Из пункта А

Зима в Лос-Анджелесе была любимым сезоном Долли. Все ворчали и ждали лета, а она наслаждалась относительной прохладой и обильными дождями.

“Ананасовый экспресс – друг мой” - блаженно улыбнулась Долли и отставив зонтик в сторону подставила лицо каплям, закинув голову назад. Зонтик тут же кто-то толкнул, сердито-формально извинившись. “Да, Цветочная улица не лучшее место для романтических мечтаний”, - хмыкнула про себя Долли, описав зонтиком дугу и водворяя его над своей головой. Она посмотрела на часы. До начала смены в кафе оставалось меньше десяти минут. Хозяин терпеть не мог когда она опаздывала. Долли ускорила шаг. Идти было совсем недалеко. Тесная комнатка, которую они снимали в большом доме в самом центре Лос-Анджелеса на Цветочной улице, давала возможность иметь все под рукой.

Долли помнила как она увидела объявление о сдаче жилья и не поверила своим глазам – так это было дешево. “Для людей искусства, музыкантов и тех кто связан с киноиндустрией” - говорилось в объявлении, - “но и простые люди могут подать заявление”. Долли как раз и была тем самым простым человеком, а вот Джейкоб был музыкант, джазовый музыкант. Он играл на виолончели.

Долли мало что понимала в музыке. Еще меньше она знала в то время о музыке джазовой. Но даже и ей показалось странным употребление слов “виолончель” и “джаз” в одном предложении. Для нее виолончель была навсегда связана с именем Растроповича. Это было первое, что приходило в голову при слове виолончель. Это же, честно говоря, было и последнее, что туда приходило. Джейкоб не очень любил объяснять очевидные, на его взгляд вещи, но снизошел до того, чтобы рассказать ей про Фреда Катца и Оскара Петтифорда.

“Яшенька, мы можем позволить себе жить в центре Лос-Анджелеса даже на мою зарплату официантки”, - воскликнула она, разввернувшись на 180 градусов от компьютера и глядя с обожанием на на своего Джейкоба, или как она ласково называла его, Яшей. Яша ее бурных восторгов не разделял. Он вообще редко был весел. “Долли, ты все хорошо просчитала? - строго спросил он.

Она почти сразу приняла его манеру называть ее Долли, а не Дашей, как ее звали на самом деле. Простая девчонка из небольшого городка она когда-то приехала в США по программе работы и путешествий для иностранных студентов. Институт в родном городе она так и не окончила и после третьего курса приняла решение остаться жить в Америке. Те годы были давно позади, можно было расслабиться, депортация ей больше не угрожала. Работа, пусть и не престижная – официанткой – была стабильной. Но самое главное было то, что Даша смогла остаться в стране своей мечты, ту, о которой ей пел еще Наутилус.

Скитания по комнатам и квартирам, ночные подработки в пицерии, уроки английского для иммигрантов, попытки учиться на профессиональных курсах – так пролетело семнадцать лет. Она иногда задумывалась, что будет с ней дальше в жизни. “Сорок лет... а я все еще одна, живу по чужим углам, работаю официанткой”. Но такие мысли быстро улетучивались из ее головы – Дашка была веселой задорной девчонкой, любящей повеселиться и не особо задумывалась о будущем. Тем более, ну что такое в наше время сорок лет, особенно если ты выглядишь по крайней мере на десять лет моложе?

* * *

Тот день, когда она впервые увидела его, Даша помнила очень ярко, хотя большинство событий в ее жизни покрывались туманом и не ворошились. Полгода назад хозяин ресторанчика, где она работала, пригласил на вечер живую музыку, настоящий джазовый оркестрик. Он был очень горд и доволен собой, хотя и сказал Дашке по секрету, столкнувшись с ней в подсобке, куда она зашла за чистыми подносами: “Ребята молодые, хватаются за любую работу, очень дешево взял их, почти что за еду отработают”, - и заговорщицки подмигнул ей. Посетителей вечером было много и у Даши не было возможности вслушиваться в игру приглашенных музыкантов. Но и то, что она улавливала краем уха, ей не понравилось, она предпочитала что-нибудь помелодичнее, хотя никогда бы теперь в этом не призналась.

Зато волончелист одним своим видом остановил ее. Она пробегала на кухню с подносом, отнеся заказ компании за столиком у окна, и мимоходом кинула взгляд на импровизированную сцену. Она даже ахнула неслышно, глаза ее сделались еще больше и пришлось прислониться стене, превозмогая слабость в ногах. Поднос, к счастью пустой, повис бессильно в ее руке. “Дашка, дура старая, ты с ума сошла”, - отругала она сама себя немедленно, - “посмотри сколько ему лет, ты ж ему в матери годишься. Ну... или в старшие сестры” - попыталсь она приободрить себя.

