Деревия

Иафету же достались северные страны и западные:
Mидия, Албания, Армения Малая и Великая, Kaппaдoкия, Пaфлaгoния,Гaлaтия, Колхида, Босфор, Meoты, Дepeвия, Capмaтия…

Повесть временных лет

Роман «Деревия» теперь и здесь

https://author.today/work/117076



ЧАСТЬ I. ГОСТЬ ИЗ БУДУЩЕГО

ГЛАВА I. Вместо пролога

Вначале было слово. Неумолима воля Разума – ушедшее в Небытие, канувшее в Лету пробудилось от вековечного сна! И зашептало, запело, заговорило!
Отзвуки былых эпох, ожившие голоса далеких пращуров волна за волной наполняли эфир, разжигая с новой силой огонь познания. И вот потаенные глубины прошлого уже не только «прослушиваются», но и «просматриваются», «сканируются»…

Пасущиеся в бескрайней степи рыжевато-бурые стада мамонтов; первобытный художник, «пишущий» пещерные полотна; возведение неолитических поселений и «городов»…
И вдруг сцена дуэли XIX века…

Ох, и нелегкая же это работа вглядываться в Вечность!
Порой увиденное и услышанное не «отпускает», заставляя сочувствовать, сопереживать, сострадать.
Чуткий экран монитора подобен всепоглощающей бездне! Манящей, затягивающей словно омут!

Впрочем, для младшего научного сотрудника (или попросту – м.н.с.) Улетова «погружение» в прошлое стало делом вполне привычным. Наблюдения аккумулировались в сухие строчки отчетов, статейки, выступления на конференциях и собраниях... В общем, в обычную рутину.
В мечтах наш герой видел себя отважным «гостем из Будущего», первопроходцем и первооткрывателем, ну а пока приходилось довольствоваться скромной должностью хрононавигатора НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ.

Зима 2060-2061 года выдалась «жаркой». После того, как институтский кулибин, а «по совместительству» м.н.с. Яковцев усовершенствовал систему хрононавигации, открытия посыпались одно за другим.
Муза Клио торжествовала, с чьей-то легкой руки заговорили о грядущей Эпохе великих хронооткрытий!
Порядком подуставшие служители храма науки мечтали об отдыхе. Но не тут-то было. Долгожданное лето преподнесло сюрприз.

«В 15 00 – общее собрание», – оповестила бегущая строка. Затем это же повторил набивший оскомину голос Глашатая.
«Уж лучше бы завели колокол на манер вечевого Новгорода. Романтично! Живая связь времен!», – подумал Улетов.
Менее чем за минуту он вознесся на второй ярус здания НИИ.

Здесь уже толпилось сотрудники, образовав подобие крестьянской сходки в каком-нибудь XIX веке. В полголоса они обсуждали текущие дела, незлобливо поругивали «барина», донимавшего подчиненных трудновыполнимыми и порой малопонятными задачами.
Улетов поздоровался со своим приятелем Яковцевым, но даже парой слов они перекинуться не успели. Дверь распахнулась, и ученая дружина гурьбой ввалилась в конференц-зал. Сосредоточенный, несколько уставший вид руководителя Института предвещал: разговор сегодня предстоит серьезный.

-Я собрал вас, господа, чтобы сообщить, – тут он сделал многозначительную паузу…
Сообщить не совсем радостное, скажем так, известие. Как вы, наверное, догадываетесь, появление машины времени – вопрос ближайшего времени – простите за невольный каламбур – тень улыбки скользнула по лицу ученого мужа.
Однако есть основания подозревать, что кто-то уже опередил нашу академическую науку. Да-да, возможно, кто-то уже путешествует! По некоторым признакам мы можем это предполагать.
В последнее время развелось много так называемых энтузиастов. Мы подозреваем, что кто-то из них…
Нашелся какой-нибудь умелец и сварганил кустарную машину времени. Подумайте, сколько бед он может натворить!
Что требуется от вас?
Бдительность и еще раз бдительность! Обо всех странностях, каких-либо подозрительных вещах докладывать незамедлительно!
Теперь к общим вопросам. Мы научно-исследовательский институт, а не какая-нибудь там «шарашка» (многие недоуменно переглянулись – значение этого старинного слова знали лишь специалисты).
 Познание прошлого с помощью новейших методов должно воплощаться в научные публикации, книги. А вы строчите жалкие отчеты и думаете, что занимаетесь серьезной научной работой. Античный сектор, когда же, наконец, появится сборник статей?!

Улетов… суровый академический взгляд просверлил насквозь – займешься Древней Русью, начиная века этак с X-го, – ты же у нас единственный в своем роде специалист. Чтобы к концу года подготовил серьезное исследование. Люди, в том числе и дети в школах, должны изучать историю не на основе устаревших домыслов кабинетных ученых…


Подрагивающие от упоительного волнения пальцы потянулись к панели приборов. Легкий, воздушный шум в наушниках… щелчок… вспышка и погружение началось.
XX – XIX… XVII… XIV… Целые столетия проносились, перелистывались, словно пожелтевшие страницы…

Изумрудно-золотистым ковром раскинулась во всю ширь экрана, залитая полуденным солнцем, поляна.
X век привечал дивным пением птиц, стрекотанием кузнечиков, шелестом влажной травы…
И вдруг голоса людей! И не просто голоса. Да это же песня! Редкая удача!

-Ой, ты гой еси красно солнышко светло-пресветлое
-Ясно-преясное
-Мы, Даждь-божьи внуки, тебе кланяемся
-Кланяемся, просим
-Народи ты жито…
-Роду жрим могучему…

Взявшись за руки, молодые парни и девушки пели и водили хоровод вокруг живительного родника, что пульсирующими потоками бил из-под могучего, поросшего мхом, камня.
«Добры молодцы» подпоясаны широкими кожаными поясами, украшенными металлическими бляшками, на красных девицах поблескивали серебряные шейные гривны и стеклянные разноцветные бусы.

Чуть поодаль от веселящейся молодежи разворачивалось действо несколько иного рода. За уставленным яствами и питием столом чинно восседали убеленные благородными сединами старцы.
За соседним столом расположились молодые мужчины. Их суровые обветренные лица исполнены отвагой и решимостью; у многих виднелись за поясом короткие мечи и боевые топоры.

И «старейшины», и «воины» (как прозвал их про себя Улетов) степенно беседовали, но к горшкам с едой и корчагам с напитками не притрагивались, чего-то выжидая.
И вот из-за стола поднялся старик. Властное лицо, длинная борода и волосы, заплетенные в косички, красное одеяние с вышитыми белыми узорами и звенящими подвесками – все это резко выделяло его из общей массы.
«Наверное, служитель языческого культа», – подумал Улетов, сфокусировав наблюдение на этом персонаже.

«Жрец» вознес к небу деревянную резную чашу, подняв ее над головой, и что-то произнес (что именно Улетов, к великому сожалению, не расслышал – внезапный порыв ветра «похитил» словеса), затем отпил из нее и пустил по кругу.
«Хвала богам!» – донеслось отовсюду…

«Вот повезло, так повезло!» Водоворот чувств просился наружу – хотелось воскликнуть «Эврика!». Выскочить в просторный коридор пройтись по кабинетам, обнимая и расцеловывая коллег.
Но взяв себя в руки, Улетов сосредоточился и…


Переливалось говорливыми ручейками веселье – cмягчились, сбросили маску суровости лица «воинов», шутили и усмехались в бороды «старейшины».
Ковши то и дело наполнялись хмельным напитком и осушались благословляемые тамадой-волхвом.
«Пированьеце-почестный пир» –  вспомнились строки не то летописи, не то былины.
И словно в подтверждение, раздался неторопливый мелодичный перезвон. Откуда-то возник седой как лунь старик-слепец, одетый в длинную белоснежную рубаху. Резвый отрок помог присесть ему на деревянную лавку, и «Баян», как вмиг прозвал его про себя Улетов, вновь тронул струны:

Ой, ты гой еси Дунай-река словутая
А от той да от реки да растекалися
По земле роды словенские
Долго шли и сели мы
Во лесах во дремучих
И за сим прозвалися древлянами
Так велели боги нам…

«И вновь несказанное везение. Похоже, госпожа удача поцеловала меня в макушку».

Что ж, сделаем привязку и проследим, куда затем проследуют представители славного древлянского племени по завершении праздничных мероприятий. Наверняка окажемся в населенном пункте.
Ну, а уж там откроется широкое благодатное поприще – «знай, работай да не трусь». Сейчас же следует установить дату отправной точки «экспедиции». Беспристрастный прибор указал на июль 942 года.

Итак, древляне… Деревская земля…

Время, безусловно, жутко интересное!
Русь изначальная – молодое государство с центром в Киеве, а вокруг племенные княжения со своими князьями – строптивые поданные свежеиспеченной державы так и норовят уйти из-под властной руки – обрести прежнюю волю. Деревская земля была одной из самых непокорных и своенравных.

А поляна тем временем расплескивала безудержное веселье; малые ручейки слились в единый бурлящий поток. Озорные скоморохи потешали народ, выделывая замысловатые коленца под переливы рожка, неуловимо напоминающие звучание шотландской волынки.
Удальцы «рубились» на деревянных мечах, боролись, бились на кулаках стенка на стенку.
Победители стяжали высокую честь – скромно потупив ясны очи, юные девы увенчивали буйны головы венками из полевых цветов, бывалые воины подносили героям хмельную чашу…

Вечерело. Пурпурный закат окутал поляну розовой дымкой. По исхоженной тропинке неторопливой вереницей шли утомленные люди. И вот показались не то избы, не то полуземлянки, гнездившиеся на холме, подпоясанном хрустальной лентой речушки.


ГЛАВА II. Сновидов жребий

Старый Сновид получил весть от княжьего гонца. Случилось то едва схлынула Велесова свадьба – на ней исстари гуляли широко и рьяно.
Хоть и нехотя, а засобирался он в стольный град. Взял двух сынов, с ними набралось еще с десяток юнаков. Каждый взял с собой нехитрые пожитки да щит и копье – почестье вольного смерда.

На рассвете двинулись в путь. Долго ли коротко шли, пока не оказались у стен Искоростеня.
Грозною тучей навис град над полноводной, стремительной рекой – окруженный рвами, ощетинившийся частоколами, неприветливый для ворогов, распахнул он гостеприимно врата, встречая посланцев со всех концов Деревской земли.
Шли огнищане – главы огнищ – больших семей и родов, шли старейшины градищ…
А на площади перед княжим теремом, беспрерывно сменяя друг друга, дудели в огромную дуду отроки-глашатаи, созывая люд деревский на вечевую думу.

Немалая площадь-двор напоминала бурлящий котел – гул голосов порой заглушал призывные трубные раскаты. И вот раскрасневшийся отрок оторвался от дуды…

Враз все стихло. В сенях княжьего терема показался молодой княжич. Это был Мал или попросту Малко – младший сын светлого князя Деревской земли Твердимира.
«Князя боги забирают», – произнес он дрожащим голосом – Люди Деревские, благословите меня держать землю…

Ведомо было люду: Твердимир завещал державу молодшему Малко. Да и кому еще – старший сын умер во младенчестве; средний сложил буйну голову в киевской рати.

Мал продолжал: «Буду блюсти землю, радеть о люде нашем…».
Княжич говорил, и у многих на глазах навернулись слезы. Князь Твердимир был в Деревах в отца место; боронил смердов перед злыднями киевскими, судил суд по правде  – не давал в обиду сирых да убогих.
А что будет завтра?
Сможет ли Мал защитить люд от Киева?
Да и не пора ли держать свою землю как прежде?
Многие еще  помнят, как жили и сами собой управляли…

Вечники слушали, не проронив не слова.
Невеселыми хмурыми были их лица. Тяжкие думы обуревали и Сновида.
-Люди деревские! Доколе будем сносить силу, – молодой зычный голос звучал холодно и жестко.
Княжье слово – не ветер. А значит быть рати…

-Да ведь вон сколь мощи у них, не выдюжить?!
-На силу найдется сила, а то и хитрость! Верно ли слово мое мужи деревские?!

Шли молча, переговорили про все, спели все песни. До родового селища оставалось совсем немного.
Незаметно подкралась истома, и путники решили передохнуть. Вот и подходящее место: могутные дерева, расступились, открыв взору уютную поляну. Обильно струящиеся родники манили свежестью и прохладой. Вдоволь напились ключевой воды; едва перевели дух, как пустые желудки заговорили наперебой.
Что ж пора и трапезничать – Сновид послал молодшего сына Любяту добыть дичи.

Дружина воздала мольбу и требу Сварогу, дабы ниспослал он сварожича. Внял посулам божич – закурился дымок, а за ним разошлось и пламя. Воротился младший – к поясу приторочена добыча добрая: три перепела, тетерев – тугой лук да молодецкая сноровка сослужили верную службу. За трапезой резвой косулей промелькнуло время – солнце клонилось к закату. Решили продолжить путь поутру. Ночь скоротали у тлеющего костерка в неспешных разговорах и сладкой полудреме.

Светало. Споро двинулись в путь. Родные огнища вот-вот должны показаться из-за соседнего холма…

Конское ржание и гулкий топот копыт заставили остановиться. Из-за малого перелеска вынырнули всадники числом восемь –  все, как один, на вороных скакунах.
Видно по всему – незваные гости из Киева – издалече приметны длинные усы, сплетенные у иных в косички.
Встреча не предвещала ничего доброго. Да и Сновид решил встретить верховых неприветливо, а там уж будь что будет. По его кличу выстроилась дружина в боевой круг, прикрывшись щитами, ощетинилась копьями, изготовился к стрельбе Любята.

Всадники  приблизились. Молча принялись кружиться, сужая и сужая кольцо. Наконец один из них, видимо воевода, выкрикнул,  как выхаркнул:
-Псы, смерды, али у вас зенки ваши рыбьи повылазили…
-Ступайте с миром – се наша земля, – отвечал Сновид. 
-Да ты ведаешь старый пень, кому перечишь!!! – Княжьему мытарю стольнокиевскому!!!
-У нас свои князья, свои мужи и старцы нарочитые, еже держат Деревскую землю.
-Да ты песья кровь – супостат! – мытарь задыхался от злобы; кровью налились дотоле бешено вращавшиеся мутные глазенки. – Пойдешь со своими во Киев-град на княжий двор, паче задолжала земля ваша дани; бросайте ваши деревяшки, отродье, а не то порубим аки капусту.
Один из верховых достал лук, приладил стрелу – со свистом пронеслась она поверх голов. Ответ был дан сразу –  пущенная из-за щита стрела едва не лишила киевского мытаря ока.
Жребий брошен…

Всадники выхватили из ножен мечи, загикали, засвистали, распугали полевых птах, что стаями всколыхнулись с насиженных мест.
Но неробкого десятка деревские смерды – зазвенела, запела тетива – удалой Любята пускал по ворогу стрелу за стрелой. Верховые умело уворачивались, прикрывались круглыми малыми щитами. Их лучник тоже то и дело бил из тяжелого дальнобойного лука, да без толку – надежно, словно тын прикрывали древлян большие щиты.
Так состязались в ратном искусстве пешие с конными…

Вот один конь заржал, встал на дыбы, едва не сбросив седока; каленая стрела впилась в круп. Вот и другой завалился на бок, но успел спешиться всадник, и чуть отдышавшись, словно разъяренный бык раздувая ноздри, ринулся на живую крепость – сокрушил мечем щит…
Но не тут-то было: вострое копье ударило в плечо, попятился он назад, да и отскочил трусливым зайцем под улюлюканье и посвист мужей деревских.

-Добрый гостинец?!! Поди дома того не отведаешь?!! – Сновидовы словеса отозвались дружным хохотом дружины. Укоризна в иных устах язвит, будто пчелиное жало, но глухи на сей  раз оказались кияне – наскоро перевязали своего, усадили под кустом, и, отъехав чуть поодаль, о чем-то перемолвились.
Поскакали прочь.
Сновид враз разгадал их замысел – велел дружине перестроиться клином.

