VI 1

Все мы здесь не в своём уме. И ты. И я.

(«Алиса в Стране чудес»)
 
— Ласточка, я пока ещё не падаю, – уведомил Владимир.
— Ну… я… – смутилась Таня, которая всё пыталась поддержать друга.
Они поднимались по лестнице в квартиру. Эндра почему-то с волнением стискивала руки и принюхивалась.
— Ты чего? – удивилась Таня.
— Я? Не, ничего. Просто боюсь, не пожаловала ли Людмила, – соврала рыжая.
— Чур тебя, – улыбнулся Владимир, обернувшись.
 Энди всё спешил поскорее добраться, чтобы выглянуть в окно и убедиться, что за те полторы минуты, что занял путь до квартиры, с байком ничего не случилось. Он оставил «железного коня» у подъезда, и рядом с ним мотоциклы Владимира и Андрюхи выглядели примерно так же, как скромные гризетки рядом с королевой Франции.
И потому Энди, не разуваясь, кинулся в комнату – поглядеть в окно на байк. Спустя секунду раздался грохот, сдавленный полухрип-полустон, испуганный мат и – к удивлению – мат Андрюхи, очень сердитый.
Таня заглянула в комнату.
— Чего это вы? – поинтересовалась она.
— Да я… я ему голову откручу! И прикручу на её место задницу! – пожаловался Энди.
Андрюха, который устроился в углу дивана, видимо, с намерением отдохнуть, сквозь зубы процедил что-то нечленораздельное и нецензурное.
— Что такое? – Эндра влетела следом за Таней и затормозила в дверях. – Все живы?
— Я – нет, – выговорил, наконец, Андрюха, который держался за рану. – Это что ещё… за придурошный истребитель, который врывается на полном ходу?!
— Это Энди, – машинально ответила рыжая.
А Энди тем временем приник к окну, разглядел, что мотоцикл цел и невредим, и успокоился.
— А чего он ко мне прицепился? – мрачно осведомился Андрюха и увидел Владимира, который одну руку прижимал к ране, а другой цеплялся за стены. – Ой, что это с тобой приключилось? – даже подскочил байкер, моментально забывая про Энди. – А эти как там? Вы от них сбежали?
— Как видишь, – успокоил Владимир, бледный, но улыбающийся.
— Мы их ещё и милиции сдали, – сообщила Эндра. – Ой, чай!
Она унеслась на кухню.
— Ты садись, что ты стоишь! – потребовала у Владимира Таня. – А то, вон, весь зелёный…
— Странно, всегда был рыжий, – пошутил Владимир, присаживаясь.
Появилась Эндра с подсвечником и попросила зажечь свечи.
— Чайник греется, – сообщила она.
Владимир немедленно принялся ей помогать.
— Сядь, кому сказала! – рявкнула Таня, пытаясь деликатно оттеснить его к дивану.
— Чтобы сесть, надо вначале что-то украсть, – не оттеснился Владимир.
— А вы присядьте, – посоветовала Эндра, снова показываясь из кухни уже с чашками. Унести зараз пять чашек было сложновато, и Энди кинулся помогать тоже.
Журнальный столик подвинули к столу.
— А то у нас раненые, – весело пояснила рыжая. – Будем ужинать здесь. Да, и пока раны не затянутся, от постельного режима никто не отмажется ни под каким предлогом. Кто со мной согласен? Мнение мужского населения квартиры в расчёт не берём.
— Что?! – снова поднялся Владимир, хоть и побледнел при этом вдвое. – Мне на работу послезавтра.
— Ага, такого ценного сотрудника, как ты с пулевым ранением, сотрясением и продырявленной рукой, терять нельзя! – улыбнулась Таня, наливая себе заварку. – Тут ты прав.
Владимир махнул рукой – здоровой, естественно – и вернулся к чаю. Андрюха помрачнел.
— Тьфу ты, твою мать. А мне теперь что делать? Не только с работой, а вообще. У них же все мои данные есть. Наверняка в розыск объявят...
— Тогда в этой квартире не останется никого, кого бы не объявили в розыск, – жизнерадостно сообщила Эндра. – Не считая Маши, ну, и Энди, если он впишется у нас.
Она ушла за чайником. Андрюха насупился. Лисицина вернулась спустя минуту, неся кроме чайника пакет с овсяным печеньем.
— Продырявленным можно курить в комнате, – разрешила она. – Главное, лечитесь, а больничные для отмазки на работе я вам достану.
— Вот это привилегии! – улыбнулся Владимир. – Буду курить побольше, чтобы лечиться подольше.
Андрюха неуютно завозился.
— Да они же всё про меня знают! – сказал он. – И нашли они меня здесь. Мне хана, короче.
— Вы не волнуйтесь, – успокоила Эндра. – Всё равно скоро придётся искать другую хату – приёмник обещал эту сжечь.
— Хорошие новости аж так и прут! – заорал несчастный Андрюха, зачем-то забиваясь в угол. Вероятно, он полагал, что таким образом сумеет спрятаться от криминальных элементов в лице собственного начальства и сослуживцев Владимира по совместительству. – А нафига мы тогда старались?!!
— Чтобы пару дней прожить спокойно и в приемлемой обстановке, – любезно разъяснил Владимир, забираясь на диван с ногами и непроизвольно хватаясь при этом за бок. – Не психуй, Андрюха. Нельзя психовать. А может, ко мне поедем? Там нас вряд ли найдут. Спальный район, периферия.
— ...Лес кругом... – невинно ввернул окончательно расстроившийся Андрюха. – В случае чего, есть, где нас закопать по-тихому.
— ...Или нам кого-нибудь закопать по-тихому, – улыбаясь, добавил Владимир. – Воин, Андрюха, всегда верит в лучшее.
— Но готовится к худшему.
— Старинная японская поговорка. У вас чай стынет. – Таня хлопнула Андрюху по плечу. – Чем больше ты нервничаешь, тем больше у них шансов на победу. Тот, кто нервничает, совершает промашки.
— Угу. Ты этому на войне научилась? – полюбопытствовал Андрюха. Таня серьёзно поглядела на него.
— И на войне тоже.
Андрюха замолчал. Эндра торжественно вручила ему чашку с горячим чаем, и байкер обхватил её ладонями. Сидящий в уголке дивана с чашкой, он выглядел как-то особенно трогательно. Рыжая погладила его по плечу.
— Вы не переживайте, всё обойдётся. Сегодня же обошлось. И вообще, с какой стати им нас побеждать, раз они неправы?
Андрюха поглядел на неё так, как будто она сказала, что верит в Деда Мороза – со смесью удивления и жалости.
— Рыжая, – покровительственно уведомил он. – Не всё в мире выходит так, как должно быть. Хэппи-энд только в сказках бывает. Ну, сколько тебе лет, а?
— Семнадцать.
— А такое чувство, как будто семь.
— Это почему? – насупилась Эндра.
— Потому что, – исчерпывающе ответил Андрюха.
— Вредный ты, – упрекнул Владимир.
— Я объективный.
— Это точно. Чуть-чуть оптимизма тебе не помешает.
— Зачем? – риторически поинтересовался Андрюха, осторожно ставя чашку на стол и пытаясь выбраться из-за стола. – Чтобы дурить как вы двое?
— Для начала, хотя бы, так, – улыбнулся Владимир, обнимая Таню. Андрюха выразительно фыркнул и целеустремлённо пополз к дверям комнаты.
— Чай остынет, – мстительно предупредила Эндра, обиженно утыкаясь в чашку.
— Ну и пофиг. Я курить.
— Курить можно тут.
— Тогда в туалет. В туалет, надеюсь, тут нельзя?
Андрюха вышел. Рыжая аж поперхнулась чаем – Таня похлопала её по спине.
— Ну, знаете, – прошипела Эндра. – Это уже… это… Я же хотела, как лучше, и меня же ещё и…
— Андрюха есть Андрюха, – философски заметил Владимир. – Не обижайся.
Наутро так и не выспавшаяся Эндра отправилась на экзамен, Энди просто уехал кататься, а Андрюха ушёл за Машей, да так и не вернулся, застряв за чаем у Радды. Причём, отправился самостоятельно, цепляясь за все стены подряд и утверждая, что надо расхаживаться, а то он точно останется инвалидом. Таня спала. Владимир, устроившись на том же диване, читал Ницше, невольно прислушиваясь к её хриплому, прерывистому дыханию. Сердце было не на месте. Владимир почитал ещё немного, сообразил, что из всего прочитанного текста не помнит ни слова, и отложил книгу. Всё равно мысль в голове только одна, и другой не будет.
