Оклик

- Иван Иваныч!

Иван Иванович сбавил шаг и неспешно обернулся на оклик.

- Иван Иваныч, здравствуйте! Думаю – вы, не вы? И ведь не сразу узнал…

- А вот я Вас что-то не припомню…

- Ещё бы, столько лет прошло! Виктор Петрович я… ну, Витька, - человек в спортивном костюме улыбнулся.

- Подожди, подожди-ка, - Иван Иванович наморщил лоб. В его сощуренных от напряжения старческих глазах замелькали карточки прошедших событий, застывших в самых разнообразных эмоциях лиц и силуэты людей, в большом количестве встречавшихся в его долгой жизни.

Вдруг седая щётка усов дёрнулась, округлив рот:

- Витька! Виктор… Виктор… Петрович?

- Можно просто Витька, - рассмеялся Виктор Петрович, - время-то ушло, а разница в возрасте осталась!

- Вот так встреча! Что ж в такую рань в лесу? – удивлённо вскинул густые брови Иван Иванович.

- Да вот… Бегаю понемногу, - смущённо оправил спортивную куртку Виктор Петрович, - а вы тут какими судьбами?

- Не спится что-то. Давай пройдёмся, - предложил Иван Иванович, решительно указывая на дорожку, усыпанную сухими осенними листьями.

Листва приятно зашуршала под ногами. Бабье лето выдалось необычным - берёзы почти оголились, а суровые дубы ещё стойко удерживали резную листву, подперев небо сильными руками. Редкие очерченные облака холодно-синего неба, почти касались верхушек деревьев. Тонкая паутина с нанизанным жемчугом росы сверкнула лучами восходящего солнца.

- На дубах много желудей, ждите много снега перед Рождеством, - прервал затянувшееся молчание Виктор Петрович.

- Да-да, - неопределённо кивнул головой Иван Иванович, и, словно очнувшись, продолжил, - так как поживаешь, Витя? Ты ведь тогда пропал неожиданно, всем коллективом не знали, где искать. Владимир Эдуардович хотел даже подключить своих. Понимаешь? А ведь способный был, эх-х-х, способный… Серьёзные планы были на тебя.

- Всё понимаю, - с сочувствием ответил Виктор Петрович, - но, как говорится, пути Господни неисповедимы.

- Ну что ты Витя, снова за своё, - мягко поморщился Иван Иванович, - человек сам хозяин своей судьбы.

- Может быть. А возможно только считает, что сам, - улыбнулся Виктор Петрович, задумчиво глядя перед собой.

- Ох, Витя, опять загадки… Впрочем, ты всегда был странным. А помнишь, сколько сил в тебя вложили? Пришёл к нам желторотым, ничего ведь не умел. Научили же кое-чему?

- Спорить не стану, научили.

- Вот-вот. Столько знаний вложили, а ты… - Иван Иванович неопределённо махнул рукой, - кстати, после того случая, по языковой и профессиональной военной и политической подготовке осталось всё так же, как на факультете восточных языков, плюс специальные дисциплины.

- Слышал, - понимающе кивнул Виктор Петрович, - некоторые из нас тогда даже обижались на вас, но потом, по прошествии времени, были вам только благодарны и вспоминали с большой теплотой.

- Ещё бы, ведь мы учили патриотизму, любви к стране и её Вооружённым Силам, высокой ответственности и самодисциплине.

- Иван Иваныч, что изменилось после того случая?

- Знаешь, Виктор, - его губы слегка сжались, - практически со второго курса слушателей нашего факультета стали отправлять в заграничные командировки. Ужесточился контроль. Началось всё с арабо-израильской войны в июне 1967 года. Потом была Чехословакия в 1968, когда часть испанской группы, как говорят, «перевернули» на чешский язык. Ездили также на Кубу.

- А помните участие в разведывательных полётах на самолётах Ту-95 над Атлантикой и Тихим океаном, где размещались крупные соединения ВМС США. Ведь нам удалось их зафиксировать.

- Разумеется. Наши продолжили работать на направлениях в соответствии со страной избранного языка. Это были группы войск, округа и флоты. Преимущественно выпускники работали в политуправлениях. Отмечу, что низшая должность инструктора дивизии по спецпропаганде, на которую назначали, была майорской. Для выпускника-лейтенанта пойти на майорскую должность - очень почётно. То есть сама должность была статусной и важной. Вот так то, Виктор, - со значением заключил Иван Иванович.

