Глава 9. О дружбе и наказании. Октябрь 80-го года

               
                I

      Председатель Комитета Государственной безопасности СССР, по совместительству – член Политбюро ЦК КПСС, Герой Социалистического Труда генерал армии Юрий Владимирович Андропов прошёл сквозь приёмную, мельком взглянув на круглые настенные часы, показывающие без нескольких минут девять, кивком головы поприветствовал двух офицеров госбезопасности, бесшумно вскочивших со своих мест при его появлении, и вошёл в свой кабинет в здании на площади Дзержинского. На длинном чёрном пальто и тёмно-серой фетровой шляпе, надетых на руководителя КГБ, блестели капельки октябрьского дождя, с утра зарядившего в Москве. Седовласый председатель КГБ был высокого роста, носил очки, поэтому скорее был похож на профессора, чем на руководителя мощной системы органов государственной безопасности Советского Союза. Словно стесняясь своего роста, он немного горбился, поэтому казалось, что он таким образом демонстрирует скромность, простоту и даже определённую неуверенность и в то же время – готовность исполнить любое указание советского руководства.
      Сняв шляпу и пальто, оставшись в тёмном костюме, Андропов повесил верхнюю одежду в шкаф и между деревянной тумбой с бюстом Дзержинского и большим столом для совещаний прошёл к рабочему столу, рядом с которым на отдельном столике стояли телефоны и импортная телефонная книга на 500 абонентских номеров с автонабором и памятью. Камин в углу и большая карта страны на противоположной стене завершали оформление кабинета. Слева от рабочего стола, в углу кабинета, находилась дверь, ведущая в комнату отдыха.
      Заняв столь высокий и ответственный пост 13 лет тому назад, Андропов не стал, проводить революционные преобразования в своём ведомстве, но перестройка по отдельным направлениям, несомненно, произошла. В своей работе бывший советский посол в Венгрии, а затем – секретарь ЦК КПСС, заведующий отделом по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, следовал нескольким фундаментальным принципам. Основными среди которых являлись: знание по всем направлениям (документов, политических социальных и экономических процессов, научных исследований и публикаций социально-политического характера); твёрдость убеждений в правильности социалистического пути развития страны; соблюдение законности в делах государственной безопасности. Был у него свой принцип отношения к информации, к устным докладам. Доклад без предложений о том, что надо предпринять в соответствии с той или иной информацией, он считал пустым и неполным.
      Подчинённые знали эти принципы своего начальника и придерживались их в полной мере. Знали они также, что их начальник не пил, не курил, не кричал, писал стихи, периодически вставляя в них нецензурные словечки, любил музыку и сам хорошо пел, любил играть в домино и болел за хоккейный клуб «Динамо». Кроме того, они знали, что у председателя барахлят почки, но это не влияло на ослабление напряжённого графика работы. Приезжал Андропов к девяти утра и уезжал в девять вечера, а то и позже. Днём он час отдыхал, обедал и возвращался в свой кабинет, который покидал только для личного доклада или доведения срочных бумаг Брежневу, подчиняясь только ему, посещения один-два раза в неделю своего другого кабинета в Ясеневе для решения вопросов, связанных с разведкой, а также для посещения больницы и проведения различных медицинских процедур. Приезжал он на работу на несколько часов и в субботу, и в воскресенье. Единственное развлечение, которое позволял себе Андропов, – это ежевечерние прогулки по десять тысяч шагов, которые ему приписал личный врач. Отпуск он проводил по установившейся схеме: две недели в Крыму и две недели в Минеральных Водах.
      Впервые Андропов приехал в Ставропольский край отдохнуть и подлечиться в апреле 1969-го года и разместился в санатории 4-го главного управления «Дубовая роща» в Железноводске. Приветствовать члена Политбюро ЦК КПСС прибыли первый секретарь крайкома Леонид Ефремов, второй секретарь крайкома Михаил Горбачёв и начальник краевого управления госбезопасности Эдуард Нордман. Впоследствии Андропов предпочитал приезжать в санаторий «Красные камни» в Кисловодске, где был особняк для членов политбюро. Кстати, Михаил Сергеевич Горбачёв тоже стал брать отпуск в это время и селиться там же, в «Красных камнях». Вместе они гуляли играли в домино. В какой-то момент Андропов стал подумывать о том, чтобы взять Горбачёва в КГБ на должность своего заместителя по кадрам, но тут как раз того назначили первым секретарём Ставропольского крайкома.
      «Опоздал я, опоздал», – сказал тогда Андропов, даже не зная и не думая, как бы изменилась история его страны, если бы он не опоздал. Ведь тогда у Горбачёва появились бы все шансы возглавить со временем КГБ. Но с большой долей вероятности исчезла бы возможность стать Генеральным секретарём ЦК КПСС. Но это уже другая история… Да, в прошлые выходные Андропов ездил на дачу, где видел и разговаривал с Горбачёвым, потому что тот, став членом политбюро и сравнявшись в партийном ранге с Андроповым, обосновался на даче рядом с дачей председателя КГБ. Сосед по даче, товарищ по партии – эти определения в данном случае никак не предполагали такого понятия, как «дружба». Дружеских отношений в верхних эшелонах власти старались избегать, так как они в определённый момент могли помешать принятию важных объективных решений, не зависящих от каких-то субъективных причин.
      Так в прошлом году ведомство Андропова раскрыло целую сеть злоупотреблений в так называемой «рыбной мафии», нити которой тянулись от капитанов рыболовецких судов и директоров рыбоперерабатывающих заводов до чиновников министерства рыбного хозяйства СССР, включая министра товарища Ишкова. В уголовном деле были замешаны сотни высокопоставленных чиновников. Через сеть фирменных магазинов «Океан», включающую более 150 магазинов по всей стране, принадлежащих министерству рыбного хозяйства, реализовывались в большом количестве излишки рыбной продукции, в том числе и икра, которая наравне с золотом считалась продуктом государственной важности. Ведь Советский Союз считался монополистом по продаже чёрной икры, экспортируя её по всему миру и получая огромные доходы в государственную казну. Но оказалось, что большая часть этой выручки уплывает мимо казны в карманы нечистоплотных чиновников. Когда Андропов с этой информацией пришёл к Брежневу и доложил, то Брежнев сказал:
      – Юрий Владимирович, но ты же понимаешь, что Ишков Александр Акимович мой друг. И он не может быть замешанным ни в каких махинациях. Я допускаю, что его заместитель… как его там?