А если ей станет совсем плохо?.. Ей ведь уже сейчас несладко...
Он тряхнул головой, неосознанно рассчитывая вытрясти из неё тревогу – плохие мысли только притягивают беду – но ничего не получилось. Таня завозилась во сне, будто чувствуя, что он сейчас думает о ней. Потянулась, но так и не проснулась, свернувшись уютным калачиком. Владимир осторожно коснулся её руки. Снова холодная. Перебрался поближе и сжал её ладони в своих, стараясь согреть. Таня улыбнулась во сне. Владимир знал, что теперь её ничто не разбудит в ближайшие несколько часов. Основательно подточенный болезнью организм на этот раз исчерпал все возможные ресурсы. Он осторожно обнял её за плечи и принялся просто любоваться ею.
Волосы у Тани были тёмно-русые, отливающие тёмной медью на свету. Совсем как у него самого, только у него они были чисто-медные. А в её волосах прятались мириады разноцветных искорок – и медных, и солнечно-рыжих, и пшенично-золотистых, и цвета густого тёмного янтаря – словно у царевны из сказки, прелесть которой оживлял один лучик солнца. Во сне лицо сделалось спокойным и умиротворённым, и очень-очень беззащитным, так, что хотелось просто обнять её и охранять от всего, пока спит. Так всегда бывает: в сознании каждый человек носит какую-либо маску. Настоящим же он становится только во сне. Сейчас Таня была настоящей – очень трогательной и хрупкой, невыразимо прекрасной, как цветок с прозрачными лепестками, которые светятся серебристым лунным светом. И трудно было поверить, что это она вот только вчера хладнокровно стреляла в живого человека.
Владимир поймал себя на том, что мысли сбиваются на какую-то поэтичную, несвойственную ему романтику, и невольно улыбнулся. Погладил любимую по волосам и, стараясь не слишком тревожить рану, свернулся калачиком, обнимая Таню обеими руками. Она, не просыпаясь, сжала его пальцы. И в целом мире не существовало ничего более прекрасного.
 

— Что-то вид у тебя нездоровый, дорогой. – Тётя Радда обеспокоено рассматривала бледно-зелёного Андрюху, который сидел с чашкой чая в руках.
— Нормальный у меня вид, – заверил байкер.
— Ну-ну. – Цыганка подвинула ему блюдо с пирожками. – Если что, на перевязку приходи. У меня, когда мужа в драке порезали, я его сама лечила, безо всяких врачей, и даже шрама не осталось.
Андрюха кивнул, а Радда вышла, позвякивая монетками на платке. В квартире вкусно пахло стряпнёй, бегали дети, причём, байкер никак не мог сосчитать, сколько же их – четверо или пятеро. Радда вернулась и, сев напротив, осторожно разгладила на коленях почти неношеную кожаную куртку-авиатор.
— Отдашь Эндре, – сказала она. – А то ходит в одной джинсовке. Это у меня дочка носила, а теперь забеременела, она ей мала стала.
— Непременно, – пообещал Андрюха.
А цыганка, прищурив чёрные глаза, поглядела на него и вдруг вывела:
— Жениться тебе надо.
— Нафига? – пожал плечами Андрюха. – Чтобы какая-нибудь баба меня строила? Очень надо!
Радда рассмеялась, а потом подложила на тарелку ещё пирожков. Пирожки были с вареньем, и на вкус просто изумительны. Андрюха взял ещё один.
— А ты сам жену построй, – предложила, улыбаясь, цыганка. – Ты же мужчина.
— Нет уж, – отказался байкер. – Никого я строить не хочу. Привязать себя к бабе, ещё чего не хватало!
Цыганка встала, оправляя юбку, слегка подтолкнула Андрюху в плечо и как-то совсем по-матерински заметила:
— Мальчишка ты ещё совсем. Пей чай, а то, вон, аж падаешь.
— Я просто умный, – сказал Андрюха. Но чай допил.
Радда на ходу отвесила подзатыльник кому-то из детей:
— Не хватай с тарелки!.. Ладный ты, на цыгана похож, – одобрительно заметила она Андрюхе. – А хочешь, я тебе погадаю?
Андрюха смутился.
— Спасибо, но я это не верю.
— А вот посмотришь, сбудется, – лукаво прищурилась Радда. – Ты не думай, я потомственная гадалка в шестом поколении. Моя прабабка ещё Серёжке Есенину гадала.
В руках цыганки появилась, будто ниоткуда, колода красивых, хорошо нарисованных, хоть и стареньких карт. Радда протянула их Андрюхе:
— Перемешай и сними на себя левой рукой три раза.
Андрюха философски вздохнул и решил не спорить. Всем своим видом показывая, что он думает о данном предприятии, байкер покладисто выполнил все указанные действия, после чего на всякий случай забился в угол.
Радда локтем отодвинула тарелку и чашки, и принялась раскидывать карты.
— Тебе надо гадать на бубнового короля, – сказала она, – пока неженатый.
Карты аккуратно ложились на покрытую клеёнкой столешницу, мелькая красно-чёрными мастями. Промелькнул валет, вслед за ним – сурового вида пиковый король. Потом бубновая дама.
— Так-так, – говорила цыганка. – Всю правду скажу – и что на сердце, и что под сердцем. На сердце у тебя большая тревога. За друга тревожишься – вот он, червовый – и за себя. В прошлом у тебя была большая потеря, о которой ты не любишь вспоминать, и долгая дорога. Так-так… а ждёт тебя казённый дом…
— Ясно, тюряга, – негромко ввернул Андрюха.
— …и большие хлопоты. А ещё подстерегает пиковый король. Зато потом, вот, гляди, большая радость. Вот, видишь. А под сердцем у тебя, – Радда выпрямилась и лукаво улыбнулась, – бубновая дама.
Артемис скривился.
— А, знаю. Эта фартовая дама бубновая живёт в Ленинградской области и видит меня стабильно раз в две недели. Никаких новостей.
— Ты дальше смотри, – одёрнула Радда. – Ждёт тебя печаль. А вместе с ней – денежные затруднения. Зато друзья будут рядом. Видишь, вот, девятка. Ты запоминай, запоминай, потом поглядишь, что всё сбудется. А это… – цыганка вдруг на секундочку замерла и как-то странно поглядела на Андрюху. – А это что-то странно. Карты говорят – смерть, но она стороной пройдёт, тебя только краем заденет.
— Слушайте, – не выдержал тут Андрюха, у которого и безо всяких мрачных предсказаний нервы были на пределе. – Нафиг это всё. Вы мне лучше скажите, как спрятаться от тех, кто знает о тебе абсолютно всё?
Радда смешала карты и, выдвинув ящик стола, скинула их туда.
— Всё знать невозможно, – отозвалась она. – Найди что-нибудь, что они не знают, и скройся за этим, как за маской. Внешность измени, привычки, жильё. И найди слабые места у твоих врагов.
— Ну, да... – тоскливо протянул Андрюха. – Это же ФСБ. Вообще-то, мне нельзя говорить, но мне уже терять нечего. Я и так покойник.
— Для покойника ты хорошо выглядишь, – заметила Радда. – ФСБ… Ну и что? Там тоже работают люди.
Андрюха не удержался и грустно фыркнул.
— Там не люди, – сказал он. – Там одни сволочи...
— И ты тоже? – поддела Радда.
— А я там уже не работаю... И вообще... нигде уже не работаю...
Радда усмехнулась.
— Не печалься. Спрятаться можно. Только зачем? Ты же не заяц, чтобы вечно скрываться. Нужно выход искать.
— Я разумный человек, – рассудительно заметил Андрюха. – Я адекватно оцениваю свои силы, и знаю, против кого мне рыпаться бесполезно. – Он покосился на ящик, в котором скрылись карты, и поднялся из-за стола, тряхнув волосами. – Ладно, пойду я. Хоть попрощаюсь...
— Ну-ну, – цыганка встала и принялась собирать чашки и блюдца. – Как знаешь, чернявый. Только, если всё равно терять нечего, почему бы не попробовать?
Она открыла кран, зашумела вода.
— Чего попробовать? Сдохнуть, что ли?