Виолончелист играл, низко припадая к своему инструменту. Потом резко встряхивал смоляными кудрями и бросал взгляд на публику. Один такой жгучий взгляд попал в Дашку. Сердце ее колотилось как ошалелое, даже уже не в ушах, как от сильной дозы адреналина, а где-то в глазах. Она испугалась, что у нее сейчас случится апоплексический удар. “Так вот вы какие, стрелы Купидона” - пробормотала раненая Дашка и поплелась на кухню откуда на нее уже несколько минут недоуменно сверкал глазами хозяин.

Поздно вечером ресторан закрылся, посетители разошлись и хозяин посадил ребят за столик. “Ты можешь идти домой, твоя смена давно кончилась, я сам накормлю их, уберу и все тут закрою”, - сказал он Даше и она подумала: “Какой он все-таки душка, когда этого совсем не требуется!” Ей пришлось напустить на себя равнодушный вид, сказать, что она совсем не устала и с удовольствием поможет. Дашка быстро начала ставить на стол перед музыкантами тарелки с едой, чтобы хозяин уже не мог от нее отделаться. Саксофонист, который выглядел старше остальных музыкантов, улыбнулся ей и пригласил посидеть с ними. Она присела, не сводя глаз с виолончелиста. Легкий разговор за столом не особо клеился. Все устали и смущались. Обычно бывшая душой любой компании Даша сидела как заржавевший Железный Дровосек. Но все же ей удалось узнать их имена и место следующего выступления. “Джейкоб, Яшенька” - сразу мысленно окрестила она его, нежно повторяя про себя его имя. Имена остальных членов группы тут же вылетели у нее из головы. Они стали обсуждать между собой какого-то Голубого Кита, в котором им предстояло выступать на следующей неделе, незнакомых Даше людей и неинтересные ей музыкальные события.

Поздно ночью, когда она шла домой, в голове ее стучала, как пароль и отзыв одна фраза: “Джейкоб. Голубой Кит”. Это все, что ей нужно было знать – где найти его и увидеть хотя бы еще один раз. Испросив себе выходной в день их выступления, она поехала в район Маленького Токио на встречу со своим Яшей. Страшно смущаясь и чувствуя себя не своей тарелке, Даша поначалу проклинала весь этот джаз, свою так некстати накрывшую ее подростковую одержимость и все мироздание в целом. Но постепенно она расслабилась и даже стала получать удовольствие от музыки. Ей удалось сесть близко к сцене и когда, наконец, вышел квартет Джейкоба, она поймала его взгляд. Он подмигнул ей как старой знакомой, отчего Даша чуть не упала в обморок, и потом еще несколько раз во время выступления одаривал ее пронзительным взглядом своих жгучих глаз. Ей хотелось плакать, смеяться и кричать одновремено. “Да, пустырник тут не поможет”, - подумала еще не поврежденная влюбленностью часть ее мозга.

После выступления она попыталась пройти за кулисы, но ее не пустили. Даша одиноко маячила у заднего входа в клуб, чувствуя себя опозоренной фанаткой, как вдруг дверь открылась и вышел Джейкоб. Он взял ее собой, купил ей в баре какой-то голубой коктейль и они проговорили несколько часов. С тех пор у них, что называется, завязались отношения: Дашка, или как он стал называть ее, Долли, моталась от клуба к клубу где играл Джейкоб со своим квартетом. После выступления он всегда выходил к ней. Ее страшно беспокоила и стыдила поначалу большая разница в возрасте. Но когда она попыталась заговорить с ним об этом, он только равнодушно пожал плечом. Больше она к этому вопросу не возвращалась. Через полтора месяца таких встреч, после очередного выступления, они сидели за барной стойкой и ее обожаемый мальчик был более чем обычно мрачен и погружен в себя.

-- Что тебя беспокоит? Расскажи? Что случилось? - допытывалась Дашка в отчаянии.

-- Я не хочу об этом говорить, все в порядке, - отмахивался Джейкоб.

В конце-концов он признался, что с завтрашнего дня ему негде жить. Договор аренды квартиры, где он жил, подошел к концу и цену подняли так, что ему это стало не по карману.

-- И всего-то? - обрадовалась Даша. “Ах, судьба на моей стороне, теперь он станет моим совсем, а не только раз в неделю по вечерам”.

Она нежно взъерошила его черные кудри. Джейкоб сердито мотнул головой, уклоняясь от прикосновения. Дашку огнем обожгла обида, но она не подала виду, продолжая улыбаться. Все было решено и устроено очень быстро. Она дала ему адрес и ключ и сказала приезжать в любое время. Джейкоб не позвал ее с собой на старую квартиру, но и это было ему позволено влюбленной Дашкой.

