Доктор Постников Глава девятая

Глава девятая

Ученики-стрельцы

     В зале слышался приглушенный говор стрельцов и треск сальных свечей. Петр мечтательно разглядывал учебный зал, останавливая взор то на снопах лекарственных трав, то на шкафах с образцами приготовленных из этих трав снадобий. Неожиданно среди стрельцов прозвучал взрыв смеха. Петр улыбнулся и вопросительно взглянул на Кирилла:
     - Интересно, над чем они так весело смеются? - Он попытался прислушаться к их разговору.
     Рассказчик и так говорил негромко, а нависшие над ним стрельцы, вообще заглушили его голос, поэтому Петр не мог расслышать ни слова. Он поднялся, и подошел ближе.
     - Будьте все здравы! – кланяясь в пояс, произнес Петр и сел на скамью рядом со стрельцами.
     - И ты будь здрав, парень, – мельком взглянув на подсевшего к ним Петра, откликнулись несколько стрельцов и тут же отвернулись, чтобы слушать своего товарища дальше.
     Стрелец, бурно жестикулируя, вспоминал какую-то очень смешную историю о Чигиринском походе. Петр тоже стал слушать рыжеволосого бородатого здоровяка.
     - Так вот, - говорил рыжий, - этот новичок не то от страха, не то от того, что чей-то съел, а може, просто так трусил.… Но пока мы после обеда все почивали, этот засранец обгадил всю поляну вокруг. Я проснулся от того, что мне стало смрадно дышать. Встал я, глянул вокруг - мать честная, обложил сволочь со всех сторон, ступить некуда. Это ж надо так нагадить, что даже к пушке ни с какой стороны подойти нельзя, чтобы не испачкать не то что сапоги - порты дерьмом запачкать можно. Десятский подскочил, саблю выхватил, весь в говне, видать, поскользнулся где-то, орет матерно: где этот вражина, кто такое учудил, зарублю мерзавца.… Замахал саблею да чуть опять не упал. Сказали ему, что новобранец, мол, трусит маненько.… Где ты, кричит он, видишь «маненько», вся поляна плывет, турки и те меньше вреда за все время осады причинили, чем этот новобранец. Хорошо еще, что только один такой. Выгнать вон из лагеря! Немедля! Приказ есть приказ, открыли солдаты потайной лаз под стеной, подвели новобранца к туннелю, крикнули ему: «Иди-ка ты, засранец, к туркам и трави лучше басурман». И вытолкнув его из крепости, завалили лаз обратно. Кругом турки сидят в осаде, а этот серун, оставляя за собой немалые следы, добрался-таки до леса и просидел там до окончания осады. А когда басурмане отошли, то он той же дорогой, сволочь, вернулся. Вот такие, братцы, чудеса бывали у нас под Чигирином…
     Стрельцы от души посмеялись и стали громко и наперебой вспоминать каждый свою историю из недавно закончившейся войны.
     Петра так же рассмешил случай с новобранцем, а так как сам он никакой байки не знал, то и участия в общем разговоре не принимал. Другие стрелецкие истории не вызвали у Петра такого же интереса, как предыдущая, и его мысли постепенно перенеслись в пещеру, к щенкам. «Как они там? - думал он. - Наверное, мазь уменьшила боль в лапах и теперь они весело играют друг с другом».
     - А ты кто будешь-то, парень? – В общем шуме Петр услышал чей-то вопрос, но не обратил на него внимания и продолжал думать о своем.
     - Эй, ты, долговязый, тебя спрашивают! – Петр почувствовал сильный толчок в бок, так что от неожиданности ойкнул и обернулся. Он увидел колючий и пронзительный взгляд широко расставленных глаз, смотревших на него в упор. Это был тот самый стрелец, который рассказывал историю про новобранца. Ему на вид было около тридцати лет. Широкое крестьянское лицо украшала пышная, растопыренная в разные стороны рыжеватая, но местами уже с проседью борода. На голове возвышалась шапка таких же нечесаных ярко рыжих волос. Одет он был в поношенный светло-синий кафтан, и желтые сапоги. Он с прищуром смотрел на Петра и при этом одной рукой, согнутой в локте, упирался о стол, а другой, захватывая в горсть свою бороду, ритмично ее поглаживал.
     - Ты че, контуженый али как? Те задали вопрос, а на вопрос надо отвечать, понятно? – И он наклонился еще ближе к Петру.
     - Так ты кто?
     - Постников я, Петр, - смутившись, назвался он, - определен сюда в обучение на лекаря.
     - Как, как тебя зовут? – притворяясь, что не расслышал, переспросил рыжий стрелец.
     - Петр Постников.