Дети носились вокруг, увлёкшись какой-то весёлой игрой, и едва не сшибая окружающие предметы, в данный момент, Андрюху. Пришлось байкеру плюхнуться обратно на стул и дожидаться, пока две маленьких кометы из кухни вылетят, и можно будет свободно пройти. Маша, к тому же, куда-то подевалась. Радда мыла чашки.
Андрюхе вдруг стало тоскливо-тоскливо. Так, наверное, себя чувствовали осуждённые перед казнью. Как будто сейчас придут, свяжут руки, выведут на площадь, под обжигающие взгляды толпы, накинут на шею верёвку – и привет. Он передёрнул плечами. Рана на бедре опять разболелась, и байкер загрустил совсем. Теперь и к мотоциклу не подойдёшь, с такой травмой.
Радда обернулась, шлёпнув полотенцем детей, которые в очередной раз пробегали мимо.
— Марш гулять, оболтусы!
Вытирая мокрые руки, она повернулась к Андрюхе.
— Э, ну, что ты скис, чернявый? Не по-мужски это. А что такой бледный? Дай-ка, рану погляжу. 
 

А в это время Владимир открыл глаза и понял, что задремал на большом диване рядом с Таней. Она по-прежнему спала. Похоже, он уснул на какое-то время. Байкер задержал взгляд на бледном лице Ласточки и сообразил, что разбудил его телефонный звонок. Звонил Танин телефон – настойчиво и требовательно.
Первым желанием было просто выключить телефон сквозь ткань, затем он всё же осторожно потянул трубку из кармана Таниных джинсов и поглядел на номер звонившего. Таня завозилась, сонно выдала: «Меня нет дома», и уснула обратно.
Номер оказался незнакомым. Восемь, девятьсот три, семьсот тридцать пять, ноль один, сорок – прочёл Владимир. Телефон снова оглушительно затрещал, требуя взять трубку. Байкер вздохнул и нажал зелёную клавишу, намереваясь сообщить, что Таня подойти не может.
— Слушаю вас.
— Мне, ваще, Ко-отика, – капризно потребовал голос на том конце провода. – Ой, Ко-отик, это ты? Прифе-ет!
Владимир скривился так, будто только что хлебнул концентрированной уксусной кислоты. Надо же было хоть чем-нибудь разбавить сахарный сироп на другом конце провода.
— Котиков нет, – насмешливо отозвался он, узнав Людмилу. – Остались только котята. Вам чёрненького или серенького? Есть ещё полосатый. Мы его Васькой зовём, но это условно.
— Ко-отик, я ваще, по делу! – оскорбилась Дочь-Людмила. – Мне Лисицина дала твой но-омер, во-от.
— И чего я ей такого плохого сделал?.. – задумчиво протянул Владимир в пространство.
— Чё? – не расслышала Людмила.
— Ничего, это я так, – вернулся к трубке байкер. – А что у тебя за дело?
Удивительно, что у неё, вообще, есть какое-то дело, – подумал он. Таня вздохнула во сне и переменила позу. Владимир сообразил, что может её разбудить, поднялся и вышел в коридор. Прошёл на кухню и устроился на подоконнике открытого окна. Снаружи было свежо и тянуло осенней свежестью. Через дорогу алела тяжёлыми гроздьями молодая рябинка, под которой носились кругами неугомонные воробьи. В трубке шелестели тихие помехи.
— Так что за дело? – повторил он.
— Короче, – выдала Людмила залпом, словно опасалась забыть или упустить что-нибудь, – Лисицина ваще пси-их полный. За ней тут её папочка приеха-ал, вот. Так она его чуть не прирезала. Номер дала, просила тебе позвонить… – Видимо, считая поручение выполненным, Людмила решила перейти к лирике и сладко выдохнула – Владимиру показалось, что из трубки приторно пахнуло духами: – Ко-отик, а, может, встретимся, а?
— Зачем? – уточнил Владимир, мысленно отматерив Лисицину, её отчима, отчима Маши, Андрюхино начальство и вообще, всю эту ситуацию, в которой он оказался. Выйти куда-нибудь из квартиры в ближайшее время возможности явно не предоставлялось.
— Познакомиться поближе, – ворковала Людмила, видимо, посчитав, что Владимир начал сдаваться.
Потом в трубке послышался её возмущённый писк, шум и ругань.
— …нафиг отсюда, пока патлы не оборвал! – послышалось в трубке. Это, очевидно, было адресовано Людмиле, а вслед за тем отдалённо знакомый голос сказал: – Алло, это кто? Рыжий, ты?
Владимир узнал голос парня в очках, который в шутку назвал их с Эндрой молодожёнами.
— Эй, ты там поосторожней с Людмилой, – предостерёг он. – Она товар штучный... к счастью... Ну, сегодня утром, вроде, был я.
— Ничего с ней не сделается, – фыркнул парень. – В общем, Лисицина просила тебе позвонить. У неё тут полная задница, её какой-то мужик – а с ним ещё два шкафа – увёз прямо из шараги, сказал, что приёмный отец. И что, мол, её признали недееспособной, и учиться ей нельзя. Тут, в общем, такая заваруха была, она его чуть не решила ножом в столовой. Кураторша орала так, что стены дрожали. Но теперь они уже уехали.
— Час от часу не легче, – вздохнул Владимир, наблюдая за воробьями. Воробьи к тому времени нашли где-то кусок слоёного пирожка и теперь отчаянно пищали, устроив за него битву. – А куда они поехали, неизвестно?
Таня появилась в дверях, улыбнулась ему, заметила у него в руках свой телефон и вопросительно поглядела в глаза. Владимир слез с подоконника, подошёл к ней и обнял за плечи.
— Тише, ласточка, – тихонько попросил он. Таня прищурилась и нахально влезла ухом к трубке. Воробьи разорвали кусок пирожка напополам и запищали громче. Один, подхватив половинку, стремительной полупетлей взмыл в воздух. Остальные, будто эскадрилья истребителей, понеслись за ним, надеясь отнять добычу. Было удивительно, как это маленький воробей ухитряется удерживать кусок размером в половину его самого. Писк сделался оглушительным. В трубке явно призадумались. Таня поёжилась от холода. Похоже, из-за болезни мёрзла она постоянно. Но свежий воздух любила. Владимир молча ждал. Знал, что в подобные моменты человека лучше не сбивать, ведь нужная мысль может запросто ускользнуть.
— Мужик орал, что домой, – наконец, сказал парень. – А где это… погоди… нет, адреса они не называли. Может, он её, вообще, в дурку увёз, – предположил он. – А он что, правда, её отец?
— Приёмный, – вздохнул Владимир. – Ладно, благодарю за информацию. У Людмилы есть номер моего телефона – если что, звоните.
— Плохо Эндре?.. – только и спросила Таня. – И что же теперь делать?
Владимир щёлкнул «слайдером» и вернул аппарат хозяйке. Резко поднялся, невольно скривился от боли в ране, но тут же улыбнулся.
— Для начала – соберём всю компанию... Ласточка... ты чего? Не надо... – Он обхватил её за плечи и крепко прижал к себе, но Таня продолжала отрешённо глядеть в одну, только ей видимую, точку в пространстве. Затем вздрогнула и прижалась к нему.
— Я боюсь, – призналась она. – Вдруг он...
— И ничего не «вдруг», – отрезал Владимир, потрепав её по голове. – Всё будет хорошо. Идём.
В дверях Таня обернулась и кинулась ему на шею, из-за чего Владимир, который уже шнуровал ботинки, едва не потерял равновесие.
— Я тебя люблю... – прошептала она. – Ты обещай мне, что с тобой ничего не случится.
— Хорошего или плохого? – невольно улыбнулся байкер, обнимая её в ответ.
— Не смешно, – буркнула девушка. Владимир вздохнул.
— А я и не смеюсь, – сказал он. – Я и так стараюсь... иначе бы меня давно на свете не было. Я люблю тебя... Ты не реви...
— Правда? – моментально встрепенулась Таня, стараясь поймать его взгляд – что ей без труда удалось.
— Не смешно, – поддел Владимир.
 

Андрюха пожал плечами, отыскал по привычке забившуюся в угол Машу и сказал ей:
— Пошли домой. – Поморщился и подтащил раненую ногу. Стоять было нелегко, но он держался.
Однако Радда непреклонно подтолкнула Андрюху в комнату.
