Лонг-лист 19-го номерного конкурса Клуба СФ

1 Окаменевшая ч. 1
Марина Шатерова
Современный рассказ по мотивам истории о «стоянии Зои» (1956г., г. Куйбышев).

Канун Нового года. Волшебное время, когда морозный воздух весело щиплет кожу лица, в воздухе витает аромат ёлки и мандарин, а в душе поселяется это иррациональное чувство того, что после смены цифр на календаре всё плохое останется в прошлом, в уходящем году, а в наступающем всё будет с чистого листа – хорошо, весело и счастливо. И это позитивное настроение, эта надежда передаётся по воздуху, в едином порыве объединяет массу людей, снующих по магазинам в поисках подарков, разных вкусностей к новогоднему столу, наряжающих красавицу-ёлку в тёплых домах, окна которых бесчисленным числом глаз горят на теле высотных домов большого города, погрузившегося в спокойный зимний вечер.

Группа молодых парней и девушек шла по тротуару, освещаемому с обеих сторон белыми плафонами фонарей. Стоял чудесный зимний вечер: небольшой мороз, крупные снежинки, не терзаемые ветром, практически вертикально планировали в воздухе и мягко касались земли, покрывая её девственной белизной и приятно скрипели под подошвами ботинок. Разговоры об успешно сданный зачётах и предстоящих экзаменах выдавали в молодых людях студентов ВУЗа, решивших вместе отметить Новый год. Яркие огни рекламы и вывесок освещали улицу, всеми оттенками синего, красного и зелёного цвета переливалась подсветка фасада бизнес-центра. Впереди маячила плоская коробка гипермаркета с рекламой товарных марок на сером фасаде.

— Давайте зайдём в магазин и ко мне, мамы всё равно до второго числа не будет. —предложила одна из девушек по имени Светлана.
— Чудненько! Спасибо за предложение. Придём домой, можно будет ещё пиццу заказать. — поддержала староста группы Василиса.

Затарившись в магазине и пройдя сотню метров до дома Светланы, студенты с явным удовольствием скрылись в недрах подъезда, стучали ботинками об пол, сбивая налипший на подошвы снег, за два захода на лифте поднялись на восьмой этаж и вошли в такое долгожданное тепло квартиры, которое наконец-то даст согреться замёрзшим щекам и ногам. Окутав верхней одеждой деревянную рогатую вешалку в прихожей, раскладывали купленный в магазине продукты в зале на большом прямоугольном столе. К двум креслам, стоявшим возле стола, добавили ещё несколько табуреток из кухни. К небольшим музыкальным колонкам на батарейках подключили плеер – так получился импровизированный музыкальный центр.

Василиса рассматривала интерьер большой комнаты в квартире Светланы: большой гобелен с «Тайной вечерей» на стене, книги на христианскую тематику в книжной секции шкафа, лампадки, восковые церковные свечи в коробке, статуэтки ангелов и Богородиц в нишах по бокам, иконы на полке с белыми полотенцами в «красном углу» комнаты.

— У тебя так много всего такого церковного. — резюмировала увиденное Василиса, обращаясь к Светлане. — У тебя родители верующие?
— Да, мама очень религиозна, и я тоже, но не так сильно, как она. — ответила девушка. — Сейчас мама уехала в Полоцк в монастырь.
— А мне тяжело верить. Я – человек науки. Для меня важнее доказательная, опытная, осязательная, так сказать, часть жизни. — делилась своими мыслями Василиса. — Физика и химия – вот что для меня основа мира.
— Так-то оно так. — парировала Светлана. — Но все эти химические реакции, атомы и вещества когда-то просто болтались в космическом пространстве, пока кто-то на высшем уровне не заставил их быть организованными, не вдохнул в них жизнь, создавая таким образом нашу Землю и всё живое на ней во всём его многообразии и великолепии.

Атеистические настроения вызывали в душе Светланы грусть и некоторую опаску. Неверующие люди казались ей бездуховными телами, оболочками, лишёнными внутреннего божественного наполнения, а раз они пусты, то никогда не знаешь, какая тьма может заполнить этот пустой сосуд.

— Хозяйка, достань, пожалуйста, бокалы. Шампанское уже заждалось. — обратился к Светлане один из парней. — Пора провожать уходящий год.
Светлана вышла в другую комнату, где в шкафу хранилась посуда. Василиса тем временем вышла в прихожую, звонила по мобильному. Проходя мимо с бокалами, Светлана уловила реплики её разговора с кавалером, который никак не мог сказать точно сможет ли приехать. Поджатые губы и печальный взгляд выдавали душевную боль Василисы. Светлана подошла и чутко прикоснулась к её плечу:
— Не грусти! Придёт ещё может твой Колька. Не мутила бы ты с женатым, одна головная боль с ними. Был бы он свободным сразу бы с нами пришёл сюда.
Василиса горестно вздохнула, понимая резонность её слов, подруги обнялись.
— Пойдём к столу, проводим старый год. — потянула Василису Светлана.
Довольно стандартное меня венчало стол: бутерброды с докторской, пельмени с кетчупом, яблоки и мандарины, игристое шампанское весело лопало пузырьки в хрустальных бокалах. После перекуса включили музыку. Из небольших колонок полились слова любви:

«Улетаем в небо. Под ногами
Удержи руками всё, что было с нами.
Ты уснёшь, малыш. Люблю тебя! Ты слышишь?
И никому до нас... Побудь со мной сейчас.» (1)

Гости начали разбиваться на пары и танцевать, только Василиса осталась одна. Адрес Николаю продиктовала, но тот так и не приехал и даже не перезвонил. Как же больно быть на вторых ролях, вот так вот брошенной в новогоднюю ночь.
Не отдавая себе отчёта, Василиса подошла к тому углу комнаты, где были иконы, ноги как будто сами её туда направили. Она долго всматривалась в лики святых, столько эмоций было на них запечатлено: доброта, грусть, покой, мудрость, покой, любовь, умиление и забота. Хочется смотреть на них не отрываясь, есть в этом что-то такое завораживающее, гипнотическое. Василиса обернулась, осмотрелась вокруг, её одногруппники, друзья, уже немного расслабленные алкоголем, разбившись на пары, нежно обнимались, плавно раскачиваясь в танце, была во всём этом некоторая интимность и такая недостающая есть любовь. Сама не до конца осознавая свои действия, Василиса потянулась к одной из икон в «красном углу», то был Николай Угодник.

— Раз мой Николай не пришёл ко мне, так будешь ты, Николай, сегодня моим кавалером. — с горькой усмешкой на губах проговорила Василиса.
Светлана, танцующая с Пашкой-«северным», как раз в этот момент повернулась лицом к Василисе, увидев икону в её руках, спохватилась, подбежала, попыталась забрать образ, но Василиса увернулась.
— Василиса, что ты делаешь? Поставь на место, нельзя так делать, побойся Бога!!! – увещевала она подругу.
Все перестали танцевать и с недоумением смотрели на Василису с иконой в обнимку, что было весьма удивительным, учитывая, что все знали о её атеистических взглядах.
— Если Бог есть, то пусть Он меня накажет. – с вызовом проговорила Василиса, скрестив руки, она прижала к груди икону Николая Чудотворца и закружилась по комнате в танце, ловко лавируя между стоящими парочками.
Прогремел гром и яркой, ослепительной вспышкой полыхнула молния. Сосед, живущий несколькими этажами ниже, курил на балконе, буквально обомлел от этого внезапного природного явления:
— Видать Илья-пророк зиму с летом перепутал…
Недокуренная сигарета выпала из его пальцев, спланировала на белоснежный покров на земле.

В нашей квартире тем временем некая неведомая сила разметала по углам всех присутствующих гостей. На столе из опрокинутой бутылки с шипением вытекало на пол шампанское. Где-то за стеной у соседей громко и тоскливо завыла собака. Когда гости начали приходить в себя, то первое, что бросилось им в глаза – стоящая посреди комнаты Василиса с иконой в руках. Первая посетившая всех мысль была о том, почему неведомая сила не сбила с ног и её. Окружив девушку, все присутствующие поняли, что с девушкой случилось что-то не то. Она стояла, как статуя, не двигаясь, глаза её были широко раскрыты, длинные тёмные волосы как будто подхватил поток ветра. Дотронувшись до руки Василисы, они с ужасом обнаружили, что она твёрдая, как камень. Кто-то в ужасе закричал, закрывая лицо руками, одной из девушек стало плохо и её пришлось приводить в сознание. Стало понятно, что это Божья кара, наказание Василисе за её атеизм и богохульство, что это она сама и была источником той силы, которая раскидала всех присутствующих, как оловянных солдатиков. Никто не знал, как поступить в этой нестандартной ситуации, даже не пытаясь понять, как можно помочь их подруге и одногруппнице, молодые люди вышли в прихожую, обулись, похватали свои вещи с вешалки и ринулись в подъезд, одеваясь по дороге на улицу. Страх и суеверный ужас гнал их с места событий, где буквально недавно ничего не предвещало столь необычной и печальной развязки.

Только Светлане некуда было уходить из собственного дома. Она стояла перед Василисой и не верила своим глазам, дотрагивалась до рук и лица подруги, кожа была твёрдой и чуть прохладной, от девушки исходило какое-то странное гудение, как от трансформаторной будки. Светлана попыталась вытащить из рук Василисы икону, чтобы вернуть её на место, но это никак не удавалось – образ Святого Николая будто приклеился к ней. Девушка заплакала от бессилия и страха, мать должна была вернуться только через два дня, и она совершенно не понимала, что ей делать в этой ситуации.

Решила вызвать «скорую». Объясняя по телефону ситуацию, не стала упоминать про икону, чтобы её не приняли за пьяную или сумасшедшую, просто сказала, что подруга, бывшая у неё в гостях, вдруг стала неподвижной. Прибывшая бригада медиков охнула, увидев девушку, стоящую посреди комнаты с иконой в обнимку. Вдвоём пытались взять большую под руки и дотащить до дивана, но даже сдвинуть с места не смогли – Василиса тяжёлым памятников вросла в пол комнаты. Лёгкая прохлада кожи, это взгляд открытых глаз, который смотрел куда-то мимо тебя и его нельзя было поймать – всё это производило жуткое впечатление. Было непонятно жив человек или уже умер. А от этого гудения, исходившего от Василисы, просто мурашки по коже бегали.

Женщина-врач достала стетофонендоскоп, приложила его к груди девушки, долго слушала, пытаясь понять, найти хоть какое-то объяснение происходящему.
— Она жива? – с дрожью в голосе спросила врача Светлана.
— Сердцебиение слабое, но есть. – ответила врач. – странный случай, мышцы, как панцирь, но дыхание и сердцебиение есть. Она жива, но не могу понять, отчего такое могло произойти.
— Тут, скорее всего, какое-то сильное нервное потрясение. – предположил молодой парень—интерн, приехавший на вызов с женщиной-врачом.
— А откуда это гудение? – спросила Светлана.
— Скорее всего это она так дышит, воздух проходит через голосовые связки. – предположила врач.
Немного посовещавшись, обсудив ситуацию, врач решила сделать Василисе укол успокоительного, которое, по идее, должно было расслабить мышечное напряжение и вернуть девушку в нормальное состояние. Но укол поставить не удалось – иглы даже самого большого шприца гнулись и не могли войти в твёрдое тело застывшей девушки. Расписавшись в собственной беспомощности в данных обстоятельствах, врач с интерном развели руками и ушли, пообещав доложить руководству об этом случае и прислать им в помощь кого-нибудь другого.
Светлана закрыла за ними дверь и горько расплакалась, села на диван в той комнате, где стояла Василиса, закрыла лицо ладонями от отчаяния и беспомощности.
«Боже! Что делать? Как же ей помочь? Как же страшно быть тут с ней наедине!» — вертелось в голове у девушки.

Подбежав к Василисе, она обняла её:
— Ну зачем, зачем ты это сделала? – сквозь рыдания прокричала она. – Что теперь прикажешь делать, как помочь тебе?

Немного придя в себя, Светлана ушла в другую комнату, прилегла на кровать и забылась глубоким сном без сновидений.
Минуло два дня. Всё это время Василиса продолжала пребывать в неподвижном состоянии, стоя посреди комнаты. Светлана решила молиться за подругу Николаю Чудотворцу в надежде, что он простит, помилует её непутёвую, но ничего не происходило. По городу поползли слухи о том, что произошло. Одногруппники Василисы и Светланы всем растрепали о случившимся и теперь во дворе их дома начали собираться толпы любопытных. Кто-то звонил в дверь, но Светлана, будучи дома одна, никому не открывала, отвечая через дверь, что если они ничем не могут помочь, то пусть уходят.

Из Полоцкого монастыря вернулась мать Светланы Валентина. Толпы народа во дворе удивили и растревожили её.
— Здравствуй, мама. – открыла ей дверь Светлана. – Даже не знаю, как тебе рассказать о том, что случилось…
Сняв обувь и пройдя в комнату, Валентина увидела стоявшую там Василису.
— Она уже с Нового года так стоит, два дня… — начала Светлана свой рассказ.
Изложив все подробности того вечера, она уже сто раз пожалела о том, что позвала гостей к себе домой, но кто же знал, что так получится. Валентина не верила своим глазам, крестилась и причитала:
— Бедная, несчастная дурочка, как же тебя так угораздило. Что нам делать теперь, как помочь тебе?

Валентина велела дочери узнать телефон родителей Василисы, созвонилась с ними и, продиктовав адрес, просила прийти со столярными инструментами.
Когда те приехали, матери Василисы сделалось дурно при виде окаменевшей дочери. Пришлось вновь вызывать «скорую». Тем временем отец и брат Василисы пытались разрезать линолеум под её ногами, чтобы можно было отделить девушку от пола и увезти на машине домой. Но линолеум не поддавался никаким внешним воздействиям, словно стал каменным, как и сама девушка. Из едва заметных царапин, нанесённых инструментом, начала сочиться жидкость, похожая на кровь. Так ничего и не решив, родители Василисы уехали ни с чем, матери всё ещё требовалась медицинская помощь.
Вечером Валентина сходила в расположенный недалеко от их дома Петропавловский собор, договорилась со священником, чтобы он пришёл к ним и отчитал Василису, может быть это как-то спасёт девушку. Очень страшно было находиться с ней в одной квартире, ведь она без еды и воды в любой момент могла умереть. Невозможно себе представить, что сейчас чувствовала сама Василиса, стоя днём и ночью, долгие, долгие часы неподвижно, окаменев снаружи, но будучи живой внутри.

               
      ***

Василиса танцевала, прижав обеими руками икону к груди и не замечала никого вокруг. Когда внезапно громыхнул гром и сверкнула молния, то она резко остановилась. Казалось, что этот невероятный звук и свет исходили не с улицы, не с неба, а изнутри её самой. Это было нереально, на миг возникло ощущение быстрого падения в какую-то белую облачную бездну, хотя это было всего лишь иллюзорным ощущением, длившимся считанные мгновения. Потом пришла тяжесть. Она по нарастающей сковывала всё её тело, сотнями муравьёв шевелилась внутри, волнами двигаясь откуда-то изнутри по направлению к поверхности, образуя под кожей плотный твёрдый панцирь. Когда все эти ощущения прошли, Василиса поняла, что не может сдвинуться с места. Единственное, что она могла – это дышать и немного двигать зрачками глаз. Сами веки не смыкались и всё время были открыты.

«Боже! Что со мной? Что я натворила!!! Неужели я такой и останусь, пока не умру от голода и жажды?» — проносилось в голове у Василисы.
В душе её теплилась надежда, что это всё ненадолго и через какое-то время её «отпустит». Но шли часы, складывались в дни, а состояние её не менялось.
Она видела, как уходили её одногруппники, как плакала Светлана, Василиса не столько кожей ощущала объятия подруги, сколько душой чувствовала её страх, боль и отчаяние, чувство беспомощности и искреннего желания помочь ей, но просто не знала как. Все эмоции Василисы обострились, душа стала более восприимчива к чувствам других людей. Это можно было сравнить с экстрасенсорикой и обострённой эмпатией. Потом пришли врачи – женщина лет сорока и молодой парень-интерн.

Женщина явно была удивлена столь редкому медицинскому случаю. Были в её душе жалость и искреннее сожаление о собственной профессиональной беспомощности в столь нетривиальной, из ряда вон выходящей ситуации. Молодой парень-интерн просто пялился на неё, как на женщину, и было в нём больше человеческого любопытства, чем жалости и искреннего желания помочь. В его сознании больше проскакивали амбициозные мысли о славе в медицинских кругах, если ему удастся разгадать эту загадку. Они ушли. Ушла с ними и надежда Василисы на то, что она сможет выйти из этого состояния и вернуться к прежней жизни.

Пришла мама Светланы – верующий, добрый, светлый, чистой души человек.
«Как жаль, что я раньше думала о ней плохо из-за её религиозности. Теперь мне так светло и спокойно, когда она рядом со мной, смотрит на меня и по-матерински переживает» — проносилось в голове у Василисы.
Потом пришли родители Василисы. Их душевная боль, ужас от увиденного, все эти эмоции просто невидимым ураганом обрушились на Василису. Её душа, как оголённый нерв, всё очень остро воспринимала, любые внешние человеческие эмоции, как положительные, так и отрицательные, считывались и прочно запечатлялись в душе и памяти девушки.

«Не знаю, умру ли я или буду и дальше жить в таком состоянии. Наверное, в моём случае это такие предсмертные переживания. — думала Василиса. – Бедная моя мамочка, ей из-за меня стало плохо, только бы она не умерла! Я люблю тебя, милая, прости меня за всё, что я натворила».
Василиса проводила взглядом уходящих родственников и врачей, уводящих под руки её маму. Внутри у неё всё плакало и разрывалось на части от раскаяния и жалости к родителям. Впервые в её не столь длинной жизни была ситуация, когда она совершенно беспомощна и не может ни что-либо изменить, ни попросить помощи и совета у кого-нибудь из старших.

               
            ***

На следующий день в дом Валентины пришли священники из Петропавловского собора. Увидев окаменевшую девушку с иконой в руках, они перекрестились, на их лицах явно читался суеверный ужас, понятное дело, что не каждый день на работе они сталкиваются с такими чудесами. Выслушав историю Василисы, святые отцы долгое время читали тексты, крестились и кропили Василису святой водой. Лицо девушки немного просветлело, лёгкое сияние начало исходить от него, а из глаз вдруг потекли слёзы. Светлана и Валентина смотрели на неё и не верили своим глазам:
— Мама, я так надеюсь, что ей стало хоть немного легче. – сказала тогда Светлана.
Священники ушли, пообещав каждый день присылать кого-нибудь из собора молиться за несчастную девушку.

               
         ***

Шёл март. Прошло чуть больше двух месяцев, как Василиса окаменев, замерла посреди комнаты. Много народа побывало в гостях у Валентины. Приходили родственники Василисы, институтские преподаватели не поверили сначала рассказам обо всём случившимся с Василисой, навещали иногда одногруппники, соседи, просто верующие люди. Увиденное всегда производило очень жуткое впечатление до дрожи в коленках и перестука зубов. У многих людей появлялась седина в волосах. Глядя на застывшую, неподвижную Василису, сложно было разобраться жива они или нет. Но потом всё-таки приходило понимание того, что девушка жива, так как она дышит, а иногда из её глаз текут слёзы. Но как же сложно, практически нереально представить, что чувствует её душа, запертая в каменном панцире её тела, как она мечется там между жизнью и смертью. В таком состоянии девушка не ела и не пила всё это время, поэтому было совершенно удивительным то, за счёт каких внутренних ресурсов в ней продолжает теплиться жизнь.

По всему городу разнеслась весть о стоящей Василисе. Не утихали споры о том, кара ли это небесная, постигшая атеистку и богохульницу или же чудо это, дарованное нам Господом, чтобы открыть людям глаза на присутствие Его, вдохнуть веру в Него не только всем неверующим, но и верующих вдохновить и смотивировать их отпрянуть немного от суетности мирской и пригласить их в дом Божий. Сотни верующих стали заполнять церкви города, многие некрещёные стали креститься и принимать Господа в сердце своём.

Окончание: Часть 2 здесь: http://www.proza.ru/2018/01/20/32
2 Окаменевшая ч. 2
Марина Шатерова
Часть 1-ая здесь: http://www.proza.ru/2018/01/20/11

С наибольшим нетерпением ждала Василиса прихода в гости святых отцов. Слава Богу, что каждый день из церкви кто-то да приходил отчитывать её. Слушая святые тексты, душа Василисы отделялась от затвердевшего тела и перемещалась в некое пространство без определённых очертаний. Всё вокруг было как бы в белесых кучевых облаках, сквозь которые едва уловимыми силуэтами просматривались деревья, скамейки, фигуры каких-то людей. Рядом с Василисой чётко и явно была видна фигура пожилого мужчины с седой бородой и коротко подстриженными волосами, высокий лоб переходил в небольшую лысину. Благородное, с тонкими чертами лицо смотрело на девушку с печалью и любовью. Мужчина был облачён в бордовую с золотыми равносторонними крестами мантию, плечи покрывала широкая голубая накидка, ниспадающая вперёд вдоль тела до нижнего края мантии, с изображением распятий по обеим сторонам. Внешность человека показалась ей неуловимо знакомой.

«Да это же сам Николай Угодник с иконы, что у меня в руках» — пришло к Василисе внезапное озарение.
— Простите меня, я согрешила. – промолвила девушка.
Душа её разрывалась, терзаемая чувством стыда за своё неверие, богохульство, за всю свою пустую, бездуховную жизнь, прожитую, опираясь лишь на реальный, материальный мир, на науку, достижения которой так вдохновляли её.
Святитель молчал. Исходивший от него свет без слов нёс в себе невероятный поток любви, добра, сострадания, того умиления, которые может испытывать только Отец к своему неразумному созданию. Было и чувство огорчения за этот её проступок и искренняя боль, сочувствие к страдающей Душе.

— Пойдём со мной, дочь Моя. Многое я должен показать тебе. Силы добра и зла борются сейчас за Душу твою и только ты сама сможешь сделать правильный выбор.
После его слов всё исчезло. Василиса словно в кроличью нору провалилась, падая со скоростью света, со свистом в ушах, по какому-то белоснежному гофрированному тоннелю, пока вдруг не оказалась посреди улицы. Был летний солнечный день, широкая улица с одно- и двухэтажными каменными домами была заполнена людьми в длинных просторных одеждах.

«Как в халатах» — пронеслось в голове у девушки.
Головы людей были обёрнуты в ткань в виде чалмы, а лица женщин спрятаны за чадрой, оставляя открытыми только глаза с красивым восточным макияжем. За руку женщины вели маленьких смуглых детей, которые смотрели на Василису с нескрываемым любопытством. Казалось, что одни дети её и видели, для остальных же девушка оставалась невидимой. Мужчины толкали перед собой тележки с вещами в тканевых тюках, товаром, фруктами и овощами.

«Какая-то ближневосточная страна» — подумалось Василисе.
В этот момент воздух разрезал резкий звук реактивных двигателей, а по яркому синему небу коршуном пролетел бомбардировщик, отбрасывая на землю острые чёрные тени. Этот разрывающий уши гул слился с криками людей, заметавшихся по улице в поисках укрытия. Секундное непонимание происходящего исчезло с первой прилетевшей из синего неба авиабомбой. Невероятный грохот, клубы пыли от взорванной земли и рушащихся домов, крики и кровь тех, кто не успел укрыться и оказался в эпицентре этого ада. Василиса заметалась, но поняла, что не может нигде укрыться, что-то держит её посреди улицы, в самом сердце этого кошмара, заставляя наблюдать за всем происходящим, видеть совершенно все подробности, мелочи и детали, чувствовать и пропускать через себя, боль, ужас, страдания всех этих людей, которым она совершенно не в силах была помочь.

В клубах дыма Василиса увидела лицо одного из тех смуглых мальчишек с глазами-бусинками, что ещё совсем недавно прошёл мимо неё со своей мамой и пристально посмотрел на незнакомую тётю – такой ему увиделась Василиса. А теперь его придавило стеной рухнувшего дома. Лицо его смотрело в синее небо, но эти глаза-бусинки уже никогда не увидят свет.

Чувство несправедливости от ранней несвоевременной смерти, физическая боль раненных, горечь непрожитых лет, страх за детей и боль от их потери, жгучая, сравнимая с пламенем полыхавшего вокруг пожара, ненависть к врагам, к тем людям в кабинетах из кожи, кто отдавал приказы, кто плёл эту политическую паутину и поверг всех этих людей в пучину смерти и страданий – весь этот бесконечный и беспощадный поток эмоций проходил сквозь Душу Василисы, заставляя её неимоверно страдать, соболезновать и просто разрываться от невозможности помочь и хоть что-либо изменить.

               
            ***

Комната в доме Валентины. Монотонным голосом, с специфическим церковным распевом, читал священник акафист перед окаменевшей фигурой Василисы. Слёзы текли из её глаз и вдруг она, ранее до этого молчавшая, закричала:
— Молитесь, молитесь!!! Земля качается, как колыбель!!!
Все присутствующие вздрогнули от неожиданности. Валентина лишилась чувств. Светлана обняла Василису и горько заплакала:
— Как же ты страдаешь!!! Когда же всё это прекратится?!!

***

Разгромленная улица исчезла. Василиса вдруг оказалась в больнице. По внешнему виду больных и персонала можно было догадаться, что это какая-то европейская страна. После грохота бомбёжки от внезапно наступившей тишины звенело в ушах. По-прежнему девушку никто не видел. Она бродила коридорами силясь понять, почему вдруг здесь оказалась и какое испытание ей здесь предстоит. Ничего особенного не происходило: обычные разговоры персонала, больных, ничем не примечательная жизнь больницы.

Прошло довольно много времени, пока Василиса вникла в больничные будни, побывала на всех этажах. Зашла в педиатрию, но там дети вдруг начали её видеть, показывать пальцами, пытались заговорить с ней. Василиса быстро ретировалась, так как для обычных взрослых это со стороны выглядело бы так, будто дети общаются с пустым местом и показывают пальцами просто в воздух.

Вся атмосфера больницы была наполнена эмоциями доброты, искренней заботы врачей о состоянии больных, сочувствием и эмпатией к старым и немощным. Молодые врачи учились у более опытных, а те в свою очередь соревновались в профессионализме между собой.

— Я как будто попала в кино про больницу скорой помощи. – вспомнила Василиса знаменитый американский сериал. – Не могу только понять вымышленное это место или настоящее, где работают такие неравнодушные и любящие свою работу люди.
Радость, блаженство и умиление разливались в Душе у девушки, захотелось тоже стать таким же врачом, как и они – умным, добрым, заботливым. Тревога резким толчком разбила сосуд этой идиллии. Этаж реанимации – Василиса устремилась туда. На каталке привезли беременную женщину, сбитую на пешеходном переходе пьяным водителем. Врачи окружили её и засуетились, резко и чётко отдавая команды, проводили все необходимые реанимационные мероприятия. Писк приборов, шум аппарата искусственной вентиляции лёгких с поднимающимся и опускающимся гофрированным клапаном внутри стеклянного цилиндра, зигзагообразные пики на мониторе – всё это завертелось, замелькало перед глазами Василисы, эмоции всех этих людей окутали её коконом, сквозь который она с трудом силилась разобраться в происходящем.

— Спасти не удалось. – поняла Василиса, когда зигзаги на мониторе сменились прямой линией и непрерывным писком приборов.

Многочисленные попытки реанимации ни к чему не приводили. Сожаление, отчаяние, чувство опустошённости и беспомощности оттого, что не удалось спасти не только молодую женщину, но и маленькую жизнь внутри неё. Василиса увидела, как от женщины отделился белый силуэт её Души и, взяв за руку маленькую белокурую голубоглазую девочку, удалился прочь по коридору, где их поглотил белый дневной свет, лившийся с улицы.

Даже у самых искренних и добрых людей не всё получается и это так грустно. Василисе нравилось это место, хотелось остаться тут навсегда и жить историями здешних врачей и больных. Это было не так страшно и душераздирающе, как во время бомбёжки. Но время не ждёт…

Василиса оказывается на улице. Была зима, обычный школьный двор в «спальном» районе. Конец учебного дня, когда все школьники огромной нетерпеливой толпой освободившихся людей, стремительно покидали стены школы. Основной поток схлынул, и Василиса обратила внимание на бедно одетого мальчика лет двенадцати. Он понуро плёлся в неудобных, слишком больших для него, растоптанных ботинках, явно с чужой ноги. За ними шли двое его одноклассников, очевидно из обеспеченных семей, которых в народе называют «мажорами». Один из них лепил снежки и бросал их в нашего героя, а второй снимал всё происходящее на камеру мобильного телефона.

— Слышь ты, нищеброд! Мать у тебя алкашка, а отец в тюряге сидит. – с неимоверным презрением дразнился тот, что кидался снежками.
— А мать тебя с соседом нагуляла. – с явной издёвкой продолжил владелец дорогого мобильного.

Мальчик молча шёл впереди, с достоинством, не оборачиваясь и никак не реагируя на удары снежков и не менее болезненные уколы слов. Да, отец сел в тюрьму за кражу в магазине потому, что задерживали зарплату, а дома нечего было есть. Мать запила без него, но в этом ей «помогли» соседи. Сначала просто общались по-соседски, потом начали приглашать в гости, а мать, как человек общительный и без поддержки мужа, втянулась в эти бесконечные посиделки.

Дима жил с бабушкой. Они были друг для друга единственной опорой и надеждой. Жили очень скромно, отсюда и такой внешний вид, служивший вечным поводом для стёба окружающих. Но Дима хорошо учился, уже в таком возрасте он понял, что надеяться можно только на собственные силы. Всё в его жизни будет хорошо, успешно и благополучно. Вот только поскорей бы пережить это «здесь и сейчас» с этими жуткими одноклассниками, родившимися «с золотой ложкой во рту», у которых всё есть по праву рождения, ничего ведь сами не добились, а считают себя лучше остальных. Досада, боль, обида и злость распирали мальчика, рука до побелевших пальцев сжимала ручку портфеля. А те двое не отступали, с упоением наслаждались чувством собственного превосходства.

Василиса невидимой шла рядом с ними, сжимая кулачки от бессилия, с каким удовольствием она отлупила бы этих двух идиотов. Да им оценки в школе «рисуют» хорошие только потому, что их родители на ремонт и новые компьютеры сбросились. Всё эмоциональное напряжение между противоборствующими сторонами, как разряды молний в грозу, проходило через Василису. Теперь она знает и эту сторону жизни изнутри, как будто переживала всё это на собственном опыте. Как жаль, что такие суровые испытания перепадают не взрослому человеку, а ребёнку с чистой, ранимой душой и совсем ещё неокрепшим сознанием. Жаль, что не в силах была Василиса как-то повлиять на увиденную ситуацию – наказать обидчиков и подбодрить как-то мальчика Диму. Только лишь роль стороннего наблюдателя и ученика отведена здесь Василисе.

И вновь смена обстановки. Василиса оказывается в приюте для бездомных животных. Большое здание со множеством комнат, где в клетках по одному сидят кошки и собаки, отловленные на улице, кого-то приносят хозяева, что завели питомца, но явно не рассчитали свои силы, а выгнать на улицу не захотели. Многие животные были старые и больные, кого-то сбила машина, а кто-то на улице пострадал от издевательств жестоких людей. Ветеринарные врачи приюта с большой любовью и заботой лечили этих животных.

Наблюдая за всем происходящим, Василиса плакала, сердце её разрывалось от скорби и жалости к беззащитным созданиям, таким зависимым от воли людей. Они любили своих хозяев, были им преданы и послушны, или же были свободными жителями улиц, но волею чьих—то жестоких, каменных сердец, оказались брошены, покалечены, обречены на голодное и холодное существование на улице. И как только бывшие хозяева могут со спокойной душой засыпать дома в тёплой постели после сытного ужина, в то время, как их питомец терпит такие лишения и страдания.
«Милые мои ангелы! – думала Василиса. – Теперь вы в надёжных руках, вас подлечат, накормят и обогреют».

Шло время. Василиса наблюдала за жизнью приюта. Скорбела над новыми жильцами, радовалась выздоровлению больных, а когда приходил человек, желающий забрать животное из приюта домой, то сердце её ликовало.

— Мы заберём его домой, чтобы любить! – так сказал один мужчина о коте, которого они с женой выбрали, достали из клетки и посадили в кошачью переноску, принесённую с собой.

Василиса захлопала в ладоши и была готова расцеловать этих людей.
Бестелесное существование, в котором пребывала девушка, позволяло ей получать большое количество информации о людях, об их характерах, биографии, прошлой жизни. То же касалось и животных приюта – Василиса знала судьбу каждого из них, что происходило с ним с момента рождения и до появления в приюте. Жалела каждого, как родного ребёнка. Животные чувствовали её и присутствие девушки успокаивало, обнадёживало их. Слава Богу, что тут не усыпляют животных, если на то нет надобности по состоянию здоровья, а всё-таки ищут через интернет для них новых хозяев, вывешивая фотографии на специальном сайте.

Привычная обстановка приюта сменилась резким рывком вверх. Снова невероятно быстрый полёт по гофрированной бело-серой трубе, от скорости которого свистело в ушах. Василиса снова оказалась в том странном туманном месте и перед ней появился Святой Николай Угодник. На прекрасном благородном лице его не было былой грусти и печали. Он слегка улыбнулся и произнёс:

— Ты познала Добро и Зло, вся сущность людская прошла перед твоими глазами. Теперь ты всегда сможешь сделать правильный выбор.
Святой сделал жест в сторону, указывая направление и предлагая пройти:
— Твои страдания окончены, и ты можешь обрести покой.

В указанном направлении туман немного расступился и показалась тропинка, мощённая тёсанным камнем, по бокам было поле, терявшееся в тумане, сквозь который просматривались силуэты деревьев, растущих в стороне от тропы. Василиса перекрестилась с поклоном, слёзы комом встали в горле, мысли роились в голове, но так и не успели облечь форму слов – фигура Святого исчезла так же внезапно, как и появилась.

Девушка пошла по тропинке, которая привела её в чудесный сад с большим прудом по центру. С берега на берег был переброшен металлический мост с кованными перилами с изображением вьющихся растений и сказочных птиц. Но что-то останавливало Василису, некое внутреннее подспудное чувство подсказывало, что переходить на другую сторону пруда ещё рано, есть в этом, казалось бы совершенно простом действии, сакральная опасность и необратимость.

Василиса решила продолжить свой путь по тропинке, минуя пруд, углубилась в сад. В саду росли плодовые деревья, чьи ветви свисали до самой земли, маня спелыми плодами. Странно, как они тут растут среди тумана, сквозь который не проникает солнечный свет? Среди деревьев стояли скульптуры ангелов, как детей, так и взрослых. Были и другие скульптуры: женщины с руками, прижатыми к груди, пальцы были переплетены, как в молчаливой молитве. Иные же женщины, держали на руках младенца и склоняли голову к нему в материнской любви и умилении. Ребёнок постарше сам стоял рядом с мамой, держа её за руку, заглядывай ей в лицо с немым вопросом на устах. Одежда струилась по фигурам статуй тончайшим шёлком, складки и морщинки на ткани подчёркивали совершенство их тел, создавали эффект движения скульптур, и сама одежда как будто развевалась на ветру. Нежные лица были наполнены такими сильными, глубокими эмоциями, что нельзя было не удивиться и не восхититься мастерством небесного скульптора, создавшего эти шедевры.

Василиса присела на скамейку, стоявшую сбоку от тропинки. Тишина и спокойствие этого странного места наполняли её душу благодатью. Пережитые ею страдания от увиденного там, на земле, среди людей, перестали причинять ей душевную боль, стали её Знанием и Опытом, которые она обрела и усвоила.

«Как же здесь хорошо! Остаться бы тут навсегда». – подумалось Василисе.
Тихая радость и светлая благодать разливались у неё на сердце. Никогда не испытываемое ранее пришло к ней чувство Отеческой любви, как только может любить Отец наш небесный своё оступившееся дитя.

«Как же я могла жить без этого раньше?» — эти мысли откровением, ошеломительным потоком полились в сознание Василисы. – Как могла я не принимать Бога в душе своей?»
Девушка закрыла глаза. Лёгкий летний ветерок нёс в себе одновременно и тепло и лёгкую прохладу, шелестел листвой деревьев и приятно холодил кожу девушки, шевелил её длинные тёмные волосы.

               
        ***

Священники из Петропавловского собора всё это время ежедневно посещали застывшую Василису и подолгу молились за неё. Наступила Светлая Пасха. Читая молитвы, батюшка заметил, как дрогнула и немного пошевелилась девушка. Он охнул от неожиданности и перекрестился. На возглас подошли Валентина с дочерью:
— Ожила!? – чуть ли не хором воскликнули они.

Светлана взяла обеими руками икону Николая Чудотворца и вытащила её из цепких объятий окаменевшей Василисы. Это было поразительным событием, так как все эти сто двадцать восемь дней от Нового года до Пасхи, которые Василиса простояла в доме Валентины, икона и тело девушки образовывали единое целое, как будто были монолитным изваянием, созданным каким—то небесным скульптором. Как только икона оказалась в руках Светланы, как окаменение, сковывавшее тело Василисы, исчезло, и девушка осела на пол, поддерживаемая под руки подоспевшими священниками.

— Василисушка, милая! Что же ты так долго стояла, не ела и не пила, ты ведь могла бы умереть. – промолвила Валентина, не веря своим глазам.
— Ничего подобного, какие вы глупые! – ответила Василиса. Голос её после длительного молчания оказался тихим и хрипловатым. – Я была в небесном саду со статуями, и белые птицы меня кормили и поили.

Присутствующие засуетились вокруг неё, уложили на диван, напоили водой и вызвали «скорую помощь». Долгое время Василиса провела в больнице, где её изучали и обследовали. Не найдя ничего из ряда вон выходящего, выписали, назначив курс психологической реабилитации амбулаторно. Василиса лишь улыбнулась в ответ на такую рекомендацию и пошла в Петропавловский собор. От всей души поблагодарила всех святых отцов, что молились за неё, обращаясь к каждому из них по имени, чем не мало удивила их. В том же Петропавловском соборе Василиса приняла крещение, усердно молилась и каялась в грехах своей жизни прошлой.

Теперь же жизнь её была наполнена Богом, той Его любовью и благодатью, духовностью, которой ей так не хватало и которая наполнила пустовавший ранее сосуд её тела. Василиса стала волонтёром: посещала больницы, хосписы, дома престарелых и детские дома, приюты для животных. Жить отдавая, с любовью в сердце, стало смыслом её жизни. То страшное испытание, когда она окаменела, стало настоящим чудом, испытанием веры, полностью переродившим её.
Благодарность, облегчение и счастье в глазах тех людей, к которым приходила Василиса – это было самым большим счастьем и для неё самой.
3 Репортаж из театра
Андрей Немоляев
Репортёр:

- Добрый вечер, добренький вечер всем любителям нашего радио «Ё-Город». Как и обещали, мы сегодня ведём для вас прямой репортаж с бенефиса ведущего актёра Ульяновского нескучного театра, Константина Барабанщикова.
В прямом эфире вы услышите как играет мэтр, а так же наши комментарии о происходящем в зале. С вами на одной волне Ольга Выходнова.

Итак, в зале раздаётся третий звонок. Шум постепенно сходит на нет. Свет меняется с яркого на спокойный. На сцену выходит Константин. Да-а-а. Фраку и до блеска начищенным туфлям сегодня повезло. Они украшают легенду нашего театра, актёра, сыгравшего более ста ролей за тридцать лет театральной карьеры.

Вы слышите в зале приветственные аплодисменты, переходящие в овации. Какая-то круглая поклонница в синем манто выбежала на сцену с букетом одуванчиков. Видимо, Константин любит одуванчики. Иначе это никак не объяснить. Не знала! Пока Константин дует на одуванчики, вкратце напомним вам о его актёрской карьере.

Его знают все. Большинство, как хорошего актёра городского театра. Некоторые, как сложного и угрюмого человека. Избранные, как пьяницу и неудачника.
Неудачника, спросите вы? Да, неудачника. Потому как полной жизнью ему предназначено судьбой жить только на сцене. Никто не знает, а точнее, почти никто не знает, как трудно и тяжело ему выходить из театра в обычную жизнь.

Каждый раз, переступая порог театра, выходя на улицу, он чувствует себя раздетым и беспомощным. Ведь именно тут, в реальной жизни, ему не удалась, ни одна роль. Ему не поверил ни один зритель.

Но впрочем... Об этом не знает практически никто, кроме меня. А что на сцене? Давайте послушаем Константина.

Константин:

- Спасибо друзья, спасибо. Спасибо что пришли на мой бенефис. Тридцать лет на сцене! Есть чем гордиться. Многие коллеги говорят, что я сложно устроен. Да что там многие, все!

Репортёр:

- Константин улыбается.  Не удивляйтесь, дорогие слушатели, звукам со сцены. За кулисами что-то двигают.

 Константин:

 - Я отчетливо это понял сегодня, перед выходом на сцену, пересчитав количество пришедших товарищей. Не все смогли придти, но тем дороже, пришедший каждый для меня!  И так друзья! Мы начинаем!

Репортёр:

- В зале становится абсолютно темно. Еле слышен шелест поднимаемого занавеса. Луч прожектора выхватывает Константина.

Константин: - Итак, встречайте!

Репортёр:

- Ещё один луч прожектора выхватывает табурет. Да, дорогие слушатели, табурет. Видимо тот, кто на нём должен был сидеть, не очень любит Константина!

Константин:

- Табурет? Табурет!

Репортёр:

- По-моему Константин в шоке. Он озирается по сторонам, выдерживая паузу. Видимо надеется, что пропавший вернётся. Ан нет! Интересно, как мэтр выйдет из ситуации! Давайте послушаем!

Константин:

-Узнаёте? Конечно, конечно. Его нельзя не узнать! Он играл в «Варварином счастье». Я сидел на нём в первом акте. А «Отставного полковника» помните? Я вставал на него одной ногой, когда стучал по голове генералу. И конечно, им бросали в меня в «Трёх капитанах», и в «Симбирском водевиле». И именно на нём стоял гроб, в котором лежал мой герой, в «Японском барабанщике».

Репортёр:

- Актёр присаживается на пол, рядом с табуретом и обнимает его.

Константин:

- Я забил в него гвоздь. Где-то пару лет назад. У него тогда болела нога. А он за это, порвал мне штаны на репетиции «Вия». И был за это заменён дублёром.

Спасибо друг, за сыгранные роли
И впредь нам будет по пути!
Опорой для удобства и при боли,
Ты был всегда, с тобой легко идти.

Прости за гвоздь в твоей коленке
И за неряшливый окрас,
За то, что двигал тебя к стенке
И ставил на тебя, не раз.

Ты молча принимаешь всех,
И не лицом тебя встречают,
От злости, а бывает для утех,
Тебя пинают и кидают!

Репортёр:

- Вы слышите бурные аплодисменты. Неожиданно!

Константин:

- Сегодня, в этот радостный день, меня хочет поддержать ещё один товарищ.

Репортёр:

- Ещё есть товарищ у нашего мэтра? Давайте посмотрим!

Константин:

- Встречайте!

Репортёр:

- Прожектор выхватывает на сцене стол. Неужели стол пришёл поздравить друга? Больше-то никого нет. Актёр опять озирается по сторонам и берёт со стола цилиндр.

Константин:

- Цилиндр! Спасибо друг, за преданность и дружбу!

Репортёр:

- Актёр берёт цилиндр в руки. Неужели цилиндр его друг, а не стол? Константин ходит с ним по сцене. Луч прожектора перемещается за ним.

Константин:

- Узнали чертяку? Чацкий, конечно. А фокусник в «Каштанке»? Я вытаскивал из него зайца! Заяц, был настоящий и немного испуганный. Цилиндр пришлось постирать и бедняга пропустил сезон... Да, из-за болезни, вообщем. Он еле выжил в «Сватовстве гусара». Помните? Эта противная прима Парамошкина села прямо на него. Потом ещё были подозрения, что это я забыл его на стуле. Принцесса блин... Пришлось менять каркас. Сейчас он полностью восстановился и жаждет новой роли.

Спасибо друг, что жизнью рисковал,
Болезнь преодолел, восстановил себя,
Виновника в случившимся скрывал,
И помни! Я люблю тебя!

Репортёр:

- Вывернулся! Как уж на сковородке. Ай да Константин! Вы слышите? Аплодисменты! Интересно. Что думают об этом зрители? Константин кланяется.

Константин:

-Сегодняшний вечер решил провести вместе с нами, мой замечательный друг, партнер, герой многих спектаклей.

Репортёр:

-Что? Ещё одна интрига? Луч света выхватывает на сцене... диван?

Константин:

- Диван! Конечно диван! А кто ж ещё-то?

Репортёр:

- Актёр подходит к дивану. По сторонам головой уже не крутит. Элегантно садится на него.

Константин:

-О сколько друг тебе известно!
Секреты бережно храни!
Ведь мы, практически совместно,
Являемся героями любви!

Сколько мы с тобой сыграли на этой сцене? Да и в жизни, в гримёрке, не меньше. Страшно подумать! У меня дома, с диваном, связано не так много воспоминаний, как с тобой.

Ты помнишь, как в спектакле "Осень"
Скрипел ты тихо подо мной?
Сезонов семь, а может восемь,
Любовью связаны с тобой.

Прости дружище, что в сезоне новом,
Не на тебе лежать придётся мне
Сраженным, модным, пьяным, голым,
Но верю, что вернусь к тебе!

Репортёр:

- Вы слышите бурные овации. Да-а-а, ничего не скажешь. Ловко он диван в друзья взял. Эх, если б не радио-эфир...

Похоже мэтр на этом не остановится и опять прожектор ищет друга на сцене. Вы верите, что это будет человек? Мне кажется, никто в зале не верит, что у Константина в театре есть друзья в виде непосредственно актёров. Ну точно!

Прожектор выхватывает вешалку, на которой кто-то оставил свой пиджак. Константин медленно снял пиджак с вешалки... Неужели пиджак и есть его друг? Актёр с яростью швыряет пиджак в темноту и нежно обнимает вешалку.

Константин:

- Вешалка!
С тобой в театр, мы в один сезон пришли!
И радостно и грустно вместе служим
И пусть завидуют они,
Кто нам не верен и не дружен!

Стоишь ты крепко, молчаливый друг
И держишь всё, что на тебя повесят
Как и меня, не взять им на испуг
Тебя, а кой кому ещё отвесят!

А помните, в «Каштанке» я зацепился за неё и не смог дать по морде этому напыщенному Хвастовскому? Пришлось ударить его ногой. Попал в пах... Да, было смешно... Не запланированный антракт...

А в «Трёх толстяках»? Помните: Она стояла посередине сцены весь первый акт. Её то одевали, то раздевали. Сколько же народу через неё прошло... Страшно подумать. Не мудрено, что к концу первого акта она рухнула на этого выскочку Петрова, со всей навешанной на неё одеждой. Я не успел... Прости друг... Не смог я поддержать тебя, в другом конце тогда я находился.

Но уже на следующий день, в «Петре Первом» она стояла, как новенькая! Без больничных и выходных! Не каждый человек так сможет!

Репортёр:

- на сцене медленно становится светло. Всё отчётливей видны все друзья актёра, пришедшие его поддержать. Диван, табурет, вешалка и цилиндр. Интересная компания. Вот и все друзья нашего мэтра, дорогие радиослушатели! Или нет? Похоже, у Константина есть ещё один друг? Послушаем.

Константин:

Жизнь без тебя- дерьмо, являясь фактом-
Спасенье в двух глотках всего,
Большой глоток пред первым актом
перед вторым- остатки из  неё.

В любой костюм, Чтоб не нарушить стиль
Войдёшь, судьбу мою спасая,
Последней сдам тебя в утиль,
За миг, до посещения рая.

Вы удивлены? А между тем, этот мой друг, так же на сцене. Знакомьтесь! Фляга!

Репортёр:

- Константин достаёт флягу из внутреннего кармана. У фрака есть внутренний карман? Делает глоток. Что это означает? Неужели скоро второй акт?

Вы слышите бурные овации. Опять букеты одуванчиков пошли к сцене. Да нет! Это прямо охапки одуванчиков!  Их несут тётки разных размеров и возрастов. Почитатели таланта мэтра.
Некоторым могло показаться, что я комментирую бенефис актёра в невыгодном для него свете. Это вам только показалось. Уж я то точно об этом знаю, ведь я бывшая этого козла!

Константин:
 
- Друзья! Спасибо за любовь ко мне. Поверьте, она взаимна. Всё, что вы сегодня видели на сцене- шутка! Мои друзья, настоящие друзья, конечно сегодня пришли на мой бенефис! Встречайте!

Выносил табурет- Михаил Петровский!

Принёс вешалку- Степан Козаков!

Репортёр:

- Действительно, на сцену входят артисты на поклон! Люди, а не вещи! Удивил, Константин! Не всё так плохо?

Константин:

- Двигали диван- Ирина Матвеева, Ольга Воронова, Виталий Стасов!

- Притащили стол и цилиндр- Олег Просковин, Диана Парамошкина, Василий Петров.
Вас ожидает второй акт с участием этих прекрасных актёров.

Репортёр:

- Занавес опускается! Народ вскочил и наперегонки ринулся в буфет и туалет. Всё, как обычно. И у нас, всё как обычно! Двадцать ноль ноль. Время ульяновских новостей на радио «Ё-Город». Всем приятного вечера и до встречи в эфире!
4 Чудо-лекарство
Ольга-Джесси Левина
Как-то раз приболела я довольно серьёзно, да так, что пришлось ложиться в больницу на дневной стационар. Не все любят больницы, а уж я их просто люто ненавижу. Нет-нет, нее подумайте, что меня там когда-то обидели или же плохо лечили. Просто на своём веку частенько туда приходилось обращаться, вот и допекло.  Ну, в больнице, как и везде народ разный встречается. Вот и у нас в палате подобрался небольшой разнохарактерный коллектив. Все женщины, практически одного возраста, поэтому и темы для разговора были общими. Как водится, каждая жаловалась на своё здоровье, на то, что лечение не всегда помогает, но всё ж таки помогает, коль приходим в больницу, если где-то что-то заболит. А иначе бы и не ходили вовсе.
 Были в палате у нас две женщины, ну просто полнейшая противоположность друг друга. Прямо, как Ох и Ах из детского мультфильма. Одна такая оптимистка, во всём находила положительные моменты, а вторая всё время жаловалось, что всё ей не так и не то. То капельницу ей неудачно поставили, то кому-то дают  пять таблеток, а ей только две, хотя, как считала она, самый больной на свете человек – это она. У остальных так себе болячки, а вот у неё… В общем, целая медицинская энциклопедия в тридцати шести томах. И так она стонала и охала, что честно говоря, достала всех. Вот Татьяна, наша оптимистка, не выдержала и как-то в один прекрасный день говорит ей:
- Леночка, а хочешь, я достану для тебя чудодейственный напиток. Он вмиг тебя на ноги поставит. Забудешь все свои болячки и будешь бегать, как молодая.
- Да разве ж такое бывает, - горестно вздохнула та – разве что только в сказках. А в сказки я уже давно не верю.
- Ещё как бывает! – воскликнула Татьяна. – Главное надо поверить в своё исцеление. Это основное условие.
- Ну и выдумщица же ты. Лишь бы человеку нервы помотать, а они и так уже никуда – ворчливо ответила Лена. - Даже если бы и был такой напиток, где бы ты его взяла?
- Ну, это уже мои проблемы. Так хочешь или нет? А то я ведь могу и передумать – с улыбкой промолвила Татьяна.
- Ой, ну, хорошо, давай приноси  твоё чудодейственное средство. Правда его же, наверное, сто лет ждать придётся, пока достанешь.
- Отнюдь, долго ждать не придётся, завтра и принесу – спокойно ответила Татьяна.
На следующий день все пришли пораньше, чтоб посмотреть, что же за чудо-напиток принесёт для Лены Татьяна. Да и как Лена его принимать будет сразу же или дома, чтобы никто не увидел, тоже было любопытно. Позже всех, как обычно охая и стеная, приползла Лена. И вот настал момент передачи панацеи от всех болезней. Татьяна достала полулитровую баночку с какой-то немного желтоватой жидкостью и подала её Елене. Та дрожащими руками и с некоторым благоговением взяла сосуд с чудодейственным лекарством и прижала к груди. Нам так и казалось, что она сейчас произнесёт: «Никому не отдам!» Конечно же, Лена ничего подобного не сказала, но всё же быстренько поставила баночку к себе в тумбочку.
- Пить буду дома, чтобы никто не позавидовал и не сглазил – безапелляционно заявила Лена.
- Только смотри, когда будешь пить, надо настроить себя на исцеление и верить в это – сказала Татьяна.
- А пить-то его как? – вспомнила, что не спросила о самом главном  Лена.
-Нужно будет принимать по одной столовой ложке три раза в день до еды.
- А не отравлюсь? – спохватилась пациентка.
- Я что, похожа на отравительницу или на дуру? – вопросом на вопрос ответила Татьяна.
Мы разочарованные тем, что представления не будет, разошлись по своим процедурам. Посмотрим, что будет завтра, решили все.
На следующий день Леночка буквально впорхнула в палату. На щеках розовел румянец, а на губах играла улыбка. Это была совсем другая женщина: воздушная, сияющая и какая-то одухотворённая одновременно. Мы с немым удивлением взирали на преобразившуюся Лену. А она, словно и не случилось ничего, прошла к своей кровати.
- Привет девчонки – весело бросила она нам.
-  Привет – ошеломленно ответили мы. - Ну как лекарство?
- Ой, девочки, это просто чудо - весело защебетала Лена. Уже после первой ложки начинает действовать. Все болячки словно рукой сняло. И так хорошо мне стало. Я сегодня впервые за много лет спала, как младенец. Надо у Татьяны рецепт выведать – хитро посмотрела она на Таню.
- А тут и секрета никакого нет – просто ответила Татьяна. Это отвар корней пырея. Он действительно от многих хворей помогает. Я послушала разговор Лены о её болячках и решила, что это снадобье как раз для неё. В корнях пырея есть  фруктоза,  белки, каротин, минеральные соли, эфирное масло. Да что там перечислять, можно сказать там целый кладезь того, что нужно организму.
- Надо же, никогда бы не подумала – рассеяно промолвила я. – А как его приготовить?
- Да разные способы есть. Обычно таких рецептов везде полно. Но вот что я скажу, главное – это вера в исцеление. А лекарство часто у нас растёт под ногами, а мы и не знаем.
5 Преодоление
Ашот Бегларян
    Посвящается подруге жизни

Поначалу показалось, что это обычная слабость от уже ставшего привычным перенапряжения на работе. Работал Он, как говорится, на износ, стараясь успеть всё, будь то аналитическая статья, художественный рассказ, редактирование текста или банальная починка протекающего крана на кухне. Спать ложился за полночь и заставлял себя просыпаться до восхода солнца, чтобы как можно полнее и эффективнее использовать вечно не хватающее время – единственный невосполнимый ресурс в жизни человека. Но стальная воля, увы, это не стальные нервы и сосуды, и рвётся там, где тонко. Первыми напоминали о себе старые раны, которые вроде бы давно зарубцевались, но поражённый нерв часто ныл, как бы жалуясь, когда Он особенно усердствовал, либо погода резко менялась или наваливался какой-то нежданный стресс. До сих пор Он «слышал» резкие звуки сначала левой рукой, потом уже воспринимал слухом: раненая рука спешила реагировать наэлектризованной болью, словно происходило короткое замыкание в сети…

На этот раз всё было по-другому – к ослабевшей руке (левая кисть безвольно повисла) прибавилась и нога, которая попросту отказалась держать остальное тело, быть ему опорой. Благо, диван был рядом, и Он присел на него, пытаясь осознать происходящее. При этом всё ещё надеялся, что это привычное переутомление, и растревоженные раны всего лишь напоминают о себе, требуя должного внимания и уважения. Посидев с минуту и собрав волю в кулак, Он поднялся с дивана, сел за компьютер и продолжил работу над очерком. Минут через сорок вышел на балкон передохнуть и подышать свежим воздухом. Тут левая нога вновь дрогнула. Доковылял до кровати в спальной и прилёг.

Левая сторона тела, от предплечья до ступни, словно была забита ватой. Кисть скрючилась, онемевшие пальцы шевелились с трудом.
 
Он решил не тревожить домашних, которые на кухне вовсю готовились к встрече Нового года. Дети, весело щебеча, помогали маме накрывать праздничный стол. Не хотелось портить им настроение. Вместе с тем не терпелось доказать самому себе, что ничего экстраординарного не произошло…

Напрягая волю, Он встал и, стараясь не выдать своё состояние, организовал вместе со старшим сыном шашлык на балконном подвесном мангале. Сел с семьёй за предновогодний ужин, поднял тост за наступающий Новый год, пожелал всем мира, счастья и здоровья, но не стал пить, а лишь пригубил бокал вина. Предчувствие не обмануло – самостоятельно встать из-за стола не сумел…

Свой пятидесятый Новый год Он встречал в больнице. В последний раз, почти четверть века назад, Он лежал в стационаре военного госпиталя с огнестрельными ранениями. Восстановился относительно быстро и после этого ни разу серьёзно не болел. В душе Он гордился своим железным здоровьем, которому, казалось, не были страшны никакие испытания… Сейчас, двадцать пять лет спустя, инсульт ударил по старым ранам, «оживив» их…

Словно это было вчера. Перед глазами встал худой бородатый человек с несколько уставшим, но твёрдым и решительным взглядом. Глядя на фотографии тех лихих лет, вряд ли кто-либо узнал бы его – ведь сегодня Он выглядел чуть ли не моложе, чем четверть века назад...

Август 1992-го выдался жарким во всех смыслах. На северо-восточном направлении фронта шли ожесточённые бои, позиции по нескольку раз переходили из рук в руки. На одном из участков противник, используя своё значительное численное преимущество, «взял в мешок» небольшой отряд самообороны. Завязался горячий бой. Горсточке отчаянных бойцов удалось прорвать вражеское кольцо и углубиться в лес. С перебитой автоматной очередью рукой Он преодолел несколько километров, оставляя за собой нескончаемый кровавый след. Потом удивлялся, как хватило крови на весь этот путь, ведь невозможно переключить организм на режим «холостого хода», как это делает опытный водитель на определённых участках дороги, экономя бензина. Но всё же чудо состоялось – выжил… В госпитале, преодолевая нестерпимую боль, отвоёвывал у смерти миллиметр за миллиметром своё пространство. Единственно шевелящийся на левой руке большой палец обнадёживал…
 
Сейчас, накануне своего пятидесятилетия, Он вновь лежал на больничной койке, но уже с полностью отключившейся левой стороной тела. Это было почти дежавю, словно кто-то отмотал время на двадцать пять лет назад… Удивительно, но вновь замаячившая на горизонте смерть нисколько не страшила, Он думал только о семье, детях. А ещё жалел, что может не завершить главную в своей жизни книгу, которую готовил много лет и должен был вот-вот сдать в издательство…

 Из раздумий вывела супруга, круглые сутки ни на шаг не отходившая от него.

– Что-нибудь надо?

– Нет. Приляг, отдохни. Сильно устала?

– Нет, что ты?..

В эти дни Он в буквальном смысле слова опирался на её хрупкое, но сильное и надёжное плечо, как раненый боец на плечо медсестры. В каждом её движении, вольном или невольном, были преданность и забота. Минувшей ночью, когда Он неловко и с шумом повернулся в кровати, прикорнувшая рядом на стуле супруга в инстинктивном, каком-то самоотверженном стремлении помочь, ещё даже не успев открыть глаза, отчаянно потянулась всем телом к нему с вытянутой вперёд рукой и приглушённым криком-вопросом: «Что?!».

Это было конкретное воплощение понятия «моя половинка». Подруга жизни, в самом деле, стала в трудный час его половиной, составив одно целое с ним, чтобы не дать упасть в прямом и переносном смысле. Две жизни словно слились в одну для выживания. В этом, наверное, и заключается счастье, когда в большом, всепоглощающем чувстве растворяются границы между двумя разными людьми, и они превращаются в единое гармоничное целое. Вместе с тем очевидно, что для доказательства любви и верности не обязательно идти с милым на край света, а достаточно просто находиться рядом в минуты удачи и невзгод, делить с ним радость, добавляя положительных эмоций, и брать в случае необходимости часть боли на себя...