     - Постников? – опять переспросил тот и, немного откинувшись назад, проговорил: - Слышь-ка, паря, а не о тебе ли вчера у нас в Земском приказе Митька Шестопал, ярыжка наш земской, сказывал историю одну, будто на Евпловке вчера перед заутреней конь иноземной повозки одного боярского отрока до смерти затоптал.
     Петр напрягся, и его брови непроизвольно нахмурились. Он не ожидал, что слухи о вчерашнем происшествии так быстро распространятся.
     - Да, это история со мной случилась, - подтвердил Петр.
     - А как же так? - с недоумением продолжал стрелец и, ухмыльнувшись, посмотрел на товарищей. - Ты вроде как, по слухам, до смерти затоптанный конем был, а ноне здесь пред нами во всей своей красе сидишь. Чудно. Можа, ты точно контуженый чуток? Тогда, чур меня, чур! – И стрелец замахал на Петра руками, как на нечистую силу, и разразился заливистым смехом, показывая свои кривые, желтые, но крепкие зубы. Товарищи поддержали его дружным хохотом.
     – Вот только врет твой ярыжка, – с обидой в голосе проговорил Петр, - никакой я не боярский сын, а сын дьяка. И никакая лошадь меня до смерти не затаптывала! Просто я поскользнулся, ударился головой о хомут и потерял сознание. А иноземные доктора помогли мне подняться.… Вот только шишка от ушиба на голове и осталась, - и Петр всем показал вздутие кожи на лбу. - Так что никакая лошадь меня не затаптывала, – повторил он.
     - Ну, значит, не совсем контуженый. Если бы был сын боярский, то точно был бы контуженый, а раз дьяков сын, то наполовину. – И он опять весело засмеялся тем грубоватым смехом, каким может смеяться только мужик из сермяжного сословия.
     - А как ты, сын дьяка, попал к нам школу? – с любопытством спросил молодой, похожий на казачка, безбородый стрелец.
     - По милости царя.
     - Выходит, и тебя, как и нас, по царскому указу силком заставили учиться? – изумился он.
     - Почему силком? – в свою очередь удивился Петр. - Нет! Я сам попросился, я давно хотел изучать медицину. Да и тятенька мне посоветовал идти в лекарскую школу, чтобы стать доктором.
     - Кем ты сказал стать - доктором?! – вытаращив на Петра глаза, сказал рыжий стрелец. Остальные с не меньшим изумлением посмотрели на Петра.
Слово «доктор» в то время применялось исключительно к иноземным специалистам и означало высшую ступень в медицинской иерархии.
     – А где, скажи на милость, у нас учат на доктора? – с некоторой издевкой поинтересовался рыжий здоровяк. - Уж не у этого ли жидовина, который перед нашим носом целый год махал свиной костью, говоря, что это кость отрубленной ноги вора Стеньки Разина…
     - У нас на доктора нигде не учат, - произнес с видом большого знатока до того сидевший молча юный попик Кирилл. - На доктора учат только в Европе.
Все повернулись к нему.
     - Там для этого есть университеты и профессора, которые и обучают школяров разным наукам – юридическим, богословским и лекарским, - сказал Кирилл как человек, знающий, о чем говорит. Несмотря на юный возраст Кирилла ему верили и не сомневались в его осведомленности.
     - В Европе! – с придыханием произнес один из стрельцов, и в его голосе почувствовалось неподдельное удивление.
     - А как се папатают в энту Эвропу, стопы на тохтура утица, – прошепелявил, как будто жевал кашу, хилый, лет тринадцати, а может и меньше, совсем еще мелкий паренек. Это был, видимо, стрелецкий сын, у которого передние верхние и нижние зубы отсутствовали, отчего понять его было совсем трудно.
     - Это еще кто тут в Европу захотел? – насмешливо проговорил рыжий и, подойдя к юнцу, посмотрел на него в упор, как бы показывая тем самым, что он его едва видит. - Ты кто таков?
     - Я Никитка Лыков, сын стрельца Артамона, - съежившись под злым взглядом рыжего, ответил мальчик.
     - Гляньте-ка, братцы, на эту шепелявую козявку, в Эвропу захотел - на дохтура «утица»! – передразнивая паренька, сказал стрелец. - Ты сам-то себя слышал, таракан безусый, что ты произнес? Куды тебе шепелявому в Европу, в Европе и своих беззубых хватает, зачем им еще и московские? Ты лучше скажи, где зубы-то потерял, поди о мамкину титьку обломал, или бабка Марфа на полатях тебе их повыпердила? - Раздался взрыв смеха. - А ну-ка, малец, раззявь свою пасть! Но-но, еще кочевряжишься, а ну покажь, сколько у тебя зубков-то осталось? – И он, смеясь, просунул свой толстый палец в рот мальчишки.
