Заброшенная деревня

      Они отыскали нужную «отворотку». Раньше на десятом километре издалека виднелась сооруженная из фанеры беседка с лавочкой, служившая автобусной остановкой. Сейчас необходимый съезд пришлось находить по маленьким голубым табличкам с указанием количества километров, отделяющих от города.
Машина свернула с трассы и скатилась по ровной песчаной дороге, ведущей вглубь леса. Дождей нынешней осенью, да, впрочем, и летом, выдалось не много, и дорога радовала своей сухостью и отсутствием ям и колдобин. По обеим сторонам рос сказочного вида папоротник. Величественные сосны-старожилы стояли не шелохнувшись, охраняли молчание.
      Доехать до места назначения не получилось. Примерно на полпути они вынужденно остановились и вышли из машины. Маленькая речушка Красница, неподвластная человеку, наполненная своей естественной, природной жизнью, преградила дорогу. Здесь среди деревьев речушка начинала свой длинный витиеватый путь. В былые времена бригада мужиков спиливала деревья, выкладывала из брёвен проезжую переправу. Сейчас Красницу можно было перейти, пробираясь сквозь заросли травы, по одиноко лежащим брёвнышкам.
Преодолев преграду, можно было обнаружить, что дорога странным образом продолжается дальше. Дед, успевший переодеть резиновые сапоги, устремился вперед быстрым шагом, увлекаемый воспоминаниями о годах, прожитых в деревне, о близких людях, давно ушедших в мир иной или покинувших деревню навсегда. Дед не был в родных местах более тридцати лет, со времени смерти своей матери. Зять и внук не успели побывать на родине деда. К тому времени деревня была окончательно заброшена, в ней не осталось ни единого жителя. Последней сюда приезжала Вера, младшая дочь деда.
Когда-то в деревне насчитывалось более ста хозяйств. Была своя ферма, три конюшни с поголовьем около трёхсот лошадей, множество кузниц, начальная школа, магазин, клуб и даже пожарная часть. До начала войны большая часть жителей деревни занималась гончарным промыслом. Почва в здешних местах суглинистая, из-под рук мастеров выходили так необходимые в крестьянском быту крынки, в которых хранили молоко, плошки, миски, горшки разных размеров и другая посуда. Женская часть населения занималась выращиванием огурцов. Огурцы и глиняные изделия увозили на продажу в близлежащие города и поселения. На окраине деревни располагался черепичный завод. Черепицей местных умельцев было покрыто множество построек во всех окрестных деревнях. Был здесь и свой кирпичный завод. Практически всё производство «сошло на нет» в период от Великой Октябрьской революции до Великой Победы. После революции многие кузницы были экспроприированы, «сильные хозяева» раскулачены. Во время войны деревня опустела, производство встало.
В пятидесятые годы молодёжь правдами и неправдами стремилась покинуть родную деревню, перебраться в города. Крестьянский труд был тяжёлым, а колхозные зарплаты мизерные. Кто-то уехал осваивать Казахстанские степи. В восьмидесятых в деревне уже практически ничего не функционировало, оставались только маленький с бедным ассортиментом магазинчик, ферма да конюшня с десятком лошадей.
Вера помнит, как она бегала на ферму, когда гостила у бабушки летом. Ей доверяли раздоенную, дающую немного молока, корову. Девчушка очень ответственно ухаживала за своей подопечной: сама мыла ей вымя, вытирала, смазывала специальным маслом, сама доила корову руками, а затем «сдавала» приёмщику то, что надоила. Доярки подшучивали над Верой, над её манерой говорить «по-городски», над её глубокомысленными рассуждениями о жизни, но любили, при встрече всегда приветливо улыбались. Сочинение Веры, о том, как корова съела сплетённый девочкой и надетый на коровьи рога венок из ромашек, было даже прочитано учителем литературы перед всем классом. А когда мама однажды приехала забрать Веру домой и заодно доехать до Горького, купить новые вещи к школе, выяснилось, что вся одежда пропахла фермой, навозом. Мама очень ругалась, перестирывая целый чемодан одежды. Вера глубоко вздохнула, вспоминая родных людей с их самобытными характерами, нелёгкой судьбой, близких ей по духу и эмоционально.