      – Владимир Рытов, – подсказал Андропов Генеральному секретарю ЦК КПСС.
      – Вот именно! Этот Рытов и крутит там в рыбном министерстве, подставляя своего начальника. Я думаю, что дело обстоит именно так.
      В результате министр рыбного хозяйства СССР Александр Ишков без шума был отправлен на пенсию, а заместителя министра Владимира Рытова суд приговорил к высшей мере. Чтобы дело не получило лишней огласки и не всплыли дополнительные подробности, приговор практически сразу привели в исполнение.
      Поэтому Андропов, обладая доступом к информации практически о любом государственном служащем, не стремился менять служебные отношения на дружеские. Жил скромно, как говорится, на одну зарплату. Особо приближённые к Андропову лица, а также финансисты знали так же, что к семистам рублям министерского жалования тот получал четыреста рублей прибавки за воинское звание и выслугу лет, которые перечислял в детский дом.
      Андропов понимал, что сегодня день будет хлопотным, так как информации, на которую надо реагировать, много.
      Позади остались утомительные и беспокойные хлопоты, связанные с обеспечением безопасности XXII Олимпийских игр, проведённых с 19 июля по 3 августа 1980-го года впервые не только в Советском Союзе, но и в социалистической стране вообще.
      Андропову доложили, что в один из предпоследних олимпийских вечеров освещавшие состязания спортивные журналисты решили выяснить, какая же из команд показала себя в XXII летних Играх наилучшим образом? Спор развернулся жаркий. Но все присутствовавшие согласились с тем, что лучшей на Олимпиаде стала «команда Андропова», под которой понимались те сотрудники правоохранительных органов, что обеспечивали безопасность спортсменов и гостей Москвы, Киева, Минска и Таллина, где проводились соревнования Олимпиады. Ведь при подготовке к Олимпийским играм у всех в памяти была трагедия, случившаяся на Олимпиаде 1972-го года в Мюнхене, когда от рук террористов погибло 11 членов израильской команды и один полицейский. Пришлось разрабатывать меры борьбы со всевозможными видами угроз, от идеологических до непосредственно связанных с террористическими актами.
      Уже в 1972-м году по инициативе Андропова секретным приказом № 0089/ОВ («особой важности») в 5-м управлении КГБ СССР было создано особое подразделение «А» по пресечению террористических и диверсионных акций, впоследствии ставшее известным как подразделение «Альфа». Хорошо проявили себя «Альфа» и аналогичное подразделение «Вымпел» в декабре прошлого года при захвате дворца Амина в Кабуле на начальном этапе операции по вводу советских войск в Афганистан.
      Но началом успешных действий «Альфы» была история с обезвреживанием террориста, проникнувшего в марте прошлого года в посольство США в Москве. Задача усложнялась тем обстоятельством, что территория посольства – это с юридической точки зрения территория другого государства, где все действия необходимо согласовывать на самом высоком уровне с обеих сторон. Но посол США в СССР Малкольм Тун без согласования с Вашингтоном лично принял решение довериться в этом вопросе советским властям, чтобы не упустить драгоценное время. Командир группы Геннадий Зайцев отправился в помещение консульского отдела к террористу один, чтобы убедить того отказаться от агрессивного замысла, взорвать самодельное взрывное устройство. Выяснилось, что 23-летний житель Херсона Юрий Власенко, моряк по профессии, приехал поступать в МГУ и провалил экзамены. Неудача привела его к решению, собрать самодельную бомбу, проникнуть на территорию американского посольства и потребовать, чтобы его в машине посольства отвезли в аэропорт, посадили в самолёт и отправили в США. У Зайцева возникло подозрение, подтвердившееся позже, о наличии у террориста психического расстройства. Переговоры ни к чему не привели, и Зайцев покинул помещение, после чего начался штурм. Раненому в руку террористу удалось привести в действие взрывное устройство. В консульском отделе начался пожар, но его удалось быстро локализовать. Кроме погибшего экстремиста не пострадал никто, а материальный ущерб посольству, по признанию самих американцев, оказался минимальным.
      Проблемы сегодняшнего дня в конце октября 1980-го года, как рассчитывал Андропов, должны быть попроще, не связанными с применением оружия. Но связанные с прибытием вчера в СССР министра иностранных дел ФРГ Ганса-Дитриха Геншера по поводу обострения ситуации, касающейся возвращения немцев из СССР в Германию.
      История эта началась ровно 30 лет назад, после посещения в 1950-м году федеральным канцлером ФРГ Конрадом Адэнауэром СССР и проведения переговоров с участием И.В. Сталина, результатом которых стало установление дипломатических отношений между СССР и ФРГ и договорённость о начале возвращения немцев в Германию. Формально советские власти были не против возвращения граждан немецкой национальности на свою историческую родину, но конкретных предложений от немецкой стороны по выделению средств, земель, обустройстве возвращающихся не поступало. В Германии хватало проблем с восстановлением своей экономики, строительстве жилого фонда, поэтому по согласованию с властями ФРГ этот процесс проходил постепенно, можно сказать, дозированно, так как сразу принять и расселить большое количество желающих Германия не могла. Выезд регулировался таким образом, чтобы в среднем в год уезжало не более 6-7 тысяч человек. Процесс эмиграции активизировался с 1972-го года, когда внутренние правила, ограничивающие немцев в выборе места проживания в СССР и невозможности свободного перемещения по территории страны, получили послабление. Но был ещё один фактор, сдерживающий эмиграционный процесс. Часть немцев из Восточных районов России и Казахстана являлись носителями секретной информации, в основном связанной со строительством важных (стратегических) объектов, и определённое время они обязаны были оставаться на территории СССР. Многие из них покидали места своего проживания в Сибири и Казахстане и переезжали в западные районы страны, Прибалтику, Украину и Молдавию, где ожидали наступления времени своего отъезда из СССР. Такие люди в СССР назывались «отказниками». И своё недовольство искусственным затягиванием своего отъезда они выражали в разных формах, вплоть до митингов перед зданием посольства Германии в Москве.
