Формула любви -Книга II-. Третья часть

Рождин хохотала. Что ее привело в такое настроение, я не очень понял. Впрочем, я и сам влился в ощущение бесшабашного летнего безмятежного отдыха, и, кажется, совсем забыл о своей долгой цели. Но нет, не забыл – отложил на час-другой. Невесте удалось убедить меня, что ничего страшного не случится. Да я и сам понимал, что мне надо немного расслабиться после долгого пути. Пляж? Ну что же, пускай, пляж, тоже неплохо.

Мы спускались к голубой марине с золотым песком, заполненной людьми, и болтали обо всем на свете. Даже напряженность между нами, так утомившая меня за все время, куда-то улетучилась.

Она сняла лабутены и босиком шла по горячим камням. Ее шаг явно прибавился. Мне тоже захотелось скинуть ботинки, носки и шлепать босыми ногами по дороге, принимая тепло нагретых солнцем камней. Хорошо, что мне уже не приходилось ее поддерживать, а невеста то ускоряла шаг, то останавливалась, с улыбкой ожидая, когда я ее догоню.

- Ну, давай же, давай! Что ты плетешься, как старая корова?

- Хорошее сравнение. Ты что, не могла сделать так раньше? – Я грозно кивнул на туфли в ее руках.

- А что, так можно было? – Она улыбнулась. – Опять ты недоволен. Ты все время недоволен! Посмотри на себя, ворчун. – Укорила меня невеста.

А я что? Мне действительно надо было выучить ее урок.

- Прости, забыла. – Невеста покрутила длинные каблуки. – Ох, как же ноги устали! Не самая удобная обувь, чтобы ползать по холмам. Она доставляет столько неудобств.

- Кому-то нравится. Девчонки млеют от них. А ты, если бы сделала это еще там, - я указал на вершину холма, оставшегося за алюминиевой сеткой забора, - мы бы добрались сюда гораздо раньше.

- Не преувеличивай. Лишние полчаса ничего бы не изменили. Да и тебя, я смотрю, особо уговаривать не пришлось. – Она опять рассмеялась.

- Может быть, ты так и задумала?

- Может быть. – Улыбка не сходила с ее губ.

Честно говоря, спорить с ней сил уже не оставалось. И единственное, что сейчас было в радость – предвкушение небольшого отдыха на морском побережье, среди людей – живых людей.

Как же мне этого не хватало, я действительно по ним соскучился в таком полусонном мире! Я совершенно отчетливо ловил себя на этой мысли, хотя всегда, насколько я помню, стремился к обратному – Нью-Йорк к не располагает к тишине. Большой город, толпы, спешащие навстречу друг другу. И можно парить там, в небесах, где-нибудь на сотом этаже нового WTC*, но это дано лишь избранным - обозревать облака у своих ног. Потому что, скорее всего, ты будешь подметать мусор на асфальте у его мощного основания. А, может, как я, болтаться на сороковых этажах, в безликих агентствах недвижимости, потерянный и неприметный.

Я бы и не стал вспоминать, но, всякий раз, мне хотелось поскорее проскочить мимо гомонящих людей, утром спешащих на работу, вечером – обратно домой. И только дома, на своей окраине, в своей крепости, я находился в равновесии с самим собой. Во всяком случае, так я всегда думал, или просто хотел так думать.

Даже как-то дико, если посмотреть со стороны.

Рождин продолжала идти по каменной дороге, как будто и не устала совсем. Она даже не шла – она скользила, поднимаясь над ней на какие-то считанные дюймы, левитировала. Заносила одну ногу, потом другую, зависала над тропой и вдруг удалялась от меня сразу на десяток футов.

- Все, я так больше не могу. – Я остановился и сел прямо на пыльную дорогу.

- Ну, ты опять за старое?

- Я устал. – Я был категоричен.

- Ну пойдем! – Она подошла, взяла меня за руку и потянула. – Пойдем дальше.

- Не хочу. Ты иди, а я здесь посижу.

- Вот еще. – Она игриво надула губки. – Что с тобой?

- Ничего. Я иду, а ты, кажется, летишь. Нам же нельзя летать.

- А, вот ты про что. Так можно, - Рождин попыталась успокоить меня, - так нас никто не видит – слишком близко к земле.

- Что вы за лю… что вы за существа такие? То нельзя, другое можно. Какие-то странные у вас тут правила.

- У нас странные правила? – Она продолжала тянуть меня, чтобы я хотя бы привстал с земли.

До пляжа оставалось чуть меньше полумили. Шум голосов стал отчетливее, звон стеклянных бокалов, рев скутеров на волнующейся поверхности моря. Все так близко, так настойчиво звало и влекло к себе!

- У вас, живых, и постраннее будут. – Я дал ей последний шанс, Рождин чуть не оторвала мне руку.

- Ладно. – Я с усилием поднялся. – Идем. О чем ты?

Она теперь не спешила, не отдаляясь от меня ни на шаг.

- О чем? Может, ты слышал о фамадихане? – Начала она голосом училки из младшей школы.

- Чего? – Я поднял бровь, раздумывая. – Никогда не слышал.

- Ну вот, а еще говоришь, что мы странные. Вы, живые, тоже умудряетесь лезть в мир мертвых и вершить все со своей колокольни. Запускаете щупальца как осьминог. Знаешь, как осьминог убивает свою жертву?

- Нет. Как?

- Проникает щупальцем в свободное отверстие и удерживает, пока та не сдохнет. Так же и вы. Вам всем уготована такая же участь, но нет – надо же прикоснуться к костям, потревожить вечный покой – это за милое дело.

- Я сейчас вообще ничего не понял. Я тут причем? Это не я! – Я поднял вверх открытые ладони.

- Фамадихана, - Рождин усмехнулась, мой жест был похож то, как сдаются в плен. Вполне двусмысленно. – Такой ритуал на Мадагаскаре – культ почитания мертвых. Один раз в году кости усопших родственников достают из склепа, оборачивают в саван и закатывают пиршество, где они – эти предки – и являются самыми дорогими гостями. Им рассказывают последние новости, с ними поют песни, танцуют…

- Что за ересь ты несешь? – Я живо представил столь странное действо. – Ты сейчас точно о мире живых?

- Пфф… Конечно! Или как в Индонезии, где тоже раз в год кости умерших выносят из склепов, наряжают в новые одежды, привязывают к столбу и…
Нет, нет, нет, такого я точно не хотел слышать.

- Остановись! Хватит! Бррр… Какой кошмар! – Меня аж передернуло. – Это культ почитания или культ издевательства? Где ты нахваталась?

- Себастьен рассказывал. – На чистом глазу сказала она.

- А, Себастьен. – Протянул я. – Просто какой-то сказочник наш Себастьен, тот еще шутник. Он еще, к тому же, и патологоанатом.

- Кто? – Настала пора Рождин удивляться.

- То есть какая-то фамади… Что?

- …хана. – Закончила она. – Фамадихана.

- Да, фамадихана тебя не удивляет, а мертвый патологоанатом очень даже? – Я хотел казаться спокойным. – При жизни, своей, конечно, он вскрывал трупы людей после смерти. Посмотреть, чем дело закончилось. – Я улыбнулся. – Такая профессия, но парень он хороший. Хотя все они там… - Я вытянул голову, сложил губы трубочкой и постучал указательным пальцем по горлу – получился изумительный звук, похожий на наливающийся в стакан виски. – Так что я, думаю, пару-другую баек Себастьен припас и для тебя. Уверен, что всю эту несусветную чушь он придумал именно тогда, когда в каком-то очередном небесном кабаке вы с ним пропустили пару-другую рюмок… чего вы тут пьете?

- Абсент, текилу.

- Ну, хотя бы это как у людей.

- Откуда ты знаешь про Себастьена? – Рождин округлила глаза. – Он что, тебе рассказывал?

- Ох, уж этот мой Себастьен. Напугать милую дурочку, пустить пыль в глаза –все, на что он способен. – А мне казалось, что я начал забывать о нем. – Кстати, про осьминогов тоже он тебе рассказал?

Рождин смутилась, но кивнула головой.

- Все понятно. Если будешь купаться, - я кивнул в сторону пляжа, - держи все свои свободные отверстия закрытыми. А то мало ли что… - Как я не пытался сдержать себя, не получилось. И я расхохотался во весь голос.

- Дурак! – Она толкнула меня в плечо.

* * *

«Комфортабельная душа. Я сам себе так придумал. Что может быть лучше? Когда две таких встречаются, наверное, и начинаются самые интересные истории любви. И я, безусловно, верю в такие. Начиная с самого нашего начала.

Ты прости меня, если я в чем-то был не прав. Был не прав, каюсь. Но продолжаю верить в то, что каждое мое слово ты принимаешь искренне. Ведь по-другому не может быть. Каждый в чем-то ошибается – не бывает идеальных отношений. И за это я опять прошу прощения.

Когда двое просыпаются в одной постели, в той же, в которой заснули вчера, и желают друг другу доброго утра, а потом вместе пьют кофе на только что пробудившейся под солнечными лучами кухне – не это ли счастье? И свет, такой нежный и осторожный, проникает сквозь почти прозрачные занавески, боясь потревожить обоих. А на губах расцветает улыбка: «Хорошего дня, любимая!», «Хорошего дня, любимый!»

Что их связывает? Только бесконечное продолжение их многолетней жизни. И даже слово «люблю» все так же ново и свежо для них, не теряет своего вечного смысла. Не толи это самое, к чему я стремлюсь, преодолевая долгие мили широкого континента? Лечу, выпущенной стрелой, которой уготовано поразить свою цель прямо в десятку, в самое яблочко.