Вот несутся во весь опор ярые кони, смертоносными молниями поблескивают злые мечи. Быть бою лютому!
-Братия! Не посрамим Деревь. Да хранит нашу землю Даждьбог…
Сновидов заклич оборвался на полуслове – вихрем налетели, пробили брешь, рассекли наполы строй. И пошла сеча неправая: копья, топоры да ножи супротив мечей булатных...

Вдруг во мгновение ока все переменилось; солнце будто померкло, а затем всполохнуло вновь, прорезая набежавшие тяжелые черные тучи небывалым бледным как отблеск луны светом. Внезапный протяжный волчий вой холодными клещами сдавил сердца.
И древляне, и кияне на миг оцепенели – застыли в воздухе мечи, повисли копья.
Словно из-под земли вынырнули огромные, каких свет не видывал, волки. Еще миг и рвут в клочья волки коней, рубят волков мечи, да только ни ран на них, ни царапин. Все яростнее и яростнее  рассекают клинки воздух, но не раскраснелись, а побелели, покрылись холодным потом лица ворогов, а глаза полезли из глазниц от великого ужаса.

«Боги вняли мольбам, встали за люди своя – то чернобожий род пришел на подмогу», – пронесся среди Сновидовых воев трепетный говор...
Валятся наземь обескровленные, полумертвые кони, перебирают копытами и не могут подняться; кровавые ручьи застилают зелену мураву.
Поневоле спешившимся – торная дорога к Чернобогу – владыке кощеевой страны, что берет жертвы кровавые людские.

Да, cкорой была расправа –  оставив бездыханные тела, волки растаяли во мгле… может и не было их вовсе?
Но не сон это и не навь, а самая, что ни на есть явь. Заворожено, молча, едва перевязав раны, дивились люди деревские на невиданное волчье побоище.
И чудно: раны павших не как от зубов и когтей, а будто от острых мечей. Ужель сами себя порубили?!
Разверзлась хмарь и воссияло наливным яблочком красно cолнышко, обволакивая, лаская лучами мать-сыру землю...


ГЛАВА III. Изгои

Пытливые исследователи прошлого…
Каково нам в первом веке третьего тысячелетия, что перевалил уже за вторую половину?
Мы живем в мире немыслимого для прежних поколений хайтека, достижений цивилизации, приблизившей отдельного человека и практически все человечество к неким небожителям, чьи желания исполняются по щелчку.
С головой окунаясь в прошлое, мы видим все несовершенство и жестокость изучаемых эпох. Примеряем на себя тот образ жизни. И лапти учимся плести, и пустые щи из лебеды варить...

Верно подмечено: не боги горшки обжигают. Этим занимаемся мы скромные сотрудники НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ, а еще – ткем холсты по древним технологиям, добытым нами путем наблюдений из глубины веков, печем хлеб и даже на конях скачем как заправские гусары и на саблях-мечах бьемся – целые сражения представляем. Да, историческая реконструкция, заложенная где-то на излете XX столетия, шагнула далеко и теперь опираясь на новейшие достижения хроновидения, превратилась в целую науку.
 
Многие считают нас чудаками. Людьми не от мира сего. Изгоями.
Но с неизменным интересом смотрят наши представления-реконструкции. Поглощают массу исторической литературы. Правда, большей частью – беллетристику и даже фантастические романы.

Что же это за учреждение такое НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ, где умеют практически все?
О, это что-то вроде системы непрерывного исторического образования, куда попадают с младых ногтей. Отправная точка – учебное заведение, напоминающее кадетский корпус. Да его воспитанников так и называют – «кадеты». Затем дальнейшие ступени вплоть до «Академического университета». Вот так и взращивают специалистов экстра-класса.


Все эти ступени прошел и ваш покорный слуга, и многие мои сослуживцы.
Впрочем, позвольте представиться: Олег Витальевич Улетов, двадцати семи лет от роду, не женат. Конечно же, за плечами романы – и во студенчестве, и нынешние мимолетные любовные истории.. но сердце мое свободно.
 Да и не хочу я пока обременять себя узами брака – чувствую, что предстоят мне некие испытания и лучше не быть пока связанным ответственностью – у меня все еще впереди. Пусть это и покажется кому-то проявлением инфантилизма, свойственным молодежи…

Да, я – дитя «золотого века», с его немыслимыми прежде технологическими достижениями и максимальным комфортом.
Хотя чувствую себя в нашем времени как пасынок, словно орел в клетке. Я – «герой не нашего времени».
Мое «настоящее» лежит в минувшем…

«Припав к земле», слышал я, как стонала она под несметными алчущими крови и золота ордами гуннов и печенегов, половцев и монголов, поляков и французов... Видел растерзанные и преданные огню грады и веси…

А сейчас своим «родовым гнездом» считаю небольшое сельцо. Укоренившееся на возвышенности. На крутом обрывистом берегу безымянной речушки. Живущее своим уставом, норовом и обычаем.

Едкая пелена застелила глаза, когда «вернувшись» увидел я чернеющее пепелище…

Киевские коршуны нагрянули внезапно. Пополудни налетела их целая стая –  не малая дружина, а войско из сотни воев – и конных, и пеших. Но не рати искали они в чистом поле, а легкой добычи.
Встали в перелеске под селищем, отдышались, как после долгого и утомительного перехода. Скоро вспомнили, по какой потребе пришли: на разъевшемся толстенном мерине выехал богатырь под стать скакуну. Раздувая словно меха пузо, объявил глашатай киевский волю:
«В вашей земле найдены мертвыми наши люди. Коль хотите мира, шлите своего челядина. А времени вам до заката!».

Весть облетела огнища. Собирался люд: шли, сжимая кулаки, глотая горечь проклятий.
 -Надлежит нам дать ответ достойный, не посрамить щуров1 наших – слово держал Божедар, старший Сновидов сын, муж дюжий и сметливый, в делах мирских отцу подмога.
-Да ведь не били мы их людей!
-Коль нашли в нашей земле ответ все ж нам держать.
 -Вот что, братья, – продолжал Божедар, – пойду я к киянам и потребую божьего суда, как повелось у нас, да и у них. А Правда на нашей стороне –  не допустят боги кривды и хулы на чада свои.
-Любо нам слово твое, встанем все заедино, мужей дадим на поле биться и огнем, и железом, и водою готовы испыт держать. 
Под вечер покинул Божедар град, не взял с собой никакой сброи, только малый нож в изукрашенных затейливой резьбой деревянных ножных виднелся за расшитым червлеными нитями поясом.
Шел, как подобает честному мужу, не торопясь, величаво, ясным соколом паря встреч вражьей стае.

Резкий кричащий звук пронзил вечернюю мирную тишь, то дозорный, заметив Божедара, что есть мочи, дунул в рог.
Тотчас показался всадник, резво во весь опор нес его боевой конь. Видно по всему, не был киянин ни боярином, ни воеводой; молод годов от роду двадцати-двадцати пяти, доспех кожаный конская сбруя небогата, лишь ножны меча блистали дорогой отделкой – потрудились на совесть серебряных и золотых дел искусники да добрый кожевник.
Послушный конь, повинуясь хозяину, перешел с галопа на рысь и вот уж шагах в пяти от Божедара взрывал копытом влажную землю, водил из стороны в сторону головой, скалил белоснежные зубы – словно желая затеять разговор.

Заговорил верховой: без приветных словес приступил сразу же к делу.
-С чем пожаловал, деревщина… с гривнами, – надменная ухмылка не предвещала ладной беседы. Да вам голодранцам столь и вовек не насбирать.
-Поклон от отца моего Сновида, еже держит град сей, и от люда нашего…
-Да ты смерд и людишки твои еще-от накланяетесь. Аще неcть чем за людей наших платить, так сволокем во Киев-град в робство.
-Мы ваших людей не били и готовы стать на судной роте, а всхотите пойдем на божий суд – на поединок честной. Аль железом и водой примем испытание.
-Да ты, видать, как есть из древлян, – деревянный. Мы со смердами божьих судов не водим, где видано, абы муж бился на поле с смердщиной в божью правду, а железо да котлы своим бабам оставьте. А се последнее тебе мое слово: мы поутру уходим, а повернемся через три дни, и как не поднесете серебра сколь след за людей наших, так уведем во Киев, а городишко сожжем...

Сновидовичи решили свою судьбу сами. Подпалили родовой град и ушли в Искоростень под щит князя Мала. Стали изгоями – ну да руки ноги есть – обживемся и на новом месте. Да и князь поможет людям своим.
А уж, коль быть вскоре рати, быть и мести за обиды и поругание…



ГЛАВА IV. Наука сходит с ума

То ли сон дивный, то ли быль, то ли небыль...

Ясный погожий день, а скорее – полдень. Местечко, коих во множестве в свое время раскинулось и по Украйне, и по Белой Руси, и в Польше, и в Чехии...
Видно по всему базар или ярмарка – словно «гоголевская Малороссия» ожила в живописных колоритных картинах. Широкое, щедрое торжище купалось в золотых лучах солнца, переливалось радугой улыбок и искрометного смеха. Бесшабашное веселье и деловитая сосредоточенность дивно сплелись, придавая извечной круговерти «деньги-товар-деньги» необыкновенный шарм, какую-то первозданную чистоту чувств и игру страстей.

Щеголеватые торговцы наперебой нахваливали товар, ряженые и скоморохи от души потешали народ – зарабатывали свой скудный хлеб… да и как иначе – артист был голоден во все времена. В шапки, котомки летели медные монеты, а кто давал круг колбасы, иную снедь...
Не рукоплескали, но от всплесков ладоней порой рябило в глазах – ударяли по рукам – без лишних формальностей одним лишь честным словом крепили удачную сделку; живо подставляли мозолистые огрубевшие длани, сойдясь, наконец, после долгого утомительного торга в цене...

Солнце клонилось к закату. Безудержное колесо мало-помалу сбавляло обороты: довольные селяне подсчитывали выручку, собирались к родимым очагам; коробейники назойливо пытались сбыть остатки товара, то и дело, хватая кого ни попадя за рукава –  те отмахивались от них как от назойливых мух, благодушно поругивали и убыстряли, словно боясь опоздать, шаг…

Чудный вечер – предвестник тихой ночи собирал далеко не праздный люд у корчмы. Торговля – ремесло не из легких, тем паче, коль продавать изделия рук своих и плоды собственных трудов земледельческих.
Вдосталь наговорившись, накричавшись, да и порядком подустав, и покупатели, и торговцы взяли на пол тона ниже, а то и вовсе перешли на полушепот; даже хмельной мед и игристое яблочное пиво будто утратили свою силу – ни оживленных громких бесед, ни песен и прибауток…

Ну, а когда раздался чарующий мелодичный перезвон, все вокруг стихло: на майданчике перед корчмой собирал слушателей сказитель – седой слепец с длинными на запорожский манер усами и чубом. Но, что странно, в руках у песенника не бандура или кобза, а древние гусли. И запел он про стародавние времена, и слушали его, не проронив ни слова...

Как у ласкового князя у Владимира
Да во стольном было в городе во Искоростене
Собиралось было пированьеце почестный пир…

Стоп! Что-то здесь не то! Прокрутим еще раз. Да так и есть: «У ласкового князя у Владимира… во стольном было в городе во Искоростене...».
Судя по всему, это одна из былин так называемого «Владимирова цикла».
Отражение ранней истории Киева, Киевской Руси. Но причем же тут Искоростень – столица древлян?!!!
Ведь традиционный запев: «Как у ласкового князя у Владимира, Да во стольном было в городе во Киеве…»

-Привет академикам! – грубовато-насмешливый возглас невесть откуда взявшегося Яковцева, словно незлобливый детский щелчок по носу вернул в реальность.
-Что-то ты, брат, невесел, буйну голову повесил, чай печаль-кручина научная, – продолжал ерничать приятель… и вдруг резко и серьезно (видимо, мое выражение лица приняло уж больно «академичный» характер) –  Случилось что?!!!
-Да, нет ничего. Просто я видимо хожу с ума!
-Ну, тут ты не прав, не прав. Человек, который сходит с ума об этом и не догадывается – медицинский факт!
Я коротко изложил причину тревоги за свое душевное здоровье.
-Да уж… требуется консилиум. – Что ж, давай констатируй или как там это у вас у ученых… в общем продемонстрируй доказательства своего сумасше… пардон, неадекватного психического состояния.

Вновь на экране ожила ярмарочная кутерьма. Вот долгожданный финал: гусляр, перезвон струн, чуть хрипловатый и от того кажущийся каким-то потусторонним голос… и как шаманское заклинание: «в городе во Искоростене… Искоростене Искоростене…»
-Да задача с тремя неизвестными, – от ироничного тона Яковцева не осталось и следа. – И все же попробуем подойти логически. Самое простое объяснение мы открыли новую былину или может быть даже новый цикл былин – назовем их условно искоростень…ские, тьфу ты даже не выговоришь… можно проще «искоростеньки». Слушай, а у тебя на этом все и обрывается… что там дальше он «спивал» нам не ведомо?
Я кивнул.

-Да, усложнил старик-гусляр, усложнил. Но мне сдается, «искоростеньки» слишком уж просто, и дело тут гораздо сложнее!
-Да это и ежу понятно.
-А какой это хотя бы век?
-Думаю, от XVI до XVIII-го
-А точнее?
-Точнее… опять этот… определитель подводит – цифры так и скачут. Но по косвенным признакам – одежда и прочее, думаю, временные рамки примерно такие. Да, начиная от XVI-го и до… быть может, начала XVIII века. В общем, надо вглядываться в детали. Сам понимаешь: одежда простого люда в те времена даже за столетия не претерпевала серьезных изменений.
-Да, вечно у нас все не слава богу! То определители барахлят, то собаки мяукают. Этак науку далеко не двинешь!..

-Кстати об одежде, да и о прочих деталях. Давай, коль уж на то пошло, сделаем так: фрагментарно выхватим отдельные кадры и постараемся рассмотреть их, как под лупой. Может, что и прояснится. Надеюсь, машина не подкачает?!

Да, Яковцев недаром слывет у нас в институте сообразительным вплоть до гениальности. Действительно, весьма здравая мысль.

Остальное – дело техники – и она на сей раз не подвела. После нехитрых нажатий клавиш мы жадно всматривались в разбитую на фрагменты картину, напоминавшую фотохронику, а порой и полотна старых живописцев. Лица людей завораживали совсем иным – «живым»  выражением – чрезвычайно редко встречающимся ныне.
 Но, вспомнив о предмете исследования, все внимание сосредоточили мы на деталях костюмов – домотканых одеяний, носившихся с изяществом и даже элегантностью – ненавязчивой и простецкой.
Историки моды могли бы многое почерпнуть здесь для своих изысканий, но… у них свои задачи, а у нас, как водится, свои.

