***

г. Батайск
2009 г.
Сокращённый вариант

 22 июня – День памяти и скорби по погибшим. В эти дни, оставшиеся в живых, вспоминают прошлые годы. Миллионам людей исковеркала жизнь та война. Бывшие ученики выбирали свою дорогу в светлую жизнь, но помешала им война. О  судьбе молодых людей рассказано в этой повести. И сейчас, всё новые и новые судьбы людей той войны пересекаются в нашей реальной жизни, и мы узнаём трагическую жизнь людей той, не ушедшей от нас войны.               
                Автор


«Пишите обо всём, этим самым Вы останавливаете время»
                Марина Цветаева

МЕДНЫЙ ПОРТСИГАР

 Я приехал в Ставрополь уже под вечер. В кабинете следователя, кроме него, сидели двое мужчин. Сергей Михайлович Грибов кивнул мне и  жестом пригласил сесть.
- Сейчас, подожди одну минутку, - сказал он, - я заканчиваю писать протокол. Распишитесь вот здесь оба. Вы иностранный подданный и можете быть свободны. – обратился он к одному из них.  Другого посетителя попросил прийти завтра к десяти утра. Они оба вышли.
– Вот, понимаешь, Пётр, какая история здесь произошла. Нужно как можно быстрее разобраться в ней. А тебе пока вот какое задание: завтра отдохни, погуляй по городу, а послезавтра поедешь с лейтенантом в один горный посёлок. Николай Южаков по дороге  тебе всё объяснит, понял? Да, где ты остановился?
– В колхозной гостинице, как всегда.
– Вот и хорошо. Кстати, один из этих посетителей тоже будет там. Если у тебя получится, то поговори с ним, это нам поможет быстрее разобраться в этом интересном, на мой взгляд, деле. Он сейчас взволнован старыми воспоминаниями, и ему необходимо будет выговориться. А здесь, сам понимаешь, место не для длительных и душевных разговоров.
И вот  я  в знакомой  гостинице…  Заплатив за двое суток, я направился в номер. В нём уже был «знакомый» мне гражданин.
– Ну, давайте познакомимся, - Предложил он.-  Быстров Роман Фёдорович.
– Зиновьев Пётр Архипович. Вы сегодня приехали?
– Да. Приехал в госпиталь  за медицинской книжкой. Ноги отнимаются. С трудом хожу.
– И я сегодня.…  Кушать будете? Я тут привёз кое- что с собой…
–  Да, давай перекусим. У меня  пиво есть… И беленькая…
 И он стал тоже выкладывать всё содержимое сумки на стол.
В непринуждённой обстановке  мы потихоньку разговорились. Я вкратце рассказал ему о себе.
– Да, жизнь у тебя только начинается, а у меня вот уже идёт к закату, - с грустью в голосе, произнёс он. В этот день я снова возвратился в те горестные дни моей прошлой жизни. И всему виной,  Лунёв Георгий, знакомый  с детства, которого я встретил сегодня в городе.  Лучше бы я его и не знал никогда…
– А что так, Роман Фёдорович?
– Он мне, понимаешь, всю душу наизнанку вывернул. Давай, наливай пиво, а я наверно себе покрепче  налью… Беленькой. Мне сегодня можно. Немного успокоюсь.
 Я старался не перебивать его.
– Юность наша  прошла с ним в горном селении, недалеко от станции Ангуш. Наши семьи приехали сюда из Сибири.  Отцы работали в шахте. Очень быстро здесь вырос рабочий посёлок. Зимой мы, дети рабочих, ставили капканы на зверей, ловили птиц, ходили на самодельных лыжах в походы, летом, «пропадали» на маленьком озерце у подножья скал.
 В 9 классе, мы с Георгием влюбились в одноклассницу, Наталку. Вместе проводили свободное время, вместе провожали её до дома. В разговоре отца с матерью, я как–то услышал, что отец Георгия в Сибири, якобы нашёл несколько золотых слитков и здесь их спрятал . А нашёл  сам, или убил кого, - об этом ещё там шла тревожная молва. Скоро пути наши должны были разойтись, т.к. мы закончили школу. Выпускники радовались и прощались со своей беспокойной юностью. Мы с Наталкой провели одни свою первую незабываемую ночь! А на утро узнали, что  началась война…
 Не успели опомниться, как немцы  были уже здесь.            
Оцепили посёлок колючей проволокой и сделали временный лагерь. Мы, подростки, готовились уйти в лес, но немцы опередили нас и начали сгонять молодёжь, и стариков в лагерь. Шёл слух, что молодёжь повезут в Германию. Мне с тремя ребятами удалось спрятаться, и вечером уйти к партизанам.
– А, что стало с жителями посёлка?
– С ними?… Он задрожал и заплакал… Их всех расстреляли…Потом  скинули в шахту. Позже  уже их тела достали и похоронили на кладбище. Маму похоронили рядом с отцом, который умер у меня на руках в отряде. Перед смертью он отрывисто и сбивчиво рассказывал мне о Лунёвых. Ну, давай ложиться, Пётр. А то уже поздно.
Утром  мы  крепко обнялись на прощанье.
– А когда  домой, Роман Фёдорович?               
– Да вот  заеду к сестре в Пятигорск,  а потом к себе, в Кабарду, в горы.
 Я тогда не думал, что судьбой было предначертано ещё раз встретиться с ним.
 На следующий день мы поехали в сторону Кавказских гор. Приехали в посёлок под вечер. Остановились в конторе. У участкового мы узнали, что Лунёв Георгий Мартынович, с семьёй проживают у  дальних родственников. Так как Лунёв меня уже видел, мне пришлось больше проводить время на озере, где он не бывал. Однажды у магазина повстречал Романа фёдоровича. Он обнял меня как старого знакомого. И вдруг он остолбенел! Навстречу шла женщина.
– Это ты, Роман? Ну, здравствуй! А Георгий говорил, что тебя убили.
– Здравствуй, Наталка, любовь моя. А я тебя уже и не мечтал встретить. Откуда ты?
– Да вот приехали с семьёй на свою Родину, показать сыну, где он мог бы расти, побывать на могилах родителей. Да вот и сын идёт, смотри. Я тебя помнила всегда. А ты как? Семья? 
– Нет у меня, Наталка, ни жены, ни сына.… Погибли в автокатастрофе. Один я… И я тебя никогда не забывал, и до сих пор люблю. Вот встретил, и душа как-то встрепенулась, и проплыли передо мною мгновения нашей юности.
– Роман, сыночек, подойди сюда, познакомься. А ты зачем в магазин?
– Да вот отец просил купить папирос, а я вчера забыл. И он достал из кармана медный портсигар.
Лицо Романа Фёдоровича как – то сразу изменилось.
– Это твой портсигар? Спросил он, Романа.
– Нет. Моего отца. Он давно у него. Я помню его ещё с детства.
– Отдай его мне, сказал, вдруг откуда–то появившийся Георгий. Зачем без спроса взял его у меня?
– Можно его мне на минутку? Спросил Роман Фёдорович,
- Почему ты не сказал мне в Ставрополе, что ты приехал сюда не один? Я тоже помню этот портсигар. Сейчас узнаем его секрет. Интересно, что там написано? И он посмотрел на Георгия. Тот низко опустил голову.  Роман Фёдорович нажал на стержень. Изогнутый край портсигара раскрылся, и из двойного дна показался  алюминиевый лист, на котором было чётко написано: «Нас предал Лунёв Георгий . 1941год ».
Георгий стоял как каменная статуя и смотрел злыми глазами, то на портсигар, то на Быстрова.
- Так это ты предал наших земляков? – спросила Наталья. Ты пошёл с Игорем на разведку, но он не появился в лагере. Ты что, убил его, а потом пошёл в лагерь и предал нас всех, да?
И она набросилась на мужа с кулаками.
– Папа? Они говорят правду? Неужели ты смог это сделать? – спросил его ошарашенный сын.
Георгий стоял, опустив голову, и ничего не смог на это ответить.
– Так…Сказала Наталья. Я остаюсь с Романом  в России. А ты как хочешь. Можешь хоть завтра возвращаться в свою Германию.
– Я вернусь туда. А сына своего тебе не отдам, он поедет со мной, - возразил Георгий.
– Твой сын? Как бы не так… Он сын Романа Быстрова. Экспертиза это докажет и ваши власти  не в силах будут тебе помочь, понял ты,  сволочь! Продажная тварь! И Наталья с силой дала ему пощёчину. Мой сын уже совершеннолетний, но ещё не женат. А на ком бы он там женился? Когда нас все там обходили стороной. Ведь ты был всегда скрытный, как гадюка.
 Роман, сынок. Ты согласен остаться со мной и жить на Родине, с настоящим отцом? Здесь у тебя много родных и, надеюсь, будет много друзей.
– Да, ответил сын.  Я останусь на Родине своих предков.            
Подошёл к нам старший лейтенант.
– Пройдёмте со мной, - обратился участковый к Георгию. Нам необходимо установить происхождения золотых слитков, которые сейчас находятся у вас в комнате.
- .А вот примите ещё один «документ», Андрей Петрович, который подтверждает, что  в начале войны он предал своих земляков,- сказал Роман Фёдорович, и протянул участковому портсигар. Потом зайду к Вам и дам показания.
– Спасибо. Закон во всём разберётся. Так что поездку в Германию придётся Вам пока отложить, Георгий Мартынович.  – И участковый показал ему его путь следования жестом руки.
– Пойдёмте  к мемориалу погибших – предложил Роман Лунёв.
 Мы долго стояли у братской могилы и читали на мраморной плите имена земляков, погибших в ту войну, и события тех далёких трагических дней проплывали перед нами, и тревожили наши души.
– Да, если б не мой муж, список был бы намного короче, сказала тихо Наталка.

Эпилог:

Наташа с сыном оформляют документы на местожительство в России. Живут они вместе с Романом Фёдоровичем. Их сын, Роман встречается с девушкой. Думают скоро сыграть свадьбу. Недавно всем посёлком хоронили останки Игоря Матвеева, которого спрятал в маленькой пещере и завалил камнями во время войны, Георгий. Судьба Лунёва ещё не решена.