Он сделал для себя ещё один вывод: «милым» становятся не только после смерти. За первые дни болезни его посетили десятки людей – не только родственники и друзья, но и знакомые – близкие и не очень. Некоторые из них сами недомогали, но его болезнь подняла их на ноги, они буквально встали с постели, забыв на время свои хвори. Были среди них и инвалиды, боевые товарищи – они на костылях пришли поддержать его. Это было предметное доказательство правдивости изречения: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Сам Он в своё время многим протягивал руку помощи, по первой просьбе и бескорыстно, не ставя различий, и теперь каждый напоминал ему об этом, стараясь внести свою посильную лепту в его выздоровление – кто-то приносил еду, соки, лекарства, а кто-то подбодрял добрым словом, которое, казалось, обладало особым исцеляющим свойством…

 Да, самое дорогое в этой жизни – естественное тепло, исходящее от людей, от их живых, не зачерствевших душ. Мощный эмоциональный фон сочувствия и поддержки, сформировавшийся от любви и заботы множества людей, словно спасительный кислород для задыхающегося, позволял преодолеть тяжёлый недуг и быстрее возвратиться к жизни…
6 Животворящий смех
Ашот Бегларян
 

    1

Беззаботно играя в воскресный день с внуком в бумажный самолётик, Андреас вдруг ни с того ни с сего подумал о смерти. Внезапно резанула мысль о том, что через некоторый период времени, этак лет через тридцать, а может хоть завтра, его уже не будет на белом свете. Андреас даже почувствовал физическую боль от этого «открытия»…  Куда же денется всё это: самолётик, лавирующий между богатой мебелью в широкой гостиной, большой телевизор, мягкий ковёр на полу с коробкой игрушек в центре… А этот весёлый детский смех? Разве он, такой живой и чистый, пропадёт без следа, сгинет в пространстве и времени? Во всяком случае – для него...
Андреас представил пустоту на том самом месте, где сейчас стоял с самолётиком в руке, собираясь в который уже раз запустить его на забаву внуку. Он содрогнулся: а ведь этого не миновать – его не будет ни здесь, где он сейчас стоит, ни где-нибудь в другом месте этого большого и одновременно крохотного и сиротливого земного шара... Он больше не развалится расслабленно в глубоком кресле, не почитает за чашечкой кофе газету, не нарисует внуку смешную рожицу… А дальше что? Неужели всё навсегда превратится в тьму, хуже того – в ничто…
Андреас перевёл дыхание. Конечно, жизнь после него не остановится, всё будет идти своим чередом, только… без него. Лишь он не будет воспринимать ничего из окружающего. Он будет даже лишён возможности пассивно, со стороны наблюдать за происходящим...
Занесённая для запуска самолётика рука безвольно опустилась. «Но ведь ты не чувствовал, когда тебя не было раньше. Чего же ты теперь печалишься?» – Андреас попытался успокоить себя.
Только тут он заметил, что внук тянет его за край рубашки, требуя продолжить игру. Он сделал усилие над собой и запустил самолётик. Мальчик с весёлым смехом побежал за ним. Этот переливистый смех почему-то больно отозвался в сердце Андреаса. Провожая туманным взглядом не совсем уверенный полёт бумажной поделки, он вдруг представил, как, отделившись от тела, его растерянная душа будет блуждать в неведомом зыбком воздушном пространстве, лавируя, как этот самолётик, между тенями и светом, полная тревог и одиночества, беспомощная, словно только что появившийся на свет ребёнок…
– Дедуль, глянь, куда залетел самолёт!
Звонко смеясь, малыш показывал в сторону книжного шкафа, с двухметровой высоты которого выглядывал бумажный хвостик.
– Пойдём, достанешь, – мальчик потянул дедушку за рукав, и тот вконец очнулся и послушно последовал за внуком.
Андреас потянулся правой рукой вверх и ухватился двумя пальцами за хвост самолётика. Расправив помятые крылья летающей игрушки, он запустил её в дверной проём. Самолётик вылетел в коридор и, неожиданно перевернувшись в воздухе, изменил курс, направившись в сторону кухни. От столь крутого виража мальчик зашёлся таким задорным, с жизнерадостными переливами смехом, каким, наверное, могут смеяться только маленькие беззаботные и полные неосознанного оптимизма дети.
«Какое значение имеет этот исходящий из чистой детской души смех в жизни мироздания? – неожиданно подумал Андреас. – Ведь он не может быть случайным, наверняка был изначально задуман и имеет своё место и роль в пространстве и времени…»
Размышляя над этим, Андреас заметил, что малыш тоже застыл на месте, словно и он задумался о чём-то. Мальчик вроде бы смотрел в упор, а на самом деле – куда-то в даль, мимо него. Его маленькое личико то прояснялось в какой-то отвлечённой полуулыбке, то сморщивалось, словно в недоумении.
Андреас подумал, что дети в этом возрасте способны общаться с ангелами, и, наверное, перед ним, несмышлёным, открывается больше, чем перед взрослым человеком. Ведь дети, только что появившиеся на этот свет из вечности, в каком-то смысле должны знать больше взрослого человека, обременённого повседневными мирскими заботами и отдалившегося в утомительном и тщетном поиске земного счастья от священного первоисточника жизни. Быть может, в один миг, на стыке космического и земного, малышу приоткрывается даже таинственная завеса Судьбы, почти обнажая её секрет…
«Но как понять детскую смерть? – словно кто-то возразил Андреасу. – Бесчувственная статистика утверждает, что каждый день в мире умирает свыше двадцати тысяч детей в возрасте до пяти лет… Судьба? Но в таком случае, зачем эти несчастные  вообще появлялись на свет?.. Впрочем, детям, почти ангелам, наверное, легче расставаться с этим миром, ведь они, в отличие от взрослых, ещё не срослись с жизнью миллионами невидимых, нередко бесполезных и никому не нужных нитей, которые обрываются с такой мучительной болью…»
Андреас сделал усилие над собой, чтобы не дать своим мрачным мыслям развиться, и, словно решив сбросить с себя тягостные думы, неожиданно выпустил самолётик в открытое окно.
Бумажный аэроплан взмыл вверх, затем столь же резко стал пикировать, вновь вызвав у малыша восторженный хохот…

2

Верно подмечено: если в детстве день никак не кончается, то для людей в летах, наоборот, ночь длится бесконечно. У врачей на это простое объяснение – снижение интенсивности обмена веществ вызывает замедление внутреннего биологического времени, и в старости создаётся иллюзия ускорения внешнего времени. Но так ли всё просто?..
Хотя Андреас уже имел внука, до старости ему было ещё далеко – всего-то сорок семь лет с хвостиком было дедушке. Это возраст, когда и прошлое есть за спиной, и будущее впереди. То есть, по идее, Андреасу не о чём было пока беспокоиться. Более того, он принадлежал к типу «состоявшихся» мужчин, у него было всё, чтобы наслаждаться жизнью и быть счастливым: дом – полная чаша, любящая, заботливая жена, взрослые, устроившиеся в жизни дети и даже уже внук, вносящий оживление и особую радость в повседневные будни. Глава семьи и на работе был руководителем, пусть и среднего звена – начальником отдела статистики социальной сферы. Вышестоящее начальство ценило его, а подчинённые уважали. Правда, кое-кто из близких товарищей с некоторой иронией называл его «юным дедушкой», потому что у многих из них дети были примерно возраста его внука. Но, с другой стороны, это можно было воспринимать как комплимент. Однако не всё так просто…
Обожая внука, Андреас в глубине души не очень радовался, что рано стал дедом – давило осознание того, что он «уже дедушка». У него даже появился комплекс в связи с новым статусом: средний возраст опасен для мужчины не только в плане физических недугов, но и самокопания. Мужчина под пятьдесят не только способен видеть себя со стороны, реально оценивать себя и свои возможности, но и склонен с тревогой вглядываться в будущее.
Стало царапать душу понимание того, что пик жизни достигнут и пора потихоньку спускаться. Эта мысль парализующего действия нередко всплывала в самый неподходящий момент: на работе, в пик трудового дня или же на оживлённой улице, в метро, в транспорте.  Если раньше казалось, что впереди уйма времени и до финала ещё далеко, то теперь он чувствовал себя стайером, выходящим на финишную прямую. Мрачные мысли стали сильнее одолевать после того, когда с разницей всего в месяц от рака скончались две бывшие одноклассницы. Вторая не знала о смерти первой, но за несколько часов до своего ухода вдруг произнесла: «День рождения Нины справляют… Там, наверху…»
«Вот иди и не верь…» – с удивлением, а больше с недоумением делился с собой Андреас.
Правда, он так и не ответил себе – «чему?». Андреас был человек скорее колеблющийся, чем верующий, редко посещал церковь и то лишь для того, чтобы поставить свечку. Поэтому на многие вопросы он не имел ответа, да и не желал углубляться в них. Но сейчас он осознал с поразительной ясностью, что время движется лишь в одном направлении и, взяв человека в свои цепкие когти, словно орёл добычу, оно неумолимо несёт его к концу. Иногда этот хищник может выпустить из когтей свою жертву на полпути, но освобождение от тюрьмы под названием «время» возможно лишь ценой жизни, ибо понятие времени и составные последнего – прошлое, настоящее и будущее – тесно связаны с ограниченным физическим существованием человека. Если бы возможно было остановить миг или оседлать его, то человек обеспечил бы себе вечность…
Однажды в беспокойную ночь Андреас так глубоко задумался о смерти, что наутро не пошёл на работу. Его, пережившего войну и видевшего смерть в различных её проявлениях, нередко посещали также мучительные мысли о возможных обстоятельствах неминуемой смерти.
«Хотя бы умереть в кругу родных… Тут, пожалуй, смерть сделала бы мне одолжение…»
В такие минуты усиливалось навязчивое чувство приближения чего-то страшного и неотвратимого. А порой так и тянуло резко распахнуть дверь в… Ничто или Вечность. Узнать, наконец, что же там, за порогом этой загадочной, роковой двери…

        3

Проснувшись в очередной раз с тяжёлой головой и неприятными ощущениями по всему телу, Андреас пощупал онемевшую левую руку – кольцо на опухшем безымянном пальце давило, его невозможно было снять. «Этого ещё не хватало…» – невольно возмутился он. Перспектива посещения врача напугала его – Андреас всегда избегал людей в белых халатах, да и особой нужды в них доселе не было.
Бреясь перед большим зеркалом в ванной комнате, Андреас внимательно всматривался в своё лицо, словно видел его впервые. Вокруг глаз уже образовалась отчётливая паутина морщин, спускающаяся на скулы. Он заметил также бороздку меж бровей, нервно смещённую влево. На висках предательски серебрилась седина. Он потрогал указательным и средним пальцем вздувшуюся змееобразную жилу на левом виске. Там судорожно, словно задыхаясь, билась жизнь… Андреас заметил какую-то несимметричную складку на левой щеке, носогубные морщины заявляли о своих правах...
«Да, помяла жизнь, – подумал он. – Как же я раньше не замечал всего этого?..»
Словно спохватившись, Андреас приоткрыл рот и стал считать зубы, касаясь каждого из них пальцем. Недосчитался восьми. Это тоже неприятно удивило его: «Двадцать четыре. А должно быть тридцать два… Время безжалостно. Оно потихоньку отбирает всё, чем тебя наделила природа…» Правда, он успокоил себя тем, что из восьми отсутствующих четыре приходились на никому не нужные и словно в насмешку именуемые «зубы мудрости», которые начинают прорезаться уже у вполне взрослого человека будто для того, чтобы вернуть его в детство и заставить пережить аналогичный болезненный процесс, тяжело переносимый младенцами.
Андреас невольно всмотрелся в собственные глаза. Они показались ему чужими. В них была пугающая пустота, какая-то потусторонность. Андреас невольно отпрянул от зеркала…
Он рассеянно оделся и вышел из дому.
«Ходим по краю бездны, не осознавая того. Один неосторожный шаг... и конец…» – непривычные мысли одолевали Андреаса на работе. Он даже не сразу отозвался, когда одна из сотрудниц, пышнотелая Алина, привычным бодрым, несколько певучим  голосом предложила ему кофе. Глядя на неё, Андреас поймал себя на мысли, что с некоторых пор стал  завидовать  пышущим здоровьем, весёлым людям.
– Алина, только  честно, ты довольна жизнью? – неожиданно спросил Андреас свою подчинённую.
– Вообще-то не жалуюсь, Андреас Аркадьевич, – после небольшой заминки ответила та, не скрывая  удивления.
– А вот у меня нет ответа на этот вопрос, – задумчиво произнёс Андреас. – Знаешь, такое ощущение, будто всё мимо течёт, как вода сквозь пальцы. Настоящее – всего лишь миг, почти неуловимый, а будущее ещё более призрачно, обманчиво, его… и вовсе нет. Будущее – это предвосхищение того, что моментально станет прошлым. Когда ты молод, чудится, что нет конца и края жизни, на самом же деле не успеешь оглянуться, как она позади...
– Не мучайте себя, Андреас Аркадьевич. Многие вопросы не имеют ответа, не тратьте время и нервы попусту. Живите легко и берегите себя.
– Как же уберечь себя в этой суетне?.. Вот что я понял: нужно или остановиться во времени, предавшись служению исключительно Богу в надежде обрести вечность, либо в поисках счастья предаться бурному течению жизни, не задумываясь о времени и вечности… Желание жить прежде всего связано с желанием счастья. Но ведь эта жажда счастья не утоляется на земле…
– Следовательно, должна быть жизнь будущая, где бы могло исполниться это страстное желание нашего сердца, – мягко парировала Алина. – Было бы нелепо, если бы всё окончилось для нас в могиле… Надо на Бога уповать.
– Где этот ваш Бог? Покажите мне его, дайте пощупать,– неожиданно отреагировал с дальнего угла большого кабинета Вольдемар, ведущий специалист отдела. При этом он картинно делал в воздухе щупательные движения большим и указательным пальцами. – Вот вы говорите, что после смерти человек, живущий правильно, обретёт счастье. Но как можно быть счастливым, не будучи чем-то осязаемым? Разве после смерти  останутся осознание личности, память, опыт жизни на земле? И, наконец, чем, какими органами вы будете ощущать это счастье?
Произнеся это, Вольдемар неприязненно улыбнулся и довольно провёл рукой по чёрной без единого седого волоса шевелюре над гладким белым лбом.
Конфетная внешность и брезгливые манеры Вольдемара раздражали Андреаса. Тридцатилетний коллега вёл себя с окружающими с некоторой надменностью, как барин – будто все были должны ему. Он не любил рассуждать о высоких материях, не пытался докопаться до сути вещей, предпочитая видеть лишь то, что бросалось в глаза. Если с цифрами он обращался аккуратно и даже с почтением, то об абстрактном судил с недоверчивым прищуром, однобоко и незрело, по-детски осуждающе. Разумеется, такой человек не мог верить в Бога.
 – Где он? Не ощущаю, – как-то агрессивно произнёс Вольдемар и снова цинично изобразил в воздухе щупанье.
И так уже взвинченного Андреаса в этот миг так и порывало встать и заехать ему в неестественную физиономию, полную иронии и злобы. Однако он лишь сказал пренебрежительно:
–  Не всякому дано коснуться Его…
Вольдемар с обиженно-гордым выражением на лице вышел в коридор покурить, а Андреас подумал: «Если мы окажемся вместе с этим типом в раю или в аду, то, значит, я жил неправильно».
Алина же бросила  вдогонку Вольдемару, то ли желая успокоить его, то ли добить:
– Ведь когда-то тебя не было, ты ничего не чувствовал, не осознавал. И лишь какая-то сила вызвала тебя из небытия в бытие…


   4

Похоже, это было начало депрессии – чувство пессимизма и безнадёжности без всякой видимой причины овладевали Андреасом. Будущее стало страшить его – Андреас вдруг начал переживать по поводу возможных неприятностей: конфликта с начальством, увольнения с работы и, как следствие, бедности, разлада в семье… Он стал меньше общаться с домочадцами, часто закрывался у себя в комнате и копался в себе. Даже с внуком перестал играть.
Андреас помрачнел, осунулся, перестал регулярно бриться. А когда однажды в автобусе молодая девушка поспешила уступить ему место, он воспринял это как приговор…
 «В жизни, в вечной борьбе с обстоятельствами и временем, одинок любой, даже окружённый большим семейством и друзьями человек, – по привычке терзал он себя, уединившись вечером в своей комнате. – Есть человек, и есть смерть... Она и есть верная спутница жизни человека...»
Голос внука оторвал его от мрачных мыслей:
– Дедуль, бабуля зовёт ужинать.
Неохотно и рассеянно выходя из комнаты, Андреас споткнулся о край плинтуса и едва удержался на ногах, сделав резкое, неестественное  телодвижение, чтобы сохранить равновесие. Увидев это, малыш закатился неудержимым смехом. Андреас сам невольно засмеялся, поймав себя на мысли, что давно не делал этого. Его басистый смех слился с перламутровым детским смехом, образовав некую диковинную мелодию. И тут перед глазами неожиданно встала цветистая поляна в деревне, где у них была дача. Андреасу было лет семь. Они поднимались с отцом по озарённому солнцем, казалось, бесконечному склону. Отец то и дело срывал ягоды земляники, сдувал с них пыль и заботливо протягивал ему, проговаривая что-то весёлое. А маленький Андреас заливисто смеялся каждый раз, когда отец находил спрятавшуюся в густой траве ягодку. В открытом поле этот смех звучал как-то по-особенному. Казалось, что его подхватывали летящие над полем птицы, и он звенел и лился в их песнях…
«Только перед памятью бессильно время», – подумал Андреас и под впечатлением светлого воспоминания из детства поднял внука на руки. На припухлых щёчках малыша играли нежные ямочки. Андреас подбросил ребёнка в воздух. Со звонким смехом он плавно опустился на руки деда. Андреас ещё раз подкинул мальчика к потолку. Колокольчиковый смех усиливался, сотрясая всё вокруг. Внучек был на седьмом небе от счастья. От заразительного детского смеха Андреас почувствовал необычную лёгкость. Мучавшие его думы как ветром развеяло. Он бережно прижал внука к сердцу, словно накладывал пластырь на рану. Ребёнок крепко обнял шею деда.
«Детский смех – это дар свыше, стимул жить, – подумал Андреас, наполняясь теплом, чувством святости и чистоты. – Этот ангельский смех не может умереть. Он подсказывает нам, что жизнь бесконечна. Этот смех будет передаваться детям из поколения  в поколение, и земля будет жива до тех пор, пока он будет звенеть…»
Андреас крепко сжимал в своих объятиях внука, словно хватаясь за саму жизнь, его святой источник. И будь рядом художник, то, приглядевшись к ним, мог бы написать картину «Бессмертие»...
Впервые за последние дни Андреас спал сном младенца. Под впечатлением жизнерадостного  смеха внука он сделал для себя открытие: главный секрет жизни – это сама жизнь, умение жить и радоваться жизни именно сейчас, в этот миг, невзирая ни на что и без оглядки на прошлое, без пустых мечтаний о будущем. Настоящая жизнь, переживание чувства радости и любви, происходит не во времени, а здесь и сейчас.
И эти здесь и сейчас, выраженные в детском, животворящем смехе, являются сутью вечности…
7 Контуженый. Фрагмент из повести
Виктор Панько
6
Теперь трудно предположить, или, тем более, восстановить до тонкостей, что именно тревожило и преследовало его в послевоенные годы. Односельчане, бывшие с ним на войне и хорошо знавшие, как кто вел себя в самых разных ситуациях, ничего плохого сказать о нем не могли. Был он быстр, находчив, смел. Приходилось и в разведку ходить «за языком», и санинструктора замещать.
Однажды в бою во время сильного наступления немцев на наши позиции он выполнял обязанности санинструктора. Немцы уже-уже могли захватить нашу высотку, а вместе с этим и решить участь горстки оборонявших ее бойцов. В самый ответственный момент вдруг захлебнулся наш пулемет. Контуженный с санитарной сумкой на плече залег за пулемет и решил исход боя.
Приходилось ему и боевых товарищей хоронить, и трупы своих и чужих в разных ситуациях и позах видеть, и быть свидетелем величайшего героизма и самых диких случаев, которые могут быть только на войне.
Довелось ему шагать по усыпанным цветами улицам освобожденных европейских столиц и выслушивать адресованные ему слова Благодарностей товарища Сталина. И поэтому после войны, в дни торжественных праздников награды свои он носил с достоинством и гордостью. И, слыша хвалебные слова в свой адрес, их не опровергал, а реагировал на них каким-нибудь положительным кивком. А в ответ на перешептывание тех, кто впервые видел его в полном параде:  ««Орден Славы». «За отвагу»…» - только усмехался.
Никто не мог его ни в чем упрекнуть. И сам себя он тоже не мог ни в чем упрекнуть. Ни как гражданин, ни как солдат, ни как христианин. Он принял присягу и выполнил ее. Он пришел с войны победителем и освободителем. Его заслуги признаны его страной и всем миром. Он прошагал по Европе сотни и сотни километров, и этот путь не всегда напоминал санаторную прогулку.
Ему приходилось часами стоять по колени в холодной воде в траншее рядом с плавающими здесь трупами своих и чужих. Приходилось с криком «ур-р-ра!» бежать навстречу смерти, падать в грязь, подниматься, опять падать, вставать, идти, ползти, кататься по земле. Приходилось колоть штыком и хрясать кого-нибудь по башке изо всей силы прикладом, кричать, плакать, смеяться, стонать, шептать, проклинать, дико хохотать и тихо молиться Богу, Иисусу Христу и Божьей Матери. Приходилось спасать друзей, прикрываться телами убитых врагов, видеть кровь, смерть, несчастья, стоять «смирно», спать под музыку артиллерийских разрывов. Приходилось пить фронтовые «100 граммов», не иметь по двое - трое суток маковой росинки во рту. Довелось восседать в Императорской ложе Венской оперы, быть неделями немытым и завшивленным, а потом - чисто выбритым, в свежевыстиранной гимнастерке гордо шагать с вытянутыми вперед носочками начищенных сапог на параде, который принимал сам генерал Иванов!
А однажды к ним на позиции прибыл Маршал Жуков Георгий Константинович и прошел мимо Контуженого метрах в пяти и, увидев его, кивнул лично ему головой, вот не поверите, но это - чистая правда! Кивнул так, как бы говоря: «Держись, мол, Контуженый, не дрейфь, все будет хорошо!»
И вот, в дни послевоенных всенародных торжеств, отрываясь от своего трактора, от солярки, солидола и запасных частей, от кружки подкрашенного жженым сахаром кипятка на полевом стане под названием «чай», от повседневных забот, направленных на то, чтобы заработать себе на кусок хлеба, да еще, желательно, с маслом, отрываясь от всего этого и надевая пиджак с наградами, он вспоминал, кто есть на самом деле он - Контуженый. Кто он есть на самом деле и сколько он перевидел, перечувствовал и пережил за этот год войны, с апреля 1944-го по май 1945-го, имея в то время неполных ДЕВЯТНАДЦАТЬ лет!
И, проходя в колонне ветеранов, он, незаметно для себя, выпрямлялся, и фигура его, уже склонная к позиции вопросительного знака, переходила, насколько это возможно, к позиции знака восклицательного.
А когда грянет духовой оркестр «Прощание славянки», да двинется вперед колонна, да блеснут на солнце медали да медные трубы - как будто и не было этих послевоенных периодов, и - ты снова молод, товарищ младший сержант!
8 Ключи от детства
Виктор Панько
КЛЮЧИ ОТ ДЕТСТВА

    Баба Маня готовилась к празднику загодя. Ходить самой в магазин за покупками ей неудобно: уже несколько лет беспокоят грыжа и поясница, поэтому даже не очень далекие расстояния за пределами огорода  даются ей с трудом. Сказывается и обычная старческая усталость – бабе Мане далеко за семьдесят. Муж у неё давно умер, дети поразъехались, она - сама. Телевизора или радиоприемника у неё нет, но скучать ей не приходится. Печку - растопить, курей, гусей, козу, собаку и кошку – накормить-напоить. Перед домом  - убрать, там – подмести, там – постирать,  кукурузы – налущить,.. Борщ – сварить.  И - так далее. Но это – обычная привычная  работа, а подготовка к предстоящему празднику – совсем другое дело.
     Сколько баба Маня себя помнит - Рождество и Новый год приносили ей и всем окружающим радость, улыбку, доброжелательность и оставляли после себя светлое воспоминание. К праздникам готовили всегда самую лучшую еду, накапливали денежек для раздачи колядующим детишкам, готовились зазывать за праздничный стол взрослых родственников, соседей, да и всех, кто случится, прохожих. А сколько радости доставляли эти праздники ей в детстве! Наверное, вся эта радость – от красоты, от музыки, от добрых слов, светлых и прекрасных, от праздничных нарядов, от веселой и почему-то щемящей мелодии колядок, которым – сотни и сотни лет.
    Баба Маня месила тесто для выпечки калачей и традиционных «гусочек». В печи уже горели дрова, руки делали привычную работу, а она  вспоминала всю свою жизнь, довоенное детство, войну, голодовку, колхоз, работу в виноградарской и табачной бригадах, замужество, радости и горести.
    Вспоминала, сравнивала, размышляла и вдруг поняла, что,  как ни крути, самым приятным, самым счастливым, самым задушевным событием во всей её жизни за все прожитые ею уже около восьмидесяти лет были вот эти зимние праздники.
    Сколько добрых пожеланий звучало в те дни: счастья, здоровья, благополучия, богатства, начиная от слов: «Пане господарю, можна колядовати?» и   кончая: «Дай Бог Вам счастья, здоровья!»
   Подходят дети к окну, становятся полукругом, и, получив разрешение колядовать или «гейкать», поют такую трогающую за сердце мелодию.
Добрий вечір Вам, пане господарь,
Гей, Коляда, пане господарь!
Ми прийшли до Вас під Вашу хату,
Гей, Коляда, під Вашу хату.
А в Ваші хаті землі змащені,
Гей, Коляда, землі змащені.
Землі змащені, столи вкладжені,
Гей, Коляда, столи вкладжені.
А за тим столом всі святі стоят,
Гей, Коляда, всі святі стоят.
А на край стола – святий Николай,
Гей, Коляда. Святий Николай.
Святий Николай книжечку читав,
Гей, Коляда, книжечку читав.
Книжечку читав – дві сльози впускав,
Гей, Коляда, дві сльози впускав.
Де сльозинка впала, там керничка  стала,
Гей, Коляда, там керничка стала.
А ту кернеченьку сам Господь копав,
Гей, Коляда, сам Господь копав.
Сам Господь копав, імя Маня дав,
Гей, Коляда, імя Маня дав.
А за цим словом бувайте здорові,
Гей, Коляда, бувайте здорові.
Не самі собою, а з дітьми й жоною,
Гей, Коляда, а з дітьми й жоною!
       З Святим Рожеством !
    Дети поют под окном снаружи, а в доме все собрались, тоже под окном, и слушают, слушают. А когда заканчивается, и надо выносить колядникам калачи и деньги, дети в комнате наперебой: «Я понесу, я, я…».
    «Все это сегодня не так, как было, -  думает баба Маня, – время теперь поменялось. Но что-то и сохранилось от прошлого. Вот и ко мне в эти праздники, может быть, кто-то придет колядовать. Дать им особенно нечего, но вот испеку несколько гусочек, сберегла для этого случая немного денег по лею, подготовилась и, считай, месячной пенсии нет. Нет, да не беда, будет в следующем месяце. Зато праздник на душе».
    И совсем не приходило ей в голову, что слишком уж поменялись времена. Настолько сильно, что одни колядующие сегодня искренне желают  хозяину дома здоровья и счастья, а другие произносят эти слова, посмеиваясь и кривясь. Что одни подтверждают добрыми пожеланиями своё уважение к обычаям и традициям предков, уважение к старшим, а другие - лишь используют представившуюся им возможность попасть без приглашения  в чужой огород с совсем другой целью – разведать, где что плохо лежит или что-нибудь украсть прямо во время пожеланий счастья, благополучия и крепкого здоровья.
    Запомнились бабе Мане все зимние праздники в каждый год на протяжении всей её нелегкой и долгой жизни.
Запомнились и в этом году. С радостью встречала она колядников, выслушивала поздравления, благодарила за  внимание. Давала, что приготовила, а приготовила – что могла.
     Последними пришли двое незнакомых подростков. Колядовали, как положено. Дала им  по три лея. И не обратила внимания на то, что, когда уходили – как-то странно они засмеялись. Совсем не по-праздничному.
    Собралась закрывать калитку – а замок и связка ключей исчезли.
    Пропали все ключи: от дома, от сарая, погреба, от всех замков, все до одного.
    Это значит: надо менять замки, покупать новые, нанять мастера, а на это уйдет не меньше, чем ещё одна пенсия.
    Хотела баба Маня проклясть воров самыми страшными проклятиями за то, что испоганили ей такой дорогой и долгожданный праздник, да не смогла.
    Села, бессильно опустив натруженные руки, и заплакала в голос.
9 Наши любимые питомцы
Тамара Селеменева
ОН БУДЕТ У НАС ЖИТЬ!
Однажды наш уже повзрослевший сын пришёл домой позже дозволенного времени. Открыв дверь, я  растерялась. На пороге сидел огромный пёс, а сын поспешно заявил: "Он будет у нас жить." Вот именно заявил и объяснил, что собаку продавал "нехороший" человек, который бил и обижал её. На меня внимательно и жалостно одновременно смотрел шестимесячный щенок немецкой овчарки. Шерсть рыже - чёрного окраса  длинная и настолько густая, что выглядел он, как медвежонок.  Наша  собачонка Джуля  прожила  в семье уже 16 лет. Две собаки для небольшой квартиры?! На следующее утро я улетала на неделю в командировку. "Постарайся найти до моего возвращению для собаки других хозяев" , - сказала я строго.
Рано утром перед отъездом в аэропорт всё же сама вывела Макса на прогулку, накормила и поставила воду. О собаке я даже не вспоминала и только по дороге из аэропорта подумала: "И зачем я настояла, чтобы сын избавился от него! Такой красавец, послушный..." Дома пса не оказалось, на столе лежала записка мужа, что они с сыном уехали по делам и вернутся вечером.
Уставшая с дороги, задремала. Разбудил звонок нашей знакомой, которая попросила забрать Макса. Его оставили  до моего приезда. Собака крупная, мне практически незнакомая. Как она поведёт себя, неизвестно. К удивлению, пёс встретил меня с огромной радостью, вертелся, вставал на задние лапы и выражал неописуемый восторг, как-будто только  меня и ждал. По дороге домой он забегал вперёд, заглядывал в глаза и словно спрашивал, правильно ли себя ведёт. Дома я села в кресло и проговорила: "Что же мне делать с тобой, лошадь ты этакая?" Пёс положил голову мне на колени, развернул в стороны уши и застыл.
Может, они понимают гораздо больше, чем мы предполагаем?  Так или иначе, Макс прижился и стал любимцем всей семьи.  Повзрослев, превратился в  такого красавца, что на прогулках многие оборачивались. Жаль, в выставках мы не участвовали. Как  переросток, он был крупнее, чем положено в соответствии с породой.
Как-то раз, ночью, Макс всячески будил нас: толкал носом, бегал на лоджию, вставал там на задние лапы. Мы не отреагировали. А зря. Утром увидели, что машина наша стоит на кирпичах, а все колёса украдены.
По работе приходилось  много ездить и по республикам страны, и за рубеж. Однажды, встретив меня из очередной командировки, муж сообщил, что Макс потерялся. Сын взял его с собой, и, когда  входили в троллейбус, собаку, видимо, ударило током. Макс взвизгнул, вырвался из ошейника и убежал. Искали, но не нашли. Его нет уже пять дней.
Бросив вещи, отправилась на поиски. Расспрашивала бабушек у подъездов, мамочек с колясками и просто прохожих. "Да, здесь ходила огромная овчарка, и, кажется, её отловили собачники,"- услышала и помчалась на улицу Юннатов, где  располагался собачий приёмник. Среди показанных  работником приёмника животных  Макса не было. В основном это была всякая беспородная мелюзга. Но слышался и лай крупных собак. Но туда меня не пустили. 
Конец восьмидесятых... Спрос на больших собак  велик, и я поняла, что, скорее всего, всех породистых и крупных продадут на "птичке", располагавшейся тогда на Таганке. И на следующее утро,  в шесть утра мы с мужем уже там. Он походил со мной минут сорок, а потом уехал, сказав, что всё это бесполезно.
Народ всё прибывал, и продавцов с собаками стало множество. Несколько раз я ошибалась, подходила к похожим на мою собаку. Одна из них даже чуть не укусила. Ноги промокли в снежной каше и замёрзли. Но интуиция подсказывала: его приведут. И точно! Примерно в 11 часов я издалека увидела моего Макса.
Он стоял, привязанный на какой-то замызганный поводок, туго обвивавший шею, с понуро опущенной головой,  взгляд выражал тоску и  боль .  Нос  в ссадинах и кровоточил. Обычно чистая и блестящая шерсть теперь тусклая и грязная... Я окликнула и пёс так рванулся, что петля на шее чуть его не задушила. Он встал лапами мне на плечи и  громко голосил: "Гу-гу-гу-гу!".  Никогда раньше не слышала, чтобы собаки издавали такие звуки. Пытаюсь его отвязать, и тут ко мне подскакивает  именно тот человек, который не пустил вчера в собачьем приёмнике, врал, что там больные, давно отловленные . "Собака продана, придёт хозяин, и вам мало не покажется",- кричал он. "Да нет, это вам мало не покажется! Это мой пёс! Вы били  по носу, чтоб сломить его волю. Сейчас со мной  он никого не боится. Прикажу - выполнит команду "фас! ", - отвязала  и увела исстрадавшееся животное. Нас пытались догнать, но мы благополучно оторвались от преследователей, сменив в толпе направление движения.
Таксиста с трудом удалось  уговорить. Другие, увидев огромного пса,  попросту уезжали.  Но всё же, наконец, мы поехали домой! В машине Макс сидел, тесно прижавшись и положив голову мне на плечо. Тело его била мелкая дрожь. Как только  вышли из такси, воспитанный и послушный пёс потащил мимо лифта по лестнице на шестой этаж так, что я едва поспевала. Дома - никого. Обойдя всю квартиру он рухнул, уснул у двери...
Конечно, увидев Макса, и сын, и муж не верили своим глазам. Потом сын сказал: "Это только ты, мама, смогла через столько дней отыскать собаку в Москве!"
  А ещё сын привёл в дом афганскую борзую. Знакомые уговорили подержать Мэри, так звали собаку, на время их поездки за границу. Выгуливал Андрей двух собак сразу, но иногда приходилось гулять с ними и мне. В руках был длинный поводок, на обеих концах которого по собаке. И вот я не успела отдать команду, и Макс рванул за кошкой. Поводок я не удержала. Он мчался, а на другом конце поводка  болталась Мэри. Естественно, по пути она, бедолага, шмякалась, "квакая", то о дерево, то о мусорные бачки...А потом случилось самое неожиданное! Через несколько дней у неё начались роды. Никто из нас даже не подозревал, что собака щенная.
К счастью, всё прошло благополучно, четыре хорошеньких щенка появились на свет. Командировка хозяев собаки оказалась такой длительной, что я успела  раздать всех щенков.  Бесплатно, главное - в добрые руки.

СИБИРСКАЯ КРАСАВИЦА
У  моей лучшей подруги окотилась кошка. Котята были просто чудо! Да ещё Света ухаживала за ними, как за детьми: в красивой корзинке, на чистенькой белой пелёнке они завораживали взгляд.  За годы жизни своей кошки Светлана сумела раздать, пристроить соседям и сослуживцам, прохожим в метро и просто на улицах,  более шестидесяти котят! Мой муж терпеть не мог кошек и говорил, что никогда не заведёт их в доме. Я попросила его пойти со мной (живёт Света с семьёй через три дома), овчарку тоже взяла с собой.  Протянула корзинку с котятами:  "Выбирай." И он выбрал! Поднеся киску к носу Джессики, сказала: "Фу, нельзя, наша." Подруга хотела взять котёнка, но Джесс встала на задние лапы и не позволила. "Наша, значит, наша." Кошечку назвали Стефания, коротко Стеша. Она спала, зарывшись в шерсть овчарки, играла с ней, могла есть из её миски...Собака практически заменила ей кошку - маму. А что хозяин? Он тоже позволял ей всё. Даже сидеть у него на руках, когда он ел, и трогать лапкой еду.
Стеша превратилась в очень большую сибирской породы кошку черепахового окраса с длиннющей трёхцветной шерстью, белым, как жабо, воротником и  сапожками на лапах. Большие раскосые, необыкновенные  зеленовато - синие глаза украшали красивую морду. А хвост, словно огромное опахало, завершал её облик.
В один из весенних дней ко мне подошла соседка. Она была немного странновата, с нею не смог ужиться даже сын, и дом их был выставлен на продажу. Стеша ластилась у моих ног. "Стерилизованная?", - поинтересовалась соседка. Через несколько дней Стеша не пришла домой. Я искала, звала, ходила по заброшенным деревенским домам, всё было безрезультатно. Примерно через неделю мы  работали за домом. И вдруг послышалось тихое, словно из под земли идущее "мяу". На зов мяуканье повторилось. Оно доносилось с соседнего участка. "Но там сейчас никто не живёт. А вот соседка почему - то стала приезжать почти каждый день, чего раньше не было." Позвонив сыну соседки, сказала, что, видимо, его мама закрыла Стешу у них в гараже. Звуки доносились оттуда. Евгений ответил, что мать, конечно, не в себе, но он уверен, кошку она не брала. Через неделю Женя позвонил в домофон, пообещал всё открыть и везде проверить. Был уверен,  что кошки там нет! Ровно через десять минут Стеша пришла. Оказалось, соседка держала её в подвале гаража. Бросала ей сухой корм, лила воду сверху. Кошка понадобилась, чтобы первой войти в новый дом, который сын собирался ей купить!  Бедняжка слышала мой зов, мучилась от жажды, голода и холода. Более полумесяца несчастная просидела в тёмном сыром подвале. Пришлось немало лечить психику и восстанавливать её здоровье вообще.  Но, к счастью, всё это позади.
Летний день. Стефания мирно лежала на камнях у пруда  и грелась на солнышке. Вытянутые вперёд лапы, мордочка с закрытыми глазами выражали блаженство и покой. В ветвях жасмина хлопотали заполошные воробьи. Серо - голубоватые трясогузки, милые и доверчивые, перелетали с места на место, садились на обрамлявшие пруд булыжники, стараясь дотянуться до воды.
Обогнув угол дома, я прошла мимо всей этой живности, оставив и пруд, и кошку, и птиц за спиной.  Вдруг раздался довольно громкий всплеск, как будто что - то большое плюхнулось в воду. Резко обернувшись, увидела: в воде отчаянно барахтается Стеша. Ах, притвора! Хитрющая! Притворялась спящей! А она, оказывается, охотилась, и, не раздумывая, прыгнула за пролетающей над нею птицей, поплатившись купанием в пруду.
Джессика волновалась, пыталась дотянуться до кошки. И...  отважно прыгнула в воду. Стеша тут же оказалась у неё на спине.
Чихуашка Ася бегала вокруг пруда, громко лаяла, сигнализируя о случившемся.
Даже доплыв до берега, и кошка, и собака не смогли бы взобраться на отвесную стену чаши искусственного пруда! Пришлось прыгнуть в пруд прямо в одежде. Конечно, обе были спасены, но с тех пор я не замечала охотницу у пруда. Теперь она с опаской держится от воды подальше.   
Как-то раз, вернувшись из очередной командировки, узнала, что Стеша не приходит домой уже неделю. Очень расстроенная  вышла в сад, и, сама не знаю почему, громко позвала: "Сте-ша-а!" И вдруг с крыши соседского сарая раздаётся жалобное "мяу",  и она собственной персоной появляется у моих ног. Мы  так и не поняли, почему не приходила домой все эти дни? Что это было:  протест? Надо отметить, что из всей семьи она выделяла меня и только мне до сих пор позволяет брать себя на руки, ластится у ног и мурлычет.

НАЙДЁНЫШ  ТАКСА
Как-то  летом мы отправились в Вешняки по делам. Выходной день. На автостоянке множество машин, среди них беспокойно носится длинношёрстная такса. Перебегая от одной машины к другой, пёс явно искал хозяев  и  сильно нервничал. С автостоянки стал выбегать и на проезжую часть, рискуя попасть под машину. Было видно, что это ухоженное домашнее животное: длинная чистая блестящая шерсть цвета тёмного шоколада, красивые висячие уши, мощные короткие передние лапы охотничьей  норковой собаки и очень выразительные огромные грустные глаза. Красавец - пёс отчаянно искал хозяев, но, увы, их не было нигде.
Мы с мужем решили попытаться их найти. С собакой на руках  безуспешно обошли всё вокруг. Никто собаку не искал...Пришлось взять домой. Испробовав все известные,  остановились на кличке Грей. Попав в наш дом, он немедленно вскочил на обеденный стол, затем погнал по всему дому наших трёх кошек, которые жили в большой дружбе с имевшейся у нас овчаркой Джессикой, пытался всё пометить, спать  желал только на кровати... Пришлось приложить немало усилий, чтобы отучить от этих "барских" привычек.
За длину и форму тела его прозвали "лимузин". Неоднократно убегал. Но проболтавшись где-то три-четыре дня возвращался грязный и обязательно вывалявшийся в чём-нибудь сильно "душистом" (охотник убирал свой запах), с неизменно виноватой и счастливой мордой одновременно, задирал верхнюю губу и изображал такую улыбку, что его сразу же прощали.

 ВДОЛЬ ПО УЛИЦЕ...
По состоянию здоровья мужу  необходимы пешие прогулки. Их место - улица в нашем садовом товариществе. Прогуливался в обществе всех наших животных. Те, кто видел эту процессию, всегда удивлялись: впереди шёл, заложив руки за спину, сам Владимир Иванович. Рядом с ним степенно шагала немецкая овчарка Джессика - красивая, с длинной шерстью чепрачной масти,  чётко выполняя его команды и не отвлекаясь ни на какие посторонние предметы, людей, животных.  За ними, успевая заглянуть под все кусты и деревья, "шнурковал" из стороны в сторону  "лимузин"- такса Грей. И, что самое удивительное, шествие замыкали кошки: важная Стеша, спокойная и осторожная Дуся и быстрая Мэгги!  Дойдя до конца улицы, дальше уже был спуск к Москве реке,  Владимир Иванович и этот странный квинтет дружно разворачивался и шагал в обратную сторону. 
Позднее к этой живописной группе присоединился полугодовалый, помесь овчарки и лабрадора, метис Лари, которого хотели усыпить за ненадобностью прежние хозяева.      
Но став взрослым кобелём, он не смог поделить с Греем место вожака. Они устраивали такие кровавые разборки! И хотя мы полюбили обоих, пришлось пристраивать одного из них. Отдавали того, кого возьмут. Им оказался Лари. Его забрали на лодочную станцию в качестве сторожевого пса. Сотрудник станции , привязав Лари на длинный поводок к мотоциклу, медленно покатился. Пёс бежал за мотоциклом, всё время растерянно оглядываясь...
Через три дня, открыв калитку, я увидела его, счастливого, с обрывком металлического троса на ошейнике. Бои возобновились, и в пылу драки, когда я пыталась разнять собак, Лари серьёзно меня укусил.
Выручил мой коллега из Мариуполя. Но взять могли и хотели только таксу.  Оформив все необходимые документы, купила большую переноску, и мы отправились в аэропорт. Морда пса сияла от счастья. Его, а не Лари,  мама взяла с собой! И каково же было  разочарование, когда его посадили в переноску, а затем сдали в багажное отделение. Никогда не забуду плачущие, да, плачущие глаза и укоризненный взгляд! К счастью, он попал к двум очень добрым женщинам, которые любили и баловали его. Жил с ними на берегу залива, охотился за фазанами... Коллега периодически информировал меня о жизни Грея, новых проделках и шалостях, присылал фотографии... Но всё равно, было жаль, что с ним пришлось расстаться. До сих пор испытываю чувство вины, как - будто я совершила предательство.

ВОЗЬМИТЕ, ШАНС СОБАКЕ ДАЙТЕ!
Было решено вновь завести большую собаку, желательно овчарку. В интернете мелькнуло фото с надписью: "Майк ждёт." Дней через десять вновь его фото: "Майк просится домой!" И когда в третий раз увидела :"Возьмите, дайте собаке шанс !"- поняла, что это судьба, и поехала в приют в Павловский Посад. Вывели  восточно - европейскую овчарку,  худую и неухоженную. Возраст  примерно год - полтора. Пёс, как казалось, смотрел с надеждой.  Он так странно брал угощение: захватывал в пасть всю ладонь, затем бережно снимал с неё сосиску.  Пса сразу не отдали, а предложили хорошо обдумать  и в течение трёх дней подтвердить решение. Собаку привезут, посмотрят условия, а ещё надо подписать договор. И вот Майка  привезли. Пару дней он жил в вольере. Малютка Ася пыталась его облаять, бесстрашно совала мордочку в вольер. Важно было погасить её агрессию и не допустить озлобления с его стороны. Находясь в приюте Майк весьма недружелюбно жил с собратьями из соседних вольеров. У нас всё получилось, и через пару дней они обнюхали друг друга.  Чихуашка для порядка  порычала, но "кавалер" не стал обижать "барышню". Пёс стал свободно гулять по двору, и самое поразительное случилось дальше. Кошка Стеша, увидев Майка, смело направилась к нему.  Они встретились мордами, обнюхали друг друга. Майку строго была дана команда "фу!" Со стороны казалось, что он просто обалдел от такой неожиданной наглости. А Стеша? Вполне возможно, она решила, что вернулась  любимая Джессика. Дуся, видя отношение Майка к Стеше, тоже постепенно осмелела. А вот Барсик Майка побаивается, а пёс старается подловить и погонять его. И кот, нагулявшись, начинает громко мяукать, сидя на заборе: мол, вот он я, встречайте.  Кто-либо из домашних приказывает Майку идти в вольер, и Барсик спокойно идёт домой. Иногда собака под моим присмотром  всё же подходит к коту, обнюхивает его, но не более. При этом видно, что оба понимают ситуацию: собака - ей нельзя обижать  кота - накажут, кот - его в обиду не дадут.
Иногда пёс устраивает для нас целые показательные выступления, ходит на задних лапах, при этом забрасывает себе на нос кольцо, снова подбрасывает... Очень радуется и носится вокруг дома с мячом или другой игрушкой, если я приговариваю: "Ах, какой Майк ловкий, какой сильный! Красавец, молодец!".  Он дарит нам столько положительных эмоций!
За месяц с небольшим перед нашим отъездом на отдых Майк стал плохо есть и вдруг прекратил совсем. Даже мясо. Диагноз: увеличившаяся в три раза селезёнка сдавливает желудок, и у собаки постоянное чувство сытости. Селезёнка на грани перекрута, и тогда спасти животное можно не успеть.
Операция по удалению селезёнки прошла успешно, и вечером Майка привезли домой.  Пёс поскуливал, никак не мог лечь и уснуть. Уложив его на ковёр, легла рядом, и так, в обнимку , поглаживая и говоря ласковые слова, удалось его успокоить. Дрожь постепенно улеглась, он уснул. Таких ночей было десять. Надо было уследить, чтоб  не разлизал шов. Воротника, который надевают в таких случаях после операции нам хватало не более, чем на несколько минут. Шарахаясь из стороны в сторону и задевая всё вокруг, пёс разбивал ворот моментально. На двенадцатый день швы были сняты, аппетит постепенно восстановился.
Ест Майк очень деликатно и позволяет копаться в его миске...Если я дома, то кормить должна именно я сама. Иначе  есть "наш аристократ" не будет. Ася всегда старается быть рядом и подхватывает упавшие шарики корма. Мало этого. Пёс стал подкармливать подружку. Наберёт в пасть из миски и положит на настил. Мол, вот тебе, ешь! А вообще, Майк  удивительно красив,  ласков и послушен. Очень жаль, что люди берут питомцев из приютов не так часто, как хотелось бы!   А они ждут и надеются!
10 Двенадцатый удар курантов
Николь Павлова
                Часть первая: Ноябрьский ветер.

   Разорванные в клочья мысли, воспоминания, чувства и эмоции чуть колыхались на клетчатых обрывках тетради – холодный ноябрьский ветер бесцеремонно ворвался в открытое окно… Хрупкие обрывки бумаги, забросанные по всему полу  в потоках лунного света, удивительным образом напоминали осенние листья на тропе в старом, заброшенном саду…
   Никогда не думала, что сделаю это. Но я разорвала свой дневник. Разорвала свои чувства и эмоции, разорвала мечты и надежды… Знаю, это никогда не поможет мне забыть тебя… Холод. Ледяной холод окутывает пространство, будто бы пронизывая каждую клеточку мира, пронзая его насквозь… Больно. Больно и пусто внутри, там, где совсем недавно было ощущение счастья – оно пело и смеялось, словно крохотная юная птичка… А теперь песня замолкла и смех растворился в глубине печали… Тишина. Тишина внутри, хотя сердце продолжает биться, словно ничего не случилось… Холодно. Я лижу на кровати и не отрываясь смотрю в потолок: слёзы медленно наполняют глаза и стекают по щекам крупными каплями одинокого ливня… Обрывки бумаги, гонимые звенящим ветром, скользят вокруг, напоминая стайку крохотных белоснежных птичек, которые никак не могут взлететь, не смотря на то, крылья их абсолютно целы…
   Так странно чувствовать себя настолько одинокой в этом огромном, заполненном людьми мире… Я очень скучаю  по тебе… А ты даже не знаешь об этом… Да, я уничтожила отражения своих чувств на бумаге, но они живут, они дышат внутри меня, они никуда не исчезли… Закрыв глаза, я погружаюсь в свои воспоминания: твои прекрасные глаза цвета неба, голубого льда, внутри которого сияет ласковое, тёплое пламя; бесконечно добрая улыбка и голос, в котором так легко утонуть, будто бы в океане… Я никогда, никогда не сумею просто стереть этот образ и целый мир, открытый тобой для моего сердца… Я влюбилась бесповоротно и неизбежно… Что ж, пусть буде так.
   Ветер усиливается и уносит на своих изящных невидимых руках обрывки моих эмоций и воспоминаний, но ты остаёшься со мной в глубине нот, стихов, прозы, души и пульса… Пусть будет так.
   Открыв глаза, я безмолвно вглядываюсь в нашу любимую фотографию, по-прежнему стоящую на прикроватной тумбочке: мы сидим на пляже и смеёмся, уже не помню точно, почему… Помнишь, как мы ездили на море?..
   Иногда мне кажется, что всё это было ни более, чем сном, волшебной предрассветной игрой моего воображения… Но нет, наше прошлое – это непоколебимая правда. А реальность… Способна ли я её изменить? Не знаю… Медленно поднимаюсь с постели. Стоя возле окна и глядя на холодный ночной неон, я как никогда искренне надеюсь на задумчивый ноябрьский ветер: быть может он принесёт тебе разрозненные обрывки того, что я так и не решилась сказать тебе вслух и тогда ты поймёшь глубину неописуемого чувства, которое наполняет теперь всё моё существо…
   При мысли об этом я улыбаюсь – впервые за долгое время… Ветер продолжает подхватывать и уносить за горизонт  обрывки дневника… на одном из них написаны насколько слов… Я замечаю их – как никогда отчётливо они звучат в моей голове, и я шепчу их ветру, шепчу так, как сейчас шептала бы тебе, если бы ты был рядом, надеясь, что ветер унесёт вместе с обрывками строк тихое звучание моего голоса… И ветер уноситься в даль, повторяя в след за мной одну-единственную фразу: «Я люблю тебя!»…

              Часть вторая: Двенадцатый удар курантов.

   Старый сад безмятежно спал, бережно укутанный волшебным декабрём в пушистый плед из белого снега. Глубина ночи была наполнена голосом ветра, который нашёптывал миру свой старые-старые сказки.
   Спящий сад приветливо встретил меня, на смотря на столь поздний час. Мои шаги отражались в холодном воздухе чётким, ровным ритмом. Он напоминал биение сердца – вечно одинокого среди суеты мира…
  Совсем недавно мы с тобой гуляли здесь. Вместе. Но сейчас мне кажется, что от этих счастливых вечеров нас обоих отделяет целая вечность…
  Больше всего мы любили два места – этот старый сад и бескрайнее тёплое море…
  Помнишь, как ты учил меня плавать? Я уже почти научилась и очень хотела нырнуть хотя бы неглубоко. Но сильно боялась. Ты обнял меня за плечи, попросил закрыть глаза. Я так и сделала. Ты прошептал: «А теперь набери в лёгкие побольше воздуха. И ничего не бойся…»
   Ты поцеловал меня, потянув вниз за собой… Спокойная вода тут же спрятала нас… Когда мы вынырнули, я была в полном замешательстве, а ты смеялся, в ответ повторяя: «Ты очень смешная, когда пытаешься злиться!»…
   А ведь ты знал, что для меня это был первый поцелуй… С тех пор мы часто ныряли так. Вместе. До сих пор помню ветвистые белые кораллы, которые однажды так поразили меня своей красотой… Наверное это странно, но в эту ночь старый сад удивительно напоминал мне океан: заснеженные ветви деревьев казались невообразимо похожими на те прекрасные кораллы, поразившие когда-то моё воображение; ветер колышет их, словно ласковые потоки воды, шепча песню волн; блеск звёзд и сияние фонарей освещают ночь, будто глубины океана… Но здесь больше нет тепла. И тебя больше нет рядом. Я даже не помню, из-за чего мы поссорились… Мне очень холодно. Но я стараюсь плыть дальше…
   Вот наша любимая скамейка. Сажусь на неё, откидываю голову назад и смотрю на падающие серебристые снежинки… А ведь сегодня Новый год, 31-ое декабря. Осталось всего 3 минуты и куранты начнут свои отсчёт. Так не привычно встречать этот праздник без тебя… В холодном одиночестве старого сада… За его приделами – шум, гам и веселье, а здесь, в прочим, как и всегда, нет никого, креме меня… и пустоты, которая была наполнена тобой… Я снова погружаюсь в глубину воспоминаний… В дали слышаться до боли знакомые шаги – сердце сжимается – моя память снова возрождает твой образ… Шаги приближаются, ты встаёшь за мной… Запах твоих духов опьяняет, он даже слишком реальный…
- Я так долго искал тебя…
Резко распахиваю глаза: ты склонился надо мной, с упором держась ладонями на спинку скамейки. Улыбаешься. Мне сразу стало тепло, словно посреди зимы проснулось летнее солнце. Твои голубые глаза сверкают ледяным огнём, внезапно окрылившим моё сердце… Это был не сон. Ты действительно пришёл сюда. В дали раздался первый удар курантов.
- Ты…Что ты здесь делаешь? - мой голос звучал непривычно тихо, он срывался.
- Я потерял твой номер телефона, прости… И нигде не нашёл тебя…
- Я переехала в другой район и поменяла все профили в Интернете…
- Я хотел извиниться, всё так глупо получилось…
- Не надо, мы оба виноваты в той ссоре… Почему ты здесь?
- Мне захотелось встретить праздник с тобой… Или хотя бы в том, месте, которое, словно мост, связывает нас…- огонь в твоих глазах внезапно ослабел, улыбка потускнела.
- Мне тоже… - я улыбнулась в ответ, и твоя улыбка расцвела снова. Куранты ударили в седьмой раз.
  Я положила руки тебе на плечи и заглянула прямо в глаза:
- Помнишь, как ты учил меня плавать?..
Твоя ладонь скользнула по моей щеке, я медленно закрыла глаза, коснувшись пальцами твоих волос… Глубокий вдох… Водная гладь сомкнулась над нами как тогда… Куранты пробили двенадцатый раз…

                Часть третья: Метель января.

  Ветер, беспокойный январский ветер, нарушает тишину нашего спящего дома, но ты не знаешь об этом: усталость и сон крепко обняли тебя, раскрыв разноцветную книгу сказочных грёз… Но мне не спиться в эту ночь. Ветер… Он словно зовёт кого-то, просит о помощи… Кто знает, может быть он обращается ко мне? Я так хочу помочь ему как он однажды помочь нам: в тот вечер он принёс тебе моё скомканное, но самое ценное и светлое в жизни послание… Ты нашёл  меня тогда, когда я почти потеряла надежду, нашёл и остался рядом навсегда… Рука об руку мы распахнули дверь в новый год, смеясь и улыбаясь как никогда прежде-счастливые… Любовь подарила нам новые, прекрасные крылья…
   Так чем же я сейчас могу помочь тебе, безнадежный, беспокойный ветер?.. Я не знаю… Совсем не знаю…Но моё сердце настолько искренне жаждет этого, что начинает биться быстрее… Неожиданно ответ загорается в моём сознании, словно звёздная искорка в небе, сияние которой освещает ярким светом всё вокруг… Я вырываю первый пустой листок из нового дневника и аккуратно вывожу на нём всего два слова… Замираю на несколько секунд, внимательно перечитывая написанное. Потом открываю окно: ветер нетерпеливо ворвался в окно, тихо кружа тысячи хрупких снежинок, искрящихся в лунном свете. Но вдруг замер, будто бы в смущении… я взяла листок в руки, подошла к открытому окну и медленно положила его на невидимые ладони ветра… Он быстро подхватил мои слова и стал кружить письмо в старинном, меланхоличном вальсе вместе со снежинками… я улыбнулась, а ветер выпорхнул обратно на улицу, словно беспечная птица, унося с собой моё письмо - он был счастлив… Листок улета всё дальше и дальше. А вскоре совсем исчез в глубине полупрозрачной метели… Я проводила его взглядом и снова посмотрела на тебя: ты по-прежнему спал, листая яркие сказки собственных фантазий…
   Наконец-то меня стало клонить ко сну… Боясь потревожить тебя, осторожно легла рядом, положив голову на твоё плечо… Не просыпаясь, ты взял меня за руку – я улыбнулась и закрыла глаза… Ветер уже почти  успокоился, еле-еле слышно запел нам свою колыбельную… Казалось, его ласковый голос убаюкивает ни только нас, но и весь мир… Наверное он поверил мне, поверил моим словам… «Будь счастлив!» - вот то, что я написала. И в этих словах он нашёл свою долгожданную надежду – её он и искал так неистово… Январские снежинки кружились над землёй в такт колыбельной… А сны дарили нам свои бесконечные краски… До нового волшебного утра.
11 Крещенский вечерок с подружками. Юмор. рассказ
Галина-Анастасия Савина
               
      Люся развелась с мужем и переехала в другую квартиру на 4-ом этаже пятиэтажки. Время было предновогоднее и в гордом одиночестве встречать Новый год как-то не хотелось. Ей повезло, она познакомилась с такими же разведёнками. Одна из них жила на втором этаже, а две – в соседнем доме. Новый год – семейный праздник, встретить вместе его не довелось. Новые подружки отправились, кто к родителям, кто к сестре, а одна, почему-то, к бывшему мужу. А вот на Рождество решили встретиться и погадать, несмотря ни на что. Вдруг повезёт – и нового суженного нагадают. Каждой.
      К вечеру все собрались у Люси, чтобы приготовить всё к гаданию и настроиться, так сказать, на чудо. Для храбрости выпили Люськиной вишнёвой настоечки, и разок, и другой. А когда на стене часы пробили 12.00 ночи, Светка, весело подмигнув, на распев произнесла:
- Суженый мой, ряженый,
  Птицами обгаженный…
Катюха её прервала:
- Светик, ну ты чего? Своего вспомнила, что ли?
А Светка, махнув рукой, продолжила:
- Ряженый мой, суженый,
  На всю голову простуженный…
Тут и Люська не выдержала:
- Ну, девчонки, так дело не пойдёт. Отставить смешки и критику…
- Это точно. – Добавила Катюха. – А то опять нагадаем себе и контуженых, и простуженных…А нам это, ну…совершенно ни к чему.
- Ага, нам прынцев подавай. – Добавила, до этого молчавшая, Настёна. – Ну уж были некудышние мужья, теперь кудышних хотим.
- И то так, - произнесла Люська и по-хозяйски распорядилась выключить свет и зажечь свечи.
Так и сделали. Первым делом стали из-под салфеток, которыми были прикрыты предметы на блюдцах, вытаскивать и смотреть, что кому досталось.
- Ой, а у меня пупс! – Удивлённо произнесла Настёна. – Это к чему?
- К чему, к чему? К пополнению! – Хором ответили девчонки.
- К какому ещё пополнению? А-а-а! К пополнению… так не от кого…
- Да-да! Не от кого…А Новый год с кем встречала, а? С бывшим.
- Ну да, с бывшим. А вы о чём это подумали?
- Да мы-то ни о чём…но пополнение ждём.
- Да ладно вам, - засмущалась Настёна.
Тут тему о потомстве перебила Светка:
- Девоньки, я, кажется, к чему-то прилипла!
- Вся?
- Не-е, только пальцы.
- А-а, так это ж сахар! Всё, Светик, сладкая жизнь на этот год тебе обеспечена.
- Ха! Я так и поняла. Лучшего и быть не должно. А что там у вас?
- А у меня – вот! К чему бы это? – показывая старую 5-копеечную монету, удивлённо спросила Катюха.
- К богатству, дорогая, к богатству.
- К богатству могли бы и побольше положить, а то от одной старой монетки не очень-то разбогатеешь.
- Ладно, добавим…но не сегодня…и не монетку…
- А что-о-о-о?
- Что? Что? – вклинилась в разговор Люся. – Обо мне забыли. У меня вот зёрна. Чтобы это значило? А?
- Так это ж, чтобы в доме и ровно, и полно, ну, это…чтобы полки в холодильнике ломились…
- От чего это вдруг?
- От еды, дорогая, от еды!
- А-а-а! Ну, тогда я согласная! А теперь, девчонки, сапоги в руки, и на выход.
Выйдя на порог, стали, сняв с ноги один сапожок, бросать его через голову. Один шумно упал в клумбу, и вечно бдящая соседка, грозно постучала в окно.
- Чей сапог? Твой, Настёна? Держи. Садовником-цветоводом жених будет, ну или огородником-землепашцем…Ну, это, как захочешь.
- Ну, всё, точно опять с бывшим сойдётесь. Он же у тебя в «Зеленстрое» работает, кажется?
- Всё, моя очередь бросать сапоги. – Заявила Светка.
- Ну, сразу-то два не надо.
- Ой! А он в подъезд улетел. Чего теперь будет?
- Ничего не будет, вернее, никого.
- Как это - никого? – возмутилась Светка. – Сладкая жизнь, и никого?
- Ну, Светик, сладкая жизнь – это уже о-го-го!
- Ладно, девчонки, кто следующий?
- Не-не-не! Мы идём в отказ! – сразу заявили Люська с Катюхой.
- Что, сговорились? Сдрейфили?
- И ничего не сдрейфили! У нас другое предложение. Идём в люди. Кто первый увидит мужчинку, спрашивает имя, так и мужа будет звать.
Только спустились со ступенек во двор, Люська, всматриваясь в темноту, закричала:
- Ой, там кто-то возле мусорных баков копошится, может, вернёмся, что-то мне не по себе, всё-таки полночь.
- Ага, нечего задний ход включать. Ты увидела, тебе и спрашивать.
И четвёрка жаждущих непонятно чего женщин окружила любителя покопаться ночью в помойке.
- Ты кто? Как зовут? – с напором спросила Люська.
Бомжик, в грязной одежонке, в шапчонке, натянутой на глаза, бросив палку, которой ковырялся в контейнере, хотел было драпануть, но отступать было некуда. Волнуясь, он почему-то стал оправдываться.
- Я понял, это ваша территория, больше здесь не появлюсь.
- Да не боись, - осмелев, заявили девчонки, не тронем.
- Чес слово. Больше не приду сюда, ваши, значит, ваши.
- Кто наши? – Не поняли подруги.
- Так это…мусорники…
- А-а-а! Понятно! Разрешаем, можешь приходить. Только имя-то скажи.
- Сашка я.
- Всё, Люся, Сашка у тебя муж будет.
- Я…я…не согласен…
- Да, ты, дорогой, своими делами занимайся, твоё согласие не требуется, и вообще, у нас свои дела.
И девчонки, завернув за угол, пошли по улице. Странно, но даже после полуночи, прохожие встречались.
Увидев двух парней, Настёна вырвалась вперёд.
- Ребята, а как вас зовут?
Они удивлённо на неё посмотрели и, обходя стороной, покрутили у виска.
- Ну вот, сорвалось! – Грустно произнесла Настя.
- Ну а ты чего хотела? Так рванула вперёд, чтоб всех опередить, вот и сбежали женихи…со страху.
Все весело засмеялись. Тут троица увидела – Катюхи нет рядом. Глянули – стоит в сторонке с каким-то парнем. Попрощавшись с ним, подошла и заявила.
- Всё, я своего мужа уже отыскала. Имечко его - Руслан. Ха!
- Ну, Светик, как до тебя очередь дошла, так и улица опустела.
- Я уже подмерзаю, пойдём домой, там «Вишнёвочка». – предложила Люська.
Все поддержали идею и быстренько направились к дому.
Под настоечку подвели итоги.
- И так, у Настёны снова – бывший муж и пополнение семейства. Старайся – проверим!
- У Светика сладкая жизнь! И это просто здорово!
- Не завидуйте! Сама себе завидую! – пылко произнесла Светлана.
- У Катюхи – Руслан намечается. Главное, не подведи.
- Я-то не подведу, а с вас монеты для богатства, как обещали!
- Ладно, так и быть, сбросимся!
- Ну а тебе, Люська, больше всех повезло! Сашка-добытчик!
- Ага, отмою, отскоблю, на диванчик уложу, а там, как пойдёт.
И все дружненько засмеялись.
                20-26.01.2019.
Р.S. Всё, к удивлению, сбылось.
12 Шурка
Вера Шкодина
ВТОРОЕ МЕСТО В УЧЕБНОМ КОНКУРСЕ ПО СТИЛИСТИКЕ "ВСЁ ЭТО - ЖИЗНЬ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
ТРЕТЬЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ЖИЗНЬ ПРОЖИТЬ - НЕ ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ" КЛУБА СЛАВА ФОНДА
ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "КАК ОПАСЕН ЭТОТ МИР" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
  ПЯТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 37» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА
ПОЧЁТНОЕ ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ "ИМЯ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
    
   
Санька проснулась среди ночи.
Во дворе выла собака.
Санька теперь тоскливо вслушивалась в непонятное откровение собачьей души.
В горнице заворочалась и забормотала мать.
Ей надо в пять утра вставать, чтоб подоить корову и выпроводить в стадо.
- Вот развылась! - уронила Санька в темноту, натянув одеяло на голову.
Мать заворочалась снова, вздохнула и обреченно изрекла:
- Преставился кто-то.
- Да уж!  - фыркнула Санька, - как же, сказки!
- Так и есть, - убежденно заверила мать
Её уверенность заставила внутренне сжаться и замолчать.
Спорить не хотелось, спать тоже. Промучившись до утра,  за обычными летними делами выкинула из головы ночной разговор.
       В обед влетела переполошенная соседка и , вытаращив глаза, затараторила:
- Шурка Доценко удавился! Руки, господи, наложил на себя!
И,  довольная  произведенным эффектом, расположившись на лавке у печки, продолжала уже спокойнее.
Веревку  через кровать перемахнул и  затянулся. Так  и тянул, пока не помер. Ужас! – закрыла она лицо.
- Шурка? – удивилась мать и неожиданно добавила, - да уж пора ему.
Соседка помолчала и убежденно добавила:
- Собаке – собачья смерть!
       Санька оцепенела от этих слов. До ночи бестолково толкалась она по двору, слушая и слыша, как сквозь вату, новые подробности, приносимые разговорчивыми соседками.
Санька хорошо знала его и не верила, и не могла поверить. Особенно потрясли её слова  людского приговора:
- Собаке – собачья смерть.
Почему? Откуда такая жестокость? Всё внутри рвалось и протестовало. Нет! Так нельзя о человеке!
Даже если он такой.
Всё равно нельзя, не имеют права судить . Разве они всё знают?
       Через пару дней его хоронили.
По улице шла странная похоронная процессия. Для деревни это было невероятно:
 Пять человек родных и больше -  никого.
Люди выходили на улицу, провожали  группу глазами и молча уходили во двор.
       А Санька всё стояла и стояла на улице, и когда они уже скрылись из глаз, она всё не могла сдвинуться с места. И всё звучали и звучали  в ушах ужасные слова: «Собаке – собачья смерть»
Неожиданно для самой себя она вдруг разревелась. Но и это не принесло облегчения:
- За что же так они? Не  смеют, не смеют!
Но они смели.  А человека  больше нет. И разве  нет прощения?
       Да, Шурка всегда был непутевым. Он не умещался ни в какие рамки. Он был сам по себе.
Небольшого роста,  обычной  внешности, но в драках, которые он сам учинял,  перед ним отступали самые отчаянные забияки.
Пугало в нём такое безрассудство, в котором читалось только одно: он не остановится.
И он, действительно, не останавливался ни перед чем.
       Еще в школе научился вынимать нож в любой потасовке, и еще тогда мог и  пырнуть.
А при виде ножа все кидались врассыпную.
А дальше – больше. Драки, поножовщина, пьянки и тюрьма, как родной дом.
Он не воровал, не грабил, нет. Он дрался.
Лез отчаянно на забияку любого калибра и побеждал. Всегда.
А если кто не отступал, были жертвы.
И как следствие – тюрьма. Опять и  опять.   И  всю жизнь.
        И чего, казалось, плакать?  Одно горе причинял он своим землякам.
Но Санька помнила его другим. Она тогда  еще училась в десятом классе.
Старший брат Володька вдруг увлекся боксом. В зале висела самодельная груша, которую он после работы каждодневно колошматил вечерами.
Санька помнила, как брат пришел однажды  домой весь избитый.  И тогда она впервые услышала  про Шурку. Мать – учитель математики, запретила ему выходить на улицу  вечерами.
Но Володька был упрямый и гордый.
        Однажды поздним вечером родители ушли к знакомым что-то отмечать. Санька делала уроки.
Вдруг -  захлебывающийся лай овчарки. Грохот двери, которая была просто   снята с петель. И появился невысокий парень в распахнутом полушубке с ножом в руках. Володька побледнел.
Санька изумлённо поднялась из-за стола и пошла навстречу.  Вид ножа её не только не испугал, она поразилась невиданной наглости.
-  Ты что, сдурел? – возмущенно заорала она. – А ну сейчас же дверь на место поставь!
Мороз на дворе!.
 С ума сошел что ли?
Шурка оторопел. Опустил нож и  вдруг расхохотался:
 - Татьяна Тимофеевна! Вылитая Татьяна Тимофеевна! Как есть!- Татьяна Тимофеевна!
         Дело в том, что мать Саньки, Татьяна Тимофеевна,  когда-то учила его.
 Её знали, как строгого и требовательного учителя.  Все хулиганы уважали её за справедливость. Санька, действительно, была очень похожа на мать.
Шурка безропотно и даже охотно поставил дверь на место, балагуря с Санькой о том, какая умная и строгая у неё мать. Уходя, взглянул на Володьку и добавил:  «А ты не лезь, куда не надо. А то получишь. Понял?»
- Сам получишь! – возмутилась Санька,  - еще не хватало!
- Да ладно, - щелкнул он её по носу, - Татьяна Тимофеевна!
- Я Санька!
-Тёзка!
Во дворе  грозная овчарка проводила его только   рычанием.
         Второй раз она увидела его, когда была уже первокурсницей. Приезжала домой на выходные. Была  зима.
Решила сходить на танцы в клуб, куда раньше  путь был   заказан, учениц туда не пускали.
Вошли с подругой и вдруг, как сквозняк по залу:
- Шурка! Шурка!
Повисла тишина. Напряженно повернуты головы к двери.
Санька увидела плотного невысокого паренька в щегольских  белых  послевоенных бурках, в лисьей дорогой ушанке, вызывающе заломленной на ухо.
Санька с любопытством,а потом и весело изучала его кавалерийские замашки. Её веселила вызывающая  рисовка, живописная свита и купеческий задор.
           Дома она хохотала, описывая  экстравагантный его вид и  поведение.
Старший брат неодобрительно  косился и пророчески предупредил:
-  Ты его не знаешь. Это головорез. Его все парни боятся.
- Почему? -  искренне удилась Санька, - он такой смешной! И не злой вовсе.
-  Добрый! – Володька едва не захлебнулся от негодования,  - Добрый? – повторил он и развел руками. – Если бы все  добрые  столько народу перерезали, то я уже не знаю, кто злой!
- Вы его сами избаловали, - упрямилась Санька, -  потому что дрожите, вот он и бахвалится.
- Дрожи, не дрожи, у него разговор короткий. Не дрожишь -  пырнет ножом, только и всего, - холодно возразил брат, - и вообще, помолчи, салага.   Мам! Скажи ты ей! А то я не пущу её на танцы!
- Попробуй! – возмутилась сестра, -  феодал!
А его боишься! Ха-ха-ха!
- Ну ладно, я с детьми не спорю, - брат хлопнул дверью.
- Скажите, пожалуйста, какие мы взрослые! – крикнула вслед Санька.
          А через неделю Шурка пригласил её на танец.
Танцевали вдвоем,  а рядом -  ни одной пары.
Санька веселилась:
- Это они все тебя боятся? Да? А хорошо! Не тесно!
Шурка разговаривал с ней уважительно:
- Я знаю, ты дочка Татьяны Тимофеевны!
По глазам узнал.
Это моя любимая  учительница.
- Ого! У тебя что, любимые учителя есть?
- Одна, - просто ответил Шурка, -  я её на все праздники поздравляю.
Санька вспомнила открытки, что получала мать к праздникам, чуть ли не со всего света.
- И из тюрьмы тоже? – съязвила Санька.
- Да, - нисколько не удивился тот и торжественно заявил, - всегда! Я её уважаю.
- Это за что же?
И она вспомнила, что мать никогда  не высказывалась о Шурке плохо.
- Она строгая и справедливая. Мы её уважали. Да.
Санька помолчала.
Надо же, идеалы у него.
- Я тебя пойду провожать,  - закончил он разговор и  вежливо провел её на место.
- Валяй, - хмыкнула Санька и представила вытянувшееся лицо брата.
- Пошли через озеро, - предложила она,- чтоб не шокировать бабок.
- Давай, -согласился он
          Они шли и беседовали. Санька спрашивала, он отвечал. Наконец, она осмелилась:
- Ты почему из тюрем не вылезаешь? Нравится что ли?
 Шурка тяжело замолчал.
«Ну, влипла, - подумала Санька, -и зачем?»
Вдруг он остановился и горячо заговорил.
 Из его пульсирующей исповеди Санька поняла:
- Дразнят, задевают, лезут все. А я  дурной! – упавшим голосом завершил он, - сам не понимаю, как за нож хватаюсь. Дурной я! Дурной!
Саньке это было совсем непонятно, совсем!
- Удобно устроился, - буркнула она, - себя не помнить, себя не понимать! Очень удобно! Можно позавидовать!
- Чему?  -искренне удивился тот.
- Ты почему такая темнота? Ты почему  всё на инстинкты спихиваешь? А?
Теперь не понял он. И Саньке стало ясно:  не поймет. Не знает он про инстинкты.
- Ну ладно, - оборвала она себя, - тормоза тебе надо ставить, а иначе – крышка.
- Да, - наивно согласился он, - только ничего не выйдет, я пробовал.
Вот так они и расстались
- Мама! - кричит возмущенный брат, - ты знаешь, кто её провожал сейчас? Шурка! Я следом полз по кустам, все штаны продрал! Перетрясся весь, а  она, представь, воспитательные беседы с ним проводит! Дура больная! Учительница облезлая! Да он же тебя одной рукой!
- Ладно! Прекрати, Не тронет он её. Я знаю, -  отрубила мать,и ушла в горницу.
- Вот так! Сам дурак!  А он искренне со мной разговаривал!
           А ведь он, действительно, был абсолютно искренним. Это она чувствовала. Но как же сочетать его искренность, даже наивность с нечеловеческой,  звериной жестокостью?
- Брось ты свою философию, - злился брат, -  прямо педагог Макаренко нашлась! Ну, давай, займись воспитанием! А он тебя прирежет из благодарности.
Так и не решила Санька этой мучительной загадки.
Шурку опять посадили за какую-то разборку с поножовщиной.
      И еще  была одна встреча.
Случайная.
 В одном районе, где после вуза она только начинала работать в восьмилетке.
 Как он обрадовался, увидев её!
- Ты знаешь, завязал я, всё! Точно! Сейчас работаю в геологоразведке. Уже второй год! Я деньги зарабатываю.  Матери  дом куплю. Хватит ей в землянке жить! Слушай, а ты можешь мел достать?
- Зачем? – удивилась Санька.
-  Бурки помелить, чтоб белые были.
 Санька расхохоталась:
- Мне бы твои проблемы!
- Ну достань, - обиделся он, что тебе стоит.
- Запросто! – достала из портфеля мел, - доволен?
- О! – заулыбался тот, - спасибо, а то нигде не могу достать!
Вот и всё.
        А потом ещё прошло года три. Летом Санька всегда гостила дома.
В прошлом году умерла Шуркина мать, так и не дождавшись дворца на Шуркины деньги.
Умерла в землянухе.
А он приехал из тюрьмы, опоздал на похороны, а ночью удавился, сам.
     Какой же постылой должна стать   жизнь, что даже инстинкт самосохранения не смог одолеть его в тот момент.
Его,  человека -  на уровне инстинктов.
 Шурка, Шурка! Безрассудная голова!
«Собаке – собачья смерть!»
Почему же так больно за тебя?
Наверное, что-то ты понял, если не смог больше жить, Шурка!
13 Выстрел
Вера Шкодина
ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ЧТО ЗА ЗЕРКАЛО РАЗБИЛИ ТРОЛЛИ?!" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА


Санька  при свете лампы доделывала уроки.
Скоро  экзамены, одиннадцатый класс,и прощай, школа.
Решила поступать на филфак в единственный педвуз в области и только из-за любви к литературе.
       В Челябинск на журфак мать запретила категорически: «Девочку одну да в незнакомый  город? Нет! Здесь  все-таки  тетка родная, поживешь у нее и  или в общежитии».
        Санька молча покорилась. С матерью  спорить бесполезно.Одноглазый дымчатый кот, по кличке Кутузов, внезапно с силой  скакнул на  грудь. Санька  шатнулась на спинку стула, и разом прогремел выстрел.
Буквально мимо  носа что-то просвистело и воткнулось в ковер на стене. Занавеска задержала  выбитые стекла, которые  падали    со звоном на подоконник.
Санька оцепенела.
         Из  горницы выскочил отец:
- Нагнись!
Выключил свет.  Стало темно.
За окном тревожно раскачивались акации, доносился отчаянный лай разбуженных псов.
          Мать, которая  всегда отличалась  сумасшедшей  храбростью, кинулась во двор, открыла ворота. Никого.
          Отец шарил  в темноте рукой за шкафом, никак не мог найти ружье.
Руки у него тряслись. Он бормотал что-то.
         Санька сидела на корточках, обхватив руками плечи и перепуганно шептала:
-Ой, мамочка, ой, мамочка!
-Что же это такое, господи,- плачущим голосом приговаривала мать, пытаясь найти, чем  бы заткнуть дыру в стекле.
-Из ружья шарахнули, - бормотал отец, выковыривая что-то из стены, - сволочи!
-Да за что же это такое! - вскричала мать, выпрямляясь.-Отец! За что это, отец?! Нет, это не по мою душу приходили! И девчонка тут ни при чем! Отец!
Это ты что-то натворил, отец? Чего молчишь? Говори!
-За  зерно мстят, наверное,- опустился на стул, - за зерно, мать. Вчера четверых задержал, мешки  тащили с тока.
-А кто хоть помнишь?
-Где там! Ночь. Сиганули в кусты, мешки, правда, побросали.
-И надо тебе было?
-Как же, мать, что  что ж я... Собачьи сыны! Не дождутся! - выдавил он, ощетинившись, - с ружьем ходить буду! Сволочи! Я войну прошел, мать!
Санька потом недоумевала.
Как же это? Какие  у них могут быть враги?
Мать обожали все шалопаи и бездельники, которых она учила или выпускала. Открытки поздравительные слали со всего света, даже из тюрьмы. Санька помнит, как перед входом в магазин толпа  великовозрастных детин вытянулась, руки по швам,  по команде: «На Татьяну Тимофеевну равняйсь!» И они с матерью сквозь строй вошли в магазин. Саньке было смешно, а мать, чуть улыбнувшись, погрозила им пальцем. Если Санька приходила в клуб на концерт или в кино, будучи еще малышкой,чьи-то сильные руки провожали ее на первый ряд с шепотом: «Татьяны Тимофеевны дочка». И так до старших классов
Отца уважали за  справедливость и побаивались  за  крутой характер и требовательность. Еще бы! Он единственный в районе и области побывал на ВДНХ за высокие показатели на ферме по надоям. Столько наград привез, столько впечатлений. С последней дойки всегда возвращался позже всех, а дорога — через ток. Сторож спит или боится,а народ тащит мешками.  Не может равнодушно пройти. Неужели за это? Не хочется верить.
Так вопросы и повисли. Милиция ни до чего не докопалась.
А Санька  без труда сдала все предметы и прошла по конкурсу, хотя  он был очень высокий: сразу выпускались все одиннадцатые  и все десятые  одновременно с переходом на десятилетку.
Курс филфака — сто человек. Одна из тем сочинения  - образ Павки Корчагина.   
   Санька обожала зту книгу. Почти  заканчивая, покосилась на соседей справа — списывают, слева - то же самое. Испугалась. Вдруг делает что-то не так.  Оценку получила  "отлично и хорошо". Вспомнила, что только одна на весь курс не шпаргалила. Как же они будут преподавать литературу?Вот это да!
   Начались студенческие будни. Каждую субботу  - домой, сорок километров автобусом. В понедельник  в  шесть  утра с сумкой, набитой продуктами, к автобусу.. К девяти успеваешь. Общежитие рядом с вузом.
   Однажды дали маленький автобус, билетов не было. А поселок большой и народу много. Одноклассники открыли окно и втащили ее, так и ехала на коленях у друзей.
   Был еще случай: вовремя не взяла билет, стала высматривать своих, рядом стоит  парень  и протягивает билет. Симпатичный, высокий, светловолосый. Места оказались рядом. Деньги не взял.
   Общительная Санька трещала всю дорогу. Он молча слушал с легкой улыбкой. Какое-то тепло исходило от него, расставаться не хотелось. Договорились встретиться вечером.  Робкий, предупредительный, таких  Санька  не встречала. Улыбается, молчит. Санька  болтает  без умолку, потом теряется. Что-то в нем обволакивающее, непонятное. Лучше  уйти.
   Так продолжалось почти месяц. Ни поцелуев, ни объятий. Будто изучает с пристрастием.  Волнующе и непонятно. Однажды вечером их увидела двоюродная сестра Надя. Тревожно взглянула и упорхнула. Когда Санька приехала в очередной раз домой, в гостях была тетя Юля. Разговор  с матерью был взволнованный.  Вошла Санька. Обе глянули на нее тревожно, даже испуганно, и смолкли. Чего тетка приезжала, мать не сказала,  но вдруг стала напряженной, какой-то сосредоточенной. Санька решила, что с отцом проблемы. Погуливал. Как-то  случайно  услышала,  как  мать со слезами выговаривала  ему  за какую -то зазнобу.
Санька не влезала в их дела. Не  принято было такое.
На каникулы ехали домой вместе, опять случайно. Он учился в торговом техникуме. И что удивительно, его тоже звали Владимиром,  как старшего брата, и  тоже Николаевич.
 -Да мы с тобой родственники, только фамилия у тебя другая — Коробкин,-смеялась Санька
Сходили вместе на  футбольную площадку, что была за селом,в березовом околке, потом пошли бродить по лесу. Рвали подснежники, пили березовый сок. Начал целовать дерзко, грубо. Санька  - мастер спорта по спортивной гимнастике. Полетел на траву, успокоился.
 -Ты чего?» -удивилась Санька,- опьянел от сока.?
 -Пойдем к тебе, познакомиться с родителями?
 -Татьяны Тимофеевны не боишься? - расхохоталась Санька. - Её даже хулиганье остерегается!
 -Знаю, все равно пойдем,- отвечает.
 -Какой-то ты сегодня странный,-заметила Санька,- пойдем,потом не жалуйся!
 Ситуация её  стала забавлять. Чего он надумал? Замуж она не собиралась. Учеба прежде всего. Да и избранник не всегда понятен и предсказуем. Не знаешь, что на уме и чего ожидать, хотя притягивает чем-то,  ну прямо Монтэ-Кристо!
Пока шли, говорила и смеялась она, он сосредоточенно молчал, почти не слушал.
 -Боится, трусишка, -думала Санька, - дурень, что надумал.? Вошли. Мать шила на машинке, взглянула и молча начала подниматься, глядя на них расширенными от ужаса глазами. И вдруг рухнула всем телом на пол, цепляясь за стулья. Дикий крик Саньки. Скорая, уколы. Месяц на больничном. Санька рядом.
    Оказалось, как она потом объясняла помертвевшими губами, это был внебрачный сын  бывшей любовницы отца, которая когда-то работала на ферме, забеременела и родила в один день с матерью, тоже назвав сына Владимиром и дав отчество Николая.   
От бессилия и отчаяния? 
Казалось, давно забытый скандал.
Но зачем он появился в  жизни Саньки, сводный брат? И этот визит к матери. Сделать больно? Месть? А за что Саньке мстить? Да и мать в чем виновата? Сколько седых волос добавило тогда это событие в её роскошные золотые волосы. 
И все это сквозь молчание. Никогда эта история не озвучивалась в доме.
Когда мать упала, он сразу исчез. Будто злодей какой-то. Даже  не похоже это на него. Мягкий, уступчивый характер. Сколько же ненависти надо иметь! Откуда такое?
Санька всю неделю выслеживала его.
Скрывался.
-Ну, не на ту напал!Я все из тебя вытрясу.!
Злилась, а внутри все равно жалость теплится.
Бедный братик! Почему я не знала? В одной школе учились. Виделись. Помню всегда так пристально смотрел. Да мало ли, кто смотрит. Нравлюсь, видно. Не подходит, ну и ладно, подумаешь!
Саньку тогда провожали ребята постарше, уже отслужившие в армии. С ними было интереснее.
    Вышел торопливо из дверей техникума. Вздрогнул, увидев Саньку и, как приговоренный, медленно приблизился с обреченно опущенной головой. Шли молча. Санька не торопила. Молчали.
-Это я в тебя  тогда стрелял! -  закричал он неожиданно, почти фальцетом  - это я!  Понимаешь!  Я,Я!
Санька остановилась изумленно, вдруг стали ватными и подкосились ноги. Дотащил её до  лавочки.Усадил. Страшная тишина. Санька не могла вымолвить ни слова. И потом хрипло выдавила:
-За что?!
-Я...я ненавидел вас всех и тебя... Вы всё знали! Знали! -  закричал вибрирующим голосом, -  вы всегда смеялись надо мной, я был никому, никому  не нужен! Меня на нашей улице с детства звали байстрюком, безотцовщиной. Пинали, как собаку взрослые, дразнили пацаны. Я дрался и ненавидел вас и всю вашу семью!
Вы были счастливые. У вас был отец и мать. Вас было трое детей.Вы были красивые, дружные. А я никто, я байстрюк!
Голос его срывался, переходил на шипящий  шепот.
      Санька постепенно  приходила в себя.
-Но я, я,  можешь не верить, я ничего не знала!-отчаянно закричала она, потрясенная. Я точно ничего не знала! Санька закрыла лицо руками. Ужас! Ужас! Это невозможно! Никогда, никто в нашей семье ничего не говорил о том, что у нас есть брат! Понимаешь! Никогда никто не знал!Почему ты не подошел ко мне, к братьям, почему? Не сказал? Почему.?
-Я не верю, не верю!  Вы всё знали! Я учился у твоей матери по математике, и она делала вид, что не знает, кто я! А сама знала! Знала!
-Мать чем провинилась перед тобой? -  проговорила Санька,задыхаясь, изумленно, с ужасом глядя ему  в глаза.-  Ты меня  ведь мог убить!Понимаешь! Безумец! Ты безумец! Ты ненормальный! Если бы кот на меня не прыгнул, ты попал бы прямо в голову! Я в чем виновата перед тобой?! В чем, скажи?!
-Ты  всегда смеялась надо мной! -   вскочил он,  - в тот день я пришел в спортзал, ты занималась на кольцах. Я подпрыгнул, ухватился, но подтянуться не смог. Ты начала смеяться надо мной и назвала меня «ливерной колбаской». Ты знала! Знала, кто я! Ты смеялась. Я ненавидел тебя, -  почти шепотом добавил он и вдруг  разрыдался,  трясясь и захлебываясь словами.
     Санька с ужасом, оцепенело смотрела на него, но  вдруг  жалость и боль   сдавили горло,  перехватило дыхание. Она безотчетно  вдруг погладила   его по голове, как маленького. Слезы  потекли из ее глаз, она молча размазывала их по щекам.
      Продолжая всхлипывать, он внезапно, вздрагивающим голосом  добавил:
-Я у отца по вечерам подрабатывал, он в тот вечер так на меня орал! А я его сын! Он как на чужого орал, понимаешь! Я тогда выкрал ружье у дядьки и  пришел убить тебя, чтобы всем вам было больно, как мне!
но я... я не знаю , не знаю, почему, почему я выстрелил! Меня трясло тогда  от злости и ненависти! Я сам, сам  пойду в милицию, сдамся!,  - закричал он внезапно,  Я не трус! Не трус! Поняла!   
-Замолчи! -  окончательно придя в себя , жестко заговорила Санька. - Это было три года назад. Я тебе запрещаю поднимать  вопрос. Мне дороже  здоровье моей матери. А ведь тогда, растягивая слова,  холодно проговорила она, - меня знаешь, кто спас? Кутузов.
-Кто?- удивленно поднял глаза.
-Кот одноглазый наш. Кличка Кутузов.Может, почувствовал, не знаю.
А ты, ты  чего это  в лесу на меня набросился?- повернулась , вглядывась в него.
-Я...я хотел изнасиловать.
- Чего?! -изумилась Санька, - мастера спорта?!Меня?!  Послушай, скажи, кто тебя науськивал все-таки: стрелять, насиловать? Я не верю, что это родилось в твоей голове.Нет, не может быть, что сам. Кто?  Говори! Не твой характер. Кто? Мать?
 -Это.. Нет, не мать, никогда, это дядька ...Василий научил.. . И ружье дал.
-Понятно. А у тебя головы нет, - грустно заключила Санька.  Полный дурак! Мог в тюрьму загреметь. И вся биография.  Ладно. Нам не надо больше встречаться. Мне больно и обидно на тебя смотреть. Уходя, добавила, оглянувшись:
-Когда будешь жениться, выбери умную жену. Иначе собьют тебя с пути. Не дядька, так еще кто-нибудь.
-Ты не сердишься на меня! - закричал он вслед.Ты простишь меня?Когда-нибудь? -добавил он жалким голосом
 -Живи! - жестко ответила Санька.
Больше они не встречались. Спустя годы Санька узнала случайно, что женился, живет в городе.  А взял в жены разведенку, с маленьким сыном.  Хорошая, умная, говорят, девчонка и красавица. Иногда Санька вынимает из альбома фотографию, где они рядом в лесу с подснежниками, друзья сфотографировали по их просьбе. Братик. Милое лицо, и похож на нее и отца.
14 Когда цвел миндаль
Ольга Кучеренко 2
        Над морем у горизонта багрово-оранжевыми бликами прощалось с уходящим днем  солнце.   Немолодая, высокая и довольно стройная женщина в светлом летнем платье, постояв какое-то время в нерешительности на самом краю обрыва, присела  на одну из  стоящих неподалеку  лавочек. Отсюда, сверху, зеленовато- серые  волны казались тем бескрайним простором, который подарит ее душе  долгожданный покой, найдется решение накопившихся домашних проблем, придет взаимопонимание в отношениях с младшим сыном.  Вечерняя прохлада сменила сорокоградусную жару, с моря дул легкий ветерок…

      Засмотревшись на морской простор, женщина не сразу заметила присевшего на соседнюю лавочку мужчину примерно ее возраста. Он видимо тоже любовался морем, но желание найти собеседника пересилило, и мужчина тихо произнес:  « Простите,  если отвлекаю  вас. Просто когда- то давно я служил в Севастополе. И  эти годы мне никогда не забыть. Я завтра утром уезжаю и не знаю, как все дальше  сложится и побываю ли  здесь когда-то еще.  У нас в Украине все непредсказуемо…  Простите, а вы издалека?»

      Женщине не очень-то хотелось вступать в разговор с незнакомцем, но подкупающая искренность его слов не давала повода грубо  оборвать или проигнорировать собеседника, и она назвала свой родной город.   Он неожиданно резко повернулся к ней. Какое-то время они внимательно смотрели друг на друга, затем одновременно поднялись каждый со своей лавочки и с полувопросом «Нина?» - «Сергей?»  шагнули навстречу друг другу, всматриваясь в лица и боясь поверить в происходящее.
 
     …Рядом с высокой и стройной Ниной,  любившей  каблуки и высокие прически из длинных каштановых волос,  невысокая неброская подруга  Валя  явно проигрывала, однако именно у скромницы Вали намечалась свадьба со служившим в морфлоте  бывшим соучеником, а Нина героя своего романа еще не встретила. Правда, она переписывалась с морячком, служившим в одной части с женихом подруги,  получала от него наивно- искренние письма и фотографии.   Фото запечатлело симпатичного, но явно невысокого паренька с приятной улыбкой. Однажды Валя, забежав к подруге в рабочий перерыв (они работали на одном предприятии), стала уговаривать Нину сопровождать ее в Севастополь. Они с женихом подадут в ЗАГС заявление,  а Нина и тот морячок познакомятся и будут свидетелями на свадьбе.

     Сказано-сделано. К тому же девчонки, никогда раньше не летавшие самолетом, решили восполнить этот пробел и вскоре  уже выходили из приземлившегося в аэропорту Симферополя  ЯК-40. Переезд в Севастополь, заселение  через квартирное бюро в крохотную  комнатушку-и вот  ранним  утром следующего дня  они на проходной военной части. Звонок, ожидание – и приятный мужской голос сообщил, что в подразделении, где служили ребята, допущена «самоволка» и наказаны все. Это означало, что никого  не отпустят в увольнение…

    На Валю было жалко смотреть- тушь размазана  по щекам,  градом катятся  слезы… Нина же спокойно отнеслась к происшедшему- достала зеркальце, заставила подругу привести себя в порядок.  Они еще постояли некоторое время у обрыва, слушая команды и наблюдая  построение на находящихся неподалеку от берега двух  кораблях. Нине запомнились стройные ряды моряков на палубах кораблей и склон  горы с деревцами в нежно-розовом ореоле.  Оказывается, так цветет в апреле  миндаль…

     Подруги вернулись в родной город. Потекли трудовые будни- завод,  институт… Нина сначала отвечала на письма из Севастополя, но вскоре в ее жизни появился ее суженый, и переписка прекратилась. Да и у подруги  что-то разладилось в отношениях с женихом.

      …Два  человека молча смотрели друг на друга. Одного роста, удивительно помолодевшие от охватившего их волнения, в любимом и памятном каждому из них Севастополе… Что скажут они сейчас друг другу- так ли уж важно это?  Просто Судьба  подарила им эту встречу. Возможно, неспроста…
15 Медведь- гора
Ольга Кучеренко 2
       Причудливые тени от догорающего костра медленно подползали к ногам Риты и  уже почти скрыли установленную на уютной поляне палатку.  Силуэты  старых деревьев с  устремленными  в  черное беззвездное небо мощными ветвями создавали  иллюзию стены, сквозь которую пробивались шорохи, треск сучьев, какие-то незнакомые и поэтому пугающие неизвестностью звуки ночного леса. В большой жестяной кружке  «созревал» ароматный чай из сорванных  днем  листьев и трав, а в золе от  затухающего костра допекалась прихваченная  еще из дому картошка. На смену усталости после проведенной в автобусе ночи и полутора десятков пройденных по лесным дорогам километров  пришли  расслабленность  и умиротворение. А что одна в лесу- не привыкать, не первый год долгожданный отпуск она проводит с минимумом удобств и максимальной внутренней свободой. Эта свобода- в моментально приходящем крепком сне,  в первых лучах солнца над вершинами гор, в шуме ручья с ледяной искрящейся водой…  Ночь… Сон…   И свобода!!!
 
      За год городской жизни теряются навыки ходьбы по горным дорогам и тропам, ноет спина под немаленьким рюкзаком. Но встретишь на маршруте  немолодую пару или семью с маленькими детьми, упорно карабкающуюся по крутому  горному склону, и –звоночком-ветерком: «Ну что, а тебе слабо?!»  Снова одним  долгим  днем покажется  пара недель вольной жизни,   и так грустно будет  возвращаться в  городскую суету…

       ….Когда- то очень давно  семиклассницу Риту наградили неслыханно щедрым подарком- путевкой в лагерь Артек. Она вроде бы поступила как любой нормальный человек: увидев провалившегося под лед семилетнего пацана,  не растерялась, а приказала  его дружкам крепко держать ее за ноги и поползла к кромке льда.  Кинула в прорубь длинный шарф и медленно вытащила ребенка на лед. А потом они бежали по берегу к  ближайшему жилью, где пожилой сторож отпоил всю компанию горячим чаем, высушил на печи одежду… Рите тогда здорово влетело от матери за позднее возвращение домой. А через несколько дней  в класс прямо во время урока пришли  серьезные дяденьки в милицейской форме, рассказали ее одноклассником о смелом Ритином поступке и вручили  девочке награду.

      Крымская сказка- легендарный Артек! Рита хорошо рисовала, и вскоре привезенная из дома тетрадка заполнилась видами Крыма  В отряде, в который определили  Риту,  оказались ребята разных национальностей  из близких и далеких уголков Союза.  Вот Рите добраться на поезде сюда потребовалось всего часов15, а ее новым подругам- несколько суток. И только мальчик Степа, с которым они как-то быстро стали почти неразлучны, был местным- его небольшое село находилось в паре десятков километров от Артека, вот только перейти  через яйлу по лесным тропам, а там-  Байдарская долина в разнотравье несказанной красоты,  горные вершины под шапками  седых облаков…  Но в родном селе, недавно переименованном с крымско- татарского на русско- украинский лад,  Степу никто не ждет. Совсем недавно друг за другом  ушли в мир иной его родители-  татарка Диля и рослый богатырь  белорус Семен, оба израненные и чудом выжившие в войну.

       В сорок первом в сформированные обкомами и райкомами партизанские отряды попало немало подростков. Их предполагалось использовать как связных, но суровая действительность оказалась иной. Окончившей  перед началом войны семилетку Диле пришлось и за ранеными ухаживать. и пробираться под покровом ночи в окрестные села. А Семен был тяжело ранен  при отступлении остатков советских войск  к Севастополю, В глухом урочище , забинтовав рубахой рану, пытался  он отлежаться. чтобы потом искать своих. В  почти бессознательном состоянии его нашла возвращавшаяся из села Диля, притащила с великим  трудом в партизанский лагерь. А потом знавший каждую горную тропинку татарин привел в партизанский отряд немцев- карателей. После того боя уцелело трое- раненый голову комиссар и Семен с истекающей кровью Дилей на руках. К счастью. в татарском селе Дилю спрятала  одинокая  старуха, а Семен с комиссаром  ушли в лес. А в конце сорок пятого Дилю разыскал Семен, стали  они жить вместе в ее родном селе. И только через  десять лет родился у них долгожданный сынок Степан…

        Быстро пролетели  счастливые дни  и пришла пора расставанья. Обнявшись, плакали девочки, записывали адреса новых подруг. По-мужски немногословно прощались мальчишки. А на лавочке у столовой,  взявшись за руки, торопливо договаривали  все, что не успели рассказать друг другу  за месяц дружбы взволнованная Рита и расстроенный отъездом подруги  Степа. Ему в память партизанских подвигов родителей полагалась путевка еще на одну очередь, а потом его ждало  трудное  решение: детский дом или многодетная семья дяди, брата покойной мамы. Он обещал написать Рите, сообщить свой адрес. Да вот только листок с ее адресом затерялся  и Рита  так и не узнала, как сложилась судьба  серьезного мальчика  Степы.  Осталась  у  Степы только забытая  Ритой на скамейке тонкая тетрадка с карандашными рисунками…
   
       Рита проснулась отдохнувшей,  умылась в журчащем неподалеку ручье, собрала лагерь. Вчера из Симферополя она троллейбусом доехала до Артека, походила вдоль ограды, пытаясь  за вновь отстроенными  корпусами  увидеть  что- то знакомое из далекого детства. Въезжали на территорию лагеря легковушки и автобусы. Охранник уже давно косился в ее сторону, удивляясь, что нужно этой немолодой женщине  на территории лагеря. Вздохнув,  Рита пошла  сначала по дороге, затем разыскала  натоптанную тропу- еще из тех, что когда- то показал ей друг Степа. Вот эта тропа и вывела ее к месту вчерашнего  ночлега.

        Второй день отпуска подходил к концу. Скоро солнце скроется за  лесистыми макушками гор и быстро наступят сумерки. Рита ускорила шаг, попутно присматривая  подходящее  для ночлега место. Каменистая тропа  вывела ее  на лесную дорогу со следами колес и собранным в  кучи хворостом  у  обочины. А вскоре за спиной, нарастая, раздался звук нагонявшей Риту машины. Обогнав женщину, машина остановилась и из  нее вышел мужчина  в камуфляже примерно одних с  ней  лет.
-Простите, вы не заблудились? Скоро ночь. К тому же это территория заповедника!
-Заповедника? Но я этого не знала! Я ищу место под ночлег…
Мужчина молчал, видимо раздумывая, что делать с нарушительницей. Потом  улыбнулся,  открыл  заднюю дверь машины и жестом предложил  женщине  занять свободное место. Рита в замешательстве огляделась по сторонам.  Сумерки сгущались, ныли ноги и спина… А незнакомец как- то сразу вызвал положительные эмоции- немногословный, надежный хранитель Крымских лесов!

       Машина с включенными фарами, проехав по извивающейся змейкой дороге километра три- четыре, остановилась  у бревенчатого строения.  Открыв  дверь в небольшую аккуратную комнату с обеденным столом и кроватью- настилом, лесник (так для себя его окрестила Рита) предложил Рите располагаться на ночлег, вышел и вскоре вернулся с чайником и постельными принадлежностями. Включил электроплитку, достал из шкафчика хлеб и еще кое- какую снедь,  шагнул к двери. Остановился, улыбнулся: «Добро  пожаловать на кордон! Кушайте, пейте чай и спать!»

       Утро давно наступило, а Рите не хотелось вставать, не хотелось вспугнуть это неожиданное чувство блаженства и покоя. Как же так? Ее приютил совсем незнако-мый человек, она даже не знает его имени.  Нужно встать, собрать вещи, поблагода-рить «лесника» за ночлег и продолжить путешествие. Но что же мешает? Да что же это такое с ней?!

       …Стук в дверь был негромким, словно человек по ту сторону двери боялся разбудить незнакомку.
-Входите, я давно не сплю!
-Доброе утро! Сейчас будем завтракать  и долго- долго разговаривать! Ты же должна рассказать про все- все, что было с тобой в последние лет сорок! А я буду слушать…  Внимательно  слушать! Согласна?

       Рита  удивленно смотрела на мужчину. Разве она дала повод  говорить с ней на «ты» и таким командирским тоном? Конечно, она благодарна за ночлег и заботу, но не до такой же степени… Мог бы представиться,  о чем- то спросить…

       А он ничего не спросил, только достал из шкафчика старую тетрадку и протянул Рите. Она открыла ее и вздрогнула от неожиданности. Это была та давняя тетрадка с  ее рисунками- Медведь- гора,  горы и море, скамейка у столовой в Артеке… А мужчина присел на край кровати, нежно взял ее руку, прижал к своей щеке   и тихо произнес: «Я так долго ждал тебя, Рита…» Рука Степана была теплой, шершавой и такой родной...
16 Командир, полоса!
Алёна Токарева
           Э-хе-хе... Опять всё заросло! Дай волю, тут уже давно шумел бы лес... Сергей с упорством, понятным лишь ему одному, выдёргивал молодую поросль, которая вновь и вновь пробивала себе дорогу к жизни. Вот так уже двенадцать лет они и сражались друг с другом — Сергей, который каждое утро расчищал от сорняков давно заброшенную взлётно-посадочную полосу некогда действовавшего местного аэродрома, и неукротимая сила природы, диктовавшая свои законы. Прибавить к этому хозяйственную смекалку односельчан, норовивших устроить из никому не нужной полосы автостоянку или, скажем, дровяной склад, и получится удручающая картина полного упадка аэродрома посёлка Ижма. А ведь когда-то здесь кипела жизнь, по расписанию вылетали и приземлялись самолёты, и, как положено, трудился целый штат сотрудников. Теперь же Сергей Михайлович Сотников был один во всех лицах — и начальник, и сторож, и разнорабочий, как говорится, «и швец, и жнец, и на дуде игрец». А аэродром, не обозначенный ни на одной карте, ныне использовался лишь как вертолётная площадка.

- Михалыч, чего тебе неймётся, что ты всё чистишь эту полосу? - сосед Николай, давно наблюдавший за работой Сотникова, глубоко затянулся и пустил колечки дыма. - Кому она теперь нужна?

- Не могу я, Колян, как ты не понимаешь... - отвечал запыхавшийся Сергей. - Душа ведь болит... Такой был аэродром, а теперь что? Всё пошло прахом... Пусть хоть эта полоса будет в порядке.
 
- Слушай, а можно я подержу здесь брёвна? Временно, конечно...

       Сергей так посмотрел на соседа, что тот сразу стушевался и начал оправдываться.

- А что здесь такого? Мне брёвна должны подвезти... Те ведь знаешь, мы дом перестраиваем...

        Николай, не дождавшись ответа, бросил сигарету и поспешил убраться восвояси. И так всё ясно: Сергей никогда не разрешит на своей драгоценной полосе устроить склад. Что зря сотрясать воздух?

        Сотников с трудом разогнул натруженную спину. Годы уже не те, и всё труднее стало справляться с работой, которая раньше делалась играючи. По привычке он посмотрел в небо, приложив ладонь козырьком. Бесконечная синева начала сентября, ещё совсем летняя и такая необъятная, что дух захватывает. Невольно чувствуешь себя песчинкой на маленьком земном шарике. И вдруг Сергей увидел самолёт, летевший низко над землёй. Опытным взглядом профессионала он сразу определил, что тот терпит катастрофу. И не ошибся.

         Почему так случилось, что у самолёта Ту-154, выполнявшего рейс из Якутии в Москву, вдруг отключилась система электропитания, перестали работать все навигационные приборы и насосы, качавшие керосин из топливных баков?

- Командир, у нас проблемы, - стараясь оставаться спокойным, доложил второй пилот Андрей Ламанов, управлявший самолётом на обратном пути в Москву.

- Вижу, Андрей, - отозвался командир экипажа Евгений Новосёлов. - Будем запрашивать аварийную посадку!

         Последний вопрос «земли» был «Причина?» - и тут радиосвязь оборвалась. Теперь «земля» уже ничем не могла помочь, и экипажу надо было рассчитывать только на свои силы.

- Снижаемся до 3000 метров! - принял решение Новосёлов. - Пробьём облачность и попробуем запустить резервный генератор!

- Есть, командир!

        Загорелось табло «Пристегните ремни!» и тут же стало постепенно гаснуть. Самолёт резко пошёл на снижение. Но резервный генератор запустить не удалось.  Среди пассажиров началось движение. Все почуяли неладное. Тревожный гул нарастал.

- Господи Всемогущий, спаси и сохрани нас, грешных, Господи Всемогущий, помоги нам, грешным, Господи Всемогущий....

      Некоторые пассажиры стали молиться, кто как мог. Одна дама везла с собой двух котов, которые, будто почувствовав смертельную опасность, забились в корзинку и замолчали. Беременная женщина словно окаменела и смотрела прямо перед собой. Бортпроводница участливо склонилась над ней.

- Не волнуйтесь, всё будет хорошо!  У нас опытные пилоты, они справятся... - девушка улыбалась, стараясь говорить бодро и убедительно, но её выдавали глаза — страх смерти невозможно скрыть, и всё равно она должна, любой ценой должна была сохранять спокойствие и вселять уверенность в перепуганных людей.

- Командир, топливные насосы отказали, у нас запас топлива на 30 минут, - бесстрастным голосом доложил второй пилот. - Что будем делать?

- Внизу река, - сообщил штурман Сергей Талалаев.

- Попробуем приводниться, - решил Новосёлов. - Ищем подходящее место, без изгибов.

     Экипаж стал подыскивать место, пригодное для приводнения, желательно рядом с населённым пунктом, чтобы тем, кто выживет, смогли скорее оказать медицинскую помощь. Время стремительно таяло. И вдруг:

- Командир, полоса! - воскликнул штурман.

   Они не верили своим глазам — внизу промелькнула бетонная взлётно-посадочная полоса.  Как, откуда? Её не должно здесь быть. «У меня, наверное, от напряжения галлюцинации», - подумал второй пилот. Но нет, полосу видели все, она существовала. Это просто какое-то чудо! Как будто сам Господь протягивал им руку помощи. Самолёт сделал два захода, пролетев над полосой, чтобы разведать обстановку.

- Слишком короткая она, наша спасительница, - озвучил Андрей то, что было очевидным для всех: эта полоса  намного короче пробега, который требовался для «тушки».

- У нас нет выбора, - констатировал Новосёлов, и это также было для всех очевидным. - Садимся, и да поможет нам Бог!

   Главное — благополучное первое касание, чтобы сразу «не разложить» самолёт, а остановятся они на этой полосе или нет, пилоты старались не думать. Ориентиром вместо отказавшей навигации служил пластиковый стаканчик с водой, позволявший контролировать положение самолёта по горизонтали. Бортпроводники начали готовить пассажиров к экстренной посадке. Уже не работали табло и громкая связь, поэтому они, по двое в салоне, во весь голос чётко объявляли:

- Дамы и господа, через несколько минут наш самолёт совершит вынужденную посадку. Убедительная просьба соблюдать спокойствие. Займите, пожалуйста, свои места в креслах, освободите проходы. Снимите очки и зубные протезы, а также обувь на высоком каблуке, расстегните воротники, ослабьте галстуки. Застегните привязные ремни и туго затяните их, положите мягкие вещи для защиты головы. За несколько секунд до посадки будет дана команда «Внимание, посадка!». В этом случае вам необходимо принять следующую позу: наклонитесь вперёд, обхватите колени руками, положите голову на мягкие вещи, приготовленные заранее.

      Сотников видел, как самолёт дважды делал заход. «Проводят разведку», - догадался он. Каждый раз казалось, что на тебя надвигается огромная грохочущая махина. Да так оно и было. Сергей отбежал на приличное расстояние, понимая, что лётчики собираются приземлиться на его полосу. «Эх, слишком короткая», - успел подумать он, а самолёт в это время пошёл на третий круг и попытался попасть в самое начало полосы. «Закрылки-то не работают, и скорость у них гораздо выше допустимой, - Сергей, с огромным волнением наблюдавший за маневрами лётчиков, невольно перекрестился. - Давайте, ребята, давайте, родные!» Ту-154 сделал последнюю, четвёртую попытку, и, наконец, шасси коснулись бетонки в нужном месте. Самолёт пронёсся по взлётно-посадочной полосе и выехал в редколесье, замедлившее движение. Будь деревья чуть постарше, попадись на пути хоть один мощный ствол, и — конец. «Глупо вот так погибнуть от какой-нибудь берёзы, когда ты уже на земле», - пронеслось в голове у Евгения Новосёлова.

        И вот всё стихло. Где-то неподалёку, как ни в чём не бывало, напевала птица. В считанные минуты экипаж провёл эвакуацию пассажиров: открылись двери, были выброшены надувные трапы, и люди один за другим стали покидать воздушное судно, едва не ставшее им могилой. Последними спустились на землю бортпроводники, пилоты, штурман и бортинженер. Все были целы и невредимы — и это тоже казалось чем-то невероятным! А навстречу им уже спешили пожарные, милиция и жители посёлка Ижма.   

- Спасибо, родные! - бросилась к экипажу какая-то пожилая женщина.

       Люди благодарили лётчиков за спасение, многие, почувствовав, как отпустило напряжение, плакали, не стесняясь своих слёз. А члены экипажа, всё ещё не веря в чудо, которое они сотворили собственными руками, стояли в стороне и лишь улыбались. Когда подоспели жители посёлка, стало совсем многолюдно. Радостные возгласы, поздравления, слёзы, слова благодарности — всё слилось в один оживлённый гул.

- Михалыч, - бросился к Сотникову Николай, - этот ведь и твоя победа! Дождался ты, пригодилась твоя полоса! Спасибо, друг!

       И он крепко обнял Сергея.

- Ребята, вот он, ещё один герой! - вдруг громко объявил Николай. - Начальник аэродрома! Он поддерживал полосу все эти годы!

- Да ладно тебе, - засмущался Сотников, не привыкший быть в центре внимания.

 -Ничего не ладно! - воскликнул Николай.

       И теперь уже пассажиры и экипаж благодарили Сергея, обнимали, хлопали по плечу. Неяркое осеннее солнце мягко освещало площадку, молоденькие деревья и кустарники. Люди шутили, смеялись, смотрели по сторонЦыганёнок. Конкурс Клуба СФ
Нина Пигарева
Ссылка: http://www.proza.ru/2020/01/20/323

(Фото автора)

«Свадьба пела и плясала», - эта строка из известной песни в полной мере отражала женитьбу Ильи на Тосе. Не весело было только невесте и тётке Агриппине – матери новобрачного. Темнее тучи сидела она за праздничным столом, бросая колкие взгляды в сторону новоявленной сношеньки. Стыд и позор, как червь, точили изнутри задетое самолюбие Агриппины.  Всё село судачило об этом «скороспелом» браке.

...Илья любил Тосю со школьной скамьи. Они учились в одном классе. Но прелестница Тоська не обращала на него никакого внимания. По окончании десятилетки девушка уехала в город, а паренёк осенью отправился служить в вооружённые силы Советского Союза.

Минуло два года. С почестями встретили солдата на родной земле. А через три дня, заявилась к родителям Тося. Насовсем.

По слухам, от неразделённой любви сбежала.

Илья, узнав про новость, стрелой помчался до Тоси. Напрасно Агриппина кричала вдогонку: «Одумайся, Илюшенька, одумайся, родненький, она же непутёвая!»

На коленях умолял солдат Тосю стать его женой. И та согласилась при одном условии – завтра же расписаться. А спустя ещё неделю, в майском саду, под открытым небом уже гудела и гремела на всю округу их свадьба…

Жить молодые решили отдельно ото всех. Колхоз выделил бывшему танкисту – нынешнему механизатору большой трёхкомнатный дом.

Агриппина наведывалась не часто, не глядели её глаза на бесстыжую невестку. А когда та, через восемь с половиной месяцев, родила первенца, Агриппина совсем обезумела. Взглянув на младенца, она злобно процедила сквозь зубы: «Вот, сынок, к чему приводят необдуманные решения. Как цыганёнка растить собираешься?!»

«Молча!» - отрезал Илья на прощание матери.

Мальчика назвали Данилой. Только по имени, кроме самых близких, его никто не называл. Со временем внешность Дани всё больше и больше выдавала его родство с кочевым народом: смуглая кожа, пухлые губы, на голове «смоляной барашек», глаза – жгучие «угольки». Поэтому прозвище – Цыганёнок – ему вполне соответствовало. 

Забегая вперёд, отмечу – впоследствии Тося подарила мужу двух светленьких дочерей. Девчушек бабка Агриппина приняла, привечала, пирогами потчевала. Только у себя в доме. Жилище сына она обходила стороной.
   
…Труднее всего Дане приходилось в школе: все сверстники дразнили, не давали прохода. У хлопчика не было ни верных друзей, ни хороших товарищей. Их Цыганёнку заменял преданный друг, огромный пёс Байкал. Только рядом с ним Даня чувствовал себя на равных.

Мальчика сильно любила мама, не делал различий между детьми отец, жалели Данилку и бабушка с дедушкой по материнской линии. А вот бабке Агриппине Даня всегда боялся попасться на глаза. Знал, оскорблений будет больше, чем от чужих.
    
…Закончив восемь классов, Данька подался в город, поступил в кулинарное училище. Мечтал в дальнейшем стать шеф – поваром в дорогом ресторане. Он много и упорно трудился и к двадцати пяти летам достиг поставленной цели.
 
А через полгода Данила встретил и полюбил обворожительную юную девушку с красивым именем Есения. Из «своих». По цыганским обычаям свадьбу сыграли, а жить стали по русским понятиям: «стационарно», своим маленьким мирком - он и она. Вместе ходили на работу; шеф – повар «колдовал» над приготовлением различной вкуснятины, его изыски ценили все посетители ресторана. В кратчайшие сроки завоевала популярность и его спутница – певица Есения. Вместе дружная пара возвращалась домой в собственную однокомнатную квартиру. Неразлучно гуляли по аллеям и паркам города…

Спустя одиннадцать месяцев, Данила стал отцом, и он никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым.

Но вот парадокс: дочурка оказалась светленькой и зеленоглазой. Есения – в слёзы: прости, мол, милый, но я тебе была верна. В утешение любимой, Данила впервые рассказал ей о своих русских корнях. В личную жизнь Цыганёнок никого не посвящал, даже близких. В родовое «гнездо» приезжал один и крайне редко. Но по стечению обстоятельств он был вынужден познакомить родственников с женой – цыганкой и дочкой Сонечкой.

Всё это время Агриппина ненавидела его мать, косоротилась на Даню, ни в чём неповинное дитя, без стыда называя цыганским выродком. Вывести мать на откровенный разговор, Данька не решался. И так всё казалось яснее ясного, вся родня с обеих сторон была русоволосая.

Но теперь Данила совсем запутался. Его годовалая Сонечка стала походить на бабку Агриппину. В чём кроется загадка, он никак не мог понять.

В надежде найти ответ, Данила с семьёй на личном «Запорожце» подрулил сначала к дому бабки Агриппины. Та, как глянула на Соню, так и обмерла. Перед Данькой на колени грохнулась, прощения просит, в избу кличет.
 
Зашли. Данила с Есенией на сундук присели. А бабка с девочкой подошла к постели своей старенькой, немощной матери. «Мамаш, - громко зашумела ей на ухо Агриппина, - Данечка – то, оказывается, наша кровинка, вон, дочка его – мой детский портрет, что висит у тебя в изголовье. Что скажешь?!»

«Прости, дочь, - горестно отозвалась старушка, - мой грех. В войну за нашим селом под горой цыганский табор стоял всё лето. На мою беду повстречала молодца из их племени. Всем сердцем к нему прикипела. Украдкой по ночам на свиданьица бегала. Осенью цыганские кибитки покинули наши края. Ненаглядный с собой звал. Мне – семнадцать годков едва сравнялось. Не осмелилась я с ним бежать. А по добру мамашка не отпустила бы. Где ж такое видано, чтоб русской дивчине по степям скитаться. К тому ж – война кругом.

Зимой ты на свет появилась. О скрытной связи с отцом твоим цыганским никто тогда не пронюхал, и ты не выдала, беленькая уродилась. Думала, позор сей в могилу с собой унесу. Ради тебя, Агриппинка, всю бытность твердила, что папашка твой – геройски погиб в бою за Сталинград. Не серчай, помилуй старуху».

«Эх, маманя, маманя», - только и могла в отчаянии вымолвить Агриппина.

Выслушав признание прабабки, Даня с семьёй направился к машине. Бабка напросилась с ними до сыновнего крова.

Воскресенье было. Илья с Тосей отдыхали на застеклённой веранде, попивая чаёк из сбора душистых трав. Сладковатый аромат, заполнявший небольшое пространство, при распахивании дверей поспешил вырваться наружу, сливаясь с потоком весеннего свежего воздуха. 

«Тосюшка, родненькая, - взмолилась с ходу Агриппина, - прости меня, безмозглую, Христа ради прошу, сними с души тяжкий грех…»

Растерянная невестка от происходящего, словно остолбенела: рыдающая свекровь готова руки ей целовать, Данька, почему-то цыганку – супругой представляет, а белокурую малышку – дочкой…

В голове Тоси всё смешалось, невольно всплыли события далёких лет: городской возлюбленный – самодовольный красавчик кавказской национальности. Бесконечные с ним ссоры, расставания, примирения. После очередного крупного скандала вся на нервах Тоська тогда в село примчалась. Сгоряча замуж вышла. Илюшкиной любви по - началу на двоих хватало. Потом проснувшиеся к мужу нежные чувства, навсегда вытеснили из сердца пылкого горца.

Тося в непонимании закрыла лицо руками и тихо заплакала.

Уловив суть дела, хозяин дома поспешил разрядить обстановку: «Мои, милые, дорогие женщины, - весело сказал Илья, - прекратите разводить сырость. Америку ты, мать, не открыла. Я всегда знал, что Данька – мой сын. Есения отныне нам третьей дочкой будет. А ты, Сонюшка, иди к деду на колени, иди, внученька, иди, лапонька, не бойся…»
ам, словно по-новому оценивая эту красоту. Скоро они разойдутся и больше никогда не встретятся, но пока ещё все были вместе и праздновали своё спасение. Беременная женщина стояла поодаль и тихо улыбалась. Положив руку на живот, она как будто прислушивалась к тому новому, что зрело внутри и обрело второе рождение, ещё не появившись на свет. Жизнь продолжалась.   
17 Цыганёнок. Конкурс Клуба СФ
Нина Пигарева
Ссылка: http://www.proza.ru/2020/01/20/323

(Фото автора)

«Свадьба пела и плясала», - эта строка из известной песни в полной мере отражала женитьбу Ильи на Тосе. Не весело было только невесте и тётке Агриппине – матери новобрачного. Темнее тучи сидела она за праздничным столом, бросая колкие взгляды в сторону новоявленной сношеньки. Стыд и позор, как червь, точили изнутри задетое самолюбие Агриппины.  Всё село судачило об этом «скороспелом» браке.

...Илья любил Тосю со школьной скамьи. Они учились в одном классе. Но прелестница Тоська не обращала на него никакого внимания. По окончании десятилетки девушка уехала в город, а паренёк осенью отправился служить в вооружённые силы Советского Союза.

Минуло два года. С почестями встретили солдата на родной земле. А через три дня, заявилась к родителям Тося. Насовсем.

По слухам, от неразделённой любви сбежала.

Илья, узнав про новость, стрелой помчался до Тоси. Напрасно Агриппина кричала вдогонку: «Одумайся, Илюшенька, одумайся, родненький, она же непутёвая!»

На коленях умолял солдат Тосю стать его женой. И та согласилась при одном условии – завтра же расписаться. А спустя ещё неделю, в майском саду, под открытым небом уже гудела и гремела на всю округу их свадьба…

Жить молодые решили отдельно ото всех. Колхоз выделил бывшему танкисту – нынешнему механизатору большой трёхкомнатный дом.

Агриппина наведывалась не часто, не глядели её глаза на бесстыжую невестку. А когда та, через восемь с половиной месяцев, родила первенца, Агриппина совсем обезумела. Взглянув на младенца, она злобно процедила сквозь зубы: «Вот, сынок, к чему приводят необдуманные решения. Как цыганёнка растить собираешься?!»

«Молча!» - отрезал Илья на прощание матери.

Мальчика назвали Данилой. Только по имени, кроме самых близких, его никто не называл. Со временем внешность Дани всё больше и больше выдавала его родство с кочевым народом: смуглая кожа, пухлые губы, на голове «смоляной барашек», глаза – жгучие «угольки». Поэтому прозвище – Цыганёнок – ему вполне соответствовало. 

Забегая вперёд, отмечу – впоследствии Тося подарила мужу двух светленьких дочерей. Девчушек бабка Агриппина приняла, привечала, пирогами потчевала. Только у себя в доме. Жилище сына она обходила стороной.
   
…Труднее всего Дане приходилось в школе: все сверстники дразнили, не давали прохода. У хлопчика не было ни верных друзей, ни хороших товарищей. Их Цыганёнку заменял преданный друг, огромный пёс Байкал. Только рядом с ним Даня чувствовал себя на равных.

Мальчика сильно любила мама, не делал различий между детьми отец, жалели Данилку и бабушка с дедушкой по материнской линии. А вот бабке Агриппине Даня всегда боялся попасться на глаза. Знал, оскорблений будет больше, чем от чужих.
    
…Закончив восемь классов, Данька подался в город, поступил в кулинарное училище. Мечтал в дальнейшем стать шеф – поваром в дорогом ресторане. Он много и упорно трудился и к двадцати пяти летам достиг поставленной цели.
 
А через полгода Данила встретил и полюбил обворожительную юную девушку с красивым именем Есения. Из «своих». По цыганским обычаям свадьбу сыграли, а жить стали по русским понятиям: «стационарно», своим маленьким мирком - он и она. Вместе ходили на работу; шеф – повар «колдовал» над приготовлением различной вкуснятины, его изыски ценили все посетители ресторана. В кратчайшие сроки завоевала популярность и его спутница – певица Есения. Вместе дружная пара возвращалась домой в собственную однокомнатную квартиру. Неразлучно гуляли по аллеям и паркам города…

Спустя одиннадцать месяцев, Данила стал отцом, и он никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым.

Но вот парадокс: дочурка оказалась светленькой и зеленоглазой. Есения – в слёзы: прости, мол, милый, но я тебе была верна. В утешение любимой, Данила впервые рассказал ей о своих русских корнях. В личную жизнь Цыганёнок никого не посвящал, даже близких. В родовое «гнездо» приезжал один и крайне редко. Но по стечению обстоятельств он был вынужден познакомить родственников с женой – цыганкой и дочкой Сонечкой.

Всё это время Агриппина ненавидела его мать, косоротилась на Даню, ни в чём неповинное дитя, без стыда называя цыганским выродком. Вывести мать на откровенный разговор, Данька не решался. И так всё казалось яснее ясного, вся родня с обеих сторон была русоволосая.

Но теперь Данила совсем запутался. Его годовалая Сонечка стала походить на бабку Агриппину. В чём кроется загадка, он никак не мог понять.

В надежде найти ответ, Данила с семьёй на личном «Запорожце» подрулил сначала к дому бабки Агриппины. Та, как глянула на Соню, так и обмерла. Перед Данькой на колени грохнулась, прощения просит, в избу кличет.
 
Зашли. Данила с Есенией на сундук присели. А бабка с девочкой подошла к постели своей старенькой, немощной матери. «Мамаш, - громко зашумела ей на ухо Агриппина, - Данечка – то, оказывается, наша кровинка, вон, дочка его – мой детский портрет, что висит у тебя в изголовье. Что скажешь?!»

«Прости, дочь, - горестно отозвалась старушка, - мой грех. В войну за нашим селом под горой цыганский табор стоял всё лето. На мою беду повстречала молодца из их племени. Всем сердцем к нему прикипела. Украдкой по ночам на свиданьица бегала. Осенью цыганские кибитки покинули наши края. Ненаглядный с собой звал. Мне – семнадцать годков едва сравнялось. Не осмелилась я с ним бежать. А по добру мамашка не отпустила бы. Где ж такое видано, чтоб русской дивчине по степям скитаться. К тому ж – война кругом.

Зимой ты на свет появилась. О скрытной связи с отцом твоим цыганским никто тогда не пронюхал, и ты не выдала, беленькая уродилась. Думала, позор сей в могилу с собой унесу. Ради тебя, Агриппинка, всю бытность твердила, что папашка твой – геройски погиб в бою за Сталинград. Не серчай, помилуй старуху».

«Эх, маманя, маманя», - только и могла в отчаянии вымолвить Агриппина.

Выслушав признание прабабки, Даня с семьёй направился к машине. Бабка напросилась с ними до сыновнего крова.

Воскресенье было. Илья с Тосей отдыхали на застеклённой веранде, попивая чаёк из сбора душистых трав. Сладковатый аромат, заполнявший небольшое пространство, при распахивании дверей поспешил вырваться наружу, сливаясь с потоком весеннего свежего воздуха. 

«Тосюшка, родненькая, - взмолилась с ходу Агриппина, - прости меня, безмозглую, Христа ради прошу, сними с души тяжкий грех…»

Растерянная невестка от происходящего, словно остолбенела: рыдающая свекровь готова руки ей целовать, Данька, почему-то цыганку – супругой представляет, а белокурую малышку – дочкой…

В голове Тоси всё смешалось, невольно всплыли события далёких лет: городской возлюбленный – самодовольный красавчик кавказской национальности. Бесконечные с ним ссоры, расставания, примирения. После очередного крупного скандала вся на нервах Тоська тогда в село примчалась. Сгоряча замуж вышла. Илюшкиной любви по - началу на двоих хватало. Потом проснувшиеся к мужу нежные чувства, навсегда вытеснили из сердца пылкого горца.

Тося в непонимании закрыла лицо руками и тихо заплакала.

Уловив суть дела, хозяин дома поспешил разрядить обстановку: «Мои, милые, дорогие женщины, - весело сказал Илья, - прекратите разводить сырость. Америку ты, мать, не открыла. Я всегда знал, что Данька – мой сын. Есения отныне нам третьей дочкой будет. А ты, Сонюшка, иди к деду на колени, иди, внученька, иди, лапонька, не бойся…»
18 Свистун lПоездка на ярмаркуl
Александр Козлов 11
               

В конце января, после святок, собрались Егоркины родители съездить в ближайший город. На ярмарке надо было закупить соль и сахар, а на мельнице смолоть в муку пару мешков пшеницы.  А на это нужны деньги, которые можно выручить, продав на ярмарке что-нибудь из того, что есть в доме в избытке. Семья   считалась в деревне зажиточной – своя лошадь, корова, пара свиней, полон двор кур и гусей.  Для продажи на ярмарке мать приготовила несколько куриных тушек, тушку гуся, шматок сала, бадью квашеной капусты, пару крынок сметаны.

Рано утром, набросив уздечку на коня, отец вывел его во двор. У коня была кличка "Ангел", несмотря на то, что у него был крутой норов.  Многим в деревне эта кличка не нравилась, мол, не по-божески святыми именами лошадей называть, но отец отшучивался: "Когда беда в дороге случится, у нас свой Ангел-хранитель рядом будет!" 

Утро предвещало хорошую погоду. Отец расчесал коню хвост и гриву, затем слегка почистил бока щеткой, все-таки в город едут, на люди. На спину водрузил седелку. Взял хомут клещами вверх, подошел к коню спереди. Конь недовольно фыркнул, попытался повыше задрать морду, показывая свой нрав. Но отец, резко окликнул коня: - «Ну, ну! Не дурить, Ангел!» - ловко набросил хомут на шею и развернул его клещами вниз. Прошелся под ним ладонью, убедившись, что ни чего под него не попало. Положил шлею на холку, расправил её, соединяя ремешки с пряжками.  Взявшись за уздечку, повел коня к саням. 

Вначале отец хотел для поездки в город попросить у соседа красивые городские сани, но, подумав, решил ехать на своих розвальнях - и места побольше, да и устойчивость получше, мало ли что может случиться в дороге.

Покрикивая на коня: «Тпру назад! Тпру назад, Ангел!» отец задним ходом подвел его к саням между оглобель. Конь понял, что поездка неизбежна, и вел себя спокойно. Отец взял дугу и подошел к коню слева. Приподнял с земли оглоблю и, предварительно перекрутив гуж несколько раз, пропустил его под оглоблей. Вставил левый край дуги в гужевую петлю, а правый перекинул через жердь оглобли, которая плотно вошла в паз дуги. Сама дуга оказалась на лошадиной шее. Затем отец подошел к правой оглобле, приподнял её, соединил с пазом в дуге, пропустил гуж сверху оглобли, накинул петлю на правый конец дуги. Нагнувшись к шее коня, отец поймал супонь и, сделав несколько витков вокруг клещей, уперся ногой в клещи и сильно потянул супонь двумя руками. Клещи хомута сомкнулись, отец сделал еще несколько витков супонью и  привычным движением закрепил её конец в клещах хомута. Тут он увидел, что Егорка стоит без дела и внимательно наблюдает за его работой. Егорка уже знал, что его берут с собой в город и светился от радости, предвкушая впечатления от предстоящей поездки. «Ну, что рот разинул? - сердито окрикнул отец Егорку, - неси пару охапок сена! А то стоит, светится, как медный таз!»

Егорка, покраснев от смущения, метнулся в коровник, быстро влез по лестнице на сеновал, вилами сбросил с накатника несколько охапок сена. Спустившись вниз, стал перетаскивать сено в сани.

Отец закончил запрягать коня и, взяв в руки вожжи, проехал по двору к амбару. Там он притащил в сани два мешка пшеницы. Сходил в омшаник, принес бадью квашеной капусты.  Затем подъехал к  крыльцу и помог матери перенести в сани приготовленные для продажи продукты. Аккуратно уложив все вещи в передок саней, прикрыли их циновкой. Разворошив принесенное Егоркой сено по саням, чтобы всем было удобно сидеть, отец скомандовал: «Рассаживайтесь, пора ехать!»


Бабушка и старшая сестра отца вышли проводить отъезжающих. Егоркины младшие сестра и брат еще спали, а дедушка уже третью неделю не вставал с постели, какая-то хворь скрутила старика. Когда все расселись в санях, бабушка вдруг хлопнула себя ладонью по голове: "Совсем забыла, дура старая," -  и,  толкнув Егорку в плечо, сказала - " Ступай к деду, он тебе чтой-то сказать хочет."

Егорка очень любил деда, переживал что он болеет, и сейчас не захотел предстать перед ним радостным и счастливым. "Я потом к нему зайду," - буркнул он и подвинулся поглубже в сани. Отец недовольно посмотрел на Егорку, покачал подбородком. Егорка виновато склонил голову, но остался сидеть в санях.

 «Ну, тогда, с богом!» - сказал отец и, щелкнув вожжами по крупу коня, крикнул:  «Но! Ангел, трогай!» Конь нехотя потянул сани в открытые ворота, но, получив вторичный хлопок вожжами, прибавил шаг, перейдя на легкую рысь. Бабушка перекрестила отъезжающих, перекрестилась сама и долго смотрела вслед, шепча губами какую-то молитву.

Проехали по деревне, Егорка высоко задирал голову, но, как назло, ни кого из друзей на улице еще не было. А как ему хотелось, чтобы приятели увидели, что он едет в город! У часовни выехали на большак.  Отец остановил лошадь, повернулся в сторону часовни и, глядя на икону Казанской Божьей Матери над входом, перекрестился. То же самое сделала мать, прошептав: - «Господе Боже, Пресвятая Богородица, Божья Матерь заступница, спаси и сохрани нас!»  Егорка сидел тихо, будто бы задумался. Отец отвесил ему подзатыльник так, что шапка слетела  с его головы. « А ты что, нехристь?» - сердито спросил он.  Егорка ткнул пальцами в лоб, изобразил что-то вроде креста на животе и быстро натянул упавшую шапку на голову, пряча под ней черные курчавые волосы.

Тронулись дальше.  Егорка сиял от счастья. Впереди 20 верст пути. Надо проехать пару деревень, обогнуть березовую рощу, спуститься в глубокий овраг, проехать по бревенчатому мосту, подняться по крутому подъему в сосновый бор, а там и город. Конь бежал рысью, отец иногда, больше для порядка, покрикивал: «Но, Ангел, пошевеливайся!»  Егорка постоянно крутил головой. Ему хотелось рассмотреть всё - и дорогу впереди, и красивые наличники на окнах  домов, встречающихся по дороге селений, и заячьи следы на снегу, и нарядные ёлочки в серебрящемся на солнце снежном наряде.

 Иногда Егорка ложился на спину и глядел в небо. Высокие облака не хотели отставать от коня, и все время двигались по небу над санями. А от запаха душистого сена, на котором лежал Егорка, даже начинала кружиться голова. И ожидание предстоящего праздника заставляло сердце биться в повышенном ритме.

А еще Егорке нравилось смотреть назад, на край саней. При этом создавалось впечатление, что сани стоят на месте, а из-под настила и отводов вырывается снежная река. Бурлящий поток белой пены уносился с шумом и скрипом, иногда захватывая в свою струю  какие-нибудь предметы: то ветку дерева, то клок сена, то кучку лошадиного помета. Глаз моментально схватывал этот объект и пытался рассмотреть его, но предмет быстро уносило потоком вдаль.

Когда ехали полем, отец разрешил Егорке править конем. Егорка с нескрываемой радостью схватил предложенные ему вожжи. Он гордо задрал голову и, копируя отца, то и дело покрикивал: «Но! Но! Ангел, пошевеливайся!». И щелкал вожжами по крупу коня.

Подъехали к березовой роще, впереди показался поворот со спуском в овраг. Отец отобрал вожжи у Егорки и немного попридержал ход коня, с горки ехать на большой скорости опасно. Конь с удовольствием перешёл на шаг, ему тоже нужна передышка.  Без проблем спустились к бревенчатому мосту и полезли в горку, в сосновый бор.  Коню явно было тяжело тащить всех в гору, и отец, передав вожжи матери, предложил Егорке пробежаться за возом, чтобы разгрузить сани и самим немного согреться. Когда подъем в гору закончился, отец с сыном вновь уселись в сани. Дорога потянулась по сосновому бору. Прямые, стройные, золотистые стволы сосен уходили далеко в небо.

Перед самым выездом из леса догнали попутный обоз. Несколько семей тоже ехали в город на ярмарку. Из последних саней обоза на обочину соскочил бородатый мужик в зипуне, и когда  сани с Егоркой поравнялись с ним, тот ловко присел на отвод. Поздоровавшись, бородач расспросил о цели поездки в город, приценился к продуктам, которые везли на продажу.  Как бы между прочим, он поинтересовался , что Егоркины родители слышали про  Свистуна, какую-то местную нечистую силу. РаСвистун lПоездка на ярмаркуl
Александр Козлов 11
               

В конце января, после святок, собрались Егоркины родители съездить в ближайший город. На ярмарке надо было закупить соль и сахар, а на мельнице смолоть в муку пару мешков пшеницы.  А на это нужны деньги, которые можно выручить, продав на ярмарке что-нибудь из того, что есть в доме в избытке. Семья   считалась в деревне зажиточной – своя лошадь, корова, пара свиней, полон двор кур и гусей.  Для продажи на ярмарке мать приготовила несколько куриных тушек, тушку гуся, шматок сала, бадью квашеной капусты, пару крынок сметаны.

Рано утром, набросив уздечку на коня, отец вывел его во двор. У коня была кличка "Ангел", несмотря на то, что у него был крутой норов.  Многим в деревне эта кличка не нравилась, мол, не по-божески святыми именами лошадей называть, но отец отшучивался: "Когда беда в дороге случится, у нас свой Ангел-хранитель рядом будет!" 

Утро предвещало хорошую погоду. Отец расчесал коню хвост и гриву, затем слегка почистил бока щеткой, все-таки в город едут, на люди. На спину водрузил седелку. Взял хомут клещами вверх, подошел к коню спереди. Конь недовольно фыркнул, попытался повыше задрать морду, показывая свой нрав. Но отец, резко окликнул коня: - «Ну, ну! Не дурить, Ангел!» - ловко набросил хомут на шею и развернул его клещами вниз. Прошелся под ним ладонью, убедившись, что ни чего под него не попало. Положил шлею на холку, расправил её, соединяя ремешки с пряжками.  Взявшись за уздечку, повел коня к саням. 

Вначале отец хотел для поездки в город попросить у соседа красивые городские сани, но, подумав, решил ехать на своих розвальнях - и места побольше, да и устойчивость получше, мало ли что может случиться в дороге.

Покрикивая на коня: «Тпру назад! Тпру назад, Ангел!» отец задним ходом подвел его к саням между оглобель. Конь понял, что поездка неизбежна, и вел себя спокойно. Отец взял дугу и подошел к коню слева. Приподнял с земли оглоблю и, предварительно перекрутив гуж несколько раз, пропустил его под оглоблей. Вставил левый край дуги в гужевую петлю, а правый перекинул через жердь оглобли, которая плотно вошла в паз дуги. Сама дуга оказалась на лошадиной шее. Затем отец подошел к правой оглобле, приподнял её, соединил с пазом в дуге, пропустил гуж сверху оглобли, накинул петлю на правый конец дуги. Нагнувшись к шее коня, отец поймал супонь и, сделав несколько витков вокруг клещей, уперся ногой в клещи и сильно потянул супонь двумя руками. Клещи хомута сомкнулись, отец сделал еще несколько витков супонью и  привычным движением закрепил её конец в клещах хомута. Тут он увидел, что Егорка стоит без дела и внимательно наблюдает за его работой. Егорка уже знал, что его берут с собой в город и светился от радости, предвкушая впечатления от предстоящей поездки. «Ну, что рот разинул? - сердито окрикнул отец Егорку, - неси пару охапок сена! А то стоит, светится, как медный таз!»

Егорка, покраснев от смущения, метнулся в коровник, быстро влез по лестнице на сеновал, вилами сбросил с накатника несколько охапок сена. Спустившись вниз, стал перетаскивать сено в сани.

Отец закончил запрягать коня и, взяв в руки вожжи, проехал по двору к амбару. Там он притащил в сани два мешка пшеницы. Сходил в омшаник, принес бадью квашеной капусты.  Затем подъехал к  крыльцу и помог матери перенести в сани приготовленные для продажи продукты. Аккуратно уложив все вещи в передок саней, прикрыли их циновкой. Разворошив принесенное Егоркой сено по саням, чтобы всем было удобно сидеть, отец скомандовал: «Рассаживайтесь, пора ехать!»


Бабушка и старшая сестра отца вышли проводить отъезжающих. Егоркины младшие сестра и брат еще спали, а дедушка уже третью неделю не вставал с постели, какая-то хворь скрутила старика. Когда все расселись в санях, бабушка вдруг хлопнула себя ладонью по голове: "Совсем забыла, дура старая," -  и,  толкнув Егорку в плечо, сказала - " Ступай к деду, он тебе чтой-то сказать хочет."

Егорка очень любил деда, переживал что он болеет, и сейчас не захотел предстать перед ним радостным и счастливым. "Я потом к нему зайду," - буркнул он и подвинулся поглубже в сани. Отец недовольно посмотрел на Егорку, покачал подбородком. Егорка виновато склонил голову, но остался сидеть в санях.

 «Ну, тогда, с богом!» - сказал отец и, щелкнув вожжами по крупу коня, крикнул:  «Но! Ангел, трогай!» Конь нехотя потянул сани в открытые ворота, но, получив вторичный хлопок вожжами, прибавил шаг, перейдя на легкую рысь. Бабушка перекрестила отъезжающих, перекрестилась сама и долго смотрела вслед, шепча губами какую-то молитву.

Проехали по деревне, Егорка высоко задирал голову, но, как назло, ни кого из друзей на улице еще не было. А как ему хотелось, чтобы приятели увидели, что он едет в город! У часовни выехали на большак.  Отец остановил лошадь, повернулся в сторону часовни и, глядя на икону Казанской Божьей Матери над входом, перекрестился. То же самое сделала мать, прошептав: - «Господе Боже, Пресвятая Богородица, Божья Матерь заступница, спаси и сохрани нас!»  Егорка сидел тихо, будто бы задумался. Отец отвесил ему подзатыльник так, что шапка слетела  с его головы. « А ты что, нехристь?» - сердито спросил он.  Егорка ткнул пальцами в лоб, изобразил что-то вроде креста на животе и быстро натянул упавшую шапку на голову, пряча под ней черные курчавые волосы.

Тронулись дальше.  Егорка сиял от счастья. Впереди 20 верст пути. Надо проехать пару деревень, обогнуть березовую рощу, спуститься в глубокий овраг, проехать по бревенчатому мосту, подняться по крутому подъему в сосновый бор, а там и город. Конь бежал рысью, отец иногда, больше для порядка, покрикивал: «Но, Ангел, пошевеливайся!»  Егорка постоянно крутил головой. Ему хотелось рассмотреть всё - и дорогу впереди, и красивые наличники на окнах  домов, встречающихся по дороге селений, и заячьи следы на снегу, и нарядные ёлочки в серебрящемся на солнце снежном наряде.

 Иногда Егорка ложился на спину и глядел в небо. Высокие облака не хотели отставать от коня, и все время двигались по небу над санями. А от запаха душистого сена, на котором лежал Егорка, даже начинала кружиться голова. И ожидание предстоящего праздника заставляло сердце биться в повышенном ритме.

А еще Егорке нравилось смотреть назад, на край саней. При этом создавалось впечатление, что сани стоят на месте, а из-под настила и отводов вырывается снежная река. Бурлящий поток белой пены уносился с шумом и скрипом, иногда захватывая в свою струю  какие-нибудь предметы: то ветку дерева, то клок сена, то кучку лошадиного помета. Глаз моментально схватывал этот объект и пытался рассмотреть его, но предмет быстро уносило потоком вдаль.

Когда ехали полем, отец разрешил Егорке править конем. Егорка с нескрываемой радостью схватил предложенные ему вожжи. Он гордо задрал голову и, копируя отца, то и дело покрикивал: «Но! Но! Ангел, пошевеливайся!». И щелкал вожжами по крупу коня.

Подъехали к березовой роще, впереди показался поворот со спуском в овраг. Отец отобрал вожжи у Егорки и немного попридержал ход коня, с горки ехать на большой скорости опасно. Конь с удовольствием перешёл на шаг, ему тоже нужна передышка.  Без проблем спустились к бревенчатому мосту и полезли в горку, в сосновый бор.  Коню явно было тяжело тащить всех в гору, и отец, передав вожжи матери, предложил Егорке пробежаться за возом, чтобы разгрузить сани и самим немного согреться. Когда подъем в гору закончился, отец с сыном вновь уселись в сани. Дорога потянулась по сосновому бору. Прямые, стройные, золотистые стволы сосен уходили далеко в небо.

Перед самым выездом из леса догнали попутный обоз. Несколько семей тоже ехали в город на ярмарку. Из последних саней обоза на обочину соскочил бородатый мужик в зипуне, и когда  сани с Егоркой поравнялись с ним, тот ловко присел на отвод. Поздоровавшись, бородач расспросил о цели поездки в город, приценился к продуктам, которые везли на продажу.  Как бы между прочим, он поинтересовался , что Егоркины родители слышали про  Свистуна, какую-то местную нечистую силу. Рассказывают, мол она недавно поселилась в лесу, где они только что проехали. Узнав, что родители ничего не знают о Свистуне, предупредил, что ночью тут ездить не безопасно. От этой новости у Егорки сразу испортилось настроение, радостное воодушевление, бывшее на протяжении всей поездки, мгновенно сменялось тревожным ожиданием беды. Бородач заметил Егоркину тревогу и, лукаво посмотрев на него, спросил: «Что испужался?»  Егорка обиженно отвернулся и промолчал.

За разговорами и не заметили, как въехали в город. Тут бородач соскочил с саней, но почему-то не стал нагонять свою, впереди идущую подводу, а наоборот, отправился в обратный путь. Егорка удивился этому, хотел сказать об этом родителям, но раскрывающиеся картины города отвлекли его.  Вначале город практически ничем не отличался от обычного села, те же дома с постройками, изгороди из частокола, ворота с калиткой, дым из печных труб над крышами. Затем вдоль дороги стали вырастать сплошные высокие заборы, а на окнах, выходящих на улицу, появились ставни. Центр города встретил их красивыми двухэтажными домами, с узорами на фасадах и черепицей на крыше.

Ну, вот и главная площадь с ярмаркой. Подъехали к коновязи, нашли свободное место. Отец привязал коня к горизонтальной жерди коновязи, дал команду Егорке покормить коня сеном из саней.

Ярмарка была в разгаре. Торговля шла и в рядах, и с рук на ходу. Не успели оглядеться, как сани обступили перекупщики, не прошло и пяти минут, как все было продано. Рядом тоже торговали с саней. Там крестьяне, видимо, приехали рано и надолго, они распрягли коней и привязали их с другой стороны к коновязи, положив перед ними охапку сена. Сани придвинули к горизонтальной жердине так, что оглобли легли на неё, и разложили товар везде, где можно. На ближайших санях торговали лаптями, они гроздьями висели на оглоблях. На следующих санях продавали корзины, лукошки, кузовки и двуручные крошни разных расцветок и размеров. Далее все пространство возле саней было заставлено деревянными ведрами, бадьями, лоханками и бочками. Именно там усатый мужик купил бадью и предложил её Егоркиной матери взамен той, в которой она привезла квашеную капусту. " Мать, - сказал он, - попаришь можжевельником, лучше старой будет!" Егорка даже ухмыльнулся, чужой человек, а его мамку матерью назвал! Мать согласилась на замену и даже обрадовалась и новой бадье, и тому, что быстро продала всю капусту.

 Родители пересчитали вырученные деньги пошли за покупками. Егорку они оставили сторожить пшеницу и лошадь - воры, карманники и цыгане были неотъемлемой частью ярмарки. Егорка влез в сани, уселся на мешок с пшеницей. С этой высоты хорошо просматривалась вся ярмарка: и ряды,  и сцена со скоморохами в центре площади, и вращающаяся карусель, и клоуны на ходулях, и воздушные шары, и лотошники со всякими разнообразными вещами и кулинарными изделиями…. Сквозь шум и гам до Егорки доносилась мелодия шарманки. Егорка с нетерпением ждал родителей, чтобы потом самому пройтись по ярмарке и окунуться в этот разгул веселья. Все это на время отвлекло Егорку от тревожных мыслей о нечистой силе, и чувство радости,  счастья и праздника вновь наполняли его душу.

Мать с отцом вернулись очень быстро. Отец тащил на плече ношу. У матери за спиной висела котомка, а в руках она несла узел из платка. Покупки сложили в сани под циновку. Присев на краешек саней, мать положила узел на калении и, развязав уголки, развернула платок. Там оказались горячие пончики в сахарной пудре. «Угощайтесь! - сказала мать и, поглядев на Егорку, добавила, - А ты, Егорка, не обижайся, по ярмарке погулять тебе не удастся, надо ехать на мельницу».

