В старой гостинице на Енисее

     Мне довелось в восьмидесятые годы работать в Восточной Сибири, в г. Игарке. По преданию, этот городок, за Полярным кругом, раскинувшийся на берегах Енисея, основал охотник-рыбак, по прозванию Егорка. Вот, от имени этого человека, и произошло название города.

В те годы я работал, в одной из геофизических экспедиций и, находясь в командировке, временно проживал там, в старой, двухэтажной гостинице, срубленной из бревен. Гостиница находилась метрах в двухстах от Енисея, и я частенько сиживал на его берегу, любуясь, как спокойно и грациозно несет он свои воды в Северный Ледовитый океан. Дел у меня было немного, и я, если не сидел на берегу Енисея, то находился в своём номере гостиницы, даже в рабочее время, днем.

Однажды вечером в фойе гостиницы я увидел знакомого человека. Это была крупная, полная и красивая, сорокалетняя женщина, моя ровесница. О таких женщинах, очень хорошо сказал поэт: « Их разве слепой не заметит, а зрячий о них говорит - пройдет, словно солнцем осветит. Посмотрит - рублем подарит!»
Я знал её, но лично мы не были знакомы. Работала она начальником отдела кадров, и часто участвовала в различных комиссиях, по ревизии других структур нашего министерства.

На втором этаже, в фойе, стоял телевизор, и все желающие обитатели гостиницы, вечерами могли узнать, что делается в стране и мире, а также посмотреть художественные фильмы советского кинопроката. Там росли, в больших цветочных горшках, цветы и стояли диваны, где можно было удобно посидеть. Однажды вечером я смотрел какую-то передачу, когда туда пришла она и расположилась недалеко от меня.

Преимущество моё было в том, что она меня не помнила и начатый, непринуждённый разговор начался со знакомства. Я представился Виктором, приехавшим из Смоленска за пиломатериалом в ДПК, её имя – отчество было мне известно и, она это подтвердила - Елена Владимировна. Приехала она туда в составе комиссии – так было принято – одна внутриведомственная организация, должна инспектировать другую, и наоборот.

Посмотрев в телевизоре передачу, которая ей была интересна, она засобиралась к себе в номер, и, между прочим, спросила - нет ли у меня, случайно, чайника. Чайника у меня не было, но имелся кипятильник и всё необходимое к чаю. Мне приходилось питаться в столовых, но иногда, – не всегда же водку, по вечерам «лакать», - кипятил воду в стеклянной литровой банке, заваривал в ней чай, и попивал горячий напиток, закусывая бутербродами.

Вот, на этом мы и сошлись. Сначала попили чайку у неё в номере, а потом, мне показалось, что наши отношения могут подняться на более высокий уровень общения, и нам, не помешало бы, употребить и что-либо, более «существенное». Я сходил в свой номер и принес бутылку водки, которую припас ранее, на всякий случай. Сначала Елена Владимировна, отказывалась от выпивки, но потом всё-таки, я её уговорил, вдохновив на это личным примером.

Разговор пошёл уже более доверительный, время было уже позднее и мы, как-то само по себе, погасив свет, оказались с ней в одной кровати…
Что ночь будет поразительно беспокойной, я понял после первых прикосновений! Женщина истосковалась по мужской силе, а то, что мужчина незнакомый, и, события этой ночи останутся неизвестными для окружающих и знакомых людей, т.к. мы разъедемся в разные стороны огромной страны, раскрепощало её в постели.

Это было наподобие скачек застоявшейся молодой, резвой и шаловливой кобылицы, которая, от переизбытка энергии в своей крови, то предавалась очень резвой скачке, то подпрыгивала вверх, то снова переходила на стремительный бег и, наконец, утомив себя, этим бешеным аллюром, перешла на умеренную, плавную рысь.
Конечно, я не был готов, к такому развитию событий и задачу, которую лелеял в своей непутевой голове – это более спокойный и щадящий режим нашего общения. Но, как оказалось, надеждам моим не суждено было сбыться, и единственная на что я мог теперь уповать, это дотерпеть до более щадящего режима общения.

Мне необходимо было, как-нибудь продержаться, чтобы не ударить в грязь лицом и не свалиться с этого своенравного и ретивого коня. Я боялся, что не выдержит этой изнурительной скачки моё, не слишком здоровое сердце. Но, Бог миловал и женщина, устав до изнеможения, опустошенная, с глубоким выдохом, наконец, остановилась и умиротворенно расслабилась, раскинув по сторонам полные руки.