30.06.09г.
В ПОЛУДЕННЫЙ ЗНОЙ
(Сокращённый вариант)

 Ещё издали я увидел Василия Фёдоровича, который сидел одиноко на лавочке около нашего пруда. И мне захотелось с ним поговорить. С ним было интересно. Он всегда мне рассказывал о жизни людей в довоенное время и делился своими воспоминаниями, о длительной, кровопролитной войне, о несправедливости в нашем обществе, об участи бывших узников концлагерей уже дома, на Родине, которым после освобождения пришлось ещё хлебнуть лагерной баланды  в наших сибирских краях. Хлебнуть баланды пришлось и ему, - Василию Фёдоровичу. Это позже, его и многих других реабилитировали, а тогда их жизнь казалась для них адом.
    Я подошёл к Кузьмину.
– Здравствуйте, Василий Фёдорович.
– Привет, Петя. Присаживайся. Вот решил передохнуть. Чувствую себя неважно. Жара. Вот, сынок, много лет прошло, как закончилась война. Постепенно угасают воспоминания тех лет, а вот сегодня, в этот полуденный зной, когда дышать мне стало трудно, я снова вспомнил концлагерь и огнедышащую её печь, которая каждый день превращала в пепел измученные тела заключённых. Мы тогда, помню, трое приговорённых, с опаской вошли в камеру. Двое заключённых, которые находились там, попросили нас снять одежду и обувь с себя. Немцы даже на этом экономили свои расходы. Мы начали раздеваться. В это время налетели самолёты и стали бомбить уголок лагеря, где возвышалась чёрная труба. Одна бомба попала в печь крематория. Взрывной волной нас откинуло в сторону от раскалённой печи. Мы увидели охранника, который от страха прижался к разрушенной стене. Не договариваясь, мы трое накинулись на него. Мы, обессиленные, еле справились тогда с ним. Взяли оружие, и пошли к баракам. Вокруг метались узники. Они гурьбой набрасывались на охрану и шли толпой к зданию начальника лагеря. Восстание, которое готовилось на другое время, само стихийно возникло. Откладывать его было нельзя. Наш штаб решил достать, припрятанное ранее оружие и вступить в последний бой с ненавистным врагом. Помогли нам тогда освободиться и местные партизаны, и бойцы, которые были сброшены раньше с самолёта, и находились в то время недалеко от нашего лагеря. Вот так мне и многим нашим заключённым удалось остаться в живых.
  В те минуты, в камере, перед смертью, я ощутил нехватку прохладного воздуха. Видно мой организм снова переживает то давнее состояние, и мне стало сегодня трудно дышать в этот знойный час. Пришлось весь скудный запас воды истратить на себя, вытирая влажным платком голову, грудь и шею.
– Вам нужно, конечно, немного отдохнуть, Василий Федорович. Пойдёмте со мной вот туда, в беседку, там намного прохладней, чем здесь. Я скажу, Анне Сергеевне, чтобы Вас не оставляли надолго одного.
– Не надо, Петя. Не расстраивай её лишний раз. Пусть сама судьба распорядится мною. Я давно себя чувствую неважно, но терплю, не показываю вида.
   
  Через три дня после этого разговора, в полуденный зной, скончался всеми любимый, Василий Федорович Кузьмин, - Ветеран Отечественной войны.       П\я №1
25.03.2012г.
ДОРОГОЕ ПИСЬМО

Часто, когда приезжаю в родные места, где проходило моё босоногое детство, то стараюсь «выкроить» время, чтобы поехать в Кисловодск и побродить там по старому парку. Он успокаивает меня и придаёт бодрости на долгое время. Много замечательных туристических троп там, много красивейших пейзажей, которые я долго не мог забыть вдали от родного края. Да и картины брата напоминают мне часто о них.  Панорама парка всегда восхищала меня. Можно ли забыть одно раннее, околдовавшее меня, утро. Там со стороны горного массива, где рвалась и клокотала между камнями бурная речка, я увидел, как медленно подымался лохматый туман. Он, как бы цепляясь своими сизыми, узорчатыми руками за каменистые выступы, тянулся и ползал змеёй между сосен и елей, а потом постепенно таял над прохладным, заросшим кустарниками, ущельем. За зелёными сопками стало хорошо просматриваться голубое небо. Солнце ещё не взошло, но природа замерла в ожидании  первого, сверкающего, тёплого луча. В небе, в поисках добычи,  парили два орла. Внезапно всё засветилось и ожило вокруг меня. Яркий диск оранжевого солнца появился  над чередой разноцветных гор. Сразу же, радужными бликами засверкали брызги прозрачной, горной речки. Запорхали озабоченно птицы. Осы и пчёлы стали чаще появляться на душистых цветах и деревьях. Наступило долгожданное, ласковое, осеннее утро.
В нём (в парке), как и в Пятигорске, я «окунался» в Лермонтовские времена, и окружающая природная краса вдохновляла меня на творческую деятельность. Такие же чувства испытывал и в родном селе, когда приезжал туда. Воздух, лес, лесные тропинки, река и её извилины, старый двор, действовали на меня положительно.  И я, как заворожённый, надолго оставался в поэтическом вакууме, и часами, в одиночестве мог бродить по знакомым обворожительным местам, вспоминая при этом каждый раз всё новые и новые эпизоды из моего, навсегда ушедшего детства. Такие необъяснимые ощущения, когда находишься в старом парке, лучше М.Ю. Лермонтова как в повести «Княжна Мери» и не опишешь: «…Здесь всё дышит уединением; здесь всё таинственно - и густые сени липовых аллей, склоняющих над потоком, который с шумом и пеною, падая с плиты на плиту, прорезывает себе путь между зеленеющими горами, и ущелья, полные мглою и молчанием, которых ветви разбегаются отсюда во все стороны, и свежесть ароматического воздуха, отягощённого испарениями высоких южных трав и белой акации, и постоянный сладостно-усыпительный шум студёных ручьёв, которые, встретясь в конце долины, бегут дружно взапуски и, наконец, кидаются в Подкумок…».
Вот и в этот раз, после непродолжительной остановки у зеркального пруда, я медленно поднимался вверх,  в сторону большой беседки, которая выступала над крутым, ещё не заросшим кустарниками и высокой травой, склоном. Часто останавливался и любовался пейзажем парка, вдыхая полной грудью чистый, сосновый воздух. Вдалеке группа малышей кормила белочек, которые спускались к ним по дереву.
Поднимаясь по скалистой тропинке, я заметил (в стороне от неё) пожилого, но ещё крепкого старика, который сидел на плоских камнях и держал в руке пожелтевший лист бумаги. Рядом с ним лежал потёртый, почтовый конверт. Взгляд его был удручённый, и он задумчиво всматривался вдаль, временами смахивая рукавом нахлынувшую, непрошеную, скупую слезу. Я почувствовал, что ему необходимо выговориться, излить своё душевное состояние. Я неуверенно подошёл к нему, но, всё же решился с ним заговорить.
– Извините… Вам плохо? Может быть Вам нужна помощь? Если нужно будет, я провожу Вас домой. Я не спешу… . Вы только скажите, хорошо? Вы в этом городе проживаете?
– Спасибо, мил человек. Спасибо земляк. Нет, я не местный. Вот решил приехать сюда и побывать снова в этом парке. Мы недавно с Алексеем Фёдоровичем (это мой родной дядя) были здесь. Его, уж как год,  нет с нами. Умер бедолага. Отмучился. Болел сильно в последнее время. Присаживайтесь. Посидим вместе, поговорим… Если хотите, конечно. Спасибо за беспокойство. Всё в порядке. Вот немного посижу и полегчает. Так часто у меня бывает. Другие проходили мимо, не замечали старика. Кому  сейчас нужны лишние хлопоты. Не интересно, поди им. Сейчас люди бессердечные стали. Ничего кроме денег их не волнует. А вот Вы, я чувствую, старой, нашей ещё закваски терский казак. Боль чужую воспринимаете как свою. Потому-то и обратили на меня внимание. А с Вами мне, почему-то легко, свободно. Вы простой.  Сразу видно, что хороший человек. Вот, понимаешь, сижу, и в который уже раз читаю вот это самое дорогое, драгоценное для меня письмо. А потом вот расстраиваюсь. Оно в детстве, да и не только в детстве, всегда согревало мне душу, направляло на добрые дела. Старался выполнять все наставления, которые мне давала в письме моя мама. Умирая, дядя всё пытался  рассказать мне о нём (о письме), «ходил» всё вокруг, да около него, но всё же не решился. А вот Степанида Максимовна, с нашего же села, набожная такая старушка, когда по -чувствовала себя неважно, решила видно снять с себя этот тяжёлый груз, и за день до своей смерти (она недавно умерла), рассказала мне, что они с моим дядей тогда удумали. Чтобы не нанести душевную травму ребёнку (мне в ту пору было лет 5-6, наверно), дядя и она решили устроить мне встречу с «моей мамой». Мы тогда, помню, с ней долго беседовали. Лицо её было забинтовано. Мне говорили, что она больна и долго будет находиться в больнице. На самом же деле мои родители попали в аварию и оба погибли.
Но я их не осуждаю. Они хотели как лучше  для меня сделать. И я благодарен им за это. Возможно без «маминого» письма, я бы не достиг того, что сейчас имею. Вот такие брат дела.
И в моей памяти, невольно, «всплывает» стихотворение Валентины Сахно из г.Краснодара, в котором прослеживается вся боль, радость, любовь к матери, к близким.
Мне память – холст услужливо приносит,
Из детства дальнего осколочный сюжет:
В снегу девчонка, замерзая, просит
Позвать к ней мать, которой уже нет.
Зима, мороз, застыли ноги, руки,
Идти не может, в дом её внесли.
Была болезнь, страдания и муки,
Но в этот вечер ей письмо прочли.
В нём мама пишет: малость заболела,
Поправится, приедет, будет рядом.
Сказала любит и терпеть велела.
Ещё, сказала, старших слушать надо.
И я терпела, сколько было силы,
Опять просила мне письмо прочесть.
Склонясь у лампы, дедушка мой милый
Читал давно заученную весть.
Потом письмо ложилось под подушку
И как живое слушало и грело.
Поправившись хвалилась я подружкам:
«Меня ведь мама вылечить сумела».
Листок истёрся, букв почти не видно,
И многих слов совсем не разобрать.
Мне и сейчас нисколько не обидно,
Что дедушка писал мне, а не мать.