- А как сложилась ваша судьба?

- В 1971 с немецким языком я был отправлен в Группу советских войск в Германии и практически прошёл все ступеньки служебной лестницы, которые должен пройти спецпропагандист. Занимался вопросами укрепления боевого содружества с Национальной народной армией ГДР и, естественно, спецпропагандой. Всегда считал очень важным вопросы укрепления её материальной базы - технической оснащённости. Потом, как это нередко бывает, занялся преподавательской работой, заведовал кафедрой в Военном университете. Между прочим, в звании полковника запаса, – бросил серьёзный взгляд Иван Иванович.

Они остановились. Далее, просека упиралась в грунтовую дорогу, кое-где поросшую пучками ещё зелёной травы, и исчезала. Лес кончился. Поле вдоль дороги было убрано и ощетинилось буро-жёлтыми рядами колючих остатков пшеничных стеблей. Они молча постояли некоторое время - один скрестив руки на груди, другой за спиной - и смотрели вдаль. Потом, не сговариваясь, развернулись и направились обратно.

- В процессе обучения корректировался список преподаваемых дисциплин, - продолжил Иван Иванович, - так, в него вошли такие предметы, как ораторское искусство, представляешь, был оборудован даже целый класс по нему. А также теория массовой коммуникации, роль СМИ и некоторые другие прикладные науки, имеющие отношение к спецпропаганде. Во главу угла было поставлено преподавание принципов и методов морально-политического изучения личного состава и населения, и, конечно, способов воздействия на него.

- Это больше всего повлияло на моё решение, - вздохнул Виктор Петрович, - можно сказать, было последней каплей. Не смог себя убедить, что имею право грубо воздействовать на сознание людей в своих интересах.

- Допустим, не в своих, а в интересах государства. А как прикажешь поступать, ведь людская толпа хаотична, и даже опасна без контроля!

- Можно поступать с любовью, через веру в Бога.

- Ну-у, это все разговоры, Витя, - протянул Иван Иванович, - любовь-морковь, а взглянешь – и нет твоей любви нигде. Один холодный расчёт. Дай двум голодным один кусок хлеба – глотку друг другу порвут. Сохранить мир на Земле можно только силой!

- А можно ли силой создать мир?

- Конечно.

- Это будет не мир, а концлагерь.

- А что ты хотел? Каждому своё. На то и существуют социальные прослойки. Равноправия никогда не было и не будет. Сила, власть, деньги – ты на коне, а если нет этого, значит, конь на тебе, - хихикнул Иван Иванович.

- Хорошо, - тон Виктора Петровича стал решительнее, - я тоже пример приведу, только без коней.

- Валяй! – ухмыльнулся Иван Иванович.

- Красота золотая вокруг, глаз радуется, - прищурился тот, неспешно оглядываясь, – а для кого она, богатых или бедных? Осень на дворе, а птица щебечет, услаждает слух, для кого она поёт – праведников или грешных? Терпкий аромат опавших листьев – для хороших или плохих? Плоды созрели, любой человек может сорвать яблоко и насытиться. Любой, понимаете, Иван Иваныч?

Иван Иванович молчал, отшвыривая тростью крупные листья тополя.

- Солнце светит каждому из нас, - неторопливо продолжал Виктор Петрович, - каждому дарит хорошее настроение, каждому направляет тепло, вне зависимости от заслуг, образа жизни или духовного развития. Просто для каждого. Вот это и есть Божия любовь. Бог каждому из нас даёт шанс, на каждого надеется. Что бы не совершил человек, солнце не перестанет ему светить. Так и Господь, до последнего нашего вздоха даёт нам шанс на покаяние и исправление. Господь не делит нас по сортам, все мы - дети Его. Мы все важны Ему, каждый из нас.

- Неужели? – усмехнулся Иван Иванович, - а отчего живут все по-разному? Пусть твой Бог сделает всех счастливыми! Вот прямо каждого счастьем и наделит!