Наутро Елена ушла в нашу контору. Я знал, что она приехала с ревизией отдела кадров, и почти был уверен, что уже сегодня, она узнает кто я такой – ведь в кадрах имелась мое личное дело с фотографией. К вечерней «игре» я, как мог, приготовился, но, как она начнет свою партию, я не мог предвидеть.

А она началась просто. Женщина она была опытная и не обделена Богом умом. Поэтому без лишних слов, с порога назвала меня настоящим именем и упрекнула в обмане, заметив, что фотография в личном деле, хорошо соответствует моему настоящему образу - видимо фотографировался недавно, и сразу же попросила меня, не делиться информацией, об этом, с окружающим миром.

В тот вечер она осталась в моем номере, а ночь эта уже не была такой откровенной и бурной - видимо то, что я работаю в одной с ней системе, и какая- то информация станет достоянием гласности, довлела над ней, и не позволяла расслабиться…
Так продолжалось четыре прекрасных, по моему понятию, ночи. Последняя наша встреча состоялась однажды вечером, когда комиссия, с которой она приехала, закончила свои работы. Она пришла с мороза, заснеженная и озябшая и, закрыв за собой дверь на замок (ключ всегда торчал в двери), тихо сказала: «У меня мало времени - через час будет машина в аэропорт – я уезжаю!»

Все это было так неожиданно. Я стоял и смотрел на неё, не зная радоваться или огорчаться, а она быстро и беззастенчиво сбрасывала на соседнюю койку свою одежду (номер был двухместный). Наконец, она выпрямилась, сделала пару шагов в мою сторону и, повернувшись ко мне задом, попросила расстегнуть крючки на бюстгалтере.

Еще не оправившись от неожиданного появления моей Игарской подруги, я стал выполнять её просьбу трясущимися руками, и, еле- еле справился с этим простейшим занятием. Потом она резко повернулась ко мне всеми своими прелестями, и резко обняв мою шею, прижалась ко мне всем своим холодным, с мороза телом. От её прикосновения, по мне побежали многочисленные мурашки, а она жарко прильнув к моему уху, вдруг упрекнула меня: «Что же ты стоишь? Я же тебе сказала, что уезжаю. Сапоги с поясом и чулками снимать не буду – плохо молния на сапогах застегивается!» - прошептала она.

Мы повалились с ней в кровать. Она обняла меня своими холодными (о, Боже!), еще в снегу сапогами, и начались остервенелые гонки, подобно скачкам первой нашей ночи. Я, изо всех сил держался в «седле» старался, дабы не опозорить свое мужское достоинство, в глазах прекрасной особы, и желал, чтобы у коллеги осталось приятное впечатление от нашей последней встречи. Но в душе опять закрадывался страх, за больное сердце, и, единственно чего бы я очень хотел - это дотянуть до конца, и живым добраться до финиша.

Наконец, она остановилась и со вздохом обмякла, а затем, расслабляясь, вытянулась. Товарищ, в очередной раз, «оставил седло», а женщина, неоднозначно пошутила: « Женщина – это современная раскладушка, так необходимая для уставшего путника!». Что она хотела этим сказать? – вероятно, намекала на мою инертность. Я глуповато улыбнулся и сделал вид, что её слова принимаю, как упрек, на свой счет и приношу свои извинения (мол, чем богаты, тем и рады).

После этого она встала, оделась, и пошла в номер, собирать свои вещи в дорогу. Около выходной двери, она обернулась:
- Ты меня не провожай! Если захочешь встретиться, то найти меня будет не трудно. Если, конечно, захочешь…
Аэропорт в Игарке находился на острове, и добраться до него можно было только на пароме, который ходил строго по расписанию. Естественно, если опоздаешь на паром – вообще не улетишь этим рейсом.

Когда она пошла к машине, я услышал по шуму шагов в коридоре гостиницы и вышел, вслед за ней на крыльцо. Она села в УАЗик, и, через стекло улыбнулась мне, насмешливой, как мне показалось улыбкой.
Мне ничего не оставалось, как помахать рукой вслед отъезжающим. Больше мы не встречались. Я знал, как ей позвонить и, если понадобится, мог с ней встретиться, но не сделал этого – сердце, знаете ли!
Теперь встречаясь в командировках с привлекательными дамами, я стараюсь, по возможности, говорить им только правду. С ней, родимой, как–то спокойнее…

1981 г.