22 глобуса

Все персонажи этой истории вымышленные, все совпадения с реально живущими или жившими людьми случайны.


Он стоял прислонившись лбом к холодному оконному стеклу аэропорта и смотрел как большой самолет стремительно набирает высоту под углом в сорок пять градусов к земле, карабкаясь на небо.

“У нее морская болезнь, ей сейчас наверное нехорошо”, - тоскливо и беспомощно подумал он, и в последний раз посмотрев на хвост удаляющегося Боинга, оторвал лоб от окна, развернулся и ссутулив плечи и даже как-то по старчески шаркая ногами, пошел к выходу из аропорта – делать там было больше нечего. Она навсегда улетела туда, откуда не возвращаются.

На улице начал накрапывать мелкий осенний дождь. На автобусной остановке уже стояло несколько человек с чемоданами на колесиках и без. Автобус до города должен был прийти через семь минут. “Как хорошо все складывается”, - мелькнула в голове мысль, - “Ждать долго не придется”. И тут же холод обручем сжал грудь от нелепости этой мысли: хорошо? Что может быть теперь хорошего в его жизни?

Автобус опоздал на четыре минуты. Он забрался в него слегка промокший и сразу прошел назад, где еще никого не было. Сел у окна и стал смотреть в серую влажность улиц. В голове крутились последние прощальные фразы, тонкая рука со сжатыми пальцами в его руке, ее лицо, суета толпы вокруг, его мысль попытаться навсегда запечатлеть ее образ в своей памяти, рациональное осознание того, что это невозможно и иррациональная надежда на чудо. Все его тело было онемевшим. Он понимал, что это шок, что это пройдет. “Все проходит, пройдет и это”.

Ехать до города было далеко. Делать ему было нечего, он не взял с собой книги, чтобы почитать, да и не смог бы он сейчас. Рядом с ним кто-то грузно опустился, заставив его немного накрениться в сторону нежеланного попутчика. Даже не повернув голову, чтобы посмотреть кто сел рядом с ним, он поерзал на сиденье, незаметно отползая назад к окну. Мысль о существовании других людей была ему сейчас невыносима. “Все пройдет, все пройдет”, - тщетно стучало в голове как навязчивая мелодия.

Дождь за окном усиливался, переходя в ливень. “Хоть бы он кончился к моей остановке, а то пока дойду до дома - промокну до нитки, противно будет и холодно”, - поежился он и сам поразился как могли такие тривиальные мысли тревожить его сейчас, когда весь мир вокруг него рухнул. “Тело, это бренное тело нелепо цепляется за комфорт жизни”, - с циничной усмешкой над самим собой подумал он.

Мерное покачивание автобуса, шум дождя и шорох шин по лужам стали убаюкивать его. “Как же так? Как же так все произошло? Как я оказался здесь, в этой точке жизни, в этом автобусе? Что произошло?” Против своей воли он стал вспоминать, хотя больше всего ему хотелось бы забыть, хотелось бы чтобы этого никогда не было. “Может быть к гипнотизеру сходить, пусть сотрет из памяти последние два года моей жизни?” Нет. Что он такое говорит? Да, ему больно, ему пусто и страшно. Но ведь это, возможно, лучшие два года его жизни.

* * *

-- Кеша! Кеша! Иннокентий!... Да ты оглох что ли? - засмеялся звонкий девичий голос и влед за этим кто-то немедленно потряс его за плечо.

Он со вздохом снял наушники и разраженно развернувшись на стуле, посмотрел на носительницу неуместного веселья.

-- Ну что тебе? - не скрывая недовольства произнес он.

Секретарша ни сколько не обиделась и почти подпрыгивая на месте от раздиравшей ее энергии скороговоркой проговорила:

-- Сегодня у шефа день рождения, если ты не забыл. Ну, то есть не сегодня, а у него будет в субботу, но поскольку в субботу мы....

Шустрые слова-горошины, выскакивавшие из ее рта, грозили превратиться в мощный камнепад и погрести под собой незадачливого зазевавшегося путника не в добрый час остановившегося их послушать, а у него было много работы.

-- Да-да, я понимаю, - немного невежливо прервал он ее. -- От меня-то ты что хочешь?

-- Так скидываемся же. Вечеринка в офисе. Деньги сдавай!

-- Так бы сразу и сказала, - проворчал он доставая из кармана бумажник.

Секретарша упорхнула, унося в своем клюве добытые в честной схватке бумажки и как маленькая колибри полетела к следующему цветку-компьютеру добывать ресурсы для послеработной вечеринки.

