириленко из-за незнания о предмете, о котором он берется судить...
- Зерно у нас уже на седьмой день после биологического созревания теряет в весе, - объяснял ему Горбачев. – А мы с нашей техникой убираем его в лучших хозяйствах 15 дней, в остальных – месяц, а то и полтора. Несем колоссальные потери. Особенность села
в том, что в отличие от завода многие машины здесь используются раз в год, в сезон. Вот
они и стоят, ждут своего применения. И потом – для проведения многих работ вообще техники нет. Видели бы вы, как мы вносим органические удобрения. Вывозим на тележках, а потом бульдозером разравниваем. Нигде в развитых странах так бестолково не работают. Так что нужного набора и количества машин село пока не имеет.
Раздражения Горбачева вызвали у Кириленко еще большее раздражение.
Деревня на июньском Пленуме отхватила треть капитальных вложений. В село уже столько набухали... Прорва какая-то, все как в дыру идет.
Они явно не понравились друг другу. И это осталось навсегда. Потом, уже работая в ЦК КПСС, Горбачев увидел, что Кириленко был одним из тех, кто не желал Горбачевского появления в Москве. Ко всему он оказался властолюбивым и злопамятным человеком. Их отношения переросли в противостояние, а затем в политическое противоборство. И все-таки выбор пал на Горбачева. Несомненно, Брежнев, боясь
ошибиться, сомневался до последнего момента. Потому-то беседа с Горбачевым не состоялась раньше. В подборе людей в состав руководства Брежнев действовал очень осторожно, выбирая долго и трудно. Но, приняв решение, от него уже не отказывался.



34


* * *
Всю ту ночь, когда Горбачеву довели, что завтра на Пленуме будет рассматриваться его кандидатура вместо Кулакова, он провел у гостиничного окна, перебирая в памяти многое из пережитого. Пришло утро, пора было собираться на Пленум. Из гостиницы он вышел пораньше, чтобы ни с кем не встречаться. Не хотелось объясняться.
Пленум ЦК КПСС открылся в 10 часов. Места в Свердловском зале Кремля заранее не распределялись, но каждый знал свое, некоторые восседали на них уже десятилетиями.
Все произошло, как и предсказывал Черненко. Начали с организационных вопросов. Первым Брежнев предложил избрать секретарей ЦК по сельскому хозяйству, назвал фамилию Горбачева, сказал о нем несколько слов. Горбачев встал. Вопросов не было. Проголосовали единогласно, спокойно, без эмоций.
Затем Пленум столь же спокойно перевел Черненко из кандидатов в члены Политбюро, а кандидатом избрали Тихонова и Шеварднадзе. “По состоянию здоровья и в связи с его просьбой” был освобожден от обязанностей члена Политбюро Мазуров. Вся процедура заняла считанные минуты – ни одного выступления, вопроса, голоса “против”.
В перерыве обступили в кулуарах знакомые коллеги, министры – стали поздравлять. Однако продолжалось это недолго – Горбачева пригласили в комнату президиума, где собирались члены и кандидаты в члены Политбюро.
Горбачев вошел. Все были там. Ближе всех оказался Андропов. Улыбаясь, шагнул навстречу:
- Поздравляем, “подлесок”.
Подошел Косыгин, и как-то очень доверительно сказал:
- Поздравляю вас с избранием, рад вашему появлению среди нас.
Горбачев подошел к Брежневу, стал ему что-то говорить. Тот, продолжая пить чай,
только кивнул головой. Пленум завершил работу. Горбачев вернулся в гостиницу. Его ждали.  “В вашем распоряжении ЗИЛ, телефон ВЧ уже поставлен в номере. У вас будет дежурить офицер – все поручения через него...” Горбачев убедился в том, как четко работают службы КГБ и Управление делами ЦК.


* * *

Утром следующего дня, без приглашений и, не обратившись с просьбой заранее,
Горбачев пошел в Кремль к Брежневу.
Прием у генсека ему был нужен. Он хотел поделиться с Брежневым своими мыслям. Без этого он не считал возможным приступать к работе.
По прибытии в Кремль его сразу пригласили в кабинет. Леонид Ильич сидел за большим столом. Горбачев сел поближе, заметил, что настроение у генсека неважное, какое-то безразлично-подавленное. Оно сохранялось таким на протяжении беседы.
35

Горбачев начал с того, что поблагодарил за избрание, сказал, чем является для него село, земля, заметил, что немедленно включится в работу.
- Не знаю, как мне удается, но могу сказать одно, - завершил он, - все, что умею и смогу, сделаю. И, зная ваш неизменный интерес к селу, надеюсь на поддержку.
Идя в Кремль, он хотел изложить Брежневу свои соображения относительно необходимости изменений в аграрной политике, но понял, вернее, почувствовал, что это бессмысленно. Он не только не втягивался в беседу, но вообще никак не реагировал, ни на его слова, ни на него самого. Горбачеву показалось, что в этот момент он был ему абсолютно безразличен. Единственная фраза, которая была сказана им:
- Жаль Кулакова, хороший человек был...
Горбачев был поражен. А после встречи с Брежневым понял, что “попал как кур во щи”. На душе было муторно.
Из Кремля Горбачев направился на Старую площадь. Там его ждал управляющий делами ЦК Павлов. Предшественник Горбачева Кулаков сидел на четвертом этаже в старом здании, недалеко от кабинета Брежнева, находившегося на пятом этаже. Горбачева посадили подальше – в новое здание – (6-ой подъезд).
Павлов обстоятельно доложил Горбачеву, что “положено” секретарю ЦК: 800 рублей в месяц (“как у Леонида Ильича”), лимит на питание, по которому можно заказывать продукты на 200 рублей (членам Политбюро – 400 рублей), стоимость питания и представительские расходы во время работы также берет на себя Управление делами.
- Предложения о квартире и даче, а также о персонале, который будет вас обслуживать, подготовим к моменту вашего возвращения из Ставрополя, - закончил Павлов.
Затем Горбачев решил пойти по секретарям ЦК с визитом вежливости – поговорить, установить контакты, как-никак, а работать вместе. Побывал у Долгих, Капитонова, Зимянина, Рябова, Русакова. Когда зашел к Пономареву, то услышал советы
по вопросам сельского хозяйства. Это, кстати, продолжалось и потом, вплоть до его ухода
на пенсию. Борис Николаевич принадлежал к числу “аграрников-любителей”, проезжая на машине со своей дачи на Успенском, отмечал все, что попадалось по пути...
- Вчера видел у дороги поле. Хлеб созрел. Надо косить, но ничего не делается. Что же это такое?
Или:
- Вчера гулял недалеко от дачи, набрел на овраги – трава по пояс... Почему не косят? Куда смотрят?
Так вот и было: экспорт по международным делам, особо не смущаясь,
выдавал “экспертные” рекомендации и по сельскому хозяйству.
Следующий визит к Андропову... Идея встречи принадлежала Андропову. Но Горбачеву показалось, что беседу с ним он назначил с ведома Брежнева. В начале разговора была какая-то заминка. Да и вся беседа сильно отличалась от прежних, каких у них было немало.
- Мне бы хотелось, Михаил, ввести тебя немного в курс дела. Ты понимаешь,
единство сейчас – самое главное. И центр его – Брежнев. Запомни это. Были в руководстве... как бы тебе сказать... Я имею, к примеру, Шелеста или Шелепина, того же

36

Подгорного. Тянули в разные стороны. Теперь такого нет, и достигнутое надо крепить.
Говорить с Андроповым намеками было не в обычаях Горбачева, и он прямо сказал:
- Юрий, Владимирович, вы лучше других знаете меня, мои взгляды и позиции. И я не собираюсь их менять в угоду кому-то.
Андропов улыбнулся.
- Ну, вот и хорошо. А то я смотрю – тебя уже Алексей начал обхаживать. Держись.
Вот оно что!.. Во время перерыва на Пленуме, принимая поздравления в комнате президиума, Горбачев ловил на себе пристальный взгляд Андропова. Видимо, от него не ускользнула фраза Косыгина и тот доверительный тон, каким она была сказана.
Горбачев спросил:
- Юрий  Владимирович, вы меня извините... До сих пор я считаю, что мы с вами друзья. Теперь что-то изменилось?
- Нет, нет, - ответил тот, - действительно так, мы с тобой друзья. – И Андропов был верен своему слову.


* * *

Затем позвонил Суслов, он приглашал Горбачева к себе. Михаила Сергеевича
Горбачева знал давно, со Ставрополем у него были крепкие связи. В 1939-ом году он был
направлен в Ставрополь из России первым секретарем крайкома. На Ставрополе связывают с его деятельностью выход из периода жестоких сталинских репрессий 30-х годов. В беседе с Горбачевым он вспомнил, что обстановка была крайне тяжелой, а его первые шаги по исправлению ошибок встречали сопротивление части кадров. Конференция  Кагановичского района города Ставрополя приняла решение объявлявшее “врагами народа” все бюро крайкома во главе с Сусловым. Но обошлось.
К слову сказать, беседы с Сусловым были всегда короткими. Он не терпел болтунов, в разговоре умел быстро схватить суть дела. Сантиментов не любил, держал собеседника на расстоянии, обращался со всеми вежливо и официально, только на “Вы”, делая исключения для очень немногих.
На сей раз он вызвал Горбачева, чтобы обсудить вопрос о преемнике на посту первого секретаря Ставропольского крайкома. На столе лежали два личных дела: Мураховского и Казначеева. Мураховский, 1926-го года рождения, первый секретарь Карачаево-Черкесского обкома. Казначеев, 1935-го года рождения, второй секретарь крайкома.
- Каково твое мнение? – спросил Суслов.
- Думаю, надо выдвигать Мураховского, - ответил Горбачев. – У него за плечами большой опыт. Это уже сложившийся человек. А Казначеева можно оставить либо вторым, либо направить его в Карачаево-Черкесский обком первым секретарем.
- Вот и договорились, - заключил Суслов, вставая. – Езжай и проведи решение. Все.
Вскоре Горбачев вылетел в Ставрополь.

37


Глава   вторая

I

4-го декабря 1978-го года состоялся пленум Ставропольского крайкома, на котором Горбачев был освобожден от обязанностей первого секретаря в связи с избранием секретарем ЦК КПСС.
Расставание с членами пленума крайкома с работниками аппарата у Горбачева было сердечным. Прощальной поездки по краю он не делал, полагал это нескромным.
Было Горбачеву 47 лет – возраст зрелый. Он понимал, что с отъездом из Ставрополя завершается целая полоса его жизни. Грустное чувство предстоящей разлуки овладело им. Он не только здесь родился и вырос, все сознательные годы, все, что он до сих пор делал, было связано со Ставрополем.
И для Раисы Максимовны край стал родным и близким. После нескольких лет поисков работы по специальности она начала преподавать на экономическом факультете Ставропольского сельхозинститута. Читала лекции студентам и аспирантам по философии, эстетике, проблемам религии. Включившись в научную работу коллектива кафедры, всерьез занялась социологическими исследованиями жизни, быта, настроений людей. Раиса Максимовна успешно защитила диссертацию. Ей было предложено возглавить кафедру. Однако она отказалась, самостоятельная научная и преподавательская работа занимала ее время полностью и приносила моральное удовлетворение.
Работа Горбачева, профессия Раисы Максимовны заставляли их много трудиться над собой, и это осталось правилом навсегда.
Ирина – их единственная дочь, хорошо училась все годы, среднюю школу окончила с золотой медалью, занималась музыкой. К 16 годам она прочитала всю отечественную и зарубежную классику в их библиотеке. Читала в основном по ночам.
В последний год их жизни на Ставрополье произошло большое событие: Ирина вышла замуж. 15-го апреля 1978-го года сыграли свадьбу. А свадебное путешествие молодожены провели в поездке на теплоходе по Волге. Вернулись из поездки за день до серебряной свадьбы родителей.
В день отъезда Горбачев с женой решили попрощаться с городом, сели в машину и поехали от исторического центра до новых кварталов, где Ставрополь выплескивался за пределы старых границ к лесу. А дальше поехали к Русскому лесу, где все было исхожено ими вдоль и поперек. В трудные моменты жизни природа была для Горбачева  спасительным пристанищем. Когда нервное перенапряжение на работе достигало опасного предела, Горбачев уезжал в лес или степь. Бежал к природе со своими бедами, как когда-то в детстве к ласковой материнской руке, способной защитить, успокоить и всегда чувствовал, как постепенно гаснут тревоги, проходит раздражение, усталость, возвращается душевное равновесие.
Раиса Максимовна разделяла страсть мужа к природе.

38

Проехав через весь город и вырвавшись за его пределы, машина остановилась у края леса. Это было 5-го декабря. Зима. Горбачев с женой вышли из автомобиля, и пошли пешком. Лес не был таким нарядным как осенью. Сгущавшиеся сумерки придавали ему печальный вид, словно и он прощался с ними. Защемило сердце.
На следующий день, оторвавшийся от ставропольской земли самолет, взял курс на Москву.


* * *

Квартиру Горбачевы в столице получили не сразу. Их временно поселили на даче в Горках-10. Ирина с мужем Анатолием оставались в Ставрополе.
С первого дня возникло чувство одиночества – будто выбросило их на необитаемый остров, и никак не сообразить, где они, что с ними и что вокруг. Одновременно ощущение душевного дискомфорта, оттого что они “под колпаком”. Дачка небольшая, подсобных помещений нет. Тут же обслуживающий персонал, офицер охраны. Обменяться мнениями, обсудить свои впечатления Горбачев с женой могли только на территории дачи, ночью на прогулке после возвращения с работы.
Вскоре им предложили другую дачу – в Сосновке, неподалеку от Крылатского. Напротив, через Москву-реку, Серебряный бор. В 30-ые годы на этой даче жил Орджоникидзе, а до них Черненко. Строение отличалось особой архитектурной мыслью. Старый деревянный дом, изредка износившийся, но уютный. Заботились о нем, поскольку на его месте хотели построить новый. Дача была своего рода перевалочным пунктом для вновь избранных. Раиса Максимовна съездила в Ставрополь, вернулась с ребятами и пожитками и начала обустраивать новое местожительства. В кругу семьи встретили они новый 1979-ый год. Под звон курантов подняли бокалы, поздравили друг друга, в душе надеясь, что все образуется.
Квартиру Горбачевы получили позднее на улице Щусева в доме, который москвичи называли “дворянским гнездом”. Там же поселились Ирина и Анатолий. Но жить продолжали на даче, так как обустройство нового жилья потребовало много времени.
Горбачев приехал в Москву, хорошо понимая, какие обязанности принял на себя. С первых дней весь ушел в работу и работал по 12-16 часов в сутки.


* * *

К моменту переезда Горбачева в Москву перегруппировка сил внутри  высших партийных структур в основном завершилась. С помощью необходимых приемов политических игр Брежнев сумел упрочить свое положение, стать практически недосягаемым. Отстранение Подгорного в 1977-ом году и Косыгина в конце 1980-го года завершилось утверждением единоличной власти Брежнева. Ирония судьбы состояла в том, что произошло уже после того, как Брежнев начал утрачивать работоспособность:

39

власть его приобрела эфемерный характер.
Судя по воспоминаниям академика Чазова, болезнь стала прогрессировать в начале 70-ых годов. Роковую роль сыграли склероз мозговых сосудов и злоупотребление успокаивающими препаратами, вызывающими депрессию и ярость. Он менялся на глазах.
Раньше был не только более энергичным, но и более демократичным – поощрял обсуждения, слушались даже дискуссии на заседаниях Политбюро и Секретариата. Теперь ситуация изменилась коренным образом. О дискуссиях, уже тем более о какой-либо самокритичности с его стороны, не могло быть и речи.
Казалось бы, общее состояние здоровья и интеллекта Брежнева требовали поставить вопрос о его уходе в отставку. Это было гуманно и целесообразно с точки зрения человеческой и интересов государства. Но Брежнев и его ближайшее окружение и думать не хотели о расставании с властью. И себя, и других убеждали, что-де уход Брежнева нарушит установившееся равновесие, подорвет стабильность. Словом, опять “незаменимый”, хоть и полуживой.
Не только сам Брежнев, большинство членов Политбюро не хотели ухода Брежнева. Слабеющий генсек вполне устраивал первых секретарей обкомов, крайкомов и ЦК республик, устраивал он и премьер-министра, министров, ибо они становились полными хозяевами в своих епархиях. Иными словами, тут, как и при обретении Леонидом Ильичом власти, действовал упоминавшийся “общественный договор”.
Удержанию шаткого равновесия должна была, по их мнению, способствовать и тщательно сберегаемая субординация, каждый должен был знать свое место, свой “шесток” и не претендовать на большее. Эта субординация доводилась порою до полного абсурда и предусматривала буквально все, даже рассадку в зале заседаний Политбюро. Каждому надлежало занять за столом строго определенное место. Справа от Брежнева садился Суслов, слева – предсовмина Косыгин, а после его ухода – Тихонов. Рядом с Сусловым – Кириленко, затем Пельше, Соломенцев, Пономарев, Демичев. С другой стороны, рядом с Косыгиным – Гришин, потом Громыко, Андропов, Устинов, Черненко, наконец, Горбачев. Стол большой, и когда Леонид Ильич начинал советоваться с одной половиной, скажем Сусловым, то при его дикции сидевшим в конце стола на другой половине, услышать и понять изреченное им, было просто трудно.
Соседство с Черненко также создавало определенные неудобства. Он постоянно вскакивал с места, подбегал к Брежневу и начинал быстро перебирать бумаги.
- Это мы уже решили... Это вам надо зачитать сейчас... А это мы сняли с обсуждения.
В общем, картина тягостная. Делалось все открыто, без всякого стеснения.


* * *

Работа в ЦК оставляла мало времени для семьи Горбачевых. Надо было вживаться в столичную жизнь, налаживать новые отношения. Им, собственно, хотелось понять атмосферу, в которой живут семьи их новых коллег, да просто познакомиться с ними. Увы, все оказалось не так, как они предполагали.
40

Встречи и хождения в гости не поощрялись – мало ли что... Сам Брежнев звал к себе строго ограниченный круг – Громыко, Устинова, реже Андропова, Кириленко. Были, правда, исключения. Ранним летом 1979-го года семью Горбачевых пригласил провести вместе выходной день Суслов. Договорились поехать погулять по территории одной из дальних пустующих сталинских дач. Он взял с собой дочь, зятя, внуков. Провели там почти целый день, гуляли, разговаривали. Никакого обеда устраивать на стали, но чай все-таки был. Это была встреча ставропольцев: старожил Москвы как бы проявлял внимание к молодому, прибывшему из тех мест коллеге.
Даже с Андроповым, несмотря на добрые отношения, так и не пришлось им ни разу пообщаться в домашней обстановке.
Когда Горбачева сделали секретарем ЦК по сельскому хозяйству, и он переехал в Москву, Андропов не спешил афишировать свое расположение к Михаилу Сергеевичу. Горбачев, став членом Политбюро, обосновался на даче рядом с Андроповым. Оказавшись с Юрием Владимировичем в одном партийном ранге, осмелился позвонить ему в воскресенье.
- Сегодня у нас ставропольский стол. И как в старые добрые времена, приглашаю вас с Татьяной Филипповной на обед.
- Да, хорошее было время, - согласился Андропов. - Но сейчас, Михаил, я должен отказаться от приглашения.
- Почему? – искренне удивился Горбачев.
- Если я к тебе пойду, завтра же начнутся пересуды: кто? где? зачем? что обсуждали? Мы с Татьяной Филипповной еще будем идти к тебе, а Леониду Ильичу уже начнут докладывать. Говорю это, Михаил, прежде всего, для тебя.
Внеслужебные отношения на трех верхних этажах власти – члены Политбюро, кандидаты в члены, секретари ЦК – исключение. Личного общения между руководителями партии практически не было. Они недолюбливали друг друга и, безусловно, никому не доверяли. Сталин не любил, когда члены Политбюро собирались за его спиной, и страх перед гневом генерального сохранился. Никто ни с кем без дела не встречался.
С тех пор желания у Горбачева приглашать к себе или быть приглашенным к кому-либо, не возникало. Семья Горбачева продолжала встречаться со старыми знакомыми, заводила новых, приглашала к себе, ездила в гости к другим. Но не к коллегам по Политбюро и Секретариату.
С трудом вписывалась в новую систему отношений и Раиса Максимовна, которая так и не смогла найти себя в весьма специфической жизни, как теперь называют, кремлевских жен. Близкие знакомства ни с кем не состоялись. Побывав на некоторых женских встречах, Раиса Максимовна была поражена атмосферой, пропитанной высокомерием, подозрительностью, подхалимством, бестактностью одних по отношению к другим.
Мир жен – это зеркальное отражение иерархии руководящих мужей, вдобавок с некоторыми женскими нюансами. Дело доходило до курьезов. 8-го марта 1979-го года по традиции устроили очередной правительственный прием. Все жены руководителей выстроились при входе в зал, чтобы приветствовать иностранных гостей и

41

соотечественниц. Раиса Максимовна встала там, где было свободное место, нисколько не подозревая, что тут действует самая строгая субординация.
Одна из “главных дам” – жена Кириленко, рядом с которой оказалась Раиса Максимовна, обратилась к ней, без стеснения указывая пальцем:
- Ваше место – вот там. В конце.
Раиса Максимовна все время повторяла: что же это за люди?
За пределами “избранного круга” все было проще. Ирина и Анатолий быстро вошли в новую студенческую среду, обзавелись друзьями.
Возобновила свои научные связи и Раиса Максимовна. Она установила контакты со старыми знакомыми и коллегами в МГУ, Институте философии. Сразу включилась в знакомый ей мир научных дискуссий, симпозиумов, конференций, просто дружеских встреч. Занялась английским языком. Как только выдавалось свободной время, они брали машину и ехали смотреть Москву. Первые маршруты пролегли по старым, близким сердцу местам. Маховая, Красные Ворота, Красносельская, Сокольники с каменной пожарной каланчой, клуб имени Русакова, Стромынка... Долго стояли. Подошли к Яузе. Проехав через мост, оказались на Преображенской площади. И не узнали ее – старой площади нет! Грустно до боли.
Сначала они выбирали маршруты поездок по Москве спонтанно. Сели, поехали, где-то остановились, вышли погулять. И все окружающее вливалось в их души, извлекая из дальних уголков памяти какие-то воспоминания. Но они хотели узнать всю Москву – сегодняшнюю, в которой суждено жить. Со временем появилась идея: выбирать маршруты поездок так, чтобы познакомиться с Москвой по векам ее становления.
Потом стали выезжать в Подмосковье. Побывали в Архангельском. Самое большое впечатление – пейзажи по берегам Москвы-реки.


* * *

После ввода наших войск в Афганистан США и другие государства предприняли против СССР ряд мер. В частности, американцы прекратили поставку зерна. Это эмбарго лишило СССР возможности получить примерно 17 миллионов тонн.
В январе 1980-го года Брежнев пригласил к себе Громыко, Устинова и Горбачева. Впервые Горбачев оказался в столь узком кругу, где фактически принимались важнейшие решения, определяющие судьбу страны. Вначале Громыко и Устинов подробно и весьма оптимистично изложили свои оценки положения в Афганистане. Горбачеву пришлось докладывать о весьма тревожной продовольственной ситуации.
Сообщение обеспокоило всех присутствующих. Горбачеву дали поручение подготовить конкретные предложения о том, какой минимум необходимо иметь для нормального жизнеобеспечения и какие директивы в этой связи должны быть даны МИДу и Внешторгу. Тогда-то и возник вопрос о необходимости разработки программы, которая  освободила бы СССР от импорта зерна. Позже она была названа “продовольственной”.
Была вскрыта существующая на то время “теория”: сельское хозяйство потребляет

42

Больше национального дохода, чем производит. Иными словами, это безнадежно убыточная отрасль экономики, своего рода бездонная прорва, поглощающая несметные ресурсы и ничего не дающая взамен.
Задача Горбачева была опровергнуть подобные “теоретические” предрассудки.
Удалось настоять на создании комплексной группы под руководством предприятия Госплана СССР Н.К. Байбакова, куда вошли представители Академии наук, ВАСХНИЛ, ЦСУ и Госплана. Сколько словесных баталий произошло, пока не был достигнут результат. Пришла идея часть капиталовложений, направляемых в сельское хозяйство, использовать на развитие сельхозмашиностроения. Сменили приоритеты.
Горбачев решил, чтобы идеи о разработке специальной Продовольственной программе были включены в доклад очередного съезда КПСС.
В феврале-марте 1981-го года XXVI съезд КПСС признал необходимым разработку специальной Продовольственной программы. Особо обращалось внимание на тесную увязку сельскохозяйственного производства с промышленными отраслями, прежде всего, перерабатывающей промышленностью.
После долгих обсуждений, видя колоссальный разнобой, несогласованность, пустую трату средств – в “плановом” хозяйстве родилась идея объединить отрасли работающих в сельском хозяйстве в единый агропромышленный комплекс (АПК). Во главе АПК должен был стоять общесоюзный Агропромышленный комплекс.
Естественно, что на решение и согласование всех вопросов, связанных с созданием агропромышленного комплекса у Горбачева уходила уйма времени. Для перестраховки, дополнительной экспертизы и апробации намечаемой реорганизации Горбачев снова – уже по второму кругу – провел серии встреч с учеными, руководителями колхозов и совхозов, секретарями партийных комитетов разных уровней. И он работал.


* * *

А между тем обстановка в партийных сферах осложнялась. Перетягивание каната между Черненко и Андроповым, их конкурентная борьба за влияние на генсека продолжалась. Черненко пытался изолировать Брежнева от прямых контактов с другими членами Политбюро, говорил, что только он может чисто по-человечески понять Леонида Ильича, то есть не брезговал ничем, чтобы укрепить  личные позиции.
Хотя Андропова после Пленума посадили в сусловский кабинет, поручение ему вести секретариат ЦК так и не было зафиксировано. Черненко, а иногда и Кириленко по-прежнему вели заседание Секретариата.
Так продолжалось до июля 1982-го года, когда произошел эпизод, поставивший все на свои места. Обычно перед началом заседания секретари собирались в комнатах, которые именовали “предбанник”. Так было и на сей раз. Когда Горбачев вошел в нее, Андропов был уже там. Выждав несколько минут, он внезапно поднялся с кресла и сказал:
- Ну что, строитель? Пора начинать.
Андропов первым вошел в зал заседаний и сразу же сел на председательское место. Что касается Черненко, то увидев это, он как-то сразу сник и рухнул в кресло, стоявшее
43

через стол напротив Горбачева, буквально провалился в него. Так на глазах у всех произошел “внутренний переворот”, чем-то напоминавший сцену из “Ревизора”.
Этот Секретариат Андропов провел решительно и уверенно – в своем стиле, весьма отличном от западной манеры, которая была свойственна Черненко и превращала все заседание в некое подобие киселя.
Вечером Горбачев позвонил Андропову:
- Поздравляю, кажется, произошло важное событие. То-то я гляжу, вы перед Секретариатом были напряжены и замкнуты наглухо.
- Спасибо, Михаил, - ответил Андропов. – Было от чего волноваться. Звонил Леонид Ильич и спрашивал: “Для чего я тебя брал из КГБ и переводил в аппарат ЦК? Чтобы ты присутствовал  при сем? Я брал тебя для того, чтобы ты руководил Секретариатом и курировал кадры. Почему ты этого не делаешь?..” Вот после этого я решился. Зная состояние генсека и нежелание ссориться с Черненко, я увидел, что сам он на такой звонок был неспособен. Видимо, как это бывало не раз, кто-то стоял рядом и, как говорится, “нажимал”. Таким человеком мог быть только Устинов. Если учесть его влияние на Брежнева, его способность действовать напрямую, без всякой дипломатии, а также его давнюю дружбу с Андроповым, то это можно утверждать с достаточной уверенностью.
Вот так сложилась новая “стабильность”. Теперь уже довольно часто обсуждение носили не формальный, а сугубо деловой характер. Появились замечания в адрес отделов по качеству подготовки тех или иных вопросов. Принимавшиеся постановления принимали более конкретное содержание. Главное – утверждалась требовательность и жесткость. Ну, а по части персональной ответственности Андропов нагонял такой страх, что при всей вине, на кого обрушивался его гнев, становилось по-человечески просто жалко.
У Горбачева родилось ощущение, что в нем произошли перемены, которых он не замечал прежде. Возможно, тут сыграло свою роль то обстоятельство, что с обострением болезни Брежнева и усилением интриг в его окружении создалась ситуация, которая угрожала полным безвластием. Видимо, Андропов решил предпринять некоторые шаги, которые бы повысили авторитет центральной власти, показали всем, что, несмотря на немощь генсека, рычаги управления находятся в твердых руках и никаких случайностей не произойдет. И прежде всего это нужно было показать членам Политбюро.
В том контексте Горбачев рассматривался неожиданным поручением Андропова в летний период 1982-го года, когда он остался “на хозяйстве” ЦК. Горбачеву было поручено разобраться, почему в разгар сезона в Москве нет фруктов и овощей. Была создана “пожарная команда” по спасению столицы, но она столкнулась с решительным отказом торговых организаций Москвы брать продукцию под предлогом отсутствия торговой сети для ее реализации. Тут и Горбачев надавил на столичные власти, чтобы принудить их заняться практическими делами.
Вечером того же дня последовала реакция Гришина:
- Нельзя же до такой степени не доверять городскому комитету партии, чтобы
вопрос об огурцах решался в Политбюро, да еще через мою голову? Я решительно заявляю, что мне это не нравится!

44

Горбачев прервал его:
- Послушайте, Виктор Васильевич, мне кажется, вы не ту тональность взяли. Чисто практический вопрос ставите в плоскость политического доверия. А речь идет о том, что лето в разгаре, а в Москве – ни овощей, ни фруктов. Между тем, продукция есть. Поэтому давайте говорить о том, как решить этот вопрос. А мне поручено держать его под контролем.
К слову, о Гришине. Будучи ординарной личностью, он имел весьма завышенные представления о себе и своих возможностях. К тому же, как многие люди такого рода, при общении с “нижестоящими” напускал на себя столь значительный “вождистский” вид, что решение с ним каких-то вопросов превращалось в сущую муку. Никаких критических суждений и замечаний не принимал, единственное исключение – генсек. Но и тогда ворчал, что кто-то непрерывно информирует Генерального, что это чьи-то козни.
В “огуречной истории” он перечить не стал, сориентировался быстро. В городе вскоре появилось несколько тысяч овощных палаток, лотков и вопрос был решен. По московским коридорам пошел шепот: Андропов берется всерьез за наведение порядка.
Однако эта история имеет подтекст. В сложной, закулисной борьбе между членами руководства Гришин котировался некоторыми как вероятный претендент на “престол”. Подобного рода информация пошла через зарубежную прессу, и Андропов, естественно, знал об этом. Поэтому в его проекте вмешаться в священные дела столицы, играло и желание показать неспособность московского руководителя справиться даже с проблемами городского масштаба.
Примерно в то же время в одном из разговоров Андропов как бы мимоходом сказал:
- Леонид Ильич просит плотнее заняться кадрами. Думаю, надо бы нам посмотреть на некоторые фигуры, которые стали уже очень одиозными.
Он внимательно взглянул на Горбачева.
- Что ты думаешь о Медунове?
- То же, что говорил вам год и два назад, - ответил тот.
Действительно, разговор о бывшем его начальнике в Ставрополе не раз возникал у них ранее. До центра доходили вести о якобы неблагополучии в Краснодарском крае, в частности, о том, что в курортной зоне сложились мощные мафиозные структуры, имевшие якобы прямой выход на партаппарат.
Докладывая Андропову о результатах разговора о Медунове, Горбачев сказал:
- Надеюсь, вы понимаете, что о наших выводах вам придется докладывать Брежневу. Надо заранее предусмотреть реальный ход всего разговора.
- Понимаю, - отвечал Андропов. - Но это дело партийное, государственное, значит, надо. А ты подумай, какой вариант можно предложить для перевода Медунова. Я предложил доложить заместителю министра заготовки по плодоовощной продукции. Красноярский край был одним из основных поставщиков овощей и фруктов.
На аппарат ЦК, на всех секретарей обкомов освобождение Медунова произвело
сильное впечатление. Знали, что его опекал сам Генеральный секретарь, считали
“непотопляемым”, и вдруг... Авторитет Андропова стал расти буквально на глазах.
Ко всему этому генсек относился философски. Когда однажды ему сказали “о том,

45

как трудно живется низкооплачиваемым людям”, он ответил: “Вы не знаете жизни. Никто не живет на зарплату. Помню в молодости, в период учебы в техникуме, мы подрабатывали разгрузкой вагонов. И как делали? А три мешка или ящика туда – один себе. Так все и живут в стране”. В связи с этим “Брежнев считал нормальным и теневую экономику, и грабительство в сфере услуг, и взятки чиновников. Это стало едва ли не всеобщей нормой жизни”.
Видимо, именно в этом заключается борьба терпимого отношения Л.И. Брежнева и к коррозии аппарата ЦК КПСС. Но была и другая причина. Социальная коррозия захватила семью самого генсека.
Характеризуя Л.И. Брежнева, П.Е. Шелест писал: “о коррупции и жадности его самого и его семьи” и утверждал, что при нем “Завидово стало местом разврата”.
“Эпоха более или менее аскетических советских вождей, - утверждали журналисты, - кончилась Хрущевым. Страсть Брежнева к подношениям и испытываемая им почти  детская радость от них были хорошо известны”.
“Коррупция, - вспоминал Г.К. Шахназаров, - смертельно поразила вельможную верхушку общества. Увяз в ней и сам Брежнев, не способный устоять перед соблазнами сладкой жизни. Любил подношения и нашел неплохой способ удовлетворять эту страсть: во время визитов главам других государств дарить как можно более дорогие подарки (разумеется, за казенный счет), побуждая тех в свою очередь не скупиться, чтобы не ударить лицом в грязь (тоже за казенный счет, но лично для Генерального секретаря)”.
Всякий раз, - читаем мы в воспоминаниях Г.Х. Шахназарова, - когда во Внуково-2 приземлялся спецсамолет, оттуда перегружались в автофургоны и везлись на дачу генеральному десятки коробок с ценными подарками. Не мог Брежнев не знать о дани, которую собирала Виктория Петровна после каждой своей поездки в Карловы Вары, об авантюрных проделках своей дочери, питавшей болезненную страсть к бриллиантам.
Говорят, у Виктории Петровны Брежневой была квартира, где она хранила подарки, за что в семье ее звали “хозяйкой медной горы”.
Широкую известность получили похождения брата Леонида Ильича – Якова. Вспоминая о нем, его дочь – Любовь Яковлевна пишет: “Отец... пошел в разнос: сойдясь с сомнительными личностями кавказского происхождения, которые таскали его по гостям, ресторанам, используя в хвост и гриву его имя, покупали дефицитные “Волги”, строили дачи, вытягивали из него средства”. “О том, что отец Яков Брежнев занимается взяточничеством, я имела вначале неопределенные “слабо подтвержденные подозрения”. Но все чаще и чаще приходилось встречаться с людьми, которые приводили убедительные доказательства тому, что мой отец берет за услуги деньги”.
Шлейф слухов тянулся и за сыном Л.И. Брежнева Юрием, который занимал пост заместителя министра внешней торговли и обоснованно, или необоснованно, но слыл “пьяницей и вором”.
Подобные слухи ходили и о зяте генсека - Ю.М. Чурбанове. Рассказывая о его визите в Йемен, Черняев живописал: “Начать с того, что он совершенно бухой вывалился 
из самолета и чуть не рухнул (если бы не подхватили) перед “высокими встречавшими”,
почетным караулом и т.п. “Деловые встречи” пришлось все отменять, потому что с вечера и до утра он безобразно набирался, а с утра и до обеда его невозможно было разбудить...

46

Обратно домой увез несметное количество чемоданов и ящиков”.
5-го декабря 1984-го года Черняев отметил в дневнике, что “по Москве идут разговоры “о цыгане”, который попался (в составе шайки) на валютных операциях с заграницей”. Завели, было, дело. И вдруг... дело закрыли, а цыгана устроили артистом в Большой театр. Объяснение этого молва видела в том, что “цыган” – это любовник дочери Брежнева, причем “давний”. Из примечаний к этой записке явствует, что автор имел в виду артиста цыганского театра “Ромэн” Бориса Буряце.
Записав слухи о Галине и Борисе, Черняев сопроводил их следующими комментариями: “Очень похоже, что не сплетня”.
О том, что эти слухи имели под собой основания, свидетельствуют воспоминания зятя М.А. Суслова – Л.Н. Сумарокова, из которых явствует, что в конце 1981-го года было решено переговорить с Брежневым о поведении его дочери Галины, и эта деликатная миссия доверена М.А. Суслову и С.К. Цвигуну.
Первоначально планировалось сделать это после празднования 75-летия Леонида Ильича, которое отмечалось 19-го октября 1984-го года. Потом, вероятно, было решено не портить ему Новый год. Поэтому разговор на эту тему перешел на январь. Между тем, события развивались с детективной быстротой.
11-го декабря 1984-го года в своей элитной квартире на Кутузовском проспекте была обнаружена убитой известная киноартистка З. Федорова. Имеются сведения, будто бы она “входила в так называемую бриллиантовую мафию, костяк которой состоял из жен и детей высокопоставленных кремлевских деятелей. Они занимались скупкой и перепродажей изделий из золота, антиквариата и произведений искусства”.
“Знающие люди утверждают, - пишет А. Борисов, - что Федорова обладала уникальной информацией о многих участниках бриллиантовых махинаций в СССР. О ее широкой осведомленности говорит и такой факт: в ее записной книжке были записаны 2032 телефонных абонента, 1398 почтовых адресов (971 московский и 427 иногородних)”.
30-го декабря 1981-го года была украдена коллекция бриллиантов из квартиры цирковой артистки Ирины Бугримовой, через три дня ограбление (то есть 3-го января 1982-го года) в Шереметьевском аэропорту был задержан человек, улетавший в ФРГ. За подкладкой его пальто обнаружили несколько бриллиантов Бугримовой. “Курьер раскололся сразу и назвал имя Бориса Буряце. В его квартире и нашли ценности, принадлежащие известной дрессировщице, после чего он был арестован”.
Как заявил в беседе с Д. Гордоном бывший следователь Генеральной прокуратуры СССР В. Калиниченко, “и Зоя Федорова, и дрессировщица Ирина Бугримова, и любовник Гали Брежневой певец Борис Буряце – все это один клубок” и ниточка от этого вела не только к Г.Л. Брежневой, но и к министру внутренних дел Н.А. Щелокову, который “очень баловался дорогостоящим антиквариатом”.
И хоть дело имело уголовный характер, его сразу же взял под свой контроль Отдел административных органов ЦК, который возглавлял генерал-полковник Н.И. Савинкин.
Если верить Р.А. Медведеву, следствие было изъято из рук МУР и передано в КГБ, где
доверено не более и не менее как первому заместителю председателя КГБ С.К. Цвигуну.
По всей видимости, это произошло не ранее понедельника 11-го января.
А поскольку Цвигун хорошо представлял, кто такой Б. Буряце, и понимал, что на

47

следствии может замелькать фамилия Г.Л. Брежневой, он, по всей видимости, доложил обо всем Суслову.
После встречи Нового года Брежнев снова оказался не в рабочем состоянии.
“1982-ой год, - вспоминал Бовин, - начался с того, что Брежнев чувствовал себя неважно. Ему было трудно говорить с людьми. Уединялся, отсиживался в Кунцево”. “В январе 1982-го года после приема актива Партбюро, - говорится в воспоминаниях Чазова, - у Брежнева развился период тяжелой астении. Во всяком случае, 21-го января 1982-го года заседание Политбюро вел Черненко”.
“Поэтому, - как пишет Л.Н. Сумароков, - встреча С.К. Цвигуну и М.А. Суслову была назначена на пятницу 22-го января”.


* * *
По свидетельству племянницы Брежнева, Цвигун не стал ждать и посетил Брежнева дома. Рассказав ему о “бриллиантовом доме” и о причастности к нему его дочери, Цвигун задал вопрос: “Что делать?” Ответ был однозначным: “Судить по всем законам”. По свидетельству Л.Я. Брежневой, генсек в то время “прихварывал”, поэтому слушал Цвигуна “лежа на диване в кабинете”, а когда ответил на его вопрос, отвернулся к стене и заплакал.
А дальше события развивались следующим образом.
18-го, в понедельник, лег в больницу М.А. Суслов.
Во вторник, 19-го неожиданно умер Цвигун. В посвященном ему некрологе, появившемся на страницах “Правды”, говорится, что он скончался “после тяжелой продолжительной болезни”. Однако когда его жене выдали медицинское свидетельство о смерти, в нем было сказано, что ее муж умер скоропостижно от “острой сердечной недостаточности”.
Уже одно это свидетельствует, что, видимо, пытались скрыть действительную смерть Цвигуна.
К сожалению, до сих пор неизвестен акт вскрытия покойного, но имеется свидетельство жены, из которого явствует, что когда родственники увидели Цвигуна в гробу, им сразу же бросилось в глаза пулевое отверстие.
В свое время Р.А. Медведев “в одном из управлений Министерства здравоохранения” познакомился с документом, который, по всей видимости, представлял собою протокол осмотра тела покойного.
“Усова дача, 45. Скорая помощь. 19-го января 1982-го года – 16:55. Пациент лежит лицом вниз, около головы обледенелая лужа крови. Больной перевернут на спину, зрачки широкие, реакции на свет нет, пульсации нет, самостоятельное дыхание отсутствует. В  области правого виска огнестрельное ранение с гематомой, кровотечения из раны нет. Выраженный цианоз лица. Реанимация, непрямой массаж сердца, интубация.  В 17:00 приехала реанимационная бригада. Мероприятия по оказанию медицинской помощи в течение 20 минут не дали эффекта и прекращены. Констатирована смерть. 16:15 пациент, гуляя по территории дачи с шофером, выстрелил в висок из пистолета “Макаров”.
48

Подписи пяти врачей”.
Из этого явствует, что Цвигун или покончил жизнь самоубийством, или же был убит. Следовательно, официальное сообщение о смерти Цвигуна представляло собою фальсификацию.
В объяснении самоубийства существует, по меньшей мере, три версии.
“Наиболее распространенная версия, - пишет Ф.Д. Бабков, - причиной самоубийства Цвигуна явилась ссора с М.А. Сусловым, который не разделял его точку зрения на борьбу с коррупцией, а Цвигун стоял на своем. Понимая, что силы неравны и Суслова ему не одолеть, Цвигун, как человек принципиальный, не нашел иного выхода, как покончить с собой. Между тем, - пишет Бабков, - основная причина его поступка заключалась в том, что Цвигун был тяжело болен, и в последние месяцы практически не работал: раковая опухоль безжалостно расправлялась с этим могучим человеком. Он долго боролся с недугом, а когда стало совсем невмочь, решил добровольно уйти из жизни”.
А вот еще одна версия самоубийства.
“Однажды первого заместителя Андропова, генерала армии Цвигуна, - пишет генерал КГБ В.Е. Кеворков, - вызвали в ЦК партии и поставили в известность о том, что на уголовном процессе по делу коррупции в особо крупных размерах, предполагавшем высшую меру наказания в случае вынесения обвинительного приговора, подсудимые дали против него, Цвигуна, показания. По их словам, он, первый заместитель Министра госбезопасности, брал взятки. Прежде чем ответить, Цвигун спросил, знает ли о его вызове в ЦК Брежнев. Получив утвердительный ответ, он попросил сутки на обдумывание. Однако, вернувшись домой, раздумывать не стал, и в тот же день застрелился”.
Версия о самоубийстве вызывает большие сомнения.
Во-первых, Цвигун не оставил прощального письма. Он не винил ни своих родных, ни коллег по ведомству, что не только в первом и втором, но и в третьем случае было бы неизбежно.
Во-вторых, по свидетельству бывшего председателя КГБ СССР Чебрикова, “после смерти Цвигуна в сейфе нашли деньги и ценности”. Вряд ли бы он оставил их там в случае самоубийства.
В-третьих, 19-го января Цвигун находился в подмосковном санатории вместе с женой Розой Михайловной, и вместе с нею решил съездить на дачу в Барвиху, посмотреть, как идет ремонт. Когда они приехали, жена вошла в дом, а Цвигун остался на улице.
Через некоторое время Роза Михайловна вышла из дома и увидела, как навстречу ей бежит шофер. Едва он успел прокричать “У нас несчастье”, как в это время какой-то незнакомый мужчина в штатском подошел к Розе Михайловне и предложил ей вернуться в дом, а когда она почувствовала недоброе, ее увели насильно.
Затем приехали врачи и мужа увезли на “скорой помощи”, но к нему ее в тот день
не пустили и о том, что с ним произошло, не сказали. Поэтому она решила, что он упал и
ударился виском о крыльцо.
Что же произошло в действительности?

49

“В начале января 1982-го года, - вспоминает В.А. Крючков, - выдался день, когда Цвигун почувствовал себя неплохо и вызвал машину для поездки на дачу. По словам водителя, в отличие от прежних дней, он вел спокойный, вполне осознанный разговор, и, прогуливаясь на даче по дорожке, вдруг проявил интерес к личному оружию водителя, поинтересовался, пользуется ли он им, в каком состоянии содержится пистолет, потому что по уставу, мол, оружие всегда должно быть в полной готовности, а затем попросил показать его. Водитель, ничего не подозревая, передал пистолет в руки Цвигуна, и последний сразу же выстрелил себе в висок. Смерть наступила мгновенно”.
О том, что в 16:15 пациент, гуляя по территории дачи с шофером, выстрелил в висок из пистолета “Макаров”, говорится и в том документе, который был выдан 
Р.А. Медведевым.
Но, во-первых, если Цвигун покончил самоубийством, зачем ему, имевшему собственное оружие, понадобился пистолет шофера? Это тем более странно, что Цвигун не мог не понимать, что, кончая жизнь из чужого оружия, он тем самым бросал тень подозрения на своего охранника. А во-вторых, если он все-таки погиб от выстрела из пистолета шофера, то где гарантия, что он был убит?
Давно уже привлек к себе внимание и другой факт.
Из книги Р.А. Медведева: “21-го января во всех центральных газетах появился необычный некролог. Хотя Цвигун был членом ЦК, под его некрологом не было фамилии Брежнева, Кириленко и Суслова. Были подписи Андропова, Горбачева, Устинова и Черненко, а также членов коллегии КГБ”.
Поэтому отсутствие фамилии Л.И. Брежнева под некрологом С.К. Цвигуна – это необычный факт.
По некоторым сведениям, приехав на дачу С.К. Цвигун, Ю.В. Андропов якобы произнес фразу “Этого я им никогда не прощу”, из которой вытекало, что Цвигун был убит. Именно так считали и его близкие.
Эту смерть многие связывали “с делами, разворачивавшимися вокруг дочери Генерального секретаря”. Косвенно на это указывают и воспоминания ее двоюродной сестры. “После смерти Цвигуна, - пишет Л.Я. Брежнева, - отец рассказал мне о Галине: “Я хоть и дядя ей родной, но первый проголосовал бы за то, чтобы эту стерву в Бутырку посадили”.


* * *

25-го января 1982-го года умер Суслов. Смерть Суслова подспудная борьба внутри политического руководства. Надо признать, что Михаил Андреевич, никогда не претендовавший на пост Генерального секретаря и абсолютно лояльный к Брежневу, в то же время был способен возразить ему. В составе руководства он играл
стабилизирующую роль, в определенной мере нейтрализовал противостояние различных
сил и характеров.
И вот его не стало. Первый вопрос – кто заменит? По сути дела речь шла о

50

преемнике Брежнева, о “втором” секретаре, который по традиции со временем становился “первым” уже при жизни генсека, постепенно овладевая рычагами власти, брал на себя руководство. Очевидно, кандидатом на данный пост мог стать лишь человек, приемлемый для самого Брежнева.
Между тем, Леонид Ильич находился уже в таком состоянии, что восприятие им и людей и идей, было неадекватным. Оно во многом тогда зависело от Черненко, неотлучно находившегося возле Брежнева с утра до ночи, разве что только кроме часов дневного сна генсека. После каждого четверга, когда проходило заседание Политбюро, Леонид Ильич уезжал в Завидово – охотничье хозяйство под опекой военных, а с ним и Черненко. Если же требовалось как-то завершить и оформить дела Политбюро, Черненко задерживался на пятницу, но в субботу и воскресенье был уже в Завидово обязательно.
Причина его влияния, помимо многих лет совместной работы с Леонидом Ильичом, еще и в том, что Черненко сделал больше всех для создания имиджа Брежнева, его образа, как выдающегося незаменимого политика. Вокруг Черненко сложилась группа людей, которая ориентировала соответствующим образом средства массовой информации, идеологические структуры партии, партийные комитеты. Вот и стали звучать такие клише, как “общепризнанный лидер”, “крупнейший теоретик”, “непререкаемый авторитет”, “выдающийся борец за мир” и прочее. Если учесть, что в последyющее время Леонид Ильич мог работать, а вернее – присутствовать на работе всего несколько часов в день, то создавать видимость активной его деятельности было нелегко. Тщательно продумывалось каждое появление генсека на публике, каждая поездка, за него писали статьи, мемуары, выпускали тома сочинений. И Брежневу это нравилось.
Став доверенным лицом генсека, чуть ли ни его душеприказчиком, Черненко явно рассчитывал на пост “второго лица”. С этим связывали свои непомерные амбиции члены его “группы”, чистые аппаратчики, не имевшие политического авторитета. Сам он в какой-то мере становился объектом их умелого манипулирования.
Анализируя расстановку сил после смерти Суслова, нельзя было сбрасывать со счетов и некоторых членов Политбюро – прежде всего руководителей крупнейших республиканских организаций, таких как Кунаев или Щербицкий. Особенно помогал Брежневу Щербицкий.
Приехав в очередной раз к Леониду Ильичу, Щербицкий долго рассказывал об успехах Украины, а когда стали расставаться, довольный услышанной информацией, Брежнев расчувствовался и, указав на свое кресло, сказал:
- Володя, вот кресло, которое ты займешь после меня.
Шел тогда 1978-ой год, Щербицкому исполнилось 60 лет. Это была не шутка, или минутная слабость. Леонид Ильич действительно питал к нему давнюю привязанность и, как только пришел к власти, сразу вытащил Щербицкого из Днепропетровска, куда его отправил Хрущев, добился назначения Председателем Политбюро в пику Никите для уже предрешенной его замены. Хотя параметры личности Щербицкого были не столь уже масштабны, он был по тем временам крупным политиком, уверенно “вел” республику, и,
главное, твердо стоял, как он сам выражался, “на позициях Богдана Хмельницкого”. Это
ценилось высоко.
Не все ясно и со смертью Суслова. В некрологе было сказано, что он умер после

51

непродолжительной тяжелой болезни. Р.А. Медведев утверждал, что вечером 18-го января у М.А. Суслова возник инсульт и его срочно госпитализировали.
Однако по свидетельству зятя М.А. Суслова Л.Н. Сумарокова, никакого инсульта у Михаила Андреевича не было, и лег он в больницу, несмотря на то, что чувствовал себя нормально, только по настоянию Е.М. Чазова для профилактического обследования. О том, что М.А. Суслов лег на обследование, 25-го января 1982-го года от Б.Н. Пономаревой узнал А.С. Черняев.
Об этом же пишет Е.И. Синицын. Этот факт не отрицает и Е.И. Чазов.
Таким образом, сразу после возвращения из Варшавы в понедельник 18-го января Суслов лег в ЦКБ в полном здравии. Обследование, по свидетельству Б.Н. Пономаревой, показало, что “все в порядке”. И вдруг “три дня назад – удар (кровоизлияние)”.
Л.Н. Сумароков тоже пишет, что обследование ничего не обнаружило, и 22-го января, в пятницу, М.А. Суслова должны были выписать. Накануне он чувствовал себя хорошо, с врачом ему дали какое-то новое лекарство, после которого он потерял сознание и почти сразу же умер на руках дочери Майи Михайловны, бывшей в этот момент рядом с отцом. Но после этого его отправили не в морг, а в реанимацию и констатировали смерть только 25-го. “Когда днем, - пишет Чазов о Суслове, - мы были у него, он чувствовал себя вполне удовлетворительно. Вечером у него внезапно возникло обширное кровоизлияние в мозг. Мы все, кто собрался у постели Суслова, понимали, что дни его сочтены, учитывая не только обширное поражение, но и область мозга, где произошло кровоизлияние. Так и оказалось. Через три дня Суслова не стало”.
Позднее Чазов утверждал: “Горбачев – свидетель того, как меня вытаскивали с Северного Кавказа к Суслову. Мы сидели с ним в Железноводске, когда мне позвонили и сказали: “Срочно выезжайте, с Сусловым плохо, чтобы к утру были в Москве”.
Как же примирить эти два свидетельства?
Если они оба соответствуют действительности, получается, что днем 21-го Чазов улетел в Железноводск на отдых, а уже вечером его вызвали обратно.
Вспоминая о смерти М.А. Суслова, его зять Л.Н. Сумароков обращает внимание на следующие странности.
Во-первых, назначая Суслову новое лекарство, Чазов не только не объяснил своему пациенту его необходимость, но и не поставил его об этом в известность. О том, что 21-го января ее отцу дали новое лекарство, Майя Михайловна поняла только по внешнему виду таблетки. Но все произошло так быстро, что она не успела отреагировать на это.
Во-вторых, когда к М.А. Суслову вызвали реабилитационную машину, ее не пустили в ЦКБ, в связи с чем она вернулась и уехала обратно. И когда вызов повторили, то первоначально реанимационную бригаду направили в палату Д.Ф. Устинова и только потом – к М.А. Суслову. В результате к нему она прибыла с большим опозданием.
Свидетельствовало ли это о неорганизованности, или же тут был злой умысел, предстоит выяснить.
В-третьих, почему-то в этот день М.А. Суслова охранял совершенно другой
сотрудник КГБ СССР, который до этого в его охране не состоял.
В-четвертых, - пишет Л.Н. Сумароков, - “когда Майя Михайловна встретилась в ЦКБ с Чазовым, тот, увидев дочь Cуслова, казалось, проявил полное сочувствие, уронил

52

голову на руки и зарыдал. Видимо, напряжение было слишком велико и нервы не выдержали у него”.
В связи с этим в семье покойного сразу же возникли подозрения о его насильственной смерти. Эти подозрения еще более окрепли, когда через некоторое время в салоне своей машины был обнаружен задохнувшийся от выхлопных газов лечащий врач М.А. Суслова Лев Кумачев.
Таким образом, после 22-го января ни Суслова, ни Цвигуна Л.И. Брежнев принять уже не мог.
Хоронили Суслова 28-го.
Поскольку М.А. Суслов занимал в руководстве партии второе место, а третье – Черненко, многие ожидали, что последний и станет его преемником. И действительно, на фотографии, запечатлевшей прощание членов Политбюро с М.А. Сусловым, мы видим, что рядом с Л.И. Брежневым стоит Черненко, затем Н.А. Тихонов, потом А.П. Кириленко и только пятым Ю.В. Андропов.
Как писал В. Легостаев, после смерти М.А. Суслова Черненко, курировавший до этого Общий отдел ЦК КПСС, замкнул на себе Отдел организационно-партийной работы, то есть отдел кадров ЦК, и Отдел агитации и пропаганды. Поэтому его позиции в руководстве партии значительно укрепились.
“Смерть Суслова, - пишет Чазов, - впервые обозначила противостояние групп Андропова и Черненко. Начался новый незаметный для большинства раунд борьбы за власть”.


* * *

25-го января один из руководителей внешней разведки В.А. Кирпиченко был у Ю.В. Андропова. “Вдруг, - вспоминает он, - раздался один телефонный звонок, а потом зазвонило несколько телефонов. Андропову докладывали из разных мест, что умер 
М.А. Суслов. Я вышел в кабинет напротив и перешел в кабинет к начальнику секретариата, сообщил ему новость, и он, не моргнув глазом, сказал: “Все... Юрий Владимирович уходит от  нас в Политбюро”. Как я понял, это было давно решенным делом: Андропов садился в кресло Суслова”.
Когда же Л.И. Брежнев принял такое решение?
“Через день-два после внезапного заболевания Суслова в начале 1982-го года, - говорится в мемуарах А.М. Александрова-Агентова, - Леонид Ильич отвел меня в дальний угол своей приемной в ЦК и, понизив голос, сказал: “Мне звонил Чазов. Суслов скоро умрет. Я думаю, на его место направить в ЦК Андропова”.
Поскольку М.А. Суслова госпитализировали 18-го января, то через день-два получится 20-21-ое января. Однако 20-го Михаил Андреевич чувствовал себя хорошо, и только вечером 21-го у него произошел приступ. В понедельник 25-го врачи
констатировали его смерть. В субботу и воскресенье Леонид Ильич не работал. Поэтому его разговор с А.М. Александровым-Агентовым мог иметь место только в пятницу 22-го.

53

Однако решение переместить Ю.В. Андропова с Лубянки на Старую площадь 
Л.И. Брежнев принял еще раньше. Если верить Л.Н. Сумарокову, оказывается, в конце 1984-го года между Брежневым и Сусловым была достигнута договоренность, что, отметив 21-го ноября 80-летие, Суслов уйдет в отставку, а его место займет Андропов. К тому времени готовились и другие кадровые перемены, которые Сумароков называет в своих воспоминаниях “реформой власти”.
Кто был посвящен в этот замысел, мы не знаем. Можно лишь отметить, что 
А.А. Громыко в их число не входил, так как вскоре после смерти Суслова позвонил Андропову, и довольно откровенно стал  зондировать почву для своего перемещения на место “второго секретаря”. Но Юрий Владимирович заявил – это дело генсека.
Буквально через несколько дней после смерти Суслова Л.И. Брежнев предложил Ю.В. Андропову освободившееся кресло: “Давай, - заявил он, – решим на следующем Политбюро, и переходи на новую работу со следующей недели”. Андропов поблагодарил его, но напомнил ему, что секретари избираются на Пленуме. Тогда Брежнев предложил созвать Пленум на следующей “неделе”. Андропов отклонил и это предложение, заявив о целесообразности подождать до дня, на который был намечен очередной Пленум ЦК КПСС. Складывается впечатление, что Брежнев спешил не столько передвинуть Андропова на второе место в руководстве партии, сколько отстранить его от руководства КГБ СССР. Подобные подозрение были и у Андропова.
Между тем слухи, что именно тот займет кабинет Суслова на Старой площади, уже в феврале стали распространяться по Москве. Когда Андропова спросили об этом, Андропов рассмеялся и сказал, что на этот раз слухи верны.
Несмотря на то, что к намеченному Пленуму разрабатывалась продовольственная программа и после похорон Суслова она еще не была готова, несмотря на то, что Андропов предложил Брежневу не форсировать события, имеются сведения, что генсек хотел созвать Пленум уже в марте.


* * *

Но тут что-то произошло.
28-го января 1982-го года Андропов присутствовал на похоронах Суслова, а 25-го февраля на вручении ордена Ленина и третьей звезды Героя Социалистического труда Д.А. Кунаеву, его не было. Существует версия, будто бы в феврале шеф КГБ посетил Афганистан и оттуда вернулся в таком состоянии, что его пришлось госпитализировать.
Правда, 1-го марта на приеме первого секретаря ПОРП В. Ярузельского 
Ю.В. Андропов снова появился перед фото- и кинообъективами. Зато в середине марта “слег в больницу” Черненко.
А еще через две недели поползли слухи о болезни и даже смерти генсека. 18-го апреля американский журнал “Ньюсуик” опубликовал статью, которая называлась
“Последние дни Брежнева”. 25-го апреля 1982-го года А.С. Черняев записал: “В течение почти месяца Москва полнилась слухами, что Брежнев умер. Даже один из тамошних

54

голосов передал об этом, как о свершившемся факте”.
И хотя слухи были лишены оснований, возникли они не случайно.
22-го марта 1982-го года Л.И. Брежнев отправился в Ташкент для вручения Узбекистану ордена. “За день до выступления, - вспоминает его помощник 
А.М. Александров-Агентов, - следуя совету своего друга – министра обороны Устинова – внезапно решил поехать на авиастроительный завод. Его отговаривали и узбекские руководители, но он настоял на своем”.
“В сборочном цехе, куда направился Брежнев, - читаем мы в воспоминаниях Александрова-Агентова, - высилась монтажная эстакада, рассчитанная максимум на 40 человек, а набилось на нее более сотни. И вот, как раз в ту минуту, когда Брежнев в сопровождении Рашидова и других местных руководителей проходил под ней, железный помост зашатался и рухнул. Общий крик ужаса. Брежнева и сопровождающих швырнуло на бетонный пол”.
“Леонид Ильич лежал на спине, - вспоминал его телохранитель В.Т. Медведев, - рядом с ним Володя Собаченков с разбитой головой...  Мы с доктором Косаревым подняли Леонида Ильича. Углом металлического корпуса ему здорово ободрало ухо, текла кровь”.
Когда Александров “поднял голову”, он увидел, что под помостом и на полу лежат люди, но Брежнев с помощью других медленно поднимается и, шатаясь, бредет к подогнанной в цех машине.
“К счастью, - пишет Александров-Агентов, - убитых не было, тяжело пострадали только два охранника, пытавшихся прикрыть Брежнева. Мчимся в резиденцию. Там уже  перебинтованный, вокруг врачи, лежит Леонид Ильич. Сломалась ключица. Слабым голосом, но настойчиво, он просит соединить его с Москвой с председателем КГБ Андроповым. И слышу: Юра, тут со мной на заводе несчастье случилось. Только я тебя прошу, ты там никому головы не руби. Не наказывай, виноват я сам. Поехал без предупреждения, хотя меня отговаривали”.
Несмотря на то, что “правая ключица оказалась сломанной”, на следующий день, отвергнув рекомендации врачей, Брежнев все же выступил на торжественном заседании и вручил республике орден. Только переворачивал листки текста речи левой рукой, так как правая была забинтована под пиджаком. О происшествии из публики никто не узнал, сообщений никаких не было.
Там же в Ташкенте 24-го марта 1982-го года Брежнев выступил на торжественном заседании, 25-го на совещании руководителей республики, а затем на вручении ордена
Ш. Рашидову. В тот же день Брежнев встретился с партийным активом республики и улетел в Москву.


* * *

В Москве, по свидетельству А.С. Черняева, Брежнева “сняли с самолета”, так как “стоять на ногах он не мог”, погрузили в “санитарную машину” и сразу отвезли в

55

больницу “на Грановского”. Оказалось: “трещина в ключице разошлась, кости сместились”.
А.М. Александров-Агентов утверждал, что в больнице Брежнев провел две недели. В.Т. Медведев – “не более месяца”. Р.А. Медведев утверждает, что “Брежнев находился в больнице до начала лета” и именно там отмечал даже “майские праздники”.
На самом деле во второй половине апреля Брежнев снова вышел на работу и 20-го апреля присутствовал на заседании Секретариата. Затем мы видим его на торжественном заседании 22-го апреля, посвященном дню рождения В.И. Ленина, на Первомайской демонстрации, 4-го мая среди встречающих делегацию  Никарагуа, 18-го мая на открытии и 21-го на закрытии XIX комсомольского съезда.
По настоянию товарищей он согласился выступить с докладом о Продовольственной программе на Пленуме ЦК КПСС, который состоялся 24-го мая
1982-го года.
А.С. Черняев записал: “Брежнев выглядел плохо. Передвигался еле-еле, поддерживаемый охранником, замаскированным под разносчика газет. Когда сходил с трибуны и пытался сам ступить на лестницу, ведущую в президиум, чуть не упал, и охраннику пришлось его буквально волочь. Потом сидел, уставившись – ни одного движения на лице и ни одной мысли, кроме, наверное – как бы досидеть до конца”.
Пленум ЦК утвердил Продовольственную программу, а также избрал кандидатом в члены Политбюро В.М. Долгих, а секретарем ЦК Ю.В. Андропова.
Преемником Андропова на Лубянке стал председатель КГБ Украины генерал 
В.В. Федорчук. Это назначение имело знаковый характер. “Андропов, - пишет 
М.С. Горбачев, - к Федорчуку относился отрицательно”. “Он, - утверждал позднее 
В.В. Федорчук, имея в виду Андропова, - меня ненавидел так же, как и я его”.
Таким образом, в мае 1982-го года Андропов, имевший недруга в лице министерства внутренних дел СССР, приобрел недруга и в лице председателя КГБ СССР.
Между тем, хотя первоначально речь шла о переводе Андропова на пост второго секретаря ЦК, и он действительно занял кабинет Суслова, никакого решения о том, что в отсутствие генсека он ведет заседания Секретариата и Политбюро, а, следовательно, в случае чего является его преемником, принято не было. Не было ему передано и курирование тех вопросов, которыми занимался Суслов.
Это дает основания подозревать, что произведенная кадровая рокировка означала не повышение в карьере Андропова, а его почетное занятие почетной должности.
По свидетельству В.Т. Медведева, “сразу после доклада (на майском Пленуме ЦК) Брежнева отвезли обратно в больницу”, где он провел целый месяц, то есть до конца июля 1982-го года, но не вернулся к работе, а “ушел в отпуск” и почти сразу отправился на отдых в Крым, где пробыл до сентября”.
Однако это не соответствовало действительности. 25-го мая Брежнев встречал на
аэродроме президента Австрии Р. Кирхшлегера, 26-го участвовал в советско-австрийских переговорах, 27-го провожал австрийскую делегацию в путешествие по советской стране. В этот же день состоялась его встреча с членом Революционного совета Ливийской Арабской Джамохирши А.С. Джеллудс. 31-го мая Брежнев провел заседание Президиума Верховного Совета СССР и принял генерального секретаря КП Вьетнама.

56

1-го июня Брежнев встречал на аэродроме Г. Гусака. 2-го июня участвовал в советско-чехословацких переговорах, 3-го июня провожал Г. Гусака в поездку по стране. В воскресенье 20-го июня посетил избирательный участок, 21-го июня принял делегацию Португальской КП, 22-го июня встречался с председателем совета министров Болгарии 
Г. Филипповым, 1-го июля – провел заседание Политбюро и только после этого в субботу, 3-го июля, отбыл из Москвы на отдых.
Поскольку после майского пленума ЦК КПСС Андропов переместился с Лубянки в кабинет Суслова на Старой площади, возник вопрос, кто будет вести Секретариат.
По воспоминаниям советского историка Г.В. Арбатова, при Н.С. Хрущеве “Секретариат по очереди вели секретари ЦК, члены Политбюро”. На Октябрьском пленуме 1964-го года Н.В. Подгорный поднял вопрос “о введении официального поста второго секретаря ЦК”. Это предложение не прошло. Но по сложившейся с тех пор традиции заседание Секретариата вели два человека: М.А. Суслов, а в его отсутствие 
А.П. Кириленко. В 1981-ом году А.П. Кириленко заменил К.У. Черненко.
Именно Черненко вел заседание Секретариата, когда умер М.А. Суслов. После майского пленума он должен был уступить это место Андропову. Но для этого нужно было или решение Политбюро, или распоряжение Л.И. Брежнева.
А поскольку ни того, ни другого сразу после Пленума, видимо, не последовало, произошел сбой, 25-го мая во вторник заседание Секретариата не состоялось. Вместо этого он собрался только в пятницу 28-го. Причем, судя по всему, под руководством Черненко. “Хотя Андропова после Пленума посадили в Сусловский кабинет, - пишет Горбачев, - поручение ему вести Секретариат так и не было зафиксировано. Воспользовавшись данным обстоятельством, Черненко, а иногда и Кириленко, по-прежнему вели заседания Секретариата”.
“Мало кто знает, - пишет В. Легостаев, - что даже после мая 1982-го года, когда Андропов занял неофициальный пост второго секретаря ЦК партии, нити управления тремя главнейшими отделами ЦК (речь идет об Общем отделе, отделе пропаганды и агитации и отделе организационно-партийной работы), а значит, и партийным аппаратом в целом, оставались по-прежнему в руках Черненко”.
“Так, - утверждает М.С. Горбачев, - продолжалось до июня 1982-го года”, когда в дело, видимо, под давлением Д.Ф. Устинова, вмешался Л.И. Брежнев и, не поставив об этом в известность ни Черненко, ни Кириленко, предложил, чтобы Ю.В. Андропов взял руководство Секретариатом в свои руки.
Следует отметить, что с конца января, после смерти М.А. Суслова, куда-то исчез А.П. Кириленко. 25-го апреля 1982-го года Черняев отметил в своем дневнике: “Кириленко уже три месяца не появляется”. На этот факт в апреле 1982-го года обратили внимание и зарубежные средства массовой информации. Как вспоминает секретарь Брежнева О. Захаров, уже был поднят вопрос об отставке А.П. Кириленко, затем решили
вернуться к нему после возвращения из отпуска – “в начале сентября”.
После того, как Брежнев вернулся из отпуска, по Москве поползли слухи, одни нелепее других. Будто бы В.В. Федорчук возобновил “бриллиантовое дело” и пригласил Галину и Юрия Брежневых для допроса, будто бы 8-го сентября Андропову доложили, что на 10-ое сентября запланирован его арест, будто бы 9-го сентября состоялась встреча

57

Андропова и Федорчука, после чего в ночь с 9-го на 10-ое сентября Андропов вылетел за границу (Венгрию, ГДР, ЧССР), чтобы договориться о смене Л.И. Брежнева. Будто бы на 10-ое сентября 1982-го года Щелоков получил согласие Брежнева на арест Андропова, однако последний якобы оказался в курсе этого и сумел предпринять контрмеры. Будто бы 10-го сентября на Кутузовском проспекте кто-то даже слышал стрельбу, и в тот же день на два часа прервалось телефонная связь Москвы с другими городами.
Никаких доказательств эти слухи до сих пор не получили и вряд ли получат. Но они представляют интерес, как показатель общественного настроения того времени. Показателем этого, например, был и появившийся тогда анекдот. Леонид Ильич выходит на трибуну, лезет в карман, достает бумажку, читает собственный некролог и произносит: “Опять пиджак Андропова надел”.
Между тем, приняв решение об отставке А.П. Кириленко, Брежнев отправился в Баку, где был с 24-го по 27-ое сентября. Официальная цель – вручение Азербайджану очередного ордена, неофициальная – встреча с первым секретарем ЦК КП Азербайджана Г.А. Алиевым, которого он намеревался пригласить  в Москву на должность заместителя председателя Совета Министров СССР,
В четверг 9-го сентября Андропов был на Старой площади, после чего ушел в отпуск, из которого вернулся в понедельник 18-го октября, а когда на следующий день пришел на заседание Секретариата, обнаружил, что председательское кресло занимает Черненко. “Кажется, 20-го октября 1982-го года, - вспоминает Г.В. Арбатов, - дня через два после возвращения Андропова из отпуска он, поставил перед Брежневым вопрос о своем статусе ребром, после чего Брежнев сказал: “Ты – второй человек в партии и в стране. Исходи из этого”.
По свидетельству Арбатова (в пересказе Черняева), во время этого разговора Андропов достаточно жестко заявил Брежневу: “Я вообще, Леонид Ильич, не понимаю, что происходит. Пока Черненко был в отпуске, мне вроде приходилось делать то, ради чего меня назначили секретарем. Но вот он вернулся, ведет Секретариат, все сходятся  к нему, и я, грешным делом, подумал, а зачем, собственно, я то... И уже не для того ли меня перевели сюда, чтобы освободить место для Федорчука?” И Брежнев заверил его, что нет, и, поинтересовавшись, “кто  у нас занимается кадрами?”, и, узнав, что Черненко, заявил Андропову: “Неправильно... Ты должен взять это в свои руки”.
“3-го ноября, - вспоминает Бовин, - мы с Арбатовым у Андропова. По его словам,
ему звонил Брежнев и дал указание: во-первых, заниматься кадрами, и, во-вторых, вести (если нет Брежнева) заседание Политбюро и Секретариата. Андропов поднял указательный палец: “Власть переменилась!”
Таким образом, если верить Арбатову, примерно 20-го октября Брежнев закрепил за Андроповым статус второго человека в руководстве партией. “Могу добавить, - пишет помощник Черненко Печенев, - что Брежнев фактически назвал своим преемником Андропова. Мне говорили, что за несколько дней до смерти он обзванивал членов Политбюро и сказал, что в случае его болезни на хозяйстве будет Андропов”.
Однако никаких сведений о том, что статус Андропова как второго человека в руководстве партии был документально оформлен, до сих пор не обнаружено.
Между тем, противники Андропова не сдавались: “В последних числах октября

58

1982-го года, - пишет Чазов, - (по всей видимости, в четверг 28-го октября) после встречи с кем-то из них мне позвонил Брежнев и сказал: “Евгений, почему ты мне ничего не говоришь о здоровье Андропова? Как у него дела? Мне сказали, что он тяжело болен, и его дни сочтены. Ты понимаешь, что на него много поставлено, и я на него рассчитывал. Ты это учти. Надо, чтобы он работал”.
Несмотря на то, что Чазов успокоил Брежнева, буквально накануне ноябрьских праздников он имел разговор на эту тему с самим Андроповым. По всей видимости, это произошло в четверг 4-го ноября, после встречи Андропова с Брежневым на заседании Политбюро. Понимая, что проявленная генсеком забота о его здоровье может служить намеком ему на необходимость добровольного ухода на отдых (совсем недавно именно так был устранен от дел Кириленко), Андропов сразу же позвонил Чазову и предложил ему успокоить генсека.
Были ли у Андропова основания для беспокойства?
Для ответа на этот вопрос, прежде всего, следует вспомнить свидетельство 
Л.Н. Сумарокова о том, что в ноябре 1982-го года Л.И. Брежнев собирался произвести кадровые перемены. Согласно воспоминаниям Сумарокова, Брежнев планировал перейти на пост председателя партии, его преемником называли В.В. Щербицкого.
Свидетельство Сумарокова перекликается с воспоминаниями Гришина, который утверждал, что Брежнев, “по слухам, хотел на ближайшем пленуме ЦК рекомендовать Щербицкого Генеральным Секретарем ЦК КПСС, а самому перейти на должность Председателя ЦК”.
О том, как к предстоящему пленуму “в орготделе узкая группа занялась подготовкой положения “О председателе партии”, что на этот пост предполагали перевести Брежнева, а на пост генсека избрать В.В. Щербицкого, писал бывший сотрудник аппарата ЦК КПСС В. Легостоев.
“Осенью 1982-го года, - отмечает он, - в аппарате ЦК начинают циркулировать слухи, будто бы на предстоящем в ноябре Пленуме ЦК КПСС предполагается, что Генеральным секретарем будет рекомендован 64-летний Щербицкий”.
Вспоминая о последних днях Брежнева, кремлевский фотограф В.Г. Мусаэльян в одном из интервью заявил, что “на запланированном в том месяце пленуме ЦК КПСС он хотел назвать имя своего преемника”.
И хотя его фамилия ему не была известна, он утверждал: “Уверен, что это был бы
первый секретарь ЦК КПУ Щербицкий”.
В печати фигурируют слухи (правда, без показания на источник происхождения), вспоминает И.В. Капитонов, которому, якобы за две недели до своей кончины Брежнев сказал: “Видишь это кресло? Через месяц в нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого”.
В интервью Д. Гордону жена Щербицкого Рада Гавриловна сказала о Брежневе: “Сначала он сватал Володю вместо Косыгина председателем Совета Министров СССР, а потом (следовательно, после 1980-го года) предлагал занять пост Генерального секретаря ЦК КПСС”. В.В. Федорчук тоже отмечал, что в 1982-ом году “Брежнев хотел, чтобы вместо него руководителем СССР стал Щербицкий”.
Существование слухов о возможности избрания В.В. Щербицкого преемником

59

Брежнева подтвердил  А.М. Лукьянов.
Правдоподобность этой версии придает следующий факт, о котором сообщил в своих воспоминаниях бывший начальник Управления КГБ по Москве В.И. Алидин. Оказывается, “в начале мая Брежнев в большой тайне вылетел на несколько часов в Киев”. “Это мне стало известно, - писал Алидин, - от начальника подразделения управления, оперативно обслуживавшего Внуковский аэропорт. Я, естественно, доложил об этом Андропову”.
Вероятнее всего, Брежнев летел в Киев для конфиденциальной встречи со Щербицким. Во время этого тайного визита в Киев мог быть окончательно решен вопрос о передаче власти Щербицкому, а в связи с этим и вопрос о председателе Комитета КГБ СССР.
Показательно, что Андропова на Лубянке заменил не В.М. Чебриков, которого он предлагал, а руководитель КГБ Украины – В.В. Федорчук, который был рекомендован Щербицким и являлся антагонистом Андропова.
По мнению бывшего помощника М.А. Суслова А.И. Байгушева, В.В. Федорчук появился в Москве “как авангардный полк Щербицкого, который должен был занять плацдарм и обеспечить переход в генсеки самого Щербицкого”.
Если принять эту версию, возникает вопрос, неужели едва только пришедший в себя после ташкентского инцидента Брежнев полетел бы в Киев, если бы имелась в виду передача власти В.В. Щербицкому в ноябре? Это наводит на мысль, что он был готов пойти на подобную рокировку уже на майском Пленуме.
На это указывает еще одна деталь, о которой сообщает В.И. Алидин. Оказывается, он узнал о предстоящем переводе Федорчука из Киева в Москву в мае 1982-го года не от Андропова, и не по тайным каналам, а от своего шофера, который при этом добавил: “И Щербицкий едет на работу в Москву, ему уже и машину готовят”.
В связи с этим заслуживает внимания уже упоминавшаяся статья “Последние дни Брежнева”, которая появилась 18-го апреля на страницах американского журнала “Ньюсуик”. В ней сообщалось, что на ближайшем (то есть майском) пленуме возможна почетная отставка Брежнева.
Характеризуя поведение Щербицкого осенью 1982-го года, М.С. Горбачев пишет: “Накануне смерти Брежнева он развил большую активность, старался держать в поле
зрения все события, происходившие в верхах, регулярно перезванивался и встречался с Федорчуком, который раньше работал председателем КГБ Украины. Откуда могла быть такая информация у секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству? Только от Андропова. Но тогда получается, что осенью 1982-го года Андропов держал Щербицкого в поле своего зрения и внимательно следил за его действиями”.
В воспоминаниях Горбачева заслуживает внимания еще один факт. “После того как Генеральным секретарем избрали Андропова, - пишет он, - их отношения внешне выглядели вполне нормально. Но... за все время пребывания Андропова на посту генсека Щербицкий так и не переступил порог его кабинета. Я видел, каким мучением для той и другой стороны являлось даже редкое общение по телефону”.
И это несмотря на то, что Щербицкий возглавлял самую крупную партийную организацию страны, а Украина представляла собой вторую по значению после РСФСР

60

союзную республику.
Приведенные факты позволяют сделать три вывода: в 1982-ом году Брежнев собирался уйти в почетную отставку, а своим преемником он видел Щербицкого, и подобную смену власти планировалось произвести сначала весной, потом осенью 1982-го года.
Если исходить из воспоминаний Гришина, пленум ЦК КПСС, на котором предполагались кадровые перемены, должен был произойти в 20-х числах ноября. Это согласуется с воспоминаниями Сумарокова, который привязывает их ко дню рождения М.А. Суслова – 21-го ноября.
По другим сведениям, Пленум был намечен на 15-ое ноября 1982-го года.
“15-ое ноября, - утверждает Чурбанов, - должен был состояться пленум ЦК КПСС о НТП (научно-техническом процессе). По сути, замышлялась та же перестройка”. “В ЦК этим занималась специальная группа из разных консультантов. Пленум по НТП должен был все перевернуть”.
Одновременно с вопросом о НТП, по утверждению Чурбанова, Брежнев собирался вынести на ближайший Пленум и вопрос о кадрах. “Брежнев чувствовал, что в обществе необходимы перемены и в кадрах тоже, и в последнее время говорил мне: “Надо молодых и трудоспособных выдвигать!”.
Однако буквально за несколько дней до намеченного Пленума Л.И. Брежнев умер.


* * *

Как явствует из дневника советского историка А.С. Черняева, летом 1982-го года в окружении отдыхающего Брежнева два его помощника А.И. Блатов и Н.В. Шишлин “организовали и оформили многочисленные записки Генсека в Политбюро – по экономике, сельскому хозяйству, Китаю, международным делам, принципам управления (с упором на местную инициативу) и т.д.” По словам Черняева, в основе этих записок                                лежали новые идеи, отражающие взгляды Андропова.
В каком именно направлении работала тогда его мысль, мы пока можем только предполагать. Однако обращают на себя внимание следующие факты.
Известный экономист С.С. Шаталин вспоминал, как в 1982-ом году, вскоре после
смерти Суслова, но еще до переезда с Лубянки на Старую площадь, Андропов обратился к нему с просьбой дать характеристику состояния советской экономики, причем “без всякой цензуры”, то есть совершенно откровенно. Шаталин направил ему три записки на эту тему. Зная взгляды Шаталина, нетрудно представить, как в них характеризуется состояние советской экономики. Говоря о реакции Андропова на эти записки, Шаталин писал: “Он звонил мне, благодарил, и я чувствовал, что он создает плацдарм для совместной работы”.
Тогда же, видимо, с подачи Андропова в ЦК КПСС была направлена “записка Арбатова и Богомолова”, которая также содержала критическую характеристику состояния советской экономики и была воспринята в ЦК, как “очернительство”.
Это дает основание думать, что Андропов вернулся в аппарат ЦК с надеждами на перемены.
61

К лету 1982-го года необходимость перемен во всех сферах жизни осознавалась довольно широким кругом людей на самых разных этажах власти. Причем этот круг со временем становился все шире и шире.
В связи с этим заслуживает внимания свидетельство Черняева о том, что когда
18-го января 1977-го года на заседании Секретариата были вынесены вопросы “планирования и стимулирования”, он увидел в этом возвращение “к идеям экономической реформы”.
Это свидетельство перекликается с утверждением российского экономиста 
Я.М. Уринсона о том, что “сначала Новиков и Кириленко, а потом вместе с ними Байбаков, Гвишиани и другие попытались под лозунгом НТП вернуться к косыгинским реформам”. Когда именно это произошло, Я.М. Уринсон не указывает, но из его слов вытекает, что “это вылилось “в так называемый широкомасштабный эксперимент и реформу 1979-го года”.
По свидетельству Н.И. Рыжкова, в 1979-ом году, “при Косыгине”, была предпринята “вторая попытка реформировать тяжело, если не сказать смертельно больную экономику”. Причем этой реформой занимался его заместитель В. Новиков.
“Я, - вспоминает Абалкин, - участвовал в разработке проектов по экономической реформе, осуществление которых предполагалось еще во второй половине 70-х годов... Приходилось сидеть в Кремле в составе рабочих групп. Работа продолжалась целыми месяцами”.
Результатом этой работы стали “постановления ЦК КПСС” “О дальнейшем совершенствовании хозяйственного механизма и задачах партийных государственных органов”, а также постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР “Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы”, принятое 12-го июля 1979-го года.
“Помню, - писал Павел Воля, - сколько надежд возлагалось на знаменитое 695-ое Постановление 1979-го года, которое было задумано, как переломное, в предоставлении предприятиям хозяйственной самостоятельности. Некоторые ученые говорили мне тогда с надеждой, что вложили в него годами выношенные мысли. Помню, три научные группы готовили его, а на заключительном этапе чиновники так обкорнали, что остались рожки да ножки”. Л.И. Абалкин: “Я, кстати, тоже участвовал в его разработке и был единственным, кто не завизировал его окончательный текст”.
Особое место в этом постановлении занимали три положения: во-первых,
предполагалось составление годового плана начинать снизу – “с производственных
объединений (предприятий и организаций), во-вторых, допускалось иметь в планах следующие показатели: а) “производство основных видов продукции в натуральном выражении”, б) “рост производительности труда”, в) “лимит численности рабочих и служащих”, в-третьих, планировалось “для развития хозяйственной инициативы трудовых коллективов” перейти “в 11-ой пятилетке к образованию фондов материального стимулирования”.
В. Сироткин характеризовал это Постановление как “капитуляцию Кремля перед региональными баранами” и утверждал, что на основании этого постановления “с 12-го июля 1970-го года” до 40% прибыли оставалось в распоряжении предприятий, причем

62

16-17 процентов этой “халявы” шло в так называемые “фонды экономического стимулирования предприятий”, то есть в карман директора.
Есть основания предполагать, что Постановление № 695 рассматривалось лишь как один из шагов на пути дальнейшего реформирования экономики. Не исключено, что именно к тому времени относится предложение Косыгина “о ликвидации отраслевых отделов ЦК” и перенесении центра тяжести управления из ЦК КПСС в Совет Министров, о чем пишет бывший зять М.А. Суслова – Л.Н. Сумароков.
Этот факт нашел отражение и в мемуарах М.С. Горбачева. “В свое время, - пишет он, - Косыгин попросил передать в правительство отделы, созданные в ЦК КПСС для курирования практически всех отраслей народного хозяйства”. По существу, Косыгин повторял то, что еще в 1964-ом году предлагал Андропов. Однако “Брежнев и его окружение восприняли это как попытку лишить партийное руководство рычагов управления, оставив  его с одной идеологией”.
В октябре 1979-го года у Косыгина случился обширный инфаркт, и он оказался в больнице. Одна из причин этого, несомненно, заключалась в том сопротивлении, которое встретили его усилия по реформированию советской экономики.
Если верить Л.Я. Брежневой, Леонид Ильич осознавал неустойчивость положения и заявлял: ”Да вы, что, какие реформы. Я чихнуть даже боюсь громко. Не дай Бог, камушки покатятся, а за ними лавина. Экономические свободы повлекут хаос. Такое начнется. Перережут друг друга”.
Но сторонники перемен не складывали оружия. В 1979-ом году, пишет Рыжков, первый заместитель Госплана В. Лебедев “написал подробную и четкую записку, в которой проанализировал состояние экономики, написал и отослал в ЦК. Что же потом было? На заседании Политбюро эту записку чихвостили и обвиняли автора в грязной клевете”. В. Лебедев был освобожден от занимаемой им должности, его наследником стал бывший директор Уралмаша Николай Иванович Рыжков.
“15-го октября, - вспоминал Бовин, имея в виду 1979-ый год, - к нам приехал 
Н.Л. Лебединский, заместитель председателя Госплана. Несколько тезисов из его выступления. Уже снижаются не только темпы, падают абсолютные приоритеты, абсолютные уровни. Поскольку темпы снижаются неравномерно, усиливается разбалансированность, растут диспропорции. Резко ухудшилось положение на транспорте. Поехала вниз группа “Б”. Растут денежные сбережения и
неудовлетворительный спрос, что снижает заинтересованность в результатах труда. Появляется “теневая” экономика: “серая” (чтобы работать, надо нарушать распорядок), и “черная” (чтобы работать, надо уйти в подполье). Снижается дисциплина, растут безответственность и коррупция... Госплан лишен возможности выступать в роли Генерального штаба управления экономикой”.
По свидетельству Шаталина, в 1979-ом году Политбюро ЦК КПСС “поручило комиссии под руководством ГКНТ СССР заместителя председателя СМ СССР академика В.А. Кирилина” подготовить “доклад” с предложениями “по резкому” повышению экономической эффективности народного хозяйства”.
В эту “работу”, писал С.С. Шаталин “были втянуты сотни людей”. Руководили ими Б.З. Милькер, В.Л. Покровский и он. 20-го ноября 1979-го года Черняев записал: “Вчера

63

вот прочел выступление Брежнева на ПБ (перед предстоящим Пленумом ЦК об экономическом положении и планировании на 1980-ый год). Поразился откровенности. Но встревожился еще больше: ситуация-то аховая... В тексте речи уже для Пленума (которую я сегодня прочел) – подано все это в ослабленном виде, но названы “поименно” виновники – министры”.
После этого в следующем 1980-ом году Политбюро ЦК КПСС поручило комиссии В.А. Кирилкина подготовить второй доклад на эту же тему, разработкой которого руководил Шаталин. “Первый доклад, - вспоминал он, - был атомной бомбой, второй – водородной, даже госплановские снобы говорили – да”.
“Второй доклад был всего в трех совершенно секретных экземплярах – один у председателя Госплана СССР Н.К. Байбакова, второй – у президента АН СССР 
А.П. Александрова и третий – у В.А. Кудрявцева”. После подготовки второго доклада В.А. Кирилкин уехал в Болгарию, а когда вернулся неожиданно для многих “написал просьбу об отставке с поста вице-премьера”, чего до этого никогда не было. По всей видимости, это было связано с тем, что предложения возглавляемой им комиссии были отвергнуты.
“В конце 1981-го года, - пишет Болдин, который именно в этом году из редакции “Правды” перешел на должность помощника секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева, - у меня состоялся... разговор с Михаилом Сергеевичем... Горбачев откровенно высказался сам и предложил мне подумать, кого можно было бы привлечь для выработки новых концепций развития экономики. Тогда был составлен список экономистов и хозяйственников”. Михаил Сергеевич предложил действовать осторожно. “Но встречи с учеными и специалистами начались и продолжались довольно долго. Горбачев напрямую или через меня приглашал экономистов Госплана, Министерство финансов, Комитет по труду и заработной плате, многих других специалистов. В общем, скоро подобные встречи вошли в практику и собрания экономистов у Горбачева стали своеобразным ритуалом”.
По всей видимости, события в Польше стимулировали разработку Советом Министров СССР Постановления № 125-37 о создании Межведомственного совета по анализу опыта стран – членов СЭВ в области планирования и управления народным хозяйством, принятого 29-го января 1984-го года.
Примерно тогда же, пишет Лацис, Брежнев направил в Политбюро записку, в
которой “предлагалось создание общего рынка стран СЭВ со свободным движением товаров, капитала и рабочей силы”.
Руководство разработкой проекта подобной перестройки было возложено на 
Н.В. Талызина, который с октября 1980-го года был заместителем предприятия Совета
Министров СССР и постоянным представителем СССО Совета Экономической Взаимопомощи.
Работа велась в рамках СЭВ на протяжении трех лет, то есть до 1983-1984-го годов и была завершена при Черненко. Проект был представлен В.И. Долгих, но реализации не получил, так как при его составлении комиссия Н.В. Талызина столкнулась с проблемой: как создать “общий рынок” “со свободным движением товаров, капитала и рабочей силы” при сохранении  монополии государства на средства производства по плановой системе

64

хозяйства.
По свидетельству советского дипломата В.М. Фолина, тогда же с конца 70-х-начала 80-х годов, он участвовал в неофициальных переговорах с немецким политиком Эгоном Баром, в ходе которых рассматривалась возможность создания единого технического, экономического и правового пространства на территории двух Германий.
Некоторое представление о том, в каком направлении уже тогда работала реформистская мысль, дают воспоминания бывшего замминистра внешней торговли 
Н.В. Сушкова о его беседе с Н.В. Талызиным. “Однажды я был в гостях Николая Владимировича. Он разоткровенничался... речь шла об экономических реформах и свободе предпринимательства, о частной собственности, законе о земле, правовом государстве, правах человека, справедливости”.
Может быть, подобные разговоры имели тогда доверительный характер? Нет, по свидетельству Н.В. Сушкова, “о необходимости политических и экономических реформ” Н.В. Талызин говорил с  А.Н. Косыгиным. “И премьер прекрасно его понимал”. Это, по всей видимости, не было случайностью. Имеются сведения, что Косыгин с тоской вспоминал о временах нэпа.
Подобные идеи давно уже витали среди интеллигенции. Известный советский экономист И. Я. Бирман утверждал, что высказывался за допущение частной собственности в СССР еще в конце 60-х годов.
Рассадником этих идей был созданный в 1963-ем году ЦЭМИ. “ЦЭМИ, - вспоминал Шаталов, - стал питомником рыночников, антимарксистов... оптимальщиков всех мастей и оттенков, эконометристов и макроэкономистов. И, конечно же, он прочно занял первое место в СССР по экспорту сотрудников в страны по свободно конвертируемой валюте”.
Тогда же в самиздате получила распространение брошюра А.Д. Сахарова “О стране и мире”, которая была написана им еще в 1975-ом году и затем опубликована за границей. В ней он прямо высказался за “частную денационализацию всех видов деятельности, может быть, исключая тяжелую промышленность, главные виды транспорта и связи”, а также поставил вопрос о “частичной деколлективизации” и “ограничении монополии внешней торговли”.
Чем представляла интерес эта брошюра?
Во-первых, тем, что идея приватизации исходила от представителя советской
элиты – академика героя Социалистического Труда, известного ученого. А, во-вторых, она была высказана не в тиши кабинета, а на весь мир.
Бывший с 1971-1981-ый годы сотрудником НИИ экономики при Госплане СССР В.А. Найшуль утверждает, что в конце 70-х-начале 80-х его коллеги начали осознавать
“приближение фатального кризиса” советской экономики. В связи с этим, вспоминает Найшуль, “мы стали думать, как обществу из всего этого выходить”, в результате чего он сам и еще двое его коллег приходят к выводу, что единственный путь – это переход к рынку и реставрации прежней частной собственности.
Вспоминая о своей работе в ВНИИСИ начала 80-х годов, Е.Т. Гайдар пишет, что именно тогда он пришел к выводу, что советская экономика исчерпала возможности своего развития, что “без глубоких рыночных реформ кризис все будет углубляться”.

65

Поэтому необходимо было создать “предпосылки на западный путь”, чтобы “с наименьшим ущербом выйти из социалистического эксперимента”.
Характеризуя настроение, существовавшее на Старой площади, Черняев утверждает: “В аппарате была уже довольно большая группа людей, которые понимали, что Советский Союз катится куда-то не туда. Все эти люди были готовы к реформам”. “Если брать круг людей, с которыми я работал, то все воспринималось острее. Понимаю, что уже нет свободы, и что она нужна нам как воздух. Понимали, что у нас нет рынка и что он тоже нужен как воздух. Однако о возврате к частному капитализму никто не говорил, речь шла о социализме с “человеческим лицом”.
По утверждениям Я.М. Уринсона, в 1982-ом году “в ЦЭМИ АН СССР с участием Шаталина, Петракова, Федоренко, Майминаса, Ясина и еще нескольких людей была сформулирована концепция, которую в сегодняшних терминах можно было бы назвать осторожно рыночной”. Кроме того, институт разрабатывал “СОФЭ” – систему оптимального функционирования экономики, “за которую консервативно настроенные советские экономисты и ученые очень, очень ругали ЦЭМИ, а ЦК КПСС эту концепцию оценил как прямо антисоветскую”.
“Косыгинские реформы”, - писал Павлов, - именно потому и были потихоньку сведены на нет, что встал вопрос о реформировании общественного строя, грубо говоря, о том, что частная собственность должна получить во всем нашем общественно-политическом устройстве такое же право на жизнь, как и государственная. На Старой площади сидели не дураки, и они прекрасно понимали, что этой реформой создается определенный слой людей – не будем пока называть его классом – который будет кровно заинтересован в изменении общественного строя в стране”.
Показательно, что именно в это время заведующим сектором тяжелой промышленности НИИ труда Г.А. Явлинским была подготовлена книга, в которой делался такой вывод: сложившаяся в экономике ситуация требует или возвращения назад к той системе управления народным хозяйством, которое существовало при Сталине, или же самостоятельности, то есть прихода к рынку.
В данном случае Г.А. Явлинский выражал не только свои взгляды, так как в
1982-ом году его книга была издана, правда, только для служебного пользования. Как утверждает Явлинский, книгой сразу же заинтересовался КГБ, и она была изъята из обращения.
Если верить В.А. Найшуле, то в начале 80-х годов среди экономистов обсуждался не только вопрос о том, можно или нельзя переломить негативные явления в экономике без перехода к рынку, но и о том, как осуществить этот переход. Решить эту проблему
можно было двояко: или путем предоставления возможности создания рядом с государственным частного сектора, или же путем ликвидации государственного сектора и создания частного сектора на его основе.
По свидетельству В.А. Найшуля, он “с двумя коллегами ”склонялись к предпочтительности второго сценария. И уже тогда в начале 80-х годов “родилась идея ваучеризации”, то есть раздела государственной собственности.
Более того, Найшуль утверждает, что в начале 80-х годов им и его коллегами была разработана “схема приватизации”. Начать они предлагали с деревни, и с этой идеей тогда

66

же обращались в Отдел сельского хозяйства Госплана СССР и в Сельскохозяйственный отдел ЦК КПССС, то есть к М.С. Горбачеву. Но поддержки не получили. После этого Найшулем была написана книга о приватизации. “Другая жизнь”. А поскольку напечатать ее было невозможно, она ушла в самиздат. С текстом книги можно познакомиться в интернете.
Почему Найшуль и его коллеги начали пробовать свою идею с Сельскохозяйственного отдела ЦК КПСС, еще требует выяснения. Возможно, это было связано с тем, что тогда именно там шла разработка Продовольственной программы. “Однако, - как писал Бовин, - ее разработчики мыслили “категориями колхозов и совхозов”, поэтому не обратил внимания даже на его более скромное предложение: плотнее связать Продовольственную программу с индивидуальной трудовой деятельностью”.
Продовольственная программа была принята 24-го мая. А 30-го июля 1982-го года в ЦК КПСС было проведено специальное совещание, посвященное вопросам совершенствования управления народным хозяйством.
В целом прозвучавшие на совещании предложения не затрагивали основ существующей системы.
Наиболее радикальным было предложение Н.П. Федоренко: “Разработать комплексную программу совершенствования системы “Управления народным хозяйством на перспективу” и организовать работу в объединениях и министерствах на начале полного хозяйственного расчета с распределением валового дохода по долговременным плановым нормативам”. С этих позиций выступил академик А.А. Кирис: “Перевести производственные объединения на полный хозяйственный расчет путем полного самофинансирования и применения долговременных трудовых, материальных, технических и финансовых нормативов”. А академик Б.Е. Патон предложил отказаться от монополии внешней торговли “и разрешить (для начала в порядке эксперимента) крупным промышленным и агропромышленным объединениям и предприятиям выход на мировой рынок с распределением валютных ресурсов между государственным и хозяйственным бюджетами по нормативу, утвержденному Советом Министров СССР”.
9-го сентября 1982-го года Л.И. Брежнев выступил на Политбюро, причем, как пишет Черняев, “говорил критические вещи об экономике в духе записки Арбатова и Богомолова, которая перед майским Пленумом была оценена как очернительство”.
Именно на этом заседании Л.И. Брежнев контурно подметил некоторые необходимые, по его мнению, перемены в экономике (“наделение предприятий и объединений большей самостоятельностью, повышение роли республик, краев и областей в народно-хозяйственном планировании”), которые российский историк А.В. Шубин
характеризует как будущую “программу экономических преобразований Андропова (а значит – и начального этапа горбачевских реформ)”.
На рубеже 70-80-х годов появляются симптомы перемен и в идеологии.
Еще в 1974-ом году кинорежиссер Элем Климов снял двухсерийный фильм под названием “Агония”. И хотя в нем показывалось состояние русского высшего общества накануне февральских событий 1917-го года, бдительная цензура увидела в нем намек на положение дел в советском обществе того времени. Фильм был положен на полку, где

67

пролежал до 1981-го года, когда запрет с него был снят.
Именно в это время публикуются романы советского драматурга И.П. Штемлера “Таксопарк”, “Университет”, “Утреннее шоссе”. С формальной точки зрения их можно было бы отнести к детективной литературе. Однако объектом художественного осмысления в них было не столько деятельность советских органов правопорядка, сколько такая совершенно новая тема, как теневая экономика.
Тогда же эта тема была вынесена на страницы периодической печати. Так, 28-го января 1980-го года, Черняев отметил: “Газеты буквально ломятся от разоблачительных фактов обворовывания государства и граждан во всей системе торговли, обслуживания, здравоохранения, культуры. Всюду – полный разврат”.  И далее 1-го ноября того же года: “Правда” чуть ли не каждый день выдает статьи, от которых волосы шевелятся”.
В 1984-ом году в широко известной тогда серии “Следствие ведут знатоки” был снят фильм “Из жизни фруктов”. В центре фильма расследование уголовного дела, связанного с махинациями на одном из столичных рынков. От многих других подобных же фильмов он отличался тем, что следователи выходили на целую группу преступников, иначе говоря, на то, что в профессиональной литературе получило название ОПГ – организованной преступной группировки, которую один из героев фильма определял понятием “мафия”. До этого было принято говорить о существовании американской и итальянской мафии. В фильме “Из жизни фруктов” впервые открыто утверждалось, что мафия существует и в нашей стране. Это было настолько необычно, что, по всей видимости, явилось одной из причин, почему уже отснятый фильм был положен на полку до лучших времен.
Летом 1980-го года Черняев прочел рукопись романа А. Рыбакова “Дети Арбата” о сталинской эпохе. По воспоминаниям писателя это произведение он начал писать еще в 1958-ом году под названием “Год 33...”. Показательно, на обложку книги о Сталине был вынесен год прихода Гитлера к власти. Через несколько лет роман был закончен и 2-го апреля 1965-го года предложен “Новому миру”, но тогда ЦК КПСС не дал на него свое “добро”. И вот через 15 лет А. Рыбаков вытащил его из стола и передал в редакцию журнала “Октябрь”.
Тогда же в 1984-ом году известный грузинский режиссер Т. Абуладзе начал работать над созданием фильма “Поколение”.
За год до этого Т. Абуладзе встретил на улице знакомого, который рассказал ему
“реальную историю, происшедшую в западной Грузии”.
“В 1937-ом году одному чекисту приглянулась красивая жена бухгалтера. Чекист сослал бухгалтера и его семью в ГУЛАГ, а ее сделал своей любовницей. Прошли годы, чекист умер, и тогда сын сосланного бухгалтера решился на чудовищное – отомстить покойнику. Ночью он выкопал труп только что захороненного чекиста и бросил его перед домом. Надо сказать, что в Грузии покойников чтят, с ними связан, можно сказать, целый культ, и потому вторжение в могилу, выкапывание покойника – факт из ряда вон выходящий, аномальный”.
Этот эпизод Т. Абуладзе и решил положить в основу своего нового фильма. Но он хорошо понимал, что поставить в начале 80-х годов антисталинский фильм можно только по разрешению свыше. Поэтому прежде чем взяться за перо, поделился своим замыслом с

68

первым секретарем ЦК КП Грузии Э.А.  Шеварднадзе. На удивление, тот дал “добро”.
Хитрый лис Э.А. Шеварднадзе, который в порыве лести перед Москвой заявил однажды, что для Грузии солнце встает не на востоке, а на севере, не мог сделать такой шаг самостоятельно. Следовательно, к тому времени на вершине власти кем-то рассматривался вопрос о том, чтобы вернуться к заглохшей после отставки Н.С. Хрущева антисталинской кампании.
К тому времени на страницах печати снова был вынесен вопрос о противоречиях социализма, который в связи с событиями в Польше приобрел особую актуальность. Показательно, что тогда же проблема противоречий при социализме была утверждена в качестве докторской диссертации сотрудника Института экономики мировой системы социализма  советского философа и политолога А.С. Ципко. Он был направлен для стажировки в Польшу и здесь в 1980-ом году опубликовал одну из своих статей на эту тему “О подлинных противоречиях социализма”.
Весной 1982-го года статью “О противоречиях развития социалистического общества” представил в редакцию журнала “Вопросы философии” профессор МГУ 
А.П. Бутенко. А в седьмом, июльском, номере журнала появилась статья его главного редактора В.С. Семенова “Проблема противоречий в условиях социализма”, которой было положено начало дискуссии по этой проблеме.
Причем впервые за много лет в ходе этой дискуссии был поднят вопрос о существовании при социализме антагонистских противоречий.
В 1982-ом году МХАТ поставил пьесу М. Шатрова “Так победим”, главным героем которой был В.И. Ленин. Однако вокруг этой пьесы разгорелись настолько острые споры, что она едва не была запрещена. Что же вызвало такую реакцию? Оказывается, в этой пьесе В.И. Ленин собирался выводить страну из послевоенного кризиса через НЭП, то есть с помощью многофункциональной рыночной экономики. По некоторым данным пьесу удалось спасти благодаря поддержке Черненко. 3-го марта МХАТ посетил сам 
Л.И. Брежнев.
А тем временем в СССР произошли события, которые даже сейчас не укладываются в сознание.
“В 1982-ом году, - пишет Лацис, - когда еще жив был Брежнев и ни о какой перестройке никто не заикался, группа комсомольцев во главе с электрослесарем КАМАЗа студентом-заочником исторического факультета Карельского университета
создала “Клуб “Комсомольской правды”  имени Николая Бухарина”. Не подпольный, а действовавший совершенно открыто. Ребята изучали труды Бухарина”.
“Юнцы-бухаринцы, по свидетельству О.Р. Лациса, разыскали в Москве Анну Михайловну Ларину (Бухарину) и Юрия Николаевича Ларина, сына Бухарина, потом
познакомились с  Леном Карпинским, Лен познакомил с ними меня”.
Была учреждена премия Бухарина, она просуществовала три года. По существу, это означало реабилитацию Н.И. Бухарина в отдельно взятом советском городе.
“Из Татарского обкома позвонили в Набережные Челны, в горком партии, и потребовали объяснений. Однако, пишет О. Лацис, “горком партии ничего не мог поделать с горкомом комсомола”, так как его секретарь “сам состоял членом бухаринского клуба”.

69

Тому, кто хотя бы немного знаком с порядками и правами того времени, очевидно: подобная самодеятельность была если не инспирирована, то санкционирована КГБ. Что стояло за этой “ганоповской” провокацией, еще предстоит выяснить. Однако если сопоставить это с другими приведенными ранее фактами, получается, что в начале 80-х годов наверху уже начинали готовиться к серьезным переменам.
Но почему подобный необычный шаг на этом пути был сделан именно с 
Н.И. Бухариным? А потому, что еще в 1929-ом году он выступил против свертывания нэпа и сталинской индустриализации. Следовательно, его реабилитация означала реабилитацию его взглядов. Но тогда получается, что уже в 1982-ом году КГБ начинает стимулировать интересы к проблеме многофункциональной экономики.
“Именно КГБ, - заявлял  в интервью газете “День” один из генералов этого учреждения, не пожелавший обнародовать свою фамилию, - появилась в начале 1980-х годов группа молодых специалистов, которые контурно обозначили проблему реформ”.
“Существует мнение, - пишет бывший начальник ПГУ КГБ СССР Л.В. Шебаршин, - что идея реформ, штаб реформы складывались в системе КГБ и разведки”. Полностью разделяя это мнение, Шебаршин отмечает: “Мы лучше, чем кто-либо, видели, что отставание Советского Союза от развитого мира не только не сокращается, но стремительно нарастает, и было совершенно очевидно, что полумеры... обречены на неудачу”.
Однако, как писал Г.Х. Шахназаров, “наивно” было бы представлять, “будто бы радикальные перемены у нас настолько созрели, что страна, как женщина на исходе девятого месяца беременности, должна была во что бы то ни стало разрешиться ими”.
Но тогда, если следовать логике Шахназарова, получается, что “роды” были преждевременными, и их стимулирование имело искусственный характер.
Умер Леонид Ильич неожиданно. Может быть, это звучит странно – о его физическом состоянии, благодаря телевидению знала вся страна, все наблюдали всю клиническую картину здоровья генсека воочию. Но тянулось это настолько долго, что стало привычным, о возможности близкого конца никто не думал.
7-го ноября 1982-го года – в день Октябрьской годовщины – Брежнев, как Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума Верховного Совета СССР, Главнокомандующий и Председатель Совета Обороны, принимал военный парад. Потом и торжественный прием, где он зачитал приветственную речь. В общем, все, как обычно.
10-го ноября Горбачев принимал делегацию из Словакии, шла оживленная беседа, когда неожиданно из секретариата ему подали записку: “Вас срочно вызывает Андропов. Он знает, что вы принимаете делегацию, но просит извиниться, объявить перерыв и сразу зайти к нему”.
Когда он вошел в кабинет Андропова, Юрий Владимирович внешне выглядел
достаточно спокойным, и вместе с тем за этим скрывалось огромное внутреннее напряжение. Ровным голосом он рассказал, что Виктория Петровна – жена Брежнева – попросила срочно сообщить ему о смерти Леонида Ильича и передать, что его ждут на даче Заречье. Никого другого видеть она не захотела. Андропов уже побывал там, беседовал с Чазовым, сотрудниками охраны. Смерть наступила за несколько часов до приезда бригады “скорой помощи”.

70

Они помолчали. Потом Горбачев сказал:
- Что же, для Старой площади наступил ответственный момент. Необходимо принимать решение, и, думаю, оно будет касаться лично вас.
Андропов, видимо, погруженный в свои мысли, не ответил. Их отношения позволяли Горбачеву не ходить вокруг да около, а вести с ним открытый разговор, и Горбачев спросил:
- Вы встречались в “узком кругу”?
Он кивнул головой. Да, они встречались и сошлись на кандидатуре Андропова. В его рассказе фигурировали Устинов, Громыко, Тихонов. Черненко не упоминался, так что невозможно было сказать, принимал ли он участие в этой беседе.
- Чтобы ни случилось, - сказал Горбачев, - уклоняться вы не можете. Со своей стороны всеми силами буду вашу кандидатуру поддерживать.
В этот же день состоялось заседание Политбюро. Создали комиссию по организации похорон во главе с Андроповым. Приняли решения, связанные с проводами в последний путь лидера государства и партии. Постановили срочно созвать внеочередной Пленум ЦК КПСС и по предложению Тихонова единодушно одобрили кандидатуру Андропова на пост Генерального секретаря. Выступить с этим на Пленуме от имени Политбюро должен был Черненко.
Откровенно говоря, кончина Брежнева, хотя и произошла внезапно, никого из секретарей не потрясла, не вывела из равновесия. Не была она воспринята, как тяжкая потеря и в обществе, несмотря на все усилия пропаганды, а, может, именно из-за нее. В те дни все, конечно, так или иначе, размышляли о будущем, о том, в каком состоянии находится страна, что может ожидать всех впереди. Со всей определенностью можно сказать: уже тогда преобладало ожидание больших перемен.
О 18-летнем периоде пребывания Брежнева, как эпохе застоя, сказано и написано немало. Однако эта характеристика нуждается в конкретизации и углублении. Тем более что в последнее время со стороны консервативно-фундаменталистских сил предпринимаются попытки реабилитировать брежневизм. Цель ясна – за нынешний кризис общества свалить грехи на его инициаторов.
В политическом плане брежневщина не что иное, как консервативная реакция на предпринятую Хрущевым попытку реформирования существующей тогда в стране авторитарной модели. Строго говоря, такая реакция началась при самом Хрущеве, и это
приводило к противоречивости его действий внутри страны и на международной арене. Уступая давлению партийно-государственного аппарата, Хрущев не хотел полностью сдавать реформаторские позиции. Даже в предпринятых им в последние годы сумбурных перестрелках партии и хозяйственного управления угадывается стремление ослабить всевластие партийной и государственной бюрократии. Такой лидер стал ей неугоден, и он
был убран.
Брежнев хорошо знал настроение партийно-государственной элиты, военно-промышленного комплекса, опирался на них и пользовался их неограниченной поддержкой, проводя по существу, жесткую неосталинскую линию.
Очень много при Брежневе говорилось о демократии, с огромной помпой была принята новая Конституция. И в то же время развернута беспрецедентная борьба против

71

инакомыслящих – одних посадили в тюрьмы, других запрятали в психушки, третьих выдворили за кордон.
Не меньше заклинаний произносилось о необходимости “экономной экономики”, интенсификации производства, ускорения НТП, расширении самостоятельности предприятий. Но даже очень скромная и робкая “косыгинская реформа” 1965-го года встретила яростное сопротивление и была пущена под откос. Так и не смогли провести Пленум по НТП, перенося его из года в год. Экономику несло дальше и дальше по интенсивному, затратному пути, ведущего к банкротству.
Под прикрытием мощной пропагандистской кампании за разрядку международной напряженности даже и после того, как ценой огромных затрат был достигнут военно-стратегический паритет с США, продолжала наращиваться гонка вооружений. Не колеблясь, раздавили “Пражскую весну”. Впервые после Второй Мировой войны вооруженные силы страны были втянуты в заведомо проигранную военную авантюру в Афганистане.
Но главное, что определяет оценку брежневизма в политической истории страны – брежневское руководство оказалось несостоятельным перед лицом вызовов своего времени. Строго придерживаясь старых догм и представлений, они проглядели наступление глубоких перемен в науке и технике, условиях жизни и деятельности людей, стран и регионов, всего мирового сообщества, знаменующих зарождение новой цивилизации. Переменам в стране был поставлен прочный шлагбаум, она оказалась загнанной в тупик, обреченной на длительное отставание и глубокий общественный кризис.
Со смертью Брежнева встал вопрос: останется ли все, как есть, будет ли общество катиться под уклон, или произойдут глубокие перемены, прежде всего – общественное политическое руководство. Поскольку страна являлась одним из устоев всей мировой конструкции, этот вопрос волновал не только наших граждан, но и мировое сообщество.
Тогда у основных действующих лиц наметились две тенденции. Одна – превратить Брежнева в очередного “классика”, величайшего “авторитета”, с помощью которого можно было бы сохранить его прежнее сооружение, а новое руководство сразу же поставить в жесткие рамки. Другая – проявить сдержанность в оценке брежневского периода, чтобы открыть хоть какую-то возможность для радикальных перемен.
Как и до этого, подобные тенденции проявились не в публичных дискуссиях, и не в
открытых схватках, а в тончайших нюансах, уловимых лишь опытным слухом политических экспертов. 
Сами похороны, их пышное и грандиозное оформление, организованное службами, которые курировал Черненко, были проведены, что называется, “по максимуму”. Под
стать была и речь Черненко на Пленуме 12-го ноября. Он старательно зачитывал текст,
написанный помощниками политического слова “о самом последовательном
продолжателе дела Ленина”, выдающемся теоретике, наделенного всеми мыслимыми дарованиями и добродетелями.
Кадровый застой, ставший притчей во языцех, старение руководства выдавалось за величайшее достижение Леонида Ильича, создавшего столь мудрый, в высшей степени компетентный и сплоченный коллектив политических лидеров. Что касается заявления,

72

будто именно Андропов лучше всех освоил брежневский стиль руководства и брежневское бережное отношение к кадрам, то для Юрия Владимировича этот комплимент являлся более чем сомнительным. А выражение уверенности в том, что брежневская коллегиальность будет Андроповым лишь упрочена, звучало вполне определенно: будем, мол, командовать вместе.
Общество чувствовало, что страна не только нуждается, но и находится накануне перемен. На этом фоне подобное славословие было явным перехлестом. Горбачев находился в те дни рядом с Андроповым и видел, что он отдает себе отчет в необходимости и неизбежности отмежеваться от многих черт “брежневской эпохи”, и в этом смысле беспокоиться о том, как будут восприняты его первые шаги. Речь Андропова на Пленуме 12-го ноября, где его избрали Генеральным секретарем, оказалась достаточно сдержанной. В ней не было открытого вызова, все подобающие слова по случаю смерти Брежнева были сказаны, но не более того. После этого выступления Черненко впал в полное уныние, хотя надо отметить, что в человеческом плане Андропов относился к нему вполне терпимо.
По решению, принятому задолго до этих дней, 15-го ноября должен был состояться очередной Пленум ЦК КПСС, на котором предстояло рассмотреть проекты государственного плана и бюджета на следующий год. Андропов понимал, что уже здесь он вынужден будет выйти за рамки намеченной повестки дня, обозначить хотя бы “курсивом” свой будущий курс. Договорились отложить Пленум на неделю.
























73


Глава   третья

Михаил Сергеевич после Пленума, избравшего Андропова генсеком, ходил важный
и торжественный, как будто его самого избрали, как рассказывает его многолетний помощник Болдин. Вечером, когда Болдин зашел к шефу с очередной порцией документов, тот многозначительно сказал:
- Мы с Юрием Владимировичем старые друзья, семьями дружим. У нас было много доверительных разговоров и наши позиции совпадают.
Андропов вытащил Н.И. Рыжкова из Госплана и, минуя промежуточные ступени партийной лестницы, назначил сразу отраслевым секретарем ЦК КПССС по экономике. Уважение к Андропову Рыжков сохранил навсегда.
Андропов создал тандем Рыжкова–Горбачева. Вызвал обоих в начале декабря
1982-го года. Сказал Горбачеву:
- Михаил Сергеевич, не замыкайтесь только на сельском хозяйстве, поактивнее подключайтесь к вопросам общей экономики.
2-го декабря 1982-го года на заседании Политбюро утвердили распределение обязанностей между секретарями ЦК. В соответствии с протоколом заседания Андропов взял на себя следующие вопросы: организация работы Политбюро ЦК КПСС, оборона страны, основные вопросы внутренней и внешней политики КПСС и внешней торговли, подборы и расстановка основных руководящих кадров.
Вторым в списке секретарей стоял Черненко. Ему поручалось вести Секретариат ЦК и курировать важнейшие отделы – идеологический, оргпартработы, административные, а также привычные ему Общий отдел и отдел писем.
Третьим значился Горбачев – ему доверили сельскохозяйственный отдел, отдел сельскохозяйственного машиностроения, легкой и пищевой промышленности, отдел химической промышленности.
Тем не менее, страной управлял Андропов – пока физически мог это делать. Он выдвигал Горбачева, и важнейшие вопросы решал с помощью Михаила Сергеевича, а Константина Устинова старался оттеснять от власти.
Тем не менее, Андропов опирался на Горбачева, постоянно звонил, приглашал к себе обсуждать с ним многие вопросы, давал поручения, далеко выходившие за рамки его обязанностей. Андропов откровенно поддерживал Горбачева. Он поручил Михаилу Сергеевичу в апреле 1983-го года сделать доклад по случаю очередной ленинской годовщины. Доклад для Горбачева был дебютом на открытой сцене.
В середине августа на секретариате ЦК под председательством Горбачева рассмотрели вопрос “Об опережающем росте производительности труда по отношению к заработной плате”. На следующий день этот вопрос был вынесен на Политбюро, о чем возмутился член правительства Н.А. Тихонов, так как проект постановления не был согласован с Советом министров.
Андропов сделал Горбачеву только замечание:
- Необходимо сначала разобраться в правительстве, а потом уже, если надо,

74

выносить на бюро.
Однако Тихонов продолжал быть недоволен тем, что секретариат ЦК берется за чисто хозяйственные вопросы.
- А что делать, если вы не решаете, - огрызнулся Михаил Сергеевич.
- Не пытайтесь работать по проблемам, в которых вы не компетентны, - не менее резко ответил Тихонов.
Андропов не стал высказываться по существу, снял вопрос по формальной причине. Не внес вопрос на заседание Политбюро ЦК, как несогласованный.
Косвенно он сделал выговор Горбачеву, так как представлять на Политбюро неподготовленные вопросы считалось большим аппаратным промахом. Все важнейшие вопросы полагалось заранее согласовывать со всеми членами Политбюро.