      В 1980-м году проблема с отказниками обострилась. Во-первых, ввод советских войск в Афганистан обострил политическое противостояние между странами, в том числе между СССР и ФРГ. В период проведения летних Олимпийских игр Москва была фактически закрыта, и процедура оформления документов на отъезд из страны была свёрнута. Соответственно, после окончания Олимпиады многие немцы приехали в Москву, начали осаждать ОВИР, устраивать митинги и шествия. Участились случаи попыток прорыва на Красную площадь для публичного выражения своего недовольства. Конечно, все эти вопросы, включая контроль за всё усиливающимся потоком переселенцев немецкой национальности, потребовали пристального внимания чекистов.
      В течение нескольких последних дней Андропову докладывали об усилении напряжённости в этом вопросе в Москве. Несколько сот лиц немецкой национальности, в основном «отказники», осаждают ОВИР, а также пикетируют здание посольства Германии в Москве, и по оперативной информации собираются проникнуть на Красную площадь, чтобы буквально приковать себя цепями в районе Мавзолея, обратив таким образом внимание как советских властей, так и мирового сообщества на свои проблемы.
      Андропов не любил, как говорится, махать шашкой, тем более, в массовом порядке. Он понимал, что любой процесс в социально-политической сфере, как положительный, так и со знаком минус, зависит от тех людей, кто возглавляет этот процесс.
      – Вот эти ключевые фигуры и должны быть объектом нашего внимания, – говорил он, приводя один пример из своих наблюдений за работой сплавщиков леса в Карелии. – Когда на реке возникал затор из брёвен, сплавщики находили «ключевое» бревно и ловко его вытаскивали. Всё! Затор ликвидирован, сотни брёвен плывут дальше. Вот так лучше и действовать. А ещё и потому не надо увлекаться числом, что чем больше вы арестуете людей, тем больше будет шума на Западе.
      Как доложили Андропову, одним из руководителей, организаторов таких противоправных, в общем, действий является некто Фенингер. Позавчера Андропову доложили информацию об этом человеке. Выяснилось, что несколько лет назад Фенингер – немец по национальности, образованный человек с двумя высшими образованиями, переселился из Сибири в Молдавию, где поселился в городе Бендеры. Вскоре он попадает в поле зрения бендерских чекистов из-за своей активной деятельности по установлению связей с экстремистски настроенными соотечественниками с Украины, Сибири, Казахстана и Прибалтики. Несколько раз с Фенингером встречался и проводил с ним беседы старший оперуполномоченный Бендерского райотдела КГБ майор Эдуард Садовский, объясняя ситуацию, призывая к спокойствию и недопущению экстремистских действий. И вот этот Фенингер, прибывший в Москву из Бендер, и мутит тут воду.
      – Так вызовите этого Садовского в Москву, пусть помогает своего Фенингера найти, опознать и задержать! – распорядился Андропов.
      Так и поступили. Вчера утром Садовский самолётом прибыл в Москву, а вечером Андропову доложили, что всё начало затихать, так как этот Садовский нашёл «своего» Фенингера, переговорил с ним, и немцы все мероприятия, запланированные на сегодня, включая «поход» на Красную площадь вроде отменили.
      На недовольное замечание Андропова, что понятие «вроде» его не устраивает, помощник ответил, что в телефонном разговоре Садовский дал гарантию, что никаких эксцессов в ближайшее время не будет. Более подробно о проделанной работе Садовский обещал изложить в докладной записке, которую составит или поздно ночью, или рано утром.
      – Как только эта бумага появится, передайте её в приёмную, пусть ожидает меня, – дал указание Андропов и уехал вчера домой.
      Сейчас Андропов сел в кресло, протянул руку к пульту внутренней связи и спросил у дежурного, есть ли срочные материалы.
      – Так точно! – ответил дежурный офицер.
      Он вошёл в кабинет и, передав папку начальнику, уже собирался уходить, но Андропов движением руки остановил подчинённого и открыл папку.
      Первым документом там лежала докладная записка майора Садовского. Прочитав её. Андропов понял, что для решения задачи по поиску Фенингера в Москве бендерскому оперативнику выделили автомобиль и нескольких московских чекистов. Для изучения обстановки Садовский тут же выехал в ОВИР, где находилось около 80 «отказников», а затем – к зданию германского посольства, где митинговало несколько сот человек. Как стало известно Садовскому, они ожидали прибытия в СССР министра иностранных дел ФРГ Ганса-Дитриха Геншера и требовали встречи с ним. Фенингера нигде не было видно. И вдруг, уже уезжая от здания посольства, Садовский заметил его. Тот вместе с десятком окружавших его людей направлялся к митингующим у здания посольства. Майор Садовский остановил машину и подошёл прямо к Фенингеру, поздоровался и начал с ним беседовать. В основном речь шла о последствиях, к которым могут привести непродуманные и не согласованные ни с кем, включая представителей германского посольства, действия «отказников». Тем более, что даже чисто «физически» Западная Германия не может сразу принять такое большое количество желающих уехать. Всё закончится тем, что советские органы вынуждены будут применить силу. Для многих, в том числе и лично для Фенингера, как организатора этих действий, всё закончится плачевно: арестом и судом. Поэтому лучшим выходом для всех является немедленное прекращение всех этих «безобразий», а лично для Фенингера – немедленное возвращение в Бендеры.
      – Короче, я жду тебя завтра в 8 часов утра в аэропорту, для вылета в Кишинёв, – такими словами закончил разговор Садовский и уехал в гостиницу.
      На этом рапорт заканчивался.
      Андропов поднял глаза на офицера, стоящего у стола, и спросил:
     – И как обстановка с «отказниками»?
     Дежурный офицер уже привык к острой пронзительности взгляда прозрачно-голубых, ледяного цвета глаз своего начальника, всегда держащегося со своими подчинёнными спокойно и холодно. Выдержав этот взгляд, офицер чётко доложил, что обстановка спокойная, все митинги прекратились, «отказники» разошлись.
     Не успела за офицером закрыться дверь, как в кабинете зазвонил телефон.
     Звонок был из Министерства иностранных дел СССР.
     – Юрий Владимирович! – раздался в трубке голос министра иностранных дел Громыко, – Тут меня с утра министр иностранных дел Западной Германии господин Геншер донимает. Ты знаешь, что он вчера приехал в связи с напряжённой ситуацией среди «отказников». Мол, шум-гам, митинги… Ему его представители доложили о событиях последних дней, и о том, что все планируемые «отказниками» мероприятия сорвал некто «Садовский». Кто такой Садовский он не знает. Я тоже не знаю. Господин Геншер просит, чтобы я спросил об этом тебя. Он бы и сам тебя спросил, но ты же немецкий язык не знаешь, пришлось бы с переводчиком мучиться.