Да я и сам неоднократно перечитывал письма своей мамы, и много раз «беседовал» с ней о смысле жизни. После того, как прочитывал все её письма, я надолго успокаивался. А  мамины советы в них, помогали мне в суетной, трудной, тогда ещё холостяцкой, вольной моей жизни.
- Пойдёмте… .Я провожу Вас до вокзала. Вместе поедем на электричке. Я выйду раньше, ну а Вы, Леонид Михайлович, поедете до конечной. А там уж на автобусе рукой подать до Водораздела.
– Спасибо, Пётр. Не беспокойся. Доберусь. Не впервой. Я ещё немного посижу тут. Мне здесь легче.  Кажется, что я снова вместе с дядей, и впереди его поднимаюсь по каменистой тропинке, и слышу его последние наставления. Вспоминаю его трогательные рассказы о войне. Говорил, что здесь он лечился в 43году. Кисловодск был временно оккупирован, но после изгнания фашистов 10января 43года вновь заработали эвакогоспитали. Большая часть, лечившихся здесь, возвращались в строй. И многие из них дошли до Берлина. Дошёл до него и он. Во время войны и мне, подростку, доставался нелёгкий повседневный физический труд. Не знаю, как я выдержал тогда, труженик тыла. До сих пор не могу этого забыть. А ты иди, погуляй по парку. Посмотри! Как красиво вокруг! Только прошу. Вспоминай изредка меня. А я уж тебя точно не забуду. Удачи тебе, хороший ты мой человек.
На обратном пути я решил подойти к тому месту, где недавно беседовал с земляком, чтобы записать его фамилию и почтовый адрес. Но старика там уже не было. Лишь узкая, зелёная резинка от очков, которую он, видимо, забыл, напоминала мне, что я не ошибся, подошёл именно к тому месту.

30.04.2013г.

НИТИ  СУДЬБЫ

Я сидел  на скамейке в лесном парке г.Железноводска и любовался красивым фонтаном, который был недавно сделан вблизи источников. Вокруг него было всегда многолюдно. Видно он способствовал нервному успокоению организма отдыхающих, после  продолжительных  прогулок по маршрутам терренкура. Достал из сумки газету – «Комсомольская правда», данную мне моим братом Павлом, и стал аккуратно переворачивать страницы. Интригующее название заметки – «Где на КавМинВодах зарыты сокровища» заинтересовали меня, и я стал внимательно читать её.
СОКРОВИЩЕ МОНАХОВ
«Существует легенда о сокровищах монахов, спрятавших свой скарб в лихие годы после революции 1917года. До революции монастырь жил своей обычной жизнью,  поставляя в Пятигорск молоко и сыр. У монахов было очень большое стадо коров, за которыми они ухаживали. Это составляло основную статью доходов монастыря. В 1927 году советская власть решила прекратить деятельность монастыря и начала обычную в таких случаях практику экспроприации. Осенью 1927года отряд вооружённых солдат ворвался в монастырь. Была произведена опись имущества и драгоценностей. По разным данным, груз едва умещался на двух больших телегах – тут были и иконы, и украшения, и царские монеты, и дорогая церковная утварь, и даже часть креста, на котором был распят Иисус Христос. Оставив груз монахам на ответственное хранение, большевики уехали в Пятигорск, для уточнения дальнейшей судьбы сокровищ. Но, вернувшись буквально через сутки, они нашли обитель пустой… Монахи ушли в лес, высоко в гору, а сокровища спрятали так, что их и по сей день никто не может найти. Чуть выше монастыря находится старинный, выложенный из камня, колодец-криница. По преданию, как и все церковные клады-сокровища монастыря, могут быть спрятаны где-то поблизости».
Я сидел и размышлял об этой заметке. С детских лет я потратил много сил и времени на поиски старинных кладов. Об этом увлечении и работе я писал в своих повестях и рассказах. Многие мои предположения подтвердились, так как много ценных находок и кладов было найдено в тех местах, где отмечал я ранее на своей карте. И в душе был рад, что наконец-то историки, археологи и работники краеведческих музеев приступили к реальным поискам. Наконец-то открылись двери церковной Епархии и стали доступнее документы, и карты древних времён. Пришло, значит пришло время новому поколению собирать камни. Вот рассматриваю старую карту реки Этоки, вблизи которой был похоронен славянский князь Бус Белояр, церковный колодец и вид горы Бештау, где по всей вероятности находится подземное озеро, и подземный ход, который  должен вести к священному монастырскому колодцу. Вот уже много лет из подножия горы текут два родника. Мои размышления и догадки прервал пожилой мужчина.
- Здравствуйте! Вот увидел Вас и решил поблагодарить за интересный рассказ «Забытый крестик». Вы вчера раздавали книжечки своим землякам из Ростова-на-Дону и мне подарили. Я позже сожалел, что постеснялся попросить другие рассказы, которые Вы держали в руке. Я тоже ваш земляк, живу недалеко от Таганрога. Понимаете, он растревожил душу, заставил вновь пройти жизненный путь, вспомнить тревожное состояние моей матери в последние годы её жизни. Пётр Зиновьев, кажется? А отчество?
- Пётр Архипович. А как Ваше имя,
- Анатолий Семёнович.
- Анатолий Семёнович, если не спешите никуда, расскажите мне о своей матушке. Присаживайтесь. С интересом готов Вас выслушать. Я много написал рассказов о судьбах людей разного поколения. Позже подарю Вам ещё и другие рассказы. Если забуду, напомните, хорошо? Так что же тревожило Вашу маму в последние годы её жизни?
- Понимаете… Зинаида Петровна. Это моя мама. Она мне часто рассказывала о своей трудной жизни. После смерти моего отца, она поделилась со мною о своей первой и незабываемой любви, которую она пронесла через всю свою жизнь. Нет… Не с моим отцом. Она поздно вышла замуж. Работали они вместе…. У меня и мамы, всегда были натянутые отношения с отцом. А познакомилась она с Анатолием Фаниным ещё в школе, на творческом вечере. Он учился в соседней школе. Начали встречаться. Полюбили друг друга. Потом выпускной вечер, работа. У него не было родителей и близких родственников. А потом началась эта страшная война, которая покалечила и изменила судьбы миллионов людей. Она провожала его на фронт и обещала ждать. Через некоторое время на адрес общежития, где он проживал, пришло письмо из военной части. В нём сообщалось. Что Анатолий Павлович Фанин после боя пропал без вести. Мама ещё на что-то надеялась и ждала его после победы много лет. Прошло более тридцати лет с того дня, как её любимый ушёл на фронт. Мама однажды приболела и ей выделили путёвку сюда, в Железноводск. Как она мне тогда рассказывала, она чуть в обморок не упала когда увидела там Анатолия. Долго они тогда сидели на лавочке, и он рассказывал ей о своей нелёгкой жизни. Во время боя он был серьёзно ранен, контужен и лежал долго без сознания засыпанный землёй. Заметили его днём две старушки и привезли его на тачке к себе домой. Городской врач осмотрел его и сказал. Что ему необходимо ампутация левой руки и ноги, так как осколки раздробили все узловые кости. В Пятигорске ему сделали операцию, помогли с протезом. Позже сделали протез и на руку. С костылями, в таком удручённом состоянии он жил во флигеле у одной старушки. Работал сторожем. Маме моей не писал, так как очень сильно любил её. Не стал причинять ей боль. Не хотел расстраивать себя и свою любимую девушку. Хотел, чтобы она вышла замуж за здорового парня и была счастлива. Почему и она должна была страдать? – Размышлял он в то время. Когда умер мой отец, мама много времени находилась рядом  с Анатолием. Когда и он умер, то завещала похоронить рядом с ним. Вот теперь я часто приезжаю сюда и подолгу сижу возле их могилок. И в парке часто бываю, вспоминаю все мамины наставления. Кажется, что здесь на время становлюсь моложе. Каждый день перед моим взором проплывают последние дни её жизни. Буквально за день до её смерти мы гуляли с ней здесь, сидели вот на этой самой скамейке.
Мы договорились с земляком встретиться на этом месте на другой день, но он не пришёл. Видно ему стало хуже. Помню, он вчера жаловался на плохое самочувствие. Мне необходимо было покинуть этот замечательный, лесной, тихий и уютный городок. В тот же день я уехал в г.Лермонтов, а на другой, - был уже дома, в Батайске.

12.09.2014г.

ЗАБЫТЫЙ  КРЕСТИК
(Рассказ Ефремова Павла Кузьмича – Ветерана Отечественной)

