Агитбригада ч. 1

- Завтра едем в Каракан, - объявил парторг, - помните, что такое Каракан?
Помнили все, даже новенькая учительница Татьяна Ивановна.  Каракан  была центральная усадьба самого богатого в районе колхоза-миллионера. До этого дня агитбригада ездила по самым отдаленным деревенькам, где и выступать толком  негде было, клубы или старенькие или совмещенные с какой-нибудь конторой.
- Слухи ходят, у них клуб двухэтажный, а зал такой большой, что весь наш клуб вместе с крышей поместится, сплошные золото и бархат, - заметила Валентина.
- Зато такого голоса, как твой, Валентина,  у них точно нет, - заверил ее Иван, местный остяк, черноволосый, с чуть раскосыми глазами, - да и вы все  сами сколько раз слушали их хор на фестивалях, запевала никуда не годится, да и поют они скучно, словно гимн исполняют.
- А костюмы богатые,- вздохнула Елена, жена парторга, библиотекарша села и главная швея бригады.
- А мне наш клуб нравится, лучше не бывает, - Татьяна Ивановна обвела взглядом полутемный зал за спиной.
И правда, клуб был уютный. Зал квадратный, с высоким потолком. Еще полвека назад это была церковь.  Казаки по легенде пришли на речку Шегарку  во времена Ермака, а название Бабарыкино село получило уже во времена  петровские. Да и свидетельств о тех временах осталось много, не документов, так старинных монет точно. Татьяна Ивановна, как всегда с интересом,  посмотрела на плоскую застекленную витрину на стене. В центре ее красовался огромный медный пятак, наверное,   при Петре  на него и корову можно было купить, а вокруг множество монет, в основном сибирской чеканки,  а самая красивая вещь – серебряное монисто. А чуть подальше витрины висела на стене ее акварель, вид на озеро.  Еще летом  после пединститута прислали ее в район отрабатывать  по распределению три года учителем рисования, а заодно нагрузили и пением. Благодать, и на пленер не нужно ездить. Выходила она утром на крылечко школьного пустого интерната, где ее временно поселили, и рисовала целыми днями и озеро, и долину Шипунихи,  и дали за рекой, что менялись, как декорации в театре. И не могла она понять, какие чувства кипели в душе – то ли вдохновение, то ли смертельная тоска. Сергей уже тогда прибежал знакомиться, а позже сделал отличную фигурную рамку для акварели в совхозной мастерской, застеклил и сам вставил. Вот и сейчас он поглядывает на нее и глаза его блестят в свете настольной лампы. Татьяна Ивановна отвернулась.
- Что-нибудь в программе менять будем? Никто не заболел? – парторг, как всегда,  держался уверенно и просто и казался не намного старше молодежи, хотя было ему за сорок.  Вот уже третий год пошел, как женился он на Елене и помолодел на двадцать лет, создал, а может жена его подвинула,  нечто в селе невиданное,  агитбригаду, которая не понятно за  что агитировала, во всяком случаи не за решения  последнего съезда.  Как ни странно,  в райкоме его поддерживали.
- Пьеса  готова, все на месте, - заверила его Елена. Крошечную пьесу эту она сама сочинила и раньше пьеса была гвоздем программы. Действие в ней  проходило в пересыльной избе, что когда-то стояла в Бабарыкино. Триста лет шли через село кандальники, шли долгие месяцы из-за Урала и до Сахалина. Сначала это были уголовники, а потом декабристы, поляки, народники, революционеры и каждая роль в пьесе была или смешной, или трагической, а то и героической. Хотела Елена добавить роль Антона Чехова, но передумала. Прочитала она,  как писатель отозвался о Томске, дескать, грязный, скучный, пьяный городишко, и женщины в нем холодные. Особенно было обидно за женщин.  Да и не проезжал Чехов через Бабарыкино, к тому времени сибирский тракт прошел южнее,  и осталось село  на обочине, как, впрочем, остался там и Томск, железная дорога прошла еще южнее. Костюмы Елена сама придумала и сшила, а звонкие кандалы мужики, посмеиваясь, на кузнице сковали. Раньше этой пьесой открывалось выступление агитбригады, но в этом году стало не так.