Рабочее настроение ему перебили и он решил пойти выпить кофе. В маленьком закутке, гордо именуемом кухней, возле кофе машины стояла Янка. Он и раньше на нее заглядывался, хоть и понимал что нельзя. Янка одевалась очень странно. У нее не было определенного стиля в одежде: один день она могла прийти в офис в черной коже как рокер, другой – в розовых рюшечках как Барби. Неизменными были только ее длинные блестящие каштановые волосы и огромные глазищи. Сегодня она была “синим чулком” - длинная юбка до пят и серый кардиган. Она держала обеими руками белую чашечку с голубыми цветочками и блюдце. Все в офисе знали, что это ее чашка и ее блюдце, никто на работе больше не держал блюдец.

-- Привет, - пробормотал он и страшно смущась стал наливать кофе.

Янка не подвинулась, а наоборот как будто бы выставила вперед бедро чтобы дать ему меньше места.

-- Ты всех женщин так боишься или только меня? - Янка была немного дерзкая и за словом в карман не лезла.

Его кинуло в жар, лицо загорелось и он стал мечтать о веере или вентиляторе, хотя стоял ноябрь и в офисе было холодно. Янка продолжала, насмешливоо сощуря свои глазищи, разглядывать его.

-- Твой кофе готов, - хитро усмехнувшись сказала она и уткнулась в свою чашку.

Кофе перелился через край его чашки и стал заливать стол вокруг. Он схватил салфетки и безуспешно попытался промакивать коричневую жижу.

-- Не могут уж нормальную кофеварку купить, - от смущения он старался притвориться крутым сердитым парнем, понимая, что проваливает эту миссию успешно.

-- Мы подумаем об этом, - Янка продолжала веселиться.

Она поставила свое блюдечко с чашкой на стол, вдруг легко дотронулась рукой до его плеча, наклонилась и едва слышно прошептала:

-- Пригласи меня сегодня танцевать.

Он не успел опомниться и стоял как заворожённый, а она уже упорхнула, оставив легкий шлейф духов за собой и мягкое щекотание в ухе. Ему показалось, что его расплавили, что он ртуть, не имеющая формы. Остаток дня прошел неизвестно как. Он и боялся, и ожидал вечеринки. “Не может быть, чтобы она говорила это всерьез. Она посмеялась и забудет. Это невозможно, чтобы я нравился ей да и как это вообще может быть? Нет, нет, нельзя даже такое думать”.

Но она не забыла. Янка вообще вдруг где-то оставила свою обычную смешливость, может быть там же где и костюм “синего чулка”. Теперь на ней было платье стиля 50-х годов, лодочки на каблуках и ободок с бантом в распущеных волосах. Он смотрел как она танцует с другими и не решался подойти. Янка смотрела на него из-за плеч других мужчин, а он все стоял хмуро у противоположной стены и искал момента схватить куртку с вешалки и сбежать домой пораньше.

Очередная мелодия закончилась и она подошла к нему грустная, взяла за руку тонкими пальцами и глядя из-под опущеных ресниц тихо и с укором спросила:

-- Ну что же ты?

Он легко подался ей навстречу, отлепившись от стены, и позволил повести за собой. Они танцевали, но он не слышал музыки. Он смотрел на ее бант и не мог поверить, что держит ее в руках. Потом они танцевали еще и еще. Народ уже изрядно выпил и веселье было в разгаре. Часто выходили на балкон покурить, впуская холод внутрь офиса.

-- Мне нужно сегодня домой пораньше. Можешь проводить меня? - тихо спросила Янка.

Она сходила попрощалась, сказала что поедет домой и они вышли на морозную темную ноябрьскую улицу. Машины у него не было и ему вдруг впервые стало досадно, хотя раньше он об этом даже не задумывался.

-- Хочешь, я поймаю такси? - спросил он.

-- Нет, нет, не надо. Я хочу так, - поспешно ответила Янка.

Они пошли медленно по полуночному городу. Она взяла его за руку. Ему хотелось остановиться, схватить ее в охапку, сжать руками ее голову, прислониться к ее губам, зарыться в ее волосы, ощутить какая она на ощупь, на вкус, на запах. Но он понимал, что нельзя, что невозможно это. Ему было удивительно, но они разговаривали. Казалось, что вдали от всех, без постояного взгляда чьих-то чужих глаз и она не такая, и он не такой. Им вдруг стало хорошо и уютно вместе и хотелось идти так всю ночь.

