Семья Блох. 14. Леонид Рафаилович Вайнцвайг -1

  Не все подробности о потомках Климентия Наумовича Блоха - брата моего деда М.Н. Блоха были мне известны. Совсем недавно меня нашел мой родственник Александр Шенкер - внук моего троюродного брата, Леонида Рафаиловича Вайнцвайга. Прабабушка Александра - дочь  Климентия Наумовича (Калмана Нехемьевича) Блоха и его жены Хаи Берковны-Лейбовны Тункель-Блох.
  Снова и снова прославляю интернет!

 Александр написал мне, что неожиданно нашел неоконченную рукопись его деда и выслал её мне. Представляю ее вашему вниманию.

               
               

               
       Воспоминания  подполковника  Леонида  Рафаиловича  Вайнцвайга


                О МОЕЙ ЖИЗНИ В ВОДОВОРОТЕ  ХХ ВЕКА

   "Пришла пора написать воспоминания. Работать я перестал. В 84 года как-то стыдно ездить переводчиком с людьми гораздо младше тебя и доказывать, что они потеряли
память из-за возраста и не могут поэтому сдавать экзамен на американское гражданство на английском языке или не могут работать по той же причине. Надоело отвечать на вопросы чиновников эмигрантской службы: «почему все русские страдают потерей памяти?»
   В общем,  решил сесть за воспоминания. Начинать, как водится, надо от даты рождения. Родился я за полгода до смерти Ленина  и за 18 лет до начала Отечественной войны.  Мой отец в то время был студентом Киевского политехнического института, куда он поступил после службы в Красной армии  в одном из разведовательных управлений, где он служил под псевдонимом Рафаил Рогов. Моя мама тоже служила там же машинисткой, но к моему рождению стала  домохозяйкой. Я знаю, что помимо учебы отец подрабатывал в Комитете по борьбе с безработицей (Комборбез). После окончания института отец получил назначене в строящийся в то время Симферополський зерносовхоз, куда мы и переехали. Впервые я познакомился там с американцами. Они учили  эксплуатации их тракторов “катарпиллеров" и комбайнов, жили с нами в одном коттедже и продавали нам очень вкусные консервы из своих пайков. После Симферопольского зерносовхоза мы переехали в Москву. Мой отец стал доцентом Московской Сельскохозяйственно Академии, а моя мама в тот период уже не работала.
   Вспоминается, в Москве  шел кинофильм 'Проститутка”, мне было тогда лет 6, по всей Москве висели афиши с этим названием, а я уже умел читать и  конечно спросил маму, что означает это слово - проститутка. Она мне объяснила: "это женщина, которая нигде не работает и живет за счет других". И как гласит наша семейная хроника, я говорю: "мама, это же о тебе, ты нигде не работаешь и живешь за счет папы". Так сказались плоды социалистического воспитания.
  Потом мы жили в Киеве. Наши переезды после окончания папой института окочились тем, что в Киеве у нас отобрали комнату в Пассаже во время нашего отдыха на Кавказе в Адлере. Наши вещи были выброшены в корридор. Прервав отдых, мы помчались в Киев. После длительной бюрократической волокиты  и доказательств нам вернули нашу комнату.
  В это же время я поступил в 1-й  класс 79 киевской школы, которую и окончил 20 июня 1941 года, за 2 дня до начала войны в возрасте 18 лет (мой день рождения: 13 июня).
Кстати, в этой школе я учился в одном классе с Катей Тимошенко, дочерью маршала Тимошенко, с Шурой Коротченко сыном Коротченко – большой шишкой на Украине, с Мишкой Кагановичем – племянником Кагановича. Дочь Хрущева, Рада Хрущева, была в классе на год моложе меня, их класс был расположен этажем ниже.  Вообще мне как-то в то время "везло" на совместное обучение с номенклатурой.
  Еще в 8 классе благодаря приятельнице  моей мамы – преподавательнице английского  языка я поступил на вечерние трёхгодичные  курсы  гидов-переводчиков имени Макса Гельца, которые и окончил в 1941 году одновременно с окончанием школы.  Правда, всвязи с войной и эвакуацией документа не получил. Так вот, все три года за партой впереди меня сидела жена первого секретаря ЦК Украины Хрущева - Нина Петровна. После окончания занятий она задавала кучу вопросов и мы вечно были вынуждены  ждать окочания занятий и не могли убежать провожать девчонок. Надо отдать ей должное, в то время она со своей
приятельницой ходила на занятия пешком. Их никто не привозил.
  К моменту окончания школы я подал свои документы в Киевский Авиационный Институт и был зачислен туда абитуриентом. В школе я учился довольно прилично (все пятерки кроме четверки по украинскому языку и тройки по физкультуре). До начала вступительных экзаменов оставалось еще некоторое время. Мои родители в те дни получили путевки