Бабушка умерла, когда Вера училась на третьем курсе университета. Во время учёбы девушка редко вспоминала летние каникулы в деревне, но на последнем курсе в её жизни начали случаться странные события. Прежде чем уснуть, она вдруг «впадала» в необычное состояние. Такого с ней раньше не происходило: тело становилось очень тяжёлым, казалось, сетка кровати не выдержит и лопнет под тяжестью; руки и ноги «наливались свинцом», возникало ощущение, что грудь растягивается и раздвигается. Вера посетила несколько занятий по аутогенной тренировке, но войти в изменённое состояние сознания ни разу не удалось. А сейчас казалось, что сама душа прорывается наружу и стремится куда-то улететь. В один из таких «сеансов» сознание перенесло Веру в деревню, к дому, где жила раньше бабушка. Вера ясно воспринимала зрительные образы, запахи, тактильные ощущения. Вот она босая подходит к небольшому крылечку перед домом. Трава прохладная и чуть влажная. Ступеньки на крылечке гладкие и теплые под лучами солнца. Вера часто играла на этих ступеньках в «больничку», в «магазин», пока бабушка варила варенье на крытом крыльце дома. На крыльцо – лестница крутая, и ступеньки всегда холодные. Слева окошко с кое-где треснувшими стёклами. Сюда часто залетали бабочки или другие насекомые, бились крылышками о стекло. Вера подошла к двери, ведущей в сени дома, «на мост», как говаривала бабушка, взялась за железное кольцо. Поворачивая кольцо по часовой стрелке, можно было привести в движение щеколду, на которую закрывались двери. В сенях полумрак. Половицы на ощупь мокровато-прохладные, со стонущим звучанием под ногами. Чувствуется запах со двора. В сеннике, расположенном прямо, старенький полог с жестким матрацем, два сундука с запахом засохших ванильных пряников, карамели и всякой другой всячины.
Вера не раз была погружена в необычное состояние, бродила по дому, вдыхала знакомые с детства запахи, рассматривала и ощупывала забытые вещи. Возможность поехать в деревню представилась только через год. С племянником они отправились на велосипедах от расположенного неподалёку села. В село вместе со многими другими перебралась жить семья тёти. В деревне к тому времени оставалось еще несколько жителей, и даже появились арендаторы из Казахстана. Ирония судьбы.
Бабушкин дом Вера узнала не сразу. Ей казалось, что они не дошли до нужной постройки. Сквозь заросли травы с человеческий рост трудно было разглядеть почерневшую покосившуюся полуразвалину. Рамы в проемах окон отсутствовали, крыша прохудилась в нескольких местах и зияла черными дырами. Крыльцо навалилось на дом, ступеньки наклонились градусов на тридцать. Вера с племянником осторожно пробрались вовнутрь. Ни дверей, ни половиц не было. Передвигаться можно было только по лагам, между которыми виднелась черная земля. Разобрана и разграблена была печь. Возле бывшей русской печи сохранилось несколько половиц, на которых стоял большой чугунный горшок. Вера помнит, как холодок змейкой пробежал по спине, когда она заметила на стене две рамки с фотографиями. Рамки висели на своём привычном месте, рядом с календарем, на котором были изображены Волк и Заяц  из «Ну-погоди!» . Кто-то не раз заходил в дом, выносил кирпичи, разбирал полати и пол и не посмел, а может не захотел снять со стены фотографии. С них улыбались родные лица, на нескольких из фотографий была Вера.  Кроме фотографий домой девушка привезла и горшок. Так хотелось сохранить реальную вещь, связанную с бабушкой и домом. Сколько сил и терпения понадобилось, чтобы дотащить тяжеленный груз до села. Дед потом шутил:
- Я уехал из родительского дома без приданого. Спасибо, дочь чугунный горшок привезла.