Вот что такое комфортабельная душа – она создает уют. Ей нет дела до дрязг, волнений и насущных проблем, что таятся за стенами любимого дома и безраздельной любви, что спрятана глубоко внутри. Главное, что хорошо вместе, что каждый миг жизни окутан лаской и нежностью. Могу ли я так? И отвечаю утвердительно!

Слишком много лет прошло, слишком многое во мне изменилось, я даже стал сентиментален. Хороший отец для своих будущих детей. Не растерять бы все умения по дороге. И я тороплюсь, думая, что мой магнит в той точке притяжения, где есть ты.

Эти слова – «любовь», «люблю», «любви» - и другие производные, надеюсь, тебя пока не утомили, иначе мне будет трудно совсем обходиться без них. Но я верю, искренне, что именно они рождают в сердцах то неимоверное чувство, которое позволяет преодолевать преграды. Может, и мир мог бы измениться, если бы в нем было больше того самого «all-you-need-is-love» чувства. Но, к сожалению, об этом приходится только мечтать - наш мир не идеален.

Посмотри, с каждым очередным «письмом», назовем их так, я словно выхожу из депрессии. Мой тайный островок любви, к которому я стремлюсь, не оставляет мне своей надежды. Я сам прекрасно ощущаю, и делюсь с тобой. С каждой милей, что остается позади, я все ближе к солнечному свету. Если будет солнце, то все будет хорошо. Я сам для себя так решил.

Моя Диана, мне нравится повторять твое имя вновь и вновь. Я даже не задумываюсь и просто кручу его на языке, раз за разом. Как кубик Рубика складываю его из разноцветных квадратиков, чтобы однажды получилось единое целое. Все быстрее и быстрее. Я протягиваю его, и меня будто отрезвляет. Оно уносится на свободу, сквозь бесконечные холмы и долины, которые я преодолеваю, взбирается на пики гор, тихо тает в заснувших ущельях. И даже на горе Рашмор* твой профиль так идентично составляет компанию четырем великим вечным старцам – отцам нации. Поверь, получился прекрасный квинтет, я даже не сомневаюсь. Хотя бы одна женщина должна разбавлять такое удивительное зрелище. Но я не ревную. Ревновать к камням, по крайней мере, глупо.

Вот так, с твоим именем, я и продолжаю путь. Наверняка, ты уже, спустя столько исписанных моей рукой листов, убедилась в моих чувствах к тебе. Я снова вижу, как ты улыбаешься. Что ж, пусть так. С каждым мигом я становлюсь все ближе к тебе, что не может не радовать.

Поддаю газу, и мой маленький Chevrolet изнемогает от долгой дороги. Иногда мне кажется, что ему не по силам преодолеть то, что задумал я. И даже иногда кряхтит и спотыкается на высоких передачах. А мне только и остается, что молить его не оставлять меня на дороге один на один с незнакомыми прериями. Казалось бы, что с него взять – железная банка, что тут такого, и у каждого коня есть свое изнеможение сил. Но он вместе со мной, спустя полторы тысячи миль, мы стали почти единым целым. Я даже не задумываюсь, когда открываю дверь, сажусь на водительское кресло, завожу мотор и нажимаю педаль газа. Он послушно фырчит подо мной, срываясь с места. У него есть своя душа. А вместо соломы, я потчую его девяносто вторым бензином и старой музыкой из магнитолы. Он лучше меня знает мои вкусы: Уитни Хьюстон, «Kansas», «Scorpions», Барри Манилоу с неподражаемой «Can't Take My Eyes Off You», Би Джей Томас с такой же «Raindrops Keep Falling On My Head» или Энди Уильямс с «Music To Watch Girls By», Джон Леннон, наконец. Вместе с ним я готов слушать их сутки напролет. Застарелая романтика – вечные шестидесятые – опять возвращает меня туда, откуда начался весь мой путь. Очень красиво для очередной ночной серенады под твоим окном, ты не находишь? В них слишком много смысла, не то, что сегодняшних песнях.

Что же, я готов их петь для тебя, только для тебя, моя Диана. «Я не могу отвести от тебя глаз*» насколько ты прекрасна. Вспомни трепетную и волшебную Венецию, где мы встречали рассвет, и тех громогласных гондольеров. Наш катер, что рассекал воды Гранд канала*, мост Исполнения желаний* и ту монетку, что я положил тебе на палец. Что ты тогда загадала?»

----------------------------

Я открыл глаза, когда совсем рассвело. Первые секунды я еще думал, как нас сюда занесло. Но потом, повернув голову, увидел толстенные столбы вечных платанов и вспомнил. Мы провалились из черной трубы небытия в этот странный лес. Конечно, до сказочной Алисы еще далеко, но уже неплохо. Во всяком случае, наш путь не бесконечен, а от того не бессмысленнен. Диана все еще спала, положив руки под голову.

Я потянулся, широко расставив руки. Боже, что я представлял из себя?! - локти, словно испачканные сажей, ноги такие же – все в черных полосах. Где я умудрился всего этого нахватать? Наши одежды валялись неподалеку – мои джинсы с рубашкой, ее платье. Они что, тоже были там, в черной трубе? Что с нами вообще было? Где все мечты о далеком Рае и тенистых кущах? Впрочем, зачем? Зачем думать, зачем рассуждать?

Слишком много вопросов. Я размялся и попытался подняться – острая боль в правой пятке пронзила все мое тело. Я замер и прислушался, потом осторожно сделал шаг – ничего. Боль прошла, как и не бывало. Хорошо, пускай, это будет платой за наше долгое падение. Что ж, все не так плохо. Но что же за платановая куща, что окружает нас?

В который раз мне приходится искать ответы на вопросы, которые подкидывает само существование. А ведь я знаю, что до ответов на них придется сильно глубоко копать. До тех самых пор, пока сам для себя не выстрою стройный и логичный ряд. И здесь никакой математики, лишь жизненная необходимость.

Медленно доковыляв до кучи одежды, я натянул джинсы и накинул рубашку на голое тело. Нет, пожалуй, и это далеко не Рай. Где же мы оказались?

Пускай Диана еще поспит. Я не стал будить ее, надеясь на свою самостоятельность. Может, я смогу узнать что-то еще. Что-то больше. Как и то, что слишком много нового узнал я о себе за последнее время. Может, это и есть та самая причина столь стремительного полета сквозь непроглядную темень? Нет, не думаю, вряд ли. Тогда чем я лучше любого из падших ангелов*, низвергнувшихся с вершины небес прямиком в Ад?

Так, что тут еще? Я огляделся. Сделал шаг, другой, медленно удаляясь от места нашей неожиданной стоянки. Платаны, платаны, платаны – целая роща вечноживых платанов. Раскидистые ветви низко нависали над землей, а их кроны заслоняли горячее солнце, создавая такую уютную тень на земле.

В горле пересохло, очень хотелось пить. И в ту самую секунду мое внимание привлек звук воды. Уже хорошо, но что это? Я сделал еще несколько шагов в сторону. Хрустальный звон стал ближе и отчетливей. В глазах кольнуло разноцветными искрами. Там, за толстыми стволами больших деревьев, источая блики солнечных лучей, тек ручей. Он журчал и переливался, бился о камни на дне, поднимая брызги, словно живой. Все правильно, иначе, откуда еще этим огромным древним корням взять такую живительную влагу?

Не веря себе, я ускорил шаг. Вода.

Набухшие неровными синими полосами вены на руках отчаянно отмеряли пульс. В моей голове все перемешалось – и тот утомляющий дождь на подъеме горы, отчаянно пытавшийся снести нас с Дианой в пропасть, и вечный океан, ушедший за горизонт, а потом вернувшийся с девятибалльным цунами, теперь еще прозрачный ручей, пересекавший платановую рощу. Как дерзок он был, как шумел и переливался, заливисто маня.

Несколько быстрых шагов и вот я уже склонился над ним, мое лицо отразилось в бегущей воде. И это я? Совсем не узнать! Совсем не тот, кем помнил я себя раньше – тяжелые морщины возле глаз, и обрюзгшие щеки, больше похожие на бульдожьи, седина в волосах и торчащая клоками во все стороны борода. Не может быть! Я схватил себя руками за лицо, провел ладонью по подбородку. Да, нет же, все на месте, как и прежде. Может быть, только что кожа на подбородке чуть подернулась небольшой скрипящей щетиной, но это нормально. Сколько мы здесь? Во всяком случае, совсем не то, что явил мне ручей – бороды точно нет, а, значит, доверять всему остальному тоже нельзя.

Хотелось пить, как никогда. Я зачерпнул в горсть воды и поднес ко рту. О! Какая в этом была сладость, какое упоение и успокоение. Но вдруг стремительная мысль пронзила меня: «А, может, и не стоило? Как бы сильно не хотелось пить».
 
Я замер и прислушался к внутреннему голосу.

Все против меня. Каждый мой очередной шаг роняет очередную планету в небытие. Переворачивает, корчит и корежит. Разбивает на осколки все мои далекие мечты. Не понимаю. И выхода нет. Я застрял в этом всем. Будто разом обрушились все силы природы. Они преследуют меня повсюду. Они мешают мне сделать что-то действительно хорошее. Ведь всегда за этим следует очередное падение.

Так что же – что за странное место? Я никак не мог выбросить из головы тот печальный образ, вдруг состаривший меня на несколько десятков лет.

Нет, все не так. Платановая роща совершенно не та, чем хочет казаться на самом деле. Происки хитрого демона в обличии змея-искусителя ? Упущенный Рай, подаренный первым людям на Земле, где счастью принадлежит лишь миг, а все остальное – стремительная старость? Как бы я хотел ошибаться!

Несмотря на жажду, я стряхнул воду из горсти и вытер руку о джинсы. Ткань сразу побелела и осыпалась источенными нитками на землю, оголив неровной дырой мое бедро. Ну, прекрасно! Очень вовремя. А чтобы произошло со мной, коснись я мертвой воды губами хотя бы на мгновение? Страшно представить!