На мельнице произошла заминка, что-то случилось с жерновами. Очередь. Мужики ругаются. Все куда-то торопятся. Когда подошла очередь Егоркиных родителей, начинало вечереть. Наконец-то отец вынес мешки с мукой, с ним вышел мельник, видимо, чтобы посмотреть, много ли еще посетителей. Мельник был в кожаном фартуке, а на голове был надет холщовый колпак, из-под которого во все стороны торчали белые от муки волосы. Егорка не выдержал, усмехнулся и, толкнув мать в бок, шепотом сказал: «Смотри, какой мельник смешной, волосы от муки седые!»  Мельник услышал его слова, он злобно сверкнул глазами на Егорку и сказал: «Я-то отмою свои волосы, а ты побелеешь так, что мыло не поможет!»  От взгляда и слов мельника у Егорки опять появилось чувство страха, и испортилось настроение.

В обратный путь тронулись уже затемно. Отец пожалел, что не подыскал на ярмарке обратных попутчиков, ехать было бы безопасней. Когда въехали в лес, было уже совсем темно, и лишь за счет белого снега дорогу впереди было видно. Сосновый бор уже не выглядел так привлекательно, как днем, какая-то зловещая темнота клубилась в глубине, за деревьями. Чувство страха и тревоги в Егоркиной душе усилились, он прижался к матери и старался не смотреть по сторонам, а задрав голову вверх, смотрел на звезды. 

Дорога по сосновому бору показалась Егорке очень длинной, столько мыслей промчалось в его голове! Что хорошего он увидел? Ярмарку из саней? Мельницу? Вспомнился мельник с белой шевелюрой, его злобный взгляд, и холодок пробежал между лопатками. Чем можно похвастаться перед друзьями? Пончиками в сахарной пудре? От утреннего предвкушаемого счастья не осталось и следа.  И тут на ум пришла идея, рассказать ребятам про нечистую силу, о которой предупреждал бородач в зипуне. Егорка встал на коленки и осмотрелся. Впереди забрезжил спуск в овраг, сосновый бор заканчивался, а ни какого признака присутствия нечистой силы так ни кто  и не заметил. Егорка прислушался, ни какого свиста не слышно, только скрип снега под подковами коня. Его охватила досада, что тут расскажешь о Свистуне.

Неожиданно для себя, Егорка скинул варежки, вложил в рот четыре пальца, по два на каждой руке, и громко свистнул. Отец с матерью даже вздрогнули.  Мать хотела отругать Егорку, но в это время в глубине леса раздался ответный продолжительный свист. Вначале его звук был еле слышен, но постепенно усиливался и приближался. Казалось, что этот свистящий вот-вот выбежит на дорогу. Волосы на голове Егорки зашевелились от страха. Вдруг все стихло. Отец обернулся к Егорке и сердито спросил: «Ты что, сдурел! Свистуна приманить хочешь?» И тут раздался громкий, леденящий душу голос: «Что испужались? Ха, ха, ха!» Хохот доносился со всех сторон, и слева, и справа, и сверху.  Конь шарахнулся в сторону, едва не перевернув сани, и, постоянно озираясь назад, понесся галопом. Отец пытался притормозить бег коня, двумя руками натягивая вожжи, но конь был неуправляемым.

Егорка широко раскрытыми глазами в страхе смотрел по сторонам. Всюду была зловещая темнота, даже звезды пропали. Мать крестилась и читала молитву, до Егорки как в полусне доносились обрывки фраз: «Отче наш… Да прийдет царствие Твое… избави нас от лукавого…»  Егорка заметил какие-то зеленые огоньки на дороге, где они только что проехали. Он дернул мать за рукав и показал ей рукой на дорогу.  «Волки! – с ужасом в голосе сказала мать, она постучала по плечу отцу и прокричала, - Волки, волки!» Отец оглянулся и перестал сдерживать бег коня. «Господи помоги! Только бы с моста в овраг не слететь. Ангел, выручай! Прости Господи, вот и у лошади, как у тебя помощи прошу », -  шептал он, вглядываясь в сумрак впереди лошади.

Егорка с тревогой подметил, что зеленые огоньки постепенно приближаются. Не успел он сказать об этом матери, как его отвлекла ещё одна черная точка сверху.  Она быстро увеличивалась и уже через несколько секунд превратилась в большую черную птицу, похожую на коршуна, но гораздо больше и чернее.  Черная птица, ни разу не махнув крыльями, двигалась очень быстро и уже через мгновенье парила над санями. Егорка не мог оторвать взгляд от птицы, страх сковал все его тело. Вдруг вместо птицы Егорка увидел в небе черную дыру, глубокую, бездонную. Её зияющая пустота засасывала душу Егорки, он перестал дышать, сердце перестало биться. Холод стал заполнять его тело, начиная с пяток, залил колени, дошел до живота. Душа из груди стала смещаться в голову, концентрировалась в районе глаз, словно собиралась нырнуть в черную бездну через глазницы.

В этот момент над санями появился белый голубь, он пронесся прямо над головами родителей Егорки и взмыл вверх к черной дыре, которая снова стала птицей. Голубь завис в воздухе, сделал кувырок через голову, словно дразня птицу, и, резко спланировав до земли, полетел в сторону леса.  Черная птица захлопала крыльями и понеслась вслед за голубем.  Как только черная зияющая дыра в небе исчезла, Егорка, до этого сидящий на коленках, кулем свалился на сено. Мать заметила это и, нагнувшись над ним, увидела, что он не дышит. Она схватила его за плечи и принялась трясти, приговаривая: «Егорка, Егорка, очнись!»  Егорка резко и глубоко вздохнул и открыл глаза. Увидев над собой заплаканное лицо матери, с трудом выдавил из себя: «Мама, нечистая сила!» Мать обняла Егорку за голову, прижала к груди и, смахивая с глаз слёзы, стала успокаивать его: «Это волки, это волки, они уже отстали, а ты молись, молись! Проси Бога – Господи помилуй, Господи помилуй, 40 раз попроси! И не бойся, я рядом!» 

Немыми, словно опухшими губами Егорка начал шептать молитву, не считая. Мать укрыла его тулупом, от этого Егорка стал согреваться, и не заметил, как уснул. Во сне несколько раз к нему наклонялся бородач. Он лукаво усмехался и спрашивал загробным голосом: «Что испужался?» и принимался хохотать. Его сменял белый патлатый мельник, который каждый раз сверкал злобными глазами и говорил: «Я-то отмоюсь, а вот тебе и мыло не поможет!» Последним, кого в бреду увидел Егорка, был дедушка. Он улыбнулся Егорке и сказал: "Ну что же ты ко мне не зашёл? А я тебе полушку на гостинцы приготовил. Вот возьми, потом что-нибудь себе на неё купишь", - и положил в ладошку Егорке монетку. " И помни, того кто тебя любит, своим счастьем не обидишь! А сейчас спи, ничего не бойся!" Дед пропал, а над санями взметнулся вверх белый голубь и стал подниматься все выше и выше, пока не исчез  в бесконечной голубизне неба. Егорка тяжело вздохнул и уснул глубоким сном. А мать, продолжая прижимать его к себе, тихонько приговаривала: «Спи, спи. Всё хорошо!».

Когда подъезжали к дому, мать разбудила Егорку. Было уже утро. Бабушка и тетка отворили ворота. Женщины были очень расстроены.  Бабушка, вытирая слёзы, спросила: «Чтой-то вы так запропастились? Дед очень волновался! Ждал, ждал, не дождался... Помер ночью». Отец снял шапку и, сказав: «Царствие ему небесное», перекрестился.
Бабушка добавила: "Всю ночь в руках вертел полушку, ни кому не отдавал, а когда тело смывали, монетка куда-то пропала. Наверное с собой её взял!"
Егорка сделал шаг вперед, вытянул руку с раскрытой ладошкой, на которой лежала монетка и сказал: "Это он мне её отдал, на гостинце." Все с удивлением уставились на монетку. А Егорка продолжал: "Мам, а ведь это  дедушка белым голубем спас нас от нечистой силы! Царствие ему небесное!" - и стянув с головы шапку перекрестился, как это сделал отец. Все с удивлением посмотрели в его сторону и замерли в растерянности – ветер шевелил на его голове белые кудри, Егорка стал седым!
ссказывают, мол она недавно поселилась в лесу, где они только что проехали. Узнав, что родители ничего не знают о Свистуне, предупредил, что ночью тут ездить не безопасно. От этой новости у Егорки сразу испортилось настроение, радостное воодушевление, бывшее на протяжении всей поездки, мгновенно сменялось тревожным ожиданием беды. Бородач заметил Егоркину тревогу и, лукаво посмотрев на него, спросил: «Что испужался?»  Егорка обиженно отвернулся и промолчал.

За разговорами и не заметили, как въехали в город. Тут бородач соскочил с саней, но почему-то не стал нагонять свою, впереди идущую подводу, а наоборот, отправился в обратный путь. Егорка удивился этому, хотел сказать об этом родителям, но раскрывающиеся картины города отвлекли его.  Вначале город практически ничем не отличался от обычного села, те же дома с постройками, изгороди из частокола, ворота с калиткой, дым из печных труб над крышами. Затем вдоль дороги стали вырастать сплошные высокие заборы, а на окнах, выходящих на улицу, появились ставни. Центр города встретил их красивыми двухэтажными домами, с узорами на фасадах и черепицей на крыше.

Ну, вот и главная площадь с ярмаркой. Подъехали к коновязи, нашли свободное место. Отец привязал коня к горизонтальной жерди коновязи, дал команду Егорке покормить коня сеном из саней.

Ярмарка была в разгаре. Торговля шла и в рядах, и с рук на ходу. Не успели оглядеться, как сани обступили перекупщики, не прошло и пяти минут, как все было продано. Рядом тоже торговали с саней. Там крестьяне, видимо, приехали рано и надолго, они распрягли коней и привязали их с другой стороны к коновязи, положив перед ними охапку сена. Сани придвинули к горизонтальной жердине так, что оглобли легли на неё, и разложили товар везде, где можно. На ближайших санях торговали лаптями, они гроздьями висели на оглоблях. На следующих санях продавали корзины, лукошки, кузовки и двуручные крошни разных расцветок и размеров. Далее все пространство возле саней было заставлено деревянными ведрами, бадьями, лоханками и бочками. Именно там усатый мужик купил бадью и предложил её Егоркиной матери взамен той, в которой она привезла квашеную капусту. " Мать, - сказал он, - попаришь можжевельником, лучше старой будет!" Егорка даже ухмыльнулся, чужой человек, а его мамку матерью назвал! Мать согласилась на замену и даже обрадовалась и новой бадье, и тому, что быстро продала всю капусту.

 Родители пересчитали вырученные деньги пошли за покупками. Егорку они оставили сторожить пшеницу и лошадь - воры, карманники и цыгане были неотъемлемой частью ярмарки. Егорка влез в сани, уселся на мешок с пшеницей. С этой высоты хорошо просматривалась вся ярмарка: и ряды,  и сцена со скоморохами в центре площади, и вращающаяся карусель, и клоуны на ходулях, и воздушные шары, и лотошники со всякими разнообразными вещами и кулинарными изделиями…. Сквозь шум и гам до Егорки доносилась мелодия шарманки. Егорка с нетерпением ждал родителей, чтобы потом самому пройтись по ярмарке и окунуться в этот разгул веселья. Все это на время отвлекло Егорку от тревожных мыслей о нечистой силе, и чувство радости,  счастья и праздника вновь наполняли его душу.

Мать с отцом вернулись очень быстро. Отец тащил на плече ношу. У матери за спиной висела котомка, а в руках она несла узел из платка. Покупки сложили в сани под циновку. Присев на краешек саней, мать положила узел на калении и, развязав уголки, развернула платок. Там оказались горячие пончики в сахарной пудре. «Угощайтесь! - сказала мать и, поглядев на Егорку, добавила, - А ты, Егорка, не обижайся, по ярмарке погулять тебе не удастся, надо ехать на мельницу».

На мельнице произошла заминка, что-то случилось с жерновами. Очередь. Мужики ругаются. Все куда-то торопятся. Когда подошла очередь Егоркиных родителей, начинало вечереть. Наконец-то отец вынес мешки с мукой, с ним вышел мельник, видимо, чтобы посмотреть, много ли еще посетителей. Мельник был в кожаном фартуке, а на голове был надет холщовый колпак, из-под которого во все стороны торчали белые от муки волосы. Егорка не выдержал, усмехнулся и, толкнув мать в бок, шепотом сказал: «Смотри, какой мельник смешной, волосы от муки седые!»  Мельник услышал его слова, он злобно сверкнул глазами на Егорку и сказал: «Я-то отмою свои волосы, а ты побелеешь так, что мыло не поможет!»  От взгляда и слов мельника у Егорки опять появилось чувство страха, и испортилось настроение.

В обратный путь тронулись уже затемно. Отец пожалел, что не подыскал на ярмарке обратных попутчиков, ехать было бы безопасней. Когда въехали в лес, было уже совсем темно, и лишь за счет белого снега дорогу впереди было видно. Сосновый бор уже не выглядел так привлекательно, как днем, какая-то зловещая темнота клубилась в глубине, за деревьями. Чувство страха и тревоги в Егоркиной душе усилились, он прижался к матери и старался не смотреть по сторонам, а задрав голову вверх, смотрел на звезды. 

Дорога по сосновому бору показалась Егорке очень длинной, столько мыслей промчалось в его голове! Что хорошего он увидел? Ярмарку из саней? Мельницу? Вспомнился мельник с белой шевелюрой, его злобный взгляд, и холодок пробежал между лопатками. Чем можно похвастаться перед друзьями? Пончиками в сахарной пудре? От утреннего предвкушаемого счастья не осталось и следа.  И тут на ум пришла идея, рассказать ребятам про нечистую силу, о которой предупреждал бородач в зипуне. Егорка встал на коленки и осмотрелся. Впереди забрезжил спуск в овраг, сосновый бор заканчивался, а ни какого признака присутствия нечистой силы так ни кто  и не заметил. Егорка прислушался, ни какого свиста не слышно, только скрип снега под подковами коня. Его охватила досада, что тут расскажешь о Свистуне.

Неожиданно для себя, Егорка скинул варежки, вложил в рот четыре пальца, по два на каждой руке, и громко свистнул. Отец с матерью даже вздрогнули.  Мать хотела отругать Егорку, но в это время в глубине леса раздался ответный продолжительный свист. Вначале его звук был еле слышен, но постепенно усиливался и приближался. Казалось, что этот свистящий вот-вот выбежит на дорогу. Волосы на голове Егорки зашевелились от страха. Вдруг все стихло. Отец обернулся к Егорке и сердито спросил: «Ты что, сдурел! Свистуна приманить хочешь?» И тут раздался громкий, леденящий душу голос: «Что испужались? Ха, ха, ха!» Хохот доносился со всех сторон, и слева, и справа, и сверху.  Конь шарахнулся в сторону, едва не перевернув сани, и, постоянно озираясь назад, понесся галопом. Отец пытался притормозить бег коня, двумя руками натягивая вожжи, но конь был неуправляемым.

Егорка широко раскрытыми глазами в страхе смотрел по сторонам. Всюду была зловещая темнота, даже звезды пропали. Мать крестилась и читала молитву, до Егорки как в полусне доносились обрывки фраз: «Отче наш… Да прийдет царствие Твое… избави нас от лукавого…»  Егорка заметил какие-то зеленые огоньки на дороге, где они только что проехали. Он дернул мать за рукав и показал ей рукой на дорогу.  «Волки! – с ужасом в голосе сказала мать, она постучала по плечу отцу и прокричала, - Волки, волки!» Отец оглянулся и перестал сдерживать бег коня. «Господи помоги! Только бы с моста в овраг не слететь. Ангел, выручай! Прости Господи, вот и у лошади, как у тебя помощи прошу », -  шептал он, вглядываясь в сумрак впереди лошади.

Егорка с тревогой подметил, что зеленые огоньки постепенно приближаются. Не успел он сказать об этом матери, как его отвлекла ещё одна черная точка сверху.  Она быстро увеличивалась и уже через несколько секунд превратилась в большую черную птицу, похожую на коршуна, но гораздо больше и чернее.  Черная птица, ни разу не махнув крыльями, двигалась очень быстро и уже через мгновенье парила над санями. Егорка не мог оторвать взгляд от птицы, страх сковал все его тело. Вдруг вместо птицы Егорка увидел в небе черную дыру, глубокую, бездонную. Её зияющая пустота засасывала душу Егорки, он перестал дышать, сердце перестало биться. Холод стал заполнять его тело, начиная с пяток, залил колени, дошел до живота. Душа из груди стала смещаться в голову, концентрировалась в районе глаз, словно собиралась нырнуть в черную бездну через глазницы.

В этот момент над санями появился белый голубь, он пронесся прямо над головами родителей Егорки и взмыл вверх к черной дыре, которая снова стала птицей. Голубь завис в воздухе, сделал кувырок через голову, словно дразня птицу, и, резко спланировав до земли, полетел в сторону леса.  Черная птица захлопала крыльями и понеслась вслед за голубем.  Как только черная зияющая дыра в небе исчезла, Егорка, до этого сидящий на коленках, кулем свалился на сено. Мать заметила это и, нагнувшись над ним, увидела, что он не дышит. Она схватила его за плечи и принялась трясти, приговаривая: «Егорка, Егорка, очнись!»  Егорка резко и глубоко вздохнул и открыл глаза. Увидев над собой заплаканное лицо матери, с трудом выдавил из себя: «Мама, нечистая сила!» Мать обняла Егорку за голову, прижала к груди и, смахивая с глаз слёзы, стала успокаивать его: «Это волки, это волки, они уже отстали, а ты молись, молись! Проси Бога – Господи помилуй, Господи помилуй, 40 раз попроси! И не бойся, я рядом!» 

Немыми, словно опухшими губами Егорка начал шептать молитву, не считая. Мать укрыла его тулупом, от этого Егорка стал согреваться, и не заметил, как уснул. Во сне несколько раз к нему наклонялся бородач. Он лукаво усмехался и спрашивал загробным голосом: «Что испужался?» и принимался хохотать. Его сменял белый патлатый мельник, который каждый раз сверкал злобными глазами и говорил: «Я-то отмоюсь, а вот тебе и мыло не поможет!» Последним, кого в бреду увидел Егорка, был дедушка. Он улыбнулся Егорке и сказал: "Ну что же ты ко мне не зашёл? А я тебе полушку на гостинцы приготовил. Вот возьми, потом что-нибудь себе на неё купишь", - и положил в ладошку Егорке монетку. " И помни, того кто тебя любит, своим счастьем не обидишь! А сейчас спи, ничего не бойся!" Дед пропал, а над санями взметнулся вверх белый голубь и стал подниматься все выше и выше, пока не исчез  в бесконечной голубизне неба. Егорка тяжело вздохнул и уснул глубоким сном. А мать, продолжая прижимать его к себе, тихонько приговаривала: «Спи, спи. Всё хорошо!».

Когда подъезжали к дому, мать разбудила Егорку. Было уже утро. Бабушка и тетка отворили ворота. Женщины были очень расстроены.  Бабушка, вытирая слёзы, спросила: «Чтой-то вы так запропастились? Дед очень волновался! Ждал, ждал, не дождался... Помер ночью». Отец снял шапку и, сказав: «Царствие ему небесное», перекрестился.
Бабушка добавила: "Всю ночь в руках вертел полушку, ни кому не отдавал, а когда тело смывали, монетка куда-то пропала. Наверное с собой её взял!"
Егорка сделал шаг вперед, вытянул руку с раскрытой ладошкой, на которой лежала монетка и сказал: "Это он мне её отдал, на гостинце." Все с удивлением уставились на монетку. А Егорка продолжал: "Мам, а ведь это  дедушка белым голубем спас нас от нечистой силы! Царствие ему небесное!" - и стянув с головы шапку перекрестился, как это сделал отец. Все с удивлением посмотрели в его сторону и замерли в растерянности – ветер шевелил на его голове белые кудри, Егорка стал седым!
19 Медвежья Лапа
Виктор Владимирович Зубарев
Дело было в Доусоне, столице канадской территории Юкон в начале двадцатого века.
В полдень из боковой, пустынной улочки, подняв облако пыли, к деревянному зданию салуна, стоявшему на небольшой не мощеной площади, подъехали два всадника.
Пока они привязывали лошадей, их внимание привлёк инцидент, случившийся у дома напротив. Мужчина в типичной ковбойской одежде сгружал с телеги мешок с картошкой, которую где-то добыл, запасаясь на зиму. Мешок оказался из прохудившейся материи и под тяжестью лопнул посередине. Половина содержимого высыпалось и раскатилось по земле на приличное расстояние. Тут же откуда-то выскочили две свиньи и начали активно есть рассыпанный картофель. Хозяин, крича и махая палкой, пытался их отогнать, но ничего не вышло. Тогда он стал лихорадочно собирать своё добро, а свиньи,  ещё быстрее  его поедать, не прожёвывая.
Не досмотрев до конца состязание хозяина картошки с хрюшками, приезжие хихикнули и, отвернувшись, вошли в двери салуна.
После яркого дневного света им пришлось несколько секунд привыкать к полумраку. Зал был, практически, пустым. Один пьяница храпел за столом, положив голову рядом с недоеденной тарелкой и крепко сжимая в руке недопитый стакан. Кроме него в дальнем углу у окна сидел крупный, солидно одетый, лысеющий мужчина. Лысина блестела на свету, и казалось, вот-вот от неё пойдут плясать солнечные зайчики.
Это был хозяин салуна, известный  скупщик золота Флинк. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Чисто выбритый, с аккуратно подстриженными усами. Одной рукой толстыми пальцами он сжимал дымящуюся сигару, а другой ловко щелкал костяшками счётов. Немного посидев и покачав головой, он что-то записал в толстую книгу и снова начал клацать костяшками.
- Хелло, Флинк! У нас есть, что обсудить. Если у тебя имеется кабинет, давай пройдём туда. Дело такое, что не хочется говорить о нём при посторонних ушах.
Флинк внимательно осмотрел подошедших. Один был – огромный индеец по имени Железный Кулак. Лицо его, похожее на ящик не выражало ни малейшего намёка на интеллект. Второй – невысокий, щупленькийбледнолицый  придурковатого вида, почему-то постоянно улыбающийся, с маленькими, бегающими глазками воришки, назвался Медвежьей Лапой. Таких клиентов Флинк очень любил. Их в два счёта можно было облапошить.
- Кабинет-то у меня есть, но мы можем поговорить и здесь. Где вы видите посторонние уши? Этот, что ли? -  Флинк кивнул на пьяницу.
-  Разговор долгий. Вдруг кто-то войдёт, - настаивали гости.
-  Ладно, пошли.
По пути Флинк поинтересовался:
-  Как-то не вяжется ваше имя с внешностью, да и ручка у вас маленькая, а вовсе не медвежья.
-  Они меня так называют,- кивнул бледнолицый в сторону индейца.
-  Играете в друга краснокожих, как у Купера?
-  У какого Купера?
-  У Джеймса Фенимора. Писателя.
-  Я читать-то только по слогам умею, книгами не интересуюсь и с Фенимором не знаком.
-  Ах, да. Не подумал. Извиняюсь, - ехидно улыбнулся Флинк.
Поднялись в кабинет. Громила достал увесистый мешочек и высыпал на стол несколько достаточно крупных самородков.
-  Итак, у нас деловое предложение, - продолжил Медвежья Лапа.
- Я знаю, где можно добыть много такого золота. Но, у нас нет денег на экспедицию. Надо продовольствия на пару месяцев, ружья с патронами, ездовые собаки, сани, кое-какой инструмент. Да, ещё тёплая одежда и палатка.
- Я, думаю, что вашего золота, вполне, хватит на всё. За несколько дней можно организовать закупки. Я помогу.
- Ещё. Многие пытаются принимать золото у старателей за бесценок. Мы слышали, что ты не такой. Предлагаем взять у нас после экспедиции товар по взаимовыгодной цене. Для этого, хотим заключить договор. Если  тебе интересно.
-  Да, конечно, мне интересно! Давайте обсудим.
-  Одно условие. Договор должен быть скреплён твоей  личной печатью.
-  Зачем?
-  Для надёжности. Нам так спокойнее.
«Ну, и редкие же дебилы» - подумал Флинк, а в слух произнёс:
-  Нет проблем.
Обсуждение длилось не долго. Было видно, как блестели глаза Флинка. Наверное, он сильно обманывал глупых клиентов. В конце беседы хозяин кабинета полез в свой огромный сейф за печатью. Сейф был гордостью Флинка. Он его заказал где-то в Европе за огромные деньги.
Вынести сейф из-за веса было невозможно. Вскрыть – тоже нельзя. Очень замысловатыми были замки. Один открывался, как обычно, ключом, а второй - последнее достижение, был цифровой и открывался только при  наборе определённой комбинации.
Короче, подписали договор, поставили печать и Флинк положил свой экземпляр и золото придурков в сейф.
-  Ну, всё! Заходите в конце недели. Ваш заказ будет выполнен.
На этом откланялись. Довольный скупщик радостно потер руки, предвидя хорошие барыши в будущем, вернулся в зал и с удовольствием пропустил стаканчик.
В конце следующего дня, когда Флинк зашел за чем-то в кабинет, он с ужасом увидел открытый, пустой сейф…
-  Да!  - Покачал головой, вызванный шериф. – Провели тебя негодяи. Много там было?
-  Даже озвучивать не хочу. – С нервной дрожью в голосе произнес еле живой, бледный Флинк.
-  Я слышал, что недавно в  Калифорнии, - продолжил шериф, - появилась банда, в  которой  для взлома  сейфов привлекли специалистов из России.
-  Зачем ты мне это рассказываешь?
-  Название у них интересное: «медвежатники». Твоим гостям, очевидно, надо было просто взглянуть на твой ящик, где он находится и как выглядит, а, главное, чтобы ты его при них открыл под любым предлогом. Весь цирк с экспедицией – это часть плана ограбления. А маленький, несоответствующий своему имени, на самом деле профессиональный медвежатник. Поэтому и зовут его Медвежья Лапа. Так представиться, видимо, особый воровской шик.
На эти слова Флинк выдавил только какой-то стон, похожий на вой волка.
 
2.  На фоне полной луны и ночного звёздного неба фургон смотрелся, как черная картонка, приклеенная к бумаге. Около трёх лошадей вертелся проходимец  Билл, противный на вид мужичок в засаленной шляпе и большими, обвислыми усами. Он давно и тревожно кого-то ждал.
Наконец, из темноты показались двое, огромный индеец с двумя увесистыми мешками и небольшой человек с двумя обширными саквояжами.
Груз покидали в фургон, запрыгнули в него сами и Билл резко погнал лошадей. Часа через три остановились. Дорога шла над высоким обрывом. Поклажу  и брезент, покрывавший фургон, перегрузили на лошадей, а телегу сбросили в низ.
Дальше поехали верхом, свернув с основной дороги на уходящую в лес тропу. Была осень. Листья ещё не осыпались и лес представлял собой живописную красно-желтую картину с вкраплениями хвойной зелени. С одной стороны эта красота плавно поднималась в гору, а с другой вдоль деревьев, вместе с тропой, петляла небольшая речка с быстрым течением. Но, путникам было глубоко наплевать на прелести природы.
Медвежья Лапа, а это был именно он, объяснял Биллу:
-  Примерно через  десять километров будет заброшенная хижина индейцев. Железный Кулак нас к ней приведет. Там надо отсидеться несколько дней, пока хватит еды. За это время страсти немного улягутся и нас устанут искать активно. Золото и деньги оставим в тайнике. Сами отправимся в Штаты. Отсюда в двух – трёх днях пути на Аляске находится Форт-Юкон. Меня там ожидают два компаньона. У них есть свой домик. Перезимуем, а ближе к лету, когда сойдёт снег, вернёмся за кладом.
- А смысл ждать до лета? К чему такие сложности? Что ещё за компаньоны?
-  Компаньоны – это люди, которые выведали всю информацию про золото Флинка. Они нашли банк, где есть сейфы, как у него. Арендовали их целый десяток. Я три месяца набивал руку на вскрытии замков с разными секретами. Вместе мы продумали план не только ограбления, но и сохранения и реализации золота.
Сегодня не каменный век. Существует телефон и телеграф. Нас уже может ждать множество засад и проверок в пути и особенно на границе. По дорогам ехать с добычей бессмысленно. А через леса и буреломы не полезет и сумасшедший.
Принято решение приехать сюда из Аляски с обозом и с десятком рабочих под видом геологов. Наберём десяток-другой ящиков разных камней и незаметно уложим в них наши сокровища.  А потом, спокойно вернёмся в Форт-Юкон.
- Ух, ты! Лихо придумано, - восхитился Билл. – Но, Чарли, это было настоящее имя Лапы, надо избавиться от индейца. Во-первых, его нельзя брать с собой. Этот шкаф очень приметен и нас из-за него вычислят. Во- вторых, его нельзя отпускать, потому что он будет знать, где тайник.
- Что ты несёшь, Билл! Я знаю его уже давно. Надёжнее компаньона  не бывает. И перестань даже думать об этом. Я Железному Кулаку доверяю гораздо больше, чем тебе.
К вечеру в глубине леса нашли обещанную хижину. Пока разбирали вещи, индеец подстрелил какую-то лесную птицу, и компания знатно поужинала.
Несколько дней ходили на охоту и осматривали местность. Всё это время высматривали место для тайника.  Его выбирали тщательно, чтобы не промокли деньги и, чтобы талые потоки не размыли место клада. Для сохранности доллары завернули в несколько слоев брезента, снятого с фургона. Также, тщательно упаковали мешочки с золотым песком и самородками.
Билл бесконечно цеплялся к Железному Кулаку и всячески пытался спровоцировать того на конфликт. Однако, индеец сдерживался.
Когда всё было готово, решили добраться до основной дороги, а там разделиться и поехать отдельно. Индеец один, а Чарли и Билл вместе. Наметили, когда и где встретиться в Форт- Юконе.
В пути Билл, наконец,  достал индейца и тот бросился на него с кулаками. А негодяй,  именно этого  и ждал. Он хладнокровно несколько раз выстрелил в Железного Кулака.
Последние дни жаба душила Билла. Он понимал, что за ту часть работы, которую он выполнил, получит не долю, а какую-то оплату, а то и пулю, как лишний свидетель. Теперь, когда был ясный и отличный план, который можно скорректировать под себя, нужно действовать. Если, кроме индейца избавиться и от Чарли, то вообще, всё будет здорово.
-  Прости, дружище, но тебе придётся разделить участь своего краснокожего брата, - сообщил Билл, поворачивая ствол в сторону Лапы.
Но, он недооценил ловкости соперника, который резко упал с лошади и, перекатываясь, сделал несколько выстрелов, после которых Билл мешком рухнул на землю.
Чарли уложил тела своих бывших товарищей на лошадей и закрепил их. Это для того, чтобы хищники  не обглодали. Говорят, так поступают индейцы.
-  Как-то не всё по плану. Но, что вышло, то вышло. Интересно, а как поведут себя остальные компаньоны при виде добычи? Меня они сейчас ждут, понимая, что я не убегу с золотом. Ведь такое количество не просто перевезти и безопасно сбыть. А вот, когда возьмем тайник? Так. Никто не знает сколько там. Флинк, явно не заинтересован рассказывать об этом, или может приврать. Поделю ка я клад на две части. А там, посмотрим по обстановке.
Он вернулся, разделил клад на две части, и вторую половину спрятал  неподалёку.
-  Ну вот, когда всё закончится, напишу мемуары под названием: «Жизнь пауков».
Дальше Чарльзу предстояло несколько дней пути из Канадской провинции Юкон в американский Форт- Юкон в штате Аляска. Одному, без поклажи и в такую погоду это было не сложно.
В это время по дороге к Доусону двигался отряд  шерифа и Флинка, возвращающийся с безуспешной погони за грабителями.
-  Смотрите. Что это?
Отряд остановился перед лошадью с привязанным к ней телом Билла.
-  Вот он, разгул бандитизма. Кого угодно могут подстрелить, - язвительно заметил Флинк, - не то, что ограбить. – Это был камень в огород шерифа.
-  Да, он живой. Еле дышит, но живой…

 В Доусоне в салуне Флинка, вызванный доктор, осмотрел  Билла и оказал ему первую помощь. Через некоторое время тот очнулся и услышал следующий разговор:
-  Уважаемый мистер Флинк. Этого, - доктор кивнул в сторону раненого, - надо срочно оперировать. Но, он потерял много крови и может не выдержать. Требуется донорская кровь. Я бесплатно работу делать не буду и доноров без денег не найду. Ещё понадобятся медикаменты и перевязочные материалы. Кто будет за всё это платить?
-  Я точно – не буду. У меня, итак, всё украли. И с какой стати я должен платить за лечение какого-то проходимца. Проявите милосердие, окажите ему то, что можно бесплатно, а там, как бог решит.
-  Да, бог уже всё решил. Без операции ему – крышка.
-  Заплати ему, Флинк, - слабым голосом окликнул Билл, - я потом тебе всё верну.
-  Слушай, бродяга, ты когда деньги последний раз в руках держал? Вернёт он мне! Держи карман шире. Видал я таких. Всё, мне пора. Доктор, занимайтесь больным, а я пошёл.
-  Стой! Не уходи. -  Билл понимал, что если сейчас Флинк уйдёт, то его уже ничто не спасёт. А жить очень-очень хочется. За это можно всё отдать. Ведь  «там» уже ничего будет не нужно. Поэтому, отчаявшись, он сказал то, что ни за что не сделал бы в другой обстановке.
-  Заплати ему и я скажу, где запрятано твоё золото.
Флинк резко развернулся и, буквально, бросился на Билла, но взял себя в руки и сквозь зубы процедил:
-  Так ты был с ними заодно. Ты украл!
-  Нет, я случайно увидел, как индеец и бледнолицый что-то прятали и кое-что подслушал. Но они меня заметили и решили пристрелить, а потом подумали, что убили.
Ты вообще, откуда можешь знать, что меня ограбили и, что прятали именно моё золото? Да, собственно, это не важно. Давай выкладывай всё, что знаешь, пока не помер.            
-  Заплати доктору!
-  Ладно. Доктор, делай, что необходимо. Если он не врёт, то, когда найдём золото, я тебе заплачу сколько надо.
-  Нет, так дело не пойдёт. Вдруг, он блефует, и ничего там нет.
-  Всё может быть. В данном случае мы вместе рискуем оказаться с носом. Но, если там что-то есть, то ты получишь вознаграждение только, если вылечишь его. Если там ничего нет, то мы его повесим, как соучастника. Доктор, тебя это устраивает?
-  Ладно, договорились.
-  А с тобой договорились? -  Спросил Флинк у Билла.
- Хорошо. Давай бумагу и карандаш. Буду рисовать карту.
Однако, нарисовать схему, где находится тайник, Билл не смог. Карандаш выпал из рук, а он потерял сознание.
-  Доктор, делай же что-нибудь. Быстрее! Быстрее! -  Орал Флинк. Но быстрее не получилось.  Билл очнулся лишь через четыре дня, и то, только после вливания донорской крови. Как впоследствии оказалось, эти четыре дня сыграли злую шутку с мистером Флинком.
-  Ну, слава Богу! Очнулся. Давай скорее рисуй.
Билл коряво нарисовал карту, похожую на рисунок трёхлетнего ребёнка в стиле каляка-маляка. Затем долго давал пояснения и описывал разные приметы на местности, которые Флинк тщательно записывал, по много раз переспрашивая и уточняя.
Когда закончили с картой, Флинк срочно вызвал шерифа. Они взяли с собой несколько надёжных человек и отправились за золотом и деньгами.
В пути Флинк рассуждал, обращаясь к шерифу:
-  Этот проходимец Билл, явный соучастник ограбления. Когда вернёмся, надо его повесить.
-  Нужен суд, улики, доказательства. На беспредел я не согласен.
-  Какие, к чёрту, улики, какие доказательства? Состряпаете с судьёй липовое дело, и – готово. Я, что, вас зря содержу?
-  А, если он не виновен и, наоборот , хотел тебе помочь?
-  Слушай, кто тебе сказал, что он хотел? Это безвыходные обстоятельства его вынудили. Его причастность я нутром чую. И ещё. С каких это пор ты стал таким чистоплюем?
Добрались до лесной хижины индейцев, в которой ранее останавливались грабители. Здесь заночевали, а утром по приметам и карте Билла отправились искать тайник.
Нашли достаточно быстро. Золото и пачки долларов были аккуратно запакованы в брезент и уложены в нишу под камнем на высоком берегу бурной неширокой речки.
Стоя на коленях, Флинк трясущимися руками извлекал и разглядывал свои богатства. Когда было всё вынуто и разложено на земле, он вскочил и багровый от гнева закричал, обращаясь к шерифу:
-  Срочно! Срочно вешать скотину Билла! Он меня обманул. Здесь только половина!
В этот момент раздался хлопок выстрела и Флинк обмяк, повалился на берег, скатился и упал в бурный поток, который подхватил тело и почти мгновенно унес его за поворот реки. 
       
3, Поселение Форт-Юкон язык не поворачивался назвать городом. Население его было меньше тысячи человек и в размере оно, вряд ли где, превышало полтора-два километра. Со всех сторон его окружал мрачный темный лес, из недр которого, в жилые постройки упиралась дорога, идущая от канадской границы.   
Именно по этой дороге прибыл Чарли. Как он и предполагал, дорога от места клада заняла чуть больше двух дней. Компаньоны, братья Том  и Роберт тут же набросились с вопросами:
-  Выкладывай скорее, как всё прошло?
-  Почти блестяще, если не считать, что Билл сбесился, убил индейца и пытался пристрелить меня. Но мне удалось первым отправить его на небо. Гореть ему там в аду! 
-  Ад, по-моему, не на небе, - поправил Роберт. – Но это не важно. Пойдём, перекусишь и поговорим. Планы серьёзно поменялись.  Мы все не представляли, что теплая погода так долго продержится, - продолжил  Роберт. -  Исходя из этого, и был составлен первоначальный план. Но, похоже, если сейчас рванём, то ещё можно успеть. Мы с Томом позаботились об этом. Экспедиция уже подготовлена. Предлагаю отправиться немедленно.
-  Ну, немедленно, так немедленно, -  устало проворчал Чарли.   
Когда экспедиция через два с лишним дня добралась до хижины индейцев, компаньоны, неожиданно, обнаружили следы чужого присутствия. Оставив рабочих и поклажу около дома, они срочно пошли в сторону тайника. 
У берега реки Чарли первый заметил Флинка. Он почуял неладное, резко нырнул в кусты и рванул в лес в сторону второй части клада.
-  Сволочь Чарли! Навёл на засаду, -  возмутился Роберт и в бешенстве несколько раз выстрелил  в Флинка. Сделал он это, совершенно не осмотревшись по сторонам. Всего в пару десятков шагов от него находились шериф и его люди, которые тут же открыли ответный огонь. Том был убит сразу. Роберт успел спрятаться за дерево.
Только теперь он заметил маленького медвежонка, который испуганно отбежал к берегу и с интересом начал обнюхивать и трогать лапой мешочки с золотом.
-  Стой, скотина! Не трогай! -  заорал Роберт и, забыв об осторожности, выскочил из убежища, среляя на бегу в мишку, чтобы тот не скинул золото в бурную речку.
 - Бросай оружие или пристрелю, -  крикнул шериф. Но ошеломлённый, потерявший рассудок Роберт, вопреки всякой логике, повернулся и выстрелил в его сторону. Последовал ответный залп.
В это время из глубины леса выбежала огромная медведица и бросилась к своему малышу. Осознав ситуацию, она с диким рёвом начала рвать тело мертвого Роберта и, мордой и лапами расшвыривать клад, большая часть которого полетела в реку.
 -  Стреляйте! Стреляйте в неё! -  прокричал шериф. Несколько выстрелов достигли цели и раненая медведица, хромая, убежала в лес.
Через несколько минут вдалеке раздались выстрелы и человеческий крик. В полукилометре от места гибели Флинка шериф и его люди вышли на небольшую полянку. Посередине её лежали два мёртвых тела. 
Медведица ещё хрипела. Огромная медвежья лапа судорожно сжимала бездыханное тело Чарли. Чарли, который назвался Медвежьей Лапой…
20 Билайн Уходи на тусклую сторону
Давид Синицын
В первый год пользования "Билайном" у меня стащили телефон.Новый купили в офисе оператора.И что?Полгода телефон протаскался по гарантийным ремонтам,а потом приказал долго жить.Купленный в "Евросети" прослужил дольше.

В прошлом смски по ночам с какими-то оказанными услугами,за которые ещё и списывается плата,а оператор отвечает,что всё корректно.И интернет с телефончика,о котором страшно подумать.

 Вспомните службу 0611,куда не не дозвонишься:вместо ответа оператора долгая музыка.А если оператор ответит,то скажет,что ничего не знает про твои проблемы,и начнёт рекламировать платные услуги не имеющие к твоей проблеме никакого отношения.

 Представьте себе,что вы в магазине заплатили за товар,а вам говорят,что этот товар больше не выпускается и не продаётся,поэтому деньги за него возвращать не будут,поскольку вы заплатили,когда товар ещё был.Билайн такое может.Сначала взял плату за подключение услуги льготного роуминга,потом ввёл для всех другие правила роуминга не предусматривающие тех льгот.Списанные за услугу деньги возвращать и не думает.

Теперь,когда можно перейти к другому с сохранением номера.Что они придумали?Постоянные требования перейти на тариф с абонентской платой.Смски на фильтре.Хорошо.Начались звонки,в которых пацаны убеждены,что у меня расстройство памяти,и я не могу приблизительно прикинуть свои пользования телефоном последний месяц.То потрачено 200,смотрю в детализацию - 10 не потрачено.Недавно увидели,что траты повысились,хотя пользование телефоном было меньше,чем все предыдущие периоды.Причём звонили они не с короткого номера,а с разных номеров Билайна Пермского края.Номера разные,поскольку понимали,что каждый номер будет потом в фильтре.А если положить трубку,то звонят снова и хамят.Они не верят в правильность истины "Насильно мил не будешь".

 На каждом чихе требуют установить приложение "Мой Билайн".Установили.Выдаёт "нет подключения к интернету".Входишь в другие приложения - вход в интернет в полном порядке.А они опять это приложение вместо панацеи везде тычут.Их кабинет - только реклама этого приложения и куча анимаций,через которые ничего не узнаешь.У всех операторов в личном кабинете можно подробно узнать про свой тариф.Но не у Билайна.При клике на подробности тарифа ничего,кроме прокрутки до низа страницы,где одни служебные ссылки.

 Ещё у них есть 7 дней бесплатно.Мною так был подключен интернет.Они обещали,что плата начнёт насчитываться только если в течение 7 дней не отключить услугу.Отключаю услугу на 6й день.Приходят сообщения,что успешно отключена.Через месяц смотрю:по истечении той недели мне считается плата,ка за подключенную услугу,хотя интернетом я пользуюсь через другую симку.Никто больше меня так не обманывал.

 Потом оказалось,что подключена услуга "Локатор" и списывает 7 рублей в день за то,что постоянно включает экран и подсаживает аккумулятор.

А недавно куплен новый смартфон.Билайновская симка к нему не подходила.Послали в офис оператора сделать новую.И что?Подошедшая симка Теле2 в смартфоне нормально работала,а симка Би не принимала входящие звонки и смски,только исходящие.Если симки поменять слотами,то Билайновская вела себя так же.И если потребовать дубликат - тоже.И каждый дубликат симки теперь платный.Бесплатные были раньше,но их не хватало на 600й Мерседес каждому сотруднику, 599 Мерседесов им мало.В офисе начали нести чушь,что это в телефоне.В магазине узнали по телепатии,на какой номер у меня переадресация и включили в телефоне такую же.А смски,на которые переадресация не действует? Симка заработала в старом телефончике без интернета и неполных функциях телефона.И что? Начала звонить Пермские пацаны и требовать прейти на тарифы с абонплатой.Вы хоть раз видели,чтобы Мавроди требовал от своих обманутых вкладчиков ещё денег за свои благодеяния?

 У всех операторов есть куча офисов по всему городу,где они оказывают свои услуги.У Билайна такой только один в городе.По магазинам есть салоны с дополнением "экспресс",но они,кроме продажи бракованных телефонов,на все остальные обращения перенаправляют в тот главный офис.Можно было вместо них повесить щиты с указанием адреса единственного офиса.

 Билайн начал чинить препятствия уходу.Сначала лишил услуги "Мобильный перевод",чтоб нельзя было сбросить оставшиеся на счёте деньги.При переводе на Яндекс-счёт начал выдавать такое:"НП1388968789 Извините, не удалось произвести оплату. Подробнее по бесплатному номеру 060672 или отправьте запрос на номер *227# 'вызов'." На номере отвечало,что такого номера не существует,а на запрос приходил ответ:"Остаток на балансе после платежа должен быть не менее 50 руб." На счёте было 400,переводилось 100. 400 - 100 = 300. С каких это пор 300 стало меньше,чем 50 ? Для перехода к другому оператору нужна виписка паспортных данных,при не соответствии могут не перевести.В их офисе начал ломаться принтер.Когда всё же удалось получить выписку,оказалось,что не зря старались: место рождения указано с опечаткой: вдруг кто-то начнёт менять оператора без выписки,и можно будет не переводить под предлогом несоответствия.

 При переходе в МТС их симка сразу заработала в том же смартфоне.Опять Пермские пацаны начали требовать остаться и какие-то льготные тарифы предлагать.Зачем на неработающей симке любой тариф? Где бесплатно заменят симку на работающую,от них ни полслова.

 Не подключайтесь к Билайну,а если подключены,отключите все автоплатежи и регулярно смотрите детализацию:возможны платные услуги,о которых вы не подозреваете.И найдите время для перехода к другому оператору.Какому угодно.Хоть Теле2,который за сопоставимое качество берёт меньшие деньги.Если кончаются деньги на счёте.А тем более,если требуется замена симки,скажем симка пропала,а тем более при покупке нового гаджета оказалось,что старая симка не подходит.Не пробуйте восстановить симку в Билайне,а сразу начинайте переход к другому.Возьмут деньги,дадут неработающую и ещё обхамят.

 Всё время пользования Билайном постоянно выскакивали всплывающие сообщения с требованием подключить платную услугу.То просто включали экран и подсаживали аккумулятор,то влазили в любую деятельность с телефоном и мешали ей.С переходом в МТС это сгинуло,как страшный сон.
21 Для тебя
Альба Трос
Ты сказала мне в спину, что будет холодно, и я почувствовал это, едва ступив за порог. Мести перестало, но на каждом шагу ботинки увязали в сугробах, а незакрытые перчатками кончики пальцев мгновенно задубели. Идти было недолго. На перекрёстке меня ждал наш гитарист, я должен был передать ему процессор. По пути я успел послушать половину песни U2. Некоторые говорят, что музыка должна взбадривать, придавать силы. Не знаю, как по мне, дело не в этом, дело исключительно в прослушивании U2. Боно пел об Айрис, своей матери, которую потерял, будучи подростком, и у него по-прежнему болит. “Hold it close”, - слегка переиначил я только что услышанное в наушниках, передавая коробку с процессором. Мой друг улыбнулся. Мы даже не пили, настолько было холодно, просто стукнулись перчатками и разошлись. Я добрёл до дома, озвучил тебе своё возвращение, разделся, разложил кровать, почистил зубы и лёг под одеяло. В тепле комнаты я подумал о тебе. В муках ты рожала меня, а потом тебе показали посапывающую тушку с биркой на ноге. «Мальчик», - значилось на бирке. На старой чёрно-белой фотке ты прижимаешь меня к себе. У тебя густые длинные волосы, и я зарываюсь в них руками. Ты говорила мне: «Подумай о чём-нибудь хорошем», - когда я не мог заснуть. Тогда мне было шесть, я думал и засыпал. В мои шестнадцать ты слушала со мной норвежский блэк, позже «Депешей» и группу «…и друг мой грузовик» и всегда задавала вопросы. Ты тот единственный человек, к которому я прихожу, если у меня что-то болит. Мне нравится обсуждать с тобой прочитанное. Если в праздник я иду к кому-то из друзей, ты всегда передаёшь что-нибудь для них или их детей – конфеты или полотенце с вышитым зайцем. Есть ещё много всего, что не вместится ни в один файл. Лёжа в кровати, я слушаю Боно и пытаюсь не думать о том, что будет, когда тебя не станет. Я люблю тебя, мама.   
22 Отпечатываю
Альба Трос
Друг мой, в последнее время мне кажется, что самое главное – это отпечатывать себя в реальности. К печатям у меня всегда было трепетное отношение. Взять, например, штемпели на марках, которые я собирал в детстве. Нельзя сказать, что был заядлым филателистом, но пару кляссеров всё-таки накопил. Валяются сейчас где-то в шкафу вместе с другими артефактами тех счастливых дней. Посылки тогда запечатывали сургучом, мне казалось, он сладкий, как шоколад. Однажды я дорвался до сургучной кляксы, лизнул, в общем, одно из первых разочарований. Про снимающих печати ангелов и творение Бергмана вообще молчу. А вот с печатными пряниками как-то не сложилось – к сладкому я дышу ровно. Но речь не об этом. Знаешь, дружище, чем больше я делаю, тем сильнее страх, тот самый Кьеркегоровский ангст. Боязнь того, что вдруг на ровном месте откажет сердечко, и здравствуй, дым из трубы крематория. А после может ничего и не быть, мы не раз с тобой это обсуждали. И так страшно становится, и поделать ничего нельзя. Вот и начинаешь лихорадочно ваять, кропать, палочками пыль из пластиков выколачивать, Future Perfect Tense, опять же. Создаёшь иллюзию, мол, сохранится часть тебя после кончины физической. Наивно, конечно, суррогат, сублимация, так мечтали о светлом будущем в стране тех счастливых дней. А вот ещё из той же оперы: «В наших детях наше бессмертие». «Детей» можно заменить на «дела», если хочешь. Вот закончил творить, каталогизировал, разложил по полочкам и папочкам, а жизнь проходит. И снова то же самое с утра: «О, неплохая идея, надо быстро записать. Сердечко-то не казённое, обидно будет не успеть воплотить». Даже сейчас, пишу я тебе это послание, а на самом деле отпечатываю, отпечатываю, отпечатываю…
23 Я жил с женщиной без носа?
Ирина Христюк
               
                Я ЖИЛ С ЖЕНЩИНОЙ БЕЗ НОСА?

                (Авторская версия реальных событий)


           Захар – косая сажень в плечах – слыл завидным женихом в селе: под два метра ростом, крепко сбитый, с натруженными сильными руками. Густые тёмные волосы, слегка кудрявясь, подчеркивали открытое и приветливое лицо красавца. Зелёные, с затаённым блеском глаза многим девушкам не давали покоя, а открытый и спокойный взгляд сводил с ума местных красавиц. К тому же работящий: и дома родителям подставит плечо, и в колхозе на хорошем счету. Шофёрская служба требует особой смекалки – то подремонтировать, то нужную деталь заменить, и на дорогах внимательным быть, и спиртного ни-ни, только по праздникам, и то в меру. Поэтому и в невесты многие набивались, и глазки строили, но сердце его оставалось свободным.

      И каково же было удивление земляков, когда по селу молниеносно  разошлась новость: Захар посватался к Антонине! Посватался – так посватался. Рано или поздно это должно было случиться. Но ведь к кому?! К Антонине! Такого никто не ожидал и предвидеть не мог.

      Антонина была младше Захара на три года. В красавицах не ходила: ни ростом не вышла, ни статью. Но это – не самое страшное. Несчастье в том, что у Антонины практически не было носа. Такой родилась. И никуда от этого не деться. Кто-то над ней подшучивал, кто-то, наоборот, сочувствовал, но все сходились в одном: она ему – не ровня. Село гудело: как? как могло статься, что такой красавец женится на замухрышке? Чем она взяла? Как вообще такую можно полюбить?

       Версии выдвигались разные. Одни предполагали, что из-за богатства, другие тут же опровергали, так как девушка из обычной сельской семьи, да к тому же средняя из трёх дочек. Старшая - замужем, младшая - ещё в школе учится. Старушки судачили, что мама Антонины к известной в районе колдунье ездила, четвёртые… Да что там. Перемывали косточки все.

       Тем временем родители готовились к свадьбе, а молодых всё чаще видели вместе, счастливых, весёлых и жизнерадостных.
Сыграли красивую свадьбу. И стали они жить-поживать да добра наживать. Через год народился сынишка. Захар души не чаял в жене. И за ребёнком присмотрит, и в хозяйстве всё вдвоём, и приголубить не забывал. Когда мальчику исполнилось два годика, родители подарили ему сестричку. Стали о новом доме подумывать, деньги откладывать. Захар старался изо всех сил, да и родители помогали. И года через четыре новый, красивый и просторный дом уже принимал гостей. А вскоре и семья пополнилась: родился второй сын. Радость, тепло и взаимопонимание царило в доме. Жили между собой, как рыба с водой. И любили друг друга так, как редко кому удаётся в жизни. Захар всегда спешил домой, где его ждали дети и любимая Тонька-Тонюшка. А она его боготворила. Старалась и подросшими детьми заниматься, и дом в чистоте содержать, и хозяйством управлять, и любимого обедом-ужином встречать. И новость, что скоро народится братец или сестрица семья приняла с радостью. Дети подрастали здоровыми и красивыми, забот и хлопот прибавлялось, но родители успевали уделять внимание им и друг другу. Никто никогда не видел Захара пьяным или свернувшим налево. Ни одна женщина не могла похвастаться, что он заночевал или провёл с ней время. Он был верен жене. А за Тоней и раньше-то ничего подобного не водилось. И никто не мог понять, как удаётся им сохранять семью и любовь, несмотря на Тонькины недостатки.

      Время шло. Дети выросли, окончили школу, все получили образование.
Сыновья поженились, остались в родном селе. Дочка вышла замуж и уехала в столицу. А в селе всё никак не могли понять, как может такой интересный мужчина быть преданным одной-единственной женщине, не красавице, да ещё и без носа?

      Не успели Захар с женой отдохнуть от детей, как один за другим пошли внуки. Жизнь мирно текла по устоявшемуся руслу. И казалось, что так будет всегда.

      Но занемогла Тоня. Впервые за всю жизнь и так серьёзно. Захар не отходил от неё. Уволился с работы, благо пенсия нормальная, хватит на стариков. Дни и ночи проводил у постели больной. Дети приходили, но все обязанности по дому и по уходу за больной он взвалил на свои плечи. Ни врачи, ни лекарства не помогали. Больная таяла с каждым днём, и на втором году болезни ушла в мир иной. Несчастье пришло в дом, и Захар не знал, как с ним справиться. Более сорока лет они в горе и в радости были вместе, а теперь он остался один, без своей любимой Тонюшки. Печаль разрывала его сердце. Горькие мужские слёзы лились градом. Ему казалось, что не вынесет потери родного человека. Склонившись над гробом, он плакал в голос. И вдруг, словно очнувшись, он резко замолчал, круто повернулся и спешно вышел из комнаты. Подозвав родных, прямолинейно спросил:

      – Почему Тоня без носа? Где нос? Что случилось?

Все удивлённо переглянулись:

      – Так у неё никогда его и не было, – почти хором ответили они.

Он был потрясён. Недовольно вслушивался в их разговор, не до конца понимая происходящего. Закрыв лицо руками, начал говорить сам с собой, резко и отрывисто бросая слова:

       –  Как? Как?! Я что всю жизнь прожил с женщиной без носа?!

       – Да!

Еле сдерживая себя, простонал:

       – Как могло такое случиться?

       Но никто не смог ответить на простой и в то же время сложный вопрос.
С этой минуты, ошарашенный внезапно обрушившейся на него жуткой новостью, он больше не плакал. А чтобы не выдавать на публику своих чувств и изображать скорбь, он натёр глаза луком…

       Может, у вас найдётся ответ?   
24 Благодарная память или ещё раз о любви к Родине
Ирина Христюк
                БЛАГОДАРНАЯ ПАМЯТЬ
                или
               
                ЕЩЁ РАЗ О ЛЮБВИ К РОДИНЕ

               
                В немой тоске седую голову
                Склоняю низко пред тобой,
                Моё село, тебя я смолоду
                Люблю всем сердцем и душой.


        Когда грусть, будоража воспоминания, временами накатывает на меня, и сердце сжимается от тоски, я, закрыв глаза, мысленно переношусь к милым моему сердцу местам детства, вспоминаю маму, её открытое приветливое лицо,  голос, руки, и на душе становится светлее и теплее. И события переносятся из прошлого в настоящее…

        Родилась и выросла я в невероятно красивом селе Дану на севере Республики Молдова. Люблю родное село – от названия до кладбища: его замечательные пейзажи, неповторимый колорит природы, национальные обряды и традиции, вкусную натуральную еду, певучий украинский говор, красивых и добрых людей. Оно испокон веков славилось не только гостеприимством, но и уникальной культурой, корнями уходящей вглубь веков. Это совсем другой мир и необычная аура. И летний воздух, настоянный на свежескошенных травах, цветах и благоухающих липах, и осенний, пропитанный пожухлой листвой, можно пить тут глотками, как ароматный мёд. В селе и время течёт медленнее и плавней.

        А утро! Оно начинается  не со звонком будильника, а с заливистыми криками петухов, мычанием коров, блеянием коз и овец, гусиными гоготаниями-гаганиями, утиными кряканьями и звенящими птичьими трелями. Поднимаются сельчане рано, до восхода солнца, чтобы успеть управиться с домашними делами до работы. Это – норма. Доить, кормить, убирать, чистить – каждодневный труд. И выходных в хозяйстве не бывает ни у молодёжи, ни у стариков.
А земляничные закаты под вечер со стрекотом кузнечиков, кваканьем лягушек в сельском озере неподалёку, ароматами цветов, вьющимися змейками дыма над летними кухнями – особенность и традиция каждой семьи, когда она собирается за столом после тяжёлого трудового дня.

        Трудолюбие и любовь к земле – отличительные качества земляков. Без них в селе не выживешь.Не посеешь да не посадишь весной, нечего будет убирать осенью, как бы ни трудился летом.Не зря гласит  народная мудрость: чего на землю не падёт, того земля не подымет.
Ленивые в селе не приживаются. За всем нужен бережный уход, забота и внимательное отношение. Это и сады, расцветающие весной и радующие своими ароматами, а летом и ранней осенью одаривающие разносортными плодами черешни, вишни, сливы, яблоки, персики, груши, айва.
И виноград, растущий почти в каждом огороде, и овощи, и картофель, и кукуруза, и пузатые арбузы в полосатых халатах, важно восседающие среди лимонных и рыжеватых шершавых дынь.
И пшеничные поля, сливающиеся в одну огромную желтую гладь, и посевы подсолнухов, со своими желтыми головками, точно следующими за солнцем …

        В детстве я смотрела на загоревшее лицо отца, промокшую и побуревшую на спине рубаху, на капли пота, окатывающие с его лба, и меня охватывало чувство жалости. Хотелось облегчить его труд, не надоедать вопросами, не огорчать проделками, просто быть послушной и «розумной», как у нас говорили, девочкой. Я понимала, что этот труд мне не под силу. И сейчас, часто вспоминая родителей, думаю, что портрет работящего отца – это настоящий портрет труженика села, его олицетворение.
Мои предки до четвёртого поколения были селянами. Деды, пра- и прапрадеды жили в селе и работали на земле. Но так уж сложилось, что я и мои братья, разорвав эту нить преемственности поколений, не связали свою жизнь с селом, но сельский труд нам до боли знаком, и малая  Родина нам дорога.

          Так часто бывает, что человек, в силу тех или иных обстоятельств, покидает своё гнездо. И с каждым годом число уехавших становится всё больше, а география мест пребывания разнообразнее. Всё меньше выпускников возвращается в родные места. Они долгие годы живут вне родины, многие становятся успешными и счастливыми в чужом краю, но уверена, что тоска по родному краю всё равно живёт в укромном уголке каждой человеческой души. Невидимыми узами мы все привязаны к нему. И это щемящее чувство родства с местом своего рождения, где сказал своё первое слово, сделал первый шаг, где учился и рос, нашёл верных друзей, встретил первую любовь, откуда шагнул во взрослую жизнь, никуда не исчезает и не испаряется. У каждого бывают такие минуты, когда нет-нет да и защемит сердце, зазвенит в ушах колокол маленькой сельской церквушки, заплещется родная речушка и выплеснет самые светлые помыслы, самые лучшие побуждения, которые выльются благодатными слезами, омывающими тоскующее сердце. Просто кто-то чувствует это острее и глубже, другие же в кругообороте жизни или по молодости пока не задаются этим вопросом.

         Родная земля – это колыбель, качающая на волнах жизни всех покинувших её. Она подхватывает, когда мы падаем, укрывает от невзгод и житейских передряг. И куда бы ни забросила нас жизнь, священным для каждого всегда будет место, куда хочется возвращаться в мыслях, наяву или во сне хотя бы на мгновение. И зовётся это место – малая Родина. Сливаясь, маленькие Родины образуют нашу страну.
И надо каждому помнить, что никто не сделает нашу Родину богатой,  цветущей и счастливой, кроме нас самих и соотечественников.
С возрастом начинаешь осознавать, что последняя станция твоего назначения может стать родное село, откуда началась судьба…
25 bуdущее
Артур Куличенко
"Никогда не стоит хвастаться будущим", - высказывание известного человека.


Какой современный житель мегаполиса может обойтись без инноваций? Новых технологий, улучшающих твою жизнь в целях её убыстрения. Мы едим, тратя на это как можно меньше времени, спим всего по 3-4 часа и нам нужно что-то молниеносное, такое как 4G. Я, как и все — молодой, схватывающий всё налету, человек, но теряющий заряд своей внутренней батарейки организма и не так часто ставлю ее на подзарядку. В моей квартире куча новых приборов, которые теперь управляются с помощью любого смартфона приложением SIRFGS4 (сокращено в целях конспирации). Это удобно, когда я лежу в ванной, то могу включить обогреватель и отопить другую комнату, прежде чем выйти из этой. Или включить компьютер, чтобы тот успел загрузиться. С помощью web – камеры я могу с работы в офисе прибраться, используя пылесос-робот и проверить все ли в порядке в моей квартире. Наличие роутера у меня дома - бесплатный и всегда мой Wi-fi. Беспроводные приборы решили многие проблемы. Я рад, что родился в эру современных технологий. Все то, что когда-то показывали в фантастических фильмах о будущем, сбылось, и мы безмерно счастливы…
…Утром, когда я открыл глаза, закрыв веки всего несколько раз за ночь, я заметил, как одна из моих четырех камер обратила на меня свой взор. «За мной что следят?», – подумалось мне. Да нет, кому это нужно. Я ведь живу не в каком-нибудь шпионском фильме чтобы стать объектом слежки. Я встал, умылся и опять завалил себя офисной работой – печать с помощью клавиатуры, ответ на звонки как автомат: «Да»; «Нет»; «Не уверен»; «Точно сейчас не скажу»; «Позвоните позже, его сейчас нет на месте». Перекус, перекур и т.д. и т.п.
Я живу как и все особо никогда не выделяюсь из толпы. У меня есть друзья, у них есть друзья. У меня есть проблемы и у них тоже есть куча проблем. Мы созваниваемся видеозвонками. Общаемся с помощью гарнитуры в Skype, встречаемся в реале и пьем пиво с чипсами L. А потом утром на работе мы подзаряжаемся, словно роботы, - энергетиками R., которые потом питают наш организм целый день. Всё как всегда всё как и у всех. Едим по-прежнему быстро, спим, как и раньше 3-4 часа, но мы счастливы и как ни странно всё успеваем! У меня, как и у всех есть отношения - любовь всей моей жизни Вероника, и я не хочу чего-нибудь упустить в этой жизни, даже маленькой детали. Мы с Вероникой гуляем по ночному городу, посещаем клубы, и сон не входит в наши с ней планы. Это весело. И как пелось в песне: «Танцуй, пока молодая, девочка Рая» - мы тратим свою жизненную батарейку, которая сядет к пятидесяти годам. Вот тогда можно будет и поспать. Вот тогда можно будет уже задуматься.
Вечером чувство, что за мной следят, только усилилось. С работы через свои камеры я заметил, что мою квартиру кто-то посетил. Люди в серых одеяниях открыли, непонятно как, замки сейф-двери, даже не догадываясь, что у меня в квартире стоят камеры. Ну, или догадывались, но не знали, что они функционируют. Я сразу обратился в полицию, показав улики – свои видеозаписи. Как ни странно люди в сером ничего не взяли и, поэтому я отметил в полицейском участке только проникновение. Написав заявление, меня уверили, что все выяснят в ближайшее время, что я могу не волноваться насчет этих странных посещений.
В клубе Вероника поделилась мне, о том, что её квартиру посещали какие-то странные люди в сером одеянии и я, удивившись, сказал, что в мою квартиру тоже проникали люди. А еще она мне показала уже, будучи выпившей, тату на щиколотке с надписью: «Модель 2004». Она захихикала и спросила, не знаю ли я, кто из наших друзей так с ней пошутил. Я еле улыбнулся и ответил, что не знаю. В туалете я в ужасе загнул край брюк, чуть приспустив левый носок и, увидел надпись (которую недавно сам заметил) в виде татуировки: «Модель 2005». Меня продрал дикий ужас. "Это же шутка да?". 
26 Счастья вам!
Антонуан Бурый
Серебристый ситроен резко затормозил у шлагбаума городского родильного дома. Автомобиль ещё полностью не остановился, как у него открылась водительская дверь, и взлохмаченный, явно нервничающий водитель крикнул охраннику:
- Открывай, у меня жена рожает!
- Жена? – переспросил охранник, вроде бы немного удивлённо.
- Жена, кто ещё, - заорал водитель, - да открывай, у неё воды отошли!
На заднем сиденьи машины действительно лежала женщина с напряжённым лицом.
- А вы уверены… - начал, было, охранник.
- Да открывай ты, дубина, а то всю вашу проходную разнесу! – водитель гаркнул так, что охранник решил подчиниться.
Автомобиль резко сорвался с места, взвизгнув колёсами, завернул за угол и затормозил около приёмного отделения. Водитель выскочил из машины и кинулся сначала к задней дверце автомобиля, а потом, пробормотав что-то нечленораздельное, развернулся, вскочил по ступенькам и влетел внутрь. Его волосы торчали в разные стороны, пиджак был наполовину расстёгнут, а застёгнутые пуговицы были продеты не в те петли, из-за чего левый воротник начинался выше подбородка, а правый – ниже шеи.
- Быстрее, - закричал он, подбежав к дежурной медсестре, - помогите, жена рожает! Врача! Скорее! Врача!!!
- Жена? – переспросила медсестра тоном, удивительно похожим на тот, каким это спрашивал охранник.
- Жена, жена, - гаркнул лохматый, - я рожать не могу, к сожалению!
- Напрасно не можете, - произнесла медсестра ледяным тоном, - мы ей поможем. А с вами у нас будет серьёзный разговор.
- Какой разговор? Какой серьёзный? Да помогите же ей, наконец!
Медсестра сняла трубку внутреннего телефона и что-то сказала. Через минуту в холле появились два санитара с носилками
- Ведите к своей жене, - сказала медсестра, посмотрев на лохматого взглядом, полным презрения, - а потом возвращайтесь.
Лохматый побежал к машине, а она ему крикнула вслед:
- И не вздумайте бежать! Мы вас всё-равно из-под земли достанем!
- Куда бежать? Зачем из-под… - бормотал лохматый, подбегая к машине, - Пусик, тебе плохо? Я тебе, пусик, санитаров привёл, они тебя сейчас уложат… Ну осторожнее, же!.. всё сделают, как надо, тебе совсем не больно будет… Ради бога, плавнее, плавнее!
- Вам туда нельзя, - остановил его санитар около двери, над которой красовалась надпись «Посторонним вход воспрещён»
- Нельзя, так нельзя, - промямлил лохматый, - а я вот тут посижу… - он устало погрузился в одно из кожанных кресел, стоящих около стены, - А когда всё утрясётся, я тут как тут буду…
- Пройдёмте, - услышал он прямо над собой сухой голос, такой холодный, что он невольно поёжился, поднимая глаза. Прямо над ним стояла та самая медсестра, которая встретила его у входа в больницу. Весь её вид выражал… Сложно сказать, что именно он выражал, но уж точно, ничего хорошего.
- Простите, я посижу, - произнёс лохматый и снова поёжился.
- Нет, вы не поняли, вы ДОЛЖНЫ пройти. За вами уже выехали, и если вы считаете, что можете бежать…
- Послушайте, я не понимаю, чего вы от меня хотите. Я не собираюсь ни от кого бежать, я сам привёз сюда жену, потому что она рожает, я…
- Встать, сволочь! – она гаркнула так, что воздух удивительным образом совершил вибрации, заставившие лохматого буквально вскочить с места, - он ещё надо мной издеваться будет! Развернуться!
Лохматый подчинился и тут же заметил, как на его запястье защёлкнулись наручники.
- За что? – промямлил он, пытаясь ощупать холодную сталь.
- Не строй из себя идиота. Впрочем, мне всё равно, можешь строить. Скоро за тобой приедут и всё объяснят.
Приехали быстро. Настолько быстро, что лохматый успел подумать, что если бы с такой скоростью приезжала полиция на место преступления, раскрываемость по горячим следам приближалась бы к ста процентам. Трое молодых людей в чёрных костюмах схватили лохматого и повели к выходу.
- Да в чём, собственно, дело? По какому праву вы меня за…
- Там узнаешь.
- У меня жена ро… - договорить он не успел, потому что схлопотал по спине чем-то тяжёлым, отчего согнулся пополам. Начинало складываться впечатление, что фраза «жена рожает» действовала на всех примерно как на быка красная тряпочка.
У входа стоял чёрный микроавтобус со включённой мигалкой и зарешёченными задними окнами.  Вдоль борта автомобиля проходила белая полоса с чёрной надписью «КОТ». Лохматого погрузили на заднее сиденье, предварительно обысквав, а слева и справа от него уселись люди в чёрных костюмах. Третий человек сел на переднее сиденье рядом с водителем. Завыла сирена, и автомобиль с пробуксовкой тронулся с места.
Они мчались, не обращая внимания на светофоры и дорожную разметку. Остальные участники движения разбегались, как тараканы с кухни при включении света. Сидеть было чертовски неудобно: во-первых, люди в костюмах не отличались миниатюрными формами, а во-вторых руки, скованные наручниками за спиной, болели и отекали. На просьбу снять наручники, или хотя бы одеть их так, чтобы руки были спереди, с переднего сиденья обернулся человек в костюме и посмотрел на лохматого так, что отбил всякое желание что-либо спрашивать. К счастью (или к несчастью, в зависимости от какой стороны посмотреть), доехали быстро – автомобиль резко затормозил около железобетонностеклянного здания с вывеской над входом «КОТ n-ского района города m». Лохматого вытащили из машины и повели ко входу, ещё раз обыскав на проходной. Потом они шли какими-то лестницами, подвалами с обшарпанными стенами, коридорами, по обеим сторонам которых располагались стальные двери с одинаковыми глазками, открывали решётки, окрашенные облупляющийся зелёной краской. Наконец, остановившись возле очередной двери, один из сопровождавших вытащил из кармана огромную связку ключей, и, выбрав нужный, открыл дверь. За ней оказалась крохотная камера размером примерно три на два метра, с микроскопическим окошком под потолком, стальной кроватью, дыркой в полу, предназначавшейся, судя по всему, для справления естественных надобностей, и умывальником, расположенным над этой дыркой и чуть левее неё.
- Пока здесь посидишь, - сказал сопровождающий, указывая на открытую дверь и снимая с лохматого наручники.
- Да что я такого сде… - возмутился было лохматый, но договорить не успел, получив удар в челюсть такой силы и направления, что тут же очутился в камере. Дверь с лязгом захлопнулась и послышался звук закрываемого замка.
Когда глаза, наконец, привыкли к темноте, он огляделся. Сквозь окошко пробирался слабый свет, и можно было различить, что стены были испещерены надписями, нацарапанными каким-то металлическим предметом. Надписи были самые разнообразные – от банального «Здесь был Вася» до загадочного «Хорошо всё то, что уже умерло». Примерно четвёртую часть одной из стен занимал календарь, состоявший из множества палочек, перечёркнутых по семь штук и выровненных по горизонтали и вертикали. По самым скромным подсчётом оказалось, что автор календаря сидел тут не менее десяти лет, что произвело на задержанного удручающе впечатление. Усугублялось оно ещё и тем, что в нижней правой части календаря не хватало несколько блоков по семь палочек, последний блок содержал всего четыре палочки вместо семи и не был перечёркнут, а последняя нацарапанная палочка была кривой и длинной, заканчиваясь уже на полу. По этим признакам, задержанному показалось, что рисовавший умер прямо здесь, в тот момент, когда ставил очередную метку в календаре, и от этого стало по-настоящему жутко.
Послышался какой-то шум, скрежет, и в двери открылся небольшой лючок, в котором показалась тарелка с варевом непонятной консистенции.
- Ужин прибыл, - сказали снаружи, - забирай сразу, а то не достанется. Это я тебе первый и последний раз говорю.
Лохматый взял тарелку, и лючок тут же захлопнулся. В тарелке оказалось что-то мутное, желеобразное. Ложка, воткнутая в это мессиво, могла несколько минут простоять там, немного покачиваясь. Лохматый поковырялся ложкой в вареве, но есть его не смог, несмотря на то, что он был голодным – еда была удивительно резиновой консистенции, и казалось, что если её выронить из тарелки, будет прыгать по полу, как мячик. Неожиданая ярость овладела уздником. Он схватил тарелку, с силой швырнул её в дверь камеры, подскочил к двери и принялся дубасить в неё кулаками, крича при этом что-то типа «Хватит меня держать в ваших застенках», «Что я вам сделал?», «У меня там жена рожает, отпустите немедленно!». Послышался скрежет открываемого замка, дверь резкао распахнулась, и в камеру вошёл человек с огромной связкой ключей.
- Жена, говоришь, рожает? – спросил человек, покачивая связкой.
- Жена, а что?
- Нна, получи, сволочь! – крикнул вошедший и с размаху ударил узника по голове связкой ключей.
Когда он очнулся, в окошке совсем потемнело. Он лежал на полу камеры, голова нестерпимо болела. Дотронувшись рукой до источника боли, он обомлел: волос на голове не было, свежая щетина непривычно колола руки. От внезапно нахлынувшей злобы, сочетающейся с бессильем и непониманием происходящего, он сел, обхватил голову руками и громко завыл. Жена, скорее всего, уже родила, но это словосочетание приводило всех окружающих в такое состояние, что он боялся даже подумать об этом. Впрочем, лучшее в этой ситуации – вообще не думать, потому что любые мысли сводились к вопросу «Что здесь происходит?! Единственное, что можно было разумного сделать в этой ситуации – побыстрее завершить этот дурацкий день в надежде на то, что следующий будет лучше предыдущего. Поэтому он перебрался на кровать и почти моментально уснул.