      – Передай господину Геншеру, что Садовский – это наш работник. Он беседовал с митингующими. Немецкое правительство просило же, не допускать массового выезда соотечественников. Никакого насилия не было. Люди самостоятельно разошлись, – ответил в трубку на поставленный вопрос Председатель КГБ ССCР.
      Ближе к вечеру Андропов вызвал к себе работника кадров и дал указание, представить сотрудника Бендерского райотделения КГБ майора Садовского Эдуарда Григорьевича к награде.
      – Но ваш заместитель Пирожков Владимир Петрович требует уволить его.
      – Не понял. С этого места поподробней.
      И кадровик, который в связи с требованием товарища Пирожкова уже переговорил по телефону и с самим Садовским, и с одним из его прямых начальников – заместителем председателя КГБ Молдавской ССР генерал-майором Д. Мунтян, и имел полное представление о прошедших событиях, рассказал о них Председателю КГБ.
      Картина получилась следующая:
      Вчера вечером, когда Садовский ещё находился в московской гостинице, в его номере раздался телефонный звонок. Звонивший долго ругал Садовского за его неправильные действия, что он не задержал Фенингера, а отпустил его. Доводы Садовского о том, что он действовал по обстановке, и, главное, – протесты «отказников» прекратятся, не действовали. В конце ему сказали: «Будете говорить с самим Владимиром Петровичем!».
      Садовский пожал плечами, так как это имя и отчество ничего ему не говорили.
      – Ну что вы, товарищ Садовский, тут натворили? – раздался в трубке раздражённый начальствующий голос.
      – Ничего плохого. Я думаю, что добился главного: все эти митинги должны завтра прекратиться, да и к Мавзолею вряд ли кто пойдёт.
      – Да что вы себе позволяете?! Мы вас накажем за самоуправство. Я, как ваш начальник, заявляю…
      – У меня таких начальников от Кишинёва до Москвы очень много, – сказал Садовский и положил трубку.
      Утром за ним, как договаривались ранее, заехала машина, и Садовский поехал в аэропорт. На ступеньках у входа в здание аэропорта сидел в ожидании вылета Фенингер.
      По возвращении в Бендеры Садовского догнал телефонный звонок из Кишинёва. Звонил заместитель председателя КГБ Молдавской ССР генерал-майор Д. Мунтян, рассказавший Садовскому, что из Москвы требуют уволить его из органов, так как он нагрубил самому заместителю Председателя КГБ СССР. На что Садовский ответил, что звонивший не представился по телефону. Откуда, мол, он знал, что это звонит заместитель. «Я задание, которое мне поручили, выполнил успешно, что всем от меня надо?» – сказал Садовский и добавил, что он будет писать Андропову.
      – Вот собственно и всё! –  закончил свой доклад кадровик. – В настоящее время и Садовский, и… Фенингер находятся дома… в Бендерах.
      – Ну, и молодец этот Садовский! – порадовался за сотрудника Андропов. – Сотрудник из периферии утёр нос нашим московским чекистам. Это настоящий оперработник! Но с наградой воздержимся. Передайте ему мою личную благодарность. 
      Когда кадровик вышел, Андропов некоторое время поразмышлял, что если бы не эта история с немцами, то и работал бы спокойно этот майор Садовский в Молдавии. А так и в Москве побывал, и себя показал… А всё из-за немцев.
      «Ох уж этот беспокойный народ! – подумал Андропов. – Вроде умная нация, организованная, любящая дисциплину и порядок. Но проблемы любит всем создавать грандиозные, широкомасштабные».
      Он вспомнил сколько сил и средств потребовала одна тайная операция, проведённая его ведомством ровно 10 лет назад. Тоже связанная с Германией…
Началось всё с докладной записки под номером 655/Аов и под грифом «Совершенно секретно», которую он 13 марта 1970-го года направил в ЦК КПСС лично Генеральному Секретарю ЦК КПСС Леониду Ильичу Брежневу. Повышенная секретность документа заключалась даже в том, что самые важные фразы были не напечатаны, а вписаны в текст от руки, чтобы содержание оставалось тайной даже для машинисток:
      «В феврале 1946 года в городе Магдебург на территории военного городка, занимаемого Особым отделом КГБ при 3-й ударной армии ГСОВГ (Группы советских оккупационных войск в Германии), были захоронены трупы Адольфа Гитлера, Евы Браун, Йозефа Геббельса, его жены и детей (всего 10 трупов). В настоящее время указанный военный городок, исходя из служебной целесообразности, отвечающей интересам наших войск, командованием армии передается немецким властям.
Учитывая возможность строительных или иных земляных работ на этой территории, которые могут повлечь обнаружение захоронения, полагал бы целесообразным произвести извлечение останков и их уничтожение путем сожжения.
      Указанное мероприятие будет произведено строго конспиративно силами оперативной группы Особого отдела КГБ и должным образом задокументировано».
      Андропов отслеживая данную ситуацию, знал, что вышеуказанные останки тел несколько раз перезахоранивались, и в настоящее время они находятся на глубине 2 метра во дворе № 36 по улице Вестендштрассе города Магдебурга в 25 метрах от гаража. Захоронение сровнено с землёй и тщательно замаскировано под окружающую местность. И в данный момент появилась опасность, что о месте погребения может стать известно почитателям Гитлера, и оно превратится в место сбора или даже поклонения немцев-реваншистов.
      Через несколько дней Андропову сообщили, что согласие есть. А 26 марта он утвердил следующий секретный документ под названием «План проведения мероприятия «Архив», целью которого значилось «изъять и физически уничтожить останки … военных преступников». План предусматривал установление над местом проводимых работ специальной палатки, выставление скрытого поста наблюдения, охрану палатки, проведение раскопок в ночное время и порядок уничтожения останков.
      И 4 апреля 1970-го года план был осуществлён. В отчёте о проведённом мероприятии сказано: «…Уничтожение останков произведено путем их сожжения на костре на пустыре в районе города Шенсбек, в одиннадцати километрах от Магдебурга. Останки перегорели, вместе с углем истолчены в пепел, собраны и выброшены в реку Бидевиц».
      Юрий Владимирович оделся и вышел из кабинета. Он знал, что в архиве его ведомства продолжают храниться зубные протезы и часть черепа Гитлера с входным пулевым отверстием, а также боковые ручки дивана из бункера со следами крови.