* * *

Наконец завершилась затянувшаяся история с освобождение от обязанностей члена Политбюро секретаря ЦК Кириленко. Его здоровье, а проще говоря, маразм достиг такой степени, что скрывать это стало невозможно. Вследствие глубоких мозговых изменений процесс его личностного распада резко ускорился. Когда в марте 1981-го года на XXIV съезде ему поручили внести предложение о новом составе ЦК, он умудрился исказить фамилии многих кандидатов, хотя они были отпечатаны специально для него самыми крупными буквами. Зал на это отреагировал, мягко говоря, с недоумением. Подобные эпизоды не забываются и производят гораздо большее впечатление, чем любые политические характеристики.
Тем не менее, даже после такого эпизода, памятуя о старой дружбе, Брежнев включил Кириленко в состав нового Политбюро. Но болезнь прогрессировала. На глазах у всех он стал терять нить разговора, не узнавал знакомых. И наконец, Брежнев поручил Андропову переговорить с Кириленко и получить от него заявление об уходе на пенсию.
Об этой беседе Горбачеву потом рассказывал Юрий Владимирович. Пришел он в кабинет к Кириленко и, стараясь не обидеть, но вместе с тем достаточно твердо сказал:
-  Андрей, ты понимаешь, все мы – старые товарищи. Я говорю от всех, кто питал и питает к тебе уважение. У нас сложилось общее мнение, что состояние твоего здоровья стало заметно влиять на дела. Ты серьезно болен, должен лечиться и надо этот вопрос решать.
Кириленко разволновался, плакал. Говорить с ним было очень трудно, но Андропов продолжал:
- Ты пойми, Андрей, надо сейчас решать в принципе. Ты поедешь отдыхать – месяца два, сколько надо. Все за тобою сохранится – машина, дача, медицинское обслуживание, все. Разговор у нас товарищеский, но надо все-таки, чтобы инициатива исходила от тебя. Вспомни, Косыгин чувствовал себя куда лучше, а написал.
- Ну, хорошо, Юрий, - проговорил, наконец, Кириленко – раз так, раз надо... Но ты мне помоги написать заявление, сам я не напишу.

75

Андропов быстро набросал краткое заявление. Андрей Павлович с большим трудом подписал его своей рукой. Дело было сделано. А 22-го ноября, уже после смерти Брежнева решили этот вопрос на Пленуме ЦК.
22-го ноября Пленум ЦК КПСС освободил А.П. Кириленко от обязанностей секретаря ЦК и вывел его из Политбюро, перевел из кандидатов в члены Политбюро 
Г.А. Алиева, который стал заместителем председателя Совета Министров СССР, и утвердил секретарем ЦК КПСС Н.И. Рыжкова, возглавлявшего экономический отдел ЦК. Тогда же в связи с переходом на должность второго секретаря К.У. Черненко был освобожден от руководства Общим отделом, преемником которого стал его заместитель К.М. Боголюбов.
Так было положено начало кадровым переменам.
По свидетельству В. Прибыткова, эта политика, которую он не совсем удачно назвал “омолаживанием”, сразу же вызвала сопротивление В.В. Гришина, Д.А. Кунаева, Н.А. Тихонова, К.У. Черненко и В.В. Щербицкого.
16-го декабря был отстранен от обязанностей министра внутренних дел СССР 
Н.А. Щелоков, на его место назначен В.В. Федорчук. Этим Ю.В. Андропов убивал двух зайцев. С одной стороны, он начинал чистку одного из важнейших министерств, с другой стороны, освобождал место для назначения на пост председателя КГБ своего заместителя В.М. Чебрикова.
Горбачев вспоминает, что в 1973-ем году, он, тогда еще первый секретарь Ставропольского крайкома, провел большую проверку работы краевого управления внутренних дел. Вскрылась масса недостатков среди руководителей. По статистике край стал выглядеть плохо. Щелоков обиделся. К Горбачеву приехал озабоченный заместитель министра внутренних дел В.Т. Шумилин втолковывать Горбачеву:
- Как же так? Вокруг порядок, а у вас такое творится? Спросят ведь, где был крайком?
Впоследствии, перебравшись в Москву, Горбачев по поручению Андропова заинтересовался делами Щелокова. Горбачеву передавали, что министр внутренних дел вроде бы решил ему отомстить. Горбачев рассказывал:
- Когда я начал заниматься делом Щелокова, против меня поднялся сам Щелоков. Когда Щелоков был мертв, один из его заместителей специально попросил меня приехать, и он мне рассказал, что Щелоков в свое время Горбачева велел уничтожить.
Когда был арестован бывший управляющий  Кисловодским трестом ресторанов и столовых Н.П. Лобжанидзе, от него надеялись получить показания и на Горбачева, к тому времени переведенного из Ставрополя в Москву. Много позже сам Лобжанидзе рассказывал ставропольскому журналисту Б. Кумачеву, что на первых же допросах от него потребовали дать показания о неблаговидных поступках Михаила Сергеевича.
- Вы же ему накрывали столы бесплатно. Оплачивали его кисловодские развлечения. Вы были кошельком крайкома партии. Если не дадите показания, сгноим в лагерях.
Лобжанидзе отвечал, что вообще никогда не встречался с Горбачевым:
- Если ему требовалось накрыть стол, то зачем ему красоваться в ресторане, где есть чужие глаза, когда для этой цели существуют закрытые санатории для начальства?

76

Там первому секретарю организуют все, что нужно.
Других людей тоже уговаривали дать показания на Горбачева. Скажем, милицейского генерала Б.К. Елисова, давнего знакомого Горбачева. Елисова перевели в Москву, обещали ему повышение. Елисов ничего плохого о Горбачеве не сказал. Со временем он стал заместителем министра внутренних дел СССР.
В чем только не обвиняли Горбачева! Но известно, что взяток и подарков от подчиненных он не брал. Сам подарки дарил – высокому начальству и, конечно, принимал московских гостей на широкую ногу в окрестностях Кисловодска. Местные умельцы знали, как это устроить...


* * *

Вопросы о назначениях Андропов решал вместе с Горбачевым и с помощью 
Е.К. Лигачева, которого они вытащили из Томска, где тот 17 лет был первым секретарем.
Лигачев часто и с удовольствием вспоминал, как началось его возвышение. В апреле 1983-го года он прилетел в Москву на совещание по вопросам сельского хозяйства, которое проводил Андропов. На второй день должен был вернуться в Томск. Вечером в квартире Лигачева, в которой он еще находился в Москве, раздался телефонный звонок. Звонил Горбачев.
- Егор, это Михаил... Надо, чтобы завтра утром ты был у меня.
Горбачев ко всем обращался на “ты” и по имени (к себе же Горбачев требовал обращение только на “вы” и по имени и отчеству).
- Михаил Сергеевич, но у меня билет в кармане, вылетаю завтра утром.
- Надо задержаться, Егор. Придется сдать билет.
В десять утра Лигачев был у Горбачева во втором подъезде здания ЦК на Старой площади. Тот сразу сказал:
- Егор, складывается мнение, чтобы перевести тебя на работу в ЦК и утвердить заведующим организационно-партийным отделом. Вот что я могу тебе сказать. Не больше. Все будет зависеть от того, как будут развиваться события. Тебя пригласил Юрий Владимирович для беседы. Он меня просил предварительно с тобой переговорить, что я и делаю.
Горбачев снял трубку “кукушки” – прямого телефона, связывающего Генерального секретаря с членами Политбюро:
- Юрий Владимирович, у меня Лигачев. Когда вы могли бы его принять? Хорошо, я ему передам.
Андропов уже ждал Лигачева. Егор Кузьмич поднялся на 5-ый этаж. Андропов сидел в кабинете номер 6, который еще недавно занимал Брежнев. Ждать в приемной пришлось недолго.
Андропов спросил:
- Горбачев с вами говорил?
- Говорил.

77

- Я буду вносить на Политбюро предложение, чтобы вас утвердить заведующим орготделом. Как вы на это посмотрите? Мы вас достаточно хорошо изучили...
- Я согласен. Спасибо за доверие.
- Тогда сегодня в 11 часов будем утверждать вас на Политбюро.
- Уже сегодня?
- А чего тут ждать? Надо дело делать...
Лигачев вышел из ЦК и по улице Куйбышева пошел к Кремлю, где по традиции собиралось Политбюро. Утвердили Лигачева мгновенно. В половине двенадцатого он вышел из зала заседаний Политбюро уже в новом качестве.
Андропов поручил Лигачеву провести серьезное обновление высших партийных кадров. Таким образом, вытягивая Лигачева в Москву, Ю.В. Андропов использовать накопившиеся в нем обиды к брежневскому окружению. Возможно, имело значение и то, что Егор Кузьмич был женат на дочери репрессированного советского военного, а значит, не мог питать симпатий к И.В. Сталину.
В апреле 1938-го года Егор Кузьмич был назначен вместо И.В. Капитонова заведующим Отделом организационно-партийной работы, то есть поставлен на кадры. Тем человеком, который способствовал возвращению Е.К. Лигачева в Москву, был 
А.А. Громыко, а тем, который организовал этот перевод – М.С. Горбачев, знавший Егора Кузьмича.
“Как я и предполагал, - пишет Лигачев, - с весны 1983-го года началось быстрое обновление партийных и хозяйственных кадров... Когда речь шла о том, чтобы кому-то посоветовать уйти в отставку, с этим человеком сначала беседовал я... Когда же речь шла о назначении, о выдвижении, то с этой целью людей приглашал к себе Горбачев, именно он объявлял им приятную новость”.
Из этого явствует, что именно М.С. Горбачеву была доверена главная роль в той чистке партийно-государственного аппарата, которую начал Ю.В. Андропов, а на 
Е.К. Лигачева была возложена черная работа.


* * *

О том, что Андропов готовил Горбачева на роль второго лица в партии, свидетельствует и то, что именно ему весной 1983-го года поручили выступить с докладом, посвященным дню рождения В.И. Ленина. Говоря о кадровых переменах на вершине власти, нельзя не отметить, что 29-го мая 1983-го года умер Арвид Янович Пельше (1899-1983), который с 1966-го года возглавил такое важное учреждение, как комиссию партийного контроля. Освободившуюся вакансию занял М.С. Соломенцев, бывший до этого председателем Совета министров России.
15-го июня 1983-го года Пленум избрал В.И. Воротникова, который с должности первого секретаря Краснодарского крайкома был переведен на освободившееся место председателя Совета министров РСФСР, кандидатом в члены Политбюро, а первого секретаря Ленинградского обкома КПСС Г.В. Романова – секретарем ЦК. Одновременно Пленум рекомендовал Ю.В. Андропова на должность председателя Президиума
78

Верховного Совета СССР. 17-го июня 1983-го года Верховный Совет утвердил его в этой должности.
По всей вероятности, руководствуясь принципами “береженного Бог бережет”, Андропов заменил Ю.В. Сторожева на посту начальника 9-го управления КГБ СССР своим выдвиженцем – Ю.С. Плехановым. Ю.С. Плеханов (1930-2002) с 1951-го по
1965-ый годы находился на комсомольской и партийной работе, с 1965-го по 1967-ой годы был помощником Андропова, как секретарь ЦК КПСС, с 1962-го года работал в КГБ СССР.
Важную роль в аппарате партии играл управляющий делами ЦК КПСС, пост которого занимал уже упоминавшийся В.С. Павлов. По рекомендации М.С. Горбачева его заменил Н.Е. Кручина.
По утверждению В.А. Медведева, при Л.И. Брежневе существовал своеобразный “узкий рабочий кабинет”, в состав которого входили управляющий делами ЦК КПСС 
Г.С. Павлов, первый заместитель Отдела организационно-партийной работы 
Н.А. Петровичев, заведующий Отделом науки и учебных заведений С.П. Трапезников, заведующий Отделом пропаганды Е.М. Тяжельников, заведующий Общим отделом 
К.М. Боголюбов. С приходом Андропова их всесилию был положен конец. Г.С. Павлова и С.П. Трапезникова отправили на пенсию, Н.А. Петровичева перевели в комитет по профтехобразованию, Е.М. Тяжельникова – назначили послом в Румынию.
Отдел науки и учебных заведений возглавил Вадим Андреевич Медведев. 
В.А. Медведев родился в 1929-ом году в Ярославской области, где его отец сначала возглавлял волостной совет, затем работал в кооперации. В 1937-ом году отца.
В.А. Медведева исключили из партии, но не арестовали. В 1939-ом году семья Медведевых переехала под Ленинград в город Выволожск.
В 1951-ом году Вадим Андреевич закончил экономический факультет ЛГУ. В 1953-ем году защитил кандидатскую диссертацию. Сначала работал в ЛГУ, потом – в ЛНИЖТе, после чего возглавил кафедру в Ленинградском технологическом институте. В 1967-ом году защитил докторскую диссертацию. 20-го марта 1968-го года его избрали секретарем Ленинградского горкома партии по идеологии, а 2-го января 1971-го года назначили заместителем заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС. Однако в аппарате ЦК он не прижился, и в 1978-ом году был назначен ректором Академии общественных наук при ЦК КПСС.
Отдел агитации и пропаганды возглавил Б.И. Стукалин, который до этого с 1970-го года руководил Государственным Комитетом по делам издательств, полиграфической промышленности и книжной торговли СССР.
По имеющимся сведениям “за 15 месяцев (с середины ноября 1982-го года по середину февраля 1984-го года) было смещено 18 союзных министров и приравненных к ним лиц и переизбрано 37 первых секретарей ОК, КК. КПСС, ЦК КП союзных республик”.
Наиболее интенсивно шло кадровое обновление в правоохранительных органах. Назначив В.В. Федорчука министром внутренних дел СССР, Андропов направил туда для усиления этого ведомства 10 офицеров КГБ. В частности, генерал КГБ СССР   
А.Н. Стерлингов возглавил Московское управление БХСС. Начав кадровую чистку

79

Министерства внутренних дел СССР, В.В. Федорчук, по одним данным, уволил за три года “88 тысяч человек”, по другим, “около ста тысяч”.
Кадровые перемены, начатые Андроповым, еще ждут своего исследователя.
Однако нельзя не отметить их противоречивый характер. Достаточно назвать возвышение Г.А. Алиева. И дело не только в том, что мы до сих пор не знаем, как ему удалось избежать мобилизации в армию в годы войны, и не только в том, что, работая в органах безопасности, он использовал свое положение для любовных утех, и не только в том, что прославился щедрыми подарками и таким низкопоклонством перед Кремлем, в котором его, наверное, превосходил только Э.А. Шеварднадзе. В Азербайджане к середине 80-х годов процветали приписки, взятки, казнокрадство и произвол. Будучи первым секретарем компартии этой республики, Гейдар Алиевич сам признавался, что может гарантировать отсутствие коррупции только среди членов ЦК своей партии.
У многих вызвало удивление возвышение Г.В. Романова. И не только потому, что за ним тянулся след от развязанного к тому времени мифа о “свадьбе в Таврическом дворце”. У Романова была слава любителя спиртного. Один из секретарей ЦК КПСС рассказывал, как в его присутствии М.А. Суслов позвонил Г.В. Романову в Ленинград, а потом сказал: “Ничего не понял. Опять лыко не вяжет”.
Еще более странным был перевод на пост заведующего Общим отделом Клавдия Михайловича Боголюбова, который с 1963-1966-ый годы был заместителем, а с 1965-го по 1982-ой годы первым заместителем заведующего этого отдела, то есть правой рукой 
К.У. Черненко.
Как выяснилось потом, пишет Е.Н. Лигачев, “Боголюбов защитил докторскую диссертацию, которую за него написал другой человек”. “Кроме того, оказалось, что ему выдали подложную справку... об участии в боевых действиях на фронте в годы Великой Отечественной войны... Пользуясь своим служебным положением, сумел получить Государственную премию за прокладку пневмопочты между зданиями ЦК на Старой площади и Кремлем. А лауреатом Ленинской премии он стал вместе с архитекторами за проектирование и создание зала заседания Пленумов ЦК”. Выяснилось также, что он получил несколько десятков тысяч рублей за издание томов резолюций Пленумов ЦК КПСС, “хотя эта работа входила в его прямые обязанности”.
И вот такому человеку Ю.В. Андропов доверил не только все партийные секреты, но и возможность регулировать ту информацию, которая  поступала к нему лично.
Нельзя назвать удачным с государственной точки зрения и выдвижение 
М.С. Горбачева. Очень трудно складывались у Андропова отношения со Щербицким, пользовавшимся на Украине, особенно в партийных кругах, большим авторитетом. В моральном плане Щербицкий являлся одним из порядочных людей. Технократ по складу ума последовательно проводил в республике линию, которую считал верной: уделял много внимания экономике, особенно угледобыче и металлургии, не забывал и село. А главное – в определенной мере сумел утвердить на Украине дух высокой требовательности.
Для Владимира Васильевича была характерна нетерпимость к национализму. Как и другие республиканские лидеры, он мог бурчать и сетовать на то, что центр не дает прав и полномочий, “даже для того чтобы послать телеграмму Живкову, надо получить

80

разрешение Политбюро в Москве”. Но, заняв с самого начала позицию осуждения “националистических шатаний” и “заигрываний Шелеста”, от нее не отступал.
Его интернационализм можно было бы только приветствовать, если бы не впадал
он при этом в крайности. Достаточно вспомнить, как втянулся Щербицкий в дискуссию с писателем Олесем Гончаром по роману “Собор”, которая только разожгла страсти, и нарушила нормальные контакты с частью украинской интеллигенции.
Трудно решались со Щербицким и кадровые вопросы. Являясь фигурой действительно крупной, он как бы подавлял людей вокруг себя. При нем так и не выросли на Украине сколько-нибудь заметные политические лидеры. Даже внешне выглядел он этакой глыбой, которую трудно сдвинуть с места. Хотя это как раз и вызывало к нему уважительное отношение.
Все-таки памятуя Горбачевскую фразу Брежнева о том, что во Владимире Васильевиче видит он своего преемника, по-видимому, “смутил дух” Щербицкого. Накануне смерти Леонида Ильича он развил большую активность, старался держать в поле зрения все события, происходившие в верхах, регулярно перезванивался и встречался с Федорчуком, который раньше был председателем КГБ Украины
После того, как Генеральным секретарем избрали Андропова, их отношения внешне выглядели вполне нормально. Но между ними происходило как бы некое соперничество, существовали невысказанные взаимопретензии. И ни один не хотел идти навстречу другому. Иначе чем объяснить, что за все время пребывания Юрия Владимировича на посту генсека Щербицкий так и не переступил порог его кабинета. Ни  разу. Большим мучением для той и другой стороны являлось даже редкое общение по телефону.


* * *

Что касается Тихонова, то он без всяких на то оснований почему-то решил, что именно ему (Тихонову) более всех обязан Андропов своим избранием, и рассчитывал на полную и неограниченную поддержку. При этом вел себя настолько развязно, если не сказать – нахально.
- Давай так, - сказал он в те дни Юрию Владимировичу, - ты хорошо знаешь административные органы, идеологию, внешнюю политику. А уж экономику я тебе обеспечу.
Но когда Андропов поручил Горбачеву, Рыжкову и Долгих составить перечень необычных проблем, связанных с совершенствованием управления экономикой, планирования и расширения самостоятельности предприятий, Тихонов забеспокоился не на шутку.
Поскольку названная “тройка” выходила на контакты с зампредами Совета Министров и специалистами Госплана, это сразу же создало обстановку нервозности. Дабы разрядить ее, Юрий Владимирович заявил, что доверяет Тихонову и поддерживает его. Но спустя некоторое время он сказал Горбачеву:

81

- Михаил, я тебя прошу, сделай как-то так, чтобы не портить отношения с Тихоновым. Ты же понимаешь, как мне сейчас это важно.
Горбачев понял, что Андропов опасался, как бы Тихонов не сблокировался с Черненко.


* * *

Андропову надо было взять ситуацию под контроль, и главным для него в тот момент являлось соотношение сил, их расклад. Подтянув к руководству Алиева, Воротникова, Чебрикова, Рыжкова, Лигачева, он серьезно укреплял свои позиции. Но одновременно Андропов старался избегать обострения отношений и недовольство со стороны Черненко, Тихонова, Гришина, Щербицкого, добиваясь того, чтобы у всех членов руководства было ощущение сопричастности, соучастия в проводимом политическом курсе.


* * *

Незадолго до своей смерти, в октябре 1982-го года, Брежнев подписал секретное постановление ЦК и Советов Министров о повышении цен на сахар, хлеб и хлебобулочные изделия. Постановление вступило в силу 1-го декабря. Повышать цены накануне праздника, тем более 7-го ноября, никто не решался.
О подписанном постановлении знали председатель правительства Н.А. Тихонов, министр финансов В.Ф. Гарбузов, а также будущий премьер-министр В.С. Павлов и начальник бюджетного управления союзного министерства финансов В.Г. Пансков. Но об этом не знал даже второй секретарь ЦК Андропов!
Брежнев подписал бумагу, а 10-го ноября умер. Избрали Генеральным секретарем Андропова. Ему, естественно, сразу доложили о постановлении. Он возмутился:
- Вы что? Пришел новый человек и начинает с повышения цен на хлеб?
Уже принятое решение отменили.
28-го июля 1983-го года на заседании Политбюро председатель Госплана Байбаков и министр финансов Гарбузов нарисовали тревожную картину положения в экономике.
Что по этому поводу сказал Андропов?
- Будем говорить не только о проблемах, а о людях, которые стоят за ними. Дела идут неважно, а руководители министерств, областей – в отпусках, потому что летом лучшая пора! Отозвать немедленно – там, где плохо обстоят дела. Повышение дисциплины, ответственности – это, прошу учесть, не кампания, это постоянные факторы. Предупреждаю всех!
Юрий Владимирович полагал, как и многие: наличие подготовленных кадров, повышение дисциплины, и все придет в порядок. Какие же идеи мог предложить стране Андропов? Все это были наивные представления о порядке и дисциплине, воплотившейся

82

тогда в массовые облавы, которые устраивались в рабочее время, в магазинах, банях и кинотеатрах, чтобы выявить прогульщиков и бездельников. Было это унизительно и оскорбительно.
Разговаривая с председателем Совета министров России Воротниковым, Андропов недоумевал:
- Зачем продавать товары, которые не продаются? Почему нет носков, полотенец? Почему в ЦК идут простейшие просьбы – от гуталина и зубных щеток? Все просят, ноют, уповают на центр. Так легче. Но, не понимал, что существующая экономическая система не в состоянии обеспечить людей тем, что им нужно, и не пытался понять.


* * *

Один из руководителей отдела ЦК по соцстранам Г.Х. Шахназаров осторожно заговорил с Андроповым о том, что военные расходы очень высоки, стране трудно. Зачем тратить такие деньги на создание океанского флота, строить авианосцы, заводить военно-морские базы в странах третьего мира?
- Все дело как раз в том, что основные события могут разгореться на океанах и в третьем мире, - возразил Андропов. – Туда, в развивающие страны, перемещается поле битвы. Там поднимаются силы, которые империализму не одолеть. И наш долг им помочь. А как мы сумеем одолеть это без сильного флота, в том числе способного высаживать десант?
- Юрий Владимирович, - взмолился Шахназаров, - ведь мы себе живот надорвем. Мыслимо ли соревноваться в гонке вооружений по существу со всеми развитыми странами, вместе взятыми?
Андропов ему ответил:
- Ты прав, нам трудно. Но мы еще по-настоящему не раскрыли и сотой доли тех резервов, какие есть в социалистическом строе. Много у нас безобразий, беспорядка, пьянства, воровства. Вот за все это взяться по-настоящему, и я тебя уверяю, силенок у нас хватит!
Г. Шахназаров понял, что продолжение разговора бессмысленно.
“Он поддержал тезис, - вспоминал начальник информационно-аналитического управления разведки генерал-лейтенант Н.С. Леонов, - что Советский Союз должен иметь потенциал, равный суммарному потенциалу США, остальных стран НАТО и Китая. Когда мы услышали от него эту формулу, то, скажу честно, потеряли дар речи”.
А ведь положение было катастрофическим. К моменту избрания Андропова генсеком в ряде областей ввели талоны на продукты. Даже по признанию тогдашнего главы Совета министров РСФСР В. Воротникова, уже невозможно стало вести огромное народное хозяйство страны старыми методами.
Госплан, Госснаб, министерство финансов были не в состоянии проворачивать маховик экономического механизма. Настоятельно требовались реформы.
Единственно в чем обвиняли Андропова – в том, что он ничего не понимал в экономике, чего он, кстати, и не скрывал.
83


* * *

Скорый уход Андропова из жизни был опасен для карьеры Горбачева. Горбачев
был инициатором кадровых перемен в ЦК.
Чазов предупредил Горбачева, что жить Андропову осталось один-два месяца, не больше. Михаил Сергеевич откровенно поделился с Чазовым намерением уговорить Андропова на пленуме ввести в Политбюро Воротникова и Соломенцева, кандидатом сделать Чебрикова, а секретарем ЦК – Е.К. Лигачева.
- Это наши люди, - твердо сказал Горбачев, - они будут нас поддерживать в любой ситуации.
Однако умирающему Андропову было не до кадровых перемен. Горбачев больше всех был заинтересован в кадровых переменах. Он предпринимал все усилия, чтобы укрепить свои позиции внутри Политбюро, торопясь, потому что смерть Андропова приближалась. Михаил Сергеевич боялся изоляции и подбирал себе союзников в послеандроповском Политбюро.
Лигачеву он многозначительно сказал:
- Егор, я настаиваю, чтобы тебя избрали секретарем. Скоро Пленум, и я над этим вопросом усиленно работаю.
Лигачев оценил работу Горбачева.
Пока Андропова находился в больнице, каждый помощник навещал его в строго определенный день. Однажды незадолго до Пленума ЦК приехал к Андропову 
А.И. Вольский с докладом. Андропов прочитал доклад и сказал: “Приезжайте ко мне через два дня”. Когда он приехал второй раз, то увидел в тексте доклада приписку: “Я считаю, что заседание секретариата ЦК должен вести Горбачев” и роспись на полях: “Андропов”.
А тот, кто вел заседания Секретариата, всегда считался вторым человеком в партии. Получается, что Андропов хотел, чтобы полномочия второго лица перешли от Черненко к Горбачеву.
Вольский, слегка ошалевший от таких перемен, приехал к ответственному за печатание доклада заведующему общим отделом ЦК Боголюбову, показал приписку к докладу. Надеялся, что так тому и быть.
Когда на второй день Вольский прибыл на Пленум, он увидел, что зачитывает доклад Черненко.
После заседания Вольскому позвонил лично Андропов.
- Кто это сделал? Немедленно найти!
Не успел Вольский придти в себя, как к нему зашел секретарь ЦК по экономике 
Н. Рыжков.
- Он тебе тоже звонил? На меня так наорал! До сих пор не пойму, кто принял это решение. Скорее всего, сам Черненко.
Юрий Владимирович не успел, как следует перетряхнуть кадры. Союзники Горбачева не имели того влияния, как Черненко.

84


* * *

Работа в ЦК захватила не только самого Горбачева Михаила Сергеевича, но и семью. Раиса Максимовна и ребята не были сторонними наблюдателями его поисков и
перипетий, которыми эти поиски сопровождались. Они видели, как трудно все идет, какое сопротивление приходится преодолевать, и всячески поддерживали его, помогали, сохраняя в “их крепости” мир, согласие и взаимопонимание.
Конечно, не все сводилось к заботам Горбачева. Семья жила и другими хлопотами, переживала каждое событие, приносившее и радости, и огорчения.
Самым радостным было рождение в 1980-ом году их первой внучки Ксении. Она, как Раиса Максимовна и Ирина, родилась в январе, 21-го дня. Началась новая жизнь.
Раиса Максимовна продолжала работу над докторской диссертацией. Ее приглашали провести новое исследование в тех селах и станицах Ставрополья, в которых она собирала материалы для кандидатской. Это была заманчивая идея, но их московские заботы никак не позволяли заняться ее реализацией.
Было нелегко вырваться из объятий Москвы, и они настойчиво приглашали его мать и родителей Раисы Максимовны к ним в гости. Сначала они ездили часто и с интересом, но года взяли свое – им стало все труднее ездить. Болезни, недомогания. Старались помочь в лечении, снабжением лекарств, деньгами, одеждой, продуктами – всем, чем могли. Таков фронт забот: от внучки до родителей. А ко всему все хуже и хуже со здоровьем брата Раисы Максимовны Евгения – не мог справиться со своим старым недугом, пристрастием к алкоголю. Отверг все их предложения о помощи, а теперь и поздно. Талантливый человек, сумевший за первые годы после Литературного института написать несколько рассказов, повестей, книжек для детей и юношества. Евгений – их постоянная, не затихающая боль.
Ирина и Анатолий заканчивают мединститут, получив дипломы с отличием. Дочь решила продолжать учебу в аспирантуре, занялась исследованием причин смертности в больших городах (на примере Москвы). Оказалось, что все данные на этот счет засекречены, и поэтому диссертацию сделали закрытой. Причин для засекречивания у столичных властей было больше чем достаточно. Но все же Ирине удалось наладить сотрудничество с органами статистики и здравоохранения Москвы, поскольку в результате такого исследования они тоже заинтересованы. Защита диссертации прошла весьма успешно, и скоро она получила диплом кандидата медицинских наук, стала преподавать на кафедре мединститута, который окончила. А затем решила целиком перейти на исследовательскую работу.
Анатолий после института был направлен в хирургическую клинику под началом академика В.С. Савельева, который действовал на базе 1-ой Городской больницы столицы.
Очень трудным оказался начальный период его деятельности, но постепенно он освоил дело и занялся в рамках кафедральных исследований научной работой. Продолжая работать в клинике, защитил кандидатскую диссертацию. Теперь это уже опытный хирург, доцент.
85

Словом их семья постепенно интегрировалась в столичную жизнь. Круг знакомых расширился, они все больше чувствовали себя москвичами, хотя и поддерживали контакты с земляками.
В отпуск, как и на Ставрополье, ездили после уборки урожая. Все годы – в Пицунду. В Грузии и Абхазии они приобрели много знакомых. Пользуясь возможностью,
лучше узнавали эти края и людей, там живущих. Они каждый раз помногу и подолгу говорили, как правило, по вечерам: с Эдуардом и Нанули Шеварднадзе в Пицунде и Тбилиси, в бывшем имении семьи Чавчавадзе, с жителями Абхазии и Кахетии в их домах.
“С октября 1983-го года, - пишет Е.И. Чазов, имея в виду Ю.В. Андропова, - он перестал непосредственно руководить Политбюро, ЦК, Верховным Советом СССР и не появлялся в Кремле. В связи с этим помощник К.У. Черненко В. Печенев утверждает, что с того времени, как Ю.В. Андропов снова лег в больницу, “вся реальная власть” в партии, а значит, и в стране, “полностью” сосредоточилась “в руках Черненко”. В отсутствии Андропова на лидерство как главы правительства стал претендовать Н.А. Тихонов”.
“В связи с болезнью генсека, - пишет М.С. Горбачев, - заседания Политбюро и Секретариата вел Черненко. Лишь изредка он поручал Горбачеву вести Секретариат. Тихонов предпринял попытку взять на себя председательство на Политбюро, но это не прошло. Прежде всего, из-за Юрия Владимировича, который хотя и находился в тяжелом состоянии, ясности ума не терял”.
На этой же почве произошло обострение отношений между Н.А. Тихоновым и М.С. Горбачевым. “Как-то, - вспоминает Михаил Сергеевич, - еще в дни пребывания Андропова в Крыму, Андропов сказал мне в телефонном разговоре, чтобы я обязательно выступил в качестве заключающего прения на Пленуме ЦК, который намечался на ноябрь”.  “Я стал обдумывать выступление, анализировать политические и практические итоги прошедших девяти месяцев. Как раз в этот момент из отпуска вернулся Тихонов. Узнав о том, что я намерен выступить на Пленуме, он тут же позвонил Андропову и заявил, что поскольку слово предоставят Горбачеву, обязан выступить и он. 
Ю.В. Андропов не стал возражать”.


* * *

Важную роль в начавшейся кадровой чистке сыграла борьба с коррупцией. “В 1983-ем году, - пишут Т.Х. Гдлян и Н.Г. Иванов, - в различных точках страны... расследовалось немало уголовных дел о коррупции и других должностных преступлениях номенклатуры”.  Особую известность среди них приобрело так называемое “узбекское дело”.
Е.К. Лигачев утверждает, что инициатором расследований этого дела был заведующий Сектором среднеазиатских республик возглавляемого им отдела 
В.И. Смирнов, который представил ему специальную записку на этот счет.
В.И. Смирнов родился в 1929-ом году. Закончив педагогический институт в Вышнем Волчке Калининградской области, с 1951-го года находился сначала на комсомольской, затем на партийной работе. Его карьере во многом способствовало
86

обучение в Высшей партийной школе и АОИ при ЦК КПСС. В 1966-ом году его избрали секретарем Калининского обкома КПСС, в 1975-ом назначили заведующим упоминавшегося сектора ЦК КПСС.
Е.К. Лигачев пишет, что ознакомившись с запиской Смирнова, он довел ее до сведения Андропова, который предложил ему встретиться с первым секретарем ЦК КП
Узбекистана Ш.Р. Рашидовым. Во время этой встречи, которая состоялась “в конце августа”, Е.К Лигачев сообщил ему о намерении создать комиссию для проверки имеющихся в ЦК КПСС данных о негативных явлениях в республике.
Комиссию возглавил заведующий Общим отделом ЦК КПСС К.Н. Могильченко, который “занимался, как и прежде, подбором и расстановкой кадров по всей стране и одновременно, как секретарь парткома ЦК, направлял деятельность партячейки на Старой площади”.
“Комиссия ЦК, которую возглавил заместитель заведующего отделом 
К.Н. Могильченко, - пишет Е.К. Лигачев, - принципиальный, предельно честный человек, вскрыла в Узбекистане поистине вопиющие нарушения”.
Такова версия возникновения “узбекского дела”, которую дает в своих воспоминаниях Е.К. Лигачев.
Между тем, инициатива возбуждения этого дела исходила не от ЦК КПСС, а от КГБ СССР. Причем, по утверждению генерала КГБ Н.С. Леонова, возникло оно еще в
70-ые годы, когда “руководитель КГБ Узбекистана” предоставил Ю.В. Андропову “обширную докладную о невероятных безобразиях и правонарушениях, творившихся в республике с ведома и под прикрытием авторитета Рашидова”. Тогда Ш. Рашидову удалось отбить этот удар.
Но вскоре после смерти Л..И. Брежнева органы КГБ с санкции республиканского руководства, а значит, с санкции Кремля, начали оперативную разработку начальника ОБХСС УВД Бухарского облисполкома А. Музафарова. 25-го апреля в Узбекистан были направлены следователи Прокуратуры СССР Т.Х. Гдлян и Н.В. Иванов, и 27-го апреля 
А. Музафаров был арестован с поличным.
Так возникло “бухарское дело”, которое положило начало “узбекскому делу“. Но тогда получается, что В.И. Смирнов ударил в колокола, когда тревога уже была поднята.
В связи с этим невольно возникает два вопроса: зачем Е.К. Лигачев приписал 
В.И. Смирнову инициативу войны с коррупцией в Узбекистане? И почему В.И. Смирнов, если он действительно был принципиальным человеком, ограничился постановкой вопроса только от Узбекистана, как будто бы приписок, коррупции и хищений не было в других республиках Средней Азии?
Не так давно В.И. Смирнов издал книгу воспоминаний. Можно было бы надеяться, что из нее мы узнаем детали этой истории, но Виктор Ильич предпочел обойти все стороной. Это дает основания думать, что он подал свою записку или по чьему-то поручению, или же для того, чтобы отвести огонь от себя. Опубликованная им книга свидетельствует, что он не относится к числу “героев”, и непонятно зачем в таком виде его понадобилось выставлять Е.К. Лигачеву?
Начатое КГБ расследование бухарского дела показало, что оно не ограничивается Бухарой, преступные связи оттуда ведут в другие области и в столицу республики.

87

Когда был собран достаточный материал, Андропов вызвал к себе Ш. Рашидова и познакомил его с ним. “Я, - вспоминал А.М. Александров-Агентов, - сам видел, как Рашидов вышел из его кабинета бледный как бумага. Учитывая, что 1-го сентября Андропов улетел в Крым, можно утверждать, что упоминаемая встреча состоялась не позднее августа, то есть именно тогда, когда, по воспоминаниям Е.К. Лигачева, он под
влиянием записки В.И. Смирнова решил поднять перед Ю.В. Андроповым вопрос о положении дел в Узбекистане”.
1-го сентября 1983-го года бухарское дело из КГБ было передано в Прокуратуру СССР. Вскоре после этого, 31-го октября 1983-го года, Рашидова не стало. По одной версии он умер своей смертью, по другой покончил самоубийством.
Но пока начинало раскручиваться “узбекское дело”, в Москве раскручивалась своя война против коррупции.
Еще 30-го октября 1982-го года был арестован директор московского гастронома 
№ 1 (Елисеевский) Юрий Соколов. “Это, - пишет Медведев, - было предупреждение не только “хозяину” московской торговли Н. Трегубову, но и В. Гришину... Еще до назначения на крупный пост в торговле Соколов некоторое время работал личным шофером Гришина. У Соколова имелось три судимости. Проверка гастронома № 1 привела к аресту еще 14 работников этого магазина”.
2-го июня 1983-го года в Москве были проведены новые проверки торговых работников, в результате чего за решеткой оказалось 575 человек.
17-го ноября 1983-го года КГБ направил в ЦК записку с предложением дать в печати информацию о рассмотрении в Верховном Суде РСФСР уголовного дела по фирме “Гастроном” и ГУТ Мосгорисполкома. 23-го ноября Секретариат предложил опубликовать такую информацию в “Известиях”, “Московской правде” и “Вечерней Москве”
11-го декабря 1983-го года Верховный Суд СССР приговорил директора Елисеевского магазина Юрия Константиновича Соколова к высшей мере наказания – расстрелу.
Однако дело не ограничилось только  торговлей.
Именно в 1983-ем году Генеральная прокуратура СССР и комиссия партийного контроля при ЦК КПСС начали расследование дела Н.А. Щелокова. Незадолго до своей смерти А.Я. Пельше проинформировал членов Секретариата ЦК КПСС о некоторых результатах этого расследования. Согласно этой информации, в Министерстве внутренних дел был создан кооператив для реализации конфискованных у преступников ценностей, “куда пускали только избранных”.
Едва только началось это расследование, как 19-го февраля 1983-го года неожиданно умерла жена Н.А. Щелокова. И хотя следствие пришло к выводу о самоубийстве, бывший следователь Генеральной прокуратуры В. И. Калиниченко не исключает, что она могла быть убита мужем.
На июньском пленуме 1983-го года Н.А. Щелоков и С.Ф. Медунов были выведены из ЦК КПСС. Рассматривая борьбу с коррупцией, которая развернулась после смерти 
Л.И. Брежнева, нельзя не обратить внимания, что она имела избирательный характер.
Приписки хлопка в Узбекистане действительно имели место. А разве их не было в

88

других хлопкосеющих республиках, в том числе в Азербайджане, который до 1982-го года возглавлял Г.А. Алиев.
Коррупция получила широкое распространение в Краснодарском крае, который возглавлял С.Ф. Медунов, но как пишет В.А. Казначеев, - в Ставропольском крае ее было не меньше. Процветала она и в солнечной Грузии, которую возглавлял Э.А. Шеварднадзе.
Злоупотребления властью имели место в МВД СССР, руководителем которого был Н.А. Щелоков, они процветали и в Министерстве иностранных дел, которое возглавлял А.А. Громыко, и в Министерстве внешней торговли, которым правил Н.С. Патоличев. Торговая “мафия” широко раскинула свои сети в Москве, бывшей вотчиной 
В.В. Гришина, но подобная же картина наблюдалась и в Ленинграде, откуда в 1983-ем году в Москву для укрепления кадров был переведен Г.В. Романов. А история с моторемонтным заводом на станции Северный под Ленинградом вообще является уникальной. Завод был построен, пущен в эксплуатацию, но ничего не производил, больше года отчитывался о выполнении плана на бумаге.
Это почище хлопковой аферы.
Таким образом, мы видим, что противоречивый характер имели не только первые кадровые перемены, но и начавшаяся борьба с коррупцией. Это наводит на мысль, что оно использовалось лишь как средство кадровой чистки партийного и государственного аппарата.
Неслучайно именно при Андропове был выпущен на экраны уже помилованный кинофильм “Из жизни фруктов”, в котором впервые заявлялось о существовании в нашей стране мафии. Если учесть, что именно под знаменем борьбы с мафией через несколько лет начнется массовая чистка партийного и государственного аппарата, получится, что первый шаг на этом пути был сделан еще при Ю.В. Андропове.
Летом 1983-го года стало очевидным, что ожидания лучшего под угрозой - резко ухудшающегося здоровья Андропова. Заболевание было связано с нарушением функции почек. Об этом какое-то время знали немногие. Но болезнь обострилась. И это сказывалось на его общем самочувствии, внешнем – лицо стало неестественно бледным, голос хрипловатым. Раньше, принимая кого-либо у себя в кабинете, Юрий Владимирович выходил навстречу, здоровался. Теперь, не вставая из-за стола, лишь протягивал руку, передвигаться ему было все труднее.
Сначала раз, затем два раза в неделю, а потом и чаще он должен был подвергаться мучительной процедуре гемодиализа, когда его подключали к специальному аппарату, очищающему кровь. Скрывать это стало невозможно – от процедуры до процедуры. Особые приспособления оставались у него на руках, и все видели, что выше кисти они забинтованы.
Тогда и пустил кто-то по аппарату роковую фразу: “Не жилец”. Активизировались вновь все те, для кого болезнь Андропова стала просто подарком судьбы. Сначала они перешептывались по углам, потом вообще перестали скрывать свою радость. Ждали своего часа. Особенно наглядно проявилось это в период подготовки июньского Пленума ЦК КПСС 1983-го года.
Мысль о проведении Пленума по идеологическим вопросам принадлежала Андропову. Его беспокоило политическое, идейное и нравственное состояние общества, и

89

он надеялся, что Пленум ЦК сможет изменить подходы к идеологической работе, сделать
ее более эффективной.
По существующему официальному раскладу за идеологию отвечал Черненко. Ему и было поручено готовить доклад. Политбюро в подготовку доклада практически не вмешивалось.
От Пленума, состоявшегося 14-15-го июня 1983-го года и, прежде всего, от доклада, сделанного Черненко, ощущение осталось тяжелое. Выступления кроились по одному шаблону: сначала все отмечали важность вынесения на Пленум данной проблемы, затем следовали клятвенные заверения в верности новому руководству и поддержке Политбюро во главе с Андроповым.
Обменявшись мнением с Юрием Владимировичем, Горбачев с Андроповым пришли к общему выводу, что Пленум прошел в том ключе, как его подготовила черненковская команда.


* * *

В сентябре Андропов уехал в отпуск в Крым. Горбачев перезванивался с ним по телефону. Однажды когда Горбачев позвонил ему, то ему ответили, что Юрий Владимирович уехал в горы в “Дубраву”. Горы нравятся ему куда больше, чем море. Да и купаться теперь ему врачи не разрешают, считают, что физическая нагрузка для него слишком велика.
А часа через два Андропов позвонил Горбачеву сам:
- Искал меня?
- Да, хотел проинформировать о делах.
- А я в “Дубраву” перебрался на пару дней. Хорошо здесь, и погода просто замечательная.
Через два-три дня стало известно, что со здоровьем Юрия Владимировича стало совсем плохо. Сначала Андропова перевезли на крымскую дачу, потом срочно на самолете в Москву, прямо в ЦКБ. И начался мучительнейший, сложнейший во всех отношениях этап.
Прежде всего, чисто по-человечески было жаль Юрия Владимировича. С ним поначалу разговаривали по телефону, а когда пускали врачи, ездили в больницу.
Евгений Иванович Чазов в своих воспоминаниях, которые были изданы им в
2000-ом году, утверждал, что “во второй половине ноября 1992-го года он считал положение Андропова бесперспективным, и еще тогда стал задумываться о необходимости информировать руководство страны о возможном неблагоприятном исходе болезни”.
В первом издании своих воспоминаний Чазов писал, что, когда положение Андропова стало ухудшаться, он спросил его: кого следует поставить в известность, если его положение станет безнадежным: Ю.В. Андропов назвал Д.Ф. Устинова.
Из второго издания воспоминаний Чазова явствует, будто бы Ю.В. Андропов сам заговорил с ним на эту тему, и предложил в крайнем случае обратиться за советом к 
90

Д.Ф. Устинову (в начале ноября Юрий Владимирович попросил никого не информировать
о состоянии его здоровья, а если возникнет необходимость посоветоваться – обратиться к Устинову).
Именно Д.Ф. Устинова, если верить Чазову, он после разговора с В.М. Чебриковым и посвятил  о состоянии дел Юрия Владимировича. На следующий день тот пригласил
шефа КГБ, познакомил его с полученной информацией, и было решено поставить в известность К.У. Черненко. Вечером Чазов имел разговор с Черненко.
“Как я ожидал и как предсказывал Андропов, - пишет Чазов, - информация для, казалось бы, узкого круга лиц, всколыхнула весь политический Олимп. Ко мне посыпались телефонные звонки Н. Тихонова, А. Громыко и других деятелей”.
24-го ноября К.У. Черненко проинформировал членов Политбюро о своей встрече с Ю.В. Андроповым, сообщил, что Юрий Владимирович беспокоиться по поводу своего здоровья и добавил: “Об этом же говорится и в записке в Политбюро, которую представил начальник 4-го Главного управления академик Чазов”.
Это дает основания предполагать, что записка Чазова была представлена не ранее 17-го и не позднее 23-го ноября 1983-го года и что именно к этому времени относится его разговор о здоровье Ю.В. Андропова и с В.М. Чебриковым, и с Д.Ф. Устиновым, и с 
К.У. Черненко.
В связи с этим следует отметить, что на ноябрь 1983-го года был запланирован Пленум ЦК КПСС. Поскольку Ю.В. Андропов желал участвовать в нем, а состояние здоровья не позволяло ему этого, встал вопрос о переносе Пленума на другое время. Между тем, существовало одно обстоятельство, которое ограничивало возможности переноса Пленума. Дело в том, что он должен был рассмотреть план развития народного хозяйства и бюджет СССР на следующий год, после чего их требовалось утвердить на сессии  Верховного Совета. И все это необходимо было сделать до конца года.
Первоначально существовала надежда, что к Пленуму Андропова удастся поставить на ноги. После того, как Чазов проинформировал К.У. Черненко, что смерть Ю.В. Андропова может произойти “в ближайшее время”, тянуть с Пленумом не имело смысла.
1-го декабря 1983-го года Политбюро приняло необходимое решение. Через день А.С. Черняев записал в дневнике: “Пленум откладывали, откладывали и все-таки назначили на 26-ое декабря”.


* * *

“В это время, - пишет Е.И. Чазов, - в Кунцевскую больницу, где находился Андропов, для диспансеризации был госпитализирован Горбачев. Андропов, узнав об этом, попросил его зайти. Я предупреждал Горбачева о тяжести состояния Андропова и плохом прогнозе заболевания. Он был вторым человеком в Политбюро, который знал, что дни Генерального секретаря сочтены”. Если в первом своем варианте воспоминаний Чазов не указал, когда именно это произошло, то во втором варианте отметил, что Михаил

91

Сергеевич лег в больницу в декабре. Во время разговора с Чазовым Горбачев сообщил ему о своем намерении рекомендовать Андропову ввести В.И. Воротникова и   
М.С. Соломенцева в Политбюро, В.М. Чебрикова избрать кандидатом в члены Политбюро, а Е.К. Лигачева – секретарем ЦК КПСС. На следующий день он посетил Андропова и мог довести до него свои предложения.
4-го декабря, в воскресенье, В.М. Воротников отметил в дневнике: ”Беседовал с Горбачевым. Он был у Андропова в ЦКБ... Состояние его здоровья плохое. Иногда посещают помощники. Иногда Черненко”. Во время этого разговора Горбачев предложил Воротникову позвонить Андропову в больницу.
Смысл этого стал понятен Воротникову только через день, когда 6-го декабря он снова встретился с Горбачевым и узнал от него, что он “имел еще одну беседу с Андроповым в ЦКБ” (выглядит очень плохо, исхудал, ослаб), во время которой последний “предложил произвести изменения в составе Политбюро” и ввести в него Воротникова.
Исходя из этого, можем утверждать, что Горбачев лег на диспансеризацию 2-го декабря и 3-го имел первую встречу с Андроповым. 5-го декабря, по всей видимости, встречался с ним вторично и договорился о том, чтобы произвести на Пленуме указанные выше кадровые перемещения.
В связи с этим в середине декабря Лигачев был приглашен к Андропову на собеседование. Вспоминая этот визит в ЦКБ, Егор Кузьмич пишет: “Палата выглядела скромно: кровать, рядом с ней несколько медицинских приборов, капельница на кронштейне. А у стенки маленький столик, за которым сидел какой-то человек. В первый момент я не понял, что это Андропов”. На лице Андропова Лигачев увидел “печать близкой кончины”. “Андропов был одет не столько по-больничному, сколько по-домашнему – в нательную рубашку и полосатые пижамные брюки”.
В декабре Политбюро заседало 1-го, 8-го, 15-го, 22-го и 26-го числа. Это дает основания полагать, что вопрос об изменении в руководстве ЦК КПСС был решен 22-го декабря. На этом заседании, кстати, Политбюро одобрило текст выступления 
Ю.В. Андропова на предстоящем Пленуме.
24-го декабря 1983-го года, как обычно по субботам, Андропова посетил Вольский. “До этого, - вспоминает Вольский, - отправил с егерской связью проект его выступления на Пленуме (пожалуй, лучше сказать так, подготовленные ранее вместе с ним тезисы выступления). Когда в 12 часов я вошел к Андропову, тезисы были явно просмотрены. В целом текст получил одобрение, но за прошедшую неделю (то есть с 17-го декабря) Андропов решил внести в них два дополнения. Одно не имело принципиального характера, второе, в конце текста, следует привести полностью:
“Товарищи члены ЦК КПСС, по известным вам причинам я не могу принимать в данный период активное участие в руководстве Политбюро и Секретариата ЦК КПСС. Считал бы необходимым быть перед вами честным: этот период может затянуться. В связи с этим просил бы Пленум рассмотреть вопрос и поручить ведение Политбюро и Секретариата ЦК товарищу Горбачеву Михаилу Сергеевичу”.
“С этим документом, - вспоминал А.И. Вольский, - я приехал на Старую площадь и познакомил с ним самого близкого Андропову по работе ЦК человека (он трудится до сих пор). Познакомил с мнением Андропова еще одного помощника Генерального секретаря.

92

Мы долго думали над этой фразой, и все-таки решили оставить у себя одну копию, хотя не имели на это право... Но и как положено, материал официально передали заведующему Общим отделом (впоследствии он был исключен из партии) для (распечатки) участникам Пленума”. Позднее А.И. Вольский уточнил, что имел в виду К.М. Боголюбова.
“История этого проекта, - вспоминает М.С. Горбачев, - по существу, стала мне
известна, лишь спустя годы, после публикации воспоминаний Вольского. До этого ходили только смутные слухи. А суть такова: в конце выступления содержался тезис о том, что в связи со своей тяжелой болезнью, исходя из государственных интересов и стремясь обеспечить бесперебойность руководства партией и страной, Генеральный секретарь предлагает поручить ведение Политбюро Горбачеву.
Когда накануне Пленума текст выступления Андропова был роздан членам Политбюро, а затем – в красном переплете – членам ЦК, там этого тезиса и подобных слов не было”.
Пленум ЦК КПССС открылся в понедельник 26-го декабря.
О том, как развивались события дальше, есть две версии.
“Когда, - вспоминал А. Вольский в 1990-ом году, - я пришел на Пленум, этого тезиса, или, как их тогда “деликатно” называли, “текст речи”, раздавали его участникам. Получив текст на руки, я вдруг с ужасом обнаружил, что там нет последнего абзаца”. ”Я, - пишет Вольский далее, - попытался что-то выяснить, получить какое-то объяснение, но все кончилось тем, что мне было прямо сказано: не лезь не в свое дело”.
По другой более поздней версии Вольский узнал о случившемся немного позже: “Идет заседание Политбюро. Черненко зачитывает доклад Андропова: - А почему не Горбачев? - и начинает расспрашивать, никто ничего не знает. Напасть какая-то”.
Что в такой ситуации должен был сделать Вольский? Немедленно информировать о случившемся Андропова. Пленум работал два дня. Исправить положение дел еще можно было. Однако Вольский понимал, что если К.У Черненко отважился на такой шаг, значит, судьба Андропова предрешена. Поэтому Вольский предпочел отмолчаться.
Очередной Пленум ЦК КПСС завершил свою работу. Он перевел Воротникова и Соломенцева из кандидатов в члены Политбюро, а также избрал В.М. Чебрикова кандидатом в члены Политбюро и Е.К. Лигачева – секретарем ЦК. “Когда, - вспоминал Вольский, - я пришел после Пленума к себе на работу и выслушал по телефону от Андропова столько резких слов, сколько не слышал за 58 лет жизни – слов грозных, гневных и каких еще угодно, я понял, что он ничего не знал об этом”. Андропов заявил, что его помощники должны были сразу же поставить его в известность, как только получили на руки текст его выступления.
По другой версии Вольский получил нагоняй от Андропова сразу после того заседания Пленума, на котором был оглашен доклад генсека. “Вконец расстроенный, отправился к себе, и слышу в кабинете звонок. Андропов. “Как вы посмели не отдать мою правку? Вы понимаете, что натворили?” Как мог, оправдывался: “Юрий Владимирович, готов поклясться, отдал все из рук в руки”. “Ладно, я с вами еще разберусь”.
Если описанная Вольским история действительно имела место, то она по существу свидетельствует, что в конце декабря 1983-го года Ю.В. Андропов фактически был отстранен от власти.

93

Кто же мог пойти на такой шаг? “Прежде всего, - писал Вольский, - тогдашний председатель Совета Министров Тихонов и второй секретарь ЦК – а если пользоваться нынешней терминологией, заместитель Генерального секретаря – Черненко”, но вряд ли подобное решение было возможно без В.М. Чебрикова и Д.Ф. Устинова”.
В связи с этим обращает на себя внимание следующий факт: Чазов утверждает, что
однажды он стал свидетелем телефонного разговора Андропова с Рыжковым, которого Юрий Владимирович якобы спросил: “Николай Иванович, если я уйду на пенсию, какое материальное обеспечение вы мне сохраните?” Не ручаюсь за точность фразы, но смысл ее был именно таков. На другом конце провода Рыжков, по моему впечатлению, настолько растерялся, что, видимо, не знал, что ответить. И Андропов закончил разговор словами вроде: “Вы там подумайте о том, что я сказал”.
Когда в одной из бесед с Рыжковым Чазов поинтересовался, имел ли место такой разговор, он не только дал отрицательный ответ, но и выразил удивление самой постановкой вопроса. И действительно, не следует забывать, что в конце 1983-го года начале 1984-го Николай Иванович был лишь секретарем ЦК КПСС, то есть не входил в состав Политбюро, причем хотя и возглавлял экономический отдел, но не имел никакого отношения к проблемам “материального обеспечения” членов Политбюро.
Мы уже видели, что Чазов не лишен авторской фантазии. Однако поскольку у него не было никаких оснований придумать сам разговор, вероятнее всего, он пересказал его содержание. Поэтому мы будем рассматривать приведенный фрагмент из воспоминаний Чазова как свидетельство того, что в его присутствии в той или иной форме был затронут вопрос о возможной отставке Андропова.
Подобная версия находит подтверждение в воспоминаниях М.С. Горбачева. “В один из дней декабря, - вспоминает он, - едва я переступил порог своего кабинета, вбежал Рыжков: только что позвонил Юрий Владимирович. Он в ужасном состоянии. Спрашивает: “Так вы на Политбюро приняли решение о замене Генерального секретаря?” “Я ему: “Да вы что, Юрий Владимирович об этом и речи никакой не было!”. Но он не успокаивался”.
“Вскоре, - пишет Чазов, имея в виду разговор Андропова с Рыжковым, - позвонил взволнованный М. Горбачев и, рассказав о разговоре, попросил успокоить Андропова – ни у кого и в мыслях нет ставить вопрос об отстранении его от власти”.
М.С. Горбачев утверждает, что после встречи с Рыжковым он “немедленно созвонился с врачами и договорился, что  на следующий день они пропустят” его к Андропову. “Я знаю доподлинно, - утверждал Аркадий Иванович, - что через несколько дней (после Пленума) в больницу к Юрию Владимировичу, чтобы успокоить его, ездил М.С. Горбачев”.
Вероятнее всего, описываемый эпизод произошел на следующий день после Пленума, то есть 28-го декабря или на 29-ое декабря, в день заседания Политбюро, а встреча М.С. Горбачева с Ю.В. Андроповым состоялась 29-го или 30-го декабря.
Сообщая об этой встрече, М.С. Горбачев пишет: “Когда я вошел в палату, он сидел в кресле и попытался как-то улыбнуться. Мы поздоровались, обнялись. Произошедшая с последней встречи перемена была разительной. Передо мною был совершенно другой человек. Осунувшееся, отечное лицо серовато-воскового цвета. Глаза поблекшие, он

94

почти не поднимал их, да и сидел, видимо, с большим трудом. Мне стоило огромных усилий не прятать глаза и хоть как-то скрыть испытанное потрясение”.
Существует версия, согласно которой Андропов не хотел сдаваться. Поэтому решил “собрать заседание Политбюро прямо в своей больничной палате, чтобы Горбачева избрали генсеком прямо тут же, при нем”. Согласно этой версии, когда об этом стало
известно в Политбюро, противники Андропова “надавили” на врачей и те заверили Андропова, что его положение улучшается. Ознакомившись с таким заключением, он решил не форсировать события.
Однако доверенный сотрудник Андропова Е.И. Калгин утверждает, что такая версия все-таки имела место и подчеркивает, что на этой “на последней, незадолго до кончины, встрече Андропова в больнице с членами Политбюро Горбачева не было”.
Хотя В.И. Долгих и Н.И. Рыжков не присутствовали на этой встрече, но допускают возможность того, что Ю.В. Андропов мог пригласить в ЦКБ если не всех, то, по крайней мере, некоторых членов Политбюро.
Значит ли это, что М.С. Горбачев не был удостоен такого доверия?
Чтобы понять это, необходимо обратить внимание на следующие факты.
Не позднее 6-го января (пятница) открылась сессия верховного Совета РСФСР, на которой из 12 членов Политбюро не было только четверых: Ю.В. Андропова, 
М.С. Горбачева, Д.А. Кунаева и Г.В. Романова. 27-го января (в пятницу) открылась XXV Московская городская партийная конференция, на которой в качестве гостей были те же самые 8 членов Политбюро. Подобным же образом обстояло дело и на следующий день.
Почему в обоих случаях отсутствовал Ю.В. Андропов, понятно. Понятно и отсутствие Д.А. Кунаева, который находился в Алма-Ате. Что касается Г.В. Романова, то в начале января он представлял советскую делегацию на съезде Германской коммунистической партии, а в конце января был в Ленинграде на торжествах, связанных с 40-летием снятия полной блокады Ленинграда и с награждением Ленинградской области орденом Октябрьской революции.
А где был М.С. Горбачев? Ответ на этот вопрос, по всей видимости, дает дневник В.И. Воротникова, из которого явствует, что 20-го января 1984-го года М.С. Горбачев звонил ему из Пицунды и поздравлял с днем рождения.
Вероятно, с понедельника 2-го января до воскресенья 29-го 1984-го года 
М.С. Горбачев находился в отпуске.


* * *

Обострение болезни Ю.В. Андропова имело своим следствием обострение борьбы на вершине власти. И нет ничего удивительного в том, что в ее эпицентре оказался 
М.С. Горбачев.
Вспоминая об этом и имея в виду своих противников, М.С. Горбачев пишет: “Еще в 1983-ем году, когда здоровье Андропова стало стремительно ухудшаться, мне сказали, что эти люди заняты поисками компрометирующих Горбачева данных. К “охоте” были

95

подключены даже административные органы. И когда я стал генсеком, то узнал об этом со всеми подробностями”.
К сожалению, Михаил Сергеевич до сих пор не предал гласности упомянутые им подробности. Однако кое-что о них нам все-таки известно.
Выступая в апреле 1990-го года на XXI съезде ВЛКСМ, М.С. Горбачев сообщил, что еще в 1973-1974-ом годах в Ставрополе он выдержал острое столкновение с
преступными силами, после которого на него стали фабриковать компромат. Через два года в интервью “Комсомольской правде” он уточнил: “Меня в 1974-ом году пробовал прижать Щелоков, когда я начал в Ставрополье снимать взяточников в милиции”.
В своих мемуарах М.С. Горбачев посвятил этому сюжету целый раздел, который называется “Острая схватка”.
Детализируя приведенную версию, он пишет: “В 1973-ем году на Ставрополье сложилась серьезная криминогенная обстановка: преступления, волна за волной, прокатывались по городам и поселкам... Десятки комиссий ничего вразумительного не дали, и тогда я собрал старых отставников-юристов – надежных, независимых ни от кого, попросил разобраться”.
“Комиссия, - читаем мы в мемуарах М.С. Горбачева далее, - которую я создал, вскрыла грубейшие нарушения законности в самих органах внутренних дел края... По итогам работы комиссии в крае мы приняли крутые меры: сняли всех генералов в управлении МВД с занимаемых постов, перешерстили уголовный розыск, отдел борьбы с хищениями собственности, следственный отдел, Другие службы, подтянули партийную организацию. Все стало выходить наружу. Пытался застрелиться начальник следственного отдела, на совести которого были тяжкие должностные преступления”.
“За один месяц, - подчеркивает Михаил Сергеевич, - в населенных пунктах спокойней... по числу зарегистрированных преступлений край с 11-го места опустился на 67-ое России... Ставропольцы наступили на хвост Щелокову... министр заволновался”, началась “тяжба с ним”, которая “продолжалась до его снятия с поста министра”.
Действительно, в начале 70-ых годов в Ставропольском крае имел место рост преступности, действительно в 1974-ом году вопрос о деятельности ставропольской милиции рассматривался на заседании крайкома, действительно после этого начальник местного управления И.С. Выскубенко был освобожден от занимаемой должности.
Однако события развивались совсем не так, как их описывает М.С. Горбачев.
Прежде всего, из материалов Ставропольского крайкома КПСС явствует, что инициатива рассмотрения вопроса о положении дел в местной милиции исходила не от крайкома, а от начальника Следственного отдела краевого УВД В.П. Овинникова (не того ли самого, который потом “пытался” застрелиться?). 7-го сентября 1973-го года он направил в крайком партии на имя М.С. Горбачева специальную записку о безобразиях, творящихся в местной милиции.
Однако М.С. Горбачев не проявил к ней интереса. Между тем, 25-го сентября того же года заместитель министра внутренних дел СССР Б. Викторов направил в Ставропольский крайком письмо, которым поставил его в известность, что министерство получило служебный рапорт В. Овинникова о творившихся в местном УВД безобразиях, и в отличие от крайкома оперативно провел служебное расследование, которым были

96

“установлены серьезные недостатки в деятельности органов внутренних дел края”.
Крайком констатировал: “В работе уголовного розыска и следственного аппарата УВД некоторых городских и районных отделов милиции допускаются факты нарушения социалистической законности, необоснованные отказы в возбуждении и прекращении уголовных дел, необъективное ведение следствия, случаи фальсификации проверочных и следственных материалов, незаконного задержания граждан”.
Считая, что все это было результатом падения дисциплины и требовательности в органах внутренних дел, крайком возложил ответственность за это на начальника УВД Выскубенко и его заместителей: В. Жижина, Шмаргалова и Черных. Однако вопрос об их отставке на заседании крайкома не поднимался. И.С. Выскубенко отделался выговором, даже не строгим, Жижин получил “выговор с занесением в учетную карточку”.
О том, что у крайкома не было серьезных претензий к руководству местного УВД, свидетельствует то, что 16-го августа 1974-го года в связи с 60-летием И.С. Выскубенко был награжден Почетной грамотой крайкома и крайисполкома и только после этого 8-го октября того же года крайком принял постановление: “Освободить т. Выскубенко И.С. от должности начальника УВД Ставропольского крайисполкома”.
Если бы он был освобожден от должности как не справившийся со своими обязанностями, этот факт обязательно нашел бы отражение в постановлении крайкома. Следовательно, И.С. Выскубенко или был отправлен на пенсию, или же переведен на другую должность.
Следует отметить, что хотя руководство милиции на краевом уровне утверждалось крайисполкомом, на районном уровне – райисполкомом, ни одного руководящего работника  милиции они не могли освободить от занимаемой должности без согласования МВД.
И действительно, если исходить из воспоминаний В.А. Казначеева, получается, что Михаил Сергеевич сумел убедить о необходимости кадровых перемен в руководстве местного УВД первого заместителя министра внутренних дел генерал-полковника 
В.С. Папутина, которого знал по партийной работе, а тот, в свою очередь -   
Н.А. Щелокова.
Характеризуя значение произведенных кадровых перемен в местном управлении МВД, М.С. Горбачев отмечает, в результате этого “по числу зарегистрированных преступлений край с 11-го места опустился на 67-ое в России”. Однако журналист 
Б.Г. Кучмаев пишет, что на самом деле преступность на Ставрополье после 1974-го года не только не сократилась, а наоборот, увеличилась. Следовательно, произведенные кадровые перемены в руководстве ставропольской милиции не имели никакого отношения к наведению порядка.
Таким образом, оказывается, никакой “острой схватки” между М.С. Горбачевым и МВД СССР в 1973-1974-ом годах не было. А поэтому вплоть до 1977-го года он сохранял нормальные отношения с его руководством. В пользу этого говорит тот факт, что в
1976-1977-ом годах он с распростертыми объятиями принимал Ю.М. Чурбанова.
И только после этого между ними действительно пробежала кошка.
“Я, - заявлял в одном из интервью Чурбанов, - “сцепился” с Горбачевым еще в Ставрополье, когда он там был первым секретарем обкома партии”. Когда это произошло,

97

Юрий Михайлович не уточняет. Однако если учесть, что он стал заместителем министра внутренних дел в ноябре 1977-го года, а в ноябре 1978-го года М.С. Горбачев был уже в Москве, это должно быть не ранее 1977-го года и не позднее 1978-го года.
Ю.М. Чурбанов утверждает, что М.С. Горбачев был связан с “цеховиками”. “Мы, - заявил он в интервью газете “Россия”, - разработали комбинацию по этим самым “цеховикам”. Заслали 30 оперативников – грамотных, толковых и хорошо подготовленных профессионалов, запретили им селиться в гостиницах. Иначе сразу бы
пошел слух, стоило только предъявить удостоверение. Разместились они по частным домам. И мы стали собирать... материалы о Горбачеве”.
В 1978-ом году собиравшийся на него материал не понадобился, но он мог понадобиться в 1983-1984-ом году. “Лигачев и Шеварднадзе, - пишет А.В. Шубин, - вспоминали, как Горбачев рассказывал им, что в МВД существовала группа, собиравшая “компромат” на Горбачева по ставропольскому периоду его работы”. “Как сообщил нам Эдуард Шеварднадзе, - пишет Л. Тимирязев, - в 1984-ом году в МВД были люди, которым было приказано, во что бы то ни стало откопать компромат на Горбачева в ставропольский период его работы. Когда М.С. Горбачев уже был генсеком, к нему обратился с письмом один его старый знакомый, занимавший в тот момент пост заместителя министра внутренних дел. Он поставил Горбачева в известность, что “была команда покопаться” в его прошлом и что “санкционировало ее высокое руководство”.
“Один его старый знакомый”, - это Борис Кузьмич Елисов. “Наш земляк, - пишет 
Б. Кучмаев. – Молодым парнем Борис Кузьмич попал в районную милицию... Эта стезя сблизила его с Горбачевым – тогдашним комсомольским вожаком”. Б.К. Елисов работал в 1976-ом году в селе Благородном Северо-Кавказского края. Закончил ленинградскую школу политических работников милиции. Был начальником Кисловодского городского отделения милиции, затем – заместителем начальника УВД Ставропольского края в
1966-1970-ом годах. Возглавлял Министерство охраны общественного порядка МВД СССР.
Б.К. Елисов сообщил, что “команда о проверке деятельности ставропольского руководства шла от очень высоких лиц из ЦК. И задание имела союзная прокуратура: 
В.В. Федорчук, который в 1982-1986-ом годах возглавлял Министерство внутренних дел, позднее отмечал, что какие-то криминальные сведения (взятки, подношения – в общем, большие суммы) о М.С. Горбачеве собирались, но уверял, что не имел к этому никакого отношения: все это всплыло без меня”.


* * *

Тогда же всплыло еще одно дело – “дело Лобжанидзе”.
В 1982-ом году под следствием оказались заместитель министра торговли РСФСР П.С. Лукьянов, начальник главкурортторга того же министерства Д.Д. Гончаров и его заместитель Б.Г. Дроздов. В ходе следствия обнаружились факты взяточничества, а среди занимавшихся подношениями был назван директор треста столовых и ресторанов сначала в Ессентуках, потом в Кисловодске Н.П. Лобжанидзе.
98

Как вспоминал позднее Н.П. Лобжанидзе, в 1983-ем году его вызвали в Москву, пригласили в Генеральную прокуратуру СССР и якобы потребовали показания на 
М.С. Горбачева. От дачи таких показаний он отказался, а когда вернулся в гостиницу “Россия”, обнаружил, что у него был произведен обыск. Не успел он придти в себя, как ему сообщили из Кисловодска, что там тоже был обыск, причем его лишили полномочий депутата горсовета, а дочь исключили из института. Узнав об этом, Николай Павлович бросился домой, но на одной из станций увидел объявление, из которого явствовало, что его объявили во всесоюзный розыск. От отчаяния он хотел покончить с собой. Написал
прощальное письмо жене, бросился в море, но его спас какой-то прохожий. После этого Николай Павлович ушел в бега.
На самом деле допрос в Генеральной прокуратуре состоялся 10-го февраля 1983-го года, из Москвы Н.П. Лобжанидзе отправился 11-го и только после этого был произведен обыск у него дома и его вывели из состава горсовета, причем объявление о его розыске было дано лишь через месяц.
Из этого явствует, что Николай Павлович перешел на нелегальное положение сразу же после посещения Генеральной прокуратуры, а письмо жене о самоубийстве представляло собою попытку замести следы.
То, что Н.П. Лобжанидзе, как говорится, был не в ладу с законом, не вызывает сомнения. Проблема заключалась в другом: а) имели ли допущенные им нарушения закона корыстный характер, как первоначально установил суд, или же они были вызваны другими целями, в чем уверял сам Н.П. Лобжанидзе, и б) пыталась ли прокуратура получить у него действительно показания о криминальной деятельности М.С. Горбачева или же требовала его оговорить?
Можно было бы допустить, что Н.П. Лобжанидзе выдумал эту историю в качестве самооправдания. Однако позднее удалось получить документальное ее подтверждение, которое не было опровергнуто заинтересованными в этом лицами.
Но кто мог дать следователю команду на “разработку” секретаря ЦК КПСС, члена Политбюро? Только Генеральный прокурор СССР. Но сам он решился бы на такой шаг лишь в одном случае – если бы получил распоряжение свыше: или от заведующего Отделом административных органов ЦК КПСС, или от члена Политбюро, курировавшего тогда правоохранительные органы. И первый, и второй вряд ли могли сделать это без генерального секретаря.
Но тогда получается, что команда проверки М.С. Горбачева исходила от Андропова. В пользу этого говорит и нашедший отражение в дневнике В.И. Воротникова слух, будто бы к проверке ставропольского прошлого М.С. Горбачева имел отношение В.М. Чебриков. Бывший генерал КГБ О.Д. Калугин допускал возможность наличия “материалов о ставропольском периоде в жизни Горбачева” в возглавлявшемся 
В.М. Чебриковым ведомстве.
Один из биографов М.С. Горбачева Б. Кучмаев, который когда-то работал в аппарате Ставропольского крайкома, утверждает, что он никогда и ничего не слышал о взяточничестве Горбачева. Самым слабым его местом было гостеприимство. Действительно, многие отмечают, что Горбачев был хлебосольным хозяином, и не жалел денег на прием гостей из Москвы. Возникает вопрос, а откуда у него были деньги? Может

99

быть, это делалось за счет представительских расходов?
Когда  Кучмаев поставил этот вопрос перед бывшим вторым секретарем Ставропольского крайкома В.А. Казначеевым, он сразу же дал на него отрицательный ответ, отметив незначительные размеры выделяемых для этого сумм. “Как же вы выходили из положения?” – поинтересовался Кучмаев. И Виктор Алексеевич отвечал: “Совершенно законно. Часть расходов оплачивали представители колхозов, часть проходила через бюджеты санаториев и домов отдыха”.
Этот секрет Виктор Алексеевич уже давно раскрыл в печати: “Приглашая гостей,
приезжавших на отдых, - пишет он, - Горбачев никогда не платил из своего кармана. Расплачивались за него председатели колхозов”.
Как утверждает В.А. Казначеев, еще в комсомольские годы, “втершись в доверие Кулакова”, Горбачев стал обзаводиться “в крае нужными людьми на случай, если потребуются расходы для ответных приглашений. Мне рассказывал, чуть ли не со слезами на глазах, бывший председатель колхоза Благодов  Ильинского района Цинкер Леонид Ефимович, сколько раз за молодого Горбачева он оплачивал банкеты в Кисловодском “Храме Воздуха”, а когда председателя обвинили в незаконном расходовании колхозных средств, Горбачев, уже будучи первым секретарем крайкома, даже не подпустил к себе Цинкера, чтобы хотя бы выслушать его”.
Таким образом, получается, что в Ставрополье существовала своеобразная система “налогообложения” директоров колхозов и совхозов, с помощью которой первый секретарь крайкома мог демонстрировать свою гостеприимность. А это значит, что секретарь крайкома стимулировал нарушение законов руководителями предприятий.
Нетрудно понять, что и председателями колхозов, и директорами санаториев, которым было доверено участвовать в этом, делали это не бескорыстно. За это крайком должен был с ними чем-то расплачиваться. Но тогда получается, что за счет колхозов и санаториев крайком получал скрытые взятки.
Имеются сведения, что к этому были причастны и другие “отрасли”.
Признавая, что в Ставропольском крае тоже существовала коррупция, 
В.А. Казначеев пишет: “Об этом красноречиво свидетельствует дело Карповой (директора ликероводочного завода), расследование которого продолжалось более пяти лет, и тихонько было спущено на тормозах, так как многие ниточки его тянулись в горком, и в крайком партии, которым руководил тогда Горбачев”.
Специально подчеркивая “сопротивление узаконенному партийному барству” со стороны М.С. Горбачева, его биографы пишут, что, став первым секретарем крайкома, он “продолжал ходить на работу пешком”, а “Раиса Максимовна большую часть из 23 лет, проживших в Ставрополе, избегала обкомовский распределитель, предпочитая ходить в обычные магазины”, “и в Ставрополе, и в Москве принципиально не посещала ни спецмагазины, ни ателье”.
М.С. Горбачев в Ставрополе на работу ходил пешком, дорога от дома на улице Морозова, № 7, в котором он жил, занимала 5-7 минут времени. Не было смысла ездить на машине.
“Когда меня избрали секретарем ЦК, - пишет М.С. Горбачев, - у меня было всего три костюма. Перевозить в Москву нам было практически нечего, кроме библиотеки”.

100

А вот как запомнил первую встречу с ним В.И. Болдин. “Одет он с претензией на шик. Коричневых тонов костюм, сшитый хорошим мастером, импортная, видимо, весьма дорогая кремовая сорочка, в тон коричневый галстук и полуботинки. Впечатление, что все сшито только вчера и еще не успело помяться”.
“К комфорту, роскоши, - пишет В.А. Казначеев, - тяга у него с Раисой Максимовной была всегда”. В.А. Казначеев рассказывает, как возмущался этим брат Раисы Максимовны Евгений, бывший писателем: “Откуда при ваших вполне нормальных зарплатах столько денег, дорогих вещей, редкие книги и картины, некоторые из которых
целое состояние стоят. Они не всякому музею по карману”.
По утверждению Аллы Ивановны Казначеевой, когда Горбачев возглавил крайком, Горбачевы стали жить по-барски: “Дома их обслуживали лучшие специалисты: парикмахер, портниха, косметолог, закрепили домашнего повара, официант был Сергей, горничная”.
Если это соответствует действительности, Раисе Максимовне не нужно было ходить в ателье и даже магазины.
Отмечая в упоминавшемся интервью газете “Россия”, что М.С. Горбачев был связан с “цеховиками”, Ю.М. Чурбанов утверждает, что “они якобы отстегивали ему и мадам Горбачевой”.
Поэтому, когда в 1977-1978-ом годах началась проверка этих связей, то, если верить Ю.М. Чурбанову, были получены данные о “таких суммах”, которые не снились даже южнокорейскому президенту.
Тот факт, что после этого интервью Ю.М. Чурбанова М.С. Горбачев не стал для защиты своей чести обращаться в суд, и не опроверг его в средствах массовой информации, дает основание относиться к нему с доверием.
Не опроверг Горбачев и утверждения М.А. Коробейникова, который работал вместе с ним в Ставрополе третьим секретарем крайкома: “Богат он уже тогда был несказанно”.
“У меня перед глазами сцена его приезда в Москву, - вспоминает В.А. Казначеев, - когда он забирал свои вещи из апартаментов первого секретаря крайкома партии. Книги и бумаги перевозил Ильченко Н.К., его помощник. В комнате отдыха, примыкающей к кабинету, стоял сейф, ключ от которого находился у Горбачева. Сейф он открыл, достал папку. Ильченко ему: “Михаил Сергеевич, давайте я помогу”. “Нет, это я никому не могу доверить, понесу сам”.
Что Горбачев хранил в этих кейсах, мы не знаем. Можно, конечно, допустить – документы. Однако то, что он мог забрать с собою, хранить в сейфе не требовалось, а то, что требовалось хранить в сейфе, он не мог забрать с собой”.


* * *

По свидетельству Ф.М. Бурлацкого, один из помощников Андропова рекомендовал пригласить врачей из-за границы, в частности, воспользоваться предложением президента

101

Австрии, но Андропов якобы отклонил это предложение. Однако в январе 1984-го года в Москву был вызван Альберт Рубин – австрийский врач.
Каким был результат его консультации, Е.И. Чазов умалчивает.
И все-таки Юрий Владимирович не собирался уходить с политической сцены. “В начале января 1984-го года, - вспоминает Г.А. Арбатов, - я его видел в последний раз. Тогда с группой товарищей мы по его поручению готовили проект традиционной речи к намеченным на февраль выборам в Верховный Совет СССР, которые состоялись в воскресенье 4-го марта 1984-го года”.
“Предполагалось, что либо речь эта будет оглашена кем-то на собрании избирателей, либо, если позволит здоровье, он произнесет ее сам перед телекамерой”. Обратите внимание, после Нового года Андропов собирался выступать перед телекамерами с обращением к избирателям.
Когда Г. Арбатов пришел в больницу, Ю.В. Андропов принял его, сидя в зубоврачебном кресле. “Потом, - писал Г.А. Арбатов, - я узнал, что в эти дни с ним также встретилось еще несколько людей, которых он давно знал, с которыми долго работал. Через пару недель  Андропова не стало”. А поскольку Андропов умер 9-го февраля, получается, что знакомые Г.А. Арбатова продолжали его посещать, по крайней мере, до 26-го января.
Вопрос о том, кого Андропов принимал, и с кем беседовал в начале 1984-го года, заслуживает специального исследования. В данном случае ограничимся только теми фактами, которые удалось обнаружить в литературе.
“В середине января” Ю.В. Андропова посетил К.У. Черненко.
18-го января состоялась последняя встреча Андропова с Рыжковым: “Вопреки моим ожиданиям, - пишет Рыжков, - он сидел у письменного стола в глубине кресла, укрытый пледом. Поразительно, как он поседел, стал совсем белым”.
20-го января 1984-го года Андропов позвонил Воротникову и поздравил его с днем рождения. По утверждению Д.А. Волкогонова, незадолго до смерти Ю.В. Андропова “где-то в конце января” его посетил Ф.Ф. Устинов.
28-го января датировано “одно из последних писем от имени Андропова”. Оно было подписано им и адресовано Р. Рейгану. Если 18-го января Ю.В. Андропов принимал Рыжкова, сидя у письменного стола, то затем, если верить пульмонологу академику 
А.Г. Чучалину, Андропов перестал вставать.
Несмотря на это, - пишет А.Г. Чучалин, “Андропов сохранил ясный ум, хотя у него отказала печень, почки, легкие и ему вводили внутривенное питание”. Трудно представить человека, у которого не работали бы печень и почки, невозможно представить человека, у которого не работали легкие.
Двое охранников ухаживали за ним как за малым ребенком. Видеть Андропов мог только одним глазом, но читал много – около 400 страниц в день. Среди книг, которые он заказывал для чтения, были работы Достоевского и Льва Толстого, произведения Салтыкова-Щедрина. В последние дни охранники переворачивали ему страницы, так как сам он уже не мог этого сделать. Андропов просматривал практически все литературные журналы, смотрел телевизионную программу “Время” и “Новости”, говорил о живописи, читал свои стихи.

102

Но самое удивительное, Ю.В. Андропов продолжал общаться со своими товарищами по Политбюро и подчиненными, “он приглашал к себе для беседы или обсуждения проблем членов руководства, своих помощников, а также некоторых личных друзей и знакомых”.
В конце января начале февраля (за неделю-полторы до смерти Андропова) его с очередной папкой документов посетил А.И. Лукьянов.
“По-прежнему, - вспоминал Е.И. Чазов, - мы встретились с Устиновым и обсуждали развитие событий, связанных с болезнью Андропова. После одной из встреч с
Андроповым Устинов сказал, что тот видит своим преемником Горбачева. “Да, я считаю, что это правильный выбор. Нам нужен молодой, толковый руководитель, которого знает партия... он продолжит то, что начал Андропов. Надо сделать все, чтобы этого добиться” – примерно так говорил нам Устинов.
“Меня удивило только то, - читаем мы в воспоминаниях Е.И. Чазова далее, - что через неделю или десять дней после этого разговора Устинов сказал мне: ”Знаешь, надо Черненко ознакомить со всей ситуацией, и, хотя он и знает в общем о прогнозе заболевания, но надо еще раз подчеркнуть, что в ближайшее время все может случиться”.
Можно было бы подумать, что Е.И. Чазова “удивил” сделанный не имеющий никакого отношения к медицине министра обороны прогноз о возможной в “ближайшее время”  смерти его друга. Однако если исходить из смысла приведенных воспоминаний, получается, что Евгений Иванович удивился, что ему рекомендовали ознакомить с этим прогнозом К.У. Черненко, а не М.С. Горбачева.
Как мы помним, в “Медицинском заключении о болезни и причинах смерти Андропова Ю.В. сказано: “... в конце января 1984-го года состояние здоровья ухудшилось в связи с нарастанием дистрофических изменений во внутренних органах и прогрессирующей гипотонии”.
“Все его помощники, - вспоминает сын Андропова, - с которыми пришлось общаться, подчеркивали, что он был дееспособным, практически до самого последнего дня – сознание ему отказало, наверное, за неделю до смерти”, то есть около 2-го февраля.
Причем если Д.А. Волкогонов писал, что “последние несколько дней до кончины Андропов не приходил в сознание”, то из воспоминаний Е.И. Чазова явствует, что это было не так: “В конце января 1984-го года, - пишет он, - из-за нарастающей интоксикации у Андропова стали появляться перепады выпадения сознания”.
Это значит, что в последнюю неделю Андропов находился не в коме, а периодически терял сознание.
“Ю. Андропов, - пишет Чазов, - медленно угасал. Мне было больно смотреть на него, лежащем на специальном беспролежневом матрасе, малоподвижного, с потухшим взглядом и бледно-желтым цветом лица больного, у которого не работают почки. Он все меньше и меньше реагировал на окружающее, часто бывал в забытьи”, он “умирал у нас на руках, и мы бессильны что-нибудь сделать для его спасения”.
В этих условиях вопрос о том, кто заменит Ю.В. Андропова на посту руководителя, стал приобретать практическое значение.
М.С. Горбачев утверждает, что Ю.В. Андропов хотел видеть на этом посту его. Этой же версии придерживается Чазов. М.С. Горбачева на посту генсека видели многие

103

сотрудники аппарата ЦК КПСС. Сам он, по всей видимости, тогда понимал, что это нереально. Поэтому пытался подвигнуть на участие в борьбе за “престол” Д.Ф. Устинова. Но тот это предложение отклонил.
Имеются сведения, что на роль преемника умершего генсека претендовали два человека: А.А. Громыко и К.У. Черненко. “В ожидании кончины Андропова, - пишет 
В.М. Фолин, - Громыко нацелился на пост Генерального секретаря”.
Предварительно данный вопрос был решен “четверкой”, в которую вошли 
А.А. Громыко, Н.А. Тихонов, Д.Ф. Устинов и К.У. Черненко. “Разговор в “узком кругу”, -
пишет М.С. Горбачев, - происходил в кабинете одного из заместителей заведующего Общим отделом ЦК”.
О том, что подобная встреча действительно имела место, Е.И. Чазов слышал от Д.Ф. Устинова после смерти Ю.В. Андропова: “Знаешь, Евгений, - заявил он без всякого вступления, - Генеральным секретарем ЦК будет Черненко. Мы встретились вчетвером – я, Тихонов, Громыко и Черненко. Когда началось обсуждение сложившегося положения, я почувствовал, что на это место претендует  Громыко, которого мог поддержать Тихонов...  Видя такую ситуацию, я предложил кандидатуру Черненко, и все со мной согласились”. О том, что кандидатуру К.У. Черненко выдвинул Д.Ф. Устинов, а поддержал Н.А. Тихонов, пишет и О.А. Захаров.
М.С. Горбачев со ссылкой на одного из своих сотрудников, который называл источником информации известного советского дипломата Г.М. Корниенко, а тот – 
А.А. Громыко, утверждает, что эта встреча состоялась “сразу же после смерти Андропова”.
Однако вот что мы узнаем из воспоминаний Е.И. Чазова. Рассказав о своих откровениях с Д.Ф. Устиновым и В.М. Чебриковым по поводу состояния 
Ю.В. Андропова, Евгений Иванович пишет: “ После один (Д.Ф. Устинов) предлагает на пост Генерального секретаря больного Черненко, а второй (Чебриков), чтобы подчеркнуть преемственность, приводит его к умирающему Андропову”.
Получается, что вопрос о передаче власти К.У. Черненко был решен в узком кругу при живом Ю.В. Андропове.
Когда сразу же после его смерти М.С. Горбачев предложил Д.Ф. Устинову стать генсеком, тот сказал: “Пусть тянет Черненко” Это служило косвенным свидетельством того, что вопрос о преемнике Ю.В. Андропова к этому времени в “узком кругу” уже был решен.
“Мне трудно забыть эту сцену, - пишет главный кремлевский врач, - Чебриков, видимо, для того чтобы подчеркнуть свою лояльность, позвонил Черненко, и то ли рекомендовал, то ли попросил навестить Андропова. Страшно было смотреть на бледного, с тяжелой одышкой Черненко, стоявшего у изголовья большой специальной (с подогревом) кровати, на которой лежал без сознания страшно изменившийся за время болезни его политический противник. Зачем нужен был этот жест? Чтобы на следующий день на секретариате ЦК Черненко мог сказать, что он навестил умирающего Андропова”.
Если Е.И. Чазов не случайно употребил слово “секретариат”, который заседал по вторникам, то описанный визит мог иметь место в понедельник 6-го февраля. Но тогда получается, что “четверка” (А.А. Громыко, Н.А. Тихонов, Д.Ф. Устинов и К.У. Черненко)

104

распорядились наследством еще живого Ю.В. Андропова не позднее 6-го февраля.
Именно в это время в Москве для прощания с Андроповым был вызван его сын.
“7-го февраля 1984-го года, - пишет Н.Г. Земцов, - сына Андропова, Игоря, срочно вызвали из Стокгольма”. Данный факт подтверждает и сам Игорь Юрьевич. “Я вернулся из Стокгольма, куда уехал в ноябре 1983-го года, за два дня до смерти отца (то есть 7-го февраля) и в сознании его уже не застал”.
Смерть Ю.В. Андропова, как и смерть Л.И. Брежнева, породила много слухов. В связи с этим заслуживает внимания следующее сенсационное сообщение, которое в
2001-ом году опубликовал корреспондент журнала “Коммерсант – власть” Е. Жиров: “Как
рассказывал мне один из бывших руководителей 4-го Главного управления Минздрава, - пишет он, - когда в руководстве страны пришли к согласию в том, что следующим генсеком станет Черненко, ночью вся аппаратура, поддерживающая жизнь Андропова, была отключена. Но ненадолго. Ровно настолько, чтобы он скончался”.
Е.И. Чазов, к которому Е. Жариков обратился за разъяснениями, разумеется, “сказал, что это неправда”.
И действительно есть свидетель, который утверждает, что утром 9-го февраля все было нормально. “Утром, - вспоминает уже известный нам Борис Клюйков, - ко мне вышла медсестра и говорит: “Борь, что-то Юрий Владимирович есть не хочет. Иди, может быть, ты уговоришь”. Я зашел к нему: “Юрий Владимирович, поесть надо”. Помог ему поесть, побрил его. Все было нормально!”
Это значит, что днем 9-го февраля Юрий Владимирович не только был жив, но и снова находился в сознании.
“Потом я вышел, - вспоминает Б. Клюйков, - а буквально через полчаса началась необычная врачебная суета... Я зашел в палату и наблюдал медленное угасание пульса. Это случилось у меня на глазах”.
Получается, что Е. Жарикова дезинформировали. Но не будем спешить с выводами. Поскольку Б. Клюйков не имел права оставлять Ю.В. Андропова одного, значит, в палате с ним должен был находиться кто-то еще. В 2007-ом году этот кто-то решил нарушить молчание и дал интервью Дмитрию Гордону. Им оказался 
А.В. Коржаков, который утверждает, что днем 9-го февраля Юрий Владимирович действительно потерял сознание.
“Я был свидетелем событий последнего дня жизни Юрия Владимировича. Мы все в белых халатах находились в палате Андропова. Он лежал на медицинском столе, подключенный к аппаратуре. Находился... в коме”.
В это время, днем 9-го февраля, по утверждению А.В. Коржакова, в ЦКБ появились незваные гости. ”Приехал Черненко (он был тогда вторым лицом в партии),  с ним Плеханов, начальник 9-го управления КГБ, назначенный на этот пост Андроповым, ну, естественно, охрана Черненко и другие лица”.
А.В. Коржаков не указал, когда это было. Но некоторые представления на этот счет получить можно. Дело в том, что 9-го февраля 1984-го года приходилось на четверг, а по четвергам заседало Политбюро. Заседало оно и в этот день. Известно, что К.У. Черненко проинформировал коллег “о резком ухудшении состояния здоровья Андропова”, отметил, что “хотя врачи делают все возможное, но положение критическое”. Заседание

105

продолжалось с 11.00 до 14.00.
Следовательно, Константин Устинович отправился в Кунцево после 14.00 и мог появиться в ЦКБ не ранее 14.30.
Что же привело его сюда?
Как явствует из интервью А.В. Коржакова, войдя в палату Ю.В. Андропова, 
Ю.С. Плеханов без всяких объяснений приказал начальнику охраны В.А. Иванову отдать ему ключи от сейфа, где хранились папки с секретными документами, которые переходили “по наследству” от генсека к генсеку. Передача ключей символизировала смену власти.
Одновременно с этим, как явствует из интервью А.В. Коржакова, была отключена
система поддержания жизнеобеспечения Ю.В. Андропова. Между тем, отмечает 
А.В. Коржаков, больной был хоть и без сознания, но еще живой...
Агония могла продолжаться несколько месяцев. 9-го февраля Ю.В. Андропов был в бессознательном состоянии уже не первый раз. Поэтому трудно было сказать, можно было его снова вывести из этого состояния или же нет. С этой точкой зрения отданное К.У. Черненко распоряжение, по мнению А.В. Коржакова, следует квалифицировать как “эвтаназию”.
После того, как система жизнеобеспечения Ю.В. Андропова была отключена, охрану, видимо, сняли: “Смерть, - утверждает А.В. Коржаков, - не при мне наступила”. Согласно медицинскому заключению, это произошло в 16:50.
Зная характер К.У. Черненко и его состояние здоровья, следует исключить возможность единоличного принятия им подобного решения. Маловероятно и то, чтобы оно принималось на заседании Политбюро. Вероятнее всего, данный вопрос был решен “узким кругом”.
В связи с этим обращает на себя внимание следующий факт. На утреннем заседании Политбюро было принято решение “об отсрочке визита Г.А. Алиева в Дамаск”. Даже если это обычный плановый визит, его перенос на другое время все равно должен был быть вызван какими-то серьезными обстоятельствами.
Между тем в данном случае визит был экстраординарным. Касаясь этого эпизода, Г. Алиев позже вспоминал: “В 1984-ом году меня срочно направили в Дамаск”. Оказывается, КГБ сообщил, что между Хафезом Асадом и его братом Рифатом, возглавлявшем сирийскую службу секретной информации, происходят столкновения, в связи с чем возникла угроза смены “режима или руководства Сирии”. Поэтому Г. Алиев был “срочно” направлен в Дамаск.
И вдруг, когда Г. Алиев уже готовился к этому визиту, было решено подождать с отъездом. Как будто бы члены Политбюро уже знали, что через несколько часов 
Ю.В. Андропов умрет, и Г. Алиев понадобится для участия в избрании нового генсека.
“Агент ленинградского КГБ, вернувшийся из Москвы вскоре после смерти Андропова, - пишет О.Д. Калугин, - сообщал: “Среди персонала Первого медицинского института, связанного с 4-ым управлением Минздрава, циркулирует разговоры о загадочной смерти Генерального секретаря ЦК КПСС. По мнению ряда специалистов, в ГУ есть люди, которые на ранних стадиях болезни Андропова умышленно вели направленный курс лечения, что впоследствии привел к его безвременной кончине”.

106

12-го июля 1984-го года издававшаяся в Париже “Русская мысль” отмечала: “По Москве упорно ходят слухи, что Андропов умер не естественной смертью, а был отравлен”. Подтверждая этот факт, советский журналист А.И. Байгушев пишет, что, согласно этим слухам, Ю.В. Андропова “остановила мафия”.
Подобные слухи продолжали ходить и позднее. “Андропова отравили, я в этом уверен. При современной медицине с его болезнями можно было бы еще долго жить, и он кому-то сильно мешал, и уж слишком вовремя умер, - убеждал профессор Г. Попов. – Возможно, это сделал кто-то из врагов”. “Ю.В. Андропова отправили на тот свет, кто не хотел прихода к власти Горбачева, на которого Андропов очень надеялся, - сказал мне бывший сотрудник ЦК, попросивший не называть его фамилию”.
О том, что смерть Ю.В. Андропова имела странный характер, пишет Л.Г. Иванов. “Да, у него были больные почки. Но специалисты знают, что в зависимости от выбора лекарств болезнь можно или приглушить, или стимулировать”. Между тем, после того, как Андропов стал генсеком, в развитии его болезни произошло обострение.
Как мы помним, 9-го февраля 1984-го года в 14:00 завершилось заседание Политбюро, а в 18:00, то есть через час после смерти Андропова Воротников был вызван на новое, экстренное заседание Политбюро.
Открывая вечернее заседание Политбюро, Черненко сообщил о смерти Андропова. Тут же был решен вопрос о создании комиссии по его похоронам и председателем назначен Черненко. По свидетельству Д. Куликова, на этом же заседании “председатель Совета Министров Тихонов внес предложение рекомендовать на Пленуме ЦК КПСС кандидатуру К.У. Черненко на пост генсека”.
10-го февраля А.С. Черняев записал в своем дневнике: “В полтретьего сообщили, что вчера в 16:50 умер Андропов. В советских газетах подобное сообщение появилось еще позднее – 11-го февраля. Между тем, американцы узнали о смерти советского генсека из “Вашингтон пост” уже утром 10-го.
На 11-ое, 12-ое, 13-ое и 14-ое февраля был объявлен траур. Похороны состоялись 14-го. На них, как на похороны Л.И. Брежнева, тоже съехались главы многих государств. И снова Р. Рейган вместо себя направил в Москву Д. Буша-старшего.
Вспоминая эти дни, работник ЦК КПСС С.Н. Карнаухов писал: “На похоронах Андропова особенно запечатлелось посещение Колонного зала Джорджем Бушем-старшим, тогда вице-президентом США. Он подъехал на джипе, из него выскочили дюжие молодцы в американской военной форме. Довольно бесцеремонно растолкали людей, толпившихся у подъезда Дома Союзов, через который пропускали зарубежных представителей. Обладай я тогда даром провидения, то американская манера вести себя в чужом доме навела бы меня на мысль: “Хозяин приехал”.
“Февральский день 1984-го года, когда на Красной площади хоронили Андропова, выдался морозный и солнечный”.
По свидетельству С. Меньшикова, “Черненко свою речь над могилой Андропова произносил хрипловато и сбивчиво, как бы не чувствуя себя подлинным хозяином положения.  И объезжал незаметно “без визга колес – это был самый тихий и неприметный из наших генсеков”.
“Поминки, - вспоминает Бовин, - состоялись в Ново-Огарево 14-го февраля. Вся

107

семья. Крючков и кто-то из замов. Помощники: Лопатов, Шарапов, Вольский. Из аппарата: Рохманин, Лигачев, Кручина, Владимиров, мы с Арбатовым. Чебриков – за тамаду.
И ни одного члена Политбюро.
Даже М.С. Горбачева”.


* * *
Смерть Юрия Владимировича Андропова Горбачев пережил тяжело. Не было в руководстве страны человека, с которым он был бы так тесно и так долго связан,
которому был бы столь многим обязан. На протяжении многих лет делился с ним своими мыслями, сомнениями.
Со стороны Юрия Владимировича Горбачев чувствовал неизменно доброе отношение. Он никогда не допускал снисходительности опытного политического лидера, который уже давно привык вершить людские судьбы. Невозможно сказать, что он полностью раскрывался перед ним, делился всем, что лежало на душе. В какие-то “уголки” своей жизни Горбачев Андропова не посвящал. Может быть, потому, что они и у него самого не вызывали особой радости. А может, и потому, что не хотел он этой информацией никого связывать. Потрясенная увиденным в день похорон, вернулась из Колонного зала Раиса Максимовна: горе и слезы, дань уважения и скорбь одних и не скрываемая радость, даже торжество в глазах других. В хорошем настроении пребывали некоторые секретари ЦК, и не скрывали этого при встрече с Раисой Максимовной. Словно спешили сказать: “Ваше время кончилось”. Циники у гроба.


* * *

Время пребывания Андропова на вершине власти – короткое, но оно дало людям надежду. Все, что связывало их с Юрием Владимировичем, навсегда останется в их памяти.


* * *

Наиболее подходящей кандидатурой на роль преемника Андропова Горбачев считал Д.Ф. Устинова, хотя ему в то время было уже 75 лет.
На взгляд Горбачева он был, пожалуй, единственным, кто мог предложить политическую линию Андропова. Они были близкими друзьями, и он мог сохранить и развить изменения, начатые за 15 месяцев пребывания Андропова на высшем руководящем посту. К тому же Устинов пользовался большим авторитетом в партии и стране.
Горбачев “нажимал” на Устинова, поскольку других вариантов не видел. Одни уже

108

не могли, другие еще не могли принять на себя ответственные функции Генерального секретаря ЦК. И Устинов мог с пользой поработать какое-то время, подготовить новую смену в политическом руководстве.
Позднее Горбачев узнал, что не исключалась возможность выдвижения и его кандидатуры. Такая информация до него дошла из двух источников.
На второй день после похорон Юрия Владимировича Раиса Максимовна навестила на даче его жену, желая поддержать ее морально. Татьяна Филипповна больная, возбужденная, поднявшись с кровати, громко запричитала.
- Почему избрали Черненко, почему они так сделали? Юрий  хотел, чтобы был Михаил Сергеевич.
Раиса Максимовна успокоила ее и постаралась прекратить этот разговор.
И еще. Один из сотрудников Горбачева, с которым его связывают долгие годы совместной работы, передал содержание своего разговора с Г.М. Кириенко, бывшим тогда первым заместителем министра иностранных дел. Ссылаясь на Андрея Андреевича, тот рассказал, что сразу же после смерти Андропова Громыко, Устинов и Черненко встретились в “узком кругу”, но договориться о кандидатуре нового генсека якобы так и не смогли. Устинов при этом будто бы заявил, что Политбюро придется самому сделать выбор, а что касается его личного мнения, то он будет выдвигать Горбачева.


* * *

За день до похорон Ю.В. Андропова, 13-го февраля, состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором официально был решен вопрос о его преемнике.
Передавая настроение, царившее на Пленуме, А.С. Черняев пишет, что с нетерпением ждали появления членов Политбюро. “Ровно в 11 в проеме двери показалась голова Черненко. За ним – Тихонов, Громыко, Устинов, Горбачев и другие. Зал отреагировал молчанием. Не встали... Уселся президиум. Горбачев рядом с Черненко. Чуда не произошло. Избрали Черненко”. “Черненко, - вспоминал Д.А. Кунаев, - стал Генсеком при всеобщем гробовом молчании”.
В отличие от Л.И. Брежнева и Ю.В. Андропова К.У. Черненко до сих пор остается на периферии внимания не только исследователей, но и публицистов. Во всяком случае, удалось найти только две посвященные ему книги.
Обычно же – это статьи или же разделы в книгах.


* * *

К.У. Черненко родился 24-го сентября 1911-го года в деревне Большая Тесь Минусинского уезда Елисейской губернии (в советское время – Новосельский район Красноярского края).  Закончив сельскую трехлетнюю школу, несколько лет батрачил. Вступил в комсомол в 1929-ом году, был назначен заведующим отдела пропаганды и

109

агитации рабкома ВЛКСМ. С 1930-го года по 1933-ий год находился в армии, где стал членом ВКП (б) и секретарем партийной организации погранотряда.
Существует версия, будто бы в 30-ые годы К.У. Черненко был принят на службу в НКВД, переведен в Днепропетровскую область и там познакомился с Л.И. Брежневым.
Вернувшись после армии домой, Константин Устинович стал заведующим отдела пропаганды и агитации Новоселовского райкома ВКП (б), откуда его перевели в Уярский райком партии. А затем совершенно неожиданно начался карьерный взлет. Сначала 
К.У. Черненко забрали в Красноярск директором Дома политпросвещения, через некоторое время назначили заместителем заведующего Отдела пропаганды и агитации крайкома. В 1941-ом году в 30 лет избрали секретарем крайкома по идеологии. С одной стороны, подобному взлету во многом способствовала прокатившаяся тогда по стране волна столичных репрессий. С другой стороны, по свидетельству Г.И. Воронова, немаловажную роль в карьере К.У. Черненко сыграла его старшая сестра Валентина, которая в 30-ые годы работала заведующей орготделом Красноярского горкома партии.
Однако через два года Черненко оказался в опале. Не исключено, что причиной этого стала публикация в Красноярске книги М.А. Москалева “Сталин в сибирской ссылке”. Несмотря на то, что она увидела свет не только с санкции крайкома, но и Института Маркса, Энгельса, Ленина, вождю она не понравилась, напомнив ему об этом не очень приятном эпизоде из его биографии.
Шла война. Проштрафившийся секретарь крайкома мог оказаться на фронте. Но вместо армии его направили в Москву в высшую школу парторганизаторов при ЦК КПСС.
Здесь Черненко совершил новый “проступок”. В августе 1944-го года в командировке он познакомился с членом парткома Наркомата заготовок Анной Дмитриевой Любимовой. “Между нами завязалась дружба”. “Когда вернулись в Москву, - вспоминала Любимова, - встречи наши продолжались. Ходили в театры, в кино, на концерты в зал Чайковского. Мне тогда был 31 год, а Черненко на два года меня старше”. “Дружба” развивалась так стремительно, что в том же 1944-ом году буквально через несколько месяцев после знакомства, Анна Дмитриевна и Константин Устинович поженились.
Все было бы хорошо, если бы не одно обстоятельство. К тому времени Черненко уже был женат (его первую жену звали Фаина Васильевна) и имел двух детей (сына Альберта и дочь Лидию). Если бы жена отказалась дать согласие на развод, грозили неприятности. Однако, судя по всему, она не стала возражать. Поэтому развод и новая женитьба никак не повлияли на дальнейшую карьеру Черненко.
От второго брака он имел трое детей: двух дочерей – Елену и Веру, и сына Владимира.
В 1945-ом году Черненко был направлен в Пензенскую область секретарем обкома партии по идеологии, то есть восстановил тот статус, который имел до 1943-го года. Передавая слухи, которые циркулировали  в аппарате ЦК КПСС, А.С. Черняев писал в своем дневнике о Черненко: “Когда был секретарем в Пензе, славился на всю область, как пьяница и бабник”.
Через три года в 1948-ом году его перевели в Кишинев и назначили заведующим

110

Отделом пропаганды и агитации ЦК компартии Молдавии.
Это назначение имело для его будущей карьеры решающее значение. И не столько потому, что именно здесь он получил высшее образование, закончив заочно Кишиневский педагогический институт (а после смерти И.В. Сталина наличие высшего образования стало обязательным требованием для занятия высших должностей в партийном и государственном аппарате), но и потому что в 1950-ом году первым секретарем КП Молдавии стал Л.И. Брежнев.
В 1956-ом году Черненко перевели в Москву и назначили заведующим сектора Отдела пропаганды и агитации, который возглавлял Л.Ф. Ильичев. Существует мнение, что кроме его личных качеств важную роль в этом назначении сыграла рекомендация 
Л.И. Брежнева, который с 1955-го года возглавлял ЦК КП Казахстана, а в феврале 1956-го года был избран секретарем ЦК КПСС.
Однако жена Черненко категорически возражала против такого объяснения. Не исключено, что, кроме Л.И. Брежнева, здесь сыграл свою роль еще один фактор.
Дело в том, что с 1944-го года по 1950-ый год Красноярский крайком партии возглавлял А.Б. Аристов (1903-1973), который по некоторым сведениям был в близких отношениях с Валентиной Устиновой-Черненко (она была вдовой, а он – вдовец).
В 1950-ом году А.Б. Аристова перевели в Челябинск, в 1952-ом году он был избран не только секретарем, но и членом Президиума ЦК КПСС. После мартовского переворота 1953-го года его освободили от занимаемой должности и отправили в Хабаровск. Однако в 1955-ом году снова избрали секретарем ЦК КПСС, а в 1957-ом году и членом Президиума.
Став в мае 1960-го года председателем Президиума Верховного Совета СССР, 
Л.И. Брежнев пригласил К.У. Черненко к себе и назначил его начальником своего секретариата. Когда после отставки Н.С. Хрущева Л.И. Брежнев был избран первым секретарем ЦК КПСС и начал менять кадры аппарата ЦК, К.У. Черненко стал заведующим Общим отделом.
Характеризуя его на этом посту, О.А. Захаров писал: “В отличие от других партийных деятелей Черненко был доступен для сотрудников Отдела и руководителей с мест любого ранга. К нему обращались по разным житейским вопросам, и он многим оказывал конкретную помощь, редко кому отказывал. За это его ценили. Благодарили за чуткость и бескорыстие”.
“До прихода Черненко, - писал бывший работник аппарата ЦК КПСС В. Легостаев,  - отдел представлял собой, по сути, обычную канцелярию. При нем же он постепенно занял господствующее положение в структуре аппарата ЦК, а затем, опираясь на аналогичные отделы местных партийных комитетов, и в структуре аппарата КПСС в целом”.
И далее: “Общий отдел стал самым многочисленным из всех в ЦК. Под его полным контролем оказалась вся документация ЦК КПСС. Специальные секторы отдела оформляли, контролировали, распределяли информацию, предназначенную для высших руководителей, и в первую очередь для Генерального секретаря”. “Специальные службы отдела обеспечивали деятельность Политбюро и Секретариата ЦК КПСС, что, естественно, создавало определенные возможности и для влияния на содержание

111

принимаемых этими органами важнейших решений. Именно сюда стекались разные потоки информации, поступавшей в ЦК КПСС.
К.У. Черненко заведовал архивом Политбюро, так называемым Шестым сектором, и архивом Секретариата, или Седьмым сектором. Ко многим из этих документов не имели доступа даже члены Политбюро”.
“В аппарате ЦК КПСС, - пишет В. Прибытков, - испокон веков были три архива – архив Политбюро, архив Секретариата и самый, самый – архив “Особая папка”. Эти архивы были из разряда не для прочих смертных. Более того – вообще не для “смертных”. Отсюда три вида секретности: “секретно”, “совершенно секретно” и особой важности, то есть особая папка”. Причем, по утверждению А.И. Лукьянова, прикасаться к “особой папке” могли всего три человека, а открывать ее имел право только заведующий отделом.
“Из Общего отдела, - пишет бывший помощник К.У. Черненко В.А. Печенев, -
выходили все документы ЦК КПСС. Только после оформления там принятые решения становились постановлениями. Но подготовленное в других отделах решение могло из Общего отдела и не выйти, или очень долго тормозиться там, в том числе и по кадровым вопросам. А борьба между центрами влияния шла в основном по ним”.
“Влияние этого руководителя аппаратной канцелярии на Л.И. Брежнева, - отмечает бывший работник аппарата ЦК КПСС С.В. Карнаухов, - доходила до чрезвычайных моментов. Без его содействия, прямого указания, к Генеральному секретарю никто не мог пробиться. Ни одна адресованная последнему бумага не могла миновать всесильного заведующего Общим отделом”.
Заведующий Общим отделом был единственным сотрудником аппарата ЦК КПСС, который обязан был ежедневно встречаться с генсеком и докладывать ему о поступившей информации.
В своих воспоминаниях В.В. Гришин писал: “Думаю, что в КГБ велось досье на каждого из нас, членов, кандидатов в члены Политбюро ЦК и других руководящих работников в центре и на местах”. Подозрения не обманули Виктора Васильевича. Как рассказывала Ирина Гришина, журналисту Феликсу Медведеву, когда после смерти мужа их сын Александр взял отцовскую записную книжку, из ее кармашка выпал миниатюрный “транзистор и микрофон”.
Имеются сведения, что подобной деятельностью занимался не только КГБ. Рассматривая деятельность К.У. Черненко на посту заведующего Общим отделом, следует отметить, что первоначально при Сталине этот отдел назывался Особым. В 1982-ом году на одном из совещаний К.У. Черненко специально обратил внимание своих подчиненных, что “Общий отдел (а значит, и работники Общего отдела) являются преемником Особого отдела и особых секторов партийных комитетов” и что изменено только название, но существо особых задач и особых приемов в работе не изменилось”.
Поскольку в Общий отдел стекалась вся информация, поступавшая в ЦК КПСС, существует мнение, что при Л.И. Брежневе он стал играть роль своеобразной партийной разведки и контрразведки.
“Как рассказывали, - пишет бывший помощник К.У. Черненко В.А. Печенев, - Боголюбов дублирует, очевидно, КГБ, вообще на всех деятелей, в том числе секретарей ЦК КПСС, вел своеобразные, компрометирующие  (на всякий случай) досье”.

112

А.И. Вольский, начавший работать в аппарате ЦК КПСС еще при Л.И. Брежневе, в одном из интервью заявил: “Я точно знаю, что все мои телефонные разговоры, в том числе – с домашними, записываются. В отличие от постперестроечного времени из этого не делали секрета”. Когда ему был задан уточняющий вопрос, кто именно занимался прослушиванием телефонов сотрудников аппарата ЦК КПСС (“ребята из КГБ”) Аркадий Иванович ответил: “Почему из КГБ? Внутренняя служба ЦК”.
Имеются сведения, будто бы в кабинете Черненко “находилась аппаратура, с помощью которой можно было прослушивать разговоры самых высоких сановников на Старой площади, в том числе и расположившегося на 5-ом этаже основного здания ЦК – обиталища главных членов Политбюро: генсека, партийного инквизитора Суслова, других самых влиятельных партийных бонз”. Если до этого Черненко играл свою роль главным образом за кулисами, теперь он вошел в число публичных политиков, после XXVI съезда
в 1981-ом году переместился на 3-е место в партийной иерархии, в 1982-ом году, после смерти Суслова начал претендовать на роль второго человека в партии, в феврале 1984-го года стал генсеком.
Характеризуя нового генсека, А.С. Черняев отметил в своем дневнике: “Тщеславен”, “Ездит по городу с помпой, до которой даже Брежнев не дошел, и количество мальчиков вокруг ЦК увеличилось в 10 раз”.
О тщеславии нового генсека свидетельствует и то, что, взойдя на “престол”, он через некоторое время заказал собственную биографию, писать которую было поручено сотруднику Отдела агитации и пропаганды С.Н. Земляному.