- Спасибо! – Я поднял голову к небу, что заслоняли своими ветвями вековые деревья. Поблагодарить я их хотел или насмехался? Впрочем, скорее горький упрек себе самому.

Я посмотрел на дырку в штанах. Ну, ничего. Кажется, так сейчас даже модно – последний писк. Надеюсь, и Диане понравится. Гораздо больше, чем мой иссушенный скелет.

* * *

Пляжи Италии, в них есть что-то несравненное. Даже в самый сезон, когда они переполнены толпами людей – местных аборигенов, кучами туристов, не нашедших более приметного местечка в своих краях. Блаженный рай для иссохшихся по горячему солнцу всех пришлых, тех самых забывших, что такое жаркое лето в своей холодной Сибири. Эти сгорают первыми в день приезда, не успев насладиться морским ветром и мерно покачивающимися волнами. Таких можно встретить вечером в каждом прибрежном кафе, лишь только солнце склонится к горизонту. Их красная кожа цвета спелого помидора, кажется, освещает все пространство вокруг. Пинта -другая хорошего пива и все неудобство, связанное с этим, не помеха. Они о громко болтают за своим столиком, о чем-то спорят. И, порой, их собирается так много в одном месте, что тихое еще днем кафе превращается в несоизмеримый гвалт голосов, который невозможно угомонить. Вверх то и дело взлетают очередные стаканы и кружки, весело встречаясь боками, звонко гремя и обливая руки гостей липкой пеной. Но им абсолютно нет никакого дела – кто-то салфеткой вытрет, кто-то так стряхнет, взяв потом со стола крупную гренку, как тут любят. И запихнет в рот, громко захрустев, вызывая лишь смех окружающих.

Разные голоса, разные языки – и все в этот момент призывают к дружбе, миру и любви. Пожалуй, самое милое место для того, чтобы прекратить все войны. Наверное, если бы все пули, бомбы, мины и ракеты можно было бы заменить на пивные кружки, да что уж там – на любой другой алкоголь, то в мире больше не было бы ненависти – лишь только один сплошной мир. Пьяный, безрассудный, но искренний, одухотворяющий мир. И любовь, куда же без нее.

Но больше всего я люблю весенние пляжи. Давай на чистоту, читатель – пляжи Римини. Совсем другая эра, совсем другая эпоха, если хочешь. Как если сравнивать каменный век и железный, я не прочь окунуться в древность. Конечно, она совсем другая – предсезонная Италия. Ее не увидишь с туристических лайнеров, ее не поймешь издалека. К ней надо прикоснуться, подышать ею, окунуться в ее волшебную тишину, которая принадлежит только ей.

Я любил итальянское межсезонье всей душой. Иногда, приезжая всего на несколько дней. Располагался в своем любимом отеле на побережье. Хозяин маленькой гостиницы «Piccadilly» – Франческо – уже узнавал меня в лицо, улыбался, обнимал по приезду, когда я появлялся на пороге его отеля, отчаянно похлопывал по спине. От него же я нахватался немного итальянских слов, он – от меня английских. Иногда мы даже вполне сносно понимали друг друга.

Франческо сам лично оформлял все документы и селил в мой любимый номер с видом на море. Конечно, в эти дни я мог выбрать любой другой, но он давно уже знал мою любовь к тому невероятному виду с балкона, где вдали, уходя стрелой к небу, возвышался маяк, светом предупреждая далекие корабли. Именно там я провел нескончаемые дни с ноутбуком за обычным пластиковым столом, отбивая по клавишам очередной рассказ, или главу этого тянущегося страница за страницей романа, да простит меня мой читатель.

Иногда я спускался в лобби, где можно было поболтать со старым барменом, который всегда смеялся над моим акцентом, но непременно наливал в тайне от хозяина, прости Франческо, ведь и вы списываете порой разбитые бутылки в-никуда, рюмку-другую шоколадной самбуки бесплатно. Да и сам был не прочь заложить за воротник. И после пары-другой шотов мой акцент вдруг исправлялся, становился менее заметен. Для него я превращался в милого bambino , ничего не понимающего в жизни. А он готов был рассказать много историй и часто за такими разговорами мы с ним встречали закат. Тогда седовласый хозяин бара приглашал меня на открытую веранду, продуваемую всеми морскими ветрами.

А я? А что я? Безусловно следовал за ним, в услужливо открытую дверь. Он выбирал самый лучший столик с самым лучшим видом и молча предавались ему до тех самых пор, пока последние лучи не ныряли в море вслед за ушедшим солнцем.

Там же, на веранде, бывало, по утрам я писал. Такое случалось в те редкие дни, когда не находил себе места, когда грациозно изогнутая железная решетка моего балкона вдруг представлялась мне стальной клеткой – местом заточения для льва. И тогда открытая утренняя веранда с перевернутыми стульями на столах являла для меня место последней истины.

Я вдыхал утренний свежий ветер, опрокидывая на листы тысячи букв, сотни предложений. Мгновенно заполнял чистый лист своими историями. И он потворствовал мне, сажал мою музу рядом. Может быть, и не стоило? Но у нее были светлые волосы, прекрасная улыбка и ямочки на щеках – все, как я люблю. И тогда пальцы сами находили нужные клавиши, а я – сюжет для очередного этюда.


Итак, пляжи Италии. Слишком шумно летом, но и слишком привлекательно, а иногда – приторно.

- Это ты нас сюда привел. – Рождин продолжала тянуть меня за руку.

- Кто бы тебе сейчас поверил?

- Ну, или рука провидения. Твоя рука. – Она улыбнулась. – Опять.

- Неа, не складывается. – Я ухмыльнулся. – Меня больше привлекают древности. Не такие, как ты, конечно.

- Надеюсь, это был не комплимент. – Рождин грозно посмотрела на меня.

- Нет, нет, не такие старые.

Мне показалось, или она была готова мне вмазать за такие оплошности?

Я кивнул в сторону возвышающейся над дачами арки катакомб.

- Я про них.

- А, ну ладно, тогда. – То ли расслабилась, то ли просто пропустила мимо ушей мою шутку.

Мы стояли на самом краю каменной дороги, а дальше начиналась широкая полоса пляжа.

- Ну что, ты готов?

- Конечно, мэм!

Она сделала шаг, ступив на песок, и тут же отпрыгнула назад.

- Ой, какой горячий!

- Градусов сто пятьдесят , не меньше! Посмотри, какая жара! Можно только так. – Я наступил ботинком. – И совсем не горячо.

- Мои туфли этого не выдержат. – Она дернула носиком. – Да еще и застряну, точно! Зачем ты мне их украл?

- Вот вы женщины! – Возмутился я. – Сначала возьми – я вся такая красивая в них. Потом недовольны, а в крайних, как всегда, остаемся мы, мужчины. Сначала найдете причины, чтобы обидеться, и потом нос воротите. Красота требует жертв, невеста! Вперед!

И я, широкими шагами, помчался к воде, минуя раздевалки, душ, большой пляжный бар, оставив Рождин одну на каменной дорожке. Нет, я совсем не стремился ей помогать. В конце концов, только ее желание – немного отдохнуть от нашего путешествия на этом пляже. Так пускай сама справляется.

Рождин, недолго думая, нацепила свои высоченные каблуки, и смешно застревая в песке, последовала за мной. А как же ее левитация? Или я опять себе что-то выдумал? Невеста, кажется, за все это время даже пару раз могла всем своим ростом завалиться на горячий песок, но все-таки удержала равновесие. Я не пытался представлять, какие слова она произносила. На ее лице отчетливо читалась неприязнь. Каких родственников она поминала – близких и дальних - только ей известно. Надеюсь, что Рождин уже сто раз пожалела о своем выборе. А мне все только-только начинало нравиться.

Действительно, какой-то час, максимум два, а потом… Что дальше нас ждет? А тут хотя бы полная ясность.

Я занял ближайший свободный лежак, скинул одежду. Как хорошо! Звуки музыки из старого фильма летели над пляжем. Не Сент-Тропе*, конечно, но тоже ничего. А, главное, что нас никто не будет тревожить. Для боя из пляжного бара нас просто не существует, никто не будет требовать пары евро за занятые места. Мы – две незаметные тени.

- Тебе принести мороженое?

Невеста почти нагнала меня. Как забавны были ее шаги. Она застревала в глубоком песке каждый раз, и каждый раз с трудом вытаскивала свой высокий каблук. Сейчас она больше была похожа на домашнего верблюда, забывшего, что такое караваны.

- Нет. – Она пыталась не подавать виду, хотя внутри была просто разъярена. – Себе возьми, малыш. – И опасная улыбка расцвела на ее губах.

Кажется, Рождин не в самом лучшем настроении. Мне стоит опасаться ее? Впрочем, с ее стороны – всего лишь игра. Одна из тех, что ей так нравятся. Не буду спорить, пусть поймет сама, что это такое.

Морской ветер обдувал со всех сторон. Я раскинул руки, предаваясь его порывам. И пока моя красотка скидывала лабутены и платье, я ловил всем телом горячую истому жаркого лета прекрасной Италии, намеренно повернувшись к ней спиной, как будто и не замечая.

- Ну ладно, ты выиграл.

- Что? – Я повернулся к невесте. – Я не расслышал.

- Ты выиграл. – Повторила она громче. – Твоя взяла! – О, да, купальник в клетчатом стиле Burberry откровенно был ей к лицу. Красный, с тонкими синими полосами, внутри которых белели ровные квадраты, аккуратно прикрывающие все ее прелести, и так филигранно очерчивал формы, что меня аж передернуло.

- Что, тебе не нравится? – Она заметила это. – Замерз?

Куда уж там на более чем стоградусной жаре.