На другой день она летала на работе как на крыльях, порхая словно яркая бабочка между столиками, расточая улыбки. Чаевые, подсчитанные в конце смены, были доказательством того, что ее восторженно-прздничное настроение передалось и посетителям. Хозяин недоуменно погладывал на нее, но вопросов не задавал. “Я приду домой, а он уже там! Он уже там! И никуда не уйдет! Нет, я определенно задохнусь от восторга!”

Он был там. Растянувшись в одежде поперек Дашиной кровати Джейкоб спал на животе, повернув лицо в сторону. Она постояла, замерев, не дыша посмотрела на него и на цыпочках вышла. Спать легла на маленьком диванчике со впивающимися в позвоночник пружинами. Но счастливее человека не было тогда во всем мире.

Через несколько дней Джейкоб сказал, что ему очень неудобно ездить на репетиции и выступления с окраины и она должна поискать квартиру в центре города. Дашка очень расстроилась, но опять же не подала виду и согласилась. “Если я откажусь, он уедет один и тогда все будет кончено”. Цены в центре Лос-Анджелеса не были для нее неожиданностью – она знала что почем, потому и жила на окраине. Но она продолжала судорожно искать, боясь затягивать это дело надолго, дабы не потерять своего Яшу. Тогда-то она и нашла объявление о сдаче комнат в доме на Цветочной улице.

Дом был грязный, комнаты маленькие, народ за дверями этих комнат какой-то подозрительный. “Богема”, - огорченно вздыхала про себя Даша, вспоминая свою уютную чистую квартирку с желтыми шторками на кухне. Но Джейкоб был доволен, он попал в свою среду и чувствовал себя как рыба в воде среди расставленных соседями посреди общей комнаты усилителей, проводов, микрофонов и прочей параферналии людей искусства.

Многие вещи Даше пришлось оставить на прежней квартире, так как сюда они бы просто не поместились. В их с Яшей комнате была теперь кровать, стол со стулом и небольшой комодик. Но все, что ей нужно было для счастья было здесь – здесь был он, и это перевешивало все неудобства.

Работу ей тоже пришлось поменять. Прежний хозяин был очень огорчен потерей опытного и надежного работника, в очередной раз молча покачал головой, глядя на взбудораженную Дашку (“не в себе, явно не в себе”), но рекомендации дал хорошие и даже помог устроиться у знакомого ресторатора в центре города.

Потекли счастливые дни. Даша ходила на работу, Джейкоб репетировал и иногда выступал со своим квартетом. Ей теперь редко удавалось бывать на его выступлениях, но ей достаточно было даже того времени которое им удавалось провести вместе в их маленькой комнатке. Она никогда не знала, любил ли ее Джейкоб, и не осмелилась бы спросить. Достаточно было того, что он позволял любить его.

Пролетело почти полгода. Дашка-Долли из сил выбивалась, чтобы всегда быть красивой, в хорошем настроении. Она вставала намного раньше любящего поспать Джейкоба, прокрадывалась в ванную, приводила себя в порядок и осторожно подкладывалась ему под бок. “Все-таки такая разница в возрасте. Я хочу чтобы он ее не замечал”.

* * *

Дождь вдруг усилился и Даша, перепрыгивая лужицы, ускорила шаг. “Пять минут до смены, хватит уже мечтать”, - пожурила она себя и решительно зашагала вперед.

Но невольно ее мысли по привычке вернулись к Джейкобу. Последние несколько недель он как-то особенно заметно охладел к ней. Сначала она не замечала этого, так как он всегда был немного отстранен и погружен в себя. Замотанная работой, она даже не сразу обратила внимание, что он не пришел однажды ночевать домой. Джейкоб возвращался со своих выступлений в клубах порою очень поздно, поэтому Дашка не придала значения тому, что его нет. Но когда утром она не обнаружила привычных кудрей рядом с собой на подушке, она запаниковала. Если бы он просто встал пораньше или вышел в уборную – тогда бы подушка хранила его тепло и запах. Но рядом с ней лежала холодная, чужая и безликая постельная принадлежность. С тех пор это повторилось еще несколько раз. А в те ночи, когда он все же приходил домой, ей казалось, что ему неприятны ее прикосновения и своим обостренным женским чутьем Даша чувствовала, что его лучше не трогать. “Долли, я совершенно вымотан, было сложное выступление”, - не особо стараясь оправдаться говорил он, и отвернувшись засыпал.

“Сегодня мы наконец-то поговорим”, - удовлетворенно напомнила себе Даша, открывая спиной дверь в кафе и отряхивая капли с зонтика на улицу. “Надеюсь он заметит мою записку на столе”.

