М. Саидов. Папахи. Перевод А. Курбановой

               Покатистые склоны гор, долины с мелководными извилистыми речушками зацвели, как на загляденье. Луга переливались от множества одуванчиков, фиалок, первоцветов. Эта была пора перегона овец на летние горные пастбища. Аул Катанух просыпался, оглашая глухую тишину утренними приветствиями. Голоса чабанов, перегоняющих овец, лай и визг овчарок, блеянье ягнят сгоняли полусонную дремоту и у любителей  поспать.
               Дни перегона овец становятся большими фестивальными днями аульских волкодавов. Заламывая набок хвосты, рисуясь, волкодавы прохаживаются меж чабанских овчарок, знакомятся то с рябой сучкой, то с пестрой овчаркой. Вокруг волкодавов собираются ревнивые бульдоги, оберегая своих подруг. Но все кончается миром. Милые сердцу волкодавов гладкошерстные сучки уходят со своей отарой далеко в горы. После них не один беспокойный вечер и бессонный день проводят волкодавы в поисках мимолетной любви.
               Охраняя покой своих хозяев, ждут они терпеливо, размеренно и од-нообразно проводя дни до осени, пока не вернутся с гор отары и с ними те рябые, пестрые,  серые сучки, которые так приятно ласкались весной.
               В один из таких дней за волкодавом Алигаджи притащился шелудивый щенок. Алигаджи несколько раз пытался выгнать его со двора, но писклявый щенок разбудил весь двор душераздирающими звуками. Собрались соседи. Пришел на призывные звуки щенка и Имацци.
               – Нехорошо, почтенный Алигаджи, нехорошо! В твоем волкодаве щенок признал родного отца и пришел за ним, а ты лишаешь его  родительской  любви.  Сосед, это жестоко с твоей стороны, разлучать сына с отцом, – притворно печальным голосом проворчал Имацци.
               – Ах ты, негодник! Наверное, сам тоже на стороне нагулял, немало грехов совершил, раз находишь связи между нашей собакой и этим щенком, - с тростью в руках накинулась на Имацци старушка  Рабият.
               – Ну, что вы, соседи, для маленького щенка в огромном дворе места, что ли не хватает? – качая головой, жалостливо отозвалась бабушка Хункар.
               Алигаджи, пристыженному соседями, пришлось примириться с присутствием щенка в своем дворе. Более того: кормить его чаще, чтобы соседи  не обвинили его в бездушии.
               Благодаря щедрой руке Хамис щенок за месяц стал круглым и гладким, вместе с «отцом» угрожал чужакам. Вечерами  охранял не только двор Алигаджи, но и к соседям посторонних не  пускал.
               – Что же ты так старательно кормишь приблудного щенка? Лучше бы ты курицу накормила, та хоть яйца несет, – Алигаджи упрекнул жену.
               – У хорошего хозяина собака по чужим дворам кости не ищет, говорила моя покойная мать, – невозмутимо ответила Хамис.
               Однажды проходящий чабан заметил шустрого щенка.
               – Это ваш щенок? – спросил он у Алигаджи.
               – А что? – удивленно осведомился хозяин.
               – Я хотел обменять его на что-нибудь, если можно?
               Алигаджи чуть не сказал: «Бери даром», но вовремя успел прикусить язык.
               – А что вы  можете дать мне в обмен?
               – Хотя бы эту штуку, – показал чабан каракулевую шкурку.
               «Неплохо. Из шкуры хоть папаху можно сшить, а из щенка – ничего», – подумал Алигаджи и улыбнулся:
               – Согласен. Бери.
               Чабан так обрадовался щенку, как будто получил в дар коня.
               Алигаджи взял шкурку, еще во дворе три раза прикинул в уме, какую папаху можно из него сшить. На следующий день он отправился к Имацци.
               – Сосед, как ты думаешь, можно из этой шкуры папаху сшить?
               Имацци одними усами усмехнулся: «Как он не понимает, что из шкурки ягненка на такую огромную голову папаху не сшить…»
               – Можно, почтенный Алигаджи, – вздохнул шутник, одним глазом глядя на шкуру размером с двух ладоней, другим на облысевшую голову соседа.
               Алигаджи, довольный удачной сделкой, шел домой. Ободренный словами Имацци, он мурлыкал себе под нос песенку. Дойдя до порога, он вдруг остановился: «Может быть, из этой шкуры можно будет две папахи сшить? Это же неплохо, если сшить две папахи, чтобы на следующий год опять папаху не покупать», – воображая искусно сшитые новые папахи, Алигаджи вернулся к Имацци.
               – Уважаемый Имацци, нельзя ли из нее две папахи сшить?
               – Можно, – ответил Имацци и опять улыбнулся.
               «А три? – чуть не вырвалось от радости у Алигаджи. – Ладно, две тоже достаточно. На одной шкуре слишком разбогатеть не получится».
               Через день Алигаджи зашел к Имацци. Аульский шапочник, как и всем  катанухцам, сшил для своего соседа две папахи бесплатно.
               Алигаджи взял в руки одну из них, покрутил на указательном пальце.
               – Сосед, на мою ли голову ты сшил их?  –  искривив губы, обиженно посмотрел он на мастера.
               – Я думал, что ты заказывал папахи для своих внуков, – как ни в чем не бывало, ответил Имацци. – Ты же не сказал, на чью голову их сшить.
               – Как ты не понимаешь. Раз я заказываю, значит, на мою голову! Если заказываю две, так это тоже на мою голову нужно было сшить!
               – Не велика потеря, Алигаджи. Шкурка-то тебе почти даром досталась. Она была не так велика, чтобы от жадности мечтать о двух папахах.
Говорят, что приносится ветром, то им же уносится. Не печалься: шкурка твоя не пропала. Отнеси внукам эти папахи и обрадуй их.