Я извлекаю огонь. Глава 7. Жертва и ответственност

Хотя мир днем, казалось бы, совсем не претерпел изменений в отличии от Ночи, я чувствую его иначе. Мое восприятие нарушено, это стоит признать. Течение моих мыслей отличается от того, что было ранее. В реабилитации нам объясняли про систему иллюзий и отрицания - защитный механизм мозга, который появляется у больных зависимостью, а так же у людей, переживших травму в прошлом. Вся суть в том, что разум искажает воспоминания, тем самым защищая психику человека.
У этой системы есть множество пунктов, каждый из которых мы тщательно прорабатывали - например, простое отрицание, когда человек просто отказывается от негативной установки о самом себе. Когда больной говорит, что не болен, когда ожидающий смерти считает, что не умрет - это простое отрицание. Есть и более сложные формы, но обо всех я писать не стану.
Моим любимым было "Приукрашивание воспоминаний", когда мозг заменял травмирующую правду приемлемой или даже приятной ложью. Примером может послужить ситуация, когда человек, отравившийся на вечеринке алкоголем, рассказывает на следующий день как хорошо он оторвался с друзьями. Жизнь зависимого - это постоянное балансирование на краю пропасти, и я помню, как психолог однажды сказал, что если бы во время нашего активного употребления мы увидели всю правду, что происходила с нами, и весь тот вред, что мы наносили себе и близким людям, то сошли бы с ума. Иллюзия отрицания спасла нас от безумия, но благодаря в том числе и ей мы не могли бросить употреблять, убеждая себя, что все хорошо и у нас еще есть шанс выкрутиться из западни, в которой мы очутились.
Нас заставляли писать различные задания с реальными примерами из нашей жизни, носящие странные названия, вроде "Сто примеров безумия", "Жертва и ответственность", "Биография злости", "Мои похороны", "Срыв с летальным исходом". Мы зачитывали их в кругу, и не приведи бог, нам было соврать. В реабилитации ложь каралась сильнее всего, а персонал был весьма изобретателен в методах. Я вовсе не осуждаю их, многие из их методов действительно работали. Но эти малые группы, как мы их называли - они действительно были странные. Редко когда приходилось просто зачитать свои примеры, часто они перетекали в странное подобие театрального представления весьма жуткого содержания, призванного выбить нас из колеи. Порой нас подвергали тренингам, ничем не отличающимся от психологической пытки. Допустимы были и унижения и подавление личности - интервенция, вмешательство в разум. Но иногда то, что мы ощущали на малых группах выходило за рамки привычного понимания, и у меня создавалось впечатление, что я принимаю участие в некоем ритуале, древнем и пугающем. Такое произошло и во время Извлечения Темного Пламени, после которого у меня навсегда пропало желание употреблять.  Правда, у всего есть своя цена, а моя кажется мне особенно завышенной. Ночь, когда это произошло, навсегда изменила меня.
Я помню, как вернулся из центра домой. Помню новости, что получал от психолога последующие месяцы. Большая часть тех, с кем я проходил лечение, после выписки вернулись к прошлой жизни. Вот только их ждал неприятный сюрприз - употребление  не было прежним, они не чувствовали того наслаждения. Употребив, они чувствовали жуткую, не с чем не сравнимую пустоту внутри. Ужас, от которого они бежали, захлестнул их с новой силой. Вещества больше не помогали. В головах несчастных больше не было иллюзий, они видели всю правду случившегося с ним, ощущали цену своего предательства в полной мере. Лишь у немногих хватило сил вернуться после срыва, большая часть закалывала себя до смерти, наивно полагая, что большая доза сможет вернуть им те ощущения, которые мы любили больше всего на свете.
У меня, в отличии от них, не было подобного соблазна - я понимал, что один раз заведет меня в такую тьму, по сравнению с которой все остальное покажется ничтожным. Я еще раз увидел это, когда залечивал раны после первой Ночи, проведенной во внешнем мире. Да, из одной западни я угодил в другую, и ухудшать ситуацию мне казалось абсолютным проявлением безумия.

