Глава 16. У каждого по-своему

Бескрайнов получил письмо от бабушки.

«С днем рождения тебя поздравляю! Как ты там, Ванюша,— писала та.— Зачем уехал, посидел бы дома, и обошлось бы. И день рождения отметили бы по-семейному. А то побыл неделю, и снова тебя нет. Пять лет, внучок, не было, и опять нет. Приедешь ли? Соскучилась ведь! Настя с Верой часто вспоминают тебя, переживают тоже, что так вышло. Ты им интересен. Не хочешь выбрать кого из них себе в невесты? Я так думаю, Анастасия тебе бы больше подошла, серьезная, характерная девушка, не в пример сестре, той бы только посмеяться да пошалить. А вот Настя… Как бы я была рада, может, бог даст, до правнуков доживу. Степан Алексеевич о тебе тоже вспоминал. Ты уж прости его, не любит он людей не при деле. Ну, у каждого свои принципы, не обессудь. Да и то, может, в его бизнесе поработаешь, если захочешь, я с ним говорила, он не против, или другое дело у нас найдешь. А между прочим будешь сочинять, писать, музицировать, кто мешает, подумай, Иван! И Виктор Анатольевич о тебе спрашивал, известный писатель у нас, тоже может помочь напечататься. Наверное, есть уже что-то готовое, сколько лет-то, чай, пишешь? Ребята из литобъединения и подруги Настины собирались снова у Анастасии, пели песни свои, читали стихи, рассказы, жалели, что не было тебя. Приезжай, Ванюш, приезжай, поживи хоть лето, а захочешь и вообще оставайся, комната у тебя своя, отдельная, будешь всем доволен. Твоя бабушка».

Бескрайнов ходил по Тверскому бульвару и по соседним улицам до позднего вечера. Ему так хотелось ни о чем не думать, но мысли все время возвращались к письму бабушки и к Анастасии. Как и обещал метеопрогноз, пошел мелкий, затяжной и какой-то мрачный, серый дождь. Навстречу ему, словно понурые тени, шли люди с зонтами, погруженные в себя, в свои проблемы и мысли. Вдруг среди туч, будто сме-ясь над дождем, выглянуло солнце, а рядом с ним — кусок синего-синего неба. Дождь перестал, и откуда-то на тротуар неожиданно высыпала детвора. Но вот уже нет ни сини, ни солнца, снова сомкнулась хмурь с хмарью, и вокруг, кроме дождя и утомленных людей, снова ничего и никого не было.

Бескрайнов зашел в кафе. В прокуренном зале он про-брался к единственному свободному столику. Играла музы-ка, стоял гул непрерывного говора, но Иван так устал, так хотелось отдохнуть, что его ничего не раздражало сейчас.

— Простите, у вас свободно?..— вдруг раздался над ним голос.— Ба, да это ты, Ваня?!

Бескрайнов поднял голову и увидел своего хорошего знакомого в бытность свою студентом.

— Привет, Валерий! Тоже от дождя забрел?

— Да, зонтик не взял… Ну, как ты, где ты, как успехи?

— Работаю, работаю…— нехотя ответил Иван, и поду-мал: «Ну, все, сейчас начнется!».

— А где, если не секрет?..

— Ну, понимаешь… Процесс… вдохновение…

— Понял… Иван, я всегда говорил, что у тебя талант, еще в те годы это было видно. Да поболее, чем у кого-либо. Но и тогда я говорил — лень и разбросанность тебя погубят! Но хоть что-то удалось?

Бескрайнов отшутился.

— Все также паясничаешь… Нет, я спрашиваю, написал что-то, опубликовал? Фамилии твоей не встречал, но, может быть, псевдоним…

— Все в процессе подготовки…

— И этот процесс длится уже двенадцать лет…

Иван промолчал, но видно было, что разговор ему крайне неприятен. Еще в студенческие годы Валерий его сильно раздражал своими поучениями.

— У каждого по-своему…— наконец выдавил он, изви-нился и, наскоро простившись, вышел из кафе.

Встреча сильно выбила Бескрайнова из колеи. Снова мысли о своей жизненной  неполноценности закружились в сознании. «А есть ли у меня вообще талант? — подумал он.— Может, отсутствие его, бесталанность — это даже хорошо, намного лучше маленьких способностей. Что толку в самообмане? — Одно издевательство над собой, нелепая жизнь! Не лучше ли будет, если успокоиться?»

Стараясь освободиться от этих мыслей, он не нашел ни-чего лучшего, как выпить в первой же встречной «забега-ловке». Тепло разлилось по всему телу, а дурман по созна-нию, ушли прочь до этого волновавшие мысли и вопросы,  и Иван отдал бы сейчас и жизнь свою, и душу свою дьяволу, лишь бы не думать ни о чем, и сохранить навсегда это без-думное животное счастье. И он хорошо добавил выпивки.

… Много ли, мало ли прошло времени, когда Бескрайнов очнулся на лавочке в каком-то сквере. Часы показывали че-тыре утра, и была та самая темная пора, когда за два часа до рассвета нет луны. Не видно ни зги, и темнее уже быть не может. К этому времени потухли все огни, и не было свето-вого зарева над городом. Не проблеснет ничего лишнего, случайного на ясном, очистившемся от дождевых туч небе. Только звезды холодно скучают в вышине без восторжен-ных, задумчивых, молящих и ждущих глаз людей, обращен-ных к ним по вечерам, где нет городских огней. Солнце еще далеко за горизонтом, поэтому нет ни намека на какое-то просветление на северо-востоке небосклона. Да, темно по эту пору. И тем желаннее рассвет, тем более волнительно ожидание первого проблеска, даже чуть заметного свечения. Душа ждет этого, как озарения, нового рождения, воскресе-ния. Все силы телесные и духовные, находившиеся на спаде, потихоньку подтягиваются к линии старта, чтобы с первым намеком на рассвет изготовиться и по сигналу пробившегося из-за горизонта луча броситься на дистанцию дня, в новую жизнь. И стоит вытерпеть эту тяжкую полосу темного вре-мени, чтобы пережить долгожданный рассвет. И пропеть в душе вечный гимн: «Да здравствует солнце!» Но это только для тех, кто вытерпит и дождется.

… «А не поехать ли и впрямь в Зареченск, и закрутить там роман с Анастасией?» — подумал Бескрайнов, и, кач-нувшись, треснулся своей хмельной головой о ствол расту-щего рядом с тротуаром дерева.

— Блин…— проговорил он и понуро побрел к метро.

© Шафран Яков Наумович, 2020