В общем и целом мнение таково, – резюмировал после часа напряженного вглядывания  Яковцев: одежка – нечто среднее между малорусской и белоруской, а, следовательно, можно предположить место действия: одно из местечек украинского…ну или белорусского Полесья. И все же…
-Что-то опять не так?!
-Да, нет: все так, все так… кроме малых незначительных деталей. Я в свое время занимался костюмами. Так вот: одежда та, и вроде бы не та…
-То есть?!
-Ну, вот, например, чем подпоясывались в то время? Правильно матерчатым кушаком. А теперь посмотри: картина, как говорится, маслом. Парубок. Одет не без претензий, что и понятно, девки не глянут на голодранца. Вышитая сорочка, порты, а подпоясан-то чем?
-И чем же?
-Видишь: широкий кожаный пояс с застежками, его использовали и как кошель для монет.
-И что же?
-А то, что такой пояс не носили в то время, – ни в украинских, ни в белорусских пределах. Вернее, носили, но столетиями ранее в Киевской Руси. А потом он вышел из обихода, правда, сохранился в Карпатах у горцев-гуцулов. Там такие пояса носили и в XVIII-м, и в XIX-м, да и в XX-м веке. Считается, что сохранились они у этих самых гуцулов со времен Киевской Руси.
Явная нестыковка и таких нестыковок я увидел не одну.
-Ну и…
-И тебе не кажется странным: вместо кобзы, бандуры – гусли; былина, а не украинская дума про какого-нибудь казака Мамая! Хотя, поди знай, что там у них за фольклор был. Да и где это вообще происходит?!
-Значит, мы оба сходим с ума!
-Опять ты за старое! Давай-ка берись за ум с другой стороны и попытайся рассуждать как человек науки…

-Боюсь вдвоем нам эта задачка не по силам, – продолжил после паузы Яковцев. – В общем, так: в ближайшие дни, после службы, отправимся за советом и дружеской, так сказать, поддержкой к одному маститому специалисту – он всегда открыт для общения с молодой научной порослью.
-И кто же этот почтенный муж?
-Фамилия достаточно известна, чтобы я ее называл…

ГЛАВА V. Застольная лекция (История с продолжением №1)

Дверь открыл бодрый ученый муж, впрочем, его внешности более подходило определение «патриарх». Густая с проседью несколько всклоченная борода, высокий, обрамленный темно-русыми с серебрянками прядями, академический лоб, пронзительный живой взгляд; первое впечатление – пред нами предстал истинный аристократ духа, чьи помыслы и чувства безраздельно подчинены служению науке.

-Яковцев, голубчик! Почему не захаживаешь, совсем забыл? – воскликнул он с искренним радушием, едва мы переступили порог.
А вас молодой человек, простите, как звать-величать?
-Олег Улетов, младший научный сотрудник – скромно, немного смутившись, представился я.
-Пивображенский Филипп Филиппыч, профессор. Улетов. Какая чудная, простите, удивительная фамилия! Вас вне всякого сомнения ждет большое научное будущее!
-Что же фамилия обязывает?
-Нет, в ваших глазах читается жажда познания, пытливый ум...
Пивображенский… Филипп Филиппыч… Что-то знакомое, –  мелькнуло в голове…

-Ну-с, и что привело вас в мою скромную обитель?
Да ради бога, извините, пройдемте в кабинет!
Довольно просторное помещение представляло собой причудливый симбиоз библиотеки и музея: стеллажи с книгами соседствовали с предметами утвари и быта минувших времен.

-Я весь во внимании, – Филипп Филиппович занял место в кресле за старинным внушительных размеров письменным столом, жестом пригласив нас присесть на добротную лавку, видимо составлявшую предмет меблировки крестьянской избы XIX века.
С чего бы начать? Мысли путались, слова вязли...
Инициативу взял на себя Яковцев: коротенько и четко (наверное, готовился) в течение примерно четверти часа сделал доклад; мне оставалось лишь вставлять кое-какие реплики, уточнять и дополненять.

-М-да, весьма и весьма интересно, – задумчиво, глядя куда-то вдаль, промолвил профессор и добавил – Гигантский дятел хоть и не известен науке, но может своим клювом задолбать слона. В общем, здесь, как говаривали во дни моей туманной молодости, без пол-литры не разберешься. Он резво поднялся из-за стола.
-Я мигом! – бросил через плечо и исчез за портьерой, откуда послышался вскоре перезвон.

-Ну-с, не заставил вас долго ждать, в одной руке улыбающийся улыбкой хитрована Филиппыч держал узкую изящную емкость, объемом явно превышавшим заявленные пол-литра, в другой с ловкостью фокусника сжимал три вместительные рюмки.
-Да совсем забыл! – воскликнул он и хлопнул себя по лбу, после того как бутыль и сопутствующие предметы водрузились на служивший, видимо, для трапезы во время работы стол. – Закусь! Самое главное в этом деле! Ну-ка скатерть самобранка!
Профессор извлек прибор по внешнему виду напоминавший пульт дистанционного управления, произвел нехитрые манипуляции, и через минуту… прямо по направлению к столу катилась тележка-столик с яствами, точнее, с закусками, что подаются к излюбленному русскому напитку, как-то: грибочки, селедочка, огурцы малосольные и небезызвестный салат оливье.

Вдруг, не доехав каких-то полутора метров, самобранка сбилась с курса, уткнулась в угол громадного стеллажа, чуть накренилась и, дребезжа, застыла в недоумении…
-Эх! е… Филиппыч невольно матюгнулся… ну и дал волю эмоциям, разразившись трехэтажным интеллигентным матерком. Звучавшим, впрочем, в его устах как латынь или, скорее, как древнее языческое заклятье, чем собственно и являлась по первородной сути своей матерная брань.
Тележка, словно повинуясь неведомой силе, прибыла по месту назначения…

Профессор нетерпеливо разлил напиток, разложил по тарелкам закуски…
-Ну, за науку! – выдохнул он – наши рюмки сомкнулись в хмельном поцелуе – Филиппыч залихватски опрокинул содержимое внутрь, мы последовали его примеру. Прозрачная водка была настояна на травах – будто свежий вольный ветер донес пьянящие ароматы  цветущих вешних лесов и полей.
-Хороша… то ли констатировал, то ли спросил ученый. Сам настаивал по старинному рецепту. Вам так и быть, может, и открою. А основной компонент, как вы, наверное, догадались, «Энская водка» – лучше для настойки и не придумаешь. Чиста как слеза, знатная водочка!
Но вернемся к нашим древлянам…

-Сведения о них скупы, – начал профессор. – Однако можно предполагать: побежденные древляне все-таки взяли реванш –мирным путем, но добились своего.
Я поймал недоуменный взгляд Яковцева и обуреваемый любопытством позволил себе перебить профессора:
-Но, позвольте, ведь из летописей известно: древляне потерпели поражение, Искоростень был сожжен, а Деревская земля навсегда утратила независимость…
-Вы слушайте и пока не перебивайте! А начну я издалека, –  Филипп Филлипыч чуть насупил брови, вновь разливая по чаркам свой чудодейственный эликсир.

-Древлянская земля, видимо, имела собственную княжескую династию. В городах, но, скорее, такие поселения были попросту небольшими укрепленными селищами, как, например, Овруч, сидели князьки, старейшины, подчинявшиеся главнейшему князю в Искоростене.
К середине IX столетия Древлянская земля крепнет, начинает приобретать признаки государственности: княжеское правление, «стольный град», сильное войско. Известно о древлянском князе, жившем в начале-середине X столетии, отце Мала.
-И как его звали? Я-то считал, что известен только один древлянский князь –  Мал, – не удержался от вопроса Яковцев.
-По поводу имени источники расходятся: не то Нискиня, не то Твердко, не то Твердислав, – не преминул с ответом Филипп Филиппович. – Дошли и сведения о том, что женат он был на чешской принцессе Манфред.
И это летописное свидетельство вызывает доверие: во время раскопок в Коростене лет пятьдесят тому назад обнаружили пару золотых височных украшений изготовленных в Моравии. Именно Манфред была матерью будущего князя Мала, кстати, его женой также являлась чешка – принцесса Добриня.

-Итак, летописи… – профессор Пивображенский потянулся к пульту – тому самому, которым вызвал скатерть-самобранку. Теперь же, после нажатия клавиш, как по мановению волшебной палочки из стены выдвинулся экран. Филиппыч поколдовал еще немного и на белом фоне возникли строки, исполненные стилизованным церковно-славянским шрифтом.
 «По сим же летам, по смерти братьев сих, Кия, Щека и Хорива ущемлялись полянины древлянами», а затем: «..полянины... биша обидими Древляни»; «Аскольд и Дир... владеюще полями, и беша ратнии сия Древляны».
-Вот скупые свидетельства летописей», – констатировал он. – Однако картина вполне ясна: древляне «обижали» полян «ущемляли» их, побеждали на ратном поле.
Есть летописное упоминание и о том, что древляне небезуспешно воевали с легендарным князем Черным, основателем Чернигова – столицы племени северян.
-То есть именно древляне подминали под себя другие славянские племена и при благоприятном стечении обстоятельств могли вы стать ядром Руси? – задал я далеко не риторический вопрос.
-Совершенно верно, но называлось бы такое государство, скорее всего, не Русь, а по-другому, скажем Деревь, Деревия. Ведь именно поляне прозвались позднее русью. Как писал летописец: «поляне, яже ныне зовомая русь».

-Древляне были гордым независимым народом! – не без пафоса продолжал Филипп Филиппович и вновь наполнил чарки. – 850-е годы... – глаза с лукавым прищуром смотрели в глубь…столетий. – Летопись сообщает: чудь, меря, кривичи платят дань варягам, а поляне, северяне, вятичи – хазарам. Древлян же в этом списке нет, а значит, есть основания полагать: древляне, как говаривал летописец, «сами собой володели».
И только варяг Олег, соединив под своей рукой Новгород и Киев, начал походы против древлян. Древляне согласились платить Олегу небольшую дань, но продолжалось это не долго. Правда, известно, что в походе Олега в 907 году на Византию, принимала участие и древлянская дружина.
Быть может, после этого похода древляне замыслили освободиться от опеки Киева и после смерти Олега осенью 912 года, решили: час пробил.
«Древляне заперлись в граде Искоростене от Игоря после Олеговой смерти», – говорит летописец.
Через два года после этих событий князь Игорь пошел на древлян и, победив, возложил на них дань больше Олеговой. Видимо Древлянская земля к тому времени ослабла. Быть может, наступил династический кризис: умер старый князь, отец Мала, началась, как водится, борьба за престол... Но…это лишь домыслы.
Известно: Игорь назначает своего воеводу Свенельда на должность постоянного сборщика древлянской дани, Впрочем, собирал Свенельд дань не только с древлян, но и с других племен. И противились не только древляне. Периодически восставали уличи; их «стольный град» Пересечен три года держал осаду киевского войска!

И вот наступает 945 год. Летопись повествует: князь Игорь отправился в Древлянскую землю собирать дань, хотя до него занимался этим Свенельд. «И добыл он себе еще к предыдущей дани, и совершал им насилие он и мужи его». Возвращаясь назад с данью, решил: «Мало!».
 И сказал Игорь дружине своей: «идите вы с данью домой, а я возвращусь и похожу еще».
В общем, как говорит старинная русская пословица, «жадность фраера сгубила», – как-то неожиданно резюмировал профессор.

-И ведь действительно несусветная нечеловеческая жадность!
Видите ли, обратилась к Игорю его дружинушка со словами: «Отроки Свенельда изоделись а мы наги», то есть голые…
А, между тем, Игоревы дружинники летом того же года получили огромный откуп во время похода на Византию. Князь взял у греков золота и шелка на всех воев.
-И сколько –  много? – полюбопытствовал Яковцев.
-Дань, какую Олег брал, и еще, говорит летопись. Олег же брал по двенадцать гривен на брата. Гривна – приблизительно двести грамм серебра, да мне ли вам говорить. Конь стоил две гривны. Морская ладья – четыре. Впечатляет?!
-Да! Какое там «наги»…
-И уж не к древлянам идти после такого откупа. У них ни золота, ни серебра не водилось. Летопись опять же говорит: мед и меха – вот все богатство древлян.
В общем, запредельная алчность или… тупое желание продемонстрировать доминирование, что испокон веков было свойственно сильным мира сего, – с горечью произнес Филипп Филиппыч, крепко ругнулся, махнул рукой и нетерпеливо освежил застоявшиеся рюмки…

-Услышав о том, что Игорь вернулся за новой данью, – продолжал ученый, – древляне, собравшись с князем Малом на совет, решили: «Если повадится волк к овцам, то выносит по одной все стадо, если не убьют его. Так и этот, если не убьем его, то он всех нас погубит».
Послали древляне к Игорю своих представителей, которые спросили: «Чего ты идешь снова? Ты забрал всю свою дань». И не послушал их Игорь. И древляне, выйдя из града Искоростеня, убили Игоря и дружину его, так как их было мало».

-Так говорит летопись. Хотя… наверняка летописец перевирает – стремится представить древлян «подлыми» и «коварными». Мол, напали на Игоря, когда у того было мало людей. Да и составлялась-то летопись спустя много лет после описываемых событий.
Ну а дальше – известное летописное сказание о мести княгини Ольги, покорении древлян, сожжении Искоростеня посредством голубей и воробьев.
Впрочем, от летописных строк веет баснями, фольклором, – заключил профессор.

-И как все было на самом деле?! Бог весть! Вот бы, посмотреть, хоть одним глазком, – Филипп Филиппович словно читал мои мысли.

-Так как же произошел древлянский реванш?
-Экие вы нетерпеливые! Вы закусывайте, да слушайте.
Игорь, как следует полагать, в династии князя Мала усматривал угрозу своему господству на Руси. С позиций же древлянской стороны, ликвидация князя Игоря открывала путь к переходу власти от династии Рюриковичей к династии древлянского князя Мала.
«Князя русского мы убили. Возьмем жену его Ольгу за князя своего Мала и Святослава возьмем и сделаем как захочем», – так бесхитростно передает летописец помыслы и устремления древлянской элиты.
Древляне посылают в Киев представителей с предложением к Ольге «идти за нашего князя за Мала». Ольга жестоко отомстила древлянам: первую делегацию закопали живыми в землю прямо на княжьем дворе. Вторую делегацию сожгли в бане.
Летописец описывает эту историю так.
«И послали древляне лучших мужей своих, числом двадцать, в ладье к Ольге. И сообщили Ольге, что прибыли древляне, и призвала их Ольга к себе и сказала им: «Гости добрые пришли, говорите, зачем пришли сюда?» Древляне отвечали: «Послала нас земля с такими словами: «Мужа твоего мы убили, так как муж твой, как волк, расхищал и грабил, а наши князья хорошие, потому что ввели порядок в Деревской земле, пойди замуж за князя нашего за Мала». Сказала же им Ольга: «Люба мне речь ваша, мужа моего мне уже не воскресить; но хочу воздать вам завтра честь перед людьми своими; ныне же идите к своей ладье и ложитесь в ладью, величаясь, а утром я пошлю за вами, а вы говорите: «Не едем на конях, ни пеши не пойдем, но понесите нас в ладье», и вознесут вас в ладье».
Ольга приказала выкопать яму великую и глубокую на теремном дворе. На следующее утро, сидя в тереме, послала Ольга за гостями, и пришли к ним и сказали: «Зовет вас Ольга для чести великой». Они же ответили, как и наставляла их Ольга: «Не едем ни на конях, ни на возах и пеши не идем, но понесите нас в ладье». И понесли их в ладье. Они же уселись, величаво избоченившись в великих нагрудных бляхах... И принесли их на двор к Ольге и как несли, так и сбросили их вместе с ладьей в яму. Ольга подошла к яме и спросила: «Хороша ли вам честь?» Они же ответили: «Пуще нам Игоревой смерти». И повелела засыпать их живыми; и засыпали их.
И послала Ольга к древлянам и сказала им: «Если вправду меня просите, то пришлите лучших мужей, чтобы с великой честью пойти за вашего князя, иначе не пустят меня киевские люди». Услышав об этом, древляне избрали лучших мужей, управлявших Деревскою землею, и прислали за ней. Когда же древляне пришли, Ольга приказала приготовить баню, говоря им так: «Вымывшись, придите ко мне». И разожгли баню, и вошли в нее древляне и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее, и сгорели все».

-В общем-то, это все и походит на фольклор. После того как первую делегацию закопали, древляне решили попытать счастья еще раз – поступок, мягко говоря, лишенный логики.