                II

      Поезд «Оренбург - Москва» подошёл к перрону Пензенского вокзала. Пенза встретила старшего лейтенанта Сергея Александрова, сошедшего с поезда, прохладной осенней погодой с порывистым ветром. Дождь, поливавший поезд с середины ночи и всё утро, почти прекратился. Да он и не мешал пассажирам, потому что с крытого перрона они сразу попадали в подземный переход, а оттуда – в просторный зал в цокольной части вокзала.
      Сергей здесь уже был ровно две недели назад, когда во главе так называемой «рабочей команды» количеством в 80 человек, прибыл в Пензу в командировку. Правда, тогда они прибыли другим поездом, высадившим их в Пензе ранним утром. Вокзал тогда был почти безлюдный, и Сергей, оставив свою команду внизу, занялся поисками военного коменданта, чтобы уточнить, где в Пензе находится воинская часть, указанная в командировочном предписании.
      Помощника военного коменданта он нашёл в комнате на первом этаже вокзала, спящего и долго не понимающего, чего от него в такую рань хочет этот настырный незнакомый офицер.
      – Товарищ лейтенант, – спокойно сказал Сергей, – Я хочу пока одного, чтобы вы поняли, что под вами… под зданием вашего красивого вокзала находится почти сто человек… солдат срочной службы. Они только что выгрузились из поезда и ещё не до конца проснулись. Но минут через десять-пятнадцать они проснутся окончательно. И я не даю никакой гарантии, относительно целостности здания вашего вокзала. Чем быстрее мы определимся вот с этой воинской частью, – Сергей ткнул помощнику коменданта командировочное предписание с номером части, – чем быстрее туда позвоним и сообщим, что мы приехали, тем быстрее за нами приедет транспорт, и тем выше будут шансы уцелеть вашему вокзалу.
      Чтобы окончательно ускорить действия офицера Сергей добавил:
      – Чувствую, что неприятностей у вас давно не было, и что такое мина с замедленным взрывателем вы не знаете.
      Эти слова окончательно привели в чувство помощника коменданта и буквально через несколько минут тот определил, что под этим номером числится Пензенское высшее артиллерийское инженерное училище, точнее, не само училище, а воинская часть, обеспечивающая учебный процесс в этом училище. Но располагается она на территории училища, куда он быстро дозвонился и узнал, что машины уже выехали и с минуты на минуту подъедут к вокзалу.
      – Молодец! – похвалил тогда Сергей молодого офицера. – Можешь, когда захочешь!
      А вскоре их колонна уже въехала на территорию училища и остановилась напротив одноэтажной казармы, предназначенной для размещения прибывшей рабочей команды.
      Дело в том, что в армии не круглый год идёт боевая подготовка со стрельбой, вождением, тактическими и строевыми занятиями. Весной и осенью между пятимесячными периодами боевой учёбы существуют так называемые «подготовительные периоды», когда войска принимают пополнение, готовят учебно-материальную базу, что-то строят или ремонтируют. Вот по решению Командующего округом для выполнения определённых строительных работ в Пензенское артиллерийское училище на месяц была направлена рабочая команда из гарнизона, где служит в должности командира мотострелковой роты старший лейтенант Сергей Александров, полгода назад прибывший в этот гарнизон из Чехословакии для дальнейшего продолжения службы. Эта рабочая команда состояла наполовину из роты Александрова, а вторую половину составляли солдаты из миномётной батареи и отдельных взводов мотострелкового батальона, в котором служил Александров. Сам Александров и был назначен старшим этой команды. С собой он взял и двух своих командиров взводов.
      Александров разместил своих подчинённых в казарме, а с утра начались рабочие будни. Личный состав был разделён на отдельные рабочие группы, распределённые по различным объектам, строящимся или ремонтируемым на территории артиллерийского училища. Так прошло несколько дней, после чего в училище прибыл майор Фирсов для временной замены старшего лейтенанта Александрова, которому было приказано вернуться в гарнизон для участия в недельных сборах командиров рот, обычно проводимых в этот самый рабочий период.
      Майора этого Александров не знал, так как за полгода свой службы на новом месте ещё не со всеми познакомился. Позже он узнал, что политработник майор Фирсов, то ли секретарь парткома, то ли пропагандист, сам вызвался поехать в командировку в Пензу, чтобы подменить здесь старшего команды, так как у Фирсова в Пензе проживали какие-то близкие родственники. Так почему бы их не навестить? Да ещё и деньги командировочные при этом получить.
      И вот сегодня Александров вновь вернулся в Пензу, так как сборы вчера успешно закончились.
      Пройдя через училищное КПП, он свернул налево и направился в направлении своей казармы. Навстречу ему попались два курсанта, которые перешли на строевой шаг и чётко откозыряли капитану. Казалось бы, рядовое событие, если не брать во внимание, что курсанты были неграми. Не мулатами или метисами, а самыми настоящими представителями негроидной расы, с тёмной, почти чёрной кожей, белыми зубами и кучерявыми волосами.
      Сергей, пока подходил к казарме вспомнил свои курсантские годы, проведённые в Москве… Весёлое было время! Вспомнил, как в дни проведения очередного съезда КПСС ему удалось попасть на концерт, который официально назывался «Творческий концерт-отчёт мастерской сатиры и юмора Москонцерта».  Отличный концерт, где были все основные юмористы, цвет юмористических артистов страны. Более двух часов искромётного юмора! Всем зрителям раздали программки, в которой под номером 15 вместо фамилии артиста было написано «Номер-сюрприз». Подошёл черёд выступать этому артисту. Со сцены объявили: «Выступает Боб Цымба!» На сцену вышел негр… с балалайкой и на чистейшем русском языке сказал:
      – Вот у меня часто спрашивают: «Откуда у меня, у русского, такая украинская фамилия?»
      От неожиданности киноконцертный зал «Октябрь» на какое-то мгновение замер, а потом взорвался хохотом. А Боб, как ни в чём ни бывало, сначала рассказал свою биографию. Мол, родился в Курске, в армии служил в Казани… Родители – работники цирка. А потом, аккомпанируя себе балалайкой, стал исполнять частушки, типа как его с Пеле путают и бесплатно пускают на стадионы.
      Приняв доклад от дежурного сержанта, Александров спросил его, где находятся офицеры?