- Нет, нет, это лучшее, что я видел на тебе. – Я показал большой палец и, решив, что ничего лучше морского вида, пожалуй, быть не может, скоропалительно отвернулся от нее.

- Видел, дурачок. – Она подошла сзади и положила руку на мое плечо. – Меня, без всего этого. – Прошептала Рождин мне в ухо и лизнула его.

О, нет! Только не сейчас. Бог, ты мой, что было в голове у этой дамочки?! Я попытался отвлечь себя от излишне сексуальных намеков с ее стороны. Спасибо морскому бризу – он был со мной заодно – немного сгладил слишком личные впечатления.

Ладно, надо было расслабиться. Даже призракам иногда непозволительно делать некоторые вещи. Особенно, среди живых.

- Ну, что, идем? – Я взял ее за руку.

- Идем. – Она, кажется, даже не обратила внимания на все мое притворство или просто сделала вид.

Оттолкнувшись от песка, большими шагами, мы стремительно влетели в наступившую к берегу волну, рассеяв вокруг себя тучу брызг, и окунулись с головой в соленое Тирренское  море.

* * *

«Мой долгий путь сложился в такие же долгие письма к тебе. Они следуют параллельно со мной, и в них я уже нахожу столь нужную мне необходимость. Словно вновь проживаю все то, что и так знаю. Но они – мое дополнительное подтверждение всей той длинной дороге, которая так нужна и неотвратима. Я что-то нашел. Возможно, ту утерянную часть себя, которая придает мне новых сил. И я наполняю этими ощущениями себя заново, как пустой кувшин. Главное, чтобы трещины не было нигде, иначе все зря.

Я бы, может, и понял все гораздо раньше, но был опустошен. «You don't fool me» . Ведь лишь свежая влага позволяет мне вновь мыслить правильно. Оно и понятно – всем живым существам, в которых бьется сердце, не уйти от этого. И пока у меня все еще есть время – такое дорогое и ценное – я как-то пытаюсь встряхнуть себя.

Экватор моего пути давно позади. Равнины сменились густыми лесами. Ни одной машины на много миль. Как будто я застрял в каком-то безвременье. Рулю себе и рулю, продираясь среди толщи стволов деревьев. Они скользят мимо, одинаковые, похожие друг на друга, как близнецы-братья. Да и много ли тут умения надо? Но я успокаиваю себя только одной мыслью – мои мили приближают меня к тебе, моя Диана. И это самое главное, в этом вся суть. А письма – мое второе Я – не могут отвергнуть самого главного – как я люблю тебя! Но и сказать о другом – бездушной бумаге это вряд ли по силам – любишь ли ты меня. И насколько сильно?

Но я терплю. Терплю и потому позволяю ей надо мной издеваться. Мне бы… Ах, да, об этом я уже писал раньше.

Впрочем, мой воинственный настрой больше ничему не помеха. Я, как те перуанские индейцы, готов положить врага на священный камень и вырвать его, все еще бьющееся сердце, чтобы поднять над собой, принести его в жертву черт те знает каким богам, чтобы ты была со мной вечно. А он будет истекать кровью ради тебя, неизвестной ему. Прости, я, кажется, вошел в раж. И ты ничего не сможешь поделать.

Смешная мысль сейчас настигла меня – а что, если бы не все то наше прошлое, от которого я так мучительно отрекаюсь, и все то наше будущее, к которому я так стремлюсь – все последние десять лет мы были бы вместе? Просто подумай. Не те годы одиночества, нет. А все, что было до и будет после – есть сейчас. Все мои годы несусветного творчества и вся твоя искренняя любовь, что хранила и одухотворяла его, даря мне каждый миг моей жизни...

Но опять я о себе. Каждый раз скатываюсь, словно с вершины холма, потворствую своему эгоизму. Возвожу его в самый высокий ранг, забывая о тебе. Но нет, все не так. Потому что именно ты и можешь находить для этого время.

Ты – та самая ценная жемчужина, за которой иные ловцы охотятся всю жизнь, раз за разом доставая со дна лишь очередной хлам, который не стоит и ломанного гроша. Кажется, я уже избороздил все моря и океаны, так и не найдя той самой сокровенной. О ней многие говорят, о ней складывают легенды. Ее видели лишь однажды. Я же лечу на своем корабле-призраке, рассекая бесконечные водные просторы, и вновь остаюсь ни с чем.

Чего бы ты еще желала? Нет, даже не придумать, даже не понять и не принять.

Мое детство так и поросло осокой на том далеком пляже. Невысокие деревья намертво вонзили свои корни в песок, где каких-то пару-тройку десятков лет назад я наслаждался тем великолепным видом – стройные лучи солнца уходят за далекую песчаную косу, предваряя краткий вечерний миг.

Все это осталось лишь в моей голове, а золотистый пляж превратился в дикое логово для всех инакомыслящих туристов. Я бы таких и не подпускал к нему вовсе, чтобы не нарушать мечту моих далеких грез. Но они уже тут – с обвисшими животами, толстыми женушками и кучей таких же детишек, жующих гамбургеры без передыха. Для них – всего лишь очередной пикник, для меня – старые воспоминания о своих лучших днях детства. И где тут сбыться ей – моей мечте?

Но все же я продолжаю верить, ведь без мечты мне некуда стремиться. Да, хотя бы, взять тебя.

Все так просто и все так сложно. Я возвожу заборы, мнимые стены, которыми отсекаю ненужные идеи, ненужных людей, ненужное всё, вдруг оказываясь в клетке шириной метр на метр. А мыслить и мечтать в таком ограниченном пространстве я просто не умею. Мне нужна свобода, нужен воздух.

И вот, в который раз, ловя краем глаза эти бесконечные стволы деревьев, летящих мимо с той самой скоростью, на которую вообще возможен мой стальной друг, я вдруг понимаю, что бесконечную свободу давала мне только ты. И сколько в том всем было счастья, нескончаемого полета. Жалко, что я не понял с самого начала. Иначе, не потерял бы столько времени.

Ау! Я все еще здесь! Зову тебя, отвлекаю ото сна. Говорю о самом важном, сокровенном, о тех вещах, о которых ты не подумала бы сама. И, знаешь, я бы тебе разъяснил, взял бы тебя в свои объятия, рассказал бы о многом.

Пускай я часто летаю в облаках, а ты, со своей прямотой и правильным видением жизни, слишком верна своим принципам – обычная арифметика – все вместе нисколько не умаляет того, что мы уравновешиваем друг друга на этих весах. Даже мой бардак в голове ты бы могла привести в порядок, если бы захотела. Но тебе не хватило самую малость. Даже это я готов преодолеть. Потому что в нашем дуэте я – мужчина! Потому что я твердо уверен в себе! Потому что нам нет смысла быть друг без друга!

И если ты сейчас кивнешь, или ухмыльнешься – мне кажется, я вижу ту улыбку, что поползла у тебя по губам – это будет мне отличным знаком. Нет ничего лучше, если все действительно так. Только так я пойму, насколько мы с тобой близки.

А я и так всегда знал об этом, моя любовь!»

----------------------------

Так откуда в этой платановой роще столько жизни, сколько нет во мне самом? Безжизненный ручей продолжал греметь у моих ног, но вряд ли я нужен был ему больше, чем он мне.

Где же Диана? И как мне объяснить ей?

Я обернулся, но не увидел ее среди стволов. Наверное, слишком далеко ушел. Я, может быть, и дальше мог продолжать наслаждаться великолепным видом рощи, но уж очень хотелось пить. Я сорвал листок с ближайшего платана и потер о коленку, действуя по наитию, до тех пор, пока на нем выступил сок. Что ж, на джинсах появилось зеленое пятно только и всего, без всяких там очередных дыр. Ладно, они и не такое видали. Я сорвал еще один, подул на него, стряхивая налетевшую пыль, лизнул, осторожно прислушавшись к своим ощущениям. Ничего не происходило. Минута, две, я выждал. И нет, мир не поблек, и голова не кружилась. Я закинул его в рот и начал жевать. Горький на вкус, но впитавший в себя влагу минувших дождей, он начал разваливаться на волокна, отдавая накопившую в себе воду мне. Я даже сморщился, но продолжал работать зубами. И дело даже не в этом. Надо было остановиться, но чувство жажды было слишком велико. Сделал еще пару быстрых движений зубами. Тьфу! Зеленый изжеванный комок полетел под ноги, распластавшись плевком на траве. Конечно, все не так, грациозно, как хотелось бы.

Я сделал пару шагов сначала в одну сторону, потом в другую, проверяя себя. Но нет – и солнечный день был все так же светел, и черная тьма, что преследовала нас все наше падение, не приблизилась, а чувство жажды как будто стало меньше. Все нормально, да, именно так. Пожалуй, именно тот самый знак, что так мне был нужен.

Вернувшись к платану, я сорвал еще один лист, уже без сомнений, запихнул его в рот. И пока я его разжевывал, продолжал собирать в охапку остальные, почти оборвав всю низко висящую ветку. Она теперь оголилась, ощетинившись всеми своими сучками. Впрочем, я не сильно переживал – выросли эти, вырастут и другие. Вряд ли она представляла какую-то опасность.

Живительная влага насыщала меня с каждым следующим листом, что оказывался у меня во рту. Детская сказка стала явью? Живая и мертвая вода – кто бы мог подумать?! Сколь удивительная сила обмана и лжи была сокрыта здесь – такой живой ручей с мертвой водой, что привлекает своим звоном, словно венерина мухоловка , и такие невзрачные листья платанов, покрытые серой вековой пылью – кто бы позарился на них раньше?

Я отошел от дерева, и даже поблагодарил его. Странно, но мне показалось это уместным.

Теперь Диана. Где она? Я повернул голову. Нет, слишком далеко я ушел от нашего места. Надо было спешить, пока она не проснулась.