 Летом 1944 года на Западном фронте велись ожесточённые бои. Немцы крепко держали оборону по всему фронту, но чувствовалось, что их боевой дух был на исходе. Наши войска подходили к Государственной Границе СССР. На нашем участке фронта тоже было тяжело. Третий раз штурм безымянной высоты не увенчался успехом. Было решено обойти эту высоту с двух сторон и взять её в кольцо. Нас, разведчиков, не бросали в эту мясорубку. Благодарное освобождённое население относилось к нам хорошо, предоставляя свои скромные хатки для ночлега, делясь скромными съестными запасами. Нам дали небольшую передышку перед серьёзным заданием. Необходимо было в тылу врага выведать количество боевой техники, живой силы, узнать их планы.
  С трудом мы тогда перешли линию фронта и просочились в глубь леса на несколько километров. Днём отсиживались в болотистых местах, а ночью вели интенсивную разведку. Я был назначен проводником, так как знал эти места хорошо. Недалеко была моя деревня Ильинская. По пути следования свернули к нашему леснику. Макар Емельянович встретил нас радостно. Он подтвердил все собранные нами сведения в том, что на этом участке готовится наступление. Сюда стали прибывать отборные части Гиммлера, танковая дивизия Викинг и две части СС. Командир разведотряда решил передать эти сведения нашим. Нас запеленговали и начали за нами «охоту». Мы маневрировали, старались не вступать в затяжные бои с врагом.
  Осколком от гранаты меня тяжело ранило в спину. Попросил ребят, перенести меня в мою деревню. Хорошо, что немцев и полицаев в тот день там не было. От большой деревни осталось дворов десять.  Мама с бабушкой были, к счастью, дома. На другой день меня посетил врач из ближайшего партизанского отряда. Я слышал, как он говорил моей матери о том, что ранение тяжёлое, задет позвоночник и что, судя по всему, я буду прикован к постели на долгие годы. Бабушка Федора не примирилась с таким диагнозом врача и пригласила к нам местную знахарку. Та пришла со своими настоями и травами. Они сходили за родниковой водой, искупали меня, натёрли настоями, дали самогонки, и я заснул как убитый. Проснулся утром и слышу, как знахарка говорит матери, что если он крещён был, то желательно, чтобы тот крестик при лечении был на нём. Тогда она будет по-другому лечить её сына. Мать ответила ей, что крестик был, но сейчас его нет. Его то не разрешали раньше носить, а куда положили его потом, она уж и не припомнит. Её слова постепенно переносили меня в моё незабываемое счастливое детство. Я вспомнил давний разговор моей бабушки с соседкой:
– Я так считаю: оттого и непорядки в жизни, что люди от религии отступились. А без веры в душе никак нельзя жить.
– Истинно, - отвечала соседка. Забыли Бога, все забыли. По грехам нашим и напасти, - поддакивала ей бабушка.
– Вера – то нынче – вроде клейма какого. И что власти сделается, если молодёжь, кто хочет, в церковь пойдёт? Вот мы и Павлушку уговорили пойти с нами сегодня в церковь.
  Мать его крестик пошла взять в сундуке. Он ведь крещёный у нас с рождения. «Отведи от него Господи все напасти», - крестилась и приговаривала что-то про себя бабка.
 Я тогда с интересом разглядывал свой крестик и сам надел его на шею и застегнул рубашку. После посещения церкви я упросил маму, чтобы она оставила его мне. Утром снимал его и уходил в школу. На ночь одевал его. Бывало, крестился перед сном, и это придавало мне уверенность в себе. Когда немного повзрослел, то прятал его в дупле. Там у меня был тайник. Прятал туда ножичек, рогатку, собирал мелочь на кино, мороженое. Дома от младшего брата и сестрёнки ничего никуда не спрячешь, всё равно найдут. Вот так постепенно, перебирая своё детство, я вспомнил, где мог бы лежать мой серебреный крестик. Об этом сказал маме и попросил её сходить и проверить дупло. Через некоторое время мама вошла в хату и торжественно показала его мне. Протёрла керосином крестик и повесила его мне на шею. Я старался чем-нибудь помочь маме и бабушке и через силу плёл верши и кубари для рыбалки. Они отдавали их старикам, а те делились скромным уловом с нами.
   Через две недели наши войска пошли в наступление, и мой младший брат с сестрой вернулись домой из лесу. Всех детей и подростков прятали тогда селяне в семейном партизанском лагере от немцев. Знахарка Агреппина Макаровна продолжала меня усердно лечить. Я чувствовал себя уже намного лучше. Однажды  тепло пробежало по всей спине, и я почувствовал, как кровь растеклась по ногам. Пальцы стали шевелиться. Я почувствовал ноги. Через месяц стал немного шевелить ими. Я ещё больше и усердней работал руками, плёл сети, столярничал, занимался резьбой по дереву. Часто меня купали в тёплой родниковой воде в глубоком корыте. Крестик в воде я не снимал, да и вообще уже никогда не расстаюсь с ним. Агреппина Макаровна  делала мне грязевые и глиняные ванны. Грязь брала в старом русле реки, а глину около целебного источника.
 Постепенно я стал медленно передвигаться на костылях, хотел побыстрей научиться ходить и очень хотел к Дню Победы встретиться с однополчанами. Окончательно уверовал в силу нашей родной природы, очага родного дома, родниковой воды и в божественную силу церковного серебреного крестика.