— Давай-давай. Рану перевяжу, и пойдёшь. Успеется, небось, никуда не опаздываешь. Маша, там, в буфете, такая деревянная коробочка. Принеси, солнышко.
Маша кивнула и достаточно живо, но абсолютно бесшумно унеслась к буфету. Андрюха только рукой махнул. И в этот момент в дверь позвонили.
— Привет, – сказал Владимир открывшему им черноглазому мальчишке. – Андрюха у вас? Есть новости.
— И не очень хорошие, – тихонько добавила Таня, не отпуская руку байкера и приветливо улыбнувшись.
— Его там мать бинтует, – кивнул мальчишка и крикнул, обернувшись: – Мать, тут к дяде Андрею!
— Ну, так пусть идут сюда! – ворчливо отозвалась Радда из комнаты.
В большой комнате обнаружились ещё двое мальчишек, которые увлечённо играли на полу в машинки, девочка постарше, которая делала уроки на подоконнике, бледный Андрюха в кресле и Радда хлопочущая над его раной. Пахло антисептиком, зелёнкой и бинтами.
— Проходите, – сказала цыганка. – Я сейчас.
— Что ещё стряслось? – только и спросил Андрюха.
— Чтобы у нас с тобой – да ничего и не стряслось? – отшутился Владимир. – Слушай, мы собираемся поискать Эндру, а ты побудь, пожалуйста, с Машей, хорошо?
— Чего это – мы? – поинтересовался Андрюха. Владимир улыбнулся.
— Я сейчас не столь ценная боевая единица. Мало ли, что может произойти.
— Угу. И поэтому ты тащишь с собой девчонку.
— Эта девчонка владеет техникой ножевого боя лучше тебя и стреляет как арабский лучник.
— Угу. Из лука? – съязвил Андрюха. – Рыжий, ты рехнулся? Тебе сейчас на улице показываться нельзя, ты в курсе?
— Мне давно там нельзя показываться, – отмахнулся Владимир, обернувшись на мальчишку, который восхищённо разглядывал нож у него на поясе и всё норовил потрогать. Байкер усмехнулся. – Нравится? Хочешь поглядеть поближе? – Он отстегнул ножны и протянул мальчику рукоятью вперёд. – Будь осторожен, а то он острый.
Мальчик просиял так, будто Владимир обернулся джинном и предложил загадать три любых желания, и потянул ровно блестящее лезвие наружу. Нож был тяжёлый, боевой, метательный, с узорной гравировкой по прямому лезвию и двухсторонней заточкой. Таня невольно загляделась. Андрюха покрутил пальцем у виска, выражая всё, что он думает по поводу всех рыжих, вместе взятых. Радда закончила перевязку и распрямилась. Владимир, начисто игнорируя Андрюхин скорбно-осуждающий вид, следил за мальчишкой, чтобы не порезался. Но тот, похоже, резаться вовсе не собирался, и держал опасное оружие правильно и осторожно. Правда, Таня всё же беспокоилась – ребёнок ведь.
Радда гордо посмотрела на мальчика и принялась собирать бинты и пузырёчки обратно в коробку. Мальчик восхищённо потрогал лезвие.
— Настоя-ащий… – протянул он. – Ух, ты-ы!
Двое младших немедленно оказались рядом и тоже потянулись поглядеть и потрогать, но брат шлёпнул их по рукам:
— Это вам не игрушки!
У Андрюхи вид был такой, как будто ему приходится кому-то пятый раз подряд объяснять решение задачки по физике.
— Мозгов у тебя нет, – сообщил он. – Что, рыжая куда-то вляпалась? Ну, давай, вляпывайся за компанию. Ещё и девку с собой тащи.
В этот момент Танин телефон зазвонил опять.
Все вздрогнули от неожиданности, а Таня потянула аппарат из кармана, в движении нажимая кнопку приёма вызова.
— Слушаю вас, – в наступившей тишине прозвучал тёплый и красивый, правда, хриплый от волнения голос. Андрюха отвернулся, глядя в окно. Остальные выжидательно воззрились на Таню.
— Извините, я оши… Тань, это ты? – шёпотом уточнили на том конце провода. – Тьфу, только с пятого раза правильно вспомнила номер. Вам Милочка звонила?
— Какая Милочка? – удивилась Таня.
— Которая Людмила. Таня, ты что, меня не узнала? У меня времени мало…
— Нет, в трубке помехи. Шумит сильно... Эндра, ты, что ли?
— Конечно! – шёпотом «заорала» Лисицина. – Я украла телефон. Только у него скоро кончится зарядка. Вы там все живые?
— Живые, живые, – успокоила Таня. – Ты где?
— Я… Ой, погоди!
В трубке послышалось какое-то шуршание. Потом разговор и снова голос Эндры, который возмущённо что-то доказывал. Затем раздался грохот, Таня даже отодвинула трубку от уха, но тут же приникла к ней снова. Грохот стих, кто-то что-то сказал – Таня не расслышала – опять зашуршало. Прошло ещё какое-то время, затем Анька вернулась.
— Эй, ты ещё тут? Слушай, у меня совсем мало времени, пока оно не подействовало… Я не знаю, где я. Не видела, но везли с час примерно… А за окном новый дом какой-то, а дальше лес. Так что это, наверное, ближайшее Подмосковье. Какой-нибудь небольшой город… девятый этаж. И деревьев нет совсем… погода хорошая… Тань, это ты? – вдруг спросила Лисицина.
— Я! – Таня вцепилась в трубку. – Кто же ещё... Нет, так мы тебя не найдём. Есть хоть какие-нибудь опознавательные знаки? Может, там телевизор работает, или радио? Какие каналы? Газеты... что люди говорят? Номера машин под окнами? Хоть что-нибудь!
— Нет тут ничего… По радио концерт по заявкам. Арию мистера Икс поют… Номера я не вижу с девятого этажа. У меня вообще в последнее время зрение плохое. Надо к окулисту сходить, что ли… Погоди, я о чём?
— О зрении, – упавшим голосом напомнила Таня. Остальные напряжённо прислушивались к разговору, но слов было за помехами не разобрать. – Что, вообще ничего нет? А хоть какие-нибудь предположения есть, куда он мог тебя повезти?
— А зачем о зрении? – искренне удивилась Эндра. – Мог… много куда. Я тут ещё никогда не была. Электричка шумит, слышу. – Голос у рыжей как-то потускнел, а речь замедлилась. Казалось, она обдумывает каждую фразу. – Через дорогу, знаешь, что? Парикмахерская, «Эльф» называется. Хорошее название, правда?
— Ага... – отозвалась Таня, насторожившись ещё больше. Тут Владимир деликатно реквизировал у неё трубку.
— Рыжая, – позвал он. – Что там с тобой?
Рыжая притихла и некоторое время молчала, видимо, пытаясь понять, куда делась Таня, и почему возник Владимир.
— Со мной нормально, – ответила она, наконец. – Только мысли путаются. Может, он прав, я правда, с ума сошла…
— Ненормально, – заметил байкер. – Может, они тебе нейролептик вкололи?
— Чего? – зависла на добрую минуту Эндра. – Не знаю… но что-то вкололи уже два раза. Спать очень хочется и мысли путаются.
— Нейролептик. – Владимир на мгновение опустил трубку и мотнул головой. – Слабая концентрация. Низкая доза, иначе бы ты уже вырубилась. Эндра, это действительно твой отчим? Сколько их человек? Кто они? Хотя бы, как выглядят? Постарайся собраться с мыслями. Это важно.
— Отчим, – помолчав, подтвердила Эндра. – Их двое, вроде… не знаю… Они в чёрных костюмах, охранники, знаете, как в кино. Ещё сам приёмник и его жена. И врач приходил один раз. Противный такой, тощий. Ещё… ещё… охранники… да, у одного шрам на щеке.
Таня ухватила Владимира за руку.
— Ясно, психиатр, наверное... – Владимир принялся барабанить пальцами по бедру – жест, который у него выдавал высокую степень напряжения и сосредоточенности. – Ты держись. Мы постараемся тебя найти...
— Вы только осторожнее, – попросила Эндра, помолчав ещё немного. – Это опасно. Слушайте, я сейчас свалюсь… Я постараюсь ещё что-нибудь узнать и позвонить, если телефон не сядет, и если его у меня не найдут. Надо только его куда-нибудь спрятать… Я, когда была маленькая… нет, погодите… – Что-то зашуршало. Очевидно, Эндра встряхнула головой, собираясь с мыслями. – Я не о том. В общем, вот.