      – Командиры взводов убыли вчера на сборы, а майор Фирсов отдыхает! – отрапортовал дежурный. – Но сказал, что, как только вы прибудете, сразу его разбудить.
      – Ну, буди, раз я прибыл!
      Вскоре из отдельной комнаты вышел товарищ майор, рассказавший Александрову, что обстановка практически вышла из-под контроля, дисциплина упала до нуля, Андреева и Сушкова надо отправить на гауптвахту…
      – А на объектах как дела? – спросил Сергей.
      – По объектам вопросов нет. Там работают хорошо, а вот по возвращению… по ночам… И самоволки, и пьянки…
      – Я понял, – сказал старший лейтенант. – Вы свою задачу выполнили. Теперь вы свободны, отдыхайте… Езжайте, проведайте родственников. А я разберусь.
      Майор Фирсов всё понял, собрал свои вещи и… исчез. Больше он на глаза старшему лейтенанту Александрову не попадался.
      Названные Фирсовым фамилии Андреева и Сушкова принадлежали военнослужащим из миномётной батареи, поэтому не особо беспокоили Александрова. И тем более он не собирался отправлять их на гауптвахту. Больше делать нечего?
      В воспитательном процессе Сергей придерживался определённой, выработанной им самим, методики. Главное в армии – это максимально загрузить солдата, чтобы он постоянно чем-то был занят, а вечером – мгновенно засыпал. Тогда ему некогда будет заниматься всякими глупостями, а глупостям некогда будет забивать голову, занятую всяким другими более-менее полезными мыслями. Воспитательный процесс надо строить в основном на положительных примерах, чтобы каждому было понятно, что тому солдату, кто не нарушает воинскую дисциплину, служить намного легче, чем нарушителю. И поощрения все для него, и увольнения для него, и фотографии для его дембельского альбома, и самая быстрая демобилизация. Уволиться самым первым в полку или батальоне – это вообще, заоблачная мечта каждого солдата срочной службы.
      Сергей знал, что некоторые начальники применяют метод наказания через коллектив. Виноват конкретный человек, совершивший проступок, а наказывают весь коллектив, всё подразделение. С помощью дополнительных физических нагрузок или запрета на увольнение… Никакой логики. Да этот нарушитель чихал на свой коллектив. И никакого воспитательного действия на него такое коллективное наказание не оказывает.
     Не понял Александров и правило, с которым в Чехословакии его, молодого лейтенанта, познакомил старый командир соседнего взвода: «Куда солдата не целуй, у него везде задница». Александров сообразил, что это высказывание не надо понимать буквально, так как оно, касается принципиальной разницы в отношениях солдат и офицеров к военной службе. Она для офицеров является профессией, а для солдат срочной службы – временным, вынужденным занятием, а в сознании некоторых – пустым времяпрепровождением. Что такое война в действительности знают и понимают не все. Большая, всенародная война, а не маленькие вооружённые конфликты, с которыми должны справляться внутренние войска. Солдаты могут и должны дружить между собой. Такая дружба и в бою поможет. «Сам погибай, а товарища выручай» – это не просто лозунг, это необходимое правило поведения в реальном бою. А вот отношения между офицерами и солдатами должны строиться по-другому. Подчинённые должны уважать своего командира, видеть в нём не друга, а боевого товарища, справедливого, надёжного, уверенного в себе и в них. Конечно, воинский коллектив в мирное время и в боевых условиях, это очень разные понятия, но закладывается всё, именно в мирное время. Чем, собственно, Сергей вот уже шестой год и занимается в армии.
      Главное в воспитательной работе – это индивидуальный подход. Сергей знал так называемые «болевые точки» практически у каждого своего подчинённого и периодически эти знания использовал. Для этого он подробно знакомился с каждым молодым солдатом, прибывшим в его подразделение, откуда он призывался, кто родители, есть ли братья, сёстры, ждёт ли девушка…чем занимался до армии, чем увлекался…
      А теперь мы подходим к самому сложному вопросу в воспитательном процессе: как наказывать провинившегося? Причём, соблюдая правило неотвратимости наказания.
Солдат по степени их наказания Александров делил на несколько категорий, в зависимости от времени их нахождения в армии. Молодых надо не наказывать, а доходчиво и терпеливо им объяснять, чем армия отличается от гражданки. К солдатам, прослужившим год и более, надо относится более строго, так как они, если нарушают дисциплину, то делают это сознательно. А вот старослужащие солдаты требуют особого подхода, так как они сами редко идут на нарушение, часто провоцируя или поручая пойти на нарушение более молодых солдат. Сергей не задумывался над этим, но скорей всего, этот опыт он усвоил ещё с курсантских времён, причём в несколько перевёрнутом виде, с другими акцентами. В каждом училище есть свои истории, а некоторые гуляют, передаются из одного выпуска в другой на грани между реальностью и байкой или даже анекдотом. В МосВОКУ во времена, когда там учился Сергей ходила байка следующая:
      За несколько месяцев до очередного выпуска в училище приезжали офицеры из войск для повышения уровня своей профессиональной подготовки. Наверное, это были офицеры, не получившие по различным причинам полного образования, закончившие различные курсы и т.д. Несколько месяцев они упорно занимались на базе училища, а потом экстерном сдавали экзамены и получали какие-то дипломы, корочки… об этой дополнительной учёбе. И вот начальник Московского высшего общевойскового командного училища имени Верховного Совета РСФСР, а в то время им был участник Великой Отечественной войны генерал-лейтенант танковых войск Магонов Иван Афанасьевич, принял решение, по вечерам из этих офицеров выставлять вокруг училища патруль.  Офицерский патруль – это же гроза для всяких там нерадивых курсантов, собравшихся в самоволку. И вот каждый вечер начальник учебного отдела училища полковник Михайлюков Иван Яковлевич инструктировал этот патруль перед его выставлением следующими напутствующими словами:
      – Товарищи офицеры, вы заступаете в патруль вокруг училища. Если вы задерживаете курсанта первого курса, то немедленно направляете его на гауптвахту; если вы задерживаете курсанта второго курса, то передаёте его дежурному по училищу; при задержании курсанта третьего курса проследите, чтобы он вернулся на территорию училища. Всё! Инструктаж закончен! Вопросы есть?
      – Так точно! Товарищ полковник, а что нам делать, если мы задержим курсанта четвёртого курса? – решается на вопрос один из офицеров.