***

Я стою перед обшарпанной дверью подъезда, слыша гул толпы внутри. Собираюсь сделать шаг вперед, но глумливый, оглушительный смех заставляет меня застыть на месте. Мне вовсе не хочется заходить внутрь. Вместо этого я приваливаюсь к стенке и закуриваю. Страх внутри душит меня - хочется вернуться к себе домой, подальше от этого вульгарного скопления чуждых мне людей. Я закрываю глаза, визуализируя свой страх как острый комок у себя в груди, пытаюсь накормить его своим вниманием, признать частью себя. Эта короткая медитация немного помогает - я чувствую себя уверенней.
Говорят, что группы самопомощи помогают зависимым оставаться чистыми, что каждый, пришедший на них чувствует единство и поддержку, не дающую скатиться в пропасть. Я же ощущаю только раздражение, слыша каждый раз лицемерные речи про мужество, бога и духовные принципы. Я понимаю, что скорее всего дело исключительно во мне, что, возможно, эти люди говорят правду и правильные вещи, но смотря каждый раз на их избалованные грубые лица, мне хочется стереть их в порошок. Сидя на каждом собрании мне все чаще приходит в голову, что наркоманы, даже выздоравливающие - самые поганые люди. Нигде еще мне не доводилось видеть столь явного проявления самолюбования, гордыни и пошлости. Мне не хочется думать о том, что бог, если он существует, приходит на каждое собрание. Я всеми силами сопротивляюсь, что бы не стать частью этого.
Захожу в комнату, где проходят собрания, опустив голову и стараясь ненароком не встретиться ни с кем взглядом. Жду, пока ведущий закончит предложение, потом сажусь на один из пластиковых стульев в кругу. Прямо передо мной, за спинами людей, на стене висит плакат "Боль - признак жизни", рядом еще один: "Сдаться, что бы победить".
Я жалею, что не пришел на группу на двадцать минут позже, ведь теперь мне предстояло слушать длинную преамбулу, в которой отдельные люди зачитывали с ламинированных листков двенадцать шагов, традиций и основные положения анонимного движения. Все это повторялось каждый раз и я невольно успел заучить каждое слово наизусть. Часто я сам брал ламинированную карточку с самым длинным текстом, что бы хоть как-то сократить время, но сейчас она досталась молодому парню, который, кажется, умел читать только по слогам.
Жду, стараясь не уснуть, с силой раскрыв веки, из-за чего, наверное, мое лицо приобретает забавный вид. Наконец, когда с преамбулой покончено, начинается время высказываний. Говорить можно только от себя и про себя, избегая обобщений и перехода на других людей, впрочем, это никогда не соблюдается.
В комнате наступает напряженная тишина, а затем парень, который читал по слогам, звонко выкрикивает свое имя и говорит, что он зависимый. Мы, нестройным хором, приветствуем его.
Оказывается, он недавно вышел из центра, рассказывает о своих первых ощущениях, о том, что родители по-прежнему относятся к нему, как к преступнику. Говорит, что чувствует себя чужим, и что мир кажется ему совсем другим - неведомым и страшным. Мое сердце немного смягчается, я позволяю себе посмотреть на него и ободрительно улыбнуться. Мне знакомо, о чем он говорит.
Мы говорим "спасибо" и тут же следом за ним выступает худощавая девушка в черном, с непропорционально большими губами, явно неестественными, на руках у нее дрожит маленькая собачонка, больше напоминающая крысу. Голос немного визгливый, она как-то странно выделяет слова, коверкая их, из-за чего хочется закрыть рукой уши.
- Мне нужны эти группы - говорит она- Они помогают мне держать себя под контролем.  Я перестала употреблять, но болезнь никуда не ушла. Я вижу это в своих поступках, и только Высшая Сила помогает мне справляться с этим. Недавно со мной произошла просто ужасная ситуация, и теперь мне надо выговориться, иначе все это будет жить в моей голове. Ну так вот, я гуляла со своим щенком в парке, выпустила его из рук, а рядом копошилась стая голубей. Щенок залаял на них, а я накричала на него. Это мое животное, а я поступаю как настоящая сука! Я долго держала это в себе, но потом Бог вернул мне здравомыслие и я позвонила наставнику, проговорила, потом прописала это в Шагах, а вот теперь говорю вам. Ну вот, теперь мне намного легче.