— До связи. – Владимир положил трубку и принялся зачем-то тереть руками виски. – Нет, так нам её не найти.
— Кого? – заинтересовался ребёнок, торжественно возвращая ему нож. Всё-то ему было интересно.
— Рыжую, – отозвался Владимир, пристегнул оружие обратно и хлопнул мальчика по плечу. – Настоящий мужик растёт. Защитник... Так, на чём мы остановились?..
— Что с тобой? – насторожилась Таня.
Владимир махнул рукой.
— Не знаю. Голова болит... Неважно.
— Ещё бы, – фыркнул с кресла Андрюха. – Забыл про больницу? Ну да, должно быть, последние мозги у тебя вышибло...
— Ну, были бы мозги – было бы сотрясение, – улыбнулся Владимир, устраиваясь подле него на подлокотнике. Вид у него был уставший.
— Чай идите пить, – посоветовала Радда. – За чаем лучше думается. Что, Эндра в беду попала, да?
— Интересно, ну, вот, просто, интересно, – риторически протянул Андрюха, которому после перевязки полегчало немного, – и почему я не удивляюсь?
— А почему? – спросил мальчик, вовсю пользующийся тем, что взрослые его не отсылают.
— Да потому что у неё на конопатом носу написано, что когда-нибудь она куда-нибудь да вляпается, – пояснил Андрюха и покровительственно прибавил: – Не связывайся с бестолковыми девками.
— Не слушай его, Митя, – почему-то повеселела Радда.
Митя важно кивнул.
— Что она ещё сказала? – Таня крепче сжала руку Владимира.
— Ничего толкового, – отмахнулся Селиванов. – Её держат на нейролептиках. Где именно держат – неясно.  И ничегошеньки мы от неё не узнаем.
— Сволочи…  – прибавил он, поглядев на ребёнка, который восторженно вертелся вокруг, а теперь ещё и прилез к нему, восхищённо заглядывая в глаза.
— Дяденька, а, дяденька, а вы можете с тридцати шагов в мишень ножом попасть? – таким голосом, будто речь идёт о чем-то неимоверно важном, спросил мальчик.
— Он-то? – фыркнул Андрюха. – Этот – может!
Ребёнок оживился ещё больше.
— А покажите!
— Где? – невольно улыбнулся Владимир. – В доме? В доме нельзя ножи кидать.
— А вы в стенку!
— А кто её чинить будет потом, стенку эту?
— Я! – немедленно подписался ребёнок – уж очень ему хотелось демонстрации боевого искусства. Владимир перехватил его и принялся щекотать, отчего мальчик залился смехом, отчаянно брыкаясь и невольно пиная Андрюху.
— Нельзя. В доме стены родные. Они семью защищают. – Владимир улыбнулся и щёлкнул его по носу. Ребёнок устроился у него на коленях. Андрюха театрально закатил глаза, радуясь, что он больше не пинается. – Домового разозлишь.
— А домовой за печкой живёт?
— За газовой плитой.
— А я его не видел.
— И не увидишь. Он прячется.
— А почему? Он стесняется?
— Нет. Просто человеческими глазами его и не увидишь.
— Почему?
— На то он и домовой потому что.
Ребёнок ненадолго задумался. Затем радостно улыбнулся.
— А мы на улицу пойдём!
— Вот когда пойдём, тогда и покажу, – пообещал Владимир.
— А научите?
— Обязательно научу.
— Честно-честно?!..
— Слово даю, – серьёзно пообещал Владимир. Митя просиял.
— Ты в порядке? – тревожно осведомилась Таня. – Может, ты полечишься немножко?
Байкер поднялся.
— Времени у меня нет на лечение. – И невинно напомнил: – Так что там про чай?
— Про чай на кухне, – немедленно отозвалась Радда. – Митя, марш уроки делать. Если опять двойку по русскому языку принесёшь, отец тебя дома запрёт.
Митя сник и грустно покосился на Владимира. Но спорить с матерью не стал. Старшая девочка на минутку оторвалась от тетрадей и хихикнула, стрельнув глазами в сторону брата.
— А ты там не хихикай! – велел Митя. – Косы повыдергаю!
— Я те повыдергаю!
На этой оптимистичной ноте компания отправилась на кухню пить чай. Андрюха держался за стену, но старательно делал вид, что ему совсем не больно. Владимир шагал как на прогулке и невинно улыбался. Таня за них беспокоилась. Поэтому она очень обрадовалась, когда друзья, наконец, уселись за стол. Естественно, тут же взялась помогать цыганке, но та её осадила:
— Ещё чего! Чтобы гости по хозяйству хлопотали!
Уютно зашумел чайник, а на сцену снова явились пирожки.
— Ну, и что делать думаете? – спросила Радда, присаживаясь и поправляя платок.
— Да было бы, что делать, – задумчиво отозвался Владимир. – Ждать звонка, я полагаю. Может, ей удастся что-то узнать. Больше мы ничего сделать не можем. Не грусти, ласточка. – Он обнял Таню за плечи и уткнулся ей в волосы. Комната перед глазами кружилась каруселью, а запах еды на кухне вызывал приступ такой мути, что байкер невольно порадовался вынужденному голоданию. В больнице бы есть заставили... Уши закладывало звенящей ватой, и всё происходящее тонуло в этом звоне, словно в густой тягучей патоке. И куда он в драку в таком состоянии сунется?
Впрочем, на войне бывало и похуже. И он ни разу не подвёл дивизию, даже тяжелораненый. Подумаешь, лёгкое сотрясение.
— Эх, ты… – расстроено протянула Таня, обхватывая Владимира за руку.
— Угу, – фыркнул Андрюха. – А если ей не удастся ничего узнать? Ты много хочешь, это ж рыжая.
Чайник закипел и начал свистеть. Радда разлила чай.
— Со мной всё в порядке, – сказал Владимир – с такой железной уверенностью, что даже Таня не стала спорить. Но от бутербродов и печенья отказался.
Зато Андрюха накинулся на них так, как будто не ел полчаса назад. Таня волновалась и заметила пирожки только тогда, когда Радда подвинула ей тарелку под самый нос. Она взяла пирожок и вдруг подскочила:
— Телефон!
— Что? – вскинул голову Владимир – и тут же поморщился.
— Телефон, с которого звонила Эндра, она у кого-то там украла. Номер должен был определиться.
Владимир махнул рукой.
— Если бы Андрюха всё ещё работал там же, где и раньше, он бы мог попросить кого-нибудь в отделе узнать, на кого этот номер зарегистрирован. При условии, что он, вообще, на кого-то зарегистрирован.
Таня призадумалась.
— А вдруг. Андрюха, а у тебя там друзей нет?
— Нет, одни враги, – отрезал Андрюха, дожёвывая пирожок.
Тут телефон снова мелодично звякнул.
— Сообщение, – огорчила Таня, доставая трубку.
СМС-ка гласила: «Заберите у Мишки свои больничные».
— Рыжая в своём репертуаре, – усмехнулся Владимир.
 

 ...Когда тебе станет грустно, как этому небу
Оттого, что под ним существует планета,
И на этой планете, в одном глухом городишке,
Ты живёшь и читаешь крамольные книжки.

Но как только стемнеет – время гулять:
Тебя вчера звала в гости одна знакомая ****ь.
Ты заночуешь, а утром скорее уйдёшь,
Туда, где меньше людей и где всегда идёт дождь.

...И этой ночью ничего мне не приснится такого,
Чтоб наутро я мог идти ломать эти головы,
Наоборот, всё будет мокро, прохладно и сыро.
Я хотел бы, чтоб это был Дом,
Я хотел бы, чтоб это был Дом,
Я так хотел бы, чтоб это был Дом...
...Но это чья-то квартира.

Таня остановилась в дверях.
— Хорошее у тебя настроение, похоже, – заметила она. Владимир отложил гитару.
— Чудесное... А с чего ему быть хорошим... – Он махнул рукой и улыбнулся. – Оно у меня обусловлено сезонной депрессией. Толкай это в качестве официальной версии.
Таня улыбнулась.
— Ты очень красиво поёшь.
— От такой жизни только воют.
— Все остальные, может, и воют. А ты – поёшь.
