Глава 15. Просто психология, или Неужели это напис

Бескрайнов предложил Надежде встретиться, и она, как обычно, пригласила его к себе домой. Дома была и тетя.

— Здравствуй, здравствуй, молодой человек! Что-то быстро вернулся, а говорил до осени,— с порога при-ветствовала его Нина Ивановна.

— Так получилось…

— Привет, Иван! — Спасла его от дальнейших объясне-ний Надежда.— Пойдемте ко мне.

— Ну, поболтайте, поболтайте,— вослед им сказала Ни-на Ивановна.

Они перешли в комнату Надежды.

— Как отец? — спросил Бескрайнов.

— Ничего, все бегает, решает мои вопросы, которые придумывает сам,— заботится. А как ваша бабушка?

— Бабушка в своем амплуа, дай ей Бог здоровья.

— Что, достала?

— Нет, просто бабушки никогда не перестают быть ба-бушками… Как вы проводили все это время?

— Я должна дать отчет?

— Нет, нет… Я просто так…

— Посещала разные тусовки, была в театрах, на концер-тах, в музеях,— все, как вы учили…

— А нашли своего суперделового мужчину, которому могли бы подарить свою любовь?

— Я никого не искала, не ищу, и не собираюсь искать, и любить никого не собираюсь.

— Я не в том смысле, чтобы прямо искать… Но вы же хотите, чтобы рядом с вами был мужчина-управляющий?

— Да, но он должен найтись сам!

— Разве так бывает?

— Если человек хочет, все будет!

— Не все происходит по воле человека…

— Вы там случайно не уверовали? — спросила Надежда, поправляя воротничок белой блузки.

— Ну, что вы…

Они немного помолчали. Бескрайнову хватило недавнего диспута со Светогоновым, и он не хотел повторения этого с Надеждой, поэтому сказал:

— Я тут недавно прочел одну интересную книгу по пси-хологии. Скажите, у вас была строгая мать?

— Да, а что?

Из той книги Иван знал, что психика  человека  формируется в детстве и во многом определяется соотношением ха-рактеров родителей. Вот он и попросил Надю рассказать о своем детском их восприятии.

Она любила подобные темы и с большим удовольствием поведала ему о своей матери, которая действительно была строгой и серьезной женщиной, никогда не смеялась и не любила шуток, анекдотов и розыгрышей, от которой дочь, даже в раннем детстве, не видела тепла, нежности и ласки, а уж после и подавно. Когда Надя была подростком, та наво-дила порядок в ее комнате так, как хотела, а уж о том, чтобы побаловаться дома или на улице, и речи не могло быть, в своем присутствии она этого не позволяла. Отец же боялся матери, боялся даже слово против сказать. Но это вовсе не мешало ему втихую увиваться за каждой юбкой. Жена знала об этом, страдала, но гордость и характер не позволяли ей даже намекнуть ему. При ней же отец был тише воды, ниже травы и делал все, что та ему говорила.

— Все, как в учебниках,— сделал вывод Бескрайнов.— У строгой, а порой и жесткой, матери и мягкохарактерного отца сын всегда, впоследствии, страдает комплексом непол-ноценности, а дочь даже превосходит мать в своей силе и неуважении к мужчинам.

— Так вот зачем вы выспрашивали меня о родителях,— чтобы подвести к тому, что я плохо отношусь к мужчинам!

— Вовсе нет, просто это психология.

— Все просто, что непросто…

Они замолчали. Вдруг Иван увидел лицо Анастасии. Нет, это было не видение, он увидел ее внутренним взором, вспомнив о ней. Они виделись совсем недавно, и образ ее хорошо запечатлелся у него в памяти. Анастасия смотрела на него своими большими голубыми глазами, светло-русая коса была перекинута через плечо. Сейчас он невольно сравнил их, Надежду и Анастасию, и ему стало скучно (ску-ка почему-то усиливалась от белой блузки, отметил он), ста-ло не о чем говорить, захотелось уйти. «Что это вдруг Ана-стасия, с какой стати, ведь я совсем не знаю ее?» — подумал он в замешательстве. Значит, было что-то в ней такое, осо-бенное, если она возникла перед ним теперь, после анализа им причин, сформировавших Надин характер.

Неловкое молчание все продолжалось,  пока Нина Ивановна не пригласила молодежь пить чай. Бескрайнов из вежли-вости остался. Пришел Георгий Иванович, и они все вчетве-ром еще поговорили о том о сем. Иван простился наконец, пообещав зайти на следующей неделе, и ушел.

Он понял, что образ Надежды блекнет в его душе по сравнению с тем, другим образом, представшим сегодня.

… Мысли об Анастасии не выходили у Бескрайнова из головы. Всю дорогу домой и дома, что бы ни делал, он ду-мал о ней. «Есть ли на свете такая женщина, которая любила бы меня всю свою жизнь, невзирая ни на что?» — вертелось у него в голове. И, как бывает у творческих натур, его не покидало желание запечатлеть образ Насти, выразить с помощью искусства, дать выход напряжению чувств, вызванных ею.
Иван метался по квартире, брался за карандаш, начинал что-то наигрывать на гитаре, записывал целую стихотворную строфу, тут же зачеркивал ее, писал еще, рвал бумагу… Так в порывах и метаниях прошло около двух часов, в итоге он обессиленный упал на диван и лежал, глядя в потолок, словно там пытаясь найти творческое решение, но или не находил его, или не знал с чего лучше начать.