-Мне кажется все это похоже на анекдоты, – решил поделиться своими мыслями Яковцев. – Древляне представлены этакими простодушными деревенскими дурачками. – Они-де и подбоченились как идиоты, когда их понесли в ладье к яме, и пришли еще раз.
Если принять во внимание, что еще совсем недавно древляне «обижали» полян, вполне объяснимо желание вдруг возвысившихся под варяжскими щитами киевлян поквитаться, складывая вот такие басенки. Сродни незамысловатым историям о чукчах, да, в общем, известным национальным анекдотам, что грузины рассказывали об армянах и наоборот; финны и русские об эстонцах… ну и наоборот.
-А что, ваше соображение весьма и весьма остроумно… Впрочем, не будем углубляться в жанр анекдотов, нас интересуют все же история. Да, – Филипп Филиппович усмехнулся в бороду, –вспомнил я строки Иван Андреевича Крылова: «Но мы истории не пишем, а вот что басни говорят…» Если интерпретировать применительно к нам, мы-то пишем историю, однако довольствоваться для написания часто приходится баснями. Но, надеюсь, скоро, совсем скоро увидим, что да как –  вы поняли, о чем я…

-Что ж, продолжим… как говаривал летописец, возвратимся на прежнее, – профессор встал из-за стола и прошелся по кабинету. – После этого Ольга с дружиной направляется к Искоростеню, передав древлянам: «Се уже иду я к вам. Итак, приготовьте медов много возле града, где убили вы мужа моего. Пусть поплачу я над гробом его и совершу тризну мужу моему».
Княгиня усыпила их бдительность и во время поминальной тризны ее дружинники неожиданно набросились на древлян «и посекли их пять тысяч»!!!

-В общем, если вдуматься и эти летописные россказни выглядят… неубедительно – ишь ты порубили целых пять тысяч!.. Ну а далее попахивает уж совсем откровенным мифотворчеством.

-На следующий год Ольга с сыном Святославом собрала войско воинов, многих и храбрых, и пошла на Древлянскую землю. И вышли древляне в поле. Метнул копье Святослав в древлян, а копье пролетело между ушами коня и ударило коню под ноги, ибо был Святослав совсем мал. И сказали воевода Свенельд и кормилец малолетнего князя Асмуд: «Князь уже начал. Ударим, дружина, вслед за князем».

-Древляне заперлись в градах своих. А Ольга ринулась с сыном своим на Искоростень и стала вокруг града опять же с малолетним Святославом. Искоротенцы держали осаду.
И стояла Ольга лето, и не могла она взять город. И надумала она так: послала в город парламентеров со словами: «Чего вы хотите досидеться? Ведь все ваши города сдались мне и согласились на дань... А вы хотите с голода умереть, не соглашаясь на дань?» Древляне ответили: «Мы бы рады согласиться на дань, но ты будешь мстить за мужа своего». И сказала им Ольга: «Я уже отомстила за мужа своего... Поэтому я уже не буду месть совершать, а хочу взять небольшую дань и, помирившись с вами пойду назад». Спросили тогда древляне: «Чего ты хочешь от нас? Мы рады даты и медом и мехом». Ольга отвечала: «Ныне у вас нет ни меда, ни меха. Лишь малого я у вас прошу: дайте мне от двора по три голубя и по три воробья».

-Обрадовались древляне, собрали со двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном. Ольга сказала им: «Вот уже покорились вы мне и моему сыну. Идите-ка в город, а я завтра отступлю от града и пойду в город свой».
Ольга раздавала  воинам кому по голубю, а кому по воробью, велела к каждой птичке привязать трутник. И поджечь. 
А когда свечереет отпустить голубей и воробьев на волю.
Голуби и воробьи полетели в гнезда свои  в голубятни да под крыши. И заполыхали голубятни, а от них дома и нельзя было погасить, ибо дворы загорелись. И побежали люди из города, и повелела Ольга воинам своим хватать их...

-Конечно все это опять же выглядит сказкой, к тому же подобные легенды о взятии городов таким вот образом известны в устных и письменных преданиях других народов, в самых различных произведениях средневековья. Именно таким способом овладевает неким городом на Сицилии Харальд Суровый, ту же самую хитрость Саксон Грамматик приписывает королю Дании, Фротону I...

-И вот мы подошли к древлянскому реваншу.
Возмужавший князь Святослав Игоревич, тот самый который отличился броском копья, взял себе в жены плененную дочь князя Мала – Малушу. Сын его Владимир, рожденный от Малуши станет князем, и это притом, что у Святослава были сотни наложниц и ни один из его отпрысков не стал государем. Таким образом, это фактически династический союз полян и древлян!

-А вот что особенно интересно – то, как правил Владимир. Ведь он не только крестил Русь, но, видимо, осуществил целый ряд реформ, причем реформ в пользу простолюдинов, то есть тех, кого потом стали презрительно называть смердами. Да, Владимир, как можно полагать, частично реализовал демократические устремления древлян.
Впрочем, реформы-то стала проводить еще Ольга. Владимир подхватил это начинание. Ольга упорядочила сбор дани, устроила погосты – места, где она гостила и собирала четко установленную дань, превратившуюся скорее в налог... Ольга унифицировала племенные законы, стремилась привести их к общему знаменателю. Владимир после принятия христианства законотворчество продолжил…

-У Владимира был дядя Добрыня – личность весьма и весьма примечательная – по всей видимости, прототип былинного Добрыни Никитича из  троицы известных богатырей.
Так вот, Добрыня, как можно предполагать, – брат Малуши, сын князя Мала.
С Добрыней связывают богатырские заставы – укрепление рубежей на юге, создание форпостов против набегов степняков.
В былинах Добрыня выступает рядом с крестьянским сыном Ильей Муромцем – оборонял эти богатырские заставы простой свободный люд. Владимир и Добрыня выдвигали простых людей в бояре. Летопись говорит, что за подвиг в бою, принесший победу над печенегами, Владимир возвел в мужи-бояре не только простого юношу-кожемяку, но и его отца за то, что тот воспитал сына-героя.
Ну а былина о Никите-кожемяке, его победе над змеем иллюстрирует летописное известие; в былинах воспевается и Микула Селянинович – простой пахарь и… воин.

-Эпоха Владимира – «былинное время» – не случайно было и временем Микулы Селяниновича, Ильи Муромца, «мужицкого боярства», боевых соратников Добрыни – быть может, наследников непокорных древлян.
С ними вместе Владимир и Добрыня в битвах отстаивали Русскую землю, с ними они собирались на знаменитые пиры, где праздновались победы и обсуждались государственные дела.
Да пиры, воспетые и в летописях, и в былинах – именно на них Владимир советовался с людьми, с народом. Недаром он зовется в былинах «Красно Солнышко» – какой еще правитель удостоился такого имени в памяти народной?!..

-Послы Мала, согласно летописи, говорили в Киеве, что их князья «распасли» Древлянскую землю. Сын и внук Мала Древлянского «распасли» всю Русскую державу...

-Надеюсь, я не очень вас утомил и подготовил почву для ответа на ваши вопросы, – профессор Пивображенский мастерски закрутил интригу. – В общем, картина мне видится такой. Возможно, Искоростень при Владимире был какое-то время чем-то вроде второй столицы или княжеской резиденции, особенно учитывая древлянские корни князя. Это отложилось в памяти народной, и через несколько столетий вплыло в былине.
-Филипп Филиппович, недаром ваш авторитет в научном мире столь высок…
-Яковцев, мой друг, давайте обойдемся без лести! Это все-таки умозрительные заключения и даже если они безупречны, с точки зрения логики… это, как говориться, вилами по воде … но, чувствую: много открытий преподнесет нам самое ближайшее будущее!
Что ж, коллеги, за это и предлагаю выпить…


Глава VI.Ой, где был я вчера - не найду, хоть убей…

ПИИ-ИИИ-ИИТЬ !!!!!! ПИИ-ИИИ-ИИТЬ !!!!!! ПИИ-ИИИ-ИВА!!! – рвалась наружу опустошенная истерзанная душа, расшевеливая едва теплящиеся руины сознания...
Все тело сотрясала мелкая дрожь, а само оно ослабло до состояния аморфной биомассы. Во рту и горле – сухость безжизненной пустыни. Глаза затмевала белесая туманная пелена; головная боль накатывала свинцовыми волнами, то сжималось, то чуть ослабевало неведомое орудие пытки. В черепной коробке клокотал Везувий. Тот самый, что стер с лица земли Геркулан и Помпеи, а теперь видимо взявшийся испепелить мозг неизвестно в чем провинившегося смиренного м.н.с….
Ну-ка, еще раз: «ПИИ-ИИИ…»
И снова, СНОВА ни звука. Как рыба об лед… Нет, скорее, задыхается несчастная выброшенная на берег рыбешка; судорожно выпучив глаза открывает рот и не может (О, УЖАС!!!) подать сигнал о помощи...
И все же… яростные отчаянные потуги возымели благотворный эффект! Легкие вобрали необычайно свежий и терпкий воздух, в голове чуть просветлело, с трудом, но приоткрылся один, затем второй орган зрения и…
ЧТО ЖЕ ЭТО! Так опуститься! Дойти до ручки! Нет, нет – лежал я не в грязной зловонной луже. И не возле помойки. И не под забором. ОДНАКО…
Меня приютила окруженная вековым бором поляна, постелью стала душистая сочная трава...

Что же это значит?! Пикник?! Поездка на шашлыки?! А может, на рыбалку?! По грибы-ягоды?! Да и какое сейчас время года?! Весна?! Лето?! Самое начало осени?!

Не меньше вопросов вызывал и мой костюм. Это был, конечно же, «новодел» – качественно состряпанная умельцами одежка древнерусского простолюдина. Итак: подпоясанная матерчатым расшитым пояском «домотканая» рубаха; скроенная из кожаных лоскутов (надо полагать, «отходов сапожной мастерской») безрукавка; латаные местами штаны и с позволения сказать портянки, а на них не то кожаные лапти, не то совсем уж коротенькие полусапожки, притороченные к ногам кожаными же завязками. На голове – войлочная (на манер колпака) шапка с небольшими полями-отворотами, за которыми сподручно держать разную мелочь. Как-то монетки, иглы...
Дополняли этот комплект еще три предмета.
Во-первых, – заткнутый за пояс, скорее бытовой, нежели охотничий ножичек с костяной рукоятью в сплетенных из бересты ножных.
Во-вторых, – довольно изящная кожаная (хотя и искусственно потрепанная) вместительная сума с ремнем для ношения через плечо и, в-третьих, – плащ.
Последний выделялся из общего гардероба и мог принадлежать представителю тогдашнего среднего класса – купцу, крепкому ремесленнику, воину, чиновнику. Тонкое добротное, окрашенное в пурпурный цвет сукно, витиеватая серебренная (или «под серебро») большая булавка-застежка...

Головная боль потихоньку отступала, сменяясь чувством тревоги и неопределенности; теперь не вулкан, а червь сомнения или скорее недоумения поселился в буйной головушке, наводя на самые неожиданные раздумья.

Как вдруг! Неожиданное открытие! Едва повернув вместилище мрачных мыслей, узрел я робко пробивающийся из-под толщи девственного чернозема, играющий подобно алмазу на солнце ключ! Источник живительной влаги… и всего-то в каких-то двух шагах от моего «измученного нарзаном» тела!
Вне себя от радости, на четвереньках подполз я к кринице, припал, словно младенец к материнской груди и ПИЛ, ПИЛ, ПИЛ!

Эх, водица! Хоть и не холодненькое пивко, и не мед, что варили в институте по стародавним рецептам… Да нет, много лучше!
О чудо! Злой дух похмелья изгнан! Я твердо стою на ногах, а вот и первые шаги…

Трава колыхалась подобно морским волнам; то перешептывался, то говорил в полный голос таинственный синеватый лес.
Настырный ветер ласково трепал по щекам, нахально щекотал ноздри, срывал с головы шапку, пузырем надувал нелепое одеяние, от которого хотелось освободиться как от тяжких пут. Но что-то подспудно говорило: между нынешним моим положением и псевдодревнерусскими портами есть некая связь…
Разорванные нити памяти сплетались воедино, однако до целостной картины было еще далеко…

Хорошо посидели у профессора! Слушали умные речи, выпивали…
 Быть может, в этом и есть причина нынешнего в высшей степени странного положения. Хотя, вроде бы и употребили умеренно, под хорошую закуску, да и «Энская водка» – продукт достойный ...

Новый импульс – из глубин подсознания извлечены разомкнутые звенья...
Застольная лекция профессора Пивображенского пришлась на пятницу. Затем – выходные. Проведенные в раздумьях – в «переваривании» услышанного.
Понедельник. Рабочий день – начало новой трудовой недели.
День не совсем обычный, как водится, «тяжелый». Начальству взбрендило провести так называемую «зарницу» – о чем даже не оповестили. Считается, что мы должны быть «всегда готовы».

Откуда-то из глубин, может быть, и не столь отдаленного прошлого выкопали это идиотское название, для не менее идиотского мероприятия.
В общем, сотрудники и мужеска и женска пола одевались согласно определенной эпохе и устраивали театрализованное действо на специально обустроенной в непосредственной близи от храма науки довольно обширной площадке.
К вящей радости падких на такие зрелища жителей окрестных домов и особенно ребятишек, да заезжих иностранных туристов периодические шоу проводились якобы с целью укрепления пресловутого корпоративного духа и еще с тем, чтобы сотрудники живее чувствовали связь времен… и т.д., и т.п.
Такую чушь плел отдел нематериальной мотивации персонала – вот, где рассадник тунеядства и самодурства!
Ко всему прочему, по ходу пьесы предписывалось говорить на соответствующих языках: разыгрываете сцену из жизни древних римлян – извольте балакать на языке Овидия и Горация; изображаете раздолбавших Римскую империю варваров –  изъясняйтесь на древнегерманских диалектах, которых никто толком-то и не знал…
Что и говорить, после таких упражнений в мертвых языках многие ученые мужи, да и дамы обращались к вечно живому пласту родной ненормативной лексики...
На душе полегчало. Одна загадка вроде бы разрешена. По иронии судьбы та «зарница» как раз и была посвящена Древней Руси…
Да точно припомнил, как выбирал и примерял костюм на складе…
Ну а потом... Вроде бы некая вспышка, удар похожий на разряд электричества… черный тоннель, мерцающий свет вдали…

ТАК ЭТО НЕ ПОХМЕЛЬЕ!
Пережитое мной состояние – по всей видимости – легкая контузия или шок. Не похмелье – однозначно! Что ж, час от часу не легче!
ГДЕ Я!!! ЧТО СО МНОЙ ПРОИЗОШЛО?!!!

А ноги тем временем уже сделали по TERRA INOGNITA6 немало шагов. Шел наобум, шел, куда глаза глядят, жадно ловил звуки, пристально всматривался окрест в надежде обнаружить хоть какие-то признаки присутствия человека.
Тщетно: ни кострищ, ни каких-либо следов времяпровождения на природе типа пикников-шашлыков…
На мгновение мне показалось, что я превращаюсь… в бездомную собаку – уши приобрели способность «навостряться», нервы сжались в пружину…

Не заметил, как пересек поляну и вступил в лес, чуть рассеявший тревожные мысли и чувства дивным пением птиц и мерным убаюкивающим шепотом листвы. Эх, поспать бы часок!
НЕТ, НАДО ИДТИ!

Миновав лес, а точнее небольшой перелесок, оказался я на берегу дородной величавой реки. Едва виднелся противоположный берег; множество живописных поросших мелколесьем островков дополняли, достойный кисти Левитана, пейзаж.
Что же касается «музыкального» сопровождения…
Какая-то первобытная завораживающая тишина – лишь редкий плеск разыгравшейся рыбы, да шелест камыша.
Долго любовался открывшейся величественной картиной – ни малейших признаков людского бытия! Словно вновь вернулись первые дни Творения! Жадно вслушивался в гнетущее безмолвье в надежде уловить хоть один единственный «человечий» звук! Хоть немного приоткрыть таинственную завесу…
Обрести надежду. НАДЕЖДУ НА СПАСЕНИЕ!