Широкими шагами я устремился сквозь рощу, придерживая сорванные листья, порой слишком осторожничая, боясь уронить хотя бы один из них. Так и считал стволы – мне казалось, что я возвращаюсь именно той дорогой, по которой пришел сюда – пока не оказался среди раскидистых веток, видимо немного заплутав. Ладно, надо остановиться, привести свои чувства в порядок. Я слишком спешил и, кажется, забрел не туда. Но кто бы мне мог сказать наверняка?

Север, юг, запад, восток. Единственное, что я помню – мох растет на северной стороне деревьев. Бинго! «Энциклопедия Юных Сурков»  спасибо тебе за детские знания! Пожалуй, то единственное, что я мог запомнить. Но сейчас и это вряд ли бы мне помогло – ровные платаны не давали даже намека на тот самый мох. А я и не помнил с какой стороны пришел. Так можно плутать до бесконечности.

- Ау! – Я пошатнулся от своего голоса, настолько он был неприятен даже мне. Продрав связки, харкая и откашливаясь, я сделал еще одну попытку. – Ау! – Уже лучше. Но роща поглотила звук. Приподняла, достав до макушек деревьев, и снова вернула мне.

Снова неприятная тишина, та самая, что доставала мне до самой макушки. Я опять тонул в ней.

Все это странно, но не страннее, чем раньше. И надо было что-то делать. Диана не отвечала, или спала, или я уже не знаю… Или я и не заплутал вовсе и просто роща заодно с ручьем – хочет казаться такой привлекательной, а на самом деле скрывает от меня что-то? Или, может, просто украла у меня ее!

- Диана! Диана, где ты? – И опять тишина была мне ответом.

Ну, нет же, нет же, нет! Я совсем не хотел остаться здесь один.

- Диана! – Я почти сорвал голос. – Диана!

Ветви ближайших платанов неожиданно зашлись в танце. Я поднял голову – ветра совсем нет. А их зеленые листья явственно качались и подпрыгивали, пытаясь оторваться от веток. Что они хотели мне сказать? Возможно, мне вообще стоило спрятаться, но куда? Деревья повсюду, вряд ли это добрый знак, и значит доверять им тоже нельзя.

Платаны шелестели листьями, создавая несравнимый ни с чем шум. Все ветки выгнулись в одну сторону и словно тянули тяжелые деревья за собой. Еще чуть-чуть и старые корни деревьев появятся на поверхности, а платаны медленно пойдут по земле, как в той старой сказке. Холодный вихрь промчался сквозь рощу, оставляя на моем теле мурашки. Всего мгновение, единственное мгновение, когда страх все-таки возобладал надо мной. Я замер и просто смотрел, отрешаясь от всего никчемного. Внутри меня мой маленький Томми вновь начал играть своими разноцветными нитями, а значит, настало время действовать.

Я уже и не помню, что там было дальше. Как во сне я медленно перебирал ногами, постоянно спотыкаясь, бредя в ту сторону, куда указывали мне ветви. Не веря себе, я поверил ей – этой роще – доверился. Не умом – сердцем. А древние зачарованные деревья гнали меня куда-то, подхлестывая колючими ветками по спине. Сколько длилось мое сумасшествие, совершенно не представляю. А и, представив бы, не понял.

Впрочем, довольно скоро я оказался именно там, откуда мне впервые довелось услышать журчание ручья – у места нашего падения из черной трубы. Я смутно увидел его издалека, и, приближаясь, начал узнавать по незаметным деталям. Приободрившись, наконец, взял себя в руки. Последние шаги были совсем незаметны. Шум деревьев стих также неожиданно, как и начался.

А вот и Диана, слава Богу, все еще спит сном младенца. Я нашел ее! Деревья вывели, никогда бы не поверил.

Я почти запрыгал от радости. Получается, дикие платаны подхватили эстафету того странного треугольника сосен на скале, сопровождая меня всю дорогу и указывали путь. Живые деревья.

Широкий ствол очередного платана заслонял ее обнаженное тело. А вот и платье, скомканное, лежит неподалеку. Как же я мог потеряться в этом лесу? Наверное, вместе с тобой, такого бы никогда не произошло. И мне надо было разбудить тебя раньше, но понадеялся на себя. И кто же тут младенец?

* * *

Отфыркиваясь и кроша вокруг себя разноцветными искрами брызг, Рождин показалась на поверхности. Ее голова качалась на волнах.

- Ну что, не жалеешь теперь? – Она довольно улыбалась.

- Нисколько! – Я наматывал круги вокруг нее, разгребая воду руками.

- Ого! Да ты неплохо плаваешь!

- Было дело, в детстве ходил в бассейн.

- Тебя там неплохо этому научили. – Она откинула мокрые волосы со лба.

- Нет, это не там. Меня-то как раз скинули с лодки посередине реки – вот где. А уже потом был бассейн.

Она округлила глаза.

- А, хочешь, покажу дельфина? – И, не дожидаясь ее ответа, нырнул, а потом, оттолкнувшись от песчаного дна, вылетел из воды, издавая крякающие звуки и постоянно изгибаясь.

- Ахаха, похоже. – Рождин расхохоталась, совершенно забыв о моих уроках плавания. – Какие же вы все-таки, мужчины!

Как, оказывается, легко привлечь внимание девушки всякими глупостями.

- Какие? – Я окатил ее фонтаном брызг, устремив ей навстречу ладонь по поверхности морской глади.

- Дураки! – Она сплевывала, стряхивала ладонями соленую воду с лица.

- Ну, это не новость. – Я улыбнулся.

Что я делаю? Пора бы себя уже одернуть. Остановись! Я вновь привлекаю ее внимание, и зачем? Ведь ничего не было и точно уже не будет. Распалять ее воображение и давать ей надежду своим идиотским флиртом – только сделаю себе хуже.

- Ладно, идем. – Я взял ее за руку. – Пора погреться.

Рождин, не говоря ни слова, взяла мою ладонь и мы с шумом, сквозь волны, что подталкивали в спину, выбрались на горячий песок.

Ах, какое блаженство ощущать себя вне всей пустой суеты, вне путешествия из одной точки в другую. Просто взять у жизни, какой бы она не казалась, пару часов на отдых. Наверное, Рождин была права, когда говорила об этом. Я наконец-то смог расслабиться, внимая лучам жаркого итальянского солнца.

-Ну, и где наши лежаки? – Я потянулся и отряхнул с себя соленые капли, словно пес.

- Там же, где и были. – Невеста указала рукой. – А ты думал, что они от тебя сбежали?

- Не ерничай! – Я сложил губы трубочкой, отправив ей воздушный поцелуй. Она поймала его в щепотку, замерла на миг, и стряхнула на песок.

Да, пожалуй, уже слишком. Точно перегнул. Я и сам понимал, но никак не мог остановиться. Сморщившись, я попытался отогнать от себя все скабрезные мысли, связанные с ее безупречным телом и купальником Burberry.

- Фууууухххх. – Я выдохнул.

Рождин сделала вид, что ничего не заметила и грациозно опустилась на шезлонг, подставив горячим лучам свое тело. Кто кого тут соблазняет?

Пододвинув вещи, я сел на второй лежак. Солнце неумолимо жгло, на песке можно было жарить яичницу, и это не игра слов. Еще немного и мои пятки начали бы испускать дым.

Я сдвинулся в тень. Здесь полегче.

- Как вы так можете? – Я кивнул Рождин, натянувшей шляпу на лицо. – Это же поистине ад, испепеляющая жара.

- Когда еще доведется?! – Ее голос звучал глухо. – Последний раз, кажется, это было в Ницце, в начале прошлого века. Сколько времени прошло. Тоже случайно, а ведь я так люблю море.

- И что там было, в Ницце? – Для меня – ленный интерес. Вопрос в никуда.

- Ой, даже не спрашивай. – Отмахнулась она, но все равно продолжила, – королева Виктория, русский царь Николай, куча других богатых русских – князья, дворяне. Для них – поистине рай с цветущими кущами после сырого Санкт-Петербурга, то еще местечко, хочу я сказать тебе. Приезжали сюда погреться.

- Тот город вечных дождей? – Я уточнил, вспомнив эту ее разговорную связку.

- Ага. Именно. Но тогда он был другим… Еще хуже. – Она, наконец, одернулась. – Почему ты не даешь мне расслабиться? Что за дурацкие вопросы? Почему ты не можешь наслаждаться тем, что есть у тебя сейчас? Зачем? Или ты шпион? – Рождин даже стянула шляпу с лица и грозно посмотрела на меня.

- Ты первая начала. – Я осекся.

Рождин молчала, будто не желая продолжать разговор и переваривая в себе свои воспоминания.

Прошло несколько долгих минут в тишине. Где-то рядом билась жизнь, отмеряя волнами заготовленные мгновения. Что ж, продолжать, видимо, бессмысленно. Поэтому я скинул вещи с лежака прямо на песок и растянулся в тени укрывающего бамбукового зонта.

- Хорошо бы сейчас чего-нибудь холодненького.

Рождин, все еще пребывая в своих мыслях, щелкнула пальцами. Больше по привычке, чем с желанием мне угодить.

Пиво. Ладно, пускай пиво, я не против. Бельгийский граненый стакан из толстого стекла с красивой золотистой жидкостью и высокой белой пушистой пеной появился на столике. Нет, я не совсем это имел в виду, но так даже лучше! По его стенкам с самого дна спешили маленькие пузырьки, поднимаясь на поверхность и, схлопываясь, прибавляли лежащей на поверхности пене плотности. По стенкам бокала стекали вниз холодные капли. Солнечные лучи протыкали стекло насквозь, образуя на песке круги.

- О! Нефильтрованное. Мое любимое! Как ты угадала? – Я махнул рукой. – Может, и себе чего-нибудь организуешь?