3.05.2011г.
Горбатая, чумазая невеста

 Я вынырнул из воды, но всё ещё продолжал крепко держать в зубах камышинку и дышать через неё. Взгляд мой был сразу направлен в противоположную сторону течения реки. Белые были далеко. Я огляделся вокруг и стал выбираться на берег. Потом полез на крутой, высокий курган. С него я впервые увидел панораму нашего края и другими уже глазами, полными счастья и удивления, впитывал в себя эту чарующую красоту нашей родной природы. Я был взволнован и  рад, что остался жив. Задание было выполнено, и я возвращался к своим. Без приключений не обошлось. Прощальным взором окинул спасительницу–реку. Кубань бурлила и катила свои помутневшие воды, а там, впереди, в лучах восходящего солнца, вода в водоворотах искрилась разноцветными радужными красками, и река как бы резвилась и радовалась со своими бурлящими волнами рождению нового дня. Было вокруг тихо и таинственно, и только слабый ветерок временами приносил ароматный запах луговых цветов со стороны незнакомого мне леса. В кустах терновника, в краснотале время от времени щебетали ранние птахи. Природа просыпалась от сна. С каждой минутой отчётливей оживало и ярче серебрилось вокруг горизонта голубое небо. Недалеко от меня, на небольшом камне, появилась хозяйка кургана,- серая ящерица. Она высоко подняла голову, поворачивая её то вправо, то влево, оглядывая свои владения, а потом, резко опустив её, быстро сползла с камня и побежала в заросли.  Я решил, что, если останусь живым, то обязательно вернусь сюда после гражданской войны, хотя бы на несколько дней. С высоты увидел на поляне избушку и направился к ней. Подошёл к сторожке и долго ожидал, когда кто-нибудь выйдет из  неё во двор. Наконец вышла маленькая, горбатая, чумазая девчонка, и я тихо позвал её к сараю, за которым притаился. Я и не подозревал тогда, что она, позже, станет моей женой – рассказывал мне (по моей просьбе) про свою жизнь Геннадий Тихонович Измайлов, ветеран Отечественной Войны из станицы Кочубеевской.
– А как это произошло, - Геннадий Тихонович?
 Так вот, - продолжал он свой рассказ, - дедушка с внучкой поговорили со мной, накормили и предложили отдохнуть в сарае на сеновале. К вечеру  проснулся и ушёл в ту сторону, в которую указал мне Антип Максимович.
 В трудных военных буднях пролетело незаметно несколько лет. Окончилась гражданская война, но я, как бывший разведчик, всегда был в строю. Окончил школу милиции. Кидали меня в разные уголки страны. Был неоднократно в командировке в Батайске и в Ростове-на-Дону. Помогал местной милиции в борьбе с ворами и бандитами. Наконец-то предоставили  отпуск, и вот приехал в родные места. Хорошо дома…. Несколько дней отдохнул и решил пойти на тот самый курган.    От него направился к лесной избушке проведать Антипа Максимовича и его внучку. По пути  срывал понравившиеся мне цветы, которые, омытые утренним туманом, искрились и манили  путника к себе. Нарвал большой букет. От них шёл такой пьянящий, ароматный, медовый запах, что кружилась голова. Я вспомнил запах разнотравья в избе у Антипа Максимовича и решил подарить этот букет его внучке.
- Пусть она и некрасива, но всё же девушка, и ей будет приятно получить его, - размышлял я про себя. Я часто вспоминал её. Остаток горечи остался у меня до сих пор оттого, что как будто мы с ней что-то не договорили. 
 Дед, не спеша, раздавал корм кроликам, при этом гладил по головке маленьких крольчат, и что-то тихо приговаривал им. Я подошёл и поздоровался с ним.
– А, это ты, Геннадий? Проведать решил нас. А мне моя Инна всю голову «продолбила». Когда же он приедет, ведь обещал. Вошёл ты, Гена, в её сердце видно. Не может она тебя забыть никак. Запомнился ей тот день… Она сейчас выйдет. В сарае она. Кормит поросят.
 Вышла из сарая девушка. Я остолбенел! Красивая, с карими большими глазами, пышногрудая, тонкая талия подчёркивала её ладную, красивую фигуру. Она смотрела на меня удивлёнными, ласковыми глазами.
- Ну, здравствуй, Гена. Это я, Инна. Что, не узнал меня? Конечно, ведь тогда я была горбатая и невзрачная девчонка. Такая убогая кому понравится? Но так нужно было для конспирации. А то беляки не оставили  бы меня в покое, понимаешь? Да, такой, какой была, не опасно было ходить по деревням и хуторам. Думаю, понял ты меня.
 Я стоял и не мог проронить ни слова, и  только молча, непроизвольно, протягивал ей свой красивый букет и не мог оторвать взгляд от неё. Она молча взяла его и припала лицом к нему, видно, ещё не верила, что это именно ей подарили эти цветы. Она вся светилась от счастья. В порыве нахлынувших нежных чувств она подпрыгнула и закружилась медленно в бальном танце, напевая при этом весёлую песенку своим звонким, волшебным голосом, который тоже пленил меня.
Я зачарованно и изумлённо  смотрел на неё.
- Ну, что гостя перепугала, про -
казница. Видишь, лица на нём нет? Пригласи его лучше в избу, что  стоять то будем здесь. Чай сейчас бедем пить, - возбуждённо и с хрипотой в голосе говорил ей дедушка, нарочито сердито.
 В избе всё было по старому. Тот же свежий, благоуханный, нежный запах разных трав, которые собирал лесник для лечения, и который я забыть никак не смог, та же чистота и опрятность в нём. Я не сводил влюблённого взгляда с Инны. Она видно, чувствовала его, и временами красный румянец появлялся на её пухленьких, нежных щеках, которые мне с каждой минутой становились всё милее и дороже. Я понял, что окончательно и бесповоротно влюбился.
– Ну, рассказывай, как у тебя сложилась жизнь за это время? Не женился, чай, ещё?
– Да нет. Не до этого мне было, дедушка, - вдруг осмелев, проговорил я внятно. С утра до вечера работал. Потом учился. Стал следователем. Сейчас в отпуске, ищу как раз невесту. Вот если Инна не замужем, то завтра же засватаем. За этим дело не станет. Как ты на это смотришь, Инна? Согласна? А Вы, дедушка?
- А что? Если так ставишь этот вопрос, я согласна. Ты мне ещё тогда приглянулся, Гена, - нежным голосом ответила она.
– Ну вот, дедушка, теперь я женатым буду. Видите, как быстро разрешился этот вопрос, и я очень  рад, что так всё произошло.
- Пойдём, Инна во двор,  покажешь мне своё хозяйство.
– Идите, погуляйте, что до вечера в избе сидеть то. Мне бы ваши лета… Покажи ему, внучка, наше озеро с кувшинками, козий  луг.
  Потом он не спеша сел возле сундука, открыл крышку, достал фотографии и задумался.
– Это он так тоскует по моей бабушке. Она недавно умерла. Горюет часто по ней. Да и я часто плачу, не могу забыть. Пойдём, не будем ему мешать, - почему-то шептала мне на ухо она.
– Хорошо, дедушка. Мы не долго, скоро возвернёмся.
– Пойдём, посмотрим сначала наше озеро, - предложила она, - а потом и луг, - и потянула меня за руку на лесную дорожку.
- Ты и вправду пойдёшь за меня? Не раздумаешь?
– Ещё, что… Я столько о тебе всякое придумывала, что теперь без тебя и не смогу. Я всё время ругала себя за то, что не открылась тогда. Ведь я тебя совсем не знала. А здесь всякие шастали по лесу, поди вас, разбери. Очень осторожной мне нужно было в то время быть. Партизаны, да и дедушка не простили бы меня за это. Я им обещала. Страшно было… Ты, небось, не на словах знаешь, как пытают. Не всякий выдюжит. Часто думала о тебе. Как ты? Что с тобой? Придёшь ли?
- Спасибо тебе за всё, Инна. Спасибо, что ты такая есть. И я уже тоже не смогу без тебя жить. Подожди… Постой…
И я без её разрешения нежно обнял её и поцеловал в щёку. Она не вырывалась. Осмелев, целовал её глаза, нос, шею, губы, и совсем потерял рассудок. Потом прижал изо всех сил к себе, она тоже прижалась ко мне всем своим гибким, горячим, упругим телом, и мы долго не могли оторваться друг от друга, словно боялись снова надолго потеряться. В глазах у меня плыли огромные радужные круги. Слышно было только, как громко стучали наши влюблённые сердца. В тот вечер мы целовались долго и не могли остановиться, как бы догоняли упущенное нами время, и мы спешили, как будто недруги снова могли отнять его у нас. Постепенно потеряли контроль над своими действиями и закружились, падая, в круговороте счастья, забыв обо всём на свете.    
  Свадьбу сыграли у нас в станице. С её стороны, из родных, был только дедушка. У Инны родителей не было, их расстреляли белые, а других не приглашали, так как после свадьбы   всех собирались навестить. Позже, со станичниками,  поставили дом, и дедушку забрали жить к себе, так как на его место назначили другого лесника с семьёй. Вот так она стала моей женой. В ту пору, в тридцатом году, мне было только 25 лет. До грозной и долгой войны у нас уже было два сына и дочь.