В зале разносится одобрительный смех, а я сдерживаю порыв встать и выйти прямо сейчас. Больше всего меня злит то, как они вставляют эти фирменные, заученные фразы в каждом предложении, вроде "Высшая Сила" или "Здравомыслие".
Тема текущего собрания -" Обиды и как мы их прорабатываем", и следующая, кто выкрикивает собственное имя решает высказаться на эту тему. Это женщина в спортивном костюме, с татуировками на руках и кольцом в носу. Тем не менее, лицо у нее ухоженное, лицо человека, который никогда не знал, что такое голод и нужда. Я смотрю ей в глаза, но не вижу ничего, поэтому отворачиваюсь.
- Только Бог может избавить меня от обид - заявляет она - Вместо того, что бы ныть о том как их обижают, как многие из вас, я предлагаю делать как я - ее голос становится все более и гнусавым - Каждый день встаешь дома на коленочки, берешь список обид и замаливаешь Бога избавить от них. И все! Все это написано в нашем руководстве, и все это сказал мне мой наставник.
У меня нет наставника, как обязывает мне программа выздоровления. Точнее был, но я перестал ему звонить, когда понял, насколько формальны наши разговоры. Я просто не мог довериться этому человеку, не мог сказать что меня на самом деле беспокоит, поэтому и счел все дальнейшие попытки общения с ним ненужными, о чем я ничуть не жалею.
Я набираю в грудь воздух и выкрикиваю свое имя. Делаю это скорее вопреки остальным, заявляя свое право высказаться. Слушаю тишину и выдавливаю из себя первые слова. Мне кажется, что говорит за меня кто-то другой, и я не могу понять смысла сказанного. Я осознаю, что не доверяю этим людям, поэтому соскакиваю с одной темы на другую и запинаюсь. В конце, оборвав себя на полуслове, я выдавливаю "спасибо" и умолкаю.
Пытаюсь подавить собственное смущения, вслушиваясь в высказывания остальных, пытаясь извлечь из их историй какой-то смысл и пользу, но не очень-то мне это удается. Я смотрю на крупного мужчину с золотой цепью на шее, напоминающий ошейник у пса и вспоминаю, что на улице его ждет личный водитель в машине, подаренной его родителями. Он говорит о том, как ему хочется употреблять, ни смотря на пять лет чистоты.
Другой, парень лет восемнадцати, рассказывает о том, как продолжал колоться, пока в соседней комнате разлагалась его мать, а еще про то, как соупотребитель прятал наркотики в гнойной дырке у себя в ноге.
Девушка в рыжем пальто жалуется, что ее постоянно преследуют друзья из прошлой жизни, названивая по телефону и карауля у подъезда.
Мужчина с грубым лицом хвастается, что употреблял больше других и поэтому имеет больше жизненного опыта, чем остальные, затем рассказывает пару самых забористых(думаю, выдуманных) историй из своего употребления.
Женщина, у которой двадцать лет чистоты, признается, что умирает от рака.
Блондин с проколотыми ушами рассказывает несмешной анекдот.
Да, возможно, я не объективен, возможно, я слишком высокого мнения о себе, но мне глубоко на это плевать. Я чувствую себя не в своей тарелке, и мне хочется поскорее уйти. Я знал, что однажды придет момент, когда мне придется покончить с программой, и чувствую, что этот момент настал.
Встаю, за пять минут до заключительной молитвы, когда все должны взяться за руки, закрыть глаза и хором пропеть эти строчки. Выхожу тихо, не о чем не жалея - я знаю, что не сорвусь, знаю, что здесь я не получу ответы на нужные мне вопросы.
Вот только какой ответ я ожидаю? И, что самое главное, в чем заключается вопрос? Смотря на вечернее небо, я позволяю себя окутать черной пеленой меланхолии - мне приятно окунуться с головой в ее бархат. Это ощущение знакомо мне, пускай другому оно покажется неприятным или даже пугающим. Это мой дом, здесь я чувствую себя на своем месте. Я всегда знал, что меня ждут темные места, я был создан для них.
Скоро настанет очередная Ночь. Мне стоит поспешить домой и хорошенько подготовиться.