* * *

10-го апреля 1984-го года через два месяца после избрания Черненко генсеком, А.С. Черняев отметил в дневнике: “после Андропова опять надвинулась атмосфера безвременья и застоя”.
Действительно, те 13 месяцев, которые Черненко провел на вершине власти, во многом напоминали постбрежневские времена.
Вспоминая о Пленуме, на котором Черненко стал Генеральным секретарем, 
О.А. Захаров писал: “После заседания Пленума в своем кабинете он небольшое время находился за рабочим столом и, поднявшись из-за стола, еле-еле добрался до кровати в комнате отдыха”.
Понимая, что в таком состоянии ему будет трудно исполнять возложенные на него обязанности, он попытался расширить круг своих помощников.
У Ю.В. Андропова их было пятеро: А.М. Александров-Агентов, Б.Г. Владимиров, А.И. Вольский, П.П. Лаптев, В.В. Шарапов. “Все они, кроме, Б.Г. Владимирова, - вспоминал В. Прибытков, - были утверждены помощниками Черненко. Вместе с Черненко пришел лишь один – автор этих строк В.А Печенев. Помощником Черненко вскоре был утвержден  В.А. Печенев, работавший прежде в Отделе пропаганды руководителем группы консультантов. Несколько позже стал референтом Генерального секретаря 

113

П.А. Осокин, а П.П. Лаптев возвращен в аппарат КГБ”.
“Насколько можно доверять этим сведениям, - утверждал В.А. Печенев, - сказать пока трудно”. В разговоре его с А.И. Лукьяновым он поставил под сомнение и утверждение, будто бы Общий отдел играл роль партийной разведки и контрразведки, и ведение досье К.М. Боголюбовым, и существование внутренней службы ЦК КПСС. Однако вряд ли эти сведения появились случайно.
В 1966-ом году на XXIII съезде КПСС Черненко был избран кандидатом в члены ЦК КПСС, в 1971-ом году на XXIV съезде – членом ЦК.
Многие думали, что это – вершина его карьеры. Однако когда накануне XXV съезда КПСС в состоянии Л.И. Брежнева произошло резкое ухудшение, и даже 
В.В. Щербицкий предложил ему подумать об уходе на отдых, Леонид Ильич решил укрепить свои позиции. По его инициативе 1-го марта 1976-го года Черненко был избран секретарем ЦК КПСС.
“Все мы, - пишет бывший работник аппарата ЦК КПСС Е.З. Разумов, - знавшие Черненко, считали его глубоко порядочным и добросовестным человеком, но, даже призвав на помощь фантазию, не находили в нем качеств секретаря ЦК КПСС. Сложился он как сугубо канцелярский работник, не имел ни глубоких теоретических знаний, ни экономической подготовки, ни организационных навыков. По мнению многих товарищей, должность заведующего Общим отделом, которую он занимал, была для него потолком”.
А вот характеристика о Черненко А.Е. Бовина: “Серый, пустой чиновник. Главная кадровая ошибка Брежнева. И ведь не злой, не коварный, не капризный, просто – никакой”.
Подобную же убийственную характеристику Черненко дал А.Н. Яковлев: “Черненко, - писал он, - как человек, был незлобивым, кампанейским, открытым – как политик – полуграмотен, постоянно нуждался в опеке, ибо мало знал и еще меньше понимал. Стандартный тип бумаготворца, случайно вытащенного наверх Брежневым, как человека, даже на предательство неспособного. О творчестве и говорить нечего”.
Однако избранием на пост секретаря ЦК КПСС карьера К.У. Черненко не ограничилась. 3-го ноября 1977-го года он стал кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, 27-го ноября 1978-го года – членом Политбюро. За два с половиной года из начальника канцелярии он превратился в одного из лидеров КПСС и советского государства.
Однако дело заключалось не только в помощниках. Еще более важным было то, кто заменит его на посту второго секретаря. Перебирая разные кандидатуры, Черненко поставил свой выбор на М.С. Горбачеве. Чем это было вызвано, требует специального выяснения.
Прежде всего, следует обратить внимание, что по работе в Пензе Черненко знал Кулакова. Более того, существует версия, что именно он способствовал его карьере. А поскольку после возвращения из Ставрополя в Москву Кулаков стал протежировать Горбачева, через него М.С. Горбачев получил возможность познакомиться с Черненко. Это знакомство еще более окрепло, когда Черненко с семьей стал ездить отдыхать в Кисловодск и Минеральные воды.
Но дело не только в этом. Имеются сведения, что когда в 1982-ом году между

114

Андроповым и Черненко развернулась борьба, Горбачев сделал ставку на Черненко. Этому явно противоречит то, что после смерти Брежнева бывший шеф КГБ полностью
сохранил доверие к ставропольскому выдвиженцу. Но это противоречие можно решить, если допустить, что Горбачев вел двойную игру и согласовывал свои действия с Юрием Владимировичем.
Некоторое представление об изменении формального статуса М.С. Горбачева в 1984-ом году даст фотография членов Политбюро у гроба Андропова.  В центре фотографии - Черненко, справа от него Горбачев, Романов, Щербицкий, Соломенцев, слева Тихонов, Громыко, Устинов, Гришин. Если вспоминать, что после смерти 
Л.И. Брежнева М.С. Горбачев замыкал цепочку членов Политбюро, входивших в зал ноябрьского 1982-го года Пленума ЦК КПСС, перед нами факт его быстрого возвышения. “В феврале 1984-го года, - вспоминал В. Печенев, - на первом же официальном заседании Политбюро ЦК КПСС после того, как генсеком стал Черненко”, последний поручил ведение Секретариата Горбачеву, “что вместе с ответственностью за идеологическую
сферу было атрибутом власти второго секретаря”.
Упоминаемое заседание состоялось 23-го февраля. И хотя его протокол пока нам неизвестен, о том, что происходило на нем, мы можем судить на основании мемуаров 
В.И. Воротникова, В.А. Медведева, В.А. Печенева и некоторых других.
Вот как описывает это заседание В.А. Печенев. “Тут же против выступил председатель Совета Министров СССР Тихонов, вслед за ним член Политбюро и секретарь ЦК Романов. Он предложил, чтобы заседание Секретариата проводилось по очереди. Черненко поддержал только Устинов. И возникла пауза. Я сижу за приставным столиком у стены, смотрю, как кто реагирует. Все сидят с каменными лицами и смотрят друг на друга. Встает Громыко, и как полагается дипломату, начинает сглаживать углы: ”С одной стороны, правы Тихонов и Романов. Можно, конечно, вести заседание по очереди. С другой – прав Черненко, когда говорит, что у Горбачева был успешный опыт ведения секретариатов. Давайте поручим ему вести Секретариат временно. А там посмотрим”. Больше к этому вопросу не возвращались. По не писаным законам того времени один раз возразить Генеральному секретарю по какому-либо вопросу было можно. Второй раз по той же теме – нет”.
В результате, “временно” председательствование растянулось на целый год вплоть до кончины Черненко.
Во второй половине апреля 1984-го года состоялось совещание, на котором было решено продолжить работу по пересмотру программы партии. В связи с этим 
Б.Н. Пономарев был освобожден от обязанностей руководителя программной комиссии, а руководство ею возложено на Секретариат, то есть фактически на М.С. Горбачева. Принятое решение означало укрепление его позиций в руководстве партии, прежде всего в качестве второго секретаря – куратора идеологии. Это не устраивало некоторых членов Политбюро, которые уже в марте-апреле перешли в контрнаступление против него. “Возглавлял контрнаступление, - пишет А.С. Грачев, - при явном поощрении генсека 
Н. Тихонов. В кильватере за ним следовали В. Гришин, Г. Романов, В. Долгих, 
М. Зимянин”.
30-го апреля Черненко поставил М. С. Горбачева в известность об этом. Тогда

115

последний попросил, чтобы данный вопрос был рассмотрен на ближайшем заседании Политбюро 3-го мая. Существует мнение, что “первый антигорбачевский “мини-путч”
подавил своим авторитетом Д. Устинов. Он переговорил с Черненко, и тот решил не
выносить данный вопрос на заседание Политбюро.
Не исключено, правда, свою роль сыграло еще одно обстоятельство. Дело в том, что на протяжении трех первых месяцев Черненко с большим трудом исполнял свои обязанности.
“С каждым днем его заболевание прогрессировало, - пишет Чазов, - нарастали склеротические изменения в легких, нарушалась нормальная проходимость бронхов за счет появления в них бронхоэктазов, нарастала эмфизема. Все это в конечном итоге приводило к перенапряжению сердца  и сердечной слабости. Черненко с трудом ходил, одышка стала появляться у него даже в покое, нарастала общая слабость. Для того чтобы как-то поддерживать его состояние, мы были вынуждены и на даче, и в кабинете устанавливать специальные кислородные аппараты”.
“Когда Черненко приезжал на работу, - вспоминал О.А. Захаров, - то охрана,
усадив его в кресло, сразу применяла кислородный аппарат, иначе он задыхался. Уезжая после работы домой, и, выйдя из кабинета, он не мог одолеть расстояние до лифта, и вынужден был присаживаться на стоящие в коридоре стулья. Только после этого поднимался с помощью охраны и шел дальше к лифту”.
“Мы видели, - отмечает Чазов, - с каким трудом, превозмогая себя, он нередко ездил на работу. Он все чаще и чаще оставался дома, и так как и здесь его одолевали телефонными звонками, просил говорить, что он занят – с врачами, процедурами и т.д.”
По свидетельству О.А. Захарова, “однажды его (Черненко) привезли в Кремль на заседание Политбюро в больничной коляске. А когда он не мог из-за плохого самочувствия приезжать в Кремль на заседания, то они переносились. Горбачеву он не поручал вести заседание Политбюро, вернее не доверял, поскольку испытывал сильное давление Тихонова и других членной Политбюро, выступавших против Горбачева”.
Когда Н Дебилова, перешедшего в качестве секретаря по наследству от 
Л.И. Брежнева к Черненко, спросили о его работе с Черненко, тот ответил: “Какая это работа! Он ведь был на пороге смерти. Больно было на него смотреть. Подышит кислородом, кого-то примет. Снова подышит. Его за годы работы в ЦК дважды выносили из здания на носилках”.
Первая после восшествия на “престол” болезнь выбила Черненко из строя, по всей видимости, в начале мая 1984-го года. Как явствует из воспоминаний Горбачева, 30-го апреля он имел разговор с генсеком в его кабинете. 3-го мая видел его на заседании Политбюро, через два-три дня, то есть 6-7-го мая встречался с ним опять, а 9-го мая
1984-го года в аппарате ЦК заговорили о болезни Черненко. В тот день Черняев записал: “Болезнь (у Генсека) пустяшная. Астма, осложнение после воспаления легких в
1974-1975-ом годах. Больше он ничем не болел”. Правда, вскоре Черненко снова вернулся в строй: 20-22-го мая он встречался с Генштабом, 21-го мая принимал В.И. Воротникова.
18-го июня 1984-го года Черняев записал, что Черненко “ни с кем не общается. Даже с помощниками. Они записываются к нему в общей очереди (из 20-15 человек), и до них никогда почти дело не доходит”.

116

Все бумаги поступали к Черненко через стенографистку Брежнева Г. Дорошину.
Через месяц Черненко ушел в отпуск и уехал отдыхать на юг. “15-го июля
Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума Верховного Совета СССР
товарищ К.У. Черненко, - “сообщила “Правда”, - отбыл из Москвы на отдых”.
Как явствует из дневника В.И. Воротникова, 19-го июля Горбачев “впервые вел заседание Политбюро”. Это означает, что Черненко оставил его, как говорили тогда, на “хозяйстве”. Так летом 1984-го года Горбачев временно оказался во главе партии, а значит, и во главе советской державы.
Горбачев тоже имел право на летний отпуск. Однако в этом году он предпочел “отдыхать” на Старой площади. 29-го сентября 1984-го года И.Ю. Андропов (сын 
Ю.В. Андропова)  посетил  М.С. Горбачева, и во время разговора поинтересовался, отдыхал ли он в этом году: “Лицо его переменилось. Он подошел к столу для заседаний, покрытому зеленым сукном, выбросил по-ленински правую руку вперед и с большим значением, посмотрев на меня, сказал: “О будущем надо думать, Игорь, о будущем”.
Летом 1984-го года по совету Горбачева и Чазова Черненко отправился отдыхать
на Ставрополь в высокогорный дом отдыха “Сосновый бор”. Тот факт, что его уговорили ехать туда Горбачев и Чазов, в беседе с Легостаевым подтвердила А.Д. Черненко.
Касаясь этого эпизода, бывший помощник К.У. Черненко В. Печенев пишет: “Почему-то его повезли в новый санаторий в Кисловодск, который был расположен на высоте около 1000 метров над уровнем моря”. Это удивление нетрудно понять, если учесть, что Черненко страдал эмфиземой легких и испытывал нехватку кислорода даже в обычных условиях.
“Мне говорили, - отмечает Печенев, - что при его состоянии легких отдых там был ему вреден, тем более что до этого он всегда отдыхал в Крыму”.
“Врачи, - пишет Н.А. Зенькович, - видимо, не знали, что прозрачный воздух Кисловодска по вечерам и ночью становился прохладным: с вершин гор в долину спускались остывшие, пахнущие свежим снегом воздушные потоки”. Почти сразу же Черненко простудился, у него “началось обострение болезни”. В результате “за все время пребывания здесь Черненко “ни разу” не вышел из помещения”.
Казалось бы, необходимо было сразу же перебраться в другое место или вернуться обратно. Но врачи не спешили с “принятием решения”, когда Черненко стал задыхаться. Не спешили, когда он “даже по комнате начал передвигаться с трудом”.
В. Болдин вспоминает, что он был свидетелем телефонного разговора между Горбачевым и Черненко. Последний  жаловался на плохое состояние и спрашивал, что делать, а Горбачев советовал ему не терять надежды, все образуется.
И только тогда, когда Черненко потерял способность передвигаться даже по комнате и ему понадобилась “каталка”, утверждает В.В. Прибытков, “из Москвы срочно прибыли Чазов с Чучалиным. Осмотрев больного, они предложили поменять место отдыха”.
Однако как позднее докладывал Чазов на заседании Политбюро, дело заключалось не просто в месте отдыха. Оказывается, у находившегося под неусыпным наблюдением врачей Черненко, в разгар отдыха на юге страны была обнаружена “двухсторонняя пневмония”, то есть запущенное воспаление легких. Нельзя не отметить, что Чазов,

117

который посвятил в своих воспоминаниях не одну страницу состоянию Черненко, не только полностью обошел стороной вопрос о пребывании Черненко в “Сосновом бору”,
но и сдвинул обострение его болезни с лета на осень 1984-го года.
Десять дней пребывания генсека в обстановке  разряженного “холодного и влажного по вечерам горного воздуха, - писал В. Легостаев, - сделали свое дело. Черненко был в экстренном порядке на носилках транспортирован из Кисловодска в Москву без шансов на выживание”.
“Вошел он туда своими ногами, - пишет В.А. Печенев, - а выносили его оттуда на носилках”.
В связи с этим срочно был изготовлен эскалатор и в аэропорт Москву направлен транспортный самолет “ИЛ-76”. Едва подогнали его к борту самолета, как подвезли Черненко, два дюжих комитетчика буквально на руках поднесли его к трапу, включили эскалатор, и он поехал к люку.
Предполагалось, что Черненко проведет на юге около месяца. Однако по
свидетельству Е.К. Лигачева, “... уже на шестой-седьмой день пребывания в Кисловодске
здоровье Генерального секретаря резко ухудшилось”. Если верить В. Прибыткову, он пробыл в “Сосновом бору” лишь “десять дней”. По сведениям “Вашингтон пост”, Черненко вернулся в Москву 7-го августа. Следовательно, он провел на юге не 10, а около 20 дней.
“Вашингтон пост” утверждала, что из аэропорта Черненко сразу же отвезли в больницу. Однако В. Прибытков пишет, что с высокогорного курорта Черненко срочно перевезли в Подмосковье, на брежневскую дачу в Завидово. Самостоятельно ходить он не мог. Говорил с трудом. Приступы астмы, которые раньше были довольно редкими, участились. Кашель, в груди хрипы. Здоровье подорвано окончательно. Для того чтобы как-то поддержать его состояние, на даче и в кабинете установили специальные кислородные аппараты.
Принятые меры сразу же сказались на состоянии Черненко. Уже через неделю кризис прошел. И Черненко встал на ноги. Вскоре он напомнил о своем существовании, дав интервью, которое 2-го сентября появилось на страницах “Правды”.


* * *

Несмотря на то, что М.С. Горбачев возглавлял Секретариат, кабинет М.А. Суслова продолжал пустовать, и на заседании Политбюро по правую руку от генсека восседал 
Г.В. Романов, а слева Н.А. Тихонов. Как свидетельствует из воспоминаний В.А. Печенев, осенью 1984-го года в этой расстановке сил произошли изменения: “На одном из заседаний, когда Романов был в отпуске, Черненко, показав на место справа от себя, которое обычно занимал второй секретарь, сказал: “Михаил Сергеевич, ты садись сюда”.
С учетом тех традиций, которые существовали тогда в руководстве партии, деталь немаловажная. Однако вряд ли жест Черненко был связан только с тем, что Романов находился в отпуске и его место в зале заседаний Политбюро пустовало.

118

Дело в том, что к этому времени произошло одно важное кадровое изменение, которое сразу же вызвало много вопросов, которые до сих пор во многом остаются покрыты тайной. Неожиданно был отправлен в отставку начальник Генерального штаба
маршал Н.В. Огарков, которого многие считали союзником Романова. Бывший первый секретарь Ленинградского обкома партии Г.В. Романов был выдвиженцем   
Ю.В. Андропова. “Когда Андропов пришел, - вспоминает Григорий  Васильевич, - он мне прямо сказал: “Ты мне нужен в Москве. Устинов дрова ломает, много денег тратит на оборонку, нам уже не хватает”. Я дал согласие, но только через полгода, весной восемьдесят третьего”.
Как мы уже знаем, 15-го июня 1983-го года Пленум избрал Романова секретарем ЦК КПСС. По имеющимся сведениям ему было доверено курирование при отделе ЦК КПСС: Административный, Оборонный и Отдел машиностроения. В.И. Долгих утверждает, что, кроме Оборонного, на Романова возложили также руководство Отделом строительства и Отделом промышленности, но он отказался от этого, и они были переданы Долгих, а сам Романов сосредоточился на Оборонном отделе.
Чтобы понять смысл этого назначения, необходимо учесть, что до 1976-го года
этот отдел возглавлял Д.Ф. Устинов. После того как он заменил А.А. Гречко на посту министра обороны, его преемником в аппарате ЦК КПСС стал Я.П. Рябов. Но они не сработались. В 1979-ом году Я.П. Рябов был переведен в Госплан, в результате чего, по одним сведениям, вплоть до лета 1983-го года должность секретаря ЦК КПСС по оборонным вопросам оставалась вакантной, по другим, Оборонный отдел курировал
Д.Ф. Устинов.
Е.И. Чазов утверждает, что на должность секретаря ЦК КПСС Г.В. Романова рекомендовал М.С. Горбачев. Вероятнее всего, Горбачев сделал это с подачи Андропова, который именно ему доверил организацию переезда Г.В. Романова в Москву. Однако вернувшись из Ленинграда, Горбачев счел необходимым напомнить в ЦК о том слухе по поводу Г.В. Романова и Таврического дворца, которые появились еще в середине 70-х годов.
Если Д.Ф. Устинов без энтузиазма встретил появление Г.В. Романова в Москве, то иначе сложились отношения нового секретаря ЦК КПСС с Н.В. Огарковым. Этому во многом способствовало то, что к этому времени взаимоотношения между министром обороны и начальником Генерального штаба можно было выразить словами “нашла коса на камень”.
Расхождения между ними обозначились уже в 1979-ом году, когда решался вопрос об Афганистане. Д.Ф. Устинов был за введение туда советских войск, Ю.В. Огарков – против. Подобным же образом разошлись их позиции в 1980-1984-ом годах по поводу необходимости ввода войск в Польшу. А.А. Кокошин утверждает также, что Н.В. Огарков выступал против  пустого увеличения военных сил и предлагал использовать идущие на это средства для “наращивания усилий в области создания новейших средств связи и боевого управления, обычных средств вооруженной борьбы, особенно “умного оружия”, появление которого в США назвали “революцией в военном деле”. Конфликт между начальником Генерального штаба и министром обороны был решен в конце лета, когда Черненко вернулся из отпуска. С одной стороны, Политбюро поддержало предложение

119

Н.В. Огаркова о необходимости принятия превентивных мер и создания “главных командований войск на стратегических направлениях - Западном, Юго-Западном и Южном", с другой стороны, решило заменить его на посту начальника Генерального
штаба С.Ф. Ахромеевым.
Прощание Н.В. Огаркова и вступление в должность нового начальника Генштаба произошло 5-го сентября.
Показательно, что именно в этот день Романов во главе советской делегации отправился на Учредительный съезд Эфиопской рабочей партии. И, по всей видимости, на следующий день, в четверг, на заседании Политбюро Черненко пригласил Горбачева – занять свободное место рядом с ним.
По свидетельству В.А. Печенева, “Черненко сдавал на глазах. Он без конца глотал таблетки, выходил в комнату отдыха, где у него стоял дыхательный аппарат. Он сам говорил: “Это не для меня нагрузка. Я с трудом справляюсь”. Но все равно его состояние не шло ни в какое сравнение с болезнью Брежнева. Голова у Черненко оставалась светлой”.
“Теперь, - вспоминал Болдин, - на заседании Политбюро, как рассказывали еще до
того, как туда должны были войти его участники, Черненко часто практически выносили на руках, усаживали за стол председателя, подвигали бумаги, затем приглашали занять места остальных. И он, задыхаясь и багровея, говорил несколько фраз, невнятно зачитывал то, что ему приготовили помощники. Время заседаний сократилось еще больше”.
Комментируя этот факт, В.И. Болдин отмечал: “Мне никогда не приходилось видеть среди членов Политбюро, секретарей ЦК столь политического настроения. Они предчувствовали исход болезни и понимали свою ответственность за рекомендацию пленуму ЦК этой кандидатуры. Разговоры в ту пору среди них были откровенными, и многие из них мрачно смотрели на перспективу”.
1-го декабря Черняев записал слова Б.Н. Пономарева о Черненко: “ Три дня в неделю у него выходные, а остальные – по нескольку часов”.
Имеются сведения, что Арманд Хаммер, который предлагал свои услуги для лечения Андропова, предлагал их и для лечения Черненко.
Чем слабее становилась власть Черненко, тем сильнее становилось влияние Горбачева, как второго человека в партии. В октябре 1984-го года главный редактор газеты “Правда” В.Г. Афанасьев даже заявил в одном из своих интервью, “что Горбачев – второй генеральный секретарь”.
23-го октября М.С. Горбачев присутствовал и даже председательствовал на Пленуме ЦК КПСС, а 31-го октября Черняев записал: “Вчера был на Секретариате ЦК. Горбачев в отпуске до осени”. По всей видимости, Горбачев ушел в отпуск с понедельника 29-го октября. Из воспоминаний Л. Замятина явствует, что отдыхал он в Пицунде.
15-го ноября состоялось расширенное с приглашением первых секретарей ЦК компартий республик заседание Политбюро, на котором был утвержден план развития народного хозяйства на 1985-ый год. По сложившейся традиции затем его должен был рассмотреть Пленум ЦК КПСС, а потом утвердить сессия Верховного Совета. Во вторник

120

26-го ноября сессия действительно открылась, но накануне никакого пленума не было.
По сведениям зарубежной печати, Горбачев на расширенном заседании Политбюро не присутствовал. Но 1-го декабря он уже был в Москве и встречался с Черненко. Это дает
основание предполагать, что Горбачев приступил к работе в понедельник 18-го или 25-го ноября.
Вернувшись из отпуска, Горбачев сразу же погрузился в подготовку конференции по идеологии, которая была намечена на декабрь.
“13-го декабря 1984-го года, - вспоминал А.Н. Яковлев, - Горбачев поручил Отделу пропаганды подготовить проект доклада...
В этом докладе содержались попытки реанимировать некоторые путаные положения нэповских рассуждений Ленина... Мы старались, как бы осовременить ленинские высказывания в целях назревшей модернизации страны”. Но из этого “ничего не получилось”.
Всесоюзная научно-практическая конференция “Совершенствование развитого социализма и идеологическая работа партии в свете решений Ильского (1983-го года) Пленума ЦК КПСС” открылась 10-го декабря 1984-го года. Горбачев выступил на ней с
докладом “Живое творчество народа”. Доклад не блистал новизной мысли и единственное, что бросалось в глаза, это утверждение о том, что партии “предстоит осуществить глубокие преобразования в экономике и всей системе общественных отношений”.
Если у одних его выступление вызвало разочарование, то Черненко оно вполне удовлетворило.
Горбачев демонстрировал  единодушие с генсеком и в других вопросах. Именно в это время шла подготовка нового варианта Программы КПСС, куратором которой был Горбачев.
“Обществоведам Советского Союза известно, - писал В. Печенев, - что в статьях Черненко в “Коммунисте” в 1983-1984-ом годах, которые в это время, как правило, готовились уже при моем участии, стала исподволь, но настойчиво проводиться мысль о необходимости разграничения функций партийных и государственно-хозяйственных органов, о недопустимости подмены, дублирования первыми вторых и т.д. и т.д. Естественно, что она прозвучала и в программной, так сказать, речи Черненко в феврале 1984-го года при вступлении в должность генсека. И это давало нам полное право вставить  данное положение в текст новой редакции программы КПСС”.
“И вдруг они встретили некоторое сопротивление “куратора” нашей группы. Я, сказал он, отношусь к этой идее с известным резервом. И неожиданно добавил, что в свое время Андропов предложил поставить этот вопрос в практическую плоскость, и пришлось ему возражать, спорить с ним. Ведь у нас, товарищи, сказал он, обращаясь к нам, нет механизма, обеспечивающего саморазвитие экономики... В этих условиях, если первые секретари партийных комитетов отдадут экономику на откуп хозяйственникам – у нас все развалится”.
Неужели Горбачев пошел против мнения самого генсека? Ничего подобного. Вот статья Черненко “На уровень требований развитого социализма. Некоторые аспекты теории, стратегии и тактики дальнейшего развития общества”, опубликованая в

121

последнем номере журнала “Коммунист” за 1984-ый год. “В стране “обывателей”... социализма... усердно муссируется тезис о “необходимости” сузить сферу партийного руководства. То предполагается исключить из этой сферы экономику, то проблемы
социального и политического развития”. Неудивительно поэтому, что после декабрьской конференции, Черненко “предложил Горбачеву пост секретаря по идеологии” и “дал, наконец, добро на переезд Горбачева в кабинет бывшего главного идеолога партии”.
Так М.С. Горбачев оказался в бывшем кабинете М.А. Суслова № 2 на пятом этаже первого подъезда.


* * *

Черненко продержался год. В определенном смысле избрание его было подарком судьбы для Горбачева. Если бы генеральным избрали более крепкого А.А. Громыко, он бы надолго занял этот престол. Горбачев мог бы и не дождаться, пока он освободится. Черненко, надо отдать ему должное, не пытался отодвинуть Горбачева, как многие
поступили бы на его месте. К Горбачеву у него могло быть завистливое и неприязненное отношение – молодой, здоровый, я скоро уйду, а он сядет на мое место. Но он поддерживал Горбачева.
Горбачев смог стать генеральным только потому, что Черненко настоял на том, чтобы в его отсутствие именно Горбачев вел заседания Секретариата и Политбюро. Черненко сделал еще один символический шаг. Пересадил Горбачева в кресло справа от себя, которое традиционно занимал второй человек в партии. Но Горбачев чувствовал себя неуютно.
До того момента, как Горбачев стал Генеральным секретарем, он держался фантастически осторожно. А вот когда стал хозяином страны, то решительно откинул прошлое.


* * *

Когда в 1995-ом году В.И. Воротников опубликовал свой дневник, стало известно, что в среду 9-го января 1985-го года он неожиданно был вызван на экстренное заседание Политбюро ЦК КПСС, которое проходило в кабинете К.У. Черненко и не в “полном составе”.
“На этом заседании, - пишет А.В. Шубин, - Черненко ссылался на плохое состояние здоровья, предложил обдумать вопрос об его отставке”. Основания для того, чтобы задуматься об уходе в отставку, у К.У. Черненко были. И дело заключалось не только в здоровье.
“Зима 1984-1985-го годов, - читаем мы в воспоминаниях Е.К. Лигачева, - стояла необыкновенно суровая со снежными заносами, которые в иных регионах достигали высоты 2-3 метров. Из-за сильных холодов, обильных снегопадов возникли большие

122

трудности в промышленности, а особенно на транспорте. Не будет преувеличением сказать, что народное хозяйство оказалось на грани паралича. 54 крупных теплоэлектростанции могли в любой день погасить котлы. На магистралях стояли сотни
брошенных поездов. 22 тысячи вагонов замерзали на подъездных путях. В правительстве готовили страховочный вариант на случай катастрофы... Ситуация складывалась критическая, по существу речь шла о крупном стихийном бедствии, охватившем... почти три четверти страны”.
Однако у В.И. Долгих, который 9-го января 1984-го года присутствовал на заседании Политбюро, не сложилось впечатления, что в сложившихся условиях 
К.У. Черненко хотел уйти в отставку.
И действительно, если внимательно ознакомиться с дневниковой записью 
В.И. Воротникова, нетрудно заметить, что инициатором созыва этого экстренного заседания был не К.У. Черненко. Открыв заседание, он начал с вопроса: “Вы прочитали записку Е.И. Чазова?” Комментируя поставленный вопрос, В.И. Воротников сделал следующее примечание: “Это была короткая, примерно на две трети страницы записка о состоянии здоровья К.У. Черненко”.
О чем именно шла речь в этой записке, с чем именно было вызвано ее появление, мы можем только догадываться. Но, по всей видимости, ее составление было связано с тем, что как раз в эти дни решался вопрос о предстоящем заседании Консультативного политического комитета (КПК) Организации Варшавского Договора (ОВД), на котором должен был присутствовать К.У. Черненко.
Вероятнее всего, Е.И. Чазов считал, что состояние здоровья Константина Устиновича не позволяет ему участвовать в этом мероприятии и требует госпитализации.
“Я, - заявил К.У. Черненко, - не могу сам единолично принимать решения. Думал, может, уйти?” Однако уходить он не желал, о чем свидетельствуют следующие его слова: “Так хочется работать. Но пусть скажет Евгений Иванович”. Е.И. Чазов, видимо, повторил свою записку, и, судя по всему, его предложения были приняты.
30-го января 1985-го года А.С. Черняев записал: “Черненко уже почти месяц в больнице. Заседания Политбюро проходят не регулярно: не доверяет их проводить никому другому”. Действительно, почти сразу же после упомянутого заседания Константин Устинович снова вернулся в Кунцево. Через некоторое время он попросил, чтобы его “отпустили из ЦКБ на дачу”. К 22-му января он уже находился там.
В связи с этим обращает на себя внимание следующий эпизод. 6-го февраля должен был открыться съезд Французской коммунистической партии. Первоначально планировалось, что советскую делегацию на нем будет возглавлять М.С. Горбачев. Однако 16-го января А.С. Черняев узнал, что Михаил Сергеевич не поедет в Париж (“Горбачев вместо себя предложил Соломенцева”) и объясняет это якобы тем, что 
К.У. Черненко не хочет, чтобы “заседание Политбюро проходило без Горбачева”.
Объяснение несерьезное. В случае поездки в Париж Михаил Сергеевич в самом крайнем случае мог пропустить только одно заседание Политбюро – в четверг 7-го февраля. Главная причина его отказа от этой поездки заключалась в том, что он не желал даже ни один день упускать из рук те рычаги власти, которые к этому времени у него были, опасаясь, что развязка может произойти в любой момент.

123

“В начале февраля, - пишет В.И. Воротников, - К.У. Черненко несколько раз появлялся на работе на короткое время, а 7-го февраля даже вел заседание Политбюро”.  По сведениям Д.В. Волкогонова, 7-го февраля – К.У. Черненко посетил свой кремлевский
кабинет в последний  раз. После этого чуть ли не “на другой день” снова оказался в больнице, откуда уже не вышел.
В середине февраля появились слухи, будто бы К.У. Черненко умер. Поводом для них, по всей видимости, послужили советско-греческие переговоры, которые состоялись в Москве 11-12-го февраля. Ожидалось, что в них примет участие К.У. Черненко, но советскую сторону представлял Н.А. Тихонов.
Еще только-только начали расходиться круги от этой истории, как внимание прессы привлек еще один факт. 7-10-го февраля в Лос-Анджелесе состоялась конференция, организованная обществом “Врачи в борьбе за социальную ответственность”.
В этой конференции участвовала советская делегация, которую возглавлял 
Е.И. Чазов. После конференции советская делегация осталась в США еще на несколько дней. И вдруг ее руководитель оставил своих коллег и экстренно вылетел в Москву. По
некоторым данным это произошло 14-го февраля.
Е.И. Чазов утверждает, что ничего не обычного в его возвращении не было, так как он с самого начала не планировал быть в США до конца визита. Однако когда из США он прилетел в Париж, его заверениям не поверили даже представители советского посольства.
Согласно той информации, которая была доведена Е.И. Чазовым до сведения Политбюро, между 17-ым и 24-ым февраля в состоянии здоровья генсека произошло ухудшение. Закулисная борьба на вершине власти вступила в свою решающую стадию.
Как отмечает М.С. Горбачев, “на протяжении нескольких месяцев в ЦК, в самом Политбюро проблема нового Генерального секретаря ЦК занимала всеобщее внимание. Вариантов было, хоть отбавляй”. Среди рассматривающихся кандидатур М.С. Горбачев называет себя, В.В. Гришина, Л.А. Громыко, Т.В. Романова, Н.А. Тихонова и 
В.В. Щербицкого.
А.И. Черняев отмечает слух, согласно которому некоторые считали, что генсеком надо сделать Тихонова, а на его место поставить Щербицкого, и что эту комбинацию якобы  поддерживали “Гришин и Кунаев”.
В это время один из помощников К.У. Черненко В.А. Печенев пишет, что в руководстве партии существовали силы, которые готовы были поддержать в качестве кандидатуры на пост генсека первого секретаря московского городского комитета КПСС В.В. Гришина.


* * *

Еще в свое время избрание нового генсека прошло предельно просто, можно даже сказать буднично. Все определила сверхактивность Тихонова. Едва только Черненко

124

открыл заседание, Николай Александрович тут же, дабы предотвратить возможные неожиданности со стороны Устинова, попросил слово и по порядку ведения и с ходу попросил избрать генсеком Константина Устиновича.
Возможно, Дмитрий Федорович ожидал отказа, самоотвода со стороны Черненко, который лучше других знал состояние собственного здоровья и должен был самокритично признать, что руководство страной вообще не для него, как говорится, “не по Сеньке шапка”. Но ничего подобного не произошло. Выступления “против” в подобных случаях были не в традициях этого Политбюро. Все согласились с предложением Тихонова, проголосовали “за”, в том числе и Горбачев. И оправдание было наготове: “главное, не допустить раскола”.
“Костя – это то, что надо”, - якобы сказал Тихонов. Понимать это можно так: появилась надежда, что следующим генсеком вполне сможет сказаться он. Но для общества, при всей его специфичности, появление в роли лидера великой державы именно
Черненко было шоком. Ну, хоть кто-нибудь другой, хоть чуть поживее, хоть чуть помоложе, так нет же...
После заседания Политбюро и в последующие дни Устинов, который всегда отличался хорошим настроением, таким жизнелюбием, что его трудно было выбить из колеи, выглядел подавленным, был молчалив и замкнут. А вот на Пленуме ЦК Горбачев увидел другие лица: те, кому уже пора было уходить, и те, кто ушел на пенсию, но оставались в составе ЦК, как будто оправились от испуга, от андроповских новшеств, воспрянули духом в надежде, что возвращается их время, “спокойное и стабильное”, иными словами – “брежневское”.
Кого же приобрели на посту Генерального секретаря? Во главе великой державы ее лидером оказался не просто физически слабый, а тяжелобольной человек, фактически инвалид. Это не явилось секретом ни для кого, было видно невооруженным глазом. Его немощь, затрудненное дыхание, одышку (он страдал эмфиземой легких) невозможно было скрыть. Врач, сопровождавший Маргарет Тэтчер на похоронах Андропова, вскоре опубликовал прогноз о сроках жизни Черненко и ошибся лишь на несколько недель.
Черненко всегда был при Брежневе, угадывал его желания, стал доверенным лицом, можно сказать, тенью. Горбачев уже рассказывал – сила его влияния была и в том, что он много сделал для создания имиджа Брежнева. Мощным орудием Черненко, несомненно, был аппарат, от которого зависело практически все. Трудно объяснить, откуда у него тихого, замкнутого, типичного кабинетного чинуши зародились такие амбициозные планы. Вероятно, подтолкнули к этому участники упомянутого “тайного круга”, которые таким способом хотели реализовать свои собственные претензии.
Говоря о причинах восхождения Черненко на пост генсека, нельзя забывать и то, что сработал укоренившийся в Политбюро стереотип: второй человек в руководстве становился первым автоматически. Тяжелым было впечатление от первого его же публичного выступления в новой роли на траурном митинге при похоронах Андропова 14-го февраля 1984-го года. Оно вызвало горечь у всех нас, в стране и у зарубежных гостей. Черненко был обречен на такое восприятие.
Вскоре выяснилось, что общество не воспринимает его всерьез. Хотя идеологическая служба ЦК предпринимала невероятные усилия для пропаганды “образа

125

генсека”, масштаб его личности, отсутствие самостоятельного опыта политической и государственной деятельности, поверхностные знания реальной жизни страны, слабые волевые качества – все это было очевидно.
В апреле 1984-го года Черненко, как бы повторяя и продолжая путь Андропова, посещает московский металлургический завод “Серп и молот”, встречается с рабочими. Но контакт не получился, напротив, встреча лишь подлила масла в огонь. Ему было трудно среди людей. А им глядеть на все это было просто невозможно.
Смерть Андропова и избрание генсеком Черненко породило новые надежды у противников каких-либо перемен. Они, уже не маскируясь, усилили давление на Черненко, стремясь покончить с начинаниями Андропова, стилем его деятельности.
Раньше всех это почувствовали на себе сторонники Юрия Владимировича, в том числе и Горбачев. Для него это все было неожиданностью. Еще в 1983-ем году, когда здоровье Андропова стало стремительно ухудшаться, Горбачев сказал, что эти люди
заняты поисками компрометирующих Горбачева данных. К “охоте” были подключены даже административные органы. И когда Горбачев стал генсеком, то узнал об этом со всеми подробностями.
Так что Горбачев был психологически подготовлен к подобным интригам, что предпринимаются попытки реализовать давно вынашиваемый план устранения Горбачева. Это отражало настроение и “главных действующих лиц”, и проявилось сразу же на первом заседании Политбюро, когда речь зашла о распределении особых привилегий в Политбюро и Секретариате ЦК.
Как Горбачев ожидал, в атаку бросился Тихонов:
- Мне понятно, почему мы должны поручать ведение Секретариата Горбачеву, - заявил он в довольно резкой форме. – Михаил Сергеевич, как известно, занимается аграрными делами. Боюсь, Секретариат будет превращен в рассмотрение аграрных вопросов и использован им для давления. Неизбежно возникнут перекосы.
Горбачев сидел тут же. Слушал. И молчал.
Ему возразил Устинов, сказал, что Горбачев уже руководил работой Секретариата и никаких перекосов не замечено. С ходу отклонить не получилось. Тогда Гришин и Громыко пошли по пути затягивания решения вопроса, по сути, поддержав Тихонова. Но главное препятствие – Устинов – не было преодолено. Черненко пытался на чем-то настаивать, что-то говорить, но вяло, не энергично, нудно. У Горбачева появилось ощущение, что роли в этом спектакле распределены заранее. Решение поручить Горбачеву ведение Секретариата, так и не было принято.
Де-факто Горбачев продолжал руководить Секретариатом, при этом постоянно держал нового генсека в курсе дел. Заседания проводились регулярно, обсуждались разнообразные вопросы – партийные, хозяйственные, идеологические. И чем эффективнее функционировал Секретариат, тем больше повышался спрос с кадров за работу, тем больше это вызывало недовольство не только Тихонова, но и МИДа, особенно же генсековской челяди.
Тихонов последовательно с завидной настойчивостью вел линию на ослабление Секретариата. Он пытался заигрывать с Лигачевым, хотя вряд ли имел здесь большие успехи. Что касается Долгих, то Тихонов перекинул его к себе проверенным приемом,

126

назвав где-то в присутствии его самого своим будущим преемником. Теперь основное время Долгих проводил в епархии премьер-министра на бесконечных встречах и беседах.
Как бы то ни было через три месяца Секретариат “почувствовали” в партии, и особенно в центре, в Москве. Одни стремились попасть на заседания, другие боялись туда попасть. Тихонов бесновался, высказывал недовольство, пытался бросить тень на работу Секретариата.
В это время Горбачев почувствовал поддержку Устинова. Их отношения становились все более близкими. Деловую и моральную поддержку оказывал Горбачеву Лигачев. Горбачев эффективно работал с Рыжковым, и даже с Зимяниным Горбачеву удавалось конструктивно решать вопросы. Зимянин часто бывал у Горбачева.
Одним словом, Горбачев чувствовал себя уверенно, он относился ко всему в какой-то мере философски и уже не поднимал больше вопрос о том, чтобы речь Тихонова в Секретариате была документально оформлена решением Политбюро. Он следовал своему
принципу – жизнь все расставит по местам.


* * *

30-го апреля 1984-го года Горбачева пригласил Черненко. Входя в кабинет, полагал, что разговор пойдет о предстоящем Первомае. Однако диалог принял какой-то нервный характер. Начал он не очень связно, сбивчиво, сказал, что не может больше откладывать решение вопроса, на него давят, это вносит раскол, разлад в работу и т.д.
Горбачев спросил:
- Константин Устинович, о чем вы говорите, о каком вопросе?
- О руководстве Секретариатом.
- Напрасно вы так волнуетесь. Давайте этот вопрос решим на Политбюро, поскольку речь идет о доверии. И я хочу узнать от коллег, умудренных опытом, в чем мои слабости и промахи. Надеюсь, вопрос не стоит о моем пребывании в Политбюро.
- Нет, ну, что ты, что ты, - растерянно забормотал Черненко.
И тут эмоции Горбачева выплеснулись бурным монологом:
- А раз так, то я вправе знать, что хотят мне пожелать мои оппоненты, какие у них критические замечания. Мы должны оценить работу Секретариата ЦК. Кого-то не очень устраивает то, что после известного периода он набрал силу. Как генсек вы должны все обдумать и определиться. Я вижу, пытаются растащить власть, а это уже чревато опасными последствиями. Поэтому я – за решение вопроса, но на принципиальной основе. Ситуация в руководстве сложная, и нужен разговор. Раз он назрел – не надо уклоняться.
Черненко попросил Горбачева еще раз, не спеша, изложить его соображения, а сам делал записи. Договорились провести заседание Политбюро 3-го мая, поздравили друг друга с наступающим праздником и расстались. Горбачев ушел с горечью на душе. Подумалось, что при такой нерешительности, аморфной позиции генсека можно ждать чего угодно.
В канун 1-го мая Горбачеву позвонил Устинов, поздравил с праздником, предложил пораньше отправиться домой. Дело в том, что несколько человек в
127

руководстве – Устинов, Горбачев, Лигачев, Рыжков и некоторые другие – работали каждый день по 12-14 часов, до ночи. Горбачев благодарил его и под настроение рассказал о только что состоявшейся беседе с Черненко.
Дмитрий  Федорович встревожился, усмотрел в этом большую интригу, одобрил его позицию, посоветовал твердо ее держаться и не переживать, так как, по его мнению, интриги против него обрезаны.
3-го мая собрались на заседание Политбюро, обсудили всю намеченную повестку дня. Но вопрос, который стал предметом их разговора с генсеком, так и не был вынесен на обсуждение. Оказалось, Устинов посоветовал Черненко не идти на поводу у Тихонова и его компании. Через два-три дня Константин Устинович сказал Горбачеву:
- Я подумал и решил не выносить. Работай, как работал.
Уже, кажется, в 1989-ом году Тихонов прислал Горбачеву письмо с покаянием. И с предложением своих услуг в реформировании экономики. Но в те годы давление на
Горбачева через Черненко не прекращалось. Все это выматывало нервы до крайности, и поэтому каждый раз, когда удавалось вырваться из Москвы в поездку по стране, Горбачев испытывал чувство глубочайшего удовлетворения.
На протяжении всего 1984-го года интриги, подсиживание, сплетни определяли общую атмосферу на Старой площади. Болезнь Черненко прогрессировала, ситуация в Политбюро обострилась, распри исподволь нарастали. Невозможно описать все перипетии того времени. Да оно и ни к чему – всем все было ясно. Но какие формы это приобретало, показывает история с Всесоюзной научно-практической конференцией по идеологическим проблемам.
Участники конференции съехались в Москву, все было готово. И вдруг буквально накануне ее открытия, в 16 часов предшествующего дня – звонок от Черненко.
Оказывается, он не считал целесообразным проводить идеологическую конференцию сейчас, ибо впереди партийный съезд и надо его готовить, набирать идеи. Горбачев понял по тону разговора, что в кабинете он не один и, наверное, задача тех, кто там был, состояла в том, чтобы удержать слабого, колеблющегося шефа на жесткой позиции.
Столь неожиданный зигзаг Горбачева просто возмутил, и он выразил протест в довольно резкой форме. Как ему потом сказал Яковлев, бывший в кабинете, чуть ли не отчитал генсека. Горбачев проявил несдержанность, но происки своры, крутившейся вокруг Генерального Секретаря, вывели из равновесия. Горбачев напомнил ему, что проведение конференции, на которую уже приехали люди со всей страны, это была не Горбачева, а Черненко идея. Горбачев лишь выполнил поручение. Никто не смог объяснить мотивы ее отмены. Однако такой шаг недопустим, ибо означает публичный скандал. И закончил вопросом:
- Кто сбивает вас с толку?
- Ну, ладно, - сказал Черненко, - проводите, но не делайте из конференции большого шума.
На том разговор и кончился... Конференция состоялась и прошла успешно. Новизной подходов, творческим характером обсуждения она резко контрастировала с обычными идеологическими накачками прошлых лет. Сам заголовок доклада “Живое

128

творчество народа” уже наводил на размышления.
Участники конференции настаивали на том, чтобы доклад был опубликован. Горбачев ответил, что это будет сделано. Но, увы, только “Правда” опубликовала его сокращенное изложение.


* * *

Огромная потребность в энергичной, инициативной политике и... плачевная ситуация в руководстве страны. Черненко и по калибру личности, и по состоянию здоровья не соответствовал роли генсека. Возникла проблема даже с еженедельными заседаниями Политбюро. Нередко случалось так: заседание назначено, но Константин Устинович прибыть не в состоянии, и за 15-30 минут до начала – звонок Горбачеву с
поручением председательствовать.
Реакция членов Политбюро на сей счет была неоднозначной. У одних подчеркнутое спокойствие, то есть воспринимали это как само собой разумеющееся. У других – недоумение, а то и плохо скрываемое раздражение. От Тихонова не раз следовали бестактные вопросы:
- А он поручал вам вести Политбюро?
Горбачев отвечал:
- Николай Александрович, неужели вы думаете, что я могу вот так, по своей воле, прийти и начать заседание? У вас превратные представления обо мне.
Эта проблема к концу года разрослась до катастрофических масштабов, ибо Черненко вышел из строя окончательно. Политбюро, главный политический орган руководства, должен был определиться с решением поручить кому-либо – то ли Горбачеву, то ли Тихонову, или еще кому – постоянно вести заседания.
Доподлинно известно, что некоторые товарищи в беседах с Черненко давали ему советы на этот счет – поручить “временно” вести заседания Политбюро Горбачеву. В то же время ближайшее окружение генсека рекомендовало ему сохранить за собой эту позицию. И всякий раз Горбачев оказывался в сложной ситуации. Но дело не в нем – это сказывалось на работе Политбюро, аппарата ЦК, в такой ситуации всегда вальяжно чувствуют себя всякого рода интриганы. А для дела, для работы – это просто беда.
Обдумав все, Горбачев следовал нескольким правилам. Первое: вести работу спокойно, ставить вопросы твердо, никаких уступок “челяди”, даже облеченной высокими званиями. Второе: лояльность Генеральному секретарю, согласование с ним всех важных вопросов. Третье: в Политбюро вести линию на объединение, не допускать раскола центральной власти. И четвертое: держать в курсе событий секретарей ЦК республик, обкомов, крайкомов партии. Они должны видеть всю серьезность ситуации и понимать, в какой обстановке приходится действовать.
Эта линия в целом себя оправдала. Если говорить о деловой стороне, то Горбачев стремился, взаимодействуя с коллегами, держать под контролем текущего дня, принимать оперативные и не только оперативные решения. Было продолжено, хотя это и давалось

129

непросто, обновление кадров, проведены два крупных Пленума: весной – о школьной реформе, в октябре – о долговременной программе мелиорации с докладом Тихонова.


* * *

Развязка стремительно и неотвратимо приближалась. В этом уже никто не сомневался. Стоило больших усилий поддерживать хотя бы видимость присутствия Генерального секретаря ЦК, Председателя Президиума Верховного Совета СССР в политической жизни.
Всем было ясно, что Черненко, которому не то что работать, но и говорить, дышать было трудно, не раз возникали вопросы: что же помешало ему отойти от дел и заняться своим здоровьем? Что заставило взвалить на себя непосильный труд руководства страной?
Но просто сказать “человек слаб” – недостаточно. Проблема лежала глубже. Общество не располагало необходимой информацией, чтобы сделать выбор. Вот если бы знало оно о действительном состоянии Брежнева и Черненко, знало, что почти десятилетие у руля страны стояли люди, физически не способные к работе! Впрочем, само по себе такое знание еще ничего не значило. Ведь у нас не было нормального демократического механизма сменяемости власти. Система этого не предусматривала, она пошла по своим законам, согласно которым на вершине пирамиды мог находиться и безнадежно больной, даже умственно неполноценный человек. Никто не смел посягнуть на этот порядок, и вдруг стараниями некоторых членов политического руководства, прежде всего, Гришина, эта порочная практика внезапно обнажилась и предстала перед обществом во всей своей неприглядности.
Имеется в виду то, что произошло во время кампании по выборам в Верховный Совет Российской Федерации в феврале 1985-го года. В соответствие с многолетней традицией сложился своего рода ритуал встреч членов Политбюро с избирателями в своих округах накануне выборов.
Выборы были назначены на 24-ое февраля. Заканчивались встречи кандидатов с избирателями. Поскольку Черненко был не в состоянии прийти на встречу, а отменить ее было нельзя, члены Политбюро в своем кругу обговорили, как решить эту задачу с наименьшими политическими потерями. Горбачев, что надо помочь ему подготовить письменное обращение. Избирательная кампания должна организовать встречу, на которой будет оглашено его обращение. А поскольку речь идет о генсеке, необходимо присутствовать на ней представителям ЦК КПСС.
Неожиданно для Горбачева в дело вмешался Гришин, сепаратно выйдя на разговор с Черненко. Это уже было за рамками принятой этики, и, видимо, говорило кое о чем. Во всяком случае, он начал неприличную политическую возню, решив, что подходящий случай наступил и этот шанс упускать нельзя.
Понимая, что Горбачева обойти нельзя, что работа Политбюро и Секретариата фактически проходила под руководством Горбачева, Гришин позвонил ему и сказал, что по поручению Черненко он будет организовывать встречу и зачитает текст обращения.

130

Звонить Черненко Горбачев не стал, но поинтересовался у его помощников, которые подтвердили изложенную Гришиным позицию генсека.
22-го февраля на правах первого секретаря Московского горкома партии Гришин взял в свои руки бразды правления на встрече с избирателями и зачитал текст выступления Черненко. Горбачев сидел в президиуме вместе с Лигачевым, Громыко, Зимяниным, Кузнецовым и, честно говоря, очень переживал, что он участник этого фарса. В. Гришин с присущей ему занудно-монотонной интонацией, пытаясь изобразить пафос, подъем и вдохновение, читал и читал текст. И было во всем этом что-то сюрреалистическое. Горбачев не мог возразить, поскольку такова была воля самого Черненко, его последняя воля.
В конце концов, это можно было бы пережить. Но, по замыслу Гришина, закончился лишь первый акт трагикомедии. Впереди было еще два: голосование Черненко и вручение ему удостоверения об избрании депутатом Верховного Совета РСФСР.
24-го февраля привезли урну в соседнюю с его спальней комнату больницы,
подготовили ее там, чтобы было непонятно, где происходит голосование. Черненко встал, превозмогая немощь и, оделся (или его одели) и проголосовал перед телекамерой. Главное, по мнению Гришина, состояло в том, чтобы показать, что генсек еще в состоянии голосовать.
Апофеозом цинизма и безнравственности людей, выдавших себя за близких людей Черненко, но озабоченных лишь соображениями собственной корысти, было вручено ему депутатское удостоверение в присутствии Гришина, помощника генсека В.В. Прибыткова и первого секретаря Куйбышевского райкома партии Москвы Ю.А. Прокофьева.
Мало того, ему подготовили текст, с которым он, смертельно больной человек, должен был выступить. У всех перед глазами согбенная фигура, дрожащие руки, срывающийся голос, призывающий к дисциплине и самоотверженному  труду, падающие из рук листки. Говорят, он и сам падал... и был подхвачен Чазовым. Но этот эпизод, разумеется, не показали.
Все это стало возможным вопреки категорическим возражениям Чазова, но с согласия или по желанию самого Черненко, которого подталкивали к этому Гришин и его ближайшее окружение. Это происходило 26-го февраля. А 10-го марта Черненко не стало.


* * *

Горбачев вернулся домой с работы, и сразу звонок Чазова с известием о смерти Черненко. Сразу после звонка он связался с Гришиным, Тихоновым, Боголюбовым и назначил заседание Политбюро на 11 часов вечера.
По предварительной договоренности с Громыко, все они встретились минут на двадцать раньше назначенного времени.
Состоялся диалог.
- Андрей Андреевич, надо объединить усилия: момент очень ответственный, - обратился Горбачев к Громыко.
- Я думаю, все ясно, - ответил Громыко.
131

- Я исхожу из того, что мы с вами должны взаимодействовать, - сказал Тихонов.
Начали подъезжать другие члены Политбюро и секретари ЦК.
Открыв заседание, Горбачев сообщил о случившемся. Встали, помолчали. Заслушали приглашенного на заседание Чазова. Он кратко доложил историю болезни и обстоятельства смерти Черненко. Горбачев сказал, что надо готовить документы, собирать Пленум ЦК КПСС.
На том и порешили. Лигачеву, Боголюбову, Соколову дали поручение обеспечить своевременное прибытие членов ЦК КПСС в Москву с привлечением МПС и воздушного флота. Создали похоронную комиссию, включив в нее всех членов Политбюро. Когда встал вопрос о председателе комиссии, вышла небольшая заминка. Тут надо сказать, что председателем комиссии по организации похорон умершего генсека, как правило, назначался будущий генсек.
- А почему медлим с председателем? Все ясно. Давайте Михаила Сергеевича.
Горбачев предложил не торопиться, назначить Пленум на 17-ое часов следующего дня, а Политбюро на 14. У всех будет время – ночь и полдня.
- Все обдумайте, взвесьте. Определимся на Политбюро и пойдем с этим на Пленум.
Так и решили. Стали подъезжать срочно вызванные работники аппарата ЦК. Создали группы для подготовки документов. С Медведевым, Яковлевым и Болдиным договорились с концепциями Горбачевского выступления на Пленуме. Подход был такой: сразу заявить обществу и миру их позиции.


* * *
11-го марта 1985-го года был пасмурный и тоскливый день. Генеральный секретарь ЦК КПСС К.У. Черненко умер накануне в 19:40. Печалилась, похоже, только его семья и ближайшее окружение. Как ни странно это звучит, на Старой площади, где располагался аппарат ЦК партии, царило приподнятое настроение.
В три часа дня в Кремле собралось Политбюро – единоличного хозяина страны. Когда прозвучало имя М.С. Горбачева, зал взорвался овацией. Судьба государства решилась. И вот уже четверть века политики и историки пытаются понять, чем было избрание Горбачева – случайностью или закономерностью?


* * *

Константин Устинович Черненко скончался от остановки сердца, при проявлениях нарастающей печеной и легочно-сердечной недостаточности. После года и двадцати пяти дней правления он стал последним генсеком, похороненным у кремлевской стены. Похороны Черненко были назначены на среду 13-го марта, в 13 часов на Красной площади. 11-го, 12-го, 13-го марта 1986-го года в СССР был объявлен траур, в момент погребения были проведены оружейные залпы в Москве, в столицах союзных республик,

132

в городах-героях, в крепости героев Бресте и еще в 10 крупнейших городах, на 5 минут была приостановлена работа всех предприятий и организаций по всей территории Советского Союза.
Кончина Черненко завершила пятилетний период, в течение которого значительная часть брежневского Политбюро ушла из жизни (“эпоха пышных похорон”). Он оказался самым престарелым из всех советских лидеров, когда-либо получивших пост Генерального Секретаря. Его преемником на этом посту уже на следующий день избрали Михаила Горбачева, представитель следующего поколения Политбюро. Однако Председателем Президиума Верховного Совета, вопреки восьмилетней традиции совмещать эти посты, в июле 1985-го года был назначен министр иностранных дел Андрей Громыко, который был даже старше Черненко.
Память Черненко, по устоявшейся традиции, была увековечена, но это опять же был последний такой случай. В честь Черненко были на короткое время переименованы
города Шарыпово Краснодарского края, Шолданешты в Молдавии. Также его имя получила Красноярская улица в Московском районе Гольяново. Уже в 1988-ом году на волне перестроечной борьбы с наследием брежневского застоя городам вернули исторические названия, а улицу переименовали в Хабаровскую (название Красноярская за это время успела получить соседняя новая улица). Инициатива переименовать в город  Черненко и Черненковскую область Пензу и Пензенскую область, где Черненко недолгое время был секретарем обкома по идеологии, вообще не была осуществлена. Тем не менее, в Астрахани и Воронеже до сих пор существуют улицы Черненко.
Еще при жизни Черненко в 1982-ом году ему, как дважды Герою  Социалистического Труда, был установлен бюст в Красноярске. Хотя согласно статусу, бюст должен был быть установлен на родине, селе Большая Тесь, которое на тот момент было затоплено. Позже было решено передать этот бюст в город Шарыпово, который был переименован в Черненко, однако вскоре началось осуждение деятелей периода застоя, город был переименован обратно, и решение так и не было реализовано. В 1990-ом году Указом Президиума СССР бюст планировалось перенести в поселок Анаш. Бюст был демонтирован, однако, в новом месте установлен не был. Лишь в начале 90-х он был восстановлен на центральной площади села Новоселево, где и стоит по сей день.
При Горбачеве его непосредственный предшественник наряду с Брежневым официально осуждался как деятель периода застоя (в отличие от лично связанного с Горбачевым Андропова, в деятельности которого до 1991-го года официальная пропаганда находила положительные стороны).
В 2017-ом году бюст Черненко был установлен на Аллее российских правлений в Петроверигском переулке наряду с другими лидерами Российского и Советского государства.





133


Глава   четвертая


* * *

В последние два месяца жизни Черненко Горбачев уже руководил страной. Он был кандидатом номер один. И все-таки в марте 1985-го года ему необходим был союзник среди старой гвардии, который в момент решающего голосования выдвинул бы его кандидатуру. Кто-то из сильных мира сего должен был прийти ему на помощь. Иначе кресло достанется другому.
Все шансы сменить Черненко были у министра обороны Д.Ф. Устинова, самого влиятельного члена Политбюро. Уже Горбачев говорил Устинову:
- Боритесь, Дмитрий Федорович! Поддержим вас на посту Генерального секретаря.
Маршалу Устинову было далеко за 70, но он продолжал работать в бешеном темпе, не давая пощады, ни себе, ни другим. Осенью 1984-го года состоялись совместные военные учения на территории Чехословакии. После маневров советская делегация задержалась, чтобы принять участие в праздновании 40-летия Словацкого национального восстания. Погода была плохая, а прием устроили на открытой террасе. На радостях генералы обнимались и целовались. Потом пришли к выводу, что кто-то заразил Устинова инфекцией, которую приняли за обычный грипп. Тут же недуг поразил и министра обороны Чехословакии генерала Мартина Дзура.
Министру обороны предстояло выступать на ежегодных сборах. Чувствовал он себя плохо. Ему советовали выступить коротко, а основной доклад поручить первому заму – С.А. Соколову. Устинов не соглашался. Начальник Центрального военно-медицинского управления Ф.И. Коротков распорядился сделать ему какие-то уколы.
Минут тридцать Устинов говорил нормально. А потом стал как-то странно запинаться. Все поняли: с министром что-то неладное. Казалось, он сейчас упадет. Соколов подошел к министру:
- Дмитрий Федорович, пора нам перерыв сделать.
Устинов пытался еще что-то говорить, но помощник взял его под руку и увел. Убедили Устинова, что доклад закончит Соколов. Вызвали врачей. Чазов забрал Устинова к себе в Центральную клиническую больницу. Черненко приехал его навестить. Дмитрий Федорович, лежа на больничной койке, убеждал генсека:
- Держись, Костя! Твоя болезнь обязательно отступит. Нам не пристало сдаваться...
- Ты-то как сам?
- Долго лежать не собираюсь. Через несколько деньков оклемаюсь и на службу. Работы невпроворот.
У Устинова воспалились легкие. Лечение не давало эффекта. Прямо во время операции началось массированное кровотечение. Обычное переливание крови не помогало, прибегли к прямому переливанию. Подошла кровь присутствовавшего в
операционной анестезиолога, его сразу положили на стол. Несмотря на все усилия
медицины, Устинов погиб от нарастающей интоксикации.
Для Черненко это был удар.

134

- Я этого не ожидал от Дмитрия Федоровича, - с горечью сказал он.
Генсеку запретили присутствовать на похоронах из-за мороза. Но и ему самому оставалось жить считанные недели.
Когда умер Устинов, Горбачев находился в Англии и поторопился вернуться домой.


* * *

Всегда ходили слухи, что главным соперником Горбачева в борьбе за пост Генерального секретаря ЦК КПСС был член Политбюро, первый секретарь Московского горкома В.В. Гришин. У него были свои сторонники, которые верили в звезду своего шефа и не понимали тех, кто взял сторону Горбачева. Правда, никто точно не знает, действительно ли В.В. Гришин рвался к власти. Возможно, он прикидывал свои шансы как многолетний руководитель самой крупной партийной организации страны. Но, во всяком случае, Горбачев точно считал своим соперником Гришина.
В.В. Гришин окончил геодезический техникум и техникум паровозного хозяйства. Работал в депо, руководил партийной организацией родного Серпухова. Хрущев сделал его вторым секретарем Московского обкома, а потом председателем ВЦСПС. Профсоюзами Гришин руководил больше 10 лет, пока в 1967-ом году Брежнев не заменил им Н.Г. Егорычева, первого секретаря Московского горкома, оказавшегося слишком самостоятельным.
Гришин обещал превратить Москву в образцовый коммунистический город. Под этим лозунгом столичный партийный аппарат был выведен из зоны критики. Даже сотрудникам ЦК рекомендовали не звонить напрямую в московские райкомы, поскольку ими руководил член Политбюро. Когда в горкоме узнавали, что какая-то газета готовит критический материал о столице – пусть даже по самому мелкому поводу, главному редактору звонил Гришин, и статья в свет не выходила... Городские партийные чиновники были еще хуже цековских – провинциальные, малограмотные, ортодоксальные.


* * *

В феврале 1977-го года заполыхал пожар в гостинице “Россия”, погибли люди. Поговаривали, что это был поджог. Но следствие сразу установило, что дежурный радиоузлом нарушил правила работы с паяльником. Попутно выяснилось, что при строительстве гостиницы грубо нарушили правила противопожарной безопасности, она вообще не должна была эксплуатироваться до исправления роковых недостатков. Но написать об этом Гришин не позволил. Его устраивала версия о поджоге.
После смерти Брежнева позиция Гришина пошатнулась. На доме № 26 по
Кутузовскому проспекту, где жил Брежнев, установили мемориальную доску. По этому
случаю московский горком организовал большой митинг, на котором выступил Гришин.

135

Но уже наступали другие времена. “Правда”, а также другие газеты посвятили этому событию лишь коротенькие заметки. Речь столичного хозяина не опубликовали.
Шансов стать Генеральным секретарем у Гришина было немало. Он нравился также узкому кругу. И, наконец, Виктор Васильевич был скомпрометирован громкими уголовными процессами.
Не любил московского секретаря и Андропов. Отношения у них, что называется, не сложились. Пока Брежнев был здоров, Андропов держал свои чувства при себе. Когда настало время делить власть, Гришин оказался лишним.
Летом 1983-го года Андропов внезапно поручил ему разобраться, почему в Москве нет фруктов и овощей. Горбачев стал напрямую давать указания столичным властям. Ему немедленно позвонил Гришин.
- Нельзя же до такой степени не доверять городскому комитету партии, чтобы вопрос об огурцах решался в Политбюро, да еще через мою голову.
Горбачев ответил московскому хозяину, но очень уважительно:
- Виктор Васильевич, вы часто практический вопрос ставите в плоскость политического доверия. Давайте говорить о том, как решен этот вопрос. А мне поручено держать его под контролем.
Горбачев не сомневался, что в этой истории был политический аспект.
“В сложной закулисной борьбе между членами руководства Гришин котировался некоторыми как вероятный претендент на “престол”. Поэтому в просьбе Андропова вмешаться в овощные дела столицы свою роль играло и желание показать неспособность московского руководителя справиться даже с проблемами городского масштаба.
Проще всего было испортить репутацию Гришина, разоблачив московскую торговую мафию. Выбрали Юрия Соколова - директора “Елисеевского магазина”. Его взяли, за ним последовали другие аресты. КГБ плотно занялся московскими делами. Тогда впервые заговорили о коррупции в столице. Соколова в Москве хорошо знали. В эпоху тотального дефицита все сколько-нибудь известные люди старались с ним дружить – в надежде получить свою долю вожделенного дефицита. Московский секретарь, вернувшись из отпуска, узнал, что в ЦК КПСС занимаются проверкой связей торговых работников столицы с партийным аппаратом.
Гришин возмутился вторжением в иерархию.
- Партийная организация МГК КПСС не может нести ответственность за всех подонков, тем более недопустимы намеки на личные связи руководства города с Трегубовым, другими руководителями торговли.
- Забеспокоился, - положив трубку, сказал Горбачев, - наверняка там не все чисто. Надо дело довести до конца.
И Горбачев довел дело до конца. Сам Гришин считал, что все эти уголовные дела – подкоп под него.
После завершения следствия о преступлениях в магазине “Гастроном № 1” вопрос о воровстве и взяточничестве в магазине и системе Главторга Мосгорисполкома был
обсужден на бюро МГК КПСС. “Несколько работников были исключены из КПСС,
другие (в том числе Трегубов) получили строгие партийные взыскания, сняты с
занимаемых постов. Н.П. Трегубов был освобожден от должности начальника Главторга,

136

ушел на пенсию, но стал работать в Минторге СССР”.
Н.П. Трегубов руководил главным управлением торговли Мосгорисполкома с декабря 1967-го года по январь 1984-го года. Летом, когда Гришин находился в отпуске, Трегубова вызвали в комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Его исключили из партии и тут же арестовали, обвинив во взяточничестве. Против Трегубова свидетельствовали его подчиненные. Но тщательный обыск на его квартире не увенчался успехом, никаких особых ценностей не нашли. На следствии и суде он отказался признать свою виновность.
“Я знал Н.П. Трегубова, - вспоминал Гришин. – Работал он энергично, не считаясь со временем. Он, безусловно, виноват в том, что в московской торговле были факты воровства, обмана, взяточничества. Но у меня до сих пор остается сомнение в том, что он сам брал взятки”.
Николай Петрович был известным в Москве человеком. Его арест изумил многих – даже всезнающих столичных журналистов. О том, что он брал взятки, они не подозревали. Знали, что не отказывался помочь нужным людям – то есть разрешал купить дефицитный товар, найти который в открытой продаже было невозможно. Но взамен ничего не просил. Тогда процветала не только система взяток, когда деньги или товар вручались за конкретную услугу, а главным образом бартер. Люди, сидящие “у кормушек”, обменивались, кто чем владел, и делились с сильными мира сего и просто с важными и полезными людьми.
Отмечая обострение борьбы в руководстве партии с осени 1984-го года, 
Е.К. Лигачев пишет: “В этот период резко активизировался Гришин, почти открыто начавший претендовать на ведущую роль в Политбюро”. “Он, - утверждал Б.Н. Глызин, - готовился стать Генеральным секретарем и пытался сделать все, чтобы захватить власть в свои руки, но, слава Богу, не дали... нашли список состава Политбюро, который Гришин подготовил, собираясь стать лидером партии. В него он внес свою команду, ни Горбачева, ни многих других в том списке, естественно, не было”.
Касаясь этой проблемы в одном из своих интервью, сын В.В. Гришина Александр Викторович отмечал, что уже в 1982-ом году его отец “был старшим в Политбюро, старшим не по возрасту, а по времени пребывания в составе этого высшего партийного органа – поэтому, - подчеркивал Александр Викторович, - уже тогда постоянно муссировались слухи, что после Брежнева будет Гришин, потом говорили, что после Андропова, потом – после Черненко”.
В.В. Гришин допускал возможность, что кто-то действительно видел в нем возможного кандидата на пост вождя партии, но категорически отвергал свое участие в обсуждении данного вопроса и существование названного списка.
В таких условиях, как пишет Е.К. Лигачев, “в конце 1984-го года аппаратная атмосфера вокруг Горбачева начала характеризоваться некими “вакуумными свойствами”. Существует версия, будто бы В.В. Гришин попытался убедить К.У. Черненко “переместить честолюбивого андроповца куда-нибудь подальше из страны”, например,
“послом на Запад”.
Говорят, что “сыщики рыли землю ночами”, чтобы найти на Гришина
компрометирующие материалы, но так и “не накопали”, Виктор Васильевич был не

137

взяточником и не махинатором, а типичным советским чиновником. Конкретных обвинений руководителям города, разумеется, не предъявили. Но к 11-му марта 1985-го года Гришин был выведен из игры.


* * *
Когда Черненко ушел из жизни, один из самых влиятельных членов Политбюро – хозяин Украины В.В. Щербицкий – находился в США. Горбачева избрали в его отсутствие. Считается, что если бы Щербицкий прилетел в Москву и успел к голосованию на Политбюро, результат был бы иным.
Василий Васильевич был любимцем Брежнева. Говаривали, что единожды Брежнев сказал хозяину Украины:
- После меня ты, Володя, станешь генсеком.
Андропов, который стал после смерти Брежнева главой партии и государства, видимо, не забыл разговоров о том, что кресло Генерального предназначалось Щербицкому. После первых же своих распоряжений, касающихся ситуации на Украине (причем речь шла не о поддержке киевских товарищей), Андропов вызвал к себе нового главного кадровика партии Егора Лигачева и поручил ему поехать на Украину, проверить, как там обстоят дела. Это был неприятный сигнал Щербицкому. Суровый характер и предприимчивость Лигачева уже хорошо знали в аппарате.
Егор Кузьмич, выполняя поручение Генерального секретаря, ездил по Украине недолго. Побывал в 4 областях – Киевской, Херсонской, Одессой и Днепропетровской. Свое мнение подробно и откровенно доложил Андропову. Когда закончил доклад, Юрий Владимирович спросил:
- Ты все мне доложил?
- Думаю, все.
- Нет, ты мне не все доложил. А с чем ты столкнулся, когда вернулся в Москву?
Выяснилось, что Андропову уже доложили, что с Украины Лигачеву прислали щедрый подарок. Егор Кузьмич не успел долететь до Москвы, а ему прямо на  квартиру доставили целый сундук разных вещей: домашняя утварь, радиоаппаратура.
Встречает его жена Зинаида Ивановна и говорит:
- Юрий (Лигачева в семье звали Юрием), тут тебе какая-то посылка большая. Целый сундук.
Удивленный Лигачев поставил чемоданы, открыл сундук и все сразу понял. Он вызвал двух сотрудников из ЦК КПСС и сказал:
- Украинские товарищи со мной поступили некрасиво. Прошу вас приехать ко мне домой, описать все вещи и немедленно отправить их назад.
После этого снял трубку аппарата междугородной правительственной связи и позвонил в Киев Щербицкому:
- Меня страшно обидели – и вы, и ваши товарищи, отправив эти вещи. Я считаю
это оскорбительным. Прошу вас разобраться, навести порядок и, если вы сочтете нужным,
через неделю-полторы мне позвонить.

138

Эта история стала известна Андропову. Он был доволен. Сказал Лигачеву:
- Хочу тебе сказать – ты молодец, правильно поступил.
В Киеве поняли, что недооценили Егора Кузьмича.
Владимир Васильевич сначала не воспринял Лигачева всерьез с его напористостью и шумливостью. Егору Кузьмичу, как и другим московским руководителям, посылали к празднику горилку с перцем и другие подарки из Киева. Лигачев все подарки вернул в постоянное представительство Украины в Москве. В Киеве сначала посмеялись, он, наверное, старовер, не пьет... Потом им было не до смеха.
Щербицкий перезвонил Лигачеву, еще раз извинился за своих подчиненных, уверял, что меры приняты. Егор Кузьмич по своей привычке перепроверил: склад подарков нужным людям на Украине действительно ликвидирован. История эта широко разнеслась по ЦК. Аппарат сделал свои выводы: украинское руководство у Юрия Владимировича не в чести.
Последний шанс повлиять на историю страны у Щербицкого появился в марте 1985-го года. Когда ушел из жизни Черненко, Щербицкий находился в США во главе представительной делегации Верховного Совета.
В Вашингтоне Щербицкого принял президент США Р.Рейган, хотя этот визит носил формальный характер. “Отличился во время визита заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС Б.И. Стукалин. Он решил дать отпор американским империалистам и в конгрессе сказал, что в Америке еще встречаются таблички с надписью “Неграм и евреям вход запрещен”. Изумленные американцы попросили назвать хотя бы одно место,
где висит такая табличка. Стукалин не смог. Вышел конфликт.
Из Москвы членам делегации сообщили о смерти Генерального секретаря.
В.В. Щербицкий считался влиятельным членом Политбюро, он распоряжался голосами членов ЦК от Украины, которым предстояло голосовать на Пленуме. Но после смерти Брежнева у Щербицкого в Москве союзников не было. Разговоры о его возможном переезде в столицу вызывали настороженность: выходцев из Украины московские аппаратчики опасались. Помнили, как хамовато вел себя А.М. Кириченко, которого Хрущев взял из Киева на роль второго секретаря ЦК КПСС, но, увидев, что тот не тянет, быстро с ним расстался. Безмерно амбициозный и фантастически бесцеремонный 
Н.В. Подгорный, еще один бывший первый секретарь ЦК компартии Украины, тоже оставил по себе плохую память, потому что имел привычку в унизительной форме разговаривать даже с членами Политбюро.


* * *

Были ли у Горбачева другие сторонники? До появления Горбачева самым молодым членом Политбюро был Г.В. Романов. Он тринадцать лет служил первым секретарем
Ленинградского обкома. В 1972-ом году в Москву приезжал премьер-министр Италии
Джулио Андреотти. Принимавший его глава правительства Косыгин заметил:
- Имейте в виду, что основной фигурой в будущей политической жизни Советского Союза будет Романов.
139

В 1976-ом году Брежнев сказал руководителю Польши Эдварду Пересу, что на роль преемника наметил Романова.
Андропов перевел Романова в Москву и сделал секретарем ЦК по военной промышленности и членом Совета обороны, куда Горбачев, даже исполняя обязанности второго секретаря ЦК, хода не имел. В день смерти Черненко Романов находился в Паланге в отпуске. Он вернулся в столицу, когда избрание Горбачева генсеком было предрешено.
Но у Романова в любом случае не было шансов. Он был достаточно серым чиновником и не имел поддержки в Политбюро.
Посол ФРГ в Советском Союзе Андреас Маер-Ландрут вспоминал свою незабываемую встречу с Романовым. Романов прочитал подготовленную ему речь насчет того, что раз ФРГ ставит у себя ракеты средней дальности, значит, проявляют желание развязать мировую войну. А Майер-Ландрут утром по транзисторному приемнику услышал, что в Женеве, наконец, начались переговоры советской и американской делегации о ракетах средней дальности. И сказал Романову, что не исключает возможности компромисса в Женеве.
- Нет! Это невозможно, - отразил Романов.
Посол вдруг предложил:
- Господин Романов, давайте пари.
Тот опешил от подобной вольности:
- Никакого пари!
Первый секретарь обкома дочитал то, что ему написали о ракетах средней дальности, и перешел к разговору о ситуации в городе. Сказал, что в Ленинграде все есть и перечислил продукты: есть масло, яйца, лук. Но тут поправился:
- Нет, кажется, лука нет. Но скоро будет.
Он дочитал заготовленные помощниками бумаги до конца и распорядился:
- А теперь перевод.
Майер-Ландрут, прекрасно говоривший по-русски, сказал:
- Переводить не нужно, я прекрасно вас понял.
Романов растерялся:
- А у меня написано: перевод...
“Работать с Романовым было несладко, - вспоминал тогдашний секретарь Ленинградского обкома В.Г. Захаров. – Он мог неделями не принимать, но решать вопросы самостоятельно не позволял. Нередко сам звонил по поводу какого-либо проведенного мероприятия, которые собирались обсуждать в печати, и задавал обычный вопрос:
- Кто разрешил?
О результате он не спрашивал, главное – разрешил ли он!
Ленинградская интеллигенция Романова ненавидела и презирала.
“Культуру он знал поверхностно, если не сказать плохо, - рассказывал В. Захаров. –
В театрах, филармонии и других культурных центрах практически не бывал... Он
знакомился с культурой лишь через художественных руководителей или директоров театров, которые, в его понимании, были или хорошими, или плохими, причем по его 

140

сугубо субъективным оценкам...  Переубедить его в чем-то было невозможно...”
Романов недовольно спрашивал Захарова:
- Зачем тебе нужен Товстоногов?
Георгий Александрович Товстоногов, один из самых ярких советских режиссеров, возглавлял Большой драматический театр. Захаров пояснил первому секретарю обкома, что театр вернулся с длительных зарубежных гастролей, получивших высокую оценку зарубежной театральной общественности и прессы.
- Почему он к тебе ходит? – Романов подозрительно смотрел на своего подчиненного.
- Я веду в обкоме культуру, - объяснил Захаров. – А вы Товстоногова, кстати, не принимаете вообще.
- И не приму! Когда он был депутатом Верховного Совета, однажды мы с ним весь обеденный перерыв гуляли по Кремлю и беседовали на различные темы. Мне не нравятся многие его взгляды на политику и вопросы сегодняшней жизни, - с возмущением сказал Романов.
Другой характерный случай. Руководитель обкома отправился на премьеру в Кировский театр. Во время второго действия Захарова пригласили к смольнинскому телефону. Звонил первый секретарь. Он недовольно спросил:
- Где ты?
Хотя отлично знал, где находится его подчиненный, ведь его соединили с театром. Захаров объяснил.
В ответ:
- Что вам – на работе делать нечего?.. - Иногда Романов просто распалялся:
- Зачем ты ходишь на концерты Райкина? Это такой же деятель критики...
А.И. Райкин не выдержал давление ленинградского начальства и вместе со своим театром вынужден был покинуть свой родной город и перебраться в Москву. Благо Брежнев знал его с военных лет и охотно помог. Писатель Д.А. Гришин в перестроечные годы написал иронический роман, в котором низкорослый областной вождь – все узнали Романова – от постоянного вранья превращался в карлика. Но дело было не только в том, что деятели культуры на дух не переносили Романова.
В 1974-ом году Георгий Васильевич выдавал замуж младшую дочь. Свадьба прошла на даче первого секретаря обкома. Но по стране пошли разговоры о небывалой пышности торжества, говорили, что по приказу Романова из Эрмитажа на свадьбу доставили уникальный столовый сервиз и пьяные гости на радостях разбили драгоценную посуду. Романов был убежден, что эти слухи  - работа западных спецслужб. Есть и другая версия: московские политики погубили репутацию опасного соперника.
С появлением Георгия Васильевича в руководстве партии возник еще один человек, который со временем мог претендовать на первые роли. Хотя бы в силу возраста перед Романовым открывались известные перспективы – помимо Горбачева остальные
были минимум на десять лет старше и давно пересекли пенсионный рубеж. Тем более что
Романов представлял крупную партийную организацию и был специалистом в промышленной сфере, а не в сельской, как Горбачев.
Именно поэтому Григорий Васильевич не вызывал теплых чувств у товарищей по

141

совместной борьбе за идеалы развитого социализма. Перевод в Москву оказался для Романова роковым. Москвичи встретили его настороженно. Косыгин к тому времени уже ушел в мир иной. Других влиятельных выходцев из Ленинграда в ЦК и в правительстве не было. Романов оказался в полной изоляции – без своей команды и без поддержки. Говорят, что он к тому же злоупотреблял горячительными напитками, и ему не удалось скрыть это от товарищей по партии.


* * *

Совершенно точно надежду возглавить страну после Черненко питал министр  иностранных дел А.А. Громыко.
К сыну А.А. Громыко, Анатолию, обратился Е.М. Примаков, директор института востоковедения – когда Анатолий тоже руководил институтом Африки.
- Анатолий, дело приобретает серьезный оборот. Черненко долго не протянет. Нельзя допустить, чтобы ситуация развивалась сама по себе. Кто придет после Черненко?
Громыко-младший понял, что Примаков пришел  к нему выяснить, намерен ли Громыко-старший бороться за пост Генерального секретаря. Потом в эти разговоры был вовлечен директор еще одного академического института А.Н. Яковлев, как близкий к Горбачеву человек.
Есть другая версия. В ней активной стороной выглядит сам А.А. Громыко. Он слишком долго просидел в кресле министра и рассчитывал на новое повышение. Из оставшихся  в Политбюро ветеранов он, пожалуй, был самым крепким. Когда умер Суслов, именно Громыко хотел занять его место второго человека в партии. Считал, что рожден заниматься не одной лишь внешней политикой, и готов был расширять свои полномочия. Но Брежнев его в ином качестве не воспринимал. У Леонида Ильича были свои планы, и в опустевший кабинет Суслова перебрался Андропов.
После смерти Андропова, Черненко и Устинова Громыко считал себя наиболее достойным кандидатом на пост руководителя партии. Андрей Андреевич полагал, что не хуже других способен руководить страной. Он носил, не снимая, почетный значок “50 лет КПСС”, демонстрируя солидный партийный стаж. Но Андрей Андреевич не пользовался особой любовью коллег по Политбюро. Способность располагать к себе людей не входила в число его главных достоинств. Ходят слухи, что он все же пытался сговориться с председателем Совета министров Тихоновым, который очень не любил Горбачева и старался помешать его росту. Эти переговоры держались в секрете и успехом не увенчались. Взаимовыгодный союз не получился. Николай Александрович, видимо, не хотел видеть в кресле хозяина страны педантичного и нудноватого министра иностранных дел, считал, что в хозяйстве тот ничего не смыслит.
Тихонов в свою очередь пытался наладить контакт с председателем КГБ 
В.М. Чебриковым. Убеждал его в недопустимости избрания Горбачева на пост Генерального секретаря. Чебрикову показалось, что Николай Александрович сам претендовал на это место. Но представитель КГБ давно переориентировался на Горбачева,

142

хотя тот еще не был генеральным и необязательно должен был им стать.


* * *

Громыко понял, что его надежды стать Генеральным секретарем иллюзорны. Тогда он решил подороже продать свой голос в Политбюро, когда будет решающее голосование. Андрей Андреевич исходил из того, что человек – сам кузнец своего счастья, ничего не пускать на самотек и до старости не позволять себе расслабиться.
Закулисные переговоры взялся вести его сын Анатолий. Он по-товарищески обратился к Примакову, а тот передал конфиденциальную информацию А.Н. Яковлеву. Младший Громыко говорил Яковлеву, что отец с уважением относиться к Горбачеву, сам он устал от министерства иностранных дел и мог поработать в Верховном Совете. Намек был понятен.
А Горбачев колебался. Не спешил с ответом. Почему он так долго не решался пойти на сделку с Громыко? Опасался, не ловушка ли это, провокация? Положение Горбачева в тот момент было настолько шатким, что казалось, оставшиеся в Политбюро старики и чувства самосохранения вот-вот выставят его из партийного руководства.
Горбачев спрашивал руководителя кремлевской медицины Чазова о состоянии здоровья Черненко.
- Сколько он еще может протянуть – месяц, два, полгода? Ты же понимаешь, что я должен знать ситуацию, чтобы знать, как действовать дальше.
Чазов не мог дать точного ответа. Горбачев нервничал: ему надо было заключить союз с кем-то из влиятельных членов Политбюро. Но для этого нужно было выбрать правильное время.
За несколько дней до смерти у Черненко развивалось сумеречное состояние. Стало ясно, что его дни сочтены. Чазов позвонил Горбачеву. Предупредил: трагическая развязка может наступить в любой момент. Для Горбачева и его окружения настало время действовать. Горбачев знал, что лишь немногие члены Политбюро готовы видеть его Генеральным секретарем. Вот тогда тайная дипломатия директоров 3-х академических институтов дала свои плоды. Горбачев передал через Яковлева – а тот дальше по цепочке - Евгений Примаков – Анатолий Громыко, что высоко ценит Андрея Андреевича и готов сотрудничать. Иначе говоря, Горбачев принял условия старшего Громыко. После этого они встретились.
“Вечером на даче в Заречье, накануне заседания Политбюро, где должен был быть решен вопрос об избрании нового Генерального секретаря партии, раздался телефонный звонок. Горбачев попросил Громыко о срочной встрече. Громыко выехал в город. Вернулся он где-то около 12 часов ночи.
В результате закулисных переговоров Горбачев и Громыко достигли договоренности.
11-го марта 1985-го года на заседании политбюро после того как академик Чазов
изложил медицинское заключение о смерти Черненко, слово неожиданно взял Андрей Андреевич.
143

- Конечно, мы все удручены уходом из жизни Константина Устиновича Черненко. Но какие бы чувства нас не охватывали, мы должны смотреть в будущее, и, ни на йоту нас не должен покидать исторический оптимизм, вера в правоту нашей теории и практики. Скажу прямо. Когда думаешь о кандидатуре на пост Генерального секретаря ЦК КПСС, то, конечно, думаешь о Михаиле Сергеевиче Горбачеве. Это был бы, на мой взгляд, абсолютно правильный выбор
Громыко произнес настоящее напутствие будущему генсеку. Этого оказалось достаточно: в Политбюро не было принято спорить и называть другие имена.
Министра иностранных дел поддержал председатель КГБ Чебриков:
- Я, конечно, советовался с моими товарищами по работе. Ведомство у нас такое, которое хорошо должно знать не только внешнеполитические проблемы, но и проблемы внутренние, социального характера.  Так вот, с учетом этих обстоятельств чекисты поручили мне назвать кандидатуру Горбачева Михаила Сергеевича на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Вы понимаете, что голос чекистов, голос нашего актива – это и голос народа.
Члены Политбюро единогласно проголосовали за Горбачева.
В. Чебриков и Е. Лигачев провели вместе с Горбачевым критически важную ночь после смерти Черненко. В зале заседаний Политбюро они готовили церемонию похорон и регламент пленума ЦК, на котором должны были избрать нового Генерального секретаря. Вышли на улицу, когда уже рассвело. На пленуме Горбачева избрали под аплодисменты. Следующий, апрельский пленум ЦК начался с организационных вопросов. Членами Политбюро Горбачев предложил избрать Чебрикова., Лигачева и будущего главу правительства Рыжкова. А Громыко получил почетный пост председателя Верховного Совета СССР, то есть формально стал президентом страны. Должность безвластная, но она чудесно увенчала его блистательную карьеру. Этот вопрос решился 29-го июня
1985-го года на заседании Политбюро. Михаил Сергеевич сказал:
- В нынешних условиях целесообразно, чтобы Генеральный секретарь ЦК КПСС сосредоточился на вопросах партийного руководства. В связи с этим вношу предложение рекомендовать для избрания Председателем президиума товарища Громыко. Андрей Андреевич – один из старейших членов партии имеет большой политический опыт, известен как в нашей стране, так и в мире. Все это отвечает нынешней ситуации, интересам наиболее рациональной расстановки сил.
Благодаря этому Громыко еще три года провел на олимпе, тогда как остальных членов прежней команды отправили на пенсию. Впоследствии Андрей Андреевич, убыв на пенсию, будет ругать Горбачева. Но оставаясь при должности, он покорно исполнял волю очередного хозяина страны.
Иностранные гости отмечали, что при Горбачеве Громыко, пока он еще участвовал в переговорах, никогда не вмешивался по собственной инициативе в разговор и открывал рот, только когда его спрашивали.
Громыко очень жалел потом, что выдвинул Горбачева.  Но способен ли был
Андрей Андреевич поступить иначе? У него было природное чутье. Он всегда
безошибочно ставил на фаворита. И разве мог он в конце жизни вдруг изменить себе? Он был верным, надежным исполнителем воли того, кто стоял во главе государства –

144

Сталина, Хрущева, Брежнева. Это и помогло ему выжить. Его жизненное кредо было “не высовываться”. Он всегда был осторожен, избегал недоразумений, наверное, и опасных планов. Это одна из причин его долголетия в политике. Усердие, послушание, упорство – и так до конца жизни.
Возможно, что Громыко-младший, как это нередко случается с мемуаристами, несколько преувеличивает роль и отца, и свою собственную в приходе Горбачева к власти. Впрочем, кто может с уверенностью ответить: а что бы произошло, если бы Громыко на первом после смерти Черненко заседании Политбюро не предложил избрать Горбачева Генеральным секретарем?..
Приход Горбачева к власти можно представить как цепочку случайностей. Но как говорят марксисты, случайность – проявление закономерности. Горбачев занял место на олимпе, благодаря своим политическим талантам. И все его действия после избрания были закономерными.
Давайте постараемся понять, как действительно развивались события, и каким образом М.С. Горбачев оказался у власти. Оперировать станем не домыслами, а реальными, доступными проверке фактами.
Когда Черненко находился в больнице, 6-го марта его посетили М.С. Горбачев и Е.К. Лигачев. Как потом рассказывал Лигачев, Черненко “выглядел лучше, чем мы предполагали”, обнаружил “ясный ум”, намеревался скоро “вырваться” из больницы. То же самое подтверждает жена Черненко, Анна Дмитриевна, регулярно навещавшая мужа.
Во время этой встречи с Черненко обсуждался вопрос о подготовке очередного пленума ЦК КПСС. Именно тогда окончательно было принято решение не выносить на пленум вопрос о научно-техническом прогрессе. Кроме того, в ходе беседы с 
К.У. Черненко рассматривался вопрос о подготовке очередного партийного съезда.
Это свидетельствует о том, что, хотя в начале марта Черненко был плох, но еще находился в здравом рассудке и был способен принимать решения.
На следующий день (за три дня до смерти), видимо, накануне заседания Политбюро Черненко позвонил А.А. Громыко и спросил: “Не следует ли мне самому подать в отставку?” Андрей Андреевич предложил ему не делать этого.
“Однако в связи с гипоксией мозга у К. Черненко, - пишет Е.И. Чазов, - развилось сумеречное состояние. Врачи понимали, что дни его сочтены. Чазов позвонил Горбачеву и предупредил, что трагическая развязка может наступить в любой момент”.
В. Легостаев, опираясь на рассказы жены К.У. Черненко, писал, что Анна Дмитриевна регулярно “навещала мужа в больнице”. “Приходила обычно после полудня к чаю”. “После полудня к чаю” – вероятно, означает полдник, то есть около 16:00.
Воскресенье 10-го марта 1985-го года Е.И. Чазов почти весь день провел у постели генсека. “Утром, - вспоминает он, - в больнице меня по телефону разыскал М. Горбачев. Разговор не клеился, я лишь сказал ему, что вряд ли Черненко переживет этот день”.
По утверждению Е.И. Чазова, “в три часа дня” К.У. Черненко потерял сознание и через несколько часов умер.
Между тем, эта версия находится в противоречии с рассказом Анны Дмитриевны о
ее последней встрече с мужем. 10-го марта она тоже приходила к мужу, но не как обычно, “к чаю”, а в первой половине дня, то есть до обеда или 13:00-14:00. Что же заставило ее

145

изменить сложившийся порядок? Оказывается, ее в тот день “вызвали в больницу”.
Когда она приехала в Кунцево и вошла в палату мужа, то “была поражена обилием врачей и самой сложной медицинской аппаратурой. Все тело умирающего было оплетено проводами и датчиками”.
Это означает, что когда Анна Дмитриевна была у мужа накануне, то ничего подобного не было. Следовательно, резкое ухудшение его состояния произошло после ее предшествующего визита в ЦКБ.


* * *

К сожалению, имеющиеся материалы не позволяют восстановить хронологию последнего дня К.У. Черненко.
До сих пор не поделились своими воспоминаниями его врач Зоя Васильевна Осипова, о которой известно только то, что она была жена сотрудника отдела науки ЦК КПСС В.И. Осипова.
Столь же смутное представление об охране К.У. Черненко. Удалось установить фамилии только четырех сотрудников 9-го Управления КГБ, которые входили в него: 
Д. Васильев, Е. Григорьев, А. Солдатов и Маркин. Но кто из них 10-го марта находился в ЦКБ и поделился ли кто-нибудь своими воспоминаниями об этом, пока неизвестно.


* * *

Когда в первой половине дня 10-го марта Анна Дмитриевна появилась в палате мужа, Константин Устинович был в сознании и “ей позволяли поговорить с ним”.
Вот как этот эпизод описывал с ее слов В. Легостаев: “Лицо и руки мужа были опутаны многочисленными проводами и трубками, они проникали в ноздри, краешки рта, ушные раковины. Пульсировали экраны мониторов. В волнении она приблизилась к нему, спросила:  “Костя, что с тобой? Тебе совсем плохо? Совсем тяжело?” Из путаницы проводов и трубок он с трудом выдохнул: “Да”. Она сказала: “Ты борись. Ты сопротивляйся”. Задыхаясь и клокоча грудью, он снова отозвался: “Да”. Подошли врачи и попросили ее уйти, потому что начинается консилиум”.
После этого Анну Дмитриевну “вывели в коридор”. “Пообещали позвать, как обычно к чаю, - писал В. Легостаев, - но позвали раньше”.
Когда Анна Дмитриевна вышла от мужа, она “заметила в соседней комнате лечащего врача Зинаиду Васильевну, обменялись несколькими фразами ни о чем. Потом Зинаида Васильевна ушла в палату. Через некоторое время вышла, подошла близко, сказала: “Анна Дмитриевна, Константин Устинович оставил нас”.
Очередной врачебный консилиум продолжался недолго.
Получается, что Анну Дмитриевну специально пригласили в больницу, чтобы она смогла проститься с мужем. В связи с этим напрашивается предположение, что консилиум

146

принял решение прекратить борьбу за жизнь Генерального секретаря и отключить систему поддержания его жизнеобеспечения.
Таким образом, из воспоминаний Анны Дмитриевны явствует, что муж ее умер не в “три часа, как позже будет объявлено Чазовым на Политбюро, а “в полдень”.
В “медицинском заключении” сказано: “Черненко К.У., 1911-го года рождения, длительное время страдал эмфиземой легких, осложнившейся легочно-сердечной недостаточностью. Тяжесть состояния усугублялась сопутствующим хроническим гепатитом с переходом в цирроз. Несмотря на проводимую терапию, нарастали гипоксические и дистрофические изменения в органах и тканях. 10-го марта 1985-го года в 19 часов 20 минут при явлениях нарастающей печеночной и легочно-сердечной недостаточности произошла остановка сердца”.
Итак, если из воспоминания А.Д. Черненко вытекает, что ее муж умер днем, то, согласно медицинскому заключению, это произошло вечером. Чему же верить: официальному документу или воспоминаниям?
Ответ на этот вопрос имеет немаловажное значение. Если К.У. Черненко умер днем, тогда получается, что Е.И. Чазов задержал информацию об этом факте на несколько часов, давая тем самым кому-то возможность использовать в борьбе за власть такой важный фактор, как фактор времени.


* * *

Нас пытаются уверить, что никакой борьбы на вершине власти не было и другой кандидатуры на пост генсека, кроме кандидатуры М.С. Горбачева, не существовало. В доказательство этого в 1993-ем году была опубликована “рабочая записка” заседания Политбюро ЦК КПСС от 11-го марта 1985-го года, из которой явствует, что 
М.С. Горбачев был рекомендован пленуму ЦК КПСС на пост генсека сразу и единогласно.
Однако уже при публикации названного документа было обращено внимание на следующее противоречие. С одной стороны, Политбюро приняло решение созвать внеочередной пленум ЦК КПСС 11-го марта в 17:00 и “до начала пленума  рассмотреть все подготовительные организационные вопросы”. С другой стороны, если верить опубликованному документу, на этом же заседании М.С. Горбачев заявил, “что пленум откроется через 30 минут”. Но можно ли было принимать решение о созыве пленума за 30 минут до его открытия”/
Уже одно это наводит на мысль, что решение о созыве пленума и выступление М.С. Горбачева имело место на разных заседаниях Политбюро. А, следовательно, опубликованная в 1993-ем году “рабочая записка” заседания Политбюро 11-го марта
1985-го года была сфальсифицирована. Но зачем фальсифицировать документы, если все обстояло благополучно?
Кто объединил две рабочие записки двух разных заседаний Политбюро и таким образом обнародовал сфальсифицированный документ, еще предстоит выяснить. В это
время протоколы заседаний Политбюро вел А.И. Лукьянов, занимавший пост первого

147

заместителя заведующего Общим отделом ЦК КПСС.
20-го октября 2009-го года Анатолий Иванович подтвердил, что он присутствовал и на вечернем заседании Политбюро 11-го марта и на дневном заседании 11-го марта, и на обоих заседаниях вел “рабочую записку”.
Поскольку сфальсифицированный характер “рабочей записки” заседания Политбюро от 11-го марта 1985-го года виден невооруженным взглядом, через 10 лет на страницах того же самого журнала этот же документ был опубликован снова с подзаголовком “из рабочей записки”. Сопоставление двух публикаций показывает, что в последней из них отсутствует запись выступления Е.И. Чазова с информацией о смерти К.У. Черненко, решение о созыве пленума и решение  обнародовать сообщение о смерти К.У. Черненко 11-го марта по радио и телевидению и 12-го марта в печати.
Это дает основание утверждать, что публикацией 1993-го года была сделана попытка скрыть тот факт, что между смертью К.У. Черненко и открытием пленума ЦК КПСС Политбюро собиралось дважды. Такого не было ни после смерти Сталина, ни после смерти Брежнева, ни после смерти Андропова. Но зачем нужно было созывать Политбюро дважды, если среди его членов существовало полное единодушие, и альтернативы 
М.С. Горбачеву не было?
Чтобы понять это, обратимся к событиям тех двух дней.
“10-го марта, - вспоминает Горбачев, - я приехал с работы... Буквально через несколько минут – звонок академика Чазова: скончался Константин Устинович Черненко”.
Михаил Сергеевич не пишет, когда именно раздался звонок Е.И. Чазова, но косвенно указание на это находим в воспоминаниях самого Чазова. “Помню, - пишет он, - что уже темнело, когда я позвонил Горбачеву на дачу”. “По разговору понял, что у него уже продуман весь план прихода к власти”.
О том, что этот звонок действительно не застал Михаила Сергеевича врасплох, свидетельствует его реакция: “Я сейчас буду собирать Политбюро и Секретариат, а ты к 10 часам подъезжай в Кремль”.
Если верить М.С. Горбачеву, первым, кого он поставил в известность о произошедшем, был А.А. Громыко. “Сразу после звонка, - пишет М.С. Горбачев, - я связался с Громыко, Тихоновым, Боголюбовым”. “Я, - отмечает Горбачев, имея в виду Громыко, - его нашел в Шереметьево”.
Михаил Сергеевич не только согласовал с ним вопрос о немедленном созыве экстренного заседания Политбюро, но и договорился о встрече “минут на 20 раньше назначенного времени”. После он позвонил премьер-министру Н.А. Тихонову и лишь затем заведующему Общим отделом ЦК КПСС К.М. Боголюбову, который должен был оповестить всех остальных членов Политбюро, кандидатов в члены Политбюро и секретарей ЦК КПСС и пригласить их на срочно созываемое заседание.
Между тем, был еще один человек, которому не мог не позвонить Михаил Сергеевич. И умолчание о нем показательно. Это председатель КГБ. Причем если 
вытекающие из воспоминаний А.Д. Черненко (жены генсека) предположение о том, что ее муж умер не в 19:20, а на несколько часов раньше, соответствуют достоверности, 
В.М. Чебриков должен был получить эту информацию гораздо раньше, чем А.А. Громыко

148

и Н.А. Тихонов.
В связи с этим требует выяснения, когда, где и от кого В.М. Чебриков узнал о смерти генсека? Когда и какие распоряжения им были отданы после этого?
К началу марта 1985-го года в Политбюро ЦК КПСС входили десять человек:
Г.А. Алиев, В.И. Воротников, М.С. Горбачев, В.В. Гришин, А.А. Громыко, Д.А. Кунаев, Г.В. Романов, М.С. Соломенцев, Н.А. Тихонов, В.В. Щербицкий. Кандидатами в члены Политбюро были: П.Н. Демичев, В.И. Долгих, В.В. Кузнецов, Б.Н. Пономарев, 
В.М. Чебриков, Э.А. Шеварднадзе. Кроме того, в руководство партии входили секретари ЦК КПСС: М.В. Зимянин, И.В. Капитонов, Е.К. Лигачев, К.В. Русаков, Н.И. Рыжков.
По свидетельству В.И. Долгих на заседаниях Политбюро и члены Политбюро, и кандидаты в члены Политбюро, и секретари ЦК КПСС имели одинаковые права. Однако еще при Л.И. Брежневе сложилась традиция, в соответствии с которой перед началом заседания члены Политбюро собирались в кабинете Генерального секретаря, и там предварительно обговаривали наиболее важные вопросы. Поэтому в зале заседаний они уже появлялись с принятыми ими решениями.
Этот факт подтверждает и А.И. Лукьянов. По его словам, на заседаниях Политбюро никогда не было голосования. Происходил лишь обмен мыслями, после чего ведущий заседание подводил итог.
Каким же был раскол сил среди членов Политбюро в марте 1985-го года по вопросу о преемнике К.У. Черненко?
Выступив против того, чтобы М.С. Горбачев вел заседание Секретариата, 
В.В. Гришин, Г.В. Романов и Н.А. Тихонов открыто продемонстрировали свое негативное отношение к нему.
“Кунаев и Щербицкий, - отмечал позднее Г.В. Романов, - как мне кажется, тоже не были сторонниками Михаила Сергеевича”.
Следовательно, в руководстве партии по вопросу о новом генсеке не было того монолитного единства, в существовании которого нас пытались и пытаются утвердить.
Это означает, что даже переход А.А. Громыко на сторону М.С. Горбачева не давал ему в Политбюро необходимого большинства. Чтобы обеспечить его, требовалось или перетянуть кого-то из названной пятерки на свою сторону, или же, хотя бы на время, вывести из игры. И нужно же было так случиться, что вечером 10-го 4 из 10 членов Политбюро оказались за пределами Москвы: В.И. Воротников вел переговоры в Югославии, Д.А. Кунаев был у себя в Алма-Ате, Г.В. Романов отдыхал в Литве (Паланга), В.В. Щербицкий возглавлял делегацию Верховного Совета в США.
Казалось бы, в таких условиях заседание Политбюро следовало назначить на следующий день. Однако М.С. Горбачев и В.М. Чебриков, по всей видимости, с одобрения А.А. Громыко решили форсировать события. И можно догадаться почему. Из 6 членов Политбюро, которые были в Москве в тот вечер, М.С. Горбачев мог рассчитывать на поддержку троих: Г.А. Алиева, А.А. Громыко и М.С. Соломенцева.
Когда М.С. Горбачев приехал в Кремль, А.А. Громыко был уже там.
“За полчаса до начала заседания, - пишет Михаил Сергеевич, - я встретился с
Андреем Андреевичем Громыко...  Состоялась наша короткая, но очень важная беседа. Я сказал, что он не хуже меня знает ситуацию в стране и вокруг нее – за рубежом. Многие

149

проблемы уже давно требуют решения, а общество ждет перемен. Эти перемены будут трудными. Но откладывать дальше их нельзя. Надо решаться. Я пригласил Громыко к соединению усилий в этот ответственный момент. Ответ был совершенно определенным: он сказал, что полностью разделяет моли оценки и согласен действовать вместе”.
“Когда Черненко умер, мы с Ириной Михайловной были в Барвихе, - имея в виду свою жену, рассказывал позднее В.В. Гришин. - После звонка Боголюбова немедленно отправился в Кремль”. “Там уже был Михаил Сергеевич. Он явился первым. Мы поздоровались, Горбачев говорит: “Надо, Виктор Васильевич, комиссию по похоронам организовать. Может быть, вы возьметесь за это дело?”
Это была явная провокация. Гришин не хуже Горбачева знал, кто из членов Политбюро мог поддержать его в тот вечер, поэтому на провокацию не поддался.
“Я, - рассказывал Гришин, - очень удивился, говорил: “Михаил Сергеевич, всегда было так, что комиссию по похоронам умершего генсека возглавляет тот, кто замещал его во время болезни. Это секретарь ЦК, но никак не горкома. И не просто секретарь, а тот, кто был его ближайшим соратником: Этот человек – вы!”
”Воскресным вечером 10-го марта 1985-го года, - вспоминает Лигачев, - я находился на загородной даче в Горках-10. Именно там и разыскал меня заведующий Отделом ЦК Боголюбов: “Скончался Константин Устинович. Членам и кандидатам в члены Политбюро, секретарям ЦК сегодня же нужно собраться в Кремле. Приезжайте...”
“Примерно минут через 30, - читаем в воспоминаниях Лигачева, - я уже входил в зал заседаний Политбюро. Здесь собрались Б.Н. Пономарев, В.И. Долгих, И.В. Капитонов, П.Н. Демичев, министр обороны С.Л. Соколов, другие кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК”.
Н.И. Рыжков пишет, что ему сообщили о смерти К.У. Черненко между 19:20 и 21:00. “Когда я заявился в предбанник перед залом заседания Политбюро, там уже толкались взволнованные секретари”.
“Вскоре, - пишет Лигачев, - из Ореховой комнаты вышли члены Политбюро, заняли свои места, и тут сразу же воочию обнаружилась вся сложность и запутанность ситуации. Горбачев, который последние месяцы проводил заседания Политбюро, хотя и сел за стол председательствующего, однако не по центру, а как-то сбоку”.
Иначе запомнился этот эпизод Н.И. Рыжкову.
“Первым из Ореховой комнаты стремительно вышел Горбачев. Он и занял место председателя и начал заседание. На часах значилось около 22:00”.
Присутствовавшему на этом заседании Е.И. Чазову запомнились “озадаченные, поникшие лица большинства участников заседания и уверенность в себе М. Горбачева, восседавшего во главе стола”. “Открыв заседание, - вспоминает Горбачев, - я сообщил о случившемся. Встали. Помолчали. Заслушали приглашенного на заседание Чазова, он кратко изложил историю болезни и обстоятельства смерти Черненко”.
“Я, - пишет далее Горбачев, - сказал, что надо готовить документы, собирать
Пленум ЦК КПСС. На том и порешили. Лигачеву, Богомолову, Соколову дали поручение обеспечить своевременное прибытие членов ЦК в Москву с привлечением Министерства
путей сообщения и воздушного флота. Назначили Пленум на 17 часов следующего дня”.
Е.К. Лигачев уточняет, что предложение созвать Пленум уже на следующий день,

150

хотя и было одобрено, но не без возражений. Кто попытался возражать, он не указывает. Вероятнее всего, это были В.В. Гришин и Н.А. Тихонов. Видимо, эти возражения имел в виду В.А. Печенев, когда писал об “одной перебранке”, имевшей место на заседании Политбюро вечером 10-го марта
“Довольно быстро составили комиссию по организации похорон Черненко, - пишет Н.И. Рыжков. – Оговорили место захоронения в земле за Мавзолеем, дату и время – в среду в 13:00, место прощания с покойным – Дом Союзов, естественно”. По свидетельству Михаила Сергеевича, в эту комиссию включили “всех членов Политбюро”.
“И тут, - отмечает Лигачев, - произошла заминка. Когда Горбачев предложил избрать председателя комиссии, в зале Политбюро повисла тишина. Сейчас мне трудно припомнить, сколько времени длилась эта пауза, но мне она показалась бесконечной”. “Тяжелая долгая пауза, возникшая после слов Горбачева, подтверждала худшие опасения... Вопрос о генсеке отнюдь не предрешен... В результате обмена мнениями относительно председателя похоронной комиссии он приобрел какой-то размытый характер, и сам собою сошел на нет”.
Кто участвовал в этом обмене мнений, и какие предположения были сделаны,   
Е.К. Лигачев умалчивает.
“Когда встал вопрос о председателе, - пишет Горбачев, - вышла небольшая заминка. Тут надо сказать, что председателем по организации похорон умершего генсека, как правило, назначался будущий генсек. И Гришин вдруг говорит: “А почему медлим с председателем? Все ясно, Михаила Сергеевича!” О том, что на этом заседании Политбюро первым назвал фамилию М.С. Горбачева В.В. Гришин, пишет помощник М.С. Горбачева А.С. Черняев.
Отметив этот факт, Горбачев далее пишет: “Я предложил не торопиться, назначить Пленум на 17 часов следующего дня, а Политбюро на 14. У всех будет время – ночь и полдня – все обдумать и взвесить. Определимся на Политбюро и пойдем с этим на Пленум. Так и решили”.
Таким образом, если исходить из воспоминаний М.С. Горбачева, вечером 10-го марта вопрос о кандидатуре генсека не рассматривался, а вопрос о председателе похоронной комиссии, хотя и был поднят, но его решение по предложению Горбачева перенесли на следующий день. Однако Лигачев утверждает, что этот вопрос 10-го марта рассматривался.
“Довольно быстро, - пишет Н.И. Рыжков, - составили комиссию по организации похорон Черненко. Возглавил ее Горбачев, возражений не последовало”. Кто же прав? Ответ на этот вопрос даст протокол следующего заседания Политбюро, состоявшегося
11-го марта. Из него явствует, что на этом заседании вопрос о председателе похоронной комиссии не рассматривался. Значит, уже был решен накануне.
И действительно, выступая на заседании Политбюро 11-го марта по поводу кандидатуры нового генсека, В.В. Гришин сказал: “Мы вчера вечером, когда узнали о
смерти К.У. Черненко, в какой-то мере предрешили этот вопрос, договорившись утвердить Михаила Сергеевича председателем комиссии по похоронам”.
Факт избрания М.С. Горбачева пре6дседателем похоронной комиссии вечером
10-го марта подтвердили В.И. Долгих и А.И. Лукьянов. О  том, что вопрос о председателе

151

комиссии по организации похорон был решен вечером 10-го, свидетельствует и дневник В.И. Воротникова, из которого явствует, что на следующий день в 11:00 (то есть за 4 часа до нового заседания Политбюро) похоронная комиссия под председательством 
М.С. Горбачева уже собралась на свое первое заседание. Но если вопрос о председателе похоронной комиссии вечером 10-го марта был решен, что же вызвало разногласия, из-за которых пришлось созывать Политбюро вторично? Ответ очевиден – вопрос о кандидатуре будущего Генерального секретаря.
Со слов М.С. Горбачева, В.В. Болдин утверждал, что “вечером 10-го марта 
В.В. Гришин предложил Михаила Сергеевича на пост генсека, но предложение Гришина повисло в воздухе. Его никто не поддержал”. Возникла “заминка”. Тогда М.С. Горбачев и заявил: “Давайте решим вопрос завтра”.
Следовательно, буквально через три часа после смерти Черненко была сделана не только попытка утвердить М.С. Горбачева председателем похоронной комиссии, но и рекомендовать на должность Генерального секретаря.
Таким образом, первый раунд борьбы за кресло генсека М.С. Горбачев выиграл лишь частично. О том, что избрание М.С. Горбачева происходило непросто, он сам признал на встрече с первыми секретарями накануне 28-го съезда.
С целью сокрытия этого факта и была предпринята публикация сфальсифицированной “рабочей записи” заседания Политбюро ЦК КПСС 11-го марта 1985-го года на страницах журнала “Источник” в 1993-ем году.


* * *

“Заседание 10-го марта, - вспоминает Лигачев, - закончилось примерно часов в 11 вечера и все разъехались. Из высшего эшелона руководства в Кремле остались только Горбачев, я и тогдашний председатель КГБ Чебриков”.
“Затем, - как пишет М.С. Горбачев, - стали съезжаться вызванные работники аппарата ЦК. Создали группы для подготовки документов”. Одним из экстренно вызванных в тот вечер в Кремль был В.А. Печенев. “Вскоре после 10 вечера, - вспоминает он, - когда я уже спал, меня разбудила встревоженная жена... звонил Е. И. Калгин... Меня немедленно вызывали в Кремль”.
Около 23:00 В.А. Печенев был уже в Кремле в “предбаннике” зала заседаний Политбюро. Здесь ему и заместителю Е.К. Лигачева Е.З. Разумову дали задание – подготовить к 9:00 утра некролог. В эту же группу был включен А.И. Вольский.
По воспоминаниям В.В. Прибыткова, “дежурный из приемной Генерального секретаря ЦК КПСС” Е.И. Калгин позвонил ему “около 11 часов вечера”. Около полуночи В.В. Прибытков был в “зале приемной”. “Несмотря на поздний час, - можно прочитать в мемуарах В.В. Прибыткова, - в зале много народу. Одного взгляда достаточно: собрались
те самые люди, которые в последние 2-3 года, по горькой иронии судьбы, набили руки на посмертно-торжественном ритуале. Все хорошо мне знакомы. Других здесь и не должно
быть. Дежурный провожает меня в зал, это зал заседания для Политбюро ЦК... За столом сидят двое... Горбачев и Лигачев”.
152

Здесь В.В. Прибытков получает задание – “вместе с группой товарищей составить текст завтрашнего обращения к советскому народу”. Пользуясь случаем, он попытался заглянуть в кабинет К.У. Черненко. Но туда его уже не пустили.
В тот вечер была создана еще одна рабочая группа, которая должна была подготовить “доклад нового Генсека на Пленуме ЦК КПСС”.
“Доклад, - пишет В.А. Печенев, - писали, если я не ошибаюсь 4 человека: 
А.И. Лукьянов, В. Медведев, В. Загладин и А. Александров-Агентов”. “Загладин, Александров, Лукьянов, Медведев, - пишет А.С. Черняев, - были подняты ночью с постели, вызваны в Кремль, где им Горбачев поручил подготовить к утру речь “для того, кто будет избран Генеральным секретарем”.
Касаясь этого эпизода, К.Н. Брутенец отмечает: “Вряд ли Горбачев мог озаботиться этим для кого-то другого”. Вспоминая о подготовке этого документа, В.А. Печенев уточнил: “Все мы уже знали, кто будет выступать с этим докладом: М. Горбачев”.
“Когда мы с А. Вольским получили свое задание, - пишет В.А. Печенев, - Аркадий Иванович, заглядывая в светлые печальные глаза Горбачева, доверительно спросил его: “Михаил Сергеевич, а доклад на Пленуме вы будете делать?” “Аркадий, не выпендривайся” – дипломатично ответил Горбачев”.
О том, что Михаил Сергеевич готовил доклад для себя, он свидетельствует сам. Отметив, что после заседания Политбюро встретился с В.И. Болдиным, В.А. Медведевым и А.Н. Яковлевым, он пишет: “С Медведевым, Яковлевым и Болдиным договорились о концепции моего выступления на Пленуме. Посыл был такой: сразу заявить обществу и всему миру наши позиции”.
Следовательно, несмотря на неудавшуюся вечером 10-го марта попытку решить вопрос о наследстве К.У. Черненко, Михаил Сергеевич не сомневался, что он будет избран Генеральным секретарем.
“Примерно до 3-х или 4-х часов утра, - пишет Лигачев, - мы очень интенсивно работали – прямо в зале Политбюро”.
В чем именно заключалась эта “работа”, историкам еще предстоит выяснить. Но уже сейчас можно утверждать, что, прежде всего, она была связана с оповещением тех четырех членов Политбюро, которых вечером 10-го марта не было в Москве.
Теперь многое зависело, придут ли на следующее заседание Политбюро 
В.И. Воротников, Д.А. Кунаев, Г.В. Романов и В.В. Щербицкий и какую они займут позицию.
Как видно из дневника В.И. Воротникова, первым в известность о произошедшем поставили его. Ему сообщили о необходимости немедленно вернуться в Москву, то есть около 20:40 по московскому.
Когда был поставлен в известность о необходимости срочного возвращения в Москву В.В. Щербицкий, мы не знаем. Единственно, что явствует из воспоминаний его помощника В.К. Врублевского, это произошло утром 10-го марта. Утром – значит не
позднее 12 часов.
Как же В.В. Щербицкий мог получить вызов в Москву утром, если К.У. Черненко умер вечером. Причина этого заключается в разнице времени у нас и за океаном.
Чтобы на этот счет иметь более точное представление, необходимо учесть, что

153

делегация Верховного Совета СССР вылетела в США 3-го марта. В тот же день она прибыла в Вашингтон и находилась там до 9-го марта, после чего “отправилась в поездку по стране”. Сначала в Техас, затем Калифорнию (Сан-Франциско). С 4-го по 10-ое марта “Известия” ежедневно информировали читателей об этом визите: 11-го и 12-го информация о нем исчезла со страниц газеты.
В Сан-Франциско делегация прибыла 10-го марта, по одним данным, утром, по другим данным – вечером. “Весть о смерти К.У. Черненко – вспоминал Г.А. Арбатов, - застала меня в США, в Сан-Франциско, куда мы только утром прибыли с парламентской делегацией во главе с В.В. Щербицким”. А вот воспоминания Б.И. Стукалина: “Мы вылетели на военных самолетах в Сан-Франциско” и “прибыли туда вечером 10-го марта”.
Очевидно, что Г.А. Арбатов указывал местное, а Б.И. Стукалин московское время. Разница во времени между Москвой и Вашингтоном 8 часов, между Вашингтоном и Сан-Франциско – 3 часа. Когда врачи констатировали смерть К.У. Черненко, в Москве было 19:20, в Вашингтоне 11:20, в Сан-Франциско 8:20.
Следовательно, если В.В. Щербицкий получил в Сан-Франциско предложение срочно вернуться домой утром 10-го марта, то есть до 12:00 по местному времени, то это было не позднее 23:00 по московскому времени.
Из четырех отсутствовавших в тот вечер в Москве членов Политбюро, единственным, кто мог успеть в Кремль к 22:00, был Г.В. Романов. От Паланги, где он отдыхал, не более получаса до Клайпеды, от Клайпеды на самолете около часа до Внуково, от Внуково до Кремля полчаса. Итого, два часа.
Однако на вечернем заседании Политбюро 10-го марта Григория Васильевича не было. “Я, - вспоминает он, - узнал о смерти генсека только в 23 часа, когда мне позвонил заведующий Общим отделом ЦК К.М. Боголюбов. На мой вопрос, почему не позвонили раньше, он отвечал: мне не сказали”.
Получив информацию о смерти К.У. Черненко, Г.В. Романов хотел сразу полететь в Москву. Однако здесь произошел еще один “сбой” Романов не смог вылететь из Клайпеды. Ему пришлось автомобилем добираться до Вильнюса (на дорогу было затрачено 3 часа) и оттуда лететь в Москву.
Упоминая о вечернем заседании Политбюро 10-го марта, Д. Кунаев писал: “На это заседание не были приглашены ни Щербицкий, ни Романов, и с запозданием был приглашен я, находившийся в 4 часах лета от Москвы”.
В отличие от Г.В. Романова Д.А. Кунаев не мог добраться до Москвы к 22:00 даже в том случае, если бы его своевременно вызвали в Москву. Но главное в другом. Чем позже Г.В. Романов, Д.А. Кунаев, В.В. Щербицкий могли добраться до Москвы, тем меньше возможности было у них встретиться или переговорить друг с другом по правительственной связи, обменяться мнениями с В.В. Гришиным, Н.А. Тихоновым, другими членами Политбюро и тем самым вмешаться в ход событий.
Одновременно с этим оставшаяся в Кремле троица (М.С. Горбачев, Е.К. Лигачев и
В.М. Чебриков) мобилизовали собственную армию.
Поскольку на заседании 10-го марта Политбюро не решило вопрос о преемнике Черненко, вспоминал В.И. Болдин, пришлось “ночь и до обеда следующего дня вести
активную работу по вербовке сторонников Горбачева”

154

“С того памятного вечера, - читаем мы в воспоминаниях В.И. Болдина далее, - когда пришло известие о смерти Черненко, в руководстве партии наступила пора больших политических игр, маневров и компромиссов. Вряд ли какое-нибудь другое назначение на пост генсека так прорабатывалось, обсуждалось и организационно обеспечивалось”.
Чем именно он занимался в ту ночь, Егор Кузьмич в своих мемуарах умалчивает. Однако эта тайна раскрывается. Оказывается, “он (Лигачев) обзванивал ночью перед пленумом секретарей обкомов и, судя по всему, обзванивал их в пользу М.С. Горбачева”.
А о том, что такая работа была нужна, свидетельствуют воспоминания 
В.И. Болдина. “У меня, – отмечал он в одном интервью, - были доверительные отношения с секретарями обкомов, и они говорили откровенно, что знают о Горбачеве мало, а то, что знают, так не приведи Господи. Но все-таки было понимание и того, что нельзя избирать генсеком четвертого старика подряд”.
“За Горбачева был аппарат ЦК, - подчеркивал В.И. Болдин. – И значит, на места первой поступила информация в нужном Горбачеву ключе. Тут ведь действует какое правило? Кто первый вложил в нужное ухо информацию, тот и прав”.
В.И. Болдин обращал внимание еще на один важный вопрос: “Шифровальный аппарат был только у ЦК”. Это было не совсем так. Шифровальный аппарат имел и КГБ СССР, и Министерство обороны, но его не было у московского горкома партии, то есть у В.В. Гришина.
“10-го марта 1985-го года, - вспоминал маршал С.А. Ахромеев, - я прибыл с работы около 23 часов... Примерно в полночь по закрытой связи мне позвонил председатель КГБ В.М. Чебриков. Оговорившись, что не сумел связаться с министром обороны 
C.В. Соколовым, он сказал: “Скончался Константин Устинович... Только что закончилось заседание Политбюро ЦК КПСС. Необходимые решения о Генеральном секретаре нами приняты. На 11-ое марта назначен Пленум ЦК КПСС. Доложи министру обороны... положение в стране не такое, чтобы стать генсеком представителю старшего поколения”.
Очень странно, что председатель КГБ СССР позвонил не министру обороны, а начальнику Генерального штаба. Тем более что Г.Ф. Ахромеев сразу же “нашел” 
С.Л. Соколова “по телефону”. Это навевает на мысль, что министр обороны не принадлежал к сторонникам М.С. Горбачева.
Удивляет и заявление В.М. Чебрикова о принятых решениях по поводу нового генсека, хотя на самом деле этот вопрос, как мы видели, решить с ходу не удалось.
Из этого явствует, что в ночь с 10-го на 11-ое марта руководитель КГБ предпринимал последние усилия, направленные на то, чтобы обеспечить приход к власти М.С. Горбачеву.
Поскольку Е.К. Лигачев называет среди лиц, участвовавших в подготовке к избранию М.С. Горбачева, В.И. Долгих, то во время встречи с Владимиром Ивановичем 24-го июля 2009-го года, Лигачев специально обратился к нему с просьбой поделиться воспоминаниями о событиях 10-11-го марта 1985-го года.
В.И. Долгих сказал, что о смерти К.У. Черненко ему на дачу сообщил 
К.М. Боголюбов, что после этого он сразу же отправился в Кремль, а после заседания Политбюро вернулся домой. И ни вечером 10-го, ни в ночь с 10-го на 11-ое, ни утром
11-го ни с кем никаких разговоров о кандидатуре будущего генсека не вел.