— Я? Нет, я не исключение.
— Слушай, прекрати. – Таня присела возле него, подозрительно отвернувшись. – Мне плохо оттого, что ты переживаешь.
Владимир с минуту глядел на неё. Затем притянул к себе.
— Посмотри на меня.
— Я… я на книжки смотрю… Вон, Толкин…
— Ага, и Вальтер Скотт. – Селиванов мягко развернул Ласточку. – Тебя довела до слёз судьба Бильбо Бэггинса или растрогал Айвенго?
— Я беспокоюсь, – призналась Ласточка, утыкаясь ему в плечо. – Лисицину украли. Вы ранены. Тебе больно…
— Не больнее, чем пулю вытаскивать, и не такие уж мы раненые. Ходим – значит, не о чем переживать. А Эндру мы найдём.
— Угу, – вяло согласилась Таня. – Как?
— Она ещё что-нибудь узнает и позвонит.
— Ты сам-то в это веришь? Что она сможет узнать, если её держат на наркотиках? Если уж Эндра думает по полчаса над каждой фразой и не острит через два слово на третье, по-моему, это серьёзно.
— Знаешь... – Владимир крепче прижал её к себе. – Это всегда так бывает – кажется, будто выхода нет и быть не может. А ты просто верь, что всё будет хорошо.
Ласточка шмыгнула носом и завозилась.
— А есть повод? Я не могу верить в хорошее, когда вижу, что тебе больно.
— Подумаешь, смертельное ранение. Не развалюсь. Ну, тогда поверь, хотя бы, в меня. А то как же я тогда сам в себя поверю. – Владимир улыбнулся и щёлкнул её по носу. Нос тут же спрятался и шмыгнул вторично.
— Я в тебя верю, – сказала Таня. – Но в такой ситуации...
— Ситуация-ситуация. А ты верь. Для этого много не нужно, а вот пользы хватает.
— Ты в меня, как, – продолжал он, – только в подходящей ситуации веришь? Или постоянно? Или, может, только по пятницам?..  До дома я доехал?
— Доехал, – согласилась Таня.
— «Урал» не раздолбил?
— Нет…
— И даже не врезался в троллейбус, – «скромно» уставился вверх Селиванов.
— Да, но…
— И не сдох при этом, правда?
— Не сдо… Владимир!!
— Ну вот, видишь, – невозмутимо заключил байкер. – Замок есть, никто сюда не вломится…
В дверях показался хромающий Андрюха.
— Всё обнимаетесь? – фыркнул он.
— А ты что, завидуешь? – поддел Селиванов.
— Иди ты, рыжий! – почему-то сильно обиделся Андрюха.
Тут дверь кто-то дёрнул, а так, как она была заперта, следом раздался вежливый звонок.
— Теперь я убедилась в существовании замка, – мрачно оповестила общество Таня, поднимаясь. – Я открою. Наверняка ведь или менты, или какие-нибудь очередные психи, или что похуже из трёх букв.
— Первая «х»? – пошутил Владимир.
— Первая – «ф». Хотя, в нашем случае, они взаимозаменяемы.
— Ну, тогда «ж», – фыркнул Андрюха.
— «Ж» ?..
— «Ж». «Жилищно-коммунальное хозяйство», – пояснил байкер.
— Тоже вариант, – согласился Владимир. – Ласточка, я с тобой.
Щёлкнул замок. Владимир на всякий случай подвинул поудобнее нож на поясе.
Но за дверью оказался всего-навсего Мишка. Он был немного смущён.
— Извините, – сказал вольный художник. – Раньше замка не было. В смысле, дверь не запирали. Привет.
Хлопнула дверь – кто-то вошёл в подъезд. Мимо квартиры прошла женщина с продуктовой сумкой. Мишка улыбнулся и протянул руку:
— Михаил Романов, студент. Ну, и художник.
— А мы знакомы, – улыбнулась Таня. – Мишка, Андрюха, Владимир. А ты... ты к Эндре, да?
— Я помню. Но с вашим… другом ведь пока незнакомы? – Улыбка у Мишки была открытая и обаятельная. – Да, к Эндре. Она, вообще-то обещала зайти и не зашла. Я подумал, может, забыла.
— Ну... – Владимир заинтересованно уставился в потолок. – Сюда она тоже обещала зайти и не зашла.
— А куда же она делась? – подскочил студент и вольный художник. – И вы так спокойно об этом говорите?! А если что-нибудь случилось?
— А я должен прыгать и размахивать руками? – заинтересовался Владимир. – Вот это новости! Не, не могу с огнестрельным ранением прыгать. Извини.
— А, точно, – хлопнул себя по лбу Мишка. – Так это у вас огнестрелка? Тогда – вот, это вам. Рыжая просила передать.
Он протянул два больничных листа.
— Только тут имена нужно вписать, а то рыжая не сказала, как вас зовут.
— Да чёрт бы с ним, – отмахнулся байкер, машинально принимая у него из рук голубые квадратные листочки. – У меня и так больничный лист, по производственной. Может быть, довольно коллективно перегораживать дверные проёмы?
— Это чего, я зря старался?! – оскорбился Мишка. – Зря печать вырисовывал?!
Услышав про проёмы, он машинально отступил, но Таня втянула его в квартиру.
— Давно она пропала? Чёрт, в милиции только через несколько дней заявление примут о пропаже…
— Не надо никакой милиции! – показался из комнаты Андрюха. – Ещё не хватало! Да это ей и не поможет.
— Почему? – удивился Мишка.
— Во-первых, я знаю не понаслышке, как они там рассматривают подобные заявления, – отозвался Владимир. – Во-вторых... В общем, заявлять в милицию заведомо бессмысленно. Придётся искать самим.
— Я пойду, чайник поставлю, – сообщила Таня.
— Так, где искать-то? – растерялся Мишка. – Надо хотя бы знать. Может, больницы обзвонить… и морги… – упавшим голосом прибавил он.
— Ну, это пока что, рановато. – Владимир ненавязчиво затолкал его на кухню, где Таня уже ставила чайник на плиту. – Она жива и относительно здорова.
— Так что случилось-то? Откуда вы знаете? Куда вы её дели? – не выдержал Мишка, поправляя очки. – Она чего, в приют уехала, что ли? А почему относительно здорова?
— Слишком много вопросов, – осадил Владимир. – К слову, ты хорошо знаешь её отчима?
Мишка сел.
— Ну, он приезжал пару раз. Паскудный мужик, по-моему. За что-то орал на неё. Только я не понял, чего он хотел, а Эндра не рассказывала. Чего-то, вроде бы, она там вернуть должна.
— Ясно. Это мы и без тебя знаем... А где он живёт? Хотя бы, в каком городе?
И тут раздался свист.
Первое, что увидел Владимир, обернувшись на голос – это влетевшую в приоткрытое окно до боли знакомую защитно-зелёную ананасину ручной гранаты. Распрямился, успев сообразить, что сделать ничего не успеет, но телу не нужны были команды разума. Следуя, казалось, навеки въевшемуся в мышцы и нервы, до совершенства отточенному рефлексу, он развернулся в движении, одной рукой изо всех сил швыряя в коридор Таню, другой – сразу же вслед за ней – Мишку, и рыбкой прыгая следом. Таня ощутила удар, влетела в панельную стену за поворотом коротенького коридора, сшибив как раз появившегося там Андрюху, затем на неё тяжело рухнул Мишка и принялся сдавленно хрипеть.
— Лежать! – приказал Владимир, рывком прижимая их к холодному линолеуму и ухитряясь одновременно закрывать собой Таню и закрывать ей же уши. Движения делились по секундам, мысль работала чётко и ясно. В коридор обоих – две секунды.
В комнату – одна секунда.
Если повезёт – у него в запасе ещё секунда. Повезло.
На пол – последняя секунда.
Взрыв.