      Михайлюков внимательно смотрит на задавшего вопрос и выждав паузу, в свою очередь, спрашивает того:
      – Товарищ старший лейтенант, у вас два глаза?
      – Так точно! – бодро отвечает тот.
      – Вот я и хочу, чтобы у вас два глаза и осталось! – заканчивает начальник учебного отдела свой инструктаж.    
      Главное, что вынес выпускник МосВОКУ Сергей Александров из этой истории, –  процесс наказания должен быть избирательным и зависеть не только от тяжести проступка, но и от срока службы нарушителя. И вообще, он считал, что виды наказания, указанные в Уставе дисциплинарной службы, годятся разве что для отчёта при проверке так называемой дисциплинарной практики вышестоящими контролирующими органами.
      В обстановке, сложившейся в настоящее время в Пензе, вопрос максимальной загрузки личного солдата делом был решён положительно, так как весь день бойцы трудились на объектах, строили, рыли, тянули, прокладывали и закапывали. Свободными оставались только вечер и ночь. Кто-то уставал и засыпал сразу, как и положено образцовому солдату, а кто-то не спешил… Вот с ними и надо будет разбираться.
      Сергей вышел из казармы, обошёл её, внимательно рассматривая саму казарму, двери, окна… Потом расширил круг, осмотрев подходы, урны, училищный забор.
В дальней урне он увидел пустую бутылку из-под вина, а около высокого кирпичного училищного забора – бутылочные осколки.
      «Баба Яга – против!» – сказал сам себе Сергей и вернулся в казарму, где прошёл по спальному помещению, заглянул в тумбочки, а затем осмотрел так называемую «Ленинскую комнату», находящуюся в торце казармы. Следов распития спиртных напитков в казарме не нашёл.
      До возвращения личного состава оставалось ещё время, поэтому Сергей направился в главный корпус училища, чтобы получить ответ ещё на один нерешённый вопрос, который он задал соответствующим начальникам дней десять тому назад. Дело в том, что при первом прибытии в Пензу, проезжая по улицам этого красивого и зелёного города, он обратил внимание на афиши, расклеенные по городу, сообщающие, что скоро на хоккейном стадионе города состоится концерт Иосифа Кобзона и вокально-инструментальной группы «Машина времени». Иосифа Кобзона можно было услышать по радио и увидеть по телевизору. А вот выступление «Машины времени», набирающей популярность в Советском Союзе и собирающей стадионы своей модной, можно сказать, нестандартной музыкой и песнями – это было огромное событие. Даже для Пензы это было событие в масштабах пусть и хоккейного, но стадиона. Никакой дворец культуры на смог бы вместить всех желающих попасть на такой концерт.
Так вот старший лейтенант Александров сразу же поставил перед начальниками, отвечающими за воспитательную работу в училище, вопрос, чтобы они в случае приобретения билетов на этот концерт для преподавательского состава и курсантов-отличников, не забыли, что у них ударно трудится рабочая бригада под командованием старшего лейтенанта Александрова, и выделили для неё 5-6 билетов.
      И вот за результатами этой просьбы Сергей и направился в главный корпус.
      Через полчаса он вернулся, имея в кармане 5 билетов.
      Вскоре в казарму начали возвращаться рабочие группы, солдаты начали чистить обмундирование, обувь, умываться и готовиться к ужину. После ужина – уточнение сержантам задач на завтра. В ленкомнате включили телевизор, посмотрели сначала футбол, затем – вечерние новости… Вечерняя поверка и отбой.
      Сергей сразу же ушёл в свою комнату. Не раздеваясь, лёг на кровать, почитал книгу… Когда глаза стали слипаться, поднялся. Сходил в умывальную комнату, умылся.
      Наряд на месте. Очередной дневальный, как и положено, стоял около тумбочки, расположенной напротив входной двери. Дежурный сержант сидел в бытовой комнате, дверь которой была приоткрыта.
      Сергей прошёлся вдоль рядов коек. А каждой стояла табуретка, где аккуратно была сложена одежда. Около одной койки он остановился. Вроде всё нормально, но чего-то не хватало. Около табуретки не было сапог. Не спит же кто-то на этой кровати, укрывшись с головой, в сапогах? Сергей потянул за одеяло. Кровать оказалась пустой, под одеялом никого не было, а обмундирование с соседних табуреток было сдвинуто, создавая иллюзию, что все табуретки заполнены.
Прошёл дальше и около ленкомнаты, в самом дальнем углу, в котором спали миномётчики, обнаружил ещё одну пустую кровать.
      К дежурному и дневальному можно было и не подходить, так как выйти из казармы мимо них ночью никто не мог. Нет, теоретически кто-то мог попробовать, но внутренний наряд знал, что, если это они кому-то разрешат после отбоя выйти через дверь на улицу, то последствия для них будут персонально катастрофические, вплоть до того же военного трибунала.
      Сергей тихонько прошёл в ленкомнату, подёргал оконные рамы, одна из которых легко открылась. Затем он вернулся к умывальнику, наполнил ведро водой и поставил его около этого окна. Рядом поставил стул, на который сел… И, не включая свет, стал ожидать.
Погода за окном стояла осенняя. В рассеянном свете нескольких фонарей было видно, как тени от деревьев, раскачивающихся под холодным ветром, пляшут по кирпичной стене училищного забора, тянувшегося вдоль казармы. Нельзя сказать, что в такую погоду хороший хозяин и собаку на улицу не выпустит, но то, что погода не располагала к длительным прогулкам – это точно.
Вскоре к теням от деревьев на заборе добавилась ещё одна тень. Двигалась она, не подчиняясь порывам ветра, и направлялась к торцу казармы. Тёмная фигура тихонько толкнула оконную раму и собралась, подтянувшись, залезть в окно, за которым стоял Сергей с ведром воды в руках.
      Холодный поток воды, неожиданно обрушившийся на эту фигуру, прервал её желание вернуться в казарму через окно. Сергей закрыл окно, плотно задвинул шпингалеты оконной рамы и, прихватив с собой стул, вернулся к дневальному, около которого и сел на этот стул. Он прекрасно понимал, что мокрый человек не может продолжать свою прогулку холодным осенним вечером и скоро откроет эту дверь.