155

Однако это свидетельство вызывает сомнение.
Бывший помощник К.У. Черненко В. Печенев пишет, что “через пару часов после смерти Черненко круг престарелых генсеков нашего правящего арсенала” готов был “разыграть гришинскую карту”. “Кстати говоря, - вспоминает Егор Кузьмич, - в то время нередко проскальзывали разговоры о каком-то “завещании” Черненко – якобы в пользу Гришина. Как выяснилось позже, никакого “завещания” не было. Если верить 
А.К. Яковлеву, несмотря на это, “ближайшее окружение умершего Черненко уже готовило речи и политическую программу для другого человека – Виктора Гришина”.
Из выступлений М.С. Горбачева на XIX конференции явствует, что после смерти К.У. Черненко на случай провала кандидатуры Михаила Сергеевича им и его окружению была подготовлена альтернативная кандидатура, о которой не знал даже Н.И. Рыжков.
По свидетельству В.А. Крючкова незадолго до своей смерти А.А. Громыко сделал ему следующее признание: “В 1985-ом году после смерти Черненко товарищи предлагали мне сосредоточиться на работе в партии и дать согласие занять пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Я отказался, полагая, что чисто партийная должность не для меня”.
Это значит, что противники А.А. Горбачева в ту ночь тоже не спали.
Кто именно предлагал А.А. Громыко возглавить руководство партии, он не указал. Однако не трудно догадаться, что из пяти находившихся, кроме него, в это время в Москве членов Политбюро, это могли быть Н.А. Тихонов или В.В. Гришин. Если бы возникла альтернатива (А.А. Громыко или М.С. Горбачев), Д.А. Кунаев и Г.В. Романов, несомненно, поддержали бы А.А. Громыко.
Однако Андрей Андреевич не принял сделанного предложения. “Я отказался, полагая, что чисто партийная деятельность не для меня. Может быть, это было моей ошибкой”. Что повлияло на такой шаг старейшего и влиятельнейшего члена Политбюро, мы не знаем. Вероятно, от такого шага его удержал В.М. Чебриков.
“Когда мы с Горбачевым и Чебриковым, - пишет Лигачев, - наконец, спустились вниз, чтобы ехать домой, и вышли на высокое крыльцо здания правительства, над кремлевскими башнями уже слегка брезжил рассвет”.
Как пишет Егор Кузьмич, “хотя под утро 11-го марта он, М.С. Горбачев и 
В.М. Чебриков и распрощались, разъехались по домам, договорились, что в 8 часов утра уже будем на рабочих местах”. “На следующий день после смерти К. Черненко, - вспоминает Чазов, - не успел я собраться на работу, как раздался телефонный звонок. К моему удивлению, в этот ранний час из машины звонил М.С. Горбачев. Он начал с того, что поблагодарил меня за все, что я искренне и бескорыстно делал для него за годы дружбы, и особенно в последнее время. Помолчав, добавил, что уверен, как бы ни менялось наше положение, мы в будущем останемся верными друзьями”.
Чтобы оценить значение этого звонка, необходимо учесть, что М.С. Горбачев был довольно безразличен к тем, кто его окружал и проявлял любезность только к тем, от кого зависел. По утверждению Е.И. Чазова, А.А. Громыко называл его “чиновником с ледяным
сердцем”.
В.М. Суходоев вспоминал, например, что “переводчики, которые работали с 
М.С. Горбачевым, были для него своеобразной частью обстановки, как столы, стулья,
карандаши”. “За период деятельности Горбачева на высшем уровне, - отмечал он, - вряд

156

ли кто из его окружения слышал от него слово “спасибо”.
Эту особенность М.С. Горбачева отмечал и кремлевский фотограф В.Г. Мусаэльян: “От Михаила Горбачева вообще никогда “спасибо” не слышал”.
А вот утверждение Н. Биккенина: “Что меня поражало в Михаиле Сергеевиче, так это его безразличие к людям, которые были к нему дружественны, лояльны, если хотите, преданны, и потому, как видимо, считал, во внимании не нуждались”.
Следовательно, если рано утром 11-го марта 1985-го года Михаил Сергеевич счел необходимым позвонить Е.И. Чазову, значит, не столько потому, что испытывал к нему чувство благодарности, сколько потому что зависел от него. Но как он, без пяти минут генсек мог зависеть от главного кремлевского врача? И что такого он сделал для него, “особенно в последнее время”? Ответ напрашивается сам собой. Михаил Сергеевич знал, что к Е.И. Чазову могут обращаться с вопросами о том, как умер К.У. Черненко. И своим звонком он хотел предупредить его, чтобы он не говорил лишнего. Значит, у него были основания чего-то опасаться.
Не случайно, видимо, когда через 5 лет в марте 1990-го года, покидая пост министра здравоохранения СССР, Е.И. Чазов пришел к М.С. Горбачеву попрощаться, тот, упомянув о своих противниках, сказал: “Они распространяют слухи, что смерть Черненко была ускорена для того, чтобы я занял пост Генерального секретаря”.
В то раннее утро 11-го марта 1985-го года М.С. Горбачев не ограничился словами благодарности. “Я долго думал, - продолжал он, - что делать в связи с обращением моих товарищей по партии, которые считают, что я должен ее возглавить. Вопрос не простой, но после долгих раздумий я решил, что надо соглашаться. Надо выводить страну из кризиса. Сейчас еду, чтобы сообщить об этом решении”.
На чем была основана эта уверенность М.С. Горбачева, мы не знаем, так как борьба за пост генсека еще продолжалась. Об этом, в частности, свидетельствует дневник 
В.И. Воротникова.
Когда ему передали сообщение о необходимости немедленно вернуться в Москву, он находился в Черногории. “Мы, - отмечает В.М. Воротников в дневнике, - быстро завершили переговоры, подписали договор о сотрудничестве”. “Прямой закрытой связи из Титограда не было. Причину вызова мне не сообщили”. Между тем погода была нелетная. Шел снег. Несмотря на это, В.И. Воротников решил все-таки лететь. Первоначально он направился в Белград, надеясь там получить необходимую информацию или же связаться с Москвой по закрытой связи. Однако хотя вылететь из Титограда удалось, “Белград по метеоусловиям не принял”. Было принято решение лететь в Москву. В Киеве пришлось сделать посадку “для дозаправки”. “Было около трех часов ночи”.  Только там 
В.И. Воротников узнал о смерти К.У. Черненко. В Москву он вернулся в 5:40, в 8:00 позвонил К.М. Боголюбову, и тот сообщил ему не только о смерти К.У. Черненко, но и о том, что председателем похоронной комиссии назначен М.С. Горбачев.
Последний факт уже сам по себе говорит о многом. Однако на протяжении
полутора часов Виталий Иванович не спешил докладывать М.С. Горбачеву о своем возвращении. По всей видимости, он собирал дополнительную информацию и просчитывал сложившуюся ситуацию.
Когда в 9:40 В.И. Воротников позвонил Михаилу Сергеевичу, тот сразу же заявил:

157

“Официального обсуждения не было, но некоторые члены Политбюро (кто, не сказал) звонили и говорили о намерении возложить этот груз на меня. Как ты?” В.И. Воротников поддержал эту идею.
“Примерно между 9:00 и 10:00” Е.К. Лигачеву в ЦК позвонил А.А. Громыко и между ними произошел следующий диалог: “Егор Кузьмич, кого будем выбирать Генеральным секретарем?” “Думаю, надо избрать Горбачева!” “Я тоже думаю о Горбачеве... А как вы считаете, кто бы мог внести предложение, выдвинуть его кандидатуру?” “Было бы очень хорошо, Андрей Андреевич, если бы это сделали вы”. Так и порешили”.
Следует обратить внимание, что, оказавшись перед таким выбором и заключив соглашение с М.С. Горбачевым, А.А. Громыко до утра 11-го марта выжидал. Видимо, он продолжал размышлять. Ведь к началу нового заседания Политбюро в Москву могли прибыть четверо отсутствовавших накануне его членов, из которых, по крайней мере, двое (Д.А. Кунаев, Г.В. Романов) явно были на стороне В.В. Гришина. Исход голосования во многом зависел от позиции В.В. Щербицкого, который не относился к поклонникам М.С. Горбачева.
В таком случае даже голосование А.А. Громыко в пользу М.С. Горбачева не давало ему преобладания. Если его могли поддержать Г.А. Алиев, В.И. Воротников,
А.А. Громыко, М.С. Соломенцев, то В.В. Гришина – Д.А. Кунаев, Г.В. Романов, 
Н.А. Тихонов, В.В, Щербицкий.
Чтобы не допустить этого, необходимо было хотя бы одного из троих отсутствующих задержать в пути. А поскольку это невозможно было сделать с 
Д.А. Кунаевым и Г.В. Романовым, много зависело от того, успеет ли вернуться к началу заседания Политбюро В.В. Щербицкий.
Сопровождавший советскую делегацию в США обозреватель “Известий” 
С.Н. Кондрашов вспоминает, что, узнав о смерти К.У. Черненко, В.В. Щербицкий сразу же “поспешил в Москву”, чтобы принять участие в избрании нового генсека.
Если бы В.В. Щербицкому, как и В.И. Воротникову в течение полутора часов после смерти К.У. Черненко, то есть около 21:00 по московскому или же около 10:00 по калифорнийскому времени сообщили о необходимости немедленного возвращения домой, он мог тем же самолетом из Сан-Франциско вернуться в Нью-Йорк. По свидетельству Г.А. Арбатова, от Сан-Франциско до Нью-Йорка пять с половиной часов лета. Следовательно, уже 10-го марта в 15:30 по калифорнийскому, в 18:30 по вашингтонскому и 11-го марта в 2:30 по московскому времени советская делегация могла быть в Нью-Йорке, отсюда до Москвы 10 часов лета. Это значит, в 12:30 по московскому времени она могла быть во Внуково, а в 13:00 – в Кремле.
Когда около 9:30 А.А. Громыко позвонил, до первоначально назначенного времени заседания Политбюро оставалось 4:30, а делегации Верховного Совета в Нью-Йорке еще не было. Видимо, только получив информацию об этом, Андрей Андреевич и встал на
сторону М.С. Горбачева.
После его звонка Е.К. Лигачев сразу же сообщил о нем Михаилу Сергеевичу и тот дал команду действовать. “Я – пишет Лигачев, - пригласил своего заместителя 
Е.З. Разумова, помощника В.П. Шаркова и мы сообща быстро подготовили необходимые

158

данные о Горбачеве. Запечатав конверт, фельдсвязью сразу же отправил его на Смоленскую площадь в МИД. Было, вероятно, около 12:ти”.
Затем вплоть до открытия Пленума ЦК КПСС Е.К. Лигачев принимал первых секретарей и агитировал их за М.С. Горбачева. Имеется сведение, что этим же занимался и В.И. Воротников.
По свидетельству В.И. Болдина, “о предстоящих выборах Горбачева генсеком” говорили и открытым текстом”.
Это означает, что даже после заседания Политбюро Михаил Сергеевич не был до конца уверен в исходе голосования на пленуме.
И хотя сведения о смерти К.У. Черненко первоначально сохраняли в тайне, постепенно они распространились по аппарату ЦК КПСС. Поэтому когда в 9:45 
Б.Н. Пономарев собрал своих заместителей по Международному отделу, то “очень удивился, что все давно уже все знают”.
“На следующее утро, в понедельник, 11-го марта, - вспоминает С.Н. Земляной, который, как мы помним, занимался составлением первой биографии К.У. Черненко, - я отбыл с госдачи в Москву, на Старую площадь, чтобы передать помощникам генсека черновик машинописи заказанной ими биографии работодателя”.
И хотя на Старой площади все было как всегда, что-то уже начало изменяться. “Уже при заходе в 1-ый подъезд я почувствовал какую-то беспричинную собачью тревогу”.
“Поднявшись на лифте на 6-ой этаж, где располагались кабинеты помощников Генерального, я направился к первому из них. Открыв дверь, я увидел апокалипсическую картину. Нетрезвый и небритый помощник со следами бессонной ночи на лице. Гудящая  бумажная неразбериха. Распахнутые опустошенные сейфы. Я сразу все понял. “Когда?” “Вчера”.


* * *

М.С. Горбачев утверждает, что новое заседание Политбюро началось в 14:00. Из дневника В.И. Воротникова явствует, что она открылась в 15:00.
К тому времени расклад сил в Политбюро был ясен. Поэтому, встретив перед заседанием Михаила Сергеевича, В.И. Долгих поинтересовался, готова ли у него “тронная речь”. “Горбачев засмеялся и ответил, что он назначил людей написать речь для того, кто будет назначен, чтобы ее произнести”.
Если протокол заседания Политбюро 10-го марта 1985-го года нам неизвестен, то протокол 11-го марта 1985-го года сохранился и опубликован.
11-го марта 1985-го года на заседании Политбюро под председательством 
М.С. Горбачева ”присутствовали Г.А. Алиев, В.И. Воротников, В.В. Гришин, 
А.А. Громыко, Д.А. Кунаев, Г.В. Романов, М.С. Соломенцев, Н.А. Тихонов, П.Н. Демичев, 
В.М. Чебриков, Э.А. Шеварднадзе, М.В. Зимянин, И.В. Капитонов, Е.К. Лигачев, 
К.В. Русаков, Н.И. Рыжков”.

159

“В часы заседания Политбюро, на котором решалась проблема будущего руководства партии и страны, - вспоминает А.И. Яковлев, - Крючков пригласил меня в здание разведки. Он сослался на то, что в приемной Политбюро у него “свой” человек и мы, таким образом, будем в курсе всего происходящего”.
Обратите  внимание: в этот ответственный момент А.Н. Яковлев и В.А. Крючков были вместе и не где-нибудь, а в Ясенево, в резиденции ПГУ КГБ СССР. “Свой” человек В.А. Крючкова в приемной Политбюро – это уже упоминавшийся Е. Колун, который пришел в аппарат ЦК вместе с Ю.В. Андроповым из КГБ.


* * *

Много еще и сейчас гуляет всяких слухов по поводу заседания Политбюро и Пленума. Суть их сводилась к тому, что якобы разразилась настоящая схватка. Было предложено несколько кандидатур на пост генсека и Политбюро вышло на Пленум, так ни о чем и не договорившись.
Все это просто байки, досужие домыслы. Ничего этого не было. И об этом известно участникам событий, многие из которых в полном здравии и сейчас. Да, слухи  о преемнике в связи с резким ухудшением состояния здоровья Черненко обсуждались, кое-кто прицеливался, примерял свой шанс. Партийный аппарат ЦК в те дни только этим и был занят.
Были и те, кто не хотел Горбачева. Как-то незадолго до кончины генсека Чебриков, возглавлявший в то время КГБ, поделился содержанием его бесед с Тихоновым, пытавшимся убедить его в недопустимости Горбачевского избрания на пост Генерального секретаря. Чебрикова поразило, что Тихонов никого, кроме Горбачева, не упоминал.
- Неужели сам претендовал на это место? – подумал он.
В то же время Горбачевские недоброжелатели не могли не знать о настроении в обществе, о позиции первых секретарей, среди которых все больше созревала решимость не допустить, чтобы Политбюро вновь протащило на высший пост старого, больного или слабого человека.
Несколько групп первых секретарей обкомов посетили Горбачева. Призывали занять твердую позицию и взять на себя обязанности генсека. Одна из таких групп заявила, что у них сложилось организационное ядро, и они не намерены больше позволять Политбюро решать подобного рода вопросы без учета их мнения.
Не было Устинова, на поддержку которого можно было Горбачеву рассчитывать. Да и у Громыко по отношению к Горбачеву появились какие-то новые, ревнивые нотки, особенно после поездки Горбачева в Великобританию. Еще Андропов как бы в качестве дара своему другу и партнеру, чтобы как-то его ублажить, сделал Андрея Андреевича первым заместителем Председателя Совета Министров СССР. Тогда Громыко занял
кабинет в Кремле, сохраняя резиденцию на Смоленской площади. В окружении Андропова начали поговаривать о неуемном стремлении Андрея Андреевича к власти, его большом тщеславии. Интересно отметить, что при формировании внешнеполитических документов, заявлений четко просматривались две линии. Одна шла к Черненко от
160

международного ЦК через А.М. Александрова, другая через МИД. Первая содержала практические  предложения к переговорам, поискам соглашений, к либерализации и  улучшению отношений. Вторая была более жесткой, можно сказать, железобетонной. Громыко открыто оказывал давление на Черненко, на беседах с иностранными делегациями нередко перебивал или бесцеремонно поправлял его. Он явно монополизировал внешнеполитическую сферу.
Оказавшись де-факто у руководства Политбюро и Секретариата, Горбачев не допускал бесконтрольности за деятельностью МИД. Потом ему стало известно, что вдруг заработал механизм по налаживанию взаимоотношений между ним и Громыко. Включился в это дело сын Громыко, Анатолий, и Крючков. Обо всем Горбачеву рассказал А. Яковлев, бывший с Крючковым в близких отношениях. Громыко, реагируя на их соображения, вроде бы задумался и кое-что пересмотрел.
Но что касается заседания Политбюро 11-го марта – Горбачев ни с кем, даже с Лигачевым и Рыжковым, не посоветовался определенно о том, соглашаться ли ему на Генерального секретаря - ни “да”, ни “нет”. Ему надо было выяснить все до конца. Он ведь понимал, о чем будет речь, в каком положении находится страна, что надо делать с кадрами. И если не согласится, получит только, как говорят, 50 процентов или один голос, или что-то в этом роде, если избрание не будет отражением общего настроения, если будет не по силам решать вставшие проблемы. Если бы в Политбюро и в ЦК возникла дискуссия по этому вопросу, он бы снял свою кандидатуру, потому что для него уже было ясно, что надо “идти дальше”.
В 14 часов Горбачев занял место председательствующего – в последнее время это было его обычным местом.
Показательно, что, открыв заседание 11-го марта в 15:00, М.С. Горбачев снова предоставил слово Е.И. Чазову.
Но зачем? Ведь он уже информировал Секретариат, кандидатов в члены Политбюро и членов Политбюро о смерти К.У. Черненко вечером 10-го марта. Одно из двух: эта информация в каких-то важных деталях должна была отличаться от информации, прозвучавшей накануне, или же это делалось для того, чтобы составить протокол заседания Политбюро 11-го марта, скрыть таким образом факт предшествовавшего вечером заседания.
Однако М.С. Горбачев упустил из вида две вещи. Продублировать предшествующее заседание было невозможно, так как на нем принимались решения о созыве пленума ЦК КПСС, о создании комиссии по похоронам и обнародованию информации о смерти К.У. Черненко. Игнорирование этого и привело к тому, что фальсификация “рабочей записи” и заседания Политбюро 11-го марта, обнародованная в 1993-ем, году оказалась неудачной.
После выступления Е.И. Чазова Михаил Сергеевич поставил вопрос о необходимости избрания генсека. Вслед за этим сразу же поднялся А.А. Громыко и
предложил кандидатуру М.С. Горбачева. “Все произошло мгновенно, неожиданно, - вспоминает Е.К. Лигачев. – Я даже не помню, просил ли он слова или не просил”.
“После смерти Устинова, - вспоминает В.И. Болдин, - Громыко стал своеобразным старейшиной Политбюро. И его слово значило очень много. Важен был  и эффект

161

неожиданности. Еще пару дней назад Громыко в разговорах высказывался против Горбачева, а тут на тебе – за. Значит, он знает то, чего не знают другие. Блок противников Горбачева - Тихонов, Гришин, Громыко – распался.
Затем слово взял Н.В. Тихонов, за ним все остальные. Зазвучали гимны и оды новому генсеку. Но было бы наивно видеть в этих выступлениях проявление искренних чувств. По существу это была присяга на верность.
Сравнивая заседания Политбюро 11-го марта с заседанием 10-го марта, 
Е.К. Лигачев пишет: “Как все это не походило на предыдущее заседание, происходившее всего лишь накануне вечером”.
“Прямо скажу: если бы в Политбюро или ЦК, - утверждает М.С. Горбачев, - возникла дискуссия по этому вопросу, я снял бы свою кандидатуру, потому что для меня уже было ясно, что мы должны, выражаясь словами наших итальянских друзей, пойти дальше”.
Однако, выступая на этом заседании, Михаил Сергеевич, хотя и заявил, что партия должна продолжать движение вперед, но специально подчеркнул, что для этого “нам не нужно менять политику”.
“На заседании Политбюро, - пишет М.С. Горбачев, - не было Щербицкого. Он во главе парламентской делегации был в Америке, и вернулся уже к самому Пленуму”. Причем Арбатов, который был с ним в поездке, утверждал, что Щербицкий сразу принял решение возвращаться, и твердо сказал, что будет поддерживать Горбачева.
Однако, как явствует из воспоминаний Г.А. Арбатова, - на Пленум 
В.В. Щербицкий не успел, ничего в них не говорилось и о поддержке им М.С. Горбачева. В.К. Врублевский писал, что В.В. Щербицкий не видел альтернативы М.С. Горбачеву и на пленуме голосовал бы за него. Однако помощник К.У. Черненко В.А. Печенев утверждал: “насколько я знаю от человека, застрявшего в Америке вместе со Щарбицким, когда они все-таки вылетели в Москву, тот сказал, что генеральным будет Гришин”. Из этого 
В.А. Печенев делает вывод, что “какие-то договоренности среди старых членов Политбюро об избрании Гришина существовали”.
В связи с этим немаловажное значение имеет вопрос: почему В.В. Щербицкий не успел в Москву к началу Пленума?
Отвечая на этот вопрос, В.К. Врублевский писал, что прямого рейса Сан-Франциско – Москва не было. Поэтому первоначально требовалось добраться до Нью-Йорка. Сюда должен был прилететь советский “ИЛ” с Кубы. И уже на нем делегация могла вылететь в Москву. “Этим, - писал он, - и объясняется наша вынужденная задержка в Сан-Франциско”.  Делая такое заключение, В.К. Врублевский сопроводил его следующим примечанием: “Так ли происходило на самом деле или было решено попридержать Щербицкого за границей, от греха подальше, судить не берусь”.
От Кубы до Нью-Йорка немного ближе, чем от Сан-Франциско. Поэтому пока советская делегация добиралась из Сан-Франциско до Нью-Йорка, советский “ИЛ” с Кубы
уже мог ожидать ее в нью-йоркском аэропорту. Если же этого не произошло, значит, задержка была создана искусственно. По утверждению В.И. Болдина, “эту задержку” организовали ”ребята Чебрикова из КГБ”. Однако к ней были причастны не только “ребята Чебрикова”.

162


* * *

“Когда в воскресенье днем, - вспоминает, имея в виду 10-ое марта, Д, Мэтлок, - мы вернулись домой, то едва переступив порог, услышали телефонный звонок”. Звонил заместитель помощника государственного секретаря Марк Полир, который вел (дела), “связанные с Советским Союзом и Восточной Европой”. М. Полир поставил Д. Мэтлока в известность о том, что Щербицкий получил распоряжение немедленно вернуться в Москву и просит о содействии. Д. Мэтлок согласился содействовать предоставлением ему военного самолета для того, чтобы советская делегация могла добраться из Сан-Франциско до Нью-Йорка и здесь пересесть на советский авиалайнер. Причина подобной спешки у американских дипломатов не вызывала сомнений, поэтому одновременно был решен и вопрос о поездке в Москву на очередные похороны”.
Таким образом, судьба вопроса о новом генсеке оказалась не только в руках КГБ, но и Государственного департамента США. И хотя подать военные самолеты в Сан-Франциско можно было почти сразу же, руководство американских ВВС не стало спешить.
“И, - вспоминает Б.И. Стукалин, - наступили томительные часы неизвестности и смутной тревоги”. “Далеко за полночь” по американскому телевидению уже обсуждали слухи о смерти К.У. Черненко, а ВВС не спешили оказывать помощь В.В. Щербицкому и его спутникам. “Вылет затягивался. Как сообщили нам хозяева, пилоты двух самолетов, предоставленных в распоряжение делегации, гуляют в припортовых кабачках, их усиленно ищут. Один из самолетов оказался готов только около 10 часов утра, и мы немедленно вылетели в Нью-Йорк”.
Как мы уже знаем, Б.И. Стукалин использовал в своих воспоминаниях московское время. Следовательно, первый самолет вылетел из Сан-Франциско около 10 часов утра
11-го марта.
Таким образом, задержка советской делегации произошла в Сан-Франциско, и, следовательно, не по вине КГБ СССР, а по вине Государственного департамента США, который таким образом принял участие в избрании М.С. Горбачева новым генсеком.
Учитывая дорогу до Нью-Йорка, В.В. Щербицкий мог прибыть в Нью-Йорк 7:30 по вашингтонскому времени или же в 15:30 по московскому. “В Нью-Йорке, - вспоминал Г.А. Арбатов, - где мы должны были пересесть из американского самолета на наш, делегацию встретили представители конгресса США, наш посол в США – А.Ф. Добрынин и председатель СССР в ООН О.Н. Трояновский. Когда мы уже сходили с трапа, нам шепнули: “Пленум уже состоялся. Генеральным Секретарем избран Горбачев”.
Примерно также писал об этом и С.Н. Кондрашов: “В Нью-Йоркском порту наряду с самолетом делегацию ожидал и наш посол в Вашингтоне А.Ф. Добрынин
с докладом о том, что спешить Щербицкому не к чему – новым Генеральным секретарем ЦК КПСС уже избран М.С. Горбачев”.
Однако Пленум открылся в 17:00 по московскому времени. Поэтому в 15:30 об избрании М.С. Горбачева генсеком ни А.Ф. Добрынин, ни О. Трояновский информировать

163

советскую делегацию не могли. Более достоверными  на этот счет представляются воспоминания Б.И. Стукалина.
“Там, - читаем мы в воспоминаниях Б. Стукалина о Нью-Йорке, - нас встретил 
А.Ф. Добрынин, который подтвердил, что умер К.У. Черненко и сегодня, то есть 11-го марта должен состояться Пленум ЦК, на котором должны будут избрать нового генсека. Судя по тому, что председателем похоронной комиссии утвержден М.С. Горбачев, он и станет Генеральным секретарем”.
Действительно, через полтора часа М.С. Горбачев единогласно был избран Генеральным секретарем.
В 17 часов состоялся Пленум, - читаем мы в дневнике А.С. Черняева. – Встали. Почтили Черненко, и Горбачев сказал (без преувеличения) приличествующие слова. Но в атмосфере не было ни грамма огорчения и печали... Затаенная если не радость, то “удовлетворение” царило в воздухе. Горбачев объявил повестку дня: выборы Генерального секретаря и сообщил, что Политбюро поручило выступить с предложением по этому вопросу товарищу Громыко. Не Тихонову, который весь съежился и покраснел, когда это было объявлено, не Романову, не Гришину, которого, кстати, западная печать прочила в претенденты наряду с Горбачевым и Громыко. Этот последний вышел на трибуну и без бумажки стал говорить в вольном стиле. Когда он назвал Горбачева – зал взорвался овацией, сравнимой с той, которая была при избрании Андропова... овация шла волнами и долго не успокаивалась”.
Затем Г.В. Романов предоставил слово М.С. Горбачеву
Горбачев был взволнован: никогда раньше ему не приходилось слышать о себе таких слов, такой высокой оценки.
Вся обстановка Пленума и овации, начавшиеся после того, как была названа фамилия Горбачева, единодушие членов ЦК при избрании его генсеком – все это показало, что они с ближайшими коллегами поступили правильно, когда после обмена мнениями решили, что в речи Горбачева на Пленуме надо сразу серьезно заявить о стратегических позициях и замыслах. Все ждали, что же будет сказано новым советским лидером. Интуитивно ощущая все это, он решил, что необходимо, не уходя от темы прощания с Черненко, уже в первых публичных выступлениях сказать и о его принципиальной позиции. Этого требовала ситуация.
На Пленуме он подчеркнул, что стратегическая линия, выработанная на XXVI съезде, последующих пленумах ЦК остается в силе. Это – линия на ускорение социально-экономического развития страны, на совершенствование всех сторон жизни общества.
Была подчеркнута главная мысль, что ускорение можно обеспечить лишь путем перехода народного хозяйства на рельсы интенсивного развития, выхода в короткие сроки на самые передовые научно-технические позиции, на высший мировой уровень производительности труда.
В связи с экономическими задачами было сказано об усилении внимания к
социальной политике, совершенствованию и развитию демократии, формированию общественного сознания.
Не были обойдены вопросы порядка, дисциплины, законности. Подчеркнута необходимость гласности в работе партийных, советских, государственных и

164

общественных организаций.
Что касается внешней политики – заявлена преемственность в осуществлении курса мира и прогресса. Наши позиции были изложены предельно ясно: “Мы хотим прекращения, а не продолжать гонку вооружений – и потому предлагаем заморозить ядерные арсеналы, прекратить дальнейшее развертывание ракет, мы хотим действительно крупного сокращения накопленных вооружений, а не создание новых систем оружия”.
После голосования Михаил Сергеевич уже в качестве генсека закрыл Пленум и предложил присутствующим пройти в Колонный зал, чтобы попрощаться с 
К.У. Черненко.
Пленум был недолгим. Не более получаса.
Как явствует из воспоминаний Д. Мэтлока, “мир о смерти Черненко... уведомили ближе к полудню 11-го марта”. А несколько часов спустя (время, удобное для вечерних выпусков новостей по радио и телевидению) ТАСС сообщил, что Михаил Сергеевич Горбачев избран Генеральным секретарем коммунистической партии Советского Союза.
После смерти Ю.В. Андропова Пленум был созван на четвертый день, после смерти Л.И. Брежнева на третий, после смерти К.У. Черненко еще до конца первых суток. Это дает основание считать, что М.С. Горбачев и его сторонники не имели в руководстве партии прочного большинства, поэтому использовали для победы такой фактор, как время.
Не случайно противники М.С. Горбачева оценили события 10-11-го марта 1985-го года, когда в рекордно короткие сроки (не прошло и суток после смерти  Черненко) был созван Пленум ЦК КПСС “как мини-переворот”.
“Громыко, - пишет В.А. Печенев, - перешел на сторону Горбачева, а соратникам Горбачева удалось феноменально быстро – за двадцать часов после смерти Черненко – собрать Пленум. Военные обеспечили переброску членов ЦК армейскими самолетами. По сути, это было маленьким государственным переворотом”.
“Надо, - утверждает Е.К. Лигачев, - сказать всю правду: это были тревожные дни. Могли быть абсолютно другие решения. Была такая реальная опасность. Хочу вам сказать, что, благодаря твердо занятой позиции членов Политбюро  - товарищей Чебрикова, Соломенцева, Громыко и большой группы первых секретарей обкомов на Мартовском Пленуме ЦК было принято единственно правильное решение”. О том, что все необходимое для избрания М.С. Горбачева “сделали Лигачев, Громыко, Чебриков и Соломенцев”, свидетельствует и В.В. Гришин.
После Пленума М.С. Горбачев занял кабинет К.У. Черненко. По свидетельству А.С. Грачева, “пришедшего в его кабинет за документами, сотрудники ЦК были поражены, увидев замусоренное помещение и вместо деловых бумаг рассованные по
ящикам письменного стола денежные банкноты. Ими же наполовину был заполнен и личный сейф генсека”.
Сам А.С. Грачев не был среди тех, кто мог увидеть подобную картину. Поэтому он, несомненно, передавал циркулировавшие в кремлевских коридорах слухи.
Эти слухи перекликались с мемуарами А.С. Черняева, который еще до смерти Черненко от своего товарища (он называет его только по имени – Николай, говорит, что он “работал в аппарате ЦК” и “был связан с шифровальной техникой”), слышал, что

165

однажды Константин Устинович вызвал его к себе и попросил открыть сейф, код которого он забыл. Сейф удалось открыть. “И что же? Документов, из-за которых открывался сейф, была одна тонюсенькая папочка. Все остальное пространство было забито деньгами”.
Что же за деньги были обнаружены в сейфе К.У. Черненко? Одно из двух: или взятки, или же “Черная касса”...
“Далее события развивались стремительно. В марте 1985-го года, - вспоминал 
А.Н. Яковлев, - позвонил мне Михаил Сергеевич и сказал, что надо готовиться к возможным событиям на международной арене, например, к встрече с Рейганом, которую тут же предложил. Михаил Сергеевич попросил изложить мои соображения на этот счет”. Далее в воспоминаниях А.Н. Яковлева приводится текст упоминаемой записки, под которой стоит дата: 12-ое марта 1985-го года.
Следовательно, М.С. Горбачев дал распоряжение готовить встречу с Р. Рейганом сразу после Пленума, на котором стал генсеком, еще до того, как прах К.У. Черненко опустили в землю. Это означает, что своей первоочередной задачей новый генсек считал советскую внешнюю политику.
Как и на похоронах Л.И. Брежнева и Ю.В. Андропова в марте 1985-го года в Москву приехали главы ведущих государств мира за исключением США. Р. Рейган снова отправил вместо себя Д. Буша.
Во время похорон К.У. Черненко Михаил Сергеевич встречался с 
Д. Бушем, Г. Колем, Ф. Миттераном и М. Тэтчер. Михаил Сергеевич пишет, что во время этих встреч “руководству западных стран впервые было сказано о предвосхищавших идеях нового мышления”.


* * *

13-го марта М.С. Горбачев принял Д. Буша, который не только передал главе советского государства личные послания Р. Рейгана с приглашением к диалогу, но и предложил установить между М.С. Горбачевым и Р. Рейганом особый, тайный канал связи. Сразу же после этой встречи Д. Буш направил в Вашингтон сообщение, в котором говорилось: “Я лично хотел бы видеть установление настоящего закулисного канала связи, полностью отделенного от общей очень грамотной группы экспертов, от которых мы должны зависеть. Вместе с тем этот канал должен иметь горсточку ключевых игроков, которых Горбачев знал бы, как лично преданных Вам лиц, на которых он мог бы положиться, не опасаясь утечки информации”.
Не ранее 12-го не позднее 26-го марта 1985-го года в записной книжке 
М.С. Горбачева была сделана следующая запись: “Обращение канцлера Коля о доверительном канале связи”. Из этого явствует, что тогда же М.С. Горбачев получил предложение об установлении тайного, неофициального канала и с канцлером ФРГ.
В этом отношении Р. Рейган, Г. Коль не были оригинальны.
Сейчас нам известно о существовании тайного канала связи между Н.С. Хрущевым и Д. Кеннеди, который осуществлялся через офицера ГРУ Г.Н. Большакова. Известно также, что у Л.И. Брежнева существовал тайный канал с канцлером ФРГ В. Брандтом и
166

президентом США Р. Никсоном. В 1981-ом году был установлен тайный канал связи между Москвой и Тель-Авивом. Была сделана попытка наладить такой же канал связи между Л.И. Брежневым и Р. Рейганом.
Существование тайного канала означает, что принятие решений имеет закулисный характер, а официальные лица и учреждения, от имени которых они потом оформляются, играют декоративную роль. Именно на такой путь был приглашен М.С. Горбачев с первых же дней его пребывания у власти.


* * *

13-го марта в 13 часов состоялись похороны К.У. Черненко.
“Русская мысль” обратила внимание на то, что министр обороны маршал Соколов присутствовал на прощании с телом К.У. Черненко, но отсутствовал на его похоронах. Можно было бы подумать, что он заболел. Но по утверждению “Посева” во время траурного митинга на главной трибуне Мавзолея впервые за многие годы не было ни одного маршала или генерала. “Как всегда, - пишет М. Меньшиков, - члены Политбюро по очереди стояли в почетном карауле, потом выстраивались в ряд - для торжественной фотосъемки и, наконец, шли прощаться с семьей покойного. И тут случилось неожиданное. Горбачев, не останавливаясь, прошел в особую комнату для руководителей и только там, переступив порог, обернулся, поняв, что все прочие вожди от него отстали. Один за другим они подходили к вдове Константина Устиновича, выражали сочувствие и только после этого присоединялись к Горбачеву. А он все стоял в дверях и в недоумении смотрел на происходящее. Возвращаться и исправлять невольную ошибку ему явно не хотелось”.
По свидетельству Е.И. Чазова во время похорон оказавшийся рядом с ним генерал –полковник, по-видимому, член Ревизионной комиссии, сказал: “А знаете, Евгений Иванович, везучий вы человек – четырех Генеральных секретарей похоронили и еще живы”.
Как принято после похорон состоялись поминки. “Обычно на поминках такого рода, - пишет В. Прибытков, - прибывают все члены Политбюро в полном составе. В этот раз не пришел никто. А из кандидатов в члены Политбюро явился только В.И. Долгих”.
Факт сам по себе показательный для характеристики высшего руководства партии. Давно ли они утверждали К.У. Черненко в качестве своего лидера и пели ему дифирамбы?
Подобный шаг можно объяснить одним – на поминках даже для вида не пожелал присутствовать новый генсек.
Появление М.С. Горбачев на вершине власти было встречено в советском обществе с удовлетворением.





167


* * *

В тот самый день, когда М.С. Горбачев стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, на книжных прилавках появилась его первая биография. Она появилась в Нью-Йорке.





































168

Глава   пятая

В 1985-ом году Советский Союз не был нищим. Держава прочно стояла на ногах. У СССР практически не было внешнего долга. За экономические показатели тоже стыдиться не приходилось: за 1984-1985-ый годы валовой национальный продукт СССР возрос на 20% (США только на 14% , а Италии, Англии и Франции – меньше, чем на 10%). Страна сохраняла стабильное положительное сальдо во внешней торговле: превышение экспорта над импортом исчислялось многими миллиардами долларов. Шел выпуск продукции в многопрофильных отраслях – даже капиталистические страны покупали у СССР стальные трубы, шагающие экскаваторы, механизированные комплексы для угольных шахт, станки, самолеты, речные суда на подводных крыльях и многое, многое другое. Тогда пять копеек стоил проезд в метро и автобусах, а хотелось ездить бесплатно. Получали бесплатные путевки в санатории, курорты и досадовали, что не все услуги включены в путевку. За киловатт-час электроэнергии платили четыре копейки, и в то же время все возмущались: почему не снижают цены. В бесплатной медицине все требовали введения института семейных врачей, а в бесплатном высшем образовании – постоянного повышения стипендий. Продуктов питания на душу населения производилось значительно больше, чем сейчас. Из развитых стран по этому показателю СССР уступала только США. Даже благополучная Англия на душу населения производила в год меньше России пшеницы – на 61 килограмм, картофеля – на 118 килограммов, мяса – на 2,5 килограмма, молока на 120 литров, масла – на 3,9 килограмма, яиц – 118 штук. Доступные цены для всех не давали товару залеживаться на полках.
Но недостатки были – из-за нехватки хранилищ и перерабатывающих мощностей страна в цепочке “поле - прилавок” теряла до 1,5 миллионов тонн мяса, 8,5 миллиона тонн молока. Крупные мясокомбинаты и многие заводы пищевой отрасли были построены еще в царской России. Нужна была разветвленная сеть современных убойных пунктов, перерабатывающих цехов. Со всем этим могли справиться кооперативы. Дали бы людям свободу, беспроцентные ссуды, помогли бы с оборудованием и техникой – заиграл бы рынок СССР всеми цветами радуги.
Однако экономика в то время была построена как единое казенное военно-промышленное предприятие. Но командно-административный подход отчасти действенный на ранних ступенях индустриализации, не годится для сложной и зрелой экономики. Он не давал стимулов ни для технического прогресса, ни для сбережения трудовых и материальных ресурсов, и не удовлетворял спрос людей. “Темпы роста” с середины 70-х годов снижались, а огромные вложения капитала, особенно в сельское хозяйство, не давали отдачи. К этим системным проблемам вскоре добавились конъюнктурные. Резкое падение цен на нефть на мировом рынке сократило доходы от экспорта, на которые закупалось зерно, фабричное оборудование и ширпотреб, то есть не обеспечивалось относительное благополучие “советского народа”, организованного и активного недовольства которого коммунистический режим боялся больше всего,

169

особенно после общественно-политических возмущений в Восточной Германии, Венгрии, Польше.
В широких слоях общества господствовали апатия, безынициативность и безответственность. Каждый, копируя власть имущих, старалась жить для себя, по-лагерному – выживать в одиночку, воруя у государства все, что плохо лежит. А к этому времени все “плохо лежало”, практически все. Люди большей частью понимали, что все лозунги и призывы, исходящие с вершин коммунистической власти – подлая ложь, и потому делали вид, что работают для блага общества, в действительности делая только то, что выгодно и интересно им самим. Естественная форма жизни, приводящая нормальное общество, построенное на принципах частной инициативы к процветанию, в советском социализме, где официально всякая частная хозяйственная деятельность была запрещена, только разрушала хозяйственный организм и ничего не созидала. Но она приучала людей к воровству, безделью, лжи, ловкачеству и двуличию.
В такое время и был избран Генеральным Секретарем самый молодой член Политбюро, пятидесятичетырехлетний Михаил Горбачев.
В наследство новому генсеку досталось возглавить “лагерь мира “социализма”, охватывающего 30 стран, треть земной суши и более трети населения земли. Однако дальнейшее расширение этого “лагеря” по земному шару погрязало в войнах: в Анголе, Мозамбике, Эфиопии, Никарагуа, Сальвадоре и, главное, в Афганистане. Вопреки доктрине Брежнева “победная поступь социализма” перестала быть необратимой. Ленинский мираж, “мираж советской республики” рассеялся.
В наследство новому генсеку досталась и величайшая в истории военная сила, имеющая в своем составе 62 тысяч танков, 2354 стратегических ядерных ракет (против 1803 у США и их союзников), 228 атомных подводных лодок (больше, чем у всех остальных стран мира вместе взятых) и располагавшая общей мощностью ядерных зарядов в полмиллиона раз больше, чем бомба, сброшенная на Хиросиму.


* * *

Первый Пленум ЦК КПСС после избрания Горбачева Генеральным секретарем происходил 23-го апреля 1985-го года. Обычно на пленумах сначала обсуждался главный вопрос, в конце организационный. На этот раз была нарушена традиция, пленум начался с организационных вопросов. Были избраны членами Политбюро Лигачев, Рыжков и Чебриков, секретарем ЦК - избран Никонов.
После избрания новых членов Политбюро, Горбачев посадил рядом с собой Лигачева и передал ему председательствование.
- Ну, что ж, Егор Кузьмич, предоставляй мне слово для доклада, - попросил его Горбачев.
Стала ясной новая расстановка в Кремле.
На апрельском Пленуме 1985-го года утвердился взгляд как на точку отсчета истории перестройки, хотя уже на мартовском Пленуме Горбачев заявил о предстоящих переменах.
170

Однако концепция новой политики была официально изложена на апрельском Пленуме в докладе “О созыве очередного XXVII съезда КПСС и задачах, связанных с его подготовкой и проведением”.
Михаил Сергеевич Горбачев в докладе заявил о необходимости реформирования системы под лозунгом “ускорения социально-экономического развития страны”, то есть ускорения продвижения по социалистическому пути на основе эффективного использования достижений научно-технического прогресса, активации человеческого фактора и изменения порядка планирования. Главной задачей должна стать интенсификация экономики и ускорение научно-технического прогресса. Остановился и на гласности, демократизации, социалистическом рынке и прочих вещах, которые позже прочно войдут в обиход горбачевской эпохи.
Речь Горбачева об основном развитии страны прозвучала в выступлении 15-17-го мая 1985-го года при его поездке в Ленинград. Там он при встрече с активом Ленинградского горкома впервые заговорил о необходимости перестройки общественно-политической жизни.
- Видимо, товарищи, всем нам надо перестраиваться. Всем.
Это было подхвачено СМИ, и в мае широко транслировавшаяся ленинградская речь Горбачева взбудоражила жителей страны, и именно с этой речью у них стала ассоциироваться перестройка, хотя термин “перестройка”, как лозунг в тот период не использовался и идеологического значения не имел. Признавались отдельные недостатки существовавшей социально-экономической системы СССР и признавались попытки исправить их несколькими крупными кампаниями административного характера: ускорение развития народного хозяйства, автоматизация и компьютеризация, антиалкогольная кампания, “борьба с нетрудовыми доходами”, введение государственной приемки, демонстрация борьбы с коррупцией.


* * *

Вспомним тоскливое, раздраженное состояние общества накануне прихода Горбачева к власти и всеобщую жажду перемен, когда он взялся за дело. В ту пору высокопоставленные сотрудники партийного аппарата, не стесняясь, говорили, что в стране идет распад, а вожди в маразме и лишились здравого смысла. Люди проводили в очередях столько же времени, сколько на работе. Горькое чувство вызывало происходящее в стране.
Трудно передать, до какого состояния были доведены регионы, особенно их сельское хозяйство. Бездорожье, непролазная грязь. Несмотря на хорошие земли (чернозем), и климатические условия народ бедствовал.
Теперь все надежды связывались с молодым генсеком. Преобразований жаждали и будущие яростные критики Горбачева. Разумеется, представление о переменах у всех было разное. Кого-то вполне устроило, если бы Горбачев ограничился освобождением  начальствующих кресел от засидевшихся в них ветеранов.

171

Точнее было бы заметить, что и сам Горбачев не имел в руках готового плана преобразований. Его первоначальные намерения были достаточно скромными. Он не
представлял себе, с чем ему придется столкнуться. Весной 1985-го года даже лучшие умы не осознавали масштабы постигшей народ катастрофы, глубину ямы, из которой предстоит выкарабкиваться. Попытка найти ответ на один сложный и запутанный вопрос наталкивалась на необходимость решить множество других столь же трудных и неразрешимых проблем.
Многие надежды, охватывавшие тогда общество, так и не станут реальностью. Ответа за все неудачи потребуют от Горбачева. Но не честнее ли возложить вину на всех его предшественников, которые десятилетиями загоняли страну в тупик? Десятилетия слышал Горбачев упреки и проклятия, кто довел до такого состояния страну, и за самое состояние, в котором находилась страна.
Главная претензия к Горбачеву: почему, взявшись за перестройку, привел страну к развалу.
Иногда говорят, что арест деда Горбачева Андрея в 1934-ом году - как кулака – превратил крестьянского сына Горбачева во врага режима. Что Михаил Сергеевич с раннего возраста вынашивал идеи реформ. Все это миф. Ничто в его биографии не выдавало желания радикальных перемен. Он был партийным работником до мозга костей. Но достиг аппаратных высот в очень малом возрасте. Его отличали живость, быстрота, с которой он соображал, и способность излагать свои мысли без бумажки.
Когда он пришел к власти, кто мог с уверенностью сказать, каковы его политические взгляды и устремления?! Едва ли и он сам мог бы их сформулировать. Но ожидания с ним были связаны невероятные. От него ждали больших дел, подвигов Геракла, надеялись, что он оживит, поднимет с больничной койки режим, находившийся при смерти.


* * *

Поначалу все шло по накатанной колее. Но от Горбачева и его ближайшего окружения требовались реальные результаты. Публичные речи звучали все свободнее и откровеннее. Осмелев, люди говорили, что думали, высказывали наболевшее. Публиковались прежде запрещенные литературные произведения. Появилась искренняя и острая публицистика, и очень быстро началась эрозия единого идеологического пространства. Догмы рушились очень быстро. Только одни в стране жаждали перемен, а другие держались, считали гласность перегибом.
На первом этапе перестройки Горбачев опирался на председателя КГБ Чебрикова. На одном заседании Политбюро зашел разговор о том, что телевидение и пресса идут “не туда”. Чебриков охотно поддержал тему. Вот обрывок из стенограммы:
“Чебриков: Сейчас по телевидению есть одна очень популярная передача “Двенадцатый этаж”, в ней идет перепалка между молодежью и старшими поколениями. Причем, как правило, старшее поколение выглядит довольно бледно, не может дать соответствующего отпора вызывающе ведущим себя молодым интеллектуалам.
172

Рыжков: На мой взгляд, это опасная передача.
Чебриков: Таким вещам надо давать отпор. Я не за то, чтобы писались оды в честь прошлого или настоящего, но если мы выпустим из-под контроля литературный процесс, то получится, что за 7- лет советской власти у нас не было ни одного светлого дня.
Тогдашний секретарь ЦК В.А. Медведев пишет, что выступление Чебрикова было выдержано в обычном для руководителя КГБ стиле, который впоследствии унаследовал и Крючков – говорить о внутренних проблемах страны через критику “замыслов нашего идеологического противника”.
Член Политбюро А.Н. Яковлев вспоминал, что в те годы он много спорил с председателем КГБ.
“Чебриков – спокойный, рассудительный человек, фронтовик, не очень речист, но говорил всегда по делу. Отношения у меня с ним были сложные. В личном плане – уважительные, но в характеристиках дискуссионного движения, его мотивов и действий мы расходились”.
Горбачев попросил двух членов Политбюро объясниться. И прийти к общей точке зрения. Яковлев и Чебриков встретились на конспиративной квартире КГБ. Сидели до 4-х утра. Яковлев доказывал, что пора прекращать политические преследования – иначе демократические преобразования невозможны. Чебриков напирал на то, что есть силы, получающие от иностранных спецслужб деньги на антисоветскую деятельность.
“Из его рассуждений, - писал Яковлев, - я уловил, хотя Виктор Михайлович и не называл фамилий, что немало людей из агентуры КГБ, которых он внедрил в демократическое движение. Единственное что я увидел в конкретном плане, так это историю создания общества “Память”, и задачи, которые ставились перед этим обществом”.
А. Черняев, бывший помощник Горбачева, вспоминает, как Чебриков позвонил Горбачеву с известием: возвращенного из ссылки известного ученого А.Д. Сахарова избрали в президиум Академии наук.
- Не зрелая у нас академия, Михаил Сергеевич, - горестно заметил председатель КГБ.
В сентябре 1988-го года Чебриков дал большое интервью “Правде”. В стране – огромные перемены. Это, вообще говоря, была уже другая страна. Понятно, что председатель КГБ мог и не одобрять перемены, но он хотя бы должен был их замечать. Из его слов этого не следовало.
“Зарубежные подрывные центры настойчиво пытаются внедрить в сознание советских людей мысль о том, что негативные явления в экономической и социальной жизни нашей страны вытекают якобы из самой сущности социалистического строя и что единственной возможностью добиться реального улучшения дел является отказ от сделанного нами исторического выбора, от социализма. Усиленно рекламируются ценности буржуазной демократии. К сожалению, находятся люди, которые, если можно так выразиться, “клюют” на эту наживку”.
На вопрос корреспондентов о задачах КГБ Чебриков ответил так:
“Усилия чекистов сосредоточены, прежде всего, на том, чтобы своевременно вскрывать и пресекать разведывательно-подрывную деятельность иностранных

173

спецслужб, а также враждебные действия антисоветски, антисоциалистически настроенных лиц внутри страны, направленные на подрыв и ликвидацию существующего
у нас строя”.
После этого интервью не прошло и месяца, как Горбачев передвинул Чебрикова с поста председателя КГБ на уже менее значимый пост секретаря ЦК. Чебрикова поставили курировать административные и правоохранительные органы вместо А.И. Лукьянова, перешедшего в Верховный Совет СССР.
Генеральный секретарь дорожил надежным и не амбициозным председателем КГБ, унаследованным от Андропова. Но потом увидел, что Виктор Михайлович не только внутренне сопротивляется духу перемен, но и не очень годится на эту роль. Молчаливый, строгий и немногословный Чебриков казался, наверное, человеком, который более всего боится сказать лишнего. Потом, видимо, выяснилось, что ему, возможно, просто нечего сказать.
Горбачеву понадобился человек с более широким кругозором, более гибкий и готовый ему помочь. Вот он и сменил Чебрикова на другого андроповского человека – начальника разведки В.А. Крючкова.
Почему Горбачев выбрал именно его? Предлагали кандидатуру генерала 
Ф.Д. Боткова, бывшего начальника 5-го управления. Можно предположить, что Горбачев выбрал человека из разведки, полагаясь, что тот меньше руководителей внутренних подразделений КГБ станет противодействовать перестройке.
Крючкова приблизил к Горбачеву А.Н. Яковлев. После смерти Андропова Крючков почувствовал себя крайне неуверенно. Он лишился опоры и стал искать, на кого опереться. Он еще при жизни Черненко поверил в судьбу Горбачева, но не знал, как подойти к нему. Он попытался сделать это через Яковлева.
Яковлев вспоминает:
Крючков напористо полез ко мне в друзья, буквально приблизился ко мне, постоянно звонил, зазывал в сауну, всячески изображал из себя реформатора.
Во всех разговорах давал понять, что он именно тот человек, который нужен Горбачеву.
“Он всячески ругал В. Чебрикова за консерватизм, - писал Яковлев, - утверждал, что он человек профессионально слабый, Филиппа Боткова поносил последними словами и представлял человеком, не заслуживающим доверия, душителем инакомыслящих”.
Крючков упросил Яковлева познакомить его с В.И. Болдиным, главным помощником Горбачева, объяснив свою просьбу тем, “что иногда появляются документы, которые можно показать только Горбачеву, в обход председателя КГБ Чебрикова”.
Постепенно Крючков добился своего. Яковлев вспоминал, что перед уходом на пенсию Чебриков как всегда спокойно сказал ему:
- Я знаю, что ты поддержал Крючкова, но запомни – это плохой человек, ты увидишь это.
И добавил слово из разряда непечатных – что-то близкое к нагоняю.
Забегая вперед, позже после путча ГКЧП, в котором был участником и Крючков, при встрече с Чебриковым Яковлев напомнил ему:
- Помнишь, что ты мне говорил о Крючкове?

174

- Конечно, помню, - ответил Чебриков.


* * *

Горбачева, наверное, подкупало такое качество Крючкова, как его беспредельная преданность хозяину и несостоятельность в политике. Горбачев знал, каким верным помощником Крючков был для Андропова, и хотел обрести такого же толкового и исполнительного подручного.
Преемник Крючкова на посту начальника разведки генерал-лейтенант 
Л.В. Шеборшин пишет:
“Видимо, Крючков показался Горбачеву более гибким, динамичным и податливым человеком... Думается, Генеральный секретарь сильно заблуждался и не заметил за мягкой манерой, внешней гибкостью и послушанием Крючкова железной воли и упрямства, способности долго, окольными путями, но все же непременно добиваться поставленной цели”.
В. Болдин рассказывал, что с особо важными документами к Горбачеву Крючков приезжал сам. Иногда почта шла Горбачеву в закрытых конвертах, которые он вскрывал лично и лишь иногда просил это сделать секретарей. К Горбачеву по каналам КГБ поступала информация определенного толка. Записи разговоров, в том числе телефонных, назывались “материалами технического контроля”. Прослушивали тех, кто был на виду. После провала ГКЧП новый руководитель президентского аппарата Г.И. Ревенко расскажет помощникам Горбачева, что КГБ прослушивал всех, начиная с самого Горбачева, что весь Кремль утыкан “жучками” и потребуется месяц, чтобы их все извлечь.
Окружающих Крючков поражал заботой о собственном здоровье. Он каждый день вставал без четверти шесть, и час делал зарядку на улице в любую погоду. Жил он только на даче в поселке 1-го главного управления КГБ, который строили для иностранных гостей, а использовали как дачи для руководства разведки.
Отпуск брал зимой, поскольку обожал бегать на лыжах. Ходил в парилку, правда, не в русскую баню, а в сауну. Плавал в бассейне. Мало пил, предпочитал виски и пиво, очень умеренный человек.
Крючков был завзятым театралом, не пропускал ни одной интересной премьеры. Болдин сам впервые увидел его в театре в середине семидесятых. Его отец сказал: вот начальник советской разведки. Невысокого роста, невыразительный человек в очках сидел во втором ряду.
В августе 1991-го года при обыске в квартире Крючкова следственная группа искала его записную книжку. Жена объяснила, что он обходился без книжки. Он помнил все имена, фамилии, телефонные номера. Ему и компьютер не был нужен.
На посту председателя Крючков оказался в трудном положении. Ход перестройки, логика событий не только противоречили его личным политическим взглядам, но и прямо вели к разрушению империи КГБ. Власть комитета таяла на глазах. Наступали новые времена, Крючков пытался к ним приспособиться. На Лубянке подготовили и провели через Верховный Совет первый закон об органах государственной безопасности. Закон
175

вступил в силу в мае 1991-го года.


* * *

Глава правительства Н. Рыжков настоял на том, чтобы с организованной преступностью и коррупцией помимо министерства внутренних дел занялся еще и КГБ. Идея, как станет ясно позднее, не очень удачная. Специальные службы не могут искать преступников. Но Крючков не сопротивлялся, он делал все, чтобы доказать нужность комитета, и стал создавать у себя соответствующие структурные подразделения. Чекисты в сопровождении тележурналистов ходили по магазинам, проверяли, что хранится под прилавками.
На четвертом съезде народных депутатов СССР в декабре 1990-го года Крючков с гордостью сказал, что объединенными усилиями удалось вскрыть многочисленные факты крупных хищений и злоупотреблений, бесхозяйственности и халатности при хранении, транспортировке и реализации населению товаров народного потребления. Он сообщил депутатам, что в отделе рабочего снабжения Байкальского целлюлозно-бумажного комбината найдены 500 тонн мяса. В Туле на одной из баз обнаружены 300 тысяч пачек чая, а в Саратове – 50 тысяч банок с лососевой икрой.
Председатель КГБ не только доказывал как полезно его ведомство, но и по старой привычке утверждал, что все продовольственные проблемы – результат нераспорядительности, саботажа или спекуляции. Через год с небольшим после начала государственных реформ, продавцы перестали припрятывать товары, напротив, они делали все, чтобы у них покупали, и как можно больше. Никакой КГБ не понадобился. Этого Крючков не понимал. Или не хотел понять.
Среди проблем, которые апрельский Пленум определил как неотложные и жизненно важные, были названы продовольственные, реформа народного образования, создание современной базы здравоохранения. Были определены главные направления развития экономики и социальной сферы.


* * *

Перестройка началась сверху. Иначе быть и не могло в условиях тоталитаризма. Надо было как можно скорее вытаскивать общество из летаргии и равнодушия, включать в процесс перемен.
Было ребячеством думать о переменах в обществе, не меняя ничего наверху. Для части членов Политбюро апрельский Пленум – это уже другая эпоха, в которой они не могли найти себя. Выступить в поддержку нового курса их побудило чувство самосохранения. Ну а рассчитывать на возможность реализации с ними новых задач не приходилось. Этим была продиктована замена Тихонова на посту председателя Совета министров СССР Рыжковым. Председателя Госплана Байбакова сменил Талызин.

176

Нуриева, отвечающего за АПК – Мураховский. Смирнова, ведающего оборонным комитетом – Маслюков. Министром МВД вместо Федорчука стал Власов, до того
работавший первым секретарем Ростовского обкома партии.


* * *

Стоял вопрос произвести замену министра иностранных дел. Один из вариантов - выдвижение Громыко на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
Правда, Громыко рассчитывал сохранить за собой монопольное влияние на сферу внешней политики. Но это было неприемлемо для Горбачева.
Почему надо было менять министра иностранных дел? Предстояло радикально реформировать внешнюю политику, и ясно было, что это затронет многочисленных наших партнеров в международных делах – и союзников, и нейтралов, и противников, с которыми надо было искать формулу примирения. Крупный поворот в этой сфере был невозможен без обновления во внешнеполитическом ведомстве. Для Громыко такая задача была уже не по силам. Впрочем, предложение Горбачева было весьма почетным, и Андрей Андреевич принял его с удовольствием, рассматривая как достойную оценку своих заслуг перед Отечеством.
После разговора с Громыко этот разговор перешел в практическую плоскость. В итоге долгих размышлений выбор пал на Шеварднадзе.
С Шеварднадзе Горбачев познакомился еще на XVII съезде комсомола. Тогда он не совсем гладко говорил по-русски, не был, как принято говорить, молодежным вожаком, “заводилой”, выдающимся оратором. С расхожей точки зрения – “нетипичный грузин”, очень уж сдержанный и внутренне собранный. Но было в нем нечто располагавшее к общению. Встречались они, “будучи секретарями”: он – ЦК КП Грузии, Горбачев – крайкома, затем ЦК КПСС. Между ставропольцами и грузинами издревле существовали живые связи, и Горбачев с Шеварднадзе всячески содействовали их развитию. Конечно, ни он, ни Горбачев не предполагали, к чему могут привести эти контакты несколько лет спустя.
Через несколько дней после разговора с Громыко Горбачев снова встретился с ним. Обсуждался вопрос о преемнике. Он рассчитывал выдвинуть на этот пост кого-нибудь из дипломатов. Говорил о Корниенко, назвал и сам же отклонил Воронцова, в то время посла во Франции. Упоминалась и кандидатура Добрынина, хотя он его не жаловал, видимо, понимал, что тот во многом ему не уступает, а может быть, и превосходит.
Когда Горбачев спросил Громыко:
- Как вы смотрите на Эдуарда Шеварднадзе? – первая его реакция была близка к шоку.
Горбачев ожидал все, что угодно, только не этого. Однако в считанные секунды справился с собой, стал рассуждать, взвешивать “за” и ”против”.
- Вижу, вы не воспринимаете Шеварднадзе, - сказал Горбачев, - что же, давайте подумаем, кто лучше.

177

И вдруг он слышит: “Нет-нет, это ведь я понимаю, ваше выношенное предложение”.
- Хорошо, давайте еще подумаем, а затем продолжим разговор.
В следующий раз в разговоре участвовали Чебриков и Лигачев. Горбачев отметил, что в этот раз им не удастся заменить Громыко человеком, равным ему по опыту, и заключил:
- Размышляя о будущем министре, всякий раз прихожу к выводу, что он должен
быть крупной политической фигурой. И в связи с этим склоняюсь к кандидатуре
Шеварднадзе.
Обмен мнениями свелся к следующему. Шеварднадзе – личность, несомненно, незаурядная, сформировавшийся политик, образован, эрудирован. Работал в трудное время в Грузии, прошел большую политическую школу, как секретарь ЦК компартии республики и кандидат в члены Политбюро. В курсе внутренней и внешней политики страны, занимает новаторские позиции. Конечным итогом было согласие. После этого Горбачев позвонил Шеварднадзе в Тбилиси и сказал, что ему предлагается пост министра иностранных дел. Последовала длительная пауза.
- Все что угодно мог ожидать, только не это. Я должен подумать. И вы еще должны подумать. Я не профессионал... Грузин... Могут возникнуть вопросы. А как Громыко?
Горбачев сообщил, что Громыко, Лигачев, Чебриков поддерживают его кандидатуру и просил прибыть в Москву. На следующий день они еще раз побеседовали. Затем Горбачев пригласил членов Политбюро, и вопрос был решен. 1-го июля на Пленуме ЦК Шеварднадзе был избран членом Политбюро, а 2-го июля на сессии Верховного Совета его назначили министром иностранных дел СССР. Сессия избрала Громыко Председателем Президиума Верховного Совета СССР.
Реакцию на назначение Шеварднадзе в стране и в мире можно охарактеризовать как крайнее недоумение. Многие выражали непонимание и несогласие с тем, что такую важнейшую функцию союзного государства доверили не русскому человеку. Но искушенные люди разгадали замысел Горбачева: “Воздал должное Громыко и одновременно обеспечил себе свободу рук во внешней политике, поставив на это дело близкого человека, соратника”.
Когда Громыко освободил кабинет, Шеварднадзе впервые приехал на Смоленскую площадь. У подъезда высотного здания его ждал начальник Секретариата министра, проводил на 7-ой этаж, показал кабинет номер “70 в”. В этом кабинете сидели все его предшественники, начиная с Вышинского.
Шеварднадзе попросил собрать заместителей министра, откровенно сказал им:
- Положение у меня – хуже не придумаешь. Удивить вас познаниями в области внешней политики не могу. Могу лишь обещать, что буду работать так, чтобы мне не было стыдно перед вами, а вам – за меня. Мне придется особенно трудно на фоне авторитета Громыко. Что я по сравнению с ним, крейсером внешней политики. Всего лишь лодка. Но с мотором.
Шутка всем понравилась.
В курилках нового министра презрительно называли “кубанским комсомольцем”. Говорили, что он не только мира, но даже и Советского Союза толком не знает,

178

иностранными языками не владеет, да и по-русски говорит неважно... Решили, что внешней политикой новый генеральный будет заниматься сам, а Шеварднадзе, бывшего министра внутренних дел Грузии, назначили для того, чтобы он перетряхнул
дипломатический корпус и разогнал пижонов, которые оторвались от действительности, и только за границу ездят. Ждали опричнины.
Но Шеварднадзе чисток не устраивал. Вообще никого не уволил. Наоборот, двери министерского кабинета на 7-ом этаже раскрылись для широкого круга сотрудников
министерства. Шеварднадзе приглашал их не для того, чтобы устраивать разнос или
давать указания, а для того чтобы выслушать их мнение. Приезжая в какую-нибудь страну, он выступал перед советскими дипломатами в посольстве, рассказывал им, что происходит в Москве. Он был откровенен с журналистами.
Первоочередную программу действий Шеварднадзе выработал вдвоем с Горбачевым: установить нормальный диалог с США, идя на компромисс, добиваться ограничения военных потенциалов Востока и Запада, вывести войска из Афганистана, нормализовать отношения с Китаем. Сверхзадача состояла в том, чтобы вывести страну из враждебного окружения, уменьшить давление на нее, создать благоприятные внешние условия для перемен и дать Горбачеву возможность заняться внутренними делами.
Своим помощникам в министерстве он откровенно сказал:
- Я ведь могу сидеть тихо, ничего не делать и наслаждаться жизнью. Но внешняя политика зашла в тупик, страну нужно вытаскивать из ямы.
Умение ладить с людьми и говорить им приятные вещи, неизменно добиваться своего, Шеварднадзе не занимать.
В министерство иностранных дел на встречу с аппаратом и послами, которых со всего мира собирали в Москву, приехал Горбачев. Шеварднадзе, как вспоминает 
Б.Д. Панкин, тогда посол в Швеции, стал говорить, какая им оказана огромная честь, что Генеральный секретарь впервые за всю историю государства посетил МИД. На эти слова Горбачев отозвался, что ничего особенного в этом нет, и не надо преувеличивать. Шеварднадзе с мягкой улыбкой сказал, что он замечания Генерального секретаря, разумеется, принимает к исполнению, но сейчас все-таки будет читать, что у него написано. Зал заулыбался.
Министру пришлось нелегко. Его ждали мучительные переговоры с американцами об ограничении ядерных вооружений. Предстояло в короткий срок освоить огромный массив информации. И когда его постепенно знакомили с этой проблематикой, он был в отчаянии, говорил:
- Зря я согласился на эту должность! Это невозможно понять.
Помощников поражала его способность мгновенно вникнуть в суть обсуждения проблемы. Память у него была замечательная – не хуже, чем у Громыко. Шеварднадзе не изображал из себя всезнайку. Принимая дипломатов, которые вели переговоры с американцами по стратегическим вооружениям, он несколько застенчиво сказал:
- Я первоклассник, не смущайтесь. Хочу, однако, все знать и сам понимать.
Если чего-то не понимал, он спрашивал, просил объяснить. Сказанное запоминал. Ему очень помогал природный ум и быстрая реакция. Поэтому он не боялся полемики “ближнего боя”, и не старался удержать противника на дистанции.

179

Громыко не разрешал на переговорах синхронного перевода, всегда настаивал на последовательном. Эта процедура сильно затягивала переговоры, не давала Громыко дополнительного времени на размышления. При синхронном переводе непросто уловить
тонкости, детали. Шеварднадзе возмущался, если ему предлагали последовательный перевод: жалел времени. Он был самым внимательным слушателем, которого только видели в министерстве. Он поражал дипломатов способностью сходу разобраться в сложнейших проблемах, выделить главное и не упустить ни одной мелочи.
“Шеварднадзе изменил ритм мировой жизни, - вспоминает главный министерский
переводчик В.М. Суходров. Допоздна работал, приезжал на Смоленскую площадь и в субботу. Очень удивлялся, если вечером кого-то не оказывалось на месте, и раньше министра домой не уезжал”.
“Работа шла в сумасшедшем режиме и темпе, - писал известный дипломат 
Ю.А. Квицинский. – Их задавал министр, подвергавший себя немыслимым перегрузкам – встречи и переговоры, полеты за границу и приемы в Москве шли непрерывной чередой. Сказывался немалый политический опыт Шеварднадзе, его знание людей, искусство строить личные отношения, просчитывать ситуации и без нужды не обострять ее”.
Он сразу изменил стиль и атмосферу переговоров: у нас с американцами множество проблем и противоречий, мы жестко спорим, и будем спорить, но почему мы должны вести себя как враги? И во время встречи с государственным секретарем Джорджем Шульцем министр сказал:
- Я намерен вести дело так, чтобы быть вам честным и нужным партнером, а при встречном желании – и другом.
Шульц, на которого эти слова произвели впечатление, встал и протянул ему руку.
При Шеварднадзе удалось преодолеть многолетнее недоверие между Советским Союзом и США, когда любой шаг партнера воспринимался как угроза, когда любые переговоры начинались с перечисления взаимных претензий и обвинений, иногда этим же и заканчивались.
Впервые в истории отношений двух стран министры стали бывать друг у друга дома, встречаться семьями. Это не исключало споров, обид и взаимного недовольства. Но изменился сам характер отношений – не желание обмануть потенциального врага, а намерение найти разумный компромисс.
Когда Шеварднадзе с Шульцем подписывали документ по Афганистану, возникла серьезная проблема. Шеварднадзе настаивал на том, что Советский Союз хоть и выводит войска, будет оказывать помощь Кабулу. Шульц не соглашался с такой позицией, просил объявить перерыв, чтобы поговорить с экспертами. Помощники спросили Шеварднадзе:
- Что будем делать, если американцы не согласятся?
Шеварднадзе ни минуты не сомневался:
- Уезжаем – и до свидания!
Появился Шульц, сказал, что он сожалеет, но принять советские условия не может. Шеварднадзе поблагодарил и откланялся. А в самолете сказал:
- У меня такое чувство, что пока долетим до Москвы, американцы согласятся.
И точно. Тут же отправились в Женеву, там подписали соглашение и вывели войска из Афганистана.

180

Первые поездки за границу были для министра не слишком приятными – в аэропорту, возле посольства его встречали пикеты: афганцы требовали вывода войск из Афганистана, прибалты – вернуть свободу их странам, евреи – разрешить советским
евреям эмигрировать в Израиль. Оказавшись в Вашингтоне, Шеварднадзе вдруг вышел из здания посольства, подошел к демонстрантам и сказал:
- Я понимаю, есть проблема. Выделите три-четыре человека, пойдем, поговорим.
Посольские смотрели на министра с изумлением, настолько это казалось диким и
непривычным.
Когда на первой встрече Шульц осторожно завел разговор об отказниках тех, кому не разрешали выехать из СССР, Шеварднадзе ему укоризненно сказал:
- А что же вы права человека ставите на третье место? Давайте каждую встречу начинать с обсуждения прав человека.
Шульц буквально не верил своим ушам. А Шеварднадзе спокойно принимал списки отказников. Пустых обещаний не давал, но под каждую встречу с американцами выбивал из КГБ разрешение отпустить очередную группу. А ведь не выпускали по самым дурацким причинам – в основном, чтобы статистику не портить. Скажем, директор института говорил: “Из моего института никто не уедет”. Или местный партийный босс брал на себя обязательство: “У меня в области желающих уехать нет”. И никто всерьез не принимал международные обязательства обеспечить человеку право свободно покидать страну и возвращаться домой. Это было характерно для советской системы: с большой помпой подписать любое международное соглашение, но пальцем не пошевелить для того, чтобы в соответствии с ним изменить внутреннее законодательство.
Шеварднадзе первым решил, что дипломаты обязаны правдиво рассказывать стране о том, что происходит в мире. Он также полагал, что МИД должен привлекать в страну все хорошее, что есть в мире, использовать мировой опыт.
В мае 1986-го года на совещании в МИД Шеварднадзе говорил о том, что надо отказаться от прежнего постулата: Советский Союз должен быть столь же силен, как и любая возможная коалиция противостоящих ему государств. Этот постулат заставлял бешено вооружаться, подорвав экономику и тем самым национальную безопасность страны. Весь мир завалили оружием, а самим гражданам не смогли обеспечить сносную жизнь. Продажа нефти принесла стране 180 миллиардов долларов, а в магазинах полки пустовали. Во всех городах вводили талоны, и очереди стояли за самым необходимым.                                В 1985-ом году СССР производил в 5 раз больше тракторов и в 16 раз больше зерноуборочных комбайнов, чем в США. И при этом покупали американское зерно. Пик закупок пришелся на последний догорбачевский год – 1984-ый: приобрели у США и Канады 26,8 миллиона тонн зерна.
По мнению министра финансов, а затем премьер-министра В. Павлова, на военные нужды уходило 34-36% национального дохода страны. Взгляды Шеварднадзе предопределяли его столкновение с генералами, которые видели, что им грозит: министр призывал к принципу разумной достаточности, что вело к ограничению военных расходов. А этого в Министерстве обороны никто не мог допустить. Это было время, когда Европу именовали ТВД. Людей пугали возможностью войны и заставляли жить, словно в осадной крепости.

181

Горбачеву и Шеварднадзе выпала миссия закончить холодную войну. Надо было прекратить военное соперничество с США, освободить страну от гонки вооружений, которая была ей не под силу. Знающие, великолепно образованные, опытные советские
дипломаты боялись оконфузиться по крупному, были поглощены деталями. Шеварднадзе 
не был профессионалом, но парадоксальным образом его непрофессионализм помогал ему принимать более смелые решения.
Первая поездка Горбачева – во Францию. Он провел там 4 дня, встретился с мэром
Парижа Жаком Шираком, посетил Версаль. Рядом с ним была жена Раиса Максимовна,
побывала в салонах Пьера Кардена и Ива Сен-Лорана. Она стремилась придать мужу западный шик. Но внимательно присмотревшись, можно было заметить, что купленные ею новые туфли для него, произведенные советским изготовителем, не подходили к костюму, когда он пришел на совместную с президентом Франции Миттераном пресс-конференцию в Елисеевский дворец.
Его первые внешнеполитические предложения поразили западных партнеров, которые не знали, верить ли в его серьезность. Но Горбачев уже твердо понял: в гонке вооружений империалистов не победить и внутренних проблем не решить, пока будем выбрасывать деньги на ненужное оружие. Он начал наступление на всех внешнеполитических фронтах, чтобы дать шанс перестройке.
Горбачев предложил американскому президенту:
- Мы должны перестать считать друг друга врагами.
Холодная война прекратилась. На глазах консерваторов Михаил Сергеевич стал предателем. Когда Горбачев и Шеварднадзе начали новую внешнюю политику, американский президент Рональд Рейган оставался подчеркнуто холоден. Американцы не верили в возможность крутых поворотов политики Москвы, считали, что русские разыгрывают перед ними очередной спектакль.
Трудность для Шеварднадзе состояла в том, что он должен был договариваться не только с американцами, но и с советскими военными. Последние иногда были сложнее... С самого начала у Шеварднадзе появились в Москве влиятельные оппоненты. Причем не только в Министерстве обороны, но и в собственном ведомстве.
Внешняя политика, которую проводили Горбачев и Шеварднадзе, перевернула всю птолемееву картину мира. Если США и НАТО не собираются на нас нападать, если Запад не враг, то зачем содержать такую армию и самоедскую военную экономику?  Зачем пугать страну неминуемой войной, призывать людей затягивать пояса и теснее сплачиваться вокруг партии и правительства? Военные обижались. Особенно они возражали против намерения Горбачева ликвидировать ракеты средней дальности в Европе, печально знаменитые “пионеры” (СС-20), в противовес которым американцы развернули свои ракеты и военно-стратегическое положение Советского Союза заметно ухудшилось. Маршал Ахромеев говорил Квицинскому: если сократить ракеты, то на все намеченные в Европе цели не хватит ядерных боеприпасов.  В генеральном штабе всерьез готовились вести в Европе ядерную войну на уничтожение.
В Вашингтоне после подписания договора об уничтожении ядерных ракет среднего радиуса действия президент Рейган, как хозяин, первым произнес речь. Он не мог не вспомнить свою любимую пословицу: “Доверяй, но проверяй”. Он выговорил ее по-

182

русски с таким чудовищным акцентом, что понять ее было невозможно. Но переводчик повторил эти слова, и тогда Горбачев не выдержал, хотя прерывать выступление в таких случаях не принято, и он не без раздражения громко произнес:
- Вы это всякий раз повторяете.
Зал грохнул от смеха. Когда Рейгану перевели слова Горбачева, он сам рассмеялся, и несколько растерянно заметил:
- А что, мне нравится эта пословица.
Любовь американского президента к русскому фольклору была объяснима.
Американцы не доверяли советским партнерам. После подписания договора о ракетах средней дальности американцы поставили вопрос о проверке его исполнения: давайте пришлем друг к другу контролеров. В министерстве иностранных дел управление по проблемам ограничения вооружений и разоружения возглавлял В. Карпов. Затем он стал заместителем министра. Карпов поехал на ракетный завод – убедился, что туда можно приводить американских инспекторов. А к тому времени американцы уже назвали точное количество ракет. Карпов вернулся с завода потрясенный и доложил министру.
- На заводских складах лежит еще штук 200 неучтенных ракет.
Оказывается, директор держал небольшой запас – на всякий пожарный случай. Вдруг не справится с планом, или возникнет  проблема с поставкой комплектующих, или еще какая-то неприятность – возьмет из запаса. Но как особенности функционирования советской хозяйственной системы объяснить американцам?
Советские военные ставили Шеварднадзе в глупейшее положение. Он только от западных партнеров узнавал, что именно сделали советские военные. Накануне подписания парижских соглашений об ограничении обычных вооружений на Европейском континенте советские военные официально сообщили, что у них двадцать одна тысяча танков. Но два года назад их было в два раза больше! Куда же делись остальные?
Для Запада это не было секретом: половину танков министерство обороны просто перебросило через Урал, то есть формально убрало их из Европы. Когда военных поймали за руку, они сообщили, что за Урал перебросили восемь тысяч танков, еще восемь с половиной тысяч законсервированы, а четыре тысячи пошли в металлолом.
Шеварднадзе пришлось оправдываться, причем партнеры смотрели на него с подозрением, не веря, что министр иностранных дел сам узнал об этих манипуляциях задним числом. Министр считал, что если подписан договор – нужно выполнять, если обманул – надо признаться, если что-то сделал неправильно – следует извиниться.  В политике главное интересы, но мораль и порядочность тоже много значат. Если ты будешь надувать, то и тебя обманут.
Шеварднадзе стал олицетворением политики сокращения вооружений, взаимопонимания и взаимодействия с окружающим миром. Каждый его шаг вперед пугал руководителей госбезопасности, и армейских генералов с большими звездами, и командиров военно-промышленного комплекса. Министерство иностранных дел добилось подписания первых документов о мерах доверия с НАТО. Советские военные боялись натовского предложения о взаимных инспекциях как черт ладана. Но дипломаты, как пишет участвовавший в этой работе посол Ступишин, доказывали, что при условии

183

полной взаимности инспекции никак не могут угрожать безопасности. Разве что заставят привести в порядок военные городки, лишний раз почистить туалеты.
Шеварднадзе смело шел на конфликт с министерством обороны или с КГБ, когда
считал их позицию вредной для страны. Раньше такого не было, и считалось невозможным: А Шеварднадзе ясно излагал свои взгляды: вот в чем заключается интерес нашей страны, вот что нам предстоит еще сделать, прошу поддержать наши предложения. Когда военные
наотрез отказывались идти на изменение Советской официальной позиции, Шеварднадзе переходил к новой тактике. Дипломаты разрабатывали удобную для страны позицию,
согласовывали ее с американцами. И Горбачев уже улаживал отношения с военными. Обиженные военные стали жаловаться, что Шеварднадзе в переговорах с американцами вышел за рамки своих полномочий и игнорировали то, о чем договорился министр иностранных дел. По словам В. Фолина, дискуссии между Шеварднадзе и начальником генерального штаба генералом М.А. Моисеевым, который сменил на этом посту маршала С.Ф. Ахромеева, были жесточайшими. Доведенный до крайности, министр говорил:
- Если будет принята позиция министерства обороны, то сами ведите переговоры с США.
Начальник штаба обычно отвечал ему не менее резко:
- Мы снимаем с себя ответственность за безопасность страны, если предпочтение отдадут капитулянтской линии министерства иностранных дел.
Ю. Квицинский рассказывал, как его отправили вместе с начальником генштаба в Вашингтон ликвидировать очередные разногласия с американцами. Перед отлетом генерал Моисеев собрал всех у трапа самолета и многозначительно напомнил, что он – глава делегации и не допустит, чтобы дипломаты выбалтывали американцам идеи и задумки военных, как это, мол, не раз бывало раньше. Причем военные умудрились сказать американцам, что у тех хорошие переговорщики, а с нашей стороны за столом переговоров сидят “чудаки” из МИДа, которые умеют делать одни уступки. Генералы, как известно, одобряют сокращения только чужой армии. При этом они плохо понимают, что дипломаты все же умеют находить решения, которые устраивают обе стороны.
Кончилось это тем, что после тяжелых разговоров с американцами генерал Моисеев убедился, как трудно отстаивать свои позиции в диалоге, поднял руки, капитулировал и согласился со всеми американскими идеями.
Доверию в международных отношениях мешает бесконечное вранье советских политиков, которые отрицали то, что было известно всему миру, в частности, помощь некоторым режимам в создании запрещенного химического оружия. Министр иностранных дел Шеварднадзе отмечал, что такая политика вредит стране.
Бытует мнение, что неопытного Шеварднадзе легко обводили вокруг пальца ушлые западные дипломаты. Но ведь переговоры он вел не в одиночку, рядом всегда находились профессиональные дипломаты.
- Дипломатия Шеварднадзе была нашей общей дипломатией, - говорил 
А.А. Бессмертных, который сменил его на посту министра. – Мы ведь персонифицируем внешнюю политику для облегчения труда историков. Он работал рука об руку со всем аппаратом министерства, и основные идеи, например, что “наша безопасность зависит от

184

безопасности других”, - это мы сочинили вместе.
- Эпоха второй половины 80-х годов в дипломатии была блистательной, и это позволило стране безболезненно выйти из холодной войны, - как считает Бессмертных.
- Это был период очень творческой и активной дипломатии. Многие дипломаты были воодушевлены новыми возможностями, которые открылись с приходом Шеварднадзе в министерство.
- Принято говорить, что политика Шеварднадзе была политикой сплошных
уступок, что он отдал Восточную Европу, потому что интересы России  ему были безразличны. Вы согласны с такой оценкой? – спросил Квицинский Бессмертных.
- Нет, Шеварднадзе был абсолютно советским партийным деятелем, и не думаю, что он считал, будто главное для него – обеспечить интересы родной Грузии, - возражал ему Бессмертных. - Что касается Восточной Европы, то вариантов было два. Либо мы силовыми методами не позволяем Восточной Европе выйти из Варшавского договора, либо мы признаем собственные интересы этих государств и пытаемся соотнести их с нашими интересами. Только кажется, что мы всем могли руководить в Восточной Европе, но мы не контролировали ситуацию, - говорил Бессмертных. – У политики каждой страны есть своя логика и динамика. Если бы мы пытались силой помешать развитию событий, против нас восстал бы весь мир. Восточная Европа все равно взорвалась бы, и нашей стране был бы нанесен огромный ущерб.
Из Восточной Европы в любом случае войска надо было выводить. Вопрос состоял в том, как уйти бескровно и более или менее разумно, не рождая новую волну ненависти и не дожидаясь, когда начнут стрелять в спину. Горбачев и Шеварднадзе не довели дело до кровавой драки. Не сожгли мосты, оставили возможность для новых отношений. ГДР погибла не в результате дипломатии Шеварднадзе. В тот момент, когда было принято решение открыть границу между двумя Германиями и восточные немцы хлынули на Запад, социалистическая Восточная Германия фактически перестала существовать. Все, что происходило потом, было лишь юридическим закреплением наступивших перемен.
Политические оппоненты Шеварднадзе упрекали его за то, что он слишком часто говорил своим западным партнерам “да”, а надо было почаще произносить “нет”.  Профессиональные дипломаты считали, что министр был слишком уступчив. Но когда партнеры никак не соглашались с предложением, в разумности которого Шеварднадзе был уверен, он проявлял жесткость и неуступчивость.
- Когда шли переговоры о Германии, - вспоминает Сергей Тарасенко, - немцы предложили вариант, который нас не устраивал. Ночью шли переговоры в рабочей группе. Утром министру доложили, что по ключевому вопросу согласия нет. Как быть? Шеварднадзе спокойно говорит, передайте, что если не будет найдено решение, я на встречу не поеду. И через десять минут наше предложение было принято.
До Шеварднадзе вопрос о средствах ни министерство иностранных дел, ни министерство обороны не интересовал: будет решение Политбюро, будут и деньги. Шеварднадзе стал спрашивать: а есть ли на это деньги? Надо ли, скажем, создавать все это оружие, которое хотят иметь военные? Как можно тысячами выпускать танки, но не строить жилье для танкистов?
Советские дипломаты не привыкли задавать вопросы “зачем”, “почему”. Они

185

исполняли инструкции. Шеварднадзе просил сформулировать: а в чем реально состоит интерес нашей страны? Каковы наши цели, и какую цену мы готовы заплатить за их достижение? Бесплатно ведь ничего не получается. Он часто ставил своих помощников в
тупик. Доставал бумагу и спрашивал:
- А почему мы такую позицию занимаем?
Все удивленно пожимали плечами.
- Да мы всегда ее занимали.
Шеварднадзе качал головой:
- Это не ответ. Вы мне объясните, есть ли в этой позиции смысл? Она нам выгодна? Это в наших интересах?
Трудность Шеварднадзе состояла в том, что не хватало времени на глубокие размышления о принятии решений. Немудрено было запутаться в быстро менявшемся мире, сообразить, что к чему. Время менялось, как скорый поезд. Надо было сказать свою реплику, прежде чем занавес опустится. При этом Шеварднадзе был достаточно осторожен. Горбачев как президент был куда более свободен в действиях.
Скажем, когда шел процесс объединения Германии, Горбачев на встрече с американцами и президентом Д. Бушем согласился с тем, что единая страна сама должна решить, хочет ли она состоять в НАТО. Народ имеет право выбирать, с кем ему быть. Буш был доволен. Шеварднадзе и Фолин, тогда секретарь ЦК КПСС по международным делам, встревожились. Шеварднадзе отвел Горбачева в сторону и стал ему что-то внушать. Напоминал, что Михаил Сергеевич вышел за рамки предварительных договоренностей – в Москве хотели видеть единую Германию нейтральным государством. Тогда Горбачев хотел перевалить эту проблему на министра, сказав, что над германской проблемой должны основательно поработать Шеварднадзе и американский госсекретарь Бейкер. Шеварднадзе, что было совершенно неожиданно, публично возразил своему президенту:
- Этот вопрос должны решать главы государств. Тут нужно политическое решение.
Шеварднадзе не хотелось принимать на себя ответственность за это решение. И все равно его потом проклинали за то, что они с Горбачевым не потребовали выхода единой Германии из НАТО. Но остановить объединение Германии можно было только танками. Пытаться помешать единой Германии оставаться в НАТО - значит шантажировать и угрожать. На шантажах и угрозах политику не построишь, ничего из этого все равно не получилось бы. Но наложило бы тяжелый отпечаток на отношения двух стран.
Многие считали холодную войну неминуемой: дело не в столкновении тоталитарного Востока и демократического Запада, а в извечном геополитическом противостоянии России и ее западных соседей... Но история четырех десятилетий холодной войны это не подтверждает.
Холодная война прекратилась, и все исчезло как наваждение – страх, войны, ядерная опасность, враг у ворот. Впервые за многие десятилетия пришло ощущение безопасности. Столько лет вооружались до зубов, а страх войны и ощущение незащищенности только росли. А тут выяснилось, что безопасность зависит не от внешних арсеналов, что холодная война не является неизбежностью, что это не порождение вечных геополитических конфликтов.
Горбачева и по сей день обвиняют в том, что он ослабил державу, вывел войска из

186

Восточной Европы, сократил арсеналы. Но заметим: никто не воспользовался нашей слабостью, не напал на нашу страну! Напротив, исчезла сама угроза войны, о реальности которой говорили накануне прихода Горбачева к власти, когда Советская армия достигла
пика своей мощи. Внешняя политика Михаила Сергеевича избавила нашу страну от множества врагов и создала новых друзей.
А партийное собрание министерства обороны дважды обращалось к Горбачеву с
требованием привлечь Шеварднадзе к уголовной ответственности за предательство
интересов Родины. В Верховном Совете и в печати министр иностранных дел подвергся не просто критике, а откровенным оскорблениям. Он превратился в козла отпущения. Его обвиняли во всех смертных грехах. А люди, которые должны были его поддержать, молчали. Он обижался на Горбачева, который его не защищал, хотя министр проводил президентскую линию.
От Горбачева постоянно требовали осудить Шеварднадзе. И президент явно подумывал о том, что может быть, ему нужен новый министр, которого не будут каждый день топтать в Верховном Совете.
Возможно, в Горбачеве проснулась ревность. Шеварднадзе стал известен во всем мире. Внешнюю политику страны связывали с его именем. Считали его не исполнителем воли Горбачева, а творцом политики. Это почетно для министра, но опасно для его карьеры. Шеварднадзе был честолюбивым человеком. Не любил оставаться на задворках. Говорят, что у Горбачева была мысль предложить Шеварднадзе нестандартный вариант – возглавить Верховный Совет.
Кончилось это тем, что в конце декабря Шеварднадзе на съезде народных депутатов внезапно заявил, что уходит в отставку. Он больше не намерен был терпеть оскорбления, которым подвергался каждый день со стороны многих депутатов и прессы. Многие сочли его отставку неожиданной, хотя этот поступок является совершенно естественным. Шеварднадзе предупредил:
- Наступает диктатура... Никто не знает, какая это будет диктатура, и какой диктатор придет, какие будут порядки... Пусть моя отставка будет, если хотите, моим протестом против наступления диктатуры. Выражаю глубокую благодарность Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Я его друг и единомышленник. Но считаю, что это мой долг как человека, как гражданина, как коммуниста...
Для Горбачева демонстративный уход министра был крайне неприятным сюрпризом. Он обиделся, что Шеварднадзе не счел нужным заранее поставить его в известность и опасался, что громкая отставка произведет неблагоприятное впечатление в мире, где решат, что за уходом министра последует резкое изменение политики.


* * *

Еще при Андропове начали привлекать в Москву к власти наиболее сильных и заметных людей из числа первых секретарей обкомов партии.
После прихода Михаила Сергеевича к власти он решил пригласить на работу в Москву первого секретаря Свердловского обкома партии Бориса Ельцина.
187

Звонок из Москвы раздался вечером 3-го апреля. Звонил Ельцину не сам Горбачев и не Лигачев, который отвечал тогда за выдвижение новых кадров. Звонил Долгих, кандидат в члены Политбюро и секретарь ЦК КПСС по строительству. Он сообщил
Ельцину, что решением ЦК планируется назначить его заведующим отдела по строительству. Ельцин думал всего одну-две секунды и отказался. В нем сработало
самолюбие – первый секретарь такой области, как Свердловская, может быть использован
более эффективно. Так было и раньше, все прежние первые секретари Свердловского обкома партии уходили секретарями ЦК.
Однако на следующий день Ельцину позвонил Лигачев и объявил, что решение Политбюро уже состоялось, он назначен завотделом и должен подчиниться партийной дисциплине.


* * *

Борис Николаевич родился 1-го февраля 1931-го года в селе Бутка Талицкого района Свердловской области в крестьянской семье. Здесь жили его отец – Николай Игнатьевич Ельцин и мать – Клавдия Васильевна Старыгина. Борис был первым ребенком. Позднее у него появились борат Михаил и сестра Валентина.
Семью Ельциных раскулачили. Деда, церковного старосту, лишили гражданских прав, выслали на север, где он вскоре умер. Отец и дядя уехали из родной деревни, завербовавшись на строительство Казанского авиационного завода, плотничали.
Отца Ельцина и его дядю арестовали в апреле 1934-го года. Их обвинили в том, что они проводили антисоветскую агитацию среди рабочих. То есть совершали деяния, предусмотренные статьей 58-10 УК. Судебная “тройка” осудила Ельциных к трем годам исправительно-трудовых лагерей.
Школьные годы Ельцина прошли весело. Занятиями он себя не утомлял.
В юности Ельцин увлекался волейболом, выступал за сборную города. Ему не мешало и то, что на левой руке у него не было двух пальцев – большого и указательного. Борис покалечил их, когда мальчишкой пытался разобрать гранату. Хирургам пришлось ампутировать ему пальцы.
В 1950-ом году он поступил на строительный факультет Уральского политехнического института имени С.М. Кирова. Окончил институт в 1955-ом году (пришлось пропустить учебу на год по болезни). Специальность по диплому – инженер-строитель. Распределили Ельцина после института мастером в трест “Уралтяжтрубстрой”.
О стройке Ельцин говорил, что она приучала его к спиртному, и к привычке ругаться матом. Однако он от горячительных напитков не отказывался, а матом практически не ругался.
Через два года, в 1957-ом году, перешел в трест “Южгортрест”. Ельцин быстро поднимался по служебной лестнице – прораб, старший прораб, главный инженер, начальник стройуправления.
В 1968-ом году Ельцина назначили в аппарат Свердловского обкома заведовать отделом строительства. Ельцин 13 лет проработал на стройке, а затем стал работать в
188

партийном аппарате, как один из секретарей обкома партии. В 1976-ом году Ельцин стал первым секретарем Свердловского обкома КПСС. Власть секретаря обкома была в пределах области почти безгранична, и Борис Ельцин всем, кто с ним работал, запомнился
очень способным руководителем. Он был достаточно скромен в быту, не допускал никаких излишеств. Стремился к лидерству и к власти – это очень сильный мотив и он нередко является доминирующим для многих начальников типа Б. Ельцина. Ни богатство, ни слава, ни служение идее никогда не были для Ельцина доминирующим мотивом. Он с раннего детства усвоил простую истину, что хорошо живут только начальники – так оно и было в 30-ые годы. Стремление к познанию и истине – это мотив для ученых, а не для политиков, и не для тех, кто хочет жить хорошо. Стремление к справедливости толпы никогда не входило в число важных мотивов для Ельцина. Ельцин не был революционером. Он хотел быть первым, он хотел командовать. А что именно он хотел сделать в РФ – ни он сам, ни его приверженцы так никогда и не смогли сформировать.
В Советском Союзе и в КПСС продвижение людей в “большие начальники” происходило по определенным и строго соблюдаемым правилам.
Когда к власти в партии и стране пришел Ю. Андропов, он (Андропов) начал осторожно, но весьма твердо и определенно менять многие стереотипы прежнего стиля руководства, а отчасти и всей прежней политики. Соответственно, он начал менять и людей в высших эшелонах власти. Однако он быстро убедился в бедности кадровых ресурсов высшей номенклатуры. Пригласив к себе М. Горбачева, Н. Рыжкова и Е. Лигачева, которых он выдвинул первыми, Ю. Андропов поручил им подготовить список кандидатур на выдвижение в высшие органы партийной и государственной власти. При этом Андропов специально рекомендовал обратить особое внимание на первых секретарей областных партийных организаций. Нет ничего странного в том, что Борис Николаевич Ельцин оказался одним из первых в этом списке: 51-летний Ельцин уже был известен в ЦК КПСС и в Совете министров СССР не только благодаря своей твердости и энергии в управлении подведомственной ему Свердловской области, но и весьма решительной борьбой против коррупции и разного рода необоснованных привилегий.
До осени 1976-го года Ю. Андропов не только не знал, но ничего и не слышал о Ельцине, который занимал относительно скромный пост второго секретаря Свердловского обкома партии. Своим выдвижением сначала на пост заведующего отделом обкома, а затем и одного из секретарей обкома Ельцин обязан первому секретарю Свердловского обкома партии Якову Петровичу Рябову. Свердловский обком давно уже служил источником кадров для руководства промышленностью страны. Отсюда пришел в Москву Андрей Кириленко.
На строительной площадке Ельцина приметил человек, который сыграл ключевую роль в жизни Ельцина. Это один из знаменитых партийных работников Свердловска Рябов Яков Петрович. В 1963-ем году в области создали комбинат крупнопанельного домостроения, главным инженером поставили Ельцина, а через два года он стал начальником комбината. Рябов симпатизировал настырному и упрямому строителю. Рябов повсюду вел за собой Ельцина, спасая его в тяжелых ситуациях.
После XXV съезда КПСС в 1976-ом году получил предложение о переходе на работу секретаря ЦК и Рябов. На вопрос, кто мог бы возглавить после него областную

189

партийную организацию, Рябов уверенно назвал кандидатуру Бориса Ельцина.
По экономическому потенциалу, по роли в индустрии ВПК, по численности населения и по географическому положению Свердловская область считалась одним из
важнейших регионов Советского Союза. Во многих отношениях Свердловская область
являлась центром всего Уральского края, притягивая к себе Челябинскую, Пермскую и
Курганскую области. Человек, который должен был возглавить Свердловский обком партии, не мог быть назначен, не получив  одобрение КГБ и Министерства обороны СССР. Осенью 1976-го года Ельцин прибыл на “смотрины” в Москву. Он встречался здесь сначала с секретарями ЦК И. Капитоновым и А. Кириленко, затем с М. Сусловым. Еще через день в сопровождении Капитонова и Рябова Ельцин встретился с Л.И. Брежневым. Генсек принял Ельцина довольно радушно, даже пошутил: “Так вот кто в Свердловской области захватил власть!”. Беседа продолжалась около 40 минут и состояла из общения разного рода банальных фраз. “Добро” было получено, и 2-го ноября 1976-го года на заседании областного комитета партии Ельцина избрали первым секретарем обкома.
Первая беседа Ельцина с Андроповым по телефону состоялась только в 1977-ом году. Речь шла при этом о судьбе знаменитого Ипатьевского дома в Свердловске. Как известно, в большом доме в центре города, принадлежавшем ранее купцу и инженеру Ипатьеву, находились в последние недели своей жизни семья и часть прислуги последнего российского императора Николая II. Здесь все они были убиты 17-го июля 1918-го года. Ипатьевский дом был одним из достопримечательностей города.
В 1970-ые годы сюда приводили на экскурсию пионеров. Расстрел царской семьи считался одним из подвигов уральских большевиков. Свердловск являлся после войны “закрытым городом” и иностранных туристов здесь не было. Но деловые визиты из социалистических стран в Свердловск были достаточно частым явлением, и многим из гостей города показывали Ипатьевский дом и рассказывали о судьбе последнего русского царя. В 1974-ом году особняк на улице Карла Либкнехта, 49 был внесен в список памятников истории и культуры, причем отнюдь, не как памятник архитектуры. В постановлении правительства РФ говорилось о доме Ипатьева как о месте, где “было приведено в исполнение революционное постановление Уралоблисполкома о казни бывшего царя Николая II”.
Трудно сказать, что побудило Ю. Андропова обратить еще в 1975-ом году внимание на проблемы, связанные с судьбой царской семьи. В докладной записке КГБ в ЦК КПСС от 26-го июля 1975-го года говорилось: “Антисоветскими кругами на Западе периодически интегрируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в городе Свердловске. Дом Ипатьева продолжает стоять в центре города. Представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому партии решить вопрос о сносе особняка в порядке правовой реконструкции города. Проект постановления ЦК КПСС прилагается. Просим рассмотреть”. Решение о сносе особняка Ипатьева было принято на Политбюро еще 4-го августа 1975-го года, однако его выполнение по разным причинам задерживалось. Против разрушения дома возразил областной историко-краеведческий музей и отдельные представители свердловской интеллигенции.
Известно, что еще в октябре 1975-го года дом Ипатьева осматривали руководители

190

ГДР Эрих Хонеккер и Вилли Штоф, о чем шеф областного управления КГБ генерал 
Ю. Корпилов докладывал Андропову. Не было секретом для Андропова и повышенное
внимание к дому Ипатьева других гостей Свердловска, а также жителей этого города.
Время от времени на пороге дома появлялись положенные тайком красивые розы.
По свидетельству самого Ельцина, секретное постановление Политбюро о немедленном сносе Ипатьевского дома он получил летом 1977-го года. “Близилась одна из дат, связанная с жизнью последнего русского царя, - писал он в своей книге. – Это подхлестнуло интерес к дому Ипатьевых, люди приезжали посмотреть на него даже из других городов. Я к этому относился совершенно спокойно... неожиданно получаю секретный пакет из Москвы. Читаю и глазам не верю: “Закрытое постановление Политбюро о сносе дома Ипатьевых в Свердловске. А поскольку постановление секретное, обком должен брать на себя всю ответственность за это бессмысленное решение... Не подчиниться секретному постановлению Политбюро было невозможно. И через несколько дней, ночью, к дому Ипатьева подъехала техника, к утру от здания ничего не осталось. Затем это место заасфальтировали”.
Ельцин еще не был членом ЦК КПСС. Нужно было ждать очередного XXVI съезда. Он присутствовал на всех Пленумах ЦК. На многих брал слово, не только по проблемам народного хозяйства.
С разного рода хозяйственными проблемами Ельцин приезжал в Москву. Легче всего было решать вопросы с Брежневым, если, конечно, удавалось попасть к нему на прием. Их встречи были короткими. Зная стиль работы Брежнева, Ельцин заготавливал заранее все необходимые бумаги и документы, чтобы генсеку оставалось только наложить резолюцию. Но даже в этом случае Брежнев просил: “Давай диктуй, что мне писать”.
С приходом к власти Андропова стиль работы Ельцина заметно изменился. Первый секретарь обкома проводил многочасовые встречи со студентами, выступал в самых различных аудиториях без бумажек, отвечал на самые неожиданные вопросы. В декабре 1982-го года Ельцин выступил в прямом эфире по местному телевидению, также отвечая на многочисленные вопросы телезрителей.  Мало кто из секретарей обкомов КПСС был готов использовать такие методы работы. Ельцин чувствовал себя свободно даже в зале, где собирались для встречи с ним до двух тысяч человек. Два раза Ельцин приезжал в Москву для разговора с Андроповым. Они решали также разного рода хозяйственные проблемы области. Выступая позднее в Высшей комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ, Ельцин на вопрос о его отношении к Андропову заявил: “Отношение самое хорошее. Я был у него два раза за короткий срок, когда он был Генеральным секретарем. Должен отметить, что его рассуждения очень умные, его реакции на просьбы, которые я ставил, имели оперативные решения. А как он вел Пленумы... Конечно, нам не хватало такого Генерального секретаря”.
С Горбачевым Ельцин был знаком давно: они как первые секретари обкомов встречались еще в 1977-1978-ом годах. Ставропольский край помогал Свердловской области в делах сельского хозяйства, а уральские города помогали южным областям с техникой. Эти связи укрепились после того, как Горбачев стал секретарем ЦК КПСС по проблемам сельского хозяйства. Неудивительно, что получив поручение от Андропова насчет обновления партийных и государственных кадров, Горбачев внес в свой список на

191

выдвижение Ельцина. Это было осенью 1987-го года, когда Андропов уже находился в
больнице. Однако Андропов не только одобрил этот список, но особо выделил в нем
Ельцина. Егор Лигачев свидетельствует: “В конце декабря 1983-го года мне позвонил из
больницы Андропов и просил при случае побывать в Свердловске и “посмотреть” на Ельцина. Вскоре такой случай представился. Я посетил Свердловск в январе 1984-го года, принял участие в областной конференции, побывал с Ельциным в трудовых коллективах. Не скрою, меня привлекали в Ельцине живость общения с людьми, энергия и решимость. Было заметно, что многие относятся к нему уважительно”. Лигачев выступал на областной партийной конференции с личным приветствием от Андропова. Ельцин ответил в том же духе и попросил передать “слегка приболевшему” лидеру приветы от себя и своих земляков. После конференции московский гость еще несколько дней посещал вместе с Ельциным промышленные предприятия и совхозы области. Он был очень доволен Ельциным и даже позвонил из Свердловска Горбачеву, чтобы сообщить ему, что Ельцин – “яркая личность”. Смерть Андропова прервала, однако, все процессы, связанные с кадровым обновлением в партии и государстве.


* * *

Первый секретарь свердловского обкома был заметной фигурой, считался сильным и перспективным партийным работником, поэтому Горбачев и поспешил включить его в команду.
12-го апреля 1985-го года Ельцин уже приступил к работе на Старой площади. Он начал работу очень энергично, знакомился и с делами в ЦК, и на месте с самыми трудными стройками. Должность заведующего отделом ЦК КПСС по строительству ему нравилась.
Ельцин встречался с В. Долгих, который был его прямым начальником. 
М.С. Горбачев с Ельциным разговаривали лишь два или три раза, и то по телефону, и это его задевало.
В июне 1985-го года на очередном Пленуме ЦК был избран секретарем по вопросам строительства. Изменился у него кабинет, изменился статус. Он увидел, как живет высший эшелон власти в стране. Его семью поселили в ближайшем Подмосковье на большой даче, которую до этого занимал Горбачев. Сам Горбачев, как Генеральный секретарь, занял новую дачу, которую построили специально для него и его семьи.


* * *

Михаил Сергеевич догадывался о тех сомнениях и недовольствах, которые мучили Бориса Ельцина, мечтавшего о более ответственной работе.
Ельцин с его энергией нравился Горбачеву, и он предлагал поставить его руководителем партии в Москве. Во главе московской партийной организации стоял 

192

В. Гришин, старейший член Политбюро. Гришин управлял Москвой еще с 1967-го года, и
он создал здесь весьма эффективный по тем временам стиль руководства. Однако Гришину было больше 70 лет, и тройка новых лидеров Политбюро решила отправить его на пенсию.
Вопрос о переходе Б. Ельцина на работу в Московскую партийную организацию никто с ним предварительно не обсуждал и не согласовывал.
Ельцин был приглашен на заседание Политбюро 22-го декабря 1985-го года, на котором Горбачев сообщил, Политбюро посоветовалось и решило, чтобы Ельцин возглавил Московскую городскую партийную организацию – почти миллион двести тысяч коммунистов, с населением города девять миллионов человек. Ельцин попытался отказаться. Однако его возражения были отклонены, и назначение его на новый пост состоялось менее чем через час.
Московский горком КПСС располагался рядом с ЦК КПСС в тех же зданиях на Старой и Новой площадях. После очень короткой подготовки здесь был собран пленум МГК КПСС. Горбачев рекомендовал членам Московского горкома партии избрать своим новым руководителем Б. Ельцина. Пленум освободил В. Гришина от обязанностей первого секретаря МГК КПСС в связи с уходом на пенсию. Первым секретарем МГК КПСС был избран секретарь ЦК КПСС Б. Ельцин. Ельцину был присвоен очередной чин – он стал теперь кандидатом в члены Политбюро. Начиная работу в Москве, Ельцин уже имел репутацию сильного, требовательного, энергичного человека, обязательного и волевого лидера, умеющего привлечь симпатии простых людей.
Ельцин начал работу в Москве с самых крутых кадровых перемен. Уже в январе 1986-го года на пленуме МГК были приняты решения о замене всего прежнего руководства горкома партии. Были отправлены в отставку все члены бюро МГК. Вторым секретарем МГК был избран В.Г. Захаров рекомендованный аппаратом ЦК КПСС.  Своих людей у Ельцина не было. Из Свердловска он смог привезти в Москву только своего помощника В. Илюшина, который стал помощником Ельцина и в горкоме КПСС. Вслед за бюро МГК КПСС Ельцин стал снимать и работников аппарата горкома: всего за несколько месяцев здесь было заменено около 40% всех партийных чиновников. Быстро менялись люди и в райкомах партии: из 32 первых секретарей райкомов партии Ельцин заменил к середине 1986-го года 23.
С небольшой группой сопровождающих его лиц Ельцин непрерывно передвигался по огромному городу. Он заходил в крупные и малые продовольственные магазины, в большие универмаги. Много времени он проводил на заводах, осматривая стройки. Только в первые месяцы после нового назначения он познакомился с работой 29 промышленных предприятий Москвы. Он больше критиковал, чем хвалил, а многих не только снимал с их постов, но отдавал под суд, даже приказывал немедленно арестовать.
11-го апреля 1986-го года, выступая перед пропагандистами Москвы, Ельцин открыто и прямо угрожал и партийным работникам, которые оторвались от народа “и завели себе большие и барские квартиры с голубыми унитазами”, и работникам милиции, которые работают плохо, и тунеядцам, которых надо направлять на самые тяжелые работы, и молодежи, у которой заметно стремление к незаработанному, незаслуженному развлечению, и пьяницам, которые снова начали появляться на улицах города.

193

Когда был снят с поста и отозван на пенсию председатель Мосгорисполкома
Промыслов, а с ним и несколько его замов, Ельцин провел большое собрание в главном зале Моссовета на Тверской, 13 с депутатами Моссовета и работниками
Мосгорисполкома.
На встречу с Ельциным пришли более полутора тысяч человек. Ельцин начал разговор с ними весьма круто. Прений не было. На пост председателя Мосгорисполкома Ельцин предложил избрать Сойкина, директора ЗИЛа, с которым сам Ельцин познакомился лишь несколько дней тому назад.
Перестановка затронула и милицию, части московского управления КГБ СССР, было смещено прежнее ее руководство.
Тем не менее, труды Ельцина не давали плодов, положение в городе с каждым месяцем не улучшалось, а ухудшалось. В Москве возник и углубился экономический кризис, но главным образом это был кризис в управлении и кадрах. Ельцин вынужден был обратиться в ЦК КПСС лично к Лигачеву и Горбачеву за помощью в кадрах. В ЦК КПСС приняли специальное постановление: “Об оказании действительной помощи столице”. Вскоре в духе того времени несколько десятков человек из разных министерств и ведомств, имевших репутацию опытных управленцев, были направлены в распоряжение московского горкома для “усиления Москвы новыми кадрами”. В список для перевода на новую работу был включен и Ю. Лужков, доктор химических наук, крупнейший специалист по пластмассам и по прикладной нефтехимии, только недавно назначенный начальником управления по науке и технике Министерства химической промышленности СССР. В подчинении у Лужкова были сотни  крупных химических предприятий, в том числе и тех, что работали на оборону страны.
На своих участках работы в Мосгорисполкоме Лужков добился немалых успехов – он наладил работу овощных баз города, снабжение Москвы хлебом и овощами, а также всеми видами мясных и рыбных консервов. Именно Лужков помог возникновению и развитию в Москве первых кооперативов и небольших частных предприятий. Однако общее экономическое положение в Советском Союзе в 1987-ом году продолжало ухудшаться, и Москва не являлась здесь исключением.
Для налаживания дел в Москве нужно было время, но Ельцин хотел получить очевидные результаты как можно скорее, и его раздражение росло. В Москве он не был таким полновластным хозяином, как в Свердловской области. Москва – столица, и здесь находились десятки учреждений и ведомств, по статусу стоящих выше горкома партии.
Были случаи, когда то или иное решение, принятое лично Ельциным на бюро горкома партии, на следующий день отменялось лично Лигачевым или секретарем ЦК.
Ельцин работал с раннего утра до позднего вечера, и для всех окружающих, кроме ближайшего помощника Илюшина, с которым Ельцин работал еще в Свердловске, он казался человеком с железным здоровьем. Но это было, к сожалению, не так. К 50-ти годам Ельцин уже растерял тот могучий запас сил, который ему дали родители. Он часто болел и нередко попадал в больницы – то с брюшным тифом, то с язвой желудка, то из-за проблем с сердцем, дыханием, отеком. Страдал от бессонницы и сильных головных болей, усиливавшихся по вечерам. Он стал злоупотреблять успокоительными и снотворными средствами, увлекался алкоголем. Взяв слишком сильный старт, Ельцин начал

194

выдыхаться.
Острота впечатлений у Ельцина притупилась. Прежние чиновники исчезали, появлялись новые, точно такие же. На Ельцина в ЦК пачками шли жалобы от обиженных
чиновников. Его поведение искренне возмущало партийных коллег. Они считали, что
Ельцин подрывает основы власти.
И в ЦК им были недовольны. Где перемены? А тут еще разладились отношения с Лигачевым.
Михаил Сергеевич поначалу передал Лигачеву все полномочия второго секретаря, поручая делать то, чем не хотел заниматься сам: проводить кадровую чистку, закручивать порядок, осуществлять повседневный контроль.
Егор Кузьмич достиг пика своего влияния, и от него многое зависело в чисто практических делах. Он хотел все знать и старался во все вникать. Он держался нарочно строго, считал, что любое проявление либерализма, нарушение иерархии взаимоотношений между начальником и подчиненными губительно для руководящей и направляющей роли партии.
Ельцин был не единственным, кто жаловался на мелочную опеку Лигачева, но Ельцину доставалось больше всех. Егор Кузьмич намеревался держать московского секретаря в ежовых рукавицах. Полагал, что Ельцин по гроб жизни обязан ему за переход его в столицу. Но Ельцин не испытывал таких чувств. Лигачев, видимо, был разочарован в своем выдвиженце. Он не любил своенравия и знал как “прищемить хвост”. Дергал Ельцина по мелочам, по каждому поводу, заставлял отчитываться, считая, что таким путем укротит строптивого.
А Ельцин просто перестал ходить по секретарям ЦК и при случае сам атаковал. Егора Кузьмича. Динамизм Ельцина не многим нравился в Политбюро. Опытные партийные чиновники почувствовали, что и отношение Горбачева к Ельцину изменилось к худшему.
Первоначально Горбачеву нравилось, как действует неутомимый Ельцин. Он хвалил Ельцина за то, что тот решительно очищает столицу от гришинского наследства. Генеральный секретарь надеялся, что Ельцин, выполняя его указания, покажет, чего можно добиться под знаменем перестройки. Но особыми успехами Москва похвастаться не могла (как, впрочем, и вся страна). Затем сам Ельцин стал, как бы очернять Горбачева в сознании людей. На фоне московского секретаря Михаил Сергеевич казался вялым и консервативным. Горбачев хмурился, а его администрация, тонко улавливающая настроение начальства, что Ельцин больше не фаворит, стала держаться от него подальше.


* * *

Когда Горбачев осенью 1987-го года ушел в отпуск, Лигачев своей властью назначил комиссию секретариата ЦК по проверке состояния дел в Москве. Это сулило Ельцину крупные неприятности, потому что выводы такой комиссии могли быть только резко критическими. После очередной перепалки с Лигачевым 12-го сентября Борис

195

Николаевич написал Горбачеву, отдыхающему у теплого моря в расцвете своей славы, письмо-жалобу на притеснения его Лигачевым и попросил отставки.
Вот с этого момента и завершилась история, которая закончилась, собственно, с уходом в отставку Горбачева, после чего Ельцин стал в Кремле хозяином.
Конфликт Ельцина с Горбачевым был предопределен. В любых случаях нашелся
бы для него повод. Не один, так другой... Борис Ельцин шел к власти, потому что он по своей натуре человек, который может быть только первым. Но тогда, более всего обиженный на Егора Кузьмича, он даже сам не понимал, что его главный соперник – это Горбачев. Ему еще казалось, что Михаил Сергеевич союзник, на которого можно и нужно опереться.
Получив письмо, Генеральный велел соединить его с московским секретарем и стал его успокаивать. Просьбу об отставке он, конечно же, всерьез не воспринял. Горбачев не пытался выяснять отношения, предпочитал спускать на тормоза, гасить конфликты. Он был большим мастером уговаривать, убеждать и привлекать на свою сторону.
После разговора с Генеральным Ельцин несколько успокоился. Ему показалось, что Михаил Сергеевич его фактически поддержал. Он с нетерпением ждал большого разговора, в котором все должно было выясниться, если Горбачев заинтересован в продолжении его работы на благо перестройки, пусть поддержит его публично, защитит от Лигачева.
Михаил Сергеевич в прекрасном настроении вернулся из отпуска в Москву, но беседовать по душам с Ельциным не собирался. Просто не считал это важным. Что касается конфликта между Лигачевым и Ельциным, то Генеральный секретарь вовсе не нуждался в единомыслии своих сотрудников. Его эта ситуация вполне устраивала, как, скажем, и противостояние Лигачева и Александра Яковлева.
Ельцин нервничал, настаивал на разговоре. Но оказалось, что даже первому секретарю Московского горкома и кандидату в члены Политбюро трудно встретиться с Горбачевым. Он звонил генсеку, просил о встрече, а тот откладывал серьезный разговор.
Ельцин не выдержал, считая, что Горбачев вовсе не желает с ним разговаривать. Расценил как плохой для себя знак, как обычное византийство Горбачева, который настраивает против него, но не торопится об этом сказать. А раз так, значит терять нечего. Нужно ждать, когда с тобой расправятся или нанести удар первым.
Чувства Ельцина понятны – не так часто кандидаты в члены Политбюро обращаются с просьбой об отставке, а Генеральный словно пропускал это мимо ушей. Горбачеву видно показалось, что Ельцин блефует. Поинтересовался, наверное, у Лигачева: что случилось с Борисом? Тот ответил: как всегда. И Михаил Сергеевич решил, что все само рассосется.








