Самоволка

                ЧП в роте! Пропал младший сержант, Виктор Кремлёв. Командир роты, капитан Матвияс, объявил тревогу. Однако, ни ночью, ни утром, Виктор не появился. Только друзья-сослуживцы знали, где он мог находиться. Да и некоторым офицерам «потаённые пристанища для страждущих душ» были известны. На поиски отправился сержант Тарнавский. Начальство не противилось, когда он сам вызвался «попытаться найти своего товарища». Но и Тарнавский бесследно пропал.

                - Она, мерзавка, Галка… – шепнул ряовой Шкаран сержанту Туче. Многие из «старичков» знали её, захаживали к ней «на чай». Любвеобильная, Галка привечала всех мужиков, ищущих плотских приключений. Да и много ли солдату надо? Любовь – свободная, без ограничений. Под неё – водка, сало, пельмени, огурчики. Подруг хватало на любой вкус, такого же «пошиба», как и сама хозяйка комнаты – «общага» же.

                За «особое» отношение к лицам мужского пола, её прозвали: «Галка, королева Биробиджана». И это в городе, где основной контингент – семьи офицеров, проходящих там службу, и «дамы лёгкого поведения», сосланные в дальневосточный «закуток», под Хабаровском, из многих районов России, особенно в годы проведений каких-либо международных мероприятий.

                Впоследствии, основным местом проживания Галки стал заброшенный леспромхоз, в ста километрах от Биробиджана, в глухой тайге – из города её тоже выселили. Солдаты батальона, принимавшие каждую зиму участие в заготовке телефоно-телеграфных столбов, для войск связи, общались с ней, но уже в обстановке «пониженной секретности», хотя и тайком друг от друга.

                Странною была, эта Галка. Вроде, и поведение «лёгкое», однако на вид не скажешь. В общении – простота и душевность. Внешне привлекательна, хоть и не красавица, но было в ней что-то притягательное, и мужики только о ней и говорили.

                Однажды простудился и заболел ефрейтор Сушков – секретарь комсомольской организации роты. Его хотели отправить в Биробиджан, но он категорически отказался. Да и солдаты единодушно заявили, что вылечат парня. У него были высокая температура, бредовое состояние, есть не мог – воспалилось горло.

                Солдаты поили его горячим чаем, с молоком и маслом. Ухаживали за ним, как за ребёнком, меняли мокрое бельё. Кормили жидкой кашей с ложечки. Через неделю больному стало значительно легче. К его удивлению, инициаторами такого заботливого отношения были Шкаран, Туча, Кремлёв, Тарнавский и… Галка. Она регулярно носила ему продукты и мясные бульоны, кормила и поила его, отдавая  парню все своё свободное время. И первый человек, которого он увидел, придя в себя, была Галка.

                - Очнулся, родненький, – произнесла она неподдельно ласково...
И это были идейные враги секретаря комсомольской организации. Вот и думай о людях всё что угодно. У неё-то и обитал «виновник торжества», забывший о долге, о чести, утративший ощущение реального времени.

                Солдаты перешёптывались межу собой. Громко говорить не решались – в казарме находились офицеры роты и дежурный по части. Позднее, подошли командир батальона и замполит.  Часы показывали около пяти вечера. Доходили сутки, как пропал Виктор. До суток, он считался «самовольщиком», а после суток – дезертиром.

                - Ну, где этот «любимец публики»?.. – бесился командир роты…
– Где Тарнавский?.. Радевич, твои кадры?..
- Тарнавский – мой, – спокойно отвечал командир взвода, приземистый, чернявый лейтенант, с усами, как у Чарли Чаплина, сам не единожды бывавший в «заманчиво-болотистых дебрях».

                «Любимцем публики» Кремлёва стали называть после шефского концерта, где заводилами явились работницы Биробиджанской чулочно-трикотажной фабрики. Кремлёв был и конферансом , и миом, показывал отдельные бытовые сценки, чем вызывал овации публики. До армии он занимался татре миниатюр, Барнаульского клуба меланжевого комбината, играл в народном театре драмы того же клуба, отплясывал в массовках народного театра балета. И в армии он проявил свой талант.

                Капитана Матвияса не воспринимали всерьёз ни солдаты, ни офицеры. Очередное звание и должность командира роты он получил за несколько месяцев до ЧП. Будучи старшим лейтенантом, однажды, ездил в Хабаровск, в командировку, там беспробудно пил, вместе со «старичками». Даже подрался с одним из них, получил «фингал» под глазом. На ночь, в свою палатку, притащил какую-то полупьяную женщину, уснул, так до неё и не добравшись. Той ничего не оставалось, как покинуть «несчастного ловеласа». А утром этот «ловелас» явился в штаб округа и никак не мог уразуметь, почему над ним смеются.