Рождин опять щелкнула пальцами, и прямо рядом с пивным появился треугольный бокал, наполненный чистым мартини ровно на две трети с большой оливкой на деревянной шпажке, что болталась на самом дне.

- Чин-чин ! – Я поднял стакан.

- Чин-чин! – Рожин подняла свой навстречу моему.

Раздался звон встретившихся в воздухе бокалов.

Я сделал большой глоток, опустошив стакан на треть. Как же хорошо!

Я смотрел на всю эту ускользающую от меня жизнь, будучи на ее краю, совсем с другой стороны. Не знаю, чего бы и сколько я мог изменить, если бы вообще что-то от меня зависело. И мне было прекрасно понятно желание Рождин остаться здесь на пару часов – видимо редко ей такое выпадает. Ну а я? Со всей этой историей совсем загнал себя. Впрочем, может, и к лучшему, что пара часов почти живой жизни выпала нам в нашем бесконечном пути. Можно было остановиться и вообще ни о чем не думать. Что, по сути, мне тоже не свойственно.

Еще чуть-чуть, и я был готов представить, что мы тоже часть настоящего, живого мира – того, настоящего. Такие же, как и они все. Хотя зря, зря я тешу себя такой надеждой. Но и не смотреть на все вокруг было невозможно – шум, смех, гомон голосов над пляжем. Как много жизни в этом. Я бы многое отдал, за то, чтобы почувствовать живое единение, если бы, конечно, у меня было то многое.

Волны разбивались о волнорез, поднимая в воздух мириады блестящих на солнце брызг. Они бесконечны, так же, как и этот дневной свет, что появляется над нашей планетой долгие миллиарды лет, и так же сходит на нет, уступив место долгой ночи. И даже потом, когда нас не станет – этой эпохи человечества – он все равно продолжит свою круговерть, освещая безжизненную на время, я уверен в этом, планету. Однажды опять сомкнутся континенты в новую Пангею , чтобы спустя миллионы лет так же разойтись, как когда-то уже было.

Пора относиться к жизни более философски, как Сократ или доходяга Платон – мы все умрем рано или поздно. А для кого и для чего он будет и дальше светить, насыщать ветром и бесконечной влагой все так же зеленеющие рощи, поля, бесконечные леса? Они всегда найдут себе дорогу, но только нас не будет здесь. Может, для новых других, тех, что опять вернутся под ослепляющее солнце миллионы лет спустя? И, пускай, они даже будут не похожи на нас – совершенно другие, невероятной новой расы, - но та искра, что указывает очередной эволюции ее нескончаемый путь сквозь сотни веков, никогда не померкнет, пока есть он – этот слишком невероятный дар возвышающихся над нами небес.

Я зажмурил глаза, почти задремал. Ровный шум прибоя накатывал на берег, внимая моим мыслям. Я был далеко, очень далеко, где-то на окраине Вселенной – бороздил безбрежные космические просторы в полной черноте. Одиноким спутником летел в безвоздушном пространстве, оставляя за собой звезды и планеты истлевших душ, совершенно забыв об отпущенном мне времени. Спасибо и за это!

Рождин, опустошив свой бокал наполовину, опять защебетала о чем-то своем. Воспоминания о Ницце, может быть, и были лишними, но что-то всколыхнули в ее душе, и еще ее чистый мартини с оливкой. Впрочем, я и не слушал – мне оставалось лишь бесконечное пространство, окутавшее меня. Абсолютный покой и истомная нега дневной жары, шелест волн и шорох прибрежного песка под ним. Все это – только мне.

Допутешествовав до самой окраины Вселенной, до той точки, в которой плоский диск галактики окунается в непросветную темень, я вдруг вынырнул из нее, вновь оказавшись на песчаном пляже Неаполя. Сколько это продолжалось?

- И тогда я говорю ему… - Рождин нашла отличного собеседника, который не задает вопросов. Значит и стремительный полет среди звезд тоже был недолог.
Я спросонья закивал.

- Да, а он что? – Я кинул в нее вроде бы подходящий вопрос и вновь погрузился в безмятежную дрему, что была слишком уж сладка и невероятна, если было бы можно его назвать таким.

- Я за мороженым. – Вдруг сказала она и приподнялась с лежака, тот противно заскрипел. – Тебе принести?

- В смысле? – Я поднял голову.

- Я думала, ты спишь.

- Да куда уж там. Это очень интересно! – Главное, давать правильные ответы, чтобы тебя не заподозрили в безразличии. – Нет, продолжай.

Она опустилась на лежак, и тот опять прервал мой блаженный сон своим оглушающим скрипом. Можно потише? Кажется, только здесь я могу отоспаться.

* * *

«Я плутал, я ходил возле твоего дома, но никак не мог найти. Не было ни одного ориентира. Оно и понятно – только зов моего сердца снарядил меня в эту долгую дорогу. Я сновал по улицам маленького Сент-Пьермонта туда-сюда, совершенно заблудившись среди них, столь похожих. Что за проклятие?

Я даже спрашивал у прохожих, но они только отрицательно качали головами. Никто не знал, где живешь ты – самая сокровенная любовь моей жизни. И смотрели на меня, как на сумасшедшего. Что ж, их право не знать.

Только для меня – самый настоящий удар. Я пробирался к тебе сквозь мысли, намеки, без твоего точного адреса. Я надеялся только на себя. А сам я – много ли могу? Так и ходил кругами среди совершенно одинаковых одноэтажных построек с коричневыми крышами.

Ну, пожалуйста, ну прошу тебя, укажи мне путь, что выведет прямо к твоему дому. Хорошо бы, чтобы моя молитва дошла и до Всевышнего. Но он был безмолвен сейчас, как и ты сама. Почему, за что, зачем он мучает меня, зачем меня мучаешь ты? Неужели мой долгий путь все еще не искупил все мои грехи?

Наверное, так и есть. Если бы было по-другому, то я бы гораздо раньше оказался у твоих дверей и нажал на эту проклятую кнопку. Было бы о чем мечтать….

Наконец, я все-таки отыскал твой дом среди сотни похожих. Что-то подсказало мне, какое-то иное чувство. И все же, я не был уверен до конца.

Динь-дон! За дверью тишина. Может, ты просто спишь, а я позволил себе потревожить тебя неосторожным визитом? Динь-дон! Как колокол бьется сердце, в ритм дверного звонка. Что сделал я, что совершил, какой путь прошел от двери своего дома до двери твоего, чтобы принять это все? Как неправдоподобно тяжело. Еще чуть-чуть и увесистый стальной занавес прошлого вдруг опрокинется, оставит чертоги разума, обрушившись неподъемным грузом на землю. Но я настойчиво продолжаю. Динь-дон! Динь-дон! Динь-дон! Не отпускаю палец, наполняя дом оглушающим шумом. Мертвый бы проснулся.

Но дверь закрыта. Хорошо, что я вообще нашел ее. Как мне удалось? Сам не знаю.

Ты никогда не верила, что нечто подобное все же случится. Впрочем, откуда ты вообще могла знать? Но случилось. Так же обыденно, как снег зимой или жара летом. Мне самому такое кажется странным. Я спешил к тебе, преодолевая все возможные преграды и просторы огромной страны, чтобы очутиться здесь, на маленьком островке моего неизведанного счастья. И совсем не для того, чтобы ты не открыла мне дверь.
 
Я жал кнопку дверного звонка, почти вдавил его в бетонную стену дома. Я – мужчина, и если вдруг что-то сломаю, то так же и починю. Все, что просто – совсем непросто.

Я готов ждать, а готова ли ты к такому сюрпризу?

Пусть все мвеждометия и междулетия останутся там, позади, далеко. Все самое главное, что у меня есть в жизни – за этой дверью, такой обычной, с прямоугольным стеклом. Сейчас только она разделяет нас. Это все то, что было раньше, и то, что будет потом.

Готов ли я ответить на все твои вопросы? Я постараюсь. Готов ли опять увидеть тебя спустя столько долгих лет? Зачем я спрашиваю, когда уже стою перед твоей дверью, и в этом заключается весь мой ответ.

А если в доме и правда никого нет? Ты вышла за молоком, или вообще отправилась в далекое путешествие. И тогда мне еще долго прозябать здесь.

Нет, я не сдамся, не сяду в свой Chevrolet, чтобы развернуться, и, хрустя шинами по гравию, отправиться восвояси – не для того было это все. Если надо, так и заночую на крыльце.

Ладно, сколько хочешь можешь играть в прятки. Я тут, я приехал и все-таки увижу тебя, чего бы мне не стоило. Хотя бы только для того, чтобы сказать: «Привет!»

Нет, я не зря стремился сюда. Мой зачарованный замок теперь передо мной. Кого надо победить, чтобы освободить тебя от злых чар – дракона, злого волшебника, любовника или мужа? Ты только скажи, и любое желание будет исполнено. Я - джин из бутылки готов повиноваться любому твоему капризу. Пускай цвет моей кожи синий – это в крови. Есть только одно «но» – самое страшное желание – если ты не хочешь.

Я отпустил кнопку дверного звонка. Твои соседи уже поглядывают искоса – не вор ли. Я обернулся и прислонился к столбу, разглядывая улицу. Так и стоял довольно долго, пока не услышал, как за дверью раздались осторожные шаги, ключ повернулся в замочной скважине и толстое деревянное полотно начало открываться.

Я медленно оборачивался и… тут же проснулся от удушающего кашля. Он сжимал легкие в твердый кулак. И только открыв глаза, все сразу прошло, миновало. Ничего нет.

В первые секунды я даже и не понял, что произошло. Куда все испарилось, вдруг обратившись белой пеленой? Еще секунду назад я был готов увидеть тебя, крепко сжать в объятиях, даже поцеловать, если ты позволишь. Но вместо этого передо мной кожаный руль с толстым крестом – золотистой эмблемой автокомпании, а за лобовым стеклом моего железного коня лишь высоченные деревья густого, непролазного леса, пересекающего длинную автотрассу.