196


Глава   шестая

Перестройку Горбачев начал с того, что, казалось, назрело. В мае 1985-го года был издан указ об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом и искоренении самогоноварения. Задумывался он еще при Андропове, но работа над указом затянулась. От новых партийных руководителей и Горбачев, и Лигачев, люди мало пьющие, хотели не только исполнить завет Юрия Владимировича, но и, в самом деле, помешать народу спиваться.
Егор Кузьмич Лигачев говорил:
- Почему я был против пьянства? Чистосердечно вам скажу: не потому, что, как обо мне писали, я из религиозной семьи. Чепуху всякую городили... Я знал, что те, кто пьет, они обычно за столом, за бутылкой решают кадровые вопросы. Представляете, какие решения они принимают. Тот, кто пьет, обязательно принимает подношения от подчиненных, потому что на пьянки деньги надо иметь...
“В 1985-ом году Лигачев приехал в Куйбышев, - вспоминал тогда еще секретарь обкома В.В. Рябов. – Его поселили на даче в домике космонавтов на берегу Волги. Как обычно, вечером все секретари обкома приехали поужинать с ним. За столом не было спиртного – даже пива.
Обычно такие посиделки с другими гостями затягивались далеко за полночь. В этот раз ужин занял всего минут тридцать.
Егор Кузьмич встал и сказал:
- Товарищи, вас дома жены ждут. А мне пора на прогулку. Когда я пришел домой, жена удивилась, что я так рано. Рассказал, в чем дело. С той поры для нее лучшего руководителя не было”.
Медики и демографы фиксировали скандально высокую смертность в Советском Союзе. Причиной в первую очередь было неумеренное пьянство. Реально цифры потребления алкоголя пугали. С учетом выработки самогона получалось, что на взрослого мужчину в год приходилось сто восемьдесят бутылок спиртного.
Сограждане убивали себя алкоголем, который поглощался в непосильных для человеческого организма количествах. Но потрясали тогда такие дикие случаи, когда по стаканам – в предвкушении сладостного мгновения – недрогнувшей рукой разливали жидкость, не предназначенную для человека. Ясное дело, не предполагали, что угощаются ядом и что эта встреча станет для них последней. Но почему же, добыв невероятно дешевую выпивку, не обеспокоились естественным вопросом: а можно ли ее потреблять? Почему же так рисковали? Временные помутнения рассудка? Надежда на авось? Фатализм? А может быть, скрытая склонность к самоубийственному поведению? Бывает, что человек не находит себе места в жизни и неосознанно ищет способ свести с ней счеты. В данном случае не было ни того, ни другого, ни третьего...
А в каких условиях люди привыкли жить? В небольших городах и поселках – осыпающиеся фасады, замусоренные улицы, разбитые оконные стекла, вросшие в землю, никогда не ремонтировавшиеся древние деревянные дома и здания, разрушенные, как

197

после артиллерийского обстрела в 1918-ом году. В некоторых городах люди жили даже без водопровода – как и в Гражданскую войну, каждый день ходили с ведрами к уличной колонке. Дети вырастали среди этой разрухи и неустроенности, полагая, что весь мир также тосклив и неуютен. Можно ли быть счастливым в таком убогом окружении, не видя перспективы? И так ли уж стоит ценить безрадостную жизнь? Какой волей, целеустремленностью, настойчивостью надо обладать, чтобы вырваться из этого окружения!
Бутылка – непременная часть этой депрессивной картины. И чуть ли не единственный доступный транквилизатор, получаемый без врачей и без рецепта. Вечером где-нибудь в центре городка или поселка собиралась молодежь. Глаза разбегались – сколько красивых девушек! А юные кавалеры все как один навеселе.
Чем дешевле выпивка, тем доступнее. Качество не имеет значения. Глотали скверное пойло. А уж бесплатно доставшийся технический спирт кому-то и вовсе казался манной небесной – пока санитары не отвозили похолодевшее тело в морг. Почему копеечная выпивка или вовсе бесплатная (то есть где-то украденная спиртосодержащая жидкость) вызывал восторг? Люди жили скудно.  На хорошую выпивку, как и на еду хорошего качества, жалко отдавать кровные. Не привыкли раскошеливаться.
Но разве можно не знать, как часто травятся всякой гадостью? А мы же не приучены заботиться о себе! Забота о здоровье и долголетии всегда была привилегией высшего сословия, у начальства для этого и возможности, и деньги, и желание. Остальных учили обходиться малым – демонстративно-пренебрежительно относиться к собственным нуждам и потребностям, а при необходимости и жертвовать собой. Если юноша погибал, спасая колхозную технику, то считали, что так и должно поступать. Комбайн дороже колхозника. Когда в нашей стране ценили человеческую жизнь?
Конечно, неприхотливость, привычка обходиться малым, терпеливо переносить лишения – эти чудесные качества спасали народ в самые трудные годы, прежде всего в войну. Способность терпеть, не замечать боль, связана и с умением не замечать чужие страдания. В советские годы в нашей стране сложилась система, при которой человека не жалко. Но это и система, при которой человеку и себя самого не жалко. Разве не заметно распространенное в нашем обществе неосознанное безразличие к собственной судьбе? Оно рождено политическим устройством, в котором от тебя ничего не зависело и не зависит.
А при таком безразличии к собственному будущему исчезает ответственность за себя и за других. Поднимает стакан с какой-то гордостью, не думая о том, каково придется вдове с детьми... Вот обратная сторона навязываемой обществу неприхотливости - безответственность. В том числе по отношению к семье и детям.


* * *

Вот еще к разговору о китайском пути, о китайском ответе, о китайской модели. Все возмущенно повторяют: почему не последовать примеру Китая? А разве мы на это способны?
198

Китаец не забывает, что его род ведет свою историю из седой древности в далекое будущее. Он видит перед собой этот неприметный холмик земли на семейном поле, под которым ему суждено покоиться, и твердо знает, что его сыновья, его внуки и правнуки и впредь будут возделывать эту землю.
В московских вузах полно китайских студентов. Все они учатся за свой счет. Их родители тяжелым трудом скопили немалые деньги, чтобы дочери и сыновья получили высшее образование, в том числе и за границей. Многие ли в нашей стране готовы на китайский манер вкалывать в две смены – без выходных, без отпуска, чтобы обеспечить будущее детей? У нас чаще поступают иначе: дети вырастут сами и пусть государство позаботится. Не привычнее ли собраться вечером с друзьями, вволю поругать неудавшуюся жизнь и бездарное начальство, придти к очевидному выводу, что на свете нет ни правды, ни справедливости, да и распить за здоровье детей бутылочку чего-нибудь покрепче и подешевле. Если повезет, это окажется не технический спирт.
История с алкогольной кампанией вошла в нашу память, как поражение, как полный провал. И ставится в вину Горбачеву. Это не совсем так.
На какое-то время в стране действительно стали меньше пить. И благодаря этому живыми остались, по разным подсчетам, около миллиона человек. Невозможно вычеркнуть из памяти, что благодаря этому люди перестали умирать, стали рожать детей, здоровых, нормальных. Как можно назвать неуспешной такую кампанию? Кто способен предложить иной метод увеличить наше население на миллион, когда демографическая ситуация в стране ухудшалась с 60-ых годов XX столетия?


*  *  *

В 70-ые и начале 80-ых годов, когда разрушалась экономика, по существу, алкоголь стал главным средством наполнения бюджета. В городе нечем платить зарплату, завозят водку, предлагают рабочим. Они платят деньги, и вот деньги на зарплату. Такой кругооборот алкоголя и денег в природе...
“Наша экономика, - вспоминал председатель Госплана Н. Байбаков, - в последнее время напоминала “Тришкин кафтан”, чтобы залатать дыру в одном месте, надо было оторвать кусочек в другом. Неприкасаемыми остались только расходы на оборону. В плане на 1985-ый год водка занимала 24 процента товарооборота”.
Снижение потребления алкоголя привело к заметным расходам. На 36 процентов сократилась смертность от алкогольных отравлений, на 40 процентов – смертность от пневмонии.
Считается, что из-за антиалкогольной кампании люди перешли на суррогаты и стали больше умирать. Статистика опровергает это утверждение. От всех алкоголе- и спиртосодержащих жидкостей в стране в 1984-ом году умерло 27 тысяч человек. На следующий год начинается антиалкогольная кампания. Казалось бы, больше стали пить всякую гадость, одеколон, а людей умрет больше. Ничего подобного – умерло 15 тысяч, то есть на 12 тысяч меньше...

199

В 1986-ом году эта цифра еще меньше... То есть и пить стали меньше, и меньше погибло тяжелых алкоголиков, больных, зависимых людей, которые глотают все, что могут достать. Таковы реальные результаты антиалкогольной кампании.
Другое дело, что потери алкогольных денег оказались роковой для советской экономики, которая в немалой степени держалась на выпивке. А исполнительский раж партийно-государственного аппарата даже хорошее дело превратил в пародию...  Это была последняя крупная политическая кампания при советской власти. Больше таких не было. Даже не пытались проводить. Хотели всю страну поднять – и ничего не получилось.
Не было ли это отражением глубочайшего кризиса советской системы, которая фактически ни на что не была способна. Даже на благое дело. Поэтому система и рухнула через несколько лет. Но если все-таки подводить итоги и ставить оценки, если исходить из того, что ценность человеческой жизни – это главное, если думать о том, как скукоживается население России, то прибавка в миллионах жизней была громким плюсом для нашей страны... Этот первый шаг Горбачева был сочтен неудачным. Борьба с алкоголизмом вывела общество из равновесия. А взрыв на Чернобыльской АЭС и вовсе


*  *  *

Добыча нефти в Западной Сибири за 10 лет с 1970-го по 1980-ый годы увеличилась в 10 раз, добыча газа – в 15. Потребность в реформировании экономики исчезла, когда в страну потоком потекли нефтедоллары. Экспорт газа, нефти, природных ресурсов в начале 80-ых давал четверть бюджетных доходов. Нефтедоллары позволили Советскому Союзу импортировать почти все, что нужно – от зерна до новых технологий.
В 1981-ом году нефть стоила 35 долларов за баррель. Это был пик. Потом началось неуклонное снижение цены. В 1983-ем году она стоила 30 долларов, в 1985-ом – 26 долларов, в январе 1986-го – всего 15 долларов за баррель. Надежды на нефтедоллары рухнули.
Ставка на экспорт нефти оказалась гибельной для СССР. Расходы госбюджета превысили доходы. Страна стала жить не по средствам. Мыло и зубной порошок оказались в дефиците – вместе с маслом и яйцами.
Увеличение продукции пищевой промышленности росло не за счет роста эффективности производства и ресурсосбережения, а путем скрытого повышения цен на выпускаемые товары и ухудшения качества.
Вот такое наследство досталось Горбачеву. И положение продолжало ухудшаться. Один голод за другим, как в войну, переходили на рационирование продовольствия. Даже  по талонам мало что удавалось купить. Снабжение населения потребительскими товарами, особенно продовольственными, становилось все хуже и хуже. С прилавков городских магазинов почти исчезло мясо.                               
Тогда Горбачеву и его окружению казалось, что причина всех этих недостатков в старых кадрах. Представлялось: если поставить новых и энергичных работников, дело закипит.
200

Задача, поставленная еще Хрущевым: догнать и перегнать США, осуществилась к моменту прихода Горбачева к власти. Советский Союз выплавлял стали на 80% больше, чем Америка, цемента выпускал на 78% больше, нефти добывал на 42% больше и в 5 раз больше выпускал тракторов. В 1961-ом году это были показатели индустриальной державы. Если бы мир не развалился, Советский Союз считался бы экономическим гигантом. Но в середине 80-ых Запал жил в совершенно иной экономической системе, в постиндустриальном мире, где микрочипы важнее выплавки чугуна, а сохранение минеральных ресурсов более важная задача, чем их добыча.
Очевидное отставание советской экономики, да и общества в целом, усугублялось невыносимым стремлением гонки вооружений. Перенапряжение экономики привело к               
кризису всей экономической системы. Нефтедоллары были потрачены на военно-промышленный комплекс и дотации убыточным отраслям экономики.
Не так просто подсчитать, какая часть отечественной индустрии, экономики в целом работала на вооруженные силы. Цифры разнятся по причине, что огромный массив
статистического материала все еще засекречен. По существу вся советская промышленность создавалась для военных нужд.
Говоря о причинах крушения Советского Союза как государства и как определенного общественно-политического режима, неправильно объяснять только субъективными ошибками руководства, существовала причина стратегическая - научно-техническое поражение, которое носило не одномоментный характер, а происходило на протяжении 70-80-ых годов.
В 1982-ом году (год смерти Брежнева) в сфере стратегических технологий США опережала Советский Союз по десяти позициям. СССР отставал в компьютерных технологиях, системах наведения ракет, обнаружении подводных лодок, технологии создания невидимых для радаров самолетов “Степь”... По пяти позициям СССР и США были равны. А в создании обычных боеголовок и силовых установок СССР опережал США.
“Энергия” конструктора В.П. Глушко была самой мощной ракетой в мире, межконтинентальная баллистическая ракета четвертого поколения РС-20 (по натовской квалификации СС-18 “Сатана”) – самой тяжелой. Это были ракеты такой разрушительной силы и точности, что позволили уничтожать подземные шахтные стартовые позиции ракет противника (то есть подземные полые цилиндры из железобетона).
Второй договор, подписанный с американцами об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-2) разрешал Советскому Союзу иметь 38 таких ракет. Каждая могла нести 14 боеголовок. Этого количества достаточно для гарантированного уничтожения всех американских ракет прямо в шахтах. Создатель ракеты РС-20 академик В.Ф. Уткин                говорил:
- Нам удалось создать самое мощное оружие в истории.
Уткин возглавил конструкторское бюро “Южное” (Днепропетровск) после смерти знаменитого М.К. Янгела, руководил разработкой ракет и космических аппаратов, стал дважды Героем Социалистического Труда.
Командные пункты ракетных войск стратегического назначения располагались в подземных бункерах.

201

Дежурные офицеры, получив приказ о запуске и коды доступа, исполнили бы его, даже зная, куда полетит отправленная ими ракета. Если бы электронное оборудование отказало, расчеты автономного запуска спустились бы в шахту и вручную запустили ракету. За глаза они именовались “командой смертников”.
Но в создании системы наведения быстродействующих компьютеров высокоточного оружия Советский Союз уступал западным странам. Не хватало обширного потребительского рынка, который на Западе стимулировал технологические разработки и инновации. В 1985-ом году, когда Генеральным секретарем стал Горбачев,                      Советский Союз уже ни в чем не опережал США.
Сотрудники сверхсекретного Института прикладной математики, занимавшиеся
разработкой ракетно-ядерного оружия, требовали от своего директора (президента Академии наук) М.В. Келдыша новой вычислительной техники. Они наивно полагали, будто бы президент академии может все, а он видел регресс отечественной вычислительной техники, колоссальное отставание от западных стран и ничего не
способен был изменить и, как говорят его сотрудники, глубоко переживал свое бессилие. Хотя в ранние годы в ответ на слова сотрудников о том, как трудно соревноваться с американцами, которые все считают на мощных компьютерах, уверенно повторял:
- Ничего, обойдемся серым веществом.
Считал, что советские математики все равно считают быстрее американцев. Но отставание в электронике с каждым годом становилось все очевиднее.
Сын академика А.П. Александрова, сменившего Келдыша на посту президента Академии наук, как-то после установления наших новых ракет среднего радиуса действия и ответного размещения американских “Томагавков” и “Першинг-2” в Западной Европе, сказал отцу: “Время подлета таких ракет пять минут, и никто не успеет осознанно нажать ответную кнопку. Это должен сделать автомат, а вы знаете какая у нас автоматика...
Президент академии наук решил построить на даче (45 км от Москвы) небольшое самодеятельное убежище с запасом еды, чтобы если кто уцелеет, мог бы добраться туда и выжить...
Почему НТП (помимо военно-космических отраслей) фактически обходил Советский Союз стороной?
Административно-плановая система не воспринимала технологии и технологические новшества, поскольку была ориентирована на простое воспроизводство. В советской экономической системе предприятиям было невыгодно внедрять новую технику, модернизировать оборудование, повышать производительность труда, экономить материалы и снижать себестоимость.               
“Возникла парадоксальная ситуация: страна, располагающая гигантским научным потенциалом, не могла его реализовать, - вспоминал Н. Рыжков. – Было совершенно ясно, что причина невостребованности разработок наших ученых – экономический механизм. Он просто не воспринимал всякие новшества, отталкивая их”.
Среди командно-административных мер наибольшую известность приобрело постановление ЦК КПСС “О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма”. Бытовое пьянство и алкоголизм стали к 1980-иу году подлинной трагедией России. Злоупотреблял алкоголем каждый третий взрослый мужчина, каждая восьмая женщина. Пили студенты,

202

учащиеся ПТУ, школьники старших классов. Ходила крылатая фраза: “Выпил с утра – и весь день свободен”. Народу явственно угрожало физическое вырождение. Сам Горбачев практически алкоголь не употреблял. Со стороны ему еще яснее была видна обширность бедствия. Но бороться с ним он умел только старым партийным методом – запрещать производить, запрещать продавать, запрещать употреблять.
Алкогольная кампания проводилась энергично с опережением намеченных сроков. Уже к концу 1986-го года производство алкогольных напитков сократилось почти вдвое. Хотя напивались в основном водкой, были заодно вырублены прекрасные виноградники Крыма, Закавказья, Молдавии. Эта реформа, как большинство других, дала неожиданные                и непредвиденные результаты. Потребление алкоголя населением не сократилось, но
вместо поддерживаемой продукции стали употреблять самодельные, зачастую суррогатные напитки. В магазинах возник хронический дефицит сахара – самогон варили все: от сельских бабок до профессоров. Был нанесен серьезный ущерб государственной казне: массированная антиалкогольная кампания сократила поступление в бюджет от
продажи спиртных напитков на 37 миллиардов рублей в течение трех лет и впервые в истории коммунистического режима привела к скорому бюджетному дефициту.


* * *

Все продолжали идти по инерции, “сцепления” политики перестройки с жизнью городов и предприятий пока не было видно. Шел поток писем в ЦК, и большая их часть
наполнена была тревогой по поводу бездействия местных властей.
На заседании Политбюро 24-го апреля был разговор о причинах пробуксовки перестройки. Констатировали – дело упирается в гигантский партийно-государственный аппарат, который подобно плотине, лег на пути реформ.
Были поставлены задачи развития страны на ближайшее время, но выполнение их пришлось отодвинуть на второй план – произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции.


* * *

Когда произошла катастрофа в Чернобыле 26-го апреля 1986-го года, иностранные послы, аккредитованные в Москве, оборвали телефоны министерства иностранных дел. Дипломаты просили о немедленной встрече с министром: они говорили, что действуют по поручению своих правительств, которые требуют разъяснений по поводу радиоактивных элементов в атмосфере. Авария могла произойти только в Советском Союзе. Но в Политбюро было принято решение организовать идеологическое обеспечение “отпора провокационной пропагандистской шумихе, поднятой на Западе в связи с событиями на                Чернобыльской атомной электростанции”... Еще сохранились пагубные советские привычки.

203

Председатель КГБ В. Чебриков отправил в ЦК записку:
“Правительство США, Англии и ФРГ выразили сочувствие в связи с аварией и предложили свою помощь в ликвидации ее последствий... Вместе с тем со стороны, прежде всего США, просматривается, что авария на Чернобыльской АЭС является одной
из крупнейших в истории атомной энергетики, что ее масштабы во много раз превышают ущерб от аварии на АЭС  “Тримайла айлэнд” в США в 1978-ом году, что заражены
радиацией значительные площади зернопроизводящих районов Украины и бассейн реки Днепр.
На том основании, что наши реакторы, как правило, не защищены бетонными куполами, распространяется инсинуация, что советская атомная энергетика не учитывает последствий возможных аварий и опирается на низкую техническую базу. В западной пропаганде муссируется утверждение о якобы больших человеческих жертвах в                                                результате аварии.
Комитетом государственной безопасности принимаются меры по контролю за
поведением иностранных дипломатов и корреспондентов, ограничены возможности сбора ими информации об аварии на ЧАЭС и срывы попыток использовать ее для раздувания антисоветской пропагандистской кампании на Западе”.
Теперь, когда известны реальные масштабы чернобыльской трагедии и реальные
данные о просчетах в создании реакторов этого типа, жутковато читать бодрячески-лживые записки такого рода. И это называется: КГБ снабжал руководство правдивой информацией?
Взрыв на Чернобыльской атомной электростанции сыграл немалую роль в политической судьбе Горбачева. Авария воспринималась как символ его личной неудачи – при его предшественниках такого не происходило! Руководство страны обвиняли в том, что не было сделано все необходимое для спасения пострадавших, рисковали жизнями и здоровьем людей, попавших в зону поражения.
25-го апреля 1986-го года в Киеве проходила конференция партийного актива центрального аппарата комитета госбезопасности Украины. Подводились итоги работы украинских чекистов за истекший год. Доклад прочитал член Политбюро ЦК КПСС председатель республиканского КГБ С.Н. Муха.
“Муха, - вспоминал его бывший подчиненный генерал-майор А.К. Шарков, -  с пафосом заявил, что чекисты Украины могут с гордостью доложить ЦК КПСС, что за отчетный период комитет госбезопасности Украины не допустил ни одного серьезного происшествия в республике. И по злой иронии судьбы буквально через несколько часов рано утром 26-го апреля на территории Украины произошла самая крупная и самая тяжелая по последствиям техногенная катастрофа в истории человечества.
Генерал-майор Ю.В. Князев руководил 6-ым управлением КГБ УССР, которое отвечало, в честности, за безопасность атомных электростанций:
“26-го апреля 1986-го года в начале третьего ночи меня разбудил ответственный дежурный КГБ УССР, чтобы сообщить, что на четвертом блоке Чернобыльской атомной                электростанции произошла авария, возник пожар”.
Туда выехали заместитель председателя республиканского комитета госбезопасности Ю.В. Петров с группой сотрудников 6-го управления.

204

В те дни министерство обороны проводило учебные сборы высшего командного и политического состава армии в Львове на окружном полигоне. Министр обороны маршал С.Л. Соколов сделал доклад, за ним выступил начальник главного управления. 26-го апреля во время перерыва начальник генштаба сообщил группе генералов, что в
Чернобыле на атомной станции авария, сказал он это совершенно спокойно. Никто не обратил внимания на это сообщение.
27-го апреля на место аварии прибыла правительственная комиссия.
Генерал Князев:
“Наиболее компетентные ученые-атомщики не решались давать честные оценки и прогнозы, опасаясь вызвать раздражение у партийных руководителей. Тем, кто первым дал объективную оценку масштабов катастрофы, приказали замолчать. И только сотрудникам КГБ не боялись раскрывать всю правду. Я сам провел несколько доверительных бесед с рядом видных атомщиков. На 2-ой или 3-ий день один из ученых сказал, что даже из Киева, а не только из 30-км зоны необходимо вывезти всех детей в
возрасте до 20 лет, а также беременных женщин”.               
Генерал Князев о полученной информации ввиду ее громкой важности пытался доложить Степану Мухе. Но председатель КГБ не брал трубку. Муха категорически запретил подчиненным напрямую обращаться в ЦК КПУ, Совет министров и другие
органы республиканской власти. Но Князев все же рискнул, позвонил по закрытой связи председателю ВС УССР В.С. Шевченко:
- Вы знаете, что я не имею права докладывать вам напрямую, но получил исключительно важную информацию от ведущих атомщиков.
И рассказал, что ученые советуют вывезти из Киева детей и беременных женщин. Валентина Шевченко воскликнула:
- Ой! Да у меня же невестка скоро должна рожать.
Через три часа она вывезла невестку из Киева. Жители города волновались, а партийные руководители утверждали, что нет оснований для беспокойства.
Генерал-майор А.К. Шарков:
“Высокопоставленные партийные чиновники боялись ответственности за случившееся, а еще больше боялись быть обвиненными в панических настроениях. Поэтому они всячески пытались приуменьшить трагичность положения, подвергая опасности здоровье и жизнь своих родных, не говоря уже о тысячах соотечественников”.
1-го мая по указанию Горбачева, как ни в чем ни бывало, торжественно отмечали День международной солидарности трудящихся. На Крещатике на центральной трибуне собралось все политическое руководство республики. Первый секретарь ЦК 
В.В. Щербицкий привел с собой внука, чтобы показать всем, что обстановка нормальная.
Было тепло, но очень ветрено. Ветер дул прямо с Припяти, и на столицу обрушилась масса радиоактивной пыли из разрушенного реактора. Тысячи участников праздника фактически подверглись радиоактивной атаке, но вместо того, чтобы сидеть в укрытиях или хотя бы дома, они жизнерадостно размахивали флажками и дышали “свежим весенним воздухом”.
Генерал Князев:               
Атомщики утверждали, что людям следует как можно меньше находиться на

205

открытом воздухе. Но даже, несмотря на то, что накануне 1-го мая роза ветров изменилась, и потоки воздуха вместе с радиацией пошли на Киев, в столице Украины провели первомайскую демонстрацию. В этот день радиационный фон в Киеве в сто раз превышал естественный”.
Только 2-го мая в Чернобыль поехали Щербицкий и прибывшие из Москвы глава правительства Рыжков и секретарь ЦК Лигачев. Бросалась в глаза полная неготовность страны к ликвидации последствий ядерной катастрофы. Опять люди жертвовали своими жизнями и здоровьем, исправляя чужие ошибки и промахи.
Генерал Шарков:               
“4-го мая в два часа ночи я на служебной машине отправился в Чернобыль с опечатанным мешком секретной информации, доставленной из Москвы. В поселке Иваново меня встретил заместитель председателя КГБ УССР генерал-майор Г.К. Ковтун, руководитель временного оперативного штаба КГБ по контрразведывательному обеспечению работы правительственной комиссии. Вместе выехали в Чернобыль”.
Погода стояла замечательная. Быстро светало. Ранняя весна и не по сезону жаркая погода способствовали буйному расцвету природы. И на фоне этой светлой оптимистической картины - брошенные жилые дома с домашней утварью, бездомные домашние животные и полное отсутствие людей. Как в фильме ужасов.
По наивности я попросил у Ковтуна разрешения съездить в Припять, чтобы посмотреть на разрушенный реактор.
- Ты в своем уме? – ответил генерал. – Хочешь сгореть там за несколько минут? Еще неизвестно, чем для нас кончится пребывание здесь. Ты вот бегаешь без счетчика, а тут сплошные пятна радиации. Позвони домой, пусть жена немедленно отправит детей из Киева. Куда подальше. Я тебе лично разрешаю.
Подумалось, если вопреки устному разрешению партийного руководства, запрещавшему коммунистам вывозить детей из столицы под угрозой исключения из партии, зампред КГБ дает такие рекомендации – обстановка действительно серьезная”.
“Многие киевляне, - вспоминают украинцы, - потеряли друзей в других частях страны – нас боялись приглашать в гости, с нами не хотели встречаться. Мы стали вроде как проклятые”. Сплошной поток машин с детьми шел из Киева – отдавали сыновей и дочерей всем, кто соглашался принять. Только потом на заседании Политбюро решили                вывезти детей из Киева в санатории и базы отдыха в южных областях республики. Полмиллиона матерей с детьми эвакуировали из столицы Украины. Киев опустел.
“В первые дни сведениями о масштабах последствий аварии на ЧАЭС не владели советские ученые-атомщики, медики, - вспоминал генерал И. М. Галушко, который вскоре станет председателем КГБ Украины. – Как начальник дежурной службы КГБ ССР, куда немедленно поступала информация о происшествиях на всей территории страны, в числе первых я прочитал шифротелеграмму КГБ Украины от 26-го апреля о случившемся пожаре и взрыве на ЧАЭС.
Она была чисто информационной, не особо тревожной. Авария ядерного реактора на атомной станции стала восприниматься как трагедия, когда на месте взрыва оказались ведущие специалисты-атомщики из Москвы”.
Главным научным консультантом в Чернобыле был академик В.А. Легасов, первый

206

заместитель директора Института атомной энергетики имени И.В. Курчатова. Директором был президент Академии наук А.П. Александров.
“Министерство среднего машиностроения, - как вспоминал В. Фолин, - безапелляционно утверждало (относительно атомных реакторов), что все у нас лучшее: и конструкция, и материалы, и системы управления. Оборудование - в отсутствии конкуренции – казалось вершиной технических достижений”.
В. Легасов прилетел в Чернобыль в день аварии 26-го апреля и провел там несколько месяцев. Как и другие атомщики, он словно пытался искупить очевидное
легкомыслие, с каким в нашей стране относились  к атомной энергетике.
За два года до аварии Легасов уверенно писал: “Можно смело сказать, что ядерная энергетика наносит существенно меньшей ущерб здоровью людей, чем равная по мощности энергетика на угле... Специалисты, конечно, хорошо знают, что устроить настоящий атомный взрыв на ядерной электростанции невозможно. И только невероятное стечение обстоятельств может привести к подобию такого взрыва “не более
разрушительному, чем артиллерийский снаряд”.
Валерий Алексеевич пришел в Курчатовский институт аспирантом. Путь наверх лежал через кресло секретаря парткома института. Легасов очень старался, неукоснительно исполнял указания партийных инстанций, “воспитывал” ученых, готовых
требовать, скажем, осудить выдающегося физика-теоретика и человека высоких моральных принципов академика Михаила Александровича Леонтьева за его “неправильные политические высказывания”.
В 36 лет Легасов стал доктором химических наук – и сразу заместителем директора. Через 4 года получил Государственную премию. В 45 лет его избрали академиком. Затем дали ленинскую премию и за год до Чернобыля ввели в состав президиума Академии наук. А. Александров видел его своим преемником на посту                директора института, а, может быть, не только института...
Чернобыль перечеркнул блистательную научно-административную карьеру. Легасова назначили заместителем руководителя правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Со слезами на глазах он рассказывал, что увидел: “Такая неготовность, такая безалаберность. Сорок первый год, да еще в худшем варианте. С тем же Брестом, с тем же мужеством, с теми же отчаянностями, и с той же неготовностью...”
В. Легасов сделал, что мог, для ликвидации последствий аварии. Но чернобыльская катастрофа подорвала репутацию тех, кто занимался атомной энергетикой. Отношение к нему самому изменилось. Золотую звезду Героя Социалистического Труда не дали. А коллеги-академики припомнили ему излишнюю близость к власти. Он ощутил себя в вакууме. На одном из заседаний, во время тайного голосования, коллеги проголосовали против избрания его академиком-секретарем отделения биологии и химии АН СССР. Это был крайне болезненный сигнал. Как выразился один из коллег, “честолюбивая натура Легасова не выдержала, он был подорван морально и психически со стороны мутных кругов внутри института, которому отдал всего себя”.
К тому же у него были большие неприятности с сыном Алексеем, которому грозила тюрьма. Сын не пошел по стопам отца. Уже после смерти отца он займется бизнесом –

207

неудачно, его объявят в розыск... У академика началась тяжелая депрессия.
27-го апреля 1988-го года В.А. Легасова нашли в собственном кабинете повесившимся. Он покончил с собой через два года после Чернобыля. Еще через два года на тот свет за ним последует его недавний хозяин Украины В.В. Щербицкий.


* * *

Горбачев знал, в каком бедственном положении находится страна. Видел, как люди повсюду восторженно встречали его призывы к переменам. И злился, видя, что номенклатура, чья жизнь устроена вполне комфортно, ничего не желает менять.
Михаил Сергеевич пытался действовать, взявшись за привычные аппаратные рычаги. Да только ничего не происходило! В аппаратной толще его инициативы гасли как в болотной жиже.
“В Москве выдвигают новые идеи, а здесь – тихо и глухо, - записал в дневнике работавший в Костроме литературный критик И.А. Дедков. – Верит ли сам Горбачев, что руководители, занимающие свои высокие посты не одно десятилетие и воспитанные на послушании и повторении всего сказанного высшим начальством и повторяющими это
сейчас, когда необходимо вдруг перестроиться, переродятся и начнут другую жизнь и станут мыслить по-новому, по-революционному?”
Областные и районные секретари вслед за ним послушно повторяли слова о перестройке, но все ограничивалось речами, лозунгами и призывами. Они и не собирались переустраивать жизнь страны. Во-первых, им это не было нужно. Во-вторых, система не была рассчитана на кардинальное обновление. Поэтому Генеральный секретарь не выдержал, и обратился напрямую к народу, чего в России не делали со времен революции.
Часто звучит: “Если бы Горбачева не подпустили к власти, социализм можно было бы спасти”. Но “ересь” началась задолго до Горбачева, потому что неэффективность экономического механизма осознавали не одно десятилетие назад. Надо было в таком случае останавливать Косыгина с его экономической реформой, а заодно и склонности к некоторому либерализму Брежнева. Так ведь все началось еще раньше – с хрущевской оттепели. Вот если бы остановить Хрущева... Тогда был бы Берия. Ныне Лаврентий
Павлович, у которого руки по локоть в крови, полуиронично-полусерьезно имел бы право быть первым перестройщиком. Его реформы 1953-го года, испугавшие коллег по партийному руководству, были попыткой самоспасения режима.
Но ни одна из реформ реального социализма в нашей стране не увенчалась успехом! Все предшественники Горбачева упирались в догмы социалистической экономики, останавливались и отступали, оставляя наследникам груз неразрешенных проблем. В 1976-ом году, при Косыгине, плановые задания предприятиям уменьшили, чтобы дать директорам возможность эффективно использовать имеющиеся ресурсы. Что произошло? Рост производства сократился, зато подскочили цены.
Михаил Сергеевич и сам плохо разбирался в реальной экономике, и его помощники  были столь же мало осведомлены. Впрочем, как им это поставить в вину, если в высших учебных заведениях не изучали политэкономию социализма. А такой науки просто не
208

существует! Иностранных языков в партийном аппарате, как правило, не знали, и читать современные исследования по экономической тематике могли немногие. На заседании правительства однажды выступил директор Института мировой экономики и международных отношений – министрам полагалось прислушиваться к представителям науки. Глава правительства изумился:
- О какой инфляции вы говорите? Инфляция – когда цены растут, а у нас цены стабильные. Нет у нас инфляции!
- Когда у населения есть деньги, а в магазине нет товаров, потому что его раскупают стремительно, это и есть признак инфляции, – терпеливо разъяснил азы экономической науки директор академического института. – Денег больше, чем товаров...
Председатель Совета министров недовольно оборвал его:
- Хватит с нас ваших буржуазных штучек...
Представления даже самых компетентных советских руководителей оставались весьма примитивными. Горбачев как раз не стеснялся обращаться  за помощью к науке.
На заседании Политбюро 6-го августа 1987-го года он говорил:
- В США 100 миллионов долларов тратят на экономическое прогнозирование. А у нас? Что у нас получается с анализом экономики? В министерстве финансов – одно, а КГБ - другое, и все это разовое, нет системы. Вот встал перед нами вопрос о прогнозе
экономики США. И выколачиваем из Арбатова и Примакова. Скорей, скорей...
Но академическая наука мало чем могла помочь Горбачеву. Даже одаренные ученые были фактически отрезаны от мировой науки, и все силы уходили на приспособление к советской реальности. Ближе всех к реальности находились международники. Читая труды иностранных ученых, сравнивая нашу жизнь с иностранной, они видели, что отставание советской экономики становится все более очевидным. Замаскировать этот разрыв было невозможно.
Справки и доклады с грифом “для секретного пользования” мешками возили в ЦК. Искренне надеялись, что заставят советских руководителей задуматься, подтолкнут их к радикальным реформам в экономике. Разумеется, делалось все, чтобы таковые были приемлемы для партийного аппарата, но факты и цифры разительно расходились с тем, что писали газеты и говорили сами партийные секретари. И это вызывало недовольство, раздражение и даже обвинения авторов в ревизионизме: не верят в будущую революцию и
уверены, что капитализм и дальше будет развиваться.
Ученые предлагали дать предприятиям свободу, отменить монополию внешней торговли, позволить производителям самим выходить на внешний рынок, но всего этого было недостаточно. Перестройка, в частности, выявила слабость отечественной интеллектуальной мысли. Слишком поздно сознали, что политическая и экономическая системы реального советского социализма вовсе не подлежали реформированию.


* * *

Первые шаги Горбачева – попытка наладить экономику в рамках существующей

209

системы. Поэтому и приняли 19-го ноября 1986-го года закон “Об индивидуальной трудовой деятельности”. Легализовали индивидуальную фермерскую деятельность – осенью 1990-го года появился закон “О крестьянском (фермерском) хозяйстве”. Но это были косметические перемены в экономике. Поэтому того подъема, который произошел в Китае, не последовало. И в девяностые годы наша страна получила продовольственную
гуманитарную помощь.
В Советском Союзе колхозно-совхозная жизнь напрочь отбила желание работать на земле. Советские сельскохозяйственные структуры были нацелены на исполнение плана – реального и бумажного, зарплату получали вне зависимости от результата. В горбачевские годы в каждом третьем хозяйстве на зарплату уходило больше, чем зарабатывали. Даже если работали из рук вон плохо, деньги платили из бюджета. То есть начисто отсутствовал интерес, чтобы произвести товар, продать его выгодно и заработать. Поэтому разрешение продавать часть урожая  по “договорным ценам” не вызвало никакой реакции.


* * *

Конституция РСФСР, принятая в 1989-ом году, ввела частную собственность на
землю. Но продавать и покупать ее разрешали только через десять лет.
Россия – не Китай. Китайские крестьяне мечтали о своем наделе.
- Если бы я мог родиться снова, - сказал отец китайского экономического чуда Дэн Сяопин после поездки в Америку, - в Китае уже существовала бы рыночная экономика.
Увидев, что рыночная экономика способна накормить людей и сделать страну процветающей, Дэн Сяопин безжалостно отбросил социалистические догмы. И Китай, как партийный аппарат, последовал за ним. Китайская бюрократия не мешает частной инициативе и предпринимательству, не угнетает бизнесменов и торговцев, не душит и не унижает их. “Обогащайтесь” – это партийный лозунг, который пришелся людям по душе.
Можно ли представить себе отечественную бюрократию, которая бы дала простор простой частной инициативе, широчайшему привлечению иностранного капитала, не смея вмешиваться в дела частного производителя и взимать с него дань. Советские чиновники до последнего противостояли любым радикальным переменам в экономике.
Призывы наших политологов идти китайским путем – развивать экономику без политических перемен – вызывали улыбку. В России для этого как минимум слишком мало китайцев, а никто другой не согласится работать в таких каторжных условиях. Есть и другое коренное отличие.
Советская система продолжалась слишком долго, она искалечила наше общество, воспитав невероятное лицемерие, отучив от привычки к простому, не частному труду, и начисто отбив предприимчивость. При уборке, заготовке, хранении и переработке потери картофеля и овощей составляли 25-30 процентов, принося убытки на сотни миллионов рублей. Потери сахарной свеклы достигли 8-10 процентов. Зерна мы теряли десятки миллионов тонн. То же самое с продукцией животноводства.

210

Мало того, что Советский Союз в середине 80-ых по урожайности зерновых занимал 90-ое место, а по урожайности картофеля 71-ое место, отставая не только от среднемирового уровня, но и от среднего уровня всех развивающихся стран! Так еще и выращенное погибало. Что же надо было такое сотворить с крестьянином, чтобы он равнодушно смотрел, как  гниет и пропадает выращенный им урожай!
После смерти Ленина смело можно было идти китайским путем. В конце 20-ых, до коллективизации и раскулачивания – то есть до уничтожения наиболее деятельной части крестьянства, Россия способна была минимальными потерями вернуться на естественную колею развития. Даже после смерти Сталина еще можно было попробовать. А при
Горбачеве уже было поздно. 70 лет советской власти отучили людей от самостоятельности. Все хотели перемен, но надеялись, что они произойдут сами по себе.
Горбачеву и его команде предстояло идти нехожеными тропами: никто еще не выбирался из тотальной системы собственными силами. Ни одна страна не имела такого опыта. А Михаил Сергеевич еще долго искал ответы в трудах Ленина, надеясь найти там доказательства возможности существования “рыночного социализма с человеческим
лицом”, теряя драгоценное историческое время. Нигде рыночный социализм построить не удалось.
- Я не приемлю частную собственность на землю, хоть что вы со мной делайте, - говорил Горбачев осенью 1989-го года. – Не приемлю. Аренда – хоть на сто лет, даже с правом продажи арендных прав с наследованием. Да! А частную собственность с правом продажи земли – не приемлю.
Вместо того чтобы освобождать экономику, отказываться от системы централизованного управления и принудительного ценообразования, создавал новые суперведомства – вроде Агропрома. А уровень бюрократизации управления и без того достиг апогея. В стране существовало больше девятисот общесоюзных, союзно-республиканских и просто республиканских министерств и ведомств. В Совет министров СССР входило 120 человек, поэтому в полном составе собирались только раз в квартал. Стратегия “ускорения” была повторением привычных масштабных проектов – в ситуации, когда немалая часть населения жила в нищете, магазины пустовали, а зарплаты были минимальными.
Председатель Совета министров СССР Н.М. Рыжков был человеком Андропова. Во-первых, Андропов его выдвинул – такое само по себе не забывается. Во-вторых, дал ему возможность развернуться, в-третьих, чисто по-человечески симпатизировал
молодому работнику, в-четвертых, линия Андропова, простая и понятная, Рыжкову она больше всего нравилась.
Андропов надеялся улучшить экономическую ситуацию без перемен в политике и идеологии. Ему нужны были разумные технари. Рыжков идеально подходил на эту роль, политикой он не интересовался. Рыжков успешно руководил заводом, где важнее всего жесткая дисциплина и разумный подход к рабочим. Когда в его руках оказалась экономика огромной страны, он почувствовал себя не в своей тарелке. Скорее упрямый, чем жесткий, он не знал (и не мог знать) современной экономики и, судя по отзывам коллег, не был по-настоящему хорошим организатором.
Он, скажем, первым на сессии Верховного Совета в 1987-ом году произнес слово

211

“рынок”. Помог принятию закона “О кооперации в СССР” от 26-го мая 1988-го года. Но не мог оторваться от советских догм и представлений. Горбачев с Рыжковым нашли в себе силы разрешить только кооперативы, которые в государственной экономике развивались весьма необычным образом. И тут же затеяли борьбу против тех, кто хотел и умел зарабатывать.
5-го мая 1984-го года появился приказ президента Верховного Совета СССР “Об усилении борьбы с извлечением нетрудовых доходов”, что ударило по тем, кто пытался компенсировать прорехи административной экономики. А страна нуждалась, прежде всего, в освобождении от пут и ограничений и высвобождении предпринимательской
энергии.
Лауреат Нобелевской премии экономист В. Леонтьев писал в те годы:
“Если бы мне сказали: будь ты предпринимателем в Советском Союзе и делай все, что хочешь, для того, чтобы прибыль получить, я бы спекулировать начал. Единственное настоящее предпринимательство, я  это и Рыжкову сказал – это спекулянты-толкачи, они энергичны, и при нормальных условиях после перестройки они бы стали
предпринимателями. Если бы было очень много спекулянтов, то они бы друг с другом начали конкурировать, и не получали бы этакую большую прибыль от спекуляции, а начали заниматься производством.
Экономическая свобода состоит в том, чтобы разрешить людям любую организацию. Хотят в колхозе работать – хорошо, если он эффективный. Если люди хотят иметь малые кооперативы, тоже хорошо. И конечно, иметь фермеров с частной собственностью на землю. Главное другое. Это привычка хорошо работать.
Человек горд своей работой независимо даже от оплаты. А у нас в течение 70 лет учили людей халтурить, увиливать от работы... В Советском Союзе не меньше энергии, чем на Западе, но большая часть энергии употребляется на воровство, на халтуру, на обман, на уклонение от работы. Чем больше ограничений, тем больше люди будут пробовать обходить их вместо того, чтобы производить”.
Лауреат Нобелевской премии точно обозначил извилистые дороги, которыми пойдет развитие капитализма в нашей стране. Люди отвыкли от самостоятельного хозяйствования.
Годы при Мао Цзедуне не успели выбить из китайцев трудолюбие и прилежание, лишить их высокой трудовой морали, воспитанной конфуцианством. Этот свод морально-этических правил и норм по-прежнему в немалой степени определяет жизнь общества.
Китайцы ответственно относятся к своему делу. Они думают о необходимости добиваться успеха. Они дисциплинированы. Соблюдают порядок и почтительны к старикам. Согласны идти на жертвы ради семьи и будущего. Внутренне готовые к аскетизму. Осуждают излишнее потребление, что помогает накапливать средства и вкладывать их в производство. Хотят работать и зарабатывать, и рассчитывают только на самих себя.
Вне рыночной экономики в Советском Союзе выросло уже три поколения, а в Китае – только одно. Китайцы не утратили навыки самостоятельного ведения хозяйства.
По мере развития экономики появляются новые отрасли, а старые исчезают. В США список крупных фирм постоянно обновляется. Структура советской промышленности не менялась. План следующего года практически повторял план

212

предыдущего. Система, неповоротливая и расточительная была ориентирована на увеличение физических объемов производства, а не на эффективность и качество. Происходило безнадежное отставание от мировых стандартов. Запад начал новый этап постиндустриального развития, а мы не могли даже сформулировать нашу стратегию и тактику. Треть предприятий были планово-убыточными, еще треть – бесприбыльными.
В 70-ые годы по всей стране строили крупные животноводческие комплексы, выросла потребность в кормах, которые в огромных количествах пришлось закупать за границей. Но эффективность животноводства была низкой. Получалось, что стране дешевле было бы покупать мясо, чем зерно... Бюджет страны перестал справляться, когда
резко упало поступление из-за обвала нефтяных цен.
В рыночной экономике ценовой механизм обеспечивал согласованность. Товары получают те, кто платит рыночную цену. А в советской – цены устанавливались сверху. Чтобы формально получать прибыль, цены безбожно завышались. Формулы советской экономики: получить как можно больше ресурсов и добиться минимального плана, то есть произвести как можно меньше. Директора утаивали производственные мощности,
завышали заявки на ресурсы, а информацию скрывали.
Советские руководители гордились плановым характером экономики, но планы не отражали реальности. Цифры начальством принимались только высокие, пусть даже дутые. Попытки опуститься на грешную землю и вернуться к реальности сурово наказывались. Как говорил один из основателей Госплана академик С.Г. Струмилин, лучше стоять за высокие планы, чем стоять за реальные.
“Все сходилось в главном, - писал Рыжков, - надо кончать с давно устаревшим жестким всеохватывающим планированием, администрированием в экономике”.
Но искали легкое решение проблемы. Думали: правительство даст директорам предприятий свободу – экономика заработает сама собой. По этому пути Горбачев и Рыжков и пошли. Закон “О государственном предприятии”, принятый 30-го июня 1987-го года, освободил предприятия от опеки министерств. В сентябре 1988-го года Политбюро упразднило отраслевые отделы ЦК КПСС. Рухнуло два столпа административного распределения ресурсов. Но альтернативный механизм распределения ресурсов не появился.
В советской системе баланс между спросом и предложением определялся не изменением цены, а указаниями начальства. Когда плановые задания уменьшились, чтобы дать руководителям возможность более эффективно использовать имеющиеся ресурсы,
что произошло? Рост производства сократился, а зарплаты поднялись.
В реальном социализме предприятия работают только из-под палки. Такова природа командно-административной системы. Когда давление на предприятия сверху прекратилось, производство рухнуло. Нужны были все институты рыночной экономики. Права собственности, конкуренции. Без этого, как мы теперь понимаем, ничего не работает. Без рыночного распределения ресурсов, без рынка, на котором продаются и покупаются средства производства и произведенная продукция, без рыночных цен, определяющих, какой товар дешевый, а какой дорогой, начался хаос.
Получилось, что в результате реформ стало еще хуже, чем было до начала перестройки. Товары исчезали с прилавков с катастрофической скоростью. И так же

213

быстро росли цены. Ничего нельзя было достать, не переплатив втридорога.
“Горбачев создал худшее, что можно было придумать – безголового монстра, потерявшего ориентацию, - считают современные экономисты. – Оставленный на произвол судьбы, этот монстр шел пока во тьме, не направляемый ни министерствами, ни рынком. Экономика оказалась в состоянии свободного падения”.
Заметим, что вину за это Михаил Сергеевич должен разделить с правительством страны, страдавшим экономической некомпетентностью, и всей экономической наукой, не способной в те решающие годы предложить верный и относительно безболезненный путь перевода народного хозяйства на рыночные рельсы. Если, впрочем, такой путь
вообще существовал.
Невероятные усилия были положены для исправления врожденных пороков командно-административной системы. И все попытки провалились. Предсказания марксистов не сбылись: капитализм не породил могильщиков из числа рабочих, а вот плановая система породила рабочих и директоров, которые охотно отправили ее на свалку истории.
Михаил Сергеевич, подобно своим предшественникам в любой момент мог отпустить и переложить все заботы на плечи наследников. В таком случае он бы сохранил власть. Но Горбачев считал, что отступать дальше невозможно: происходит необратимый упадок страны. “Такое дело начали! – записал в дневнике его верный помощник 
А. Черняев. – Отступать некуда... Ох, далеко пойду. Не отступаю... не дрожу. Главное – не дрожать. И не показать, что колеблешься, что устал, что не уверен...”
Чиновники теряли влияние и привилегии, возмущались, озлоблялись. “Отменили паек, - записал в дневнике в августе 1988-го года один профессиональный партийный работник. – Не думаю, что это добавит продуктов в сеть, но недовольство верхнего эшелона чиновников создаст. И трудно предугадать, как это обойдется. У них немало рычагов, влияющих на жизнь общества, атмосферу. Потерять чиновника в нашем механизме – не слишком ли большой риск?”.
К материальным потерям прибавились психологические. Огромный управляющий слой жаловался на неуверенность и неопределенность: выбили из колеи, нет ни славной истории, ни ясного будущего. Мало кто находил в себе силы признаться, что жизнь потрачена впустую.
Горбачев пришел к выводу, что дело в бюрократическом аппарате, который всему мешает, надо дать людям свободу, чтобы они сами взялись за дело.
Едва начались политические реформы, как партийный аппарат и госбезопасность утратили контроль над обществом. Сколько десятилетий эта система казалась непоколебимой, несокрушимой! Но она прибывала таковой только до того момента, пока оставалась цельной. Стоило изъять один элемент – насилие – как все стало рушиться.


* * *

Пожалуй, ни один из руководителей партии и государства последних десятилетий не становился объектом такой безудержной  ненависти, как член Политбюро и секретарь
214

ЦК КПСС А.И. Яковлев. Никому не приписывалось столько грехов и преступлений, сколько Яковлеву, его именовали “князем тьмы”.
А.И. Яковлев был опытнейшим аппаратчиком, умелым царедворцем, хотел сделать большую карьеру, но от сослуживцев по ЦК его отличала природная мудрость, крестьянский здравый смысл и трагический опыт фронтовика. Людей, реально воевавших
на передовой, смотревших в глаза смерти, в аппарате ЦК было немного. Он сам как-то заметил:
- Отказывать я не умею. Мне всегда хотелось помочь людям. Нередко меня обманывали, а я продолжал верить в совесть.
В Политбюро были люди, обладавшие большой властью и сыгравшие в истории страны большую роль, но ненавидели именно Яковлева. И началось это не в перестроечные годы, а, пожалуй, значительно раньше, когда в брежневские времена Яковлев занимал неизвестный широкой общественности, но важный в партийном аппарате пост первого заместителя – заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Иначе говоря, был один из главных функционеров в сфере идеологии.
В ноябре 1972-го года он написал статью в “Литературной газете”. В ней он попал в болевую точку сложных взаимоотношений между партийным аппаратом, КГБ и так называемой русской партией. К началу 70-ых стали заметны последовательные антикоммунисты - те, кто отвергал не только Октябрьскую, но и Февральскую революцию. Они считали, что 1917-ый год устроило мировое еврейство, чтобы уничтожить Россию и русскую культуру. С ярыми сталинистами их объединяла ненависть к Западу, евреям, презрительно-покровительственное отношение к другим народам Советского Союза.
И вот по этим настроениям ударил в своей статье Яковлев.
Своей статьей он вступил в конфронтацию с председателем КГБ Андроповым. Андропов в то время считал, что диссиденты опасны для государства, с ними нужно бороться. И поскольку официальная идеология изжила себя, советским людям необходимо предложить какую-то альтернативу. И КГБ осуществил идеологическую операцию по созданию мнимо-оппозиционной националистической альтернативы. Так появилась литература, позаимствованная из эмигрантских и перепечатанных источников, где свержение монархии и революция изображались как заговор масонов, ненавидящих Россию.
Статьей Яковлева Андропов был крайне недоволен. Руководитель отдела
пропаганды наносил удар по тем, с кем работало 5-ое управление КГБ.
Андропов и Яковлев всю жизнь проработали в аппарате, но были совершенно разными людьми. Андропов был на 9 лет старше. Перед войной он руководил обкомом комсомола в Ярославской области, где в одной из деревень в крестьянской семье родился Яковлев.
Для Яковлева взрослая жизнь началась в 1941-ом году, когда сразу после школы он отправился на фронт.  Его отца, который воевал и в Гражданскую, призвали через две недели после сына. Яковлева-младшего зачислили курсантом. Ускоренный выпуск, две звездочки на погонах. В начале 1942-го года отправили на Волховский фронт командовать взводом. Фронтом командовал К.А. Мерецкий. На Волховском фронте держала линию

215

фронта 6-ая отдельная бригада морской пехоты, в которой сражался лейтенант Яковлев.
В одном из боев Яковлева тяжело ранило. Получил четыре пули. Три в ногу с раздроблением кости, одну в грудь, прошла рядом с сердцем. Нога посинела, началась гангрена. Яковлев согласился на ампутацию левой ноги. Когда он лежал на операционном столе, госпиталь посетила медицинская комиссия. Председатель отменил ампутацию. С
войны он вернулся инвалидом.
Предлагали заведовать кадрами на ткацкой фабрике, но отец уговорил его идти учиться. Яковлев поступил  в Ярославский  педагогический институт. Оттуда взяли инструктором в обком партии. Андропов тогда был вторым секретарем ЦК компартии
Карело-Финской ССР.
В 1953-ем году из обкома Яковлева забрали в Москву, в ЦК. Дальше Яковлев учился в США в Колумбийском университете, потом в Москве, в Академии общественных наук. Защитил кандидатскую диссертацию, потом докторскую. Андропов был послом в Венгрии, потом был направлен в ЦК. Здесь они встретились с Яковлевым. Андропов возглавлял новый отдел по связи с коммунистическими и рабочими партиями
социалистических стран. Яковлев успешно продвигался по служебной лестнице, сначала в отделе науки ЦК, потом в агитпроме. Андропов его далеко обогнал – стал секретарем ЦК, потом председателем КГБ, а Яковлев – первым заместителем заведующего отделом пропаганды. Заведующего не было, так что он фактически руководил отделом.
Яковлев возглавлял отдел, прекрасно понимая, что происходит в стране.
- У нас созданы условия для безнравственных поступков, - говорил он секретарю ЦК КПУ Ф.Д. Овчаренко. – В соцсоревнованиях много показухи. Надо начинать с партии (взятки, пьянки, балы). Воспитывается цинизм, а это признаки разложения партии.
Статья Яковлева в “Литературной газете” была ортодоксальной. Он обвинял представителей русской партии в отступлении от классовых позиций, от партийных взглядов, в идеализации дореволюционной России. Поэтому его поддержал сталинский соратник В.М. Молотов. Встретив его в санатории, сказал, статья верная, нужная. Владимир Ильич часто предупреждал нас об опасности шовинизма и национализма.
Но Яковлеву не простили слов об опасности великодержавного шовинизма.
Против Яковлева были мобилизованы все, кто поддерживал так называемую русскую партию, в том числе влиятельные члены Политбюро и сотрудники аппарата. Обратились к М.А. Шолохову, тот пожаловался на Яковлева в ЦК: Яковлев обидел честных патриотов. Шолохов написал Брежневу, обратил внимание генсека на то, что “особенно
яростно, активно ведет атаку на русскую культуру мировой сионизм, как зарубежный, так и внутренний”.
Многое, если не все, зависело от мнения М.А. Суслова, фактически второго человека в партии.  Суслов был единственный, с кем Брежнев считался и кому доверял. Позиция Яковлева полностью соответствовала линии партии. Но Суслову не понравилась самостоятельность Яковлева. Кто ему поручал писать статьи? Зачем он устроил ненужную полемику? Превыше всего ценилась осторожность и умение вообще не занимать никакой позиции.
В апреле 1978-го года Яковлева сняли с должности и на 10 лет отправили в

216

приятную, комфортную, не ссылку – послом в Канаду. Из Канады его вернул Горбачев – после смерти Брежнева. Годы, проведенные в Канаде, произвели сильное впечатление на советского посла.
Иностранная жизнь влияла на преданных марксистов. Недаром Сталин никогда никого не хотел выпускать за границу и не любил, когда приезжали иностранцы.
В мае 1983-го года знакомиться с успехами канадцев в сельском хозяйстве приехал
новый секретарь ЦК М.С. Горбачев. И попал под его обаяние советского посла в Канаде, Яковлева А.И. Михаил Сергеевич, увидел в нем человека острого ума, прекрасно формулирующего свои мысли и очевидного единомышленника. Они оба считали, что дальше так жить нельзя.
Яковлев пересказал слова Горбачева, сказанные ему в Канаде:
- Экономика в СССР в упадке, сельское хозяйство развалено. Молодежь бежит из деревни. Там остались одни старики. Зарплаты нищенские. Мы зашли в тупик. Все надо менять.
Андропов в то время был тяжело больным человеком, и Горбачев строил далеко идущие планы. Ему нужно было выйти за рамки своей специализации – секретарь по сельскому хозяйству. Он нуждался в новой команде, способной расширить его горизонты.
Горбачев уговорил Андропова вернуть Яковлева в Москву. Яковлеву предложили
стать министром просвещения. Он благоразумно отказался и выбрал научную работу. Академические институты были бастионом свободомыслия в стране. Яковлев возглавил академический Институт мировой экономики и международных отношений. И стал одной из главных фигур в тресте Горбачева, одним из тех, кто подпитывал его идеями, снабжал информацией, работал над его речами и статьями.
- По просьбе Госплана наш институт подготовил доклад на тему “Что будет с экономикой СССР к 2000-му году”, - рассказывал Яковлев. – Мы понимаем, что будет очень плохо, и объяснили почему. В Госплане перепугались до невозможности и вообще пожалели, что к нам обратились.


* * *

После избрания Горбачева генсеком в июле 1985-го года Яковлев возглавил отдел пропаганды, затем стал секретарем ЦК и членом Политбюро. Его взгляды тоже претерпели немалую эволюцию, он пришел к выводу, что  свобода – важнейшая ценность, что права человека должны соблюдаться, что задача государства – вовсе не в том, чтобы давить и подчинять себе народонаселение. В той степени, в какой от него это зависело, он
старался отстаивать эти разумные и либеральные взгляды. Защищал средства массовой информации, которые впервые после 1917-го года получили право работать профессионально, а не по указанию начальства. Яковлев один остался в руках тех же структур и тех же людей. Он был активным сторонником свободных и демократических выборов, что привело к подъему общественного движения, и Горбачев повторял: нельзя всей страной управлять из здания ЦК. А народ, в конце концов, просто снес советскую систему.
217

“Яковлев, - писал его коллега по аппарату Л.А. Беляев, - который многие годы был заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС, открыто выступил против коммунистических иллюзий и развенчал марксизм-ленинизм как научное руководство к действию. Он раскрыл и доказал всю утопичность этого учения, которое завело великую страну в тупик, в бездну нищеты и отсталости, обрекло народ на бесправие и беззащитность перед произволом власти... Яковлев смотрел глубже и дальше нас”.
В описании критиков Яковлев выглядит каким-то терминатором, разрушившим Советский Союз лихой кавалерийской атакой. В реальности Яковлев был человеком
осторожным, не любящим поспешных и резких шагов. “Он отличался рассудительностью и спокойствием, - вспоминал А. Беляев, - никогда не повышал голоса, умел сдерживать эмоции”. Почему же его взгляды и его поведение вызывали особое раздражение? Яковлев не захотел давать гласность и свободу печати. Яковлев не державник и не антисемит. Он
ненавидел Сталина и антинационалистов. А его ненавистников больше всего обижало то, что это исходило не от какого-то интеллигента симпатичного происхождения, а от ярославского крестьянина. Даже ездили к нему в деревню выяснять, а не еврей ли Яковлев? Вернулись огорченные.
Бывший председатель КГБ Владимир Александрович Крючков, побывав после провала августовского путча в тюрьме, обвинил Яковлева в том, что у него были
недопустимые контакты с западными спецслужбами, а проще говоря, заявлял, что американцы завербовали его еще во время стажировки в Колумбийском университете в конце пятидесятых.
Российская прокуратура проверила это заявление, были истребованы материалы из архивов, допрашивались сотрудники внешней разведки. Вызвали даже бывшего председателя КГБ Чебрикова, который на допросе сказал, что ему на сей счет – до появления статьи Крючкова – ничего не было известно.
Профессиональные разведчики посмеивались над Крючковым. Его бывший заместитель в разведке генерал-полковник В.А. Кирпиченко писал:
“Горькая истина состоит в том, что отнюдь не ЦРУ США и не его “агенты влияния в СССР” разрушили наше великое государство, а мы сами. Все наши высокие государственные и партийные инстанции продолжали лицемерить, не хотели отличать мифы от реальностей и боялись проводить полнокровные демократические реформы, ничего не разрушая и никого не продавая”.
Крючков так долго рассказывал о том, как завербовали Яковлева, что, наверное, даже сам в это поверил. Не зная, как еще его уязвить, Крючков написал:
“Я ни разу не слышал от Яковлева теплого слова о родине, не замечал, чтобы он
чем-то гордился, к примеру, нашей победой в ВОВ.


* * *

Бывший начальник разведки и председатель КГБ Крючков, видимо, не отдавал себе отчета, что написал. Они с Яковлевым были практически ровесниками, между ними год разницы. Но Яковлев–то пошел на фронт добровольцем, сражался на передовой, в бою
218

был тяжело ранен и на всю жизнь остался инвалидом. А Крючков, как и Андропов, всю войну удачно провел на комсомольской работе в тылу.
Последние годы жизни академик Яковлев руководил комиссией по реабилитации жертв политических репрессий. Комиссия не только восстановила честное имя
уничтоженных людей, но и одновременно писала реальную историю нашей страны.


* * *

На июньском 1985-го года Пленуме от обязанностей члена Политбюро и секретаря ЦК был освобожден Романов. Секретарями ЦК избраны Ельцин и Зайков, заведующим отделом пропаганды утвержден А. Яковлев, а заведующим общим отделом – А. Лукьянов.
Встретившись с Романовым, Горбачев достаточно откровенно дал понять, что для него нет места в составе руководства. Воспринял он это болезненно, хотя возразить было нечем. Горбачев сказал, что предпочитает не доводить дело до обсуждения в Политбюро, лучше решить все на добровольной основе. Романов всплакнул, но, в конечном  счете, принял это предложение. На Пленуме вопрос о нем решался спокойно, членом ЦК он остался. Непросто решался вопрос об уходе на пенсию Тихонова. Вроде бы все ясно: человеку без пяти минут 80, во главе правительства, тем более вступающего на путь реформ должен стоять политик, обладающий запасом сил и времени, способного заглянуть в завтра. Тихонов был деятелем не то, что вчерашним, скорее позавчерашним, сталинского времени. Но у него на этот счет было собственное мнение. Был уверен, что не обойдутся без его услуг, и в первом разговоре выразил готовность “поработать в новой, интересной обстановке”.
Горбачев вежливо отклонил это предложение, и, напирая в основном на трудности предстоящих преобразований, необходимости позаботиться о здоровье ветеранов, послуживших стране, дал понять, что ему надо уходить на пенсию. Здесь выяснилось, что Тихонов все-таки был готов к такому исходу дела. Он попросил не оставить без внимания условия его дальнейшего бытия, и Горбачев пообещал сохранить все, чем он пользовался. В конце сентября его освободили от обязанностей главы правительства, а в октябре на Пленуме ЦК вывели из состава Политбюро.
При обсуждении кандидатур на пост предсовмина всплыли многие имена, но, в конце концов, выбор свелся к двум: Рыжков или Воротников. Виталий Воротников неплохо зарекомендовал себя на посту главы правительства Российской Федерации, за плечами у него был большой и многообразный опыт руководящей деятельности.
Однако выбор пал на Рыжкова, так как он сотрудничал с Горбачевым еще при Андропове, и во многих случаях обнаружилась близость их взглядов на положение в
экономике, понимание острой нужды в коренной ее реконструкции. Совпадали и политические позиции. Горбачеву импонировали человеческие качества Николая Ивановича Рыжкова – четкость, иногда резкость суждений, никогда не переходившие в грубости, деловая хватка, воспитанная в годы практической деятельности на производстве. Рыжков был первым горбачевским соратником в деле реформ, они

219

действовали в одном ключе, и чтобы ни случилось, потом за это товарищество Горбачев оставался ему благодарен.


* * *

Чернобыль заставил Горбачева и его коллег многое пережить и передумать. Они
видели необходимость укрепить дисциплину и порядок, прежде всего, в атомной энергетике. И все же, размышляя над этими вопросами, Горбачев все больше приходил к убеждению, что одним административным нажимом, наказаниями, жесткими мерами, партийными взысканиями, разносами проблемы не решить.
16-го июня 1986-го года на Пленуме ЦК впервые было сказано, что в новой пятилетке все отрасли экономики должны быть переведены на новые методы хозяйствования. Решения Пленума придали известную конкретность новому экономическому курсу.
Горбачеву шли потоки корреспонденции, в которых местные власти обращались к нему с просьбой: “Михаил Сергеевич, дайте команду открыть огонь по штабам”. Предлагалось взять на вооружение лозунги китайской культурной революции. Это был, по сути дела, “крик души”, свидетельство того, что люди окончательно разуверились в возможности дождаться перемен при сохранении у власти нынешних кадров.
Главная причина – застой, окостенение руководящего состава. Горбачев был убежден, что если хотим поправить дело, надо продолжать менять кадры. Нужна атмосфера гласности, только при таких условиях должны формироваться зрелые кадры.
А пока ситуация в стране осложнялась, принятые решения срывались, а аппарат молчал, в лучшем случае пописывал докладные записки. Среди работников аппарата есть и те, кто рассчитывает на провал реформ, злорадствует, когда страну постигнет та или иная неудача. Секретарь одного из московских райкомов партии заявил: “Подождем, через два года все уляжется”. Он уверен, что перестройку удастся похоронить.
Январский Пленум 1987-го года запомнился тем, что на нем впервые выплеснулись наружу противоречия по вопросу о гласности. Гласность, как и следовало ожидать, становилась первым полем борьбы за свободу. Менялась жизненная атмосфера, будто широко распахнулись окна в душной комнате, и повеяло свежим воздухом.


* * *

Гласность была самоцелью и мощным инструментом перестройки во всех сферах жизни. А среди них особую заботу вызывала экономика. Всем было понятно, как тяжело
отзывались на экономике непомерные военные расходы.
Пока экономика продолжала идти по экстенсивному пути, носила ярко выраженный затратный характер топлива, сырья на единицу продукции были в два–два с половиной раза выше, чем в развитых странах, а в сельском хозяйстве – на порядок.

220

Страна производила угля, нефти, металла, цемента и других материалов, за исключением искусственных и синтетических, больше, чем США, а по размерам конечного продукта отставали от них не менее чем вдвое. Автомобили и особенно сельхозтехника отправлялись потребителю неукомплектованными, небрежно собранными, в пути
подвергались ограблению, на местах их приходилось чуть ли не собирать заново. Расхлябанность захватила даже такую отрасль, как транспорт. На запасных путях и в тупиках месяцами простаивали десятки брошенных поездов, груженных нужными стране товарами, которые подвергались порче и расхищению.
Стоял вопрос, что отставание в экономике не только выражено в дисциплине, нужен более фундаментальный подход. Ученые считали основной причиной отставания страны то, что мы, по существу ”проглядели” новый этап научно-технической революции, а также в архаичности хозяйственного механизма, жесткой централизации управления, гипертрофии плана, отсутствии серьезных экономических стимулов. Признавалась необходимость совершенствования хозяйственного механизма.
Понимая значение экономических реформ, Горбачев считал, что надо, прежде всего, попытаться модернизировать экономику, чтобы к началу 90-х годов подготовить условия для радикальной экономической реформы. На это было нацелено Всесоюзное совещание по НТП. Замыслы совещания в определенной мере близки дэнсяопиновским методам осуществления реформ в Китае.
В соответствии с рекомендациями совещания была составлена программа модернизации отечественного машиностроения, предусматривавшая достижение мирового уровня уже к началу 80-х годов.
Особые надежды Горбачев возлагал на ”целевые программы НТП” по информатике и вычислительной технике, развитию роторных и роторно-конвейерных линий, робототехнике, биотехнологии, генной инженерии и др. Эти программы предусматривали, кстати, серьезную перестройку инвестиционной политики, широкое кооперирование с предприятиями восточно-европейских социалистических стран, создание совместных производств и с западными фирмами (в частности, ФРГ).
В ноябре 1985-го года Политбюро одобрило постановление “О дальнейшем совершенствовании управления агропромышленным хозяйством”.
Безусловно, существовала традиционная вера в безграничные возможности централизованной власти. Негативные результаты дали о себе знать скоро. Над колхозами и совхозами повис громадный бюрократический механизм, пытавшийся все определять и контролировать.


* * *

Прожив почти год после апрельского 1985-го года поворота, увидели, что политика перестройки наталкивается на большие препятствия, а многими воспринимается как очередная кампания, которая вот-вот выдохнется. Надо было устранить подобные сомнения, убедить людей в необходимости взятого курса. Так появилась в докладах съезда, конференций тема гласности. “Без гласности нет, и не может быть демократии”.
221

“Надо сделать гласность безотказно действующей системой. Она нужна в центре, но не менее, а, может быть, более нужна на местах, где живет и работает человек”.
18-го февраля 1986-го года Пленум ЦК утвердил Политический доклад на очередном съезде, проекты новой редакции Программы и Устава КПСС, а также доклад об основных направлениях экономического и социального развития на предстоящие годы.
Дата открытия съезда (25-го февраля) совпала с 30-ой годовщиной XX съезда. Политический доклад делегатами был принят хорошо. Дискуссия стала приобретать содержательный характер и в целом несла печать начавшегося перехода из одного состояния общества к другому.
Среди ораторов выделялся Ельцин и Громыко.
Съезд закончился 6-го марта. Не откладывая в долгий ящик, Горбачев созвал секретарей ЦК и членов правительства для разговора о предстоящих делах. На первый план выходила задача децентрализации экономики, которая уже встречалась в штыки бюрократическим аппаратом. Признаки непонимания и недовольства были в самых “верхних эшелонах” партийно-государственного руководства.
Настраиваясь на реформу хозяйственного механизма, Горбачев связывал немалые
надежды с экономическим экспериментом, начатым еще в 1983-ем году.
Результаты вначале были неплохие. Но очень скоро почувствовали, что рамки экспериментальной системы слишком узки.
Весной 1986-го года было решено ввести государственную приемку важнейших видов народнохозяйственной продукции специально создаваемыми для этого вневедомственными органами. Введение приемки вызвало шок, на многих предприятиях снизилась зарплата, перестали выплачивать премии. Более сообразительные и предприимчивые руководители бросились налаживать “контакты” (я - тебе, ты – мне) с
госприемщиками, тем более они были, как правило, вчерашними их коллегами и подчиненными.
Госприемка уже через год-два приказала “долго жить”. Это объясняло, что
решение проблемы не в административно-организационных мерах, а в перестройке
экономического механизма.
Поучительна история с принятием решений о личных подсобных хозяйствах, коллективном садоводстве и огородничестве, индивидуальной трудовой деятельности. Это было полезно со всех точек зрения: могло стать источником дополнительного дохода для людей, наполнения рынка товарами, развитие сферы услуг, занятие посильной работой пенсионеров инвалидов.
Сыграл полезную роль в преобразовании экономических отношений принятый в Верховном Совете СССР 19-го ноября 1986-ом году Закон об индивидуальной трудовой деятельности.
В 1985-1986-ом годах экономическая ситуация в стране несколько улучшилась. Промышленное производство приросло на 4,4 процента, сельское хозяйство – 3 процента. За два года в социальную сферу было вложено почти на 40 миллиардов больше, чем предполагалось по пятилетнему плану.
Успех радовал, но в какой-то степени и расхолаживал, создавая серьезные проблемы. В начале 1987-го года в экономике произошел серьезный сбой: промышленное

222

производство упало на 6 процентов против декабря 1986-го года. Прежде всего, это коснулось машиностроения и легкой промышленности. Немалые трудности испытывали металлурги, химическая промышленность. Возникла опасность, что план 1987-го года рухнет как карточный домик.


* * *

Только в марте 1987-го года, наконец, приблизились к пониманию того, какой должна быть тактика разработки и проведения экономической реформы.
Реформа тех лет, по преимуществу технократической, не получила должного политического обоснования, более того – выпала из контекста общественного развития: ведь она тогда шла не в сторону демократизации, а к “завинчиванию гаек”, особенно после подавления “пражской весны”.
Все равно начинать приходилось с Пленума, который готовился в течение нескольких месяцев. Были разосланы его участникам копии материалов для
предварительных раздумий.
В ЦК и правительстве готовились проекты постановлений, направлявшиеся на апробацию в республике. Одновременно разрабатывался закон о предприятии, призванный закрепить демократические принципы управления.
Была проведена серия совещаний с первыми секретарями партийных организаций, директорами предприятий, рабочими, специалистами, учеными, чтобы основательно подготовить общественность к восприятию реформы.
Работа над тезисами была закончена 9-го мая, и этот сорокастраничный документ разослан членам Политбюро.
В тезисах дано развернутое обоснование новой модели хозяйственного
предприятия (объединения) как социалистического товаропроизводителя, ведущего хозяйство вполне самостоятельно.
Разослав тезисы по Политбюро, Горбачев на несколько дней съездил на Байконур, где познакомился с работами по созданию и запуску системы “Буран” - мощнейшим ракетоносителем. Он еще раз убедился в огромных возможностях нашей науки и техники, в том числе, какие перспективы могут перед нами открыться, если подкрепить их сильной экономикой.
14-го мая состоялось развернутое обсуждение тезиса на заседании Политбюро. Подводя итоги, Горбачев акцентировал внимание на том, что важен перелом в отношении реформы со стороны партии.
- Движение началось, но есть и сопротивление... Мы обязательно должны войти в 13-ую пятилетку с новым механизмом.





223


* * *

Как складывалась работа над пакетом правительственных документов? Вначале в
Политбюро был представлен проект постановления о мерах по улучшению государственной статистики, затем о реформе финансово-кредитной системы и ценообразования. Была разослана записка Рыжкова о финансовом положении страны.
В мае-июне на заседаниях Политбюро продолжалось обсуждение отдельных вопросов экономической реформы и проектов постановления. От заседания к заседанию выявлялись все более резкие разногласия.
В истории экономических реформ немалую часть занимает эпизод, связанный с Законом о предприятии. Он был одним из “первых ласточек” в серии мер, предназначенных существенно изменить к лучшему систему хозяйствования и управления. Одобренный январским Пленумом и ЦК 1987-го года закон проекта был 8-го февраля опубликован для всенародного обсуждения. А в ходе подготовки Пленума по экономической реформе родилась идея использовать его в качестве правовой основы намечавшихся преобразований.
Заключительное обсуждение доклада на Политбюро прошло 8-9-го июня в ЦК сравнительно спокойно. Важные вопросы по экономической реформе, так остро обсуждавшиеся ранее, не были затронуты.


* * *

И вот, наконец, 25-го июля, Пленум ЦК. Доклад “О задачах партии по коренной перестройке управления экономикой”, который сделал Горбачев, стал одним из этапных
событий перестройки.
В нем он сказал, что командно-административные формы управления тормозят движение перестройки.
Горбачев высказал критическое замечание по работе не только отдельных центральных ведомств, но и Политбюро, Секретариата, Совета министров.
Горбачев Пленум использовал не только для продвижения программы реформы, но и для перегруппировки сил в политическом руководстве страны. Из кандидатов в члены Политбюро перевели Спанькова и Яковлева, избрали Никонова. Был выведен из состава Политбюро Кунаев, освобожден от обязанностей кандидата в члены Политбюро Соколов, избран кандидатом Язов. Акция прошла без осложнений.
Перемещение Соколова в группу генеральных инспекторов МО (это так называемая райская группа, созданная при Брежневе для высших военачальников, уходящих на пенсию) была результатом ЧП-полета и приземления в Москве на Красной площади молодого немца Руста на легкокрылом самолете. Это была пощечина стране, ее Вооруженным Силам. И что самое существенное - сигнал неблагополучия в обеспечении безопасности, безответственности в высшем командном эшелоне. Сенсационная новость

224

застала Горбачева за круглым столом совещания ПКК ОВД в Берлине (с ним были Громыко, Рыжков, Шеварднадзе и Медведев).
Горбачев был потрясен и оставался в полном недоумении, как это могло произойти. Ведь существующие технические системы ПВО давали 100-процентную гарантию предупреждения и пресечения нарушения. Значит, дело в том, в чьих руках они находятся.
На заседании Политбюро все высказались за отставку министра обороны и главкома ПВО Колдунова, полное расследование инцидента и привлечение виновных к ответственности.
После снятия Соколова было внесено предложение назначить министром обороны Язова.
Язов в то время был заместителем министра обороны по кадрам, был мало известен, не занимал таких престижных постов, как начальник Генерального штаба, командующий Западной группой войск или Московского военного округа. Но он обладал, по мнению Горбачева, рядом ценных качеств, и его выбор пал именно на него.
Познакомились они на Дальнем Востоке, где Язов командовал округом. Когда стал вопрос о проведении крупных кадровых изменений в армии, Горбачев назначил Язова заместителем министра по кадрам, где последний проявил как способный руководитель. При его активной роли начались обновление и омоложение генералитета и офицерского корпуса, на пенсию отправили 1200 генералов. Одним словом, появление его в роли министра не было случайным.


* * *

Еще в январе 1987-го года началась подготовка 70-летия Октября – по традиции от
Генерального секретаря ждали оценок по принципиальным вопросам.
21-го октября на Пленуме ЦК при обсуждении к 70-летию Октября возник инцидент, свершившийся с Ельциным. Этот пленум также должен был обсудить как
доклад, так и подготовку к 70-летию Октября. Сам доклад не зачитывался, выступавших было немного, и председательствующий Лигачев хотел закрывать прения.
Он спросил:
- Товарищи, есть ли желающие выступить?
Заранее докладчиков не намечали, поэтому зал молчал, желающих подняться на трибуну не нашлось. Уже готовились зачитать резолюцию. Лигачев еще раз оглянул зал и сказал:
- Если нет желающих, будем переходить к следующему вопросу.
Как это нередко в жизни бывает, все последующие события в какой-то мере зависели от случая. Горбачев взглянул на первый ряд, где сидели кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК, и перебил Лигачева:
- Вот у Ельцина есть вопрос.
Егор Кузьмич не хотел отклоняться от заранее определенного распорядка:

225

- Давайте посоветуемся, будем ли открывать прения.
Послышались голоса:
- Нет.
Ельцин встал, было, потом сел. Вновь подал реплику Горбачев:
- У товарища Ельцина есть какое-то заявление.
Тогда Лигачев предоставил слово Ельцину.
Ельцин текст не готовил. Он заметно волновался, выступал сбивчиво, сумбурно.
- Я бы считал, - говорил Ельцин, - что, прежде всего, нужно было бы перестраивать работу именно партийных комитетов, потом в целом начинать с секретариата ЦК, о чем было сказано на июньском пленуме ЦК. Я должен сказать, что после этого, хотя прошло пять месяцев, ничего не изменилось с точки зрения стиля работы секретарей ЦК, стиля работы товарища Лигачева. То, о чем сегодня здесь говорилось, это были различного рода разносы, накачки на всех уровнях.
Такие речи в зале пленумов ЦК еще не звучали. На сидевших в зале нашла оторопь. Они еще никогда не слышали такой атаки на второго человека в партии.
- Сначала был серьезнейший энтузиазм – подъем, - продолжал Ельцин. – И он пока шел на высоком подъеме, включая январский пленум ЦК КПСС. Затем после июньского пленума ЦК стала вера как-то падать у людей, и это нас очень и очень беспокоит. Меня, например, очень тревожит... в последнее время обозначился определенный рост, появилось злословие от некоторых членов Политбюро в адрес Генерального секретаря. Считаю, что как раз вот сейчас это просто недопустимо...
Вскоре Горбачева начнут крыть на всех партийных и непартийных собраниях. И самые немыслимые обвинения перестанут удивлять. Но в этот день впервые кто-то
осмелился открыто прилюдно критиковать Генерального секретаря.
А закончил свою речь и вовсе неожиданно:
- Видимо, у меня не получится работа в составе Политбюро. По разным причинам. Видно, и опыт, и другое, может быть, и отсутствие некоторой поддержки со стороны
особенно товарища Лигачева, я бы подчеркнул, привели меня к мнению, что я перед вами должен поставить вопрос об освобождении меня от должности, обязанностей кандидата в члены Политбюро. Соответствующее заявление я передал, а как будет в отношении
первого секретаря городского комитета партии, это будет решать уже, видимо, пленум городского комитета партии.
И в отставку по своей воле в этом зале также еще никто не подавал. Да и кто, добравшийся до вершины власти, мог с ней расстаться, понимая, что это означает и одновременно отказаться от максимального в той жизни житейского благополучия? Купить за деньги нельзя было ничего, все блага – от еды до лекарств, от машины до квартиры – прилагались к должности. Отбирали должность – отбирали все. Речь произвела эффект разорвавшейся бомбы.
Воротников вспоминал:
“Все как-то опешили. Что? Почему? Непонятно! Причем такой ход в канун великого праздника! Я про себя подумал, что Горбачев сейчас успокоит Ельцина. Хорошо, раз есть замечания, то давайте разберемся, обсудим, определим, что делать. Но сейчас же! Поручить Политбюро разобраться и доложить. Все. Но дело приняло иной

226

оборот.
Атаку на Лигачева и какие-то замечания общего характера Михаил Сергеевич бы еще стерпел, но Ельцин задел и его самого – причем самым болезненным образом. Наверное, Горбачев решил так: если он оставит это без ответа, то и другие решат, что им тоже можно нападать на первого человека в стране. Авторитет Генерального секретаря рухнет.
Генеральный был разъярен. Он подвинул Лигачева и взял председательство в свои руки. Посмотрел на членов Политбюро, потом устремил взор в зал и сказал:
- Выступление у товарища Ельцина серьезное. Не хотелось бы начинать прения, но придется обсудить сказанное. Это тот случай, когда необходимо извлечь уроки для себя, для ЦК. Для Ельцина. Для всех нас.
Члены Политбюро правильно поняли взгляд Горбачева: ну что, надо определить и свои позиции, как вы относитесь к тому, что на ваших глазах критикуют Генерального секретаря. Стали выступать. Кто-то с искренней страстью набросился на Ельцина: почему бы не потоптать ногами падшего фаворита? Другие делали это вынужденно и без удовольствия – Горбачев потребовал от членов Политбюро коллективной присяги на верность в форме уничтожения критики Ельцина. Не всем хотелось клеймить московского секретаря, но не осудить его в этот момент однозначно бросить вызов Горбачеву, который хотел убедиться, что его соратники хранят ему верность. Выступили 26 человек, в том числе все члены Политбюро.
Всем находившимся в зале было ясно, что песенка Ельцина спета. Наиболее активные требовали немедленно снять его с работы и вывести из состава ЦК.
Ельцин не ожидал, что ему устроят публичную порку. Горбачев и его подручные
заставили его оправдываться. Горбачев стал сам его корить:
- Тебе мало, что вокруг твоей персоны вращается только Москва. Надо, чтобы ЦК занималось тобой? Уговаривал, да?.. Надо сойти до гипертрофированного самолюбия, сомнения, чтобы поставить свои амбиции выше интересов партии, нашего дела? И это
тогда, когда мы находимся на таких ответственных участках перестройки? Надо же было навязать ЦК партии эту дискуссию. Считаю это безответственным поступком. Правильно дали характеристику твоей выходки.
И дальше Горбачев еще целый час разносил Ельцина.
- Мы на правильном пути, товарищи!.. Мы не зря прожили эти два года, хотя они и не нравятся товарищу Ельцину! Не зря! Ведь посмотрите, что он сказал! Мне дали уже спецпрограмму. Вот что он сказал: за эти два года реально народ ничего не получил. Это безответственное заявление, в политическом плане его надо отклонить и осудить.
Партийно-административная логика требовала примерно наказать Ельцина, чтобы другим было неповадно. Только этого ждали от Горбачева в аппарате. А он некоторое время колебался.


*  *  *

Пространное выступление Ельцина на Октябрьском Пленуме стало для него
227

рубежом, выбор, сделанный тогда, в значительной мере предопределил его дальнейшие шаги.
Обстановка на Пленуме накалялась. Стали раздаваться требования не только лишить его должности кандидата в члены Политбюро, но и немедленно вывести из состава ЦК. Тогда Горбачев сказал:
- Давайте послушаем самого Ельцина. Пусть он выскажет свое отношение к выступлениям членов ЦК.
- Не надо, все ясно, - послышалось из зала.
Однако Ельцин вышел на трибуну, стал что-то говорить не очень связно, признал свою неправоту.
Горбачев предложил ему еще раз подумать и снять заявление об отставке. Но он поддержки не принял и, страшно нервничая, произнес:
- Нет, я все же прошу меня освободить.
Решение, принятое Пленумом, состояло из двух пунктов. Первый давал оценку выступления Ельцина, второй поручал Политбюро вместе с горкомом разобраться в ситуации и решить вопрос о первом секретаре МГК.
На том Пленум закончился. Через 10 дней, 31-го октября, Ельцин пришел на заседание Политбюро, обсуждавшее окончательный вариант доклада о 70-летии Октября. Выступая на Политбюро, Ельцин сказал, что на начальном этапе перестройки была набрана скорость, а теперь потеряли ее, тогда готовность народа к переменам была большая, но, вероятно, взял много на себя и в чем-то просчитался, “надорвался”. Он сам многих не понял, во многом ошибался, обратился в горком о его отставке, его журили за поведение, но просят остаться. Он не получил на Политбюро никакого ответа.
Оказывается, он попросил секретарей горкома собраться без него. Бюро горкома признало поведение и выступление Ельцина ошибочным, отражающим лишь его личное мнение. Постановили, что он не счел нужным предварительно посоветоваться с товарищами и рекомендовали забрать заявление об отставке, продолжать работу.
3-го ноября, как ни в чем ни бывало, он прислал Горбачеву короткое письмо, в котором излагал указанное мнение бюро горкома и в этой связи просил дать ему
возможность продолжать работу в качестве первого секретаря МГК КПСС.
Воспринять логику его поведения было просто невозможно. Отменить решение Пленума никто не имел права.
Ситуация осложнялась тем, что в зарубежной прессе появился кем-то сфабрикованный текст выступления Ельцина, и разные варианты этой фальшивки стали распространяться в Советском Союзе.
Опровержений со стороны самого Ельцина не последовало. Он явно начинал уже ощущать себя “народным героем”.
Горбачев собрал членов Политбюро, рассказал о письме Ельцина, и все присутствующие высказались однозначно: действовать в соответствии с постановлением Пленума. После этого Горбачев позвонил Ельцину. Сказал, что мнение членов Политбюро – выносить вопрос на пленум горкома партии.
В первой половине 9-го ноября Горбачеву доложили, что в московском горкоме – ЧП: в комнате отдыха обнаружили окровавленного Ельцина. Сейчас там бригада врачей

228

во главе с Чазовым. Вскоре дело прояснилось. Ельцин канцелярскими ножницами симулировал покушение на самоубийство, по-другому оценить эти его действия было невозможно. По мнению врачей, никакой опасности для жизни рана не представляет – ножницы скользнули по ребру, оставили кровавый след. Ельцина госпитализировали. Врачи сделали все, чтобы эта малопривлекательная история не получила огласки. Появилась версия: Ельцин сидел в комнате отдыха за столом, потерял сознание, упал на стол и случайно порезался ножницами, которые держал в руке. Но эта легенда самого Ельцина не устроила, и года через два он пустил в оборот другую – будто ночью на улице на него совершено покушение. Он, конечно, расшвырял их, как котят, но ножевое ранение все же получил. Эта легенда звучит куда более геройски.
Тогда же, 9-го ноября, пришлось срочно собирать членов Политбюро. Врачи еще раз подтвердили, что никакой опасности для жизни и здоровья рана не представляет. Его состояние уже стабилизировалось. Обсудив всю эту информацию, решили, что вопрос о работе Ельцина надо ставить  немедленно. Разговор с ним по телефону провел Горбачев. Он сказал Ельцину, что знает, что произошло, догадывается о его состоянии. Однако нужно наметить день и провести МГК.
Горбачеву показалось, что Ельцин несколько расстроился:
- Зачем такая спешка? Мне тут целую кучу лекарств приписали.
- Лекарства дают, чтобы успокоить и поддержать тебя. А тянуть с пленумом ни к чему. Москва и так полна слухов о твоем выступлении на пленуме ЦК, и о твоем здоровье. Так что соберешься с духом, приедешь в горком и сам все расскажешь. Это в твоих интересах.
- А что я буду делать потом?
- Будем думать.
- Может, мне на пенсию уйти?
- Не думаю, - ответил Горбачев. – Не такой у тебя возраст. Тебе еще работать и работать.
В начале их разговора Ельцин пытался выиграть время, лихорадочно искал какие-то запасные варианты поведения. Потом, когда они стали обсуждать возможность его
работы в Госстрое в ранге министра, беседа приняла деловой характер.
- Это уход с политической арены?- прозвучал полувопрос-полуутверждение.
- Сейчас вернуть тебя в сферу большой политики нельзя, - ответил Горбачев. – Но министр является членом правительства. Ты остаешься в составе ЦК КПСС. А дальше посмотрим, что и как. Жизнь продолжается. Так что готовься к пленуму горкома.


* * *

11-го ноября Ельцина прямо из больницы привезли на пленум Московского горкома.
На сцене-эшафоте трибуна и пустой пока стол для президиума. Первых пять пустых рядов зала отгорожены тряпичным бордовым канатом, вдоль него спинами к сцене выстроились кагэбисты - синепогонники. В конце зала уже рассаживались кучками
229

статисты – члены горкома. А у дверей зала заседания был еще один строй синепогонников. За дверями Лигачев с Горбачевым собрали будущих выступающих. На октябрьском пленуме Ельцин заявил только о самоотставке с поста кандидата в члены Политбюро, а про Москву самоуверенно сказал: “Будет так, как решат столичные коммунисты”. “Петух свердловский! – подумал о нем Лигачев. – Как мы прикажем, так и решат!”
И теперь шла последняя накачка: кому, что и как говорить.
Секретарь Московского горкома по идеологии Ю. Карабасов был безвредный человек, с хорошим чувством юмора. У него с Ельциным наладились добрые отношения. Помощник Карабасова спросил его, собирается ли тот выступать.
- Не собираюсь, но могут заставить, - сказал секретарь. – А что ждать, сам не знаю. Это как повернет Горбачев.
Тут он распахнул свой пиджак и показал рукой на бумаги, сначала в левом, потом в правом внутреннем кармане.
- На всякий случай приготовил две противоположные речи, - улыбнулся и подмигнул Карабасов, - одно в поддержку, а другое с осуждением. А не перепутать бы в суматохе дебатов – не приведи Господи.
На трибуну его не потянули. Все выступающие были подобраны по особым лигачевским стандартам, как огурцы в супермаркетах.
Распахнулась дверь зала заседаний бюро и оттуда повели колонну “поднакачанных ораторов”. С двух сторон колонну сопровождал строй синепогонников – это выглядело как конвой. Проинструктированных посадили подальше от других, синепогонники остались в зале.
Через некоторое время по рядам прокатился шорох.
- Ельцина привезли!
Так, наверное, когда-то катилось по Красной площади: “Пугачева ведут!”. Тут из боковой двери на сцену выплыло партийное руководство страны – Горбачев, Лигачев,
Зайков и Медведев. Горбачев вел под руку Ельцина, за другую руку, первого секретаря
поддерживал синепогонник. Все сели в президиум и поручили вести пленум второму
секретарю горкома Ю. Белякову.
Несчастный Беляков! Его, приличного человека, сорвали из Свердловска с хорошего места, засунули в этот московский гадюшник, где бюрократия относилась к Юрию Алексеевичу как протеже Ельцина, и считали его чужим. Он тащил на себе в последние месяцы всю работу Ельцина, и теперь его вызвали на эшафот распорядители казни его шефа. Не все выдерживали высоковольтное напряжение партийных интриг, и вскоре Беляков ушел из жизни в возрасте пятидесяти с небольшим. А тут лигачевские шавки вручали ему список фамилий подготовленных выступающих – там были сплошь люди, которых Ельцин выгнал с работы. По этому списку Беляков весь вечер бубнил, не поднимая глаз:
- Слово предоставляется... Слово предоставляется...
Ни до, ни после этого Ю. Карабасов не видел столько помоев, вылитых на одного человека. Поднимались по списку из первых рядов и по бумажке клеймили Ельцина. Он негодяй, он поддонок (это не придуманные слова), и ходит с ножом, чтобы ударить

230

партию в спину. Он утюжит руководящие кадры дорожным катком. Он выгнал с работы за ничтожные взятки богатого чиновника, и тот стал приносить домой меньше денег, поэтому вынужден был выброситься в окошко. И так весь вечер. Досталось по первое число и “Московской правде”. Некоторые в зале не понимали, что сами разоблачают себя.
Ельцин сидел с фиолетовыми губами и опустошенной головой. Поднимал ее, скосив удивленный взгляд на трибуну, когда кто-то предлагал судить его как преступника. Он понимал, как эти же люди еще недавно на пленумах говорили:  повезло Москве, что у нее есть Ельцин. И сейчас, наверное, скажет вдруг Горбачев: “Хватит! Мы доверяем вашему первому секретарю”, и все пять первых рядов, порвав заготовленные тексты и, расталкивая друг друга локтями, побегут с трибуны клясться в любви. Ведь принципы чиновников, нацеленных на властную вертикаль, как на осиновый кол, были и будут мягче куриного студня. С лица Лигачева не сходило выражение торжества. Лицо Горбачева менялось по мере того, как нарастал поток помоев с трибуны. К концу пленума генсек сидел красный, задумчивый, устремив взгляд в дальнюю точку зала. Им показалось, что мысленно он уже не здесь. Мысленно он видел, как партийные подхалимы топчут его точно так же, как когда-то топтал их он. Топчут грубо, до хруста костей, не соблюдая приличия.
И покаянные слова своего политического крестника он почти не слушал. Не слышать бы их и нам, переживающим за Ельцина. Это был лепет морально раздавленного человека. Это было обращение к городу с просьбой простить его за временно причиненные неудобства столичной мафии.
Ельцина увезли в больницу, а первым секретарем горкома сделали Льва Зайкова. К Москве он отношения не имел, родился в Туле. Поближе к ночи лигачевские службы
передали во все газеты по ТАСС биографию Зайкова, где черным по белому было
написано: родился в Москве. Да, еще подчеркнули: обязательно дать в этой редакции. Деталь незначительная, но говорила о многом. Для рабочего люда столицы нет разницы, когда родился или крестился.
Ельцин продолжал лечиться в больнице на Мичуринском проспекте. Пленум
сильно изменил состояние здоровья и духа Ельцина. Он был подавлен, все время лежал в постели, если кто-то его навещал, то без особого энтузиазма пожимал протянутую руку двумя холодными пальцами.
Ельцин ждал звонка Горбачева. И Горбачев, наконец-то, позвонил. Охранник принес Ельцину телефонный аппарат, вложил в уши. Из-за двери было слышно, как Ельцин поддерживал разговор с Горбачевым совершенно убитым голосом.
Горбачев предложил ему должность заместителя председателя Госстроя в ранге министра СССР. Ельцин без долгих раздумий согласился.
Какое-то время после пленума МГК Ельцин продолжал лечиться, потом пошел в отпуск. А 14-го января 1988-го года его уже назначили первым заместителем председателя Госстроя СССР в ранге министра. Он оставался кандидатом в члены Политбюро, несколько раз присутствовал на заседаниях, и лишь на февральском пленуме был освобожден от этих обязанностей.



231


* * *

Позднее коллеги не раз упрекали Горбачева в том, что он, мол, не довел дело до конца: “Вывели бы его из ЦК, заслали в дальний регион, куда Макар телят не гонял. А уже если так жалеть, то в заморскую страну послали, на том бы он и кончился”. “Сколько раз его спрашивали: ”Ну, признайтесь, это же был ваш крупнейший просчет”.
Он отвечал, что подобных мыслей у него не было. Не в его характере расправляться с людьми, да и это противоречило бы духу отношений, которые он стремился внедрить в партию.
Принимая решение о новом назначении Ельцина, он исходил из убеждения, что все должно строиться на товариществе. Никакой антипатии по отношению к нему, и уж тем более чувства мести, у него не было. Словом, Горбачев пожалел Ельцина. Тот добро забыл. Позже в ходе политической борьбы с его стороны постоянно раздавались в адрес Горбачева обвинения и оскорбления самого низкого пошиба.


* * *
Речь Ельцина на Пленуме ЦК КПСС 21-го октября 1987-го года, которая стоила ему карьеры, разумеется, не опубликовали, и тогда пошли гулять фальшивки, которые не только распространялись в стране, но и печатались в иностранных газетах. Этот
придуманный неизвестными доброжелателями “самиздат” и положил начало его всенародной популярности.
Люди рассказывали друг другу, что Ельцин протестовал против привилегий для начальства, культа личности Горбачева, против того, что Раиса Максимовна вмешивается в партийно-государственные дела и всем раздает указания. Поэтому его и сбросили.
Ничего этого у Ельцина не было. Но кто же об этом знает? Отсутствие гласности ударило по партийному аппарату.
О Ельцине говорили и спорили, и чем меньше люди его знали, тем с большей уверенностью рисовали в своем воображении подлинного героя, борца за народное счастье, который восстал против опротивевшей власти. Он нигде не выступал и не появлялся, но незримо присутствовал во всех жарких дискуссиях о том, как нам жить. И когда заходила речь о том, кто может вытащить страну из ямы, все чаще стало упоминаться имя Бориса Ельцина. В определенном смысле это был плохой признак – люди восторгались человеком, которого практически не знали и некоторые никогда не видели.
Ельцин стремительно обретал черты мифологического героя. Вот почему на протяжении нескольких лет многие буквально поклонялись ему. Какие бы с ним не приключались истории, чтобы о нем не рассказывали, его пламенные сторонники не видели пятен на солнце. Это не переставало удивлять Горбачева: почему люди приветствуют все, сделанное Ельциным, и хают все предложенное самим Михаилом Сергеевичем?
232

Распад в ходе перестройки  старой системы, экономические проблемы и ощущение безысходности породили массовую неуверенность в этой тревожной и ненадежной ситуации, люди не верили в свои силы, а искали опоры вовне. Ельцину писали письма с выражением поддержки. К нему в Москву приезжали люди – Борис Николаевич, мы на вашей стороне. Держитесь, мы вас не оставим в беде.
Его поклонники были готовы встать под его знамена.


* * *

Подготовка и проведение 70-летия Октября внесли большое оживление в общественную жизнь страны. По набору идей, атмосферы, характеру общения это был удачный форум. Он показал огромные возможности сотрудничества общественных сил и движений, ставивших целью формирование новой, общечеловеческой цивилизации.
Между тем реформа экономически понемногу продвигалась. С 1-го января 1988-го года все предприятия были официально переведены на хозрасчет. Вступили в силу законы о финансовой их самостоятельности, реформы Госбанка, создании специализированных кредитных учреждений. Президиум Верховного Совета СССР утвердил положение об условиях  и порядке оказания психиатрической помощи, чтобы избежать злоупотреблений имевших место в этой области.
Февраль начался с пленума Верховного суда СССР, отменившего приговоры
1938-го года и прекратившего дела в отношении Бухарина, Рыкова, Раковского и других, привлекавшихся к уголовной ответственности по так называемому “антисоветскому правотроцкистскому блоку”.
9-го февраля Горбачев выступил с заявлением по Афганистану, предложил конкретные меры по политическому урегулированию, в том числе вывод наших войск в течение 10 месяцев.
17-18-го февраля 1988-го года состоялся Пленум ЦК. На Пленуме Горбачев был
абсолютно искренен, отстаивая главные направления перестройки - гласность, демократизация, экономические реформы. Он произносил слова: все, что мы делаем, направлено на раскрытие потенциала социализма.
Весь пафос Горбачевского выступления на февральском Пленуме ЦК в значительной мере направлялся на то, чтобы еще раз разъяснить всем, кто сомневался в происходящем, что без демократизации перестройка не состоится, и реформы не сдвинутся с места. А вне этого нет для страны выхода из надвигающегося кризиса.
Просветления умов и после февральского Пленума не произошло. Наоборот, дифференциация усилилась.


* * *

Очередное веховое событие состоялось 28-го июня. В этот день открылась 

233

XIX партийная конференция.
В прежние времена делегатами на конференции и съезды направлялось начальство. Весной 1988-го года было иначе. Все партийные организации могли выдвинуть своих кандидатов.
Борис Ельцин поставил перед собой задачу: во что бы то ни стало добиться избрания делегатом XIX партийной конференции и выступить на ней. Это и было началом его возвращения в политику. Он мечтал только об этом. Горбачев позаботился о том, чтобы Ельцин не вошел ни в московскую, ни в свердловскую делегацию. Ельцина избрали от Карелии. Не почетно, как, скажем, от столичной парторганизации. К тому же кареловские по распределению должны были сидеть на балконе. Горбачев рассудил, что чем дальше Ельцин от трибуны, тем спокойнее.
Делегаты заслушали доклад Генерального секретаря ЦК по двум вопросам: “О ходе реализации XXVII съезда КПСС, основных итогах первой половины 12-ой пятилетки и задачах партийных организаций по углублению процесса перестройки” и “О мерах по дальнейшей демократизации жизни  партии и общества”.
Начало доклада звучало по-гамлетовски: “Как углубить и сделать необратимой революционную перестройку, которая по инициативе и под руководством партии развернулась в стране – вот коренной вопрос, стоящий перед людьми. И от того, каким будет ответ, зависит, в состоянии ли партия выполнить роль политического авангарда на новом этапе развития советского общества”.
Очень остро стоял на конференции вопрос о прессе. По нему даже развернулся своеобразный диалог.
Ельцин твердо решил, что выступит на конференции, напишет записку с просьбой предоставить ему слово. Однако в список ораторов Горбачев его не включил. Когда конференция уже заканчивалась, Ельцин понял, что решено его на трибуну не пускать. Он
спустился в зал, и пошел к президиуму с мандатом делегата конференции в поднятой руке. Он подошел к Горбачеву и потребовал дать ему слово для выступления. Замерший
зал наблюдал за сценой.
Михаил Сергеевич подозвал к себе своего главного помощника Валерия Болдина:
- Пригласи Бориса Николаевича в комнату президиума и скажи, что я дам ему слово, но пусть он присядет, а не стоит перед трибуной.
Болдин передал Ельцину слова Генерального секретаря. Ельцин сел в первом ряду и стал ждать. Он получил слово. Ход конференции показывали по первому каналу центрального телевидения, и вся страна впервые увидела и услышала “политического диссидента номер один”.
На конференции выявились первые признаки постепенно оформлявшейся правоконсервативной оппозиции. Об этом свидетельствовали напористые выступления ряда партийных функционеров. Не менее решительно высказывались радикально настроенные делегаты, в их числе Ельцин. В целом его выступление было направлено на поддержку перестроечных процессов по всем конкретным вопросам и, за исключением совмещения должностей, не носило конфронтационного характера. Особое внимание он уделял теме социальной справедливости, сделал акцент на привилегиях, заявив, что надо, наконец, ликвидировать продовольственные пайки “для голодающей номенклатуры”.

234

Эту тему потом Ельцин раскручивал вовсю. Ельцин выехал на этом коньке в большую политику и, прорвавшись к власти, мгновенно позабыл свои гневные речи против “спецльгот”, злоупотреблений, возможность учредить такие привилегии, какие и не снились коммунистической номенклатуре.
В конце Ельцин обратился к конференции с просьбой о своей ”политической реабилитации”. Поначалу зал неодобрительно загудел. Горбачеву пришлось вмешаться и предложить дать ему высказаться, чтобы таким образом снять тайну со всей этой истории, о которой в партии ходили разноречивые слухи.
По этому вопросу выступил Лигачев. Именно в этом выступлении прозвучало слово, ставшее крылатым: “Борис, ты не прав”.


* * *

По ходу конференции возник своеобразный водораздел между партийными работниками и представителями средств массовой информации. Бурно обсуждались проекты документов (комиссии по подготовке резолюций “О ходе реализации решений XXVII съезда КПСС и задачах по углублению перестройки”,  “О демократизации советского общества и реформе политической системы” возглавил Горбачев. Председателем комиссии подготовке проекта резолюции “О борьбе с бюрократизмом” избрали Лигачева, “О межнациональных отношениях” – Рыжкова, “О гласности”- Яковлева, “О правовой реформе” – Громыко). И в комиссии, и на конференции кипели
страсти, особенно по вопросу разграничения функций между партийными и государственными органами.
Многие понимали, что речь идет фактически о передаче Советам реальной власти. Предусматривалось до конца года изменить структуру партийного аппарата, упразднив отраслевые отделы. Уже на осенней сессии верховного Совета СССР рассмотреть
комплекс вопросов, связанных с реорганизаций Советов. Рекомендовать в апреле 1989-го года провести выборы народных депутатов СССР, а в конце года – Верховных Советов союзных и автономных республик.
Справедливо будет сказать: из XIX партконференции вышли все реформы.


* * *

На двух заседаниях Политбюро (4-го и 21-го июля 1988-го года) обсуждались вопросы, связанные с реализацией решений партконференции.
Открывая заседание, Горбачев сказал, что будут допущены большие ошибки, если не обратим внимания на проявившееся на партконференции недовольство ходом экономической реформы, деятельностью министерств, положением в торговле, на транспорте и особенно продовольственным снабжением. Пропаганда помогла сформироваться в думах людей большим ожиданиям, а они не оправдываются. А какой

235

накал вызывают в обществе очереди! Вся страна в очередях: в магазинах, в ожидании автобуса, в различных конторах, за визами, справками. Люди убивают время, чтобы решить простой вопрос, измотаны, издерганы. И это перестройка! Отсюда вывод – самая активная работа должна быть сейчас направлена на развертывание радикальной экономической реформы и решение насущных вопросов жизни людей.
В комплексе мер – продолжение работ по ликвидации привилегий в обслуживании номенклатуры.
Было решено до конца года реорганизовать партийный аппарат.
Крупный разговор развернулся по вопросам аграрной политики. Огромные средства, вкладываемые в сельское хозяйство, не приносили должной отдачи. Горбачев выступил за новые подходы в аграрной политике.
- Нужны коренные экономические преобразования, и не только на заброшенных хуторах, в убыточных колхозах, а вообще в деревне. Пока не снимем все тормоза, ничего не будет. То, что Николай Иванович предлагает на отдаленное будущее, надо делать сейчас. Желает человек взять ферму в аренду – никто не имеет права отказать. Всякое “задание” по заготовкам допустимо только на добровольной основе, когда что-то предлагается взамен, то есть дело ведется экономически. Не приказ, а договор. Бюрократов к этому не подпускать. Думать, как быстрее двинуть аренду, индивидуальный труд. Пусть люди зарабатывают в Нечерноземье, на Ставрополье, везде. Никонов все думает, что вопрос можно решить приказами сверху, одним выделением финансов и техники. А надо создавать атмосферу, в которой будет возможность действовать инициативно.
Еще несколько слов о Пленуме ЦК, который состоялся 28-го июля 1988-го года. На нем Горбачев высказался за подготовку предложений о разграничении компетенции
Союза ССР и союзных республик. Тогда же было решено обсудить на Пленуме ЦК национальную политику и аграрный вопрос.


















236


Глава   седьмая

* * *

Пришло время от слов перейти к действиям – реорганизовать партийный аппарат.
Члены Политбюро, занимавшие государственные посты, выступили за решительное освобождение аппарата ЦК от несвойственных функций (опеки обороны, внешней политики), а секретари (разве, кроме Яковлева и Медведева) старались сохранить свои “наделы”.
Горбачев полагал, что назрели кадровые изменения, и их надо начинать с омоложение руководящего состава. Горбачев лично переговорил с теми, кто должен был уйти на пенсию. Уходившие не пенсию достаточно хорошо понимали ситуацию, но их интересовала дальнейшая судьба, прежде всего, материального обеспечения. Пошли на пенсию Громыко, Демичев, Долгих, Соломенцев. Вместо последнего пригласили на работу Б.К. Пуго в качестве председателя НПК при ЦК КПСС.
Был перемещен Воротников на пост Председателя Президиума Верховного Совета РФ. Не оставалось места в Секретариате ЦК для Бирюкова. Вносились предложения рекомендовать его председателем ВЦСПС и избрали его секретарем ЦК.
Избрали секретарем ЦК Чебрикова. Вместо него на посту председателя КГБ было отдано предпочтение Крючкову. Здесь сыграло роль то, что Крючков многие годы был близким человеком Андропова.
В свою очередь Лигачев рекомендовал на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР Лукьянова, обосновав это тем, что “и во внутреннем, и в международном плане Генеральный секретарь представляет наше государство”.
Избрали Горбачева Председателем Верховного Совета СССР 1-го октября 1988-го года на внеочередной сессии Верховного Совета СССР.
Вместо Демичева первым заместителем Председателя Президиума Верховного Совета СССР был избран Лукьянов.
Лигачев возглавил комиссию по аграрной политике и на том же направлении ему помогал Никонов.
Яковлев выдвинут на международное направление, а Медведев вернулся в идеологию. Конечно, это не было простой рокировкой. Требовался маневр, который разрядил бы ситуацию. Часть общественного мнения не принимала Лигачева, считая его лидером правого крыла, по сути дела, скрытым противником перестройки. Но ни в одной демократической партии не может быть единомыслия.
В новой структуре ЦК ослабла роль Секретариата, который, по существу, играл до этого роль “малого Совнаркома”.





237


* * *

Настало время рассмотреть на Пленуме вопрос политической реформы. 22-го и
23-го октября 1988-го года были опубликованы законопроекты об изменениях и дополнениях Конституции СССР и о выборах. На них обрушилась массированная критика со всех сторон.
Через три дня после опубликования этих материалов началась кампания протеста оппозицией. Изменения в Конституции были восприняты как еще большее усиление центра. Возникали и все более агрессивно действовали народные фронты. Усиливались сепаратистские настроения. В России впервые появилась реальная оппозиция, причем реального толка.
На Пленуме 23-го ноября 1988-го года после доклада Горбачева ораторы били тревогу. Щербицкий отметил, что экстремистские националистические действия приобретают все более организованный характер. Фотяев (секретарь Чечено-Ингушского обкома партии) сказал, что сначала было “умиление перед гласностью”, теперь же растерянность. Мендыбаев (второй секретарь ЦК КП Казахстана) высказался за большую самостоятельность республик, затронув тему неформальных объединений, заявив, что нельзя проходить мимо антиобщественных высказываний и действий со стороны некоторых из них. Выступали и другие. Тревожных констатаций было предостаточно.
В целом Пленум ЦК ударился в панику, скорее звучали предостережения. Во всяком случае, предложенные преобразования практически без поправок, получили “проходной” балл.
Конечно, сыграло свою роль то, что они всецело содействовали решениям конференции.


* * *
Заканчивался еще один год перестройки, насыщенный до предела работой и самыми разнообразными событиями, радостными и скорбными.
Жизнь обгоняла партию. Общество в целом оказалось более восприимчивым к новым идеям, чем “авангард”. И чем больше нарастала активность народа, тем более ощущалось это отставание. О механизмах торможения все время говорили, не упоминая партии. Торможение шло в основном через аппарат – партийный, государственный, хозяйственный.


* * *

С осени 1988-го года Ельцина начали приглашать на встречи в самые разные учреждения. В основном это были ответы на вопросы. Ельцин был откровенен и смел в

238

ответах, и это вызывало к нему симпатию. В ноябре 1988-го года Б. Ельцина пригласили на встречу в Высшую комсомольскую школу. Эта встреча продолжалась почти все пять часов. Ельцина спрашивали о членах Политбюро, о Горбачеве, о Раисе Максимовне, о недостатках Горбачева.
Подробная информация об этой встрече была распространена в Политбюро и доложена Горбачеву. Сам Ельцин был воодушевлен: “Я чувствовал, - писал он позже, - лед тронулся. Мое заточение подходит к концу. Начинается какое-то новое время, совершенно непредвиденное, непривычное. И в это время пора находить себя”.


*  *  *

Он уже снова начинал примерять шапку лидера оппозиции и озвучивать громовым голосом и безапелляционным тоном разработки идеологов будущей ДемРоссии.
А 7-го ноября Горбачев получил от него поздравительную телеграмму:
Уважаемый Михаил Сергеевич!
Примите от меня поздравления с нашим великим праздником – 77-ой годовщиной октябрьской революции! Веря в победу перестройки, желаю вам силами руководимой Вами партии и всего народа полного осуществления в нашей стране того, о чем думал и мечтал Ленин.
Б. Ельцин.


* * *

Перемены в стране, через Горбачева, отражались и на его семье.
Сначала казалось, что, собственно, ничего сверхъестественного не произошло, не было необходимости ломать сложившийся, устоявшийся семейный быт. Уже в первые дни обсуждали такой подход, и все члены семьи Горбачева были с ним согласны. У Раисы Максимовны было чувство глубокой преданности семье, она воспринимала свой дом, как свою крепость, он являлся для нее ее миром, ее галактикой.
Раиса Максимовна на своем опыте знала, что сослуживцы больше всего ценят товарищество и твое отношение к работе, как ты “тянешь лямку”, выполняешь свои обязанности. А если надо выручить кого-то из коллег, тут не должно быть никаких исключений.
Семья жила на даче, которую заняли в 1981-ом году после избрания Горбачева членом Политбюро ЦК. Избрание генсеком вызвало здесь проблемы. Дело в том, что дача не позволяла разместить службы, связанные с обеспечением деятельности главы государства, каким де-факто являлся Генеральный секретарь ЦК ПСС. Читатель может спросить, но ведь были же дачи, на которых жили и работали Брежнев, Андропов, наконец, Черненко? Да, эти дачи никуда не исчезли, но в соответствии с решением Политбюро на них продолжали жить семьи умерших генсеков.

239

Чебриков предложил под резиденцию генсека “одну из строящихся дач под деревней Раздолье. Внесли изменения в проект, выделили место для расположения транспорта и специальной техники, расположения охраны, узла стратегической связи, вертолетной площадки”. В главное здание добавили комнаты для приема гостей,
проведения по необходимости заседаний Политбюро или совещаний, комнату для медперсонала. Переселилась семья на новую дачу через год – теперь там находится загородная резиденция Президента Российской Федерации.
Усилился контроль за медицинским и продовольственным обслуживанием, практически за всем, что поступало в семью, и с кем она была связана. Словом, началась настоящая “жизнь под колпаком”. А с другой стороны, нарастало внимание прессы. И это касалось не только Горбачева, но распространялось и на Раису Максимовну, всех членов семьи. Часто они семьей собирались даже ночью дома, чтобы накоротке обговорить возникшие срочные дела, события, впечатления. Не так легко оказалось сберегать свой дом для себя, открывать его двери только для близких, сохранять очаг, чтобы он горел.
Уже в первые месяцы горбачевского “генсекства” к Ирине и Анатолию стали поступать по месту работы обращения по разным вопросам от москвичей, приезжих, даже из-за рубежа. О злоупотреблениях местных властей, гонениях, преследованиях за критику, с просьбами о сохранении жилья, помощи в лечении тяжелых болезней и многом другом. Появились “брошенные” Горбачевым жены, матери, дети. Потянулись и странные люди – с навязчивыми идеями, проектами.
Ясно, что Ирина и Анатолий не имели никаких прав для того, чтобы решать возникшие проблемы. И чтобы откликнулись на обращения, советским людям куда пойти, а в крайних случаях, когда дело не терпит, звонили в общий отдел ЦК и помогали встретиться с теми, кто может что-то сделать.
Все больше забот у него к этому времени было о стареющих родителях. Мать Горбачева, продолжавшая жить в Привольном, постоянно болела. Здоровье родителей Раисы Максимовны, живших в Краснодаре, тоже стало ухудшаться. Сказались годы, то, что пришлось вынести их поколению. В июне 1986-го года семью постигло горе – умер отец Раисы Максимовны.
В Краснодаре, где закончилась долгая трудовая жизнь Максима Андреевича Тихоренко, покоится его прах. Спустя несколько месяцев по прибытии Раисы Максимовны на могиле соорудили надгробие.
Пришла беда – отворяй ворота: в августе 1986-го года скончался отец Анатолия, ровесник Горбачева и Раисы Максимовны. Погубил рак головного мозга. Самая квалифицированная помощь не помогла.
1987-ой год для семьи ознаменовался нескончаемыми событиями. В январе исполнилось 30 лет Ирине. В марте она родила еще одну внучку, а в сентябре Ксения пошла в школу.
1988-ой, 1989-ый, 1990-ый годы. События шли чередом – печальные и радостные, сменяя друг друга, как и в каждой семье. К этому ежедневно и ежечасно – хотели бы они того или нет – добавлялось то, что было связано с особым его положением – горбачевские переживания, тревоги и заботы легли и на семью, близко воспринимаемую все происходящее и с ним, и со страной.