Взрыв раздался в следующее мгновение, казалось, сотрясая весь дом, уши будто забило пробкой, сверху обдал каскад штукатурки вперемешку с бетонной крошкой, лопнула лампочка вместе с плафоном, в кухне – что затем стало видно через дверной проём – вынесло стёкла – без звона, звон был не слышен через пробки. Что-то ударило по голове, кто-то резко вздёрнул за плечо, и Таня едва не влетела носом в дверь ванной. Затем неожиданно очутилась в подъезде. Наконец, сообразила, что сбоку к ней прижимается откуда-то взявшаяся Маша, а по бокам возятся, пытаясь подняться, Андрюха и Мишка. Владимир пугающе-медленно захлопнул дверь в квартиру, шагнул вперёд и, коротко размахнувшись, отвесил ей затрещину. Ласточке померещилось, будто она вынырнула из плотной морской воды – это разом ворвались в сознание звуки и запахи, ощущение перемешанного со штукатуркой шершавого воздуха в лёгких и боль. Она согнулась в приступе кашля, упала на колени. Лёгкие и трахею словно кто-то натирал наждаком, но это от штукатурки, и скоро пройдёт. А что более важно – левая нога отказывалась подчиняться, и штанина набухла горячим, а в сердце воткнулась парочка раскалённых игл. Ясно – шок. А вот нога, похоже, сильно задета. Плохо. Таня вдруг увидела стремительно приближающиеся грязные плитки пола и едва успела подставить руку, чтобы не приложиться головой вторично.
Внизу запищал магнитный замок.
— Вставай! – в самое ухо рявкнул Андрюха, рывком поднимая её на ноги. Лестничная площадка закружилась каруселью, они вцепились друг в друга, непроизвольно привалившись к холодной стене.
— Владимир! – вывернулась Ласточка, тряся головой в надежде поскорее прийти в себя.
— Наверх, живо! – рявкнул Владимир, оборачиваясь. В руке у него поблёскивал нож. Отчего-то смазывалась общая картина, но неожиданно чётко проявились детали. Андрюха дёрнул в сторону лифта, но она вырвалась, отчего байкер свалился вторично. Маша взвизгнула и пулей понеслась вверх по лестнице – только обдало потоком воздуха, да взметнулись тёмные пряди. Снизу по лестнице поднялись трое.
— Я тебя по-хорошему предупреждал, – сквозь зубы процедил тот, что шёл впереди. Таня узнала отчима Маши. – Решил поговорить по-плохому?
Таня рванулась на помощь, но Андрюха, дотянувшись, дёрнул её за щиколотку, и офицер в отставке растянулась плашмя на лестнице, больно ударившись грудью и подбородком о ступени. Андрюха же для верности ещё и сверху на неё навалился.
— Не лезь!! – яростно зашипел он. – Погубишь рыжего!!
Пока Таня соображала, где тут логика, пока пыталась заново вдохнуть, пока снова задохнулась ещё и от кашля – трое, одолев лестницу, остановились в шаге от спокойно улыбающегося Владимира.
— Ты чё, не понял, что ли?! – заорал отчим Маши, ухватив байкера за ворот. – Ща говорить с тобой буду! Нормально говорить!
Владимир невозмутимо огляделся – будто ждал приятеля у метро, и спокойно проговорил:
— Понял, понял. Нечего плеваться, я умываться не забываю. А вот подобных жестов не терплю.
Всё произошло в считанные мгновения.
Отчим неведомым образом кубарем перелетел через перила лестницы слева от Владимира и с неприятным хрустом впечатался в ступени. Двое сопровождавших его амбалов, – видимо, нанятых за бутылку для обеспечения наиболее конструктивного диалога, – грузно осели на пол, получив молниеносные удары с двух рук – в шею и в пах. Один потерял сознание сразу, другой заорал, катаясь по полу и свернувшись в рогульку. Владимир добил его с ноги в затылок. Импровизированный «солдат удачи» расслабился и затих.
Владимир встряхнулся, словно искупавшийся пёс, и подошёл к остальным.
— Вы в порядке? – хрипло осведомился он, склонившись над Таней, которую Андрюха немедленно отпустил. – Нечего сказать, Эндра нам спасибо не скажет. Вас не зацепило? Проклятье! Ласточка...
Таня тихонько вскрикнула.
— У тебя голова разбита в трёх местах!
— И правда! – искренне удивился Владимир, ладонью стирая алый ручеёк со щеки. – А я-то всё думаю, что там щекочется. Осколочное... – Он улыбнулся и принялся стирать кровь уже с шеи, затем медленно и осторожно опустился на ступеньку. – Вот, чёрт... и швы. Сегодня явно не мой день. Ласточка, покажи рану.
— Взаимно! – сквозь стиснутые зубы прошипела Таня.
Мишка, которому повезло больше – он просто разбил коленку и повредил руку – тяжело вздохнул и отбросил безнадёжно загубленные очки. Одно стёклышко в них вылетело, а второе треснуло. Студент, щурясь, нажал кнопку вызова лифта и сказал:
— Короче, поехали.
— Куда? – Андрюха обеими руками сжимал ногу – рана открылась.
— Туда, куда нельзя докинуть бомбу.
— Это граната была.
Двери лифта открылись.
— Дискуссию откроете в более безопасном месте. – Владимир ухитрился подняться, цепляясь за стены. – Ч-чёрт... – Сцепив зубы, он подхватил Таню на руки и добрался до лифта. Мишка придерживал автоматическую дверь, дожидаясь их. Владимир зашипел, сообразил, что теряет сознание, и быстро передал Таню ему. – Уходить нам надо... давно... было...
Таня ахнула, вырвалась и попыталась его подхватить.
В итоге вдвоём они кое-как втянули друг друга в лифт. Помогала незаметно вернувшаяся Маша.
Какая-то пожилая женщина, войдя в подъезд, шарахнулась от них, сказала, что молодёжь совсем распустилась, и она идёт звонить в милицию. Но тут Мишка нажал кнопку, и двери закрылись.
— Сейчас, приедем, – успокоил он. – Потерпите.
Выгрузились из лифта тем же порядком. И скоро все ввалились в коридор Мишкиной квартиры. Андрюха немедленно опустился на стульчик, Владимир прислонился к стене, а Таня сползла и уселась на пол, зажимая рану, но глядя при этом на Владимира:
— Тебе нужно лечь. Дай, посмотрю раны…
— Я, вообще-то, тоже раненый, – ввернул Андрюха. – Обо мне, часом никто не волнуется?
— Ты не очень сильно раненый, – заметила Таня. – Первым делом тяжелораненые... – Она зажала ногу выше колена, стараясь немного придержать кровь, и тряхнула головой, отбрасывая за спину волосы. – А вот мне интересно, откуда у них граната?..
— Откуда-откуда. Кто ищет, тот найдёт. – Владимир осторожно приподнял скользкие от крови лоскутки – всё, что осталось от штанины – и осмотрел рану. Таня морщилась, но терпела и даже улыбалась. – Ими чеченцы на чёрном рынке торгуют за умеренную плату. Причём, собирают их в том же подвале, где складируют картошку. Не уберёг я тебя...
Таня хотела было ответить, но тут, как всегда кстати, влез Андрюха.
— Раз уж мы взялись разгадывать загадки, то скажи мне, каким образом ты, находясь нелегально в военном госпитале, за короткий срок ухитрилась получить высокое звание?
Таня сверкнула глазами.
— Уметь надо, – отрезала она.
— Отвяжись, чернявый, – негромко произнёс Владимир, бросив на неё косой быстрый взгляд. – По-моему, она не всё нам рассказала. Но ещё расскажет, когда придёт время.
— Я же просто поинтересовался, – сказал Андрюха. – А когда оно придёт, кстати?
Владимир чуть улыбнулся.
— Тогда, когда она будет нам доверять.
Таня вспыхнула и вскинула голову. Глаза у неё заблестели.
— Я вам доверяю. Но зачем же рассказывать друг другу всё подряд?
Владимир, который выглядел больше расстроенным, чем раненым, встряхнувшись, весело покосился на Андрюху.
— И правда, незачем. Мишка, у тебя есть бинты и антисептик?
— У меня всё есть, – сказал Мишка, близоруко щуря глаза. – В медицинском смысле. Вон оно, на столике.
Владимир принялся обрабатывать рану Тани.
Андрюха фыркнул и переместился в комнату. Ему было как-то грустно при виде Тани и Владимира. Не то, чтобы он завидовал, но ему с некоторых пор тоже хотелось, чтобы о нём кто-нибудь вот так же беспокоился и смотрел такими же глазами.
Рядом свалился Мишка.
— Ну, знаете, – протянул он. – Начинаю думать, что мама была права, когда советовала мне вместо художки идти в секцию дзюдо.
— Это точно, – согласился Андрюха, который устроился на диване, вытянув больную ногу.