Видимо, те же чувства испытывал впередсмотрящий истерзанного жестоким морским штормом парусника, смертельно уставшая команда которого, жаждала лишь одного – заветного крика «Земля»!
И я едва подавил вырывавшийся из груди поток, когда увидел…

Из-за острова на стрежень выплывали…
Нет, не «расписные островерхие челны» – невеликая лодочка, которую впрочем, по всем признакам можно было классифицировать именно как челн – выдолбленный из цельного ствола, легкий, быстрый, верткий.
Негромкие голоса и мерный плеск весел, как чудодейственная целительная мелодия… нет, это не слуховая и зрительная галлюцинация – челн взял курс прямиком на меня – двое гребцов усердно работали короткими веслами, преодолевая мощное течение и круговерти стремнины. И вот уж можно рассмотреть «экипаж» судна. Хм, странное одеяние и внешность молодцов явно не соответствовали современным образцам моды и парикмахерского искусства.

У обоих, скорее всего, братьев (один чуть старше, другой моложе) выбритые головы, русые чубы-оселедцы, вислые усы. Ни дать, ни взять «запорожцы». Костюмы, правда, отличались от классического «козацького» «прикида»: длинные до колен, белые, расшитые замысловатыми узорами рубахи, относительно узкие кожаные пояса, к которым крепились большие ножи или, скорее, малые мечи-кинжалы в деревянных ножных. На ногах – серые, посредственной ширины штаны, заправленные в красные полусапожки. Виднелся и свисавший с борта челна край грубо связанной рыболовной сети.
Несмотря на наличие оружия, кое могло быть употребляемо не только для чистки и потрошения рыбы, вид детинушки имели добродушный.

Причалили. Резво соскочили на берег, втащили челн.
-Ты кто таков будешь, почто в земле князя нашего, – вопросил старший на безупречном… древнерусском языке.
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ???!!!

-Купец я, – ответил первое, что взбрело в голову, – разбойники пограбили...
-Из болгар, что ль?
«Почему из болгар? С чего он взял?». 
-По говору явно, – словно прочитав мои мысли, степенно раздумчиво промолвил он и на какое-то время взял паузу, оценивающе разглядывая меня с головы до пят.
Рой домыслов закружился в голове… «ПО ГОВОРУ ЯВНО» …видимо тот образчик «древнерусского», что изучал так прилежно, отличается (ОТЛИЧАЛСЯ!) от живой разговорной речи… Произношением, скорее всего, ведь сказал я всего четыре слова…
ЗНАЧИТ… НЕУЖЕЛИ… НО КАК???!

Внезапная догадка перерастала в уверенность – НА ДВОРЕ X ВЕК!!!
-Что купчина печалишься?! Не тужи, мы чужеземцев привечаем, тем паче, коль словенского роду. Как звать-то тебя величать?!
-Стоян, – болгарское имя вполне отвечало легенде.
-А меня звать Горятою; брата моего молодша Борятою.
-Вот что купчина садись-ка во челн, за благо рыбы несть, отвезем тя во Киев-град, там дадут боги набудешь серебра, да повернешься восвояси…

Что ж, делать нечего, кроме как плыть навстречу судьбе…
Челн прорезал хрустальную гладь –  не видать по берегам ни городов, ни сел, не говоря уж о промышленных урбанистических пейзажах. Все… в будущем. X век… X век – стучало в висках. Сердце и разум все еще отказывались понимать. КАК Я ЗДЕСЬ ОЧУТИЛСЯ? ЧТО ДЕЛАТЬ? КАК ВЫБРАТЬСЯ ОТСЮДА?
Могучий Славутич сделал изгиб и на круче в белой дымке возникли очертания строений: на небольшом возвышении местами деревянная, местами каменная крепостица с башнями, одна из которых, выложенная из белого камня, возвышалась над остальными.
Внезапно раздался резкий трубный звук, повторившись затем еще и еще, а над башней взметнулся столб черного дыма.
-Поспешим, брате! – сказал Горята, то князь сзывает люд аль упреждает об опасти.

-Вот что, болгарин, – обратился ко мне, дотоль молчавший Борята, – коли созывает князь на рать, вступай в войско, добудешь и злата, и серебра, и славы, да и вернешься в свою землю с честью. 
Итак, на горизонте замаячила перспектива. А что, звучит неплохо: «солдат удачи из XXI века»! А, собственно, почему бы и нет? Появилась возможность «легализоваться». А там «Или грудь в крестах, или голова в кустах!»

Челн, меж тем, причалил к небольшому островку. Почему не прямиком в Киев?
Словно из-под земли вынырнул ратник в шеломе, легком доспехе, при мече и щите, за спиной колчан, в нем, как водится, лук и стрелы.
-Кто такие, куда? – бросил он видимо дежурную фразу и машинально положил ладонь на рукоять меча.
-На перевоз на Киев, – небрежно сквозь зубы с какой-то надменностью процедил Горята и протянул, невесть откуда взявшийся малый сверток.
-Проходи, – страж бегло просмотрел грамотку и в его взгляде мелькнуло почтение, даже некоторое подобострастье.
Братья оставили челн в прибрежных зарослях камыша, и мы зашагали проторенной тропинкой…

Однако какой князь сидит ныне в Киеве? Игорь?
Вот ведь незадача: прослывешь невежей или хуже того, а там гляди и нарвешься на неприятности. И как же узнать?
Эх, была не была, попробую наудачу! Авось боги не выдадут, свинья не съест!
-А что у Игорь-князя ратей нынче много?
-Да куда ж без них, – усмехнулся Борята. – Только древлян замирили, ан вновь не хочет дани давать Малко и весь люд их смердий, да и другие роды будь их воля давно вышли из-под державы киевской.
«Что ж, попал не в бровь, а в глаз. Так держать!»

Вскоре достигли противоположной оконечности острова; здесь расположилась ладно срубленная бревенчатая пристань, к ней был пришвартован паром. А до Киева рукой падать –  отблескивали на солнце щиты, копья и шеломы воев на башнях, доносились их переклики.

На пристани собралось не так чтоб много народу: горшечник с десятком горшков в двух больших плетеных коробах; степенный старик, с ним коза и, как в сказке, семеро козлят; неопределенного возраста баба, загонявшая на пристань пощипывающую травку, полнотелую, под стать хозяйке, корову...

Тревожно забилось сердце. Как встретит Киев?!..



ФРАГМЕНТЫ

Ух-ух, наконец-таки добрался… до портмоне!
Табор оглашал могуче-тысячекратный богатырский храп –  вполне закономерная реакция на нервное потрясение. Возвратившись после строевого смотра и пообедав, изможденные вои, не сговариваясь, улеглись почивать…психологический удар или иначе «синдром студента» накрыл пополной. На тех, кто не выдержал «экзамена» (а таковых набралось с три десятка из более чем тысячи «абитуриентов») смотреть было грустно, да и видок имели уж больно не боевой. Попадались и хромые, и косые, а туда же – воевать… восвояси поплелись они, понурив головы, всем своим существом показывая, что не переживут позора.
Ну а остальные спали крепким счастливым сном, хоть и было где-то часа три пополудни.

Отыскал укромное место аккурат… напротив кухонной выгребной ямы… ох уж эти мне ямы!
Зато солнечный свет фокусировался здесь хорошо, да и вряд ли кто сюда сунется.
Нетерпеливо извлек таинственный предмет, раскрыл металлические застежки типа кнопок. Как и положено, во чреве находились деньги: старинные бумажные банкноты, изношенные, но вполне еще «платежеспособные», в количестве четырех штук…
Итак, первая купюра… Довольно странный номинал –  надпись на русском языке гласила: «ОДИН ЦЕЛКОВЫЙ» Выполнена она была стилизованным славянским шрифтом, а сама денежка золотилась осенним листом – традиционный цвет бумажного РУБЛЯ.
Следующая надпись извещала, что это «РАСЧЕТНЫЙ ЗНАК НАРОДНАГА (да, именно так!) КАЗНАЧЕЙСТВА».
Далее, как водится, устрашающее предупреждение: «ПОДДЕЛКА РАСЧЕТНЫХ ЗНАКОВ ПРЕСЛЕДУЕТСЯ НАРОДНЫМ ПРИКАЗОМ ВНУТРЕННЯГО УРЯДА». Что за бред, однако?!..
На оборотной стороне странной купюры были не менее удивительные вещи. Горделивая надпись: «РОССИЙСКАЯ КОММУНА» в обрамлении сложного орнамента из колосьев ленточек и прочего затейливого и не очень декора, и некая эмблема – при «прочтении», по всей видимости, перекрещенные меч и плуг.
Портрет бородатого кудреватого мужчины славянской внешности с прямым отважным взглядом. Читая надпись под портретом, несколько раз протирал глаза… «МАЛ ДРЕВЛЯНСКИЙ»! – гласила печатная «славянская вязь».
Далее, как водится на бумажных деньгах, номер серии и дата – «1961»!
Все прочие купюры – достоинством в три, десять, двадцать пять «ЦЕЛКОВЫХ» были оформлены аналогично. Менялись лишь портреты.
На «трехцелковой» зеленой бумажке испомещен был лик, под которым значилось: «СТАРОСТА КУЧКА». Стриженный под горшок кондового сельского вида мужичок – борода лопатой навевал уныние своим задумчивым взглядом …
На червонной «десятке» красовался –  кто бы мог подумать –  «СТЕПАН РАЗИН»!
Глядел весело, задорно, как и подобает донскому атаману, утопившему по пьяному куражу персидскую княжну.
С сиреневого «четвертного» взирал… «ЕМЕЛЬЯН ПУГАЧЕВ».
И везде дата «1961»!

Каким ветром сюда занесло этот чертов кошелек, с не менее чертовыми деньгами?!
Хм, а как очутился здесь я?!..

Но это еще не все.
Меня поджидал новый сюрприз. Во внутреннем кармашке портмоне, надежно застегнутом такими же кнопками, оказались монеты. И не простые, а золотые!
Традиционной «царской» чеканки с двуглавым орлом, с коронами, малыми гербами, номиналом в «10 РУБЛЕЙ»!
Перевернул переливающийся солнечным светом кружок.
Чеканный профиль усатого мужчины средних лет, чем-то напоминающий «вождя всех времен и народов».
«Б. М. Александр IV императоръ и самод. всеросс.», – гласила круговая надпись, а за ней в следующем более узком круге: «Росс. Имперiя. Аляска». И дата – «1957»!
И еще одна монета. Все то же. Только чуть-чуть другая надпись: «Росс. Имперiя. Донъ» и «1958».

Ну и «коллекция»!!! Есть от чего «съехать крыше»!
Но… мобилизуем холодный ум, призовем логику и эрудицию.
Итак, «расчетные знаки» загадочной «РОССИЙСКОЙ КОММУНЫ».
На двух купюрах портреты «народных вождей» Разина и Пугачева; да к этому еще и всякие «народные казначейства» и «народные приказы». Почти как «народные комиссариаты» только с каким-то славянофильским замесом…



ЧАСТЬ II. ДРЕВЛЯНСКИЙ ПОЛОЛН

Глава I (II) Мне пел, нашептывал начальник из сыскной…

-Ну что, Васятка, будем и дальше ваньку валять…
Со стены навалившейся глыбой потемневшего от времени портрета давил –  выворачивал… всю подноготную не кто-нибудь, а сам господин верховный атаман Краснов. Суровый отеческий взгляд, взъерошенная бурка, иконостас орденов, цепкая кряжистая ладонь покоится на рукояти нагайки – не ровен час материализуется, отделится от массивной золоченой рамы, дабы содрать с позорящего казачий род подо… потомка семь шкур.
С противоположного конца кабинета, будто из заснеженных алеутских дебрей, пялил монарший взор «царь Алексашка», он же «мэр Нового Петербурга», он же «король Нью-Питера» и прочая, и прочая, и прочая… народная фантазия не скупилась на щедрые иногда и вовсе нецензурные «титулы».

-Да, начальник, если уперся рогом…
 Договорить не успел…
-Я тебе, гнида, сучье отродье, не «начальник», а господин старший урядник! – что есть мочи в неистовом запале пушечным ударом закатал в зубы, сшиб с ног и пошел, пошел мутузить под ребра тяжелыми коваными сапогами...
Искры из глаз, вот-вот хрустнут ребра; в ушах перезвон… на знакомый с детства мотив: «Родился я в Ростове гоп со смыком…»

-Петр Андреевич, ну зачем же вы так, – ни весть оттуда предстал франтоватый – аккуратный проборчик, щеголеватые усики – не дать ни взять… господин.
-А что прикажете делать?! Упорствует!!
«Это шо еще за фраер», – подумал Васька Клыков, сглатывая кровь… а в ушах продолжало звенеть: «…ремеслом я выбрал кражу, из тюрьмы я не вылажу, и тюрьма тоскует без меня…».

Васька Клыков по кличке Клык рос как степная трава…
Отца не помнил, мать с утра до ночи горбатилась на фабрике. Жили по средствам, то бишь нищенствовали, вопреки всем заверениям о неуклонном повышении народного благосостояния и прочей официальной туфте. 
В «ремеслухе» стал подворовывать, попивать водочку, играть с хлопцами на интерес в буру на хазе. Вступил в СБ – «союз блатных», чтоб не мытьем так катаньем… поприличней одеться.
Ну и завертелось, пошло-поехало, от стояния на стреме и мелких делишек – к крупняку.

Сильные руки ухватили как котенка за шкирятник, подняли, усадили на табурет, обтерли холодным полотенцем лицо, сунули под нос вату с резким запахом. Привели в чувство.

«Ну-с, Васенька на этот раз раскрутил ты себе по полной и грозит тебе, соколик, долгая, может быть и бессрочная каторга», – «франт» словно желая посекретничать, наклонился, чуть ли не к самому уху, дыхнув ароматом доброго коньяка.
«Затеяли игру в “доброго” и “злого” следователя», – подумал Клык.
-Петр Андреевич, попрошу, оставьте нас, – благовоспитанно буркнул «добрый» «злому».
-Ну, как знаете-с, – с тщательно скрываемым облегчением вздохнул тот. – Что ж, честь имею! – молодцевато козырнул поставленным жестом бравого служаки и удалился.

«Добрый» держал театральную паузу, изучал подопечного немигающим взглядом умных, волевых очерченных морщинками глаз. На вид ему лет сорок или около того виски подернуты сединой, на носу интеллигентные очечки типа пенсне. Сам из себя весь такой аккуратненький: безукоризненной белизны накрахмаленная до хруста сорочка, узенький черный галстук, приталенный пиджак. Остроносые щегольские ботинки блестели даже в полумраке. Был он сразу видать в своем деле мастер.

-Да, Вася плохи твои дела, – продолжил, наконец, со вздохом и каким-то искренним родительским сочувствием «щеголь». – Однако давай познакомимся. Правда, о тебе я уже много чего знаю… неожиданно протянул руку: Кряженцев Герман Владимирович – штабс-капитан третьего отделения собственной господина верховного атамана канцелярии.
«Шо за… вроде по политической части ни каких дел не имел, – ошеломленно подумал Василий и вяло сунул ладонь. – Да, в натуре под добряка молотит...».
А тот словно прочитал Васькины думки.
-Ты вот меркуешь, что мы тут с Петром Андреевичем комедию ломаем. Он, вишь ты, злой, а я добрый. И сейчас я буду тебя обрабатывать, чтоб ты, как у вас там говорят, заложил или сдал своих товарищей в обмен на, так сказать, смягчение участи.
Можешь не беспокоиться – не этого я от тебя добиваюсь. Но не буду скрывать, предложить хочу, – тут он снова сделал краткую паузу и заговорщицки, чуть торжественно, продолжил – Послужить государю-императору...
Васька недоуменно мотнул чубатой головой – послышалось что ли… Где он, Василий Клыков, а где государь-император?!..
Герман Владимирович явно ожидал такой реакции, и четко проговаривая каждое слово, еще раз произнес: ПОСЛУЖИТЬ ГОСУДАРЮ.

