Понимание

Белые обои его комнатушки здорово умели удерживать собой свет, делая комнату иссиня-прозрачной для удобного пребывания в ней. Все четыре стены напоминали ему заснеженную площадку яблочного сада, по которой своей аккуратной нетревожащей походкой ступает мороз, и больше никто. Сквозь летние окна этими белыми обоями он ощущал приближение осени. Краски не ложатся на холст с прекрасным, так и его комната не имела больше того, чем он смог ее украсить по своему воображению. Пара предметов мебели одиноко ютилась под большим никогда не включающимся телевизором. Пол был выкрашен в непонятный цвет, и по материалу состоял из неведомых искусств, на ощупь подошве его стоп даря ощущения ласкания и прозрачной чистоты. Потолок его ему был не знаком. Он не смотрел выше своего лба, не искал захватывающих приключений с пятой поверхности, статично ограничиваясь понурым взглядом вниз, происками пола.
Он лег на кровать, убого подпирающую угол комнаты, словно та была склеена плохим ПВА. Его мозг визуализировал лишь то, что невозможно было материализовать. Однако одним явлением он восхищался, дарил оды ему, восхвалял до небес. Устремив свой взор в белую мякоть пустыни комнатных стен, он принимался гонять паутинки, которые дарили его взгляду стоны сотен высших сил. Он видел в них узоры прекрасного, что так перманентно окутывали его стан. Он шептал дары богам, он ставил свечку ниже пола, он провиденью челом бил, за то, что паутинки окутали его. Эти мушки флиртовали с ним. Они убегали от его взгляда, не давая прикоснуться, словно он это смерть, а они - он. Он целовал их в лоб, он грел им воду в тазе, только бы они согревали его теплом. Но мир страждущих неведом проникновенному сочувствию миодезопсии, и время игр вышло, оно его обошло.
Лежа на кровати, гладя себя простынями, он, убаюканный собственным артериальным пульсом, приготовился уснуть. Во сне он вновь перенесется из богатой комнатушки в заброшенное помещение нежилого дома. Там, лежа в рванье, укутавшись поглубже в подобие тряпок, он будет согреваем от трещавшего кострища. Зимние вечера особо холодят цементовый пол, и нет роли для смущенья в этом акте неблагородной мерзлоты от огня, что с бочки так некультурно показывает пламени языки. Беспардонность.
Невежеству страхи неизвестны. Он будет лежать во сне, в том самом странном сне, и ноги его чернушные своим тлением гниения не замарают попытки вырваться оттуда, сплюнуть крючок с удочки иллюзий, ртом ловя воздух, словно его нет. Рта.
И вот, сложив печаль в свой саквояж, он в очередной свой раз стал узником своего же сновидения. Бочка с огнем освещала кирпичные несущие, подсвечивая заодно бока его апатичности. Почему ему не хочется встать с этого места, разрушить шаблон постоянства, убежать? Ноги ли тому виной, загрязненные гангреной? Или понимание того, что завтра всё вернет в круги своя? Он обречен на скудный сон, фантазией ведь тот не блещет. Ночь за ночью, сновидение за сновидением, его будет окружать один и тот же момент.
Но стоп, что это? Кто нарушил его покой? В полудреме, из-под полуопустившихся век он наблюдал, как два тела в защитных бежевых костюмах и масках-противогазах его пристально созерцают из-за запотевших стекол своих униформ. Сон улетучился, как военный, пытавший долго пленного, затем который, испив его крови, смахнул с себя кожу и улетел в царство звезд, на границе горизонта, ведь близится рассвет, а солнце своим светом предательски подчеркивает внешности лицо.
Они рассматривали его, что-то жестикулируя, а он лежал в кровати, ожидая дальнейшего развития событий. Наконец один из них что-то сказал, но защитное головное одеяние пропустило сквозь себя лишь приглушенное "бу-бу-бу". Они убили его сон, лишили времени блаженства, а он так хотел вновь там побывать. Лежа у костра часами, он ощущал себя той бочкой. Огонь пылал внутри него. Он представлял, прям во сне представлял, что он мог бы быть пропущенным вызовом, витающим в пространстве, ища своего абонента, кто бы его принял и приласкал. Всё, как в реальной жизни. Буквально всё.
Поняв, что он не понимает, один из гостей нацарапал что-то ручкой на листе. "Мир не таков, каким кажется на самом деле. Эта комната - иллюзия, а Вам пора принимать лекарства".
Он смерил их уничтожающим взглядом, словно вспахал огород. Да кто они такие, чтобы смели предполагать сомнения по его вменяемости? Весь космос за ним, вся душа нараспашку, изрыгающая зловония телесных красот. Лица, своим видом бьющие по темечку, синее солнце, что по расписанию впадает в кому свою. Он видел себя на оберточных бумагах, когда с него самого люди выжимали сок. Его жизнь, полна цветущих грез, его жизнь - альтруистическая эвтаназия. Он в своем взгляде ловит мимолетное тщедушие, что силой обросло, прячась по его теням. Он - гений своих романов, он герцог в сердце той мадам, что кистью с медом гладила его душу, по утру. И пусть реальностью она еще не нарисована, ему плевать, ведь он в душе моряк. А они - творенья нежеланного, они бесы в поводьях дьявольских лап. Им судьба - уйти на свалку, в бесконечных скитаниях. В поисках там самих себя.
Плюнув в их сторону, он махнул на них рукой. Превозмогая боль, подтянул ноги к животу. И отвернулся к стенке, дабы свет от кострища не смог помешать ему окунаться в сны.