 Во время войны тоже работал в следственном отделе. Много хороших ребят, работников милиции, мы потеряли тогда. Воры и бандиты активизировались, грабили банки, магазины, убивали всех свидетелей. Особенно бесчинствовала банда «крота-есаула», как в самом районном городке, так и за её пределами. Трудно было нам,  оперативным работникам, в то время. Не хватало людей. Молодые сотрудники не имели опыта сыскной работы и, поэтому большая нагрузка ложилась на плечи  «стариков». Нам приходилось по несколько суток не спать, выслеживая «малины» воров, рискуя каждый день своей жизнью. И где было тяжелее, здесь в тылу, или же на фронте, я сказать не берусь. Просились многие на фронт. Писал и я неоднократно рапорт, чтобы направили туда. Долго не отпускали. Однажды шёл по улице, а навстречу мне приближался пешеход. При виде его, меня, как и раньше, когда был у белых, охватило на время невиданное чувство страха. А когда  увидел лицо этого пешехода и родинку, справа, под нижней губой, то перед глазами ясно всплыли те мгновения, которые запоминаются на всю жизнь. Да это же тот есаул, который пытал меня и красноармейцев, а утром вёл нас на расстрел. Я собрал в кулак всю силу воли и спокойно прошёл мимо него, не оглядываясь. Свернул за дом и тут же позвонил  своим напарникам из ближайшего автомата. Я был уверен, что это не рядовой бандит. Ребята «вели» его осторожно, сменяя по очереди друг друга. Наконец он зашёл в один из частных дворов, но не зашёл в дом, а направился по дорожке в соседний. Нужно было брать его незамедлительно. Я послал напарника за подмогой.
  «Операция» закончилась благополучно, мы обезоружили четверых бандитов. Произвели обыск. Нашли в потайных местах оружие, драгоценности, различные документы, бланки, печати, паспорта. Одна комната была просто завалена продуктами и одеждой. Пришёл Гена, мой напарник и сказал, что хозяин проходного дома, пытался незаметно поставить в рабочее положение флюгер на крыльце. Значит, это ещё не все, и мы решили сделать засаду. Я пошёл познакомиться с этим «хозяином». Им оказался тот «шестёрка» есаула, который связывал нам руки и помогал ему избивать и пытать пленных. К вечеру задержали ещё четверых бандитов.  Всех задержанных посадили отдельно в камеры и вели допрос. Засаду пока не снимали.
- Да… Не думал я вас здесь встретить, - говорил, с тоскою в голосе, есаул. Спаслись, значит. Повезло… А я вот старею… Не уберёгся. Не ждали мы вас здесь. Выследили, значит. Судьба…
 Как мне хотелось тогда, чтобы и они, оба, с «шестёркой» испытали ту боль и страдания, которые испытывали тогда пленные, при пытке. Но, к После этих событий в округе и в краевом центре стало намного спокойнее, и меня призвали в 28-ую армию, которая вначале своего пути освобождала Ставрополье, Краснодарский край, Ростовскую область.      
  Вот так проходила моя жизнь, Петя. В тревогах, заботах, испытаниях. Я шёл смело вперёд по жизни со своей «горбатой и чумазой»  невестой, которая всегда вдохновляла меня, придавала мне сил, и помогала мне в моей трудной и тревожной работе. В таком вот беспокойном времени мы и прожили с ней до старости во взаимном согласии. Сейчас нянчу уже правнуков. Соскучился вот за всеми родными. Не дождусь, когда поеду домой. Часто, вечерами, вспоминаем с Инной то тревожное, голодное, но незабываемое время нашей суровой юности.
2.02.11г.               


ПРИМИРЕНИЕ

 Молодой джигит много раз слышал о высоком чувстве о долгих трепетных переживаниях влюблённых, и относился к ним скептически. Местные девушки не тревожили его сердце. Он смотрел на них равнодушно. Считал: что оно (чувство) ни с какой стороны не должно коснуться его, и никогда, видно, не придёт к нему. И вдруг эта самая, неизвестная ему ранее, любовь, пришла к Захиру. Он, неожиданно для себя, против своих же устойчивых взглядов, влюбился в красивую девушку Гульданэ из соседнего аула, когда увидел её на большом празднике. С тех пор он потерял покой. Теперь она часто стоит у него перед глазами, и он, несмотря на запрет своих родителей, всё-таки жаждал с ней встречи. Захир знал, что девушки из того аула набирают воду из водопада, и стал её поджидать недалеко от него. И вот он увидел группу девушек, идущих по тропинке к реке. Гульданэ выделялась среди своих сверстниц своей грациозностью и лебединой походкой. Он вышел из-за деревьев на тропинку и направился к ним. Девушки остановились и молча смотрели на него.
– Не бойтесь красавицы. Я вас не съем. Я хочу поговорить с Гульданэ.
– А с нами ты не хочешь поговорить, Захир, - бойко заговорила одна из них. Неужели мы тебе не нравимся? Гульданэ только и замечают, а нас как будто и не видят.
– У каждой из вас есть уже наречённый жених. Так что беспокоиться вам не о чем. А у неё нет. Вы же знаете… он недавно погиб.
– Пока нет рядом с нами наших наречённых женихов, подружки, можно будет немного и развлечься с другим джигитом, не так ли? – продолжала лукаво тарахтеть та симпатичная девушка, опуская кувшин на землю.
 У Захира тоже не было наречённой невесты. Она заболела и умерла по дороге, когда её семью (и не только её) везли насильно в Сибирь.
– Гульданэ, я хочу до конца выяснить причину гибели твоего наречённого Шато. И если виноват  ваш род в гибели нашего дяди, то я отступлюсь от тебя по обычаям наших предков, хотя ты мне очень нравишься. А пока попроси своего брата, чтобы он поговорил с вашим отцом о нашей с ним встрече. Может ваш отец мне расскажет то, что, возможно, скрывает от меня моя родня. До свидания моя  ненаглядная и любимая Гульданэ.
  На другой день Захир со своими двумя братьями встретились в горах с Аргидом - братом Гульданэ. Захир уловил гневный блеск в их глазах. Он понимал, что его близкие родственники никогда не дадут согласие сродниться с  родом их кровных врагов, и поэтому, чтобы ещё больше не усугубить противостояние между враждующими сторонами, он должен сейчас, вопреки законам гор, встать на защиту Аргида, пока, не выяснит до конца причину гибели Шато и своего дяди, Карена Асынбекова, которого нашли мёртвым около стойбища.  Братья стали наперебой вызывать Аргида на поединок.
– Успокойтесь, братья мои, - сказал им Захир. А то мне придётся встать на сторону Аргида. Вас же двое. Где ваша хвалёная честь джигита? Остыньте, право.
- Если ты станешь на сторону нашего врага, то я не посмотрю, что ты мой брат, и ты поплатишься за предательство.
-  Успокойся, Захир, - сказал ему средний брат. Дай нам смыть позор с нашего рода. Не стой у нас на пути. Он же не безоружен. У него, как и у нас, есть кинжал и ружьё. Пусть сам выбирает оружие для поединка.
- Уважаемые джигиты. Я ценю вашу храбрость. И в другой ситуации я бы принял ваш вызов. Но этот случай совсем иной. Вы утверждаете, что, якобы, Ашот из-за угла убил вашего дядю. Ну, допустим, за что-то убил. И после этого он спокойно пошёл и утопился в реке, так что ли выходит? Нет… в этом нам надо всем спокойно разобраться, а не драться. Почему-то мы вас не считаем кровными врагами, и не предлагаем поединок. Здесь что-то не так, я в этом уверен.
– Братья мои! Наберитесь терпения. Я вас повёл этой дорогой, чтобы вы были свидетелями предсмертного пожелания нашего дяди. За эти дни столько свалилось бед на нашу голову, что только вчера я вспомнил его слова перед нашей последней с ним встречей: «Если меня не будет, Захир, просмотри нашу почту». Вот я и веду вас на то место. Мы с дядей Каримом часто оставляли друг другу записки. Ведь он уходил надолго в горы, и я приносил ему всё, что он просил туда, в пещеру. После его смерти я просто забыл о нашем тайнике, и о его последней просьбе. Пойдёмте все вместе. Поссориться легче, чем помириться и простить все обиды друг другу. Вот видите: кровавый след ведёт нас туда. Осталось совсем немного пройти, и мы скоро всё узнаем. Все, молча, направились вслед за проводником.
 Наконец они подошли к маленькой пещере. Много кровавых камней лежали возле неё. Захир нагнулся, протянул руку и ощупывал верхнее углубление. Вытащил сложенный лист бумаги, развернул его и прочитал: « Шато не виноват. Это я пытался обнимать и целовать его сестру, без её на то согласия. Он поступил как настоящий джигит и вызвал меня на неравный поединок. Мы должны были стрелять одновременно, но я ждал, когда он выстрелит первым. Он тяжело ранил меня. Я же выстрелил в воздух. Он рванулся ко мне, но оступился и ударился сильно о выступ, потом потерял равновесие и упал с обрыва в реку. Я не смог его спасти. Я еле дополз сюда, чтобы написать вам эту записку. Немного отдохну и поползу к нашему стойбищу, если хватит на это моих сил. Простите меня все. Постарайтесь помириться с их родом. Я вас всех очень люблю. Ваш дядя: Карим Асынбеков".
  Братья Захира обратились к Аргиду:
- Мы узнали истинную причину гибели нашего дяди и просим простить нас за несдержанность в вызове тебя на поединок и за необоснованные обвинения в  адрес всего вашего рода. Не держи на нас зла, хорошо? И передай всем своим родным наши искренние извинения. Также соболезнования по поводу смерти храброго и достойного всеми джигита, - Ашота.
 Аргид подошёл к Захиру.
– Спасибо тебе, Захир. Я рад за Гульданэ. Она, я знаю, тоже уважает тебя. Ты смог во всём разобраться как смелый и справедливый джигит. Я рад буду с тобой, и с твоим родом породниться.
 