-- Ну наконец-то! - вскричал хозяин, выглядывая с кухни. Сегодня много посетителей, скорее переодевайся и иди в зал.

* * *

Несмотря на обычную после смены усталость, Даша шла домой очень решительно. Утром, когда она уходила, Джейкоб еще спал и она оставила ему на столе записку: “Нам нужно поговорить о наших отношениях. Дождись меня”. Продолжая мысленно составлять в голове слова и фразы, которые скажет ему, Даша подошла к дому. “Мы все выясним, он поймет, что так нельзя и все станет как прежде”. Дашка была полна надежд.

Дом встретил непривычной тишиной. Люди искусства разошлись по своим работам и выступлениям или же спали за закрытыми дверями. Дверь в их с Джейкобом комнату почему-то была приоткрыта. Даша несмело вошла, словно ожидая увидеть незнакомого человека. В комнате никого не было. Она была как-то по-особенному пуста, будто из нее вынули жизнь. Даша даже сначала не сразу поняла, что произошло. Она подошла к столу, ожидая увидеть там свою записку. На столе лежал клочок бумаги, на котором почерком Джейкоба было нацарапано: “Прости, так больше продолжаться не может, наши отношения зашли в тупик, я нашел новую квартиру, со мной все будет в порядке”. Даша в ужасе отбросила от себя обжигающие непонятные слова. Бумажка приземлилась на пол рядом с ножкой стола, где уже лежала аккуратно сложенная написанная ей самой утром записка.

Она не знала сколько просидела так, на кончике кровати с неестественно напряженной спиной, ощущая себя жертвой лоботомии и бессмыслено глядя в одну точку, как вдруг зазвонил телефон. “Яша, Яшенька!” - мгновенно пронеслась в голове мысль. Она стала судорожно рыться в сумочке, пытаясь найти телефон.

-- Сейчас, сейчас, только не бросай трубку, - в панике уговаривала она.

Наконец она просто вытряхнула все на кровать, выхватила телефон из кучи бумажек и футляров с губной помадой и замирая произнесла:

-- Алло?

-- Даша, это ты? - спросил незнакомый мужской голос по-русски.

-- Да... - растерянно ответила она.

-- Ты не узнаешь меня? - немного смущенно спросил собеседник на той стороне.

-- Простите, я... Нет, не узнаю.

-- Дашка, это же я.

-- Александр Николаевич? - обалдело предположила Дашка. -- Это вы?

-- Ну что ты так официально, по отчеству, на “вы”, после того, что между нами было? Да, это я, - он засмеялся счастливо. -- Дашка, я не могу поверить, что наконец-то нашел тебя, что слышу твой голос и это правда ты.

Они помолчали. Конечно же Даша помнила его. Перед ее отъездом в Америку между ними случился короткий, но бурный роман. Она не особо жалела тогда о разрыве. Ей казалось, что у их отношений нет будущего и вообще они полузаконны: он преподаватель, она студентка.

-- Понимаешь, мне тут профессора дали, - опять засмущался он, - Ну и пригласили читать лекции в Университете Лос-Анджелеса. Контракт подписал.

-- Я всегда в тебя верила, и знала, что тебя ожидает большое будущее. Вот правда, я не обманываю, честно-пречестно, - разгорячилась Дашка и даже на минуту забыла о своем растоптанном сердце.

-- Дашка, как же долго я тебя искал! Ты тогда уехала - я запил. Да. Впервые в жизни, знаешь. Но я нисколько на тебя не обижаюсь, что мы оба тогда понимали. Я следил как мог за твоей жизнью через знакомых. Потом потерял тебя из виду. Да и надежду встретиться потерял. Дела, диссертация, научные работы. Закрутился. И вдруг это... Я как узнал, что есть вакансия в лос-анджелесском университете – ухватился сразу. У меня снова надежда появилась. Дашка, я невыносимо хочу тебя увидеть. Хотя мне немного страшно. Я старый стал совсем и даже, кажется, растолстел.

Дашка рассмеялась. Он всегда мог ее рассмешить.

Он продолжал что-то говорить, рассказывать о своей жизни, распрашивать Дашу об ее. Слезы неожиданно хлынули из Дашкиных глаз. Все напряжение последних месяцев выливалось из нее соленым водопадом.

Александр Николаевич замолк, почувствовав неладное.

-- Даша, не плачь, - тихо, но настойчиво сказал он. - Не надо, правда.

Она всхлипнула от неожиданной доброты в его голосе.

-- Послушай меня. Я приеду, я обязательно приеду. Скоро. И все будет хорошо. Вот увидишь. Жизнь только начинается.


Photo taken by Bobak Ha'Eri