Детские воспоминания. Глава 12. Московские ворота

Когда мне шёл шестнадцатый год, мы всей нашей огромной семьей - мы трое плюс тётя Люба со своими двумя детьми - маленькой Асей и Антоном - переехали в Ленинград. Наша новая квартира находилась в пятиэтажном доме сталинской постройки, у самых Московских ворот, возле Новодевичьего кладбища. Часть этого дома принадлежала маминой больнице, и вот в один прекрасный день медперсоналу разрешили временно поселиться в этих квартирах. Представьте себе старую квартиру гостиничного типа: длинный коридор, и по одну сторону - отдельные комнаты, маленькая кухня и туалет. Ванной не было, но не беда, зато мы жили в городе, в двух шагах от метро "Московские ворота"! А прямо под окнами был стадион и чуть левее - чудесное старинное кладбище с огромными деревьями, старинными склепами, статуями. Там были похоронены Некрасов, Майков, Плещеев, доктор Сеченов и многие другие знаменитые люди. Мы ходили на кладбище, как в парк. Неподалеку находился Ветеринарный институт, очень кстати для моей младшей сестры, с детства мечтавшей стать ветеринаром.
Мы всей оравой въехали в большую трехкомнатную квартиру на третьем этаже. В самой большой было два больших окна, а площадью она была не меньше 25, а то и 30 квадратных метров. Это было настоящее счастье. Хотя мыться нам приходилось либо в общественной бане - ездили туда на трамвае, либо полоскаться на кухне в тазу. Но это всё были такие мелочи! Городская квартира, недалеко от центра, после мрачного Терволово на болотах, это был необычайно удачный поворот событий.
Правда, в школу новую я на полгода переводиться не стала, уж доходила в Русско-Высоцкую. Ехать было не так уж долго, всего час двадцать минут.
Аттестат я получила с отличием, а потом без труда поступила в Институт культуры на факультет библиотековедения и библиографии. В том же году закончила и музыкальную школу, до сих пор помню моего учителя, звали его Владимир Иосифович Голод. Музыкальную школу я нашла там же, на Московском проспекте, и это была чудесная школа! Перед окончанием мой учитель сказал: "если кому из моего выпуска и имеет смысл поступать в муз.училище, так это тебе, Саша". Но я выбрала иную стезю... библиотечную. Я думала, что поскольку я книжный червь, то мне самое место в библиотеке. Сейчас понимаю, что сильно ошиблась тогда с выбором, но слов из песни не выкинешь. Вступительные экзамены сдала тоже шутя, и благодаря аттестату и высоким экзаменационным баллам, оказалась в самой престижной, "блатной" группе биб.факультета - в группе "технической литературы".
Вообще, удивляюсь, как мне легко всегда давались экзамены! Я, девчонка из сельской школы, никогда не занимающаяся с репетиторами, попала в одну группу с дочками преподавателей и деканов нашего института, дочками их знакомых и родственников. А здание института находилось возле Летнего сада. Да и само здание было с историей, именно в этом доме когда-то произошла ссора Пушкина с Дантесом. В аудиториях нашего института раньше были бальные залы, просторные гостиные, в которых сохранились камины, а на потолке можно было увидеть изящную лепнину.

На 4 этаже нашего дома жил врач Михаил Михайлович Фибек, мамин сослуживец, с женой и дочерью, моей ровесницей. Через несколько месяцев мы очень подружились с Мариной и потом долгие годы были очень близки. И вот сейчас, когда нашей дружбе уже больше 30 лет, каждый раз, приезжая в Питер, я сразу звоню ей, и мы кидаемся друг другу "на раскрытых парусах" и рассказываем всё, что произошло нового за то время, что не виделись. Марина теперь уже солидная дама, преподаватель истории в университете, кандидат наук, автор статей по истории средневековья, в частности, она изучает Италию, у неё двое сыновей и много хлопот. Но когда я смотрю на неё, то вижу всё ту же белобрысую девочку с серьезными карими глазами и ямочками на щеках.
А гулять по Новодевичьему кладбищу было всегда увлекательно. Однажды мы пошли в обход кладбища и дошли до железнодорожного депо, до окраин, это был другой мир, настоящий маленький городок железнодорожников. Старые дома-вагончики, заброшенные железнодорожные пути, заросли черемухи, а по вечерам там щелкали соловьи. А черемуха там росла везде, и в мае-июне распевали соловьи.
Так я и запомнила те мои лета - белые ночи, я не сплю, готовлюсь к экзаменам, аромат черемухи, соловьиные трели. А когда экзамены подходили к концу, всюду был тополиный пух, он, как снег, устилал дворы, метался под ногами прохладным утром. Вот она я, 17-18-летняя: не выспалась, спешу на экзамен, а под ногами тополиный пух. А когда экзамены, успешно сданные, за спиной, можно пойти в театр. Я почти каждый экзамен отмечала походом в театр, и чаще всего - на оперу. "Фауст", "Русалка", "Евгений Онегин", "Пиковая дама", "Травиата" - я посмотрела их все. И почти всегда в один и тот же - в Малый оперы и балета. Любила я его. Ну и потом, билетов в Мариинку было не достать, а в Малый - пожалуйста.
А летом того года у нас поселилась ещё и моя школьная товарка Надя, из Терволово, которая как раз поступила в Ветеринарный институт неподалеку от нашего дома. Вот и сами посудите: мы жили одной большой молодежной семьей: я, сестра Аня, двоюродный братец Антон и Надя - все примерно одного возраста плюс-минус год-два. Никто из нас не заметил, как Антон с Надей как-то втихаря меж собой поладили... очень тихо, и под самым нашим носом. Молчаливая, замкнутая Надя могла целыми днями напролет зубрить химию, биологию и другие дисциплины, а потом вязала на своей вязальной машине. Никогда никуда не ходила. В театр я ее иногда вытаскивала. И - обаятельный шалопай Антон, курчавый и пылкий брюнет в поисках развлечений. Скандал разразился уже после того, как Надина мать, простая женщина, акушерка из Терволово, прочла дневник своей дочери и приехала к нам домой с ультиматумом: Антон должен немедленно жениться на Наде.
Вот как обернулась судьба. Никому не нужен был этот брак, с самого начала обреченный на провал! Виноватыми оказались мы все: наша мама, тетя Люба(не уследили), ну и мне иногда "прилетало" потом. Но это всё произошло несколько позже, и на Надину с Антоном свадьбу я приезжала уже из Калининграда, где тогда работала по распределению после института. А пока - мне 17 лет, безоблачная юность на Московском проспекте, институт, белые ночи над конспектами, театры, книги и дневник.
Это было время бешеной популярности "Машины времени". Заболела ею сначала сестра Аня, а потом и мы все стали слушать песни Макаревича на старом магнитофоне, тогда ещё на бобинах. Слушали, обменивались, искали новые записи. В 1985 году попали на концерт в огромном спортивно-концертном комплексе Октябрьский! В те времена как раз началась "борьба за трезвость", и Макаревич во время исполнения "Я пью до дна за тех, кто в море" вдруг остановил своих ребят: стоп, стоп, вы что, "Смену" не читали?" - Я ЕМ до дна за тех, кто в море!".