     Паренек от неожиданности замотал головой и стал смешно со свистом отплевываться. Чем опять вызвал дружный смех стрельцов. Затем, вывернувшись, он закрыл рот руками и покраснел, на глаза у него навернулись слезы.
     – Гляньте-ка на него, нежный какой, покраснел, как боярыня на выданье.
     - «Утица на дохтура хочу», - передразнив еще раз мальчика, хмыкнул стрелец.       - Ты хирургические инструменты и те волоком тащишь к доктору, вша ты не причесанная. - И стрелец ткнул пацана пальцем в лоб. - Какая тебе Европа? Ты приставлен к лечебным палатам на Рязанском подворье говно из-под стрельцов таскать, вот и таскай. – Стрелец сжал ладонь в мощный кулак и прислонил его ко лбу мальчишки. - Стукнуть бы тебя по балде, такая бы там Европа завертелась, что света белого невзвидел бы. – Он отвернулся, сплюнул на пол и забарабанил толстыми пальцами по дощатому столу. После этой, уже не смешной, тирады наступило неловкое молчание.
     - Глянь, что деится! – закричал молодой, с белобрысой бородкой стрелец, указывая пальцем на быстро движущийся серый комок. – Мышь! И как шустро бежит-то. Интересно, а куды она бежит?
     Этот возглас разрядил напряжение, и все охотно приняли участие в обсуждении.
     - К конопле, куды ж еще, – пробасил крупный, похожий на медведя стрелец.
     Действительно, крупная мышь, с оглядками перемещалась по полу вдоль стены к сухому толстому снопу конопли, который почему-то висел не кроной вниз, как все образцы трав, а стеблями. Пеньковая веревка, которой был перевязан сноп, была такая длинная, что эти стебли практически стояли на полу. Казалось, мышь не бежит, а парит над поверхностью пола: ее толстое тело было настолько грузным, что под ним не было видно движения лап. Мгновение, и мышь, хоть и с трудом раздвинув острой мордочкой жесткие конопляные стебли, протиснула внутрь связки свое грузное тело. Сноп зашевелился и как будто ожил. Сухие стебли по мере продвижения мыши пощелкивали и потрескивали, а колосья наверху, словно от ветра, плавно заколыхались.
     - Наверное, бедняга заболела, лечиться пошла, – предположил кто-то из стрельцов, имея в виду лечебные свойства конопли. Он хихикнул собственной шутке.
     - А что ты думаешь, - подхватил чернобровый, - мыши, как и люди, тоже болеют. Можь, у нее заклад (запор) али голова болит? Вот коноплянки пожует и излечится.
     – Може, и так, – поддержали его несколько стрельцов.
     – И представьте, лечиться будет без челобитной и безденежно! – добавил еще один, чем вызвал одобрительные возгласы товарищей.
     - Не, ребятки, - снова встрял в разговор рыжий здоровяк. - Насчет головы - это вряд ли. Чему там болеть-то? Не голова, а прыщ. – Он показал фигу, в которой едва выступивший кончик большого пальца, изображал голову мыши. – А вот заклад - это могет быть…
     - А ты-то откуда знаешь, Григорий? – смеясь, засомневался кто-то.
     - А вот откуда! – ответил бородатый и со значением поднял указательный палец вверх, как бы призывая всех послушать его версию. Он не торопясь подобрал полы своего кафтана и уселся на скамье так, чтобы всем его было видно.
     – Вы видали, какая у этой мыши жопа? Во! – И он ладонями показал размер превышающий объем большого пушечного ядра. – А видали, с каким трудом она эту жопу в куст затащила?
     – Ну да, как мешок с горохом! – сказал кто-то, и грохнул дружный хохот. – Во-во, - подтвердил рыжий стрелец, - про горох ты правильно смекнул. - Смотрите, как перевязь на кусте напряглась, того и гляди лопнет. Теперь представьте себе, братцы, - стрелец сделал паузу, а остальные напрягли внимание, - сейчас она нажрётся семян конопли, потом в течение ночи получит послабление, а завтра в первом часу дня здесь будет такое… - Стрелец сморщился и двумя пальцами заткнул себе обе ноздри, - такое, - повторил он, - что кукуйцы, - тут он большим пальцем через плечо показал на группу немецких учителей, стоящих у стола, - сюда неделю не войдут. Мышка маленькая, а вони сделает на целый приказ. Вот тогда мы погуляем!
     Стрельцы грохнули от смеха, замахали руками, от души  радуясь шутке.