240


* * *

К 1985-му году супружеский стаж Горбачевых составлял 31 год. Их связывали, прежде всего, супружеские отношения, но также и общие взгляды на жизнь. Оба исповедовали принципы равенства. Жили общими заботами, помогали друг другу всегда и во всем.
Жизнь Горбачева оказалась отнюдь не легкой, но содержательной и интересной, выводила на широкие и разнообразные контакты с людьми. Приехав в Москву, семья Горбачева столкнулась с другим миропониманием, во многом чуждым им, но они не стали подстраиваться и ломать себя.
Мнение Раисы Максимовны в избрании мужа генсеком было определенным – она считала своим долгом, чем может, поддержать его.
Но появление генсека и его жены на людях вызвало в обществе резонанс не меньший, чем политика перестройки. Постоянное нахождение жены с генсеком с позиции здравого смысла выглядит вполне естественно. Но в нашем обществе это воспринималось как потрясение. И в хорошем, и в плохом смысле. Однако не всех это устраивало. В Москве был запущен слух о том, что скрытой камерой снят фильм и похождения о пристрастиях жены генсека.  К этой грязной возне подключились политические подонки в Москве, на Урале, в Сибири. В замыслы организаторов травли входило разжечь низменные чувства, вызвать неприятие перемен, недоверие к генсеку и его реформам.
Горбачев видел переживания Раисы Максимовны по поводу этой напраслины, но советовал ей не обращать внимания. Она мужественно выдержала этот прессинг, несла “свой крест” и много сделала, чтобы поддержать Горбачева в это невероятно трудное время.
Особое место в ее общественной деятельности занимал Советский Фонд культуры, родившийся в первые годы перестройки. Фонд набирал силу, оказывал благотворное влияние на развитие культуры в стране и расширение связей с зарубежными культурными центрами. Много сил, души вложила в деятельность Фонда Раиса Максимовна. Она всячески поддерживала председателя Фонда Лигачева.
После посещения Чернобыля, пораженных радиацией районов Белоруссии Раиса Максимовна вошла в правление созданной в стране ассоциации “Гематологи мира – детям”, цель которой – лечение детей, страдающих лейкозом.
Осенью 1994-го исполнился 41 год их свадьбы. Это совпало с драматическим развитием событий в России. Время не располагало к празднеству. Посидели, поговорили. И вспомнили, как они после свадьбы встречали Новый 1954-ый год в Колонном зале. Гремела музыка. Им было настолько хорошо, что никого и ничего вокруг не замечали. В какой-то момент их увлек вальс - они и не заметили, как остались одни. Да, грустно – годы уходят.




241


* * *

Если попытаться коротко охарактеризовать смысл политической реформы, как она была задумана и проведена, то можно сказать, что это передача власти из рук монопольно владевшей ею коммунистической партии в руки тех, кому она должна была принадлежать по конституции – Советам через свободные выборы народных депутатов. И вполне понятно, что успех или неудача реформы всецело зависели от отношения к ней самой КПСС, которая, по существу, должна была добровольно расстаться с собственной диктатурой. Это дьявольски сложная политическая операция, болезненная и особенно тяжелая, можно сказать, со “смертельным исходом” для самой партийной номенклатуры. “Отречение от престола” грозило ей постепенной утратой привилегий, которыми она пользовалась, переходом из разряда сильных мира сего в разряд обычных граждан.
Вполне понятно, что партийно-государственная бюрократия должна была встретить это нововведение в штыки. А поскольку в то время в ее распоряжении все еще оставались основные рычаги власти, было только два средства обеспечить успех реформы. С одной стороны, необходимо организовать мощное давление на партийно-государственную бюрократию со стороны большинства общества, решительно настроенного на радикальные перемены. А с другой стороны, ослабить сопротивление верхушечного слоя тактическими маневрами, отсекая наиболее конструктивную его часть, втягивая в преобразование людей, способных мыслить по-новому.
Все чаще звучала мысль, что КПСС отстает от жизни и партийная номенклатура становится тормозом реформ.
После XXVII съезда трижды сменился состав райкомов и горкомов, практически полностью обновились советские органы. После январского Пленума ЦК 1987-го года произошла смена первых секретарей на альтернативных выборах, многие “старожилы” ушли на пенсию. У руля становилась вторая, третья или даже четвертая “команда”, а дело шло по старинке.
Авторитет КПСС упал сразу же, как только ее перестали бояться, поверили, что господство партии больше не подкрепляется насилием. С этого момента люди оказывали доверие коммунистам уже не как представителям могущественной властной структуры, а как личностям.
Встал вопрос и о серьезном обновлении в составе ЦК. После XXVII съезда прошло не только много времени, но многие члены ЦК оказались уже вне активной деятельности, перешли на пенсию (из 303 членов ЦК – 84 пенсионеры, из 157 кандидатов в члены ЦК – 27). С другой стороны, на руководящие должности было выведено много людей, не входящих в высший орган КПСС.
Обсуждался вопрос о целесообразности реформирования Политбюро с последующим избранием нового руководства. Однако прошедший 25-го апреля 1989-го года Пленум этот вопрос не рассматривал. Зато Пленум наметил задачи по подготовке к Первому съезду народных депутатов. Всем стало ясно: отныне съезды народных депутатов, а не съезды КПСС становятся главными политическими форумами, определяющими жизнь страны. Это был крутой поворот, настоящая смена всех, за
242

которой должна последовать постепенная замена старых депутатов власти, да и ее символики.


* * *

На XIX партийной конференции из программы КПСС была практически снята несвоевременная цель построения коммунизма (обещанного в 1961-ом году Хрущевым к 1980-ом году) и заменена лозунгом от гласности, демократизации и технической переоснащенности народного хозяйства.
На конференции впервые был провозглашен курс на создание правового государства. Это было отступление от ленинского наследия. Государство теперь основывалось не на воле правящего класса, а на законе и общечеловеческом праве. И это было вполне логично. Без правового государства демократия в принципе невозможна. Право теперь должно было определяться свободно избранным парламентом, а не узурпировавшей власть в России партией большевиков.
Первой в духе демократизации политической реформы, провозглашенной Горбачевым, стали “альтернативные выборы”. И по политическим, и по литературным канонам, эта формула звучала как нонсенс, являлась откровенной тавтологией, ибо любой выбор заключает в себя альтернативу. Но в СССР в 1981-ом году никто не обратил на это  внимание: в советской политической практике безраздельно господствовали выборы без альтернативы, которые на самом деле могли быть в лучшем случае поименованы голосованием или избранием, но в коммунистической идеологии преподносились неизменно как самые демократические из всех возможных. Нововведение Горбачева по советским меркам было действительно радикальным, но он, скорее всего, не предполагал, что введение классической формулы выборов обернется политической революцией, разрушительной не только для командно-административной модели, но и для коммунистического режима в целом, и для КПСС, и для СССР.
Альтернативные выборы становились основой избрания депутатов Советов всех других уровней. Впервые с 1917-го года государственная власть в России из большевистской становится “советской”.
В соответствие с новым подходом были намечены выборы первого Съезда народных депутатов СССР. Партийная конференция высказалась в пользу разделения властей гражданского общества, а также расширение прав республик в составе СССР. Решениями коммунистической партийной конференции все внеправовые средства, с помощью которых коммунистическая верхушка управляла народом России, отбрасывалась и уничтожалась.


* * *

Выборы народных депутатов СССР начались с первых дней января 1989-го года.

243

Эта кампания проходила по-разному, в разных городах, республиках и округах.
Наибольшего успеха в Москве на этих выборах добился Ельцин, которого, как думал, М. Горбачев, он исключил из политики. Однако первые публичные выступления 
Б. Ельцина осенью 1988-го года в различных аудиториях, а также интервью, которые он давал для многих газет в Прибалтике и в провинции, показали его большую популярность и возродили у него немалые новые амбиции. В январе 1989-го года Б. Ельцин был выдвинут кандидатом в народные депутаты более чем в 200 округах. Особенно хотели его иметь своим депутатом в Свердловской области. Но Ельцин дал согласие баллотироваться по самому крупному в стране Московскому национально-территориальному  округу РСФСР, в который входила вся Москва и часть ее пригородов в Московской области. Его соперником по округу оказался директор автомобильного завода ЗИЛ Е. Браков.
Успех Б. Ельцина стал триумфальным – при высокой активности избирателей он получил более 5 миллионов голосов или 90% от всех, кто пришел для голосования в Москве. Именно выборы на съезд народных депутатов весной 1989-го года позволили 
Б. Ельцину вернуться в большую политику. Выступая на предвыборных собраниях, 
Б. Ельцин называл себя тогда или ”демократическим коммунистом” или “радикальным демократом”.
Михаил Горбачев не участвовал в избирательной борьбе, и в первые месяцы
1989-го года лично нигде не выступал. Он был избран народным депутатом по списку ЦК КПСС. В этом списке были почти все члены Политбюро: Горбачев, Лигачев, Яковлев, Медведев, Зайков, Примаков и другие. Выборы проводились на Пленуме ЦК в конце января 1989-го года.
25-го мая 1989-го года. 10 часов утра. Кремлевский дворец съездов заполнен до предела. Начало Первого съезда народных депутатов. Сцена украшена огромным панно с портретом Ленина. Жужжат телекамеры, все рутинно и привычно. Новшество: члены Политбюро сидят среди других народных избранников. А те из них, что остались без мандатов – среди гостей, как простые смертные. И открывает съезд не Генеральный секретарь ЦК КПСС или председатель Президиума Верховного Совета, а председатель Центральной избирательной комиссии по выборам народных депутатов В. П. Орлов.
Вступительная речь Орлова. Он говорит о новых явлениях. Звучат стандартные “возвышенные” выражения: “Широкая, неведомая доселе гласность”, “Бурный рост политической активности трудящихся”, “Перестройка стала общественным делом, советские люди высказались за ее дальнейшее углубление”, “Выборы стали шагом принципиального значения, продвинули наше общество по пути, начатому XXVII съездом партии и XIX всесоюзной конференцией КПСС”, “Народ видит в партии Ленина силу, способную сплотить советское общество”, “Более мощного общенародного референдума в пользу Коммунистической партии и ее курса на обновление у нас еще не было”.
Съезд народных депутатов, едва только объявлено открытие, как течение его пошло уже не по заготовленному сценарию. Первое незапланированное выступление: на трибуне врач из Риги В.Ф. Толнежинков, и зал встает, чтобы почтить память погибших в Тбилиси. Затем лидер оппозиции Сахаров попробовал сменить порядок обсуждения названных в ней вопросов. Сначала отчетный доклад Председателя Президиума Верховного Совета, обсуждение  ситуации в стране, а потом уже выбор нового главы

244

государства и состава Верховного Совета.
Вот что сказал тогда Андрей Дмитриевич: “Я неоднократно в своих выступлениях выражал поддержку кандидатуре на пост председателя Президиума Верховного Совета Михаила Сергеевича Горбачева. Этой позиции придерживаюсь и сейчас, поскольку не вижу другого человека, который мог бы руководить нашей страной. Но это я не вижу в данный момент. Моя поддержка носит условный характер. Я считаю, что необходимо обсуждение, необходим доклад кандидатов, потому что мы должны иметь в виду альтернативный принцип всех выборов на данном съезде, в том числе и выборов Председателя Верховного Совета СССР. Я говорю слово “кандидатов”, хотя считаю вполне возможным, что других кандидатов не будет. Михаил Сергеевич Горбачев, который был родоначальником перестройки, с чьим именем связано начало процесса перестройки и руководство страной на протяжении четырех лет, должен сказать о том, что произошло в нашей стране за эти четыре года. Он должен сказать и о достижениях, и об ошибках, сказать об этом самокритично. И от этого тоже будет зависеть наша позиция”.
Сахарову на его предложение по повестке дня ответил депутат Е.Н. Мешалкин из Новосибирска, директор НИИ патологии и кровообращения. Он заявил, что он и его соратники не видят альтернативы кандидатуре Горбачева.
Многие другие не без основания говорили, что зная Горбачева, не ждут от него сюрпризов для молодой демократии, которую сам он пестует.
Стихийное, партийное структурирование съезда началось задолго до его начала, практически сразу же после выборов. С одной стороны сгруппировались радикально настроенные депутаты от интеллигенции, главным образом московской и ленинградской. Организационным зародышем этой фракции стал  “Мемориал”, позднее она назвала себя Межрегиональной депутатской группой, а затем из нее выросла “ДемРоссия”. Признанным лидером этой партии на первых порах был А.Д. Сахаров, а главным идеологом Г.И. Попов. Эта партия рассматривалась в качестве оппозиции. Кому конкретно? Гадать не приходилось, поскольку  КПСС оставалась правящей партией.
Стержнем борьбы, разворачивающейся на съезде, стало не противостояние  “послушно-агрессивного большинства” (так окрестил четыре пятых депутатов 
Ю. Афанасьев) с демократическим меньшинством во главе с межрегионалами”, а стремление к общему согласию.
Приступили к обсуждению кандидатов на пост Председателя Верховного Совета и сразу же на первый план выдвинули вопрос о возможности совмещения постов Генерального секретаря ЦК КПСС и Председателя Верховного Совета СССР. Так как кандидатом на пост Председателя Верховного Совета СССР был выдвинут Горбачев, было предложение, чтобы он сложил с себя обязанности генсека. Им возражали и предлагали  совмещение постов Генерального секретаря и Председателя Верховного Совета.
Выдвижение Горбачева прошло гладко, все проголосовали “за”, было лишь четверо воздержавшихся. Не обнаружилось и сколько-нибудь серьезных соперников. Самовыдвижение А.И. Обережного не было воспринято всерьез большинством депутатов.
Был назван кандидатом и Ельцин, но он взял самоотвод.
Итоги голосования объявил председатель счетной комиссии академик 

245

Ю.А. Ошинян: за Горбачева – 2123 бюллетеня, против 87. Таким образом, он был избран 95,6 процентов голосов, принявших участие в голосовании.
Не принесли особых неожиданностей выборы Верховного Совета. В целом на тот момент они были оптимальными. В составе Верховного Совета оказалось немало людей, ставших профессиональными парламентариями, сумевших наладить законодательную работу.
Был выдвинут депутатом в Верховный Совет Ельцин. Однако в результате тайного голосования его все же забаллотировали. Вот тогда-то депутат из Омска юрист Алексей Казанник предложил передать свое место в Верховном Совете Ельцину. ”Рокировка” состоялась.


* * *

Перед Горбачевым стояла задача сделать доклад на съезде после его избрания на пост Председателя Верховного Совета. В докладе он заложил главный смысл политической реформы, выдвинул исторический лозунг “Власть Советам!”. Реконструкция представительных органов, всемерное расширение их прав и полномочий, безусловное подчинение им аппарата – первое условие возвращения Советам реальных рычагов власти и управления.
Ельцин в октябре 1993-го года подверг разгрому не только и не столько конкретные Советы по всей стране – от Верховного до районных и поселковых. Он разрушил саму представительную власть, или, говоря другими словами, народовластие. Навязанная им Конституция предусматривает настолько убогие и урезанные права и в местных представительных органов, и Федерального собрания, что это, разумеется, не похоже на демократию.
В докладе были изложены и подтверждены принципы внешней политики, которые вытекали из нового политического мышления: ориентация на ликвидацию ядерного оружия, недопустимость применения силы и угрозы силы, ставка на диалог и переговоры с целью установления баланса интересов как единственный способ решения международных проблем.
По предложению Горбачева были назначены Председатель Совета министров (Рыжков), высшие должностные лица судебной системы, создана конституционная комиссия, казалось бы, сложились необходимые предпосылки для того, чтобы по-настоящему крупно двинуть вперед перестройку, переломить негативный ход событий.


* * *

В работе Первого Съезда принял участие лидер оппозиции Сахаров.
Академик Сахаров смолоду был великим патриотом, а потом скатился до “диссидентства и антисоветчика”. Он вместе со всеми возмущался, что он, как сообщали 

246

газеты, советует американцам не соглашаться на наше предложение принять обязательство о неприменении ядерного оружия.
Газеты умалчивали о попытках лишить его звания академика и противодействии этому его коллег. В партийной верхушке их позиции оценили как проявление “круговой поруки”. В разговорах выражали удивление долготерпением руководства, которое терпит “гнусные” заявления мятежного академика и выслали его “всего лишь” в Горький, вместо того чтобы выставить за границу. Впрочем, негодующие успокаивались, когда им напоминали, что Сахаров является носителем сверхценной информации. Не приходило в голову, что если бы он решил передать ее на Запад, то нашел бы способ.
Горбачев, став Генеральным секретарем, счел необходимым вернуть академика из ссылки и добился устранения этой несправедливости. Первая встреча Горбачева с Сахаровым произошла на форуме, из которого родился фонд за выживание и развитие страны, возглавляемый Е.М. Велиховым, и, кстати, ставший в 91-ом году одним из учредителей Фонда Горбачева.
Сахаров, воспользовавшись этой встречей, в присутствии западных ученых повторил свои требования – положить конец преследованию за инакомыслие и освободить узников совести, и передал Горбачеву обращение и списки. Горбачев заверил, что они будут самым доброжелательным образом рассмотрены.
После возвращения Сахарова в столицу президент Академии наук А. Александров стремился не только создать ему условия для нормальной научной деятельности, но и обеспечить положение в научном мире, соответствующее его заслугам.
Позицию Сахарова в парламенте Горбачев оценил как преимущественно конструктивную. Сахаров в свою очередь поддержал Горбачева. Он заявлял о своей приверженности социализму и Советской власти, очищенным от тоталитаризма.
На поступки Сахарова влияло и его окружение, в котором наряду с искренними почитателями и учениками были просто искатели покровительства. Трудно заподозрить, что он являлся винтиком в чьих-то руках. В этом смысле сам он высказывался о Ельцине, к которому относился негативно, но считал, что без него демократии не обойтись.
Что касается роли Сахарова на съезде, то нужно упомянуть несколько моментов. Прежде всего - его заявление с требованием принять декларацию о том, что съезд берет всю полноту власти. Преследовалась цель, таким образом, как бы девуалировать, “обесточить”, лишить властных полномочий и функций все существующие органы, прежде всего, партийные. Тут явно просматривалось намерение свести счеты с режимом, и одним ударом покончить с монопольным господством КПСС.
Предложение Сахарова с самого начала не имело шансов быть принятым. Однако съезд народных депутатов СССР уже получил высший орган власти. Какой же смысл было объявлять об этом вторично.
На съезде Горбачев не раз вступал с Сахаровым в контакт по разным поводам. Горбачев всегда старался дать ему возможность высказаться. Неудобно было видеть его в очереди за микрофоном. Седой человек, выдающийся ученый. Не мог избавиться Горбачев от впечатления, что кто-то дирижировал Сахаровым, постоянно вырывал его из зала.
Следующий эпизод связан с появлением Сахарова на трибуне при закрытии съезда.

247

Зал уже был раздражен и настроен против него, особенно в связи с его высказыванием о действиях наших военных в Афганистане. Окружение подбросило ему “жареные факты”, и он, не потрудившись проверить, использовал их в одном из интервью, что вызвало острейшую реакцию съезда. Он был явно растерян.
Однако нужно отдать должное Сахарову. Одним из первых он выступил за демократию и свободу, обновление социализма и подлинную власть Советов. Много своих предложений он передал в конституционную комиссию.


* * *

Спустя несколько дней после окончания съезда началось осмысление его результатов. Первое удовлетворение Горбачева было в том, что реформа “пошла”, создан новый парламент и это не декорум всевластия партии, а настоящее собрание избранных народом представителей.
С другой стороны его настораживали чрезмерные претензии радикалов, их бешеный натиск, стремление получить все сразу, и, прежде всего, отбросить партию от власти.
Стратегическая установка на ликвидацию монопольного господства КПСС, вернее, партийного государственного аппарата, была правильной. Но тактически было целесообразней осуществить передачу власти Советам не рывком, а плавно, постепенно, не дать тем самым повода “партократии”  обвинить во всем перестройку.
Горбачев предлагал провести обсуждение итогов съезда на совещании первых секретарей. Это было важно, чтобы освободиться от болезненного восприятия, не поддаться унынию.
Съезд обозначил реальную передачу власти на высшем  уровне, дальше этот процесс пойдет на республиканском и местном уровне, и будет он не менее болезненным. Нужно в короткие сроки решать эти проблемы, помочь Советам стать на ноги. Надо подготовить общий анализ прошедших выборов и внести новые предложения по избирательному закону. Требует доработки и обогащения наша экономическая программа. Необходимо и здесь продвигаться через реформу, а не накладывать на нее узду.
Защитить партию может только она сама. Открылось совещание секретарей 8-го июля 1989-го года. Были рассмотрены практически все проблемы, вокруг которых бушевали страсти в стране: и события в Тбилиси, и секретный протокол Молотова-Риббентропа к советско-германскому пакту 1939-го года, драматически отозвавшийся на судьбе Прибалтийских республик.


* * *

Первый Съезд народных депутатов создал новый Верховный Совет. Это был фундаментальный шаг по пути формирования парламентаризма. Верховный Совет свою

248

работу начал с избрания председателей палат.
На Совет Союза Велихов от имени Совета старейшин предложил Примакова. Избран Примаков был на предварительном обсуждении на Политбюро (он был членом Политбюро). Избран почти единодушно, всего при трех воздержавшихся.
6-го июня председателем Совета Национальностей по решению ЦК была выдвинута кандидатура Р.Н. Нишанова, бывшего первым секретарем Узбекистана.
Нишанову при избрании пришлось “покрутиться”, пожалуй, больше, чем Примакову. Но, в конце концов, Нишанов был избран председателем палаты убедительным большинством.
На следующий день на совместном заседании палат Горбачев огласил заявление Совета Министров СССР о сложении полномочий. Этот акт подчеркивал намерение скрупулезно следовать конституционным нормам. Затем был образован новый Совет министров.
Председателем комитета народного контроля вместо С.И. Малякина был выдвинут Г.В. Колбин.
Председателем Верховного суда избрали Е.А. Смоленцева, Главным государственным арбитром СССР Ю.Г. Матвеева и Генеральным прокурором СССР 
А.Я. Сухарева. Вопросы им задавались “въедливые”. Отвечали они в целом удачно.
Дальше последовали выборы председателей комитетов и комиссий, выработка процедуры и регламента. А параллельно начался длинный марафон обсуждения состава правительства. Сначала шли заместители. Председателя Совмина – Масклюков, Воронин, Абалкин, Бирюков, Гусев, Догужнов, Каменцев, Лавров. Затем Шеварднадзе зачитал длинный список министров, членов коллегии прокуратуры, Верховного суда и других высших должностных лиц, подлежавших утверждению Верховным Советом СССР.


* * *

Следующий блок проблем был связан с рассмотрением вопросов стабилизации экономического положения страны и осуществления реформ. Имелось в виду, в частности, принять закон об аренде и арендных отношениях, о единой налоговой системе в СССР, о республиканском и региональном хозрасчете. Наиболее сложной масштабной целью явилась подготовка закона о собственности и обновление законодательных актов о земле и землепользовании. В этот период шахтеры вынуждены были пойти на крайнюю форму защиты своих интересов – забастовку. Недовольство рабочих умело использовалось радикалами в борьбе за власть. Эмиссары межрегиональной группы, фактически сложившейся уже в партию, начали основывать по всей стране свои филиалы, подстрекать к забастовкам железнодорожников и рабочих других отраслей. Это был в полном смысле слова удар в спину, сыгравший роковую роль в судьбе перестройки.
Ельцин и его соратники знали, не могли не знать, что у правительства нет возможности в короткие сроки, обозначившиеся в шахтерских ультиматумах, удовлетворить все требования, как бы справедливы они ни были.

249

Забастовка шахтеров была в центре внимания Верховного Совета, идущих на нем дискуссий.
Очень трудно было выходить из тяжелого кризиса, который стал, может быть, самым серьезным испытанием за все четыре года перестройки.


* * *

Став у власти осенью 1991-го года, радикалы развернули мощное наступление на Советы, объявив их цитаделями тоталитарной системы. А затем, воспользовавшись событиями 3-4-го октября 1993-го года, фактически смели с лица земли всю советскую систему, все представительские органы. Кое-где Советы отказались самораспускаться, но, в конце концов, их принудили к этому силой.
В чем дело? Действительно ли советская форма не годится для демократии? Такое допущение опровергается уже тем, что до поры до времени у радикалов никаких претензий к Советам не было. Напротив, Сахаров в своем проекте Конституции сохранил эту форму, и на Первом съезде народных депутатов СССР предложил принять декрет о передаче всей власти Советам. Больше того, именно через Советы, благодаря им, Г. Попов был избран председателем Московского Совета, А. Собчак – Ленинградского, а Б. Ельцин – Верховного Совета России. В то время из этого лагеря не доносилось никакой хулы по адресу советской формы демократии. Да и какие могли быть у того же Ельцина претензии к Верховному Совету, если депутаты, не подумав о последствиях, послушно и даже с энтузиазмом приняли Декларацию независимости России, разрушившую союзное государство, ратифицировали Беловежское соглашение, дали президенту дополнительные полномочия для проведения экономической реформы, согласились, чтобы он возглавил правительство и целиком сформировал его по собственному разумению.
Повод для недовольства возник тогда, когда депутатский корпус, по крайне мере большинство его, убедившись в пагубных последствиях для государства и народа “шокохирургией” стал сначала робко, а затем все смелее выражать несогласие с этим. Вот тогда и ополчились на Советы, тогда и начался конфликт между исторической властью и органами народного представительства, закончившийся для последних полным разгромом.
Остается, однако, вопрос: совместима ли эта форма с парламентской? Если поставить его конкретнее, можно ли сочетать советский принцип с принципом разделения властей, на котором держится система парламентаризма? И ответ должен быть положительным. По крайней мере, ответ, накопленный за недолгое время существования нашего нового парламента, подтвердил возможность совмещения этих двух принципов государственности.
Противники его обычно выдвигают такой довод: полновластие Советов никак не может сочетаться с разделением властей. Непонимание связано с несовершенством самого понятия. Верховная власть действительно не подлежит никакому разделу. Она должна быть цельной и одной, иначе в государстве будет двоевластие, троевластие, возможно

250

одновременное проведение нескольких политических курсов.
Всегда должен существовать орган, за которым признается верховенство. Именно парламенты являются постоянными носителем высшей власти в демократических государствах. Это правило распространяется и на Верховный Совет.
Но признание верховенства за органами народного представительства не исключает возможности разделения функций власти. Парламент сосредотачивается на главной государственности управления – законодательстве. Текущую управленческую работу осуществляет правительство. А правосудие и решение юридических споров возлагается на суд.
В чем есть известная доля истины у критиков советской системы? Советы, как всякое вообще народное собрание, вече дают возможность для митинговщины, усложняющей, а то и парализующей  принятие и исполнение решений. Эта болезнь присуща и парламентам, которые именовали говорильнями.


* * *

С 25-го сентября по 28-ое ноября 1989-го года проходила вторая сессия Верховного Совета. На ней основное место было отведено законодательной работе.
За два месяца Верховный Совет принял закон об аренде и арендных отношениях в СССР, закон о порядке разделения коллективных трудовых споров (конфликтов). Одобрил в первом чтении законопроекты о собственности, о земле и земельных отношениях, о пенсиях, об общих началах местного самоуправления и местного хозяйства, о печати и других средствах массовой информации, об основах законодательства, о судоустройстве, о языках и гражданстве и многое другое.
Один этот перечень показывает, что речь шла не о каком-то штопанье законодательного полотна. Это было настоящее законодательство.
“Триада” – законы, собственность, налоги – стала предметом ожесточенных дискуссий в процессе всей дальнейшей работы по преобразованию государственного устройства СССР. Многократно обсуждался этот вопрос с руководителями республик на заседаниях Совета Федерации, а затем Государственного Совета СССР. Но хотя основные баталии вокруг федеральной или конфедеративной модели были впереди, практически все основные аргументы “за” и “против” уже прозвучали в связи с переходом Балтии на экономическую самостоятельность.
Что касается политической стороны вопроса, депутаты из Прибалтики явно лукавили, пытаясь убедить, что у них на уме нет никаких далеко идущих планов. Одно стремление получить возможность для инициативной работы и показать хороший пример всем остальным. Они всячески открещивались от сепаратистских намерений, подчеркивали, что полная хозяйственная самостоятельность республик приведет к сплочению.
Настойчивое стремление прибалтийских руководителей вырвать себе немного больше прав, чем у всех остальных, не лишало в то же время преимуществ, связанных с принадлежностью к мощному народно-хозяйственному комплексу страны, вызвало
251

растущее подозрение и противодействие. Прежде всего, многие были недовольны тем, что прибалты как бы получают особые привилегии, считали, что переход на экономическую самостоятельность должен быть осуществлен единовременно и на основе общих приоритетов экономических реформ.
В период сессии страстей было хоть отбавляй. Каждое меткое слово, афоризм прибалтийских депутатов встречались аплодисментами симпатизировавших им коллег из Грузии, Армении, Межрегиональной группы. Другая часть – ее было большинство – дружно поддерживали своих ораторов. На той же сессии казах Назарбаев вразумлял прибалтов о необходимости сохранения связей в рамках целостного народно-хозяйственного комплекса страны. Ельцин, напротив, посетовал на то, что статус экономической самостоятельности не получила первой Россия, и она даже к этому не готова. Это была его первая заявка на роль “выразителя” интересов России.
27-го ноября Верховный Совет вернулся к вопросу об экономической самостоятельности Прибалтики. Состоялась очень интересная, квалифицированная дискуссия с участием Абалкина и Рыжкова. Страстей опять-таки было предостаточно, особенно вокруг вопроса о суверенитете. К этому моменту Прибалтийские республики уже приняли декларацию на этот счет, и Президиум Верховного Совета признал их неконституционными. Накануне сессии  Горбачев несколько раз встречался и вел долгие беседы с прибалтийскими депутатами, и они, в конце концов, пришли к согласию в том, что необходимо безусловное признание союзных законов по вопросам союзной компетенции.
Иначе говоря, эта чрезвычайно деликатная и острая проблема могла найти решение (и, в конечном счете, нашла такое решение в проекте нового союзного договора) с помощью четкого распределения полномочий. Но эта работа была еще впереди.


* * *

Осень 1989-го года выдалась тревожной. Заметно сокращалось производство, очищались полки в магазинах. То и дело возникали ситуации “товарного голода”, когда из продажи на несколько дней полностью исчезали табачные изделия, сахар и т.д.  К этому надо добавить обострение межнациональных проблем.
В этой ситуации важно было стабилизировать обстановку и обеспечить тем самым возможность продолжения политической реформы. Ключ к этому лежал в социально-экономической сфере, проблемы которой и оказались в центре Второго съезда народных депутатов СССР.
Второй съезд народных депутатов начался 12-го декабря 1989-го года. В отличие от первого съезда этот Второй съезд уже не пользовался слишком большим вниманием населения страны и печати. Руководство Верховного Совета достаточно прочно контролировало выступления, и лидеры МДГ уже не могли выступать с трибуны, так как не ясно было - кого они представляют. В составе съезда стали возникать гораздо более крупные фракции – фракция КПСС, фракция “Союз”, более консолидировано выступали и народные депутаты от союзных республик.
252

Ельцин не руководил МДГ, он никому и ничего здесь не приказывал и не навязывал. Рядом с “высоколобыми” интеллектуалами он чувствовал себя не слишком уютно, ему ближе была группа его свердловских, а не новых московских коллег.
Межрегиональная группа не являлась партией, и она не имела никаких ресурсов для управления страной или даже одной Москвой. Это был политический клуб, который регулярно проводил клубные дискуссии. В то время поразительным образом Политбюро ЦК КПСС все больше и больше утрачивала черты органа власти. Под руководством крайне говорливого Горбачева верхушка властей пирамиды СССР - КПСС также превращалась в подобие политического клуба. Власть в стране начинала неизвестно куда улетучиваться: страна и государство двигались вперед не по воле их лидеров, а скорее по инерции.
Второй съезд народных депутатов запомнился и печальными событиями – смертью А.Д. Сахарова. Съезд почтил его память, прервал работу и народные депутаты присоединились к огромной процессии, проводившей в последний путь этого выдающегося ученого и гражданина. А в зале с тех пор осталось незанятым кресло, на котором в дни заседаний всегда лежал букетик цветов.


* * *

Кампания за отмену 6-ой статьи была, в сущности, первой крупной политической акцией нарождавшейся оппозиции. Шла она под лозунгом немедленной отмены шестой статьи в Конституции СССР 1977-го года, звучавшей так:
“Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является коммунистическая партия Советского Союза. КПСС служит для народа и служит народу.
Вооруженная марксистско-ленинским учением коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный, научно обоснованный характер в борьбе за победу коммунизма.
Все партийные организации действуют в рамках Конституции СССР”.
Используя печатные издания, радио и телевидение радикалы добились того, что это требование стало рассматриваться широким общественным мнением как главное условие развития по пути перестройки. Поначалу еще можно было как-то урезонивать тех, кто требовал немедленной отмены статьи шесть, говоря им, что партия сама стала на этот путь, уже приняла официальное решение, возврата к старому быть не может, нужно, однако, подготовить советы к выполнению во многом новых для них функций.
Отмена 6-ой статьи Конституции СССР становится требованием демократической оппозиции со второй половины 1989-го года. Натолкнувшись на твердое нежелание Горбачева идти на уступки в этом вопросе, демократы предприняли ряд маневров для укрепления своих позиций. В январе 1990-го года ими была создана демократическая платформа в КПСС, в которую вошли коммунисты-диссиденты во главе с Б. Ельциным. Реакция Горбачева на новый вызов была неоднозначной: с одной стороны, он возглавил
253

атаку на “еретиков” и функционеров, исключил из КПСС некоторых членов Демплатформы, с другой стороны, пытался расколоть партийных реформаторов и привлечь часть из них на свою сторону в преддверии выборов Президента СССР на Третьем съезде народных депутатов.
Было долгое и бурное обсуждение этого вопроса на Политбюро накануне июньского Пленума ЦК 1989-го года. Дебатировался, в частности, вопрос: пойти на отмену статьи шесть или согласиться лишь на ее корректировку.
Любая корректировка статьи шесть не создавала конструктивных гарантий для формирования многопартийности, не меняла прежнего политического порядка.
До Третьего съезда народных депутатов СССР этот вопрос практически постоянно присутствовал в ходе всех дебатов на партийных форумах. В марте 1990-го года Пленум ЦК решил в качестве законодательной инициативы внести на съезд предложения по статьям шесть и семь Конституции.
После того как ЦК КПСС согласилась на отмену 6-ой статьи Конституции, Третий съезд народных депутатов, состоявшийся в середине марта 1990-го года, после бурных дискуссий исключил 6-ую статью из Конституции СССР (закон об этом подписан 14-го марта 1990-го года). Это решение открыло возможность создания многопартийности, но, самое главное, стало основанием передачи реальных властных полномочий от региональных комитетов КПСС Советам народных депутатов, избираемым всем населением. Отмена 6-ой статьи, по сути, разрушила стеновой хребет коммунистической власти и созданного ею на пространствах России государственного режима. Этот акт ликвидировал правовые отношения влияния коммунистической партии на отбор государственной администрации, освобождал от контроля московского Политбюро, сложившуюся на местах элиту. После всевластия КПСС государственный аппарат превратился в конгломерат сотрудничающих и противоборствующих кланов. Возникло требование о разделении функций Генерального секретаря и главы государства. КПСС теперь надо было доказывать свое право руководить страной на свободных выборах.
11-14-16-го марта 1990-го года с двумя перерывами состоялся Пленум ЦК. На нем была сформулирована поправка по статье шесть следующего содержания: “КПСС, другие политические партии, а также профсоюзные, молодежные, иные общественные организации и массовые движения через своих представителей, избранных в Советы народных депутатов, и в других формах участвуют в выработке политики Советского государства, в управлении государственными и общественными делами”.


* * *

Вопрос о статье шесть рассматривался вкупе с предложением реконструировать высшую государственную власть, учредив впервые в отечественной истории пост президента, стало очевидно, что подавляющее большинство депутатов поддерживает учреждение президентского поста и избрание первого президента на съезде. Поэтому дискуссия сосредоточилась главным образом на вопросе, может ли президент оставаться во главе партии. Преобладал здесь политический подход.
254

Что касается аргументов против обязательного разделения высших государственных и партийных постов, то их было предостаточно. Межрегионалы считали, что президент-де будет править от имени Политбюро и выполнять его решения. Однако при голосовании на съезде поправки статьи 127-ой Конституции о разделении постов генсека и президента голосов не хватило.
Депутат В.А. Ивашко, первый секретарь ЦК КПУ, сообщил, что на Пленуме ЦК на пост Президента СССР единогласно выдвинут Горбачев. Начались обсуждения. Были “за” и “против” Однако в выступлениях преобладала поддержка его кандидатуры. 1329 голосов – за, 495 – против – с таким результатом Горбачев был избран президентом  и сразу обратился к съезду с небольшой речью, в которой постарался дать ответ на тревоги, прозвучавшие со съездовской трибуны.
Исполнение президентского мандата Горбачев подкрепил твердым намерением продолжить политику перестройки.
Вечером того же дня, после закрытия заседания съезда, Горбачев часа два-три принимал поздравления. А затем поднялся к себе в кабинет, где его ждала жена Раиса Максимовна. Были еще помощники – Шахназаров, Игнатенко. Подняли бокалы, выпил кофе, отметив этим его новый статус.


* * *

Приняв правильное решение о введении института президентства, по сути дела, остановились на этой начальной стадии, не были продуманы вопросы до конца.
Больше всего помешало подготовительному введению президентской республики беспокойство правительства за свои полномочия. У Рыжкова и его соратников возникли опасения, что Совет министров будет унижен, отодвинут на задний план, превратится в “совнархоз”.
На съезде убедительно звучали и доводы советников, что президенту не следует взваливать на себя непосредственно бремя экономикой. Проблем невпроворот, а отвечать за каждый пустяк придется ему.
Серьезная недоработка состояла в том, что одновременно с институтом президентства не создали достаточно мощной судебной власти вместо полноценного Конституционного суда (или наделения соответствующими полномочиями Верховного суда), учредили Комитет конституционного надзора.


* * *

17-го марта1991-го года состоялся референдум. Советских людей спросили: хотят ли они сохранения Советского Союза как обновленной федерации равноправных и суверенных республик? За сохранение Советского Союза, уже раздираемого на части,
высказались три четверти опрошенных. “За”, похоже, голосовали и те, кто в реальности

255

хотел обрести самостоятельность.
Горбачев поверил своим помощникам, что если народ проголосует против Союза, ему придется уйти. Исход голосования дал Михаилу Сергеевичу шанс. Он его использовал. Предложил изменить новый Союзный договор.
Предложение Горбачева начать работу над Союзным договором приняли только девять республик. Литва, Латвия, Эстония, Молдавия, Армения и Грузия отказались. Для Ельцина горбачевская идея была полной неожиданностью. Но он поддержал эту идею, подписал соглашение о моратории на политические забастовки, полетел в Кузбасс и предложил бастовавшим шахтерам вернуться в забой. Они не послушались.
23-го апреля 1991-го года лидеры девяти республик встретились с Горбачевым в Ново-Огарево. Это старинная усадьба в сосновом бору на берегу Москвы-реки. Там есть
двухэтажный дом для приемов. На втором этаже и шла работа. Михаил Сергеевич уговорил руководителей Азербайджана, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, России, Узбекистана, Украины, Таджикистана и Туркменистана подписать совместное заявление о безотлагательных мерах по стабилизации обстановки в стране и преодоление кризиса.
Помощник Горбачева Г. Шахназаров вспоминал:
“Некоторое время соглашение “9 + 1” было источником своеобразной эйфории. Словно в момент, когда два войска готовы были сойтись в яростной рукопашной схватке, вожди их вняли гласу народа и договорились жить дружно. Даже отметили это событие бокалом шампанского. Как рассказывал потом Михаил Сергеевич, за обедом они с Борисом Николаевичем, чокнувшись, выпили за здоровье друг друга...”
Главная линия противостояния происходила, конечно, между Горбачевым и Ельциным. Хотя вместе оба старались держать себя в руках, между ними явно ощущалось
напряжение, в котором то и дело возникали мелкие раздоры, а раза два-три не обошлось без грома и молний. Михаил Сергеевич держался спокойней и всякий раз, когда Ельцин вступал с ним в пререкания, начинал его уговаривать, взывая то к здравому смыслу, то к чувству справедливости. Борис Николаевич, впрочем, не слишком поддавался на уговоры. Он большей частью молчал, но если уже говорил, то почти никогда не отступал от своего. И дело непременно кончалось вариантом, приближенному к тому, который был заготовлен его “командой” и привезен им в портфеле.
Через несколько дней все начнут проклинать Ельцина за Беловежское соглашение. Но в  конце советской эпохи многие люди, имеющие различные взгляды, не возражали против того, чтобы выделить Россию из Советского Союза, избавить ее от необходимости заботиться о других республиках и дать ей возможность развиваться самостоятельно.
А. Черняев записал в дневнике в начале 1990-го года: “Многонациональную проблему Союза можно решить только через русский вопрос. Пусть Россия уходит из СССР, и остальные поступают, как хотят. Правда, если уйдет и Украина, мы на время перестанем быть великой державой. Ну и что? Переживем и вернем себе это звание через возрождение России!”
Характерные для той поры мысли. Выборы народных депутатов России, избрание Ельцина председателем Верховного Совета республики наполнили многие души эйфорией. Даже лучшие умы не сознавали масштабов, постигшей народ катастрофы, глубину ямы, из которой предстоит выкарабкиваться. Новые демократические политики

256

высокомерно решили, что они уже победили, и стали – на радость окружающим – бороться сами с собой. И переоценили свои силы, пообещав быстро наладить хорошую жизнь.
Демократы хотели, чтобы Генеральный секретарь Горбачев ушел, потому что он слишком медленно осуществляет политические реформы. Аппаратчики требовали ухода президента Горбачева, потому что он допустил всю эту демократию и гласность. Вообще говоря, на шестом году пребывания у власти каждый лидер должен быть готов к тому, что прежние комплименты сменятся жесткой критикой. Демократы не знали, как им поступать: присоединить или нет свой голос к разъяренному хору? На пороге 1991-го года страна была почти так же далека от того, чтобы отдать землю крестьянам, а фабрики и заводы – работающим, как и в 1985-ом.
Даже начисто опустевшие прилавки не убеждали аппарат в необходимости немедленных экономических реформ. Партийные секретари, военные в чинах, генералы от военно-промышленного комплекса, директора совхозов и колхозов отстаивали колхозно-совхозную систему и государственно-плановую экономику. Накануне 1991-го
года, казалось, что все висит на волоске. В Москве рассказывали, что уже собрали юристов разрабатывать правовой режим чрезвычайного положения. Противники      Горбачева хотели не только его убрать, но и вернуть страну к ситуации, сложившейся до апреля 1985-го года.
Горбачев нуждался в личном мозговом центре, который обсуждал бы ключевые проблемы, генерированные идеи и воплощал их в президентские указы. Но он никак не мог придумать подходящую административную конструкцию.
Летом 1990-го года на организационном пленуме ЦК (после XXVIII съезда партии) избрали новый состав Политбюро. А.С. Дзасохов, избранный секретарем ЦК, занял место
за столом президиума: “Отсюда увидел сидевших внизу, в первом ряду зала, главу правительства Н. Рыжкова, председателя КГБ В. Крючкова, министра иностранных дел 
Э. Шеварднадзе. Сохраняя свои государственные посты, они уже не входили в Политбюро. Их взгляды пересеклись, и появилась необъяснимость произошедшей рокировки. Почему руководители столь высокого ранга сидят в зале, а в президиуме находятся совсем другие люди.
В стране было правительство, существовал аппарат ЦК – над правительством, а Горбачев хотел создать что-то еще – что было бы и над ЦК, и над правительством. Он предложил созвать Президентский совет. Поскольку Горбачев и сам не понимал, что он хочет, то людей в Совет подбирали не очень удачно. Получилась собранная солянка, а не работоспособный коллектив.
Во-первых, в Президентский совет, как прежде в Политбюро, по должности вошли Глава правительства Н. Рыжков, его первый заместитель К. Маслюков, председатель КГБ В. Крючков, министр иностранных дел Э. Шеварднадзе, министр обороны Д. Язов, министр внутренних дел В. Бакатин, а позднее еще и министр культуры Н. Губенко.
Во-вторых, Горбачев включил в совет людей из своего ближайшего окружения – 
Е. Примакова, Г. Ревенко и двух бывших членов Политбюро А. Яковлева и В. Медведева.
В-третьих, опытный аппаратчик Горбачев пригласил в совет двух известных писателей разных направлений – Ч. Айтматова и В. Распутина, двух ученых – академика

257

С. Шаталина и вице-президента Академии наук Ю. Осипяна, и двух известных в ту пору депутатов – председателя агрофирмы “Адажи” из Латвии А. Каулса и рабочего из Свердловска В. Яроша. Они должны были олицетворять голос народа. Но получилось не слишком удачно.
Министры рассматривали совет как новое Политбюро, но не понимали: неужели им придется обсуждать серьезные (и секретные) материи в присутствии явно посторонних людей? Писатели и академики, которые вошли в Президентский совет на общественных началах, не могли выяснить, что от них требуется. Предполагалась не мозговая атака, полезная для главы государства, а просто обмен мнениями, в основном эмоциональный.
И, наконец, те, кто мог непосредственно работать на президента – Примаков, Ревенко и Бакатин маялись бездельем, и только после долгих препирательств с Болдиным получили кабинеты. Да и потом им приходилось в основном ждать, пока президент даст
поручение, а в оставшееся время навещать друг друга и сетовать на никчемность своего положения. Кто-то сострил: “Что такое член Президентского совета? Это безработный с президентским окладом”.
В словах Г. Шахназарова читалась некая ревность – почему одни люди в
окружении Горбачева оставались в чиновничьей должности помощников, а других, которым и заняться вроде как нечем, вознесли в члены Президентского совета? Но Горбачев и сам быстро потерял интерес к Президентскому совету.
Личное общение с Горбачевым было нелегким делом. Он предпочитал говорить, а не слушать. Первый секретарь ЦК компартии Литвы (а потом и президент  республики) А.К. Бразаускас вспоминал: “Манера общения Михаила Сергеевича своеобразна – сначала выговориться самому, высказаться по всем темам, и только потом дать собеседнику изложить свои мысли и аргументы”.
“Для меня Горбачев – загадка, - говорил союзный депутат и мэр Санкт-Петербурга
А.А. Собчак. – Он может согласиться с твоими доводами, и ты пребываешь в уверенности, что ты убедил его. Не торопись. Второе никак не следует из первого: решение, которое он примет, может основываться не на твоих, а на каких-то иных неведомых тебе доводах”.
В последние дни декабря 1990-го года Горбачев зачем-то сам предложил ликвидировать Президентский совет. Этот эпизод запомнился А. Дзасохову:
После затянувшегося до полуночи заседания собрались в комнате президиума, где обычно накрывали стол с чаем и бутербродами. В комнату зашел Горбачев, с ходу спросил:
- А вообще, этот Президентский совет нам нужен?
- Да зачем он нам? – тут же откликнулся И. Каримов, будущий президент Узбекистана. Он возглавлял теперь компартию Узбекистана и входил в Политбюро.
На следующий день, когда собрался Президентский совет, Горбачев неожиданно объявил: “Прошлой ночью собиралось Политбюро. Все высказались за упразднение Президентского совета”.
Съезд народных депутатов радостно проголосовал “за”. Демократическое окружение Горбачева осталось без работы. Вместо Президентского совета в марте 1991-го года создал новую структуру -  Совет безопасности, своего рода Политбюро. Но и Совет безопасности тоже оказался декоративным органом

258

Во главе правительство вместо свалившегося с инфарктом Рыжкова Горбачев предложил бывшего министра финансов В.С. Павлова.
Тот начал с денежной реформы. По его настоянию Горбачев подписал указ “О прекращении приема к платежу денежных знаков Госбанка СССР достоинством 50 и 100 рублей образца 1961-го года и ограничении выдачи наличных денег с вкладов граждан”.
Павлов утверждал, что крупные купюры на руках у спекулянтов и преступников. В интервью газете “Труд” он винил западные банки в заговоре – они хотели свергнуть Горбачева, поэтому завладели крупными купюрами... Никто не принял его слова всерьез. А “павловская реформа” обернулась для людей новым унижением: они, бросив работу, стояли в длинных очередях, чтобы успеть за три дня избавиться от старых купюр. Невозможно было получить и свои деньги, доверенные государству. Со сберкнижки выдавали не более 500 рублей, да еще делали пометку в паспорте!
26-го января 1991-го года Горбачев подписал указ “О мерах по обеспечению борьбы с экономическим саботажем и другими преступлениями в сфере экономики” – милиция и КГБ имели право входить в любые служебные помещения и получать любые документы. Через три дня новый указ – “О взаимодействии  милиции и других
подразделений Вооруженных Сил СССР при обеспечении  правопорядка и борьбы с преступностью”. Этим указом вводилось патрулирование городов силами военных частей.
Реакция в обществе резко негативная. Горбачев терял остатки уважения. Все видели, что он боится решать сложные проблемы, откладывая их на потом, надеясь, что все рассосется само собой. Серьезные экономисты утверждали, что попытки модернизировать социалистическую систему не получится, станет только хуже. Надо было создавать принципиально новую социально-экономическую модель.
На четвертом съезде народных депутатов СССР (в декабре 1990-го года) Назарбаев выступил с резкой критикой центра.
- Это только иллюзия, что командно-административная система, с которой мы упорно боремся вот уже шесть лет, сменилась. Ничего подобного! Разве ослабла диктаторская хватка центрального аппарата? Разве поколебал декларативный суверенитет республик многолетние позиции ведомств? Скажу прямо - чихать  они хотели на наш суверенитет!.. Разве не потерпели мы поражение, не приняв вообще никакой программы перехода к рынку? Последние действия Совета министров СССР вообще можно сравнить лишь со скрытой диверсией... Ошибки в проведении экономической реформы подвели страну к порогу небывалого в ее истории кризиса, который вот-вот начнется...
После двух лет ненормальной сверхполитизации населения наступила некоторая апатия. Человек начинает говорить, что ему один черт, кто у власти, раз жизнь становится все труднее. Уставшая, голодная, изуверившаяся толпа очень опасна...
Когда Горбачев попросил у Верховного Совета дополнительных полномочий, потому что власти не подчиняются, Ельцин резко возразил:
- Такого объема законодательно оформленной власти не имели ни Сталин, ни Брежнев. Крайне опасно, что президентская власть у нас формируется под личные качества и гарантии конкретного человека. Фактически центр стремится сделать конституционное оформление неограниченного авторитарного режима.
Через несколько лет такие же обвинения Борис Николаевич услышит в свой адрес.

259

И тогда, и потом эти обвинения были чистой демагогией – ни Горбачев, ни Ельцин диктаторами не стали. Угроза исходила совсем с другой стороны. Ее можно было ощутить.
17-го июня 1991-го года на сессии Верховного Совета СССР выступил маршал С.Ф. Ахромеев, недавний начальник Генерального штаба, которого Горбачев сделал своим советником:
- Наша страна насильственно, вопреки воле народов, выраженной на референдуме 17-го марта сего года, расчленяется... Некоторые руководители республик, и в первую очередь Ельцин Б.Н., на словах выступают за Союз, а на деле разрывают ее на части. СССР распадается... и высшие органы власти или не хотят, или не могут предотвратить гибель нашего Отечества. В такой опасной обстановке наша страна находилась только  в 1941-1945-ом годах... Но тогда Сталин сказал народу правду о нависшей смертельной
опасности, и общими усилиями народа под общим руководством КПСС угроза гибели Отечества была преодолена.
Президент СССР в настоящей обстановке бездействует, а Верховный Совет позволяет ему бездействовать, не желая замечать всего, что происходит вокруг...
Никогда раньше маршал, привыкший к военной дисциплине, не позволял себе критиковать Верховного главнокомандующего. Это был сигнал. До путча оставалось всего два месяца.
























260


Глава   восьмая


* * *

К началу 1990-го года в стране образовалась демократическая оппозиция, благодаря которой при сильном лидере Ельцине в РСФСР появилась своя коммунистическая партия и свои государственные структуры.
С самого начала 1990-го года началась избирательная кампания по выборам в Верховный Совет РСФСР. Эти выборы проходили по новым, более демократическим правилам – без окружных собраний и без представительства от общественных организаций.
Возглавил избирательный штаб Ельцина Г. Бурбулис. На выборах 4-го марта
1990-го года Б. Ельцин победил в своем округе, набрав 84,4 % голосов. Его оппонент
Ю. Липатников не получил даже 1%.
Первый съезд народных депутатов РСФСР открылся 16-го мая 1990-го года. Относительно быстро были решены вопросы регламента, избрания рабочих органов съезда, а также избрания заместителей Председателя Верховного Совета РСФСР и главного лица в республике.
Были выдвинуты три кандидата, представляющих различные течения в партии. Это были: И. Полозков – член ЦК КПСС (при вычленении из КПСС КП РФ – первый секретарь ЦК КП РФ); А. Власов – занимавший пост Председателя Совета Министров РСФСР; Ю. Машков – также член ЦК КПСС и первый секретарь Липецкого обкома КПСС.
Первый съезд народных депутатов РСФСР шел очень долго – 38 дней. Вопрос об избрании Председателя Верховного Совета был поставлен только 24-го мая, и обсуждение кандидатур продолжалось до конца дня 25-го мая. В первом туре получили голосов: Ельцин – 497, Полозков – 473, самовыдвиженец Морокин – 32, против всех – 30. Второй тур состоялся через день только по двум лидерам. Б. Ельцин получил 503 голоса, а
И. Полозков всего лишь 458. И. Полозков снял свою кандидатуру, не прошла и кандидатура Б. Ельцина. Против Ельцина на третьем туре была выставлена кандидатура А. Власова. В третьем туре Б. Ельцин получил 535 голосов, а А. Власов – 467. Для избрания председателя нужно было получить не меньше 531, а у Б. Ельцина было теперь на 4 человека больше.
1-го июня Ельцин и его помощник Л. Суханов принялись осваивать новые апартаменты. Простодушный Суханов не выдержал:
- Смотрите, Борис Николаевич, какой кабинет отхватили.
Ельцин думал о другом:
- Ну, и что дальше? Ведь мы не просто кабинет, целую Россию отхватили.
- Какой хомут, - сказал Суханов, - вы себе, Борис Николаевич, повесили на шею. Хватит ли сил?

261

- Должно хватить, - отвечает Ельцин. – Хотя, чтобы вывести Россию из этого
состояния, может десяти жизней не хватит.
12-го июня 1990-го года 907 голосами “за” при всего 13 голосах “против” 1-ый Съезд народных депутатов РСФСР принял “Декларацию о государственном суверенитете
РСФСР”. В ней провозглашалось, что “для обеспечения политических, экономических и правовых гарантий суверенитета РСФСР устанавливается: полнота власти РСФСР при решении всех вопросов государственной и общественной жизни, за исключением тех, которые  добровольно передаются в ведение Союза ССР, верховенство Конституции РСФСР и Законов РСФСР на всей территории РСФСР, действие актов Союза ССР вступающих в противоречие с государственными правилами РСФСР, приостанавливающегося республикой на своей территории”. Это положило начало “войне законов” между РСФСР и союзным центром.
12-го июня 1990-го года был принят закон СССР “О печати и других средствах массовой информации”. Он запрещал цензуру и гарантировал свободу для СМИ.
Процесс “суверенизации России” привел к принятию 1-го ноября 1990-го года “Постановлению об экономическом суверенитете России”.
В рассматриваемый период происходило образование различных партий. Большинство партий действовали на территории союзных республик, что способствовало усилению сепаратизма союзных республик, включая РСФСР. Горбачев и Ельцин ревностно следили друг за другом. У Горбачева – власть над страной, мировое признание. У Ельцина – неясная должность российского лидера и народная любовь. Ельцин завидовал Горбачеву, президенту СССР, у которого в руках все. Горбачев в свою очередь завидовал Ельцину, за которого голосовали простые люди и ради которого собирались огромные митинги.
Союзное правительство не обращало внимания на декларации и заявления российской власти.
А Ельцин действовал все более самостоятельно, делая вид, что никакого союзного правительства не существует, а он возглавляет самостоятельное государство. Верховный Совет РСФСР заявил, что без его ратификации никакие указы президента СССР на территории России недействительны.
В августе 1990-го года Горбачев отдыхал в Крыму. Вечером за ужином он сказал своим советникам Е. Примакову и А. Черняеву:
- Всем видно, какой Ельцин прихвостень, человек без правил, без морали, вне культуры. Все, чем он занимается, является демагогией (Татарии – свободу, Коми – свободу, Башкирии – пожалуй, тоже свободу). А по векселям платить придется Горбачеву...
Страна приближается к экономическому краху. В российских областях исчезли сигареты, папиросы, пропала водка. На шестом году перестройки к радикальным переменам в экономическо-хозяйственной жизни еще и не приступали.
1-го сентября Ельцин потребовал отправить союзное правительство Рыжкова в отставку, принять программу российской экономической реформы. Верховный Совет РСФСР  проголосовал “за”.
К октябрю Ельцин в Верховном Совете объявил, что Россия больше не может

262

подчиняться центру. Экономическая ситуация такова, что либо Горбачев соглашается
участвовать в реформировании экономики, либо России придется проводить свою экономическую политику.
Анатолий Черняев:
“В эти дни я, наверное, впервые увидел Горбачева растерянным. Власть, казалось, ускользает из его рук. Кризис доверия у Горбачева с каждым днем приближался к нулевой отметке”.
Летом 1990-го года многие председатели верховных советов республик поспешно переименовали себя в президенты. Ельцин считал, что президент должен быть избран.
17-го мая 1991-го года на референдуме жители России отвечали на вопрос: нужен ли пост президентства в РСФСР? Более 70% россиян захотели иметь своего президента. Выборы были назначены на 12-ое июня.
Помимо Ельцина на пост российского президента баллотировался министр внутренних дел В. Бакатин, генерал-полковник А. Макашов, бывший председатель Совета министров СССР Н. Рыжков, глава ЛДПР В. Жириновский и председатель Кемеровского областного совета А. Гуляев.
К выборам в окружении Ельцина готовились тщательно. По американскому образцу ввели не только пост президента, но и вице-президента. Эта должность была предложена Ельциным Бакатину. Тот отказался баллотироваться на президента.
Второй, кому Ельцин предложил пост вице-президента, был А. Руцкой, председатель одного из комитетов Верховного Совета. Руцкой согласился.
А Руцкой в свое время командовал штурмовой авиацией в Афганистане. В 1986-ом году был сбит “Стингером”, повредил позвоночник. Его отстранили от полетов, но он добился своего, стал вновь летать. В 1988-ом году вернулся в Афганистан заместителем командующего военно-воздушными силами 40-ой армии. И вновь был сбит на границе с Пакистаном, где бомбил моджахедов. Попал в плен. Моджахеды передали его пакистанской разведке. Москва обменяла его на политического разведчика. Он был Герой Советского Союза.
12-го июня 1991-го года состоялись выборы Ельцина президентом и Руцкого вице-президентом. Они собрали 57,35% голосов.
Президентскую присягу Ельцин произнес, положив руку на Конституцию РСФСР и Декларацию о государственном суверенитете России. Ельцин произносил присягу один: вице-президент сидел в зале.


* * *

Инициатором реформы партии выступила КПСС. Вначале на ”верху” оказалось несколько человек, убежденных в необходимости реформ и готовых взять на себя огромный риск – начать не какой-то косметический ремонт, а капитальное преобразование предельно централизованной, бюрократизированной, идеологизированной системы, которая успела укорениться за семь десятилетий.

263

Движение перестройки происходило не само по себе, и не волею одного генсека, а на основе дискуссий, принятия решений официальными органами правящей коммунистической партии.
Сначала на партийных собраниях, потом на пленумах райкомов и обкомов, в
печати начался ставиться вопрос о необходимости собственной партии российских коммунистов.  Доводы были вполне серьезные: почему у всех республик есть свои компартии, свой ЦК, а у россиян нет? Это несправедливо.
Энергичным сторонником российской компартии был Лигачев. Вопрос многократно обсуждался на Политбюро, и с учетом нарастающего давления снизу все-таки пришлось согласиться с введением КП России.
Конференция коммунистов России открылась 19-го июля 1990-го года. Коммунисты России составляли большинство в КПСС (62 процента).
В президиум были приглашены представители государственного руководства: союзного – Лукьянов, Рыжков; российского – Ельцин, Силаев. Формирование органов конференции прошло спокойно. Конференция была преобразована в учредительный съезд РКП.
Первой пробой сил стал выбор лидера РКП. Выбор был невелик. На совещании представителей делегаций, которые должны были выдвинуть согласованное предложение по кандидатуре первого секретаря, Горбачев назвал, прежде всего, В.А. Кунцова, бывшего тогда заведующим отдела общественных организаций, членом Секретариата ЦК КПСС Российского бюро. Были названы и другие кандидатуры.
Во втором туре избрания секретаря РКП был избран Иван Кузьмич Полозков.


* * *

В июле и августе 1990-го года внимание страны было приковано к XXVIII съезду КПСС.
В ходе подготовки съезда, была выработана платформа, которая радикально была 
изменена по сравнению с первоначальным текстом. На съезде был представлен уже другой документ, естественно, с другим названием, он рассматривался как программное заявление самого партийного форума.
Большое влияние на всю подготовку XXVIII съезда оказывали крупные события, происходившие в то время в стране. И прежде всего преобразование политической системы, введение института президентства и избрание президента. Тогда вновь встал вопрос о разделении постов, и хотя этого требовала не оппозиция, многие из окружения. Горбачев уговаривали его и все же считали нецелесообразным отказываться от руководства партией.
- Поймите, друзья, - говорил Горбачев им, - мне работы и на одном посту хватит с головой. Но сейчас необходимо обеспечить взаимодействие институтов легитимной власти с ролью КПСС как правящей партии. Иначе возникает двоевластие, а затем, как уже было в нашей истории, партийная номенклатура опять возжаждет поставить под свой

264

прямой контроль государственные структуры. Новый генсек захочет стать Председателем Верховного Совета, все вернется на круги своя.
На подготовку XXVIII съезда влияло и то, что происходило в рамках реформирования Союза. Встал вопрос, как быть с Литовской компартией, объявившей себя независимой от КПСС. Далее: стал вопрос о лидере партии. Еще до съезда был
предрешен уход из состава руководства ряда членов Политбюро, прошедших с Горбачевым весь путь с 1988-го года или избранных по его рекомендации.
На заседании Политбюро в Ново-Огарево 28-го июля был сообщен список  новых членов Политбюро: Зайков, Слюньков, Бирюков, Воротников, Медведев и Яковлев.
Единственное, что оставалось неясным – будущее Лигачева.
На этом заседании Политбюро обсуждалась и концепция Горбачевского доклада на XXVIII съезде.
Делегатам съезда была предоставлена объективная картина положения в экономике, честно сказано о допущенных ошибках и просчетах.
Эти обсуждения завершались предложением признать Программу КПСС утратившей силу, принять программное заявление и начать работу над новой программой.
Делегаты съезда, да и все общество ждало ответа на вопрос: какой же должна быть сама КПСС, в чем смысл ее обновления?


* * *

На XXVIII съезде после заключительного слова началось выдвижение кандидатур на пост Генерального секретаря. Были названы четверо: Гуренко, Ивашко, Лобов, Горбачев. Гуренко и Ивашко сняли свои кандидатуры. Лобов призвал голосовать за
Горбачева. Совет предлагал избрать Генеральным секретарем Горбачева Михаила Сергеевича.
Горбачев слушал это сообщение, думал, насколько изменилась обстановка в партии, изменились люди. При выборе Генерального есть уже конкуренты, альтернативы,
и никто не боится, что ему заломают руки и отправят куда подальше. Что касается его будущего, то он признавался, что у него мелькнула мысль: было бы хорошо, если б они взяли да и “отрубили” его кандидатуру. Психологически он к этому был готов и воспринял бы спокойно, даже с облегчением, поскольку его многие уговаривали оставить руководство партией. Но время для этого не созрело, что, кстати, показала развернувшаяся тогда дискуссия.
На съезде завязались дебаты о целесообразности совмещения должностей. Были “за” и “против”. Предлагали Горбачеву снять свою кандидатуру. Были выступления за Горбачевское переизбрание, были названы и альтернативные кандидаты, причем как людей в партии известных (Бакатина, Шеварднадзе, Яковлева), так и молодых коммунистов, о которых до съезда мало кто или вовсе никто не слышал.
Был выдвинут для избрания генсеком Авалиани, бывшего секретаря Кисловодского горкома партии, приобретшего известность как народный депутат СССР, предводитель забастовочного комитета Кузбасса.
265

В конце концов, в списке для голосования остались два кандидата: Горбачев и Авалиани, а голоса между ними распределились так: за Горбачева - 3411, за Авалиани – 501.
Прямым продолжением выборов генсека стали выборы его заместителя. Было выдвинуто 9 депутатов. Многие сняли свои кандидатуры, на обсуждение оставили
Ивашко и Лигачева.
По итогам выборов получили Ивашко – за 3109, Лигачев – за 776.
Третьим актом съезда было обсуждение кандидатур и выборы нового состава ЦК. Были выдвинуты 85 кандидатов. Среди них были названы и представители нового российского руководства – Ельцин, Силаев, Хасбулатов. Сразу же после оглашения списка Ельцин попросил слово. Смысл его заявления состоял в том, что в связи с избранием Председателем Верховного Совета РСФСР и с учетом перехода общества к многопартийности, он не сможет выполнять только решения КПСС, обязан подчиниться воле народа и его полномочных представителей. А посему в соответствие с обязательствами, взятыми в предвыборный период, выходит из КПСС. Добавил, что
намеревался выступить с этим заявление после съезда, но выдвижение в состав ЦК понуждает его не откладывать этой меры.
Борис Ельцин заявил о выходе из КПСС, сдал партийный билет и вышел из зала в Кремлевском Дворце Съездов. Он мотивировал тогда свой шаг тем, что он, как Председатель Верховного Совета РФФСР, должен находиться вне партии и партийной дисциплины.
По его примеру о выходе из партии заявили десятки других политиков-демократов, в том числе мэр столицы – Г. Попов и А. Собчак. Их выход из КПСС сопровождался решительным переходом на антикоммунистические позиции. “Никакого коммунизма, никакого социализма!” – таков было новый лозунг.
Вероятно, что в расчеты Ельцина входило вызвать другое заявление такого же
рода. Однако этого не случилось.
Со своей стороны, Горбачев как председатель совещания, решил придать этому вопросу рутинный характер и сказал примерно так: “Поскольку Ельцин заявил о выходе
из партии, я думаю, съезд поручит мандатной комиссии внести предложения о погашении его мандата. Что касается остального, то это решил сам товарищ Ельцин. Вы услышали аргументы, нам остается принять их к сведению. В связи с этим отпадает предложение о включении его кандидатуры в список для выборов ЦК”.
Вот, пожалуй, самое существенное о XXVIII съезде. Он оказался последним в истории РКП (б), ВКП (б) КПСС, но на нем еще не была решена судьба партии.
XXVIII продемонстрировал, что все в партии начало двигаться – пусть с трудом, на малой тяге, с сильнейшим сопротивлением, но пришло в движение. Следующее еще более определенное свидетельство того, что КПСС поддавалась корректированию, представил июльский Пленум ЦК 1991-го года.





266


* * *

В стране происходил отрыв руководящих органов не только от общества, от  граждан, но и от членской базы. Вывод был один: необходимо формировать преобразование КПСС в современную политическую партию, стоящую на позициях демократического социализма. Для этого нужно было ускорить подготовку и принятие
новой программы. Съездовская комиссия, избранная для написания программы, представила 5 вариантов, но все они оставались в рамках изживших себя документов.
В эту работу включился Горбачев и его помощники. В итоге программа стала похожа на документ, и его можно было выносить на очередной Пленум ЦК.
Происходило очередное (оно же и последнее) заседание Политбюро 3-го июля 1991-го года. Первым вопросом рассматривался доклад о положении в рабочем движении страны и задачи партии. Купцов привел такие данные: поддержанные КПСС кандидаты на пост Президента РСФСР проиграли на выборах 12-го июня во всех городах с населением более одного миллиона человек, то есть в местах наибольшего сосредоточения рабочего класса и интеллигенции.
Пленум поручил доработать проект и рассмотреть на очередном съезде.
Заключая работу Пленума, Горбачев, прежде всего, обратил внимание на необходимость проявить широту взглядов и терпимость к инакомыслящим. Общество устало, не хочет терпеть новые перевороты, конфронтацию, социальную перенапряженность, оно вздохнуло с облегчением, когда разнесся призыв поставить выше партийных и политических споров интересы народа.
На июльском Пленуме ЦК можно резюмировать так: открылась реальная перспектива реформирования КПСС. А вот удастся ли использовать эту возможность – зависело уже от многих факторов и общего хода событий.
Пленум стал своего рода заключительным актом первой половины 1991-го года. Начинался самый драматический этап в стране, в личной судьбе Горбачева.


* * *

Для перестройки решающее значение имело, бесспорно, завершающее (23-го июля) согласование нового Союзного договора. Объявив себя по примеру России независимыми, республики стремились “застолбить” как можно больше прав. Республиканские лидеры, за редким исключением, создавали необходимость иметь достаточно сильный и авторитетный центр, способный решать общие задачи. Основной задачей был разумный баланс в распределении полномочий, и то, что он, в конце концов, был найден, свидетельствуют о жизненности принципов, которые закладывались на том этапе в основу обновленной федеративной государственности.
Горбачев был далек от намерения утверждать, что найдено решение, годное на все времена. Проблема эта архиважная. Однако при сохранении и обновлении союзного

267

государства в соответствии с проектом Договора она решилась оптимальным образом, позволявшим избежать конфликтов и назревших изменений в межнациональных отношениях правовым путем, а не силой оружия.
Не менее важно, что новый Союзный договор стал предметом согласия не только республик, но и основных институтов власти, прежде всего, Верховного Совета СССР.
Лукьянов и Нишанов участвовали практически во всех встречах в Ново-Огарево и, кстати, не раз подсказывали компромиссные формулировки. Лукьянов не раз информировал членов Совета Федерации о настроениях депутатов, имевшихся у
некоторых из них опасениях, что подписание Договора приведет к ослаблению как центральных органов, включая союзный парламент. Но не это было частью новоогаревской дискуссии. В конечном счете, Верховный Совет выразил принципиальное согласие, и его председатель, председатели палат должны были вместе с делегациями республик его подписать.
По ходу работы в Ново-Огарево варианты Союзного договора обсуждались и в правительстве.
Точно так же обстоит дело и с политическим движением. Ни одна сколько-нибудь солидная партия не выступала (по крайней мере, открыто) с осуждением проекта. Напротив, многие из них связывали с новым Союзным договором надежду на нормализацию политической ситуации в стране. Что касается КПСС, то проект неоднократно обсуждался на Политбюро ЦК КПСС, Пленумах ЦК. Последний вариант был рассмотрен на Пленуме 25-26-го июля и получил принципиальное одобрение. На том же Пленуме были созданы предпосылки для реформирования самой КПСС на основе новой Платформы.
Другие июльские события давали основание считать, если не окончательным решение, то, по крайней мере, отложенным вопрос о власти.
10-го июля на торжественном заседании Верховного Совета РСФСР состоялась инаугурация Ельцина.
В июле же началась реализация антикризисной программы. Программа была одобрена республиками. Она стала не только программой комитета, но и правительств союзных республик.
Как бы “под занавес” июля, 29-го, удалось снять последние препятствия для подписания Союзного договора. Дело в том, что российское руководство долго не соглашалось на установление союзного налога, без чего было невозможно существование федерального государства, союзные органы ставились в положение просителей у республик и не смогли бы выполнять возложенные на них функции. В конце концов, была найдена компромиссная формула, и Ельцин снял последнее возражение.
Для финансирования расхода союзного бюджета, связанных с реализацией переданных Союзу полномочий устанавливаются единственные союзные налоги и сборы в фиксированных процентных ставках, определяемых по согласованию с республиками на основе представленных Союзом статей расходов. Контроль за расходом союзного бюджета осуществлялся участниками Договора.
Все, что сошлось в июле 1991-го года, явилось итогом длительных поисков и усилий, завершило путь, пройденный с апреля 1985-го года. Складывались реальные

268

предпосылки для того, чтобы вытащить страну из кризиса и масштабно продвинуть начатые демократические преобразования. Поэтому Горбачев уехал в отпуск 4-го августа, не сомневаясь в том, что через две недели в Москве в торжественной обстановке будет подписан Союзный договор, откроется новый этап реформ.
Он выступил за два дня до этого на телевидении, постарался объяснить, что означает для страны заключение нового Союзного договора. Прежде всего, это реализация воли народа, выраженной на референдуме 17-го марта. Сохраняется единое государство, в котором воплощены труд многих поколений людей, всех народов нашего Отечества. И
вместе с тем создается новое, действительно добровольное объединение суверенных государств, в котором народы самостоятельно управляют своими делами, свободно развивают свою культуру, язык, традиции.
Развернулась практическая работа по подготовке самого акта подписания Договора. Находясь на отдыхе в Крыму, Горбачев постоянно держал в поле зрения этого процесса. В связи с тем, что Верховный Совет Украины должен был определиться по этому вопросу только в сентябре, ему показалось разумным провести подписание в три этапа. Однако республики, которым предлагалось подписать Договор во “вторую очередь” с этим не согласились. В результате обмена мнениями оказалось так: второй этап подписания исчез,  а третий, намечавшийся на начало октября, шел вторым. Предполагалось, что это будет Украина и Азербайджан.
Но чем ближе к сроку подписания, тем более яростнее разворачивались баталии. Обвиняли президента страны, что в договоре он идет на многие уступки, и это ослабляет союзный договор. С другой стороны велись не менее яростные нападки на президента России за согласие подписать Договор, который якобы сохранит всесилие центра и господство коммунистической номенклатуры.
Ельцин, разговаривая с Горбачевым 14-го августа по телефону, понял, что президент РСФСР чувствует себя неуверенно и колеблется. Горбачев сказал, что критике подвергается и он. Недовольны и крайние правые, и крайние левые, что лишь свидетельствует, что они на правильном пути.
Завершая разговор на эту тему, Горбачев сказал: “Борис Николаевич, мы не должны ни на шаг отступать от согласованных позиций, с какой бы стороны они ни
исходили. Нужно сохранять хладнокровие и продолжать подготовку к подписанию договора”.


* * *

IVсъезд народных депутатов СССР, состоявшийся в декабре 1990-го года, объявил
о проведении референдума о сохранении СССР, как обновленной Федерации суверенных республик. С этой целью был принят Закон о всенародном голосовании (референдуме) СССР. Съезд утвердил конституционные изменения, наделившие Горбачева дополнительными полномочиями. Произошло фактическое переподчинение Президенту Совета Министров СССР, переименованного теперь в Кабинет Министров СССР. Был введен пост вице-президента, на который съезд избрал Г.И. Янаева. Вместо В.В. Бакатина
269

министром внутренних дел становится Б.К. Пуго. Э.А. Шеварднадзе на посту министра иностранных дел был заменен на А.А. Бессмертных.
В марте 1991-го года состоялся референдум, на котором проголосовало “за сохранение СССР, как обновленной федерации равноправных суверенных республик”, более 76% от числа принявших участие в референдуме (в том числе более 70% в РСФСР и в Украинской ССР).
В шести союзных республиках (Литва, Эстония, Латвия, Грузия, Молдавия, Армения), которые ранее объявили о независимости или переходе к независимости,
всесоюзный референдум фактически не проводился (властями этих республик не были сформированы центральные избирательные комиссии, всеобщего голосования населения не было, за исключением некоторых территорий (Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье), но в другое время проводились референдумы о независимости.
На основании концепции референдума с учетом его результатов предлагалось заключение 20-го августа 1991-го года нового союза – Союза Суверенных Государств (ССГ) как мягкой федерации.


* * *

Еще на XXVIII съезде КПСС удалось отстоять перестроечную линию, подтвердить взятый курс, в том числе на рыночные реформы. Был сделан и определенный шаг в  важнейшем разграничении функций партии и государства. В Политбюро не вошли члены правительства, руководители политических министерств и ведомств. Но одновременно произошла консолидация ортодоксов, получивших опору в руководстве Компартии России. Да и среди членов Политбюро, секретарей ЦК КПСС оказалось немало людей  с традиционными партийно-консервативными взглядами.
Важнейшим событием, повлиявшим на политическую обстановку в стране явились выборы в Верховный Совет России и других республик, состоявшиеся весной 1990-го года. Избрание Ельцина Председателем Верховного Совета РФ, принятие Закона о
суверенитете вызвали своеобразную цепную реакцию. Отныне ни один крупный вопрос не решался вне контекста взаимоотношений Союза с республиками.
На первый план вновь выдвинулась экономическая реформа. Теперь борьба шла не
между сторонниками и противниками вхождения в рынок – этот вопрос казался уже  решенным. Страсти переместились в плоскость выбора путей и способов перехода к рыночным отношениям.
Выдвинуты были две программы: правительственная Рыжкова – Абалкина и программа Шаталина – Явлинского, получившая название “500 дней”. Что касается программы Абалкина – Рыжкова, то по предложению Абалкина с 1-го октября 1989-го года на срок 15 месяцев был введен прогрессивный налог на прирост фонда заработной платы, превышающий 3 процента.
В середине ноября в Колонном зале Дома Союзов собралась конференция с участием ведущих ученых: экономистов и руководителей экономических ведомств, членов Политбюро и правительства. Были и Горбачев с Рыжковым. С докладом выступил
270

Абалкин. Несмотря на существенные замечания, изложенная им программа была встречена в целом с одобрением и после доработки отразились в докладе Рыжкова на Втором съезде народных депутатов.
В острой и горячей полемике проходило обсуждение и принятие постановления по докладу премьера Рыжкова. Ельцин, Попов и другие “межрегионалы”, как тогда их называли, выступили против доклада. Такую же позицию занял академик Арбатов. Предлагалось принять доклад к сведению, не определяя к нему отношения. В конце
концов, Съезд выразил поддержку программе правительства: 1572 голоса – за, 419 – против, 44 – воздержались.
Программу экономических реформ предполагалось осуществить в течение 1990-го года. Госплан основную ставку делал на рост рыночных ресурсов товаров и услуг, а заодно намечалось связать их излишнюю денежную массу и вывести ее из оборота, но эти мечты оказались отодвинутыми на задний план.
Программа рассматривалась на Втором съезде. Съезд окончательного решения по отношении к ней не принял, поручил ее доработать, и о результатах доложить Верховному Совету. Тем самым опять теряли время.
Уже в октябре произошло абсолютное снижение промышленного производства, ускорился развал потребительского рынка, стал быстро обесцениваться рубль. Стало ясно, что экономика стоит перед серьезными потрясениями.
Решающее значение приобретает фактор времени: запаса его уже не оставалось. Так вести дело нельзя. Это касается всех, не только правительства. Если будем действовать так, как в 1988-1989-ом годах – мы обречены, народ нас уберет. На первый план выйдут другие силы, с другой политикой.
Нужна комплексная экономическая реформа, а не разрозненные мероприятия. Покончить с хозяйственным безвластием. В переходный период не обойтись без мер административного характера там, где они необходимы.
В марте принято решение о разработке “перехода на планово-рыночную экономику”, хотя это надо было сделать еще осенью 1989-го года.


* * *

Трудности рождения рыночной программы обуславливались не только чрезвычайной сложностью самой проблемы, но и растущим отторжением правительства со стороны демократической оппозиции и части общественности.
Начался лихорадочный поиск новых идей и людей, которые могли удовлетворить его “заказ”. На этой почве состоялось “явление Явлинского народу”.
Когда разрабатывалась правительственная экономическая программа Абалкина, в ней участвовал Явлинский. Он давал для комиссии свои собственные разработки, отличавшиеся большим радикализмом, акцентом на мотивационные методы. Что-то из них принималось комиссией, что-то отвергалось, главным образом, из-за недостаточной реалистичности. Однако это не воспринималось как слабая позиция, выходящая за рамки рабочих дискуссий.
271

Но вот Явлинский получает от Силаева приглашение войти в российское правительство в качестве заместителя премьера по вопросам экономической реформы. Явлинский предложил российскому руководству свою программу. Она отличалась от предложенной союзным правительствам.
Однако по прошествии некоторого времени Явлинский попросился к Горбачеву на прием. В ходе встречи он высказал необходимость единого подхода к проведению реформы в рамках Союза.
Тогда и родилась идея объединить усилия в разработке рыночной программы. Вскоре появился документ, обязывающий руководство подготовить концепцию совместной программы не позднее 1-го сентября. Подписан документ 27-го июля. Программа получила название “500 дней”.
3-го сентября программа “500 дней” была роздана и депутаты России начали ее обсуждать.
Буквально на следующий же день состоялось открытие съезда Компартии РСФСР. “500 дней” представил на съезде и прокомментировал ее автор Явлинский. Сделал он это довольно толково. На съезде была также представлена экономическая программа Абалкина. Однако депутаты склонялись больше в сторону программы “500 дней”.
Фактически программа “500 дней” предопределила принципиальные решения, которые были предметом переговоров по новому Союзному договору.
Программа “500 дней” привлекала своей свежестью, неординарностью постановки проблем перехода к рынку, более конкретной, предметной их проработкой.
Но Горбачев пришел к убеждению, что ни одна из предложенных программ не может быть принята в том виде, в каком они представлены. Необходима их доработка


* * *

На совещании 4-го сентября Горбачев объявил свое решение: сесть двум группам
вместе под арбитражем Аганбегяна и создать интеграционный документ. Горбачеву было
известно, что работа над сведением двух программ шла туго. Главным образом из-за нежелания Абалкина принимать в ней участие. Все же она была завершена и направлена в Верховный Совет Союза и российскому руководству. Надо сказать, в новом документе за основу была взята программа Шаталина – Явлинского, но при этом устранены те ее положения, которые предвосхищали будущее решение в Союзном договоре, снят тезис о верховенстве республиканского законодательства, предусмотрено создание собственной базы Союза в виде федерального налога.
10-го сентября сессия возобновилась. Выступил Аганбегян: толково, с взвешенными оценками, но с сильным “креном” в пользу “500 дней”.
Наконец, 24-го сентября и 1-го октября Горбачев провел два развернутых разговора в Ореховой комнате о том, как доработать документ и строить мосты в сложившейся политической ситуации.
8-го и 9-го октября Пленум ЦК обсудил положение в стране и задачи КПСС в связи с переводом экономики на рыночные отношения. Горбачев ограничился кратким
272

вступительным словом, чтобы никто не мог сказать, что Горбачев навязывает свою программу. Доклад с подробными выкладками сделал Ивашко. Выступления на Пленуме вначале было не такими крикливыми, как на предсъездовских пленумах. Атмосфера была консервативной. Страсти накалялись при обсуждении проекта постановления. Заранее подготовленный вариант был забракован, в конце концов, приняли более или менее удовлетворительный вариант.
Дискуссии переместились в плоскость обсуждения форм, методов перехода к рынку. Ораторы не скупились на критику программы “500 дней”.
В Верховном Совете России продолжала нагнетаться обстановка. Произносились ультимативные речи в пользу программы “500 дней”, вплоть до призывов к проведению забастовки, если она не будет принята Союзом .16-го октября в конце дня взял слово Ельцин. Выдержанное в резком конфронтационном духе его выступление содержало голословные обвинения центра в жесткой линии по отношению к республикам, стремлении ограничить суверенитет Российской Федерации, сорвать переход к рыночным отношениям, сохранить господство административно-командной системы. Оратор не остановился даже перед нелепыми обвинениями в саботаже (правда, было не очень ясно, кому они адресованы) и предъявил нечто вроде ультиматума: либо принимаются его требования, либо – дележ власти, собственности, вооруженных сил. Прозвучали призывы о подготовке к выходу людей на улицы.
Вначале возникла мысль – выступить Горбачеву с интервью по рыночной программе, включив ответ Ельцину. После размышлений решено было проявить выдержку и высказаться 19-го октября при представлении ” Основных направлений” перехода к рыночной экономике Верховному Совету.
Надо сказать, выступление Ельцина имело довольно неожиданный эффект, прямо противоположный тому, на который был рассчитан. Никаких уличных акций и забастовок не последовало. Решительный тон и грозный внешний вид оратора вызвали недоумение: почему вокруг такого вопроса начинаются страсти? Эти эскулапы, судя по всему, не получили единодушной поддержки даже в Межрегиональной группе. Верховный Совет
России, собравшись на следующий день утром, как ни в чем ни бывало, продолжал
обсуждение текущих проблем.
Обсуждение “Основных направлений” в Союзном парламенте тоже проходило спокойно. Проект программы был принят за основу сразу после доклада Горбачева, против проголосовали лишь 12 депутатов при 26 воздержавшихся из примерно 400 членов Верховного Совета.
Так или иначе, программу перехода к рынку приняли, перевернув одну из драматических страниц перестройки. Выполнение принятой программы требовало в первую очередь налаживания конструктивных отношений с республиками, реорганизации и укрепления президентской власти, выдвижение новых людей. Разговор обо всем этом шел на заседании Президентского совета 31-го октября.
2-го ноября Совет Федерации детально рассмотрел проект Союзного договора, и поручил форсировать его подготовку. А на заседании Президентского совета (5-го ноября обсуждался план мероприятий по переходу к рынку) вновь возникла общеполитическая дискуссии.

273

Горбачев решил встретиться с Ельциным, откровенно обсудить создавшееся положение и возможность выхода из него. Встреча была очень непростой. Ельцин жаловался на “игнорирование интересов России”, “ущемление прав российских властей и т.д. В свою очередь Горбачев ему сказал, что в результате его попытки ослабить и обескровить Союз, перетянуть одеяло на себя мы дошли до крайней точки, за которой начинается развал страны. Ельцину было предложено заявить ясно и недвусмысленно, что
он за сохранение Союза республик как единого государства, перенести акценты с одностороннего подчеркивания суверенитета республик на необходимость сохранения и обновления Союза. Ведь распад государства будет трудно остановить на границах РФ. Болезнь суверенизации начинает охватывать и автономные республики. Подозрения, что руководство хотело подстегнуть их к борьбе с союзными республиками, смехотворны. Мы занимаем принципиальные позиции, как в отношении Союза, так и в отношении единства РФ. То и другое неразрывно взаимосвязано.
Едва удалось “нащупать” путь к большему взаимодействию с Ельциным, как пришлось выдержать атаку народных депутатов, входивших в группу “Союз”. Она, по сути дела, служила легальным парламентским прикрытием внутрипартийной консервативной оппозиции.
14-го ноября, при открытой сессии Верховного Совета, депутаты отказались обсуждать повестку дня, развернув дискуссию по текущему моменту. В острых, доходящих до истерики выступлениях, критиковались положение в стране, действия правительства, президента.
Сошлись на том, чтобы пригласить президента и провести общеполитическую дискуссию.
16-го ноября Горбачев выступил перед депутатами со своими оценками и предложениями. Но к успокоению это не привело. Дискуссия, как говорят, пошла вразнос. Не оставили буквально живого места от правительства, да и от президента. В яростной критике начали рассматривать сближение крайности – фундаменталистов и радикалов.
В конце дня в зал заседаний зашли Назарбаев, Каримов, другие
руководители республик, кроме Ельцина. Они считали необходимым принятие срочных и
решительных мер, иначе ситуация может выйти из-под контроля. Прежде всего – укрепить президентскую власть и механизм более эффективного ее взаимодействия с республиками. Их общие соображения в этом смысле совпали. Назарбаев вместе с другими стали формулировать свои предложения. Горбачев поехал к себе готовиться к утреннему выступлению.
Заседание  Верховного Совета началось утром с доклада Горбачева. Продолжался он не более 20 минут, но реакция на него была совершенно та же, что два дна назад. Предложения Горбачева были дружно одобрены Верховным Советом, что сняло напряжение, возникшее к этому моменту в стране и в политическом руководстве. Но это не устранило глубоких противоречий в позициях основных общественно-политических сил.
Достаточно напомнить о сюрпризе, который был преподнесен на открытии съезда 17-го декабря депутатской группой “Союз”. Имеется в виду “совершенно спонтанное” выступление Умалатовой с предложением включить первым в повестку дня вопрос о

274

вотуме доверия президенту. Весьма любопытными оказались результаты голосования. В числе 400 депутатов проголосовавшим “за” оказались крайние фланги межрегиональной группы и фракции “Союз”. Ельцин, Попов, Станкевич и многие их сторонники проголосовали против.
Весьма напряженным оказалось обсуждение доклада Горбачева о текущем моменте, поправок к Конституции  в связи с изменениями в структуре органов власти.
Ошеломило всех демонстративное заявление Шеварднадзе об отставке, сделанное прямо на съезде без какого-либо предварительного разговора с Горбачевым. В острой схватке прошло принятие постановления об общей концепции нового Союзного договора. Дело дошло до поименного голосования о сохранении Союза СССР, как обновленной державы равноправных суверенных республик.
Было принято решение провести референдум, который состоялся 17-го марта следующего года.


* * *

Труднее всего было, разумеется, решать вопрос о премьер-министре. В ночь с 25-го на 26-ое декабря у Рыжкова (бывшего премьер-министра) произошел обширный инфаркт, который надолго вывел его из строя.
1-го января Горбачев подписал Указ о назначении премьер-министром 
В.С. Павлова и его заместителей, а 14-го января они предстали перед Верховным Советом СССР и были утверждены им.
За январь-февраль 1991-го года произведенный национальный доход снизился по сравнению с соответствующим периодом 1990-го года на 10%, объем промышленной продукции – на 4,5%, закупки продуктов животноводства – на 13%. Спад охватил не только группу “А”, но и производство предметов потребления, которое в последнее время шло по восходящей. Экономика быстро втягивалась в полосу экономического кризиса.
Кризис был неизбежным. Вакханалия денежных доходов так и не было остановлена (за январь-февраль 1991-го года денежные доходы населения возросли на 19% по сравнению с тем же периодом предыдущего года). Нарастала открытая инфляция, начал разваливаться бюджет страны.
Под новый, 1991-ый, год российское руководство решило сократить отчисления Союзу на 100 миллиардов рублей. Ельцин сразу же после этого уехал в Якутск, и узнал об этом решении от депутатов Верховного Совета России и из сообщений прессы. Кстати, так действовал Ельцин очень часто: нашкодит – и тут же в поездку по областям.
20-го января, буквально через несколько дней после утверждения в должности премьер-министром, Павлов реализовал еще одну заготовку, вызвавшую бурную реакцию в обществе – обмен крупных 50 и 100-рублевых купюр на новые.
На первых порах Горбачев защищал Павлова, брал под защиту, но после стал понимать о низком его профессионализме. Но позже понял, что в его назначении были допущены ошибки.

275

Одной из самых неотложных задач была реформа розничных цен. Но проводить ее было уже невозможно. Благоприятный момент (1988-1990-ый годы)  были упущены, и приходилось делать это в резко осложнившейся обстановке.
Замедлялся весь экономический оборот. В центр шли тревожные запросы. Сигналы бедствий подавали Горбачеву из Ленинграда Собчак, из Москвы - Попов.
Вместе с тем Кабинет министров нуждался хотя бы в нескольких неделях, чтобы подготовить продуманное решение. Всякая ошибка здесь была чрезвычайно опасна.
Сказывалась и политическая злоба дня. Январские события в Литве, ультимативные требования Ельцина об уходе Горбачева в отставку, референдум 17-го марта – все это вынуждало откладывать реформу цен.
Ценовая реформа обсуждалась 12-го февраля на Совете Федерации и пришли к единому мнению: действовать надо безотлагательно, быстро, согласованно. Переговоры шли непросто. Прибалтийские республики вообще ушли от подписания соглашения, вступили на путь сепаратных действий.
Определенные трудности возникли и с Россией. Конкретные проработки были согласованы. Соглашение подписали Хасбулатов, Силаев, наверняка с согласия Ельцина. Но тот вдруг начал открещиваться, объявил реформу не отвечающей интересам России. Вероятно, надоумил кто-то из советников. Так соглашение и вышло за подписями всех высших должностных лиц республик, только от России стояла подпись заместителя Председателя Верховного Совета.
Наконец, 19-го марта Кабинет министров принял решение, и в последующие дни были опубликованы обширные материалы по этому вопросу.
Опыт последних месяцев и недель показал, что конфронтационными методами, силовым решением, ультиматумами проблем не решить. Они лишь усугубляют обстановку, увеличивают опасность распада страны, погружают ее в пучину междоусобной борьбы. На заседании Совета Федерации 8-9-го апреля Горбачев подчеркнул, что сейчас нет ничего более важного, чем задача приостановить процесс распада. Тем самым перечеркивалась особая значимость антикризисной программы. К ней активно подключились республики, несмотря на немалые трудности, работа была
успешно завершена.
5-го июля Горбачев утвердил ее, и она вышла в свет под названием “Программа совместных действий Кабинета министров СССР и правительств суверенных республик
по выводу экономики страны из кризиса в условиях перехода к рынку”.








276


Глава   девятая


* * *

Запад называет Горбачева человеком XX века. Немцы называли Горбачева “великим немцем”, аналогично оценили его лидеры Америки и Канады, Англии и Италии. Это их оценки. Но могут ли так назвать своего, пусть бывшего, но все-таки президента русские и армяне, украинцы и азербайджанцы, грузины и молдаване, казахи и прибалты? Нет, не могут. Слишком много бед и несчастий обрушилось на них в горбачевскую эпоху. Ожидания обновления от перестройки обернулось для многих большой трагедией. Счет
убитых и раненых в национальных стычках пошел на тысячи, количество беженцев, может быть, давно перевалило уже за миллион. Их никто не регистрировал. Общество стонало от территориальных и социальных противоречий. Рвались веками сложившиеся связи между людьми, росло их массовое обнищание. Реальностью становились гражданские войны. Вместо движения вперед страна оказалась отброшенной назад на многие годы. Произошел ряд событий, влияющих на развал страны.


* * *

Возвращение татар в Крым

В 1955-ом году советские власти вынуждены были столкнуться с решением наболевшего национального вопроса. Татары стали требовать возвращения в Крым. Публичные протесты встречали решительные меры отпора – политические, идеологические, административные.
В июле 1987-го года три дня проводились непрерывные демонстрации у Кремлевской стены с требованием полного восстановления в правах и возвращения в Крым татар.
По поручению руководства с делегацией крымских татар встретились Громыко и министр внутренних дел. Начали искать приемлемое для всех решение.
В начале 1988-го года комиссия во взаимодействии с украинскими властями сообщила о возможности возвращения части татар в места их прежнего проживания.
Был проработан вопрос о создании Крымской автономной области (то есть не национальный).





277


* * *

Ситуация в Закавказье

В феврале 1988-го года население Нагорно-Карабахской автономной области
Азербайджанской ССР (85 % – армяне) потребовало перевести ее в состав Армянской ССР. Это вызвало многочисленные демонстрации и митинги в Армении. Ответную резкую реакцию это вызвало в Азербайджане.
В феврале Политбюро рассматривало вопрос о Нагорном Карабахе, на котором было сообщено, что 12-го февраля в Степанакерте собрание партийных и хозяйственных руководителей высказалось за присоединение к Армении.
В феврале в Нагорном Карабахе прошел митинг.
Стало ясно, что спор Баку и Еревана вокруг Степанакерта решать придется Москве
В Москве считали, что армяне и азербайджанцы соберутся вместе, сами решат. Подключили к дискуссиям русскую интеллигенцию, рабочих. Было решено направить в обе республики представителей Политбюро для помощи местному руководству. В Баку выехал Лигачев и Разумовский, а в Ереван – Яковлев и Долгих. В их задачу входило установить контакты, успокоить людей.
Были подготовлены предложения о мерах первой срочной помощи НКАО. Их было 21 пункт. На реализацию этого плана было выделено 400 миллионов рублей. Однако местные власти направили только часть денег адресату, остальными распорядились по-своему. Тем не менее, события нарастали как снежный ком. Дело дошло до насильственной акции, пиком которых стал кровавый погром в Сумгаите. 27-29-го февраля в этом индустриальном центре, где скопилось большое число азербайджанских беженцев, группа с участием уголовных элементов, явно подстрекаемая, врывалась в дома, расправлялась с армянскими семьями.
Трагический итог подвела Прокуратура СССР, сообщившая 22-марта: погибло 30 человек, пострадало 197, арестовано 42.
В Сумгаит направили войска. Безоружные солдаты пытались образумить озверевших хулиганов. Не помогло.
Во избежание дальнейшего кровопролития пришлось ввести милицейские силы и
воинские части.
Резня в Сумгаите вызвала всеобщее возмущение, все были потрясены. Вместе с тем в мусульманских республиках дало себя знать сочувствие единоверцев. События грозили выйти из-под контроля, перерасти в религиозный конфликт.
Вопрос о НКАО рассматривался на заседании Политбюро 6-го июня, на котором Горбачев высказал предположение, что кто-то в эшелонах власти республик поджигает, подзуживает страсти.
- Единственное, с чем мы никогда не согласимся – это поддержать один народ в ущерб другому. Пусть нас на этот счет не шантажируют. Мы не позволим, не должны ни  в коем случае допустить, чтобы истину искали через кровь. – Это было сказано в июне

278

1988-го года.
В обстановке невероятного давления на депутатов сессия Верховного Совета Армянской ССР постановила дать согласие на вхождение Нагорного Карабаха в состав Армении и обратилась в Верховный Совет СССР с просьбой рассмотреть данный вопрос. Двумя днями позже сессия Верховного Совета Азербайджанской ССР приняла решение о недопустимости передачи НКО Армении и о мерах по ускорению социально-экономического развития области. 25-го июня проходят митинги в Степанакерте  -
население возмущалось тем, что местная печать не сообщает о решении совета НКАО о выходе из состава Азербайджана.
Напряженность стремительно росла. Не прекращались митинги и забастовки в Степанакерте. 6-го июля – блокада аэропорта в Ереване. Сессия облсовета НКАО вновь принимает решение “о выходе”, Баку вновь объявляет его незаконным.
Было предложение объявить НКАО автономной республикой. Но этот вопрос должны были решить сами конфликтующие стороны.
18-го июля состоялось заседание Президиума Верховного Совета СССР. Дали возможность высказаться всем. Армения хочет добиться включения НКАО в состав своей республики. Азербайджан не намерен допустить это, не отступает ни на миллиметр. Было предложение передать НКАО под временное управление союзным органам.
20-го июля было опубликовано постановление Президиума, которое еще раз подчеркнуло, что изменение границ невозможно. 26-го июля ЦК партии и Президиум Верховного Совета принимают решение направить в НКАО А.И. Вольского для организации и координации выполнения принятого решения. Но нормализации обстановки не происходит. 21-го сентября вводится особое положение и комендантский час в Степанакерте и Агдамском районе.
Войну в Нагорном Карабахе, которая вспыхнула через семь с лишним десятилетий после армянской резни в 1915-ом году, многие армяне считают продолжением своей дальнейшей борьбы с турками. Тогда армяне потеряли Западную Армению, лишились национальной святости – горы Арарат. В Нахичеване больше нет армян. Готовность умереть за Карабах в немалой степени была порождена памятью о резне 1915-го года. Карабахские армяне азербайджанцев называют “турками” или  “тюрками”. За 100 лет вражда не стала слабее.
Память о старой Армении, о предках уничтоженных, как здесь принято говорить, кривым турецким ятаганом, не ослабевает. Ненависть к Турции и туркам не утихает.
“Турок приносил везде только разрушение, никогда он не был способен развивать в мирное время, что завоевал в войне”, - пишет один из современных армянских писателей. Ненависть к туркам распространилась и на азербайджанцев.
Армяне не сомневаются в том, что Нагорный Карабах – они называют его Арцах –
должен принадлежать армянам. Арцах входил в состав Армении со второго века до нашей эры, пишут армянские историки. Еще в начале XIX века Карабах стал частью России, на 15 лет раньше, чем частью России стала Восточная Армения. В 1918-ом году население Карабаха было на 96% армянским. По мнению армян, Карабах включили в состав Азербайджана, чтобы покрепче привязать к Москве Азербайджан, и сделать приятное Турции, с которой многие хотели дружить.

279

В общем, так оно и было. Нарком по иностранным делам Г.В. Чичерин попытался помешать тогда передаче Азербайджану спорных территорий – Карабах и Нахичевань, где было больше армянское население. Чичерин считал, что нужно обязательно учесть мнение Армении. Он словно чувствовал, что со временем из-за Карабаха возникнет настоящая война. Но секретарь Закавказского крайкома Орджоникидзе, один из самых влиятельных в партии людей, считал, что эти территории нужно отдать Азербайджану – эта республика поважнее Армении. Орджоникидзе убедил Ленина, что “нельзя лавировать между сторонами, нужно поддержать одну из сторон определенно, в данном случае, конечно, Азербайджан с Турцией”.
За время боевых действий из-за Карабаха азербайджанская армия, несмотря на очевидное превосходство в живой силе и технике, потерпела поражение. Азербайджанская армия была плохо обучена и неорганизованна. Из-за проигранных в Карабахе сражений было виновато не одно азербайджанское правительство.
В Баку утверждали, что на противоположной стороне воевали не карабахцы, а экспедиционный корпус из Армении. По сведениям министерства иностранных дел России экспедиционного корпуса не было, были отдельные советники и инструкторы из Европы. И Карабах получил материальную и финансовую помощь из Армении, которая, впрочем, и сама так была бедна, что немногим чем могла поделиться.
Армия Нагорного Карабаха отличалась высоким боевым духом. Для каждого из карабахских армян это была война за родной дом, чего не могли сказать о себе азербайджанцы. Потом появились сведения о том, что Азербайджану на помощь пришли оставшиеся без дела афганские моджахеды, которых перебрасывали в Баку из Кабула чартерными рейсами. Так на свою первую войну попал выходец из Южного Йемена Хатточ, имя которого станет известным во время Второй чеченской войны.
В той войне армии сражались не только друг с другом, но и с гражданским населением. Это была тотальная война. Не только люди в форме, но и население в целом воспринималось как враг. Наступавшие войска заодно выселяли и население противника, потому что захваченный город подвергался полному разграблению. И люди сами бежали, узнав о приближении врага.
Наступали азербайджанцы – бежали армяне. Наступали армяне – бежали азербайджанцы. В последние годы наступали в основном карабахские армяне, так что родные места покидали азербайджанцы.
Победная эйфория ужесточила позиции армян на переговорах. Армяне, живущие
словно в осажденной крепости, демонстрируют силу и непреклонность. Память о резне 1915-го года заставляет их больше надеяться на силу оружия, чем на дипломатию.
Если бы не было трагедии 1915-го года, армяне чувствовали бы себя увереннее и сильнее. Они, возможно, скорее были бы готовы к политическому решению карабахской
проблемы. Но они не могут забыть, как армян убивали только за то, что они армяне.
События вокруг Нагорного Карабаха повлекли за собой кровавые последствия: исход армян из Азербайджана, азербайджанцев из Армении. Вслед за армянской резней в Сумгаите, которая осталась безнаказанной, 13-го января 1990-го года начались армянские погромы в Баку. Они переросли в настоящий бунт, в восстание против слабой и неумелой власти. Выплеснулось долго копившееся недовольство. Это был не только национальный,

280

но и политический, и социальный конфликт.
Руководство республики не могло справиться с происходящим. Горбачев командировал в Баку кандидата в члены Политбюро Е.М. Примакова и нового секретаря ЦК КПСС по национальным делам А.Н, Гиренко, профессионального партийного работника с Украины. Гиренко прежде руководил Крымским обкомом, а там проблема с крымскими татарами, так что он считался специалистом по национальным делам.
Прилетев в Баку, они сообщили в Москву, что беспорядки продолжаются, остановить их не удается. Местная власть утратила всякий авторитет, не контролирует
ситуацию.
Бюро ЦК Компартии Азербайджана распространило сообщение:
“В ходе беспорядков и бесчинств, спровоцированных в Баку 13-го января, произошли трагические события. От рук преступников погибли люди, главным образом – армяне, имеются десятки раненых. Совершены погромы жилищ”.
На чрезвычайном пленуме Бакинского обкома партии приняли участие кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, председатель Совета Союза Верховного Совета СССР
Е.М. Примаков, секретарь ЦК КПСС А.Н. Гиренко, первый секретарь ЦК КП Азербайджана А.Х. Везиров.
Примаков встречался с активистами оппозиционного Народного фронта Азербайджана, представителями интеллигенции, журналистами. 18-го января 1990-го года он выступил на митинге, пытаясь убедить многочисленную толпу, собравшуюся на площади, успокоиться и разойтись. Разговоры не помогли. Люди ждали каких-то действий.
19-го января председатель Верховного Совета СССР своим указом ввел чрезвычайное положение в Баку в связи с попытками  преступных экстремистских сил насильственным путем, организуя массовые беспорядки, отстранить от власти законно действующие государственные органы “в интересах защиты и безопасности граждан”.
Комендант особого региона города Баку генерал-лейтенант В.С. Дубиняк ввел комендантский час с 11:00 часов вечера до 6:00 утра. Город разбил на 11 комендантских участков. Запретил все собрания, митинги, уличные шествия, демонстрации, спортивные и театральные мероприятия, “забастовки и бесконтрольную работу средств массовой информации”.
Москва требовала прекратить беспорядки и восстановить власть в республике. Но как? Единственный способ, обеспечивающий это, казалось, армия.  Тогда шутили:
советская власть в Закавказье – это воздушно-десантные войска плюс военно-транспортная авиация.
В ноябре 1988-го года десантников (106-ую Тульскую дивизию) уже высаживали в Баку, чтобы обеспечить порядок. Но тогда все обошлось достаточно спокойно. Люди
митинговали, но за оружие не брались. Под прикрытием десантников основная часть армии сумела покинуть Азербайджан. Остались те, кто не смог уехать. Теперь азербайджанцы вооружились.
В январе 1990-го года Горбачев вновь отправил в Баку войска – 76-ую Псковскую и 106-ую Тульскую ВДВ. Тульской командовал полковник А.И. Лебедь, которому еще предстояло стать знаменитым.

281

В ночь на 20-ое января десантники с трех сторон начали входить в город. Но за год в республике многое изменилось: десантники оказались во враждебном городе.
Войска пришли слишком поздно, чтобы остановить армянские погромы. В Азербайджане приняли ввод войск как шок, как вторжение иностранной армии, как оккупацию. Бакинская молодежь противостояла вводу войск. Солдаты прорывались через баррикады, через дороги, перегороженные грузовиками под огнем стрелкового оружия и градом камней. Десантники пустили в ход оружие.
“Задача была поставлена четкая: на огонь отвечать огнем, на боевую стрельбу –
стрельбой, - вспоминал генерал-полковник Ачалов. – Я дорожил своими людьми, а не жизнью тех бандитов, которые устраивали провокации”.
В ночном бою погибло около 200 человек. Можно сказать, что этот кровавый эпизод невероятно усилил стремление Азербайджана выйти из единого государства.
Фактически республика вышла из подчинения Москве.
20-го января председатель президиума Верховного Совета Азербайджана Эльмира Микяна кызы Кафарова (недавний руководитель местного комсомола) по радио выразила резкий протест против грубого нарушения суверенитета республики, поскольку азербайджанские власти не давали согласие на введение чрезвычайного положения.
- Вся ответственность за пролитую кровь ляжет на тех органах и тех должностных лицах СССР, которые принимали это решение и обеспечивали его непосредственное исполнение. Азербайджанский народ никому не простит трагической гибели своих дочерей и сыновей.
В ночь на 21-ое января собрался Верховный Совет Азербайджана. Он приостановил действие союзного указа об объявлении в Баку чрезвычайного положения и потребовал вывести войска из города. Действия Москвы были названы агрессией против суверенного Азербайджана, “а действия войск министерства обороны МВД и КГБ СССР признаны преступными”.
В кровопролитии обвинили Примакова, считая, что это именно он вызвал войска в Баку, и как старший по партийному званию руководил их действиями.
Александр Яковлев говорил:
- Он очень переживал, когда ему стали инкриминировать бакинские события. Все развивалось на моих глазах, читал его телеграммы. Он мне звонил из Баку, рассказывал, просил помочь. Он отказался категорически от координации действий силовых структур. Сказал, пусть это координирует министр обороны или КГБ. Он не профессионал и не
будет это делать.
Ночью 24-го января в Баку, где еще слышались выстрелы, собрали пленум азербайджанского ЦК. Его вел избранный вторым секретарем республиканского ЦК 
В.П. Полянский. Он был секретарем Оренбургского обкома, работал в аппарате ЦК в
Москве, 3 года провел главным партийным советником в Афганистане. Должность в Баку станет для него последней, в 1991-ом году Полянского убьют.
Абдул-Рахман Халил оглы Везирова, который начинал свою карьеру руководителем азербайджанского комсомола, освободили от должности первого секретаря ЦК – “за серьезные ошибки в работе, приведшие к кризисной ситуации в республике”. Его сменил Аяз Ниязович Муталибов, который был главой

282

республиканского правительства, а до этого председателем Госплана Азербайджана. Примакову пришлось выступать на пленуме с успокаивающей речью. Он вздохнул с облегчением, когда Горбачев разрешил ему вернуться в Москву.


* * *

Прибалтийские конфликты

Когда в СССР началась перестройка, исчез страх перед репрессиями, первой проснулась Прибалтика.
14-го июня 1987-го года движение “Хельсинки-86” провело в центре Риги, у памятника свободы, демонстрацию в память первой крупной депортации, устроенной НКВД в 1941-ом году. В надежде помешать демонстрации власти устроили велосипедные соревнования, которые должны были стартовать именно у памятника Свободы. Но велосипедисты никому не помешали. На Бастионной горке собралось около 10000 человек с красными и белыми цветами, символизирующими цвета флага независимой Латвии.
Туда были стянуты большие силы милиции. Но тронуть демонстрантов не решились. На следующий день второй секретарь ЦК Компартии Латвии – эту должность занимал человек, присланный из Москвы – выразил возмущение нерешительностью милиции. Но уже было поздно. 25-го марта 1988-го года латыши устроили первое шествие с цветами в память жертв послевоенных сталинских репрессий.
В апреле группа ученых отправила в главную партийную газету “Циня” открытое письмо с предложением создать в республике государственный комитет по охране среды. Письмо не напечатали, но его авторов пригласили к первому секретарю ЦК компартии Латвии Б.Н. Пуго. “Он сидел за столом, слегка ссутулившись, сцепил пальцы и слушал, - рассказывал один из участников беседы журналист Дайнис Иванс. – Не уверен, что он все понимал, ибо разговор велся на непривычном для него латышском языке. Не знаю, понял ли он, обрусевший латыш из России, наследник династии красной номенклатуры, что и почему хочет народ. Но Пуго согласился с нашими предложениями”.
Ранней осенью 1988-го года тот, кто ездил в Прибалтику, был потрясен тем, что увидел: Литва, Латвия и Эстония бурлили и требовали независимости, а в Москве никто этого не замечал. Прежде недовольство существовало как бы только на бытовом уровне и
проявлялось в заметной даже у флегматичных латышей недоброжелательности к приезжим. На самом деле массовый приезд отдыхающих и туристов в летний сезон в республики Прибалтики не соответствовал недовольству латышей. На самом деле это была лишь внешняя сторона процесса, имеющего глубокие корни. У памятника Свободы в
центре Риги с утра до вечера шли жаркие споры о будущем республики. Властителем дум стал Народный фронт, созданный интеллигенцией. Народный фронт сразу же стал добиваться республиканского суверенитета, права республики самой решать свои дела.
Латыши вспоминали свою историю. Против советской власти повернулись даже те люди, которые во время событий лета 1940-го года верили, что только Советский Союз и

283

его армия могут спасти Латвию от Гитлера. Когда 17-го июня 1940-го года Красная армия заняла республику, многие думали, что это кратковременная мера. Надеялись, что Латвия станет союзником СССР, но останется независимой. Однако через месяц парламент без
дебатов проголосовал за присоединение к Советскому Союзу. Почти сразу начались массовые репрессии и депортации.
Изменилось настроение даже правоверных латвийских коммунистов. Побывав в Советском Союзе, латыши поразились: люди в социалистическом государстве жили намного хуже, чем в Латвии. В чем же смысл социализма?
В довоенные годы русский эмигрант Андрей Седых выпустил книгу “Там, где была Россия”, описал путешествие в Ригу.
“Рига теперь латышский город, это чувствуется на каждом шагу, но русского здесь осталось бесконечно много, и к чести латвийского правительства надо сказать, что русский дух не особенно стараются искоренить.
Русский язык в Латвии пользуется такими же правами гражданства, как и латышский и немецкий. С телефонной барышней вы говорите по-русски, полицейский объяснит вам дорогу на чистейшем русском языке, в министерстве вам обязаны отвечать и по-русски... русская речь слышится на каждом шагу... А за каналом начинается Московский форштадт. Тут вы чувствуете себя совсем в России...
Колониальная лавка набита товаром. У дверей выставлены бочки с малосольными огурцами и копченым угрем, рижской селедкой. А за прилавком вы найдете лососину, которой гордится Рига, кильку, шпроты, водку, баранки, пряники...
Время к вечеру – не сходить ли попариться в баньку? Банька здесь же, в двух шагах, и не одна, а несколько. В баньке дадут гостю настоящую мочалку, кусок марсельского мыла и веник, а по желанию поставят пиявки или банки. А после баньки можно зайти в трактир – в “Якорь” или “Волгу” – закусить свежим огурчиком, выпить чаю с малиновым вареньем... так живут на Московском форштадте русские люди – отлично живут и не жалуются”.
Возвращение советских войск в 1944-ом году немалое число латышей восприняли как смену одного оккупационного режима другим. Репрессии возобновились. На сей раз удар наносился в основном по деревне. 25-го марта 1949-го года 43 тысячи латышей (огромная цифра для маленькой республики) выслали, их имущество экспроприировали. Республика лишилась людей, которые хотели и умели работать. В ходе сталинской коллективизации фактически было подорвано сельское хозяйство Латвии.
После войны в Латвии стала создаваться промышленность. Местной рабочей силы
в сельскохозяйственной республике, достаточно обезлюдившей, не было. Рабочих рук не хватало. Так создавалась крупная индустрия: на привозном сырье и на привозной рабочей силе. В результате доля нелатышского населения в республике резко увеличилась. Латышская и русская общины существовали как бы отдельно. Приезжие считали, что
Латвия такая же часть Советского Союза, как и другая любая область, поэтому нет смысла учить латышский язык и “вникать” в местные обычаи. Латыши злились, видя, как много в республике приезжих. В 1988-ом году о национальной проблеме заговорили открыто.
- Латыши находятся на грани вымирания, - утверждали радикально настроенные рижские ученые. – Уменьшается рождаемость. Огромное количество мигрантов не дает

284

латышскому народу воспроизводить себя биологически и духовно. Даже жилье и места в детских учреждениях достаются в первую очередь приезжим. Разве мы можем жить с мыслью о том, что мы последнее поколение исчезающего народа?
Заговорили о том, что исчезает латышский язык, а с ним и национальная культура.
- Границы употребления латышского языка настолько сузились, что в нем исчезла необходимость. Если школьники не учат свой язык, он принадлежит народу, путь которого лежит в никуда. Латвия раскололось по национальному признаку: на “коренных” и “некоренных” жителей. Латыши хотели остаться одни на своей земле. Не латыши, которых когда-то убедили переселиться в Латвию, ощущали себя лишними. За то, что когда-то совершил Сталин, отвечать пришлось совершенно невинным людям, волею судеб оказавшихся на территории Латвии.
Самая резкая оценка ситуации звучала на расширенном пленуме творческих союзов. Организовал пленум секретарь союза писателей Латвии поэт Янис Петорс, позднее посол Латвии в России. Писатели, художники, кинематографисты требовали отменить цензуру, исключить из Уголовного кодекса статьи, карающие за  “антисоветские высказывания”, и дать народам право свободно ездить за границу.
Б. Пуго пришел на пленум творческих союзов Латвии, сидел в президиуме. “Заметно было, - вспоминает одни из участников пленума, - как по-человечески неуютно он чувствовал себя, слушая русский перевод выступлений. Казалось, он слушает в наушниках не переводчика, а голос чужой галактики.
На этой встрече вступление советских войск в Латвию в июне 1940-го года впервые было названо оккупацией, а секретные протоколы, подписанные Молотовым и Риббентропом в 1939-ом году, преступлением, означавшим раздел Польши и Прибалтики между двумя державами. Это сказал известный в республике журналист и преподаватель истории КПСС Маврик Вульфсон. По словам участников пленума, речь Вульфсона была подобна взрыву в сознании, и вызвала мощный всплеск смелости”. Латыши говорили: если он, такой умный и осторожный, позволяет себе такое, то почему нельзя и нам?
Зал аплодировал. Партийные чиновники растерялись.
“Надо было видеть Пуго в тот момент, когда он услышал слово “оккупация”, - вспоминал Дейнис Иванс. – Пуго содрогнулся, бросив взгляд на трибуну, и о чем-то спросил своего соседа по президиуму. Потом лицо его побелело, и до конца речи он сидел, сжав руки, а взгляд его метался от стиснутых ладоней к чему-то невидимому и далекому”.
В перерыве подошел к Вульфсону и, покраснев от злости, тихим голосом сказал:
- Ты знаешь, что ты только что сделал? Ты убил советскую Латвию!
“Он был прав, - вспоминал позднее Вульфсон, который был избран народным депутатом СССР, - но в тот момент я этого не понимал”. Партийная власть еще казалась незыблемой, мысль о восстановлении независимости Латвии – несбыточной мечтой. 
Б. Пуго, который прежде был председателем республиканского КГБ, боялся и ждал репрессий. Мятежные интеллигенты ставили между собой вопрос так:
- Готово ли молодое поколение латышей выйти на улицу, даже зная, что их станет разгонять милиция?
И сами отвечали:

285

- Да, готова.
18-го июня в Риге собрался пленум республиканского ЦК. Воинственный мэр Риги Адьфред Рубикс пригрозил  с трибуны:
- Конечный результат может быть только одним. И это социализм, завоеванный кровью. Товарищи члены ЦК, я считаю, что если не будут приняты соответствующие меры, положение в городе скоро станет критическим. В средствах массовой информации  происходит что-то недоброе. Но я не хочу конфронтации!
На слова Рубикса откликнулся его бывший соратник первый секретарь Рижского горкома Арнольд Клауценс:
- В Адаже у нас стоят танки. Пусть будет конфронтация!
Рубикс самолюбивый городской человек, утверждал, что был в Риге популярнее самого Раймонда Паулса, композитора, известного всей стране. В апреле 1990-го года его избрали первым секретарем ЦК компартии Латвии. Альфред Петрович не понимал, что взялся за заведомо обреченное дело. Власть стремительно уходила из его рук. Хозяином в республике становился Народный фронт.
В Латвии на руководящей работе было два типа людей. Одних можно было назвать национал-коммунистами. Они как бы вынужденно подчинялись Москве. Вот почему многие партийные работники и даже сотрудники республиканского КГБ охотно присоединились к Народному фронту.
Другие преданно служили Москве, продолжая традиции латышских красных стрелков и не позволяя себе никаких сомнений. К таким людям принадлежал Борис Пуго и его выдвиженец Альфред Рубикс, которому суждено было стать последним руководителем компартии Латвии. Для них трактовка свержения советской власти в республике и ее выход из Советского Союза были личной трагедией. Они сами себе не могли признаться в том, что эти идеи поддерживало абсолютное большинство латышей. Ведь в таком случае выходило, что они пошли против собственного народа.
Борис Карлович пришелся по душе Горбачеву. На 50-летие Пуго в 1987-ом году Горбачев прилетел в Ригу и сам вручил ему орден Ленина. На следующий год  в сентябре 1988-го года забрал его в Москву – председателем комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Эту должность и раньше исполнял выходец из Латвии – престарелый Арвид Пельше. Пуго показался Горбачеву надежным человеком, который будет хранить чистоту партийных рядов, но при этом не наделает глупостей. Через год в сентябре 1989-го года Пуго избрали кандидатом в члены Политбюро.
Настроение Борису Карловичу портило то, что он возглавил высший карательный
орган партии, когда его власть быстро сходила на нет. Даже потери партбилета уже не так боялись, как прежде, когда это было равносильно катастрофе. КПК еще мог вызывать на заседание министров, требовать от них отчета, раздавать выговоры, но партийной власти уже не боялись.
Пуго перевели в Москву в сентябре 1988-го года, а в октябре в Латвии собрался первый съезд Народного фронта. Накануне в рижском Межатарке состоялась массовая манифестация, которая показала, что латыши против советской власти. Председателем Народного фронта избрали молодого, но ставшего очень популярным в республике журналиста Дастина Иванса.