Чувство презрения к себе ядовито-зеленой волной под-нималось в душе Ивана. Ему идет уже тридцать второй год, а он до сих пор не может ни на чем сконцентрироваться и что-то создать. «Почему я всего боюсь? Почему чье-то слово производит на меня такое большое впечатление?» И еще Бескрайнов знал, к тому же, что его бедой было чрезмерно развитое воображение, когда он, вдохновленный замыслом, начинал представлять себе весь творческий процесс поэтап-но вплоть до результата. Воображение его было так быстро и живо, что сознание воспринимало этот виртуальный про-цесс творения, как реальный. И получалось, что Иван уже создал свое творение, создал быстро, оно получилось хоро-шим, и он получил признание. Казалось, теперь воодушев-ленный этим воображаемым успехом Бескрайнов должен бы приступить к его реальному претворению в жизнь, но вот тут-то и начиналось главное. От активной игры фантазии творческая энергия, так необходимая для реализации замыс-ла, куда-то полностью улетучивалась, и он, опустошенный, уже не в силах был что-то начинать в реальности, ему пред-ставлялось это тяжелым и трудным, и в поисках новых впе-чатлений, то есть новых источников энергии, Иван пере-ключался на нечто другое.

Вот и сейчас с Иваном происходило то же самое. В мыс-лях он уже сделал фотопортрет Анастасии, и прекрасный; написал талантливое стихотворение, посвященное ей, сочи-нил к стихам задушевную музыку и спел эту песню под ги-тару, вызвав бурные аплодисменты воображаемой публики.

Бескрайнов встал, и на глаза ему попался альбом с ре-продукциями картин известного художника, который он смотрел вчера и оставил раскрытым на одной картине, поразившей его. Она передавала неповторимый колорит и неба, и леса, видимо, в октябре — каждое дерево, каждый листочек жили своей особой жизнью — и, в то же время, создавала чувство единства всего со всем. А женщина и мужчина как выписаны! Сразу на ум приходит мысль, что любовь сама создает красоту и находит ее вокруг. Гениально!

Но откуда художник взял эти краски, эти тона и полуто-на, эти переходы, как он мог так запечатлеть мимику, взгля-ды, жесты, движения и все, что создало этот шедевр? Кто дал ему все эти умения? Неужели этому предшествовал дли-тельный период напряжения воли, упорного, тяжелого труда по отработке отдельных приемов, обретения техники, неужели понадобилось перевести горы материала, чтобы научиться так писать, чтобы одним еле заметным движени-ем, штрихом, мазком сделать картину такою, трогающей душу? «Но ведь и у меня есть и горение, и чувство прекрас-ного, и умение сделать оживляющий, заставляющий чув-ствовать «штрих» и «мазок», будь то слово или игра свето-тени. Почему же все это не реализуется в произведения, куда уходят все мои силы?» — думал в отчаянии Бескрайнов.

И тут он вспомнил, как один мудрый человек говорил ему: «Познай себя, познай, кто ты и для чего пришел на этот свет. И береги энергию, ведь если ты получил свыше спо-собности и таланты к поэзии, то не нужно собственную жизнь превращать в жизнь своего сиюминутного лирическо-го героя, а, наоборот, наблюдая жизнь, переносить ее смыс-лы в свои произведения».

Иван выдвинул ящик письменного стола и стал переби-рать бумаги. Вот он достал папку, раскрыл ее и начал по одному перекладывать из нее  на  стол  печатные  листы.  Но вдруг собрал их и положил обратно. Потом достал откуда-то снизу толстую старую тетрадь, исписанную синими чернилами, полистал ее, вернулся на первую страницу и прочел:

«Я буду ежедневно и ежечасно служить людям, творить добро своими делами, словами и мыслями. Только ради это-го стоит жить, в противном случае это будет не жизнь, а су-ществование. А существовать я не хочу, лучше тогда не жить вовсе. Помощь людям ради Добра, Истины и Красоты, что может быть лучше и благороднее такой жизни. Отныне день за днем я буду жить так!»

Это был его дневник, запись была датирована пятым сен-тябрем 1996 года, тогда ему, студенту третьего курса инсти-тута было девятнадцать. С тех пор прошло почти тринадцать лет, и вот он снова держит в руках свой старый дневник.

«Неужели это написал я?..— подумал Бескрайнов.— И после этого ничего не сделал, ни-че-го за все эти годы!..» На новой странице он поставил дату: 10 июля 2008 года, желая, видимо, что-то написать, однако… погасил свет, подошел к окну, отдернул штору. Уже была ночь, безоблачное небо было усеяно звездами, теми же самыми, что и тогда, когда Иван писал эти  строки. Но разве он думал, что у него будут свидетели, да еще такие!? Сколько они повидали на своем веку, слышали слов, обетов, клятв. Есть поговорка: «Что написано пером, не вырубишь топором». Почему древние знали это? Может быть, они знали о Книге Жизни и Книге Мертвых? По преданию в Книгу Жизни записывается все из жизни человека. Свет отражается и уходит во Вселенную, и так же, как свет от звезды идет и после ее потухания, так и с поступками и делами человеческими — в пространство постоянно уходит его персональная «кинолента» со всеми подробностями. Но и мысль имеет волновую природу, и еще более тонкую, чем свет. Значит, транслируются и наши мысли, и наши желания. А если это так, то, может быть, где-то, среди звезд, находится и записывающее устройство — вот тебе и Книга Жизни!

Холодные огни уличных фонарей бесстрастно светили в свой последний ночной час. В одном из окон крепко спящего дома напротив горел огонек. Может, там кто-то страдает или радуется, может, мечтает, любит или жалеет себя. Воз-ник образ, что ночной порою сны витают над домами и  молча разговаривают со звездами. А может и правда?

Иван включил свет, положил тетрадку в стол, постоял немного в задумчивости  и решил, что утро вечера мудренее.

© Шафран Яков Наумович, 2020