Проснулся с петухами. Сначала даже не понял, где находится – настоящий петух сказал «Кукареку», потом помолчал немного и повторил «Кукареку» для тех, кто не слышал. И так у него уютно это получилось, что можно было подумать, что всё происходящее – страшный сон, а он сейчас проснётся на даче, в тёплой кровати, а рядом жена, которая… Рожает!
Он резко открыл глаза и сел. В маленькое окошко пробивался слабый свет, под грязным потолком висела одинокая лампочка, которая слегка покачивалась. В этот момент петух сказал «Кукареку» третий раз – так громко и натурально, что можно было подумать, что он находится прямо в камере.
За дверью послышались шаги, потом открылся люк. В образовавшемся проёме показалась рука с миской.
- Эээ, подождите, - узник подбежал к люку, - а откуда здесь петухи?
- Дружок, - послышался необыкновенно мягкий голос снаружи, - да мы же заботимся о тебе! Ты оступился, но мы верим, что ты осознаешь это и сможешь идти дальше, - миска исчезла, а в люке показалась толстая, небритая физиономия с увлажнившимися глазами, - ведь петух по утрам – это так уютно! Мы хотим, чтобы тебе всё напоминало о доме!
Опять вместо физиономии появилась миска с баландой.
- Жри давай!
Он едва успел взять миску, потому что в тот же момент люк захлопнулся.
Завтрак был тоже резиновым. Зубы вязли в нём, как поляки в болотах, ведомые Иваном Сусаниным. Несмотря на это, пришлось умять половину порции, потому что голод, как говорится, не тётка. Скорее всего, умял бы и всё, но послышался скрежет открываемого замка, и дверь резко распахнулась. В проёме стоял охранник со связкой ключей и человек в форме капитана полиции.
- Заключённый Петров?! – то ли спросил, то ли констатировал капитан.
- А почему зак…, - начал было узник, но не его прервали:
- Заключённый Петров? – повторил капитан более резко.
- Так точно, - отрапортовал Петров, неожиданно вспомнив армию.
- Пройдёмте. На допрос.
- Куда пройдёмте?
- Да, пожалуй, можно и здесь, - капитан огляделся по сторонам и указал на кровать, - вы позволите?
- Да, конечно, будьте как до… - договорить этого слова он не смог, произнеся вместо этого что-то типа откашливания «гм»
- Да вы тоже садитесь, не стесняйтесь! – капитан уселся на кровать и показал Петрову место рядом, - итак, где и за что вас задержали? – спросил капитан.
- Да ума не приложу! Представляете, я ехал в роддом. У меня там жена ро…
Договорить он не успел – профессиональный удар ключами сделал своё дело, лешив его сознания.

Проснулся с петухами…
Дежавю какое-то. Голова раскалывалась, будто по ней ездили катком. Ничего не хотелось, только есть. Неважно что – резиновую кашу, суп из топора, плесень – сгодилось бы всё. Ровно с третьим криком петуха, открылся люк.
- Жри, давай, - гаркнули снаружи, просунув миску. Уговаривать не пришлось – узник выхватил миску и жадно уплёл резиновое варево.
- Сожрал, чтоли? – спросили снаружи.
- Да. А добавки можно?
- Нет. Тебя на допрос. – дверь открылась, и на пороге появились капитан и охранник.
- Заключённый Петров? – спросил капитан.
- Да. Проходите, пожалуйста, садитесь, будьте как дома, - выпалил Петров, сам удивляясь своему красноречию.
- Спасибо, - удивлённо сказал капитан, жестом приглашая Петрова сесть на кровать, - начнём, пожалуй?
- Пожалуй, - обречённо ответил Петров, присаживаясь.
- За что вас задержали?
- Гм… Я не знаю…
- А подробнее?
- Я ехал в роддом.
- Зачем?
- Ну… Человеку стало плохо.
- Какому человеку?
- Моей жене…
- Ах ты сволочь! – от удара он опять отрубился.

Проснулся с петухами…
День сурка? Неужели, такое и правда бывает? И почему, чёрт побери, это случилось именно так? Почему не в пятизвёздочном отеле на острове Крит, куда они летали с молодой женой прошлой осенью, где они так прекрасно провели медовый месяц, а теперь, по истечении девяти месяцев после этого… Дальше думать стало страшно, да и опять помешали…
- Кукареку, - третий раз сказал петух.
- Клац, - сказал замок.
- Бум, - сказал люк.
- Жри давай, - сказал охранник.
- Треньк, - сказала миска.
- Шеф, чайку бы, а? Пить хочется!
- Из-под крана попьёшь!
- Ууууууу, - сказал желудок.
Заключённый схватил миску и жадно, зубами и руками умял очередную порцию. Съел бы и миску, если бы получилось её раскусить. Он был настолько увлечён этим занятием, что даже не заметил, как в камере появились капитан и охранник.
- Заключённый Петров? – раздалось у него над ухом. От неожиданности, Петров резко подпрыгнул и уронил на пол миску.
- А вот эти шуточки бросьте! – гаркнул капитан, - Что вы себе здесь позволяете?
- Я… я… слу…
- А я всегда вам говорил, - пролебезил охранник, преданно глядя в глаза капитану, - он саботажник. Давеча про петухов спрашивал. Я ему всё объяснил, как мы тут о нём заботимся. И что вы думаете? Никакой благодарности! И, главное, все допросы саботирует! Может быть, его к шефу?
- К шефу! – воскликнул капитан, - наденьте на него наручники!
Охранник ловким движением схватил руки заключённого, свёл их за спиной, умудрившись при этом достать наручники. Холодная сталь, лязгнув захлопнулась на запястье.
- Пройдёмте, - сухим голосом сказал охранник.
Они опять долго шли лестницами, подвалами и коридорами, причём маршрут на этот раз был настолько странным, что иногда казалось, что они ходят кругами. Наконец неожиданно вышли в просторный, хорошо освещённый холл, оканчивающийся огромной дубовой дверью. Охранник толкнул узника вперёд и прошёл следом.
- Стоять. Руки за го… ах, да… Лицом к стене, - приказал охранник и подошёл к двери, робко кашлянул и постучал.
За дверью произнесли что-то малоразборчивое, больше всего похожее на слово «войдите». Охранник приоткрыл дверь и, просунув голову в образовавшуюся щель, произнёс тихим голосом:
- К вам задержанный из роддома.
- Пусть войдёт, - раздалось из-за двери.
- Входите, - сказал охранник.
- А наручники?
- Да входи уже! – он открыл дверь и впихнул туда задержанного.
Кабинет оказался таким огромным, что сложно было даже представить, как в обычном здании в центре города мог поместиться такой огромный кабинет. Потолок был настолько далёким и слаборазличимым, что, если не думать о том, что он БЫЛ, можно было решить, что его вовсе не было. Единственное, что впрямую говорило о его существовании – это невероятных размеров хрустальная люстра, которая чуть слышно позвякивала при малейшем движении воздуха. Сама комната оказалась круглой, а в её центре располагался ступенчатый подиум высотой в человеческий рост, в центре которого стояло кресло, обитое красным бархатом. В кресле восседал… восседало нечто огромного размера и неопределённого пола, по виду напоминающее человека. У него тоже было две руки, две ноги и голова, поэтому сомнений в человекообразности возникнуть не дожно было. Правда, например, у собаки столько же конечностей, но считать её поэтому человеком ни у кого и в голову не приходит.
- Имя, - сказало нечто. Голос у него можно было назвать басом, но на мужской голос он похож не был. Впрочем, и на женский тоже. Взгляд его не был направлен на вошедшего, а устремлялся куда-то сквозь стену, вперёд и немного вверх.
- Что? – спросил задержанный.
- Как твоё имя?
- Петров. Эдуард Борисович.
- За что задержан?
- Да не знаю я! Это какое-то недоразумение! Понимаете,..
- Где задержан?
- Так вот, я и говорю. В роддоме я задержан. Я при…
- Вы там рожали?
- Нет, что вы. Я при…
- А почему вы не рожали?
Этот вопрос застал врасплох – он совершенно не понимал, что на него можно ответить.
- Видите ли, я мужчина.
- ЧТО? – заорало допрашивающее существо, впервые посмотрев на вошедвего, - что вы сказали?
- Да нет, ничего, - промямлил задержанный, - в силу некоторых физиологических способностей, я не умею рожать.
- Так научитесь! Что, так сложно?
- Да, собственно, я не знаю… Проблем нет, моя жена любезно согласилась родить нашего ре…
- ТВОЯ КТО? – прогремело существо.
- Жена… А что?
- А что??? Вы спрашиваете, «а что»? Ну, знаете! Я вас выведу на чистую воду! Почему вы на ней женились?
- Я полюбил её…
- Нет, я не спрашиваю, почему вы на ней ЖЕНИЛИСЬ. Я спрашиваю, почему вы на НЕЙ женились? Когда вы выбирали своего будущего партнёра, для вас решал определяющее значение его пол?
- Как вам сказать? Вообще-то, да.
- ДА??? Вы сказали «да»?
- Я… простите… знаете ли, мы детишек хотели…
- Значит, решающее значение на вашу любовь оказала дырка между её ног? Это для вас важнее, чем душа?
- Но мы ведь созданы разными… Дети появляются…
- Не надо меня учить, откуда появляются дети! Или вы не знаете, что современные технологии позволяют рожать как так называемой женщине, так и так называемому мужчине. В разнополой семье (если, разумеется, члены этой семьи доказали, что пол не имел значения при выборе партнёра), по закону о толерантности, оба супруга должны рожать по очереди. Вы что, этого не знали?
- Не зна… Простите, а вы же не знаете, вдруг у нас это первый ребёнок, и мы решили, что рожать должна жена…
- Мы всё про вас знаем! В роддоме вы сказали ключевую фразу «я рожать не могу, к сожалению». Иногда одна фраза может сказать всё о человеке.
- Я не…
- Достаточно. Мне всё про вас ясно. Вы не толерантны. Такие как вы, веками эксплуатировали так называемых женщин, заставляя их рожать в муках, а сами этих мук не испытывали, зато получали удовольствие от процесса зачатия. Вы признаны виновным и понесёте наказание.
- Какое?
- Толерантизация мозга, совмещённая с зачатием ребёнка с последующим контролем периода беременности и родов, обеспечивающимся регулярными консультациями в специальном стационаре и под пристальным наблюдением сотрудников КОТ.
- Простите, сотрудников кого? – внезапно овладевшая апатия мешала полностью уяснить суть приговора.
- Комитета Обеспечения Толерантности, - сухо ответило существо, - ОХРАНА! - дверь открылась, и в проёме показался охранник, - уведите приговорённого.

***
Серебристый ситроен резко затормозил у шлагбаума городского родильного дома. Автомобиль ещё полностью не остановился, как у него открылась водительская дверь, и взлохмаченная, явно нервничающая женщина, сидящая за рулём, крикнула охраннику:
- Открывай, у меня муж рожает!
Шлагбаум бесшумно поднялся. Автомобиль резко тронулся с места и свернул в сторону приёмного отделения.
- Счастья вам, - пробормотал охранник, опуская шлагбаум. Только вот фраза почему-то получилась не искренней…
27 Портрет из прошлого
Зоя Белова
Женщина никуда не спешила. Этот день она решила провести в одиночестве. Анна зашла в любимую кафешку на Старом Арбате и с удовольствием выпила чашечку кофе с пирожным. Настроение стало еще романтичней, и она продолжила прогулку. Августовский день перевалил за вторую половину. Анна была в белом струящемся платье, волосы гладко собраны в пучок. Привычка делать такую прическу сохранилась с детства, когда она занималась танцами. Память тела сохранила и ровную спину, и высоко поднятую голову, и плавность движений. Легкая улыбка завершала привлекательный образ Анны. На нее поглядывали, и она это чувствовала. Анна аккуратно обходила мольберты, рассматривая приколотые к ним листы с изображениями.
- Девушка! - Анну остановил чей-то призывный голос. Она секунду постояла, раздумывая, хотя поняла, что обратились именно к ней, потом медленно развернулась.
- Я хочу Вас нарисовать, – уже не требовательно, а с просящими нотками прозвучала фраза дальше.
Перед ней стоял мужчина в возрасте, в очках с темной оправой, лысеющий. Внимание сразу привлек грубый шрам на правой щеке.
- Он мне знаком, я его уже видела, но где, когда? – мысли путались в голове Анны. Она стояла, ничего не отвечая, вся погрузившись в свою память.
- Девушка, не волнуйтесь, я просто хочу Вас нарисовать! – опять повторил незнакомец.
- Что-то не вижу у Вас мольберта! – чуть помедлив, с легкой иронией заметила Анна.
- Да здесь он, я просто отходил позвонить. Вот мое рабочее место, - сделал жест рукой художник, как бы приглашая Анну.
И Анна пошла за ним. Художник шел на шаг впереди, но Анна обратила внимание, что человек прихрамывает.
- Это же Он, я узнала Его, - Анна даже остановилась на мгновение, - ведь прошло лет двадцать, но эти две приметы – шрам, хромота! Жоффрей, это точно он!
Анна уже не сомневалась, человек из ее детства встретился здесь, на Арбате.
- Господи, как же давно это было, но будто вчера! Прямо дежавю!

Воспоминания, как красивые картинки, стояли у нее перед глазами. Тоже лето, ей пятнадцать. Во дворе подмосковного городка ребятня сами сделали и установили стол для пинг-понга.
Аня с подружкой азартно работают ракетками. Но тут её внимание привлек мужчина, прихрамывая, он уверенно приближался к ним. Он подошел и остановился возле теннисного стола. Аня от присутствия неожиданного зрителя стала часто терять шарик. Приходилось его то и дело поднимать. Незнакомец продолжал стоять и наблюдать то ли за девочками, то ли за их игрой. Ане это надоело. Она решительно положила ракетку на стол и подняла голову на мужчину. Первое, что она заметила – это шрам во всю щеку! Частично он был прикрыт очками в черной оправе. Мужчина не был старым, но для пятнадцатилетней девочки молодым не казался. «Вылитый Жоффрей…», - подумала Аня. Этим летом в их кинотеатрах крутили фильм «Анжелика – маркиза ангелов». «Жоффрей» вдруг произнес:
- Я хочу Вас нарисовать!
Аня растерялась, подружка молча стояла рядом.
- Как Вас зовут? - обратился он к девочкам.
- Я Аня, а это – Валя. А Вы Жоффрей? - шаловливо сказала Аня.
- Почему Жоффрей?
- А Вы смотрели кино про Анжелику? Вы похожи на мужа Анжелики – графа Жоффрея де Пейрак!
- Понятно, – ответил незнакомец, - пусть так и будет. Я Жоффрей! Вообще-то я художник, и я очень хочу Вас нарисовать, Аня!
В это время Валю позвали домой, и она ушла с большой неохотой.
- А Валю Вы тоже нарисуете?
- Значит, ты уже согласна? – Незнакомец фамильярно перешел на «ты».
- Я подумаю!
- Понимаешь, Анна, можно я тебя буду так называть? Если уж я Жоффрей, то ты Анна, а не маленькая Аня.
- Хорошо! – снисходительно разрешила Аня, - мне так даже больше нравится, а то дома меня вообще Нюсей называют.
- Ну какая ты Нюся? Ты Анна, и тебе очень идет твое имя, поверь мне! Ты еще многих мужчин заставишь пострадать.
Аня стыдливо опустила глаза. Ей было совершенно не страшно разговаривать с незнакомым взрослым мужчиной. Даже интересно! К тому же он представился художником.
- Анна, я тебе сейчас напишу адрес и жду тебя в среду в два часа! - очень уверенно, будто решение уже принято, сказал художник. – А вообще-то меня зовут Игорь, можешь так и называть, не люблю фамильярностей с отчеством.
Игорь быстро достал блокнот, написал адрес, вырвал листок и протянул Ане.
- Анна, я очень жду!
Стремительно развернулся и ушёл, прихрамывая.
Аня села на скамейку и стала изучать написанное. До ее сознания стало доходить, что-то такое произошло, о чем не всем расскажешь. Она прокручивала в голове происшедшее.
- Какой-то дядька зовет меня к себе домой, назвался художником, хочет меня нарисовать…Вале не расскажу, никому не расскажу! – твердо решила Аня.
 Вернулась Валя.
- Ну рассказывай, где этот мужик, что он тебе говорил, - засыпала вопросами Валя.
- Д я его отшила! – с деланным равнодушием ответила Аня, - мне обедать пора, Валь, вечером пойдем гулять!
Валя разочарованно смотрела вслед уходящей подруги.
У Ани из головы не выходило это маленькое приключение. Было воскресенье, а Жоффрей назначил встречу на среду. В голове было одно: «Идти – не идти!». Любопытство и предвкушение чего-то непонятного взяли верх, и в среду она точно знала, что пойдет.
- Не каждого приглашают позировать! –всматривалась она в свое отражение в зеркале. – Анна….Анна, а ведь красиво звучит. Он же художник, он лучше видит и понимает, чьё лицо надо рисовать.
Она раскрыла шкаф.
- Что надеть? - выбор был не богат, и она сняла с вешалки темный сарафан в горошек.
Волосы завязала в высокий хвост, накрасила на глазах стрелки, ресницы тронула тушью. Всё, готова. Покрутилась у зеркала и осталась довольна своим видом.
До двух оставалось полчаса, как раз столько, чтобы дойти до указанного адреса. И тут в комнату вошла мама.
- Ты куда нарядилась? - ласково спросила она.
- В кино с девчонками хотим сходить, можно?
- Да уже собралась, чего уж там, сходите!
Аня, не дожидаясь лишних вопросов, выскочила из дома. Теперь её путь лежал только туда, в тот дом и квартиру из злополучной бумажки.
- Что я делаю, что я делаю! - всю дорогу накручивала себя Аня, но упорно шла. Вот и дом, квартира на втором этаже. Аня звонит, выходит женщина:
- Вам кого, девочка?
- А Игоря можно? - тихо спросила Аня.
- Игорь, это тебя! – куда-то в комнату крикнула женщина. Вышел Игорь:
- А, Анна пришла! Ну проходи! – и добавил женщине, - проводи её ко мне!
Женщина пригласила Аню и проводила в дальнюю комнату. Посреди комнаты стоял мольберт, еще письменный стол, высокий стул, кушетка. На стенах висели картины в масле, пастель, наброски в карандаше. Некоторые картины были просто прислонены к стене. Стол завален рулонами бумаги.
- Не соврал, правда художник! – с облегчением подумала Аня.
Жоффрей-Игорь вошел в комнату.
- Я очень рад, что ты пришла, Анна! Честно скажу, слабо верил в это.
- Почему?
- Вы же, девчонки, воображаете себе невесть что, боитесь, что вас обидят, страху нагоняете. А я художник! Ты теперь видишь, что я женат, кстати, мою жену зовут Оля. Она тебя тоже не обидит. Так что приходи всегда, не бойся! У меня часто бывает молодежь. Мы много говорим об искусстве, читаем книги вместе, рисуем.
- А почему Вы меня выбрали, а не Валю?
- Понимаешь, Анна, твое лицо как рассвет. День еще не начался, а по рассвету видно, какой он будет: солнечный или пасмурный. Так и ты, еще девочка, но я вижу, что скоро наступит твой рассвет, вернее, расцвет. Ты расцветешь такими красками!
- Спасибо! – потупила глаза Аня.
- Ну, давай приступим! Садись на стул так, чтобы лицо было освещено, и думай о чем-нибудь хорошем. Или рассказывай мне что-нибудь.
- А что Вам рассказывать?
- Да что угодно, где учишься, с кем дружишь, истории смешные рассказывай. С тобой же случались смешные истории? Мне нужно видеть твои эмоции, как меняется твое лицо. Только специально смешные рожицы мне не строй!
Аня рассмеялась.
- Вот, молодец! Теперь ты меня рассмеши.
Ане стало легко и просто. Она рассказывала про танцы, которыми занималась, про учебу, про друзей. Они много шутили и смеялись. Все это время Игорь быстро работал карандашом, его взгляд цепко подмечал что-то в лице модели и мгновенно наносил на бумагу. Ей хотелось посмотреть, что там на рисунке. Игорь, как бы это почувствовав, сказал:
- Анна, я сейчас прервусь ненадолго, да и ты передохни.  Я тебя очень прошу, не смотри на рисунок. Когда можно будет, я тебе сам покажу.
- Хорошо! - пообещала она.
Игорь вышел. Аню разбирало любопытство, как её видит художник…Но Аня обещала! А она хоть и юная, но была человеком слова. К тому же  понимала, что Игорь может войти в любой момент. Не хотелось в первый же день оказаться в нелепой ситуации.
Игорь вошел минут через десять. Он ничего не спросил, а сразу приступил к работе, продолжая беседовать с Аней.
Часа через два Игорь сказал, что на сегодня хватит, и попросил прийти в понедельник в то же время. Аня еле дождалась этого дня. Все повторилось, она опять надела тот же сарафан, подкрасила глаза, волосы уложила в свой любимый пучок. Маме пришлось опять врать, что идет в кино с подружками.
Её также встретила Оля, жена Игоря, и проводила в дальнюю комнату. Игорь уже был там.
- Анна, здравствуй! Садись, начнем, – Игорь задержал взгляд на Ане, -  а тебе очень идет эта прическа! Она очень подходит к твоему имени. Ты как лебедь с такой длинной шеей!
Аня зарделась от его комплиментов, а Игорь продолжал:
- Анна, а у тебя есть белое платье?
- Есть, - чуть подумав, ответила девушка.
- Я тебя прошу, приходи в следующий раз в белом платье. И еще, распусти волосы!
Аня повиновалась. Она сидела на стуле такая юная, хрупкая, волосы струились по плечам. Игорь подошел к ней и одной рукой собрал волосы и поднял кверху, а двумя пальцами второй руки провел аккуратно по линии шеи, по бретельке сарафана, затем по руке. Его движение закончилось на пальцах руки. Игорь взял руку и поднес к губам. Аня в страхе отдернула руку. Она подняла глаза- лицо Игоря было прямо перед ней. Аня ничего не видела, кроме уродливого шрама.
- Не бойся, разве тебе не нравится? – тихо спросил Игорь.
- Я не знаю, - еле прошептала Аня.
- Знай, Анна, ты очень красивая девочка, а когда вырастешь, то будешь бесподобной женщиной. Верь мне, я знаю в этом толк!
- Хорошо, - покорно согласилась Аня.
- Знаешь, Анна, у меня сегодня изменились планы. Давай встретимся в среду в четыре, это время будет удобней. Придешь? - В голосе Игоря появились требовательные нотки.
- Приду… - еле слышно ответила девочка.
- Не забудь, в белом платье!
- Не забуду!
- Что так рано уходишь? – спросила Оля, открывая ей входную дверь.
- Анна сегодня не может! – ответил за неё Игорь.
Аня медленно шла, не понимая куда и что с ней происходит. Казалось, что на улице холодно, её колотила мелкая дрожь. Она даже не заметила, что прошла мимо поворота к своему дому.
- Что это было, что это было? – мысли бегали в голове, – мне страшно и приятно. Что-то у меня все мокро внизу, мне надо в туалет.
Аня развернулась и пошла домой. Наверное, она была слишком взволнованна, что мама обратила на это внимание.
- У тебя ничего не случилось? - с участием спросила мама, -что за кино вы смотрели?
- Я устала, мам! Пойду полежу.
- Ну иди… - многозначительно ответила она.
Аня легла в спальне, накрылась одеялом, но долго не могла согреться. Незаметно для себя, она уснула. Сон ей помог. Она проспала до вечера, а когда проснулась, озноб прошел, страх её покинул и в голове осталось только одно – скоро к нему, к Жоффрею!
- Мама, мне надо постирать белое платье!
- На танцы что-ль собрались?
- Ну почему сразу на танцы, просто хочу надеть белое, давно не надевала.
- Ну стирай! – задумчиво ответила мать.
Уже на другой день выстиранное и выглаженное платье висело на плечиках. Мама ушла на работу, а Аня решила померить платье. Оно было батистовое, на тонких бретельках, плотно охватывало грудь, а на талии и бедрах свободно. Аня с удовольствием разглядывала себя в зеркало, любовалась длинными ногами, просвечивающимися сквозь ткань.  У нее до сих пор щемило где-то между ног и замирало сердце от одного воспоминания, как его рука касалась ее шеи.
- Может, это и есть любовь, про которую так много говорят? - задавала себе вопрос Аня. - Я это узнаю завтра!
Она то завязывала волосы в пучок, то распускала по плечам.
- Анна, красивая Анна! – кривлялась она перед зеркалом. – Я потрогаю его шрам, он совсем не страшный. А как красиво он хромает! Я буду его любить как Анжелика!
Аня еле дождалась следующего дня, в два уже стала собираться: тщательно подвела стрелки, чуть больше наложила туши на ресницы. Долго думала, что делать с волосами, наконец решила, что соберет в пучок, а когда Игорь попросит – быстро и эффектно распустит! И вот платье, осталось надеть только его.
И тут вошла мама:
- Ну –ка рассказывай, с кем и в какое кино ты ходишь? А если будешь врать – отдеру, как «сидорову козу». Никогда тебя не били, но похоже, что время пришло! Рассказывай! – зло потребовала мама.
Аня никогда такую маму не видела и заплакала.
- Меня художник рисует, он говорит, что у меня интересное лицо, - с ревом говорила Аня.
- Это тот старый хромой пень, с которым тебя соседи видели? - с ужасом сказала мама.
- Он не старый!
- Для тебя он старый! Что у тебя с ним было, говори!
- У нас только два сеанса было…
- Какие сеансы, где это было, что он делал с тобой? - мама задавала вопрос за вопросом, гнев и страх переполняли её.
- Мамочка, не ругайся! Я была у него дома, там еще его жена была, он меня просто рисовал, я позировала ему.
- Всё, отпозировалась! Чтобы твоей ноги там больше не было! А придет сюда – я ему вторую ногу сломаю! Поняла!
-Поняла! -Аня ревела уже без остановок.
- Пореви-пореви, полезно! – в завершение сказала мать и забрала платье.
Аня плакала не очень долго, потом умылась и подошла к матери.
- Мам! А хорошо, что ты меня не пустила, мне не очень-то это и нравилось, сидишь на стуле часа три без движения! Тяжело…Но мне так хотелось, чтобы меня нарисовали!
Мама внимательно посмотрела на Аню:
- Славы Богу, ты еще не знаешь, что такое тяжело, - она обняла Аню, - глупенькая ты еще и маленькая, а боюсь за тебя как за большую! Не торопись, будет еще в твоей жизни художник!

Все это Анна вспомнила, как будто вчера было. И вот он – человек из прошлого, для чего-то опять появился в её жизни!
 Анна села на стул и обратилась к Жоффрею- Игорю:
- Скажите, Вы можете фантазировать? Говорят, что художники образно мыслят.
Художник недоуменно посмотрел на Анну.
- Я объясню! Вы видите меня, взрослую женщину, Вы хотите меня нарисовать! А Вы можете представить, как я выглядела, когда мне было лет пятнадцать? Нарисуйте меня юной! Это мой каприз!
Художник какое-то время внимательно всматривался в лицо Анны, потом решительно сказал:
- Садитесь!
Художник работал молча, Анна молчала тоже и смотрела на Игоря. Он рисовал в той же манере: цепкий взгляд и быстрые движения карандашом.
- Постарел! - думала Анна, - но узнаваем. А как его не узнать с такими яркими приметами. А вот меня он не вспомнил!
Через час портрет был готов. Художник пригласил Анну посмотреть работу.
На неё смотрела та Аня, даже платье он нарисовал с тонкими бретельками, а волосы убрал в пучок. Анна пальцем медленно провела по шее, затем по руке девочки.
- Что-то не так? – спросил художник.
- Нет-нет, всё так, спасибо!
- Вот теперь можно поставить точку в этой затянувшейся детской истории! - сказала Анна, свернула рисунок в рулон и медленно пошла.
Художник задумчиво смотрел ей вслед.
28 Немецкий друг Мартины
Алёна Шаламина
Когда Мартина говорит о Ральфе, то называет его своим немецким другом. Мартина и сама стопроцентная немка, поэтому непонятно, почему она подчеркивает немецкость Ральфа.

Когда я спросила Мартину о мужчинах в ее прошлом, она начала свой рассказ с того, что родители внушали ей, что она некрасива и что, если кто-то скажет ей, что она хорошо выглядит, это будет неправдой и значит, что ее обманывают.

В то же время родители, по словам Мартины, готовили ее к жизни замужней домохозяйки, но Мартина проявила своеволие, когда наперекор им выучилась на медсестру и твердо стала на ноги, ведя жизнь незамужней, хорошо зарабатывающей женщины. Купила себе автомобиль и два раза в год ездила отдыхать за границу.

Мужчин у Мартины, если не считать нигерийца Майка, отца ее сына, было трое. Немецкий друг Ральф был третьим, и с ним Мартина познакомилась, когда уже не работала, а лечилась от депрессии.

Мартина считает, что причиной депрессии был моббинг на работе.

Я же предполагаю, что причина депрессии лежит глубже, а именно, в неспособности Мартины забывать. То, что Мартина пережила однажды, сразу становится постоянной и неотъемлемой частью ее психики.

Так, однажды мы ехали по автобану в маленьком автобусе. За рулем был руководитель нашей группы, социальный работник Шмидт. Шмидт вел автобус слишком быстро, проскочил мимо нужной развилки, нарушил какие-то правила, и Мартина претерпела за это время сильный страх.

Ну побоялась, ну натерпелась страху - а потом-то все прошло, и никто не пострадал, можно успокоиться и забыть об этих страхах. Но не такова Мартина. Если она один раз испытала страх, то это будет страх навсегда.

Наша группа - это группа хронических больных с психическими или психосоматическими заболеваниями, от депрессии до шизофрении. Психосоматика - это то, что раньше называлось неврозом.

Когда руководителем был Шмидт, мы раз в месяц выезжали из Берлина в какой-нибудь интересный город в земле Бранденбург, чтобы осмотреть его достопримечательности и пообедать в одном из ресторанов. Эти поездки были для группы маленькими праздниками.

Мартина же после той злосчастной поездки стала часто и обстоятельно рассказывать об абсолютной невозможности для нее ездить в маленьких автобусах, потому что они вызывают в ней панический страх, вследствие пережитого ей страха в маленьком автобусе с нашей группой.

Или один раз Мартина споткнулась и упала, когда шла домой из дневной клиники. С тех пор она всегда обходит это место стороной и каждый раз показывает мне его и объясняет, почему она его обходит.

Вот я и предполагаю, что и с моббингом была похожая история. Что-нибудь в том роде, что один раз Мартину обошли чем-то на работе, и этот один раз стал для нее "отныне и навсегда".

Еще одна необычная черта в Мартине - это то, что она никогда ничего не приукрашивает и не замалчивает. Даже бессознательно, сама перед собой, она не пытается представить себя в лучшем свете.

Про своих мужчин она сказала, что никто никогда ей ничего не дарил. Дарила всегда она. И поддерживала их материально.

И опять-таки предполагаю я, что неспособность забыть и неспособность представить себя в лучшем свете связаны друг с другом. Чтобы что-то приукрасить, нужно забыть некоторые некрасивые подробности. Чтобы умолчать о том, что никто никогда ничего не дарил, нужно забыть об этом и придумать себе, что ведь подарил бы, ведь хотел подарить, а это почти что подарил.

Ну про подарки мужчинам и отсутствие подарков от мужчин можно и рассказать мне как лучшей подруге. Но Мартина так же честно и открыто рассказывает матери по телефону о каждой мелочи типа подгоревшей еды. Мать тогда упрекает Мартину. Мартина обижается и заявляет, что она якобы и так уже ни о чем не рассказывает матери, знает, что ничего не услышит от нее, кроме критики. Мать обижается на Мартину, и обе страдают - одна от нелюбви матери к ней, другая от нелюбви к ней дочери.

Я уже пыталась учить Мартину не рассказывать матери ни о каких своих промахах или проблемах, а рассказывать только о хорошем.

Но - см. выше, где я писала о неспособности Мартины что-то приукрасить или о чем-то умолчать.

Родители Мартины живут в земле Шлезвиг-Гольштейн, в деревне на берегу Балтийского моря. Общается Мартина с матерью только по телефону. Теоретически было бы легко избежать материнского контроля и критики. Но - опять см. выше. 

Со своим немецким другом Ральфом Мартина познакомилась, когда лежала в психиатрии. Про Ральфа она говорит, что он был милый и добрый, но алкоголик.

Несколько лет он жил с Мартиной в ее квартире, и все подруги убеждали Мартину гнать его, за пьянство и неряшливость. Мартине же не хватало жесткости, и у нее не получалось выставить Ральфа за дверь.

Наконец, вдвоем с подругой, удалось собрать вещи Ральфа, отвезти его на автовокзал и посадить в автобус, уходящий в Гамбург. В Гамбурге жили родители Ральфа.

Родители, однако, не приняли Ральфа, и той же ночью он звонил Мартине со скамейки в парке недалеко от ее дома и жаловался, что ему негде ночевать. Мартине было жалко его, и пришлось ей собрать всю свою силу воли, чтобы подавить жалость и сказать ему, что это не ее проблемы.

Германия - социальное государство. Бездомных никто не принуждает жить под крышей, но если человек остался без квартиры и не хочет спать под открытым небом, то его поселят в общежитии для бездомных, точнее, для оставшихся без квартиры.

Ральфу пришлось только одну ночь провести на скамье в парке. Уже на другой день его устроили в такое общежитие.

Мартина, избавившись от неряшливого сожителя-алкоголика, привела в порядок квартиру, и вскоре к ней напросился в гости Майк, нигериец, с которым Мартина познакомилась в гостях у подруги. Подруга сама была замужем за нигерийцем. Должно быть, подруга хотела и Мартину осчастливить знакомством с выходцем из Нигерии. Или же подруга с мужем хотели дать Майку шанс пустить корни в Германии по примеру мужа хозяйки.

Майк и воспользовался было шансом, стал ухаживать за Мартиной, проявляя, по ее словам, галантность и обаяние. Результатом явилось приглашение в гости к Мартине. Майк и Мартина переспали, и всю галантность Майка тут же как рукой сняло. Наверно, он решил, что Мартина счастлива безмерно, заполучив в постель такого красавца, как он, и теперь можно ей хамить. А может быть, Майка разочаровала квартира Мартины или сама Мартина. Как бы то ни было, это был одноразовый секс, и его было достаточно, чтобы Мартина забеременела.

Для Мартины беременность была неожиданной. Она привыкла к тому, что не беременеет - не беременеет от Ральфа, и собиралась так и прожить всю жизнь без детей.

Врач-гинеколог, к которому Мартина ходила раз в год для профилактического осмотра, даже не спросил Мартину, желает ли она сохранить беременность. Сразу заговорил об аборте как о деле решенном и само собой разумеющемся. Сделать аборт уговаривал Мартину и ее психиатр-психотерапевт. В ответ на это Мартина сменила гинеколога и психиатра.

Ее новая врач-гинеколог сказала, что это счастливый случай - когда впервые в жизни беременеет женщина в возрасте тридцати шести лет и с большим избыточным весом.

Мартина сообщила о беременности и Майку, и Ральфу. В своей обычной обстоятельной манере она объяснила Майку, с какими правами и обязанностями связано отцовство и что он может признать отцовство, а может и не признавать.

Ральф и Мартина оставались хорошими друзьями.

Мартина искала себе квартиру, более подходящую для жизни с ребенком.

Я заметила в разговорах с русскими, что они часто понимают выражения "моя квартира" или "у меня есть квартира" так, что эта квартира является моей собственностью. Немцы же так говорят о съемных квартирах. Если говорят о квартире, владельцами которой они сами являются, то подчеркивают этот факт, иначе все принимают как данное, что речь идет о съемной квартире.

В Берлине в 2020 году 85% жителей живут в съемных квартирах, и в других городах схожая картина.

В ходе поисков квартиры для себя и для будущего ребенка Мартина нашла и квартиру для Ральфа. Ему сдали одну из отвергнутых ей квартир, что я считаю чудом. Я была уверена, что никто не будет сдавать квартиру человеку, оказавшемуся в общежитии для бездомных. Но оказалось, что я ошибалась.

Несколько месяцев прожил Ральф в этой квартире.

В последние недели 2005 года Мартина звонила ему и слышала, что он сильно пьян. Потом он перестал отвечать на звонки. Мартина положила ребенка в коляску и поехала к Ральфу. Дверь ей никто не открыл, а открывать дверь своим ключом Мартина побоялась. Вызвала полицию. Полицейские взломали дверь.

Ральф был мертв.

Полицейские сказали Мартине, что хорошо, что она не входила и не видела ни Ральфа, ни квартиры. Квартира была вся загажена.

Позже Мартина спрашивала о своих вещах, которые Ральф заимствовал, вернее, брал без спроса и уносил из ее квартиры в свою. Например, дорогой фотоаппарат. В полиции сказали, что все, что было в квартире, вывезли, не разбирая, на свалку.

Потом Мартина еще долго обнаруживала, что и та вещь отсутствует, и другая.

Так бездарно растратил свою жизнь немецкий друг Мартины Ральф, не принося радости и пользы ни себе, ни другим, несмотря на доброту и беззлобность.
29 Попутная история
Ольга Сквирская Дудукина
Каждый день я сажусь на Красном проспекте в маршрутку № 25 и еду на работу до остановки «Гостиница «Северная».
Обычно стараюсь дождаться свежей машины, чтобы занять место на переднем сидении, рядом с водителем.

...Но в этот день я здорово пожалела о том, что выбрала это место.
К водителю запрыгнул парень лет тридцати пяти и уселся справа от меня, третьим. Из того, что они были с шофером на «ты», и что он не платил денег, я заключила, что он тоже водитель маршрутки. Кажется, у них была «набита стрелка» - они не случайно встретились в городе.
- Понимаешь, она меня обманула,  - говорит парень справа от меня.
Ничем не примечательная внешность, русая голова, слегка курчавые волосы, чистый выговор. Но что-то в нем не так. Непутевый. Слишком сбивчиво говорит.

- Она сказала: давай разведемся, мол, я встала в очередь на жилье, так выгоднее получится. Я и поверил. Развелись. А она с соседом по даче сошлась. Там они и встречались, на даче. Ухожу, говорит, от тебя к нему! Вот стерва. Пацана жалко.
- А ты? – жестко так, словно допрашивает, интересуется коллега.
Этот крепкий, серьезный, в целом правильный.
- Только попробуй, говорю, убью!  Ну, пришлось стволом пригрозить… А она заявление накатала…
- И правильно сделала, – холодно замечает шофер, глядя на дорогу.
- Так я ж так… Не то чтобы всерьез…  А потом пил неделю. Не помню, где потерял его! А менты пришли: «Не сдашь ствол добровольно – хуже будет!» А как я его сдам, когда я его потерял! – отчаянно рассказывает русый шоферу, совершенно не обращая внимания на меня.
- Ствол я тебе отдам, Толян, так и быть. За четыре куска. Чтобы рассчитался за пару недель, понял? – так же неприязненно и четко говорит шофер.
- Да я сразу отдам с получки! мне бы только от ментов отделаться… - торопливо бормочет Толян.
Шофер на ходу набирает номер на мобильнике:
- Жень, я уже поворачиваю на проспект Дзержинского, выходи на светофоре.
- Кто он? – интересуется Толян.
- Дружок мой. Аптеку сторожит по ночам, наркоманы замучили. Я и дал ему ствол погонять.
В это время маршрутка притормаживает на светофоре напротив аптеки, шофер приспускает стекло. На середине дороги уже ждет парень. Рука за пазухой. Он подходит к машине и в открытое окно протягивает руку. В руке – пистолет. Настоящий. Сижу ни жива, ни мертва…
Шофер берет ствол, кивает парню, и машина трогается с места в общем транспортном потоке.
- На, – шофер через меня передает оружие Толяну.
- Вот спасибо, выручил! – обрадовано говорил тот.
- А ну-ка дай-ка сюда, – спохватывается водитель.
И пистолет проплывает перед моим носом обратно. Шофер вытряхивает из него все пули в ладонь и ссыпает их в карман:
- Это лишнее. Ты и так много дров наломал, – и снова передает ему пистолет.
Я только и успеваю следить за ним глазами туда-сюда.
- Мне на «Северной», - сообщаю я водителю внезапно севшим голосом.
И на ватных ногах направляюсь подальше от большой дороги…

* * *

В следующий раз на переднее сиденье не рвусь. Еду спиной к водителю в общем салоне.
Мой сосед – в общих чертах интеллигентный мужчина в черном костюме. Костюм изрядно помят, как и лицо пассажира.
Как вдруг кто-то с переднего сиденья радостно опознает моего соседа и тянет ладонь для рукопожатия. Поворачиваю голову – Толян! На том же самом месте, что и в прошлый раз. Как тут и был!
- Слушай, мне бы проконсультироваться у тебя по одному дельцу, – говорит Толян.
- А что такое?
- Да моя тут написала на меня, будто я ей стволом угрожал!
- Ну, это еще доказать надо. Мало ли что написала, – степенно рассуждает человек в мятом костюме. – Свидетелей-то нет?
- Нет! – с готовностью подтверждает Толян.
- Вот то-то и оно. В общем, заходи, покумекаем, – приглашает юрист и выходит из машины.
- В общем, зайду, спасибо! – бодро кричит ему вслед Толян.

* * *

Через пару месяцев – новая встреча. Маршрутку № 25 ведет Толян самолично.
Сдуру сажусь к нему на переднее сидение.

Тот мрачнее тучи. Машиной управляет с каким-то остервенением и, казалось, собирается на ней покончить с собой и со всеми пассажирами.
Это какие-то гонки с препятствиями, которые Толян со страшными матами кое-как преодолевает. Вся жизнь на несколько раз пронеслась у меня перед глазами.

Из маршрутки я вываливаюсь с чувством, что чудом осталась жива...

* * *

Зато еще месяца через три, когда я снова попадаю к Толяну на переднее сидение, он шутит, улыбается и даже слегка заигрывает со мной. С лица исчезает прежнее выражение мрачного удовлетворения от того, что сбываются самые черные мысли. Толян явно похорошел и поправился.

Кажется, жизнь налаживается.

* * *

А еще через год как-то в маршрутке я увидела, что у Толяна под боком сидит мальчишка с ранцем.
Толян останавливает машину у киоска, выходит и покупает ему мороженое.
Разговаривая с ребенком, он напускает на себя показную суровость, и даже мороженое вручает с тем же суровым видом.
Хотя чувствуется, что он страшно доволен.

* * *

Лет через пять мы переехали в другой район.
В гипермаркете «Мегас» среди служащих в форме, которые собирают в один угол тележки на колесиках, я увидела знакомый русый затылок.
«Неужели?! - подумала я. - Толян?!. Он что, теперь здесь работает?»

Мужчина поворачивается, и я в шоке: у него спившееся лицо безо всякого выражения…
«Не он!» - подумала я.
- Толян, давай быстрее! – вдруг раздается крик напарника.
И мужик нетвердыми шагами семенит на голос. А я застываю на месте.

«Но мало ли Толянов на свете! Может, все-таки это не он?»

Этого я уже не узнаю…
30 Сумасшедшая цветочница
Ольга Сквирская Дудукина
Роза по форме напоминает вселенную. Так устроена вселенная – в форме розы.
                Виктория Токарева


В киоске метро продавали розы по пять рублей.  На прилавке благоухала кучка цветков на коротких ножках - моего любимого лососевого цвета. Купила пять штук: двадцать пять рублей - не деньги. Настроение ужасное, но Пасха все-таки.

Пришла, поставила вазочку на стол рядом с корзинкой крашеных яиц. Сидим. Розы, яйца – и я. И больше никого. Вот так Пасха… Муж – на корпоративной вечеринке по случаю Пасхи, дочка вообще два дня дома не ночевала – пятнадцать лет, любовь, весна, конфликт с предками и все такое.

А в детстве мечтала стать монахиней. Я еще отговаривала. Даже молилась - Господи, кем угодно, только не монахиней! Не все мои дурацкие молитвы Ему надо бы слушать.

Вот теперь сижу одна с крашеными яйцами. Розы увяли прямо на глазах.  И не потому, что уцененные, по пять рублей, - цветы расстроились за меня. А я сидела и плакала. Мне было жалко розы. И себя.

                ***

...Когда через год на Пасху на праздничном столе рядом с крашеными яйцами стоял горшочек с крупным кустом цветущих красных роз, я вдруг вспомнила тот жалкий розовый букетик.
Как все изменилось! Жизнь наладилась:  с дочкой помирилась, муж делает ремонт, мама в гости приехала.

А все началось с того, что Ингин парень подарил ей горшочек красных роз.

«Не было хлопот, так теперь эти розы», - подумала я.

Десяток переездов и столько же ремонтов...  Вот и сейчас живем в квартире, которая напоминает небольшую стройку. Это у моего мужа такая манера делать ремонт – ломать стенки, а потом «замораживать» стройку в виду отсутствия средств.

Раз не судьба нам жить в человеческой квартире, так и розы нечего заводить. На их фоне наше жилье смотрится еще более необжитым и неуютным. В общем, я тогда была недовольна появлением роз в квартире.

А Инга наоборот с энтузиазмом взялась за цветы. Накупила горшков и земли. Пересадила розы, чтобы не завяли в торфе.

- Чем бы дитя не тешилось, - ворчала я.

Моя меркантильная сущность протестовала. Переезды отучили меня от всяческих излишеств – только самое необходимое.

Инга дала каждому из четырех росточков имена: Зайка, Солнышко, Милашка и Лапушка. Каждое утро, как Маленький Принц, она начинала с обхода роз – как они себя чувствуют.

- Что-то Солнышко листочки сбрасывает, зато Зайка молодец – новый побег выкинула!

И вот в одно прекрасное утро она с таинственным видом подвела меня к Зайкиному горшочку:

- Смотри!

И я увидела крохотный бутончик. Почему-то он выглядел очень смешно, и мы обе долго хохотали над ним.

Кажется, этот бутончик изменил мою жизнь. Он вызвал у меня умиление и всплеск материнского чувства. Вот он увеличился, вот его тугие чашелистики лопнули, и в щель показался алый лепесточек. А уж когда бутончик стал раскручиваться, как капуста, мы выпили по этому поводу.

Серый сибирский город, грязная убитая квартира – и вдруг этот алый праздник жизни! И с каждым днем цветок становился все крупнее и радостнее. Это было маленькое ароматное чудо на убогом облезлом подоконнике.

А потом массово зацвели и Солнышко, и Лапочка, и Милашка. Их стволы одеревенели, листьев наросла целая куча, на каждом побеге было по нескольку – иной раз по десятку бутончиков. А как долго они не увядали! По месяцу!

- Не понимаю, почему мои розы похожи на банальную герань, - ворчала Инна.

- Ты еще и недовольна! – удивлялась я.

Правда, яркие соцветия с некрупными цветками и впрямь напоминали зонтики герани.

Как мы тогда их любили! Мы с ними разговаривали, трапезничали, фотографировались и даже молились. Особенно мне нравилось рядом с ними читать Розарий. Ведь католические четки так и называются – венок из роз.

Когда я показала фотографии своей подружке, цветоводу-любителю с огромным стажем, та серьезно сказала:

- Леля, а ведь розы не у всех растут, да еще так пышно!

А мне тогда казалось, что все это очень естественно. Я отрывала веточку от розового кустика, тыкала черенок в землю, надевала на него баночку – и он легко укоренялся, будто так и надо. Не подозревала, что у меня легкая рука.

А одну ветку я принесла друзьям в подарок, – на ней было двенадцать цветков! Никто не мог поверить, что такое можно вырастить на подоконнике.

                ***

- ...А еще я хочу желтую или белую, - размечталась Инга.

Как-то ларьке продавали больную карликовую розочку, почти без листьев. Мы ее купили не потому, что она была уценена, просто нам ее стало жаль, как бездомную собаку. И мы ее принялись выхаживать. Она была страшно благодарна и вскоре выпустила бутончик.

- Хоть бы оказалась белая! – мечтала Инга. Каждое утро бегала проверять, не показался ли первый лепесточек. И вот он показался…

- Вот свинья, опять красная! – разочарованию моей дочки не было предела.

Все же мы ее приняли такой, какая она есть. Карлица стала симпатичной:  цветочки меленькие, остренькие, всего в два ряда. Эту розу мы так и прозвали – Свиньей.

- Что-то Свинюшка приболела!

На Свинью напал паутинный клещик. Заразились и все остальные розы. Мы открыли огонь по вредителям при помощи вонючих аэрозолей. Не без потерь, но мы одержали победу.

А  через несколько месяцев у нас цвело и пахло примерно сортов двадцать роз самых разных цветов – розовые, красные, белые, желтые, оранжевые, даже садовые в огромной кадке. Голландские с ароматом элегантного парфюма и сибирские с запахом шиповника. Мы заболели розами. 

Купили умную книжку о том, как выращивать розы. Среди полезных советов один удивил нас своей несерьезностью: «...И не забудьте посидеть со своими розами и полюбоваться ими!»
Так или иначе, но розы росли и цвели как сумасшедшие!

Я выбирала одежду с розами, вычитывала и собирала по всему свету чудесные истории про розы.

                ***

...Во все века розу выделяли из всех других цветов. Считали, что помимо красоты и аромата роза обладает мистическим действием. Розе приписывали  способность исцелять, спасать; через розу Сам Господь подавал свои знаки.

Говорят, святой Франциск Ассизский, борясь с плотскими искушениями, бросился в заросли колючих роз. Но розы, не желая истязать Франциска, спрятали свои колючки. И теперь в Ассизи растет уникальный сорт роз – без колючек.

Сколько же чудес было связано с розами!

...Святая Елизавета Венгерская, будучи супругой короля, тайком помогала бедным и выносила им хлеб из дворца. Муж, возвращаясь с охоты, потребовал показать, что она прячет под плащом. Елизавете пришлось распахнуть плащ, но в корзине вместо хлеба были прекрасные розы!

...А в Гваделупе Богородица явилась индейцу по имени Хуан. Подлинность христианства Она доказала помощи роз: на вершине зимнего обледенелого холма он нашел цветущие розы, сорвал и принес в селение.

Один священник дал мне реликвию с лепестком розы, который не завял на могиле святого. Имя святого я забыла, но красный лепесток, запечатанный в пакетик,  и впрямь имел свежий вид!

В общем, таких историй у всех времен и народов великое множество.
Но мне казалось, что даже я, маленькая такая, чувствую силу розы и мистическую связь  с Божественным началом. Розы растут, когда хотят, и не растут, если не хотят, не объясняя причин.
Через розы приходит Божественное благословение. Через розы Господь дает обещание того, что все будет хорошо, даже если кажется, что все плохо.

                ***

...Меня неожиданно пригласили в паломничество в Меджугорье.
Горная деревушка, после явлений Богородицы шестерым детям, стала столицей Розария, исповеди и молитв о мире. Явления в Боснии-Герцеговине все еще продолжаются, с точки зрения Католической Церкви пока рано выносить суждения о сути этих явлений, но говорят, что именно меджугорские призывы о молитвах за мир предотвратили очередную мировую войну.

Я так боялась ехать в это паломничество. Каждую весну я сильно мучилась, - у меня была аллергия на цветение. Ехать в теплые края в разгар цветения для меня было опасно. К тому же я никого не знала в группе паломников.

...Не пожалела о том, что поехала.  Во-первых, мне открылись такие удивительные и могущественные вещи, как молитва на Розарии, как пост, как исповедь, как Божья благодать. Я увидела много чудес. Одни были сверхъестественные, другие – обыкновенные, но не менее чудесные.

Одно из таких обыкновенных чудес – это розы.
Этот край благоухал розами, они были везде и всюду. Здесь не признавали других цветов. Зато такого разнообразия роз я нигде не видела. Они наполняли сады, заплетали живые изгороди, украшали веранды в кадках. Розы, розы, розы всех расцветок и сортов. Это был живой Розарий, реальное воплощение символа. Розы были у дарохранительниц во всех храмах, часовнях и монастырях. Люди дарили Господу розы цвета крови и молитвы Розария, и Господь дарил людям чудеса и благодать исцеления.

Кстати,  там меня совсем не мучили симптомы аллергии! И никогда больше не мучили. Этот розовый край исцелил меня.
      
                ***

Я привезла из Меджугорья четки Розария, благословленные Самой Богородицей, во время явления, а также жгучее желание молиться, поститься и читать полный Розарий ежедневно.

Если в Меджугорье я воспринимала розы, как привет из дома, от моих роз, то теперь я смотрела на свои розы, как на благодатный знак из столицы Розария. У меня теперь на балконе был свой Розарий, свое Меджугорье. Там я каждый день сидела с ними и молилась. И они от этого лучше росли.

                ***

Розы я дарила их друзьям, но не у всех они выживали. Время шло, междугорский запас благодати иссякал, а с ним и молитвенный энтузиазм. Не всегда я теперь молилась с радостью, иногда чисто формально.

А потом я заболела и другими цветами. Заболела в худшем смысле этого слова - росточками, баночками, отламыванием веточек, листиков, черенков.

Цветы уже не помещались на окнах и полках. Муж был сначала недоволен, потом разгневан. Началось преследование новых ростков.

- А это что! – торжествующе говорил Шурик, вытаскивая откуда-то из середины оконных зарослей незнакомый листик в рюмочке.

- Что ты, что ты! – лицемерно уверяла я. – Он тут давным-давно!

Кроме роз, он не идентифицировал никакие цветы. Но один росток он внезапно опознал:

- Это же «мужегон»! Женщины в конторе про него говорили. А ну-ка уноси его отсюда! Или он, или я!

(Собственно, он так и не дал мне возможности сделать свой выбор!)

В ряды борцов с цветочными излишествами переметнулась Инга:

- Мама, мы же собирались заниматься только розами! Может, хватит?

А я уже и фиалки развела, и кактусы скупала.
У меня появились на рынке знакомые цветочницы. Одну из них звали Наташа. Она была не совсем адекватна,  имела свою теорию про цветы. Она якобы общалась с ними, уверяла, что они понимают ее и отвечают. Мне это даже нравилось, хотя цветы у нее были такие же бомжеватые, как она сама.

- Я сегодня встретилась с одной сумасшедшей цветочницей, - рассказывала я подруге Соне.

- Я тебе скажу больше: встретились две сумасшедших цветочницы! – ответила Соня.

Это было похоже на правду.

- И ведь нет, чтобы купить в приличном магазине породистый цветок, в стильном горшке! – негодовала Инга. – Так она от своей цветочницы с базара притащит какой-нибудь хилый, гнилой росток, в какой-то консервной банке, больной всеми болезнями подряд, перелитый донельзя! Наверное, расчет строился на том, что этот цветок купят из сострадания, а мамочка купила из экономии!

Тем временем Шурик начал отстрел кактусов. Он считал, что острые иглы несут плохую энергию, к тому же колются, и вообще некрасивые.

- Вынеси их или отдай кому-нибудь! – требовал он.

Я прятала маленькие горшочки за телевизор или за компьютерный монитор. Поэтому  когда ему нужно было переткнуть проводки, для чего приходилось двигать аппаратуру, он невольно рушил мое  тайное кактусное хозяйство. Хорошо, если в такие моменты меня не бывало дома…

- Как я счастлива, что я отстояла наш дом хотя бы от герани, – говорила Инга.

Почему-то она терпеть не могла эти цветы по причине их «попсовости» и «совковости». Я несколько раз приносила герань домой, но она неумолимо изгоняла ее. Приходилось уносить горшки на работу – у меня и там все окна были в цветах и ростках.

А розы стали расти все хуже и  цвести все меньше. Может быть, они ревновали   меня к другим цветам? Они заболевали, а у меня не хватало сил и времени лечить каждую по отдельности. Некоторые погибли. Постепенно я перестала воспринимать их гибель как личную трагедию.

А потом мне стало и вовсе не до цветов.

                ***

Шурик во уже несколько лет строил дом.
Заняв денег, купил развалюшку,  развалил и принялся класть кирпичи. Задумал выстроить коттедж своими руками и продать.
Неудачи преследовали его одна за другой. Сначала зависло оформление. Затянулось строительство. Наросли проценты с долга. Короче, недостроенный объект не подлежал продаже, но от него невозможно было избавиться. Мы попали в долговую яму.

- Есть только один выход – продать квартиру  и переселиться в коттедж, – уговаривал меня Шурик.

Я была в отчаянии. За эти годы мы почти закончили ремонт в этой квартире, и снова переселять на стройку...

Нашу квартиру я любила.
С девятого этажа просматривался весь город, как на ладони: голубая церковь, круглый  цирк, крыши новых и старых домов, а самое главное – закаты на все небо. Вот где был настоящий театр! Ни один закат не был похож на другой. Комбинация холодных и теплых цветов была всякий вечер неповторимой, как и формы облаков. А во время грозы во все небо шли спектакли из молний. А какие были радуги – двойные, тройные и очень длинные!
С весны по осень, расконопатив балкон, я все вечера проводила на нем. Шурик мне смастерил столик для чая и навесил полочек для цветов. Узкий, как кишка, старый балкон хрущевского дома стал любимым местом. По вечерам я выносила на балкон клетки с птицами.  Гости любили курить, любуясь на закат.
Мы даже ухитрялись жарить шашлыки на балконе. Правда, всем приходилось стоять в развороте плеч, как на египетских фресках.

- А сюда еще качелю  повесить! – предложила подруга.

Мне была невыносима сама мысль лишиться этого балкона, вместе с квартирой. Пару лет мы лихорадочно искали другой выход из положения, но в конце концов таки пришлось продать квартиру и переселиться в недостроенный дом.

                ***

Как на грех, переезд выпал на сильные морозы.
Мы ходили по дому в верхней одежде и спали не раздеваясь. Началась борьба за существование. Цветы толпились кучей в темном углу. Их кое-как поливали, но было не до них.

Ни одна роза ни разу не зацвела в новом доме. Они чахли и гибли одна за другой. А у меня не хватало ни сил, ни энергии на них.

- Ничего, теперь ты сможешь сажать розы во дворе, – утешали меня Инга и Шурик.  – Да и шашлык во дворе делать куда приятнее, чем на балконе.

Двор представлял собой гибрид стройплошадки с помойкой, и ни о каких розах не могло быть и речи. Но кто запретит людям мечтать.

                ***

...Через пару лет сбылись все мечты: навезли земли, засадили газонной травой, и на ней, как на жостовском подносе, зацвели розы – красные, желтые, белые.

Я постепенно привыкла к этому желтому дому и полюбила его – тишину, плющи по забору и стенам дома, печное тепло, кошек и собаку, которых мы сразу же завели.  Его уже нельзя назвать недостроенным, разве что недоремонтированным.

Но впереди – новый переезд. Мы все собрались уезжать из страны – кто куда.

Я уже заранее прощалась  с  розами и двориком. Последний год был особенно богат событиями: муж уехал за границу работать, а меня уволили с работы. Я здорово заболела. Пришлось сидеть дома. Так мы и зимовали с дочкой  - вместе кучей животных, птиц, рыб и цветов.

И меня в очередной раз спасли розы. Я начала рисовать.

Как-то увидела в киоске метро розы по пять рублей – красные, с короткими стебельками. Пришла, расставила их в прозрачные бокалы, достала пастель и села за мольберт. Боялась, что не успею дорисовать их, как они завянут.

Но они не увядали долго-долго...
31 Громила
Ян Архипов
  Фото из интернета

   В воскресенье утром в дверь постучали и вошедший вскоре судебный пристав объявил: «К вам сегодня, согласно графику посещений,  придёт Громила!».
   Новость была воспринята всеми молчанием, напоминавшем немую сцену из «Ревизора» Н.В. Гоголя. Нет, они не были проворовавшимися чиновниками и взяточниками. Папа, Николай Алексеевич, работал механиком на заводе, производящем строительную арматуру-второй хлеб стройки после цемента. Мама, Зоя Петровна, работала учительницей в школе. Паша, их сын, учился в институте экономики, менеджмента и права. А Валя-младшая, ходила в школу. Громила время от времени посещал всех граждан.
 
    После того, как за приставом закрылась дверь и звук его шагов удалился вниз по лестнице, немота и оцепенение оставили их. Заговорили все сразу- быстро, отрывочно и трагично.  Мама, несмотря на то, что работала учительницей и имела крепкие нервы, заголосила и запричитала о том, как они теперь жить-то будут.
-Они не имеют права! Не имеют!- повторяла Валя.
- Не возмущайся, Валя, они имеют право, -ответил ей сквозь зубы Паша. Он –то это хорошо знал, не зря в институте право изучал.
- Ладно, хватит возмущаться, -подвёл итог Николай Алексеевич, -Надо спасать имущество. Пока не пришёл Громила.

    Легко сказать-спасать имущество, а как !? К соседям не отнесёшь-опасно. Соседи сами не согласятся, потому что, если это раскроется –накажут и их тоже. Куда спрячешь имущество в квартире в многоэтажном доме?
  И тут его осенило.
– Мать, давай мешки для мусора, чёрные, - закричал Николай Алексеевич, - И верёвки нужны. Нет, лучше толстую рыболовную леску возьму. Её не видно будет.
Объяснять никому ничего больше не надо было. Зоя Петровна оторвала каждому по мешку для мусора и домочадцы кинулись в свои комнаты собирать самое ценное из того, что они хотели спасти.
   -Большие вещи не класть, -сказал папа  категорично, - А то, из-за них мешок в мусоропровод не пройдёт или мусор застрянет.
   Все и без папы понимали это. Валя положила в мешок своих маленьких куколок. Хотела и домик тоже положить, но передумала. Паша ей потом новый сделает. Ещё лучше.

   Паша положил конспекты лекций. Учебники-то Громила не тронет, потому как они из библиотеки института. А вот конспекты может уничтожить. Их, конечно, всегда можно восстановить по видеозаписям из библиотеки института, но время жалко. Подложил дедушкины наручные часы. Хотя и старые, но антикварной ценности они не представляли, поэтому, Громила мог их и растоптать.
    Мама,  Зоя Петровна, положила свои золотые серёжки и колечки –своё и папино. Золото Громила не заберёт. Ему вообще нельзя ничего забирать из уничтожаемого имущества. Но отдавать украшения на переплавку или лом ей не хотелось. Эти серёжки так ей шли и менять их она не хотела. Кроме того, они были памятью о её маме.
  У папы, Николая Алексеевича, мешок получился самый большой и тяжёлый. Он хотел сохранить свои инструменты. К которым он привык и не хотел менять на новые.
  Все мешочки сложили в один общий мешок для мусора. Николай Алексеевич взял леску и побежал из квартиры к мусоропроводу.  Хорошо, что мусоропроводы открыли. Когда начался раздельный сбор мусора во дворе выставили контейнеры для бумаги, пластика, металла и пищевых отходов. Однако, затем разрешили всё же для пищевых отходов использовать мусоропровод. Ждать в квартире, когда наполнится ведро с пищевыми отходами негигиенично, вонять начинает. А ходить каждый раз с небольшим пакетиком отходов во двор тоже неудобно. Вот и открыли их опять.

       Громила пришёл минут через пятнадцать после пристава. Он вошёл в подъезд открыв дверь своим универсальным для всех подъездов ключом. Тихо, не пользуясь лифтом, поднялся по лестницам, останавливаясь и прислушиваясь на каждой площадке между этажами. В подъезде было тихо и пустынно.

  Громила подошёл к двери назначенной квартиры и робко, коротко позвонил.
  Николай Алексеевич открыл дверь. На пороге стояла девушка крепкого телосложения в кожаной куртке с молотком в руках и  длинным ножом в ножнах на поясе.
- Здравствуйте, это я. – произнесла она, входя в квартиру. Достала и показала своё удостоверение сотрудника районного департамента экономического развития и повышения производительности труда.

    Николай Алексеевич просмотрел удостоверение и вернул его девушке.
-Ну что ж, приступайте, -сказал он.
    Вся семья, согласно инструкции, перешла на кухню, а Громила приступил или лучше сказать приступила к работе.
    Первым делом она стала разбивать мелкие вещи- статуэтки, фоторамки, часы и вазы. Затем открыла сервант и стала бить хранившуюся там посуду.
 Когда посуда была разбита, настала очередь и самого серванта. Мягкую мебель она резала острым длинным ножом.

-Может чайку попьёте, передохнёте? - предложила ей Зоя Петровна.
- Хорошо, спасибо, -ответила Громила и закончив обработку зала пошла на кухню.
  Зоя Петровна пригласила Громилу попить чаю не просто так.
Когда домочадцы вышли из кухни в пока ещё не растерзанную спальню, она сунула ей конвертик и попросила не рвать книги, отложенные в кабинете в сторонке от шкафа.
- Понимаете, эти книги никакой особой ценности не представляют, но мне они очень дороги. Это старые книги, оставшиеся от моих родителей. Можно сказать, первые в моей жизни прочитанные книги. Громила легко согласилась. Тем более, что по инструкции антикварные, невосстанавливаемые издания уничтожать им запрещалось. Книги вообще покупать перестали, поэтому уничтожение старых книг всплеска потребительского спроса на новые не наблюдалось. Но Зое Петровне об этом она говорить не стала и деньги не вернула.

  После того как Громила закончила свою работу и ушла, квартира выглядела похожей на город, подвергшийся жесткому авиа налёту. Повсюду валялись черепки керамические и стеклянные осколки и клочья бумаги и ветоши. Не хватало только дыма для полноты картины.
 
    Семья уныло смотрела на итоги деятельности Громилы.
- Ничего, ничего, - сказал Николай Алексеевич.- У меня инструмент сохранился. Буду подрабатывать после работы и в выходные в сфере услуг. Мать репетиторство возьмёт дополнительно. Восстановим.
   Он вышел в коридор и достал из мусоропровода припрятанный мешок.
От мешка плохо пахло. То ли от соприкосновения со и стенкой мусопропровода, то ли попали на него пищевые отходы, выброшенные жильцами с верхних этажей. Надо было его срочно отмыть.