  Через несколько дней после похорон горцев, старейшины аулов решили всё по Кавказским обычаям, и, в знак окончательного примирения, решили сыграть свадьбу Захира и Гульданэ, после первого выпавшего снега.

9.04.2012г.       

 
ЛОЗИТА

Я посвятил эту повесть памяти М.Ю. Лермонтова, которого полюбил с малых лет. Он всегда помогает мне в трудных взаимоотношениях с «умными» и скользкими людьми.

 Группа туристов спускалась по живописному ущелью. За пригорком, в стороне от тропинки, по которой они шли, показался полуразрушенный монастырь, и они направились к нему. Старый монах, опираясь на палку, с трудом вышел к ним из своей кельи, которая чудом уцелела от безбожников.
- Извините, что побеспокоили Вас. Водички не дадите испить?
– Отчего не дать заблудшим путникам. – И он подвёл их к кадушке, подавая им деревянную, узорчатую  кружку, которую снял с гвоздика.
– Старейший служитель. Вот мы нашли именную винтовку рядом со скелетом человека в пещере. Не знаете, кто такой Вахир Торимбеков? И почему он умер там, вдали от людей?
– Хорошо, молодые люди… вижу, вы не местные. Я в детстве слышал, что просьбу путника, по законам наших гор, нужно удовлетворить если знаешь ответ на его вопрос,  так гласят правила Кавказского гостеприимства. Рассаживайтесь поудобнее на наших тёплых, горных камнях. Я перескажу вам воспоминания жителей аула, который находится недалеко отсюда. Добавлю к ним и свои впечатления в эту трагическую историю.
 Печальная и одинокая была жизнь молодого, неуравновешенного джигита, - Вахира Торимбекова. Давно это было… Тогда я был ещё молодым. Извините, но я начну издалека… с истоков жизни наших предков. Многое сейчас изменилось в укладе жизни горцев. А в старое время трудная и тревожная жизнь проходила в нашем горном ауле, и уносила от непосильного труда, раньше времени, горцев в могилу. Плодородной земли было очень мало и приходилось скудные, малопригодные участки, которые находились вдоль горной речки, буквально завоёвывать у гор, расчищая их от камней и валунов. Собранного урожая каждый раз не хватало до нового. Выручало вино, которое делали и продавали горцы из, знаменитых на всю округу, высших сортов винограда. Виноградные лозы сплошными лианами закрывали аул, который утопал в летнее время под их зеленью.  Помогало им выжить и скотоводство, которое кормило молоком, мясом, и одевало людей. Женщины, кроме хозяйства по дому и уходом за детьми, выделывали шерсть, вязали различные швейные изделия, и продавали их, приходящим сюда купцам, со своими навьюченными караванами, или меняли у них свой товар на хлеб, соль, спички, керосин. Мужчины занимались скотоводством, охотой, земледелием, чеканкой, изготовлением сабель и кинжалов. Чинили всякую хозяйскую утварь.
 Так из года в год, веками, проходила суровая жизнь свободолюбивого, малочисленного народа в предгорьях Кавказа. Несмотря на сложный уклад их жизни, люди гор влюблялись, ходили к друг другу в гости, проводили вместе различные праздники. Молодёжь часто собиралась вечером у костра, где усовершенствовала своё мастерство в быстрых, ритмических, национальных танцев своих предков, пела задушевные, берущие за сердца, старые песни. Аксакалы показывали свою удаль на лошадях, соревновались в меткости по различным мишеням, мерялись силой. Среди девушек этого аула особенно выделялась своей красотой и гордой осанкой черкешенка, Лозита Изимбаева, в которую был страстно влюблён, этот самый, Вахир Торимбеков.  С детства они были дружны. Дружил  с ними и Алан Врагимов, который, повзрослев, уехал учиться в большой город. Как тогда радовался в душе Вахир, что Алан покидает свой аул. Теперь не к кому будет ревновать Лозиту. Она будет принадлежать только ему, думал он. Но в последнее время Алан стал чаще  присылать письма своим родным, и поговаривали, что собирается вернуться к ним после учёбы. Узнал Торимбеков, что пишет он и Лозите. При встречи с ней он спросил её об этом. Она ответила, что получает, но очень, на её взгляд, редко. Ведь он друг детства и не должен  забывать друзей, обязан хоть изредка напоминать о себе, не так ли?
– Почему же Алан не пишет мне?
– Видно не крепка была его дружба с тобой, - ответила ему Изимбекова. Ты ведь тоже не пишешь ему? Возьми у родителей его адрес, и напиши. Может и ответит, не знаю.
– Ещё чего не хватало. Нужен он мне больно.
– Вот видишь? Так, наверно, и он думает. Может и я тебе не нужна?
– Ну, ты сравнила… скажешь ещё.
 И перед нею всплыл прощальный вечер с Аланом, накануне его отъезда.
– Ты знаешь, Лоза (он делал ударение на втором слоге), моё сердце как-то чувствует фальшь в разговоре  с другим человеком. Его обеспокоенность, нервозность в общении, неискренность, которую он скрывает жестами, взглядами, чтобы усыпить своего собеседника, наводит меня на грустные мысли о нём. Я стараюсь реже встречаться с такими людьми. Не осуждай меня, пожалуйста,  за это. Это выше моих сил. Вот и ты, я чувствую, не совсем откровенна со мной. Борешься, видно, со своими чувствами, и не можешь определить кто из нас лучше. Не так ли, Лозита? Я не вправе осуждать Торимбекова, и не буду много говорить о нём при тебе, ведь он мой соперник, но знай: - я бы не пошёл с ним один в  горы.
- Ты прав, Алан. Моё сердце трепетно бьётся к вам обоим. Ведь мы росли вместе, и вы оба дороги мне. Но я знаю, кого бы я выбрала. Возьми на память обо мне вот этот талисман, - лозу винограда, которую отлил и обработал для меня, мой отец. Меня и назвал он в честь священной на Кавказе виноградной лозы, - Лоза, Лозита. Пусть она напоминает тебе обо мне, и о своём родном крае на чужбине. А мне о тебе будет всегда напоминать твой браслет. Помнишь? Ты его мне подарил, когда мы с тобой, впервые, встречались вечером у реки? Когда тебя нет долго с охоты, он согревает моё сердце. И помни, я буду тебя ждать с нетерпением. Всё будет у нас с тобой хорошо, я в этом просто уверена.
  Разговор и сцену их прощания тогда прервал молодой монах, который проходил недалеко от них.
 Эти воспоминания растревожили её, и девичье сердце учащённо забилось в груди. Нужно спокойно во всём разобраться до конца, решала Лозита. Анализируя взаимоотношения с Вахиром, порою самые тревожные незримые сомнения, непрошено, закрадывались в душу и она мысленно составляла портрет своих друзей. Торимбеков, бывает, часто вспыльчив, неуравновешен, самодоволен, немногословен. Мало занимается самообучением. Порою и не знаешь, что он может выкинуть в любую минуту. Вахира почему-то все сторонятся, мало общаются с ним. Да и сама она по вечерам не остаётся наедине с ним. Одним словом, как говорят сами кавказцы; - Яман, яман (плохой, плохой).
  Алан же, простой в общении, обаятельный, спокойный, рассудительный. Старается до конца выслушать собеседника. Выдержан. Очень любит своих родителей и свою сестрёнку. Много знает и читает. Трудолюбив. Его все уважают. Несмотря на противоположность их характера, она относилась к ним уважительно. Лозита на время «оставила» женихов в покое, так как ей необходимо было управиться со всеми домашними делами, чтобы раньше освободиться и заняться любимым своим делом,  рукоделием. Ведь она, втайне от всех, даже от близких подруг, вязала кружевные, именные платочки своим друзьям детства к очередному празднику аула. Алан обещал приехать на него со своими городскими друзьями раньше, и она с радостью, с трепетом в душе, «готовила» им, обоим, сюрприз.
 Вахир собирал крупные, сухие ветки для общественного костра к празднику и увидел неизвестных ему троих всадников, которые, не спеша, ехали вдоль быстрой, горной реки.
Она, переливаясь и сверкая на солнце множеством ослепительных бликов, как будто радуясь свободе, с шумом и звоном катила свои чистые воды  по узкому ущелью, загораживая силуэты всадников своей радужной паутиной.
 Видно приглашенные гости, верные друзья жителей аула, стали съезжаться к нам на  праздник, - подумал Вахир, и неохотно, безразлично, провожал их взглядом. И вдруг он испуганно вздрогнул. Да, сомнений быть не могло, он не ошибся! Один из всадников был Алан. Кровь сразу подступила к его лицу. - Если почувствую, что Лозита к нему не равнодушна, будет, то застрелю его, - решил он. Скажу, что убил честно на поединке. Ведь свидетелей не будет. Он не мог, открыто, при всех, вызвать его на дуэль, так как был не уверен, что брошенный первый жребий выпадет именно на стрельбу  из пистолетов, или же из ружей. Все знали, что Алан в совершенстве владеет кинжалом и саблей.   
 Приехавшие всадники спешились возле дома Врагимовых.
– Мама, отец, принимайте студентов на постой, на все каникулы!
 Близкие родственники Алана и его соседи вышли во двор встречать гостей. Потом, как по команде, все засуетились, забегали, выставляя на столы различную закуску. Мужчины же пошли резать баранов, другие разводить мангал.
– Спасибо тебе, Аллах, за гостей, - причитала мать, обнимая и целуя сына, и его друзей.
   К дому Врагимовых потянулись, свободные от работы, земляки. Вахир решил зайти к Лозите, и вместе с ней пойти к приезжим.
– Салам, алейкум, Алан. Вот с Лозитой пришли поздравить тебя с приездом в родной, всеми нами  любимый, аул.
– Салам, салам. Очень рад вашему приходу, друзья. Познакомьтесь с моими однокурсниками, узнайте ближе друг друга, а я, извините, оставлю вас на минутку, другую. Дела…
 Вахир же, демонстративно отошёл от них, и направился к хозяину дома, оставив Лозиту одну с городскими парнями. Разговаривая со старшим Врагимовым, который разливал по кувшинам вино, Вахир незаметно наблюдал за «своей» красавицей. Она непринуждённо, кокетливо болтала со всеми, и это бесило его. Алан же подолгу не сводил с неё влюблённого взгляда. Лозита тоже, неоднократно, бросала на него нежный взгляд, и красный румянец, непроизвольно, выступал на её щеке. После чего она низко опускала свою красивую головку, а потом,  как ни в чём не бывало, продолжала знакомить приезжих со своими подружками. Вахир по инерции хватался за кинжал. Глаза его наливались кровью. Он уже не мог держать себя в руках, и через двор соседей, незаметно для всех, покинул гостеприимный дом. Всю ночь и следующий день он провёл в горах. Вернулся домой к вечеру. Горы и свежий воздух не успокоили, не остудили его гневный пыл и намерения и не направили на праведный путь. Он чувствовал, что они обязательно должны сегодня встретиться, и решил подкараулить Алана. Тот прогуливался вдоль реки и изредка поглядывал на тропинку, которая вела к аулу. Внезапно раздался выстрел, и Алан упал на землю. Вахир крепко сжал в руке винтовку, а потом медленно пошёл в сторону водопада. Впереди, за густым кустарником, он увидел ажурный платочек и прочитал на нём свои инициалы и понял: Лозита видела эту «дуэль». Это её рука вышивала платок. В этом он был точно уверен. Вспомнил: как сразу, после выстрела, он услышал, чьи то отдалённые, неуверенные, лёгкие шаги.
 Вахир ведь не знал, что, переписываясь, они договорились о встречи на другой вечер, после его приезда,  в этом укромном месте.
 Утром, родственники, и, приехавшие друзья Алана, охотники аула, долго разыскивали  его, так как он не ночевал дома. Он, обязательно предупредил бы их вчера. Значит, что-то случилось. Выстрел в горах говорил о многом…. В поисках участвовал и Вахир. Празднование отменили. Гости, неохотно, покидали аул.
  Вахир, на излюбленном месте, возле родника, прощался с приезжей дочкой богатого князя, с которой познакомился две недели назад у её дальнего родственника. Они сразу понравились друг другу, и встречались тайно по вечерам.
– Я буду ждать тебя, Вахир у себя дома. Приезжай ко мне, дорогой. Мне говорили, что тебе нравится Лозита? Так делай свой выбор скорее. Смотри же, красивая и богатая жизнь ещё ни кому не повредила.
 Алан до сих пор не был найден.  Мать и отец были в отчаянии. Свидетельница той «дуэли» почему-то молчала, избегала  встречи, и это беспокоило и настораживало Вахира. Он долго боролся сам с собой. Боролся со своими противоположными чувствами, со страхом быстрого разоблачения, с несправедливостью, на его взгляд, к нему, с невозможностью изменить случившуюся беду. Как он боялся, что скоро найдут тело Алана и извлекут из него его пулю. Уже ничего нельзя вернуть, ничего нельзя исправить.
 С каждой минутой, с каждым часом всё больше и больше ярость закипала в нём. Слепое бешенство опьянило джигита. Временами его испуганные глаза бегали по сторонам. Он метался, как затравленный волк по комнате, как будто охотники обложили усадьбу красными флажками и скоро загонят его в угол, откуда нет выхода. От безысходности и отчаяния, Вахир уже не мог совладать с очередным зверским поступком.  Самовлюблённость, эгоизм, высокомерие, страх унижения, подталкивали к злобному искушению, и постепенно брали верх над слабоволием юноши. Заоблачная, лёгкая, сказочно-богатая жизнь победила прославленного охотника, и он, наконец, решился на крайнюю меру.
 Тихо, осторожно, по-кошачьи, приближался он, к назначенному им месту встречи. «Его» Лозита сидела на поваленном, полусухом дереве, ожидая друга детства. Раздался выстрел, но почему-то она не упала. Неужели промахнулся знаменитый на всю округу охотник, - подумал Вахир, и услышал шорох за кустами. Из зарослей вышел  Алан со своими городскими друзьями. Вслед за ними появилась Лозита Изимбаева. Страх и испуг охватил Торимбекова. Он стоял как каменная статуя, опустив на землю своё грозное оружие.
– Вахир. Я много раз сомневалась в предчувствия Алана, так как  верила в твою  бескорыстную любовь ко мне. Но сегодня ты сам себя погубил окончательно. Алана спас от пули мною подаренный ранее медальон. Пуля не прошла глубоко в тело, а, видимо, скользнув по лозе винограда, ушла, никем не найденная, в землю. Когда раздался выстрел, его, легко раненого, отвёз монах к себе в монастырь и там быстро поставил на ноги. А хитрость его друзей уничтожила и раздавила тебя сейчас. Они долго уговаривали меня, чтобы я ещё раз убедилась в правоте их действий, показывая  скульптурный макет из воска, сделанный ими,  скульпторами по профессии. Их опасения подтвердились. Они давно следили за тобой, подозревая тебя в покушении на жизнь человека. Ты им при первой встречи сразу не понравился. Вёл себя нагло и бесцеремонно. Ведь кто стрелял в Алана никто не знал в ауле. Как сказали мне студенты: «Смотри же, красивая и богатая жизнь ещё никому не повредила». И ты сделал свой выбор. Прощай, Вахир. Как ты мог так подло поступить?  Хорошо, что я недавно потеряла где-то платочек, и не успела подарить его тебе.
– Какой же я осёл! – Хриплым, звериным, нечеловеческим голосом вскрикнул Вахир, и низко опустил свою буйную голову.
 Жители аула на общем сборе аксакалов прогнали тогда Вахира, и стал он отшельником, скитаясь по горам и долинам. Его очередная любовь, -  Азира, когда узнала всё о нём,  не приняла его. Даже отшельник – монах (а это был я), не дал ему убежища.
  Старейшины аула, когда решали  судьбу Вахира, в душе надеялись, что он осознает свой неблаговидный поступок, и они смогут простить его. Но он был тогда молод, горд и глуп, и он не пришёл к людям на покаяние, даже в преклонном возрасте. 
    Как видно из вашего рассказа, дорогие мои случайные и любознательные молодые путники, оборвала его жизнь Всемогущая Смерть, после которой он навсегда «приобрёл» убежище в одной из горной, отдалённой от людей, глубокой, но сухой пещере.
- А что было потом, дедушка?
- Потом?
Р. S.
 