* * *

Автобус резко подпрыгнул на кочке и он больно ударился головой о какой-то аллюминиевый профиль. Мысли снова вернулись к настоящему. Что он теперь будет делать? С работы, конечно, уволится. Там теперь все всё знали, а жизнь в рентгеновских лучах – это было последнее, что ему было сейчас нужно. Обрывки слов, их встречи, их одержимость друг другом – всего этого как будто и не было. Реальность воспоминаний серьезно занимала его ум. Боль и пустота в груди однако же были вполне реальными.

* * *

-- А ты кого-нибудь любил так сильно до меня? - спросила Янка, приподнявшись на локте, придерживая простыню над грудью и пронзительно заглядывая ему в глаза.

-- Нет. Так сильно – никогда, - ответил он правду.

Ее он спрашивать не стал. Боялся ответа.

Дни летели. Они урывали для себя каждый возможный момент, чтобы быть вместе. На работе конечно скрывали. Да и не поверил бы никто, если б узнал. Янка изменила его. Она изменила его навсегда. Он нравился себе таким – уверенным, бесстрашным победителем.

-- Янка, что ты со мной сделала, - восхищенно шептал он, перебирая руками ее волосы, - Я больше не боюсь женщин!

-- Зато теперь появилась женщина, которая боится тебя, - смеялась Янка и кидалась в него подушкой.

Об омрачающих их любовь обстоятельствах он старался не думать.

А потом пришло это – известие как гром среди ясного неба. Янки больше не будет. Она уезжает. Уезжает за океаны. Навсегда. Туда, откуда не возвращаются. Они не говорили между собой об ее отъезде, будто бы это была какая-то смертельная болезнь, которую лучше не упоминать. Он не верил до последнего момента. Не верил в их последнюю ночь вместе.

-- Прости меня, - прошептала Янка, - прости за все, что я с тобой сделала.

-- Ты не сдалала мне ничего плохого. Я благодарен тебе.

Не верил даже когда держал ее пальцы последний раз в своей руке в аэропорту и они начали медленно выскальзывать из его похолодевшей ладони. Осознание произошедшего придет позже. Пройдет время. Сколько – он еще не знал, такого с ним раньше не бывало. Эмоции, чувства и разум не имели подобного опыта и им нечего было сообщить своему хозяину. Ясно было одно - вихрь его жизни вдруг остановился. Она улетела и увезла с собой его крылья.

* * *

Автобус подъехал к остановке. Он едва успел выскочить в закрывающиеся двери, так как поздно очнулся из полузабытия-полусна воспоминаний. Дождь уже кончился и он медленно побрел к серой пятиэтажке. На третьем этаже желто-обыденно светила лампочка. Он стал медленно вставлять ключ в замочную скважину. Дверь резко распахнулась перед ним.

-- Мама... - выдохнул он.

Мама втащила его внутрь, захлопнула дверь, как бы ограждая его от враждебного наружного мира. Порывисто обняла его.

-- Всё? - спросила она снизу заглядывая ему в глаза.

-- Всё мама, всё, - обреченно ответил он и ушел в свою комнату тихо прикрыв дверь.

-- Бедный ты мой, - прошептала мама ему в спину...

Через месяц в их квартире зазвонил телефон.

-- Кеша! - прокричала мама из коридора, - это тебя.

Она многозначительно передала ему трубку и тихо отступила назад.

-- Да, да это я.

Янка на той стороне Земли была нереальным призраком.

-- Прости меня, - еще раз беспомощно сказала она. Я больше не буду звонить, не надо.

-- Да, не надо, - согласился он. Он вообще привык с ней соглашаться. Она знала лучше.

-- Прощай, Кеша.

-- Прощай.

Он положил трубку. Посмотрел на притихшую у зеркала маму.

-- Кешенька, но ведь ты тоже можешь поехать туда, - мамина деятельная натура не терпела бессмысленных с её точки зрения страданий. -- Вы можете пожениться и тогда ты переедешь к ней. - Мама как всегда старалась помочь и поддержать в самой, казалось бы, безвыходной ситуации.

-- Нет, мама, не можем... - Он помедлил, не зная говорить ли вторую часть фразы. - Она замужем. - Он отвернулся, чтобы не смотреть маме в глаза.

-- Как же так? - Не на шутку растерялась мама. - Так быстро? Как же так можно? Как она могла так быстро выйти замуж?

-- Она всегда была замужем, мама. Всегда.... За моим шефом... Бывшим.

Мама тихо и бессильно опустилась на табурет в углу. Стояла звенящая тишина. Оглушительно тикали часы на стене.

А.И. January 2020
(Photo courtesy of Creative Commons)