- В Госдуме новый законопроект обсуждается, -сказал вдруг молчавший до сих пор Паша, - Предлагают дома сносить целиком. Чтобы подстегнуть развитие строительства, а вместе с ним и смежных отраслей производства.
- И чем только эти депутаты думают!- возмутилась Зоя Петровна, - жилья и так не хватает.
- Значит не пройдёт такой закон. Это просто кто-то из депутатов пиарится. Хотят показать, как они усердно работают над проблемой развития экономики и увеличения производительности труда. – сказал вернувшийся из ванной Николай Алексеевич, - Помните старый мультик про громилу Ральфа? Он тоже дома крушил, а за ним следом ходил маленький мастер Феликс с волшебным молотком и всё быстро чинил. Эх, вот бы мне такой волшебный молоток.
  Он вздохнул и пошёл за припасенными на балконе полипропиленовыми мешками для строительного мусора.
32 Уголёк
Ирина Кашаева
 Ехала я как-то в поезде.  На одной  небольшой станции в купе вошел пожилой мужчина. Он представился Алексеем Ильичом, оказался моим новым соседом и очень интересным собеседником.
Мерно постукивали колеса,  проносились мимо большие города и крохотные  деревушки.
Дорога сама по себе располагает к душевной  беседе.
Мы  разговорились.   Тогда-то я и услышала   эту историю.
-  Отца у меня  не было:война  забрала его. Мы с матушкой  жили в крохотном таежном поселке.   
 Я был ее последней надеждой,  единственным светом в окошке надеждой и   кормильцем. Был, правда, у отца  еще  младший брат , Петр, почти что мой ровесник. Но видели мы его редко: Петя  отбывал  срок в местах не столь отдаленных . 
С  детства я охотился и собака у меня была:  немецкая овчарка Гера. Попала она ко мне еще щенком.    Одному на  охоте  худо, вот я и приспособил к этому  собаку.
Гера служила мне верой и правдой: исправно приносила  дичь, а при встрече с крупным зверем  подавала  голосовой сигнал. Умна  была  почти что по -человечески! Ходили  мы с ней и  на зайца,  и на лисицу и даже на кабана. Тайгу   знали , как свои пять пальцев.
Однажды  на охоте  собака  ушла в тайгу и пропала. Домой  вернулась только через несколько дней. Я-то уже и не надеялся ее снова увидеть! 
Прошла зима, а  в начале весны моя Гера начала  рожать.  Сама с этим    справиться она  никак не могла  и я позвал   ветеринара.  Но  это не помогло. 
В страшных  муках Гера произвела на свет трех щенков  и   испустила дух.
Впервые в жизни я тогда  не сдержался и  заплакал!
 Двое  щенят родились мертвыми и только один , черный,   подавал едва заметные признаки жизни. Внимательно осмотрев все потомство, ветеринар тяжело вздохнул и  покачал головой:
-С волком она их прижила. Мой тебе совет, сынок: утопи и этого , пока не поздно."-
сказал он   и уехал.

 Матушка растерянно всплеснула руками и заплакала.
Я похоронил в тайге Геру и двух ее  мертвых щенков.
Но лишить  жизни   единственного  выжившего малыша у меня просто рука не поднялась! Я оставил его у себя и  назвал  Угольком , по цвету шерсти.
Все свое  свободное время я  отдавал  этому  беззащитному  комочку.  Отогревал на печи в старой меховой шапке, поил молоком из пипетки  и по сути заменил ему мать.
Маленький Уголек  был  доверчивым и очень забавным, любил  со мной в догонялки играть. День ото дня   он  все больше походил на волчонка.   Разница лишь в том, что  Уголек был черным, как смоль.
 Как только пес окреп, я стал обучать его охоте.
Он вырос крупным , сильным  и очень умным: любой след брал без особого труда. К тому же, у Уголька был острый ум, отличная память и мощные челюсти.
 
Когда моему псу исполнилось полтора  года-он пропал. Это случилось на охоте. Я искал его до темноты, почти всю тайгу облазил... Кричал, звал! Но Уголька и след простыл...
Домой я вернулся один.
-Как волка не корми, он все в лес глядит"- печально качала головой матушка.
А я все никак не мог  смириться с тем, что  не увижу больше  своего верного Уголька! Продолжал искать и  ждать  его, но пес так и не вернулся.
Потом меня забрали в армию. Отслужив два года, я  перебрался в районный центр,  поступил учиться на шофера и познакомился с Настей.
В поселке осталась моя матушка.

Однажды зимой  я спешил  в поселок  навестить ее.   От автобуса до  родного дома  неблизко и, чтобы срезать угол, я пошел прямо через тайгу.
Вечерело. Погода  стояла хорошая: легкий морозец, огромная медовая луна и небо  с россыпью крупных   звезд.
Я быстро шагал краем леса, как вдруг  разглядел впереди что-то большое и  темное.  Посветил  фонариком и  ужаснулся...
Волки!
Душа   в пятки так и ушла! Я вспомнил о   матушке:  если со мной что-то случится, она  не переживет! Один из волков, тот , что покрупнее,  был черным, как смоль. Он повернул морду и медленно  двинулся в мою сторону. Боже мой! Так это же мой Уголек!
Уголек подошел ближе и осторожно обнюхал меня. Потом он двинулся обратно, постоянно оглядываясь, словно приглашая меня за собой .Как завороженный, я пошел следом. Второй волк  был обездвижен и тяжело дышал. Подойдя ближе, я понял, что это волчица. Ее передняя лапа  угодила в капкан, а желтые,  светящиеся  глаза   умоляли   о помощи.
Уголек кружился рядом, жалобно  скулил  и постоянно заглядывал  мне в глаза. Пару раз он  даже лизнул мне руку. Я  понял: волчица  -его подружка и Уголек просит меня освободить ее.  Я попытался разжать капкан, но волчица   жалобно застонала. Совсем как человек, попавший в беду!
-Ничего, милая. Ничего! Потерпи   немного! "- ободряюще твердил я.
Стараясь  быть как можно осторожнее, я собрал всю свою силу  и все-таки  разжал ржавые  железные челюсти. Волчица  была свободна.  Благодарно посмотрев  на меня, они оба ушли в тайгу.
Следующая наша встреча с Угольком случилась в начале  семидесятых годов. Мы с Настей тогда уже были женаты
Полгода назад  умерла моя матушка. Мы  продали ее дом, получили деньги и внесли взнос в жилищный кооператив.  В тот день мы  приезжали на хутор : подписали  оставшиеся бумаги  и уже возвращались в город. Осенью  у нас темнеет рано. Тайгу накрыли густые   сумерки.
Мы очень спешили , и, чтобы сократить путь , свернули на лесную дорогу.
Вдруг как из-под земли перед передними колесами выросли три  черные тени. В руках одного из них блеснул большой нож.
Объехать их было негде и я был вынужден остановиться.
-Выходите!"-пригрозил тот, что с ножом.
С ужасом я узнал голос своего дядьки Петра!
-Петя?!"
-Не ожидал? "-осклабился он и грязно выматерился:
-Бабки гони! "
-Какие бабки?"
-Какие-какие! За дом!Или  дадим щас лопаты и сами себе  могилку рыть будете!"-  заржали все трое.
Я тогда по-настоящему испугался. Нет,  не за себя. За свою Настю! Бледная, как мел, она стояла позади меня и судорожно сжимала мою руку.
 Я бы с радостью  отдал  подонкам деньги, только бы они ее не трогали!  Но  денег у меня  уже не было!
- Никто вам не поможет! Вы уже покойники! Советую не продлять агонию и принять легкую , приятную смерть. Даже не почуете!"-снова заржал Петр.
Настена неожиданно шевельнулась , выступила вперед и закрыла меня собой.
-Нет у нас никаких  денег. Не дури и отпусти нас. Мы никому ничего не расскажем"-твердо произнесла она.
Петр снова захохотал.
-Конечно, не скажешь! Покойники не разговаривают! Они тихо лежат в своей норе и молчат!  Хотя... Такую красоту  жалко  убивать просто так. Сперва  тебя надо использовать  по прямому назначению.Глядишь, сговорчивее будете!"-пробормотал он и шепнул что-то своим подельникам.
Те, двое вцепились в меня, как клещами. А Петька  швырнул Настю  на землю и начал срывать с нее одежду.
Я орал, вырывался,дрался... Но никак не мог  справится с теми двумя амбалами!
Вдруг в темноте совсем рядом блеснуло несколько светящихся желтых огней  и  раздался протяжный вой
На поляну вышел громадный черный волк и с ним еще несколько, поменьше. Господи! Это же мой Уголек!
Свирепо  рыча и скаля зубы, волки приближались.

-Волки! Петруха! Волки! Бросай свою сучку и делаем ноги!"-наперебой загалдели бандиты и выпустили меня.
Петька вскочил, грязно выматерился.  Все трое  бросились наутек, а волки устремились  следом.
Настена  билась в истерике.Слава Богу, что физически она не пострадала.  Как мог, я успокоил жену и мы уехали домой.
Мы не стали заявлять на Петра. 
Его судьба осталась для меня неизвестной. 
 Уголька, нашего дорогого спасителя,  я  больше никогда не встречал.
С той поры много воды утекло. Все у нас с Настей хорошо вышло: дети, внуки! Даже правнучка недавно родилась!

Но...Но я до сих пор не понимаю: как, откуда Уголек узнал, что мы с Настей в беду попали?!  И что было бы с нами, если не он  и его собратья?!  А я ведь  так и не поблагодарил их за наше спасение!
 Иногда я думаю: где сейчас мой  Уголек?  Жив ли он?  Говорят,  волчий век короток. Но  сердце  подсказывает мне, что  Уголек жив. И  мы с ним  обязательно  встретимся..."
33 Жалко птичек
Виктор Бухман
               

Матрена, моя жена,  насмотрелась  очередной рекламы по телику и начала мне рассказывать о том, что в одной из реклам про Петелинских курочек она увидела много необычного для себя.
Петелинские курочки были  изображены в виде мультфильма о них. Курочки едят все свежее из кормов , занимаются аэробикой  под руководством петуха, лежат после фитнеса на шезлонгах и принимают огуречные маски на куриные глазки.  Никаких луж и грязи вокруг их нет, отдыхают они в стеклянном курятнике, чтобы даже с улицы все видели - какой у них санаторий.

Матрена мне говорит: " Григорий, я  прям удивилась, какая  жизнь у Петелинских куриц , если показать эту рекламу нашим курам, они лопнут от зависти."
 После отдыха, всем Петелинским курам за здоровый образ жизни были вручены сертификаты  о том, что они свежие и без гормонов роста, отъедались на зерновых кормах  и прошли  контроль качества. Куры, чуть ли не танцевали получив такие сертификаты о себе.

 Вдруг кадры фильма  сменились, ни кур, ни их санатория.Показывают уже в прозрачной упаковке грудки , окорочка и котлеты  из Петелинских кур.
 Матрена не выдержала и расплакалась. "Ведь это же надо, после такой богатой жизни, прямо в суп -сказала она и продолжила: я, после такой рекламы,  своих кур еще больше полюбила, не даю им так наслаждаться жизнью, чтоб не было у них такого психологического стресса, как у меня после этой рекламы. Телевизор я теперь включаю, только когда все куры спят, не дай бог услышат, как Петелинские куры радуются перед смертью, кстати о петухах  они действительно умные, в рекламу не лезут,  свое дело знают и смеются (кукарекуя) над курами."

В это время,  в избу к нам зашла продавщица мини-маркета деревни Лялька Фунтикова и сразу встряла в разговор.  " У меня сын Антон, мальчику 10 лет,  раньше любил кушать курятину и ножки, и крылышки -заявила Лялька,- а сейчас  посмотрел рекламу об этих Петелинских, об их радостной жизни и скоропостижной смерти и отказался есть своих куриц, стал за ними ухаживать, так что даже на него петухи рассердились."

-Да еще мой Антон, -  продолжила Лялька, увидел рекламу в интернете, что некоторые называют  курочек какими-нибудь именами, вроде курочка Тина и Ксюша, цыпленок Сергей, так теперь сын,  всем проживающим в курятнике дал имена родственников и своих друзей.  Вот теперь я и не знаю, как подступиться к этой стае.  Просто стало жалко курочек, не только сыну.

 Матрена и  Лялька повздыхали и решили обмениваться курами, чтоб никто не знал,  из какого курятника, они пришли умирать.
Данный опыт был распространен в нашей деревне, потому что всему народу, после рекламы, было жалко птичек.
34 Первоклассник
Головачук Виктория
    С самого утра в квартире у Мити стоял шум и гам. Даже кот Васька решил погулять на улице, чтоб не травмировать себе кошачью психику. Митя шел в первый раз в первый класс.
- А если он не сможет найти себе друзей? - схватилась за сердце мать мальчика.
Бабушка испуганно замерла.
- Да найдет. У него вон пол двора в друзьях ходит. А остальные пол двора - добрые знакомые, - усмехнулся отец.
Дед согласно кивнул.
Женщины немного успокоились и начали в десятый раз гладить уже и без того выглаженную форму.
Мальчик устало молчал, рассматривая блестящую пуговицу на маминой блузке.
- А если он проголодается? - вновь забеспокоилась мать.
Бабушка, услышав такое, быстро побежала на кухню и начала накладывать в пакет пирожки.
- В школе есть столовая, - ответил отец.
Дед согласно кивнул.
- А если его будут обижать? - всхлипнула женщина, представив себе столь ужасную картину. Бабушка, бросив пирожки, накапала себе валерьянки.
- Да никто его не тронет! - начал злиться отец. - Там же у него друзья будут.
Дед согласно кивнул.
Митя, тяжело вздохнув, начал крутить пуговицу в разные стороны, пытаясь рассмотреть узор. Он не понимал почему взрослые так взволнованы. У него есть друг Вадим, который уже учится во втором классе и каждый день рассказывает, как это интересно ходить в школу.
- А если... А если он за мной соскучится? - всхлипнула мать.
Бабушка вытерла внезапно набежавшую слезу краешком платка.
Митя удивленно замер. В руке у него красовалась оторванная от материной блузки блестящая пуговица.
- Потерпит, - ответил отец и начал читать газету.
Дед согласно кивнул.
- Как можно быть настолько равнодушным к судьбе своего ребенка? - разозлилась мать.
Бабушка, злобно сверкнув глазами в сторону мужчины, начала укладывать пирожки в портфель.
- Я, между прочим, тоже ходил в школу. И не умер! - отложил газету в сторону отец.
Дед согласно кивнул.
Наконец вся семья была в сборе и отправилась на урок. Мать - с оторванной пуговицей на блузке. Бабушка - забывшая снять бигуди и отец,  надевший навыворот водолазку. Один Митя был одет и выглажен с иголочки. В руках огромный букет цветов, а на спине рюкзак с пирожками.
- Ну вот и собрались, - усмехнулся дед, глядя на удаляющегося внука. - И это только первое сентября. а что же будет дальше? Вместе с ним на уроках сидеть будем?
Рыжий кот задумался, и согласно кивнул.
35 Записки из дома видений и распада
Леонид Померанец
        Замешано на оригинальном соусе из раздумий, иронии и страхов, бушующих исключительно в воображении одного из тех, кто населяет дом распада и видений.


        Тишина. Давно забытая тишина.


        Да-да, согласен. Неуютно как-то. Выходит к людям и молчит. Не знаешь, что и ожидать. Ладно, если просто тупой и забыл, с чем шел к народу. А то, вдруг очнется и расскажет что-нибудь, и живи потом как хочешь со всем услышанным.
Дико извиняюсь, но я к вам надолго. Так что располагайтесь поудобнее. Приготовьте подушечки, одеяльца теплые. Запаситесь попкорном, лучше чем-то посъедобней.  Ведь эмоции угощенья просят.
О, уже занавес открывается, и с каждым сантиметром нарастает шум. Теперь, увы, как изнутри, так и снаружи.
А я, привычно, остаюсь на месте. И жду, пока…

        – Что за бредово-заунывное вступление?
        – Кто его, вообще, делегировал сюда?
        – Пока не поздно, отправьте его назад в дом тишины и грез потухших.
        – Старик, забей на них. Можешь даже плюнуть. И не забудь, что Гений среди нас один.
        – Я предчувствую провал. Все будет плохо.
        – Да, вы что, ошалели? Что о нас люди подумают? А ну затихли все! И чтобы до конца ни звука!


        Ой, извините, доктор, я отвлекся. Вообразил, что скоро занавес  и выхожу один я перед всей планетой. Та в ожидании замедлила вращение свое… Увы, в реальности я в вашем кабинете. В пси…, извините, в сума…, виноват, пусть будет в замке, где наяву фонтан из сновидений и чудес, а ночь уколами приносит облегчение.
        Меня зовут… Для простоты называйте меня Гением. Я тот, кто нашел убежище в этом доме страхов и иллюзий. Впрочем, что я. У вас же все в истории моей боле…, простите, усталости и непорядка в мыслях.

        Доктор, вы, правда, хотите знать, что привело меня сюда? Это до безумия смешно. Видите ли, я вступил в тот странный промежуток жизни, когда с головы опавший волосок превращается в кусочек брюха. В переводе на русский, доктор, стремительное облысение порождает не менее резвое утолщение. Такое чувство, что организм достиг совершенства. Ничего его покидать не хочет. Но вот парадокс: вопреки повальной моде на атлетично-не употребляющий образ жизни, на сияющую на радость домохозяйкам лысину и на живот – гордость Колобка, я вдруг почувствовал явно возросший интерес со стороны молодых и не очень, красивых и даже очень. Здравствуй лето, ты ли это? А может, как перефразируя, говорилось в одном бессмертном романе: «А изменился ли этот гражданин внутренне?».

        Первой на горизонте показалась брюнетка. Чуть полновата, но как поет. Повсюду и без ненужных перерывов. Несмотря на разные музыкальные пристрастия, воспылал к ней не на шутку.
        Но тут в мою биографию тайфуном ворвалась блондинка. Стройная, стремительная. Делает бизнес. То здесь, то там. Никак не могу поймать момент между ее приветом и пока.
        Последней объявилась рыжая. Из ниоткуда. Рыжая. Да, рыжая.
        Все нравились. Я был готов жениться. Но на ком? И как назло, никого не оказалось рядом, кто, как раньше маменька, одобрит или наоборот. Что было делать мне? Как выбирать одну?

        Тогда впервые, доктор, я услышал Их.

        Да, что там женщины. На меня вдруг работодатели объявили настоящую охоту. Вспомнили. И сразу все, как будто у них на всех один будильник. И предложения на вкус любой.
        Работа по душе (кажется, впервые в жизни). Но денег, только чтобы государство и желудок отвязались.
        Хорошая зарплата. Даже сверх. Но, как подумаю, что каждый день я буду заниматься тем, от чего воротит.
        И гонорар приличный, и любимое занятие, но с этими людьми я не готов к совместному труду на одной планете.
        Ну почему я должен делать выбор каждый раз? Не нужен ангел мне,  пусть маменьку заменит одобрятель!

        В тот момент, доктор, Они все более раскрываться стали со мной или, точнее, у меня.

        Одновременно с атакой на мое холостое и безработное пребывание поступили весьма заманчивые предложения: отдых вдвоем на склоне гор; отдых вдвоем (или как придется) на склоне лет; под водой и над землей; среди людей или разумный отдых.
Как можно одному все это выбрать – куда, с кем и на деньги за какую из работ? Я более не буду толерантен – это просто сумасшедший дом. Маменька, что ж ты не оставила записку: что делать, когда возможность не одна?

        Доктор, Они меня перестали слушать. Заявили на все свои права.

        Как мне тогда казалось, я смог найти решение. Да так удачно. Не зря же так много времени потратил на посещение лекций и различных практик. Я, наконец, стал автором своей прекрасной жизни… Мне тогда казалось.


        Представьте небольшой домишко. Да почему же небольшой? Огромный дом на берегу. После того, как спас от гибели дочку олигарха, могу себе позволить. Каждую неделю дом наполняется веселыми и шумными голосами. Все меняется, но уже много лет никто не пропускает обед в гостиной по воскресеньям. Необъятный стол, дружная семья. Вот старшая черноволосая наследница (как на мать похожа!) что-то тихо напевает. По-детски беснуются мои дочурки. Их светлая и рыжая головки мелькают на дальней стороне стола. Как на мать похожи! Со мною рядом жена любимая. Как ни посмотрю, всякий раз иная. Кормит грудью малыша. Лысенький такой. Даже не знаю, кого напоминает. И за столом всегда такая благодать. О чем нам ссориться, ведь все так прекрасно.
        Облепленный патокой с ног до головы, выхожу из дома, пробегаю по горячему песку и с наслаждением окунаюсь в море. Оно заключает меня в объятия как родного. Дельфин заныривая, подмигивает мне. Акулы образуют коридор из уважения и страха. Через мгновение  я над землей парю в компании орла. Он высматривает жертву, я наслаждаюсь ощущением свободы. В саванне наперегонки бегу с гепардом. В недоумении отставший, он бредет назад с одной лишь мыслью: «Ну, это слишком. Все, завтра ухожу я в зоопарк».
        Торможу у деревушки перед замком. Народ с поклонами встречает как героя. То ли оживил красавицу принцессу, то ли чудотворно дождик намолил. И далее на всей Земле восторги, крики: «Браво» и шепот: «Смотрите – это он». Я спас планету от Третьей мировой, открыл  звезду похлеще Солнца, покончил с раком, а заодно с алкоголизмом и верой в лотерейные билеты. Посредственности наблюдают за забором.
        Сижу, ожидаю награждения. Весь мир за этим наблюдает. Кто получит Оскар, сегодня предсказать легко. Во всем, на что номинировать возможно, один лишь существует автор – я. Все снял, смонтировал, сыграл. А уж кто ведущим приглашен, излишне задавать вопрос.
        Куда ни взглянешь, всюду я. Бога больше нет, вернее изменился лик.
        Смущение окончательно поселилось на моем лице.
        За самый читаемый роман. Издан на всех известных языках. Цитируют в пивных и на орбите.
        За самую поющую мелодию. С ней просыпаются и засыпают от младенцев до глубоких стариков. Медведица напевает медвежонку.
        За самую искусно написанную картину. В борьбе за это полотно музеи заложили все, что доселе считалось культурным достоянием. Из галереи выходя, хочется не открывать глаза до следующих визитов.
        И, наконец, смущение достигло апогея за самый необъятный Мерседес! Человечество обреченно курит в стороне. А какой я гол забил в финале, вы это видели?!

        Я не справился. Просто не справился. Террариум фантазий непобедим.
        Не правда ли, доктор, очень смешная история. Гадкий утенок так страстно желал и так сильно боялся оборотиться в прекрасного лебедя, что теперь… Теперь превращается и превращается, превращается и воплощается. И надо признать, воплощается в невесть кого.


        – Доктор, а ничего, что я разлегся на диване?
        – ...
        – Отлично. Но почему от вас я никакой реакции не вижу? Вы чем-то озабочены или устали? А может, слышали все это много раз? Или вам просто не смешно?
        – …
        – Доктор, а вас не смущает, что вы всю дорогу молчите, а я, выходит, сам с собою неспешную веду беседу? Вдруг, вы решите, что я их тех, кто нынче завтракал с Сократом?
        – …
        – Что ж, вам виднее. Продолжаю?

        Каждый раз, как закрываю глаза, вижу необъятных размеров поле. Передо мной развилка.
        Какой камень, доктор? Вы в каком веке застряли? ну что вы.
Дорожка слева ведет к почему-то знакомым очертаниям дома видений и распада. Туда стремиться я не вижу смысла: одинокие умозаключения вкупе с тревожной обстановкой позволят обойтись без моего на то желания.
Справа две тропинки, как будто взявшись за руку, ведут по кем-то предопределенному маршруту. Та, что левей – к цинизму или порядку, смотря, откуда наблюдать. Впрочем, мне не по этому пути: говорят, не в той семье родился. Правее на расстоянии всего десятка страхов тропа приводит сразу на конюшню. Что ж, унизят, выпорют, но и без хлеба не оставят.
Еще одна дорога лишь недавно открылась взору. Куда ведет, не знаю. Притягивает, соблазняет и ничего не обещает.
Но, доктор, и во сне я остаюсь на месте. И жду, пока…


        – Да когда уже прекратится этот философский бред? Развел тут, понимаешь, вселенскую тоску.
        – Кто, вообще, его сюда позвал? И, наконец, почему из нас именно его?
        – Засуньте ему кляп, загипсуйте руки.
        – Отправьте его срочно в дом фантазий и упадка.
        – Пирожки. Чай, кофе, пирожки. Кому пирожки?
        – Я ни грамма не поняла. Но, кажется, ничего так. Томненько.
        – Старик, забей на них. Можешь даже плюнуть с наслаждением. И не забудь, что только ты отзываешься на имя Гений.
        – Я обещал провал. Он и случился. Все плохо.
        – И что, теперь, о нас люди подумают?
        – Большинство этого не хочет, – оборвав внезапную полифонию, проговорил низким голосом, по-видимому, главный.
        – Ты кто? А, ну да. И что многоголосье не желает?
        – Соплей и жевания, печали и страдания, – торжественным басом заключил старший по голосам.
        – А хотят чего?
        – Плясать и веселиться. Веселиться и плясать.
        – Так отправь их к Джокеру.
        – А…?
        – Лучше передай этим отголоскам интеллекта, что могут стройным шагом идти в известном направлении.
        – Они удивятся.
        – Тогда пусть разведают другие цели.
        – Они сильно удивятся.


        Знаете, доктор, спорить с собой как с авторитетным лицом, да  в придачу бодаться с табуном внутренних недоумков, чересчур даже для моего изнеженного мозга.
Всё, всё. Подушечка, одеяльце теплое. Как хорошо. Завершаем на сегодня мысли. Засыпа…
        – А сказку на ночь про доктора?
        – Заткнись. Спать. Всем.
36 мун-ди-аль
Нина Павлюк
Мун –ди – аль.
Перед началом чемпионата мира по футболу к нам  в деревню Монако в десять дворов спустили директиву: всем  подготовиться -  скоро грядёт мундиаль.
Он придёт ко всем и овладеет каждым. Нельзя ударить лицом в грязь.!!
В деревне, где обсуждаются все новости? В магазине – это правильный ответ.
И сегодня все деревенские излишне возбуждённые , даже какие-то смущенные,
как на сходке первых советов, – все в магазине. Обсуждение директивы.
-Батюшки, а чтой-то такое?! МУНДАЛЬ?  Слово-то срамное, повторить трудно, соВсем нас за людей считать перестали,  - говорит бабка Матрёна. Даже представить стыдно…  Уже и в приказаниях нецензурно выражаются, хоть бы детей постеснялись.
-Это - что-то заразное, вроде чумы или чесотки,  - прошамкала беззубым ртом
старенькая Фёкла, которая была в курсе всех деревенских сериалов.
-Дуры, вы, дуры безграмотные. Старух  - это не касается, свои радости отжили. Это удовольствие для молодых. Они знают, что это такое и с чем его едят и чего от него ждать. Была когда-то Олимпиада... а сколько последствий...
Тут все зашумели:
-А мужикам, как готовиться?
-А, где у нас тут мужики-то? На любого глянь: мун давно не идеаль! – захохотала
довольная произнесённым каламбуром продавщица.
-Да мы…, да ты…, ну ужо погоди, попросишь…
-Так вот, слушайте, -  уже серьёзным тоном заявила она:
Заборы и даже, заборы  в три доски: покрасить.Туалеты деревянные с дыркой привести в порядок и покрасить в цвета государственного флага. Сделать к ним указатели и написать на них слово « Вельком и  Сиди даун «– по английски.  Потому что сортир наш деревенский – это историческая достопримечательность. Таких туалетов нет нигде в мире. Кто увидит один раз – не забудет во век. Это к тому, что мундиаль и пиво друг без друга не бывает, а пиво периодически надо куда-то сливать.
Какие пожелания далее:  старушкам одеть яркие косынки из сундуков, на щеках нарисовать полоски российского флага, хорошо бы гимн наш новый выучить и
спеть, но эта задача непосильная – тренерскому штабу футболистов и то не удаётся.
Вот все это сделаем и будем ждать  этот мундиаль, а пока в деревне устроим аврал.
37 Волшебное зеркальце
Тося Кузнецова
В одном не очень большом, но красивом и милом городке жила девочка. Она была обычная, ничем не примечательная девочка. Но её мама и папа очень ждали её рождения. И, когда это случилось, они обрадовались и всем с гордостью рассказывали о своей дочке: о её красоте, уме, о её достижениях. Девочку все хвалили, любили, восхищались ею.
Девочка так привыкла к похвалам, что скоро и сама стала считать себя необыкновенной, талантливой и очень умной. Она грациозно и гордо шагала по улице рядом с мамой, демонстрировала её подругам свои прекрасные платья и по их просьбам читала небольшие стихотворения и пела детские песенки, чем ещё больше восхищала окружающих.
Но шло время, девочка росла, вскоре её привели в школу. В школе надо было учиться читать, писать, считать, а для этого надо было уметь трудиться, подолгу сидеть и тренировать ум, руки, надо было решать трудные задачки и примеры, надо было думать…
И оказалось, что всего этого девочка не умеет, что она не только не умнее всех, наоборот, она хуже всех справляется с заданиями. Девочку перестали хвалить и всё чаще начали ругать за невыполненные задания. Постепенно девочка стала капризной, грубой, завистливой , ленивой. Она совсем перестала выполнять домашние задания, а на уроках не слушала объяснения учителя.
Она вспоминала, как все восхищались ею раньше, как любили её и гордились ею…
И решила девочка наказать окружающих за изменившееся к ней отношение – она решила убежать. Куда? Девочка ещё не придумала, но уже представляла, как все будут её искать, переживать, плакать, а когда найдут, вновь все её полюбят…
И однажды из школы девочка не пошла, как всегда, домой, а села на автобус и поехала.
У неё никто не спросил билет, никто не поинтересовался, куда она едет… Доехав до конечной остановки, девочка вместе со всеми пассажирами вышла из автобуса.
Она огляделась – рядом были открыты ворота в парк. Туда и направилась девочка. Она шла по аллеям парка и сердито ругала взрослых: и чёрствые-то они, и глупые, и злые… Потом стала жалеть себя: вот она теперь бездомная, одинокая, никому не нужная, голодная… Она и правда почувствовала, что голодна, что хочет есть. Но еды не было.
Она подошла к скамейке, села и заплакала.
Долго плакала девочка, а когда успокоилась, стала размышлять – ведь она же умная девочка. Вскоре она поняла, что как умная девочка, она должна идти домой – там мама и папа, наверное, волнуются и уже ищут её, там ждёт её вкусный ужин… Но, оглядевшись, девочка увидела, что не знает, в какую сторону идти, не знает, где ворота парка, где находится автобусная остановка и даже номера автобуса, на котором приехала, тоже не знает. И, поняв это, девочка заплакала ещё сильнее. Она плакала, а вокруг сгущалась темнота…
Тут от соседней аллеи к скамейке подошёл старик, слегка прихрамывающий и потому опирающийся на трость. Из-за густых седых волос и такой же седой бороды в темноте трудно было рассмотреть его лицо.
- У Вас что-то случилось, маленькая фея? Вы так горько плачете… Может, я смогу Вам помочь?
Девочка ответила сердито и грубо, как всегда разговаривала со взрослыми в последнее время:
 -Шёл бы ты, старый, своей дорогой! Никакая я не фея и никто мне не поможет! – слёзы ещё быстрее полились из её глаз.
- Вы разрешите? – старик присел рядом. – Вам не говорили, что грубить старшим нехорошо? Но я добрый волшебник, я не обижаюсь на Вас и готов помочь Вам.
Девочка с удивлением поглядела на него:
- Вы действительно волшебник?
- Вы в этом сомневаетесь?
- Нет-нет!- девочка улыбнулась. –Значит, Вы сможете мне помочь?
- Обязательно! Только расскажите мне о своей беде.
Собравшись с духом, девочка, торопясь, сбивчиво, смахивая не высохшие ещё слёзы, рассказала старику о том, как трудно ей даётся учёба в школе, как изменилось отношение к ней со стороны взрослых, как она уехала на автобусе, как заблудилась в этом парке…
Старик не перебивал её. Когда девочка замолчала, он пошарил в карманах своего пиджака, вынул маленькое круглое зеркальце. Протягивая его девочке, сказал:
- Чтобы хорошо учиться, надо много трудиться, очень много. Это зеркальце – не простое, оно – волшебное. Как будет тебе трудно, посмотри в него и попроси у зеркальца силы волшебной. И опять пытайся выполнить необходимое – волшебная сила зеркальца поможет в этом… А домой я тебя провожу Пойдём, а то время уже позднее…
       
                ...               

Девочка выросла. В её жизни было, конечно, ещё немало трудных ситуаций, но зеркальце, с которым она не расставалась, всегда помогало ей пережить беду. Зеркальце-талисман помогло девочке окончить школу с золотой медалью, затем окончить ВУЗ и аспирантуру… Теперь она сама преподаёт в ВУЗе психологию. Часто, рассказывая студентам о важности вовремя протянутой руки, оказанной помощи, она приводит примеры из своей жизни. От неё и услышали студенты историю о добром волшебнике и зеркальце-талисмане.
38 Катька - Катерина
Любовь Витт
19-ый номерной Конкурс Клуба СФ http://www.proza.ru/2020/01/20/323    

      Звонок разбудил Катю в самый сладкий, предрассветный час. При свете
слабого ночника она заметила как, с дивана напротив, бабкина рука взяла со столика телефон. Раздался шепот: «Вы ошиблись», – бабка снова отвернулась, накрылась с головой одеялом и наступила тишина.

     «Да кто ей может звонить в такое время?» – раздраженно подумала Катька, попытавшись снова уснуть.
      Она всегда называла эту женщину при людях – Баб.Юль, а про себя еще проще – Бабка. Вот уже две недели они жили вместе, в этой однокомнатной  квартире.
      Девушку сослали сюда родители, из маленького села в большой город, для поступления  в педагогический вуз.  Вот и определили  к знакомой бабушке, чтобы
«подешевше» было, почти  бесплатно. Единственным условием было – никого не водить и не приходить после 10 вечера.
      Кем они приходились друг – другу? Да, по сути говоря, никем, так, седьмая вода на киселе. Девушка вскоре заартачилась, ей хотелось свободы, а тут...
     Хозяйка, правда, приняла её приветливо и все пыталась  подкормить,  разговорить  девушку,  но та только недовольно морщила нос и хозяйка отстала.

     У Катьки и своих проблем хватало: то в институт на консультации бежать, то на экзамены.
 Ухажер – Саша, оставшись в селе, тоже звонками не баловал. Это наводило её на мысль, что уведут! «Как пить дать, уведут!» – думала она и продолжала бомбардировать  своего милого бесконечными смс-ками, чтобы "подешевше " и надолго хватило.

 
     Замучила она и родителей просьбой снять ей отдельное жильё.
«Потерпи,– твердила мать, – поступи сначала, а там и общежитие  есть».
«ЩАС,– разбежалась! В общагу?! – показывала в очередной раз   голосистая Катька свой взрывной характер.– Поступлю! Куда денусь? Сдаю на отлично!»

      У хозяйки  тоже были свои заботы. Проснувшись, она вскоре садилась, повернувшись спиной, за столик с ноутбуком и могла что – то тукать – печатать часами. Любопытная Катька как-то поинтересовалась:

– Не рецепты ли выписываете?
– Ага, рецепты, – услышала краткий ответ.

      Бабка вообще, по Катькиным понятиям, была с причудами – другие в её возрасте на скамейке сидят у подъезда, обсуждая и погоду, и политический климат. А Баб.Юлю посиделки не интересовали, так же как всякого рода вязание или разгадывание кроссвордов. Главная  же её причуда заключалась в том, что  не выпускала из рук фотоаппарат. Катька замечала, как та подходила к окну, всматривалась в непонятно во что и, быстренько схватив фотоаппарат и трость– бадик, куда-то "учапывала". Часто  возвращалась радостная, тут же садилась за ноутбук, сбрасывала с флешки фотографии и могла возиться с ними долгими часами.

       Иногда,  проходя мимо, Катя мельком видела на мониторе цветы, травку, букашек. Сначала женщина пыталась заинтересовать её и вывести на контакт:« Кать, погляди-ка, какой  кадр  чудесный  получился!»
      Девушка  сопротивлялась контакту  и хваталась за первый попавшийся учебник, занята мол, та и отставала. Иногда Баб.Юля вставала и, потирая колено, измученное артритом, шла на кухню за подкреплением. Вскоре возвращалась с тарелкой пикантных бутербродов и большой чашкой крепкого кофе.
      Катька не могла понять такого кофейного  пристрастия– привыкла чаи гонять. Так и жили, вроде вместе, а привычками врозь. « Ну, о чем с  бабкой можно говорить?» – думала девушка, иногда отвлекаясь от своих учебников и наталкиваясь глазами на хозяйкину  склонённую спину.

      А сегодня, проснувшись, взгляд натолкнулся на пустой стул перед открытым ноутбуком. «Ах, да, она же в поликлинику собиралась», – вспомнила Катька и, нарушая тишину, тут же включила телевизор на всю громкость. Её душа, устав от тишины, требовала эмоционального взрыва!
 
      Сегодня выдался выходной,  идти никуда не надо, а потому и учить ничего не хотелось. Вдоволь  наигравшись кнопками от пульта и не найдя ничего по душе, Катька опять посмотрела на открытый ноутбук. Это был шанс узнать о Баб.Юле побольше. Муки совести мучили Катьку недолго, и вскоре она уже сидела перед включенным монитором. Первое, что бросилось  в глаза, это огромные буквы – Я  И ПОДУШКА.
       Эти слова, ну никак не могли походить на начало какого – нибудь рецепта.  А дальше был целый список состоящий, как поняла она, из одних названий. Глаза Катьки быстренько забегали по строчкам...

                Я  И ПОДУШКА.

       Утро... Такое же, как и всегда. Чуть теплый, солнечный луч скользит по влажной наволочке. Опять плакала во сне? Не помню. Надо заменить подушку. Она может не выдержать накопившихся мыслей и перышки просто разлетятся. Но разлетятся только сухие, счастливые и радостные, а влажные (от плохих и несчастливых мыслей) останутся. Они просто не смогут взлететь. Надо заменить подушку!

       День... Такой же, как всегда. Обычный день. Просто день, составленный из маленьких домашних забот. Пролетает незаметно, без мыслей, без эмоций, без напряга. Просто жизнь.

      Вечер... Обычный вечер,  что и всегда, но градус эмоций повыше.  Я и комп:  «Здравствуйте, мои друзья!  Вы скучали?  Это я!» Улыбки, общение по душам, разговоры по интересам. И выключаются постепенно, один за другим, яркие кружочки друзей отправившихся спать на свои, только им предназначенные подушки.

       Начинается и моя круговерть: бок левый,  бок правый,  на спине. Наконец нужное положение – мордой  вниз!  Засопела, уткнулась в тонкую ткань и всё по – новой, мысли – картинки: день сегодняшний, день вчерашний, и очень – очень давний день. Хрупкие, ускользающие воспоминания перемеживаются с сегодняшними – новыми и приятными мыслями – мечтами. И вдруг такое острое, поддых желание – ЖИТЬ!  Непослушная рука тянется куда–то влево и натыкается  на пустоту.
 
       И снова, бок левый, бок правый и мордой вниз! Почему желание – ЖИТЬ так схоже   с желанием ВЫТЬ?!
Последняя мысль, ухватившаяся за сонное, ускользающее сознание,: «Надо заменить подушку!»

      Утро. Такое же, как всегда. Чуть теплый солнечный луч скользит по влажной наволочке. Опять плакала во сне?  Или не во сне? Да какая разница! Неважно. Начинается день, такой же, как всегда. И надо жить... Хотя бы до вечера.

                * * *               

     « Так вот бабка  с кем "разговаривает" по ночам, с одиночеством  своим », – подумала Катерина и стала просматривать рассказы дальше.
      Так вот какие "рецепты"  печатает – смешные случаи из своей жизни вспоминает! И меня к себе  взяла, чтобы не так одиноко одной было, а я! Поговорить с ней надо, расспросить».

   Увидела  девушка  в компе  и  многочисленные папки с фотографиями, среди которых попадались и дипломы за победу в различных фотоконкурсах. Вот отметили грустный взгляд собаки из–за забора,  с надписью–"Забери меня с собой". Где–то она её уже видела... Да это же их  Балбес! И тут девушка вспомнила, как два года назад Баб.Юля  приезжала к какой–то своей родне в их село. Это про нее потом судачили, смеясь соседки и крутили пальцем у виска, рассказывая, как она бродила целыми днями по селу и  фотографировала  все подряд. Вот и с Балбесом встретилась.

    Катя обвела взглядом комнату, где все стены были увешаны фотографиями с пейзажами, натюрмортами, животными...
  «Прибраться бы надо»,– мелькнула неожиданная мысль. И вскоре Катерина носилась из комнаты в кухню, наводя везде порядок. В прихожей  случайно задела трость: «Ой! Забыла бабка!  Как же она без неё?  Встретить бы надо!»
 
     Наскоро переодевшись, Катерина выскочила в подъезд. И тут раздался звонок от родителей.  «Мам, погоди, не сейчас! Некогда мне!... – чуть не кричала она в трубку, перескакивая через ступеньки с  брякающей  о боковины перил тростью.– Да, мааам, ты там Балбеса почаще с цепи– то отпускай, пусть бегает! И еще... скажи Сашке, как поедет ко мне, пусть фотоаппарат наш захватит. Зачем, зачем? Надо!  Фотографировать буду учиться у ТЕТЬ ЮЛИ! Что?!.. Какая квартира?! Зачем? Не надо!.. Почему? Да по кочану!
 Я здесь остаюсь... у Юлии Ивановны!»
39 Ветер на закате
Алёна Доценко
 Вы никогда не  замечали  красоту моря, как  красиво переливаются волны на закате солнца переливом света. Как развивается парус под  попутный, шаловливый ветер. Как он весело играет с парусами кораблика, как он вольно гуляет по просторам моря  и как будто зазывает тебя за собой. «Пошли со мной я покажу тебе то, что ты не видела и не знаешь», и ты беззаботно и легко идешь за ним, а он тебя  подталкивает за спиной. Он  как будто играет с тобой,  то коснется твоего лица, то рук, то  играет твоими волосами, развивая их по воздуху. Он зовет тебя в неизведанную страну и поет тебе свои песни под шум волн. И ты стоишь на носу кораблика, и видишь ту красоту моря, о которой  пел тебе ветер, и как в тишине  он назвал твое имя, взяв тебя за руку, и  подтолкнув тебя к этой красоте, сорвав повязку мирской суеты с твоих глаз, освободив тебя от  оков ненужных забот.
Ты чувствуешь себя вольной, и кажется, что ты можешь плыть куда захочешь. Люди как корабли и координаты следования у одних совпадают, а у других расходятся. Вы знаете, люди часто наверно говорят, что лучшие природные  депрессанты это  тишина и море. И правда что когда плохое настроение или проблемы какие-то просто приходи к морю, оно и выслушает и успокоит. Много людей  ездит на море, и не для того чтобы просто сфотографироваться и поплескаться в воде, а что бы придти в себя. Когда долго смотришь на море, начинаешь скучать по людям. А когда долго смотришь на людей - по морю. Вот плывешь, на кораблике по морю смотришь в эту прозрачно-голубоватую воду и к тебе нахлынывают твои старые воспоминания. Ведь море помнит все, оно как зеркало воспоминаний. Посмотришь на него и сразу вспоминаешь семью, своих близких, друзей свои приключения. А воспоминания такая странная вещь. Они греют душу, и в тоже время рвут ее на части. Воспоминания это остров, на который никто не может вторгнуться, как бы он не желал. Будь, как море поволнуйся и перестать. Ведь всегда есть ветер перемен, он тебя поддержит и даст шанс воплотить свои мечты, подтолкнет в нужном направлении. Ты не можешь менять направление ветра, но всегда можешь поднять паруса, чтобы достичь  своей цели.
40 Похмелье, кот, бабуля-непоседа
Ольга Болякина
Прошлая зима была морозная и снежная.  Намело снега так много, что его пришлось отбрасывать даже от стен родительского дома.
Мама живет в доме одна, хоть ей уже 82 года. А мы, дети и внуки часто приезжаем из города ее навестить. 
Мама настольно непоседа, что удивляет всех нас своей активностью и вездесущностью. Бывает, приедем к ней человек пять сразу, и разбредемся кто куда. Кто в саду, кто в огороде, кто в подвале, кто в доме на кухне у плиты, так она ухитряется появиться перед каждым и спросить: « А что, ты здесь делаешь? -Да-а-а? - А делать это надо так-то».


Так вот, приехал в ту зиму к маме, мой сын Алеша.  Ему уже 33 года.  Большой мальчик, поэтому позволяет себе крепко попраздновать, да на радостях и бабулю навестить. Каждый раз он забывает, что бабуля его без физической работы по приезду не оставит (она никого никогда без «наряда» на работы не оставляет).
Рад внук бабушке, рада и бабушка внуку.


Утро. Алеша поднялся с больной головой, есть не хочется, а бабушке невдомёк, что внуку тяжело после вчерашнего… 
Сидят, разговаривают о том, о сём.
Алеша и говорит ей, мол, что-то болит голова, наверно, плохо  спал, что-то сегодня мыши на потолке расшалились - скреблись.
Бабушка в ответ, мол, сейчас мы это, Алеша, исправим, давай-ка, кота на потолок отнесем, пусть он мышей там половит.
Сказано, сделано…


Вышли на улицу с котом на руках, а лестница на чердак была с торца дома, что находится со стороны сада.
Вокруг весь дом, кроме дорожки к входной двери в дом, был завален снегом. Замело ворота в гараж. Калитку в сад тоже замело, ее никто не расчищал - туда незачем было ходить зимой.


Бабуля вручила внуку  лопату для чистки снега и начала следить за его работой, совершенно не обращая внимания на его утреннее состояние здоровья. Со слов Алеши, он чуть не умер от такой работы – голова раскалывалась, ноги в коленях сгибались, сердце готово было выскочить из груди, одним словом, ужас, да и только. 
Снег пришлось бросать много и долго.
Добрались до лестницы.
 

Еще одно испытание – лестница была металлическая обледеневшая, с  частично отсутствующими перекладинами. Алеша как скалолаз забрался по этой ужасно опасной лестнице с  котом под мышкой на чердак дома, отпустил кота, с трудом спустился на трясущихся ногах на землю и поспешил в  дом, ругая себя за то, что сказал бабушке о мышах. 


Бабуля что-то замешкалась в саду, а Алеша поскорее домой. Подошел к крылечку, что у входной двери, а там, на ступеньке сидит кот и умывается - гостей намывает.
«Интересно»-  подумал Алеша,  «Что это за кот, наверно, у бабушки есть еще один такой же?»
Подошла бабушка, а Алеша и спрашивает: «Бабуль, а это что за кот?»
Бабушка всплеснула руками: «Ой, Алеша! Да это же наш кот! Я ж совсем забыла, что с чердака на скотный двор есть дыра, где он обычно и  пролезает!»


До сих пор, мы с опаской доверяем бабушке наши мысли, но иногда забываемся, и долго об этой своей оплошности помним…
41 точка, точка, многоточие...
Виктория Вирджиния Лукина
Далеко за полночь укрытый снегом город уже спал и, только бравые светофоры всё перемигивались на пустынных перекрёстках.
Он шаткой походкой вышел из рюмочной и, не обращая внимания на блымающий красный свет, поплёлся домой.
Ледяная дорога направила его вдоль гаражей и киосков, подвела передохнуть к лавке у подъезда и внезапно уронила – без злого умысла, просто в силу своей скользкой натуры.
Он въехал носом в бордюр, долго полз на четвереньках, потом откинулся на спину, разбросав руки и ноги в стороны.
Голова гудела, пекло в груди, стреляло в пояснице, а на лицо освежающим компрессом ложился мокрый снег.
Он зажмурился и подумал о том, до чего же спокойно быть частью городского ландшафта. Лежи себе распластанный и отрешённый от мирской суеты, радуйся любой погоде и мечтай, о чём душа пожелает. Конечно, при условии, что место укромное, забытое дворниками и подростками, и что коты с собаками обходят его стороной. Какая благодать – никуда не спешить, никому не быть должным, не слышать капризы детей и упрёки жены, не видеть - ни тёщу, ни начальство, ни соседских старух, ни обрыдлые рожи из телевизора!

С невероятным усилием он попытался встать, но сумел лишь перевернуться набок. Облизав запёкшуюся кровь над губой, и разлепив веки, он вздрогнул от неожиданности – прямо перед ним стояла невероятно красивая женщина. На ней была накидка до земли – то ли из инея, то ли из пуха. Длинные струящиеся волосы – то ли седые, то ли припорошённые снегом. Брови – вразлёт, глаза – тёмные, с золотинками в глубине.
Она склонилась над ним, улыбнулась краешками губ – с участием, с сожалением, с состраданием, и приложила холёную ладонь к его лбу.

- Оба-на, – пролепетал он, чувствуя, как боль отступает. – Ты кто? Снежная королева, что ли? Медсестра?! Не-ее – артистка! Какое прекрасное лицо!
- У меня много лиц, - ответила незнакомка. – Я – Смерть, но не бойся, боли ты не почувствуешь, наоборот – избавишься от неё. Мне подвластно читать жизни и ставить в них последнюю точку.
Она взмахнула перьевой ручкой и, чернильные капли многоточиями рассыпались по снежному насту.
- В моём архиве несметное количество жизненных историй. И почти каждая достойна внимания лучших романистов, обожаю их перечитывать.
Она выдержала паузу, а потом ласково добавила:
- Посмотри мне в глаза, я знаю чудное место, где легко стать частью ландшафта. Ведь ты же об этом мечтал?
 
Он побледнел и, мотая головой, потупил взгляд:
- Не-ее… то  сдуру, спьяну… у меня дел полно... обои в кухне поклеить… машину из ремонта забрать… дочки ещё маленькие… и долг карточный…
- Послушай, ты усталый, слабый, никчемный, а я дам тебе отдых, освобожу от обязательств. Я желаю тебе только добра, доверься мне.
- Слышь, если это розыгрыш… да я тебя..  –  прохрипел он и с силой рванул край её чудо-накидки.
Невесомая, ледяная на ощупь, та взметнулась рваными хлопьями, а женщина опустила лицо и упала ему на грудь
-  Вот ещё, - буркнул он, отталкивая незнакомку, а потом прищурился и часто-часто заморгал:
- Ма?!
- Сынок, что ж ты так себя запустил – седой, с пузом, со щетиной… тебе ведь ещё и сорока нет, - она всхлипнула, знакомым жестом провела пальцами по его бритой голове. – Помнишь, как горел бабушкин дом, и мы через окно выбирались…ты потом долго заикался…посмотри мне в глаза.
Он скривился, как от зубной боли и, не сдерживая слёз, прокричал:
- Мама давно умерла!!! А ты – мираж, ряженая гадина, изыди!
Тонкая холодная ладонь скользнула ему за ворот куртки, обняла за шею. Длинные пряди коснулись его щеки – тёплые, словно прогретые солнцем и пахнущие сеном, сидром, карамелью. Как тогда – во время студенческой практики в приморском посёлке.
Он чуть разомлел и, улыбаясь, прошептал:
- Выходи за меня… буду «пахать» день и ночь, а ты детьми занимайся, дом веди - люблю, когда в доме вкусной едой пахнет, и тёплые коврики под ногами. Пару котов заведём, и собаку большую – лайку белую…
- Всё будет, ты только посмотри мне в глаза. Не упрямься и я тебе помогу. Ну, войди в моё положение.
- Не-е, - он испуганно затряс головой и зажмурился, - я не вхожу в чужие положения, ни-ког-да!
- Вот как, - она рассмеялась. – В записках одного известного клуба, кстати, посмертных, есть мудрый совет: «никогда не говори никогда»
 
Он наморщил лоб, стараясь осмыслить происходящее, долго сопел, а потом сплюнул сквозь зубы, замахал руками и решительно заявил:
- Ты, красава, мне голову не морочь – не на того напала! Ступай своей дорогой, а мне домой пора.

Сцепив зубы, он зарычал, еле-еле поднялся на ноги и исподлобья огляделся – вокруг никого не было. В расхристанной куртке и штанах с рваными коленями, с разбитым носом и синюшными губами, он какое-то время стоял, хмурясь, мыча и раскачиваясь из стороны в сторону. Потом поднял голову – с неба, по-прежнему, хлопьями валил снег, а в его окнах горел приглушённый свет.

                * * *
Он долго ковырялся в дверном замке, ронял ключи и заваливался то в один бок, то в другой. В прихожей кое-как швырнул ботинки и куртку на пол, перевернул кошачий лоток с опилками, уронил какие-то флакончики у зеркала и заглянул в комнату. Две белобрысые девчушки, разрисованные зелёными крапинками, спали на широченной кровати, рядом сидела жена с градусником в руке. 
- Опять с перегаром! Я тебе постелила в кухне, на топчане,  - тихо сказала она и отвернулась.

Остаток ночи был мучительным. Провалившись в сон, он видел себя со стороны и оценивал в совершенно несвойственной манере – как совестливый наблюдатель. Словно размытые монохромные кадры, в его мозгу прокручивались былые эпизоды и давние события, и каждый раз его мутило от стыда и горечи за свои поступки:

Душный летний день – окна нараспашку, жужжит вентилятор, пахнет вишнёвым вареньем. Он пакует дорожную сумку, собираясь с друзьями на неделю к морю – покататься на серфинге. Хорошенькая, с округлившимся животиком, жена баюкает годовалую дочь и приговаривает: «Ничего, я справлюсь, мама поможет. Буду всем говорить, что ты в командировке»

Хмурое осеннее утро. Он с самодовольным видом крутит баранку нового внедорожника, направляя его по самой кромке безлюдного бурого лимана. Фееричным каскадом разлетаются брызги, взлетают потревоженные цапли, с восторгом визжат и хохочут дети!.. но вот машина буксует, кренится, оседает в песчаную яму и на две трети уходит под воду. Они выбираются на берег, а небо опускается всё ниже, темнеет, полыхает молниями и в одночасье обрушивается ливнем. Издали доносятся раскаты грома, рокот, какое-то «кудахтанье» и – о чудо! Из-за чёрного горизонта, словно вывалившийся кусочек солнца, спешит на помощь жёлто-оранжевый трактор!

Зимний вечер, снег с дождём. После многочасовой бани он привычной дорогой идёт в рюмочную – посидеть в кругу единомышленников, расписать пулю. На остановке к нему подбегает мальчик лет семи:
- Дяденька, дайте, пожалуйста, пять рублей на троллейбус. Мне далеко идти до дома, а я уже замёрз.
- Врёшь. Небось, на сигареты не хватает, - говорит он и проходит мимо.

Цветущая, звонкая весна! Какое удовольствие – сидеть в сквере с бутылкой пива и рассуждать о людских странностях
«Прикинь, - говорит он приятелю, - мой сосед выгуливает таксу. В три погибели согнётся, руку в одноразовой перчатке ей под хвост подставит и так они полчаса стоят, тужатся. Потом в кулаке зажмёт, вывернет перчатку и – в урну. Ну, разве это мужик?
А ещё я слышал, что где-то там, одна мамаша своим шести сынкам волосы по пояс отрастила. И кем они вырастут? Так меньшинства и зарождаются, а нас – настоящих мужиков, всё меньше и меньше»
И по кругу – лето, осень, зима, весна…
И по кругу – пиво, водка, бани, карты…

                * * *
Бригада профессионалов успешно вывела его из запоя и дала базовые напутствия в трезвую жизнь. Капельница так и осталась висеть на напольной вешалке в углу кухни, словно памятная стела на поле битвы. Дети долго её рассматривали, прежде чем решили перебраться на топчан. А перебравшись, стали играть не только в злую бабку-Ветрянку, но и в доброго доктора-нарколога, лечащего папу с заклеенным носом.

Ему потребовалось какое-то время, чтобы адаптировался к реалиям, но вскоре он всё же вышел на работу. Должность директора по хозяйственной части – не пыльная. Главное – телефон, деловые связи и исполнительные подчинённые. Дел накопилось невпроворот и, он с рвением взялся их разгребать. Правда, иногда совершенно не к месту, заводил беседы на отвлечённые темы:

- Представляете, оказывается, у собак тоже бывает запор! У меня есть сосед с таксой – вот у неё такая беда. Каждое утро в одно и то же время они садятся напротив моих окон и страдают, а у меня всё из рук валится от волнения – получилось, не получилось? Вошёл в их положение и заказал у наших зарубежных партнёров чудодейственные микроклизмы. Теперь мы почти не видимся, зато – дружим семьями!
- Кстати, знакомый тракторист мне сказал, что на лимане, где я чуть не утопил собственных детей и новёхонькую машину, целый автопарк на дне. Зимой толпы приезжих идиотов устраивают там гонки на льду, не подозревая о наличии ям. Что у них в голове?! Лучше бы свои драндулеты на благотворительность пустили.
- А недавно одна старушка на рынке спросила у меня, где продаются кашемировые береты. Такая милая, заблудилась на базаре! Я ей вначале объяснил, потом – показал, в итоге – за руку отвёл, цену сбил и… сам заплатил! И жене такой подарил! Правда, она его забраковала и хомяку в клетку постелила. Зато тот так обрадовался – ну, вылитая старушка с базара!
- Друзья, не сочтите за нравоучения, но не стоит осуждать других, не разобравшись в мотивах их поступков. Я раньше этим грешил, теперь вот – каюсь. Оказывается, женщина, которая шести сыновьям отращивала длинные волосы – замечательная мать! Её мальчишки долго терпели шуточки и издевательства сверстников, а в один прекрасный день отрезали свои косички и сдали в фонд помощи детям, прошедшим курс химиотерапии. Целых пять метров – на парики для малышат! Вот это – по-мужски!

Сотрудники только переглядывались и ухмылялись. Им было невдомёк, как можно за такой короткий срок настолько измениться. Куда девались прежние хамство и пофигизм, мелочность и лень, эгоизм и похмельный синдром? Откуда взялись благородные мысли, небывалая щедрость и патологическое желание поставить себя на место другого, а также – желание во всём разобраться, всех выручить и спасти?
 
Сочувствуя пожилой уборщице, он стал носить за ней стремянку, и каждый раз отправляя с тряпками на верхотуру, крепко держал за лодыжки. Беременную бухгалтершу уговорил носить бандаж, уверяя, что в прошлых жизнях сталкивался с проблемой растяжек. А молодых стажёров, без всякой на то нужды, взялся опекать, утверждая, что понимает и их амбиции, и их неопытность… и вообще, глядя на них, тоже в какой-то степени чувствует себя стажёром в этой жизни.

Теперь после работы он всегда торопился домой, покупая по списку всё, что надиктовала жена плюс ещё что-нибудь для настроения. Это могли быть бананы или йогурт, мороженое или игрушки, шоколад или билеты на какое-нибудь представление.
Ему понравилось быть великодушным, благородным, щедрым, полным энергии и грандиозных планов. Он считал, что все эти качества дают ему иммунитет против усталости, слабости и никчемности, в которых однажды его упрекнула фантомная незнакомка.
Было это наяву или в пьяном угаре, он не мог сказать наверняка, но прежней дорогой больше не ходил. Иногда, далеко за полночь, он смотрел из окна на спящий город, укрытый снегом, и ему мерещился летящий силуэт в длинной белоснежной накидке.
Какой же магией нужно обладать, чтобы поставить точку в чьей-то жизни? И какой силой, чтоб читать и перечитывать мириады историй, наполненных полным спектром людских страстей!
Он и боялся её, и восхищался одновременно. Страшился встречи, понимая, что она может стать фатальной, но всё-таки мечтал однажды ощутить прохладу её ладони на своём лице.

Прошло много счастливых лет и как-то, будучи уже на пенсии, он гулял с маленьким внуком в городском парке. Малыш собирал осенние листья и каштаны, а он, сидя на скамейке, просматривал газету, как вдруг налетели голуби – сизые, белые, пурпурные. Птицы топтались у ног, ворковали и бесстрашно поглядывали на него, надеясь на угощение.
Он бросил горсть семечек и стая, цокая клювами, сомкнулась в идеальный круг, напоминающий яркий узелковый батик. Словно живой лоскут ткани, тот начал крутится всё быстрее и быстрее, а потом взлетел и превратился в длинную – до земли, накидку на плечах невероятно красивой женщины.

Тёмные струящиеся локоны – то ли багряные, то ли припорошённые рыжей пыльцой, обрамляли благообразное лицо. Брови – вразлёт, глаза – тёмные, с мерцающими золотинками в глубине.
Она склонилась над ним, улыбнулась краешками губ – с участием, с сожалением, с состраданием, и приложила холёную ладонь к его лбу.
Он тоже улыбнулся:
- Что за образ волшебный?
- Ты знаешь ответ, но я не к  тебе, - она подошла к малышу, гоняющему сачком каких-то насекомых, взяла его на руки и протянула жёлтый кленовый лист.
Затем взмахнула изящной перьевой ручкой и, чернильные капли многоточиями рассыпались по тротуарной плитке.
- В моём архиве несметное количество… но мне надоело их листать и перечитывать. Хочу сама написать историю – сказочную, вопреки всем устаревшим правилам моего ремесла!
- А я хочу на Луну, - дерзко заявил малыш, кроша подаренный лист.
- Хм-мм, посмотри мне в глаза!
- Ха-ха, не смотри сюда! – воскликнул ребёнок и скрутил дулю.
- Послушай, ты маленький, слабенький, глупенький, а я дам тебе…
- Ты, красава, мне голову не морочь – не на того напала! Ступай своей дорогой, а мне домой пора.                * * *

Он пришёл в себя и огляделся – вокруг никого не было, кроме внука, старательно укладывающего каштаны в ведёрко. И голуби разлетелись, а были ли они вообще?
- Деда, ты две минуты спал, а я в это время с шершнями сражался! Расскажешь мне ещё раз ту сказку, в которой ты себе нос сломал?
- Да ты  её  наизусть знаешь! Пойдём, мой хороший, бабушка нас уже заждалась. По пути и расскажу, только не забудь – это по-прежнему наш с тобой секрет. Так вот: по скользкой дорожке идти опасно, но я тогда этого не понимал…
                * * *
Она закуталась в длинный, до самой земли, плед – то ли из тумана, то ли из дымки, задумчиво закатила глаза и написала эпиграф к своему первому сочинению:
«Человек смертен; и существует граница, за которую смелость не может перешагнуть.  Чарльз Диккенс»

Потом, улыбнувшись краешками губ, продолжила:
«Если вы решили поставить точку, но в силу того, что старая ручка давно течёт, у вас получилось многоточие – не огорчайтесь, примите это, как дар. Иногда это знак того, что время делать остановку ещё не пришло, что есть шанс многое исправить и даже изменить кардинальным образом. Не каждый заслуживает этого, а лишь тот, кто способен побороть усталость, слабость и никчемность. Многоточие – именно то, что призвано продлевать жизнь, правда, не бесконечно, а лишь до определённой черты. Правила нужно соблюдать, но можно и нарушать, в зависимости от того, что стоит на кону.
Жил-был человек – среднего возраста, среднего роста, среднего достатка и со средним образованием. Однажды он шаткой походкой вышел из рюмочной…»
42 Эвакуация в Узбекистан
Марина Бутба
Как это  было на самом деле.

Война была для всех трагедией и неожиданностью. Семья Марии не была исключением. В 1941 году Маша окончила школу, ей было 17 лет.

Осенью по Подмосковью, практически в  ближайших пригородах Москвы, ездили немецкие душегубки,  немцы ловили преимущественно молодежь и детей. В  мобильных камерах смерти пленников травили газом  и сжигали.

Москвичи прекрасно знали о том, что творится в Подмосковье. Знали и старались отправлять детей и молодежь в эвакуацию в Среднюю Азию. Сами же взрослые оставались в Москве, чтобы работать и защищать город.

Машина мама, Женя, очень боялась за дочерей, младшую, Веру, которой было 12 лет, и старшую, Марию. К тому же, Маша была красавица с лицом мадонны, темными локонами до пояса и глазами, редкого - фиалкового - цвета. Женя очень хотела эвакуировать детей. После гибели на фронте мужа , раненого, в  санитарном поезде, который разбомбила немецкая авиация, вопреки конвенции, Женя сходила с ума от ужаса, что детям может грозить гибель в Москве. Если Москву не отстоят. Об этом не говорили, но все думали. Женя была участницей обороны Москвы. Как и Маша, ее старшая дочь.

Наконец, Жене удалось выхлопотать разрешение на эвакуацию для детей, а также места в теплушке. Сопровождать их в Узбекистан должна была тетя, сестра убитого мужа Жени, которую тоже звали Евгения.

Тетка Женя, как звали ее почти все, прошла с боями Революцию и  Гражданскую, была вся изранена,  так как однажды, в кавалеристской атаке, ее изрубили шашками белогвардейцы. Женечка тогда отползла в  кусты, потом ее подобрали свои, а врачи сшили заново. Тем не менее, оружием тетка Женя владела хорошо, потому что была кадровым военным, а за плечами у нее была Военная Академия. Евгения Михайловна уже не рвалась на фронт в силу того, что была искалечена предыдущими войнами. Но она могла бы быть хорошей защитницей своим племянницам, дочерям Жени. Тем более, в незнакомой обстановке, в чужой стороне. Своих детей у тетки Жени не было.

На том и порешили. Женя осталась в Москве, как и многие другие москвичи - участники обороны Москвы, а Евгения с Машей и Верой сели в  переполненную теплушку и поехали в "Ташкент - город хлебный".

Наконец, после двух недель мучительного пути, чуть не погибнув от бомбардировок вражеской авиации, полуживыми от голода и холода, тетя с племянницами приехали в Узбекистан, в селение под  Ташкентом.

Попали беглянки в край, где, как будто бы не было вовсе Советской власти. Власть была одна - местных баев. На них работало все население, в том числе, эвакуированные.

Нищета в тех краях была страшная. Практически все население  бегало в голом виде. Взрослые наматывали какие-то тряпки на бедра, дети же - бегали голыми. В халатах ходили только баи и их жены.

Эвакуированных никто не ждал, еды и жилья для них не было, вопреки договоренностям и составам с продуктами из Москвы. Тогда тетка Женя, с наганом наперевес  (огнестрельного оружия в тех краях ни у кого не было), выбила у местной власти себе с племянницами комнату и стала девочкам нянькой и охраной.

Школы не было,  Вера не училась, не до того было. Еды не было. Еда была только у баев. Эшелоны с продовольствием, которые приходили из Москвы и России, грабились местным населением по прибытии поездов. Голодные люди, включая голых детей, облепляли составы с мукой, сахаром, крупами и прочим продовольствием снизу доверху, ломали двери, полы, потолки, вытаскивали мешки,  рвали их прямо у вагонов и ели грязными руками свою добычу . Потом тащили мешки домой, больше просыпая продукты по дороге.

Чтобы пробиться к эшелону с провизией, Евгения подходила к составу с наганом и стреляла в воздух. Голые туземцы расступались, пропуская тетку Женю с племянницами, чтобы те могли набрать продуктов.

Маша, красавица Мария, с лицом мадонны, с утра до вечера работала на виноградниках. После каторжной работы, стоя по колено в арыках с ледяной водой (и это после рытья окопов вдоль линии фронта при обороне Москвы, по колено в осенней ледяной жиже), Маша больше никогда в жизни не могла видеть и есть виноград. Тем более, говорила она, настоящего винограда, такого, как Дамские пальчики в Узбекистане, в Москве не  купить, даже если вас будут заверять в подлинности фрукта.

На этой виноградной каторге Маша заболела малярией. Но Евгения предусмотрительно взяла хинну из
 Москвы. Так удалось вылечить Машу, ведь аптек, лекарств и докторов в эвакуации не было.

Пока болела Маша, Вера чуть не утонула в арыке, когда бежала по улице. Подскользнулась, а плавать не умеет. А там глубоко,  и течение сильное. В общем, Верку еле выловили. Только она простыла сильно, до воспаления легких. Долго лечили, без лекарств-то. Но выходили девчонку, она выздоровела.

Верка вообще была очень живучая. Ее ведь нашли в Сокольниках. Когда Женя и ее муж  Володя гуляли в лесу с маленькой Машей, которой тогда было пять лет. Вдруг они услышали из травы писк и увидели какое-то шевеление. Думали, что это котенок или щенок. Женя с удивлением произнесла, что это ребенок человека. Девочку отнесли ко врачу, который поставил ей крайнюю степень недоношенности. По словам доктора, ребенок родился на сроке, не больше шести месяцев. Видимо там, где ее нашли. Родители Маши взяли девочку домой, ее нужно было доращивать до нормального веса, так как она была слабая, синяя и похожая на лягушонка.

Дома, в Сокольниках, Веру (так назвали девочку) положили на печку доходить до нормального состояния. Выживет, значит выживет. Верка выжила, родители Маши удочерили ее и растили, как родную дочь. Хотя и предполагали, кто родил Веру. Но возможная родная мать девочки не признавалась в факте рождения ребенка в татарской семье по соседству с домом Жени. У этой семьи, очень бедной и многочисленной, просто не было возможности кормить еще один рот, да еще и девчонку. Поэтому, наверное, и подкинули. Но дальше выяснять, откуда взялся в лесу ребенок, не стали. Вера осталась в семье Жени и Володи.

В 1942 году, когда появились вести, что можно возвращаться в Москву, а девочки выздоровели, Евгения втолкнула племянниц в теплушку и они поехали домой.

Когда Женя увидела Машу на перроне в Москве, то мать упала в обморок, а, очнувшись, зарыдала, опустившись на колени. Плакала Женя, у которой в революцию спалили дом в Москве, Женя, у которой в Гражданскую погибли все родные, Женя, которая работала в красильном цеху, где, по рассказам Горького, умирали молодые мужчины, так как долго не выдерживали тяжелого труда. Плакала Женя, участница обороны Москвы, Женя, видавшая виды и людей, как профорг крупного предприятия, Женя, потерявшая мужа, моряка с крейсера "Аврора", участника штурма Зимнего дворца, героя и ветерана всех войн, погибшего в 1941 году. Женя кричала и плакала навзрыд, обнимая дочь за колени. Потому что перед матерью стоял скелет. Маша весила 34 килограмма. Когда Женя спросила дочь, что они делали в эвакуации, что Маша так исхудала (ведь не в концлагере была, а в эвакуации), ответила тетка Женя:
- "Маша работала, Верка бездельничала, а я всех нас охраняла". - и потрясла в воздухе наганом.