Вот как. Всего лишь сон? Разочарование, больше которого нет в моей жизни. Разочарование, опустошение и упадок сил.

Я бы хотел хоть на мгновение увидеть тебя, чтобы лишний раз убедиться в правильности выбранного пути. Увидеть и сохранить милый сердцу образ. Но нет, не повезло. Одно мгновение отделяло меня от этого. Всего лишь мгновение. Столь долгое, по сравнению с которым жизнь, бывает, продолжается еще меньше».

----------------------------

- Вставай, принцесса! – Я осторожно подул на прядь золотистых локонов, опустившихся на лицо Дианы. – Вставай!

Она что-то невнятно пробормотала сквозь сон и попыталась рукой отмахнуться от меня. Кажется, вообще ничего не поняла. Я бы мог накрыть ее платьем, но зачем, ведь мне так нравится ее обнаженное тело.

Я гладил ее, спотыкаясь пальцами каждый раз на ее ложбинках, и вел рукой дальше. Она поддавалась мне, глубокими вздохами направляя мою руку все дальше. Сердце замирало, я скользил по ее безупречной коже все ниже.

Я уже совсем забыл о том, зачем и почему мы здесь. И даже древние платаны, наблюдая вечную игру мужчины и женщины, кажется, подняли ветви и отвернули листья, обратив их тыльной стороной. Еще немного и их зеленый цвет окрасится багрянцем. Может быть, стоило прекратить?

Но Диана, сквозь сон, потянулась, закинув руки за голову. Темные соски напряглись, затвердевая. Я положил вторую руку на идеальную, без упреков, грудь, пропуская между пальцев верхушки холмов. Наш собственный Рай открывал двери для рождения новой жизни. Первобытная истома наполнила меня. Я готов был броситься ласкать их языком. Попытался было удержался в самое последнее мгновение, но это ли не томящий призыв?

Я лег рядом на траву, быстро скинул с себя рубашку, штаны – они полетели в сторону. Остался наг, и ни на мгновение не стеснялся этого. Прикоснулся обнаженным телом к ее ласковой коже. Она ответила мне. Диана проснулась – она и не спала, кажется, ожидая моих прикосновений. Ее запах!

Во мне проснулось желание, мышцы затвердели, напряглись. Я начал ласкать ее тело, сначала осторожно окунаясь языком в глубокую соблазнительную ложбину между грудей, гладил их руками. Она подалась мне навстречу, обвивая длинными ногами. Ее пальцы глубоко закутались в моей шевелюре, крепко прижимая к себе.  Я скользил языком все ниже, оставляя влажную полоску, целуя ее, опустившись до самого лона.
 
Порочный треугольник сладострастия и это ли не награда?! Она трепетала. Я кусал ее бедра, совершенно отпустив все мысли, прежде чем прикоснуться к нему. А потом потерялся весь, сойдя с ума от безумного чувства любви. Мне нужна была только она! Вся она, без исключения, целиком и полностью!

Руками гладя тонкие бедра, я свалился в горячую, бьющуюся пульсом, точку ее желаний. Ласкал, проникая все глубже и глубже языком. А она застонала, ее дыхание участилось.

- Да, - В мгновение вспыхнула она, сквозь раскрывшуюся страсть, а я продолжал, и, кажется, наше неумолимое чувство уже искрами зашлось в воздухе. Еще чуть-чуть и древние корни деревьев под нами заполыхают огнем. – Еще! Да! Да! – Ее стон, кажется, услышали все деревья в этой роще. Мои руки нащупали твердые соски. Я обхватывал их пальцами, сжимая чуть сильнее, чем было надо. А она только и ждала, накрыв мои руки ладонями. – Продолжай! Не останавливайся! – Слишком красиво, немного властно. Еще чуть-чуть и я сам бы сгорел в этом огне. Я уже не отдавал себе отчета, продолжая углубляться языком в ее тело, настолько, насколько она хотела позволить.

Вскрик. Блаженный вскрик желания и она забилась подо мной, пытаясь оторвать от себя.

- Подожди, - выдохнула она, и я остановился на мгновение. Райское чувство и непрекращающиеся спазмы, что охватили ее тело. Она быстро дышала! Отталкивала руками, но вновь прижималась ко мне.

- Я хочу тебя!

И в следующее мгновение мы стали с ней единым целым. О! Как мы были близки. Мы задыхались от этой близости и я, каждым движением только приближался к пику любовной гармонии. Пульс нарастал, я предчувствовал приближающуюся сладость, что безумной вспышкой, готова была прорваться спустя мгновения. Замедлил темп, погрузившись в нее без остатка, и так и застыл, наполнив ее лоно горячим огнем. И не было возможности оторваться от нее и той блаженной истомы, что связала нас на долгие мгновения блаженного упоения.

Она прижималась ко мне, обнимая, быстро дышала, не отпуская ни на секунду. Наши сердца бились в одном темпе, летели навстречу друг другу, и тут же расходились, почувствовав слишком интимную близость от нежных прикосновений.
Секунды, и сердца угомонились, перейдя на ровный ритм.

- Пить. – Прошептала она и облизала без того сухие губы, с которых я собрал всю ее медовую влагу.

Я, молча, протянул ей платановый лист и откинулся на землю. Она даже не удивилась, лишь пожала плечами и закинула его в рот.

- Спасибо!

За что сейчас она благодарила?

* * *

Но вся ленная дремота уже спала, гудела голова. Я и вправду сейчас побывал на окраине Вселенной, или опять только моя бесконечная фантазия, которая уже не первый раз заводит меня в свои глубины, не отделяя ее от реальности? Я потер глаза руками, сбросив дневной сон на песок.

Так бы и оставался здесь. А куда спешить? Зачем? Но тут же одернул себя. Стоило только лишь поддаться такому желанию и тьмы не миновать. Я повернул голову – Рождин продолжала медленно пить мартини из треугольного бокала, прищурив глаза от яркого солнца, лучи которого пробирались даже под ее шляпу.

- А что, так бы и осталась здесь. – Она приподняла соломенные края своим длинным ногтем, открывая лицо горячему светилу.

- Ага, - я хмыкнул. – Но только до вечера. А дальше что? Они, - я кивнул в сторону отдыхающих, - разойдутся по домам. И тебя вряд ли пригласят в гости.

Она вздохнула. Конечно, призраку нет места в реальном мире, хотя иногда и ему удается пробраться в жилище, по ночам осторожно передвигаясь от двери до двери, скрипя половицами, щелкая незакрытыми замками и пугая домочадцев.

К черту все! Я смотрел на море, где над волнами то и дело вскидывался большой полосатый мяч. А вдоль по берегу, словно утята на выгуле, на корточках сидели малыши в ряд, всякий раз с восторженным криком принимая очередную волну, накатывающую на них. С гомоном и громким визгом они пытались удержаться на ногах, хватаясь за прозрачную воду, чтобы не завалиться на мокрый песок. Получалось плохо, и всякий раз они барахтались, падали, но снова неумело поднимались. Рядом возвышались песочные башни, построенные неумелыми руками. Годные, но хлипкие на поверку. Зато на их вершинах гордо восседали полосатые ракушки, найденные тут же, на берегу.

Чуть дальше веселые возгласы и хлопки пробок шампанского, взлетающих высоко в воздух, и исторженная из бутылок пена, падающая прямо на песок.

- С днем рождения! – Здесь так, и никак иначе.

Зеленые бутылки толстого стекла передавались из рук в руки. Дальше – глоток, потом фырканье и неумолкающий гогот голосов, смеющихся над очередным неудачником.
 
Восторженное и впечатляющее побережье малой Италии. Хотел бы я родиться в этом месте? Если бы не знал других, то, пожалуй, да.

Над пляжем из динамиков кафе разлетались динамичные ритмы очередного летнего хита. Кажется, «Heaven» Avicii  – солнечные аккорды нашего двухчасового безумства на солнечном пляже. И что же мы делаем здесь со всем нашим приключением, среди этих мажоров? А, может, очередное искушение сладострастием? Ведь я уже готов поддаться такому оглушающему чувству. Даже Рождин меня не остановит. Эпоха всепоглощающего празднества, почти эра для меня!

Я попытался немного отстраниться от проходящего мимо жизнедейства. Слишком тяжело, оказывается, быть вне всей беспокойной суеты. Вот она – тут рядом, а на самом деле для меня и не существует вовсе. Я лишь видение для всех, если, конечно, хоть кто-нибудь сможет рассмотреть зыбкое движение воздуха. Впрочем, вряд ли. Жара делает дело – и вместе с волнением горячего песка наше пребывание среди людей совершенно незаметно. Поэтому стоило ли переживать по этому поводу? Две параллельные Вселенные никогда не столкнутся и не пересекутся, продолжая следовать рядом друг с другом, даже если расстояние между ними будет минимально. Математическая уловка, тупик для полудохликов. В отличие от многих законов человечества, эти равны для всех миров.

Я прищурил глаза, повернувшись в сторону моря. Какой же сладкий воздух! Запах кофе, качающихся пальм, теплого южного ветра – все смешалось. Я вдохнул и почти растворился в нем, продолжая наблюдать за бесконечными волнами. Там я заметил желтый матрас с карапузом, руками подгребающим под себя соленые воды залива. Рядом с ним, придерживая хлипкий плот рукой, плыл его отец. Они отдалились от берега на приличное расстояние, волны захлестывали, накатывая. Малыш смеялся всякий раз, когда морские капли попадали в лицо.