- Твое слово будет первым, Татьяна Ивановна,  о чем речь пойдет, - парторг всегда называл новую учительницу по имени и отчеству, но на «ты». Так было сразу, как они познакомились, но сначала не верил парторг, что простым деревенским работникам живопись нужна. Оказалось не так.
- Есть у меня готовая лекция о возникновении абстрактной живописи в России, очень патриотическая. Диапозитивы новые, яркие, если во весь экран показывать, будет настоящий праздник.
- Не более тридцати минут. А что за художники?
- Начну с Валентина Серова, «Девушка освещенная солнцем», - внутренне улыбаясь,  ответила Татьяна Ивановна, - про магнитофон не забудьте
- Про Серова слышал, а магнитофон старенький, но принесу.
«А про «Бубновый валет», или про Кандинского, ты уж точно не слышал», - подумала Татьяна Ивановна, но благоразумно промолчала
- А вот Иван может подвести,  сбежать, - засмеялся Сергей, - слышал я, ты  с отцом в тайгу собрался.
- Не завтра, на днях, хочешь,  и тебя возьмем.
- Ну, уж нет. В кабине зимой теплее, чем в санях.
- Дорог туда, сам знаешь, нет.
Отец Ивана,  старый остяк, мужик был еще крепкий. На всю осень уезжал он за Шегарку, на Иксинские болота за кедровым орехом, далеко, чуть ли не за сто километров, но тайга шла еще дальше, и никто там не жил.  Была у остяка  на дальней гриве охотничья избушка, построенная еще дедом.  Зимой, когда болота замерзали, привозил он на санях всегда несколько мешков очищенного ореха.
- Иван, ты помнишь что обещал? – оживилась Елена, -  старинный рубель, которым шишки катаете. Хвалился же, что он с резьбой.
Елена, как и многие энтузиасты в районе,  собирала сибирскую утварь и даже выделила комнатку  в библиотеке под нее, убрав часть книг. 
Говорили еще долго  и никому расходиться не хотелось. Сидели они уютно в бывшем алтаре, на высокой сцене, сбоку от экрана рядом с широким окном, за которым шел снег.  На сцене  было почему-то тепло, а в зале всегда веяло холодом из глубокого подполья. Доски пола были необыкновенной ширины и толщины, но щели между ними в палец шириной, пожарники раз в год требовали  пол перестелить, но желающих поднимать такую тяжесть  не находилось. 
Когда они вышли из клуба, метель закончилась и Сергею, стоит поднять голову, как и в  детстве, казалось, что стены клуба уходят в небо до звезд. Говорят, до революции  были они еще выше. По сибирскому обычаю сложили церковь из огромных лиственничных бревен в лапу, прямо на земле, без фундамента.  На квадратный четверик поставили шестерик под единственным куполом, а над притвором высокую колокольню. Притвор и алтарь сохранились,  перед войной колокольню и купол снесли и покрыли все серым шифером.
- Крепко наши предки умели строить, -  похлопал парторг ладонью по гладкой  стене, - триста лет простоял дом и еще простоит вечно, как советская власть. Жаль будет расставаться. Видите, как новый клуб растет?

Новый кирпичный клуб строили чуть вдали на главной улице. Ездил парторг в обком к Лигачеву и уговорил. В Бабарыкино начали строить не только клуб, но и новую школу. Клуб строили шабашники из Белоруссии. Чудаки, от денег они отказались, просили в качестве оплаты вагон чистой ржи осенью. Уверяли,  что будут гнать из зерна самогонку и выгодно продадут. Может, шутили.
Иван пошел провожать Валентину, а Татьяна Ивановна Сергея прогнала, у нее в голове уже зрели яркие образы будущей лекции

На фото из интернета последняя томская деревянная церковь