Потом, вернувшись домой, Маша и Евгения рассказали Жене про эвакуацию. Как это было на самом деле.

В 1943 году Маша вышла замуж за военного летчика Павла, а в 1944 году у них родилась дочь Таня.
43 Или мне это только кажется?
Ирина Сова
    
                Моему Ленинграду посвящается...


   "Лена! Леночка!!!! Поднимайся, родненькая, сейчас опять начнется!"- визгливый голос тети Тани разрывает барабанные перепонки... Или мне это кажется?
   
    Я никак не могу разлепить глаза - от моего дыхания ресницы покрыты инеем. Утром протопила буржуйку двумя томиками "Войны и мира"( раньше считались ТОМАМИ...), стало чуть теплее. Чуть-чуть совсем, но  как-то дышалось легче что ли. Или мне это кажется?
   
   Теперь - ни войны, ни мира... Хотя, чего это я? Война - вот она, здесь, вокруг меня и во мне. И - надо мной. И под ногами. И вот сейчас будет арт-обстрел, а я никак не могу открыть глаза!
 
   Отчаянно грызет под ложечкой. Именно - грызет. Потому что высасывать больше нечего. Когда я ела? Не помню... А! Вчера же! Ну да, вчера тетя Таня налила мне в кружку супа из содранных обоев, они же на клейстер клеились. Очень вкусно было...
   Или мне это кажется?

   Гул сирены накрывает  остатки сознания. Я пытаюсь выйти из ступора, хочу пошевелить ногами, но они так распухли, что все мои попытки тщетны.
   
   Сейчас-сейчас-сейчас... я встану! Я обязательно встану и побегу в бомбоубежище! Я ПОБЕГУ!!!

   И я - бегу! Бегу по Невскому! Девчонкой с двумя косичками, в белом шелковом платьице, с мороженным в руке! И нет никакой войны! Нет блокады! Мама и папа, держась за руки, смеются мне вослед! Жи-вы-е!
   Или мне это кажется?

   Бедный мой Ленинград! Мой любимый город... Что с тобой стало... Что стало с нами... И главное - за что?...

   Немного полежу еще. Устала. А завтра обязательно встану! И пойду вместе со всеми тушить фугасы. Все будет хорошо.

       Или мне это только ка............
44 Муравейник
Тамара Авраменко
Муравейник

       Женщина сидела за столом, глаза уставились в аккуратно заштопанную дырочку на скатерти. Когда-то давно заядлый курильщик супруг прожёг её окурком, брошенным в пепельницу, но упавшим рядом. Хорошо, вовремя заметил, не то пожара бы не миновать. Ей и в голову не пришло заменить скатерть. Это была их первая совместная покупка после свадьбы. Она же хранила всё, что было связано с этим радостным событием. Замуж выходила по любви. Родила сына. Занималась любимым делом. Кондитер по профессии, всю жизнь пекла тортики, пирожные, пироги. А неизменным и обязательным в дни торжеств в семье был «Муравейник».
        Она не любила ноющих, обиженных на жизнь, на всех и вся, старалась держаться от таких подальше, чтоб не подхватить заразный вирус – поплакаться в жилетку. Жила в охотку, получая удовольствие от труда, книг, которые читала запоем, радуясь уютному мирку, в котором были самые родные люди: муж и сын. Вспомнилось, как маленький, ещё не выговаривающий звук «р» сынишка просил:
- Мамуля, испеки «Мулавейник».
       Когда подрос, стал интересоваться:
- А почему торт назвали «Муравейником». Он совсем на муравьёв не похож.
- Может, потому что муравьи любят сладкое. И форму тортик имеет такую же, как их жилище – горкой, - предположила она.
       Женщина полностью отдалась приятным воспоминаниям. Так было легче, создавалась иллюзия, что прошлое когда-нибудь вернётся. Она включила проигрыватель, на диске которого уже давно стояла одна и та же пластинка. Из динамика мягкий, ставший за много лет родным голос Визбора пел:
- Милая моя, солнышко лесное, где, в каких краях встретимся с тобою?
      Так повелось, все праздники и вечеринки с друзьями устраивали в этом гостеприимном доме и каждый раз пели «Солнышко лесное».
- Куда всё ушло? Куда подевались те радостные дни? Чем теперь жить? – мучилась вопросами.
       В какой-то момент всё стало меняться, словно чья-то невидимая рука повернула калейдоскоп, и на смену радужным картинкам пришли мрачные и тягостные. Ужасная авария на трассе забрала супруга, работавшего дальнобойщиком. Теперь этот конверт, лежащий на столе, а в нём слишком правильные, казённые и страшные слова.
  …Её пригласили в военкомат, и человек в военной форме стал расспрашивать, как ей живётся, в чём нуждается. Это потом она сообразила, таким образом её готовили, тянули время. Оттого, как военком мямлил и выдавливал из себя учтивость, становилось жутко.
         Наконец он протянул этот конверт, бросив только «читайте», быстро отошёл к окну и закурил. Вот тогда страшное сочетание слов «пропал без вести» словно пуля вошли в сердце. С тех пор каждый вечер она садилась к столу и вспоминала холодный узкий кабинет, бегающие глаза военкома и конверт, хранивший известие, погасившее живой огонёк души. Вновь и вновь женщина бередила уже год не заживающую рану.
        Конечно, она понимала: не друзья её бросили, она сама отдалилась от них, став затворницей и упиваясь одиночеством. Сына в армию провожала тоже одна. Запомнились лица матерей, сбившихся в кучку на перроне, молча глядевших вслед убегающему на юг составу с новобранцами. В воздухе повисло чужое, пугающее слово «Афганистан».
       Вечерами мать сидела за столом, припоминая разговор с военкомом.
- Что же мне делать теперь? Чем помочь сыну? Где искать?
- Надо набраться терпения и ждать, ждать каждый день, каждый час, каждую минуту. Ведь не убит. Пропал без вести – скорее всего в плену.
      Слово «плен» пугало ещё больше. Успела наслушаться всякого. Выдержит ли её мальчик? Да, оставалось ждать. И она сидела за столом, представляя, что ожиданием спасает своё дитя.
       Сидела, а за окном лютовал ветер, и мороз обжигал прохожим щёки… Вот уже с крыш заиграла капель, день прибавился, а она, кутаясь в вязаную шаль, гладила конверт и смотрела в одну точку…
        Летние вечера особенно долгие, и сидеть до темна тошно, а чтоб прилечь, так не спится. Всё дума горькая на уме: где сынок, что с ним, жив ли, свидятся ли? В саду уж виноград поспел, да есть некому. Разве что отнести в детский сад ребятишкам?

     Муравьиха нервничала. И зачем она потащила недавно вылупившихся малышей в дом этой унылой женщины! Наверное, потому что дверь была распахнута, и из кухни доносились приятные запахи. Они уже взобрались на порог, потянулись дружным строем в коридорчик. И тут перед глазами Муравьихи замелькали жёсткие прутья. Она знала – это веник. Хозяйка всегда размахивает им, делая уборку. А ещё был опыт. Как-то Муравьихе досталось от веника. Хорошо вовремя сообразила уцепиться за него и подняться повыше, до ладошки хозяйки. Видно, той стало щекотно, и она небрежным движением сбросила Муравьиху на землю.
        А между тем, разозлившись, женщина несколькими резкими взмахами вымела непрошеных гостей за порог, приговаривая:
- Ах вы, негодники! Только муравьёв мне здесь не хватало!
        Бедная Муравьиха с ужасом осознала, что лишилась доброго десятка малышей. Собрав оставшихся, она поспешила к родному гнезду.
- Как она так может безжалостно уничтожать моих детей! Ведь у самой горе. Ждёт сына, а вернётся ли… Впрочем, люди глупые существа. Придумали войны, убивают себе подобных вместо того, чтобы радоваться всему вокруг. Да и отмеряно им жизни больше, чем нам, муравьям. Несправедливо! – возмущалась про себя Муравьиха и теперь старалась к дому не приближаться.

       В то обычное утро постучали в окно.
- Вам телеграмма!
       Машинально расписалась в квитанции, машинально развернула бланк и прочитала:
- Мама буду завтра тчк Поезд № …
Дальше читать не могла, всё расплылось в тумане. В голове стучало маятником одно: мама, мама, мама…
      Так назвать её мог только один человек.
- Живой, живой, - шептали дрожащие губы.
       Наконец, опомнившись, женщина сбегала в магазин, накупила продуктов и принялась готовить. Начала с «Муравейника». Как же без него! Ведь сынок так любит! Небось и вкус позабыл. «Фрукты!» - всполошилась она.
      Прихватив большую миску, направилась к винограднику. Срезала самые красивые, самые спелые грозди.

       Муравьиха всполошилась. Пересчитав детёнышей, обнаружила, исчез Мур. Мальчишка не отличался дисциплиной, совал свой нос, куда надо и не надо. Сначала всё шло хорошо. Они раздобыли подгнившую грушу, упавшую в траву, и вдоволь полакомились. Затем потянулись к винограднику. Здесь было столько соблазнов, что Муравьиха потеряла бдительность, и Мур исчез.
       Она заметила его слишком поздно. Хозяйка наполнила миску срезанными гроздями и направилась к дому. Муравьиха с ужасом проводила взглядом сидевшего на огромной виноградине, как ни в чём не бывало, Мура. Иссиня-чёрный, он потерялся на фиолетовой ягоде и остался незамеченным.
       Надо было действовать быстро. Отведя детёнышей домой и оставив на попечение рабочих муравьёв, рывших очередной подземный ход, Муравьиха вернулась к дому. Как попасть внутрь? И где искать? Ведь комната большая. Главное попасть туда, а там уж она разберётся. Чего не сделаешь ради любимого сыночка! Что ни говори, любит она его больше остальных послушных ребятишек. Глядя на Мура, вспоминала своего неотразимого Мураша. Сын весь в отца! Мураш тоже всегда искал приключения. И однажды нашёл. Больше домой не вернулся.
       Муравьихе повезло: форточка оказалась открытой, и она отважилась. Спустившись на подоконник, огляделась. Где искать? И чтобы не выдать себя, взобралась на лежавший рядом недовязанный шарф. Пряжа тёмная, и её трудно будет заметить.
       Хозяйка тем временем принесла кувшин с водой, ещё одну миску и принялась мыть виноград. Муравьиха видела, как Мура смыло, и он плюхнулся в воду.
- Плыви, сынок, плыви! – не сдержалась Муравьиха.
     Муравьишка отчаянно боролся за свою жизнь. Бедная мать поспешила на помощь. Она спрыгнула с подоконника и побежала к столу, готовая пожертвовать собой ради спасения Мура. А шустрый мальчишка тем временем выбрался из воды и снова забрался на уже помытую виноградину. Хозяйка взяла помытый виноград и понесла в холодильник. Дверца хлопнула, и Мур оказался в западне.
- Бедный малыш! Как он перенесёт холод! – страдала Муравьиха.
      По боковой стенке холодильника она взобралась наверх и решила караулить, когда откроют дверцу.   

     Сегодня женщина не сидела за столом в немом оцепенении. Она готовилась к долгожданной встрече: все перемыла, перестирала, перегладила. Налепила пельменей, сварила зелёный щавельный борщ. А перед сном долго молилась перед иконой. Муравьиха слышала, как мать благодарила Господа за спасение сына, и невольно подумала: «А мне кого просить за Мура?»
      Заснули обе матери почти в одно время и также проснулись. Женщина уже хлопотала на кухне. Муравьиха чувствовала, вот-вот хозяйке понадобится что-то в холодильнике. Пусть только распахнёт дверцу, она не станет прятаться: живого или замёрзшего, ей необходимо увидеть Мура. А если понадобится, оплакать и проститься.
       Хозяйка принарядилась, включила телевизор и стала накрывать на стол. Вот она шагнула к холодильнику. Муравьиха живо спустилась по боковой стенке и приготовилась нырнуть внутрь. Как только дверца распахнулась, оттуда с сумасшедшей скоростью выбежал Мур и свернув на боковую стенку, понёсся вниз. Бедная Муравьиха едва поспевала за ним. От радости, что сын живой, она забыла об опасности. С размаху оба вскочили в подставленную женщиной ладонь, которая тут же плотно сжалась. Не выпрыгнуть! Мать и
сын замерли в ожидании своей участи. «Сейчас прихлопнет нас, никчемных мурашек, и всё», - подумала Муравьиха. Мур прижался к тёплому телу матери и закрыл глаза. Он понимал, что стал виновником ситуации. И теперь они погибнут из-за него.
       Хозяйка подошла к винограднику, раскрыла ладошку и осторожно, чтобы не придавить мурашек, пересадила на широкий лист. Муравьиха отметила: мрачную затворницу словно подменили, глаза сияли от радости. Взгляды двух матерей встретились.
- Бегите, ищите свой муравейник. Никто не имеет права посягать на чью-то жизнь. Всё живое должно жить, - сказала женщина и поспешила к калитке, в которую входил молодой красивый солдат с подвёрнутым до локтя пустым левым рукавом.
45 Сказка о белой кошке
Елена Филимонова
      В одном красивом домике из белого кирпича с резным балконом под розовой крышей жила кошка, белая, как первый снег. На её пушистой шёрстке от ушей до кончика хвоста не было ни одного пятнышка.  У кошки была хозяйка, старая добрая миссис Фло.  Старушка души не чаяла в своей любимице и звала её никак иначе, как мисс Кэтти.

      При кошке был слуга, высокий, всегда прямой и подтянутый, как солдат, мистер Эд.  По утрам он широким гребнем расчесывал белоснежную шёрстку мисс Кэтти, подавал ей в постель кофе и сливки, приносил утреннюю газету, а по вечерам взбивал ей подушки и поил тёплым молоком.

      Каждое утро, чуть заалеет рассвет, старушка торопилась в сад,  где у неё росли чудесные розовые кусты. Уж очень она их любила и нередко возилась в цветнике до обеда. А мисс Кэтти никуда не торопилась, да и острые шипы ей совершенно не нравились. Лёжа в уютной мягкой постели, мисс Кэтти не спеша пила кофе с жирными сливками, а потом отправлялась на прогулку к морю.

      Так, не зная ни забот, ни хлопот, мисс Кэтти  прожила  уже три года. Пока не случилась  с ней одна необыкновенная история.

      В тот день проснулась она довольно поздно. Солнце уже поднялось высоко и залило светом всю комнату. Большое окно было широко распахнуто. В прозрачных занавесках играл лёгкий тёплый ветерок. С моря доносился шум прибоя.

      На круглом столике у кровати лежал серебряный колокольчик. Мисс Кэтти позвонила в него. Дверь спальни распахнулась. Вошёл мистер Эд с серьёзным лицом, в строгом костюме и аккуратно причёсанными волосами. В руках он держал поднос, на котором стояли кофейник, сливочник, миска из тонкого китайского фарфора, маленькое блюдо с начищенной до зеркального блеска крышкой и свежая газета.

      — Доброе утро, мисс Кэтти! — сказал лакей, ставя на столик посуду. 

      — Мяу, — ответила  кошка.

      Оставаясь по-прежнему очень серьёзным, мистер Эд налил в миску кофе, добавил сливок и положил на столик утреннюю газету. Затем он поднял крышку. На  блюде лежали два тонких кусочка сыра и два мясных ломтика.

      — Пармезан и ветчина, — невозмутимо сказал мистер Эд. — Мисс  желает что-нибудь ещё? 

      — Мяу, — мурлыкнула в ответ мисс Кэтти и отвернулась к окну, давая тем самым понять, что сказала вполне достаточно.

      — Приятного завтрака, мисс Кэтти! — пожелал мистер Эд и, повернувшись на каблуках, удалился из комнаты.

      Мисс Кэтти принялась за чтение газеты. В высшем кошачьем обществе она слыла не только красавицей, но ещё и умницей. Чтение последней страницы о  новинках кошачьей моды она считала таким же необходимым занятием, как умывание и чистка зубов.

      Шум крыльев отвлёк  мисс Кэтти от газеты. Это прилетел кенар Чик.

      — Доброе утро, Кэтти! — весело прочирикал  Чик.  Он жил на соседней улице  в доме  скрипача мистера Соля.

      — Доброе утро, —  неохотно отозвалась мисс Кэтти, продолжая смотреть в газету.

      — Я сочинил новую песню. Она  называется «Летний денёк». Хочешь, я спою её для тебя?

      — Спой, раз уж тебе так хочется, — равнодушно ответила  Кэтти и, отложив газету,  взяла с блюдца кусочек сыра.

      Кенар не заметил безразличия в словах кошки. Воодушевлённый, он расправил крылышки, вытянул шейку, гордо поднял свою маленькую головку и залился звонкой переливчатой трелью. Мисс Кэтти тем временем кушала сыр и рассматривала свой портрет, висевший на стене напротив кровати в большой, богато убранной раме.

      — Ну что, тебе понравилось? — спросил Чик, кончив пение. Он ожидал услышать заслуженную похвалу.

      — Мур-р, —  мурлыкнула в ответ мисс Кэтти. —  Мне доводилось слышать пение и получше.

      От обиды Чик втянул голову в плечи, нахохлился и стал похож на маленький жёлтый шарик.

      — Три дня тому назад, — продолжала мисс Кэтти, не глядя на огорчённую птаху, —  я и миссис Фло ездили в театр слушать оперу. Кошачью партию там исполнял мистер Франт. Какой у него чудесный голос! — взмахнула лапкой мисс Кэтти, подражая артистке, которую видела в театре.

      Тяжело вздохнув, Чик вылетел в окно.

      «И что я такого сказала?» — подумала кошка.

      Она подошла к зеркалу и внимательно оглядела себя.

       — Какая я всё-таки красавица! — сказала она своему отражению. — Пора прогуляться.

      Старушка по-прежнему хлопотала в саду.

      — Мисс Кэтти! — окликнула она свою любимицу. — После обеда мы поедем с тобой в театр. Будь готова, дорогая.

       — Мяу, — ответила киска  и направилась в сторону моря. Её мягкие лапки неслышно ступали по каменной тропинке. Дойдя до моря, она расположилась на тёплом  песке в тени пляжного зонтика и стала с интересом разглядывать чаек.

  — Доброе утро, мисс Кэтти! — прокричала одна из них. В своих цепких лапках чайка держала крупную рыбу в серебряной чешуе.  — Хочешь полакомиться свежей рыбкой? Сегодня удачное утро для лова!

— Что ты! — сказала мисс Кэтти сердито. — Как ты можешь предлагать мне такое? Кошкам из высшего общества нужно следить за фигурой, а не есть всё, что им предлагают на улице!

  Чайка ничего не ответила и улетела.

«До чего же глупы эти прожорливые птицы!» —  сказала себе мисс Кэтти.
Вдруг она услышала шаги. Два котёнка, серый и рыжий, прижимаясь друг к дружке от страха и смущения, шли навстречу мисс Кэтти. Котята были худые и грязные, бока их ввалились, а шёрстка местами свалялась в комки от пыли и грязи.

      — Мисс, — начал серый котёнок с порванным ухом.

      —  Мисс Кэтти, —  поправила кошка.

      — Мисс Кэтти,  мы уже два дня почти ничего не ели. В нашем доме холодно, голодно и сыро. А вы такая красивая. У вас, конечно же, доброе сердце. Могли бы вы дать нам немного еды и миску молока…

      —  Как вам не стыдно являться сюда в таком виде? — строго сказала мисс Кэтти. — Вам бы следовало для начала умыться, привести в порядок шёрстку, а уже потом  приходить в приличное общество.

      — Простите… — тихо ответил серый котёнок.

      — И вообще, некогда мне с вами разговаривать, — сказала кошка. — Сегодня я и моя добрая миссис Фло едем в театр. Мне пора идти. К тому же скоро пойдёт дождь. — Мисс Кэтти посмотрела на небо. Серые тучи медленно выползали из-за моря.

      —  Хорошего вам дня. —  сказал рыжый котёнок, опустив голову.

      —  Вам тоже всего наилучшего!  И не забудьте умыться. — сказала на прощание кошка и отправилась к домику.

      Старушка стояла на пороге в пышном платье и украшенной розами шляпке, ожидая свою любимицу.

      — Дорогая, — сказала миссис Фло  кошке, — карета уже готова! Мистер Эд только  почистит от песка твою чудесную шёрстку и поедем.

      Нарядная старушка села в карету. Мисс Кэтти свернулась колечком на коленях у хозяйки. Капли дождя застучали по крыше.

      —  Это добрый знак, —  сказала миссис Фло.

      Тронулись в путь. Вскоре равномерный топот копыт и плавное покачивание кареты усыпили старушку. Ничто не предвещало беды. Но на одной из улиц лошадь вдруг оступилась и упала. Карета с грохотом опрокинулась. Миссис Фло лишилась чувств. Кучер при ударе повредил ногу. Мисс Кэтти вылетела из окна кареты и угодила прямо в лужу. Её белоснежная шубка покрылась грязными чёрно-серыми пятнами. Через минуту на месте происшествия собралась толпа прохожих. Приехала карета скорой помощи и  куда-то увезла миссис Фло и кучера. Зеваки стали расходиться. В суматохе никто не обратил внимания на мисс Кэтти. Никто не услышал её жалобного мяуканья.

      Грязная, с ушибленным боком, мисс Кэтти побрела, сама не зная куда, по незнакомой улице. Прошло несколько часов. Стало смеркаться. Бедная Кэтти совсем выбилась из сил и прилегла отдохнуть под раскидистым деревом, но злая собака прогнала её. Снова заморосил дождь. Кэтти промокла, её стала бить дрожь, очень хотелось есть и спать. Глубокой ночью она добралась до городского сквера. Там под скамейкой она крепко  уснула.

      Весёлая птичья болтовня разбудила мисс Кэтти. Она посмотрела на голубое небо, зелёную листву, но, вспомнив  о своей беде, горько замяукала.

      — Чик, чирик! Чик, чирик! — среди щебетания раздался знакомый голос.
Мисс Кэтти подняла голову. Кенар Чик распевал «Весёлый денёк».

      — Чи-и-к! Чи-и-к! —  слабым голосом позвала мисс Кэтти.
Пение прекратилось.

      — Мисс Кэтти? — от удивления кенар чуть не упал с ветки. — Что  случилось?

      Мисс Кэтти поведала птахе свою печальную историю.

      — Чем я  могу помочь тебе? — спросил добрый Чик.

      — Я не знаю, — горько мяукнула мисс Кэтти. — К кошкам из высшего общества  я в таком виде пойти не могу. Дорогу домой   я не найду.

      — Я помогу тебе найти твой дом.

      — У меня нет сил до него добраться, — отозвалась мисс Кэтти.

      — Что же тогда делать? — растерялся кенар.

      — Тебе знакомы котята? — вдруг вспомнила кошка. — Два брата, серый и рыжий, такие чумазые. У одного из них порванное ухо.

      — Да, конечно, их хижина недалеко отсюда. Я могу проводить тебя туда.

      Вскоре мисс Кэтти стояла на пороге ветхого домика с покосившейся дверью. Кенар постучал клювом в окно. Дверь отворилась.  Котята сразу узнали в исхудавшей и грязной кошке мисс Кэтти.

      Пернатый гость рассказал им о беде.

      — Входите, — не раздумывая, сказали котята.

      Внутри было темно и сыро. Пахло плесенью. В углу грудой лежали какие-то тряпки, видимо, служившие котятам постелью.  В другом углу стояли две разбитых миски. Старая печь была давно не топлена.

      — У нас нет дров, чтобы растопить печь, — сказал серый котёнок.

      — Я скоро вернусь, — прочирикал кенар и улетел.

      Не прошло и пяти минут, как над хижиной котят закружились стайки лесных птиц. У всех в клювах были веточки, тонкие прутики, соломинки.

      —  Вот вам и хворост! —  сказал довольный Чик и снова куда-то улетел.
Скоро в комнате стало светло и сухо, приятно запахло костром. Мисс Кэтти обсохла и повеселела. Но голод вскоре напомнил о себе.

      — Как есть-то хочется.

      — Вот, возьми, — рыжий котёнок протянул чёрствый кусочек хлеба. —  Это всё, что у нас осталось от завтрака.

      — Благодарю, — ответила мисс Кэтти.

      За окном послышалось хлопанье сильных крыльев.

      — Это чайка! — вскрикнул от удивления серый котёнок. — Глядите, она держит в лапах большую рыбу!

      Добрый Чик рассказал чайке о беде мисс Кэтти и та поспешила помочь несчастной.

      — Держите, — крикнула чайка, бросая к порогу свою добычу.

      Ох, и вкусна была жареная рыбка! Все досыта наелись. Мисс Кэтти стала рассказывать котятам, как ухаживать за шёрсткой, о кошачьей моде, о театре. Котята в четыре уха, раскрыв рты от удивления,  слушали кошку.

      Прошло два дня. Мисс Кэтти окрепла, бок больше не болел.

      —  Ну вот, — сказал Чик, — теперь тебе хватит сил добраться до  своего дома.

      —  Теперь хватит, —  согласилась мисс Кэтти.

      Она посмотрела на котят, снова забившихся в угол.

      — А вы пойдёте со мной, — сказала кошка. — Добрая миссис Фло обязательно найдёт для вас местечко.

      Утром третьего дня кошка и котята отправились  в путь. Кенар указывал им дорогу, на лету напевая «Весёлый денёк». К вечеру трое путников добрались до белого домика с розовой крышей. Как был рад мистер Эд, увидев на пороге пропавшую!

      Котятам отвели отдельную комнату, умыли, почистили шёрстку большим гребнем, накормили. Спустя несколько  дней вернулись и миссис Фло с кучером.

      С тех пор в белом домике под розовой крышей стали жить мисс Кэтти, двое котят, миссис Фло, мистер Эд и кучер. Кенар Чик прилетал каждое утро в розовый сад и пел свои песни. А морские чайки стали лучшими друзьями обитателей домика из белого кирпича.
46 Эвтаназия
Ольга Савва
Эдвард очнулся ото сна словно от тяжкого похмелья. Тяжесть эта не проходила вот уже несколько дней, а может, месяцев. Жизнь давно перестала радовать. В свои сорок с небольшим он ощущал себя семидесятилетним: нет, мудрости не нажил, а вот усталость и равнодушие приобрёл. В издательской фирме, где он работал оперативным менеджером, прошло сокращение, и после неприятного разговора с руководителем Эдвард «послал» бывших коллег далеко и надолго. Не задалась и личная жизнь. Женщин было немало, но семьёй так и не обзавёлся — духа не хватило связать себя по рукам и ногам.   
Смысл существования на этой Земле постепенно терялся, уступая место всё большему унынию, сквозившему в каждом мгновении, шаге, вздохе. Да что уныние — новый день вызывал «рвотный рефлекс». Вот и сейчас, вдохнув горячего воздуха из распахнутого окна, он почувствовал, как окатившая с головы до ног духота вызвала тошноту. Казалось, обездвиженный воздух можно потрогать рукой; в детстве ему нравились такие мгновения, предвосхищавшие дождь или грозу, а сегодня захотелось смять, разорвать эту серую массу, лишь бы убрать накопившееся напряжение.
Глотнув кофе, мужчина собрался и вышел из дома. Он медленно брёл по улице, пока не запнулся обо что-то на асфальте. Взгляд приковали яркие буквы. Они вещали: «Вы устали от жизни? Быстрая и лёгкая смерть избавит от переживаний и невозможности мириться с собой и людьми. Эвтаназия разрешит все проблемы!» Адрес и телефон размещались здесь же.
— Избавление? Избавление! Избавление...  — застучало в виске.
Эдвард не раз задумывался об окончании земной жизни, но красивая смерть на берегу Женевского озера в заграничной рекламе явно была не по карману, а вот это предложение почему-то заинтересовало. Не мигая, он смотрел на текст ещё минут пять, затем развернулся и ускорил шаг.

***
Минуя арку, мужчина нырнул в глубину двора-колодца дома на 8-ой Советской. Там среди больших дверей и малых дверок пошивочных, ремонтных мастерских, мелких торговых лавочек обнаружил ту самую, обшарпанную, обозначенную приглянувшимся объявлением. Нерешительно помялся у входа и... шагнул. В помещении было темно, но, присмотревшись, он увидел за стойкой парня лет тридцати. 
— Э-э-э...  — замялся Эдвард.
— Да! — откликнулся тот, — слушаю вас!
— Я по объявлению... — неуверенность не отступала. — М-м-м... эвтаназия разрешит все проблемы...
— Конечно, конечно. Проходите... — не отводя взгляда от экрана компьютера, служащий кивнул на кресло. Наконец, он оторвался от монитора.
— Заполните анкету, — протянул лист, — затем программа обработает ваши данные и предоставит рекомендации...
— Какие к чёрту... рекомендации — растерялся Эдвард. – Я думал: укол, и всё!
— Так... — парень внимательно посмотрел на него. — То, о чём вы мечтали, обязательно случится. Но если вы современности предпочитаете средневековье, то обратились не по адресу!
— Извините, я чего-то не понял? – смутился тот.
— Вам известно что-нибудь о теории «порочного круга»?
— Да вся наша жизнь — порочный круг!
— Я не о том... Скажем, в жизни каждому из нас свойственно ошибаться. Так?
— Допустим...
— Совершая ошибки, мы рассчитываемся за них...  — парень задумался на минуту, — когда объём таких ошибок достигает критической массы...
— И что? 
— А возвращать долги?
— Что-то я не понял: сколько и кому должен? — попытался пошутить Эдвард.
— Вам должны, вы должны — дело не в этом... — согласился служащий.
— А в чём? — перебил его Эдвард.
— В кандидате, который сможет вам «помочь»! — прямо и без дополнительных разъяснений выдал клерк.
— Ну-ну... — усмехнулся Эдвард, почувствовав прилив крови к вискам. Он заполнил анкету. Обработав информацию, компьютер выдал три фото (девушки, пожилой женщины и зрелого мужчины). Женщин он узнал сразу, а вот на фото мужчины смотрел долго.
— А этот-то как сюда попал?! — удивился Эдвард.
— А что вас так поразило? — поинтересовался сотрудник.
— Вы ничего не перепутали?
— Программа никогда не ошибается! — отчеканил тот, но, смутившись, поправился: — Погрешность минимальная.

***
На первом фото он узнал свою тётушку, с которой не ладил, по крайней мере, сколько помнил её. За любую провинность или произнесённую в её адрес шутку получал затрещину или тычок, поэтому с ответом не задерживался — с удовольствием делал гадости. Обратная связь работала чётко: она — оплеуху, причём потихоньку, когда рядом никого не было, он — кнопку на её стул. Тогда он думал, что это игра такая... на выживание. Конечно, родные догадывались о непростых отношениях тёти и племянника, но воспринимали это как некую блажь одинокой женщины, так и не создавшей собственной семьи. Благодаря родственнице Эдвард узнал, что люди – не простачки, и от каждого можно получить удар в спину. Именно она, мир её праху, превратила жизнь племянника в пружину, которая сжималась при встрече с более успешным, более сильным, а значит, противником; организм готовился к отражению удара.
Сидя в кресле, он вдруг вспомнил о её подарке. Она умирала, и на вопрос сестры, матери Эдварда, почему свою роскошную квартиру оставляет нелюбимому племяннику, ответила, что пусть тот живёт и мучается. 
— Так она уже того... — выдохнул Эдвард. Он не мог подобрать слов, чтобы сказать, что женщины давно нет в живых.
— Ага... — сразу понял клерк. — Ничего страшного, ведь программа выдала вам потенциальных м-м-м... помощников.
— Помощник? — глупо улыбнулся Эдвард. — А-а-а, ну да — assistant! — вспомнил английский.
— Именно ассистент! — подтвердил клерк.

Женщина на втором фото... Лиля! В их отношениях всё было непросто. Учились в одной группе университета. И сколько он помнил, она всегда его раздражала. Приводила в ярость её прямота, за которую девушку уважали все, кроме Эдварда. Её умение дружить вызывало восхищение, а у ЭдвЭвтаназия
Ольга Савва
Эдвард очнулся ото сна словно от тяжкого похмелья. Тяжесть эта не проходила вот уже несколько дней, а может, месяцев. Жизнь давно перестала радовать. В свои сорок с небольшим он ощущал себя семидесятилетним: нет, мудрости не нажил, а вот усталость и равнодушие приобрёл. В издательской фирме, где он работал оперативным менеджером, прошло сокращение, и после неприятного разговора с руководителем Эдвард «послал» бывших коллег далеко и надолго. Не задалась и личная жизнь. Женщин было немало, но семьёй так и не обзавёлся — духа не хватило связать себя по рукам и ногам.   
Смысл существования на этой Земле постепенно терялся, уступая место всё большему унынию, сквозившему в каждом мгновении, шаге, вздохе. Да что уныние — новый день вызывал «рвотный рефлекс». Вот и сейчас, вдохнув горячего воздуха из распахнутого окна, он почувствовал, как окатившая с головы до ног духота вызвала тошноту. Казалось, обездвиженный воздух можно потрогать рукой; в детстве ему нравились такие мгновения, предвосхищавшие дождь или грозу, а сегодня захотелось смять, разорвать эту серую массу, лишь бы убрать накопившееся напряжение.
Глотнув кофе, мужчина собрался и вышел из дома. Он медленно брёл по улице, пока не запнулся обо что-то на асфальте. Взгляд приковали яркие буквы. Они вещали: «Вы устали от жизни? Быстрая и лёгкая смерть избавит от переживаний и невозможности мириться с собой и людьми. Эвтаназия разрешит все проблемы!» Адрес и телефон размещались здесь же.
— Избавление? Избавление! Избавление...  — застучало в виске.
Эдвард не раз задумывался об окончании земной жизни, но красивая смерть на берегу Женевского озера в заграничной рекламе явно была не по карману, а вот это предложение почему-то заинтересовало. Не мигая, он смотрел на текст ещё минут пять, затем развернулся и ускорил шаг.

***
Минуя арку, мужчина нырнул в глубину двора-колодца дома на 8-ой Советской. Там среди больших дверей и малых дверок пошивочных, ремонтных мастерских, мелких торговых лавочек обнаружил ту самую, обшарпанную, обозначенную приглянувшимся объявлением. Нерешительно помялся у входа и... шагнул. В помещении было темно, но, присмотревшись, он увидел за стойкой парня лет тридцати. 
— Э-э-э...  — замялся Эдвард.
— Да! — откликнулся тот, — слушаю вас!
— Я по объявлению... — неуверенность не отступала. — М-м-м... эвтаназия разрешит все проблемы...
— Конечно, конечно. Проходите... — не отводя взгляда от экрана компьютера, служащий кивнул на кресло. Наконец, он оторвался от монитора.
— Заполните анкету, — протянул лист, — затем программа обработает ваши данные и предоставит рекомендации...
— Какие к чёрту... рекомендации — растерялся Эдвард. – Я думал: укол, и всё!
— Так... — парень внимательно посмотрел на него. — То, о чём вы мечтали, обязательно случится. Но если вы современности предпочитаете средневековье, то обратились не по адресу!
— Извините, я чего-то не понял? – смутился тот.
— Вам известно что-нибудь о теории «порочного круга»?
— Да вся наша жизнь — порочный круг!
— Я не о том... Скажем, в жизни каждому из нас свойственно ошибаться. Так?
— Допустим...
— Совершая ошибки, мы рассчитываемся за них...  — парень задумался на минуту, — когда объём таких ошибок достигает критической массы...
— И что? 
— А возвращать долги?
— Что-то я не понял: сколько и кому должен? — попытался пошутить Эдвард.
— Вам должны, вы должны — дело не в этом... — согласился служащий.
— А в чём? — перебил его Эдвард.
— В кандидате, который сможет вам «помочь»! — прямо и без дополнительных разъяснений выдал клерк.
— Ну-ну... — усмехнулся Эдвард, почувствовав прилив крови к вискам. Он заполнил анкету. Обработав информацию, компьютер выдал три фото (девушки, пожилой женщины и зрелого мужчины). Женщин он узнал сразу, а вот на фото мужчины смотрел долго.
— А этот-то как сюда попал?! — удивился Эдвард.
— А что вас так поразило? — поинтересовался сотрудник.
— Вы ничего не перепутали?
— Программа никогда не ошибается! — отчеканил тот, но, смутившись, поправился: — Погрешность минимальная.

***
На первом фото он узнал свою тётушку, с которой не ладил, по крайней мере, сколько помнил её. За любую провинность или произнесённую в её адрес шутку получал затрещину или тычок, поэтому с ответом не задерживался — с удовольствием делал гадости. Обратная связь работала чётко: она — оплеуху, причём потихоньку, когда рядом никого не было, он — кнопку на её стул. Тогда он думал, что это игра такая... на выживание. Конечно, родные догадывались о непростых отношениях тёти и племянника, но воспринимали это как некую блажь одинокой женщины, так и не создавшей собственной семьи. Благодаря родственнице Эдвард узнал, что люди – не простачки, и от каждого можно получить удар в спину. Именно она, мир её праху, превратила жизнь племянника в пружину, которая сжималась при встрече с более успешным, более сильным, а значит, противником; организм готовился к отражению удара.
Сидя в кресле, он вдруг вспомнил о её подарке. Она умирала, и на вопрос сестры, матери Эдварда, почему свою роскошную квартиру оставляет нелюбимому племяннику, ответила, что пусть тот живёт и мучается. 
— Так она уже того... — выдохнул Эдвард. Он не мог подобрать слов, чтобы сказать, что женщины давно нет в живых.
— Ага... — сразу понял клерк. — Ничего страшного, ведь программа выдала вам потенциальных м-м-м... помощников.
— Помощник? — глупо улыбнулся Эдвард. — А-а-а, ну да — assistant! — вспомнил английский.
— Именно ассистент! — подтвердил клерк.

Женщина на втором фото... Лиля! В их отношениях всё было непросто. Учились в одной группе университета. И сколько он помнил, она всегда его раздражала. Приводила в ярость её прямота, за которую девушку уважали все, кроме Эдварда. Её умение дружить вызывало восхищение, а у Эдварда — лишь зависть. Всё, к чему она прилагала руку, получалось непринуждённо и естественно. А ему, готовому расшибиться в лепёшку ради того, чтобы стать душой компании, понравиться кому-то, не везло: на эпатажные выходки парня реагировали как на выступления клоуна. Угнетала и реакция Лили, которая относилась к его фиглярству с лёгкой улыбкой и со смешинкой в глазах.   
В начале их бурного романа раздражение помогало загораться страсти: оба заводились с пол-оборота, с полувзгляда. Они даже сняли небольшую квартирку неподалёку от университета. Но постепенно в отношениях исчезла химия, а заменить её было нечем. Эдвард считал их связь кошкомышкиной, которая не мешала засыпать, только вот просыпаться не хотелось - откуда знать, кто ты сейчас: азартный охотник или его жертва. Причиной их сожительства мужчина называл — а mensa et toro (из-за стола и ложа).
То ли из-за тётушкиных «уроков», то ли из-за отсутствия в нём любви, только Эдвард видел в Лиле не любимую и любящую женщину, а некоего конкурента. Такое чувство всегда заставляло держать дистанцию — срабатывал закон «пружины». Поэтому расставание после бурного скандала у Эдварда вызвало лишь облегчение.

С третьей фотографии на него смотрел профессор, доктор филологических наук, у которого Эдвард когда-то учился. Вспоминая гелертера (такое прозвище придумали преподавателю студенты), он слышал свой весёлый и, как ему казалось, беззлобный смех, когда вместо «фри» он твёрдо и уверенно произносил «сри». Как-то лектор даже признался, что после такого произношения не может нормально в туалет сходить. На что Эдвард со свойственным ему резким юмором ответил что-то по поводу геморроя и от «удачной», как он думал, шутки залился смехом. Профессор же заморгал глазами и покраснел как созревший помидор на грядке.
Казалось бы, какая разница бывшая или учитель «помогут» уйти из жизни. Но после долгих раздумий из двух зол мужчина выбрал наименьшее, им оказался профессор.
— Только где? — наморщил лоб Эдвард.
— Что где?
— Где я встречу этого человека?
— Не беспокойтесь, — усмехнулся клерк. — Он сам вас найдет!
— А деньги?
— За всё заплачено! — улыбнулся сотрудник.
— И давно? — ухмыльнулся Эдвард, но не увидев ответной реакции, с каким-то даже раздражением поинтересовался: — Да кем? Когда?
— Жизнью!

***
Невероятно, но ноги сами привели Эдварда к ступенькам знакомой лестницы, ведущей к зданию университета, где он увидел профессора, осторожно спускающегося с этих самых ступенек. Мужчина даже обрадовался и, собравшись с силами, вспомнил весь словарный запас английского.
— This is urgent... (это срочно!) — тихо произнес Эдвард и обнял старика за плечи. Профессор испуганно дёрнулся и замер как пойманная в капкане птица.
— Чего вы так испугались? — рассмеялся Эдвард. — Узнали меня?
— О-о-о! — изумился тот, при этом вид у него был как у человека, испытавшего зубную боль. – Не ошибся бы и в миллионе голосов!
— Что неужели так запомнился? — мужчина даже растерялся. Он не знал, с чего начать, а потому предложил профессору пройтись до ближайшего кафе. Старик согласился, но без удовольствия.
Разговор не клеился. Эдварду мешал тот факт, что профессор помнит все насмешки бывшего ученика. Это было неприятно.
— Как успехи? — попытался справиться с неловкостью языковед. Но в ответ услышал раздражительное: — Вы собираетесь учить меня жизни?
— Да нет... Уже нет... — профессор устало вздохнул.
Эдвард вспомнил, как преподаватель мучился с ним на дополнительных занятиях, куда пригласил студента, чтобы помочь ему справиться с произношением в английском. Парня смешила ситуация, когда сухонький, небольшого роста пожилой человек, жестикулируя телом и языком, пытался вложить понятие межзубного звука (з, с, ф), чтобы выправить речь ученика. Профессор долгое время не понимал, что Эдвард просто издевается, а когда дошло, то как-то странно сник, развернулся и ушёл, не прощаясь. Больше он не подходил к студенту, не интересовался его произношением, впрочем, не замечал и насмешек.
— Была... Конечно, была у меня на вас обида, — словно прочитал его мысли старик. — Но возраст, а значит, некая мудрость сделали своё дело... Да не смотрите вы на меня, как на выжившего из ума! — усмехнулся он. — Я стар, но пребываю в твёрдом уме, и память ещё не подводит.
— Профессор, а вас не тошнит от жизни? — Эдвард решился-таки на разговор. Тот внимательно, посмотрел и грустно пошутил: — Если тошнит, то съешьте чего-нибудь кислого.
То ли от того, что спал летний зной, а день катился к вечеру, то ли от того, что хлынувший дождь освежил уставшую от жары природу, только Эдварду полегчало. Они сидели в уютной кафешке на Невском. Мужчина рассказал о странной фирме и её услуге. Умолчал лишь о том, что с профессором они встретились неслучайно, да и о других «помощниках» не сказал ни слова.
Солнце вновь выглянуло из-за туч...
— А скажите, профессор, что за чушь нёс этот клерк: о каком-то порочном круге, критической массе — физика какая-то?
— Физика, химия, биология... Это жизнь, придуманная людьми... — Да, да! — преподаватель вынул платок и высморкался. — Наша жизнь.
— Извините, но вы же не физик и не биолог, вы лингвист, — не сдержался ученик.
— Я учёный! — возразил он. — И не забывайте о моём возрасте...
— Ну-ну... — улыбнулся Эдвард, — интересно...
— Теория проста: вес, иначе масса, есть у каждого предмета, человека, другого живого существа. Так?
— Согласен.
— Где-то читал, что минимальная критическая масса имеет форму шара, то есть круга. Масса увеличивается в размере, когда расширяется пространство... 
— А проще можно? — поморщился Эдвард.
— Проще? — профессор задумался... — Вам что-нибудь говорят выражения «ходить по кругу» или «возвращаться на круги своя»?
— Подумал о цирковой пони, которая ходит по арене! — рассмеялся Эдвард.
— Вот-вот... — оживился профессор. — Двигаемся мы, как те лошади по кругу. Толчём воду в ступе, не осознавая, да и не желая знать, почему с нами происходят разные и не всегда объяснимые вещи.
Мечтаем об одном — получаем другое! Уверены, что нашли путь, а в результате — тупик. Вроде движемся, а на самом деле — топчемся и в десятый раз наступаем на одни и те же грабли. Именно от таких повторений появляются усталость и даже безысходность.
— И что?
— Что, что? — поддразнил профессор. — Пробуем «удалиться» от центра круга, то есть расширить пространство, свой кругозор, чтобы знать больше, чтобы жить насыщеннее. И вот уже радость нас переполняет: нашли-таки выход! Только забываем: чем дальше от центра, тем сильнее натяжение «связующей нити».
— Что это за нить такая? — поинтересовался Эдвард.
— Генетическая! — Наши родители. Семья. Детство... Всё оттуда, из прошлого, с которым крепко спаяны, — усмехнулся профессор.
— И что с того?
— Если «нить» разрывается, то человек теряется в пространстве, становится похожим на Ивана, не помнящего родства, — пояснил старик. — Именно тогда он пускается во все тяжкие, лишь бы изменить хоть что-нибудь. Алкоголь, наркотики, смена партнёров, и это еще не самое страшное, что может произойти. Человеку необходимы новые ощущения, чтобы понять: он живой, он дышит. 
Эдвард не возражал, поэтому промолчал.
— А хочется-то быть счастливым, любимым, успешным... Но как стать таким? — продолжил учитель.
— Действительно, как? — Эдвард начал понимать, о чём говорит собеседник.
— Разорвать этот «порочный» круг, то есть выйти из замкнутого пространства, — улыбнулся профессор.
— И всего-то!? — усмехнулся ученик. — А многие смогли это сделать?
— Конечно, нет! — профессор задумался... — Наверное, лишь просветлённым это и удалось. В православии — это святые, да и в любой другой конфессии есть такие. Правда, люди ли они в обычном понимании? Вот вопрос!
В чём я абсолютно уверен, так это в том, что нужно меняться. Менять всё внутри, даже если это кажется невозможным. Но, к сожалению, для того чтобы что-то поменять, большинству из нас нужен толчок — сильнейшее переживание или ситуация, скажем, когда находишься между жизнью и смертью.
Ещё точно знаю: с жизнью шутить не стоит, ей нужно доверять! Да и не прощает судьба насмешек, которые, кстати, вы так любите.
— Доверять?! — удивился Эдвард. — Да вы в своём уме?! Добрые люди могут так подставить, что мало не покажется.
— Тема эта непростая... — согласился профессор. — Но в любом случае — у вас появится опыт. И если кто-то предал, то какой смысл на него злиться и хуже того, мстить?! Человек — не плохой и не хороший, он просто слабый, а значит, «в разведку» с таким уже не пойдёшь, — обращаться в другой раз к нему не станешь, зачем его лишний раз искушать.   
А если сам не туда идёшь, тебя поправят!
— Поправят? Это каким же образом? — съязвил ученик. — Ведь если человек упрётся, то никогда и никто его не сдвинет с мёртвой точки. Да и лень на что?
— Жизнь упрямее ста ослов и хитрее нашей лени, — прищурился профессор. — Подкинет, например, смертельное заболевание или забросит в такую ситуацию, из которой выбраться не просто, а то и вовсе невозможно. Вот тогда, хочешь не хочешь, а придётся вовнутрь заглянуть.
— Сказки рассказываете?
— Пытаюсь объяснить, как устроена реальность... — кашлянул преподаватель, — опять же, как я её понимаю.
— А как же «люби себя таким, какой ты есть»?
— Так и люби, если умеешь! — не ведая того, профессор попал в точку. — Но если тошнит от своего окружения, от никчемных и повторяющихся событий, от себя самого, наконец, то нужно срочно меняться! Вот это и есть критическая масса.
«В копейку моя жизнь!» — вдруг понял Эдвард.
— А что делать-то?
— Воспользоваться подсказками жизни!
— А они есть? — усмехнулся бывший ученик.
— Конечно. Зря вы усмехаетесь! Ведь подсказки встречаются на каждом углу. Другой вопрос: захочешь ли увидеть, прочесть, понять, что хотели до тебя донести? А не понял — так расплатись! Расплатись за всё: за ошибки и непродуманные действия, загулы и неоправданные эксперименты, за шаг влево и шаг вправо...
— Значит, наказание неминуемо? — напрягся Эдвард.
— Как сказать, как сказать... — задумался профессор. — Иногда это самое наказание полезно... — он внимательно посмотрел на расстроившегося студента. — Вспомните хотя бы Платона: «самое страшное, что может произойти с человеком, сотворившим зло, — это не быть наказанным...»
— Да вы Лао-дзы переплюнете... — хмыкнул Эдвард. Объяснение учителя не успокоило — настроение испортилось совсем.
— Какой там! — отмахнулся профессор. — Вы спросили — я ответил. Не я эвтаназии захотел!
Эдвард крякнул и подумал: «Эко ловко вывернулся старикан. А ведь он прав!»
— Происходящее с нами кажется нелепым лишь до поры, пока не находятся объясняющие всё причины... — профессор выразительно посмотрел в сторону бывшего студента. Но тот погрузился в себя, не слыша слов собеседника.
— Жаль мне вас, Эдвард, — вздохнул старик. — Впрочем, мне жаль всех... людей, нас... всех, — уточнил он.
— Почему? — машинально спросил Эдвард.
— С какого-то времени не осуждаю людей совсем... — кашлянул профессор, — не потому что я такой правильный или терпимый. Мне многое и многие не нравятся, но заметил одну особенность: как только начинаю думать о ком-то плохо, а тем более судить, сразу же оказываюсь в подобной ситуации. И, поверьте, это очень неприятно!

***
Эдвард вызвался проводить старика, вроде бы и тот был не против. Они миновали проезжую часть, двигаясь к станции метро «Гостиный двор». Напряжение спало, и оба погрузились в события почти двадцатилетней давности. Вспоминали и грустные, и смешные моменты того времени.
— Вот удивительно... Кто-то хочет уйти из этого мира, а у кого-то жажда жизни, но судьба распоряжается по-своему... — вдруг заметил старик.
— О чём это вы?
— Да так... О судьбе, вернее, её загадках, — продолжил профессор. — Две недели назад был на панихиде. Бывшая студентка погибла... Бедная девочка... — вздохнул он. —  Да вы с ней, по-моему, в одной группе учились... Помните Лилю Б...кую?
При последних словах доктора сердце Эдварда сжалось пружиной.
— Что-то не припомню... — смутился он и заметно покраснел. — А что случилось?
— Какой-то подонок пырнул её ножом, женщина умерла от потери крови. Преступника пока не нашли — ведётся следствие. Но вот что странно: следователь, с которым я разговаривал, утверждает, что она сама открыла преступнику дверь, значит, хорошо его знала.    
Навстречу двум мужчинам двигался поток спешащих людей. С каждой минутой его плотность разрасталась, а скорость хода увеличивалась. Люди двигались так быстро, что, не оставалось шансов выбраться из толпы. Увлечённые беседой ученик и учитель не заметили, как из подворотни почти выползла обессиленная женщина. Она упала в поток, который, вздрогнув от напряжения, извернулся, и женщина оказалась у Эдварда на руках. В её животе торчал нож, и она кого-то очень напоминала. 
— А-а-а-а-а! — отшатнулся Эдвард. — Лиля-а-а-а!
— Что ты?! Что ты?! — с сочувствием тронул за плечо профессор. — Её уже нет с нами... Бедняжка умерла...
Сначала мужчина даже не понял, почему Эдвард назвал погибшую от рук преступника женщину именем бывшей студентки, ведь та не была похожа на Лилю.
— Постой, постой! — вдруг вскрикнул он. — Так ты знал её?! — лицо гелертера «превратилось» в кусок мела. В голове промелькнули последние минуты разговора с Эдвардом: его смущение и растерянность, когда разговор зашёл о девушке. Теперь преподаватель не сомневался — Эдвард не просто одногруппник Лили, а близкий ей человек. Шальной мыслью пронеслось: а может, тот находился рядом, когда молодую женщину убивали? Уж больно похожая ситуация: там преступник с ножом, здесь тоже. Профессор лихорадочно соображал...
Когда прибыла «скорая», а затем — полиция, растерянный Эдвард держал в руках окровавленный нож, рядом находились обездвиженная женщина и бледный профессор, исступлённо твердивший: «Он знает её. И не только знает... Он знает... Знает...»
— Профессор, что вы делаете?! — дошло до Эдварда. — Вы подозреваете меня? В убийстве? Это же абсурд! Полный! Вы... Вы... не имеете права так... говорить! Что вы придумали себе?! Как вы могли?! — от волнения он забыл, что ещё утром мечтал уйти из жизни. Он не мог подобрать слов, чтобы выразить весь ужас.
— That's life (Это жизнь!)... — неожиданно для себя изрёк профессор. — Now I'm calm for you! (Теперь я спокоен за вас). Думаю, следствие разберётся...
То ли от последних слов профессора, то ли от сильнейшего возбуждения, только в области грудины Эдварда резко кольнуло, он вдруг перестал чувствовать левую часть тела. Сознание отключилось.
арда — лишь зависть. Всё, к чему она прилагала руку, получалось непринуждённо и естественно. А ему, готовому расшибиться в лепёшку ради того, чтобы стать душой компании, понравиться кому-то, не везло: на эпатажные выходки парня реагировали как на выступления клоуна. Угнетала и реакция Лили, которая относилась к его фиглярству с лёгкой улыбкой и со смешинкой в глазах.   
В начале их бурного романа раздражение помогало загораться страсти: оба заводились с пол-оборота, с полувзгляда. Они даже сняли небольшую квартирку неподалёку от университета. Но постепенно в отношениях исчезла химия, а заменить её было нечем. Эдвард считал их связь кошкомышкиной, которая не мешала засыпать, только вот просыпаться не хотелось - откуда знать, кто ты сейчас: азартный охотник или его жертва. Причиной их сожительства мужчина называл — а mensa et toro (из-за стола и ложа).
То ли из-за тётушкиных «уроков», то ли из-за отсутствия в нём любви, только Эдвард видел в Лиле не любимую и любящую женщину, а некоего конкурента. Такое чувство всегда заставляло держать дистанцию — срабатывал закон «пружины». Поэтому расставание после бурного скандала у Эдварда вызвало лишь облегчение.

С третьей фотографии на него смотрел профессор, доктор филологических наук, у которого Эдвард когда-то учился. Вспоминая гелертера (такое прозвище придумали преподавателю студенты), он слышал свой весёлый и, как ему казалось, беззлобный смех, когда вместо «фри» он твёрдо и уверенно произносил «сри». Как-то лектор даже признался, что после такого произношения не может нормально в туалет сходить. На что Эдвард со свойственным ему резким юмором ответил что-то по поводу геморроя и от «удачной», как он думал, шутки залился смехом. Профессор же заморгал глазами и покраснел как созревший помидор на грядке.
Казалось бы, какая разница бывшая или учитель «помогут» уйти из жизни. Но после долгих раздумий из двух зол мужчина выбрал наименьшее, им оказался профессор.
— Только где? — наморщил лоб Эдвард.
— Что где?
— Где я встречу этого человека?
— Не беспокойтесь, — усмехнулся клерк. — Он сам вас найдет!
— А деньги?
— За всё заплачено! — улыбнулся сотрудник.
— И давно? — ухмыльнулся Эдвард, но не увидев ответной реакции, с каким-то даже раздражением поинтересовался: — Да кем? Когда?
— Жизнью!

***
Невероятно, но ноги сами привели Эдварда к ступенькам знакомой лестницы, ведущей к зданию университета, где он увидел профессора, осторожно спускающегося с этих самых ступенек. Мужчина даже обрадовался и, собравшись с силами, вспомнил весь словарный запас английского.
— This is urgent... (это срочно!) — тихо произнес Эдвард и обнял старика за плечи. Профессор испуганно дёрнулся и замер как пойманная в капкане птица.
— Чего вы так испугались? — рассмеялся Эдвард. — Узнали меня?
— О-о-о! — изумился тот, при этом вид у него был как у человека, испытавшего зубную боль. – Не ошибся бы и в миллионе голосов!
— Что неужели так запомнился? — мужчина даже растерялся. Он не знал, с чего начать, а потому предложил профессору пройтись до ближайшего кафе. Старик согласился, но без удовольствия.
Разговор не клеился. Эдварду мешал тот факт, что профессор помнит все насмешки бывшего ученика. Это было неприятно.
— Как успехи? — попытался справиться с неловкостью языковед. Но в ответ услышал раздражительное: — Вы собираетесь учить меня жизни?
— Да нет... Уже нет... — профессор устало вздохнул.
Эдвард вспомнил, как преподаватель мучился с ним на дополнительных занятиях, куда пригласил студента, чтобы помочь ему справиться с произношением в английском. Парня смешила ситуация, когда сухонький, небольшого роста пожилой человек, жестикулируя телом и языком, пытался вложить понятие межзубного звука (з, с, ф), чтобы выправить речь ученика. Профессор долгое время не понимал, что Эдвард просто издевается, а когда дошло, то как-то странно сник, развернулся и ушёл, не прощаясь. Больше он не подходил к студенту, не интересовался его произношением, впрочем, не замечал и насмешек.
— Была... Конечно, была у меня на вас обида, — словно прочитал его мысли старик. — Но возраст, а значит, некая мудрость сделали своё дело... Да не смотрите вы на меня, как на выжившего из ума! — усмехнулся он. — Я стар, но пребываю в твёрдом уме, и память ещё не подводит.
— Профессор, а вас не тошнит от жизни? — Эдвард решился-таки на разговор. Тот внимательно, посмотрел и грустно пошутил: — Если тошнит, то съешьте чего-нибудь кислого.
То ли от того, что спал летний зной, а день катился к вечеру, то ли от того, что хлынувший дождь освежил уставшую от жары природу, только Эдварду полегчало. Они сидели в уютной кафешке на Невском. Мужчина рассказал о странной фирме и её услуге. Умолчал лишь о том, что с профессором они встретились неслучайно, да и о других «помощниках» не сказал ни слова.
Солнце вновь выглянуло из-за туч...
— А скажите, профессор, что за чушь нёс этот клерк: о каком-то порочном круге, критической массе — физика какая-то?
— Физика, химия, биология... Это жизнь, придуманная людьми... — Да, да! — преподаватель вынул платок и высморкался. — Наша жизнь.
— Извините, но вы же не физик и не биолог, вы лингвист, — не сдержался ученик.
— Я учёный! — возразил он. — И не забывайте о моём возрасте...
— Ну-ну... — улыбнулся Эдвард, — интересно...
— Теория проста: вес, иначе масса, есть у каждого предмета, человека, другого живого существа. Так?
— Согласен.
— Где-то читал, что минимальная критическая масса имеет форму шара, то есть круга. Масса увеличивается в размере, когда расширяется пространство... 
— А проще можно? — поморщился Эдвард.
— Проще? — профессор задумался... — Вам что-нибудь говорят выражения «ходить по кругу» или «возвращаться на круги своя»?
— Подумал о цирковой пони, которая ходит по арене! — рассмеялся Эдвард.
— Вот-вот... — оживился профессор. — Двигаемся мы, как те лошади по кругу. Толчём воду в ступе, не осознавая, да и не желая знать, почему с нами происходят разные и не всегда объяснимые вещи.
Мечтаем об одном — получаем другое! Уверены, что нашли путь, а в результате — тупик. Вроде движемся, а на самом деле — топчемся и в десятый раз наступаем на одни и те же грабли. Именно от таких повторений появляются усталость и даже безысходность.
— И что?
— Что, что? — поддразнил профессор. — Пробуем «удалиться» от центра круга, то есть расширить пространство, свой кругозор, чтобы знать больше, чтобы жить насыщеннее. И вот уже радость нас переполняет: нашли-таки выход! Только забываем: чем дальше от центра, тем сильнее натяжение «связующей нити».
— Что это за нить такая? — поинтересовался Эдвард.
— Генетическая! — Наши родители. Семья. Детство... Всё оттуда, из прошлого, с которым крепко спаяны, — усмехнулся профессор.
— И что с того?
— Если «нить» разрывается, то человек теряется в пространстве, становится похожим на Ивана, не помнящего родства, — пояснил старик. — Именно тогда он пускается во все тяжкие, лишь бы изменить хоть что-нибудь. Алкоголь, наркотики, смена партнёров, и это еще не самое страшное, что может произойти. Человеку необходимы новые ощущения, чтобы понять: он живой, он дышит. 
Эдвард не возражал, поэтому промолчал.
— А хочется-то быть счастливым, любимым, успешным... Но как стать таким? — продолжил учитель.
— Действительно, как? — Эдвард начал понимать, о чём говорит собеседник.
— Разорвать этот «порочный» круг, то есть выйти из замкнутого пространства, — улыбнулся профессор.
— И всего-то!? — усмехнулся ученик. — А многие смогли это сделать?
— Конечно, нет! — профессор задумался... — Наверное, лишь просветлённым это и удалось. В православии — это святые, да и в любой другой конфессии есть такие. Правда, люди ли они в обычном понимании? Вот вопрос!
В чём я абсолютно уверен, так это в том, что нужно меняться. Менять всё внутри, даже если это кажется невозможным. Но, к сожалению, для того чтобы что-то поменять, большинству из нас нужен толчок — сильнейшее переживание или ситуация, скажем, когда находишься между жизнью и смертью.
Ещё точно знаю: с жизнью шутить не стоит, ей нужно доверять! Да и не прощает судьба насмешек, которые, кстати, вы так любите.
— Доверять?! — удивился Эдвард. — Да вы в своём уме?! Добрые люди могут так подставить, что мало не покажется.
— Тема эта непростая... — согласился профессор. — Но в любом случае — у вас появится опыт. И если кто-то предал, то какой смысл на него злиться и хуже того, мстить?! Человек — не плохой и не хороший, он просто слабый, а значит, «в разведку» с таким уже не пойдёшь, — обращаться в другой раз к нему не станешь, зачем его лишний раз искушать.   
А если сам не туда идёшь, тебя поправят!
— Поправят? Это каким же образом? — съязвил ученик. — Ведь если человек упрётся, то никогда и никто его не сдвинет с мёртвой точки. Да и лень на что?
— Жизнь упрямее ста ослов и хитрее нашей лени, — прищурился профессор. — Подкинет, например, смертельное заболевание или забросит в такую ситуацию, из которой выбраться не просто, а то и вовсе невозможно. Вот тогда, хочешь не хочешь, а придётся вовнутрь заглянуть.
— Сказки рассказываете?
— Пытаюсь объяснить, как устроена реальность... — кашлянул преподаватель, — опять же, как я её понимаю.
— А как же «люби себя таким, какой ты есть»?
— Так и люби, если умеешь! — не ведая того, профессор попал в точку. — Но если тошнит от своего окружения, от никчемных и повторяющихся событий, от себя самого, наконец, то нужно срочно меняться! Вот это и есть критическая масса.
«В копейку моя жизнь!» — вдруг понял Эдвард.
— А что делать-то?
— Воспользоваться подсказками жизни!
— А они есть? — усмехнулся бывший ученик.
— Конечно. Зря вы усмехаетесь! Ведь подсказки встречаются на каждом углу. Другой вопрос: захочешь ли увидеть, прочесть, понять, что хотели до тебя донести? А не понял — так расплатись! Расплатись за всё: за ошибки и непродуманные действия, загулы и неоправданные эксперименты, за шаг влево и шаг вправо...
— Значит, наказание неминуемо? — напрягся Эдвард.
— Как сказать, как сказать... — задумался профессор. — Иногда это самое наказание полезно... — он внимательно посмотрел на расстроившегося студента. — Вспомните хотя бы Платона: «самое страшное, что может произойти с человеком, сотворившим зло, — это не быть наказанным...»
— Да вы Лао-дзы переплюнете... — хмыкнул Эдвард. Объяснение учителя не успокоило — настроение испортилось совсем.
— Какой там! — отмахнулся профессор. — Вы спросили — я ответил. Не я эвтаназии захотел!
Эдвард крякнул и подумал: «Эко ловко вывернулся старикан. А ведь он прав!»
— Происходящее с нами кажется нелепым лишь до поры, пока не находятся объясняющие всё причины... — профессор выразительно посмотрел в сторону бывшего студента. Но тот погрузился в себя, не слыша слов собеседника.
— Жаль мне вас, Эдвард, — вздохнул старик. — Впрочем, мне жаль всех... людей, нас... всех, — уточнил он.
— Почему? — машинально спросил Эдвард.
— С какого-то времени не осуждаю людей совсем... — кашлянул профессор, — не потому что я такой правильный или терпимый. Мне многое и многие не нравятся, но заметил одну особенность: как только начинаю думать о ком-то плохо, а тем более судить, сразу же оказываюсь в подобной ситуации. И, поверьте, это очень неприятно!

***
Эдвард вызвался проводить старика, вроде бы и тот был не против. Они миновали проезжую часть, двигаясь к станции метро «Гостиный двор». Напряжение спало, и оба погрузились в события почти двадцатилетней давности. Вспоминали и грустные, и смешные моменты того времени.
— Вот удивительно... Кто-то хочет уйти из этого мира, а у кого-то жажда жизни, но судьба распоряжается по-своему... — вдруг заметил старик.
— О чём это вы?
— Да так... О судьбе, вернее, её загадках, — продолжил профессор. — Две недели назад был на панихиде. Бывшая студентка погибла... Бедная девочка... — вздохнул он. —  Да вы с ней, по-моему, в одной группе учились... Помните Лилю Б...кую?
При последних словах доктора сердце Эдварда сжалось пружиной.
— Что-то не припомню... — смутился он и заметно покраснел. — А что случилось?
— Какой-то подонок пырнул её ножом, женщина умерла от потери крови. Преступника пока не нашли — ведётся следствие. Но вот что странно: следователь, с которым я разговаривал, утверждает, что она сама открыла преступнику дверь, значит, хорошо его знала.    
Навстречу двум мужчинам двигался поток спешащих людей. С каждой минутой его плотность разрасталась, а скорость хода увеличивалась. Люди двигались так быстро, что, не оставалось шансов выбраться из толпы. Увлечённые беседой ученик и учитель не заметили, как из подворотни почти выползла обессиленная женщина. Она упала в поток, который, вздрогнув от напряжения, извернулся, и женщина оказалась у Эдварда на руках. В её животе торчал нож, и она кого-то очень напоминала. 
— А-а-а-а-а! — отшатнулся Эдвард. — Лиля-а-а-а!
— Что ты?! Что ты?! — с сочувствием тронул за плечо профессор. — Её уже нет с нами... Бедняжка умерла...
Сначала мужчина даже не понял, почему Эдвард назвал погибшую от рук преступника женщину именем бывшей студентки, ведь та не была похожа на Лилю.
— Постой, постой! — вдруг вскрикнул он. — Так ты знал её?! — лицо гелертера «превратилось» в кусок мела. В голове промелькнули последние минуты разговора с Эдвардом: его смущение и растерянность, когда разговор зашёл о девушке. Теперь преподаватель не сомневался — Эдвард не просто одногруппник Лили, а близкий ей человек. Шальной мыслью пронеслось: а может, тот находился рядом, когда молодую женщину убивали? Уж больно похожая ситуация: там преступник с ножом, здесь тоже. Профессор лихорадочно соображал...
Когда прибыла «скорая», а затем — полиция, растерянный Эдвард держал в руках окровавленный нож, рядом находились обездвиженная женщина и бледный профессор, исступлённо твердивший: «Он знает её. И не только знает... Он знает... Знает...»
— Профессор, что вы делаете?! — дошло до Эдварда. — Вы подозреваете меня? В убийстве? Это же абсурд! Полный! Вы... Вы... не имеете права так... говорить! Что вы придумали себе?! Как вы могли?! — от волнения он забыл, что ещё утром мечтал уйти из жизни. Он не мог подобрать слов, чтобы выразить весь ужас.
— That's life (Это жизнь!)... — неожиданно для себя изрёк профессор. — Now I'm calm for you! (Теперь я спокоен за вас). Думаю, следствие разберётся...
То ли от последних слов профессора, то ли от сильнейшего возбуждения, только в области грудины Эдварда резко кольнуло, он вдруг перестал чувствовать левую часть тела. Сознание отключилось.
47 Мимо нот
Евгений Михайлов
Однажды сестра Расула Гамзатова попросила знаменитого брата научить её сына писать стихи, но поэт объяснил ей, что обучить этому нельзя, так как способность к любому творчеству - дар божий.
И действительно,по-настоящему талантливых людей не так уж много. Имитировать талант невозможно. Он обычно проявляется в раннем возрасте и сопутствует своему избраннику длительно. Однако некоторые юные дарования теряют свой талант по мере взросления,им не всегда удаётся найти своё место в жизни, что вводит их в состояние стресса с непредсказуемыми последствиями.
               
Вот и Сева Лукьянов уже вскоре после своего появления на свет стал удивлять окружающих. Малышу и двух лет ещё не  было, когда вскоре после зачисления в детсад у него обнаружился музыкальный слух и певческий голос, чему воспитатели очень обрадовались, сразу известив родителей.  Вундеркинды – явление нечастое.
Его мама,  Вера Николаевна, тоже замечала, как сынок пытается подпевать включённой грампластинке, но поначалу как-то не придавала этому значения. За собой она особых вокальных талантов не чувствовала. Могла, конечно, на бабьих посиделках со всеми вместе грянуть: «Вот кто-то с горочки спустился…» или «Хас-Булат удалой…»

Короче говоря, стал Сева признанным солистом с детсадовских времён. В школьные годы успешно солировал в хоре городского Дома пионеров, не допуская малейших ошибок.  Пение мимо нот – это было не про Севу. Всё это, конечно, происходило на общественных началах и никаких денег не приносило, но сладкое бремя славы, свалившееся на мальчика, уже нравилось ему самому и маме тоже. Они даже мечтали о карьере профессионального певца.Отец, Геннадий Петрович, суровый дальнобойщик, их восторгов не разделял: - Сегодня голос есть, а завтра нет.  Парню лучше всего техническую специальность получить.

Споры эти продолжались, пока не началась у Севы в четырнадцатилетнем возрасте ломка голоса. Дело обычное. Ведь не избежали этого даже знаменитые предшественники Севы – Робертино Лоретти и Серёжа Парамонов. Против природы не попрёшь. Тем не менее Сева отца не послушался и поступил на вокальное отделение музучилища. И тут вскоре выяснилось, что уникальный детский голос в своей  взрослой интерпретации ничем особенным не выделяется.Кое-кто впоследствии многозначительно рассуждал, что нельзя было перегружать неокрепшие голосовые связки вокальными упражнениями. Так или иначе, но радужные планы рухнули. Вместо оперной сцены пришлось Севе после училища  довольствоваться местом школьного учителя пения.