Глава III (II) В дыму табачном – сумрачном тумане
Сизые клубы дыма, казалось, растворяли и поглощали все…
-Мы Божьей милостью Александр IV, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский…– разгромно-командный глас лупил титулами наотмашь, словно силился разогнать дымовую завесу, обволакивавшую ядовитым туманом пожелтевший потолок, подступавшую к массивной дубовой двери.
А собравшиеся – добрая их половина – смолили яростно и самозабвенно. То и дело обнажали огненное жало и ароматные папиросы «Герцеговина», и трубки, и козьи ножки с ядреной махрой. Но дым мало-помалу уступал, улетучивался в распахнутое настежь окно в просторном зале заседаний Головного управления Уголовного сыска.

Глава VI (II). Своя Игра
-Ну-с, начинаем свою игру...
Щеглов мастерски – годами отточенным движением – отправил очередной шар прямиком в лузу.
На входе в бильярдный клуб с революционным названием «Баррикада», как повелось, слегка колыхалась от весеннего ветерка вывеска «Закрыто».
-Итак, что мы имеем? Каковы исходные данные предпринимаемого нами самостоятельного и до поры, до времени тайного расследования? В чемодане находится некое устройство и шифрованная рукопись со странным названием, видимо, также носящим шифрованный характер.
-Глеб, замок был с боо-льшим секретом. Чтоб его вскрыть мне пришлось немало попотеть. Хотел уж было знакомого медвежатника в завязке привлечь.
-А вот этого, Арапов, делать ни в коем разе не следовало. И хочу предостеречь тебя от подобных шагов в дальнейшем Строжайшая секретность! Ни малейшей утечки информации! Однако, Володенька, партия, – Щеглов вытянул из кармана жирную папиросу.
-Глеб, да ладно с медвежатником, но ведь сам понимаешь, вдвоем не потянем, придется кого-то привлекать. Я имею в виду техническую сторону вопроса.
-Я тоже над этим думал. Есть у меня кое-какие наработки в Ученой коммуне, в нашем кучковском отделении из тех, кого в свое время хорошо ухватил за задницу – скупка краденного и прочие дела. Есть выходы и на научные круги в столице. В общем, помогут, и язык будут держать за зубами крепче некуда.
Что думаешь по поводу рукописи?
-Глеб, я полагаю, содержание рукописи имеет непосредственное отношение  к содержимому чемодана.

Глава VIII (II). Во сне и наяву
Прекраса! Прекраса! Маленькая девочка лет шести-семи в белоснежно-серебристом одеянии резво бежала по дорожке, выложенной гладкими, ладно подогнанными плитами... матушка улыбалась, ласкала взором непоседливое чадо и вот взяла на руки и поднесла встреч лучам утреннего солнца.
Солнечный свет отражался в стенах дворца – все было теплым и лучезарным, как и ее прежнее имя Прекраса. Холодом веяло от нареченного имени Хельги – Ольга... но ко всему привыкаешь.
Ей вновь, в который раз, снился один и тот же сон. Далекая  родина. Земля Болгарская. Плиска. Город – такой непохожий на деревянные грады и веси, окруженные хмурыми непролазными лесами, болотами да топями весенних половодий.
Прекраса любовалась во сне великими белокаменными палатами, зубчатыми крепостными стенами и башнями, возведенными по воле царственной искусными зодчими и каменотесами, что постигали ремесло у ромеев. Высились храмы церкви Христовой, изукрашенные дивно во славу Божью, окружали стольный град виноградники, ухоженные поля и сады, что с избытком и щедростью родили медовые сладкие плоды, а не капусту и репу.
Здесь все было другим и в то же время близким. Понятная славянская речь, схожие обычаи и нравы. Хоть и кланялись деревянным истуканам, немало есть и тех, кто принял истинную веру. Болгарская земля признала Слово Христово, но в народе все же поминали и старых богов...

Право, не пора ли застрелиться!
Неизменно бравый, но слегка захмелевший штабс-капитан подошел к стойке и заказал новую порцию шнапс-тринкена – благо огурчик был оприходован только наполовину и уныло возлежал на бледно-желтом, пожалуй, цвета слоновой кости фарфоровом блюдечке с неизменной голубой каемочкой. И все помещение трактира напоминало такое же блюдце – какое-то приплюснутое с желтизной прокуренных стен и потолка... По стенам в массивных золоченых рамах уныло топорщились полинялые репродукции известных картин – тут тебе и генерал Краснов с иконостасом орденов на широченной, словно надутой насосом груди, и донские пейзажи, и баталии, и проводы новобранца...

За длинным П-образным столом торчали физиономии, которые четко можно было разделить на два класса: службисты и ученые книжные черви –  те самые доценты с профессорами.
Во главе стола видимо на правах председателя хмурил густые брови непосредственный начальник Кряженцева – полковник Лиходеев – собственно единственное знакомое из всех собравшихся лицо. Широкие вислые усы и морщины делали похожим его на бульдога. Взгляд устремился на Кряженцева – тяжелый усталый и ничего не говорящий.
-Господа, штабс-капитан Кряженцев прибыл, – скорее по привычке доложил Герман.
-Садись, – указав жестом на свободный стул, сказал полковник. В голосе его не чувствовалось ни малейшей повелительно-приказной ноты. – Отчет я твой прочитал, имеешь, что добавить?
-Никак нет, ваше…
-Оставь эту уставную манеру – мы беседуем, считай, в приватном порядке. Итак, господа, – Лиходеев обвел взглядом собравшихся, – перед вами тот самый охотник за чемоданом, который нашел, выследил и упустил добычу. Что ж спрашивайте, господа...

Глава XI (II). В Киеве и Искоростене
Над Киевом нависла огромным камнем-валуном непроглядная мгла. То летели липкие хлопья грязного снега, то лили ручьи из хлябей небесных, разверзшихся по воле Перуна. Из лесов, болот доносился вой дивов и кикимор, а в жилищах и убогим, и богатым не давали спать домовые – скреблись, посвистывали – ни как не могли улечься до весны.
Дули, не стихая ветра, – и такой силы, что ломали как жерди деревья –  и метали их словно копья. Ревел Днепр, ходил медведем-шатуном и чинил лихо – заливал берега, смывал хижины, землянки – и искали люди крова и пищи на княжьем дворе.

«Боги гневаются», – шептались меж собой  кияне. От веку не бывало такой погоды на початке зимы. Сковывал, как водилось, Кощей Днепр Славутич льдом, баловал детвору забавами – катанием на салазках, игрой в снежки. Но не так было в этот год. Что не день – гром и молнии, а по ночам – и видели то многие – вился над Киевом Змей Горыныч – огненный хвост хлестал черное как уголь небо.
Днем на торжищах, волхвы, мокнув до нитки, творили кудесы, ходили по улицам, стуча посохами и звеня оберегами, отгоняли злые силы.
Раз поутру не стало на небе ни облачка, красно солнышко озарило небеса.
Двинулся люд киевский на двор – к княгине Ольге. Говорили волхвы: надобно просить о том, дабы исполнила она волю богов и заветы предков – не сидела во вдовах по смерти мужа.

Собрались на Подоле, послали к княгине гонцов. Ждали недолго. К обеду раздался колокольный перезвон, перемежавшийся трубными раскатами. Княгиню несли дюжие гридни. Несли в резных деревянных, как маленький домик, носилках. Диковинный обычай завела чужеземка. Сказывали: есть такое в ромеях и в персах. Потакал Игорь-князь во всем женушке, и привились в Киеве многие неведомые порядки.
Ноша меж тем была бережно поставлена на бревенчатую мостовую. Гридень отворил дверцу, и княгиня жар-птицей выпорхнула на свет.
«Вот бы мне разодеть так женку, достать хоть бы что из такой одежи», – думал, поди, ни один людин, что пришел по зову волхвов и старцев градских на вече. Был на княгине полушубок из отливавшего лазурной синевой меха, поверх длинного до пят платья из изумрудного аксамита. Грозно скалили пасти вышитые на платье золотом головы львов, шевелили клювами хищные птицы. 
Красива вдова Игорева лицом: хоть кожа и бледна, но губы алели как полевые цветы по весне; синева больших глаз оттенялась тонкими, словно прочерченными углем бровями, выдавая примесь восточной крови. На голове ради морозной погоды ладно сидела невеликая отороченная соболем шапка с обшитым золотом верхом. Волосы сокрыты под тонким – заморской ткани – платком...

Я представлял себе князя Мала несколько иначе…
По хрестоматийным описаниям в художественной литературе и околонаучной беллетристике предо мной должен был предстать желчный, злобный, костный… сепаратист, в общем, пренеприятнейшая личность – тормоз на пути исторического прогресса. Реакционный, пузатый, бородатый, немытый и от того дурно пахнущий, неопределенного возраста – наподобие стрельца или боярина – злостного поборника старины, коим Петр I, торя дорогу новой Российской империи, беспощадно рубил бороды, иногда вместе с головами...


«И-эх, Пивображенский! Филипп Филлиппыч, профессор итить твою», – раздумчиво произнес он, присаживаясь к инструменту. Рояль ожил, гость негромко музицировал, напевая:
«У меня было сорок фамилий, у меня было семь паспортов, меня семьдесят женщин любило, у меня было двести врагов. Но я не жалею…».
Отнюдь не музыкальные пальцы были украшены не только золотом, но и синевой наколотых «перстаков». В уютном кабинете профессора Пивображенского этот явно криминальный тип был не единственным посетителем: в креслах вальяжно развалились два типичных продукта «лихих 90-х» – дюжие парни в спортивных костюмах с золотыми цепями на массивных шеях. Квадратные челюсти что-то жевали, глаза жадно рассматривали технические достижения, мозги напрягали извилины, силясь понять: для чего служат те или иные чудеса грядущего прогресса…

Мысль уносила вглубь… времен. К излету 80-х...
ПЕРЕСТРОЙКА. ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ. ГЛАСНОСТЬ. Косноязычные, но вызывавшие до поры до времени бурю восторга у советского люда, речи пятнистого генсека.
Питер – тогда Ленинград (впрочем, Питером его именовали и до возвращения исконного названия). По подворотням Лиговки, где он провел лучшие детские и отроческие годы, гуляли ветра романтики, ей было пронизано и пропитано все и вся. Словно дух самого Леньки Пантелеева бродил по глухим закуткам; из приоткрытых окон ласкала слух мелодия скрипки, звучал голос Аркадия Северного и других полузапрещенных бардов, воскрешая славное прошлое Лиговского проспекта. Казалось, вот-вот застучат копыта по гулкой мостовой, защелкают хлыстами выстрелы наганов, послышаться грозные окрики чекистов, стук кованых сапог…

2012 год. Американские военные на шаг приблизились к тому, чтобы подобно героям фантастических фильмов «прятаться» во времени. Впервые в истории исследователям удалось создать временной провал, события в котором невозможно отследить ни человеческим глазом, ни даже специальными приборами. Ученые из Корнельского университета по заказу Пентагона исследовали возможности «временной маскировки», сделав важный шаг к тому, чтобы превратить фантастическую сказку в быль, прятать различные объекты не где-нибудь, а во времени! Скрыть временной отрезок не только от глаз человека, но и от радаров высокоточных приборов, физикам удалось путем экспериментов с разложением света. Ранее с помощью подобных опытов исследователям удалось создать «пространственный камуфляж». Ученые научились «обманывать» свет, сделав так, чтобы он как бы огибал спрятанные объекты, оставляя их невидимыми. Физики решили пойти дальше и на основе этих результатов делать невидимыми отрезки времени. При создании временного провала сотрудники Корнельского университета использовали лазерный луч зеленого цвета, который пропускали через две линзы. Первая разделяла свет на два потока (быстрый и медленный), а вторая приводила расщепленный луч в исходное состояние. В результате получилось своеобразное мелькание лазера, которое невозможно зафиксировать. Иными словами, тот миг, когда лазер «моргает», остается незаметным для техники.
В это же время Физики-теоретики из Института хранения данных Сингапура предположили, что фантастический «притягивающий луч» (tractor beam) – устройство, способное перемещать предметы к себе при помощи одного лишь излучения – можно создать в реальности...


Эх, знали бы коллеги, где оказался скромный м.н.с. Улетов! Безвозвратно! Впрочем, в последнее время не покидало какое-то внутреннее чувство, переросшее в уверенность: удастся, непременно удастся выбраться из всех передряг! И тогда научный мир ждет сенсация!
Выберусь, обязательно выберусь! Ведь сколько раз мог погибнуть! Сгореть в ладье, быть погребенным заживо...
Но как выяснилось… Нестор, мягко говоря, поднаврал... События развивались в несколько ином, скорее даже, кардинально ином ключе.


Я – ОГНИЩАНИН. На моей груди, разливаясь лихим перезвоном, отдавая какой-то цыганщиной, красуется знатная цепь чистого серебра. На ней медальон с выбитой, скорее стилизованной, кабаньей головой. Знак того, что я – огнищанин! Не думал, не гадал, что ожидает меня ко всем прочим моим приключениям… еще и карьерный рост. Удивительно! Невероятно! Невероятные приключения м.н.с. Улетова... а что хорошее название для автобиографической повети или даже романа. Напишу ли?..

В общем, братья решили видимо привязать к себе крепко-накрепко, а потому  даровали теплое местечко с перспективой...
Кто такой огнищанин?
Во-первых, так называли независимых хозяев, полноправных свободных глав семейств –  большого двора – огнища.
Во-вторых, при дворах знатных нарочитых мужей огнищанин – кто-то вроде эконома, мажордома, главного распорядителя по хозяйству и иным делам. И входил он опосредовано в служебную систему, связанную с самим князем.
Вот какой головокружительный карьерный взлет... 



И снился мне Сварог в привычном образе кузнеца. Он ковал с сумасшедшей энергией, словно работал заводской кузнечный пресс. Пламенеющие искры потоками разлетались в разные стороны. Но грохота не было слышно. Вместо этого лились бравурные марши, развивались алые полотнища и транспаранты... Колоннами проходили радостные люди, они приветственно махали кому-то или чему-то руками. Из-под молота Сварога выходили чеканные буквы, из которых складывалось величественное словосочетание РОССИЙСКАЯ КОММУНА.


Глава VII (III). Следствие ведут знатоки
Кучково
Он внезапно почувствовал себя… поручиком Жеребецким – тем самым героем старинных гусарских скабрезных солено-перченых анекдотов, что ни один приличный человек не станет рассказывать при дамах.
Простоватый и даже хамоватый, но не лишенный обаяния герой, постоянно попадает в конфузные ситуации, из которых неизменно выходит… с честью. Многое ему прощается – мол, что с него возьмешь... Но… то, что позволительно придурковатому поручику, никак непростительно кадровому разведчику, действующему в глубоком тылу врага...


Еще через несколько дней
«Господа журналисты! Мы пригласили вас в довольно узком составе на не совсем обычное мероприятие.
Буквально через несколько минут пред вами предстанут живые экспонаты, если так можно выразиться, пришельцы из прошлого – впрочем, с предысторией всего этого вы имели возможность ознакомиться из пресс-релизов…
 
Но вдруг отсмеялись… возникла небольшая пауза.
-Отлично! Сделаем интервью для «Первого матерного», – провозгласил подполковник и кивнул в сторону одного из журналистов.
От изумления у всей троицы как по команде раскрылись рты…


ГЛАВА IX (III). Прыжок в неизвестность
Они уставились на нас… взгляд начальственных глаз был недоумевающим, но не сказать, что излишне строгим.
-Куда путь держим?
-Мы послушно остановили коней. ПРИЕХАЛИ – мелькнуло второй раз в голове...