- Вы не кипятитесь, друг мой, - мягко улыбнулся Виктор Петрович, - желает ли человек истинного счастья? Бог наделил человека свободной волей, и тот сам выбирает – быть с Создателем или пойти против него. Поскольку страдает, нарушая Закон Божий.

- Ага, раскусил я твою любовь, - довольно заметил Иван Иванович, - а зачем Бог дал мне свободную волю, если сам же за неё и наказывает? Извини меня, но получается вселенская подстава! Потерял ты сноровку, Витя, потерял…

Довольный победой, Иван Иванович с силой проткнул красноватый лист, насадив его на трость. Прижав подошвой край листа, резко дёрнул тростью.

- Ответьте, Иван Иванович, что лучше - слушать пение птиц или ругань? Радоваться ближнему или злословить? Попытаться понять человека или осудить?

- Скорее, первое…

- Вот вы и сделали свой свободный выбор. Совершая плохой поступок, мы отворачиваемся от света, словно выходим из освещённой комнаты в темноту. Более того, мы начинаем бояться света, ведь он обнажает то, что мы пытаемся скрыть в душе. Мы несёмся в суете, упиваясь грехами, предаваясь страстям. Бог в каждом листочке, но хотим ли мы видеть Его? Бог в дуновении ветра, но мы отворачиваемся, не желая Его ощущать. Отказываясь от светлого, доброго, от любви, мы сами выбираем противоположное.

- И почему же мы отказываемся?

- Мы выбираем приземлённое, мимолётное, никчёмное, потому что это склонны ко греху. Гордыня - самый страшный грех, но её мы используем как основу своей жизни.

- В таком случае не пойму, почему Бог не уничтожит гордыню?

- Встречный вопрос - почему бы нам самим не отказаться от гордыни? Бог не уничтожитель, Он – любовь. Если мы отходим от костра в ночи, то теряем тепло и свет, лишаем себя защиты и пропитания.

- Ну, знаешь, легко тебе рассуждать… - опустил голову полковник в запасе.

- Скажите, Иван Иванович, в чем вы видите смысл жизни?

- Смысл жизни… Не простые вопросы задаёшь. Наверное, смысл в том, чтобы просто жить.

- А если просто не жить, тоже есть смысл?

- Не знаю.

- Смысл жизни, как мне кажется, в познании любви, в стремлении к Богу. Бог – это тот костёр. Учиться любить. Да, именно учиться. Будет любовь – будет и прощение, и мир в душе, и радость. И Господь Сам показывает пример любви, в каждое мгновение жизни – всё для нас и ради нас. Вот и должны мы с Божией помощью направить свою свободную волю на исправление. Сами должны, волшебник не прилетит.

- Даже на Ту-95? – улыбнулся Иван Иванович.

- Даже так, - рассмеялся Виктор Петрович.

- Ну, что это мы все об одном… Сам-то как? Семью завёл?

- Женат, трое детей. А вы?

- Был два раза. Детей нет. Да что эти бабы, глупые они все, правда? – в голосе Ивана Ивановича появилась надежда.

Но ожидаемой перемены в лице собеседника он не увидел. Молча прошлись до развилки. Постояли. Первым начал Виктор Петрович.

- Иван Иванович! Рад был встрече, но разрешите откланяться – служба. Не имею права опаздывать.

- Так ты служишь?!

- Да.

- Что же ты сразу не сказал? – возбудился Иван Иванович, - небось, в закрытой воинской части? В каком звании? Награды имеешь?

- Звание у меня простое. Протоиерей. Ну, а что награды? Орден, медали имеются, грамоты Патриаршие. А «часть» наша открыта для всех, приходите и вы, Иван Иванович.

- Дак как… - в глазах его смешались недоверие и интерес, - я и не умею ничего. С чего начать-то?

- Это дело поправимое. Научим. А начнём с причастия.

В то утро, у Ивана Ивановича началась новая жизнь. Стоило прожить такую долгую, интересную, местами опасную жизнь, чтобы прийти к истиной жизни, открыть для себя новый, неизведанный мир. Мир, который управлялся непривычными методами и подчинялся иными законам. Мир этот необъяснимым образом призывал его, и чувствовал Иван Иванович, что скоро, уже совсем скоро, получит ответ на вопрос. Ответ, который искал всю жизнь