286

Слово “выход из СССР” еще открыто не звучало, и никто не знал, как восстановить независимость Латвии. Но когда народные депутаты СССР, избранные из Латвии, уезжали на первый съезд в Москву, проводить их на железнодорожный вокзал собрались десятки
тысяч рижан с цветами. Они хотели свободы.
После первых свободных выборов в Верховный совет республики 4-го мая 1990-го года новые депутаты провозгласили независимость Латвии. Практических последствий это вроде бы не имело, никто Латвию отпускать не собирался. Но внутри республики советская власть рушилась буквально на глазах. Горбачев вовремя забрал Пуго из Риги. По крайней мере, Борис Карлович мог поздравить себя с тем, что не он отвечает за происходящее. Впрочем, вскоре ему пришлось вновь заняться латвийскими делами.
Накануне ноябрьской демонстрации 1990-го года Горбачев приказал министру внутренних дел В. Бакатину сделать так, чтобы не было никаких альтернативных демонстраций. Бакатин доложил, что запрещать демонстрации нельзя – нет у него такого права. Его ответ присутствовавшим не понравился. Председатель КГБ В. Крючков потребовал продемонстрировать силу.
- Вот и покажите. Кто хочет запрещать, пусть свой запрет сам и реализует. Милиция этим заниматься не будет.
Горбачев взорвался, обвинив Бакатина в трусости. После совещания Вадим Викторович подошел к Горбачеву и спросил:
- Кому сдавать дела?
Михаил Сергеевич, не глядя, ответил:
- Продолжай работать! Я скажу, когда сдавать.
Этот короткий диалог на совещании у президента был лишь эпизодом. Отставки Бакатина с поста МВД добивались руководители КГБ, а также лидеры компартии Украины, Белоруссии и особенно прибалтийских республик. Они требовали жестких мер против новой власти в республиках, а Бакатин исходил из того, что не надо портить отношения с Литвой, Латвией и Эстонией, потом легче будет с ними ладить.
1-го декабря Горбачев подписал указ об отставке Бакатина, пригласил его:
- Ну вот, как мы говорили с тобой, теперь время пришло. Тебе нужно уйти с этой работы.
Бакатин был к этому готов:
- Вы правы, Михаил Сергеевич, вы меня сюда поставили, вы вправе меня убирать. Если бы я был кадровым милиционером, я бы дошел до генерала, но эта отставка явилась крушением моей жизни. Я вас не устраиваю, вы можете меня убрать. Но это ошибка.
Горбачев не хотел развивать эту тему:
- Все. Вопрос решен.
Новым министром Горбачев в тот же день назначил Пуго, его первым заместителем – армейского генерала Б.В. Громова. Громов сопротивлялся этому
назначению – военные не любят переходить в МВД. Герой Советского Союза Громов после вывода войск их Афганистана командовал Киевским военным округом, рассчитывал на большее, но его заставили.
Пуго получил погоны генерал-полковника. Начал он работать в МВД не очень удачно. Подписал вместе с МО Д.Т. Язовым приказ о введении совместного

287

патрулирования городов милицией и военнослужащими. Приказ вызвал резкую критику в демократическом лагере, потому что воспринимался как предвестие попыток ввести в стране чрезвычайное положение. В феврале 1991-го года, когда в Москве собрался съезд
народных депутатов России, Пуго по указанию Горбачева ввел в столицу внутренние войска под предлогом предотвращения беспорядков. Это вызвало массовое возмущение москвичей. Войска поспешно вывели.
Пуго стал министром, когда работников торговли преследовали за то, что они скрывают товары от реализации и продают их спекулянтам. Еще существовала служба БХСС – борьбы с хищением социалистической собственности. Казалось, единственный способ наполнить прилавки – заставить продавцов не воровать. При Пуго в марте 1991-го года был принят закон “О советской милиции”.
Бакатин считал, что структуру МВД придется реально изменить. Раз республики получают самостоятельность, то и республиканскими министерствами больше нельзя командовать из Москвы. Союзное МВД берет на себя функции “внутреннего интерпола”, отвечает за транспортную милицию, за охрану атомных объектов, за подготовку высших кадров. Пуго занял другую позицию, Союзное министерство сохраняет полный контроль над всеми республиками и никому не позволит выйти из подчинения центральной власти.
7-го января 1991-го года по указу Ельцина впервые в России отмечалось Рождество. В ЦК КПСС демонстративно работали. В эти дни оперативники КГБ и МВД тайно вылетали в Вильнюс.
В Москву прилетел первый секретарь ЦК КП Литвы М. Бурокявичюс. В Литве уже были две компартии. Основную возглавлял А. Брозаускас, будущий президент республики. Другую, которая хранила верность Москве – Бурокявичюс.
Ни одного крупного литовского партийного работника Москве на свою сторону привлечь не удалось. М.М. Бурокявичюс в свое время дослужился до должности заведующего отделом Вильнюсского горкома, а с 1963-го года занимался историей партии, преподавал в педагогическом институте. В 1989-ом году его вернули на партийную работу, в июле 1990-го года – на XXVIII съезде его избрали членом Политбюро. Но важной фигурой он был только в Москве. В Литве за ним мало кто шел.
На бланке ЦК Бурокявичюс написал шестистраничное обращение к Горбачеву с просьбой ввести в Литве президентское правление. Бурокявичюса привели к 
В.И. Болдину, заведующему общим отделом ЦК КПСС и одновременно руководителю аппарата президента СССР.
Секретарь Болдина пунктуально записывал в специальный журнал всех, кто
приходил к их шефу или звонил ему.
8-го января 1991-го года его посетили:
11:43 – секретарь ЦК по военно-промышленному комплексу О. Бакланов.
11:45 – министр внутренних дел Б. Пуго.
11:53 – министр обороны Д. Язов и председатель КГБ В. Крючков.
12:07 – секретарь ЦК по оргвопросам О. Шенин.
12: 33- первый секретарь компартии Литвы М. Бурокявичюс.
Болдин, Бакланов, Пуго, Язов, Крючков, Шенин... Почти всех будущих ГКЧПистов Болдин собрал на Старой площади за 5 дней до кровопролития в Вильнюсе. Ровно 3 часа

288

продолжалась беседа с участием Бурокявичюса.
Шенин ушел раньше, но вернулся поздно вечером. Крючков и Язов тоже ушли. Крючков потом дважды звонил Болдину и в половине 10:00 вечера опять приехал к нему.
И Язов перезванивал. О. Бакланов и Б. Пуго просидели у Болдина весь день до 8:00 вечера. Потом Пуго уехал к себе и в 9:30 вечера еще перезвонил Болдину. Бакланов поздно вечером опять пришел к Болдину и просидел у него еще три часа. Эти люди буквально не могли расстаться друг с другом.
Парламент Литвы провозгласил независимость республики. Москве стало ясно, что остановить этот процесс можно только силой. Для проведения военно-политической операции в Литве необходимо было согласие Горбачева. Появление Бурокявичюса должно было подкрепить аргументы Крючкова, Пуго и других: “Партия просит поддержки!” Немногочисленная партия  ортодоксов просила огня.
- Это было безвластие, - говорил журналистам Н. Рыжков. – Горбачев власть уже потерял, Ельцин ее еще не приобрел. Один выход был у Горбачева, но он не пошел на него. Струсил. Помните, Войцех Ярузельский в декабре 1981-го года ввел в Польше военное положение. Он пошел на решительные меры и сохранил Польшу. Так можно было и у нас.
Николай Иванович не уточнил, от чего Ярузельский спас Польшу. А сам генерал много раз объяснял, что у них не было выбора: или он введет военное положение, или страну оккупируют советские войска. И добавил: “В 1981-ом году мы добились военной победы, но потерпели политическое поражение! Через несколько лет социализм в Польше рухнул”.
Указ о введении президентского правления в Литве Горбачев не подписал, но события в Вильнюсе все равно начались.
Через два дня после длительных переговоров в кабинете Болдина, московские газеты сообщили о создании в Литве комитета национального спасения, который “решил взять власть в свои руки”. Состав комитета держали в тайне, от его имени выступал секретарь ЦК компартии Литвы Юозас Ермалавичюс.
Специальная группа КГБ и ВДВ уже были отправлены в Литву, а корреспондент “Правды” с возмущением передавал из Вильнюса, что в городе распространяются провокационные “слухи о десантниках и переодетых военных, о приготовлении к перевороту”.
11-го января внутренние войска захватили Дом печати, международную телефонную станцию и другие важные здания в Вильнюсе и Каунасе. В ночь с 12-го на
13-ое января в Вильнюсе была проведена чекистско-войсковая операция – сотрудники отряда “Альфа” 7-го управления КГБ, подразделение ВДВ и ОМОН захватили телевизионную башню и радиостанцию. Погибли 13 человек.
Министр внутренних дел Литвы, пытавшийся остановить кровопролитие, не мог
дозвониться до Пуго. Он сумел соединиться только с Бакатиным. Вадим Викторович позвонил Горбачеву на дачу. Михаил Сергеевич сказал, что Крючков ему уже все доложил, и отругал Бакатина за то, что он преувеличивает и напрасно нервничает. Погибли 1-2 человека, говорить не о чем...
Страна возмутилась: пускать в ход армию против безоружных людей – это позор!

289

Председатель КГБ Крючков, министр обороны Язов и министр внутренних дел Пуго в один голос заявили, что они тут ни при чем. Это местная инициатива – “начальник гарнизона приказал...”
Все ждали, как себя поведет Горбачев? Поедет в Вильнюс? Выразит соболезнование? Отмежуется от исполнителей? Накажет виновных? Или скажет: “Все правильно”? Горбачев не сделал ни того, ни другого. Он заявил в парламенте, что все произошедшее для него полная неожиданность. И тут же предложил приостановить действие закона о печати, взять под контроль средства массовой информации – ему не понравилось, как пишут о ситуации в Прибалтике. Вместо него в Прибалтику сразу отправили Б. Ельцина. Для интеллигенции это был символический жест, и тогда говорили: “Горбачев опозорил честь России, а Ельцин ее спас”.  В интервью американской телекомпании “Эй-би-си” Ельцин сказал о Горбачеве: “Либо он встанет на путь переговоров с Литвой, откажется от своей попытки установить диктатуру и сосредоточить абсолютную власть в одних руках – а все идет к этому – либо он должен уйти в отставку, распустить Верховный Совет и Съезд народных депутатов СССР. Если Горбачев попытается добиться диктаторских полномочий, Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан отделятся от СССР и создадут свой собственный союз”.
По указанию Ельцина глава российского правительства Иван Степанович Силаев подписал с Литвой большое соглашение. Делегация Верховных Советов Литвы и России начала переговоры о взаимном признании. Горбачев пытался помешать, притормозить движение республик к независимости, но остановить этот процесс было невозможно.
Вслед за Литвой навести порядок силой предполагалось и в Латвии. Первым секретарем ЦК там стал А. Рубикс. Латвийский ЦК взял на вооружение стратегию напряженности: вызвать в республике кризис, спровоцировать кровопролитие, дать повод для применения военной силы и отстранения от власти Верховного Совета и правительства Латвии.
6-го декабря 1990-го года члены президиума Вселатвийского комитета общественного спасения во главе с Рубиксом подписали обращение к президенту Горбачеву с просьбой ввести президентское правление. Это был такой же комитет, как и тот, что в январе 1991-го года попытался свергнуть законную власть в Литве – мифическая надстройка, призванная замаскировать компартию.
На пленуме ЦК было решено, что комитет должен взять власть в Латвии. Но это решение не было осуществлено, потому Горбачев не санкционировал применение силы. А без его разрешения у них ничего не получилось. В распоряжении ЦК оставался только
рижский ОМОН.
3-го октября 1988-го года появился секретный приказ министра внутренних дел СССР “О создании отряда милиции особого назначения”. Рижский ОМОН был сформирован приказом министра внутренних дел Латвии 1-го декабря 1988-го года.
Численность – 148 человек, из них 20 офицеров. Отряды милиции особого назначения, которые создавались для борьбы с новыми видами преступности и для разгона  не санкционированных демонстраций массовых беспорядков, привлекали молодых людей привилегированным положением, свободой, которой не было в других подразделениях милиции.

290

Главная проблема рижского ОМОНа состояла в том, что вскоре после его создания фактически перестала существовать Латвийская Советская Социалистическая республика. Милиция раскололась на тех, кто признал декларацию независимости, и тех, кто
продолжал считать республику частью СССР. В рижской милиции латышей было мало, примерно пятая часть. Рига вообще была наполовину русским городом, а уж в милицию вербовали демобилизованных солдат из всего Советского Союза.
Рижский ОМОН не сразу нашел свое место в политической борьбе. 15-го мая
1990-го года омоновцы дубинками разогнали офицеров штаба Прибалтийского военного округа и переодетых в штатское курсантов военных училищ, которые протестовали против новой власти и пытались захватить здание парламента.
Министр внутренних дел Латвии Возица запретил милиционерам из ОМОНа подрабатывать в охранном кооперативе “Викинг”, где они получали большие деньги. Министр Возица после того как приходил на базу к омоновцам, писал: “Личный состав напоминал не столько военное подразделение, сколько что-то вроде банды батька Махно, как ее называют в советских фильмах. Омоновцы сидели в вольных позах, многие из них держали в руках автоматы. Когда я вошел в зал, несколько человек встали у входных дверей, как бы давая понять, что я могу и не выйти отсюда”.
6-го июня 1990-го года министр Возице своим приказом деполитизировал органы внутренних дел, ликвидировал политотделы и партийные организации. В ответ ОМОН заявил, что будет подчиняться только Москве. Союзный министр внутренних дел Б. Пуго охотно с этим согласился.
2-го октября 1990-го года рижский ОМОН был передан в подчинение 42-ой дивизии внутренних войск МВД СССР, дислоцированной в Прибалтике. Приказы из Москвы омоновцам передавал подполковник Н. Гончаренко, снятый с должности заместителя начальника рижской милиции и назначенный Б. Пуго координатором действий ОМОНа внутренних войск и органов внутренних дел в Прибалтике. После
1991-го года Гончаренко нашел убежище в Приднестровье, где под другой фамилией был назначен заместителем министра внутренних дел непризнанной Приднестровской Молдавской республики. Еще один рижский милиционер, бывший заместитель начальника отдела в угрозыске, и тоже под другой фамилией – стал там милиционером безопасности. В Приднестровье бежала большая группа рижских омоновцев, которым там выдали новые документы. Осенью 1993-го года они с оружием в руках приехали в Москву, чтобы воевать против Ельцина.
Год с небольшим – от провозглашения независимости Латвии до ее признания
Москвой – ОМОН был в каком-то смысле хозяином Риги. Его использовали для психологического террора против новой власти. Именно омоновцы стали для латышей олицетворением политики Москвы. Омоновцы катались по городу, задерживали “подозрительных”, без суда и следствия разбирались с “виновными”, гоняли торговцев
спиртным, врывались в рестораны, иногда стреляли, куражились. Никому они не подчинялись.
Бывший сотрудник ОМОН Г. Глазов рассказывал на пресс-конференции:
- Командир отряда Млынник готовил бойцов к тому, чтобы покончить с фашизмом в Латвии и поставить здесь наместника президента СССР. По отряду ходили слухи, что

291

нас оплачивает партия Рубикса...
Они казались себе героями-одиночками, которые сражаются против сепаратистов и предателей. Дурную услугу оказал им тележурналист А. Невзоров, который снимал, как
омоновцы гоняли безоружных латвийских таможенников, и внушал омоновцам, что они герои. В реальности жизнь у них была несладкой. Они чувствовали, что их ненавидят, и обосновались на базе, вокруг которой строили дзоты, баррикады из мешков с песком. Ждали нападения, но никто на них не нападал.
20-го января 1991-го года омоновцы захватили здание республиканского МВД. В перестрелке были убиты два милиционера, двое журналистов и один школьник, несколько человек ранены. Омоновцы взяли в заложники заместителя министра внутренних дел генерала З. Индрикова. Потом появились два армейских бронетранспортера, на которых омоновцы уехали сначала в ЦК, а потом на свою базу. Пуго, как обычно, заявил, что ему ничего не известно...
Когда августовский путч в Москве провалился, омоновцам пришлось бежать из Латвии.


* * *

События в Новом Узене или Новоузенская резня 1989-го года.

Событие в Новом Узене началось 16-го июня 1989-го года. Как огромный сель начинается с движения крохотного камешка, так и тут все началось с маленькой бытовой драмы. Поздно вечером у танцплощадки в Новом Узене завязалась потасовка между молодыми ребятами казахской и лезгинской национальности.
Суть конфликта была в следующем. Парень лезгин пригласил казахскую девушку на танец, а та ответила ему отказом. Возможно, не совсем вежливо, так, по крайнее мере, решил кавказец, и дал девушке пощечину. И тут же сам получил удар по лицу от стоявшего рядом парня-казаха. Уже через 10 минут драка стала массовой и сразу же приобрела межнациональный характер.
Местная милиция отреагировала, приняла необходимые меры для прекращения драки, и инцидент, казалось, был исчерпан. Однако той же ночью по всему городу стали формироваться группировки по национальному признаку, затем произошли потасовки и между ними. Дальше остановить события местным органам правопорядка оказалось не под силу.
Уже с утра 17-го июня весь город был охвачен волнениями. Драки шли на всех
улицах города. И очень скоро беспорядки перекинулись на ближайшие районы.
В общей сложности за весь период стычек непосредственное участие в них
приняли около 30 тысяч человек.
Все республиканские СМИ стали акцентировать внимание только на негативных сторонах выступления новоузенцев, не пытаясь понять, что толкнуло народ на такой шаг. То есть писали однобоко, скрывая правду.

292

Первые же сообщения агентства “КазТАГ” за 17-18-ое июня возмутили жителей Нового Узеня. Собравшаяся на следующий день тысячная толпа в центре города потребовала от местной власти наладить связь Нового Узеня с внешним миром и опубликовать в СМИ правдивую информацию.
Из-за продолжающихся беспорядков многие жители города, особенно женщины и дети, покинули город Новый Узень. В Махачкалу и Грозный уехало более 600 человек.
В ночь с 20-го на 21-ое июня перед административным зданием поселка Жетыбай собралось около 500 человек. Они двинулись к отделению милиции с требованием выслать всех кавказцев из поселка и закрыть кооперативные точки. Местная власть
потребовала от людей прекращения хулиганства. И только к 5-ти часам утра удалось навести порядок.
Примерно в это же время в соседнем поселке Мунайсим среди молодежи казахской и кавказской национальности произошла драка. В ней приняло участие с обеих сторон около 400 человек. Два человека получили огнестрельное ранение, четыре человека подверглись аресту. Некоторое время спустя в различных местах вновь начали собираться группировки.
Бунт сочетал в себе элементы сильного социального недовольства, разгула хулиганства, молодежного мятежа, антисоветской пропаганды и межобщественных столкновений, направленных в первую очередь против выходцев с Кавказа. Точное количество погибших неизвестно (называются цифры от 4 до 200 человек) Архивы восстания были частично уничтожены, частично засекречены. Бунт был подавлен отрядами спецназа.
19-го июня Верховный Совет Казахской ССР ввел в городе комендантский час. Для подавления столкновений были задействованы бронетранспортеры, танки, боевые вертолеты и другая военная техника. Только на четвертый день удалось подавить волнения.


* * *

Ферганская резня 1989-го года

В конце мая 1989-го года в Ферганской области обострилась обстановка. Несколько столкновений между лицами узбекской и турецкой национальности произошли в городе Кувасае. С 25-го по 25-ое мая в различных регионах области произошли групповые нападения на турок месхетинцев. В ходе столкновений пострадало 58 человек.
С утра 3-го июня группы агрессивно настроенных молодых людей узбекской национальности в городе Фергане и Маргилан, поселке городского типа Ташлак и
Комсомольский завязали ссоры и драки с турками месхетинцами. К вечеру толпы экстремистов численностью 300-400 человек (большинство в состоянии опьянения) учинили погромы и поджоги домов в городе Маргилане.
С утра 4-го июня многочисленные группы экстремистов вооруженных ножами,

293

топорами, металлическими прутьями и другими предметами буквально штурмовали места
проживания турок, административные помещения, где они укрылись от расправы. Вновь были учинены погромы и поджоги. Резко ухудшилась обстановка в Фергане, Ташлаке, Ахун-Бабаевске.
В ходе пресечения противоправных действий пострадало 83 военнослужащих, из них 20 человек госпитализировано, в том числе с огнестрельными ранениями. Свыше 100 военнослужащих получили различные травмы и ушибы, но остались в строю.
У узбекских бандитов в Фергане были лозунги: “Узбекистан – узбекам”. Душим турок, душим русских”, “Да здравствует исламское знамя, мусульманская вера”. Бандитам кем-то раздавались бесплатно спиртные напитки (хотя пьянство запрещается исламом, но в данном случае были “все средства хороши”), многие экстремисты были явно под воздействием наркотиков.


* * *

Ошные события 1990-го года в Киргизии

В 1990-ом году в Киргизии произошел крупный межэтнический конфликт между киргизами и узбеками, получивший название Ошский.
Юг Киргизии (Ошская, Джалал-Абадская и Батканская области) занимали юго-
западную части Ферганской долины. Здесь все время существовал тугой узел самых разных проблем, противоречий и конфликтов, потенциальными источниками которых являлись неразвитость экономической инфраструктуры, ограниченность земельных и водных ресурсов, массовая безработица.
Ферганская долина была разделена между Киргизией, Таджикистаном и Узбекистаном. Издавна равные участки Ферганской долины занимали оседлые
земледельцы (главным образом узбеки), а в горах и предгорьях в аулах жили киргизы - конники-скотоводы, оседлые земледельцы – основатели целого ряда городов, в том числе Оша и Узеня. Исторически сложилось так, что киргизов, живущих в этих городах, было совсем немного. С середины 60-ых годов киргизы стали переселяться из горных аулов на равнину и заселять города и сельскую местность вокруг городов. И в конце 1980-ых годов в городах Оша и Узене узбеки значительно превосходили киргизов по численности.
Всю весну в столице Киргизии шли митинги киргизской молодежи, требующей земли. В пригородах столицы не прекращались попытки самозахвата земельных участков.
В мае группа узбекских аксакалов из Джалал-Абадской области обратилась к руководству СССР (председателю совета национальностей Верховного Совета СССР   
Р. Кишанову, первому секретарю Компартии Киргизии А. Масолиеву и др.) с требованием предоставить автономию узбекскому населению юга Киргизии. В обращении указывалось, что коренным населением области фактически являются узбеки,
численность которых в районе составляет порядка 560 тысяч человек: в Ошской области в зоне компактного проживания узбекское население составляет более 50%.

294

Среди узбеков недовольство дополняется тем, что подавляющее большинство руководящих кадров составляли лица киргизской национальности. На митинге киргизов, который состоялся в Оше 27-го мая, его участники фактически хлопковых полей колхоза
имени Ленина, в котором работали в основном узбеки, эти требования государственными чиновниками были удовлетворены.
В узбекской общине это решение восприняли как оскорбление. Узбеки собрали собственный митинг, на котором также выдвинули требование властям: создание узбекской автономии и предоставление узбекскому языку государственного статуса.
Те из узбеков, кто сдавал киргизам жилье в Оше, стали массово избавляться от квартир. Это только способствовало разжиганию конфликта, тем более что выселенные из квартир люди (а таких, по некоторым данным, оказалось более 1,5 тысяч) также присоединились к требованиям передать участки под застройку.
31-го мая власти признали, что решение о передаче 32 гектаров колхозных земель было незаконным. Однако на развитие ситуации это повлиять уже не могло: с обеих сторон проходили многочисленные митинги.
4-го июня для решения спорных вопросов колхоза сошлись около 1,5 тысяч киргизов и более 10 тысяч узбеков. Противостоявшие митинги разделяла только редкая цепь сотрудников милиции, вооруженных автоматами. Из толпы их стали забрасывать камнями и бутылками, были попытки прорвать оцепление. В итоге сотрудники милиции открыли огонь на поражение. Разозленные толпы двинулись разными путями в город, поджигая машины и избивая представителей “враждебной”  национальности, попадавшихся на пути. Группа из нескольких десятков человек пошла на здание Ошского
ГОВД. Милиция снова применила оружие против нападающих, и отбыла.
После этого в Оше начались массовые погромы, поджоги и убийства узбеков. Беспорядки охватили город Узень и сельские районы, большинство населения которых составляли киргизы. Наиболее ожесточенный характер приняли столкновения в Узене –
районном центре, который также являлся местом компактного проживания узбеков. С утра 5-го июня там начались массовые драки между киргизами и узбеками, причем
перевес был на стороне последних. За несколько часов сотни киргизов были избиты, представители киргизского общества стали покидать город. Однако уже к полудню в город стали прибывать организованные вооруженные группы киргизов из близлежащих сел. Они стали организаторами и участниками многочисленных погромов, поджогов, грабежей и убийств.
На помощь узбекской стороне прибыли группы поддержки из соседних Намангальской, Ферганской и Андижанской областей Узбекской ССР.
6-го июня 1990-го года в охваченные волнениями населенные пункты были введены части Советской армии, которым удалось овладеть ситуацией. Поход вооруженных узбеков из городов Наманган и Андижан в Ош был остановлен в нескольких десятках километров от города.
По данным МВД Киргизской ССР и МВФ бывшего СССР в ходе массовых беспорядков 1990-го года погибли 305 человек, пострадал 1371 человек, в том числе 1071
человек были госпитализированы, сожжено 573 дома, в том числе 74 госучреждения, 89 автомашин, совершено 426 разбоев и грабежей.

295

В Постановлении Совета Национальностей Верховного Совета СССР от 26-го сентября 1990-го года “О событиях в Ошской области Киргизской ССР”, принятом по итогам работы депутатской группы, указывалось, что “события в Ошской области
Киргизской ССР явились следствием крупных просчетов в национальной и кадровой политике, запущенности воспитательной работы среди населения, нерешенности острых экономических и социальных проблем, многочисленных фактах нарушения социальной справедливости”. Первые руководители Киргизской ССР, а также области не извлекли уроков из ранее имевших место в республике межнациональных столкновений, проявили беспечность и недальновидность в оценке ситуации об активизации националистических элементов и назревании конфликта, не приняли мер для его предотвращения.


* * *

Погром евреев и армян в Андижане

Погром евреев и армян в Андижане – событие, произошедшее 2-го мая 1990-го года.
Во время погрома сгорели 32 квартиры (13 домов были сожжены), принадлежавшие евреям. Погромщики заявили, что пока только грабят, потом будут и убивать. Несколько женщин подверглись сексуальному насилию.
Погром произошел в день, когда должен был состояться футбольный матч между “Спартак” (Андижан) и “Пахтакор” (Ташкент). Однако футболисты “Пахтакора” по неизвестным причинам в Андижан не прибыли. В 16:00 президент клуба “Спартак” 
Ш. Исаков попытался объяснить причины срыва матча, и предложил собравшимся 
провести тираж лотереи, в котором главным призом была автомашина “ВАЗ-2106”.
В ответ болельщики выбежали на поле, стали бросать бутылки и камни в членов лотерейной комиссии, пытались линчевать администрацию стадиона.
Далее толпа вышла на улицы города и произвела беспорядки: жгла магазины, дома, автомашины и т.д.
Пострадали 32 квартиры богатых евреев и богатых армян. Толпа спалила дотла будку по продаже газированной воды, в которой работали армяне, и будку, в которой работал сапожник-еврей.
Некоторые провокаторы кричали: “Убивайте русских, евреев и армян! Узбекская земля узбекам! Убивайте белоухих гяуров!” Пострадали дома и русских.
За медицинской помощью обратилось 44 человека, 13 были госпитализированы. Двое находились в тяжелом состоянии.
Во время погрома ГОВД и УВД не отвечали, опорные пункты милиции и линейного отделения милиции были пусты, ни один работник милиции не появился на
улицах. Власть бездействовала с 10:00 2-го мая до 2:00 3-го мая, когда, наконец, появилась милиция.
На следующий день после погрома на собрании жителей города был создан

296

общественный комитет по защите прав русскоязычного населения Андижана. В его состав вошли 25 человек. Сопредседателями комитета единогласно были избраны осетин 
Г. Асиянов, бухарский еврей Н. Алышоев, русский Н. Константинов и армянин 
Г. Машуров.
В 1989-1994-ом годах в Израиль из Андижана выехало 1795 евреев.


* * *

Поход на Гагаузию

В октябре 1990-го года после провозглашения правительством Молдавской СССР
курса на установление собственной государственности и вытеснения русского языка из всех сфер общественной жизни, в Гагаузии, населенной преимущественно гагаузами, болгарами, украинцами и русскими, были объявлены выборы в Верховный Совет Гагаузии. Премьер-министр Молдавии Мирча Друк 25-го октября с целью сорвать выборы направил в Комрат автобусы с националистами (по гагаузским источникам 50 тысяч) в сопровождении отрядов милиции.
В Гагаузии началась мобилизация. Жители гагаузских сел, вооружаясь арматурой и другими подручными средствами, выходили на оборону своих поселений.
Население Приднестровья поддержало гагаузов, и в Гагаузию 26-27-го октября были посланы рабочие дружины на нескольких десятках автобусов. Автоколонна проследовала через территорию Одесской области и прибыла сначала в Чадыр-Лунгу, оставив там часть приднестровцев, направилась в Комрат.
Над Молдавией нависла угроза гражданской войны. В ночь с 29-го на 30-ое
октября часть приднестровцев вернулась домой в обмен на отвод от Комрата такой же части националистов-добровольцев под руководством Друка.
31-го октября 1990-го года состоялась организационная сессия Верховного Совета Гагаузской Республики. Председателем Верховного Совета был избран С. М. Топал, заместителем М.В. Кондичелян.
Эти события положили начало формированию современной гагаузской государственности, которая с 1990-го по 1994-ый годы существовала в форме непризнанной Республики Гагаузия, а с 1994-го года существует в форме особого административно-государственного образования.


* * *

Приднестровский конфликт

Отправной точкой возникновения приднепровского конфликта между Кишиневом
и Тирасполем явилась разработка в начале 1989-го года Верховным Советом (ВС) МССР

297

законопроектов “О государственном языке” и “О функционировании языков на территории МССР”. В качестве единственного государственного языка признавался не молдавский на основе кириллицы, а румынский. Русскому была отведена лишь роль языка
межнационального общения. Это решение сопровождалось шумной кампанией румынизации общественно-политической и культурной жизни, резко обострило национальный вопрос и вызвало рост межэтнических противоречий в республике. Весьма болезненно оно было воспринято в наиболее развитом в промышленном отношении по сравнению с остальной Молдавией промышленном регионе – Приднестровье, большинство жителей которого в силу исторических причин являлось русскоязычным. Представлявшие ВС МССР приднестровские депутаты выступили с инициативой введения двух государственных языков, сохранение кириллической графики и проведение обязательного референдума по упомянутым законопроектам, но она была
отвергнута националистически настроенным большинством. В итоге 31-го августа 1989-го года эти два документа были приняты, а сама дата провозглашена национальным праздником – Днем языка.
Действия Кишинева Приднестровье расценило как законодательное ущемление равенства граждан всех национальностей, проживающих в МССР. В городах региона прошли массовые акции протеста.
На такой волне приднестровские депутаты в ВС МССР были вынуждены инициировать проработку вопроса об автономизации региона в составе единой Молдавии с последующим проведением референдума. Этот вопрос хотя и был включен в повестку дня очередной сессии ВС МССР, но его обсуждение усилиями националистов оказалось по существу заблокировано. Одновременно румынский триколор был объявлен государственным флагом республики, а ее название изменилось на ССР Молдова (ССРМ). В отношении приднестровской группы депутатов ВС был применен мощный
психологический прессинг и физическое насилие. Тем не менее, приднестровцы продолжали активно работать в парламенте и выступать против роста националистических проявлений вплоть до принятия 23-го июня 1990-го года ВС СССР декларации о суверенитете, что положило начало процессу выхода республики из состава СССР.
Весь ход таких событий способствовал созреванию идеи создания в Приднестровье самостоятельного государства. Если 2-го июня 1990-го года прошедший в Приднестровье первый съезд депутатов всех уровней высказался только за автономный статус региона, то спустя ровно три месяца на втором стихийном съезде было уже провозглашено создание Приднестровской ССР.
Одновременно шел процесс автономизации и другого региона Молдавии – Гагаузии, население которой выступало против поднявшейся волны молдавско-румынского национализма, за провозглашение культурной автономии. В октябре 1990-го года в Гагаузии были объявлены выборы в местный Верховный Совет. Кишинев попытался воспрепятствовать их проведению, направив иуда полицию и добровольцев из числа радикальных националистов Народного фронта. Кровопролития удалось избежать только благодаря вводу в регион по просьбе гагаузского руководства спецподразделения
МВД СССР. События в Гагаузии резко обострили внутриполитическую ситуацию и

298

ускорили процесс размежевания Приднестровья с остальной Молдавией, что привело к первым жертвам среди мирного населения. 2-го ноября 1990-го года возле города Дубоссары в ходе операции молдавской полиции трое приднестровцев были убиты,
шестнадцать ранены. 27-го августа 1991-го года в Кишиневе принимается Декларация о независимости Республики Молдова (РМ). В ответ на это Верховный Совет Приднестровья вскоре провозглашает Приднестровскую Молдавскую республику (ПМР) и утверждает решение о переводе в свое подчинение всех государственных органов Левобережья. 1-го декабря 1991-го года в регионе проходят президентские выборы и референдум о независимости ПМР от РМ.
Кишинев, признав действия приднестровцев незаконными и отказавшись от политических средств урегулирования создавшейся ситуации, стал на путь силового решения проблем с Тирасполем. Именно тогда для наведения страха среди жителей
Приднестровья спецслужбы Молдавии и Румынии создают отряды боевиков из числа националистов. Одной из наиболее активных среди них стала диверсионная группа “Бужор” во главе с небезызвестным Илашку, который со своими подельниками “отличился” особой жестокостью.
Очаговые столкновения в марте 1992-го года к лету того же года постепенно переросли в крупномасштабный вооруженный конфликт на берегах Днестра. В отношении Приднестровья применялись все арсеналы молдавской армии. Фактически это была подлинная агрессия против региона, которая привела к гибели сотен людей. Боевые действия велись в непосредственной близости от воинских частей бывшей 14-ой армии, которая была расквартирована в приднестровском регионе. Ее военнослужащие подвергались провокациям путем захвата заложников и оружия. Несмотря на это и многочисленные обращения мирных граждан, 14-ая армия сохраняла нейтралитет. Когда же конфликт приобрел угрожающий характер, и его эскалация достигла апогея,
командование армии по просьбе молдавского президента М. Снегура приняло решение вмешаться и развести воюющие стороны, чтобы положить конец кровопролитию.
В результате 21-го июля 1992-го года в Москве президентами России и Молдавии в присутствии руководителя Приднестровья было подписано Соглашение о принципах мирного урегулирования вооруженного конфликта в Приднестровском регионе Республики Молдова.


* * *

Декабрьские события в Казахстане

Перестройка бы не состоялась, если бы у Горбачева не нашлись единомышленники, как правило – молодые республиканские руководители, жаждавшие перемен и в жизни общества, и в собственной судьбе.
Пока существовал Советский Союз, в ведении республиканского правительства оставалось немного – легкая, пищевая и местная промышленность. И на каждом шагу полагалось спрашивать разрешения у союзных министров. Главе республиканского
299

правительства шел из Москвы поток указаний, директив и требований союзных ведомств. Скажем, 95% предприятий на территории Казахстана управлялись напрямую из центра.
Молодого председателя Совета министров Казахстана Н.А. Назарбаева возмутило, что при утверждении республиканского бюджета в Москве приходилось угощать и одаривать руководителей союзного Госплана и Министерства финансов.
“В здании Госплана СССР на проспекте К. Маркса проводились дни национальных кухонь: кавказской, среднеазиатской... Обильные угощения сопровождались национальными танцами и плясками, организуемые на первом госплановском этаже. Так сказать, не просто плясками.
Подношения и угощения оставляли в ячейках у входа, а тем, кому это предназначалось, звонили по телефону”.
Многие казахи были недовольны тем, что Москва рассматривает Казахстан как гигантскую кладовую полезных ископаемых и черпает из нее, мало заботясь о социальном
развитии республики. Казахстан давал треть всей добываемой в Советском Союзе меди, 70% цинка, 50% свинца, 90% титана, магния и желтого фосфора, почти весь хром. Почему за бесценное сырье республике  платили  копейки, возмущался Назарбаев, почему не разрешают развивать собственную промышленность?
В феврале 1986-го года на XXVI съезде компартии республики в Алма-Ате Назарбаев неожиданно подверг жесткой критике то, что происходит в республике – от приписок и невыполнения пятилетки до несправедливости по раздаче квартир. Он пошел ва-банк. Рассказал о растратах и хищениях в сельском хозяйстве, о том, что большие начальники за казенный счет строят себе особняки.
Партийной машиной республики управлял член Политбюро и первый секретарь ЦК Казахстана Д.А. Кунаев. Отправляясь в Москву на XXVII съезд КПСС, Кунаев полагал, что это его последний съезд. Однако Горбачев не расстался с Кунаевым.
- У меня была большая группа высших секретарей ЦК, - говорил ему Горбачев. – Они считают, что вы допускаете много ошибок, просчетов. И я думаю, что наш разговор
надо продолжить на заседании Политбюро с приглашением всех членов бюро ЦК компартии Казахстана.
- Нет, не надо, - сказал Кунаев. – Буду уходить.
Возник вопрос о возможном преемнике. Кунаев сказал:
- Михаил Сергеевич, сейчас некого ставить, тем более из местных казаков. В этой сложной ситуации на посту первого секретаря должен быть русский.
Первым секретарем Москва назначила Г.В. Колбина. Он работал первым
секретарем Ульяновского обкома партии, имел опыт работы в Грузии. Для него это было большое повышение, его ждало место в Политбюро.
Но назначение варяга вместо коренного жителя, русского вместо казаха спровоцировало волнения в Алма-Ате. Пожалуй, это был первый конфликт времен перестройки. Вырвалось долго копившееся в республике раздражение, рождавшееся пренебрежением со стороны центральной власти.
16-го декабря 1986-го года созвали пленум ЦК компартии Казахстана. Он продолжался всего 18 минут. Никто из членов ЦК ничего не спросил, не удивился. Никому их чиновников и в голову не пришло предложить иную кандидатуру. Горбачев

300

провозгласил политику перестройки, но решение Политбюро в партийном аппарате пока еще не подвергалось сомнению.
Назначением никому неизвестного в республике человека возмутились столичные студенты. На следующий день пленума ЦК, 17-го декабря, тысячи людей вышли на улицы Алма-Аты, требуя поставить во главе Казахстана политика-казаха. Они шли по улицам с лозунгами: “Каждому народу – своего руководителя!”, “Хватит диктовать!”, “Нам нужен руководитель-казах!”. Молодежь несла и такие транспаранты: “Давайте русского из Казахстана!”, “Перестройка есть, демократии нет”, “Да здравствует ленинская национальная политика!”
Г. Колбин еще принимал поздравления и осваивался в новом кабинете, когда выяснилось, что в городе происходит что-то невиданное. Кунаеву, теперь уже пенсионеру, домой позвонил растерянный второй секретарь ЦК Казахстана О.С. Мирошихин (он всю жизнь проработал в Казахстане):
- На площади собралась группа молодежи. Она требует отменить решение Пленума ЦК. Было бы хорошо вам выступить перед собравшимися, и объяснить суть дела.
Кунаев около одиннадцати приехал в ЦК. Но к людям не вышел. Уверял позднее, что его не пустили на площадь, два часа он  напрасно прождал в приемной первого секретаря, а около часа ему сказали:
- Вы свободны, отдыхайте, мы сами примем меры и наведем порядок.
Члены бюро ЦК говорили, что бывший руководитель республики сам не хотел выйти к людям, хотя его появление могло бы изменить настроение собравшихся. Геннадий Васильевич, охваченный гневом, обвинял местных руководителей: вы эту кашу заварили, вы ее и расхлебывайте.
С Кунаевым по телефону беседовал пораженный массовыми демонстрациями Горбачев. М.С. Горбачев выяснял, что случилось в республике. Такого еще не происходило: советский народ вышел из подчинения. И что делать в этой ситуации: мятеж вспыхнул не в маленьком городке, где все можно уладить, а в столице союзной
республики, где все на виду.
Горбачев прислал в Алма-Ату большую группу высокопоставленных чиновников, чекистов и милиционеров во главе с членом Политбюро М.С. Соломенцевым, который в свое время работал в республике и покинул Казахстан со скандалом. Эту историю многие
помнили и его появление только усугубило и без того накаленную ситуацию.
Среднеазиатским военным округом командовал генерал В.Н. Лобов. Он отказался привлекать войска к разгону казахской молодежи, ведь пролитая кровь могла оставить
шрам на отношениях между нашими народами. В августе 1991-го года, после путча, именно Назарбаев, помня декабрьские события в Алма-Ате, предложил генерала Лобова на пост начальника генерального штаба ВС СССР.
Но Колбин убедил министра обороны отправить на помощь республиканскому ЦК курсантов военного училища. Они вместе с милицией оцепили здание. “Едва вошли в здание ЦК партии, - вспоминает проработавший тогда в Алма-Ате заместитель председателя КГБ СССР генерал Ф.Д. Ботков, - почувствовали, какая здесь напряженная обстановка. По отдельным замечаниям Колбина стало ясно, что основную вину за все, что произошло, они возложат на председателя КГБ Мирошника, не обратившего должного

301

внимания на козни кунаевских ставленников, якобы организовавших эти провокационные выступления. Возникло даже подозрение, будто бы Мирошихин сознательно утаил от
Кунаева информацию о готовящихся выступлениях студентов. Председатель КГБ Казахстана был сравнительно новый в республике человек. В.М. Мирошихина прислали в Алма-Ату в том же 1986-ом году. Полковник Мирошихин  служил старшим инспектором в инспекторском управлении КГБ СССР. Выбрали его для командировки в Казахстан, надо полагать, учитывая прошлый опыт работы в Туркестане.
Улицы казахской столицы заполнили около 15 тысяч митингующих. Вспыхнули настоящие уличные схватки, студенты забрасывали солдат камнями, переворачивали и поджигали автомашины. Пожарные машины водометами разгоняли толпу. Колбин поручил наведение порядка “рабочему классу” столицы. Промышленные предприятия получили указание сформировать “рабочие дружины”. Казахи в них не пошли, только русские. Таким образом, против казахской молодежи на улицы вывели русских рабочих
порядка 10 тысяч человек. Это только усилило межнациональную напряженность.
Министр внутренних дел СССР А.В. Власов, который всю жизнь провел на партийно-комсомольской работе, самолетами перебросил в Алма-Ату несколько тысяч солдат из внутренних войск. Они поздно вечером 17-го декабря атаковали митингующих и провели спецоперацию, очистили город. Использовались саперные лопатки и дубинки. Митингующих избивали, иногда очень жестоко.
По первым официальным данным погибло два человека, двести были ранены. Впрочем, в официальные цифры никто не поверил, считали, что погибло значительно больше людей, но власти скрыли количество трупов и убитых хоронили тайно. Министр внутренних дел республики получил боевой орден Красной Звезды.
В ночь на 18-ое декабря провели совещание партийно-хозяйственного актива.
Геннадий Колбин шифротелеграммой в ЦК КПСС доложил, что митингующие избивали прохожих некоренной национальности, допуская враждебные выкрики в адрес руководства ЦК КПСС и компартии Казахстана.
Сотрудники КГБ фотографировали участников декабрьских событий. По этим снимкам искали активных вдохновителей протестов. Арестовали несколько тысяч человек. На скамью подсудимых посадили сотню человек. Несколько сотен студентов исключили из комсомола и выгнали из учебных заведений. По приказу из Москвы
провели расследование, жестко высказались относительно “казахского национализма”.
- Одно ясно, - говорил в Алма-Ате М. Соломенцев, - это не случайное явление, это не стихийное явление. Это организованное дело. Определенная группа людей будет
привлечена к уголовной ответственности. Вероятно, будут судебные процессы, два-три процента будут открытые. Народу нужно все это хорошо показать - извращения в политике, подборе студентов. Разве так нужно подбирать кадры? Я знаю – тут дискуссия идет насчет открытия казахских учебных заведений, где на казахском языке шло бы обучение. Разве дошкольные учреждения создаются также по национальному признаку в Алма-Ате. Как товарищи члены бюро? А что же дальше? Очень неблагополучно в интернациональном воспитании. Надо разобраться и в этом, как пополняется город. Вот Алма-Ата, когда я работал здесь, помню, тогда было казахского населения  восемь процентов. Правильно я говорю?  А сейчас 16 процентов. В два раза увеличилось.

302

Слушая Соломенцева, казахская интеллигенция определила для себя вывод: грянут тяжелые времена, начнутся репрессии не только за то, чтобы преподнести урок
Казахстану, а заодно и другим.
Геннадий Колбин старался произвести впечатление на казахов. Потребовал от всех, кто не владел казахским, изучать его. Колбина долго держали в Алма-Ате, чтобы не возникло ощущение, будто Москва капитулировала перед митингующими. В мае 1989-го года Геннадию Васильевичу подыскали место – утвердили председателем союзного комитета народного контроля.
На пост первого секретаря ЦК Компартии Казахстана 22-го июня 1989-го года назначили Назарбаева. Он выступил резко и откровенно:
- Когда мы утверждаем, что Казахстан – богатая республика, неисчерпаемы ее недра, то при этом богатстве почему-то не обращаем внимания на, не побоюсь этого слова, убогость.
Не хватало больниц и поликлиник. Все средства шли на обустройство областных и республиканских центров, об остальной республике забывали. По уровню жизни Казахстан находился на одном из последних мест в стране.
Через полгода после избрания Назарбаева, в феврале 1990-го года, казахи вновь вышли на улицы. На сей раз они требовали реабилитации тех, кого они считали несправедливо наказанными в декабрьские дни.
Назарбаев на пленуме ЦК Казахстана сказал:
Выход молодежи на площадь не был нацелен против других народов, населявших Казахстан, а тем более против русского народа, с которым казахов связывает традиционная вековая дружба. Выход юношей и девушек на площадь явился демонстрацией возросшего национального самосознания, выражением недовольства и возмущения, отсутствием гласности при выборе первого руководителя в условиях перестройки.
Назарбаев предложил исправить ошибки, иначе говоря, отменить приговоры в отношении тех, кого осудили за декабрьские события. Чиновники, которые санкционировали применение силы, уже покинули свои посты. Сменили председателя республиканского КГБ. Второго секретаря ЦК Олега Мирошихина отправили послом в Замбию. В аппарате его недолюбливали, а кто-то в сердцах бросил:
- Чтобы его там людоеды съели.
Комиссия верховного Совета Казахстана полностью пересмотрела официальную оценку того, что произошло в Алма-Ате в декабре 1986-го года. В заключении комиссии
говорилось: “Выступление казахской молодежи не было националистическим, это было их право на свободное выражение гражданской и политической позиции”. Назарбаев добился, чтобы Политбюро ЦК КПСС сняло с казахского народа обвинения в национализме. Разгромное постановление: “О работе Казахской республиканской партийной организации по интернациональному и патриотическому воспитанию трудящихся” было пересмотрено.
В 2006-ом году в Казахстане отметили 20-летие студенческого восстания. В Алма-Ате на улице, где молодежь попала под саперные лопатки и дубинки, открыли памятник. Пострадавшие участники манифестации получили награды и квартиры.

303


* * *

События в Тбилиси

Грузия. Саперные лопатки.
События в Алма-Ате были только началом. Весной 1989-го года события в Тбилиси приобрели еще более серьезный характер. 7-го апреля первый секретарь республиканского ЦК Джулибар Ильич Патиашвили сообщил в Москву, что в Грузии проходят митинги, участники которых требуют выхода республики из состава СССР.
Горбачев в эти дни находился за границей. Оставшийся на хозяйстве Е.К. Лигачев провел совещание членов Политбюро. Приняли решение навести порядок в Грузии, и для
этого перебросить  в Тбилиси необходимые военные части.
Министр обороны позвонил командующему ВДВ генералу Ачалову:
- Что у тебя есть в Закавказье?
Ачалов доложил, что 104-ая дивизия дислоцируется в Кировабаде (Гянджа), но целесообразно перебросить в Тбилиси 106-ую Тульскую. Тем не менее, 326-ой полк
104-ой дивизии сразу двинулся на Тбилиси.
Вечером того же 7-го апреля Шеварднадзе вместе с Горбачевым вернулись из Англии. Прямо в аэропорту встречавшие Генерального секретаря члены Политбюро сообщили, что в Тбилиси идет несанкционированный митинг у Дома правительства и туда отправлены подразделения внутренних войск. Секретарь ЦК Чебриков сказал Горбачеву:
- Патиашвили настойчиво просит у центра помощи. – Он имел в виду шифротелеграмму, присланную первым секретарем из Тбилиси. В ней говорилось: “Обстановка в республике резко обострилась. Практически выходит из-под контроля. В сложившейся обстановке нужно принимать чрезвычайные меры”.
Горбачев распорядился.
- Действовать только политическими методами. Если надо – пусть туда летит Шеварднадзе.
Эдуард Амвросиевич позвонил в Тбилиси. Ему сказали:
- Положение нормализуется. В вашем приезде необходимости нет.
8-го апреля в ЦК проходило рабочее совещание под председательством Чебрикова.
От Патиашвили пришла успокоительная телеграмма: “В целом ЦК КП Грузии, правительство, местные партийные и советские органы владеют ситуацией. Каких-либо дополнительных к ранее принятым мерам со стороны ЦК КПСС, Правительства СССР в постоянной помощи не требуется”.
Решили, что Шеварднадзе действительно незачем лететь. Это была ошибка. Если бы он явился, оказался в Тбилиси, кровопролития можно было бы избежать.
Совершив ночной марш, утром 8-го апреля 328-ой ВДВ вошел в столицу Грузии, занял позиции вокруг Дома правительства.
10-го апреля Шеварднадзе должен был отправиться в Берлин на заседание комитета министров иностранных дел стран - участниц Организации Варшавского

304

договора. Но утром 9-го апреля ему сообщили, что митинг в Тбилиси разогнали силой и есть человеческие жертвы. Он все отменил и тут же полетел в Тбилиси.
Операция была проведена в 4:00. Санкцию дал КВО генерал-полковник 
И.Н. Родионов, будущий министр обороны России. То, что увидел Шеварднадзе, его потрясло. Грузия находилась в шоке. Большинство митинговавших составляли женщины и подростки, а при разгоне использовались боевые химические вещества. Военные все опровергали – даже то, что опровергнуть невозможно. И никто не мог ответить на простой вопрос, кто же отдал приказ? Шеварднадзе выступил на пленуме ЦК КП Грузии:
- У нас перед погибшими один высший долг – установить истину и навсегда исключить малейшую возможность повторения трагедии. Это важно само по себе – как нравственный императив.
20-го апреля в Минске на заседании политбюро он возмущенно говорил, что руководство республики действовало непродуманно и использовало войска без
согласования с Москвой.
- Оправдано ли это? Считаю, что нет. Необходимо учитывать специфику Грузии. Ее народ не приемлет насилия. Волнения в республике начались после того, как в Абхазии стали требовать самостоятельности. Это вызвало возмущение грузин: “Делят наши земли!” А Патиашвили не информировал об этом Москву.
Горбачев выразил неудовольствие тем, что сообщают ему спецслужбы:
- Затрону в связи с этим такую тему, как информация, необходимая для принятия решения. Получая шифровки, я, например, сразу вижу, где почерк ГРУ, где КГБ, где какого-то другого ведомства... Когда идет анализ ситуации в Прибалтике, сразу могу отличить, что там правда, а что там только называется правдой. Владимир Александрович (генсек обратился к Крючкову), я на тебя смотрю!
В конце мая на Съезде народных депутатов  Тамаз Гамкрелидзе, директор Тбилисского института востоковедения, поставил вопрос об ответственности военных за массовые избиения участников мирного митинга, в результате которого погибли 16 ни в   чем не повинных человек. Ему отвечал генерал Родионов:
- Митинг в Тбилиси носил антисоветский, антигосударственный, экстремистский характер. Сеялись антирусские, националистические настроения. Возникла угроза расправы над коммунистами. Руководство республики приняло решение освободить от
митингующих площадь перед  Домом правительства. Была поставлена задача вытеснить людей без применения оружия. Но отряды боевиков оказали сопротивление. Возникла
давка, в ней погибли люди.
Выступил и руководитель республики Джумбар Патиашивли. Он говорил путано и неуверенно. Признал, что бюро ЦК попросило прислать в Тбилиси дополнительные воинские подразделения, приняли решение очистить площадь и поручили это генералу Родионову. Но вместо того, чтобы рассеять митинг, устроили избиение.
В декабре 1989-го года на очередном съезде народных депутатов о происшедшем подробно рассказал председатель депутатской комиссии А.А. Собчак. Комиссия пришла к выводу, что решение грузинских властей использовать военную силу для разгрома митинга было незаконным.
Но после Собчака предоставили слово главному военному прокурору 

305

А.Ф. Кабусееву, который, напротив, называл действия войск правомерными. Шеварднадзе возмутили  аплодисменты зала и его соседей по правительственной ложе. И новый первый секретарь ЦК КП Грузии Г. Гумбаридзе, переведенный на эту должность с председателя республиканского КГБ, категорически не согласился с выступлением главного венного прокурора. Депутаты от Грузии покинули зал заседаний.
В перерыв члены политбюро собрались в комнате отдыха за сценой Дворца съездов. Все сели обедать. Вошел возбужденный Шеварднадзе и сказал:
- Я могу молчать! Прокурор говорил возмутительно. Это позор. Нельзя же так извращать факты. Я должен выступать. Это вопрос моей чести, совести! Или я подам в отставку!
Горбачев попытался его успокоить:
- Погоди, не торопись, не надо эмоций. Давай разберемся, все обсудим.
Михаил Сергеевич встретился с грузинской делегацией и после перерыва взял
слово:
- События в Тбилиси – это наша общая боль. Я против того, чтобы продолжать обсуждать эти проблемы. Давайте поручим Верховному Совету довести дело до логического конца.
Съезд народных депутатов все же принял постановление, в котором осудил применение силы против участников митинга. Горбачев хотел обо всем скорее забыть, и не понимал, что грузины этого забыть не могут. Нежелание расследовать апрельские события сыграло пагубную роль в истории республики. События 9-го апреля в Тбилиси, разгром демонстрации и гибель людей вскоре привели к власти известного  диссидента 
З. Гамсахурдиа. И Грузия быстро перестала быть частью единого государства.


* * *

Узбекское дело

На развал страны повлияло так называемое “Узбекское дело”. Главной причиной возникновения “Узбекского дела” стали приписки в отчетах о сборе хлопка-сырца. В документах значились огромные цифры, будто собранного, но в реальности не
существующего хлопка-сырца. А если хлопка в реальности меньше, чем каждый год докладывало руководство республик, значит, обманули не кого-нибудь, а государство.
Это не взятки милицейского начальника, это уже государственное преступление.
Государству ежегодно “продавали” 600 тысяч тонн несуществующего хлопка – таким образом, из казны крали сотни миллионов рублей. На эти деньги узбекская элита вела сладкую жизнь и охотно делилась краденым с московскими начальниками. Местные партийные руководители установили полуфеодальный режим, распоряжались крестьянами как рабами. Милиция и Прокуратура на местах были ручными, все они были тесно связаны между собой.
“Узбекское дело” показало, что республиканская верхушка чуть ли не в полном

306

составе была коррумпированной. И советская система этому нисколько не мешала. Наоборот создавала все условия.
Тогда в перестроечные годы занялись только одной республикой. А разве в других республиках ситуация была иной?
Расследование в Узбекистане не знало себе равных по масштабам – следователи добрались до первого секретаря ЦК, до секретарей и зампредов Совета Министров республики. Вся неприкасаемая элита, секретари обкомов и районов, министры, милицейские генералы один за другим оказывались на жестком стуле перед следователем. Но узбекские чиновники сориентировались, держались упорно, имущество прятали у родственников. Кроме того, следственная группа действовала по-советски, не соблюдая уголовно-процессуального кодекса, не заботясь о формальностях. В тот момент это не имело значения. Потом все даст о себе знать.
В следственной группе Т.К. Гдляна (помощник Н.В. Иванова) работало около
 200 человек. Плоды их работы произвели колоссальное впечатление на публику. За пять с лишним лет к уголовной ответственности были привлечены 70 человек, в суд передали 
19 дел, 40 человек приговорили к различным срокам тюремного заключения. Правда, многих потом выпустили.
Следственная группа часто не утруждала себя поиском доказательств, полагая, что признания обвиняемого вполне достаточно. Да еще руководители следственной группы занялись политическими играми. Кончилось все это тем, что дело осталось нерасследованным, преступники – ненаказанными, правда – невыясненной, а расследовательская система управления республикой – нетронутой.
Гдлян и Иванов арестовали почти всех первых секретарей обкомов. На допросах те каялись во всех грехах и сознавались в любых преступлениях. Гдлян напрасно удивлялся тому, что кто-то из арестованных наговаривает на себя. Такова, видимо, была атмосфера в следственной группе, что арестованные сами придумывали, в чем бы еще сознаться.
Накануне XIX партийной конференции, летом 1988-го года, Гдлян и Иванов написали статью, в которой сообщали, что среди делегатов оказались и скомпрометировавшие себя на ниве взяточничества лица... Молния сверкнула.
В первый же день работы партийной конференции партийный секретарь с Алтая под аплодисменты потребовал объяснений: действительно ли среди делегатов есть взяточники? Главный редактор “Огонька” В.А. Коротич на глазах у всей страны, приникшей к телевизорам, передал в президиум партийной конференции папку с
обличительными документами. Их проверял комитет партийного контроля при ЦК КПСС и союзная прокуратура.
Через четыре месяца были арестованы два делегата партийной конференции – первые секретари обкомов Бухарского -  И. Джабодров, Самаркандского – И. Раджабов. Через несколько месяцев 11-го января 1989-го года по обвинению во взяточничестве арестовали еще одного делегата партийной конференции, к тому времени бывшего на пенсии, В.И.  Смирнова, прежде возглавлявшего среднеазиатский сектор отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. Иными словами, он знал все, что творилось в Узбекистане и, по мнению Гдляна и Иванова, покрывал местных преступников и коррупционеров. Справедливость торжествовала! Как все обстояло на самом деле, станет

307

ясно позднее, а в тот момент подтверждалась правота следователей.
В ходе “чурбановского процесса” был момент высшего успеха и триумфа Гдляна и Иванова. Но как это случается со всеми покорителями вершин, пройдя пик, они начали движение вниз.
На скамье подсудимых вместе с узбекскими милиционерами сидели зять 
Л.И. Брежнева, бывший первый заместитель министра внутренних дел, бывший генерал-полковник и общество явно жаждало расправы – за беззастенчиво-роскошную жизнь прежней верхушки, омерзительную на фоне общей бедности. И даже самые снисходительные и выдержанные не сомневались, что приговор будет наисуровейшим.
И что же? Одного из подсудимых вообще оправдали, а другого освободили из-под стражи, отправив дело на доследование. Гдлян и Иванов не сумели подкрепить свои версии фактами и доказательствами.
На встрече в Центральном доме литераторов в Москве публика с гневом обрушилась на председательствовавшего на процессе генерала юстиции М.А. Макарова. Экзальтированная дама-прокурор с хорошо поставленным командным голосом обвинила
судей в том, что своим приговором они сорвали всю дальнейшую работу следственной группы.
- Увидев, что подсудимый Бегельшан, который очень помог следствию, не получил обещанного снисхождения, наши подследственные отказываются от показаний, - жаловалась дама-прокурор.
- А у вас, кроме их показаний, больше нет никаких доказательств? - невинным голосом поинтересовался работник Верховного суда.
- Почему же нет? – обиженно взвилась дама-прокурор.
- Тогда чего вам беспокоится? Докажите их вину и суд накажет преступников.
- Нет, но как же мы будем работать? - продолжала возмущаться дама-прокурор.
Прокуратура продолжала считать, что признание обвиняемого – единственное доказательство, которое следствию следует добыть.
Симпатия и уважение к следователям в один день превратились в безграничное, почти истерическое восхищение. В день вынесения приговора по “чурбановскому делу” Гдлян и Иванов из следователей превратились в политиков. Они фактически бросили следовательскую работу, но клялись, что будут вести борьбу до конца. Где бы они ни выступали, любая аудитория встречала их на ура.
Гдлян любил рассказывать о том, как на него готовилось покушение. То протянули
стальной трос, чтобы его самолет не взлетел. То ему в постель подкладывали кобуру... Они с Ивановым оказались мастерами политического шоу, они замечательно
использовали возможности средств массовой информации. Гдлян первым решился что-то рассказать стране – и был вознагражден сторицей.
Все накопившееся в обществе  раздражение – из-за пустых полок, очередей, тесноты, скудости, не оправдавшихся надежд, невыполненных обещаний трансформировалась в кинетическую энергию поддержки Гдляна и Иванова. Они ясно указали причину общих бедствий, нехваток и недостатка – мафия, сплоченные, поддерживающие друг друга темные силы, обирающие страну.
Власть перешла в контрнаступление. Из обвинителей Гдлян и Иванов превратились

308

в обвиняемых. Комиссия Президиума Верховного Совета СССР пришла к выводу, что оба следователя насаждали порочную практику “огульных обвиняемых во взяточничестве, принуждении подозреваемых и свидетелей к даче так называемых “признательных” показаний путем необоснованных арестов, шантажа и запугивания... Гдлян, Иванов и приближенные к ним следователи нередко допускали оскорбления арестованных, унижение их человеческого достоинства и запугивания расстрелом”.
Общественное мнение реагирует на это очень быстро. 26-го марта 1989-го года Гдлян легко обошел шестерых соперников и стал народным депутатом СССР. Москвич 
Н.Иванов победил три десятка претендентов на выборах в Ленинграде.
Выступая 6-го мая 1989-го года по ленинградскому телевидению, Н. Иванов заявил, что в уголовном деле “замелькали фигуры членов Политбюро Соломенцева, Лигачева и бывшего председателя Верховного суда СССР Теребилова”. С этой минуты критика в адрес следователей Гдляна и Иванова рассматривалась массовым сознанием как попытка вывести из игры бесстрашных борцов с мафией, свившей  гнездо в Москве.
Правоохранительные органы ставили Гдляну и Иванову в упрек и бесконечно
необоснованное содержание под стражей, и выжимание показаний, и по существу шантажа подследственных.
Но трудно предположить, что Гдлян и Иванов вдруг после многих лет беспорочной службы переродились и стали нарушать закон. Скорее напрашивается другой вывод: они всегда пользовались одними и теми же следственными методами. И в своей епархии поднялись до самой вершины пирамиды.
На Втором съезде народных депутатов СССР отчитывалась комиссия, изучавшая материалы, связанные с работой следовательской группы Гдляна и Иванова.
Страна полночи не сводила глаз с телеэкранов – шла прямая трансляция заседания съезда – хотела услышать одно: кто прав – следователи или их критики? Хорошие следователи Гдлян и Иванов или плохие? Раньше определенно были хорошими: стали “особо важными” при генеральном прокуроре, получили интереснейшее и перспективное дело, набрали себе группу помощников в 200 человек.
А каковы оценки работы следователей? Судя по тому, что им ставили в заслугу в “благополучные” годы следствия – исключительно материальные, денежные. Следователи уподоблялись золотоискателям: чем больше золота, денег, драгоценностей сдал государству, тем выше их ценят. Группа Гдляна-Иванова исправно выдавала на-гора конфискованное (или “добровольно” сданное) и была на хорошем счету.
С цифрами, правда, получилась некоторая путаница. В докладе съездовской комиссии говорилось о 2 миллиардах, нажитых хлопковой мафией. Гдлян вроде
утверждал, что вернул государству 140 миллионов. Председатель комиссии В.А. Ярин называл иные цифры: 15 миллионов найдены следователями КГБ, двадцать – группой Гдляна-Иванова. Это, конечно, не два миллиарда и не 140 миллионов, но тоже солидная сумма. И за нее нужно быть благодарным. Однако независимый прокурор Мартинсон сообщил, что в обвинительных заключениях фигурировала только четверть суммы. А где же остальные 15 миллионов? Нечестные деньги? Или отобраны не у преступников, а у частных людей, которым нечего инкриминировать? Или следователи настолько беспомощны, что, даже имея столь веские улики, не в состоянии обличить взяточников?

309

И не смыкается этот непрофессионализм с постоянными нарушениями процессуальных норм, выявленных комиссией. А это – выжимание показаний, запрещенных законом методами. Это - арест заведомо невиновных членов семей, в том числе женщин, у которых по 7-8 детей. Многолетние – вместо установленных в ту пору законом 9 месяцев - содержание под стражей подозреваемых, которые либо не давали нужных показаний, либо на свободе могли от них немедленно отказаться.
Наивно полагать, что такой стиль работы следственная группа освоила только в Узбекистане. Не являлись ли Гдлян и Иванов типичными следователями, которые стали плохими лишь потому, что взялись со своими методами за тех, кто принадлежит к правящей верхушке? Пока они разбирались с рядовыми дехканами (крестьянами) или даже с провинциальными секретарями обкомов и райкомов, ни генеральный прокурор, ни его заместители не видели в их действиях “нарушения социалистической законности”. Как знать: не решили бы Гдлян и Иванов в один прекрасный день заняться политикой, набирая у будущих избирателей очков рискованной охотой на крупную дичь, ходили бы в прокуратуре в передовиках...


* * *

Удивительная находка ожидала лидеров национальных движений в тексте Конституции СССР 1977-го года – чеканная формула, которой никто и никогда не придавал значения: “Советский Союз состоит из суверенных государств”.
Раз союз суверенных государств, то, следовательно, не федерация, а конфедерация. И первоначально массовые национальные движения в республиках были готовы удовольствоваться конфедерацией: республики делегируют определенные полномочия центру.
16-го ноября 1988-го года чрезвычайная сессия Верховного Совета Эстонской ССР приняла Декларацию о суверенитете, определив, что высшая власть на территории республики принадлежит республиканским органам власти. Примеру Эстонии через полгода (18-го мая 1989-го года) последовала Литва. Причем в Вильнюсе оперировали более жесткими формулировками, записав, что союзные законы вступают в силу только в случае их утверждения республиканским парламентом.
Принятый 23-го сентября 1989-го года в Баку Конституционный закон о суверенитете, утвердил новый подход: “На территории Азербайджанской ССР действуют законы СССР, не нарушающие суверенные права Азербайджанской ССР”. Дальше
следовал весьма практический вывод: земля, ее недра, леса, воды и другие природные ресурсы Азербайджанской ССР являются национальным богатством, государственной собственностью республики и принадлежат народу Азербайджана”.
Это означало, что доходы от бакинской нефти должны оставаться в республике. Азербайджан также декларировал свое право вступать в непосредственные отношения с иностранными государствами, заключать с ними договоры, обмениваться дипломатическими представительствами.

310

22-го сентября 1989-го года в Алма-Ате приняли закон “Об изменениях и дополнениях в Конституции Казахской ССР”. Он определил, что высшим органом государственной власти в республике является Верховный Совет. А Н. Назарбаев поднял вопрос о закрытии ядерного полигона. Он первым выступил против всевластия военно-промышленного комплекса:
- Хочу сказать о Семипалатинском ядерном полигоне, действующем с 1949-го года и начавшем взрывы сначала в атмосфере. Население с тех пор выросло в четыре раза. Но военные готовы убедить нас чуть ли не в полезности испытаний для здоровья человека. Но надо же провести настоящий и глубокий анализ влияния атомных взрывов на окружающую среду и рассказать об этом людям. Не говоря уже о некоторых затратах на улучшение жизни там живущих.
Военные были обижены до глубины души. Главу Казахстана обвинили в подрыве обороноспособности страны. Но Назарбаев знал, что выражает мнение миллионов людей. 28-го февраля 1989-го года после неудачного испытания и радиоактивного выброса в атмосферу, в Алма-Ате состоялся митинг протеста. Начало формироваться антиядерное движение, которое возглавил известный писатель Олжас Сулейманов.
Всего в Семипалатинске провели 456 взрывов, 116 открытым способом, то есть на поверхности земли или в воздухе. С 1962-го года перешли на подземные взрывы, которые никак не назовешь безвредными. После каждого третьего происходила утечка в атмосферу радиоактивных газов. Один из таких случаев произошел 12-го февраля 1989-го года. В результате взрыва на поверхности земли появились трещины и щели, через которые два дня вырывались в атмосферу радиоактивные газы. Образовавшееся облако накрыло территорию с населением в тридцать тысяч человек.
Н. Назарбаев в молодые годы сам работал в Караганде. Во время каждого ядерного испытания дома ощущался толчок, люстра качалась, мебель поскрипывала. К нему прибегали дочки с ужасом в глазах:
- Папа, папа, землетрясение!
Потом они поняли, что это за землетрясение... Ядерные испытания проводились по команде из центра. Республику даже не ставили в известность.
В независимом Казахстане ученые подсчитали, что из-за ядерных взрывов в окружающей среде Семипалатинска накопилось больше радиоактивных веществ, чем в Чернобыле. Для восстановления земли понадобится триста лет.
Назарбаев откликнулся на просьбы людей, стал отправлять официальные запросы в
разные медицинские учреждения. Отовсюду поступали успокоительные ответы: “По имеющимся данным наличие каких-либо отрицательных воздействий на здоровье
гражданского населения, проживающего вблизи Семипалатинского испытательного
полигона, и на экологию не подтверждается”.
130 тысяч карагандинских шахтеров хотели закрыть полигон. Назарбаева потребовали к ответу руководители страны. Секретари ЦК КПСС О. Бакланов, отвечавший за военно-промышленный комплекс, глава правительства Н. Рыжков, Горбачев внушали ему: успокой людей, закрытие полигона потребует 5 лет.
Назарбаев собрал специальную сессию Верховного Совета республики для обсуждения одного вопроса, связанного с закрытием полигона даже без согласия

311

союзного правительства. На сессию попросились военные, ученые-атомщики. Активно обрабатывали руководителей областей. Но Назарбаев знал, что от него ждут избиратели. И прямо с трибуны объявил, что принимает на себя полную ответственность за последствия и закрывает полигон.
В октябре 1990-го года Верховный Совет РСФСР принял постановление о том, что он “вправе приостановить действия актов министерств, государственных комитетов и ведомств СССР в случае их противодействия законам СССР и РСФСР”. Это была сравнительно мягкая формула, но она красноречиво свидетельствовала о настроениях в обществе.
Независимость Литвы признала Эстония, Латвия и Молдавия. Азербайджан и Таджикистан подписали с Литвой соглашение о сотрудничестве. 19-го ноября 1990-го года Россия подписала договор с Украиной. 21-го ноября – с Казахстаном (об экономическом, научно-техническом и культурном сотрудничестве). 18-го декабря – с Белоруссией. Республики признавали друг друга суверенными государствами, объявляли о намерении развивать межгосударственные отношения на основе принципов равенства, невмешательства во внутренние дела. Договорились обменяться дипломатическими представительствами – пока еще не посольствами.


* * *

Почему республики жаждали обрести суверенитет? Почему автономии не хотели мириться со своим подчиненным положением? Почему гонимые и униженные в сталинские времена народы требовали восстановления утерянной государственности?
На протяжении десятилетий советская власть не гарантировала их права, не обеспечивала им достаточной защиты. Сторонники идеи суверенитета искали гарантии своих прав и свобод. Каждый народ захотел строить свое национально-государственное бытие в соответствии с историческими традициями, культурным наследием, духовным складом политическим мышлением.
Повышение статуса автономии, свобода от московских чиновников – все это было упованием на то, что “свой” властитель, “свой” чиновник окажутся демократичнее и справедливее. Люди торопились огородиться республиканским палисадником, чтобы завести такой огородик, какой им хочется.
24-го апреля 1990-го года в Алма-Ате собрался новый Верховный Совет. В первый день работы депутаты, впервые избранные в результате свободного и альтернативного голосования, учредили пост президента Казахской ССР. Назарбаев был избран
подавляющим большинством голосов. Он стал первым республиканским лидером, добившимся независимости и от партийного аппарата, и от депутатского корпуса.
- Мы стоим за федеративный Союз, - говорил Назарбаев, - но считаем, что республике следует делегировать центру лишь своих представителей, причем по собственному усмотрению.
Он говорил о том, что республика слишком много дает в общественный котел и слишком мало получает.
312

- Из Казахстана нещадно эксплуатируют различных видов сырья почти на полтора миллиарда долларов. Республика поставляет в общесоюзный фонд 10-12 миллиардов тонн зерна, более 10000 тонн мяса, 270000 тонн молока. Но по потреблению продуктов питания мы занимаем 9-ое место в стране, по обеспеченности жильем – 10-ое. У нас 2,5 миллиона человек, или почти каждый 6-ой житель, имеют месячный доход менее 75 рублей. В республиках Прибалтики, например, подобные нищенские доходы только у 4% населения.
12-го июня 1990-го года утром на первом Съезде народных депутатов РСФСР поименным голосованием была принята Декларация о государственном  суверенитете Российской Федерации. Декларация предусматривала приоритет республиканских законов над союзными. “За” высказались 907 депутатов, против – всего 13, воздержались – 9.
В тот же день, 12-го июня, Назарбаев выступил в Москве на заседании Советов Федерации. Он откликнулся на решение республиканского парламента:
- Нужен новый Союзный договор. Мы с тревогой относимся  к тому, что происходит на Съезде народных депутатов РСФСР. Но надеемся, что не станет фактором развала нашего государства, ибо только Россия способна выполнять объединяющую миссию.
Он говорил о том, что волновало его больше, чем политические декларации:
- В законе о собственности субъект права на собственность не определен. Например, Казахстан принял много ссыльных. Что они теперь - собственники земли? 
20 миллионов квадратных километров заняты под полигоны, оттуда выселили колхозы и совхозы... Какой у нас суверенитет, если половина промышленности находится в союзном подчинении? А сколько в союзно-республиканском? Министерства зубами держатся за свою собственность. У нас что? Союз министерств или Союз республик?.. Союзные республики должны быть субъектами международного права.
Через месяц, 16-го июля, в Киеве сессия Верховного Совета Украины приняла Декларацию о государственном суверенитете Украины. Тогда казалось, что эти пышные декларации не будут иметь никакого практического значения.


* * *

Прибалтийские партийные руководители прямо говорили:
- Литва, Латвия, Эстония считают себя государствами, которые в 1940-ом году незаконным путем были лишены независимости. А нас пытаются представить
счастливчиками, которых навеки объединила великая Россия.
Но почему три прибалтийские республики фактически объявили о своем выходе из СССР, а потом их примеру последовали и другие?
Многие считали, что всему виной принцип самоопределения наций, который делает неопределенным само существование государства. Что это за государство, если одна из его частей в любую минуту способна преспокойно уйти?
В начале XX столетия Российская империя рухнула в том числе и потому, что населявшие страну народы не устраивали их судьбы. Начало XX века – эпоха разрушения
313

империй и создания национальных государств. После первой мировой войны на карте света появилось немало новых стран. Если бы из двух революций в 1917-ом году произошла только одна - февральская, процесс создания самостоятельных национальных государств распространился бы и на территорию бывшей Российской империи. Ведь тогда свои правительства образовала Украина, закавказские и прибалтийские республики, среднеазиатские ханства...
Большевики остановили этот процесс силой Красной Армии и обещаниями создать независимые государства внутри Советского Союза.
Процесс национально-государственной экспансии начала XX века был неизбежным и объективным, он охватил всю Европу. Распались еще три империи – Германская, Австро-Венгерская и Оттоманская. На восточном континенте этот процесс был задушен в зародыше. Но история – не лестница, где можно прыгать через ступеньку. То, что зрело десятилетиями, ждало своего и вырвалось, наконец, на свободу.
Российская империя, а затем и Советский Союз объединили разные по историческому прошлому, культурному наследию народы, чтобы развитие было искусственно заморожено. Стремление, скажем, западной Украины к отсоединению от СССР объяснялось не только историческим наследием и распространенным здесь антикоммунизмом, но и религиозными традициями. Загнав после войны униатскую
церковь в подполье, передав ее храмы православным верующим, Сталин подложил бомбу под будущее Украины.


* * *

Под лозунгом исправления перегибов в национальном вопросе, допущенных Сталиным (они действительно были допущены) страна скатилась в другую крайность. К сожалению, во главу угла продолжали ставить “национальность”,  а не “человека” и неукоснительное обеспечение его прав и свобод, где бы он ни проживал, какой бы крови ни был, и какой бы конфессии не принадлежал. Словно во времена феодальной раздробленности людей пытаются окончательно замкнуть в своих национальных квартирах, разделить их на коренных и некоренных, лояльных и нелояльных. Людей заставляют менять гражданство и язык, убеждения и нравственность.
Такая перспектива по душе национал-социалистам, которым удалось в ряде регионов путем обмана столкнуть на этот путь и население. Именно они в борьбе за
политическую и личную власть умело разыграли очень тонкий, очень болезненный национальный вопрос. Именно на спекуляции вокруг него они, именуя себя демократами, пришли к власти в Грузии и Армении, в Прибалтике и Молдавии, в других регионах. Это была цель и ради нее забыли о мире на земле, о благополучии народа, который, ввергнув в пучину междоусобиц, вновь предали.
Национальные распри, как цепная реакция, покатились по Союзу с карабахских событий. Те, кто стоял у истоков и возглавил карательное движение, кто принимал неопределенные недальновидные решения, как жили, так и живут. С их головы не упал ни один волос, у них дом, семья, хороший стол и мягкая постель.
314

А сотни тысяч армян, чаще всего простых честных тружеников, превращались в изгоев, кочующих по стране, униженных и оскорбленных, порой не имеющих крыши над головой и куска хлеба.
Прими тогда Горбачев вместе со своим политическим окружением твердое решение по НКАО, потуши в самом зародыше начинавшийся пожар, уверен, удалось бы избежать распада страны в целом, гибели сотен, тысяч ни в чем не повинных людей.
А потушить можно было. Горбачев не только не пресекал  территориальные претензии, но практически потакал  сепаратистам. Он с почестью отправил на пенсию с содержанием 400 рублей (тогда это были деньги) одного из лидеров карательного движения, первого секретаря обкома НКАО Г. Погосяна, предложил ему квартиру в Москве. А ведь Погосян вместе с бюро обкома был инициатором принятия антиуставного решения о выводе областной партийной организации Карабаха из состава Компартии Азербайджана. Решение носило явно провокационный характер и, несомненно, сыграло роль детонатора.
Заведомо ошибочным было решение Президиума Верховного Совета СССР о введении в январе 1989-го года в НКАО особой формы управления. У его истоков опять стоял Горбачев.
Один из членов политического руководства страны Лигачев твердо и однозначно
заявил, что Карабах был и должен остаться неотъемлемой частью Азербайджана. Но его позицию в Политбюро партии утопили в пустых рассуждениях.
Горбачев ушел в сторону, а самые тяжелые камни со стороны армянской диаспоры полетели в Лигачева. Не сдержался и Гдлян, пытаясь скомпрометировать его ложными, необоснованными обвинениями в получении взяток.
Горбачев ушел от разрешения противоречий, возникших между Грузией и Южной Осетией. Спокойно и безучастно наблюдал, как два народа истребляют друг друга.
Президент страны подробно информировался. Ему направлялись программы мер, в том числе проекты законодательных актов о введении уголовной ответственности за создание организации и руководство вооруженных формирований, не предусмотренных союзными законами. Однако многие предложения не находили поддержки наверху, опасались, что насильственное разоружение с использованием воинских формирований будет сопряжено с кровью. Это действительно так, ее не удалось бы избежать. Но была бы пролита кровь самих бандитов, виновных лиц. Сейчас же чаще всего бандиты проливают кровь невинных людей, женщин и детей.











315


Глава   десятая

* * *

С начала 1970-ых годов Горбачев (будучи первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС) с супругой неоднократно посещал страны Запада. В 1971-ом году Горбачев впервые оказался в капиталистической стране, совершив многодневную поездку по Италии. Остановились для отдыха на Сицилии, в предместьях Палермо, гостинице – кооперативе социалистов Citta hotel Mare. В 1972-ом году Горбачев посетил Бельгию, в 1975-ом – ФРГ, в 1976-ом – Францию. В сентябре 1977-го года по приглашению Французской коммунистической партии чета Горбачевых совершила на легковой машине с переводчиком трехдневный тур по десяткам городов Франции. Ни в одной из этих поездок Горбачева не принимали первые лица государства, однако он много общался с политиками и представителями гражданского общества на региональном уровне, что влияло на его мировоззрение.
Известность в политических кругах Запада Горбачеву впервые принес его визит в мае 1983-го года в Канаду, куда он отправился на неделю с разрешения генсека Андропова. Премьер-министр Канады Пьер Триеда по воспоминаниям А. Яковлева, стал первым крупным западным лидером, который лично принял Горбачева и отнесся к нему с симпатией. Встретившись также и с другими канадскими политиками, Горбачев приобрел репутацию амбициозного и энергичного политического деятеля, резко контрастирующего с престарелыми коллегами по Политбюро ЦК КПСС, проявляющего активный интерес к западным методам управления экономикой и к западным моральным ценностям, включая демократию. В значительной мере успех Горбачева на первых международных смотринах и формированию его позитивного имиджа на Западе способствовал посол СССР в Канаде, будущий соратник генсека А. Яковлев.
Следующий примечательный по своему содержанию и последствиям визит Горбачев совершил в декабре 1984-го года, когда после периода охлаждения советско-британских отношений посетил Лондон. По приглашению премьер-министра Маргарет Тэтчер, с которой познакомился в феврале того же года на похоронах Андропова, Горбачев прибыл в Великобританию во главе небольшой парламентской делегации в качестве председателя комиссии по иностранным делам Совета Союза Верховного Совета СССР (этот пост он занимал в 1984-1985-ом годах). Согласно опубликованным свидетельствам Л. Замятина в книге “Горби и Мэгги” (1995), в ходе переговоров с Тэтчер, проходивших в неформальной и доверительной атмосфере в загородной резиденции Чеккерс, Горбачев сосредоточился на разоруженческой проблематике, а для убедительности продемонстрировал собеседнику карту направлений ракетных ударов по Великобритании, подготовленную в СССР на случай войны. Придя в Москве к выводу о недопустимости подобного развития событий, переговорщики условились о продолжении диалога, заложили фундамент современных отношений между Востоком и Западом, сделали исторический вклад в прекращение “холодной войны”. Меморандум переговоров

316

был опубликован в 2016-ом году.
Придя к власти, М.С. Горбачев взял курс на улучшение отношений с США. Одной из причин это желание снизить непомерные военные расходы (25% госбюджета СССР).
По мере ухудшения экономической ситуации в стране советское руководство рассматривало сокращение вооружений и военных расходов как способ решения финансовых проблем, поэтому не требовали от своих партнеров гарантий и адекватных шагов, теряя при этом свои позиции на международной арене.
За годы своего правления Горбачев выдвинул ряд мирных инициатив и провозгласил политику нового мышления в международных делах.
Правительство СССР в одностороннем порядке объявило мораторий на испытание ядерного оружия. Однако подобные инициативы советского руководства иногда расценивались западными партнерами как проявление слабости и не сопровождались встречными шагами. Так с упразднением в 1991-ом году Организации Варшавского договора противостоящий ему блок НАТО не только прекратил свою деятельность, но и продвинул свои границы далеко на восток, к рубежам России.
С президентом США Р. Рейганом Горбачев с 1985-го года по 1988-ой год провел четыре большие двусторонние встречи, которые знаменовали существенное потепление отношений между СССР и Западом. Первый обмен письмами состоялся в марте-апреле 1985-го года.
Первая встреча и личное знакомство двух лидеров, включая программу тет-а-тет, состоялось 19-го ноября 1985-го года в Женеве, когда отношения СССР и США находились у точки замерзания (главы двух государств из-за войны в Афганистане не встречались 6 лет). Второй саммит состоялся в Исландии 12-13-го октября 1986-го года, на котором обсуждалась, в частности, американская программа ”Стратегическая оборонная инициатива” (СОИ). На переговорах, прошедших в старинном деревянном особняке Хевди в центре Рейкьявика, Горбачев и Рейган не могли достигнуть консенсуса и подписать договор, но значительно продвинулись в диалоге по сокращению систем противоракетной обороны, вплотную подошли к соглашению о полном ядерном разоружении. 8-го декабря 1987-го года Горбачев и президент США Р. Рейган подписали в Вашингтоне бессрочный Договор о ликвидации ракет средней дальности и меньшей дальности, вступивший в силу 1-го июня 1988-го года. Страны – участники Договора обязались не производить, не испытывать и не развертывать баллистические и крылатые ракеты наземного базирования средней (от 1000до 5000 километров) и малой (от 500 до 1000 километров) дальности (Договор был расторгнут по инициативе США в 2019-ом году).
С 29-го мая по 2-ое июня 1988-го года Рейган был гостем Горбачева в Москве, рассматривая Светский Союз как империю зла.
Вместе с тем, два года горбачевского правления внешняя политика СССР оставалась достаточно жесткой. Первая встреча Горбачева с президентом США 
Р. Рейганом завершилась мало к чему обязывающей торжественной Декларацией о недопустимости ядерной войны. 15-го января 1986-го года было опубликовано “Заявление Советского правительства”, содержавшее программу ядерного разоружения и поэтапного сокращения различных видов ядерного оружия.

317

Некоторым коррективам была подвергнута советская политика в Афганистане, где СССР произвел в мае 1986-го года замену руководства страны. Новый Генеральный секретарь НДПА М. Наджибулла провозгласил курс на национальное примирение, принял новую Конституцию, согласно которой был избран в 1987-ом году президентом Афганистана. Советский Союз стремился укрепить позиции нового руководства с тем, чтобы впоследствии начать вывод советских войск из страны.
В октябре 1986-го года состоялась встреча советского и американского лидеров в Рейкьявике, которая обозначила начало нового внешнеполитического курса СССР: Советский Союз впервые выразил готовность пойти на серьезные уступки своим оппонентам. Хотя М.С. Горбачев по-прежнему жестко торговался по условиям договора, и, в конечном счете, встреча закончилась ничем, советские инициативы имели большой международный резонанс. Встреча в Рейкьявике во многом предопределила последующие события.
К 1987-му году страны Варшавского договора выработали новую, сугубо оборонительную внешнюю доктрину, предусматривающую сокращение в одностороннем порядке вооружений до пределов “разумной достаточности”. Сопротивление новому курсу во внешней политике отдельных представителей военного руководства было предотвращено чисткой в армии после беспрепятственного приземления 28-го 1987-го года на Красной площади самолета гражданина ФРГ Матиаса Руста. Новым министром обороны 30-го мая 1987-го года стал генерал армии Д.Г. Язов, сменивший на этом посту С.Г. Соколова.
Основные идеи нового внешнеполитического курса были сформулированы Горбачевым в его книге “ Новое мышление для нашей страны и для всего мира”, вышедшей в 1987-ом году. Согласно Горбачеву все идеологические и экономические разногласия между мировыми системами социализма и капитализма должны отступить перед необходимостью защиты общечеловеческих ценностей. В этом процессе страны-лидеры должны жертвовать своими интересами в пользу малых стран, общих целей мира и разрядки в силу того, что для выживания в ядерной войне всем нужна взаимная добрая воля.
Помимо самого М.С. Горбачева и министра иностранных дел СССР Шеварднадзе большую роль в разработке и реализации концепций “нового мышления” сыграл 
А.Н. Яковлев, с сентября 1986-го года занимавший должность председателя комиссии ЦК КПСС по вопросам международной политики.
С 1987-го года накал противостояния США и СССР начал резко снижаться, и за последние 2-3 года конфронтация полностью сошла на нет. Однако ослабление противостояния было достигнуто во многом за счет уступчивости советского руководства. М.С. Горбачев и его окружение пошли на значительные уступки при заключении Договора о ракетах средней и меньшей дальности (подписали 8-го декабря 1987-го года на состоявшейся в Вашингтоне встрече Р. Рейгана и М.С. Горбачева).  Советские войска были выведены из Афганистана к февралю 1989-го года. Холодная война заканчивалась.
Власти СССР не препятствовали падению коммунистического режима в Центральной и Восточной Европе во второй половине 1989-го года, в частности, не препятствовали объединению Германии. Старые предложения об одновременном

318

роспуске ОВД и НАТО были забыты, после непродолжительных переговоров М. Горбачев и Э. Шеварднадзе согласились с включением всех объединений Германии в состав НАТО.
2-3-го декабря 1989-го года на фоне крушения коммунистических режимов и бурных перемен в Восточной Европе, падения Берлинской стены состоялась встреча Горбачева и нового американского президента Д. Буша-старшего на Мальте. Переговоры проходили два дня в штормовую погоду на борту теплохода “Максим Горький”, пришвартованного к пирсу в Ла-Валлитте. По итогам встречи не было подписано никаких соглашений, и даже не выпущено совместное коммюнике, что породило множество слухов о новой волне охлаждения советско-американских отношений. Лидеры обсуждали вопросы  фронтального сокращения ядерного и химического оружия, ситуацию в Центральной Америке – на Кубе, где режим Кастро отставал от процесса перемен в мире, в Панаме, в Никарагуа, где шла гражданская война, и куда СССР поставлял оружие для поддержки режима сандинистов, а также на Филиппинах и в Восточной Европе. Горбачев передал Бушу составленную советской военной разведкой карту натовских военных баз, развернутых по периметру границ СССР и восточного блока. Скорректировав заранее подготовленную речь, Горбачев завершил ее словами: “Перед лицом перемен США и СССР просто обречены на долгое взаимодействие, на сотрудничество. Иного не дано. Но для этого надо избавиться от взгляда друг на друга как на врагов”. Во многих источника встреча Горбачева и Буша на Мальте  связывается с окончанием “холодной войны”.
24-го декабря 1989-го года госсекретарь Джордж Бейкер в развитие мер доверия, согласованных на Мальте, информировал Горбачева, что  США не будут возражать, если СССР и его союзники по Варшавскому пакту осуществят вмешательство в Румынию с целью предотвратить кровавую развязку кризиса режима Чаушеску. Горбачев ответил отказом.
Всего за шесть лет пребывания в должности Генерального секретаря ЦК КПСС Горбачев 11 раз встречался с президентами США: 5 раз с Р. Рейганом, 6 – с Джорджем Бушем-старшим.
Горбачев был первым советским лидером, кто совершил государственный визит в Италию и Ватикан. Первые переговоры на высшем уровне состоялись в Риме 29-30-го ноября 1989-го года. Они окончательно подвели черту под периодом недоверия и натянутых отношений, связанных с участием Италии полвека ранее в гитлеровской коалиции. 1-го декабря 1989-го года Горбачев был принят Папой Иоанном Павлом II. Второй раз президент СССР посетил Ватикан 18-го ноября 1990-го года. Эти встречи оказали влияние на отношения Горбачева к христианским ценностям (несмотря на то, что сам он считает себя атеистом), спустя полтора месяца, 7-го января 1991-го года православное Рождество было объявлено в СССР государственным праздником – выходным днем. При президенте Горбачеве 15-го марта 1990-го года Советский Союз и Ватикан впервые установили отношения и обменялись посольствами.
В 1980-1990-ом годах Горбачев сыграл ключевую роль в объединении Германии, несмотря на то, что Маргарет Тэтчер и Франсуа Миттеран пытались затормозить темпы интернационального процесса и выражали опасения перед возможностью нового “доминирования” Германии в Европе. В московском Договоре об окончательном урегулировании с Германией, который согласовал Горбачев и от имени СССР 12-го

319

декабря 1990-го подписал министр иностранных дел Э. Шеварднадзе, зафиксировано, что в Восточной части Германии, на территории бывшей ГДР, не станут создаваться новые военные структуры НАТО, развертываться дополнительные войска, не будет размещаться оружие массового уничтожения. Данные обязательства соблюдаются и в XXI веке. О расширении же НАТО на восток в московском Договоре 1990-го года ничего сказано не было: выбор США и их союзников в пользу расширения Североатлантического альянса на восток окончательно сформировался в 1993-ем году, спустя два месяца после прекращения президентских полномочий Горбачева.
21-го ноября 1990-го года Горбачеву от лица СССР вместе с главами 35 государств Европы, США и Канады была подписана “Парижская хартия”, где в качестве формы продвижения к “объединенной Европе” предполагалась возможность создания Совета Безопасности для Европы. Однако эта идея не была реализована. В ноябре 2014-го года в интервью “Российской газете” в ходе своего визита в Берлин на 25-летний юбилей падения Берлинской стены, Горбачев заявил, что из-за отказа от этой перспективной идеи “европейское развитие приобрело однобокий характер”, а к осени 2014-го года налицо кризис “европейской безопасности”.
Весной 1991-го года была распущена Организация Варшавского договора СЭВ. Были выведены советские войска из Польши, Чехословакии, Венгрии, начался вывод войск из Германии.
Последний визит Горбачева за рубеж в качестве главы государства состоялся 30-го октября 1991-го года, когда президент СССР в разгар деятельности над проектами Союзного Договора вылетел в Мадрид на мирную конференцию по Ближнему Востоку. После завершения официальной программы любого зарубежного визита Горбачев обычно устраивал “товарищеский ужин” для многочисленных сопровождающих – ученых, журналистов, экспертов и персонала всяких служб: “Как правило, на таких собраниях за вином развязывались жаркие дискуссии по самым неожиданным темам”. В частности, Горбачев позволял в свободном духе обсуждать вторжение советских войск в Чехословакию в 1968-ом году.
К своим недостаткам, затруднявшим непосредственное общение с западными лидерами, Михаил Сергеевич относил невладение английским языком. Раиса Максимовна с Маргарет Тэтчер общалась на английском, а “я не могу” самокритично отмечал Горбачев в сентябре 2014-го года. Из поколения высших партийных функционеров, работавших при Горбачеве, “почти никто не знал иностранных языков”.
Вывод войск из Афганистана, падение Берлинской стены, ликвидация крупных группировок советских войск за рубежом (ГСВГ, ЦГВ, ЮГВ, СВГ, ГСВМ) и победа демократических сил в Восточной Европе, распад Варшавского Договора – все это, по
мнению некоторых аналитиков, стало символом проигрыша СССР в холодной войне.







320


* * *

Афганская война

Сама война, длившаяся с 1979-го по 1989-ый годы, в историографии определяется присутствием на территории Афганистана ограниченного контингента Вооруженных сил СССР. Но началом конфликта надо считать 1973-ий год, когда в Афганистане был свергнут король Захар-шах. Власть перешла к режиму Мухаммеда Даура, и в 1978-ом году произошла Саурская (Апрельская) революция, и новой властью стала Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА), провозгласившая Демократическую Республику Афганистан. Афганистан начал строить социализм, но все строительство шло в крайне нестабильной внутренней обстановке.
Руководителем НДПА являлся Нур Мухаммед Тараки. Его реформы были крайне непопулярны в стране, где традиционно большинство составляли сельские жители. Всякое инакомыслие жестоко подавлялось. За время своего правления он арестовал тысячи людей, часть из которых были казнены.
Главным оппонентом социалистического правительства стали радикальные исламисты, объявившие ему священную войну (джихад). Были организованы отряды моджахедов, которые в дальнейшем стали главной противоборствующей силой – с ней и сражалась Советская армия.
Большинство населения Афганистана было неграмотным, и для исламистских агитаторов было несложно настраивать население против новой власти.


* * *

Начало войны

Сразу после прихода к власти правительство столкнулось с начавшимися вооруженными мятежами, организованными исламистами. Справиться с создавшейся ситуацией афганское руководство не смогло и обратилось за помощью к Москве.
Вопрос о помощи Афганистану был рассмотрен в Кремле 19-го марта 1974-го года. Леонид Брежнев и другие члены Политбюро выступили против вооруженного вмешательства. Но со временем ситуация у границ СССР ухудшилась, и мнение кардинально изменилось.
12-го декабря 1979-го года было принято постановление ЦК КПСС о вводе советских войск в Афганистан. Формально причиной стали неоднократные просьбы руководства Афганистана, а фактически эти действия должны были предотвратить угрозы иностранного военного вмешательства.
Нужно помнить, что помимо напряженных отношений с моджахедами и в самом правительстве не было единства. Особо непримиримой стала внутрипартийная борьба,

321

которая достигла своего апогея в сентябре 1979-го года. Именно тогда лидер НДПА Нур
Мухаммед Тараки был арестован и убит Хафизуллой Амином. Амин занял место Тараки
и, продолжая бороться против исламистов, усилил свою власть и внутри правящей партии.
По данным советской разведки Амин пытался договориться с Пакистаном и Китаем, что нашими специалистами считалось недопустимым. 27-го декабря 1979-го года отряд советских спецназовцев захватил президентский дворец. Амин и его сыновья были убиты. Новым лидером страны стал Бабрак Кармаль.


* * *

Ход войны

В результате наши солдаты оказались втянутыми в начавшуюся гражданскую войну и стали ее активными участниками.
Всю войну можно разделить на несколько этапов:
1-ый этап: декабрь 1979-го – февраль 1980-го года. Введение в Афганистан 40-ой советской армии генерала Б. Громова, размещение по гарнизонам, организация охраны стратегических объектов и мест дислокации.
2-ой этап: март 1980-го – апрель 1985-го года. Ведение активных широкомасштабных боевых действий. Реорганизация и укрепление вооруженных сил ДРА.
3-ий этап: май 1985-го – декабрь 1986-го года. Сокращение активных  боевых действий и переход к поддержке действий афганских правительственных войск. Помощь оказывалась авиацией и саперными подразделениями. Организация противодействия доставке оружия и боеприпасов из-за рубежа. Были выведены на Родину шесть полков.
4-ый этап: январь 1987-го – февраль 1989-го года. Помощь афганскому руководству и проведение политики национального примирения. Продолжение поддержки боевых действий, проводимых правительственными войсками. Подготовка к выводу советских войск.
В апреле 1988-го года, в Швейцарии, между Афганистаном и Пакистаном было подписано соглашение об урегулировании ситуации вокруг ДРА. Советский Союз обязался вывести свои войска в течение девяти месяцев, а США и Пакистан должны были перестать поддерживать моджахедов. В апреле 1988-го года, в соответствии с договором, советские войска были полностью выведены из Афганистана.







322


* * *

Потери в Афганской войне

На сегодняшний момент известно, что потери Советской армии составили 14 тысяч 427 человек, КГБ – 576 человек, МВД – 28 человек (погибшие и пропавшие без вести). Раненых и контуженных за время боевых действий было 53 тысячи человек.
Точные данные о погибших в войне афганцев неизвестны. По разным источникам потери могли составить от 1 до 2 миллионов человек. От 880 тысяч до 1,5 миллиона
человек стали беженцами и осели в основном в Пакистане и Иране.


* * *

После окончания войны

В Женевских переговорах моджахеды не принимали участия и не поддерживали эти решения. В результате после вывода советских войск боевые действия не прекратились, а даже усилились.
Новый руководитель Афганистана Наджибулла без советской помощи едва сдерживал натиск моджахедов. Произошел раскол в его правительстве, многие его сподвижники перешли в ряды оппозиции. В марте 1992-го года от Наджибуллы сбежал генерал Дустум и его узбекская милиция. В апреле моджахеды захватили Кабул. Наджибулла длительное время скрывался в здании миссии ООН, но был схвачен талибами и повешен.


* * *

Ответственность руководителей СССР за трагедию в Катыни

22-го февраля 1990-го года заведующий международным отделом ЦК КПСС 
В. Фолин направил на имя Горбачева записку, в которой сообщил о новых архивных записях, доказывающих связь между отправкой поляков из лагерей весной 1940-го года и их расстрелом. Он указывал, что опубликование таких материалов полностью подорвет официальную позицию советского правительства (о “недоказательстве” и “отсутствии документов”), и рекомендовал срочно определиться с новой позицией. В связи с этим предлагалось сообщить президенту Польши В. Ярузельскому, что прямых свидетельств (приказов, распоряжений и т.д.), позволяющих назвать точное время и конкретных виновников Катынской трагедии, не найдено, но “на основании означенных

323

идентификаций можно сделать вывод о том, что гибель польских офицеров в районе Катыни – дело рук НКВД и персонально Берии и Меркулова.
13-го апреля 1990-го года, во время визита в Москву Ярузельского, было опубликовано заявление ТАСС о катынской трагедии, пояснявшее:
Выявленные архивные материалы в своей совокупности позволяют сделать вывод о непосредственной ответственности за содеянное в катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных.
Советская сторона, выражая глубокое сожаление в связи с катынской трагедией, заявила, что она представляет одно из тяжких преступлений сталинизма.
Горбачев передал Ярузельскому обнаруженные этапные списки НКВД из Козельска, Осташково и Старобельска.
27-го сентября 1990-го года Главная военная прокуратура СССР начала расследование уголовного дела по факту убийств в Катыни, которое получило порядковый номер 159. Расследование, начатое Главной военной прокуратурой СССР, было продолжено Главной военной прокуратурой РФ и велось до конца 2004-го года. В ходе его были допрошены свидетели и участники расправ над поляками. 21-го августа 2004-го года ГВП объявило о прекращении катынского дела. Одним из итогов расследования, начатого при Горбачеве, стало создание в Катыни мемориального комплекса памяти жертв трагедии.
         
















324


Глава   одиннадцатая

* * *

В самом конце июля перед отъездом Горбачева в отпуск он встретился в Ново-Огарево с Ельциным и Назарбаевым. Разговор шел о том, какие шаги следует предпринять после подписания Союзного договора. Согласились, что надо энергично распорядиться возможностями создаваемыми Договором и для республик, и для Союза. Они считали, что за Договором должна последовать разработка Конституции, для чего потребуется месяцев шесть, а также ее принятие – избрание новых органов власти.
Там же возник разговор о кадрах. В первую очередь, естественно, стоял вопрос о президенте Союза суверенных государств. Ельцин высказался за выдвижение на этот пост Горбачева.
В ходе обмена мнениями родилось предложение рекомендовать Назарбаева на пост главы Кабинета. Он сказал, что готов взять на себя эту ответственность, если союзный Кабинет министров будет иметь возможность для самостоятельной работы. Говорили о необходимости существенного обновления верхнего эшелона исполнительной власти – заместителей премьера и особенно руководителей ключевых министерств. Конкретно вставал вопрос о Язове и Крючкове – их уходе на пенсию.
Ельцин чувствовал себя неуютно: как бы ощущал, что кто-то сидит рядом и подслушивает. А свидетелей в этом случае не должно было быть. Он даже несколько раз выходил на веранду, чтобы оглядеться, настолько не мог сдержать беспокойства.
Чутье его не обманывало. Плеханов готовил для встречи комнату, где Горбачев обычно работал над докладами, рядом другую, где можно перекусить и отдохнуть. Так вот, видимо, все было заранее “оборудовано”, сделана запись их разговора, и, ознакомившись с нею, Крючков получил аргумент, который и заставил и остальных окончательно потерять голову.
19-го августа 1991-го года группа политиков из окружения Горбачева объявила о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП). Они потребовали от находившегося на отдыхе в Крыму президента введение в стране чрезвычайного положения или временной передачи власти вице-президенту Г. Янаеву. Только две союзные республики – Азербайджанская и Белорусская ССР поддержали ГКЧП, другие республики – Казахская, Киргизская, Латвийская, Литовская, Молдавская, РСФСР и Эстонская ССР отвергли акты ГКЧП.
Во время событий августа 1991-го года вице-президент СССР Г. Янаев объявил о вступлении в должность исполняющего обязанности президента, сославшись на болезнь
Горбачева. Исполняющий обязанности Президента СССР объявил данное решение фактическим отстранением Горбачева от власти и потребовал его отменить. По утверждению самого Горбачева и находившихся с ним лиц, он был изолирован в Форосе (по заявлениям некоторых бывших членов ГКЧП, их сторонников и адвокатов, изоляции не было).

325

После объявления о создании ГКЧП и изоляции Горбачева в Крыму, Ельцин
возглавил противодействие ГКЧП – превратил Дом Советов России в центр сопротивления. Уже в первый день событий, выступая с танка перед Белым домом, назвал действия ГКЧП государственным переворотом, затем обнародовал ряд указов о непризнании действий ГКЧП. 23-го августа Ельцин подписал указ о приостановлении деятельности КП РСФСР, а 6-го ноября – о прекращении деятельности КПСС.
Поэтому заявления гэкачепистов о том, что ими двигало одно лишь патриотическое чувство – демагогия, рассчитанная на простаков. Они действовали, исходя из карьерных или  даже “шкурных” интересов, чтобы сохранить за собой должности.
Горбачева не покидало ощущение уехать из Фороса. Уже был заказан самолет. Горбачев вел разговор с Шахназаровым, который отдыхал в санатории “Южный” рядом с Форосом. 18-го Горбачев высказал ему свое последнее пожелание – кстати, это был последний разговор, после которого связь была прервана. Телефон был отключен в 4:30, около 5:00 Горбачева поставили в известность, что на дачу прибыла группа в составе Бакланова, Шенина, Болдина, Варенникова, Плеханова. Горбачев растерянно сказал Медведеву – начальнику охраны, что никого не приглашал. Стража их пропустила, так как с ними был Болдин и Плеханов, в другом случае без санкции никого не могли пропустить.
Отправив Медведева, Горбачев решил выяснить, в чем дело. Хотел связаться с Москвой, поговорить с Крючковым и обнаружил, что все телефоны отключены. Даже отключен аппарат городской АТС. Горбачев вышел на веранду, где находилась его жена, и сказал, что на даче появились незваные гости. Она была потрясена. Она перешла в спальню. Потом они позвали Ирину и Анатолия. Выслушав Горбачева, они сказали, что целиком полагаются на него.
На это ушло, наверное, минут 30-40. Визитеры нервничали, почему их не приглашают. Выйдя из спальни, Горбачев увидел, что визитеры без приглашения прошли на второй этаж. Вели себя бесцеремонно, чуть ли не как хозяева. Пригласив в кабинет, Горбачев спросил, с какой миссией прибыли. Бакланов сообщил, что создан комитет по чрезвычайному положению. Страна катится к катастрофе, другие меры не спасут, и он, Горбачев, должен подписать Указ о введении ЧП. По сути дела, приехали с ультиматумом. У них было с собой заготовленные для подписи Горбачевым документы – разные варианты.
Бакланов перечислил состав ГКЧП, причем назвал в числе его членов Лукьянова. Сказал, что Ельцин арестован, хотя тут же поправился: будет арестован по пути (из Алма-Аты), откуда он возвращается в Москву. Они пытались показать, что ситуацию взяли под контроль, и назад пути нет.
Все это были люди, которых Горбачев выдвигал и которые теперь его предали. Горбачев категорически отверг их домогательства, заявив, что никаких указов подписывать не будет.
- Кто вас послал? Вы обеспокоены ситуацией? Но я не хуже вас знаю обстановку в
стране, и она тревожит меня не меньше, чем вас. Считаете, что нужны  адекватные меры?
Я такого же мнения. Главная из них уже подготовлена – это подписание нового Союзного договора. На заседании Совета Федерации 21-го августа намечено обсудить ход выполнения экономической реформы. Вы же все спасение видите в чрезвычайных мерах.

326

Я с этим не согласен. Давайте созывать Верховный Совет СССР, съезд народных
депутатов, раз у части руководства есть сомнения в правильности политического курса. Давайте обсуждать и решать. Но действовать только в рамках Конституции, законно. Иначе для меня неприемлемо то, что вы себе задумали - черт с вами, но ведь дело может кончиться большой кровью. Не тот стал народ, чтобы мириться с вашей диктатурой, с потерей свободы, всего, что было добыто в эти годы.
- Не хотите сами подписывать Указ о введении чрезвычайного положения, передайте свои полномочия Янаеву, - предложил Бакланов. И добавил: - Отдохните, мы сделаем “грязную работу”, а потом вы сможете вернуться.
Горбачев отверг эти гнусные предложения.
- Тогда уйдите в отставку, - проговорил Варенников.
- Не рассчитывайте. Вы преступники, ответите за свою авантюру!
На этом разговор закончился. Они попрощались. Когда посетители уходили, Горбачев не сдержался и обругал их “по-русски”.
Горбачева обвиняют, ведь у него на даче была охрана, а он их не задержал. Горбачев отвечает, что попытка задержать их на даче ничего не решала. Он отказался принять их ультиматум по ГКЧП, рассчитывал, что это их может отрезвить. Тем более главные заговорщики были в Москве. И гэкачеписты позаботились обезопасить развитие событий в Форосе. У них было заранее все подготовлено. Отключена связь. Выставлена двойная линия охраны вокруг дачи и со стороны моря. Запрещен выход кого бы то ни было их дачи и допуск на ее территорию.
Называя вещи своими именами, это был арест президента и узурпация его власти.
Путчисты понимали, что не заполучат Горбачева в сообщники, но надеялись взять... “на испуг”, принудить к подписанию указов, предающих легитимный вид их авантюре. Его решительный отказ сделать это сразу ставил их в положение преступников.
Ночь для путчистов была непростой. Когда явился “передовой отряд” из Фороса и доложили о результатах, в стане заговорщиков начался разлад.
Янаев заколебался, подписывать указ или нет, и потянулся к рюмке. Павлов начал симулировать болезнь. Лукьянов стал спешно готовить запасные позиции. Задумался маршал Язов, позднее сказавший: “Дернул меня черт, старого дурака, в это ввязаться”. Раздались голоса, не остановить ли все это. Но было уже поздно, да и Крючков, те, кто был выделен для представления Горбачеву ультиматума, слишком далеко зашли, чтобы бить отбой. Именно тогда сказал Болдин, что “знает президента, он никогда не простит подобное обращение с ним”. Им не остановить ничего, как идти напролом.
Пытаясь хоть каким-то образом придать своим действиям “легитимный характер”, изобрели ложь, что Горбачев якобы в зажатом состоянии, недееспособен, не может выполнять функции президента. Когда Горбачев вернулся из Фороса, врачи рассказали, что у них вымогали  документальное свидетельство о Горбачевской болезни. Они говорили, что они, прежде всего, должны переговорить с лечащим доктором, но им
сказали, что связи с Форосом нет.
Плеханов утверждал, что это-де в интересах Михаила Сергеевича, поскольку иначе ему грозит арест. Все-таки медики пошли на сделку с совестью и выдали текст, который вроде бы свидетельствовал об ухудшении Горбачевского здоровья в связи с обострением

327

болезни 16-го августа 1991-го года.
Пакет был направлен Плеханову в 17:00 19-го августа 1991-го года. Словом, вооружили заговорщиков “аргументами” перед началом знаменитой пресс-конференции.
Потерпев неудачу в противоборстве с президентом, заговорщики сникли. “Хрущевский вариант” не прошел и этим объясняется их  нерешительность на последующих стадиях. Другим сильнейшим ударом по их замыслам стала твердое противодействие Президента и Верховного Совета России, многих генералов и офицеров, московских и петербургских властей, видных общественных деятелей, народных депутатов, москвичей.
Вслед за первым поражением в Форосе гэкачеписты потерпели поражение в Москве, и это предопределило провал переворота.
Правы аналитики, усмотревшие в этом и более глубокие причины: общество в большинстве своем уже не хотело возвращаться к прежним порядкам, созданных в результате перестройки демократическими институтами. Несмотря на свою хрупкость, выдержали испытание, устояли.