Куда их несет? Я даже приподнялся на лежаке, навострив уши.  Слишком опасно!  Но с той стороны продолжал раздаваться веселый смех – ребенку была забавна игра искрящихся волн. Он то и дело стирал ладошкой соленые капли. Совсем заигравшись, попытался даже было вскочить на неустойчивом матрасе на ноги, но был приструнен, строгим голосом отца. Я не слышал, что тот сказал ему, но нахмуренные брови родителя явно остудили сорванца.

Очередная волна подняла малыша на гребень. Доли секунды и взрослая рука отпустила резиновый плацдарм, окунувшись с головой под воду. Отец явно был не готов к такому. Да что же он делает? Волна в очередной раз прокатилась под матрасом, ускорив свой бег к берегу. Следующая за ней была еще сильнее и выше, она наклонила резиновый плот под неимоверным углом, пытаясь скинуть ребенка в синие воды залива. Но тот отчаянно вцепился в подушку. Восторженный детский крик, смешанный с чувством страха, долетел с той стороны. Для него – всего лишь бесплатный водный аттракцион. Да и вот он – отец рядом – мокрый, но улыбается, и даже машет кому-то на берегу, а, значит, ничего не может случиться.

- Переживаешь? – Рождин повернула голову. Она тоже следила за странной парочкой из-под полей шляпы.

- Да он же угробит его!

- Ааа, - она лишь махнула рукой, откинувшись на лежаке.

В это мгновение третья и самая большая волна накатила под утлое суденышко и все-таки перевернула его. У меня екнуло в груди, сердце зашлось холодом! Что я пережил? Ребенок скрылся под водой. Рождин даже не видела всего этого – закрыв глаза, она продолжала внимать жаркому солнцу, подставив ему белую бледную кожу.

Не ожидая от себя, я сорвался с места и ринулся в голубые воды Неаполитанского залива. Даже не знаю, сколько это продолжалось – мгновения, секунды или минуты. Но я уже был в воде, когда услышал истошный возглас: «Помогите!». И то ли музыка играла слишком громко, то ли рев скутеров перекрыл далекий крик – никто не откликнулся. Солнце все так же продолжало светить, а я уже подгребал под себя соленую морскую воду, думая очутиться там, рядом с желтым матрасом, хоть на секунду быстрее. Я видел, как отец пытается достать из воды свое сокровище, ныряет, оставляя на поверхности лишь мокрые пятки.

Сам не знаю, как оказался рядом так быстро. Нырнув, и подхватив ребенка под ягодицы, я начал выталкивать его свободной рукой из воды, пытаясь дать глотнуть тому хоть немного кислорода. Совершенно интуитивно, как делают дельфины, спасая человека. Все ближе и ближе к берегу. Малыш сопротивлялся воле волн, каждый раз, оказываясь на поверхности, над водой на доли секунды, он цеплял живительный воздух, что заполнял его легкие, сражался с морем. Кто или что, какая сила поднимала его над волнами – вряд ли ему было важно. Только лишь один раз он случайно обернулся, да и то, вряд ли заметил меня.

Я бился как лев за его жизнь. Иначе, вряд ли как-то еще я мог оценить этот поступок. Желтый матрас остался далеко позади, на растерзание трепещущих волн, которые уносили его все дальше и дальше в море. Я же подталкивал ребенка ближе к берегу, туда, где он, надышавшись, смог бы отдохнуть. Ведь это на всю жизнь – все самые страшные страхи живут в нашем детском подсознании.

Нас заметили - на берегу уже собралась толпа, одни - любопытствующие, другие искренне поддерживали, что-то крича и размахивая руками. И Рождин среди них. Конечно, никто ее не замечал. Было даже забавно, что сквозь нее проглядывают пышнотелые дамы и крепко сложенные мужские торсы. В тягучем горячем воздухе она сама была такой – движение ветра колыхало ее образ.

И вот мы на отмели, до берега несколько футов. Несуразный отец плетется за мной, отхаркиваясь и отплевываясь от соленой воды, конечно, меня не замечая. Его сын, спасшийся чудесным образом – руками призрачного существа – сидит на берегу и уже перебирает в ладошках песок. Для него – всего лишь страшное приключение с хорошим концом. Да и для меня тоже. Вот он берег, ракушки, большие улитки переползают с камня на камень. Можно сделать глубокий вдох, наполняя легкие таким необходимым кислородом. Вода бы не позволила, заполнив легкие и утопив.

- Смотри, - еле отдышавшись отец показал на песок, - давай поиграем. И тут же начал строить песчаную башню, пытаясь отвлечь малыша от случайного происшествия, болтает с ним, завлекает. А тот сидит на корточках, пересыпая песок из ладошки в ладошку, и пристально смотрит на меня, почти не моргая. Даже нахмурился, или пытается лучше разглядеть случайного ангела-хранителя?

- Эй, как тебя зовут? – Я подмигнул ему. Но тот вряд ли еще мог говорить и просто указал пальцем на меня. Его отец повернул голову и улыбнулся – шумящая толпа уже расходилась, удостоверившись, что все закончилось хорошо. Меня он, конечно, не увидел. А всем этим зевакам будет что обсудить сегодня вечером за очередным бокалом пива в ближайшем кафетерии.

Не я ли сегодня был героем дня? Но, встретившись взглядом с Рождин, понял, что сильно ошибся. Она была просто взбешена! Все не слава Богу, что сейчас?

- Ты что, совсем? – Заорала она, подойдя ко мне и покрутив пальцем у виска.

- Не понял. – Я тяжело дышал, правой рукой закинул мокрые волосы. – Ты о чем?

- Ишь ты! Полюбуйтесь! – Впрочем, для кого она это говорила?

Щелчок пальцев и все исчезло. Я не просил ее, да она и не спрашивала, позволив нам остаться наедине.

Все резко изменилось. Люди исчезли, музыка стихла, гомон голосов и рев моторов, ставший таким уже привычным, смолк. Нас окружал безжизненный пляж с вечным шумом волн. Куда ни кинь взгляд – лишь горячий песок, море, жаркое солнце и пляж, убегающий на многие мили вдаль.

- Что ты наделал? – Продолжала она орать ничуть не смущаясь. Еще чуть-чуть и на ее щеках можно было бы жарить яичницу.

Да, я не идеален, безусловно. И мне даже стыдно. Но, даже промотав назад пару мгновений, я совершенно не понимал, о чем она.

- А, я спас ребенка, если ты об этом. – Я старался казаться совершенно спокойным, хотя Рождин начала меня заводить. Я почувствовал, как поднимается раздражение.

Но она вдруг схватилась за голову, помолчала пару минут, словно выпуская пар.

- Забирай свои вещи, - совершенно спокойно сказала она, кивнув в сторону лежака. – Отдохнули, называется.

- Да в чем дело-то? – Я пытался утихомирить ее, настроить на дружелюбный лад. Вернуть, все как было. Но с ней явно было что-то не то – она скалила зубы, поджимала губы, заламывала руки. И даже ее ярко-красное платье, которое она сейчас натягивала на себя, было готово в любую секунду треснуть по швам – слишком много нервных движений.

Я попытался было взять ее за руку, одернуть, сказать что-то успокаивающе-усмирительное, но невеста лишь отдернула ее, продолжая натягивать лабутены, совершенно бесполезные в этом песке.

- Пошли, теперь тебя поведу я. – Она обхватила себя руками, закрываясь от теплого бриза. – Наделал делов! – И, с каждым шагом проваливаясь и увязая длиннющими каблуками, направилась к выходу с безлюдного пляжа.

Я еще какое-то время смотрел на ее удаляющуюся спину – она так долго не протянет. Потом залез в свои джинсы, взял ботинки в руки, рубашку, перекинув ее через плечо. И последовал за ней, отталкиваясь голыми пятками от горячего песка.


-----------------------------------------

* WTC (World Trade Center) – новый Всемирный торговый центр, здание, построенное на месте рухнувших башен близнецов во время теракта в сентябре 2001 года.

* Гора Рашмор - гора в горном массиве Блэк-Хилс, штат Южная Дакота, где высечен барельеф с портретами четырёх президентов США: Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и Авраама Линкольна.

* "Я не могу отвести от тебя глаз" - песня Барри Манилоу «Can't Take My Eyes Off of You»

* Гранд канал - самая известная протока в Венеции между островами лагуны, одним из которых является Риальто.

* Мост Риальто – считается, что если бросить монетку в воду, проплывая под ним, и загадать желание, то оно обязательно сбудется.

* Падший ангел – Изначально Верховные ангелы, которые однажды отказались от Бога и начали против него войну. В результате были свергнуты с небес в Ад. Самый известный – Люцифер.

* Змей-искуситель – дьявол в обличье змея, соблазнивший Еву.

* Пинта – британская мера объема, составляет 0,568 литра.

* Bambino (итал.) – ребенок

* 150 градусов по Фаренгейту соответствует 60 градусам по Цельсию.

* Имеется ввиду песня «Douliou-Douliou Saint-Tropez» из французского фильма «Жандарм из Сент-Тропе»

* Тирренское море – Является частью Средиземного моря.

* «You don't fool me» (рус. «Ты не одурачишь меня») – Песня британской группы Queen. Здесь подразумевается игра слов fool (одурачить) и full (наполнять).

* Венерина мухоловка – вид хищных растений. Привлекает насекомых своим запахом, после чего захлопывает ловушку, съедая их.

* Энциклопедия Юных Сурков – книга-руководство, которая содержит информацию и советы по всем возможным вопросам.

* Чин-чин – итальянский тост. Буквально обозначает «За здоровье!»

* Пангея - суперконтинент, существовавший в конце палеозоя и начале мезозоя,  объединял практически всю сушу Земли 335—175 млн. лет назад — Гондвану, Лаврентию, Балтию и Сибирь.

* Avicii (Тим Берлинг) - шведский диджей и музыкальный продюсер. Ушел из жизни в 2018 году в возрасте 28 лет.