Трудославские ребята 
Громов и Дробышев вновь проводили оперативное совещание с глазу на глаз.
Но теперь уже не в кабинете, а в Марьиной роще. Маленькая, можно даже сказать крохотная квартирка-коморка, уже третьи сутки служила мозговым трестом, куда стекалась вся информация – шифровки, депеши, устные донесения – все это оперативно, молниеносно обрабатывалось, анализировалось двумя головами, которые словно слились воедино наманер двуглавого, поверженного в годы революции, орла и теперь мыслили синхронно, настроившись на одну волну.
Круг сужался и вот-вот должен был наступить «момент истины» – поимка особо опасного махрового мастера плаща и кинжала. Но важно не только обезвредить, но и максимально собрать сведения о его деятельности, чтобы ухватиться за нитку и распутать весь хитроумно сплетенный клубок. Выжечь каленым железом змеиное гнездо без остатка.
Оперативная группа скрытно расположилась в Марьиной роще. Это была пятерка, присланная из Трудославля – городка затерявшегося в вологодских лесах...

Дивный старый мир
Кажется, я разгадал, как устроено здешнее телевидение. Недаром по истории науки и техники у меня в дипломе стояло «отлично». Да и в родном Институте истории и времени технической стороне дела, понятно, внимание уделялось. В общем, в этой параллельной реальности развитие получило так называемое малострочное телевидение с диском Нипкова. Его особенность в том, что передачи могли вестись на длинных и средних радиоволнах, то есть зона действия телецентра была практически неограниченна. Но при этом у таких телевизоров были крохотные размеры экрана…

Вольнодонск
Вечерело. Нас встречала длинная платформа уже с подобием вокзала. 
«Вольнодонск», – сообщала лепная надпись на фасаде «русско-готического» здания аж с тремя шпилями; из вокзала выплескивались людские потоки. Некоторые устремлялись к нашему составу. Железнодорожный служитель жестом остановил пассажиров, мы вместе с попутчиками покинули наш вагон. Пройдя насквозь здание вокзала, мы оказались на довольно большой многолюдной площади. Все это напоминало Воронеж в миниатюре – извозчики, магазинчики, лавки…



 Глава XII (III). Вместо эпилога
…Стою перед входом в родной институт. Сперва просто остолбенел… внезапно нахлынула… какая-то пронзывающая до глубин сознания ПУСТОТА, душевная опустошенность.
МОИ УДИВИТЕЛЬНЫЕ СТРАНСТВИЯ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЗАВЕРШИЛИСЬ! Впереди – череда серых будней…

И вдруг – резкая перемена в душевном состоянии – РАДОСТЬ! Неописуемая, неземная! Такие ощущения, наверное, испытывали первые космонавты, вновь ступая на Землю…

Я жадно вдыхал знакомые запахи, от которых успел отвыкнуть. Весенний ветерок трепал по щекам, доносилось разноголосое пение птиц. Небольшой парк, который окружал парадный вход Института, казался мне дивным садом. Я купался в лучах солнца, наслаждался серенадами пташьих кавалеров. Голова слегка кружилась… все было до боли знакомым, но вместе с тем, и каким-то… иным. Видимо, предстоит заново адаптироваться к жизни… К НАШЕЙ цивилизации со всеми ее благами.

Как-то странно все вокруг. А вот оно что: безлюдно, ни одного сотрудника учреждения, где я имел честь работать и числюсь, надеюсь, по настоящее время. Хотя вполне могли посчитать без вести пропавшим и вычеркнуть из списков не только сотрудников, но и живых. Я силился прикинуть: сколько прошло времени с момента моего исчезновения. Решил, что это тщетно.
Оглянулся вокруг. Вроде все, как всегда. Никаких изменений. Взгляд упал на часы.
Так вот оно что! Вот почему ни кого не наблюдается вокруг.
 ОБЕДЕННЫЙ ПЕРЕРЫВ.
 Народ хлынул в столовую в корпусе Б, а корпус А, где я и очутился, опустел – наука наукой, а обед по расписанию. В НИИ истории и времени изначально было строго с дисциплиной и распорядком. Прямо не храм науки, а какой-то офис японской корпорации, и этим мы заметно отличались от других академических «контор». Руководство всегда внушало: мы на передних рубежах науки, поэтому никакого разгильдяйства. Эксперименты со временем это вам не щи варить. И оказалось: это отнюдь не причуда придирчивого начальства – в чем я убедился на личном примере, угодив во временной провал…

Я брел по вновь обретенной родной «почве». Хотелось припасть к ней, ощупать родные стены, убедиться: не сон ли это? 

«Это что за маскарад?!» – раскатистый начальственный баритон окончательно возвратил в реальность.
Я обернулся и вмиг понял причину негодующего вопрошания – одет-то я весьма странно. На мне было нечто вроде поддевки, залихватский картуз с фетровым козырьком и плисовые штаны, заправленные в полусапожки – не помню, когда успрели меня так обрядить...
 Но все же фасон, если брать за основу «классику» XIX века, изменился – на поддевке помещены карманы, и от этого она слегка смахивала на френч, а картуз можно, скорее, охарактеризовать как картузоподобное кепи.
«Ты кто такой?! И почему так вырядился?!» – вновь услышал я удивленный, но не гневный вопрос.
Я снял картуз. И повернулся уже лицом к директору института. Его лицо словно задрожало и стало расплываться.
«Улетов», – услышал я полушепот и в мгновенье ока оказался рядом, подхватив директора, медленно оседавшего на землю.
 «На помощь! Человеку плохо!», – что есть мочи закричал я.
Топот ног заглушил мой крик, а за ним и рев сирены. Еще несколько мгновений, и нас окружило с десяток человек. Директора взяли под руки, кто-то щупал пульс, расстегнули ворот рубахи. Расступились, пропуская человека в изумрудном халате. Он усадил главу нашего академического учреждения на диван, расположенный в холле. Но ненадолго. Тот вдруг поднялся, отстранил заботливые руки врачевателя и тихо произнес: «Со мной все в порядке!»
Отыскал взглядом меня. Глаза вмиг устремились на меня.
«Да это же Улетов!» – пронеслось как-то робко и недоверчиво и вдруг взрыв эмоций:  «УЛЕТОВ!», «УЛЕТОВ!», «УЛЕТОВ! ЭТО ОН!»
Мне стиснули, меня поочередно хватают за плечи, жадно всматриваются в лицо, словно желая убедиться в том, что я вполне материальный объект. Водоворот знакомых и не очень лиц засасывает и вмиг выталкивает на поверхность. Вот она минута славы – меня подбрасывают на руках! Как триумфатора проносят по коридорам института!
Перехватило дух, вдруг все поплыло, эмоции и чувства хлестали через край.
Сердце как ретивый жеребец рвалось из груди.

Но мало-помалу страсти все же улеглись, и уже на своих двоих я прошелся от кабинета к кабинету, пронося весть о своем чудесном «воскрешении», возвращении в СВОЙ МИР. Новые волны всеобщего восторга. После прохождения всего церемониального круга меня вызвал к себе директор.
Состоялся краткий разговор. Предвестник серьезного, большого...
-Ты, поди, устал?
-Не то слово.
-Даю тебе два, нет три дня отпуска. Двадцатого, после обеда расскажешь коллегам, что с тобой произошло. О своих впечатлениях и, может быть, открытиях. Собираемся в конференц-зале. Да, и к своей лекции можешь, подготовиться, хотя и экспромт сойдет…
А затем будет еще разговор в моем кабинете в присутствии компетентных лиц. Ты, конечно же, не в курсе, что у нас тут произошло за время твоего отсутствия...

Конференц-зал встретил восторженным сиянием лиц, истомленных жаждой знаний и снедаемых диким любопытством. Перед широкой аудиторией я предстал в цивильной одежде, хотя лучше было бы, наверное, явится в том костюме, в котором я прибыл из временных странствий. Впрочем, тот наряд я для иллюстративности прихватил с собой. Взял и другие экспонаты – те самые арабские дирхемы, что вручили мне Борята и Горята – их я так до конца и не потратил. Прихватил и некоторые небольшие вещички, например, пару домашних идолов – щуров...

Моя «лекция» – повествование о необычайных приключениях скромного младшего научного сотрудника – заняла без малого два часа. Начал рассказ с того момента, как очутился вдруг на берегу Днепра… Зал замер в немом восторге. Лишь изредка задавали уточняющие вопросы…

«Думаю, на сегодня достаточно, – из кресла неожиданно поднялся директор института. – Не будем утомлять нашего коллегу, думаю, он еще не раз поделится своим фантастическим, без преувеличения, опытом. К тому же рабочий процесс не терпит длительного перерыва. Итак, господа, прошу вернуться к изучению тайно прошлого – о, сколько нам открытий чудных…», – сотрудники ответили гулом голосов; делясь впечатлениями от услышанного, они нехотя покидали конференц-зал, а меня начальник кивком головы попросил остаться.

Когда зал опустел, он жестом пригласил меня следовать за ним – язык жестов, к которому он прибегал, навевал флер некоей таинственности… но вскоре я понял, что к чему…

Миновав длинные и довольно-таки запутанные коридоры, мы с директором института, преступили порог просторного кабинета – ранее я здесь никогда не бывал.
Сразу бросился в глаза, контрастирующий с прочей вполне современной обстановкой, большой старинный стол. За ним, в ожидании, расположились люди. Взгляды, едва я переступил порог, были вновь устремлены на меня – ну как тут не почувствовать себя «звездой».
Я ненавязчиво окинул взглядом собрание – люди в основном в возрасте хорошо за сорок. Я получается единственный представитель молодой ученой поросли, хотя… я почему-то не сразу заметил в числе восседавших за столом своего… коллегу и даже, можно сказать, друга… Яковцева. Почему? Он, что сразу бросилось в глаза, сильно изменился. Лицо похудело и приняло аскетичный оттенок, а сам он как будто бы даже постарел. Болеет? Но тогда почему его сюда ангажировали, причем в своей возрастной категории в единственном числе (кроме меня). Он встретился со мной взглядом и почему-то опустил свои очи долу.
А между тем, как уже было замечено, взоры всех остальных членов предстоящего консилиума сконцентрировались на мне.
Я поприветствовал всех легким, снисходительным (в моем положении это вполне позволительно) кивком головы.