***

Младшее поколение явно не успевало за дедом. Они так и продолжали свой путь в лёгкой спортивной обуви. Сменная одежда также осталась в багажнике машины. Слева зияющим шрамом высветилась широкая просека. Видимо кто-то из местных предпринимателей выкупил несколько гектаров леса, вырубил, а потом вывез к себе на пилораму стройные, красивейшие сосны. Пройдя ещё две-три сотни метров, путники увидели новый просвет впереди, это означало, что лес заканчивается. Вера вспомнила детские чувства, всякий раз переполняющие её при приближении к Боровским воротам. Так местные жители называли место, где заканчивался лес, и взору открывалась широкая панорама: светло-зелёные поля волнистым полотном тянулись вдаль и «падали» в низину, а из низины поднималась тёмно-зелёная лесистая волна, вздымалась высоким гребнем и далеко у горизонта терялась в небесном океане. Человек с хорошим зрением мог рассмотреть дальние деревушки, напоминающие маленькие салатовые островки на гребне, посреди сплошного, тянущегося на многие километры леса. Справа в поле занозой врезался овраг. Он выделялся обилием кустарников и деревьев, растущих по его краям. Деревня тянулась в низине длинной лентой, пряча один конец за оврагом. На угоры к Боровским воротам ребятня бегала собирать землянику. Вера тоже иногда прибегала сюда, ложилась в траву, вглядывалась в огромное бесконечное небо, наблюдала за уплывающими облаками и одновременно срывала руками ягоды, и сразу же отправляла их в рот.
Когда путники вышли из леса, то увидели перед собой луга, заросшие травой и молодыми лиственными деревьями. Трава буйствовала и в некоторых местах легко могла скрыть с головой человека. Молодняк загораживал обзор, невозможно было рассмотреть ни деревню, ни лесные просторы.  Дорога уводила куда-то в сторону, но стремление добраться до дорогих сердцу мест побуждало пробираться дальше сквозь траву. Зятю и внуку ничего не оставалось, как подчиниться. Первым шёл дед. Как мог, руками и ногами он раздвигал траву. В зарослях то тут, то там встречались колючие растения, крапива, тугие жёсткие стебли люпина. Возвышающийся раскидистый борщевик осторожно обходили стороной. Растения кололись, обжигали, хлестали. Очень скоро не покрытые одеждой участки тела покраснели и припухли. Особенно "несладко" приходилось внуку. Он был одет в бриджи. Ничего в его памяти не было связано с этим куском земли, одержимости деда и матери он никак не мог понять. В душе подростка зарождалось отчаяние, но он старался не отставать от остальных в надежде, что скоро закончатся его мучения. Овраг преградил дорогу.  Дальше пришлось пробираться через кустарник, между дикими, с обмельчавшими плодами, яблонями. Терпение заканчивалось и у взрослых.
        Надежда на какую-нибудь протоптанную в деревне дорожку  не оправдалась. Ещё большее разочарование ожидало путников на месте. Вместо некогда большого светлого дома их ожидали развалины: груда сгнивших, почерневших, наваленных друг на дружку брёвен. В доступной путникам видимости только два строения походили на дома. Возле одного из них яркой желтой полосой красовались Золотые шары. Те, кто добирался сюда весной, поговаривали, что во всей деревне сохранилось менее десятка домов. Дед, указывая рукой на развалины, перечислял известные только ему фамилии:
- Здесь был дом Павлы Облыгиной. Здесь жили Кузнечихины...
Ни сил, ни желания уже не осталось, чтобы пробираться к чужим домам. Теперь об активной жизни людей в здешних краях можно было догадываться только по высоченным, растущим вдоль всей бывшей деревни, тополям.
Усталые и опустошенные, разочарованные путники побрели назад тем же путем. Внук шёл быстрее всех, тихо возмущаясь и недовольно бурча что-то себе под нос. Уже около машины Вера заметила змейку, гревшуюся на солнце. Никто из семьи до сих пор даже не подумал о затаившейся в траве опасности. Теперь животные, а не люди чувствовали себя полноправными хозяевами на этой земле.