— Больно? – послышался из прихожей полный мягкой теплоты голос Тани. – Потерпи немного...
— Нормально. Прости меня, ласточка.
— За что? – Судя по тишине, Таня перестала промывать раны и изумлённо воззрилась на Владимира.
— За то, что не уберёг.
— Сейчас она кинется ему на шею, – голосом опытного экскурсовода прокомментировал Андрюха. Из прихожей донеслась возня, судорожный вздох Владимира при задевании раны и тихий, ласковый Танин смех.
— Да ну тебя, – не выдержал Мишка.
— Это почему это ну меня? – обиделся Андрюха.
— Потому что, – пояснил Мишка, разглядывая его.
— Ты чего? – удивился байкер. – Ты же без очков не видишь.
— У меня близорукость. Так что вблизи я вижу. А ты мне близок.
Андрюха несколько обалдел и покосился на Мишку.
— И чего ты видишь?
— Вот бы тебя нарисовать, – мечтательно протянул вольный художник. – Было бы красиво: ты такой тощий, а байк – здоровый. Вот она, тревожная красота контраста!
Андрюха на всякий случай, оглядел свою руку. Результат остался по-прежнему неутешительным. С малых лет и до сего дня.
— Это я тощий?.. Ну, да, тощий... Ну, хочешь – рисуй.
Мишка, который сам плотностью телосложения не отличался, ухватил тонкую крепкую ладонь Андрюхи и активно затряс её.
— Спасибо! Ты настоящий друг!
— Да ладно тебе… – смутился байкер.
Мишка тут же извлёк откуда-то альбом и уткнулся в него.
— Мне нужно понять твою пластику, – сказал он. – Если не хочешь позировать по нескольку часов. Вот, сейчас сделаю несколько набросков, и мне уже не надо будет на тебя смотреть, когда возьмусь за картину.
— А… ну, давай, – согласился Андрюха, который в живописи разбирался так же слабо, как и в уголовном кодексе Кении.
Владимир подарил миру цветистую матерную тираду и соизволил сдаться, чем чрезвычайно обрадовал Таню, которая уже с полчаса пыталась заставить его улечься на кровать и принять лекарства.
— Я вырублюсь, – честно предостерёг он, наблюдая, как стены плывут по фиксированной траектории, будто планеты вокруг звезды.
— Вот и хорошо.
— Ничего хорошего! – возразил байкер, которого в горизонтальном положении мутило вдвое сильнее, а череп, казалось, вот-вот лопнет по швам.
Таня деловито подвинула к кровати тазик.
— Ну, знаешь ли! – возмутился Владимир.
— На всякий случай.
Она присела рядом и взяла его за руку.
Мишка всё ещё сидел с альбомом. Андрюха, которому запретили вставать, и вообще, активно двигаться, скучал. Доскучался он до того, что неожиданно выдал:
— Жалко рыжую. Подохнет ведь.
— Если мне и через полчаса не позволят встать, – мрачно отозвался Владимир, – тогда точно подохнет. Правда, вначале подохну я.
— А по-моему, наоборот, – заметила Таня. Владимир приподнялся и, невзирая на её шипение, принял сидячее положение. Лежать было мутно – в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова. Таня вскочила.
— Всё хорошо, ласточка! – заверил байкер, осторожно исследуя собственную голову на предмет количества и тяжести повреждений. Оказалось, не так уж плохо – три-четыре небольших ранки, не требующих даже зашивания, и лёгкое сотрясение. Ах, ну да, ещё дырка в боку. И рука. Неплохо... – От этого ещё никто не умирал.
Таня уселась рядом
— Ты прав, умирают обыкновенно из-за осложнений разной степени тяжести, – поведала она. – Тебе лежать надо. А Эндру… мы с Андрюхой сами найдём.
— Вам инвалидные коляски прикатить или на байке доберётесь? – осадил Владимир, укладываясь обратно. Голова разболелась сильнее. – Да уж... хороши спасатели. Команда МЧС...
— Ещё эти скоро очухаются, – добавил Андрюха. – Которые внизу.
Владимир невольно ухватился за голову.
— Да уедут они. Теперь точно без милиции не сунутся. Побоятся. К тому же, я бы на их месте первым делом позвонил в «скорую помощь».
— Нет, – авторитетно заявила Таня. – Ты бы на их месте сказал бы «всё нормально» и отправился бы кого-нибудь спасать.
Мишка сосредоточенно погрыз карандаш, сделал ещё пару штрихов, досадливо отбросил его и взял другой, отточенный.
— И что в итоге нам делать? – спросил он. – Пока вы будете лечиться, рыжую там угробят. А один я мало что смогу.
Он помолчал, размышляя, и предложил:
— Знаете, как можно? Можно забрать из техникума Эндрины документы. Под видом курьера от отчима. А там наверняка есть какой-то адрес.
— Так тебе и поверят, – фыркнул Андрюха.
— Поверят-поверят. А я для верности ещё и визитку отчимову покажу.
— А она у тебя есть?
— Обижаешь! Я же художник.
— Визитка – не удостоверение личности, – уведомил Владимир. – Без паспорта и веских причин тебе ничего не отдадут. Даже Андрюхе с его удостоверением фээсбэшника они документами разбрасываться не станут. Надо искать другие варианты.
— Какие? – заинтересовалась Таня.
— Не знаю, мне ещё не приходилось воровать документы.
— Можно… – не сдавался Мишка, – можно ночью залезть и выкрасть. Или просто назваться студентом и сказать, что документы просят, например, в бухгалтерию. Какая-то ведь должна быть возможность их достать!
— Залезть в охраняемое здание с решётками на окнах, открыть кодовый замок в отделе бухгалтерии, найти документы, помахать ручкой в объективы всех камер, спуститься на первый этаж и торжественно вручить документы охраннику. Ночью, когда в здании вообще никого нет, один ты – здрасьте, это я! Если бы студентам просто так раздавали документы по первому требованию, их бы уже в хранилище не осталось. Просить, обычно, не просят, а согласовывают с отделом и берут сами. Мишка, ты разве не студент? Можно подумать, ты про существование образовательных учреждений только сегодня узнал.
— А нам и не нужно красть, – напомнила Таня. – Только прочесть.
— Ласточка, тебе не дадут их прочесть. А вот пробить по базе номер приюта, где она росла, и узнать имя человека, который оформил опекунство, гораздо легче. Правда, нас вполне могут и послать куда подальше – у них не принято разглашать подобную информацию, но это только если мы нарвёмся на честных сотрудников. А честный сотрудник социального учреждения – зверь редкий и занесённый в Красную Книгу. Максимум тысяча рублей – и доступ к архиву наш. А вообще-то, можно сэкономить при помощи моего удостоверения, – добил Владимир, поднимаясь вторично. Повисла пауза.
— И ты молчал?.. – тихонько и очень сдержанно проговорила Ласточка. Владимир пожал плечами.
— А вы меня спрашивали? Простите, вы так увлечённо обсуждали кражу документов, что я не посмел вмешаться. Вот только времени у нас мало.
— Так мы номера не знаем, – напомнил Андрюха.
— Зато знаем название, – напомнил Владимир. – Не думаю, что католических приютов так уж много. И ещё меньше из них тех, которые при церкви Непорочного зачатия.
— Логично, – признал Андрюха. – Можно попробовать. Вот, ёлки-палки, если бы рыжая тут не скрытничала, и рассказала всё толком с самого начала, нам бы и не пришлось сейчас мучиться. Завели манеру…
— Мы не так уж и хорошо знакомы, с чего ей откровенничать? – сказал Владимир. – Впрочем, известно достаточно. Остальное – дело техники. Компьютер имеется? Диск с нужной программой стоит полторы сотни на радиорынке.
— Есть, – кивнул Мишка на письменный стол, на котором поблёскивал чёрной крышкой ноутбук.
Студент решительно поднялся.
— Короче, так. Еда в холодильнике, чай в буфете. Аптечка – знаете, где.
— А ты куда? – уточнила Таня.
— За диском, – ответил Мишка уже из коридора, где натягивал куртку.
Андрюха поднял его альбом и одобрительно хмыкнул.
На листе были карандашные наброски, всего несколькими линиями изображающие Андрюху, как живого. Вот он хмурится, вот задумался, вот улыбается, вот оборачивается, глядя на что-то.
— Ну, я пошёл, – крикнул из прихожей Мишка, хлопая дверью.