 Рутинное существование поначалу раздражало, потом стало угнетать. Здесь всё собралось в кучу: отсутствие понимания с учащимися, низкая зарплата и вечно недовольная  жена. Её с мужем отношения никак не соответствовали принципу
"С милым рай и в шалаше". А всё потому, что не чувствовала в нём мужской привлекательности, не тянуло её к нему.

 Сева, прямо скажем, красавцем не был. Невысокого роста, щупловатый,с мелкими чертами лица. Улыбался редко, сутулился не по возрасту, никогда не смотрел в лицо собеседнику. Лариска и замуж-то за него пошла, обжегшись на одном красавчике. Тихой пристани захотелось. А когда выяснила, что зарплата школьного учителя не удовлетворяет её требованиям, поняла, что вместо надёжного причала оказалась на мели. Тут уж не до оптимизма, поэтому и на аборт пошла: "Нечего нищету плодить!"
Севиным рассказам, что его приглашают в церковный хор, Лариса сначала верила. Когда же убедилась, что дальше слов дело не идёт, решила, что ждать больше нечего и надо устраивать свою жизнь. Сама-то она имела мордашку смазливую и фигурку ладненькую, хотя и спортом не занималась.

Расставание с ней повлекло раздел двушки, что было совсем не обязательно. Квартира досталась Севе ещё до женитьбы по дарственной от бабушки, но он решил  проявить благородство. Всё-таки не испытывал он антипатии к Лариске. Вот и стал обладателем однокомнатной без балкона в панельной пятиэтажке. А  от супружницы Сева умудрился перенять острое чувство неприятия безденежья, но всё же считал, что при некотором старании можно несколько улучшить своё финансовое положение.

Возвратившись в родительский дом в пригороде, Сева стал сдавать внаём свою квартирёнку. Налоги, естественно, не платил. А вырученные деньги одалживал под проценты.  Этим воспользовался участковый, который угрожая сдать «предпринимателя» налоговикам, заставил прописать в этой квартире под видом жены  свою племянницу.

Сева понимал, что готовится отжим квартиры, но не знал, как воспрепятствовать этому. Новая жена деньги любила не хуже старой, а от исполнения супружеских обязанностей отлынивала, ссылаясь на вдруг обнаружившийся у неё целый букет болезней. Вдобавок ещё двое должников в отказ  ушли:  « Не  брали, мол, денег, и точка!». Можно было, конечно, обратиться к «вышибалам», но те возьмут половину суммы, а это совсем нежелательно.
               
Тут уж Сева загрустил. Даже сон потерял.  Как ни ворочается, а уснёт только под утро. Так было и в ту памятную ночь,  после которой у Севы проблем добавилось.  Началось с того, что сон нашему герою приснился, прямо скажем неприятный. Как будто стоит он на сцене перед полным залом и чувствует, что поёт МИМО НОТ.
В зале свист, крик, а он не может остановиться. Зрители врываются на сцену, валят певца с ног, начинают бить. Проснулся Сева на рассвете, весь в поту. Когда рассказал об увиденном матери, та взялась его успокаивать : - Куда ночь, туда и сон. Не переживай. Садись-ка, попей чайку. Я вот блинчиков напекла.
Блинчики,конечно, у неё были замечательные. Сева их просто обожал. У Лариски такие никогда не получались. Да и вообще она готовить не любила, предпочитала полуфабрикаты.

Увлёкшись разговорами за чаем с блинами, Сева чуть не забыл, что расписание уроков с сегодняшнего дня поменяли. Надо было поторопиться. На первый автобус он явно не успевал. А второй - только через два часа. Пришлось взять отцовскую «шестёрку». Отец вряд ли бы ему это разрешил, но уехал накануне в командировку,  а мать и уговаривать  не пришлось.

Накануне  снег подтаял на солнце, а за ночь подморозило. Было ещё темновато, но, выехав на трассу, Сева заметил справа от дороги в глубоком кювете лежащую на боку машину. Повинуясь какому-то странному порыву,  Сева спустился к ней.
Светло-серая «Хонда» приняла на себя удар камней на дне кювета своей правой, водительской стороной.  Переднюю дверцу со стороны пассажира удалось с трудом, но  открыть. Заглянув в салон, Сева увидел, что водитель сполз с сиденья и лежит на правой дверце без движения. Больше никого в салоне не было.  Рядом с водителем валялся кейс.

Удивляясь сам себе,  Сева потянул кейс на себя. В этот момент водитель глухо застонал.  В мгновение ока Сева выбрался из «Хонды», не выпуская кейса из рук, и бросился к своей машине. Забравшись в неё, он понял, что совершил преступление.
 Где-то внутри его спорили два голоса. Один требовал: – Немедленно вернись и спасай человека.  Другой утверждал, что мертвецам уже ничего не нужно и  советовал поджечь «Хонду».  Сева не сделал ни того, ни другого.  Вместо этого он решил отъехать подальше и открыть кейс. Замки не поддавались.  Ковыряя их, он не забывал следить за дорогой и увидел издали  встречный автомобиль. Чертыхаясь, Сева спрятал кейс под сиденье и тронулся с места.

Встречная «бэха» мигнула фарами, значит впереди ГИБДД.  Стиснув зубы, он молился, чтобы не остановили.  Похоже, что его мольбы были услышаны.
Заняться кейсом он смог только после уроков. Пришлось ехать на свою квартиру. Очень не хотелось ему встречи с «женой». Однако дома её не оказалось, и Сева вновь поблагодарил провидение за помощь.

Содержимое кейса его озадачило. Множество небольших пластиковых пакетиков чёрного цвета. Белый порошок внутри. Теперь предстояло разобраться, что это такое.  Здесь следовало проявить осторожность, чтоб не засветиться.
Для начала Сева припрятал основную массу пакетиков общим весом где-то на полтора кило  за подвесным потолком в коридоре, аккуратно вынув и водворив на место плитку.  Кейс разломал и отправил в мусоросборник.

 Потом, за неимением других вариантов, он завёл разговор с парнем из их дома, вроде бы привлекавшимся за наркотики. Начал издалека: - Слушай, Серый!  Посоветоваться хочу…
- Откуда ты меня знаешь? – насторожился парень.
- Да я в четвёртом подъезде живу, сорок восьмая квартира.
- И о чём базар?
- Что это? – Сева протянул Серёге порошок, предусмотрительно пересыпанный в пакетик из плотной бумаги. Сергей открыл пакетик, взял крупинку. Понюхал, лизнул.
- Это кокс, земеля! Притом неплохой. Где взял-то?
- Нашел…
- На мусорке, что ли? – усмехнулся Сергей.
- Угадал – в тон ему ответил Сева.
- И много его у тебя?
- Два пакетика.
- Что хочешь?
- Продать бы его. Посодействуй, в долгу не останусь.
- Значит так:  никому не болтай. Я тебя  найду. Давай сотовый номер.

Вечером  Сева отогнал машину  родителям. Батя должен был из рейса вернуться. Так что удалось и в баньке попариться, и пивком побаловаться. Завтра же выходной. Спешить некуда.   Но наутро позвонил Серёга:
           – Ты где?
- Я у родителей, в Степном.
- Срочно дуй сюда.  Я вечером к тебе на хату клиентов приведу.
- Нет, нет, - испугался Сергей,  - жена дома. Ей об этом знать не нужно.     Давай в скверике напротив пивбара «Берлога».
- Ну, ты и конспиратор хренов! Давай тогда к восьми без опозданий.
Когда наш герой в назначенное время появился в скверике, его уже поджидал Серёга с двумя мужчинами вполне респектабельного вида.
Повертев в руках пакетики, один из покупателей спросил будничным тоном: - Где остальное?
- Это всё! – тревожно забилось сердце у Севы.

Тогда второй покупатель сунул ему под нос  солидную ксиву:
- Управление по борьбе с распространением наркотиков! Давай колись, фраер дешёвый!
- Ничего больше нет! Всю эту лабуду в подъезде кто-то на подоконнике  оставил – бормотал Сева, проклиная себя за то, что полез в ту перевёрнутую «Хонду».
- Ну, раз ты не понимаешь по-хорошему, поедешь с нами. Ты арестован. Да не вздумай рыпаться, - добавил первый мужчина, заметив, что Сева инстинктивно попятился назад.

Через мгновение растерявшегося парня втолкнули на заднее сиденье «Тойоты».  Один из мужчин сел рядом с ним, а второй – за руль. Когда машина рванула с места, сидевший рядом с Севой  прыснул ему в лицо какой-то гадостью из баллончика.
Очнулся Сева в багажнике со скованными руками. В бок впивалась какая-то железяка и отодвинуться не получалось. Машина мчалась куда-то по неровной дороге.  Мозг ожгла страшная догадка: «Это бандюганы! Менты так не поступают». Страх стремительно впитывался в каждую клеточку оцепеневшего тела. Сердце проваливалось куда-то в ледяную бездну.

Когда машина остановилась и багажник открыли, Сева уже не дышал, но  ещё слышал, как один из его конвоиров сказал:
- Слушай, Араб!  А певец-то наш слабаком оказался. Зажмурился, кажись!
- Почему певец?
- Да он же солистом в детском хоре был. Местная знаменитость, блин!
- Да и хрен с ним. Теперь товар надо искать. Сначала на его хате, потом у стариков. Докладывай Седому. Думаю - ментов надо подключать.
Последовавший обыск на квартире выявил Севину заначку к полному удовольствию как «братков», так и сотрудничающих с ними ментов. Такую большую партию дури поделили по- честному.

Псевдожену премировали за содействие органам правопорядка. Потому что именно скрытая видеокамера,  установленная по её заявке, как раз и зафиксировала закладку какого-то свёртка в подвесном потолке. Теперь "неутешная вдова" претендует на квартиру, благодаря свидетельству о браке,  о котором Сева даже не подозревал.
48 Паста Неаполитано
Олег Сёмин
      Маленькое, тесное помещение… тусклый свет… какой-то невнятный звук. Тук…тук…тук – как-будто молоточками в мозгу.  Почему у меня в руке нож?  Большой… столовый…  острый. Глухой монотонный стук ножа по дереву. Разделочная  доска…  Механически рублю лук на мелкие кусочки-дольки.
- Так… и что все это значит?
- Режу лук…
- Зачем?
- Еда…
- Почему я здесь?
- Где?
- Здесь… здесь… здесь…
- Странное слово «здесь»…
Сознание включилось вдруг и сразу: сфокусировался взгляд, звуки прорвались сквозь ватную завесу, картина стала яркой и резкой. От резаного лука защипало в глазах. Действительно это я. Я стою на кухне с ножом в руке и режу лук.
Классический темно-синий костюм, светлая  чуть в голубизну рубашка и галстук – не вяжутся с  цветастым  фартуком и окружающей обстановкой.  Заходящее солнце окрасило помещение кухни в розовый цвет, по стенам ползают длинные тени проходящих машин. От них шум через приоткрытое окно  и запах бензина и жженой резины.
- Ну да, я у тебя на кухне. Извини, не предупредил. Это будет сюрприз. Сюрприз на твой день рождения.
- Какой?
- Но ведь это же сюрприз.
- День рождения - в феврале?
- Да, я  знаю. А еще я держу в памяти  твою фразу, сказанную  в знак примирения после очередной размолвки:
- А пусть у  меня  сегодня  будет  день рождения, - сказала ты - и на меня сегодня сердиться нельзя. Ты же   меня простишь?  Давай устроим праздничный ужин!  С продолжением?!
Я никогда не мог устоять от твоего наивного и хитрого предложения. Ты мной играла и повелевала. Видимо это и есть любовь -  все прощать  и принимать тебя как должное, а еще ждать, ревновать  и радоваться твоему вниманию, ласке, красоте, тому, как ты ходишь, говоришь,  существуешь!
- Итак,  у тебя сегодня день рождения! И я на тебя не сержусь.
- Ключи?
- Странный вопрос. Стоит ли напомнить, что это моя квартира? Да, купленная на мои деньги и оформленная на мое имя! Да, для сына,  но он всегда отказывался в ней жить, потому что не центр, потому что далеко и потому что с отцом…
- А ты?
- Ты в ней живешь…  Потому что мы вот уже полтора  года тайно от всех (по крайней мере я так считал до последнего времени) встречаемся и делим ложе, проще говоря мы  - любовники.
                ***
      Помнишь  тот наш первый вечер? Он начался  ужином в ресторане. После развода (вот уже больше 2 лет)  я  заходил в этот ресторанчик регулярно. Персонал меня хорошо знал, а увидев со мной такую обворожительную спутницу,  был дополнительно предупредителен и вежлив. Мало того, в конце ужина нас ожидал «комплимент от шефа»  -  изумительный  по красоте и вкусу десерт из свежей клубники  и  нежнейшего  маскарпоне, украшенный листиками мяты и посыпанный шоколадной крошкой.  Официант – молодой мальчишка – немного стесняясь, передал, что шеф назвал свое  произведение  «французский  поцелуй».  И это название было справедливо!  Это было блаженство, и хотелось продолжения …. После такого десерта невозможно было думать ни о чем кроме «продолжения» …. И мы, взяв с собой шампанское, фрукты и немного оставшейся закуски,  рванули на мою квартиру. Мы в уединении провели вечер и ночь, перешедшие   в утро,  а потом и в день наслаждений. Мы очнулись к следующему вечеру, и разлепили объятия лишь  потому, что ты ужасно хотела есть. Я бы то же не возражал.  В желудке были шампанское и  апельсины, а  в кухне – пустой холодильник и начатая пачка макарон.
- Ничего – сказала ты - io so come cucinare la pasta!
- Что?
- Это значит, что я приготовлю макароны, а дословно: я умею готовить пасту.
Ты выскользнула из моих объятий, пробежала в душ, потом в накинутой на обнаженное тело моей рубашке прошла в кухню. Я наблюдал за тобой через дверной проем кухонной двери.  Ты сосредоточенно готовила, а не застегнутая  рубашка при движениях открывала грудь и была коротка,   чтобы прикрыть стройные бедра. Я в вожделении ожидал окончания готовки, чтобы вновь приникнуть к лону, зацеловать и заласкать упругие выпуклости.
Не знаю, как ты смогла из обычных макарон  и корочки засохшего сыра приготовить такое блюдо, но более вкусной пасты я не ел больше никогда.  Ты все время что-то щебетала. Я узнал, что ты безумно влюблена в Италию и всё итальянское. Ты даже выучила итальянский, чтобы, разговаривать с настоящими итальянцами, когда будешь в Риме.  Ты мечтала посетить все известные памятники, древние города, выпить настоящего молодого  вина тут же на настоящем итальянском винограднике. Ты сыпала названиями городов, историческими датами и именами итальянских «небожителей» – начиная от Леонардо и кончая Берлускони…  Чтобы тебя остановить, я был вынужден тебя поцеловать, а дальше мы вновь погрузились  в омут наслаждений.
                ***
      На третий день я вернул тебя на площадку, я полностью переписал сценарий – под тебя, ты стала главной героиней.  Режиссер по этому поводу был хмур и раздражителен, но неожиданно для всех,  несмотря на его занудство  и властность,  проявлял терпение, и почти не ругался во время съемок, а  в глазах его изредка  мелькало плохо скрываемое удовлетворение  - видимо он видел успех фильма. Писалось на удивление легко и быстро. Валентин удивлялся создавшейся ситуации,  а когда прочел очередной мой опус, не сдержался и сказал,  что я выплеснул жизнь на бумагу.
Да, ты молодая актриса, да у тебя первая  роль. А я?  Я,  в общем-то,  средний сценарист  (по словам моей бывшей – «писака»),  приглашенный  взамен кинодраматурга, рассорившегося с режиссером.
Валентин, мой школьный товарищ, внезапно позвонил и без предисловий сказал:
 – Завтра тебя ждет  для беседы  - и назвал известную фамилию маститого режиссера.
Я был настолько удивлен, что вместо «зачем?», спросил «когда?»,  и после уточнения времени повесил трубку. Валентин  встретил меня у входа  в офис–студию и предупредил, что был грандиозный скандал  и предыдущий киносценарист,  кстати тоже довольно известная личность,   хлопнул дверью…
- И все из-за разного видения концепции развития сюжета. Если вы споетесь (что вряд ли, но попробуй), тебе светит не один год съемок. Это же  сериал! Ты только ему не перечь.  – инструктировал меня товарищ  – Глядишь, и свой валютный  кредит погасишь!
Сначала все было плохо, раздражение и недовольство режиссера не проходило,  и вся съемочная группа находилась в страшном напряжении в ожидании следующего съемочного дня. Однако его настроение поменялось после прихода новой  молодой актрисы.  Он стал мягче и даже один раз улыбнулся. С этого момента процесс пошел! 
Я работал без перерывов - только чтобы ему угодить. Мне  нужны были  эта работа  и деньги, и я не обращал внимания на окружающих, а только  переделывал бесконечные сцены и диалоги в угоду  режиссеру во второй, третий,    десятый раз. Однажды, ты в перерывах между съемками  и бесконечными дублями  подошла ко мне и попросила стакан воды. Стакана не было. Я открыл и протянул тебе пластиковую бутылку…  и увидел твои глаза. 
                ***
      Сегодня я решил тебя удивить: я выучил и десять тысяч раз повторил, стараясь выговорить с итальянским акцентом,  come sei bella, mia bambina – как ты прекрасна моя маленькая девочка; я купил огромный на 100 цветов  букет розовых роз;  я решил признаться в  любви - ti amo  и сделать тебе предложение. Я пришел раньше обычного, чтобы приготовить пасту.  Конечно, как ты я готовить не умею, но это будет еще один шаг к твоему согласию, если вдруг тебя не тронут мои слова, букет и золотое  колечко с бриллиантом -  вот оно в маленькой сафьяновой коробочке. Если нажать на кнопочку крышка открывается и звучит итальянская музыка: O sole mio  – все для тебя, любовь моя, мое солнце!
И вот я режу лук… Получается очень даже недурно – маленькие тонкие дольки, похожие на стружку, аккуратным валиком ложатся на доску. Главное не спешить….
С тобой я как раз поторопился.  Я утонул в твоих глазах, я до сих пор нахожусь под их пронзительным гипнотическим влиянием, и хотя знаю наизусть все твои складочки и ямочки на теле, я не могу  разгадать,  что скрывает твой  взгляд. Я подозреваю, что ты – ведьма, но отделаться от тебя, нет сил!
                ***
      Узнав о наших  с тобой отношениях, Валентин ужаснулся:
- Что ты делаешь? Ты что с ума сошел? Сколько ей лет, хоть 18 есть?
- Двадцать три
- Ничего, что тебе 53? Твоему сыну больше лет! Одумайся, пока не поздно! Не ломай ей судьбу… да и себе тоже. У вас нет общего будущего, опомнись!
Я твердил свое – что мы любим друг друга. На это  Валентин махал руками, отворачивался и  уходил, хлопая дверью. А нам с тобой было хорошо, мы не обращали внимания на других. Хотя…  может быть,  я был все это время в розовых очках, а ты меня использовала?
Руки продолжают автоматически работать: ставят чугунок на горячую конфорку. Теперь пару ложек  растительного масла - и забросить нарезанный лук. Масло  - лучше оливковое: оно в отличие от рафинированного подсолнечного имеет вкус, запах и консистенцию.
Перемешивая,  вспоминал о последних наших безоблачных днях…
Я решил исполнить твою мечту и показать твою любимую Италию. 7 дней 6 ночей пронеслись одним мигом и оставили неизгладимые впечатления. В Риме  мы смотрели древние развалины и бросали монетки в известный фонтан Треви.  В Венеции катались на гондолах,  и ты флиртовала с гондольером.  Неаполь поразил контрастами – богатством и роскошью центральных площадей и нищетой и грязью сразу за ними расположенных маленьких узеньких улочек с развешенным для сушки бельем, бешеными мотоциклистами, вкуснейшей пиццей. 
Неаполь – родина пиццы. Именно здесь в маленьких уютных кафешках  готовят обыкновенную и необычайную  «Маргариту». Итальянцы не пользуются скалкой для раскатывания теста – оно летает в руках  пиццайоло.  Потом идеально тонкая, почти прозрачная и слегка подсушенная лепешка  смазывается  соусом из мелко нарубленного обжаренного  на оливковом масле лука с  добавлением свежих давленных помидоров  и сухого  базилика, который придает особый аромат. Сверху выкладываются  порезанные кружочками итальянские багряные томаты,  белоснежная моцарелла и посыпается натертым пармезаном. После запекания   (20-25минут) и украшения зелеными листьями ароматного базилика  это произведение тает во рту!
Именно там, в Неаполе,  я подглядел рецепт приготовления пасты. Вечерами хозяйка нашей уютной гостиницы  на 8 номеров - пожилая сухонькая  итальянка приходила на кухню с проверкой, иногда отстраняла поваренка и сама командовала
приготовлением ужина.   Она резко и громко что-то ему выговаривала, жестикулировала и при всем при этом мелкими движениями, не отрывая кончик ножа от разделочной доски,  тонюсенькими кольцами нарезала  лук или рубила помидоры крупными кусками и потом толкушкой превращала их в сочную массу для приготовления соуса. Как-то, заметив мой внимательный пристальный взгляд, хозяйка подошла ко мне, провела в кухню, молча, положила на стол очищенную луковицу. Я взял нож. Мои неуклюжие движения вызывали у нее улыбку. Она показала все этапы приготовления пасты, а по окончании учебы  хлопнула меня пониже спины  и засмеялась, показывая через раздаточную стойку на тебя и приговаривая «amore,  amorе».
                ***
      Пока жарится лук нужно нарезать филе небольшими кусочками и тоже бросить мяско в сотейник. В принципе нужно было бы использовать филе грудки цыпленка, но у меня свой подход - бедро индейки тоже подойдет, там и мясо сочнее. Шипит  и разбрызгивается масло -   убавить огонь…
Ты была горяча и прекрасна.  Как страстно мы проводили время там -  в Соренто! Какое слово Со-о-ре-енто.  А потом по возвращении в Москву ты потерялась и пропала. И неделю я тебя не видел, не слышал. И это стало повторяться чаще и чаще.
Все изменилось как-то незаметно.  Мы отдалились, стали реже  общаться.  У тебя появилась компания  фанатов и воздыхателей (ты же теперь звезда!)  Времени для нашего общения  практически не осталось. Я скучал,  набирал телефонный номер и не получал ответ (абонент вне зоны доступа). Иногда ты звонила  с извинениями   и  снова пропадала. Недавно я узнал про твои отношения с продюсером. Чувствовал себя обманутым «лохом», хотя мы не давали клятв верности  и обещаний жить долго и счастливо и умереть в один день. Мало того,  я сам же  предложил жить раздельно, предоставив тебе свободу…
А  мой товарищ все твердил свое:
– Выброси  ее из головы – видимо знал обо  всех твоих похождениях.
Ну почему он мне не сказал тогда? Жалел? Или может,  был одним из твоих «поклонников»?  Ведь он тоже мог помочь сделать шаг по карьерной лестнице.
                ***
      Пока на маленьком огне обжаривается мясо  с луком,  уже закипел заранее включенный  электрический чайник.  В кастрюльку  налить кипяток, забросить спагетти - такие длинные и тонкие макароны, да не забыть подсолить. Эх, черт,  просыпал соль. Ну, ничего, все равно их нужно будет промыть и просушить, сбросив в дуршлаг.
В размышлениях время бежит незаметно. Мясо готово, макароны, то бишь спагетти просохли и брошены прямо в приправленное мясо. Соус получился преотличный, хотя ингредиенты подобраны из подсобных материалов: пара ложек сливового варенья, перец молотый (на столе у тебя стояла такая мельничка с разноцветными горошинами), немного соевого соуса… и посолить – буквально щепотку, максимум две. В принципе почти по классическому рецепту, но для вкуса  я добавил ложечку сметаны, подумал и добавил еще немного. Что ж, чуть прогреть и можно подавать, только перемешать (ага, вот и ложки… ) Теперь все поставить на поднос… Ах, чуть все не испортил, Parmigiano ! Самый важный пункт - посыпать блюдо сверху тертым сыром, иначе  это будут макароны по-флотски. Я принес с собой настоящий пармезан -  потереть и посыпать.
- Дорогая все готово!
                ***
      Я вхожу в комнату. Пока готовил, стемнело. Что ж,  это осень! За окном зажглись фонари,  и один из них ярко освещает комнату, можно даже не включать свет.
Ты расслабленно лежишь в кровати.  Из-под смятой, слегка прикрывающей тело, простыни   -  обнаженная нога, открытая до бедра. Я залюбовался, остановился в дверях -  как ты прекрасна! Растрепанные соломенные слегка завитые в спиральку волосы,  раскинутые руки, бугорки грудей, спокойная поза и … красное мокрое пятно в районе сердца... 
На прикроватной тумбочке  красная сафьяновая коробочка, в ней золотое колечко с маленьким бриллиантом. Если коробочку открыть заиграет музыка:  «O sole mio!»
Кап… кап...кап…-  капельки  крови падают на пол.
На полу подаренный на наш первый юбилей  6-ой айфон…
… и маленькая лужица крови.
Ставлю поднос на тумбочку.
Поднимаю телефон,
пытаюсь ладонью стереть кровь.
На экране сообщение:
- Киса, ты была великолепна. Твой Пупсик.
Тупо  смотрю на текст:
- Что это?!
Время остановилось…
- Надо что-то делать!
- Вызвать «скорую помощь»?
- Зачем? …
- Как там… Ах, да – «112»
- Алло, приезжайте, я убил человека…
49 Крик дельфина
Любовь Казазьянц
Рассказ-быль.
Посвящается моему кузену Игорю.

Начало сентября в причерноморье – бархатный сезон. Третий день на море - штиль. Раннее утро. На небе – ни облачка. Воздух свеж и прохладен. На берегу, в густой зелени деревьев – птичий гомон.
У пернатых – свои забавы.
Антон решил поплавать, надел ласты и вошёл в прозрачную воду по пояс. Посмотрев вниз, заметил радужную рыбку. Мальчик нырнул за ней, на миг отвлёкся, вспомнил кадры из мультика про льва Бонифация. Плавал двенадцатилетний Антон отлично, но рыбку упустил. Он вернулся на поверхность и снова погрузился в воду. Справа проплыла стайка мелких рыбёшек. Антон погнался за ними, но слева увидел морского конька с крохотными прозрачными крылышками, который порхал как бабочка в небе. Мальчик снова вынырнул и заметил, как что-то длинное проплыло рядом. Антон даже ощутил в воде скорость чужого тела. Мальчик нырнул и увидел впереди скользящий силуэт серой рыбы. Её тёмная спина блестела,
играя в воде солнечными бликами. Он поторопился догнать её, но рыба плыла с быстротой торпеды.
"Ой, это же дельфин. За ним!"- мысленно скомандовал себе Антон.-"Что он здесь делает, так близко от берега? Надо спешить." Но дельфина Антон не догнал. Куда ему! Мальчик хотел вынырнуть, чтоб глотнуть воздуха, как вдруг почувствовал, что водоросли опутали его ногу. Ему показалось, что они тянут его вниз. В панике Антон начал дёргаться всем телом, пытаясь всплыть на поверхность. Но все усилия оказались напрасны.
Задыхаясь, Антон захлебнулся, потерял сознание. Неожиданно из глубины появился тот самый дельфин, из-за которого всё и произошло. Дальше дельфин действовал как настоящий спасатель: клювом перекусил водоросли, подплыл к утопающему, поднял его на поверхность и на спине повёз к берегу. На мелководье дельфин осторожно подталкивал тело ребёнка носом. Антон не двигался. Тогда дельфин осторожно, толчком перевернул тело мальчика на бок и продолжал наблюдать за ним, окуная скользкую голову в воду. Наконец Антон зашевелился, закашлялся, вода фонтаном хлынула изо рта. Дельфин оставался на месте. Антон пришёл в себя и увидел рядом своего терпеливого спасателя, улыбнулся, протянул руку, хотел погладить животное, поблагодарить за спасение. Но дельфин недоверчиво замотал головой, защебетал что-то на своём загадочном языке.
- А ты не такой большой, как мне показалось. Боишься меня!- мальчик гладил скользкую голову морского красавца и приговаривал:
- Спасибо друг! Если б не ты, я бы уже никогда не увидел ни моря, ни солнца, а главное, никогда бы не узнал, что под водой живут такие умные рыбы как ты. Дельфин что-то затараторил в ответ.
"Эти непривычные звуки почему-то вызывают тревогу"- подумал Антон, но тут же решил познакомиться поближе с новым товарищем. В игре мальчик не заметил как они отдалились от берега. Дельфин нырял кувыркался в воде, "танцевал" на хвосте. Такого атракциона Антон даже в цирке не видел. Когда дельфин подплыл, Антон погладил его и вдруг увидел кровавое пятно под плавником. Мальчик понял ,что дельфину необходима помощь. Вспомнил, что читал о дельфинах книжку. Они приплывают к берегу в случае опасности или смерти. Но отогнал эту мысль.
"Надо плыть к городскому пляжу, там в медпункте всегда есть врач.
Поплывёт ли малыш к берегу!"- решил Антон и ласково заговорил с другом:
- Послушай, я хочу тебе помочь. Ты должен плыть рядом, понимаешь? Мальчик говорил, объяснял дельфину жестами двигаться за ним. Тот застыл, внимательно глядел на Антона, словно раздумывая над его предложением.
Когда Антон замолчал, малыш издал несколько негромких звуков. Антон поплыл вперёд, а дельфин решительно последовал за
ним. Удивительно, детёныш понимал его. Антон даже дал ему кличку. - Финт, ко мне! Плыви за мной! Они довольно быстро доплыли до городского пляжа. Теперь у Антона появилась задача: приманить дельфина к берегу. Антон скомандовал ему - "ждать". А сам поплыл вперёд. В воде у берега стояла женщина, кормившая рыб крошками хлеба. Рядом плескались ребятишки. Антон, молча, выхватил у неё из рук горбушку и поплыл назад. Приманил хлебом Финта к безлюдному месту на берегу. Мальчик с трудом поднял дельфина на руки и понёс. "Хотя ещё детёныш, а весит прилично"- подумал Антон. В медпункте дельфина осмотрел врач и сделал заключение: рана глубокая, операция невозможна из-за низкой свёртываемости крови у дельфинов. Врач позвонил в местный зоопарк, но и там ветеринар ответил, что не поможет даже срочная операция. Антон вышел от врача с умирающим детёнышем на руках, без всякой надежды на его спасение. К мальчику подбегали дети, гладили животное, за спиной раздавались возгласы удивления, восхищения. Какой-то мужчина фотографировал Антона, пытался взять интервью, но мальчик никого не замечал вокруг. Глаза застилали слёзы. Антон не мог понять: как можно отказать в помощи умирающему, пусть даже животному. И не к кому обратиться! Его переполняла жалость к детёнышу, так и не успевшему познать мир. У Антона было единственное желание – поскорей войти в воду и остаться наедине с другом. В воде Антон осторожно выпустил малыша из своих объятий. Они не успели отплыть далеко, как вдруг дельфин вынырнул и тревожно крикнул в последний раз. Антон только успел поймать его грустный прощальный взгляд. Тело дельфина безжизненно перевернулось на спину. Антон заплакал. Он решил похоронить друга на берегу, чтоб детёныша не растерзали голодные рыбы. Мальчик обхватил рукой хвост дельфина и медленно потянул его к берегу. Трудно поверить, что минуту назад малыш так радовался жизни. На берегу Антон вырыл могилку и закопал тело дельфина поглубже в песок. Он долго не мог уйти, всё плакал, причитая:
- Спаситель мой! Как же так!? Меня выручил, а сам…  Прости, не сумел тебе помочь!
На следующий день в местной газете напечатали фотографию Антона с дельфином на руках, а ниже – статья, в которой описывался благородный поступок мальчика, спасшего раненное животное. Антон чуть не разорвал газету от возмущения. В слезах забился в угол комнаты, всхлипывая:
- Этим, лишь бы сенсацию из пальца высосать. На чужом горе... Фотографию из газеты Антон хранил всю жизнь. Но преданнее Финта, он так никого и не встретил.
50 Дом с сиреневыми шторами
Любовь Казазьянц
«Каждое утро думай о том, как надо умирать. Каждый вечер освежай свой ум мыслями о смерти. Воспитывай свой разум. Когда твоя мысль постоянно будет вращаться вокруг смерти, твой жизненный путь будет прям и прост. Твоя воля выполнит долг, твой щит станет непробиваемым.»
(Из заповедей японских самураев.)

Вступление.

Расцветает день и приносит каждому из нас новые ощущения: кому - сбывшиеся  мечты, кому-то - радость, кому - горе, кому - счастье. А кому-то  – смерть.
Наступает ночь. Её тёмное звёздное покрывало многим людям несёт любовь, наслаждение, упоение, некоторым – слёзы. А кому-то  – смерть, как освобождение от больной плоти, как приобретение независимости, как долгожданное возвращение домой.
Каждый из смертных в нашем мире мечтает о счастье, большой любви, некоторые грезят о власти, о богатстве и о других земных благах. Но на свете не существует ни одного человека, который бы мечтал и желал себе смерти, конечно, при условии, что этот человек здоров и психически нормален.
Но может эта свобода от плоти и есть то самое счастье, которого так жаждет, ищет и ждёт каждый смертный при жизни в мире вещей?...

1.
В нашем большом городе есть одно странное, если не сказать загадочное здание, на котором нет никакой вывески. Это – большой серый, ничем неприметный пятиэтажный дом, который окружает невысокий каменный забор с внушительными железными воротами. Но у этого здания есть одна примечательная особенность: все его окна наглухо занавешены плотными тёмно-сиреневыми шторами. Никто не знает, что там происходит и кто живёт в этом таинственном доме.

Но однажды утром, просматривая газету, я наткнулся на короткое объявление:
«Фирма «Осирис» предлагает свои эксклюзивные услуги. Подробности по телефону…….»

«Странно, предлагают эксклюзив, но в какой связи? - подумал я, - что это за таинственная фирма с таким зловещим названием? Ведь Осирис, как известно, по египетской мифологии является богом царства мёртвых – правителем загробного мира. А если позвонить… наверное, можно узнать, что это за предприятие… Попробую.»
Любопытство пересилило, и я, недолго думая, набрал номер, указанный в объявлении.
В трубке раздалось официальное «Алло!»
-Здравствуйте! – я представился и спросил, что предлагает фирма «Осирис». Мне ответил строгий женский голос:
-У вас есть клиент? Женщина или мужчина?
-Я спросил вас о виде услуг, а вы мне отвечаете вопросом на вопрос, это - по меньшей мере, невежливо! - возмутился я.
-Судя по вашему голосу, вы – молодой человек?
-И что из этого следует? - с нетерпением в голосе перебил я. – Хочу узнать, чем занимается ваша фирма? Или это запрещено?
-Нет, конечно. Наша фирма «Осирис» предлагает эксклюзивные услуги, которые не оказывает ни одно учреждение в мире.
-И что же это за услуги? У вас что – бордель?
-Ну, что вы, молодой человек! У нас очень серьёзное медицинское заведение.
-Что, может дурдом особого назначения? – съязвил я.
-Нет, не угадали. Наша фирма предлагает смертельно больным людям эвтаназию. Надеюсь, вы знаете, что это такое?
-Слышал слово, но не знаю его значения. Поясните, пожалуйста, если вам не трудно.
-Пожалуйста. Эвтаназия – это ускорение смерти тех, кто переживает тяжёлые страдания от смертельной болезни. Или забота об умирающих, которые уже не в состоянии терпеть боль и мучения; прекращение жизни, предоставление человеку возможности умереть и таким образом прекратить его страдания. Причём способ умерщвления имеет право выбрать сам клиент, если, конечно, он или она находится в сознании. Теперь, надеюсь, вы поняли, молодой человек, что никакого секрета мы не делаем из деятельности нашей фирмы. Ещё вопросы есть?
-Нет, – растерянно ответил я, а про себя подумал. «Надо же, куда меня занесло!».
И после короткой паузы я всё же спросил:
–А разве эвтаназия разрешена?
-Да, после того, как вышел соответствующий закон в нашей стране.
-Спасибо.
Я положил трубку и задумался.
«Совершенно не ожидал услышать такой ответ. Подозревал всё, что угодно, но о таких услугах даже не представлял. Да, каково этим несчастным, которым приходит время воспользоваться предлагаемой помощью ускорения смерти этой самой фирмой «Осирис». Ужасно! Как этим людям тяжело и одиноко в этом мире! Даже представить невозможно!»

Целый день я был «не в своей тарелке», всё думал о деятельности этой странной фирмы «Осирис». Теперь, конечно, тайная завеса была приоткрыта, но всё равно…
Я никогда всерьёз не задумывался о смерти. Может этот вопрос начинает будоражить человека с определённого возраста?
Ночью, я неожиданно проснулся, лёжа в постели, задумался о своей жизни и о смерти. «Что же это такое – смерть? Удивительная вещь, которую невозможно ни увидеть, ни познать, ни потрогать, не ощутить. Смерть можно только испытать с приходом конца жизни.»  Представил: «ну вот, я умер и что дальше, ведь окружающее не изменится. Будет точно также вставать и садится солнце, день будет сменятся ночью, будут так же петь птицы. Море также будет омывать берега. Небо останется синим. Всё, решительно всё останется неизменным, я просто не смогу этого увидеть, наслаждаться запахом моря, цветов, запрокинув голову глядеть в недосягаемую синеву неба. Я могу представить, что прекращу своё физическое существование. Но когда я представил, что станет с моей душой, куда она исчезнет?» Темнота комнаты угрожающе сгустилась надо мной. «Что станет с моим «я»???…
За этой мыслью тут же последовало замешательство. Словно в моей голове произошёл некий щелчок, отключивший мой разум, моё воображение, моё сознание. В нём образовался какой-то вакуум. Меня вдруг обуял страх, какой-то животный ужас. Как это так, меня не станет? И я не смогу мыслить, чувствовать своё тело, не смогу говорить, потеряю свои конечности!? Не может быть! … Неужели это когда-нибудь произойдёт?... Всё моё существо протестовало против эдакой необъяснимой несуразности! Я ощутил в голове какое-то странное покалывание, меня охватил жар.
Я с ужасом отогнал эту зловещую мысль и вскоре уснул тяжёлым сном. Мне приснилось, будто бы я лежу на дне какого-то водоёма, совершенно не чувствую своего тела и не могу ни двигаться, ни говорить, ни дышать. Во сне меня охватило ощущение безысходности.
Утром проснулся с тяжёлой головой. Из сна помнил только обрывки.

2.
Прошло несколько лет. Жизнь моя текла повседневно. Я продолжал жить один в своей просторной двухкомнатной квартире в шумном городе Израиля Тель-Авиве. Продолжал работать научным сотрудником в Институте высоких технологий. Работа заполняла почти весь мой рабочий день. Заниматься личной жизнью не оставалось времени. В выходные, как правило, я ходил или в театр, в музей или в кино. Иногда посещал рестораны, обычно с друзьями, которых у меня имелось немного.
Однажды я заметил, что мой сотрудник Давид приходит на работу расстроенный, всё у него из рук валится. Я подумал, что у него что-то случилось. В обеденный перерыв я предложил ему вместе пообедать в кафе напротив работы. Он согласился. В кафе было много народу. Мы устроились за свободным столиком и пока ждали официанта, я стал осторожно расспрашивать о причине его расстройства.
-Да, ты прав. У меня большое несчастье. У моей тёти, родной сестры моей мамы обнаружили рак желудка в последней стадии. Её мучают сильные боли. Она очень плоха и просто молит об избавлении, то есть о смерти. А я её с детства очень люблю, мне её так жалко! Я узнал, что в нашем городе есть медицинское заведение, где делают законную эвтаназию. Мой отец позвонил туда вчера. И наверное, завтра утром мою тётю заберут туда, понимаешь, на эвтаназию, - тихо, дрожащим голосом закончил Давид.
-Да, очень тебе сочувствую. Не дай Б-г испытать такие мучения!
-Сегодня, после работы я пойду в синагогу, поговорю с ребе.
-Да, как жалко людей, которые страдают от тяжёлых болезней! – сочувственно согласился я. - А можно я пойду с тобой в этот дом с сиреневыми шторами?
-Что ещё за сиреневые шторы? – удивился Давид.
-А ты там ещё не был?
-Нет, конечно. Мне-то зачем?
-Да, извини. Я просто видел этот дом со стороны. На нём нет никакой вывески. Все окна этого дома наглухо закрывают сиреневые шторы. И мне стало любопытно, что там происходит и кому этот дом принадлежит. А однажды я прочёл в газете их объявление, но в нём не написано, какие именно услуги предоставляет эта самая фирма «Осирис». 
-Ах, значит, они называют себя «Фирма Осирис»? – уточнил Давид.
-Да, так мне ответили по телефону, когда я позвонил туда из любопытства. Представляешь, я грешным делом подумал, что это – бордель.
-Ух! Ничего себе! – отозвался Давид и откинул свои густые кудри назад. – Не приведи Господи, туда попасть!
-И не говори, друг.
-Хорошо, завтра пойдёшь туда вместе с моим отцом. Хорошо? Хоть поддержишь его.
-Ладно.
Мы пообедали и вернулись на работу.
На работе у меня не было времени размышлять о предстоящем визите в Дом смерти. Но по возвращении домой, я задумался о посещении Дома с сиреневыми шторами. «Интересно, почему там, в окнах висят именно сиреневые шторы? Что означает этот цвет?... Вспомнил, что где-то слышал, что сиреневый или фиолетовый цвет - символ воздержания и раскаяния. Да, да, раскаяние за грехи необходимо испытать перед смертью каждому человеку! Ведь мы все – грешники! - подумал я. – Каждый умирает, как того заслуживает… А что испытывает больной перед смертью? Тоже риторический вопрос…»
Ночью долго не мог уснуть. Снова размышлял на тему смерти. Видимо, я слишком впечатлительный человек.
 
3.
Рано утром я поехал по уже известному мне адресу. Приехал немного раньше, но машина отца Давида уже стояла у каменного забора, окружающего Дом с сиреневыми шторами. Я
 Подошёл к машине. Яков Сионович пригласил меня сесть рядом с ним.
-Павел, попросили подождать. Я должен заполнить соответствующие документы, оформить разрешение на эвтаназию.
-Очень жаль. Как же так, что не смогли обнаружить болезнь вовремя? Ведь сейчас рак излечивают!
-Да, дорогой, я так признателен, что ты пришёл сопровождать меня в такой тяжёлый момент.
-Не стоит благодарности, - учтиво ответил я. – На работе дали выходной.
-Спасибо, Паша. Давид и так очень сильно переживает, прямо плакал сегодня.
-Я его понимаю, ведь он с детства привязан был к Саре Михайловне.
-Хоть в этом избавлении от боли и страдания я смогу ей помочь! – сказал отец Давида со слезами в голосе.
У него зазвонил телефон. Он коротко поговорил.
-Вот, зовут, попросили пройти на первый этаж в комнату 20. Пойдём!
Мы, молча, поспешили двигаться в названном направлении. Вошли в фойе. Обстановка выглядела дорого, но без излишеств. По сиреневой ковровой дорожке прошли в названный кабинет.
Постучали. Войдя, мы увидели пожилого подтянутого мужчину с сединой. Одет в дорогой серый костюм. Толстая роговая оправа дополняла его официальный вид. Он поздоровался, пригласил присесть. Представился:
-Андрей Романович. Слушаю вас.
Отец Давида вкратце рассказал историю болезни Сары Михайловны.
-Я готов подписать все нужные для процедуры документы,- закончил он.
-Да, пожалуйста. – С этими словами Якову Сионовичу подали несколько печатных листов.
-И вот ещё… Осталось только выбрать как ваша родственница хочет умереть? То есть, каким способом?
-А что у вас ещё и выбор имеется? – удивился Яков Сионовоич.
-Да. Самое распространённое – смертельный укол, можно с использованием таблетки, или некоторые предпочитают раньше уснуть.
-Думаю, раньше усыпить, а потом укол. Это будет гуманно, - после долгой паузы ответил отец Давида. И я в поддержку кивнул ему.
-Хорошо. Вот счёт за услугу. Туда входит и кремация тела. После оплаты, отправьте нам факс. Мы вам позвоним, когда привезти больную.
Отец Давида взял счёт, и мы с ним вышли.
«Да, надо срочно завести семью, а то неизвестно, для кого я работаю и сколько времени мне ещё отпущено. Хочется испытать любовь, семейное счастье! Что ж срочно надо приниматься за разработку этого плана», - решительно подумал я.
В машине отец Давида открыл конверт со счётом и ахнул. Там была указана внушительная сумма. Но он зажмурил глаза, чтоб не расплакаться.
-Вот сволочи, и на смерти делают деньги! – с ненавистью произнёс он. – Бедная моя золовка!
51 Муза приходит весной
Рената Каман
   Яна Васильевна, учитель литературы в старших классах, всегда с особым почтением относилась к весне, каждый год нетерпеливо ожидая набухания почек на деревьях и появления ростков молодой травы. Ведь только в это время года появлялась её Муза, и женщина с упоением предавалась процессу творчества, беспрестанно слагая рифмы, облачая слова, как она сама считала, в неземные обороты.

   Муза Сергеевна, статная и суровая женщина, завуч школы, в которой преподавала Яна Васильевна, со свойственной ей наблюдательностью, за долгие годы пребывания в общеобразовательном учреждении, научилась с легкостью и в короткие сроки определять привычки всего состава учительской. Как только в воздухе появлялся запах весны, строгий завуч уделяла пристальное внимание учителю литературы, которая в это время года, по её мнению, спускала учебный процесс на самотек, загружая учеников бездушными проверочными и контрольными работами, не удосуживаясь их затем проверять, погруженная в создание очередных опусов.

   Дима Григорьев, сын Яны Васильевны и одновременно её ученик, напротив, был несказанно рад весенним переменам, что происходили в его матери в это поэтичное время года. Из невыносимой зануды она превращалась в волшебную фею, порхающую по дому слагая красивые рифмы. Отец Димы относился к жене с пониманием, предпочитая не вмешиваться в творческий процесс и обходиться без просьб в этот важный ежегодный период.

   Вот и сегодня, ранним утром, Яна Васильевна разливала небольшим половником тесто для блинов на тонкую сковороду. Дима зашел на кухню и принялся молча наблюдать за матерью, что напевала странную песню про блинные королевства, которую, вероятно, придумывала на ходу. Заметив сына, она подмигнула ему и воскликнула: «Весенняя Муза снизошла, наконец!»

- Какая Муза? – спросил Дима, притворяясь, что не понимает, о чем идет речь. – Муза Сергеевна что ли?

- Тихо, мальчик мой! Не поминай имя этой женщины, а то... – звонок мобильного телефона прервал разговор.

   Взглянув на монитор тонкого аппарата, Яна Васильевна послала гневный взгляд любимому сыну, и проведя тонким пальцем по экрану, произнесла ласковым и нежным голосом в трубку: «Доброе утро, Муза Сергеевна! Слушаю вас!»

- Яна Васильевна, - послышался голос завуча, - не могли бы вы сегодня прийти пораньше? Хотелось бы побеседовать перед началом занятий.

- Непременно, Муза Сергеевна. Всего доброго, и до встречи.

   Метнув грозный взгляд в сторону Димы, который уже успел съесть три блинчика, она весело продолжила напевать песню.Оставив на столе башню из блинов, водрузив её на розовую тарелку, Яна Васильевна выбежала из квартиры, простившись с домашними известными строками: «Прощай, позабудь и не обессудь!».

- Не уезжай, лезгинец молодой. Зачем спешить на родину свою?- выкрикнул муж в ответ не менее известные строки, и громко засмеялся, добавив: - Ох уж эта весна! Димка, идем блины есть! Смотри, наша Муза целую гору настряпала!

   Тем временем Муза Сергеевна перелистывала сборник стихотворений, ежегодно издаваемый литературным фондом, изредка вздыхая и надеясь таки встретить любовь, о которой так красиво писала Яна Васильевна на его страницах. Услышав стук в дверь, строгий завуч спрятала толстую книгу в ящик стола, и только затем разрешила войти.

- Я прилетела так быстро, как смогла, - буквально пропела учитель литературы, не обращая внимания на недовольное лицо Музы Сергеевны.

   «Счастливая», - подумала завуч. «Несчастная», - в мыслях посочувствовала Яна Васильевна одинокой женщине в самом расцвете сил, как она за глаза порой величала Музу Сергеевну.

- Уважаемая Яна Васильевна, - произнесла завуч, сложив руки в замок, что уже само по себе было нехорошим знаком. – Я, конечно, понимаю, что вы личность творческая, легко поддающаяся вдохновению, но хотелось бы настоятельно рекомендовать вам в рабочее время заниматься исключительно учениками.

   Учитель литературы, отвлекшаяся на четверостишие, что внезапно появилось в её голове, только собиралась ответить, как в дверь постучали.

   Муза Сергеевна нелитературно высказалась, не обратив внимания на Яну Васильевну, что приоткрыла рот от удивления, и пригласила войти воспитанного, но нетерпеливого гостя, который успел постучать трижды по два стука, но никак не желал входить без приглашения.

   На пороге возник мужчина средних лет в костюме и галстуке, который виновато улыбнулся обеим женщинам и решил было покинуть кабинет, как Муза Сергеевна попросила его все-таки представиться и доложить причину своего визита.

- Адрей Евгеньевич, учитель биологии, на замену пришел, - робко отчитался мужчина.

   Муза Сергеевна внезапно улыбнулась, да так, что челюсть Яны Васильевны приоткрылась еще больше.

- Присаживайтесь, - произнесла завуч ласковым голосом, указывая мужчине на стул, что тут же поспешила освободить Яна Васильевна.

   «Блестят и тают глыбы снега. Блестит лазурь, играет кровь... Или весенняя то нега?.. Или то женская любовь?..» - процитировала строки поэта учитель литературы, вбегая в класс, где её ожидали любимые ученики.

- Всему виною Муза, - произнёс Димка под громкий смех одноклассников.
52 Ты - Солнечный!
Евгений Солнечный
ТЫ - СОЛНЕЧНЫЙ !

Я - Солнечный и ты, мой друг, Солнечный. И весь наш род человеческий, как часть всего живого на Земле, тоже создан Солнцем, наполнен его энергией, живёт за счёт этой энергии. Мы, как машины, работаем на солнечной энергии, на солнечном топливе, которое оно даёт всем бескорыстно и столько, сколько кому нужно. А мы даже не подумаем поблагодарить его за это. А ведь это великое разумное существо. Да, да, не улыбайтесь, а лучше задумайтесь, сможем ли мы, разумные существа, создать что-либо живое, кроме себе подобного? А оно не только даёт и создаёт жизнь, но и постоянно учит нас своим примером великой мудрости - бескорыстной любви всех без исключения, когда оно одинаково греет (любит) плохих и хороших. И если бы, мы восприняли эту мудрость, и также беспристрастно любили всех, а не только тех, кто любит нас, то давно уже жили бы счастливо. У нас всегда была бы солнечная улыбка на лице. Мы бы любили жизнь и она нас взаимно.

    Но самое главное, чему нас учит Солнце, так это чувству меры, этому высшему качеству человеческой мудрости. Очень долго, иногда всю жизнь, мы осваиваем премудрость, что «слишком хорошо - это плохо». И не только тогда, когда мы целый день загораем на пляже, когда мы объедаемся и упиваемся, но и когда наносим «медвежью услугу» нашим детям неуёмной любовью - жалостью. Любые крайности, не только плохие, но и хорошие, в конечном итоге приносят вред. И если мы будем мудры, то и любовь будем проявлять лишь тогда, когда она будет востребована, да и то в меру.
«Бог - это Свет», говорится в Библии, и мы понимаем это, как Истину, как Мудрость. «Бог - это Любовь», говорится там же, и понимаем это, как божественную энергию, ощущаемую, как тепло. В Солнце тоже всё это совмещено, и свет и тепло в физическом и эзотерическом смысле. Поэтому, мы с полным правом можем считать Солнце Божественной частицей Вселенной, обладающей соответствующим Вселенским Разумом. Более того, и человек, «созданный по образу и подобию Божьему», имеет природную связь с Солнцем. Орган, который осуществляет эту связь даже и назван его именем: «солнечное сплетение». И как везде и во всём, в том числе и в Солнце, присутствует Святая Троица: Материя, Энергия, Дух, как представители трёх миров, так и в человеке их представляют три сердца. Физическое сердце питает свой организм кровью. Солнечное сплетение - нервной энергией, а невидимый энергоцентр Анахата(у кого он работает) излучает духовную энергию любви людям и Природе.

     Так давайте растить в себе этот образ Солнца, как представителя Бога. Увидите, как быстро вы получите внутренний исключительный комфорт и гораздо больший, чем от произведений рук человеческих. Встречайте каждое утро его восход над Землёй, и вы научитесь жить истинно Божественной жизнью. А если кто почувствует желание поделиться избытком энергии с окружением, то повторяйте почаще: "Пусть будет миру хорошо! Я - есть Свет и Любовь!". Я люблю вас!
53 Крик души
Валентина Майдурова 2
Валентина Майдурова

Крик души

          1963 год. Я, студентка третьего курса педагогического института, довольная собой и жизнью,  усиленно делала вид, что слушаю лекцию.  После ночного дежурства в больнице клонило в сон. Я начала клевать носом. Вдруг дверь  аудитории скрипнула, заглянул  декан и поманил меня пальцем.
         – Позвонили из горкома партии, тебя ждут дома. Что ты там опять начудила?  Кому писала?  Что у тебя дома случилось?
         Сердце бешено заколотилось у самого горла. Ноги стали ватными. Все, дописалась, – пронеслось в голове.  Пытаясь выиграть время, я проблеяла:
         – А …а…, не знаю.
         – Не знаешь!  Тогда уничтожь, на всякий случай, свою тетрадь с анекдотами. Пока беды не случилось.
         – Лл…ладно, хх…хорошо. Интересно, откуда он узнал о тетради?
         На ватных ногах побежала домой, на ходу придумывая отговорки типа – письмо писала не я –  и только завернув во двор, где проживала  в семье мужа,  вспомнила, что на конверте был написан не только адрес «туда», но ниже стоял и обратный. Все, теперь… конец.
         В центре огромного двора стояла толпа народа, в основном соседи по бараку, но были и  соседи по улице,  и просто любопытные. Мы жили в длинном одноэтажном бараке, состоящем из длинного коридора и двадцати комнат по девять-двенадцать  квадратных метров. Каждую комнату занимала отдельная семья.   
        Моя семья из одиннадцати человек занимала комнату в одиннадцать квадратных метров, то есть ровно по квадратному метру на человека. Принадлежала сия «огромная» квартира моей свекрови Домне Пантелеевне  Гусляковой. Кроме того, нам принадлежала беседка  во дворе, увитая в настоящее время  вьющимся крученым панычом (вьюнок) и  деревянная будка, сбитая из дощечек от ящиков, выполняющая летом роль кухни, на плите которой постоянно варился «вечный борщ». Двор был веселый, весь зеленый, я его очень любила. Особенно по вечерам, когда соседи, сбившись в маленькие  группки, пели свои грустные  песни о «Баргузине», «О Воркуте»,  «О диких степях Забайкалья» и другие, вызывающие грусть и умиление. Но сегодня он меня не радовал. Вернее я не замечала его красоты. Мой взгляд был прикован к четырем  черным легковым автомобилям и группе людей возле них.  Рядом с машинами стояли шесть элегантно одетых мужчин и две нарядные женщины. Все среднего возраста. Мужчины были в черных костюмах, ослепительно белых рубашках. Сине-голубые галстуки и лаковые туфли дополняли их наряд. Женщины были одеты тоже строго, но более вычурно. Юбка и пиджак – темносиние. Вырез на пиджаке мысиком и в нем видна кофточка, вся в рюшечках. Я вздохнула, - мне б такую.
           – Ага, сейчас, –  злорадно подумала я, –  вот загонят тебя, куда Макар телят не гонял, будут тебе и рюшечки, и юбочки.
         В толпе я разглядела свою семью: свекровь моей свекрови, брыластую румынку с трясущимися руками и головой, по целым дням, обдумывающую одну-единственную мысль, как донести до своих внуков мысль о необходимости вечернего физического наказания невесток.  Чуть в стороне стояла моя свекровь с  внучкой Ларисой  на руках. Тихая безответная женщина, которая всегда всем старалась угодить. Она прожила до  восьмидесяти лет и похоронила  из четырех троих взрослых детей. Она работала на заводе «1 Мая» в жестяно-баночном цехе  более десяти лет и уже десять лет стояла первой в списках  очередников на получение квартиры. Ежегодно, ничего не объясняя, ее отодвигали на следующий год. Рядом со свекровью стояло мое «счастье» – муж Федька, вечно подвыпивший или пьяный, как сегодня, его двое братьев – Толя и Петя, их сестра Лида с мужем и  дочкой  Тонечкой на руках, однолеткой моей Ларисы.
          Пока я разглядывала толпу и  прибывших на машинах представителей, насколько я поняла, высшей  власти (как потом выяснилось, членов ЦК КП Молдавии и Красного Креста СССР), ко мне подскочил Федька:    – ее…если мм…мать заберут, я тебя уу…убью – пьяно размахивая руками и, заикаясь, не столько от выпитого вина, как от животного страха перед высоким начальством, заорал он на меня.
   – Ага, успеешь, – подумала я, – сама сдохну в кутузке или в Сибирь загонят, там окончу дни свои золотые. Отделившись от толпы, подошла свекровь:
          – Валечка, они о каком-то твоем письме спрашивают? Ты что-то, куда-то писала? Что же с нами теперь будет? Мама страшно боялась милиции и вообще всякого начальства. Ее муж со своим братом служили во время Великой Отечественной Войны в Румынской Сигуранце и были  расстреляны  как враги народа в день освобождения Тирасполя от фашистских захватчиков. Четыре дня пролежали их трупы у водоизмерительной башни, которая располагалась на берегу Днестра слева от гостиницы «Аист». Хоронить их не разрешали в назидание  остальным «врагам»  народа. В тот год и затряслись руки и голова их матери. И осталась она в память о сыне (женатом) воспитывать внуков вместе с нелюбимой невесткой, которую считала повинной в гибели своих ненаглядных сыночков.
         – Писала, мам, писала. Сейчас я им покажу и отвечу за свое письмо. Ты не бойся. Ты тут ни при чем.
         Ко мне подошли наши милицейские чины и двое из приехавших мужчин:
         – Вы писали жалобу Н.С.Хрущеву? Поясните нам, чем Вы недовольны? Вы учитесь, работаете, комсомолка? Это Ваш муж – небрежный кивок в сторону Федьки. Где Вы живете?
         – Да, письмо писала я и сейчас Вам покажу, почему я его написала. Душа моя дрожала, ноги подкашивались, язык стал шершавым и прилип к небу. В тот момент я  точно  поняла, как чувствовала себя Любовь Шевцова  («Молодая Гвардия») при вызове на допросы. На меня смотрели соседи – по-разному: пережившие 1937 год со страхом и жалостью, другие с любопытством, некоторые со злорадством (завели себе невестку образованную, вот теперь посидите  кое-где).
         Мое письмо Первому Секретарю  ЦК  КПСС  Н. С. Хрущеву было криком души на ту несправедливость, которую творили с моей свекровью  «сильные мира сего».  Десять лет простояла мама первой в очереди. Ее отодвигали, потому, что муж служил в Румынской  Сигуранце во время войны. Да, жена предателя. Но, во время войны – она, комсомолка,  помогавшая Красной Армии, выданная мужем Сигуранце, прошедшая весь ад  допросов с пристрастием, то есть с пытками, чудом осталась живой, только благодаря быстрому наступлению нашей армии –  армии освободителей. За что же над ней издевались еще и в наше время, время строительства социализма? Как же так? Где справедливость? Всю мою коротенькую жизнь (в школе, детприемнике, училище, институте)  меня учили другому.  Высокому служению Родине, честности, порядочности, справедливости. Поступок с моей свекровью был безнравственным, глубоко непорядочным и несправедливым. Каким-то шестым чувством я поняла, что местная власть не будет возиться с вопросом моей свекрови, не будет выяснять, почему за десять лет завод не нашел возможности выделить ей квартиру. Ведь, помимо того, что она работала в самом  сложном цехе, она все годы была передовиком производства. Я не придумала ничего лучшего, как написать сразу  на  «самый верх». Пусть знают, как у нас местные партийные боссы унижают самую главную составляющую общества – рабочий класс. Наивная. Я различала  лишь два цвета:  черный и белый. Оттенков ни в поступках, ни в мыслях не было. Я знала – лучшие люди моей страны там – «наверху», они всем  окажут помощь, защитят, уберут несправедливость. Бояться последствий своего поступка я начала потом, когда рассказала свекрови  и соседям тетке Маше, дяде Михаилу  о письме и его содержании.  Они мне поведали, вернее, пытались открыть глаза на истинное положение дел. Рассказали  о судьбе тех, кто пишет, да даже не пишет, а лишь ночью, накрыв голову подушкой, думает, куда ж делась справедливость и та счастливая жизнь, обещанная великим Лениным и партией.  Общий смысл письма Никите Сергеевичу сводился к тому, что, в то время как трудящийся народ ютится в комнатушках, голодает, он раздает подарки в виде самолетов Индире Ганди и т.д. и т.п. Написала я письмо  примерно в марте, после одной из бессонных ночей,  когда пьяная немытая орава мужиков, взрослых женщин и детей пыталась, не выспаться, нет – обмануть сон в одиннадцатиметровой комнатушке. Даже открытая на ночь дверь в коридор не  могла освежить воздух в комнате. От вони он был густым, как кисель, его можно было хлебать ложкой.
          Представьте  комнату в одиннадцать квадратных метров. Окно и дверь напротив друг друга. Возле дверей у одной из стен плита с духовкой, у окна – стол и под ним сундучок для белья.  Вдоль  стены за плитой  кожаный диван с высокой спинкой и валиками по бокам. У другой стены кровать. Около дверей  табурет, на котором стоит ведро с питьевой водой. Летом часть семьи спала в беседке, даже в дождь, еду готовили в сараюшке. Зимой все спали в комнате и там же готовили  еду, как правило – борщ (дешево и зло –  как говорила моя родная мама). Как мы умещались ночью в этой комнатушке – картина, достойная пера великого художника. На плите спала старая бабушка, ухитряясь одной рукой придерживать  дверцу духовки, где прятала казан с остатками борща, чтобы пьяный зятек ночью не вздумал полакомиться. Другой рукой она придерживала бутылочку с молоком на груди, согревая ее для ночного кормления маленькой Лорочки, своей любимой правнучки.  На сундучке  в форме зародыша укладывалась спать  свекровь. Туловище и ноги под столом, голова снаружи. Все ночи она стонала от  головной боли и судорог в ногах и руках. Я с Федькой боком укладывалась на диване (он не раскладывался), а сверху на нас лежала Лорочка. Невозможно повернуться. К утру я напоминала волка из знаменитого мультика.  Лида с мужем и дочерью Тонечкой спали на кровати, а под кроватью – старший сын свекрови со своей очередной гражданской женой. Одиннадцатый член семьи – Петя обычно ночевал у соседей:  тетки Маши (репрессированной одинокой женщины) или у дяди Миши, пока он не уехал в Мурманск. Дядя Миша и подарил нам  перед отъездом кожаный диван, полный клопов.
          Отправив письмо примерно в марте, я и не представляла, что оно дойдет до адресата и, тем более, что на него придет ответ. Адрес на конверте был простым: СССР, г. Москва, Первому Секретарю ЦК КПСС Никите Сергеевичу Хрущеву.  Но, письмо дошло до адресата и  были приняты меры. Вот они (эти меры) передо мной, стоят, ждут ответа. Я смотрела на членов «высокой» комиссии и видела, что меня – не поймут. На маленькой площадке двора привостояли друг другу два мира. С одной стороны – богатых, умных, значимых (не надменных, а именно значимых) для государства чиновников, может граждан, в общем нужных ему  людей. С другой –  толпа плохо одетых, изнеможденных людей, парализованных страхом ответственности за предательство интересов государства (недонесение или сокрытие антигосударственного поступка). В этой толпе я выделялась лишь своей молодостью. В тонком свитерочке, потертом на локтях, серой однотонной юбочке, чуть ниже коленей, белых носочках и стареньких босоножках, но с огромной гривой роскошных с пшеничным оттенком, волос.
           – Хорошо, – потихоньку трясясь от животного страха, подумала я, сейчас я вам устрою показательные смотрины. Пусть меня расстреляют, это будет потом, а сейчас смотрите, как предают  решения партсъездов, как предают политику партии, как предают Советскую власть. Я очень гордилась своей сиюминутной  смелостью. «А, будь, что будет» – решила я и повела комиссию в барак, сначала в нашу комнату, рассказала и показала кто, где и как спит.  На их – «это невозможно, этого не может быть» – соседи подтвердили, что я не соврала.
          – Может не расстреляют, – подумала я трусливо, а только посадят, тогда может я еще Лорочку увижу, а Федька, гад, пусть себе сам на выпивку зарабатывает. Я училась в институте на дневном отделении, а ночью работала в больнице нянечкой. В нашей семье работали в то время только  я и свекровь. Остальным было некогда: все время уходило на выпивку, поиски выпивки и решение вопроса, кого бить сегодня: бабу (старую жмотку), маму (вечно денег нет, а зачем работает), Вальку (сучка денег на выпивку не дает) или Лидку (во, моду взяла – пить с нами, самим мало). Понятно, что в таких условиях уйти на квартиру мы не могли. Жили все одной кучей.
          Окрыленная поддержкой соседей, я провела комиссию и по другим комнатам барака. Вся толпа  жителей барака сопровождала нас. Сказать, что увиденное шокировало членов комиссии – это ничего не сказать. Если б меня не поддержали соседи, подтвердив, что я не соврала, и я не провела членов комиссии по другим комнатам, где в такой же тесноте и бедности жили такие же многодетные семьи – возможно судьба моя была бы предрешена. Но, в двадцати комнатах жили примерно сто человек, в таких же условиях, как и мы.
    Когда мы дошли до комнатушки, которую занимала тетка Маша, репрессированная в 1939 году, она со страху, что занимает одна целую комнату, начала плакать, жаловаться, что сильно болеет «желудком». Просила соседей подтвердить, что соседа Петечку берет к себе спать, чтобы поменьше площади лишней занимать (на человека в то время полагалось четыре квадратных метра), а она одна занимала девять. Принесла рецепт и стала показывать одному из членов комиссии, что вот самый лучший советский врач выписал ей самое лучшее лекарство и теперь ее уже желудок не болит. С жалкой улыбкой, полусогнутая, почти на коленях, дрожащей рукой она протянула рецепт. Член комиссии прочитал его (вероятно, это был врач от Красного Креста). Он покраснел, закашлялся, закрыв лицо носовым платком. Меня разбирал смех. Я понимала всю комичность  случившегося, я знала содержание рецепта. Тетка Маша, каждый раз, бывая, у участкового врача, просила лекарство «подешевше». Узнав в аптеке стоимость лекарства, тут же возвращалась к врачу и просила «еще подешевше», не потому, что была жадной, а потому что была безнадежно бедной. Отчаявшись, участковый терапевт ей выписал «аква дисцилята» стоимостью 3 копейки  двести пятьдесят грамм. Стоимость лекарства тетку Машу устроила. Она стала, наконец-то, принимать лекарство и не по одной ложке три раз в день, а по две. Самое удивительное, что плацебо сработало. Желудок у тетки Маши перестал болеть.  Комиссия отошла к машинам,  обескураженная увиденным. О чем-то посовещались, подозвали маму, посадили в машину, быстро развернулись и стремительно выехали со двора. Толпа всколыхнулась, раздались всхлипывания, неожиданно тоненько в голос заплакала тетка Маша.  Оставшиеся милиционеры не разрешили толпе разойтись. Федька, воспользовавшись случаем, ткнул-таки пару раз меня кулаком под ребра, пообещав остальное добавить  после отъезда комиссии.
          Шел шестой час дня. Уже более полутора часов мы стояли и ждали неизвестно чего. Толпа даже не подумала переместиться в тень, все стояли, как обреченные, посередине двора.   Все чаще я ловила на себе весьма и весьма недружелюбные взгляды и понимала, что мой арест будет не самым плохим выходом из  создавшейся ситуации.
          Примерно в шесть часов вечера во двор стремительно въехали все четыре машины. Из первой, буквально, выпорхнула моя свекровь. В руке у нее была продолговатая бумажка. Подбежала ко мне радостная, помолодевшая, я с удивлением увидела, что у нее  темно-голубые, как васильки, глаза, милый овал лица, красивая улыбка.
        – Смотри, Валечка, нам дали ордер на квартиру. Мы уже туда съездили. Я выбрала сама квартиру, знаешь, на первом этаже, три комнаты с  кухней, и ванна и даже туалет в квартире. Мы можем хоть сейчас переезжать, вот ключи. И тихонько (только для меня) добавила, лучше сегодня, чтоб не отобрали. Этот адрес, записанный в ордере на вселение  (улица Каховская,  13/4, квартира 20), я запомнила на всю жизнь.
          Минута тишины. Соседи,  обалдевшие от увиденного и услышанного,   обнимались, смеялись, поздравляли нас. Не было на лицах  и в глазах зависти. Казалось не только мы, но и они все тоже получили квартиры. Ко мне подошел один из членов комиссии и спросил, удовлетворена ли я их решением. Я стояла обалдевшая и только молча кивнула головой.       
         Машины  с членами комиссии развернулись  и уехали. Уехали навсегда.  Ушла милиция. Членами комиссии было принято разумное и справедливое решение. Я не буду писать о том, как вырос рейтинг партии и правительства в глазах простых рабочих. Сегодня этот вопрос решался бы года три-четыре.
          Вечерело. Солнце висело почти над крышами домов. Притихли уставшие соседи. Бурная радость сменилась депрессией. Молчаливые, даже угрюмые, расходились по своим комнатушкам соседи.
         – Когда же и нам выпадет такое счастье, – читалось на их серых   лицах.
         В новую квартиру мы переехали на второй день.