       Так и случилось. Минут через десять за дверью послышался шорох, который сначала затих, когда «шуршавший» человек, посмотрев в замочную скважину и увидев офицера, сидящего у тумбочки дневального, забеспокоился и затаился. А потом возобновился, так как тепла за дверью не было, как и не было другого способа попасть в казарму, кроме – как через дверь.
      Дверь тихонько открылась и в коридоре появился мокрый и довольно продрогший младший сержант из миномётной батареи.
      – Сушков! – приветливо встретил того Александров, широко разведя руки.  – Доброй ночи! – и, сменив тон на более участливый, спросил. – А что это ты в такую холодную погоду весь мокрый? Суру переплывал что ли… или просто в лужу упал?
      Младший сержант Сушков молчал, потому что… говорить было не о чем.
      Сергей подошёл к сержанту, сразу почувствовав перегарный запах. Миномётчик не был сильно пьяным, почти не качался, но «под хмельком», несомненно, был. Хотя ведро холодной воды почти смыло основную часть этого «хмелька».
      Сергей велел дежурному поискать какое-нибудь сухое обмундирование или бельё, переодеть этого незадачливого самовольщика и уложить спать. Мокрое развесить в сушилке.
      Теперь осталось дождаться ещё одного любителя ночных прогулок. Не хватало командира первого отделения третьего взвода сержанта Моторина. Александров, грешным делом, намеревался по окончании рабочего периода, перед началом нового учебного года, поставить того на должность замкомвзвода. Но сегодняшнее происшествие показало, что вряд ли это намерение будет исполнено. Так Моторин был в меру организованным и исполнительным сержантом. Парень он был весёлым, общительным, играл на гитаре… даже пробовал исполнять свои песни. Но, как оказалось, проверку на вшивость… не прошёл. Как говорил актёр Ефим Копелян, озвучивающий «голос за кадром» в кинофильме «Семнадцать мгновений весны»: «Пьяный воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку…»
      Через полчаса за дверью снова послышался шорох. Процедура повторилась… Шорох сначала прекратился, а потом возобновился, так как Моторин перед этим уже проверил все окна в казарме и убедился, что единственный способ вернуться – это через дверь, несмотря на то, что за ней его ожидал командир роты. Не стоять же ему за дверью до утра.
      Моторин открыл дверь, сделал два шага вперёд и застыл по стойке «Смирно» перед сидящим у двери офицером.
      – Ну что ты тут стоишь, как тополь на… плацу? – спросил Сергей, продолжая сидеть, и не ожидая ответа, устало сказал. – Иди спать. Разбираться я с тобой не буду, потому что ты сам себя наказал.
      Моторин, молча, ушёл в глубь спального помещения. Был он трезвым. Никуда далеко в город не ходил. Просто посидел на заборе, потом прошёлся вдоль забора, но за забором. Зачем он это сделал, он и сам не смог бы себе объяснить. Просто сержанты-артиллеристы вчера сбегали в самоволку, мол, они-то крутые, а эта пехота, вообще, никуда не годится. Дурной пример, говорят, заразителен.
       Утром Сергей перед строем объявил, что училищное начальство за ударный труд выделило для них 5 билетов на концерт «Машины времени».
       – Вместе со мной на концерт пойдут четыре сержанта. Кто именно, объявлю сегодня вечером. Через пять минут рабочим командам убыть на свои объекты.
       Тут же к нему подошёл Моторин.
       Усталость на лице, красные глаза говорили, что ночью он спал мало и беспокойно.
      – Разрешите обратиться! Вы сказали, что на концерт пойдут пять человек?
      – Да! Я и четыре сержанта.
      – А вы определились, какие сержанты?
      – По одному из каждого нашего взвода и, наверное, замкомвзвод противотанкового взвода.
      – А кто именно… из наших?
      – Моторин, не пудри мне мозги! И вопросы задавай не мне, а себе. Я тебе ничего нового не скажу, только повторю то, что сказал вчера: «Ты наказал себя сам!»
      Моторин опустил голову, постоял немного и снова посмотрел на своего командира. В глазах у сержанта стояли слёзы.
      – Понимаешь, Игорь, – растягивая слова, стал говорить Сергей. – Ты находишься в армии, где я, твой командир, отвечаю за тебя. И днём, и ночью… Еженедельно и ежемесячно в течение двух лет я отвечаю за тебя. Ночью ты спишь, а я по-прежнему отвечаю за тебя, чтобы ты, закончив службу, живой и невредимый вернулся к Екатерине Максимовне, своей маме… и к Матвей Сергеичу, отцу… К своей девушке… Как её зовут? Настя? Вот вчера ты ночью прогулялся по городу… Мог ты нарваться на пьяных придурков? Вполне! Завязалась драка, тебе проломили бы голову… Как я буду смотреть в глаза твоим родителям? Как я Насте в глаза посмотрю, когда в красивом гробу тебя к ним привезу?
      – Я понимаю, что я виноват и заслуживаю наказания, – таким же тихим голосом, растягивая слова, начал говорить Моторин, сглотнув комок в горле. – Накажите меня! Отправьте на гауптвахту… Да я готов на полгода больше служить, только дайте возможность сходить на «Машину времени».
      – Не могу! Я не военный трибунал. Только он может продлить срок твоей службы, осудив, при удобном случае, тебя на год или полтора года дисциплинарного батальона. У меня таких полномочий нет. И потом я не могу, и никто не имеет права за один и тот же проступок наказывать кого-то два раза. Какая гауптвахта, когда ты сам себя уже наказал?
      – Вы понимаете, что это самая крутая у нас рок-группа? Это мечта моей жизни – попасть к ним на концерт.
      Сергей развёл руками и сказал:
      – Не судьба. Послезавтра концерт. Но так совпало, что ты заступаешь дежурным по роте… Такое бывает!
      – Но меня ведь можно заменить, подменить…
      – Кем? Сержантами из миномётной батареи? И не волнуйся ты так, я же тебя уже заменил... на концерте. Вместо тебя на концерт пойдёт Карпухин, а ты вместо Карпухина пойдёшь в наряд. И ты знаешь, что я своих решений не меняю. Иди догоняй свою группу, а то она работы на кочегарке закончит без тебя.
      Отправив все рабочие команды по объектам и предупредив дежурного, чтобы тот разбудил его через два часа, Сергей лёг спать. Через два часа он направится по рабочим местам, проверит, как там идут дела, есть ли к его подчинённым претензии? До конца командировки в Пензе оставалось одиннадцать дней и один концерт группы «Машина времени».