* * *

Свои переживания в Форосе в своем дневнике записала Раиса Максимовна. Они отражали ее состояние в дни полной изоляции в Форосе.
“18-ое августа, воскресенье.
В 5:00 Михаил Сергеевич сообщил жене, что в Форос прибыли Бакланов, Болдин, Шенин, Варенников и требуют встречи с ним. Все телефоны отключены. Это изоляция! Значит, заговор? Арест?
Поэтому ни на какие авантюры, ни  на какие сделки он не пойдет. Он не поддастся ни  на какие угрозы и шантаж. Помолчав, добавила: “Но нам все это может обойтись дорого. Всем, всей семье. Мы должны быть готовы ко всему”.
Позвали детей. Раиса Максимовна попросила чай. Галина Африкановна – повар – принесла. Пить его, естественно, никто не стал. Рассказали Ирине, Анатолию о случившемся. От них узнали, что в доме перестали работать радио и телевизор.
Дети и жена поддержали Михаила Сергеевича, его решение. Их мнение было единым.
Встреча Михаила Сергеевича с приехавшими проходила в его кабинете. Все это время дети и жена находились рядом, около дверей кабинета. Вдруг арест? Уведут?..
... Вышли визитеры из кабинета где-то в 18:00 без Михаила Сергеевича, сами.
Варенников прошел мимо Раисы Максимовны и детей, не замечая их. Болдин остановился в отдалении. Подошли к Раисе (Раиса сидела, ребята стояли) Бакланов и Шенин. Сказали: “Здравствуйте!” Бакланов протянул руку, Раиса на приветствие не
ответила, руки не подала. Спросила: ”С чем приехали? Что происходит? “ Услышала одну
фразу, произнесенную Баклановым: “Вынужденным обстоятельствам”. Повернулась и вместе, втроем, ушли.
Из кабинета вышел Михаил Сергеевич. В руках держал листок, подал его жене.
328

Сказал: “Подтвердилось худшее. Создан комитет по ЧП. Мне предъявили требования: подписать Указ о введении ЧП в стране, передав полномочия Янаеву. Когда я отверг предложение подать в отставку, я потребовал созвать Верховный Совет СССР или Съезд народных депутатов. Там и решить вопрос о необходимости ЧП и о моем президентстве. Сказали, арестован или будет арестован Ельцин – так я и не понял”.
“Здесь, на листочке, фамилии членов комиссии...”
Горбачев был возмущен не только ультиматумом прибывших, но и их бесцеремонностью и нахальством.
Отбыл с “делегацией” и Медведев – начальник личной охраны Михаила Сергеевича. Уехал или увезли? Главное - он не выразил никакого протеста, не зашел к президенту, сел в машину и уехал. Только кто-то попросил собрать его вещи и прислать в Москву... Говорили, что Плеханов написал приказ, и его отстранили от должности.
После убытия “делегации” с дачи никого не выпускали. Остались А.С. Черняев – помощник президента, О.В. Панина – стенографистка, референт секретариата, медики, обслуживающий персонал. Все – в том числе из местного обслуживающего персонала – женщины, у которых дома семьи. Опечатали все машины. Сказали, самолет, на котором Михаил Сергеевич завтра должен был лететь в Москву, отправлен назад.
Что творилось в мире, слушали по одному единственному карманному транзистору “Сони”. Чтобы никто из обслуживающего персонала не знал о приемнике, он хранился у Анатолия.
Раиса Максимовна не спала. Ее мучила горечь от предательства людей, работавших рядом с Михаилом Сергеевичем.
Плеханов оставил за старшего охраны Горбачева Олега Анатольевича, который сказал: “Михаил Сергеевич, мы с вами. Но будет ли охрана до конца защищать Горбачевых, или выполнит все-таки указание своего руководства... На что пойдут предатели?
Тревога за мужа, за судьбы детей, внуков терзает душу.
19-ое августа, понедельник.
Около 7 часов Анатолий и Ирина по транзистору уловили сообщение: “Создан Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), в отдельных регионах страны введено ЧП. Передают призыв к соотечественникам, обращение к государствам мира, содержание указа о выделении 15 соток земли на каждого человека... и в связи с болезнью Президента СССР функции, его полномочия берет на себя вице-президент Янаев”.
Значит, все документы уже были готовы. Анатолий сказал, что ранним утром в 5:00 к их бухте подошло несколько больших военных кораблей. Изоляция с моря. Со вчерашнего дня здесь на территории задержан офицер фельдсвязи. Радио молчит, телевизор отключен. Через старшего по охране Михаил Сергеевич передал Генералову - для сообщения в Москву: требования – восстановить телефонную связь, доставить почту и
газеты, включить телевизор, немедленно прислать самолет для возвращения в Москву на
работу.
На территории резиденции “новые лица” с автоматами.
А. Черняев жалуется: у нас нет самого необходимого, даже набора для бритья. Все

329

осталось там, в “Южном” – санатории, где расположился он и стенографист – референт Ольга Васильевна и его секретарь Тамара Алексеевна. Сюда в резиденцию он с “Южного” приезжает работать. Он просил Генералова его выпустить.
“Я же народный депутат СССР. И я – не интернированный. Почему меня здесь держат?”
Борис Иванович: Игорь Анатольевич рассказывает о новостях, услышанных через старый приемник с приделанной самодельной антенной. Из-за рубежа передают: Ельцин не арестован.
Сведения в новостях о происходящих событиях разные. Трудно понять.
В резиденции тоже новости: на вертолетной площадке поставили пожарную и поливальную машины. Перед въездом, поперек дороги, грузовые машины Поставлены автоматчики: у гаража, на воротах, на вертолетной площадке. Все люди новые, незнакомые.
Олег Анатольевич и Борис Иванович заявили  вновь: “Михаил Сергеевич, мы будем с вами. Будем до конца”.
На море тишь: не видно ни прогулочных катеров, ни пассажирских судов, ни сухогрузов на барже... На причале только остался один сторожевик. На палубе ни одного человека.
Татьяна Георгиевна – медсестра - возмущается: “Надо же, “друзья”, “старожилы” – предатели они. Ольга, как увидела Болдина – он же ее начальник - говорит: быть беде, ужаснее этого человека нет в санатории. Говорят, будто бы у него и у жены было отравление. Никого, Раиса Максимовна, не выпустят с территории, никого. Видно, чтобы правды никто не узнал, что Михаил Сергеевич здоров”.
Раиса Максимовна с Михаилом Сергеевичем находились в кабинете Михаила Сергеевича. Прибежали Анатолий и Ирина. Новости: заработал телевизор, идет музыкальная передача. На море появились  дополнительные сторожевики. Держатся на удалении от берега, но в зоне видимости. Вести по транзистору велись Би-би-си: 
Б. Ельцин выступил с осуждением заговорщиков. Призывает к противодействию новоявленной власти. Н. Назарбаев по казахскому телевидению обратился к народу республики, призвав к спокойствию, выдержке, соблюдению порядка. О смещении Президента СССР – ни слова.
В 17:00 старший по охране доложил: с территории вывезли военных связистов.
В 17:30 Михаил Сергеевич пригласил А. Черняева. Сказал Раисе, что дал поручение немедленно передать вновь Янаеву его требования о восстановлении правительственной связи, предоставление самолета для вылета в Москву. В случае отказа или молчания передать требования о встрече с советскими и иностранными журналистами.
После ухода Черняева Горбачев попросил жену записать политическое заявление. Продиктовал:
.1. Решение вице-президента о возложении на себя обязанностей президента
страны под предлогом болезни Президента СССР и невозможности исполнения им своих функций является обманом, поскольку я нахожусь в нормальном состоянии, даже отдохнувшим, и собираюсь сегодня, 19-го августа, отбыть для подписания Союзного

330

договора и проведения Совета Федерации. Поэтому данное решение не может рассматриваться иначе как государственный переворот.
2. Все решения, принятые вице-президентом и ГКЧП на этом основании незаконны.
3. Эскалация мер, связанных с незаконным введение ЧП, может обернуться  дальнейшим большим обострением всей ситуации в стране, расколом, противоборством в обществе и непредсказуемыми последствиями.
4. Требую немедленно приостановить исполнение принятых решений, а товарищу Лукьянову, как Председателю Верховного Совета срочно созвать Съезд народных депутатов СССР или Верховный Совет СССР для рассмотрения сложившейся ситуации в руководстве страны.
... Пресс-конференция членов ГКЧП по ТВ. Какое вероломство, какое беззаконие, какая гнусная ложь! Ясно, что пойдут на все, даже самое худшее. Солгать перед всем миром, заявив о недееспособности президента. Вопрос судьбы Михаила Сергеевича, судьбы его семьи ими уже решен.
На ночь усилили наружную охрану.
В доме договорились перейти на режим экономии продуктов питания, использовать только старые и имевшиеся в запасе, приобретенные до 17-го августа. Собрали все имеющиеся у них лекарственные препараты, таблетки. Решили пользоваться только ими.
Ночь не спали...
Своей камерой семья Горбачевых делала запись обращения, заявления Михаила Сергеевича к народу. Для того чтобы попытаться передать их на “волю”, если же не удастся, попросить охранников. Чтобы с ними ни случилось - люди должны знать правду о судьбе президента.
20-ое августа, вторник.
Почты, газет по-прежнему нет. Но транзистор “Сони продолжал трудиться”. У входа в бухту курирует несколько охранных кораблей и сторожевиков.
Михаил Сергеевич вновь передает в Москву свой требования: восстановить телефонную связь, дать газеты, немедленно прислать самолет для возвращения в Москву на работу. Добавляет новые требования: сообщить по радио и телевидению о грубой дезинформации о состоянии его здоровья.
Пока, кроме заверений Генералова, что все требования передаются в Москву, других результатов нет. Михаил Сергеевич высказывает предостережение: в случае невыполнения требований пойду на крайние меры.
Держались все вместе – Михаил Сергеевич, Раиса Максимовна, Анатолий, Ирина и внучки: все может быть.
Морально поддерживали друг друга. Не только члены семьи Горбачева, а все, кто оказался здесь вместе с ними, по существу, тоже интернированы.
Старший по охране и врач высказывали тревогу в связи с питанием семьи:
продукты доставлялись извне “чужой машиной”, была опасность вредительства. Значит, они ситуацию оценивают так же, как и Горбачевы. Приняли решение жить на запасах.
Раиса поговорила со старшим личной охраны, спросила: “Олег Анатольевич,

331

можем ли мы передать “на волю” информацию, минуя Генералова?” (о чем конкретно идет речь, не сказано). Ответил: “Нет, не сможем. С моря мы заблокированы полностью. На суше окружены, так что не проползешь”.
Делают попытку использовать реальную ситуацию: у Ольги Васильевны заболел оставленный дома, в Москве, маленький ребенок. Отец – инфарктник. Михаил Сергеевич поручил Черняеву поставить перед Генераловым категорически вопрос об отправлении Ольги Васильевны в Москву.
... Михаил Сергеевич и его жена обсуждали обстановку. Почему молчит Лукьянов, Верховный Совет? Почему молчит Ивашко? А руководители республик? Ведь сегодня день подписания Союзного договора. Самое страшное предположение: неужели страна приняла ГКЧП?
По украинскому телевидению вчера выступал Кравчук. Призывал к “спокойствию, благоразумию, соблюдению законности, предотвращению конфронтации”. О президенте ни слова... Передают ли требования Михаила Сергеевича? Как все-таки протолкнуть нам информации “на волю”?
С дачи так никого и не выпустили. Может быть, пойти на прорыв? Их боевая единица, по словам Олега Анатольевича, “не очень значительна”, но все-таки достаточно вооружена.
Радио Запада передает сообщения: в Москве объявлено ЧП, введены войска. Москва, Ленинград не поддерживают заговорщиков. Передается требование внести ясность о положении Горбачева – где он, в каком состоянии. Сообщают также о возможном прекращении экономической помощи СССР.
Новости на даче: кто-то пытался прорваться извне на территорию резиденции. Не удалось, не впустили... Генералов вдруг стал появляться в служебном доме, где находятся офицеры охраны. Двое суток он практически к ним не заходил... И главное – Генералов передал Борису Ивановичу ответ Янаева на требования Михаила Сергеевича: будут, мол, выполнены. Генералов при этом разъяснил, что “он все передает в Москву через Плеханова. Через него же получает и ответ”.
Три часа ночи. 21-ое августа, среда.
Утренняя информация: в Москве столкновения. Есть жертвы – раненые и убитые. Неужели началось самое страшное?
Михаил Сергеевич требует немедленно передать Янаеву: прекратить использование войск, вернуть войска в казармы.
Около 10:00 в море на горизонте появились две группы кораблей. У входа в бухту стояло три сторожевика. Появившихся кораблей – пять. Это десантные корабли на воздушной подушке. Прямым курсом они шли к берегу, на резиденцию. Но, не дойдя немного “сторожевиков”, резко изменили курс, повернули в сторону Севастополя.
Скрылись за мысом Сарыч. Что они демонстрируют? Блокаду? Возможность арестовать семью Горбачевых? Выручить? Никто не сомневался, что они знали – президент жив,
здоров.
Олег Анатольевич, Борис Иванович не советовали в этот день никому из семьи выходить из помещения. Опасаются, что может быть спровоцирована перестрелка, поставлена под угрозу жизнь президента.

332

В дом принесли старые “позавчерашние” газеты. Никаких официальных сообщений – ни по ТВ, ни по радио – о состоянии здоровья Михаила Сергеевича нет. Дикость: президент “болен, недееспособен” – и ничего не сообщается. В то же время ТВ информирует о самочувствии и здоровье премьер-министра Павлова.
20:00. Раиса в постели. Ей лучше. Михаил Сергеевич в кабинете. Господи, самое страшное, кажется, позади! Ирина и Анатолий, сменяя друг друга, уходят из комнаты и возвращаются с ворохом новостей: папа разговаривает по телефону с Ельциным, Назарбаевым, Дементьевым, Кравчуком, Каримовым, Панковым, Моисеевым, Дзасоховым. Говорит по телефону с Бушем. Самолет делегации российского парламента будет принят в Бельбеке. В кабинете  Черняев. На море впервые за трое суток появились баржи, гражданские суда. К даче ползли люди в маскхалатах. Охрана по рации передала: “Повернуть назад, иначе будем стрелять”. Повернули, поползли в противоположную сторону.
Где-то около 15:00 Ирина и Анатолий по “Сони” услышали сообщение антисоветской радиостанции Би-би-си: Крючков дал согласие на вылет в Крым, в Форос, группе лиц, “делегации”, чтобы лично убедились, что Горбачев действительно тяжело болен и недееспособен.
Семья Горбачевых расценила это как сигнал самого худшего: в ближайшие часы могут быть предприняты действия, чтобы гнусная ложь стала реальностью.
Михаил Сергеевич отдал приказ охране блокировать подъезды, вход в дом, без его разрешения никого не впускать, находиться в состоянии боевой готовности. В случае необходимости применять оружие.
Офицеры охраны с автоматами встали по лестнице дома и у входных дверей.
Детей, внучек, заперли в одной из комнат. Просили с ними быть Александру Григорьевну – сестру хозяйки.
Раису охватило чувство нависающей опасности. “Что предпримут?” В голове билась одна мысль: нужно прятать Михаила Сергеевича. Где? Дача как на ладони. И вдруг, в одно мгновение, Раиса ощутила, что немеет, обвисает рука, и она не может, никак не может ничего сказать... В сознании мелькнул инсульт...
Раису Максимовну уложили в постель, дали лекарства: гипертонический криз.
Около 12:00 в дом постучался и вошел в комнату Олег Анатольевич: “Михаил Сергеевич, на территорию прибыли машины – два ЗИЛа и “Волга”. Приехали Язов, Крючков, Бакланов, Ивашко, Лукьянов, Плеханов. Просят встречи с вами. Добавил: “Что у них за планы? Зачем приехали?” Михаил Сергеевич: “Взять под охрану. Передать требования и принимать никого не буду до тех пор, пока не будет включена правительственная связь”.
Через несколько минут Олег вернулся с ответом: “Это слишком долго, говорят. Включение связи займет не менее 30 минут. Приехавшие просят о встрече сейчас”.
Михаил Сергеевич: “Подождут, никаких переговоров вести не буду, пока не включат всю
связь”.
В 17:45 связь была включена. Через три часа изоляция кончилась. Арест тоже.
Вошла Иринка: “В дом пытались пройти Плеханов и Ивашко. Остановил их у входа Борис Иванович. “Приказ – никого не впускать. Будем стрелять!” Плеханов сказал:

333

“Я так и знал... эти будут стрелять” – развернулись и ушли назад. Папа продолжает говорить по телефону”.
Зашел Михаил Сергеевич. Спросил, как себя чувствует Раиса Максимовна. Сказал, что не стал разговаривать (несмотря на неоднократные попытки с их стороны) ни с кем из заговорщиков. Сразу переговорил с Борисом Николаевичем Ельциным: “Михаил Сергеевич, дорогой, вы живы? Мы 48 часов стоим насмерть!”  Переговорил с другими руководителями республик. Джордж Буш и Барбара передали Горбачеву привет, сказали, что три дня молились за них. Показал жене записку, подписанную Лукьяновым и Ивашко: “Уважаемый Михаил Сергеевич! Большая просьба по возможности принять нас сейчас. У нас есть, что доложить вам”. Сказал: “Вообще я не буду принимать Крючкова, Бакланова, Язова. Не о чем мне теперь с ними говорить. Лукьянов и Ивашко... Может быть, приму потом. Жду российскую делегацию.
... Прибыла делегация. Руцкой, Силаев, Бакатин, Примаков, Столяров, Федоров, депутаты, пресса. Все в доме. Снизу, с первого этажа, доносятся радостные, возбужденные голоса...
Наконец, вошел Анатолий: “Михаил Сергеевич дал команду – собираться. Улетаем. Вещи пусть остаются. Их упакуют и отправят следующим рейсом, на котором полетят все “наши москвичи”.
22-ое августа, четверг.
Форосскую резиденции покинули в 23:00 21-го августа.
Вылетели с аэродрома Бельбек на самолете А.В. Руцкого. Расположили семью Горбачевых в отдельном, маленьком салоне. Михаил Сергеевич пригласил Руцкого, Бакатина, Силаева, Примакова, Черняева, Борисов, Климова, Голенцова.
Один ребенок заснул на большом сидении около Иринки. Другой - свернувшись  на полу, но как говорится, в тесноте, но не в обиде. Главное – все вместе.
В том самолете летел Крючков, сидел в отдельном отсеке.
... Вели разговор, обсуждали все, что произошло за эти два дня в Москве, стране, в крымской резиденции президента, что пережили, как пережили. Александр Владимирович рассказывал о защитниках Белого дома: как за два часа обучил людей держать цель: об офицерах охраны, прилетевших с ним спасать президента. Ни один из них не отказался, не остался в Московском аэропорту, хотя знал о возможности трагического исхода полета. Вадим Викторович и Евгений Максимович рассказали, как они готовили текст заявления, с которым выступили 20-го августа. Показали текст, Раиса оставила его у себя: “Считаем антиконституционным введение чрезвычайного положения и переход власти в стране группе лиц. По имеющимся у нас данным, Президент СССР М.С. Горбачев здоров. Ответственность, лежащая на нас, как на членах Совета безопасности, обязывает незамедлительно вывести с улиц городов бронетехнику, сделав все, чтобы не допустить
кровопролития. Мы также требуем гарантировать личную безопасность М.С. Горбачева, дать возможность ему незамедлительно выступить публично.
Заявление это отказался подписать член Совета безопасности, министр
иностранных дел СССР А.А. Бессмертных.
Приземлился самолет в Москве в 2:00 22-го августа, во Внуково II. В аэропорту много встречающих плотным кольцом окружили Михаила Сергеевича. Ирина и мать с

334

внучками сразу садятся в машину. Раису сразу бросает в дрожь. Она не может совладать с собой.


* * *

Как видно из дневника, три августовских дня были пережиты семьей Горбачева на пределе человеческих возможностей.
Внимательно слушая радиоголоса, Горбачев уже 20-го августа почувствовал, что ситуация складывается не в пользу путчистов. Это нашло подтверждение со срочным прилетом главарей заговора: Крючкова, Язова, Лукьянова. В одном самолете с ними прибыл Ивашко. Нельзя думать, что они ехали повиниться. Это была еще одна отчаянная попытка нажать на Горбачева, перетянуть на свою сторону. Ведь иначе, зачем надо было подтягивать к аэропорту “Бельбек” новые подкрепления морской пехоты, давать команду открывать огонь по всем самолетам, которые пойдут на несанкционированную посадку. Имелась в виду возможность прилета представителей российского руководства.
Прибывшие сразу потребовали встречи. Горбачев не стал этого делать, пока не включили связь, и он не переговорил с нужными ему руководителями Союза и США. И только после начал отдавать распоряжения. Прежде всего, отстранил Язова от должности, возложил обязанности министра обороны на Моисеева и обязал его обеспечить посадку в Бельбеке самолета, которым летели Руцкой и другие товарищи. Дал указание начальнику правительственной связи отключить все телефоны членов ГКЧП. Коменданту Кремля -  взять под охрану Кремль и изолировать всех оставшихся там путчистов.
Прибыла российская делегация. Тогда Горбачев по-настоящему понял, что теперь свободен.
С Лукьяновым и Ивашко Горбачев беседовал в присутствии Бакатина и Примакова. Сказал им, что они – те два человека, которые могли сорвать путч или, во всяком случае, обнажить его преступный характер. Только Председатель Верховного Совета, который знал, что версия о болезни Горбачева – ложь, действовал в расчете на то, что плоды заговора упадут в его корзину, уже видел себя президентом, и ради этого пошел на предательство, государственный переворот.
Что до Ивашко, он мог от имени руководства партии решительно отмежеваться от действий путчистов и потребовать немедленной встречи с генеральным секретарем ЦК КПСС. Этого не было сделано. Наоборот, от Секретариата пошла команда местным парторганизациям поддержать переворот.
С Язовым и Крючковым Горбачев решил не встречаться.
По возвращении из Фороса они и другие гэкачеписты были задержаны, начались допросы. Они потребовали, что  пошли на преступление, хотя каждый старался приуменьшить свою вину и выгородить себя.




335


* * *

Постепенно складывалась цельная картина событий. Узнал Горбачев и о позорной
позиции большинства секретарей ЦК, многих партийных органов, на местах поддержавших ГКЧП. Не выдержал испытания ЦК как орган коллективного руководства, по сути, консолидировался с ГКЧП, хотя многие члены ЦК выступили с осуждением путча. Сложили с себя обязанности членов Политбюро Назарбаев, Каримов, ряд руководителей компартии республик вышли из состава ЦК.
В сентябре в печати появились публикации, высказывающие подозрение, что Горбачев был в заговоре с ГКЧПистами. Это, ясно, ложь.
Сразу после возвращения в Москву Горбачеву пришлось заняться рядом неотложных дел, в первую очередь, разумеется, кадровым перемещением. Нельзя было оставлять на ответственных постах людей, прямо или косвенно связанных с ГКЧП. Но несравненно более важной, затрагивающей судьбы миллионов, была проблема КПСС.
Горбачев обсуждал ее в кругу советников и помощников – Яковлева, Медведева, Примакова, Черняева, Шахназарова, Ревенко, Кудрявцева, встречался с некоторыми членами партийного руководства. В результате мучительных раздумий родились известные решения: сложение с себя обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и рекомендация ЦК самораспуститься, предоставив партийным организациям самостоятельно решать вопрос своей дальнейшей деятельности.
По этому поводу Горбачеву пришлось выслушать немало упреков со стороны своих бывших товарищей по партии. Некоторые из них, осуждая путч, не могли
согласиться с тем, что была необходимость именно таких шагов в отношении КПСС. Вновь и вновь возвращаясь мысленно к тем вопросам, Горбачев все-таки считал, что здесь не было допущено ошибки. Прежде всего, беспочвенны обвинения в предательстве и сетования, что он-де ”бросил партию”, как он уже говорил, все осуществленные в русле перестройки преобразования нашли официальное одобрение в решениях съездов КПСС и Пленумов ЦК. Горбачев до конца, в последнее время даже в ущерб своему положению президента страны, оставался на посту генсека. Если кто кого предал, то не он партию, а ее руководство и большая часть партноменклатуры – своего лидера.


* * *

Горбачев в свое время допустил еще одну ошибку. В декабре 1990-го года на съезде народных депутатов предстояло впервые избрать вице-президента СССР. Горбачев перебрал много кандидатур. А.Н. Яковлев вызвал бы яростные протесты консерваторов. 
Э.А. Шеварднадзе отпал, потому что в первый же день работы съезда сделал резкое заявление об уходе в отставку. От кандидатуры Н.А. Назарбаева, будущего президента Казахстана, Горбачев тоже отказался.
Возникли две новые фамилии: академик Е.М Примаков и Г.И. Янаев, к тому

336

времени член Политбюро и секретарь ЦК. Бывший комсомольский функционер, веселый, компанейский человек, он чем-то понравился Горбачеву и мгновенно взлетел. Горбачев полагал, что сравнительно молодой Янаев не примкнет ни к левым, ни к правым, не встретит возражений у съезда, да и ему самому не доставит хлопот. Едва ли Горбачев хотел видеть на посту вице-президента самостоятельную и равноценную фигуру, с которой ему бы пришлось считаться.
Горбачев посоветовался с недавним членом Политбюро В.А. Медведевым.
- Янаев, - ответил Медведев, - возможно, будет вам помогать, но не прибавит вам политического капитала. Я бы отдал предпочтение Примакову.
Михаил Сергеевич выбрал Янаева и совершил большую ошибку. Назарбаев или Примаков не предали бы своего президента. Августовского путча не было бы и, может быть, сохранился Советский Союз.
Михаил Сергеевич неустанно призывал руководителей республик к терпению и здравому смыслу, к отказу от политической истерии. Накануне отъезда в отпуск откровенничал с Назарбаевым и Ельциным, фактически делил с ними власть. А через несколько дней поделился с Черняевым впечатлениями:
- Ох, Толя, для чего же мелкая пошла провинциальная публика. Что тот, что другой! Смотришь на них и думаешь – с кем, для чего?.. Бросить бы все. Но на них ведь бросить-то придется. Устал я.
Бывшие участники ГКЧП задним числом постарались поквитаться с Горбачевым. Забавно сравнить то, что они с уверенностью в собственной правоте произносили по прошествии времени, с тем, что говорили и писали сразу после путча.
22-ое августа 1991-го года Крючков писал Горбачеву письмо.
“Лично.
Президенту СССР
Товарищу М.С. Горбачеву.
Уважаемый Михаил Сергеевич!
Пока числюсь в задержанных по подозрению в измене Родине, выразившейся в заговоре с целью захвата власти и осуществлении его. Завтра может быть арест и
тюремное задержание и далее по логике.
Очень надеялся на обещанный вами разговор, но он не состоялся. А сказать есть что! Какой позор – измена Родине! Не буду сейчас писать вам более подробное письмо, в нем ведь не скажешь, что надо. Прошу разговора краткого, но важного, поверьте.
Уважаемый Михаил Сергеевич! Надо ли нас держать в тюрьме? Одним под семьдесят, у других со здоровьем. Нужен ли такой масштабный процесс? Кстати, можно было бы подумать об иной мере пресечения. Например, строгий домашний арест. Вообще-то мне очень стыдно!
Вчера послушал часть (удалось) Вашего интервью о нас. Заслужили или нет? К сожалению, заслужили!
По-прежнему с глубоким человеческим уважением В. Крючков”.
Ошеломленный полным провалом ГКЧП и арестом, Крючков признал, что ему стыдно, что он уважает Горбачева и что он заслужил те оценки, которые ему дали.
25-го августа в следственном изоляторе “Матросская тишина” Крючков написал

337

еще одно письмо Горбачеву:
“Уважаемый Михаил Сергеевич!
Огромное чувство стыда – тяжело давящего – терзает постоянно. Позвольте объяснить Вам буквально несколько моментов.
Когда Вы были вне связи, я думал, как тяжело Вам, Раисе Максимовне, семье, и сам от этого приходил в ужас, в отчаяние. Какая все-таки жестокая штука эта политика! Будь она неладна...
Короткое сообщение о Вашем пребывании в Крыму, о ваших переживаниях за страну, вашей выдержке (а чего это стоило Вам!) высвечивали Ваш образ. Я будто ощущал ваш взгляд. Тяжело вспоминать об этом.
За эти боль и страдания в чисто человеческом плане прошу прощения... Понимаю, реальности, в частности, мое положение заключенного, и на встречу питаю весьма слабую надежду. Но прошу Вас подумать о встрече и разговоре со мной Вашего личного представителя.
С глубоким уважением и надеждами...”
Маршал Язов издал воспоминания, которые много говорят о бывшем министре обороны великой державы.
“Горбачева на вершину власти, - пишет Язов,- привела ставропольская мафия. Но подтолкнуть “Мишку-конвертика” на самую последнюю ступеньку власти даже у мафии не хватило сил. Поэтому где-то на полпути мафия сдала Горбачева спецслужбам США”.
А вот каким его запомнил помощник советского президента А. Черняев:
“Маршал, весь потный в своем мундире, сидел, согнувшись на стуле, на нижнем этаже служебного помещения в Форосе... фуражка у ног на полу. И бормотал:
- Старый дурак! Связался с этой шантрапой! - Еще бы! Это потом, после ельцинской амнистии он строит из себя спасителя Отечества. А тогда, видно, скребло на
душе: нарушил воинскую присягу и попрал офицерскую честь”.
Во время следствия Язов вел дневник. Вот строчки из него:
“Всему конец, имею в виду собственную жизнь. Утром снял мундир маршала Советского Союза. Поделом! Так и надо! Чего добивался? Прослужил 50 лет,  а не
отличил от политической проститутки себя – солдата, прошедшего войну... Понял, как я был далек от народа... народ политизирован, почувствовал свободу, а мы полагали совершенно обратное. Я стал игрушкой в руках политиканов”.
10-ое октября 1991-го года “Известия” опубликовали стенограммы допросов членов ГКЧП.
- Лучше всего провалиться бы мне сквозь землю, - говорил маршал Язов, - чувствую себя бесконечно несчастным. Хотел бы просить прощения и у Раисы Максимовны Горбачевой, и у Михаила Сергеевича Горбачева. Осознаю свою вину перед народом...
Следователь сказал Язову:
- Вы можете обратиться к Горбачеву.
- В ноябре исполнится 50 лет моего пребывания в Вооруженных Силах, а я, старый дурак, участвовал в этой авантюре, - сказал бывший министр обороны. – Сейчас я сожалею и осознаю, какой кошмар я вам приготовил. И сейчас сожалею... Хотел бы

338

просить вас, чтобы меня не предавали суду военного трибунала, а просто отправили на покой. Я осуждаю эту авантюру. И буду осуждать до конца жизни то, что я причинил вам, нашей стране и нашему народу.
Как бы сегодня не оценивались события августа 1991-го года, всякий, кто хорошо помнит те дни, подтвердит: провал путча воспринимался как праздник. В Москве его отмечал чуть ли не весь город. Но вот что самое интересное: встретить победу над ГКЧП вышло на улицу больше публики, чем твердых сторонников демократии.


* * *

Сколько раз потом будут удивляться: куда делись все те, кто участвовал в митингах, демонстрациях, кто требовал перемен? Ведь это были сотни тысяч людей... А за демократическую платформу на выборах голосовало все меньше и меньше. И следовал закономерный вывод: люди быстро разочаровались в демократии.
Не точнее ли будет сказать, что среди тех, кто весело провожал в последний путь ГКЧП, демократически мыслящих было совсем немного.
Что же праздновали остальные?
Провал августовского путча – настоящая революция. Исчез ГКЧП – исчезло все – ЦК, обкомы, горкомы, райкомы!.. КГБ перестал внушать страх. И никто не пришел на помощь старой системе! Даже ее верные стражи.
На площади Дзержинского перед старым зданием КГБ шел митинг. Люди требовали снести памятник основателю ВЧК. Возникла опасность, что если толпа свалит огромный памятник, погибнут люди.
Мэр Москвы Г. Попов подписал распоряжение “В связи с тем, что руководство КГБ СССР принимало самое активное участие в подготовке и осуществлении
государственного переворота 19-20-го августа 1991-го года и, учитывая, что памятник Ф.Э. Дзержинскому является символом органов ВЧК – ГПУ – НКВД – КГБ СССР, сыгравших преступную роль в истории народов России:
“1.  Демонтировать памятник Ф.Э. Дзержинскому на Лубянской площади.
2.  Правительству Москвы рассмотреть вопрос о судьбе других памятников, знаков и других объектов на территории города, сооруженных или названных в честь государственных партийных деятелей СССР и иностранных государств”.
С этим документом к зданию КГБ приехал А.И. Музыканский, заместитель премьера правительства Москвы и префект Центрального округа. Руководители московского строительного комитета прислали два трактора. Два монтажника приладили стропы, и статуя пошла вверх.
Толпа разом выдохнула, - вспоминал А. Музыканский, - и разразилась
восторженными возгласами”.
“Когда увидели мы по телевизору, как снимают “бутырку” проклятого Дзержинского – как не дрогнет сердце зэка?! – писал А.М. Солженицын. - 21-го августа я ждал, я сердцем звал - тут же мятежною толпою разгрома Большой Лубянки! Для этого градус был у толпы, уже подхваченной  простонародием – и без труда бы разгромили, и с
339

какими крупными последствиями, ведь ход этой ”революции” пошел бы иначе, мог бы привес ти к быстрому очищению, но амебистые наши демократы отговорили толпу, и себе же на голову сохранили старое КГБ”.
В пятницу 23-го августа, председателем КГБ был назначен В.В. Бакатин. Его пригласили в кабинет Горбачева в Кремле, где сидели президенты союзных республик. Горбачев сказал:
- Вот тут мы все вместе решили предложить вам возглавить комитет государственной безопасности.
Бакатин предложил вместо себя академика Ю.А. Рыжова, который в Верховном Совете СССР возглавлял комитет по безопасности. Рыжов, человек в высшей мере порядочный, пользовался большим уважением. Но на Лубянку хотели отправить человека более жесткого и решительного. Бакатину президенты объяснили, что КГБ в нынешнем виде должен перестать существовать. Ельцин никогда не любил госбезопасность, а Горбачев в день путча убедился, как опасно это ведомство.
В 3 часа дня 23-го августа Бакатин в первый раз приехал в новое здание КГБ на площади Дзержинского. На площади шел митинг. Чекисты – десятки тысяч хорошо подготовленных и вооруженных людей – испуганно замерли в своих кабинетах, боясь, что толпа ворвется в здание и их всех выгонят, как выгнали сотрудников ЦК КПСС со Старой площади. Но обошлось – снесли только памятник Дзержинскому и со стороны здания свинтили памятную доску, посвященную Андропову. Но на штурм КГБ, как это произошло в Берлине в январе 1990-го года, когда берлинцы ворвались в главное здание министерства государственной безопасности ГДР, толпа не решилась. Да и чекисты не решились выйти из здания и защитить своих кумиров, хотя толпа была совсем небольшой.
В. Бакатин занялся преобразованием КГБ. Сразу же было решено, что этот монстр будет демонтирован. Надо было это сделать хотя бы для того, чтобы сохранить разведку. Ведь в то время президенты всех республик претендовали на наследство СССР, хотя
Советский Союз еще существовал. Разведка все-таки была сразу выделена за скобки. Она осталась единой, обслуживающей все республики. А остальную часть комитета КГБ делили между республиками.
Когда Бакатина назначили председателем комитета, обсуждались разные планы –
от радикальной идеи распустить КГБ и создать совершенно новую спецслужбу с ограниченными функциями до осторожного предложения ограничиться косметической реформой. Бакатин выбрал нечто среднее.
- Спецслужбы в такой период очень нужны, - говорил Бакатин. – Все мы наполовину в социализме, наполовину в капитализме. Выгнать старых профессионалов – значит разведку ликвидировать. Только если кому-то идеология мешает служить государству, тогда от него нужно избавляться...
Он по существу спас ведомство госбезопасности, хотя его называют разрушителем
КГБ. Если бы ведомство тогда распустили, исчез бы один из важнейших институтов тотального общества. А так на Лубянке лишь притихли – в ожидании лучших времен. И они пришли...
Главная задача, которую ставил перед собой Бакатин и узкий круг его единомышленников – сделать ведомство госбезопасности безопасным для общества.

340

Вероятно, они были слишком наивны. Отказаться от наследия можно было, только распустив ведомство и полностью сменив аппарат...
Думали, что Бакатин пришел надолго, сулили ему будущую политическую карьеру. Бакатина считали очень влиятельным политиком. Он был на виду, страна следила за каждым его шагом – газеты цитировали его любое выступление. Но Бакатин в КГБ продержался очень недолго. Он очень невысоко оценил КГБ, чем, вероятно, сильно обидел его сотрудников.
- Я раньше всегда удивлялся, что Крючкову на любую сессию или совещание  чемоданами тащили бумаги, и он сидел и что-то такое с ними делал... Когда я сам увидел эти бумаги, то с удивлением обнаружил, что все эти бумаги пустые. В них было то, что нормальный человек мог узнать еще день назад из газет.
Чекисты возненавидели Бакатина после знаменитой истории с американским посольством. В Августе 1985-го года американцы заявили, что строящееся в Москве новое здание посольства США нашпиговано подслушивающими устройствами. В почти готовом здании были прекращены все работы. Советских рабочих, которые ударно трудились на американской стройке, изгнали с территории посольства.
Американская служба безопасности выяснила, что советские мастера начинили стены таким количеством подслушивающих устройств, что здание превратилось в один большой микрофон. Сенат США пришел к выводу, что ”это самая масштабная, самая слаженная и умело произведенная разведывательная операция в истории”. Эту операцию следовало назвать и самой бессмысленной, поскольку деньги были затрачены зря...
Строительство началось в конце 1979-го года. Операция КГБ СССР по оснащению нового здания посольства подслушивающей системой – тремя годами ранее, в 1976-ом. По взаимной договоренности несущие конструкции, стены, перекрытия сооружались из местных материалов. Облицовочные материалы и все, что необходимо для внутренней отделки, доставлялось из США. Строили здание в основном советские рабочие. Еще
несколько офицеров безопасности следили за рабочими и проверяли строительные материалы. Американские спецслужбы высокомерно полагали, что сумеют легко обнаружить и демонтировать все подслушивающие устройства. Они недооценили научно-технический уровень советских коллег.
Большая часть подслушивающих устройств, как выяснилось позднее, была вмонтирована в бетонные плиты еще на заводе. КГБ использовал технику, которой не было в США. В стенах здания находились микрофоны такой чувствительности, что они записывали даже шепот. Советские агенты умудрились встроить подслушивающие устройства и в пишущих машинках, чтобы можно было расшифровать их дробь и понять, какой текст печатается. Американцы смиренно признали, что российские спецслужбы на этом направлении обставили и европейцев, и их самих.
Советская спецтехника была снабжена собственным источником энергии, что позволяло электронике передавать каждое слово, произнесенное в здании посольства. Американские разведчики пришли к выводу, что практически невозможно избавить здание от подслушивающих устройств.
В декабре 1991-го года Бакатин сделал шаг, казавшийся немыслимым: передал американцам “техническую документацию средств специальной техники для съема

341

информации”. Бакатин считал, что это докажет готовность Москвы к партнерству с США. Он пояснил, что 95% всей подслушивающей системы американцы уже выявили сами. Он принял это решение не в одиночку, а спросил мнение технических подразделений КГБ.
Предварительно Бакатин написал письмо президенту СССР. Горбачев наложил резолюцию: “Решите этот вопрос совместно с Панкиным”. И министр иностранных дел СССР Б.Д. Панкин, и сменивший его в ноябре 1991-го года Э.А. Шеварднадзе, и министр иностранных дел России А.В. Козырев – все были “за”. Бакатин на всякий случай позвонил еще и Ельцину. Тот сказал:
- Действуйте.
Но телефонный разговор к делу не подошьешь. Тут Бакатин допустил ошибку. Санкцию двух президентов он получил, а оправдательным документом не обзавелся. Бакатина из-за этой истории бывшие подчиненные называют предателем. Время от времени его вызывали в прокуратуру: есть люди, вознамерившиеся во что бы то ни стало наказать Бакатина... Но американцы не поверили в искренность Бакатина. Они априори исходили из того, что всю правду им, конечно же, не сказали.
Бакатин не сожалеет о передаче американцам информации о посольстве, но он признал, что был, пожалуй, наивен в отношении Запада, смотрел на мир через розовые очки. Став председателем КГБ, Бакатин видел, что надо ладить с республиками.
28-го января 1991-го года президент Горбачев подписал один из последних своих указов – “Об утверждении Временного положения о Межреспубликанской службе безопасности”. Службу возглавил Бакатин. В коллегию МСБ вошли руководители КГБ союзных республик, с каждой из которых был заключен договор сотрудничества. Бакатин должен был координировать деятельность органов госбезопасности союзных республик и занялся борьбой с наиболее опасными видами экономических преступлений.
Но союзные законы, как и указы Горбачева, уже не имели практического значения, а через несколько дней в Беловежской пуще президентов России Ельцина, Украины
Кравчука и председателя Верховного Совета Белоруссии Шушкевича утратили и юридический смысл.


* * *

- Каковы были настроение военных в 1991-ом году? Могла армия поднять восстание против того, что происходило? – обратился один из журналистов к
А.И. Николаеву, первому заму Генерального штаба Вооруженных Сил России.
- Я думал, что это абсолютный миф, - отвечал А.И. Николаев. - Я командовал тогда армией на Украине – даже не было такой темы для обсуждения.
- А если бы нашелся такой генерал, который воскликнул: “Нет, мы этого не допустим!”, вы бы присоединились к нему?
- А чего не надо было допускать?
- Распада Советского Союза.
- Я служил на территории Украины, а уже 24-го августа Украина провозгласила  “независимость”. И все командующие округами и армиями присягнули на верность
342

Украине. Кроме меня. Нас приводили к присяге в здании нынешней Верховной Рады. Когда большинство генералов и офицеров присягнули на верность Украине, закончились разговоры об СССР.
Рухнула власть, и потеряли свои кресла все вожди и хозяева жизни, которые столько лет командовали народом. Еще вчера они были хозяевами страны, а сегодня никто и ничто! Это же и есть настоящий праздник: видеть, как жалок тот, кто всегда помыкал тобой... В те дни любые начальники говорили и вели себя необычно – предупредительно, даже заискивающе. Такого не было ни до, ни после. Они боялись!
Покойная Г.В. Старовойтова, российский депутат, пересказывала слова известного правозащитника С.А. Ковалева:
- А ведь нам еще придется погибнуть, защищая коммунистов, когда толпа потребует повесить их на фонаре...
Российский президент Б. Ельцин приостановил деятельность российской компартии, а потом вообще прекратил деятельность КПСС и распустил ее организационные структуры. 24-го августа 1991-го года Горбачев сложил с себя полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС и предложил ЦК самораспуститься.
25-го августа Ельцин объявил все движимое и недвижимое имущество КПСС и КП РСФСР, включая партийные вклады в банки, государственной собственностью. Право пользования партийным имуществом передавалось правительству и местным органам власти. Министерству иностранных дел России поручалось обратиться к правительствам других стран с просьбой сообщить о размерах партийных средств, размещенных за рубежом. ЦК КПСС прекратил свое существование. Комплекс зданий партаппарата на Старой площади был опечатан.
Уже через несколько дней на Старой площади было пустынно – ни одного человека. Двери комплекса зданий распущенного ЦК КПСС закрыты, окна успели покрыться пылью. Непривычное и страшное зрелище. А ведь это был центр власти и
советской системы. Но в эти дни перестала существовать советская система и общество – вне зависимости от политических взглядов – радовались счастливому избавлению от надоевшей и опротивевшей всем власти. Революция! А революция – это народная стихия,
которая вовлекает в этот водоворот и тех, кто вовсе не собирался ничего свергать.
Победа над путчем поставила немалочисленное демократическое крыло в положение победившей стороны. Абсолютное меньшинство вдруг оказалось властью. Но достаточно узкий круг молодых политиков и экономистов не был готов принять на себя управление страной, не имея ни механизма власти, ни практической программы. Они-то намеревались вести долгую борьбу, в роли оппозиции, что, возможно, позволило бы им подготовиться к новой роли. Но путчисты – неудачники спровоцировали революцию, которая внезапно очистила политическое пространство.
“Мы несчастная страна, - заметил кинорежиссер А.Ю. Герман. - Во всех странах капиталисты строят капитализм. А коммунисты должны строить коммунизм. У нас же капитализм строят коммунисты”.
Когда власть поначалу многие поддержали и голосовали за демократически настроенных политиков вовсе не потому, что полностью разделяли их политические и моральные ценности, а потому, что они обещали все устроить, наладить жизнь ко

343

всеобщему удовольствию.
Многие любят цитировать фразу из популярного фильма “Брат-2”: “Кто прав, у того и сила”. Нет, в нашей стране иначе: у кого сила, тот и  прав. В августе 1991-го года многие, видя, как рухнула советская власть, ошибочно решили, что старую силу одолела новая.  Спешили к ней присоединиться. Достаточно быстро убедившись, что новые люди у власти – вовсе и не сила, дистанцировались от нее.
И у тех, кто откровенно радовался падению власти в августе 1991-го года, и у тех, кто в те августовские дни сидел дома, было нечто общее. Они с нетерпением ожидали, когда все в стране наладится. С интересом наблюдали за действующими лицами, раздражаясь, видя, что не очень-то получается. Но сами палец о палец не ударили.
Чем дальше, тем активнее мы обращаемся к историческому опыту, размышляя о том, каким был Советский Союз, что представлял собой советский строй и что такое советский человек...
Ну а если это только человек, который жил при советской власти, тогда выходит, раньше был “царский человек”, а ныне существует какой-нибудь “капиталистический человек”. Но ведь не было ”царского человека” и нет “капиталистического”. А советский человек точно есть.
Вероятно, это все люди без различия этнического происхождения, которые жили на территории Советского Союза в условиях социалистической системы, и назывались советским народом. И поскольку это была особая система впервые в истории существования целенаправленного воздействия на личность, то человек вынужденно приспосабливался к советскому образу жизни. Вырабатывались черты мировоззрения, взгляды на жизнь, привычки, традиции, которые за многие десятилетия закрепились. И в определенном смысле существуют по сей день.
Человек сидит на партсобрании, слушает радио, читает газеты – и что он видит? Лицемерие и откровенное вранье. И что он делает? Он начинает приспосабливаться. Вот
так формируется советский человек. Он постоянно ходил в маске. Иногда маска прирастала к лицу. А под маской скрывались цинизм, полный расчет и равнодушие. Все это помогало выжить и сделать карьеру.
“Советский человек произошел от человека”, - горько шутят в народе. Эта мутация была связана с утратой важнейших человеческих качеств или, во всяком случае, их редуцированием, уменьшением, оскотенением. Все, что было хорошего в русском народе, как и в других народах, изживалось системой.
Советский человек превратился вовсе не в носителя высокой морали, самоотверженного и бескорыстного труженика. Жизнь толкала его в противоположном направлении. После крушения советской власти выяснилось, что система прививала
практически навыки двух видов: быть чиновником и жульничать. Те и другие преуспели.
Одни, выбросив партийные и комсомольские билеты, пристраивались в новые учреждения и карабкались по служебной лестнице. А устремление то же: высокое кресло – способ не страну переустроить, а обеспечить собственную жизнь. Другие, кто приобрел коммерческие навыки еще в советское время, с восторгом осваивали новое экономическое пространство
Масштабы другие, грандиозные, а методы те же: обойти закон, обжулить, надуть.

344

Остальные же наблюдали. Система поколениями отучала от самостоятельности, самоорганизации, привычки проявлять инициативу и брать на себя ответственность. Возобладали леность мысли, привычка подчиняться, ждать указаний. Из всех печальных слов, какие только можно произнести, самые печальные таковы: “Все могло быть иначе”. Вспоминая август 1991-го года, не скажешь: все могла быть иначе. Просто тогда мы не знали, что из пропасти, в которую упали почти столетие назад, выбираться, в кровь обдирая локти и колени, нам еще долго. А то и назад можно рухнуть.


* * *

И сегодня Михаил Сергеевич полагает, что единый СССР можно было сохранить и после путча. Он цеплялся за иллюзию. Признать иначе – без сомнения – слишком болезненно.
27-го августа 1991-го года Нурсултан Назарбаев выступил в Москве на сессии Верховного Совета СССР:
- Для меня уже стало явным, что обновленный Союз не может быть федерацией. Хватит бежать вдогонку за ушедшим временем... Новоогаревский договор фактически является почти конфедеративным. Так что давайте честно признаем и поставим все, наконец, на свои места... Я призываю немедленно решить вопрос предоставления полной свободы республикам Прибалтике, Молдове, Грузии и всем, кто выразил свое стремление к независимости законным демократическим путем... В новом Союзе не может быть ни союзного правительства, ни парламента, ничего, кроме согласованных отношений между республиками. Я не представляю другой основы, на которой Казахстан мог бы вступить в союз с другими республиками... Казахстан никогда не будет “подбрюшьем” ни одного
региона и никогда не будет ничьим ”младшим братом”. Мы войдем в Союз с равными правами и равными возможностями.


* * *

После самороспуска ГКЧП и ареста его бывших членов, Горбачев вернулся из
Фороса в Москву. По возвращении о своем заточении сказал: “Имейте в виду, настоящей
правды никто не узнает”.


* * *

Поражение и самороспуск ГКЧП фактически привели к краху центральной власти СССР, переподчинению властных структур республиканским лидерам и ускорению распада Союза. В течение месяца после путча объявили о независимости одна за другой
власти почти всех союзных республик. Некоторые из них для придания легитимности

345

этого решения провели референдумы о независимости.
Незамедлительно в сентябре 1991-го года западными странами была массово признана независимость прибалтийских республик (которая была объявлена еще в начале 1990-го года).
2-го октября 1991-го года на аэродроме Юбилейный (Байконур) прошла встреча руководителей 12 республик СССР (не присутствовали лидеры Латвии, Литвы и Эстонии).
18-го октября 1991-го года в Кремле был заключен Договор об экономическом
сообществе, преамбула, которая начиналась словами: “Независимые государства, являющиеся “бывшими субъектами Союза Советских Социалистических Республик, безотносительно к их нынешнему статусу...”, что означало фактическое признание независимости республик, которые ранее объявили о выходе из Союза. Его подписали лидеры восьми республик, в том числе и те, которые заявили о выходе из СССР (Белорусская ССР, Казахская ССР, РСФСР, Туркменская ССР и объявившие о независимости Армения, Киргизстан, Таджикистан, Узбекистан), а также М.С. Горбачев как президент СССР. Участниками договора признавалась свобода выбора, и Договором разрешалось введение национальных валют, предполагалось разделение золотого запаса СССР, его алмазного и валютного фондов.
6-го ноября 1991-го года указом Президента РСФСР Б. Ельцина деятельность КПСС и ее республиканские организации – коммунистической партии РСФСР на территории РСФСР была прекращена. Спустя год Конституционный суд РФ признал конституционный запрет руководящих структур КПСС и КП РСФСР, но не первичных территориальных организаций партии, поскольку эти организации сохраняли свой общественный характер и не подменяли государственные структуры, а также при их организационном оформлении с соблюдением требований законодательства РФ.
В этот же день премьер-министр Молдавии и Украины (В. Муравский и В. Фокин) подписали в Москве Договор об экономическом обществе.
14-го ноября 1991-го года семью республиками из двенадцати (Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан и Россия) было принято
решение по заключению договора о создании Союза суверенных государств (ССГ) как конфедерации со столицей в Минске. Подписание было намечено на 9-ое декабря 1991-го года.
Референдум на Украине, проведенный 1-го декабря 1991-го года, на котором сторонники независимости победили даже в таком традиционно пророссийски настроенном регионе как Крым, сделал (по мнению некоторых политиков, в частности, Б.Н. Ельцина) сохранение СССР в каком бы то ни было виде окончательно невозможным.
4-го ноября 1991-го года старший помощник Генерального прокурора СССР, начальник управления Генеральной прокуратуры СССР по надзору за исполнением законов о государственной безопасности В. Илюхин возбудил против Горбачева уголовное дело по статье 64-ой Уголовного кодекса РСФСР (измена родине) в связи с подписанием им постановления Госсовета СССР от 6-го сентября 1991-го года и признании независимости Литвы, Латвии и Эстонии. В результате принятия данных
постановлений был нарушен закон СССР от 3-го апреля 1990-го года “О порядке решения

346

вопросов, связанных с выходом союзной республики из состава СССР”, так как в этих республиках не проведены референдумы о выходе из состава Союза ССР и для них не был установлен переходный период для рассмотрения всех спорных вопросов. Генеральный прокурор  СССР Н. Турбин закрыл дело в связи с тем, что решение о признании независимости прибалтийских республик принимал не лично президент, а Госсовет. Через два дня Илюхин был уволен из органов прокуратуры.






































347


Глава   двенадцатая


* * *

Августовский путч до основания потряс страну. В сентябре-октябре, по сути, все республики заявили о своей независимости. Сепаратисты чувствовали себя как на коне, настал их час. А тут еще президент России вошел в раж: уже возобновил свою деятельность Президент СССР, а Ельцин продолжал еще два-три дня выпускать указы общесоюзного значения. Это еще больше побуждало республики быстрее отгородиться от союзного центра.
Наиболее последовательно Горбачева отстаивал Назарбаев. Он часто с ним беседовал на эту тему. Можно сказать, что за позицией стояли такие объективные факторы, как состав населения Казахстана, не просто высокий, а уникальный уровень интеграции его экономики с экономикой России. И дело обстоит еще в личных качествах Нурсултана Абишевича, как политика, а главное – человека, в сознании которого неразрывно соединились русская и казахская национальные культуры.
Практически такие же позиции занимали лидеры среднеазиатских республик – Каримов, Акаев, Ниязов, Искандеров, представляющие тогда Таджикистан.
23-го августа Горбачев беседовал с Ельциным, Назарбаевым, Акаевым, Мутолизовым – все тогда не смогли прилететь в Москву. Поэтому в последующем, собравшись уже в более полном составе в Ново-Огарево, они как бы заново проинвентаризировали весь комплекс неотложных проблем, стоявших перед страной, и сошлись на том, что начинать нужно с восстановления эффективного механизма власти и управления.
После путча этот механизм был настолько поражен, что никакие самые своевременные и оптимальные решения не имели шансов быть проведенными в жизнь. “Осваивая” суверенность, республиканские власти все чаще принимали к исполнению только те распоряжения центральных министерств, какие им были выгодны. В центре же нарастала чехарда, в связи с чем получилось раздвоение между Кремлем и Белым домом. Занятая этой внутренней междоусобицей, столица все больше теряла рычаги контроля за экономикой. А это, в свою очередь, побуждало “места” все больше полагаться на самих себя, действовать на свой страх и риск.
Всем было ясно, что реальные шансы на восстановление порядка в этих условиях может иметь только орган, обеспечивающий согласование интересов всех республик с общесоюзными интересами и волей. Вначале возникла идея включить республиканских лидеров в Совет Союза, а затем решили вместо этого учредить Государственный совет.
Зашла речь о необходимости возобновления работы над Союзным договором.
Августовский путч сорвал процесс  новых отношений между суверенными государствами. Этим определялись все действия о безотлагательном проведении внеочередного Съезда народных депутатов.  Чтобы выходить на съезд, были развернуты

348

дебаты, в результате чего родилась идея и сам текст заявления – его подписали главы 
10 союзных республик, а в разработке участвовала и Грузия (отсюда известная формула “10 (11) – 1”). Ельцин тогда в частных беседах и публично выступал за сохранение Союза в преобразованном виде. В заявлении Президента СССР и руководителей 10 республик предлагалось подготовить и подписать Договор “Союза Суверенных государств”, причем каждая республика самостоятельно определяла бы форму своего участия: обратиться ко всем республикам независимо от декларирования статуса с предложениями безотлагательно заключить экономический союз: создать союз представителей народных депутатов для “решения общих принципиальных вопросов”: Государственный совет – для “согласованного решения вопросов внутренней и внешней политики, затрагивающих общие интересы республик”: Межреспубликанский экономический комитет – для “координации управления народным хозяйством и согласованного проведения экономических реформ”: подготовить и вынести на рассмотрение парламентов союзных республик проект Конституции, который должен был быть окончательно принят на съезде их полномочных представителей: заключить соглашение о принципах коллективной безопасности в области обороны в целях сохранения единых вооруженных сил и военно-стратегического пространства: проведение радикальных реформ в Вооруженных силах, КГБ. МВД и Прокуратуре СССР с учетом суверенитета республик: подтвердить строгое соблюдение всех международных соглашений и обязательств, принятых на себя Советским Союзом: принять декларацию, гарантирующую право и свободу граждан: просить Съезд народных депутатов СССР подписать обращение союзных республик в ООН о признании их субъектами международного права и рассмотрение вопроса об их членстве в этой организации.
Этот документ и стал стержнем дискуссии на 5-ом внеочередном съезде народных депутатов СССР, состоявшемся 2-5-го сентября. Проходил он бурно, не обошлось без острых столкновений и эмоций.
Съезд узаконил концепцию переходного периода СССР для сохранения СССР.
Первым актом Государственного совета стало признание независимости Прибалтийских республик. Тем не менее, приняв решение о признании независимости республик Прибалтики, делегатам не удалось запустить механизм переговоров. Сделать это помешал Беловежский сговор.




Крушение ГКЧП и прекращение деятельности КПСС, отставка кабинета министров СССР и переход реальной власти в России в руки Президента РФ Ельцина – все это не могло отразиться и на судьбе Верховного Совета СССР и съезда народных депутатов СССР. Новый советский парламент, избранный в 1989-ом году на 5 лет, не прожил и половины отведенного ему срока.
Чрезвычайная сессия Верховного Совета СССР открылась 26-го августа 1991-го года. Ее открывал А. Лукьянов, несколько раз появлялся в зале заседания М. Горбачев. В

349

своем коротком выступлении он не вносил никаких предложений. Заседание шло без ясной повестки дня.
Заседание рассматривало вопрос о Лукьянове, о его участии в ГКЧП. Верховный Совет большинством голосов проголосовал о лишении Лукьянова депутатской неприкосновенности. Лукьянов покинул заседание и вскоре был арестован.
Верховный Съезд принял решение созвать в Москве внеочередной 5-ый съезд народных депутатов СССР и определил повестку дня и регламент этого съезда.
Внеочередной 5-ый съезд народных депутатов СССР, оказавшийся последним, открылся в Кремлевском Дворце съездов в 10 часов утра 2-го сентября 1991-го года. Съезд пошел в разрез с подготовленной ранее повесткой дня.
Съезд открыл председатель Совета Союза И.Д. Лаптев (бывший главный редактор “Известий”) и сразу предоставил слово Назарбаеву.
“Зал охнул и даже не заворчал, а зарычал, - вспоминает Лаптев, - но Назарбаев был уже на трибуне. То, что оглашение заявления президента СССР и высших руководителей союзных республик было поручено ему, оказалось очень точным выбором. Нурсултана уважали настолько, что никто не посмел прервать его или как-то помешать его выступлению”.
Нурсултан Назарбаев и зачитал связанное событиями 19-21-го августа заявление Президента СССР и высших руководителей 10 республик, выработанное ночью и утром
2-го сентября.
Как только Назарбаев договорил, Лаптев объявил перерыв.
 Депутаты были ошеломлены, не могли прийти в себя. Через несколько часов заседание возобновилось, и пошло довольно гладко. Ельцин поддержал идею экономического союза и сохранение единой армии при сохранении контроля над ядерным
оружием в руках центра. Но заметил, что каждая республика может сама решать, в чем она желает участвовать – в федерации, конфедерации или просто в экономическом союзе. Правда, некоторые депутаты говорили о “предательстве”. Тогда Горбачев взял слово и намекнул, что если съезд не хочет прекращать свою работу, то его можно просто разогнать.
Для участия в работе съезда прибыло около 1900 народных депутатов. Главным вопросом, который планировался, было принятие закона СССР “Об органах государственной власти и управления Союза ССР в переходный период”.
Согласно этому закону кабинет министров СССР заменялся неким Межреспубликанским экономическим комитетом (МЭК). Президиум Верховного Совета СССР ликвидировался, а сам Верховный Совет предлагалось реорганизовать (вместо него создается Государственный Совет).
Пост Президента СССР сохранялся и его должен был по-прежнему занимать 
М. Горбачев. Но полномочия Горбачева ослабли, и он стал только главой (председателем) Государственного Совета СССР.
Статья 4-ая нового закона гласила: “Признать нецелесообразным проведение очередных съездов народных депутатов СССР”. В конце концов, закон с этой статьей был принят.
А Собчак, мэр Ленинграда, предложил вынести из мавзолея В.И. Ленина. Горбачев

350

отказался выносить этот вопрос на обсуждение, и 5-ый внеочередной съезд был объявлен закрытым. В отличие от закрытия первых четырех съездов, гимн Советского Союза при закрытии этого съезда не исполнялся.
Делегации Литвы, Латвии, Эстонии уже не участвовала в работе на прошедшем Съезде. Три республики объявили о своей независимости, и теперь после путча остальным приходилось ее признавать. Россия сделала это 24-го августа. В этот день провозгласила независимость Украина. 27-го августа это сделала Молдавия. 30-го августа Азербайджан. Их примеру последовали Армения, Узбекистан, Киргизия.
5-го сентября съезд народных депутатов по предложению президента страны и руководителей республик принимает решение о создании Союза Суверенных Государств и ускоренной подготовке проекта Договора.
5-го сентября внеочередной Съезд народных депутатов закончил работу. Он утвердил все документы, представленные президентами. Съезд фактически упразднил сам себя и признал декларацию республик о суверенитете. То есть Советский Союз фактически уже прекратил свое существование. Государственный совет первым актом
признал независимость трех прибалтийских республик.
10-го сентября Горбачев встретился с Ельциным. На этой встрече они обсудили связанные с этим проблемы. 16-го сентября вопрос о будущем Союза рассматривался на заседании Госсовета, причем 8 республик (РСФСР, Белоруссия, Узбекистан, Казахстан, Туркменистан, Азербайджан, Таджикистан, Киргизстан) заняли позитивную позицию. На том же заседании Госсовет рассмотрел проект Договора об экономическом содружестве.
30-го сентября в Кремле Горбачев вместе с руководителями России обсуждал экономическое соглашение республик. Ельцин предлагал пока экономическим документом и ограничиться, а уже потом подписать Союзный Договор.
Прилетев в Москву 14-го ноября на заседание Госсовета в Ново-Огарево, Назарбаев говорил:
- Надо подтвердить, что у тех, кто сегодня здесь собрался, по крайней мере, есть намерение и воля образовать политический союз – с единой армией, территорией, границами. Если мы не сделаем этого, за нас сделают другие – те, кто придет после или вместо нас. Давайте уже хоть раз будем крепкие не задним умом.
Но спасти СССР было уже невозможно, хотя Горбачев предпринимал отчаянные усилия.
В ноябре 1991-го года МИД из соображений экономии соединили с министерством внешнеэкономических связей и назвали министерством внешних сношений. Единое ведомство должно было координировать работу дипломатических служб союзных республик. 5-го сентября Горбачев уговорил Шеварднадзе вернуться на прежний пост министра. Многие были удивлены, с какой легкостью Михаил Сергеевич ввел в правительство Шеварднадзе, еще недавно жестко критиковавшего президента в газетных интервью. После того как 18-го октября 8 суверенных государств, включая Украину, его подписали, он был направлен на ратификацию в республиканские парламенты.
Одновременно шло формирование союзных структур власти в соответствии с изменившимися условиями. Назначены новые руководители, начата реорганизация министерства иностранных дел, обороны, внутренних дел и Комитета государственной

351

безопасности, создан Межреспубликанский экономический комитет.
Когда по поручению Госсовета Горбачев начал с Ельциным готовить обновленный проект, его команда попыталась положить в основу свой текст. Достаточно было беглого прочтения, чтобы понять, что речь в нем не идет ни о федеративном, ни даже о конфедеративном государстве. Дело вели к образованию сообщества типа ЕЭС, но с еще более ослабленными функциями центральных органов.
Горбачев дал понять Ельцину, что на такой базе ничего путного у них не получится. После некоторых колебаний Президент России согласился возобновить работу на основе доавгустовского периода, разумеется, с учетом “российского” варианта.
Обновленный вариант Договора датируется 1-ым октября.
Президент России в сентябре еще не готов был окончательно принять эту ошибочную философию и действовать в соответствии с нею. Это и послужило причиной написания записки.
Ознакомившись с этой запиской, Горбачев серьезно встревожился и при очередной встрече с Ельциным завел с ним “концептуальный разговор” на эту тему. Он соглашался с его аргументами, и как Горбачеву показалось, был тогда искренен. Впрочем, как он уже говорил, много раз бывало так: поговоришь с Ельциным, убедишь его, как действовать, а буквально назавтра под чьим-то иным влиянием он поступит прямо наоборот. Такова уже эта неустойчивая натура. Так было и на сей раз.
28-го октября на Съезде народных депутатов РСФСР Ельцин выступил с программой реформ и требованием для особых полномочий на переходный период. Де-факто эти меры подрывали Договор об экономическом сообществе и противоречили ему. Буквально ввергло в шок его заявление о намерении объявить Госбанк СССР российским, сократить на 90% численность МИД распустить 80 министерств и т.д.
Горбачев встретился с Ельциным 2-го ноября, считая, что назрел, как говорится, мужской разговор.
- Ты меняешь политику, уходишь от всех договоренностей, А раз так, теряет смысл и Госсовет, и экономическое соглашение. Тебе не терпится взять вожжи в свои руки? Раз этого хочется, правь в одиночку. Скажу тебе и другим лидерам: я вас подвел к независимости, теперь, похоже, Союз вам больше не нужен, живите дальше как заблагорассудится, а меня увольте. Но и ответственность ложится на всех вас.
Ельцин доказывал, что политику менять не собирается, слово у него твердое. Тут же, не ощутив неловкости, согласился, что в отношении персонала МИДа есть “перехват”. И по другим пунктам несколько отступил, обещал действовать более взвешенно, а главное согласованно. Но не сдержал ни одного своего “твердого” слова.
20-го ноября Шеварднадзе вернулся в знакомый кабинет на 7-ом этаже в высоком здании на Смоленской площади. Заявил, что его главным приоритетом будет сохранение единого государства. Он сказал, что отменяет все иностранные визиты.
- Весь его календарь состоял из поездок по республикам, - вспоминает А.С. Грачев, последний  пресс-секретарь Горбачева. – Он понимал, что от того, насколько ему удастся поладить с республиканскими руководителями, зависит восстановление государства, да и его пребывание на этой должности.
Шеварднадзе боялся окончательного распада СССР, внушал своим партнерам на

352

переговорах, сколь важно для всего мира сохранить единую страну. Западные лидеры предпочли бы по-прежнему иметь дело с Советским Союзом, а не с 15 новыми государствами, но их собственные эксперты докладывали, что, судя по всему, Советский
Союз не сохранится. Подозревать Шеварднадзе в том, что он на всех должностях в Москве оставался тайным грузинским националистом и мечтал о разрушении страны, нелепо.
- Больших разрушителей, чем путчисты,  я не вижу, - считает А. Грачев. –
Шеварднадзе был кадровым продуктом советской системы. Не было ему резона рубить
сучка, на котором он так величественно и вельможно восседал.
На Госсовете 4-го октября Горбачев решил продолжить разговор на эти же темы. Ельцин сознательно опоздал на 15 минут, демонстрируя свою независимость и неуважение к партнерам. Не ожидая его прихода, в присутствии тележурналистов,
Горбачев сделал выступление, прозвучавшее тревожным колоколом: в сложившейся ситуации они делают то, чего не должны делать. Безответственно распорядились капиталом, который получили после путча - в результате совместной работы, а также возникшей надеждой на возможность быстрого выхода из кризиса...
Большая часть выступления Горбачева проходила в присутствии Ельцина: она ему была явно не по душе. Он сидел, то насупившись, то делая вид, что все это его мало волнует. Словом, на заседании возникла напряженная обстановка. На предложение Горбачева обменяться мнениями, просьб о выступлении не последовало. Только Назарбаев сказал:
- Нам все ясно. Важно, что у вас с Борисом Николаевичем был разговор и достигнуто взаимопонимание. – Ельцин кивнул.


* * *

14-го ноября на Госсовете развернулся острый спор о том, что нужно народам,
населяющим эту огромную страну: союзное государство или союз государств?
Четырехчасовая дискуссия завершилась согласием о том, что это должно быть конфедеративное союзное государство. Тут же в Ново-Огарево, на пресс-конференции, все руководители республик вышли к телеобъективам.
Представляет интерес документальный комментарий “Известий” об итогах заседания Госсовета 14-го ноября.
Событие, которое произошло в подмосковном Ново-Огарево 14-го ноября, можно назвать обнадеживающим. Семь суверенных республик, участвовавших в заседании Госплана, высказались за создание нового политического союза. Это своего рода сенсация. В последнее время мало кто верил в возобновление работы над Союзным договором – по крайней мере, в ближайшем будущем. И все же сама жизнь расставила все по местам. Многие республики пришли к выводу, что без политического союза продвигаться дальше невозможно.
Основное время члены Госсовета потратили на обмен мнениями. По поводу статуса будущего Союза рассматривали несколько вариантов. В конце концов, участники
353

сошлись на том, что будет Союз Суверенных Государств – конфедеративное государство, выполняющее делегированные государствами – участниками договора функции.
Казалось, было сделано все, что в человеческих силах, чтобы сохранить союзное государство, завершить огромную работу над проектом Договора, преступно прерванную в августе. Но в этом трехлетнем марафоне пришлось одолеть еще один этап. Имеется в виду заседание Госсовета 25-го ноября, на котором Ельцин вновь потребовал заменить формулу “Союзное государство” на “Союз государств” и заявил об отказе парафировать текст до рассмотрения его Верховным Советом.
Ссылка на парламент была не более чем уловкой. Горбачев знал о настроениях в российском парламенте и был уверен, что там мало кто будет поддерживать ельцинскую формулу.
Горбачев, будучи раздраженным этим вероломством, взял себя в руки и начал
урезонивать Ельцина, настаивая на выполнении решений, согласованных всего десять дней назад. Но уже начало срабатывать новое соотношение сил. Сначала Шушкевич, затем и некоторые другие, видимо, не желая вступать в ссору с российским лидером, заколебались.
Тогда Горбачев заявил:
- С меня достаточно. Участвовать в развале Союза не буду. Оставляю вас одних, решайте. И помните, что на вас падает вся ответственность за судьбу страны.
25-го января участники Госсовета условились на следующем заседании окончательно согласовать текст: парафировать каждую страницу и передать Верховным Советам в печать.
Но Ельцин не захотел ставить свою подпись на решении. Вероятно, уже тогда Президент России  знал, что документ не вступит в силу, а посему не хотел его визировать.


* * *

1-го декабря 1991-го года на Украине состоялся референдум. 90% опрошенных высказалось за независимость Украины. Российское правительство заявило, что признает независимость Украины. 5-го декабря Верховный Совет Украины постановил, что договор об образовании СССР 1922-го года утратил силу. Президентом Украины избрали секретаря ЦК компартии Украины по идеологии А.М. Кравчука, которому, как и многим другим в Киеве, надоело подчиняться Москве. Ему хотелось быть главой независимого государства.
“2-го декабря, - пишет Черняев, - Горбачев разговаривал по телефону с Ельциным.
Тот куда-то ехал. Был уже пьян. Михаил Сергеевич уговаривал его встретиться вдвоем, втроем – плюс Кравчук, вчетвером – плюс Назарбаев. Тот пьяно не соглашался:
- Все равно ничего не выйдет. Украина независима.
- А ты Россия! – возражал Михаил Сергеевич.
- Я что! Я – Россия. Обойдемся. Ничего не выйдет с Союзом... Вот если вернуться к идее четверного союза: Россия плюс Украина, плюс Белоруссия плюс Казахстан.
354

- А мне где там место? Если так, я ухожу. Не буду болтаться, как говно в проруби. Я – не за себя. Но пойми: без Союза все повалится, и погубите все реформы.
- Да как же без вас, Михаил Сергеевич! – пьяно “уговаривал” Ельцин.
- Ну, а что же я, где... если нет Союза?
- Ничего... вы оставайтесь, - милостиво согласился Ельцин...”
Ельцин предупредил Горбачева, что едет в Минск разговаривать с председателем Верховного Совета Белоруссии С.С. Шушкевичем, членом-корреспондентом Академии наук и недавним проректором Белорусского государственного университета, и что неплохо бы заодно поговорить с Кравчуком, узнать, что он думает о будущем Советского Союза. Перед отъездом Ельцин сказал журналистам, что “надо будет все сделать, чтобы убедить украинцев присоединиться к Союзному договору”. Правда, сделал оговорку, которая в тот день не привлекла к себе внимания:
- Если этого не получится, надо будет подумать о других вариантах.
 “Я пригласил Б. Ельцина формально на охоту, по существу – обсудить поставки нефти и газа нам и на Украину, - вспоминал С. Шушкевич. - Егор Гайдар вел Россию к рынку. Значит, нам пришлось бы покупать российскую нефть. Денег у нас не было, кредиты никто не давал. Надо было как-то договориться на переходный период, чтобы не замерзнуть зимой. Потом выяснилось, что и Кравчук хотел бы поучаствовать в нашей встрече. Быстро стало ясно, что экономические проблемы невозможно решить без политического определения “кто есть кто”.
Ельцин взял с собой министра иностранных дел Козырева.
Журналисты спросили:
- То, что произошло в Беловежской пуще, это была непредвиденная или хорошо
продуманная заготовка?
Он ответил:
- К тому времени было абсолютно ясно, что Советский Союз не сохранится, как единое государство. В сентябре были все возможности его сохранить. В октябре еще оставалась возможность сохранить единое государство. Но за 3-4 месяца эта возможность
была утеряна. Не думаю, что кто-то имел в портфеле готовый вариант, который потом и реализовался. У каждого из нас было по несколько вариантов. Было много кубиков, которые потом складывались. Но еще утром этого дня никто не знал, что сложится именно так, закончится именно так. Для меня был вопрос один: не станет ли это повторением югославского варианта? Ведь рядом с нами  располагалось такое же федеративное государство, но оно разлилось в крови. Это была главная задача – избежать повторения трагических событий. Меня, например, югославский сценарий просто по ночам преследовал. Мы стояли на краю той же пропасти...
“Белоруссия, - вспоминает Козырев, - больше других должна была хотеть
сохранения Союза. Но и здесь было очевидно настроение в пользу независимости и полного суверенитета. Из Минска российскую делегацию повезли в Беловежскую пущу. Кравчук приехал раньше и отправился на охоту. Он старался держаться в стороне.
Когда три лидера встретились, они еще не знали, чем закончится встреча. Но все оказалось так легко. Когда они начали разговор, Кравчук сказал, что Украина Союзный договор не подпишет. Если бы он подписал, подписал бы и Ельцин.

355

“Кравчук приехал весь напряженный, - вспоминает Козырев. – Он ожидал, что Ельцин будет угрожать, выдвинет какой-то сильный ультиматум с требованием подчиниться Москве. В таком случае сама идея трехсторонних переговоров потерпела бы крах, и дело кончилось бы разрывом между Москвой и Киевом... За этим маячили хаотичный распад Союза, рост взаимного недоверия, а, может быть, даже и ненависти. Мы приехали с вариантом сообщества или союза демократических республик... Украинцы долго не раскрывали своих намерений, также, впрочем, как и белорусы”.
Российская делегация появилась в Беловежской пуще во второй половине дня, сразу сели ужинать. Ельцин и Бурбулис завели разговор о том, что как бы ни развивались дальше события, три славянские республики должны держаться вместе.
Украинские делегаты в кулуарах подошли к Гайдару, Козыреву и Шахраю, которого Ельцин сделал государственным советником РСФСР по правовой политике: ребята, с чем приехали? Если собираетесь давить в пользу Союза, то Кравчук уедет, потому что Верховный Совет Украины требует независимости. Разумнее идти по пути объединения независимых государств, но без подчинения единому центру.
Ельцин положил на стол предложенный Горбачевым проект нового Союзного договора и передал слова Михаила Сергеевича: Украина может внести любые изменения, хоть полностью переделать текст, главное, чтобы подписали. Ельцин добавил, что если Украина согласна, то может поставить свою подпись.
Все зависело от Кравчука. Леонид Макарович твердо сказал, что Украина Союзный договор не подпишет и добавил:
- Даже если мы сейчас о чем-то договоримся, приедем в Москву, расскажем Михаилу Сергеевичу, вы уверены, что он нас поддержит, поймет и не обманет?
Никто не возразил Кравчуку.
Ельцин предложил поручить экспертам за ночь разработать идею нового союза братских стран. Гайдар, Козырев и Шахрай уединились в отведенном для российской делегации особняке и начали думать над основными элементами возможного проекта соглашения. Той ночью им предстояло ответить на главный вопрос: как три союзные
республики могут закончить договор без участия других республик?
Выход нашел Шахрай.
“Именно ему, - вспоминает Козырев, - принадлежит следующий аргумент: СССР создавался в 1918-1921-ом годах 4-мя независимыми государствами: РСФСР, Украина, Белоруссия и Закавказская Федерация. Некогда образовавшие Союз, причем их право на самоопределение неизменно сохранялось и в вариантах союзных договоров и в Конституции СССР.
Таким образом, с чисто юридической точки зрения в Беловежской пуще собрались полноправные руководители трех полноправных же субъектов объединения,
называвшегося СССР. Поэтому они были вправе принять решение, о расторжении связывавших их до сих пор уз”.
Для Гайдара и Козырева идеи Шахрая были неожиданными, но они находку оценили. К российской делегации присоединились белорусы.
- Я не сомневался, что у нас хватит мужества и такта принять такое решение, - вспоминал Шушкевич.

356

Украинцы, пока шла работа, прогуливались по свежему воздуху. Они сели за стол, когда работа подходила к концу. Утром проект документа представили президентам и премьерам. Рядом с Ельциным сидел Геннадий Бурбулис, позднее к ним присоединился Гайдар.
- Все четырнадцать пунктов соглашения, - рассказывал Шушкевич, мы принимали только консенсусом... ни одна статья соглашения не была подписана в первозданном виде. Мы их сокращали, объединяли, изменяли, дорабатывали. По-моему, сделали все, что могли.
Президентам направилась формулировка “Содружество Независимых Государств”. Им очень дорого было слово “независимые”, хотя в таком документе оно бессмысленно.
8-го декабря Ельцин, Кравчук и Шушкевич подписали Минское, Беловежское соглашение об образовании СНГ, в котором говорилось, что “Советский Союз прекращает свое существовании”.
Горбачев остался без государства.
- После подписания были речи, было, как положено, шампанское, - рассказывал 
А. Козырев. – Говорили, что сохранить Союз не удалось, но главное, что мы остались вместе. Рассказывают нелепую историю, будто американскому президенту Бушу звонили советоваться, можно это делать или нельзя. В реальности его потом поставили в известность о том, что произошло. Бушу обязательно нужно было позвонить. Я, как профессионал, и тогда это советовал, и сейчас считаю, что это было правильно. Хотя бы в силу ядерного параметра наших отношений мы обязаны друг друга информировать о подобных ситуациях. Это проявление ответственности в политике – объяснить логику происходящего, успокоить, что ядерная кнопка под контролем.
- Горбачев обиделся, что не ему позвонили первому.
- Напрасно он обиделся. С ним первым попытались связаться, но не получилось. Это абсолютно точно.
В этот момент  президент Казахстана Назарбаев летел в Москву. Связались с ним, когда он уже находился в правительственном аэропорту Внуково. Ельцин по телефону
прочитал ему подписанные в Пуще документы, пригласил присоединиться  к ним и поставить свою подпись.
- Я поддерживаю идею создания СНГ, - сказал Назарбаев. – Ждите меня, скоро к вам вылечу.
Ему обеспечили воздушный коридор. Но президент Казахстана не прилетел. Не спешил присоединиться к тройственному соглашению. Хотел посмотреть: что выйдет из этого эксперимента? Какой будет реакция? Отпугивало и то, что это соглашение только славянских республик. В аэропорту Назарбаев заявил, что сожалеет о распаде единого государства и призвал заключить хотя бы оборонительный союз и сохранить
вооруженные силы.
Спросили помощника Бакатина В.А. Никонова:
- Бакатин знал, что готовится встреча в Беловежской пуще?
- Он знал о подготовке Беловежского соглашения. У Ельцина и его команды были большие опасения, что КГБ постарается в последний момент каким-то образом сорвать встречу. К Бакатину приходили эмиссары, чтобы удостовериться, что он не попытается

357

арестовать Ельцина, Кравчука и Шушкевича в Беловежской пуще.
- А такая мысль возникала на Лубянке?
- В тот период было очевидно, что реальная власть уже принадлежит не союзным структурам, а республикам. Попытка арестовать Ельцина, Кравчука и Шушкевича могла бы закончиться самым чудовищным образом...
Тем не менее, Ельцин и его окружение тревожились: не попытается ли Горбачев в последний момент сохранить власть силой.
Министр внутренних дел В.П. Баранников был человеком Ельцина. Министр обороны Е.И. Шапошников поспешил присягнуть Ельцину на верность. А как себя поведут недавние сотрудники Горбачева: Бакатин и Примаков, возглавлявший разведку – это беспокоило российскую власть.
9-го декабря 1991-го года Примаков без объяснения причин приехал из Ясенево на Лубянку. В кабинете Бакатина глава российской госбезопасности генерал В. Иваненко передал им обоим пожелания российского правительства проявить благоразумие, то есть не сопротивляться неизбежному распаду Советского Союза и переходу власти к Ельцину.
После Беловежской пущи ни Шушкевич, ни Кравчук не пожелали встретиться с Горбачевым. В Кремль пришел один Ельцин. Михаил Сергеевич рассказывал своему пресс-секретарю А. Грачеву:
- Ельцин перезвонил и сказал, что опасается за свою безопасность. Боится, что его здесь арестуют. Я ему сказал: “Ты что, с ума сошел?” Он говорит: “Может, не я, а кто-то еще...”
Вопрос о том, что Горбачев запросто мог арестовать участников встречи в Беловежской пуще и объявить их заговорщиками, возникал не один раз. Но сам Михаил Сергеевич понимал, что если это не выполнили технически, то невозможно политически:
его в стране уже никто не поддерживал. Доверие России к Ельцину было в тот момент огромным. Советский Союз разрушался на глазах. Горбачев ничего не мог предложить для спасения развалившейся и впадавшей в нищету страны. Все его шаги воспринимались, как попытка сохранить свое место.
Когда Ельцин в полдень пришел к Горбачеву, там уже сидел Назарбаев. Двухчасовой разговор был тяжелым. Горбачев выговаривал Ельцину:
- Вы встретились в лесу и “закрыли” Советский Союз. Речь идет о своего рода политическом перевороте, совершенного за спиной Верховных Советов республик.
“Я сидел между ними и слушал, - вспоминал Назарбаев. – Диалога не получилось. В этих условиях я должен был думать об интересах своей страны, поскольку ситуация, складывающаяся после Беловежской пущи, была принципиально иной в правовом и политическом планах. Я срочно вылетел домой. Одна из главных проблем того периода состояла в том, что уже остро встал вопрос “пересмотра границ”.
12-го декабря Совет республики и Совет национальностей Верховного Совета РСФСР на совместном заседании денонсировали Союзный договор 1922-го года. Против проголосовали трое депутатов, еще девять воздержались.
Назарбаев позвонил президенту Узбекистана Исламу Каримову и всем другим руководителям пяти среднеазиатских республик, чтобы встретиться и договориться о едином подходе. Всех пригласил к себе в Ашхабад президент Туркмении (и все еще

358

первый секретарь компартии) Ниязов.
В декабре глава Туркмении предложил своим гостям в ответ на союз славянских республик, заключенный в Беловежской пуще, создать свою конфедерацию центроазиатских государств. Назарбаева эта идея смутила. Он не хотел конфронтации.
“Я приложил максимум усилий, - рассказывал Назарбаев, - чтобы предотвратить формирование Тюрского и славянского союзов на бывшей территории СССР. К чему бы мы пришли, если бы такие союзы оформились, просто трудно себе представить”.
Ельцин и Кравчук нервничали и звонили Назарбаеву в Ашхабад. Они боялись, что пятерка откажет им в поддержке и не вступит в СНГ. Назарбаев, поддержанный президентом Узбекистана Каримовым, настоял на диалоге со славянскими республиками. Договорились: все, кто желает вступить в СНГ, встретятся через несколько дней в столице Казахстана. А в Алма-Ате 16-го декабря 1991-го года Верховный Совет Казахстана принял конституционный закон “О государственной независимости Республики Казахстан”.
Михаил Сергеевич не поторопился уходить в отставку. Он еще надеялся на руководителей республик, которые собрались в Алма-Ате 21-го декабря. Но в полдень
21-го декабря уже 11 республиканских лидеров договорились о прекращении существования СССР. В СНГ вошли все республики, кроме Грузии и трех прибалтийских государств. Лидеры 11 республик принесли обращение к президенту Горбачеву, который не прилетел в Алма-Ату, и уведомили его о прекращении существования Советского Союза и института президента СССР.
26-го декабря в Кремле Совет республик Верховного Совета СССР принял декларацию о прекращении существования Советского Союза как государства.
Когда же Горбачев узнал, что в Минск приехали Бурбулис и Шахрай, ему все стало ясно. Именно Бурбулис писал Ельцину записку, смысл которой состоял в том, что они выиграли в результате разгрома путча, что “хитрый Горбачев” плетет сети, реанимирует союзный центр, и его будут поддерживать республики. Все это России невыгодно, надо любой ценой предотвратить реализацию подобного сценария.
Итак, в Минске, в Бресте состоялась встреча трех президентов: России, Украины, Белоруссии. И принято было решение – вопреки тому, о чем все договорились на Госсовете СССР.
С 25-го ноября, минуя всего две недели, Ельцин вероломно нарушил свои обязательства, поставив подпись под документом, ликвидирующим Советский Союз.
Потери от распада СССР являются колоссальным потрясением, несоизмеримым ни с какими приобретениями от суверенитетов. Ничего путного не получилось из Содружества. И в то время все сильнее дает о себе знать тяга к интеграции, к объединению, к спасению хотя бы еще того, что можно было спасти общими усилиями. Но, видимо, придется, это делать заново, искать уже другие решения. Сделать это смогут только руководители следующего поколения, наученные нашим горьким опытом, способные поставить народные интересы и права человека выше национального и группового эгоизма.
После возвращения из Минска в декабре 1991-го года Президент России собрал
группу близких ему депутатов с тем, чтобы заручиться поддержкой при ратификации 

359

минских соглашений. Его спросили, насколько они законны с правовой точки зрения?
Неожиданно президент ударился в сорокаминутные рассуждения, и вдохновенно рассказывал, как ему ужалось ”навешать лапшу” Горбачеву перед поездкой в Минск, убедить его, что будет преследовать там одну цель, в то время как на деле собирался делать прямо противоположное. “Надо было выключить Горбачева из игры”, - добавил Ельцин.
Президент России и его окружение фактически принесли Союз в жертву своему страстному желанию воцариться в Кремле.


* * *

Первые дни декабря были наполнены тревогой. Не только журналисты, но и зарубежные государственные общественные  деятели искали контактов с Горбачевым.
А ситуация выглядела так. Проходит день, никаких новостей из Минска до Горбачева не доходит, никому ничего неизвестно. Подумалось, решили “расслабиться” – так оно и было. И потом Горбачев начал интересоваться, что же там происходит. Казалось, через голову ведут разговоры с министрами, в том числе Шапошниковым, а он, как и Баранников, не счел нужным проинформировать Горбачева. Горбачев позвонил министру обороны и спросил, что происходит. Он извивался как уж на сковородке, и все же сказал, что ему звонили, спрашивали, как он смотрит на характер объединенных вооруженных сил в будущем государственном образовании. Ничего, мол, больше не знаю. Откровенно врал.
Наконец, вечером, раздался звонок Шушкевича, которому, оказывается, Ельцин и Кравчук поручили в их присутствии сообщить Горбачеву о принятых решениях. Он сказал, что уже был разговор с Бушем и тот “поддержал”.
Горбачев попросил передать трубку Ельцину и сказал ему: “То, что вы сделали за моей спиной – это позор, стыдобище!”
Потребовал более подробной информации. Была подтверждена договоренность о встрече назавтра, в понедельник.
В тот день в Москву по договоренности прилетел Назарбаев. Узнав о событиях в Минске, стал советоваться с ним, сказал, что его туда приглашают. Горбачев поинтересовался, что он сам думает. Видел: оскорблен случившимся. И вместе с тем почувствовал, что если бы его позвали раньше, и он бы поехал. Наверное, это было бы лучше. Хотя трудно предугадать.
Горбачев свое официальное отношение к Минскому соглашению выразил в заявлении Президента СССР, опубликованном 10-го декабря. В нем подчеркивалось: “Судьба многонационального государства не может быть определена волей руководителей трех республик. Вопрос этот должен решаться только конституционным путем с учетом всех суверенных государств и учетом воли их народов. Неправомерно и опасно такое заявление о прекращении действия общесоюзных правовых норм, что может лишь усилить хаос и анархию в обществе. Вызывает недоумение скоропалительность

360

появления документа. Он не был обсужден ни населением, ни Верховным Советом республик, от имени которых подписан. Тем более это произошло в тот момент, когда в парламентах республик обсуждается проект Договора о Союзе Суверенных Государств, разработанный Государственным Советом СССР.
Поскольку в соглашении и провозглашалась “иная формула государственности”, Горбачев заявил о необходимости созвать Съезд народных депутатов СССР, не исключал и проведение всенародного референдума (плебисцита) по этому вопросу.
Не выдерживает критики утверждения ельцинистов, что-де у “героев” Беловежской пущи не было выбора, что Украина “уходила” и идея лишалась всякой перспективы. Это сплошная ложь.
Еще до того, как Кравчук использовал референдум 1-го декабря, чтобы заблокировать Украиной подписание Союзного договора, было достигнуто согласие, что будет конфедеративное государство с общим рынком, согласованной внешней политикой, едиными вооруженными силами, общими валютой, банковским союзом, энергетикой, космической деятельностью, транспортом и связью, то есть всеми сферами, где Союз работает для всех.
В Минском заявлении говорится, что договорной процесс зашел в тупик: “Кто в тупике? – спрашивает Горбачев. Восемь республик готовы были подписать Союзный договор, в парламентах началось обсуждение. В тупике Украина? Ну, так давайте не будем все к этому тупику рваться, а поможем Украине”.
Наконец уместно спросить: что, Союз развалился якобы ради связей с Украиной, Ельцин спас эти связи? Напротив, в рамках СНГ они оказались в самом плачевном состоянии.
Вернувшись из Минска, Ельцин пришел к Горбачеву. Небезынтересно, что предварительно он выяснил по телефону, насколько безопасен его приход к Горбачеву: понимал, что нашкодил. В беседе, как и намечалось, участвовал и Назарбаев, хотя это Ельцину не понравилось. Разговор был тяжелым: ”Вы встретились в лесу и “закрыли” Советский Союз. Речь идет о своего рода политическом перевороте, совершенном за спиной Верховных Советов республик. Горбачев сказал, что он верен своей позиции, но будет уважать выбор, который сделают республики, парламенты. Если мы за демократию и реформы, то должны действовать по демократическим правилам. Ведь вы же не с большой дороги!”
Акция в Минске поставила азиатские республики перед свершившимся фактом. Была допущена большая, может быть, даже историческая ошибка.
Азиатские страны заняли более цивилизованную позицию, чем их европейские коллеги.
18-го декабря Горбачев направил письмо участникам встречи в Алма-Ате по созданию СНГ. Опубликовано оно было 20-го декабря и осталось без последствий.
23-го декабря, в течение многих часов с небольшими перерывами, Горбачев с Ельциным обсуждали вопросы перехода от союзного государства к СНГ. 25-го декабря Горбачев подписал Указ о сложении полномочий Президента СССР и выступил по телевидению с обращением к народу.


361


* * *

25-го декабря состоялся очередной разговор с Бушем. Горбачев сообщил, что примерно через два часа сделает заявление об уходе. Сказал, что только что написал ему прощальное письмо. Однако пользуясь этим звонком, чтобы еще раз подтвердить, что он высоко ценит то, что им вместе удалось сделать, и когда он был еще вице-президентом, и в особенности, когда они оба стали президентами, Горбачев выразил надежду, что руководители стран Содружества, в первую очередь России, понимают свою ответственность за то, чтобы капитал, накопленный нами за эти годы в советско-американских и международных отношениях, был сохранен и приумножен.
- Несомненно, Джордж, - продолжал Горбачев, - надо идти по пути признания государств СНГ. Я бы просил иметь в виду следующее: очень есть важно для Европы, и для мира, чтобы в СНГ не обострились противоречия. Поэтому важна поддержка СНГ как международного образования, а не только его членов в отдельности. Не дезинтеграцию, не разрушительные процессы, а сотрудничество – вот что надо стимулировать. На это я делаю акцент.
Второй акцент – это поддержка России. Нужно, чтобы и США, и ЕС, международное сообщество общими усилиями поддержали Россию. Она возьмет на себя главное бремя реформ.
У Горбачева на столе лежит Указ Президента СССР. В связи с прекращением выполнения им обязанностей Верховного Главнокомандующего он передает право на использование ядерного оружия Президенту Российской Федерации, придавая большое значение тому, что эта сторона дела находится под надежным контролем. Как только он сделает свое заявление об уходе, указ вступит в действие. Так что все могут спокойно праздновать Рождество.
Что касается его, Горбачева, то он не собирается прятаться в тайгу. Будет оставаться в политике, в общественной жизни. Свою миссию видит в том, чтобы помогать налаживанию позитивных процессов в стране, утверждению нового мышления в мировой политике.
25-го декабря Горбачев подписал прощальные письма государственным деятелям, с которыми на протяжении более шести лет работал над решением сложных международных проблем. Начался новый этап в его жизни. Однако международная политика осталась в центре его интересов.
В Алма-Ате Совет глав СНГ принял решение, касающееся его статуса и обеспечения после сложения полномочий Президента СССР. В нем есть пункт, в котором принимается к сведению заявление Президента России о том, что все связанные с этим вопросы будут решены руководством Российской Федерации.
По просьбе Горбачева Президент России подписал указ о выделении помещения Фонда социально-экономических и политических исследований, который Горбачев решил создать и возглавить с тем, чтобы продолжить свою деятельность в новых условиях. Через несколько месяцев Ельцин откажется от этого решения.
Никаких проводов не было. Никто из руководителей государств СНГ Горбачеву не
362

позвонил. Так, уже в первые минуты после сложения с себя полномочий президента страны, Горбачев столкнулся с бесцеремонностью людей, оказавшихся у власти. Как показывает дальнейшее течение событий, это был не единичный всплеск мстительных эмоций Ельцина, а проявление определенной линии по отношению к Горбачеву.
Отложив президентские дела, Ельцин лично руководил “изгнанием” Горбачева из Кремля. По его указанию был составлен сценарий спуска флага СССР и поднятия флага РСФСР, и сам он проследил за тем, чтобы все выполнялось по графику, и было заснято телекамерой. Была договоренность о завершении Горбачевских дел в Кремле к 30-му декабря. На 27-ое декабря была назначена беседа с журналистами японской газеты “Ёмиури”. Но утром Горбачеву позвонили из приемной в Кремле и сообщили, что в полдевятого утра Ельцин вместе с Хасбулатовым и Бурбулисом заняли кабинет Горбачева, бурно веселились, распили бутылку виски... Это было торжество хищников.
Горбачеву было предложено за три дня освободить загородную резиденцию и президентскую квартиру. 25-го декабря, еще до Горбачевского выступления по телевидению, группа лиц появилась в доме по улице Косыгина, чтобы опечатать квартиру президента. В этой ситуации было решено все сделать быстро. Поняли это и члены семьи, и офицеры охраны – его “форосовцы”.  Слов лишних не было, действовали, не теряя времени, с каким-то даже ожесточением. За сутки переехали в новое обиталище. Наутро Горбачев увидел результаты – кучами вперемешку лежали вещи, книги, посуда, пачки газет, письма и Бог знает что.
Великий переезд состоялся. Надо было размещаться. Горбачев занялся своим “хозяйством” (библиотекой, бумагами разных лет – записями, письмами, телеграммами, фотографиями, справочными материалами). Волны воспоминаний одна за другой проплывали через него. Возникали картины из далеких и совсем недавних событий. От этих свидетельств неповторимого времени прожитого вместе со страной исходило душевное успокоение.
После сложения Михаилом Сергеевичем полномочий президента СССР с января 1992-го года он был избран президентом международного Фонда социально-экономических и политологических исследований (Горбачев-фонд). Одновременно с лета 1993-го года по 1996-ый год президент, а с 1996-го года – председатель правления Международного Золотого Креста.   
6-го апреля 1992-го года экс-президент СССР был допрошен следователем Генеральной прокуратуры РСФСР Владимиром Карасевым по делу КПСС.
С 1993-го года Горбачев владел 10% акций “Новой газеты”.
В сентябре 1993-го года Горбачев охарактеризовал антиконституционные действия президента Ельцина о роспуске Съезда народных депутатов Верховного Совета РСФСР, как “грубые и недемократичные”, и призывал его, “пока не поздно”, отменить свой Указ о роспуске Съезда и Верховного Совета. Поддержал идею досрочных выборов президента и народных депутатов России. Истиной причиной кризиса Горбачев назвал провал той экономической политики, которую проводили президент и Верховный Совет России с конца 1991-го года. Бывший президент СССР подверг критике необъективность СМИ, особенно телевидения, в освещении противостояния Ельцина с депутатами.
19-го сентября 1994-го года Борис Ельцин установил Горбачеву пожизненное

363

ежемесячное материальное обеспечение в сумме 40 минимальных размеров государственной пенсии по старости.
После отставки Горбачев жаловался, что его во всем “блокируют”, что его семья постоянно находится “под колпаком” у ФСБ, что его телефоны постоянно прослушиваются, что издавать свои книги в России он может, только “подпольно” малым тиражом.
В 1996-ом году выставил свою кандидатуру на выборах президента РФ и по результатам голосования набрал 386069 голосов (0,51%).
В 2000-ом году стал главой Российской объединенной социал-демократической партии России (СДПР). С 2001-го года по 2004-ый год – лидер СДПР.
12-го июля 2007-го года СДПР была ликвидирована (снята с регистрации по решению Верховного суда РФ).
20-го октября 2007-го года стал главой Общероссийского общественного движения “Союз социал-демократов”. В декабре 2008-го года в интервью Владимиру Познеру Горбачев сказал:
- Я сейчас жалею: надо было не уезжать в Форос в августе 1991-го года. Я думаю, что Советский Союз сохранился бы... так же как была и еще одна ошибка – что я не отправил Ельцина навсегда в какую-нибудь страну заготавливать бананы после известных процессов, когда пленум требовал: исключить Ельцина из членов КПСС.
В июне 2009-го года в интервью тому же Владимиру Познеру на Первом канале Горбачев отверг утверждения о том, что в 1999-ом году в Американском университете в Стамбуле он якобы говорил, что целью всей его жизни было уничтожение коммунизма как диктатуры над людьми: “Это запустили мои коллеги из КПРФ. Ничего подобного не было”.
В ноябре 2009-го года в интервью Евроньюс Горбачев повторно выразил несогласие с мнением о том, что его план “не удался”, напротив, утверждал – тогда “начались демократические реформы” и что перестройка победила.
2-го марта 2011-го года в день 80-летия указом президента РФ Д. Медведева Горбачев награжден орденом Святого апостола Андрея Первозванного. 30-го марта Михаил Сергеевич отметил юбилей в Лондоне благотворительным концертом “Горби 80  Гала” в зале “Роял Альберт Холл”  с участием мировых “звезд”.
17-го августа 2011-го года на большой пресс-конференции в агентстве “Интерфакса”, посвященной 20-летию событий августа 1991-го года, Горбачев признался, что заранее знал о планах ГКЧП, его об этом неоднократно предупреждали, но он посчитал, что важнее предотвратить кровопролитие, и тем более, гражданскую войну.
- Говорят, Горбачев знал, а как ему было не знать, - говорил о себе Горбачев. – Откуда только не звонили мне – предупреждали, что назревает путч. И мое окружение сообщало, но я  не мог ничего сделать. Вот самое главное мое было кредо – не довести до большой крови.
В начале ноября 2014-го года Горбачев совершил поездку в Германию, к которой долго готовился и накануне которой дал ряд принципиальных интервью. 7-го ноября 2014-го года экс-президент СССР открыл в Берлине выставку в честь 25-летия падения
Берлинской стены. 9-го ноября Горбачев, федеральный канцлер Меркель и экс-президент

364

Польши Валенса вместе с 200 правозащитниками совершили символический переход границы между ГДР и ФРГ по мосту в районе Бернхольмерштрассе, где 25 лет назад были открыты первые шлагбаумы между Восточным и Западным Берлином.
Затем Михаил Сергеевич принял участие в форуме “новая политика” и провел закрытые переговоры с Меркель, в ходе которых обсудил украинский кризис. Возвратившись из Германии, Горбачев выразил мнение, что Запад уже смирился с присоединением Крыма к России.
В апреле 2016-го года на встрече со студентами в Московской школе экономики Михаил Горбачев признал свою ответственность за распад Советского Союза: “Я старался сохранить, но сделать не сумел. Но я считаю, что за это несу ответственность. Меня же никто не снимал с работы, я сам ушел, потому что не смог с ними справиться”.
В июле 2016-го года экс-президент СССР обратился с письмом к президенту международного олимпийского комитета (МОК) Томасу Баху и членам МОК, призвав их не допустить обострений на Олимпиаде в Рио-де-Жанейро и разрешить в ней участие российских спортсменов, не употреблявших запрещенные препараты.
В феврале 2017-го года Горбачев выставил на продажу принадлежащий его семье дом площадью 600 м; и земельный участок площадью 2,6 тысячи м; в районе озера Тегернзее в Баварских Альпах. Трехэтажный дом с 17 комнатами 1908-го года постройки, который в 2006-ом году приобрела его дочь Ирина Вирганская. На вилле Горбачев жил периодически, в основном, один. Местные жители часто встречали экс-президента СССР на улицах и в ресторанах. Последний раз Горбачев приезжал на озеро Тегернзее в 2014-ом году в сопровождении дочери и внучек. Ориентировочная стоимость виллы составляет около 7 миллионов евро.
В апреле 2017-го года Михаил Горбачев увидел признаки начала новой “холодной войны”, выраженные в новой гонке вооружений, находящихся недалеко от России войск НАТО, воинственной речи политиков и высокопоставленных лиц.
Михаил Горбачев был первым и последним президентом перед тем, как Советский Союз распался. Отношение к нему неоднозначное – одни люди считали, что его неправильная политика привела к распаду СССР, другие думают, что именно он открыл путь для развития новой России. Несмотря на то, что сейчас политик находится в условиях почтенного возраста, интерес к нему не угасает.
Сейчас известно, что бывший президент Советского Союза проживает на территории  населенного пункта Ротта-Эгарк. Это город, расположенный в Баварии. Для посещения его выбирают люди, которые хотят поправить здоровье и вылечить болезни, связные с сердцем. Финансовые возможности Михаила Сергеевича позволили ему приобрести еще одну жилую недвижимость на территории города, который называется “Замок Хубертус”.
Журналисты СМИ России не могут полноценно общаться с Михаилом Сергеевичем, так как он не слишком любит разговаривать с представителями той страны, где жил раньше. Доказательством этого утверждения  является факт активного общения Горбачева с представителями прессы из Германии. Популисты публикуют информацию о том, что бывший президент Советского Союза прооперирован по причине проблем с
позвоночником. Также немецкие СМИ освещали поход Михаила Сергеевича на очень

365

популярный пивной завод.


* * *

13-го марта 2014-го года, в разгар Крымского кризиса, открытое письмо Горбачеву написал политолог Валентин Третьяков – с предложением бывшему президенту СССР, приложившему много стараний к объединению Германии, обратиться к канцлеру 
А. Меркель, ко всем немецким политикам и к немецкому народу с просьбой и советом не мешать мирному воссоединению Крыма и Севастополя с Россией.
Горбачев ответил, что предложенная роль  просителя ему не подходит, мешать дипломатическим усилиям президента Путина он не намерен, а самому Третьякову порекомендовал задуматься о первопричине событий на Украине, которые Михаил Сергеевич видит в срыве перестройки, “в бездумном, авантюристическом “роспуске” Союза”.
17-го марта 2014-го года Горбачев приветствовал итоги референдума в Крыму и присоединение к России, назвал волеизъявление народа Крыма историческим исправлением ошибки и осудил санкции США и Евросоюза в отношении российских и крымских политиков.
30-го августа 2014-го года в интервью Русской службе новостей Горбачев поддержал политику России по отношению к событиям на Украине.
В январе 2015-го года в интервью журналу “Spiеgel” Горбачев предостерег, что напряженность в отношениях между Россией и странами Европы из-за украинского кризиса может иметь следствием большой конфликт и даже ядерную войну.
26 -го мая 2016-го года Служба безопасности Украины запретила Горбачеву въезд в страну на 5 лет. В ответ Горбачев пояснил, что на Украину давно не ездит и не планирует ее посещать.
Сейчас Горбачев получает пенсию в размере 702440 рублей, к тому же в 1990-ом году ему вручили “Нобелевскую премии мира”. Этот факт означает, что к средствам политика был добавлен еще один миллион долларов. Также Михаил Горбачев не раз снимался в рекламе. Находясь на пенсии, он пишет книги, участвует в ток-шоу, например, таких, как  “Минута слова” на “Первом канале”.


* * *

В первые годы правления Владимира Путина Горбачев его поддерживал. 26-го сентября 2000-го года и 17-го июля 2002-го года состоялись их встречи тет-а-тет в Кремле, причем последняя, как сообщил пресс-центр “Горбачев-Фонд”, прошла в атмосфере полного взаимопонимания. С течением времени Горбачев стал относиться к политике Путина все более критически, указывая на ее авторитарные тенденции. В январе
2008-го года в интервью The New York Times Горбачев подверг суровой критике

366

состояние российской избирательной системы. Он призвал коренным образом реформировать систему, при которой вся власть находится в руках окружения президента
Путина. “С нашими выборами не все в порядке, и наша избирательная система нуждается в серьезном корректировании”, - заявил бывший советский президент.
В феврале 2011-го года в интервью радио “Свобода” Горбачев вновь сформулировал основные претензии “тандему”, сворачиванию демократии, коррупции и засилью чекистов. Горбачев также недоволен тем, что ему не позволили заранее зарегистрировать свою социал-демократическую партию. Сам Путин избегал резких ответов на критику Горбачева, однако его пресс-секретарь Дмитрий Песков делал это как минимум дважды: в 2011-ом году Песков заявил, что “бывший руководитель СССР, по сути, развалил страну”, а в 2013-ом году выразил уверенность, что ничего подобного горбачевской “перестройке” в России никогда больше не будет.
24-го декабря 2011 года после массового митинга протеста против фальсификации итогов выборов Госдумы РФ шестого созыва, в эфире радиостанции “Эхо Москвы” Горбачев призвал Путина не участвовать в очередных выборах президента России: “Я посоветовал бы Владимиру Владимировичу уйти сейчас. Три срока получить: два срока президентом, один срок премьером – три срока, ну, хватит”.
2-го марта 2013-го года в поздравительной телеграмме по случаю 82-летия бывшего советского лидера президент РФ В. Путин отметил значимые инициативы Горбачева в сфере международного сотрудничества и его стремлении укрепить авторитет России  в мире.
После крымского кризиса и событий на Украине 2014-го года отношение Горбачева к Путину снова потеплело. Направляясь 6-го ноября с визитом в Германию для участия в форуме “Новая политика” и встречи с канцлером ФРГ Меркель, приуроченных к 25-летию крушения Берлинской стены, Горбачев выразил убеждение, что Путин лучше всех сейчас защищает интересы России, и хотя в его политике хватает, за что можно зацепиться с критикой, сам Михаил Сергеевич цепляться не намерен.
В Германии Горбачев привлек внимание западной общественности к речи Путина перед Валдайским клубом, в которой он увидел пути снижения напряженности в отношениях между Россией и Западом, а в перспективе – фундамент, на котором можно создать новые партнерские отношения.
20-го ноября 2014-го года Горбачев посетовал на то, что не может встретиться с Путиным уже полтора года: несмотря на желание Михаила Сергеевича, помощники главы государства категорически возражают, объясняя, что президент занят. По мнению Горбачева, Путин начал заболевать той же самой болезнью, что когда-то и он сам – самоуверенностью: “Считает себя заместителем Бога, я уже не знаю, правда, по каким делам”.
6-го декабря 2017-го года в интервью РИА Новости Горбачев заявил, что Путин сегодня действительно лидер, который заслуженно пользуется поддержкой народа, и надо с этим считаться, и, я думаю, на это надо ориентироваться – на что настроен народ.
Михаил Сергеевич последнее время много времени проводит в Англии. 8-го апреля 2018-го года в связи со смертью Маргарет Тэтчер он был приглашен в Лондон на
похороны, но отказался от поездки на мероприятие по состоянию здоровья.

367

Долгое время последний Президент СССР жил и работал в Москве. Единственная дочь Ирина, по некоторым официальным данным, в настоящее время также
работает в столице России.
В интернете можно найти совсем мало информации о том, где живет Горбачев, сегодня он не хочет, чтобы об этом знали. Тем не менее, являясь важной исторической фигурой, бывший Президент СССР будет оставаться популярной личностью, о которой постоянно вспоминают и которой интересуются.
2-го марта первому президенту СССР Михаилу Горбачеву исполнилось 87 лет.
Чем он занят?
Несколько раз в неделю, как правило, со вторника по пятницу, бывший глава государства приезжает в “Горбачев-Фонд”. Экс-президент СССР продолжает заниматься общественной и исследовательской деятельностью, участвует в экспертных дискуссиях, касающихся развития мирового сообщества.
В 2017-ом году экс-президент СССР предложил в московском Доме книги свои мемуары “Остаюсь оптимистом” и встретился с писателями. В книге собраны воспоминания о жизни, начиная с детских лет, рассказ о восхождении к вершине власти в Советском Союзе, и размышления о перестройке, причинах развала СССР. Сейчас он работает над новой книгой, основанной на его лекциях.
В течение 26 лет Горбачев живет в деревне Калчуга на Рублево-Успенском шоссе. По словам собеседника, близкого к Горбачеву, по дому Горбачеву помогает женщина. Кроме того, по закону его по-прежнему сопровождает охрана и четверо мужчин, работающих посменно и помогающих Горбачеву передвигаться: у политика болит спина, ему приходится ходить с тростью.


* * *

В апреле 2011-го года Горбачев пережил сложную операцию на позвоночнике в Германии  в мюнхенской клинике.
В июне 2013-го года Горбачев был госпитализирован в Центральную клиническую больницу, о чем сообщила пресс-служба Горбачев-Фонд. В течение ряда лет, указывает Forbes, Горбачев страдает диабетом в тяжелой форме, перенес несколько операций.
22-го сентября 2013-го года стало известно, что Горбачев госпитализирован в немецкую клинику. Вскоре был выписан и вернулся в Москву.
9-го октября 2014-го года госпитализирован в Центральную клиническую больницу. По словам Михаила Сергеевича, “его состояние в последнее время ухудшилось”. Через несколько дней выписался из больницы и продолжил подготовку к 25-летнему юбилею падения Берлинской стены (9-го ноября 2014-го года).
В мае 2015-го года Горбачев был госпитализирован в Москве, вскоре выписан.




368


* * *

Супруга – Раиса Максимовн Горбачева (урожденная Титаренко) - умерла в 67 лет, в
1999-ом году от лейкоза. Более 30 лет жила и работала в Москве. Как рассказал в сентябре
2014-го года в интервью для печати Михаил Сергеевич, первую беременность Раисы Максимовны в 1954-ом году еще в Москве в связи с осложнениями на сердце после перенесенного ревматизма врачи с его согласия вынуждены были прервать искусственно: супруги-студенты потеряли мальчики, которого Горбачев хотел назвать Сергеем. В
1955-ом году Горбачевы завершили учебу и переехали на Ставрополье, где с переменой климата Раиса почувствовала себя лучше, и вскоре у супругов родилась дочь.
Дочь – Ирина Михайловна Вирганская (родилась 6-го января 1957-го года) работает в Москве. Первый муж Анатолий Олегович Вирганский (родился 31-го июля 1957-го года) – сосудистый хирург Московской первой Городской больницы (брак с 15-го апреля 1978-1993-ий годы). Второй муж Андрей Михайлович Трупечев – бизнесмен, занимается перевозками (брак с 26-го сентября 2006-го года).
Внучки: Ксения Анатольевна Вирганская–Горбачева (родилась 21-го января
1980-го года). Анастасия Анатольевна Вирганская (родилась 27-го марта 1987-го года).
Брат – Александр Сергеевич Горбачев (7-го сентября 1947 – 15-го декабря 2001-го) года родился, когда Михаилу было 16 лет. Был военным, окончил высшее военное училище в Ленинграде. Служил в ракетных войсках стратегического назначения, ушел в отставку в звании полковника. По другим данным служил в Министерстве обороны в Москве, долго был капитаном, спустя много лет стал майором, при старшем брате-президенте дослужился до полковника. Был женат, 2 детей.


* * *

В знак признания ведущей роли в мирном процессе, который сегодня характеризует важную составную часть жизни международного общества, Горбачев Михаил Сергеевич 15-го октября 1990-го года был удостоен Нобелевской премии мира. 10-го декабря 1990-го года на церемонии вручения в Осло вместо Горбачева по его поручению Нобелевскую премию получал заместитель министра иностранных дел Анатолий Ковалев.
5-го июня 1991-го года Горбачев выступил в Осло с Нобелевской лекцией (согласно правилам лауреат должен прочесть такую лекцию в пределах 6 месяцев после вручения премии), в которой подчеркнул стремление народов СССР “быть органической частью современной цивилизации по нормам международного права”, но вместе с тем сохранить свою уникальность и культурное разнообразие. Находясь в Осло, Горбачев провел переговоры с премьер-министром Норвегии, видной деятельницей Социнтернета Гру Харлем Брунтланн об интеграции СССР в мировую экономику.


369


* * *

Правление Горбачева и связанные с его именем радикальные перемены вызывают
неоднозначную реакцию в обществе.
Многие советские, постсоветские и зарубежные политики и журналисты приветствовали реформы Горбачева, демократию и гласность, окончание холодной войны, объединение Германии. Оценка деятельности Горбачева за рубежом бывшего СССР носит более положительный и менее противоречивый характер, чем в постсоветском пространстве.
Стараниями рыночной экономики критиковали его за непоследовательность реформ и попытку сохранить прежнюю централизованно-планируемую экономику и социализм. Консервативные политики критиковали его за экономическую разруху, развал Союза и прочие негативные последствия перестройки. По их мнению, одним из факторов, которые сказывались на поступках Горбачева в качестве главы государства, являлось то, что он принимал решения, находясь под сильным влиянием своей жены Раисы Максимовны.
По оценке последнего председателя министерств СССР Н. Рыжкова, одной из главных ошибок Горбачева было совмещение по времени экономической перестройки с перестройкой политической системы, хотя болезненные реформы могут быть успешными  только при наличии сильной власти, как в Китае.
По мнению французской газеты Le Temps, “личность Горбачева у населения России связана с продовольственным дефицитом, длинными очередями, катастрофическими экономическими реформами и чрезвычайным падением уровня жизни”.
Восприятие Горбачева в России и на Западе существенно отличается. Если на Западе его рассматривают как национального героя и освободителя, то в глазах бывших советских людей Горбачев – это человек, принесший не свободу, а хаос. Как полагает депутат Государственной Думы Сергей Неверов, из-за Горбачева Россия едва не утратила свой суверенитет и это во многом объясняет, почему Михаил Сергеевич пользуется на Западе куда большим уважением, чем у себя на Родине.
Народный депутат СССР горбачевского созыва, политолог Алла Ярошинская, считает, что Горбачев чрезмерно полагался на “данное слово” и эмоциональную составляющую, не подкрепленные никакими серьезными международными документами. По ее мнению, нынешняя Россия до сих пор страдает от этого.
Как показал опрос общественного мнения, проводимый Левадой-центром в
2001-ом году, 18% населения относится к Горбачеву положительно (с симпатией – 4%, с признательностью – 3%, с уважением – 9%, с восхищением – 2%), а 28% - отрицательно (с раздражением – 9%, с неприязнью – 10%, с презрением – 5%, с отвращением или ненавистью – 4%). Остальные относятся к нему безразлично, либо затрудняются ответить. Как отмечает профессор факультета политологии МГУ Сергей Черняховский, в современном российском обществе сложилось определенное отношение к Горбачеву, когда подавляющее большинство относится к нему с презрением, и опросы показывают,

370

что большое количество людей считают ниже своего достоинства оценивать его деятельность. Это те, кто говорит: никак не отношусь, то есть с пренебрежением.
Журнал Таймс включил Михаила Горбачева в сотню выдающихся людей 20-го века в категории “Лидеры и революционеры”.


* * *

Жизнь развалилась и стала невыносимой. Рухнул весь смысл жизни. Стало много хуже, чем было до перестройки.
Но разве виноват тот властитель, который дает свободу и пытается исправить ошибки прошлого, а не тот, который, не сознавая своего долга, держит страну в железном корсете и мешает ей развиваться?
Недовольство копится, и первые же попытки смягчить режим, снять обручи приводит к тому, что бочки с порохом взрываются. Горбачев мог оттянуть эту катастрофу. Но не избежать. Слишком поздно. Сложившаяся в сталинские десятилетия административная командная система реформированию не поддавалась.
Горбачев вернул людям то, что принадлежало им по праву – свободу. Вернул обществу религию и церковь. Вернул России историю и национальное самосознание.
Горбачев вернул право на историческую память, на правду о советской и русской истории, право увидеть мир своими глазами.
Скорее всего, правы те, кто перестройку и окончание холодной войны называют самым счастливым мгновением в нашей истории – не считая, конечно, Дня Победы. Но на родине Михаилу Сергеевичу достались в основном проклятия.
Журналисты “Комсомольской правды” спрашивали Раису Максимовну:
- Вам, наверное, приходилось видеть Михаила Сергеевича отчаявшимся?
- Ни разу!
“За годы общения, - свидетельствовал его помощник Г. Шахназаров, - мне приходилось видеть Михаила Сергеевича уставшим, не выспавшимся, больным, но никогда взгляд у него не был потухшим”.
“В Финляндии, - рассказывала его жена, - у Михаила Сергеевича спросили о его завидном самообладании. Он как бы в шутку назвал три причины. Первая – надо отдать должное родителям за генетическую способность самообладания. Вторая – спасибо Раисе Максимовне за помощь, поддержку и верность. А третья – вера в правильность жизненного выбора, поставленной цели!”
“Не раз Михаил Сергеевич говорил, - вспоминал Наил Биккенин, - что альпинистов больше гибнет не при восхождении, а при спуске, считая, что не в меньшей степени это относится и к политикам. Горбачев свой спуск совершил достойно... Держался спокойно, выдержанно, своих переживаний не выдавал, не запил (этого за ним вообще не водилось), а нашел себе занятие: лекции, мемуары, встречи, создал собственный фонд”.
Горбачев трагическая и выдающаяся фигура, честный человек и одержимый

371

политик, который, принимая решения, не ставил во главу угла условия собственного политического выживания.
Если бы он думал о себе, то в любой момент мог сменить курс и пустить в ход силу. И по сей день оставался бы Генеральным секретарем ЦК КПСС – здоровьем Бог не обидел.
На одном из пленумов ЦК Горбачев обратился к сидящим в зале:
- А что, наверное, вы все думаете, не пора ли, наконец, генсеку проявить характер?
И стукнул кулаком по столу. Зал обрадовался, зааплодировал. Ведь перестройка стала для народа праздником избавления от надоевшей и опротивевшей всем власти. Самодовольные начальники, которых никто не выбирал, которые сами себя назначали на высшие должности, обнаружили, что их ненавидят и презирают.
- Вот, оказывается, чего вы хотите, - разочарованно произнес Горбачев. – Только в кулак и верите.
В 1991-ом году писатель В.Г. Распутин сказал Горбачеву:
Пора употребить не только власть, но и силу для того, чтобы остановить зарвавшихся демократов, заткнуть им рот.
Все ждали, что ответит президент страны. Взгляд его стал мрачным, и он сказал хриплым голосом:
- Нет, что хотите, но крови не будет. Пока я президент, крови в стране не будет.
В другой ситуации Горбачев пророчески заметил:
- Вы и представить  себе не можете, как это легко – повернуть народ. Одного слова достаточно.
Он не слабый и не слабонервный. Но не желал принуждения, пытался избежать разделения общества, раскола, разрыва. Добровольно отказался от самовластия, от диктатуры, хотел, чтобы в обществе привыкли договариваться, а не насиловать друг друга.


















372


Заключение

Румыния СССР не разваливала, Турция, Иран тоже СССР не развалили. СССР развалило бестолковое, тупое до безнадежности управление. СССР развалил не Горбачев, СССР развалил Ельцин, который так хотел быть главным и важным, что после мы прийти в себя не можем никак, к сожалению, во время Горбачева его перестройка не перешла на китайские рельсы.
Управленческая верхушка – это были выжившие из ума маразматические “старперы”. СССР развалила партийно-олигархическая коррумпированная коммунистическая верхушка. И сегодня, 20 лет после развала, у нас в стране, в России, самый главный враг вышел наружу, показал и обозначил себя. Появилось слово коррупция. Зародилась она в СССР, Горбачев не смог ее по-китайски залечить.
При  Ельцине коррупция стала нормой политической, экономической и бытовой жизни.
При Ельцине обман охватил всю страну, а такая ненормальность стала нормой жизни. И сегодня стоит вопрос: или коррупция, или Россия.
Современная Россия это наследие Советского Союза. Вот это те, кто правил до Горбачева 21 год: Л.И. Брежнев (1966-1982), Ю.В. Андропов (1982-1984), К.У. Черненко (1084-1985). То есть Советским Союзом управляли старые, больные и экономически безграмотные люди. Надо задуматься, о чем может думать больной человек – о государстве или о своем здоровье. Проблемы современной России начинаются от СССР, вот от этих бездуховных, не любящих людей, политических маразматиков.
Оздоровить разваливающийся СССР вызвался Б.Н. Ельцин - человек из их коммунистической среды, только помоложе и поэнергичнее. И люди поверили ему, что этот молодой и энергичный Ельцин справится с этой задачей.
Ельцин был вначале действительно очень не слабый человек, который на глазах показывал свои способности, но вдруг резко появился пьяницей, показал настоящую свою сущность. Он, как наследник учения ленинских марксистов-политиков, в итоге превратился в подобное им существо. То есть внутриполитические интриги на него действовали точно так же, как и на его предшественников - не как лекарство, а как яд. Он восхищался своими интриганскими победами и забыл про государство и людей, для которых это государство – родина.









373


Содержание


Вступление          _______________________________________          3

Глава   первая    _______________________________________          6

Глава   вторая    _______________________________________        38

Глава   третья    _______________________________________        74

Глава   четвертая    ____________________________________       134

Глава   пятая           ____________________________________        169

Глава   шестая        _____________________________________       197

Глава седьмая         _____________________________________      236

Глава восьмая        ______________________________________     260

Глава   девятая    _______________________________________      277

Глава   десятая    _______________________________________       315

Глава одиннадцатая         ________________________________      324

Глава двенадцатая     ____________________________________     347

Заключение             ________________________________________  372