                - Товарищ старший лейтенант, когда это вы полковником стали?..
Матвияс снял шинель, глянул на погоны. Лицо его, и без того розовое, побагровело от злости и нелепости происходящего. На погонах с одним пролётом, какие бывают у младшего офицерского состава, красовались три больших полковничьих звезды. Кто их привинтил, никто не знал.
- Это они, солдаты подшутили, – пытался оправдаться Матвияс.
 - Фингал тоже они поставили…
 - Тоже...
Слух об этом казусе, с необычайной скоростью, разнёсся по всему округу и воспринимался, как анекдот…

                - Вот, бугаи, запропастились?.. – ворчал хриплым басом сержант Туча. – Давай, Шкаран, тащи их сюда, пусть поспешают, твари безмозглые…
Борис Шкаран, бывший сержант, разжалованный за употребление алкоголя, ушёл. Никто и не спросил, зачем, куда…

                На улице стемнело. Всю видимость застелил густой буран. Крупные хлопья сырого снега, интенсивно падая, ложились окрест, свежим покрывалом, но идти было скользко, особенно, по утоптанной дороге, ведущей в часть. По этой дороге и тащился изрядно подвыпивший Виктор в роту. Но держался стойко, идти пришлось через КПП.

                Уходить  проще – через забор, где глазам, сразу, открывается Московский проспект и, «поджидающие клиентов», несколько женских «общаг». Напротив – караульное помещение. Бывало, придут подружки к солдатикам, в «караулку», а тут, проверяющий нагрянет. Попрячутся все в комнате отдыха, укрывшись шинелями. Проверяющий посчитает по ногам наличие «контингента» и уйдёт, успокоенный. Ног всегда хватало, лишние – не в счёт, а свет зажигать никто не решался – отдыхающей смене положено спать.

                С тяжёлой ношей, лезть через забор, было крайне сложно. Да и от кого прятаться? На Викторе мешком висел Тарнавский. Следом, шествовал Шкаран, придерживая Тарнавского за ноги.

                Весь состав роты и прибывшее начальство батальона облегчённо «выдохнули»: слава богу, не надо в центр сообщать.
Дежурный по части штык-ножом от автомата сорвал лычки с погон Виктора. Потом, «виновника торжества» и «пострадавшего», Тарнавского, отправили отсыпаться
- И ты, Шкаран, пьяный? – спросил у Бориса дежурный...
- Да, пришлось немного выпить, всего грамм сто, тащить-то тяжело, дорога скользкая, – ответил тот, с иронией в голосе…

                Кремлёву повезло – до суток оставался один час. А Тарнавскому, почему-то, не было ни слова нарекания. Он знал, у какой «зазнобы» обитал Виктор. Сам, случалось, забегал к Галке в «гости». Да и солдатики его взвода вечерами там «ошивались». Перелезть через забор, чтобы попасть в расположение «общаги», не представляло труда. Перед построением на вечернюю поверку, Тарнавский выходил на крыльцо казармы, свистел, и «почитатели разгульной жизни », все до единого, собирались в кучу.

                Вот и утром, когда он пришёл за Виктором, стол, уставленный разными соблазнительными яствами, и любвеобильные дамы, «сломили слабую волю»  младшего сержанта и тот забыл о цели своего визита. К вечеру Тарнавский был уже в «стельку» пьяным, и только появление Шкарана и  спасло сержантов от последствий.

                На следующий день, на построении, командир батальона – «батя», с присущим ему гневом, перед сроем отчитывал нарушителя:
- Шельмец! Да много ль здоровому мужику надо, чтобы «конец смочить»? Минут пятнадцать, а ты болтался около суток, да водки «нажрался»! Вон!.. На «губу», поганец! Туалеты чистить!..

                Новички побаивались комбата. Его грузная фигура, громадный рост, свирепый вид вызывали ощущения подавленности и физической зависимости. Хрипловатый голос, по-волжски «окающая» речь, были дополнением к этим ощущениям. Потом, приглядевшись, многие стали понимать, что не такой он и злой, и все солдаты батальона у него – «сынки». Не каждому командиру давали такое тёплое, отеческое прозвище…

                Виктор, как и положено, отсидел неделю на «губе», чистил туалеты, согласно приказу «бати», но это наказание он не считал страшным. Страшнее было – лишиться звания и должности. Однако, все эти присвоения и назначения, остались при нём. « Батя», похоже, его просто, пожалел…

                01.01.15г.