«Вот наш долгожданный герой!», – провозгласил, наконец, директор. Он указал мне на кресло чуть ли не во главе стола. Оно располагалось почти напротив Яковцева и едва я занял свое место, того словно пробил озноб – он съежился и слегка подрагивал.  Точно болезнь!
Хотел уже было подойти и намекнуть об этом директору на правах свалившейся на меня бешеной популярности. Хотя я и до этого мог не соблюдать особой дистанции, несмотря на внешнюю суровость, наш руководитель был весьма демократичен.
Однако он взял слово: «Что ж, давайте начнем наше внеплановое, можно сказать, чрезвычайное совещание. Представляю вам, господин Улетов, наших участников, гостей».
А далее директор слегка развеял мои опасения по поводу здоровья коллеги: «Итак, напротив вас, по сути, один из виновников вашего, так сказать, приключения. Да, вы его хорошо знаете, но вскоре узнаете и с другой стороны… Не удивляйтесь, вам предстоит услышать много интересного и эта информация не для лишних ушей, – продолжил он. – По правую и левую руку от Яковцева господин Крепышев и господин Засланский – сотрудники созданной недавно специальной службы по борьбе с преступлениями во времени и всяческими сопутствующими проявлениями – опять-таки не удивляйтесь», – означенные лица слегка привстали и кивнули.
«Следователь Раскрытко – он ведет дело, в котором вы фигурируете, как основной свидетель – я понимаю, что вашему изумлению нет предела, но скоро мы начнем разговор по существу.
А это наши коллеги исследователи – специалисты по перемещениям во времени их фамилии… вам, – он кивнул в мою сторону, – знать пока не обязательно». 
«Да что же такое случилось?! Что за туманная дымка таинственности! Что-то экстраординарное?! Массовое вторжение пришельцев-иновремян?!»
«Значит, мой провал во времени отнюдь не случаен», – возникла новая мысль, и я произнес ее вслух.
«Совершенно верно, мой друг. Вас использовали втемную для решения некоей задачи, но об этом позже.
А сейчас мы хотим послушать вашу историю в более полном, так сказать, варианте. Недаром я вас прервал. 
Не будем утруждать вас новым пересказом. Остановитесь – может быть даже коротко и схематично – над теми моментами, которые вы в своей публичной лекции опустили», – директор задумчиво прошелся по кабинету, многозначительно остановился в шаге от меня, сделав приглашающий жест.
И я, пусть и довольно сжато, поведал о том, как попал в параллельную историческую реальность. Сперва – в «коммунистическое» Кучково, а затем – на «вольный» Дон. Описал тот мир схематично, но и достаточно красочно, на мой взгляд. Правда, опустил многие детали и подробности моих приключений с криминальным оттенокм.
Мои слушатели пребывали в состоянии легкого оцепенения, а вот в глазах Яковцева явственно читалась зависть – черная, скорее всего.
После того как я закончил, по кабинету прокатился легкий гул.
Слово взял один из ученых мужей, которых директор не представил по ФИО.
«То, что вы нам рассказали, молодой человек, – настоящее открытие. Оно переворачивает наши представления… и вместе с тем, подтверждает гипотезы… мы в нашем отделе…», – тут он неожиданно осекся.
«Упавшее знамя» подхватил еще один специалист по перемещениям во времени, фамилии которого директор института также не назвал.
«Позвольте мне продолжить, – начал он. – Я сделал некоторые заготовки, ведь, как известно, хороший экспромт – подготовленный экспромт. Внимание на экран».
На нем появились даты и выкладки к ним.
Ученый начал неспешно в академической манере:
«Коллеги! Вы, конечно же, помните основные вехи исследований, касающихся возможности перемещений во времени. Но я все же позволю напомнить о некоторых из них – ключевых.
Итак…
Март 2018-го. Университет Чарльстона. Были открыты уникальные способности аномалии в виде гамма-вспышек, которые могут изменять время, передвигая его. Во время процесса в космосе, сущность которого состоит в освобождении гигантского количества энергии, начинают образовываться черные дыры, раскрывающие пространство.
Тогда было сделано заявление о том, что ученые пока не в состоянии научно обосновать собственное открытие. Однако оно может привести к настоящей революции, а для этого предстоит еще изучить, проанализировать и понять сами принципы работы гамма-вспышек, чтобы в будущем человек получил возможность перемещаться во времени и пространстве».
-Но ведь это, как выяснилось, – тупиковый путь, – заметил кто-то.
-Да, но позвольте я продолжу…
Концепция «кристалла времени» впервые была предложена в 2012 году нобелевским лауреатом по физике Фрэнком Вильчеком. Она предполагала существование объекта, нарушающего симметрию времени, то есть «кристалл» не находится в стационарном состоянии, а имеет периодичное поведение во времени – собственно поэтому объект получил название «кристалла времени», по аналогии с периодической пространственной структурой обычных кристаллов...
-Но ведь это тоже голая теория – одна из гипотез…
-Совершенно верно. Поэтому позвольте напомнить и о некоторых практических шагах.
Март 2019. Нашим российским ученым удалось создать компьютер, который на долю секунды изменил общепринятое на квантовом уровне направление Вселенной. Свидетелями открытия стали коллеги из США и Швейцарии, помогавшие московским физикам из физико-технического института. 
В ходе научного опыта исследователи заставили квантовый компьютер вернуться в прошлое, нарушив тем самым второй закон термодинамики. Именно он, с точки зрения физики, описывает единственное принятое направление нашей Вселенной – из прошлого в будущее.
Дальнейшие исследования натолкнули ученых на вопрос, можно ли обернуть время вспять. По законам квантовой физики, разумеется.
А в самом начале 2020 года астрофизик Рон Маллет из Университета Коннектикута заявил, что нашел способ путешествовать во времени. И даже написал уравнение, которое могло бы послужить основой для реальной машины времени, а также создал прототип устройства.
Затем был нашумевший эксперимент ученых из Лаборатории физики Московского физико-технического института. Исследовательская группа проводила эксперименты со временем на квантовом компьютере. Тогда с его помощью смогли вот отправить микрочастицы на доли секунд в прошлое. «Русские научились перемещать объекты размером меньше атома в направлении, противоположном “стреле времени”!», – пиcала Daily Mail.
После этого исследователи из Стэнфордского университета заявили, что уже в 2025 году будет создан первый концепт машины времени. К тому моменту специалисты должны разработать технологию, позволяющую преодолевать огромное расстояние на сверхсветовой скорости.
А еще немного ранее было сделано смелое заявление, что уже к 2020 году ученые смогут «разбивать» человека на миллиарды мелких частиц. Конечно, в теории.
Об этом заявили тогда биофизики, правда, акцентировав внимание на то, что и создание машины времени, возможно, лишь теоретически. Но и для практики есть все предпосылки; суть же заключается в том, чтобы полностью «разбить» человека на молекулы, которые будут перемещаться в квантовом пространстве, за счет чего в перспективе можно будет преодолевать временной континиум и перемещаться во времени. Именно об этом писал Мичио Каку в своей книге «Физика невозможного».
И, примерно тогда же, ученые исследовательской лаборатории Калифорнийского университета сделали заявление о возможности путешествия во времени примерно через тридцать лет, то есть где-то к 2050 году42.
-Что ж, их прогнозы, можно сказать, сбылись…
-Да, и в то же время в Массачусетском университете пришли к выводу о том, что машину времени, способную переместить человека в прошлое, можно построить с помощью двух голых сингулярностей.
Общая теория относительности допускает существование замкнутых времениподобных кривых при специфических условиях, которые предотвращают нарушение принципа причинности. Таким образом, природа не допускает возникновения парадоксов из-за путешествия во времени. Однако временные петли могут образовываться при наличии в физической системе экзотической материи с отрицательной массой, существование которой во Вселенной не доказано...
Слово взял директор института. Он вновь прошелся по кабинету.
-Все это хорошо и такой экскурс весьма полезен, возможно, мы сможем что-то нащупать…  нам нужно выработать гипотезу, каким образом эти мафиози смогли преодолеть временные барьеры. Заслать Улетова в Древний Киев и самим перенестись к нам… Пока ясно, что действовали они по наитию, случайно подобрали методом тыка или интуитивно некий ключ.
А от метода разложения человека на молекулы, мы отказались (жуть какая!). Решили идти другим путем. И эти бандиты –  вернее, их пахан «мистер П» – никого на молекулы не распылял. Все гораздо примитивнее…
-Да, именно поэтому хочу напомнить, что в Калифорнийском университете тогда же (помимо биофизического метода разложения на молекулы) предположили, что способом путешествия во времени может стать «временная дыра», когда человек попадает в «коридоры» между веками или эпохами.
-Да, этот вариант во всей нашей истории мы тоже рассматривали…
-А вот еще уже не теория, а факт: 9 мая 2017-го года в Европейском центре ядерных исследований был запущен новый линейный ускоритель протонов, в задачу которого входило повышение производительности Большого адронного коллайдера. Напомню, что для построения этого девяностометрового устройства, способного разгонять элементарные частицы до околосветовой скорости, потребовалось десять лет. И это время уже близко нашим… гм… антигероям.
-Что ж, нужно теперь рассказать нашему подлинному герою, – директор кивнул мне – о лже-профессоре Пивображенском и его подручном. ЯКОВЦВЕ.
Его монолог продолжался целых пятнадцать минут и все почти это время я пребывал в состоянии близком к шоку. «Не может быть!» – только и вертелось в моей голове. Но по полочкам все разложилось…
-То есть вы хотите сказать, что используя «дыры во времени», которые могли образоваться или активироваться во время экспериментов на Большом адроном коллайдере меня и перебросили в нужное им время для выполнения криминальной задачи, но что-то пошло не так. Не по их плану, – вступил в разговор я.
-Так оно и было, – вступил в разговор следователь Раскрытко. – А у вас оказывается способности и к сыскному делу, – его вполне серьезное выражение лица озарилось улыбкой.
-В свете вышесказанного, – продолжил я в несколько академической манере, – меня терзают следующие мысли. Я, кажется, уже упоминал о своей встрече с волхвом Всеславом и о той роли, которую он сыграл в моем возвращении. Но я не сказал о его поразительном сходстве с «мистером» П. А значит…
-Филипп Филиппович Пивображенский! – воскликнул директор института, – получается он…
Крепышев и Засланский как-то напряглись, по их лицам было видно, что в головах проходят непростые мыслительные процессы.
-Значит, мы можем сделать предположение… – произнес осторожно и в полголоса Крепышев.
-Что настоящий Пивображенский «провалился»! – воскликнул Засланский.
-Так может, «провалилась» и вся группа?! – продолжил рассуждения Раскрытко.
-Надо срочно что-то предпринимать!
-Срочно искать способ пробиться к нему, установить контакт – резюмировал  Засланский.
-Займемся завтра же…
-Нет, сегодня же. Вечером. После нашей планерки А если понадобиться для возвращения настоящего «господина П» отправиться в прошлое, я готов. Фамилия обязывает, – улыбнулся он уголками губ, но мгновенно вернул своему лицу самое серьезное выражение.
-Что ж, вы изрядно нас удивили своими дополнениями, настал черед удивить вас, – продолжил директор института, когда обстановка чуть разрядилась. 
Он вновь встал из-за стола и продолжил, прохаживаясь, свой бьющий наповал рассказ.
-Как вы уже, наверное, догадались, профессор Пивображенский на самом деле не тот, за кого себя выдает.
Под этой личиной достаточно длительное время скрывался уголовник – «браток» из так называемых лихих девяностых. Он даже сумел притащить в наше время своих корешей – всех их мы повязали, и они находятся сейчас там, где им и положено – в тюрьме.
По-хорошему, там должен находиться и этот тип, – он кивнул в сторону Яковцева, – тот втянул голову в плечи.
-И как этот тип из девяностых сумел замаскироваться под маститого ученого? – прервал я директора, сгорая от любопытства.
-Вы, наверное, знаете о пропавшей некогда экспедиции?
-Что-то слыхал, – признался я.
-А подробности знаете?
-Нет.
-Вот те на! Надо интересоваться научной жизнью.
-Всего не охватишь.
-И то верно. Так вот экспедиция пропала, но был найден только один человек. Внешне поразительно похожий на настоящего профессора Пивображенского. Двойник! И он сумел вжиться в образ…
Господин Крепышев, один  из членов следственной группы поведает вам эту удивительную криминальную историю, годящуюся для авантюрно-детективного романа. Заодно проинформирует нас о последних новостях этого дела.
Господин Крепышев, прошу…
Услышанное действительно сразило наповал. Следователь оказался неплохим рассказчиком – хоть клади все на бумагу и издавай. Поймал себя на мысли, что не отделался еще от «бумажного формата», привычного в том мире, откуда я возвратился.
Был поражен, узнав, какую роль во всей этой истории сыграл мой «коллега». Он еще больше скукожился, того глядишь инфаркт или еще какой кондратий  хватит. Слабоват оказался, подонок!
-Ну как? – лаконично обратился ко мне директор, когда Крепышев, по его собственному выражению, «доклад окончил».
«Так вот откуда у мнимого “профессора” все эти повадки – “интеллигентный” матерок, жаргон, все эти призказки про фраера…», – вспомнилось вдруг.
А вслух я принялся рассуждать: «Можно ли быть уверенным на все сто что Всеслав и настоящий Пивображенский – одно и то же лицо?.. Ведь люди могут быть поразительно похожими…».
-Однако, по вашему же утверждению, он общался с вами современным русским языком, – вклинился кто-то из ученых.
-Да, это сильный аргумент. И все же… Вдруг это не Пивображенцев а кто-то другой из «засланцев», – высказался директор.
-Что ж, как рабочая версия принимается, но, по крайней мере, на пятьдесят процентов можно быть уверенным в том, что это именно настоящий профессор Пивображенский, – резюмировал Засланский. – Полагаю, нам необходимо срочно создать оперативную рабочую группу и заняться возвращением и профессора, и членов его экспедиции, буде таковые отыщутся. Вам, господин Улетов, будет отведена в этом подразделении ведущая роль.
-Работаем в строжайшей секретности, – подхватил директор института. – Огласка,  – он бросил суровый взгляд на Яковцева – не к чему... хорошему не приведет. К тому же, мы не знаем масштабы и количество шастающих по временным просторам.
-Тебя, Яковцев, на время работы группы, а, значит, на неопределенный период мы изолируем, – огласил созревшее внезапно решение Засланский.
-Да, пошлем его якобы на стажировку к нашим зарубежным коллегам, хотя по нему тюрьма плачет, – предложил директор. – А на самом деле стажировка будет в условиях жесточайшой самоизоляции так, как это было во время известной пандемии в двадцатом, кажется, году. И самоизолироваться будешь далеко-далеко от матушки Москвы. Это будет что-то вроде «шарашки» - будешь трудиться ради науки, но под присмотром и контролем двадцать четыре часа в сутки.
-Неплохо, неплохо для внешней конспирации. Какие еще будут идеи? –  Крепышев встал из-за стола и прошелся по кабинету.
-Меня, как ученого и как практика, интересует реализация планируемой миссии по возвращению наших гм… единовременцев, попавших во временной гм… капкан, – слово взял один из представителей науки.
-Ну, основное понимание, как это сделать у нас, по-моему, имеется, – Крепышев также поднялся из-за стола и подошел к окну. Остановился, посмотрел на открывающийся за ним вид, словно пытаясь найти ответ. – Все эти воронки во времени – мы очень приблизились к их разгадке и с помощью квантовых технологий сможем овладеть проникновением во время, перенесением, думаю, за день-два. А вот что нам еще поможет… господин Улетов, вы говорили о некоей волшебной палочке-выручалочке, которой вас одарил волхв – предполагаемый истинный профессор Пивображенский…
-Да, она у меня с собой.
-Этот феномен нужно также изучить.
-Позвольте полюбопытствовать, – вмешался один из ученых.
Я потянулся к своему СОВРЕМЕННОМУ чемодану, куда сложил все вещественные доказательства моего пребывания ТАМ. Извлек интересующий артефакт и… не поверил своим глазам, но сперва… пальцам. Чудесная палка на вид была все такой же со всеми прорезями и узорами, но вот материал… Вместо дерева – камень! То есть она окаменела! Я ощупывал ее и, видимо, открыл от удивления рот – почтенное собрание также охватило легкое замешательство – один из коллег, наконец, спросил: «Что-то не так?»
Я поспешил поделиться неожиданным открытием.
-Значит, говорите, что точкой вашего возвращения посредством этого прибора стало некое скопление  окаменевших деревьев?
-Да, и уж не предполагаете ли вы…
-Совершенно верно – этот предмет, так сказать, перенял свойства, – прошелся взглядом по всем присутствующим словно, ища поддержки, один из ученых.
-Да, это очень интересно! – буквально вскочил и активно жестикулируя, заговорил другой представитель группы. Этот феномен нужно срочно изучать в комплексе – возможно именно это ключ к решению проблем, стоящих перед нами.
-То есть – проникновение во времени и вытаскивание наших…
-Да.
-А кстати, ведь эти бандиты из 90-х смогли пронзить временные стены. Каким образом? Их допросили? – мой вопрос созрел внезапно и был обращен, прежде всего, к стражам порядка.
-Что ж, ваш интерес вполне резонен, – отвечал Крепышев. – Но не все так просто. Эти субчики, как у них выражаются, «уперлись рогом», «ушли в полную несознанку». К тому же включили своего рода психологическую защиту. Словом, тертые калачи. В общем, и новейшие методы выуживания информации из-под сознания оказались бессильны. Хотя сперва именно с их помощью мы, по сути, все и узнали.
-То есть не колются, – резюмировал я.
-Да, если коротко, именно так.
-И что же, никаких шансов?
-А знаете что! Давайте-ка вызовем этих героев в кавычках сюда, – неожиданно предложил директор. – Вам, господин Улетов, конечно же, интересно взглянуть на ваших визави.
Мне оставалось только кивнуть в знак согласия, а господин Засланский продолжил:
-Что ж, предложение замечательное. Может быть, внезапная встреча с Вами, Олег Витальевич, что-то да перемкнет в их головах, и они станут более откровенными. Проведем, так сказать, очную ставку.
Раскрылся экран мобильной коммуникации – Засланский выходил на связь с руководством учреждения, где пребывали злодеи.
-Доставят голубчиков! Через полчаса максимум, – сообщил он.
Итак, полчаса – отсчет начался, и он для меня сразу начал казаться…ВЕЧНОСТЬЮ.  А ведь, если поразмыслить, именно оттуда я и вернулся… Ученый и служивый люд тем временем пустился в прения – живо обменивался мнениями – нарастал гул, но он был каким-то тревожным, что ли.
Через некоторое время Засланский, а затем и Крепышев стали то и дело поглядывать в свои коммуникативные приборы. Я обратил внимание на это, хотя остальные увлеклись, и им было не до сторонних наблюдений – тем более что ученые споры как-то обтекали меня, несмотря, на то, что я был вроде бы центральной фигурой. Но в данный момент от меня отвлеклись – полемика между отдельными группками разгоралась – как водится: сколько ученых столько и мнений.
Но вдруг все резко переменилось! Засаланский и Крепышев – их лица излучали непередаваемое выражение – смесь напряжения с невиданным паническим ужасом – так, что это невольно наэлектризовало атмосферу, и разговоры, словно повинуясь неведомой силе, стихли.
Первым встал из-за стола Засланский, а затем и Крепышев стал переминаться с ноги на ногу; Засланский вышел на середину «зала» и прошелся взад-вперед… Крепышев же вдруг застыл столбом.
Стало ясно, что произошло нечто экстраординарное. Аудитория оцепенела  – возникла немая сцена наподобие той, что венчала знаменитого гоголевского «Ревизора».
Вот-вот должен был прогреметь гром… и он грянул.
-Господа, – начал Крепышев… мне, вернее, нам – он бросил взгляд на своего коллегу, – сообщили, что наши… гм, обвиняемые пропали… То есть исчезли в полном составе…
-Вероятно, бежали, – продолжил Засланский. Уже начато экстренное расследование, обнаружили буквально полчаса тому назад.
После этих заявлений всех присутствующих поразил массовый шок – это уже был не «Ревизор», а самый настоящий «Шекспир», однако… меня вдруг охватило странное чувство – чувство радости, что ли. И внезапно пришло понимание, почему это именно так. Все это время меня после возвращения ОТТУДА меня переполняло то, что наши предки образно и емко называли «грусть-тоска-печаль». Опустошение. Возвращение к серым будням.
И вдруг новый виток!
И возможны самые удивительно-неожиданные повороты!
 Работа по возвращению истинного профессора Пивображенскоого. И теперь вот это! Жизнь продолжается, и она снова закипает…
-Как же они смогли, как ухитрились? – я вновь проговорил свои мысли…
-Вероятно, смогли уйти по тем самым «кротовым норам», – прозвучал ответ.
«Немая сцена» вмиг ожила, да так, что наполнила зал какофонией разговоров и возгласов, вопросов и ответов.
«Что ж, господа, нам предстоит большая многотрудная и интереснейшая работа!» – прозвучало в какой-то момент как вердикт.
ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!