   Потом, Лозита вышла замуж за Алана, и молодая пара уехала в город. Позже они вернулись с двумя сыновьями и дочерью в родной аул. Она работала в новой школе, учительницей. Через некоторое время была уже известна на всю округу своим хорошим знанием предметов и любовью к детям, хотя была требовательна и строга с ними. С мужем выбила смету на постройку клуба и детского сада. Эти красивые здания красуются на живописном месте, на краю бывшего старого аула. Позже Лозита станет директором средней школы. Алан Врагимов проектировал добротные дома, в которых сейчас живут горцы, и новую дорогу, которая  проходит вблизи крупного их селения. Недавно протянули в районный центр, который был позже назван в честь черкешенки, - «ЛОЗИТА», свет и радио. Вы, наверно, слышали о нём? До сих пор долгожители аула, вспоминают Врагимовых  Лозиту и Алана. Их дети тоже радуют всех жителей районного центра. Постепенно цивилизация пришла и в другие отдалённые уголки  горных аулов Северного Кавказа.
 Время не останавливается, и постепенно стирает из памяти человека жизнь многих поколений замечательных людей. Пройдут годы, и люди Кавказа забудут своих простых гражданских героев, которые отдали весь свой талант, свои знания, свой труд, на благо ещё лучшей доли будущим поколениям.
– Спасибо, что выслушали старика-отшельника до конца. Вот я и ответил на все ваши вопросы, которые знал. Исполнил, так сказать, наказ наших предков. Удачи вам в жизни, молодые джигиты. Дерзайте, любите, но не забывайте и уважайте старшее поколение и священнослужителей.
    Монах трижды перекрестил незваных путников своим серебряным крестом.   
23.08.2012г.
ПРИБЛУДА
(Из воспоминаний старшего поколения)

 Когда я просыпался, то мамы в доме уже не было. Она уходила на работу очень рано и возвращалась, когда на улице начинало темнеть. Я оставался один и управлялся по дому. Небольшое хозяйство и двор были не наши. Хозяйка приняла нас,  беженцев, на постой. Она уехала по делам и наказала нам кормить своих питомцев. Следил за тем, чтобы вода всегда была у курей, уток и в корыте маленького поросёнка. В обед давал всем корм. Мама запрещала мне гулять за «нашим» подворьем, и по посёлку, кроме необходимых, недолгих «прогулок» в магазин, разговаривать с незнакомыми мне людьми. В долгие, медленно тянущиеся дни, мой мир был окружён плетёным, ветхим, но густым забором. В мои обязанности также входило получать три раза в неделю хлеб по хлебным карточкам. Больше всего я боялся потерять эти самые карточки. Потерять их в военное время значило: обречь себя и близких на полуголодное существование. В то время на работника давали 450гр., а на иждивенца – 250 граммов хлеба.
 Однажды, когда я возвращался из магазина и проходил возле «своего» забора, то услышал тихое мяуканье котёнка. Он забился под забор с внутренней стороны двора и жалобно пищал. Я зашёл во двор, отломил с довеска кусочек хлебца, и протянул ему. Она яростно набросилась (я почему-то решил, что это кошечка) на него и съела в один миг, и пристально, не мигая, смотрела на меня умоляющим взглядом. Тогда я отломил ещё кусочек и дал ей.  Она грозно заурчала, волосы вздыбились. Пошёл к сараю, налил воды в баночку и поднёс к её мордочке. Матильда (так я окрестил её) стала жадно пить воду. Откуда она могла к нам приблудиться, - размышлял я. Наверно беженцы проходили и она сбежала от них. Я как раз недавно наблюдал за ними, через забор, и видел, как одна девчонка несла, прижав к своей груди, маленького, правда, щенка. Вечером упрашивал маму оставить котёнка, хотя бы во дворе. Она ответила, что не против, но приедет на днях хозяйка и скажет своё последнее слово по этому вопросу.
 Вскоре приехала и хозяйка. Была в хорошем настроении, видно всё у неё получилось, как она задумала, и разрешила взять нам котёнка, который приблудился к нам. Но сказала при этом, что когда будем уезжать, то чтобы его и духу не было во дворе. Раньше её кошка подушила всех цыплят, поэтому она была зла на них всех.
 Прошли полуголодные, долгие, мучительные три года войны. Наши войска стали чаще освобождать свои города и сёла. Беженцы потянулись в обратную сторону. Мама тоже засобиралась в свои родные места. Где-то недели за две до отъезда пропала Матильда (она была и правда кошечка). Я разыскивал её повсюду.
– Ничего, найдётся твоя Матильда, - успокаивала меня наша хозяйка.
 Рано утром, в день нашего отъезда, меня разбудило кошачье, громкое мяуканье. Резко открыл глаза и увидел мокрую, грязную, обмякшую Матильду, которая сидела на подоконнике, и царапала лапой  стекло. Выбежал раздетым во двор,  схватил её и прижал к груди. Услышал, как хозяйка, Анна Ивановна говорила моей маме, Пелагеи Степановне: - Ведь надо же… За 25 километров  увезли в лесную сторожку, а она вот вернулась назад. Две недели блукала. И нашла же дорогу, чёртово отродье. Теперь и не знаю что и делать. Вам то в дорогу не с руки её брать, поди.
– Ну что ж… Раз уж так получилось, Анна Ивановна, придётся нам забрать её с собой. Видите? Как Максим в ней души не чает. Да и она всё  ластится к нему. Прижалась, даже и есть не просит. Чувствует расставание. Вот загадка природы. Поди пойми её, человек.
 Я подрос, пошёл во второй класс. В своём дворе постепенно обзаводились хозяйством. Принесли нам недавно щенка. Интересно было, как Матильда поведёт себя с ним? Я забеспокоился, что долго не видел её. Но тут заметил, как она осторожно выглянула из-за сарая и направилась в дом. Полакала молоко и пошла снова в сарай. Мне стало любопытно, и я пошёл вслед за ней. Она залезла на горище, и сразу послышалось тихое, разноголосое урчание котят. Пять маленьких, слепых комочков искали сиську на пузе у своей мамы.
  Я гордился, что Матильда стала уже взрослой и такой преданной  своим хозяевам. Не бойся, - подумал я. Детей твоих мы в обиду не дадим. Корми их спокойно. А там разберёмся. Жизнь покажет. На другой день отец и два моих брата пришли с фронта.   
   12.01.2014г.

СОБАЧЬИ  СЛЁЗЫ

 Я часто хожу на работу пешком. Выхожу раньше, и иду не торопясь по тротуару, разглядывая с интересом всё вокруг. Стараюсь каждый раз идти другими улицами. Особенно мне приятно ходить по тому участку, где окружает меня естественная природа. Любуюсь зелёной травой, деревьями, цветами, сухим и зелёным камышом, гладью реки – Малый Койсуг. По пути следования часто «пишу» стихи, рассказы, которые позже записываю в блокнот. С охраняемого объекта за городом, с трёхэтажного здания, вечером и рано утром, любуюсь живописной окрестностью Придонья. В наступающих сумерках, на поверхности воды, постепенно угасают серебристые отблески уходящего на закат лучей скрывающего за горизонт солнца. Постепенно окрестность погружается в темноту. Ночью, ярко сверкают огни донской столицы. И вновь ранним утром природа просыпается. Молочным туманом определена граница извилистой реки, над которой долго висит туман. А потом он  медленно поднимается и тает в лучах восходящего солнца. Трава переливается от утренней росы, и радужно играет, мерцая по всей долине. Птицы, дружным пением встречают зарождавшее новое утро. Вдали всё отчётливей виднеется панорама Ростова. Позолоченные купола церквей ярко выделяются на фоне новых, высоких зданий «старого» города. По трассе непрерывной цепочкой движутся автомобили.
  С работы же часто возвращаюсь домой на автобусе. И то, доезжаю до вокзала, а потом иду по мосту и любуюсь панорамой утреннего города по пути к дому. На остановке «Ветлечебница», меня часто встречала собачка. Я назвал её Рикой. При виде меня, она яростно виляла хвостом и кружилась в танце, ожидая лакомства. Прошло немного времени и меня огорчило состояние «моей» Рики. В то утро она встречала меня на трёх ногах, четвёртая была сильно повреждена. Как сказал мне сторож из ближайшего магазина, она попала под машину. Я нежно и долго трепал Рику, гладил по спине. Она всё же виляла хвостом, прижимаясь ко мне. Но глаза были уже не такие чистые, как раньше, в них улавливалась нескрываемая боль тела. Я проконсультировался с ветврачом, промыл раствором рану, смазал её мазью. Рика, временами тихо повизгивала и зализывала больную ногу, и преданно смотрела на меня. Я с тоской и болью смотрел на неё, но ничем, к сожалению,  больше не мог ей помочь. С того дня я стал её ещё лучше кормить, так как она должна скоро ощениться. Жена специально варила отдельно собакам еду. Шло время… В ожидании со дня на день её потомства, мы со сторожем смастерили ей будку. И вот наступил тот  злосчастный день… Я шёл на работу, как всегда, по противоположной от остановке тротуару. Рика, видно увидела меня и побежала в мою сторону через дорогу. Я прокричал ей; на место! Махал на неё руками. Бесполезно. Она продолжала идти.  Водитель такси, не сбавляя скорости, сбивает её. Под машиной, она перевернулась несколько раз, и окровавленные её щенята были разбросаны по дороге. Я был в шоке от всего случившегося. Всё это произошло мгновенно. Но водители, даже  женщины, не останавливались, продолжали давить шевелящихся её малышей. Образовалась большая красная лужа. Рика, работая передними лапами, волочила заднюю окровавленную часть тела и медленно отползала от дороги к канаве. Я жестами рук просил водителей остановиться, а сам, рискуя быть тоже сбитым, переходил шоссе. Все малыши были мертвы, раздавлены колёсами машин. Рика лежала, тяжело дыша. При виде меня, она тихо тявкнула и застонала, но её хвостик медленно пошевелился. Из её печальных глаз текли крупные слёзы. В тот миг я вспомнил прощальный крик уже нашего семейного любимца, Дика - фокстерьера, которого недавно закопали на огороде. Его слабое виляние хвостом, его помутневшие от слёз глаза, его слабое прикосновение своей мордочкой к моей руке, этого я забыть был не в силах, и у меня невольно потекли по щеке слёзы. Я также вспомнил, как после того, как кто-нибудь его «обижал», Дик, понуро, подходил к моей жене, или ко мне и просился на руки, чтобы его пожалели. Какие умные и добрые существа, эти собаки. Всё понимают, только сказать людям ничего не могут. И я подумал: почему люди так жестоки к животным, да и не только к ним. Наверно поэтому они и несчастны в своей жизни. Возможно от бессердечности к окружающему их миру, который создан не только для них, им определена такая короткая жизнь. На долгую жизнь, они, видно, не заслужили.
Люди постепенно, сознательно уничтожают земной шар и самих себя.
 Утром, со сторожем закопали Рику вдали от трассы.
 Время пока не излечило мою память, и у меня часто встают перед глазами последние мгновения жизни моих любимцев, - милых и преданных хозяину собак.
А людям я перестал верить в их искренность и доверять им.
24.04. 2011г.
     ( День Святой Пасхи)