в одесский дом отдыха железнодорожников. И мы поехали в  Одессу, прибыли туда вечером 21 июня 1941 года на следующий день после школьного выпускного вечера. Дом отдыха находился на берегу моря, и мы рано утром спустились по лестнице на пляж. Было немного странно, что несмотря на чудесный, теплый день на пляже почти никого не было.
   Когда я заплыл в море, то увидел, что у зенитных пушек на берегу весь расчет ходит в касках, а в небе с моря к берегу на большой высоте идут армады самолетов, но ни стрельбы, ни бомбежки еще не было.
   Когда мы поднимались по лестнице в Дом отдыха навстречу нам шел отдыхающий работяга. Увидев нас, он почесал затылок и сам себе пробормотал: ”Отдохнул, е… твою мать”.
На территории дома отдыха в это время из всех громкоговорителей передавалась речь Молотова о нападении на нас Гитлера. Я посмотрел на удивительно спокойное бирюзовое море и подумал - неужели этому всему пришел конец?  Вынул пачку сигарет "Метро" из кармана и подумав, что  все равно  война, впервые  прилюдно  закурил. Вечером Одессу и особенно порт уже бомбили. Мы с мамой на следующий день поехали на вокзал, и нам удалось в этот же день выехать в Киев, куда мы добрались без приключений. По дороге поезд все  время подбирал  жен пограничников с маленькими детьми. Их мужья уже вели бой. Так окончилось мое детство.  А оно было неплохое.
   Жили мы в коммунальной квартире в центре Киева в Пассаже, Крещатик 25. Жили дружно. Правда двое из четырех наших соседей в 1937-ом были арестованы и расстреляны. Моего папу эта судьба к счастью миновала. Начиная с четырех – пяти лет я каждое лето ездил с мамой в Крым к бабушке и дедушке, где они работали в селе  Бодрак под Симферополем.
   С пяти лет я начал ходить в детскую группу к, так называемой, «фребеличке», обучавшей нас немецкому языку. Позже я совместно с моим ныне покойным другом и соучеником, Марой Ровинским, брали уроки немецкого у преподавательницы. Впоследствии во время войны эти знания мне пригодились. Я свободно изъяснялся по-немецки в Германии, переводил допрос пленных и, вообще, будучи строевым командиром был единственным переводчиком в моем истребительном противотанковом артиллерийском полку (ИПТАПе). Но это я немного забегаю вперед.
   Так как, в отличие от многих еврейских детей я не обладал никакими музыкальными способностями, то мои родители решили обучать меня еще и английскому языку. О чем я упоминал выше. В итоге, я довольно неплохо уже в детстве владел двумя иностранными языками, за это я безмерно благодарен моим родителям. Особенно за знание английского языка. Они, будучи правоверными коммунистами, даже в дурном сне не могли представить себе, что эти знания через много лет пригодятся мне для жизни в Америке...
   Итак, началась война. К началу июля завод "Транссигнал", где мой папа был начальником планово-производственного отдела, начал готовиться к эвакуации и 4 июля 1941 г. после знаменитой речи Сталина мы в теплушках выехали из Киева в Харьков, где и выгрузились. Чрезвычайно умное решение!
   Июль и август месяцы я провел в Харькове, где ходил на ночные дежурства на крыше Дома Специалистов в районе  площади Дзержинского. В этом доме  нам уступили комнату. Я ожидал вызов в военкомат. В эти дни случайно встретил в Харькове и успел проводить в дальнейшую эвакуацию свою любимую девушку, с которой мы встречались в Киеве и ставшую после войны моей женой.
  Эта встреча помогла в дальнейшем найти мне моих родителей. Мои родители, как и многие другие надеялись, что враг будет вскоре разбит на его территории, так как “броня крепка и танки наши быстры”. Они посоветовали мне поступить в  военное училище. Препятствием была моя близорукость. Я в детстве очень много читал, например, всего Шекспира, подпортил  себе зрение и носил очки. В училище меня могли и не принять. Но у меня был мой самый любимый дядя Яша, родной брат моей мамы. В то время он был общевойсковым  капитаном, окончившим Военную Академию им. Фрунзе и был в то же время преподавателем тактики в Ростовском Артиллерийском Училище Противотанковой артиллерии, куда был назначен после ареста в 1937 г. и чудодейственного освобождения перед самой войной. Но это уже другая история.

Фото
Берта Климентьевна Блох-Вайнцвайг с сыном Леонидом

   Продолжаю знакомить читателей с представителями ветвей моей родословной.
 Помещаю фрагменты из моей книги, опубликованной на портале Евгения Берковича в альманахе "Старина" (№100)